Огни на озере. — Африканский Париж. — Босоногая гвардия. — Парад. — Царица змей. — Умный директор. — Отдельное представление. — Дикая охота султана. — В доме купца. — Немая. — Волшебная флейта и ее чудеса. — Перед дворцом султана. — Возвращение на родину. — Разоренная деревня.

Теперь мы встречаем Симбу с верными спутниками его, Лео и Сузи, в тихую ясную погоду, когда безбрежный океан расстилается ровной пеленой, точно гладкая поверхность зеркального озера. В небе — тихая лунная ночь, а в воде, отражаясь широкой серебристой полосой, дрожат светлые лучи месяца. Да и сама барка оставляет за собой глубокую светящуюся борозду, а на далеком горизонте светятся также огни.

Все яснее и яснее становятся эти огоньки, все ярче и ярче, все красней и красней выделяется из шумной дали огонь маяка. Барка Симбы подъехала к гавани. Уже теперь смутно вырисовываются вдали берег, строения и стройные пальмовые рощи. Это — Африканский Париж, прекрасный Занзибар.

Поутру, когда рассвело, вся панорама города при ярком свете солнца отчетливо видна даже невооруженным глазом. Целое море домов и различных зданий расстилается перед взглядом путешественника, и не мудрено: сто тысяч жителей насчитывает этот город. Не по дамбе и не с пристани сошел Симба на берег. Нет, здоровенный негр подставил ему спину; он оседлал его и, сидя на его плечах, переправился на берег.

Тем же путем переносился на сушу и весь его багаж. Здесь кое-что напоминает белому охотнику, что он вступил в пределы цивилизованной страны: его скудный багаж, немногие пожитки, привезенные им, тщательно осматриваются, и Симба должен уплатить за них законный таможенный сбор.

После этой необходимой задержки все его ящики и чемоданы связали по несколько штук вместе целыми кистями и по две парных кисти вместе, а затем перекинули их через большой шест и укрепили посередине, а концы шеста два дюжих негра подняли себе на плечи и потащили в гору по многолюдным улицам города.

Лео не может прийти в себя от удивления. Он видал немало городов там, у себя, в Центральной Африке, но что они в сравнении с Занзибаром? Что значит гавань Удшидши в сравнении с гаванью Занзибара? Здесь стоят сотни разных судов, и все они гораздо внушительнее, чем знаменитый «Лентяй». Мало того, на рейде стоят торговые пароходы и даже один броненосец.

Сегодня, оказывается, день рождения властелина этой страны, султана Занзибара, которому принадлежит и этот грозный броненосец, празднующий высокоторжественный день салютами. Грохот выстрелов из орудий торжественно разносится над морем. Лео невольно поднимает глаза к небу, но там все ясно, нигде ни малейшего облачка. Тогда он обращает свои взоры на море и видит грозное военное судно, окутанное белым облачком дыма, и тут же падает на колени, как будто перед ним явилось гневное божество.

Симба и Сузи невольно улыбнулись. Сузи уже издавна знаком с Занзибаром, и грохот пальбы из орудий не пугает его. Он хватает своего товарища за руку и увлекает в толпу. Бедный сын глухих дебрей безмолвно повинуется, не переставая, однако, все еще удивляться. Вот перед ним дворец султана, окруженный высокими, точно кружевными, галереями, поддерживаемыми рядом ажурных чугунных колонн, а вот и плац-парад, просторная площадь; торжественный Занзибарский марш оглашает воздух, и пехота низко склоняет свои кроваво-красные арабские знамена. Симба присматривается к этим войскам и улыбается: вон там стоят во фронте двое парней, забывшие дома свои сапоги, а вот у этих не хватает нескольких пуговиц на мундире. Здесь относятся к этому не так строго! Но на Лео это воинственное зрелище действует опьяняюще: блеск мундиров положительно ослепляет его. Это не укрылось от Симбы, и он нарочно приостановился, потому что сейчас должен последовать торжественный залп.

