1

Утром 20 января 1789 г. впереди показывается полоса земли на расстоянии около 30 морских миль. Это берег Нового Южного Уэльса! После пребывания в пути немногим более восьми месяцев (что было рекордом для того времени) флотилия достигает цели. Филлип плывет впереди с четырьмя самыми быстроходными судами, чтобы подготовить высадку в заливе Ботани; тихоходная «Шарлотта» идет последней.

Это тихий день со слабым восток-северо-восточным ветром, и судно движется к северу весь день, пока берег не становится отчетливо виден. Вечером заключенным — и мужчинам и женщинам — разрешают выйти на палубу, чтобы посмотреть на их будущее местожительство. Многим, однако, приходится остаться в своих помещениях из-за того, что их состояние здоровья в последние недели сильно ухудшилось, многие настолько больны, что не могут подняться с нар. Корабль медленно переваливается с одного борта на другой на больших волнах, и теплой летней ночью зловоние из трюма смешивается с запахом грязной одежды и немытых тел в отвратительный дух, который напоминает тот запах, который был на борту «Повелителя крыс».

Всю ночь Гилберт держит «Шарлотту» на некотором удалении от берега, который простирается с севера на юг насколько хватает глаз. Звезды тускло светят на безоблачном темном небе. Рано утром, когда в восточной части небосвода над горизонтом появляется солнце, как красный шар, корабль входит в залив Ботани на всех парусах.

В бухте уже стоят на якорях другие корабли, но нет признаков, что происходит высадка на берег. Маленькие шлюпки курсируют между судами, и с того, которое находится у борта «Шарлотты», офицер сообщает, что высадки на берег еще нет, кроме похода за водой. Гилберт распоряжается приготовить баркас, и среди двенадцати человек на сушу отправляется и Вильям Брайент. Когда дно лодки упирается в грунт у берега, Вильям получает указание спрыгнуть на песок, чтобы удержать лодку, другие моряки подбегают к нему и помогают вытащить ее на берег. Вильям Брайент становится первым европейцем, ступившим на землю Нового Южного Уэльса после того, как Кук покинул ее 19 лет назад.

Страна, которую мы теперь зовем Австралией, а раньше называли Новой Голландией, была открыта капитаном Джеймсом Куком во время его научной экспедиции на «Индеворе» в апреле 1770 года. 19 апреля лейтенант Захари Хикс закричал: «Впереди земля!» «Индевор» направился вперед. В 8 часов, когда Кук был в 15 морских милях от этой земли, он изменил курс и поплыл вдоль берега. Он увидел юго-восточный выступ материка и назвал его Пойнт-Хикс. Это был своевременный жест, поскольку лейтенант, как и многие другие молодые люди на борту судна, умер до окончания следующего года. Спустя день можно было отчетливо разглядеть землю. Молодому Джозефу Бэнксу показалось, что она выглядит обнадеживающе: «Сегодня утром на берегу поднимались мягкие покатые склоны, которые выглядели довольно плодородными, холмы казались поросшими деревьями значительных размеров. Около полудня был замечен дымок поодаль от берега. Вечером снова в разных местах наблюдались столбики дыма».

Дым означал, что новая земля заселена. В конце концов был найден проход в скалах, и «Индевор» вошел в бухту, где стал на якорь. На берег вышли около дюжины аборигенов, которые, казалось, не обращали ни малейшего внимания на корабль длиной 106 футов с высокими мачтами и большими парусами. Некоторые аборигены-рыбаки на четырех каноэ проплыли мимо на расстоянии менее четверти мили, но, когда корабль с большим шумом бросил якорь, они вообще не смотрели в его сторону. Нагая женщина, несшая какое-то топливо, появилась на берегу в сопровождении трех детей.

«Она часто посматривала на корабль, — пишет Бэнкс, — но не выражала ни удивления, ни восхищения. Вскоре она разожгла костер, затем приплыли четыре каноэ с рыбной ловли, люди вышли на берег, вытащили лодки и стали готовить еду; судя по их поведению, они совершенно не интересовались нами».

Бэнкс и судовые офицеры не могли поверить, что эти миролюбивые аборигены не хотели доставлять им трудности, но вскоре им пришли в голову другие мысли. Когда после обеда на борту судна они отправились на берег на нескольких лодках, всего более тридцати человек, два аборигена погрозили им со скал длинными копьями: их вовсе не запугало появление множества белых людей. Так как их нельзя было убедить с помощью знаков и жестов, Кук взял ружье и выстрелил над их головами. Это также не заставило их удалиться. Поэтому Кук выстрелил еще раз, на этот раз по их ногам, так как хотел показать, что не желает причинить им никакого вреда — расстояние было более сорока метров. Единственный результат был, однако, тот, что один из аборигенов побежал к своей хижине за щитом, и, когда моряки вышли на берег, оба аборигена метнули в них копья. Пришлось еще дважды выстрелить, чтобы отогнать их прочь. Кук и Бэнкс вошли в одну из хижин, где они нашли полдюжины детей, которые вовсе не проявили к ним никакого интереса. Когда им подарили стеклянные бусы и ленты, эти вещи остались лежать нетронутыми на земле.

