Мудима мрачный и Коко. — Курочка. — Счастливая невеста-негритянка. — Легенда Танганайки. — Заколдованный колодец. — Разгневанный водяной. — Преследуемое племя. — Надежды и предчувствия.

Войдя в ворота, Симба и его спутники очутились посреди довольно обширного тэмбе, то есть негритянского селения. В сущности говоря, это тэмбе следовало назвать негритянской крепостью, так как весь этот поселок был с трех сторон обнесен высокими плетнями и заборами, наглухо запертыми со всех сторон, точно стены настоящей крепости. К этой-то ограде прислонились мазанки слуг и рабов, стойла, конюшни, и хлева, загоны для скота и всякого рода строения. Только со стороны, обращенной к озеру, не было ограды; но здесь сама природа позаботилась преградить доступ каждому, даже самому отчаянному смельчаку, так как здесь скала спускалась отвесно в пропасть прямой гладкой стеной на несколько сот футов. Как раз над этой отвесной стеной скал лицом к расстилавшемуся далеко внизу озеру стояла самая большая и пригожая хижина, жилище самого владельца этой своеобразной крепости, этого африканского укрепленного замка — старого Мудима.

Сам он лично отворил ворота вновь прибывшим и приветствовал их ласково, но сдержанно и с достоинством. В противоположность ему молодая девушка, стоявшая рядом с ним, особенно шумно выражала свою радость гостям.

— Поздно же ты возвращаешься, Инкази! — воскликнула она. — Мы уже соскучились по вас, Белого нам очень недоставало. А, да вот и ты, Симба! — продолжала она. — Смотри, видишь, я сделала себе запястье из тех бус, что ты подарил мне!

— Да, Коко, поздно мы вернулись, твоя правда, но зато с добрыми вестями: поджидай завтра большой караван, который приведет коз, овец, сукна и бусы, но захочет кого-то увезти с собой. Знаешь ли ты, кого? — проговорил, улыбаясь, Инкази.

— Эге, да разве вы были там, внизу, в долине, у Лугери?! — воскликнула молодая негритянка.

— Ты угадала, Коко! Ну, а теперь свари нам еще раз вкусный ужин, ведь скоро нам придется подыскивать новую стряпуху. Сестра, вот возьми рыбу, да смотри, сеть тяжела! — С этими словами он передал ей свою ношу.

— Милый, добрый Инкази! — воскликнула Коко. — Я изжарю для вас жаркое в самом лучшем масле, я уж постараюсь угодить тебе и Симбе! — добавила она и упорхнула по направлению к одной из маленьких хижинок, над которой клубилось легкое облачко дыма.

Симба с видимым удовольствием посмотрел вслед удалившейся девушке. Счастливая невеста-негритянка — это такое редкое явление. В сотнях различных деревень, там в долине, насмотрелся Симба на то, как негры добывают себе жен; совершается торг, как на любую вещь или скотину, и этим дело кончается. Но тут, очевидно, говорило и молодое чувство девушки; ее миловидное черное личико сияло счастьем и любовью при одном напоминании о ее женихе.

Даже угрюмый Мудима с улыбкой смотрел вслед дочери. Волосы его были уже убелены серебристой сединой; лицо, мрачное и строгое, пересекали глубокие морщины, но телом он был крепок, как юноша, сильные, выдающиеся мускулы и теперь еще обличали в нем атлетическую силу. С улыбкой на лице проводил он глазами Коко, но улыбка эта недолго удерживалась у него, сменившись озабоченным, почти грустным выражением.

— Это, право, просто чудо, что вы добрались сюда сегодня без беды, — сказал он, обращаясь к Инкази и Симбе. — Сегодня Руга-Руга целый день шатались по лесу!

— Это ничуть не чудо, Мудима, — возразил Симба. — эти Руга-Руга отъявленные трусы, они — гиены, нападающие лишь на слабого и бессильного, но избегающие сильного смелого льва! Впрочем, не станем более думать о них. Подумай лучше, добрейший Мудима, что путь к твоему горному гнезду не из удобных и приятных, и что у нас нет крыльев за спиной, а ноги наши устали и болят от крутого подъема в гору, да и желудок заявляет о своих правах.