Но вот послышалось нечто похожее на сигнал в карэ, и триста человек пехоты, стоявшей развернутым фронтом, собравшись в жалкое карэ, принялись отжаривать залп за залпом как можно быстрее, один за другим, пока каждый не израсходовал своей дюжины патронов, розданных этим сынам Марса по случаю сегодняшнего торжества.

Эта бестолковая пальба нравилась не одному только Лео, но и толпе зрителей, собравшихся на краю плаца. Все они видели еще раз и слышали своими ушами, как могуч и силен Занзибарский султан.

Теперь войска уходят с план-парада и эта частично босоногая гвардия марширует как раз мимо Лео. Во главе шествуют музыканты в белых шлемах; они исправно делают свое дело, это поистине настоящий хор янычаров со множеством духовых инструментов, преимущественно медных и громадной валторны.

Бедный Лео в сильно возбужденном состоянии духа! Впечатления слишком подавляют и притом следуют так быстро одно за другим. Этот сын пустыни и диких дебрей, слушавший без малейшего трепета рев львов в родной пустыне, теперь дрожал, как осиновый лист. Его смущает весь этот шум и движение большого многолюдного города, и он покорно предоставляет Сузи вести себя вдоль шумных улиц, не видя и не слыша ничего из того, что происходит вокруг.

Наконец наши путешественники останавливаются перед одним из домов в узкой кривой улице, входят в него, и за четырьмя надежными стенами Лео приходит в себя и с глубоким вздохом опускается на пол в одном из углов прихожей.

Тем временем хозяин дома, соотечественник Симбы, проживавший здесь уже много лет, занимаясь торговлей, радушно, приветствовал приезжего. Также и Симба вздохнул теперь с видимым облегчением, потому что он знает, что найдет здесь многое такое, в чем до сих пор принужден был терпеть лишение. Он все еще слаб и болен, поэтому его очень радует мысль, что теперь он будет пользоваться и врачебной помощью, и надлежащим уходом.

Так расстался наш Африканский Кожаный Чулок с тропическими дебрями сердца Африки. Судьба, несмотря на все лишения, была по отношению к нему гораздо милостивее, чем к сотням других путешественников по Африке.

В лесах Америки под сенью елей и дубов путешественник встречает благословенный климат, живительный, здоровый воздух. Там наступает в свое время суровая зима, закаляющая человека, поддерживая его силы и придавая ему бодрость и свежесть молодости. Здесь же, в девственных лесах Африки, таятся томительный зной, лихорадочный яд, и белому не суждено дожить до старости под сенью пальм. Волей-неволей он должен возвращаться время от времени на свою северную родину, чтобы там черпать запасы сил и здоровья. Иначе, сколько бы у него ни было мужества и силы, он не в состоянии победить одного врага на этом черном материке — климат.

Вот почему и Симба собирался теперь на родину; на сердце у него была одна забота: обеспечить перед своим отъездом будущее Лео.

Тот, конечно, не хотел даже слушать, чтобы ему остаться здесь, в Занзибаре. Его тянуло обратно на свою родину, к берегам Нила и Газельей реки, где он надеялся отыскать Зюлейку и снова воздвигнуть из груды развалин дорогой его сердцу Сансуси.

«Напрасные надежды!» — мысленно говорил на это Симба, пожимая плечами каждый раз, когда ему приходилось выслушивать мечты и желания своего прежнего слуги.

— Лео, — говорил он ему, — ты с удивительной быстротой и легкостью свыкнешься с новыми условиями жизни. Останься здесь, в Занзибаре, я сумею найти для тебя хорошего господина. Если же ты непременно хочешь вернуться на Газелью реку, то подожди, пока сюда не явится какой-нибудь белый, желающий пересечь Африку в этом направлении. Тогда присоединись к нему и, может быть, тебе таким путем удастся вернуться на родину.