Во всем этом были некоторые интересные сюжеты для раздумья, пишет Аллан Мурхед в книге «Роковое воздействие». Вид «Индевора» не произвел, по-видимому, никакого впечатления на этих примитивных людей, потому что был слишком странным, слишком громадным, чтобы они могли это понять. Корабль появился без предупреждения, как грозное природное явление, как ураган или удар грома. Игнорируя его или притворяясь, что игнорируют, аборигены, несомненно, надеялись, что он исчезнет. Но когда от корабля отошли небольшие лодки, они внезапно поняли, что речь идет о людях, об ощутимой опасности, и, невзирая на их чужеземные одежды и бледные лица, а также на громогласные непостижимые стреляющие палки, оказали мужественное сопротивление.

Хотя англичанам не удалось наладить отношения с «индейцами», это была отличная высадка, и именно здесь Бэнкс сделал все свои ботанические наблюдения, которые дали повод для названия залива. Он впервые описал эвкалипт с длинными тонкими ароматными листьями и кустарник с крупными волосатыми орехами, который впоследствии получил название «банксия». Неделя прошла приятным образом и омрачилась лишь смертью от туберкулеза моряка по имени Форби Сазерленд. Он был первым белым человеком, похороненным на этом дальнем берегу. Затем корабль Кука уплыл к северу, и залив Ботани с одинокой могилой на берегу снова на два десятилетия остался аборигенам.

 

2

На этот раз белые люди приходят, чтобы остаться. Под командой капрала Джеффри Милстона и двух вооруженных морских пехотинцев моряки и Вильям Брайент отходят от берега, минуя утесы, к плато, поросшему приземистым кустарником. Здесь на расстоянии пятидесяти метров они замечают полдюжины укрытий от ветра, устроенных аборигенами. Увидев белых людей, женщины и дети исчезают в этих укрытиях, а семь-восемь мужчин с длинными копьями в руках угрожающе кричат: «Варавара! Варавара!»

Никто из людей с судна не сомневался в том, что слово «варавара» должно означать «убирайтесь». Милстон не может принять решение, надо ли наступать на аборигенов или повернуть назад. Капитан Гилберт велел проявлять дружелюбие к «индейцам» и применять против них оружие в целях защиты лишь в том случае, если люди с судна окажутся в крайней опасности. Капрал посылает одного из своих людей назад к берегу для получения дальнейших указаний от офицеров, которые тем временем на большой шлюпке подплывают в берегу. Теперь Вильям и моряки вполне могут рассмотреть коренных жителей страны. Они совершенно нагие, как мужчины, так и женщины, и, хотя они находятся довольно далеко, ветер доносит к европейцам неприятный суховатый запах, немного отдающий гарью. В последующие месяцы каждый, кто общается с аборигенами, научается узнавать этот запах как отличительный признак их присутствия. Он частично вмещает ароматы дыма костров и высушенных экскрементов. Последние смешиваются с илом и глиной. Комками этой смеси намазываются и мужчины, и женщины для защиты от москитов и слепней. Бэнкс еще при одной из первых встреч с коренными жителями Австралии отметил эту необычную привычку обмазываться глиной. Они такие грязные, пишет он, что ему пришлось смочить палец и потереть кожу одного из мужчин, чтобы убедиться в том, что естественный цвет этого человека шоколадно-коричневый.

Теперь аборигены начинают снова издавать крики «варавара», поворачивают носы назад, словно принюхиваясь к ветру, и отбегают на пару шагов ближе к источнику. У мужчин в носах продеты кости и более полные части тела обезображены шрамами, а кожа стерта, что связано с привычкой ползать группами вокруг костра ночью; в это время раскаленные угли выскакивают из костра на человеческие тела.

Наконец, к источнику приходят два офицера и шесть морских пехотинцев. Вильям видит, что первый из них — опирающийся на палку капитан Филлип. Губернатор сразу оценивает обстановку. «Вы поступили правильно, — говорит он собравшимся вокруг него. — Хорошо, что вы не атаковали дикарей».

С вытянутыми вперед руками в сопровождении солдат по обе стороны он осторожно направляется к размахивающим копьями аборигенам. Но этот жест не оказывает желаемого впечатления, так как они подходят еще чуть ближе к губернатору, и он распоряжается, чтобы из одного ружья выстрелили над их головами.