— Рыба, блины, лепешки и пальмовое вино ожидают вас, — ответил Мудима и пошел вперед к своему дому.

Симба и Инкази последовали за ним, а негры направились к хижинам слуг и рабов.

Ужин продолжался недолго. Полчаса спустя Симба, Мудима и Инкази сидели уже на каменной террасе перед домом Мудима, с которой открывался великолепный вид на озеро, горы по ту сторону Танганайки и бесконечные террасы скал, громоздящихся над озером с южной и северной стороны. Такого грандиозного зрелища нельзя встретить нигде в Европе: посеребренная луной громадная площадь озера раскинулась на пространстве многих тысяч квадратных километров.

Сидя на природной каменной террасе, представлявшей собой высокую и большую площадку на вершине громадной выдающейся скалы, мужчины мирно курили трубки. В тропиках ночи длинны и приятно прохладны, и африканцы любят поболтать, сидя у порога своих хижин, в первые часы этой длинной ночи и даже вплоть до полуночи. Мудима также не был исключением из общего правила и потому недолго прислушивался к мощному шуму прибоя, доносившемуся даже и сюда, на эту недосягаемую высоту.

— Симба, — сказал он, — на протяжении пяти дней пути слышно повсюду голос Муциму, когда по его воле волны Танганайки ударяются в скалы и ущелья Кабого. Я знаю, что вы, белые, чародеи и колдуны, и что у вас есть сильные и могучие духи, но Муциму еще сильнее и могучее вас!

— Не он ли создал мир? — спросил Симба.

— Нет, но он создал это озеро, и власть его простирается над всеми водами, — возразил Мудима, — если хочешь, я передам тебе рассказ, который из рода в род передают друг другу люди из племени Вавенди об озере Танганайка.

— Охотно буду слушать тебя, Мудима, — ответил белый, — происхождение этой громадной площади вод должно быть чем-то величественным и необычайным!

Мудима сильно затянулся из своей трубки, выпустил струю дыма и некоторое время задумчиво следил за его голубоватыми кольцами, медленно расплывавшимися в тихом ночном воздухе.

— То было много-много лет тому назад, — начал он, — бесчисленное множество поколений народилось и вымерло с тех пор. В то время на том месте, где теперь раскинулось наше озеро, вовсе не было воды. Из конца в конец, от одних гор до других, расстилалась громадная цветущая равнина, населенная множеством различных племен и наррдов, владевших громадными стадами волов и овец. В этой большой долине стоял прекрасный город, обнесенный крепкими неприступными стенами, изгородями и бревенчатыми заборами. Кроме того, по обычаю того времени жители городов обносили свои дома высокими частоколами и плетнями из тростника, в ограде которых находились обширные дворы, служившие местом загона для скота. В этих дворах скот был в полнейшей безопасности от диких зверей и разбойников. Вот в одном-то из таких домов жил некий человек со своей-женой и дочерью, которая была самой красивой девушкой во всей стране. За нее сватался главный вождь и предводитель самого могущественного и богатого племени. В их ограде был глубокий колодец. Из него ключом била вода, образуя большой светлый ручей, из которого утоляли жажду все соседи и весь скот их.

Это был не простой колодец; в нем находилось бесчисленное множество рыб, которые доставляли этой семье все, что только было необходимо для их существования, в большом избытке. Но так как она могла пользоваться всеми этими благами лишь до тех пор, пока тайна существования в их дворе чудесного колодца была неизвестна другим, то никто не подозревал даже о его существовании. Уж много поколений подряд передавалось из рода в род в этой семье предание, что в тот день, когда кто-либо из членов семьи покажет чужому человеку чудесный колодец или расскажет кому-нибудь постороннему о нем, вся семья погибнет и будет стерта с лица земли.