* * *

— Ну, слава Богу, теперь вы заметно оправились, — говорил гостеприимный купец Белой Бороде. — Вам необходимо немного развлечься, тогда и состояние духа у вас будет менее угнетенное. На сегодня у меня есть маленький план!.. Что вы скажете, например, о ночной прогулке по улицам Занзибара?

Белая Борода, как его называли и белые, и арабы в Занзибаре, согласился, и когда настал вечер, оба соотечественника вышли из дома на улицы города.

— Пойдемте на плац-парад, — сказал купец, — сегодня там опять даровое представление, которым Его Величество султан желает потешить своих подданных. Он уже опять выписал за счет государственной казны труппу акробатов из Египта, и вот сегодня мы с вами увидим и акробатические фокусы, и балет, услышим целый концерт — словом, все, что только пожелаем.

В тот момент, когда Белая Борода со своим спутником пришли на плац-парад, был как раз перерыв, но теснившаяся вокруг площади толпа, освещенная светом многочисленных факелов, кидавших фантастический свет на их лица, кричала, нетерпеливо требуя на различных наречиях: «Царицу змей».

— Мы поспели с вами сюда как раз вовремя, — говорил купец, — и увидим теперь именно самую интересную часть программы. Надо отдать ей справедливость, эта царица змей действительно прекрасно исполняет свой номер; главным образом она превосходно наигрывает на флейте. Ничего подобного я не слыхал в исполнении дикарки.

При этом купец, растолкав кучку негров, пробрался вместе с Белой Бородой в первый ряд зрителей.

В этот момент из маленькой палатки вышла так нетерпеливо ожидаемая царица змей и выступила на середину круга. На ней был странный наряд, покрывавший тело до колен и весь состоявший из пестрых бумажных платков, связанных между собой. Платки эти были не разрезанные и спускались с плеч на грудь и спину целыми дюжинами, в том виде, в каком они получаются от европейских фабрикантов.

Обнаженные руки и ноги этой женщины были увешаны множеством железных украшений, производивших своеобразное бряцанье при малейшем движении.

При недостаточном освещении колеблемых ветром то в ту, то в другую сторону факелов трудно было различить не только ее черты, но даже и определить ее возраст.

Ее сопровождал негритенок, мальчик лет четырнадцати, с большим кожаным мешком.

Заклинательница и мальчик-подросток сели друг против друга в центре площади, и полнейшая тишина воцарилась мгновенно среди тысячной толпы.

Даже на открытой веранде султанского дворца все затихло. Там горели сотни огней. Сам султан присутствовал на этом представлении; весь его многочисленный пестрый двор собрался вокруг. В виде исключения присутствовали на этот раз и дамы гарема, лица которых были скрыты от любопытных глаз под покрывалами, затканными золотом, оставались открытыми одни только глаза.

Между тем царица змей заиграла на флейте. Действительно, то были своеобразные мелодии; она умела извлекать из своего несложного инструмента поистине удивительные звуки, которые действовали особенно сильно на Белую Бороду потому еще, что ему казалось, будто он уже слышал их когда-то.

— Но где? Когда? — спрашивал он себя.

Постепенно в душе его воскресло какое-то смутное воспоминание: ему вдруг вспомнилась страна Динка, там те же звуки волшебной флейты призывали облака и тучи, или же отгоняли их.

Но вот, когда змеи из развязанного мальчиком кожаного мешка стали выползать на колени царицы змей, ему показалось, что он опять видит себя в одной из негритянских хижин на берегу Газельей реки, и Зюлейку, кормящую растительным маслом принесенных ей Лео змей.

— Не правда ли, она прекрасно исполняет свой номер? — сказал купец, но Белая Борода не ответил: он положительно пожирал глазами царицу змей, и в душе его зарождалась слабая, но радостная надежда.