При грохоте выстрела они внезапно останавливаются, но лишь затем, чтобы снова приняться кричать «варавара» еще более угрожающе. Внезапно самый высокий из них устремляется вперед или, вернее, прыгает в сторону Филлипа и мечет в него копье. Вильям, находившийся в нескольких шагах от губернатора, бросается перед ним, и в результате длинное копье вонзается в его левую руку. Он ощущает резкую боль и падает, потеряв сознание.

Вильям снова приходит в себя в маленькой каюте на «Шарлотте». Над ним склоняется доктор Уайт. «Хорошо, что вы очнулись, Вильям, — участливо говорит врач. — Я беспокоился, что яд в острие копья вас погубит». Он вытаскивает из коробки остаток кости длиной около 10 сантиметров, оканчивающийся острием и снабженный ужасными крючками. «Я не вполне разобрался в том, что я вытащил из вашей руки, но меня не удивило бы, если бы это был отравленный наконечник, который, возможно, аборигены насаживает на острие копья».

У Уайта есть также радостные сообщения: «Я говорил с вашей любимой, Мэри Брод, и пастор Джонсон обещал обвенчать вас, когда мы высадимся на берег. Губернатор Филлип, жизнь которого вы, несомненно, спасли, просил меня передать свою благодарность. Я понял, что он возьмет вас и вашу молодую невесту под свою защиту».

Но ни Вильям Брайент, ни кто-либо другой из заключенных не поселились в Ботани-Бее. За несколько дней пребывания в этом районе Филлип, тщательно обследовав бухту и ее берега, пришел к заключению, что место не подходит для постоянного поселения. Якорная стоянка подвергается воздействию восточных ветров, огромные волны достигают берега и затрудняют высадку. Поэтому он вместе с несколькими офицерами отправляется на шлюпке за несколько морских миль вдоль берега в поисках отличной естественной гавани Порт-Джексон. Кук видел ее с моря двадцать лет назад и назвал в честь одного из секретарей адмиралтейства, который оказывал ему большую поддержку во многих случаях. Однако короткое пребывание в заливе Ботани способствовало тому, что его название остается символом каторжной колонии, хотя на самом деле она перенесена на несколько миль севернее, в Порт-Джексон.

Когда Филлип возвращается в Ботани-Бей и отдает приказ судам флотилии сняться с якорей, чтобы перебазироваться в Порт-Джексон, у входа в бухту появляются два корабля. Учитывая, что здесь лет двадцать не появлялись европейцы, это сенсационное событие. С облегчением Филлип различает, что это французские суда «Буссоль» и «Астролябия» под командованием известного мореплавателя Лаперуза. Они совершили фантастическое путешествие вокруг света, отправившись из Бреста два с половиной года назад для выяснения возможностей организации китобойного промысла в Южном океане. Лаперуз мальчиком был ранен и взят в плен англичанами, а потом сражался с ними в разных частях земного шара. Однако он не таит зла и после сердечного обмена любезностями с Филлипом бросает якорь в заливе Ботани, в то время как флотилия с каторжниками плывет дальше к новому месту высадки в Порт-Джексоне.

Никто из офицеров и матросов не сомневается в том, что Филлип нашел подходящее место для основания новой колонии. Одна естественная гавань за другой открываются по пути к большой бухте, и помощник командира капитан Хантер впоследствии отмечал: «Такого порта нет в других местах земного шара. Здесь могут разместиться корабли всех европейских стран».

Во многих местах к берегу подходят девственные эвкалиптовые леса, но иногда они уступают место открытым участкам и зарослям низких кустарников. Пестрые попугаи тысячами взлетают с деревьев с хриплыми криками, словно протестуя против вторжения европейцев в их стихию. На водах залива покачиваются два черных лебедя, они поднимаются в воздух, тяжело размахивая крыльями, когда мимо проходит первый корабль флотилии. Никогда ни один белый человек не ступал здесь своими ногами, но люди варавара стоят группами на берегу и потрясают копьями в воздухе с криками «Убирайтесь! Убирайтесь!».

Артур Филлип решает высадиться на берег там, где находит «спокойный залив». Небольшая речка впадает здесь в бухту, и имеется большая открытая площадка среди довольно густого леса.

26 января 1788 года, теплый день. Надвигается гроза, но, несмотря на это, мгновенно начинается разгрузка судов, продолжающаяся целых два дня. И каторжники, и вольные люди собираются группами у перил судов и вглядываются в землю, где они должны провести остаток своей жизни и где будут покоиться их бренные останки.

«Нет, это не подойдет, — говорит один из заключенных и сплевывает в море. — По слухам, отсюда до Китая четырнадцать дней пути пешком к западу. Меня хватит на такое путешествие».