Случилось так, что эта молодая девушка, которую родители предназначали для вождя, отдала свое сердце одному юноше из своего племени, но открыться в этой любви родителям не решилась. Любовь эта крепла в ней с каждым днем, и не было такой вещи, которой бы она не сделала бы для своего возлюбленного. Она же не раз крадучись носила ему отведать превосходных рыбок из чудесного колодца. Это блюдо показалось молодому человеку столь лакомым и вкусным, что он стал добиваться от нее, откуда и каким путем она достает этих рыб. Однако страх перед ужасными последствиями ее нескромности долго удерживал ее; не скоро решилась она уступить его настояниям, но, в конце концов, несмотря на свой беспредельный страх перед духами колодца и родительским гневом, все же обещала открыть возлюбленному свою тайну.

Однажды родителям ее пришлось предпринять довольно продолжительное путешествие в Увинда. Перед отъездом они призвали свою дочь и приказали ей строго-настрого смотреть в их отсутствие за всем их добром, караулить дом и скот, строго хранить тайну чудесного колодца и ни под каким видом не впускать в ограду никого постороннего. Дочь, понятно, обещала последовать в точности всем эти наставлениям, но едва успели удалиться ее родители, как она тотчас же поспешила к своему возлюбленному и сказала:

— Родители мои уехали в Увинда и пробудут в отсутствии долгое время. Ты часто настаивал, чтобы я сказала тебе, откуда у нас берутся те прекрасные рыбки, которыми мы с тобой иногда лакомимся, так пойдем же со мной, я покажу тебе.

Тот с радостью последовал за ней. Они вошли в дом, и молодая девушка принялась угощать своего возлюбленного всем, что было лучшего в доме.

Когда они попили и поели вдоволь, молодой человек сказал:

— Вот мы теперь попили и поели, сыты и довольны. Покажи же мне, откуда у тебя берутся эти вкусные рыбки!

— Уж так и быть, я тебе покажу, так как люблю тебя больше всего в жизни и ни в чем не могу отказать тебе, — отвечала девушка. — Но знай, что это важная тайна, и родители строго запретили мне говорить кому бы то ни было об этом. Поэтому прошу тебя никому не открывать этой тайны, чтобы всех нас не постигло какое-нибудь ужасное несчастье.

— Будь спокойна, моя дорогая, — заметил юноша, — меня тебе опасаться нечего, уста мои будут замкнуты, а язык прикован к гортани.

Тогда, взяв его за руку, девушка повела во двор, где обнесенный со всех сторон высоким плетнем из тростника возвышался колодец. Отперев калиточку, проделанную в этом плетне, она впустила в ограду своего возлюбленного и указала ему на маленький круглый прудик, по-видимому, страшно глубокий, в котором вода была чиста и прозрачна, как кристалл.

— Смотри, — сказала она, — вот это наш чудесный колодец или ключ! Неправда ли, как он хорош? Вот в нем-то и водятся те вкусные рыбки, о которых ты спрашивал.

Молодой человек еще ни разу в своей жизни не видел ничего подобного, так как в окрестностях нигде не было рек, кроме того большого ручья, который вытекал из этого родника. Восхищению его не было границ: он присел и стал любоваться рыбками, которые то плескались и играли на поверхности, то вдруг ныряли вглубь и снова всплывали. Но в тот момент, когда одна из особенно смелых рыбок подплыла совсем близко к нему, он вдруг опустил руку в воду с намерением схватить ее. И вот всему настал разом конец! Дух колодца Муциму, разгневанный таким поступком, потряс всю землю, весь мир, — и вся роскошная, плодородная, цветущая долина стала опускаться все ниже и ниже, а колодец переполнился водой, которая стала заливать все кругом. На месте громадной равнины образовалась глубокая впадина, которая заполнилась водой, и вот теперь вы видите перед собой не равнину, а громадное озеро — нашу Танганайку!

Все люди, населявшие ту равнину, погибли в его волнах; весь их скот, сады, дома и весь громадный богатый город — все это поглотило озеро. Между тем родители девушки, покончив со своими делами в Увинда, пустились в обратный путь и вдруг наткнулись на громадные горы, которых раньше никогда не видали.