«А ведь тот мальчуган, которого я тогда спас от смерти, теперь должен быть в этом же возрасте, что и подросток, который сидит против нее!» — думал он.

Между тем царица змей поднялась на ноги и показалась толпе в своем диковинном живом уборе: вокруг рук и ног ее обвились змеи, а самая громадная из них кольцом обвила шею.

— Это очень опасно, — заметил один из близстоящих арабов, — змея легко может задушить ее.

— Это действительно настоящие ядовитые змеи? — спросил кто-то другой.

Теперь царица змей снова заиграла и плавным шагом подошла прежде всего к веранде султана, где женщины гарема желали поближе посмотреть на эту диковинную женщину, затем медленно обошла все тем же шагом под звуки своей флейты весь круг зрителей.

— Эта труппа выписана султаном из Египта? — спросил Белая Борода своего спутника.

— Да, да, если не ошибаюсь, из Хартума! — ответил тот.

Сердце Симбы забилось сильнее при этом известии; предположение его и догадки как бы оправдались.

Вскоре он должен был вполне удостовериться в этом, так как через минуту царица змей должна была пройти мимо него, и он решил окликнуть ее таким именем, звук которого должен был произвести на нее сильное действие. Если только она знала это имя, то все сомнения разом исчезали.

Но Белая Борода уже много лет не присутствовал ни на каких представлениях и совершенно забыл, что происходит в подобных случаях, а потому случилось так, что он пропустил удобный момент, когда мог осуществить свой план. Почтенная публика, состоявшая из арабов, индусов и всякого рода негров, также желала видеть царицу змей как можно ближе, а так как она в данный момент проходила мимо того места, где стоял Белая Борода, то произошла внезапная толкотня и сумятица, как это всегда бывает в подобные моменты, и Белая Борода не увидал ничего, кроме целого моря голов и плотной живой стены, из-за которой до него доносились грустные, задушевные звуки флейты, постепенно удалявшиеся и замиравшие вдали.

— Не знаете ли вы, как зовут эту царицу змей? — вдруг спросил Белая Борода своего спутника.

Купец отрицательно пожал плечами.

— Очень сожалею, — ответил он, — но у нас, в Занзибаре, не существует афиш!

— Знаю, но тем не менее мне необходимо узнать ее имя! — решительно произнес Белая Борода.

— Эх, эх! — воскликнул купец. — Очевидно, представление это произвело на вас сильное впечатление, уж не собираетесь ли вы увезти ее в Европу и разъезжать с нею по ярмаркам?

Охотник улыбнулся.

— Нет, не собираюсь, — сказал он, — но мне кажется, что я узнаю в ней ту негритянку, которую давно ищу!

— Ну, представление окончилось, — заметил купец, — теперь обойдем площадь. Я надеюсь, что за умеренное вознаграждение нам разрешат взглянуть за кулисы, т. е. в эту палатку, и тогда вы сами можете спросить у этой царицы змей ее имя.

— Да, да, сделаем так! — радостно воскликнул Белая Борода.

Спутник его охотно принял на себя роль вожатого в толпе. Поработав изрядно локтями и кулаками, приятели наши добрались, наконец, до палатки, служившей вместе с тем и балаганом.

В качестве белых, которые всегда хорошо платят, они были приняты очень любезно самим импресарио. Но царицы змей уже не было.

Купец осведомился о ее имени. Но директор труппы, догадавшись, что эти господа интересуются одной из его артисток, объявил с многозначительной миной, что это должно оставаться тайной для всех.

— А где она живет? — осведомился Белая Борода. — Я бы охотно направился к ней!

На это директор сначала пытливо посмотрел на говорившего, потом, улыбаясь, сказал:

— Она живет очень далеко, в одном из пригородов, и я не советую господам отправляться теперь в такую даль. А если они непременно желают видеть царицу змей, то осмелюсь предложить вам дать завтра утром у вас на дому особое представление.