Другой насмешливо похлопывает его по плечу: «Ты, идиот, даже не подозреваешь, о чем говоришь. Отсюда много тысяч миль до ближайшего цивилизованного места. Ты можешь отсюда выбраться только на корабле, друг».

«А что с двумя французскими судами в заливе Ботани?»

Собеседники — с одного из судов, где заключенные постоянно носят кандалы. «Да, убежишь тут куда-нибудь! Как ты доберешься отсюда до залива Ботани с кандалами на ногах? Как ты удерешь с судна и где спрячешься на берегу? Что ты скажешь тамошним людоедам, когда они метнут в тебя копье? Нет, убежать отсюда невозможно. Здешние индейцы — лучшие союзники солдат. Уж они позаботятся, чтобы никто из нас не ушел отсюда живым».

Однако имеются и другие заключенные, которые смотрят в будущее с какой-то надеждой. Среди них Мэри и Вильям и их друзья Джеймс Кокс, Джеймс Мартин и «индианка» Бетти. «Шарлотта» стоит дальше всего от берега в заливе Лорд-Сидней. С судна они могут наблюдать, как губернатор Филлип и его офицеры высаживаются на берег. Группа моряков с корабля «Сэпплай» водрузила флагшток на восточном берегу залива. Вечером в сумерках Филлип и часть его офицеров собираются в этом месте сразу после подъема английского военно-морского флага. Морские пехотинцы салютуют из ружей, и мужчины вокруг флагштока кричат «Ура!». Наверху между деревьями стоят три аборигена, один из них с длинной бородой и очень широким носом. Вероятно, это местный вождь. Он кричит пронзительным голосом свое «варавара». Однако теперь, через несколько дней после прибытия белых людей, аборигены понимают, что слово «варавара» утратило магическую силу. Вождь тоже осознает, что чужеземцы приступают к освоению страны его отцов. Еще один форпост добавляется к могучей колониальной империи Англии.

Женщины на «Шарлотте» получают указание находиться на борту еще насколько дней, но мужчин, кроме больных цингой или дизентерией, без кандалов посылают на сушу под руководством майора Роберта Росса и его морских пехотинцев, чтобы организовать палаточный городок. Сначала надо срубить часть коренного леса поблизости от ручья, затем выкорчевать подлесок, и тогда там можно устанавливать палатки. Уже в это время возникают первые проблемы: стволы деревьев настолько тверды, что топоры разбиваются при сильном ударе, а когда лес повален, не остается места для палаток. Майор ругается и изрыгает проклятия, но это мало помогает. Он низкорослый толстяк, с совершенно неуравновешенным характером. Его люто ненавидят младшие офицеры — три лейтенанта, которых он подверг домашнему аресту на борту судна, а с заключенными он вообще не желает говорить. Он вынужден использовать их рабочую силу, так как даже среди морских пехотинцев много больных, но ни один заключенный не имеет права обращаться непосредственно к нему, разговор должен вестись через одного из солдат.

Вильям Брайент не знает об этом и любезно предлагает Россу унести часть деревьев. Маленький майор взрывается в бешенстве и кричит двум солдатам. которые всегда около него: «Схватите этого парня и всыпьте ему двадцать ударов кнутом!»

«Не знаю, разве я сделал что-нибудь неправильно, сэр», — говорит Вильям.

«Ты, парень, еще вдобавок нахал. Тридцать ударов!»

Лейтенант, который стоит поблизости, вероятно, наблюдал этот эпизод и сообщил о нем губернатору Филлипу. Позднее было вынесено решение, что наказание будет отменено, если Вильям извинится перед майором Россом. Хотя он и не чувствует, что вел себя нагло, он приносит извинение Россу, который теперь не имеет ничего против того, чтобы заключенный обратился к нему. Он шипит ему в лицо: «Брайент, я еще тебе покажу, будь уверен. Я еще рассчитаюсь с тобой».

За неделю было вырублено много деревьев и изготовлены изгороди, чтобы скот мог пастись в новой стране. На судах привезли 1 жеребца, 3 кобыл. 3 жеребят, 2 быков, 5 коров, 29 овец, 19 коз, 48 свиней и 25 поросят, 5 кроликов, 18 индюков, 29 гусей, 35 уток, 122 курицы и 87 цыплят — ничтожное количество, чтобы удовлетворить потребности более тысячи человек. Многие животные разбежались; кролики на воле так быстро размножились, что за несколько лет стали бичом для нового общества.

Наконец наступил великий день высадки женщин на берег. Это событие долго ждали и мужчины (как заключенные, так и солдаты), и женщины. Лишь на немногих транспортных судах на борту были женщины, и многие заключенные, до прибытия в Ботани-Бей находившиеся на тюремных судах в Англии, долгие годы не видели молодых женщин. Молодожен пастор Джонсон, фантазия которого в этом отношении вряд ли оставляла желать лучшего, предложил губернатору Филлипу, что он до высадки на берег может обвенчать каждую пару, которая наверняка хочет жениться. «Но ведь они не видели друг друга?» — весьма логично спрашивает Филлип. «Это действительно существенно, ваша милость. Может быть, надо тянуть жребий. Мы позволим мужчинам, желающим жениться, выстроиться в ряд на средней палубе, а на верхней палубе поставим равное число молодых женщин. Каждый мужчина вытаскивает листок с номером, и после этого он может обвенчаться с женщиной, у которой соответствующий номер».

«Но если женщина окажется страшной, как смертный грех, ваше преподобие?» — позволяет себе вмешаться доктор Уайт.

«Мы действительно не учли такое обстоятельство».

«Хотели бы вы сами жениться на пасторше на таких условиях?» — не смог удержаться доктор Уайт.

Пастор Джонсон ухмыльнулся и при этом стал похож на старую мартышку. «Я выдвинул предложение с самыми лучшими намерениями, чтобы избежать разгула жестокости, и не хотел бы быть свидетелем безбожных сцен, которые, несомненно, разыграются, когда возобладают желания плоти», — обиженно говорит он.

Филлип считает, что надо все же предоставить природе идти своим путем, но, возможно, у него не хватило воображения представить себе, чем это обернется. Через несколько минут после высадки женщин на берег вся дисциплина исчезла, как роса при восходе солнца, и, если бы группа заключенных затеяла бунт, никто не мог бы противостоять мятежникам в первые двенадцать часов после высадки женщин. После всего увиденного губернатору стало ясно, что только путем введения самого строгого режима можно избежать мятежа и кровопролития.

Заключенные и морские пехотинцы набрасываются на женщин сразу же, как только они выходят из лодок на твердую почву. Некоторые дамы еще до высадки на берег успевают договориться с перевозившими их матросами. Для большинства женщин напористость мужчин вовсе не неприятна. Может быть, это объясняется тем, что более половины прибывших женщин оказались в заключении по причине проституции, и самые искушенные из них вряд ли в прошлом оказывались перед столь рьяными претендентами. «Индианка» Бетти быстро оценивает ситуацию и выдает маленькие клочки бумаги с номерами интересующимся мужчинам, которых таким образом можно обслужить, соблюдая очередность. Пастор Джонсон запирает свою Глэдис в только что отстроенном доме. Затем он все же спускается вниз к берегу, чтобы по возможности приостановить разгул плотских побуждений. Однако это не удается не только ему, но и строгому майору Россу, который требует от своих подчиненных, чтобы они в целях предупреждения стреляли в воздух. Никто его не слушает, так как морские пехотинцы неистово ждали появления женщин. Солдаты украли две бочки рома и джина и выбили из них затычки. Заключенные отнюдь не отставали от них и разными способами достали горячительные напитки в таком количестве, что падали вместе со своими кандалами, пытаясь бежать вниз, к лодкам, доставлявшим женщин на берег.

Тогда оставалось еще немало деревьев, которые было невозможно свалить или срубить, а также густые заросли кустарника, поэтому парочкам не надо было далеко отходить в поисках уединения. Разумеется, невозможно было организовать строгую охрану вокруг палаток женского лагеря. Отчасти сами часовые пользуются сложившейся ситуацией, а также принимают взятки от своих товарищей и от заключенных. В таких случаях они отходят в сторону, когда мужчина хочет войти в одну из палаток. Все будущее колонии находится на грани краха. Расхищается лагерный запас спирта, продовольствия, оружия, и это может перерасти в открытый мятеж.

Тогда губернатор Филлип понимает, что необходимо твердой рукой пресечь беззаконие. Немногочисленные не совсем охмелевшие морские пехотинцы под руководством капитана Тенча сгоняют заключенных, а также пьяных солдат, и Филлип перед ними произносит громовую речь, в которой он очень ясно дает им понять, что произойдет, если они не будут следовать его распоряжениям. Король Георг дал ему неограниченную власть, и с этого момента каждый, кто не подчиняется его приказу, будет жестоко наказан. Он выбрал из среды заключенных палача, который стоит наготове с кнутом, и распорядится построить виселицу, на которой будут болтаться те, кто ворует из складов и без разрешения носит оружие. Он также велит заковать в кандалы тех солдат, которые немедленно не последуют его приказаниям.

Воровство не прекращается, и Филлип вынужден пустить в ход радикальные меры. Шесть морских пехотинцев вешают за то, что они забрались в склады, другие получают 300 ударов хлыстом, двух капралов заковывают в кандалы. Он обсуждает возможность отправки самых неисправимых воров в страну людоедов Новую Зеландию.