— По-видимому, нам ничего более не остается, как согласиться на его предложение! — сказал купец. — В том только случае, конечно, если для нас особенно важно повидать еще раз царицу змей и поговорить с ней.

Белая Борода выразил свое согласие, после чего тут же уговорились о цене, и директор обещал, что на следующий день около полудня он прибудет в дом купца вместе со своей артисткой.

Тем временем толпа начинала уже расходиться; площадь заметно пустела, и наши приятели решили пройтись еще немного, прежде чем вернуться домой.

— Не будет ли нескромностью с моей стороны, если я спрошу, почему вас так интересует эта царица змей? — обратился к Белой Бороде его спутник после довольно продолжительного молчания.

— Нимало, я охотно сообщу вам, в чем дело. В данном случае я действую в интересах моего верного слуги Лео и желал бы избавить его от дальнейшего путешествия к берегам Нила!

— Ну, теперь мне все ясно! — воскликнул купец. — Это был бы поистине удивительный случай!

— Что касается меня, то я готов назвать это только проявлением промысла Божьего! — серьезно сказал Симба.

На улице, по которой теперь шли наши приятели, стало тихо и безлюдно. Это, по-видимому, встревожило купца; он поспешно вынул часы и, взглянув на них, сказал:

— В самом деле, уже одиннадцать часов! Нам следует скорее укрыться в какой-нибудь темный глухой уголок, где бы никто не мог нас увидеть, иначе мы с вами попадем в такую дикую травлю, о какой вы не имеете даже представления. Прошу вас, следуйте за мной вон в ту темную нишу, но скорее, ради Бога, скорей! Я слышу, что султан приближается, а он не терпит, когда кто-нибудь является свидетелем его ночных экскурсий.

И действительно, едва только они успели притаиться в темном уголке, как на улице послышался стук копыт и грохот экипажа — и странная кавалькада мигом пронеслась мимо.

Впереди мчались несколько человек ездовых, т. е. форейторов, с саблями наголо, за ними неслась коляска четвериком, в которой развалился на мягких подушках сам властелин Занзибара, за ним следовало еще экипажей тридцать. Полный месяц освещал мягкие шелковые ткани маски и покрывала, вытканные золотом: то был двор султана. Все они совершали ночную поездку в один из окрестных увеселительных дворцов. Последними скакали всадники с обнаженными саблями, — и все это мчалось бешеным аллюром вдоль тихих улиц уже спящего города. Белая Борода стоял и удивлялся.

— Да, друг мой, мы на востоке, и у нас можно видеть такие вещи, которые живо напоминают сказки из «Тысячи и одной ночи». Если вы здесь еще пробудете, то вам следует непременно посетить один из дачных дворцов. Когда там не будет дам, вам легко разрешат доступ в эти сказочные замки. Вы увидите, что обстановка дворцов совершенно европейская, за исключением кроватей и постелей, потому что здесь спят на коврах, которые расстилаются прямо на полу. В этом шамба — так называются эти дачные дворцы, — вам без церемоний разрешат принять холодную или паровую ванну, если вы того пожелаете. Кроме того, там вы найдете и карусель, и русские качели, которыми вам также разрешат позабавиться. Мало того, недавно Занзибарский султан заказал для большой карусели в одном из своих летних дворцов локомобиль. Как видите, Занзибар не отстает от Европы, потому что даже и там не многие города могут похвастать паровой каруселью. Главное, советую вам не отклонять приглашения к столу, потому что обед в шамба состоит зачастую из пятидесяти перемен; если при этом вам раз десять под различными видами подадут баранину, то и это не беда, потому что приготовление всех блюд не оставляет желать ничего лучшего. Одного только недостает за столом, это пенящихся кубков. Ведь султан должен хранить законы Пророка, но он умеет их толковать по-своему; виноградное вино, конечно, не допускается к его столу, но яблочное разрешено, — и вот султан напивается превосходнейшим яблочным соком из Франкфурта-на-Майне. Однако я болтаю да болтаю, а время идет да идет. Вы обещали рассказать мне кое-что о царице змей, но нам неудобно долее оставаться на улице. Пойдемте в беседку, что на крыше моего дома, там мы можем болтать, сколько душе угодно, совсем по-восточному. Там, высоко над городом, никто не помешает нам, и я буду иметь возможность с полным вниманием слушать ваши рассказы, причем позабочусь о том, чтобы у нас не пересыхало в горле. Благодаря Суэцкому каналу мы можем иметь здесь прекраснейший рейнвейн и пиво-экспорт.