Аборигены вскоре тоже предпринимают угрожающие действия. Когда заключенные похитили их рыболовные снасти и вся дичь вокруг колонии была отстрелена, они стали нападать на каждого встреченного в зарослях кустарников и забивать там своими копьями.

 

3

Змейка Энн Смит посещает Вильяма и Мэри поздним вечером в хижине, которую они построили на склоне за палаточным лагерем. Энн прикладывает палец ко рту, предупреждая, что надо говорить тихо. Мэри кормит грудью маленькую Шарлотту.

«Я пришла попрощаться, — шепчет Энн, — сегодня ночью мы с Питом бежим».

Вильям роняет рыболовные крючки, которые он держал в руках.

«Бежите! Куда вы бежите?» — удивленно спрашивает он.

Энн шикает на него: «Ты знаешь, в заливе Ботани стоят два французских корабля. Капитан Тенч был на борту одного из них, «Астролябии», позавчера. Его доставили домой французские матросы, которых угостили грогом у нас на берегу перед возвращением в залив Ботани. Пит имел возможность поговорить с двумя своими соотечественниками. «Не укроете ли вы меня и мою приятельницу?» — спросил он напрямик. Они оба сказали, что их выпорют кнутом, если это обнаружится, так как граф Лаперуз под честное слово обещал губернатору Филлипу, что выдаст каждого каторжника, который попытается пробраться зайцем на его суда, властям в бухте Сидней. Однако они также сообщили, что на судах не укомплектована команда, поскольку десять моряков были убиты и двадцать ранены в схватке с аборигенами на островах Мореплавателей. Пит сказал, что даст каждому из них десять гиней, если они спрячут нас обоих на «Астролябии», пока судно отойдет за два дня подальше в море».

«Двадцать гиней! Откуда вам с Питом достать столько денег?» спрашивает Вильям.

«Мы раздобыли деньги».

«А где, можно спросить?»

«Я не могу назвать тебе имя. Но ты ведь можешь догадаться, поскольку это наш общий друг. Насколько я поняла, «Астролябия» затем держит курс на Отахейте. Может, помнишь, Мэри, на «Дюнкерке» мы говорили о рае. Теперь выходит, мы с Питом найдем этот рай».

Вильям выражает сомнение по поводу этого плана: «Ты уверена в том, что можно положиться на этих двух французских матросов? Что, если они просто возьмут двадцать гиней и выдадут вас капитану? И как вы доберетесь отсюда до залива Ботани через джунгли? Ведь вы слыхали, что индейцы убили двух человек, бежавших из колонии два дня назад. И у вас нет никакого оружия, даже топора, чтобы защищаться. Откажитесь от этого плана. Он безумный».

Но Энн не согласна. «Нам не представится другого такого подходящего случая, как этот. Мы не останемся «ботаниками» до конца своих дней, говорит она. — Через несколько дней французские суда снимутся с якоря, и мы уплывем с ними».

Она обнимает Мэри, прощается с Вильямом и исчезает в темноте. На опушке леса ее ждет Пит. Завтра при перекличке заключенных выяснится, что они исчезли, поэтому надо уйти как можно дальше от колонии. В девственном лесу нет троп, но они стремятся держаться как можно ближе к берегу. Сейчас лунная ночь, и их шумное прохождение через заросли кустарника вызывает крики сотен попугаев. Внезапно Энн вздрагивает: из темного леса появляется крупное животное и большими прыжками проносится дальше в чащу. В первый и единственный раз в своей жизни она видит кенгуру. Помимо лунного света, светлячки на листьях камедного дерева придают волшебный блеск лесу, и кажется, словно многочисленные крохотные свечки горят серебряным пламенем.

Заросли кустарников во многих местах настолько густые и запутанные, что обоим беглецам приходится выбираться в мангровые болота у берега. По вязкому илистому грунту трудно идти, а каждый раз, когда они выбираются на сухую землю, им досаждают жалящие муравьи и термиты.

На рассвете она обращает внимание на свет костра в глубине леса. Пит осторожно пробирается через заросли и замечает два десятка аборигенов, спящих вокруг потухающего костра, их длинные копья воткнуты в землю. Энн и Пит, стараясь не производить ни малейшего шума, движутся через болото обратно к берегу и совершенно не напрасно: как они и предполагали, там стоят два примитивных каноэ аборигенов и в ил воткнуты весла. Они выталкивают одно каноэ перед собой в воду, но сначала надо вползти в него, когда они отходят достаточно далеко от берега. Они медленно гребут вдоль берега, и, когда первый хрупкий луч утреннего света озаряет небосвод, Пит узнает местность: они находятся в лесу на северном берегу залива Ботани. Обогнув на каноэ выступающий в залив мыс, они видят «Буссоль» и «Астролябию».