Соотечественники направились к дому. Улицы все уже опустели, но на крышах еще повсюду слышались смех и говор. Горели пестрые фонарики и доносились звуки гитары, а луна освещала всю эту пеструю своеобразную картину своим таинственным голубоватым светом.

Так проходят ночи, тихие, ясные, теплые в этом африканском Париже-Занзибаре.

Действительно, этот маленький островок, на котором расположен город Занзибар, представляет собой своеобразное маленькое государство, центр необычной культуры, и ему предстоит в истории развития Африки крупная роль. Занзибар может быть назван «восточными вратами черного материка».

На следующий день в доме купца делались таинственные приготовления к представлению. Таинственные в том отношении, что Лео отослали в товарный склад, где ему приказано было оставаться до того момента, пока господин не позовет его, а сам Симба выискал себе тайное местечко за занавесью в той зале, где должна была выступить царица змей, чтобы никем не замеченным наблюдать за ней.

К чему же была такая таинственность?

Купец, которому теперь были уже известны все подробности этого дела, разузнал каким-то образом, что царица змей — раба директора, а потому необходимо было на всякий случай принять меры предосторожности. Для того чтобы вернуть Зюлейку, — если это была, действительно, она, — надо было выкупить ее у директора, а последний, если только успеет заметить, что в этом деле, кроме обыкновенной купли и продажи, замешаны еще нежные сердечные чувства белого, не преминет запросить двойную или тройную цену.

Купец, человек опытный в такого рода делах, задумчиво покачивал головой, полагая, что было бы гораздо лучше, если бы Симба отказался от царицы змей, которая для здешней публики является такой громадной приманкой, что директор, ее владелец, едва ли согласится продать ее, даже за очень большую цену.

— Прежде всего нам надо убедиться, действительно ли это Зюлейка, — говорил Белая Борода, — а все остальное само собой уладится!

Прежде она была моей рабой, и я подарил ей свободу, а потому никто не имеет права делать ее снова рабыней, а здесь ведь мы находимся под покровительством цивилизованных народов!

— Друг мой, — воскликнул купец, — на это покровительство я не советую вам особенно рассчитывать. Из-за такой пустяковины, как счастье двух негров, здесь не станут возбуждать неприятных дел, и вообще никто этим не станет заниматься. Если бы мы, действительно, заставляли наши посольства заниматься такими пустяками, то наши консулы не имели бы ни одной спокойной ночи от усиленной работы. Вы сами поймете, что из-за вашей царицы змей ни одно правительство не согласилось бы бомбардировать султанский дворец, а потому во всяких подобного рода мелочах нам, чужестранцам, приходится покоряться местным законам и местным обычаям.

В этот момент доложили о приходе артистов, и Симба поспешно удалился на свое место за занавесью.

Сам директор и царица змей вошли в залу. Антрепренер приветствовал хозяина дома с обычной восточной церемонностью и напыщенностью. Хозяин дома приказал подать прибывшим освежительные напитки и плоды, а когда они угощались, совершенно естественно и простодушно спросил царицу змей: «Как твое имя?», — но, не получая на свой вопрос никакого ответа, еще раз повторил свои слова; тогда вместо спрошенной отвечал сам директор:

— Она немая, милостивый Господин!