Однако почти в тот же момент они слышат странный звук, похожий на что-то среднее между стоном и визгом. Очень скоро они обнаружили, откуда исходит этот звук. Пять аборигенов в каноэ появляются у мыса, они за короткое время проходят вперед, два из них крутят в воздухе какие-то деревянные предметы на конце веревки, и это вызывает зловещий звук. Нет сомнений в том, что аборигены разыскивают украденное каноэ и эти предметы, которыми они размахивают в воздухе, надо понимать как угрозу. Пит быстро заводит каноэ в мангровое болото, чтобы спрятать его между извилистыми стволами деревьев и высокой жесткой травой.

Аборигены подъезжают все ближе, и человек на носу каноэ показывает, как пройти среди мангровых деревьев, чтобы обнаружить след пропавшей лодки. Если Энн и Пит останутся в мангровых зарослях, люди варавара очень скоро их обнаружат.

«Нам, видимо, надо обогнуть мыс и надеяться, что с французских судов отправят людей за водой на берег, — говорит Пит, — или индейцы обнаружат нас и пронзят копьями».

«И индейцы и люди с кораблей заметят нас».

Однако другого выхода нет. Пит быстро выводит каноэ из болота и гребет вокруг мыса, где они опять видят «Астролябию» и «Буссоль», которые стоят на якоре на расстоянии немного более двух миль от них. Баркас с шестью моряками, вероятно посланными за водой, движется к берегу. Нет сомнения в том, что скоро французы и аборигены увидят каноэ с беглецами.

«В лодке сидит офицер», — говорит Энн.

Пит слишком занят греблей, чтобы ответить ей. Аборигены подплывают все ближе, и вот они оказываются так близко, что вполне могут метнуть копье. Слышен неприятный звук от деревянных предметов, раскачиваемых на веревке. Пит заводит каноэ в маленький залив, подгребает к болоту. «Поторапливайся, прыгай на землю, попробуем подойти как можно ближе к источнику, — кричит он Энн. — Может, индейцы не осмелятся убить нас, если увидят, что поблизости другие белые. Правда, я не думаю, что нас заметили люди с судов, но, может, у нас есть еще шанс спастись».

 

4

В течение следующего полугода губернатору Артуру Филлипу удается снова укрепить дисциплину. Палатки постепенно заменяют бараками и хижинами, устанавливают границу лагеря вокруг обжитой территории, и в ее пределах должны находиться все колонисты во время ежедневной утренней переклички. Однако, хотя колония круглые сутки патрулируется морскими пехотинцами, чтобы воспрепятствовать побегам заключенных (как это совершили Пит и Змейка), выясняется, что их нельзя оперативно пресекать. Посылают группу колонистов найти известняк, чтобы приготовить известковый раствор. Экспедиция терпит неудачу: на четырех солдат нападают аборигены, а четыре каторжника, все ирландцы, поспешно убегают, сказав товарищам, что отправятся пешком в Китай. Их дальнейшая судьба неизвестна.

Филлип осознает необходимость одевать кандалы на заключенных, выходящих за пределы лагеря, и каждое утро перед ним предстает грустное зрелище оборванных людей в кандалах (взятые из Англии одежды постепенно износились), отправляющихся копать землю, которая затвердела как железо под палящим летним солнцем. В некоторые дни так жарко, пишет Тенч в своем дневнике, что летучие мыши и птицы замертво падают с деревьев. Привезенные овцы погибают от неизвестной болезни. Коровы вырываются на волю, и их не могут найти. В продуктах заводятся жуки и черви, а интенсивная охота не помогает улучшить пищевой рацион. Аборигены становятся настолько агрессивными, что нападают на каждого, у кого нет оружия. В конце концов они, видимо, поняли, что надо убивать белых людей, если они хотят сохранить свой образ жизни.

Примерно в то время, когда резко уменьшается запас взятого продовольствия, появляются признаки голода. Но, к счастью, егерь колонии Мак-Интайр во время похода в глубь страны находит плодородную землю в местности, где полно красивых красных птиц. Филлип называет эту местность по имени влиятельного Джорджа Роуза, своего бывшего соседа в те времена, когда он сам был джентльменом-землевладельцем в Гемпшире. Именно Роуз шепнул лорду Сиднею на ухо, что молчаливый длинноносый капитан вполне подойдет на должность основателя каторжной колонии на другом конце света. Губернатор посылает пятьдесят человек под вооруженной охраной в Роуз-Хилл, чтобы засеять только что вскопанные поля. Однако во избежание все более учащающихся нападений аборигенов на заключенных он распоряжается, чтобы солдаты захватили одного-двух «индейцев», чтобы дружелюбным, но решительным образом можно было выучить их язык и дать им понять, как полагается вести себя с новыми хозяевами страны.