— Ты — немая? В самом деле немая? — обратился еще раз купец к негритянке.

Та утвердительно кивнула головой, но от наблюдательного взгляда купца не укрылось, что она сделала это принужденно. Не оставалось ни малейшего сомнения, что она сделала это потому только, что того требовал ее господин. Между тем директор торопил начать представление.

Вместо негритенка-подростка, державшего вчера во время представления мешок со змеями, сам директор сел против царицы змей, которая теперь начала наигрывать на флейте.

Из открытых окон залы чарующие звуки флейты неслись во двор и на улицу; их было слышно далеко-далеко, потому что в страшный полуденный зной все улицы Занзибара как будто вымирают.

На этот раз змеи оказались не столь послушными, как накануне; очевидно, директор не так умело держал мешок, как привычный к этому мальчик, и звуки флейты лились то гневные, то молящие, то буйные, то повелительные. Наконец, из мешка стали выползать змеи и обвиваться кольцами вокруг ног, рук, плечей царицы змей, а самая большая из них, как и вчера, обвила ей шею.

Теперь негритянка проворно вскочила на ноги, но не приложила, как в тот раз, флейты к губам, чтобы под звуки музыки обойти медленным, ритмичным шагом всю залу; нет, она неподвижно осталась на месте, потому что в этот момент с шумом распахнулась дверь залы, и на пороге ее остановился Лео с широко распростертыми объятиями. Он старался произнести какое-то слово, но в первые моменты старания его оставались тщетными. Но вот он, наконец, пересилил свое волнение, и из груди его каким-то воплем вырвалось слово: «Зюлейка!» Когда царица змей услыхала этот знакомый голос, она упала на одно колено и, протянув вперед руки, воскликнула только: «Лео!» Но в этом слове сказалось все, — все счастье и все муки ее души.

Купец невольно вскочил со своего места, а директор грозно нахмурил брови.

Что это значит? Перед кем упала на колени царица змей? Он никак не мог объяснить себе этой загадки. Но Белая Борода, невидимо присутствовавший, с сильно бьющимся сердцем при этом радостном свидании, отлично знал, что означает эта сцена и как все это могло случиться.

Волшебные звуки флейты действительно сделали чудо. Лео услыхал их во дворе, они просились ему прямо в душу. Так могла играть только одна женщина! Да, вот она выражает гнев, мольбу, а вот теперь призывает его, зовет его, бурным, мятежным порывом вырываются из ее груди эти задушевные звуки… И он забыл приказание своего господина, забыл все на свете и рванулся туда, откуда льется музыка. Он добежал до залы, рванул, широко распахнул дверь, и глазам его предстала та, которую он так давно разыскивал, к которой рвался всей душой…

В кофейных и парикмахерских Занзибара и в высшем кругу местной знати была теперь новая тема для разговоров и сплетен. Раскрылась удивительная история. Рассказывали, что царица змей была когда-то невольницей Белой Бороды; он купил ее у одного торговца невольниками в Хартуме и даровал ей свобод, окрестив в христианскую веру. Затем она стала женой Лео, любимого слуги Белой Бороды, негра, христианина, как и сама она. Европейские консулы утверждали, что царица змей — египетская подданная, и на этом основании требовали, чтобы ей была возвращена свобода.

Мальчик-подросток, как говорили, сын царицы змей, и потому иностранные консулы требовали, чтобы и ему также была возвращена свобода.

К этим слухам прибавляли еще очень много других, и вечером, когда на площади опять давалось представление, зрителей было еще больше, чем обыкновенно. Все хотели видеть эту царицу змей, о которой говорилось так много интересного. Но выяснилось, что она отказалась повиноваться директору и бежала от него в дом Белой Бороды. Арабы роптали и негодовали, индусы улыбались себе под нос, а христиане были, видимо, смущены. Очевидно, это дело с царицей змей вызывало своего рода конфликт, а потому не мудрено, что сам султан пожелал решить этот вопрос лично, по своему усмотрению.