В одном из многочисленных заливов в окрестностях Порт-Джексона удалось одержать победу над группой аборигенов и захватить в плен молодого мужчину, которого сначала назвали Мэнли, поскольку он мужественно защищался. Бухту, где произошла схватка, тоже назвали Мэнли, а потом выяснилось, что настоящее имя Мэнли на его языке Арабару. Ему надели цепь на одну ногу и на ночь привязывали к заключенному Джозефу Пейджету, который получил указание вести себя дружелюбно, но решительно по отношению к нему.

Джозеф и Арабару оказываются странной парой в колонии. Двух человек, скованных вместе, используют для разрядки обстановки между коренными жителями страны и прибывшими поселенцами.

Это мероприятие контролируется молодым лейтенантом Брэдли, женоподобным существом с высоким писклявым голосом и манерами придворного парикмахера. Почему он выбрал для этой роли именно Джозефа Пейджета, ясно: раньше он был посыльным в лондонском полусвете, обокрал своего «благодетеля», известного дворянина, и за это был сослан на каторгу. Его ненавидят многие товарищи по заключению, но он пользуется определенным влиянием в обществе, где слишком мало женщин и где красивый молодой человек ценится за свою наружность. Джозеф сумел немного выучить язык аборигенов, и поэтому, когда возникает необходимость общения с коренными австралийцами, он выступает как первый переводчик колонии. Сначала Арабара при каждом удобном случае пытался сбежать. Но когда он понял, что это не удастся, он оказался очень милым и приятным в общении. Его очищают от вшей (и мешают ему поедать своих вшей), а затем начисто отмывают, и окружающие офицеры, включая капитана Тенча, с удивлением видят, что настоящий цвет его кожи не намного темнее, чем у загорелого итальянца или испанца. Ему надевают штаны и куртку и оказывают честь есть за губернаторским столом, где он станет выбрасывать остатки пищи в окно. Во время первых приемов пищи он зараз съедал 7–8 рыб и уничтожал все, что мог взять. Однако постепенно до него доходит, что у этих странных белых людей подают пищу три раза в день и нет необходимости чересчур набивать утробу. Его совершенно не волнуют крепкие напитки, он пьет только воду, и, когда юный Джозеф берет его с собой посмотреть на порку, осуществляемую под руководством лейтенанта Брэдли, Арабару сотрясается в рыданиях и просит отпустить несчастного. Однако Джозеф притягивает его к себе цепью, так как, по мнению Брэдли, ему полезно наблюдать, как белые люди по праву карают нарушителей закона. Придет время, он вернется к лагерным кострам своих соплеменников и расскажет об этом.

Однако время возвращения Арабару в общество своих товарищей так и не приходит. Несколько месяцев ему приходится жить как дикому животному в цирке. Однажды утром труп аборигена прибивает к берегу бухты Сидней, и в последующие дни в других местах обнаруживают мертвых аборигенов. Нет сомнений в том, что среди них вспыхнула эпидемия оспы и в течение трех месяцев, вероятно, более половины аборигенов в районе Порт-Джексона погибает от этой ужасной болезни. 18 мая 1789 года Арабару тоже умирает от оспы. Лейтенант Брэдли и Джозеф Пейджет весьма расстроены.

Однажды к берегу в северной части залива Порт-Джексон прибивает труп кита. Филлип с группой сопровождающих лиц плывет к этому месту на лодке и обнаруживает там несколько аборигенов, которые приступают к разделке туши. Они принимают угрожающие позы и размахивают копьями. Филлип, несомненно обладавший таким же мужеством, как Кук, безоружный направляется к ним с дружественными жестами. Но аборигены разгневаны, возможно, они понимают, что европейцы принесли им болезнь, унесшую так много человеческих жизней. Один из них пронзает его плечо копьем. Тяжело раненного губернатора уносят в лодку.

Спустя некоторое время главный егерь колонии Мак-Интайр, человек, которого по понятной причине аборигены ненавидят, подвергся нападению во время охоты и был убит. Филлип посылает Тенча в карательную экспедицию с наказом застрелить шесть аборигенов в качестве репрессивной меры. Тенч сначала отговаривается, но затем понимает, что дальнейший отказ приведет к разжалованию, и отправляется исполнить приказание губернатора. В лунном свете он и его люди пристают к болоту у залива Ботани и оттуда идут обратно а Сидней, заметив в пути лишь одного аборигена. В своем дневнике Тенч постоянно оправдывает «индейцев», однако он отнюдь не идеализирует образ «благородного дикаря» в понимании Руссо, а, скорее всего, констатирует, что участь австралийских аборигенов предрешена.