Сегодня обе враждующие партии были приглашены во дворец султана перед ясные очи самого властелина. Громадная толпа народа запрудила всю площадь, чтобы узнать приговор султана. Проходил час за часом, но никто не выходил из дворца; очевидно, дело было жаркое, если разбирательство длилось так долго: обыкновенно у султана суд был короткий и решительный, и все дела вершились в несколько минут. Но вот из ворот дворца показался египетский антрепренер; он казался весьма обескураженным и недовольным. Из этого публика тотчас же сделала выводы, что его дело проиграно. Те же из присутствующих, которые все еще сомневались, при виде следующей картины должны были окончательно убедиться, что первая догадка была верна.

Из ворот дворца следом за директором шли рука об руку Лео и Зюлейка, а впереди них негритенок-подросток, сын Зюлейки. За ними весело выступал Белая Борода, улыбавшийся, счастливый и довольный. Толпа возликовала, превознося мудрость и справедливость своего государя; по всему городу мигом разнеслась радостная весть, что, по всесильному слову султана, Лео, Зюлейка и ее сын признаны свободными неграми, а директор приезжей труппы должен был удовольствоваться откупными деньгами, выданными ему из частной казны султана в виде возмещения за убытки, какие ему придется понести из-за отсутствия в его труппе царицы змей, пока он не найдет ей заместительницы.

Вновь освобожденных и соединенных теперь навеки супругов с триумфом проводили вплоть до гостеприимного дома европейского купца, а вечером, когда стемнело, вокруг этого самого дома столпилось множество людей, жадно прислушивавшихся к дивным звукам волшебной флейты, доносившимся до них с крыши дома и далеко слышных в ночной тишине…

По волнам безбрежного Индийского океана плывет большой пароход, направляясь на север. С Занзибарской гавани можно только видеть темную струю дыма на дальнем морском горизонте; но на берегу все еще стоят три черные фигуры негров и глазами, полными слез, провожают этот темный дымок.

Лео стоит безмолвно и неподвижно, и в памяти его воскресают все те опасности, какие он переживал вместе с Белой Бородой. Молодой негритенок весьма равнодушно смотрит в даль, но не смеет нарушить ни одним словом трогательное настроение своих родителей. Зюлейка же заливается слезами; этот скрывающийся из вида пароход увозит ее духа-хранителя, ее адьока!

Белая Борода, стоя на палубе парохода, с радостным чувством вспоминает последние дни: ему удалось найти тихую и надежную пристань для преследуемых и гонимых, которые полагались на него. В Занзибаре под защитой консулов и военных судов эти люди были в полной безопасности от бесчеловечных ловцов невольников, и так как и Лео, и Зюлейка были люди работящие, способные и честные, то они всегда могли найти себе здесь заработок и жить счастливо и в полном довольстве.

При мысли о счастье других Белая Борода был вполне счастлив и сам…

Не столь счастливо, как жизнь Лео и Зюлейки, сложилась жизнь других друзей Белой Бороды там, на берегах озера Танганайка. Там по-прежнему процветает работорговля, и один знаменитый путешественник, посетивший несколько лет тому назад горы Кунгве, нашел на берегу озера негритянскую деревню, которая по описанию очень походит на тэмбе Лугери.

Это нагорное селение, которое Симба оставил в таком цветущем виде, представляло теперь груду развалин, с разбросанными там и сям уже полуразложившимися трупами жителей. Очевидно, и здесь похозяйничали хищные арабы, и здесь повторилась та же вечная история, какая происходит на всем обширном пространстве черного материка.

Но теперь и над этой несчастной страной восходит новая заря, и то, о чем много лет тому назад мечтал Белая Борода-Нежное Сердце, стало теперь действительностью: неграм возвращены общечеловеческие права, а арабы должны были покориться и навсегда прекратить свою постыдную торговлю рабами.