Взойдя на вершину одной из гор, они остановились в недоумении: перед ними раскинулось на всем протяжении их родной равнины громадное бурное озеро. И вдруг им стало ясно, что дочь их выдала кому-нибудь тайну чудесного колодца и что за ее грех все живущее здесь погибло безвозвратно.

Мудима умолк и задумался, окутав себя целым облаком легкого табачного дыма.

Симба не стал беспокоить его ненужными расспросами: он уже раньше читал где-то эту легенду про Танганайку, но тогда она не произвела такого впечатления, как теперь, когда он слышал ее из уст туземца над самым озером. И ему невольно припомнились старые сказки и преданья его далекой родины, слышанные им в детстве.

Между тем Мудима сердито покачал головой и сказал:

— И по сей час еще дух колодца (водяной) гневается на нас, так как вода в озере прибывает с каждым годом и поглощает все большее и большее пространство земли.

Скоро она поглотит весь берег. Кроме того, вечные войны и разбои беспрерывно опустошают несчастную страну Вавенди!

— Отец, — вмешался Инкази, — настанет время, когда озеро перестанет расти и шириться; тогда мир и спокойствие водворятся снова в стране!

— И я когда-то так же надеялся и утешал себя такой мыслью, Инкази, — проговорил старик. — Но тогда я был молод, как ты. Теперь же годы и опыт лишили меня этой сладкой веры в будущее и надежды на что-то лучшее. Я был еще ребенком, когда на севере и юге хозяйничали Ватута и только одна Вавенди сопротивлялась им. Только наши поля красовались в полном уборе, только мы наслаждались плодами от своих трудов, только наши стада паслись спокойно на зеленых лугах и только в наших деревнях и селеньях слышались звуки веселых песен, бубна и барабана. Мы были тогда сильнее и смелее воинов Ватута, а наши копья острее их и стрелы — метче.

Но вот пришли арабы с востока со своими бесконечными караванами. Они явились скупать рабов и предлагали взамен сукна, бусы и жемчуг. У них было также громовое огнестрельное оружие, которое они вложили в руки воинов Ватута. И вот началась эта страшная травля на нас (войной этого никак нельзя было назвать). Сотни из наших падали под градом пуль, сотни уводились в рабство. Наши села и деревни стояли опустевшие и покинутые или сожженные дотла, а Ватута рыскали по всей стране, но не возделывали поля, не разводили скот, а укрывались в лесах и грабили окрестности. Мы прозвали их Руга-Руга, то есть лесные грабители.

Рута-Руга вытеснили нас из долины, и мы искали убежища в этих неприступных горах. Отец мой, умирая, думал, что оставляет мне в наследство могучий, сильный род и что я стану после него князем над племенем Вавенди, но, простреленный несколькими ружейными пулями, он пал у порога своего дома, а сын его бежал в горы и, как хищный орел, свил себе гнездо на неприступных высотах этих грозных скал!

— Да, отец! То были страшные, ужасные времена, но на Востоке уже занимается новая заря: тот белый человек с длинной белой бородой говорил людям, что уже недолго здесь будут свирепствовать огонь и меч; что угнетенные люди вскоре вздохнут опять полной грудью, потому что сильные и могучие народы там, за дальними морями, не хотят более терпеть, чтобы нас продавали в рабство, не хотят терпеть, чтобы на свете были люди-рабы. Занзибарский султан также присоединился к ним, — и когда арабы будут приезжать сюда только с тем, чтобы скупать у нас слоновую кость, несчастная страна Вавенди станет цветущей и богатой, как прежде! — восторженно проговорил Инкази.

— Не глупи, сын мой! — наставительно проговорил старик. — Белые люди приезжают и уезжают, но они не в силах ничего изменить. Разве ты сам не знаешь, что они должны уплатить дань вождям, чтобы получить разрешение проехать через эту страну, что они должны иметь убежище в горах в доме последнего Вавенди?

— Отец! — воскликнул юноша. — Люди были правы, когда назвали тебя Мудима, то есть мрачный: ты видишь только зло и невзгоды и умышленно закрываешь глаза на то, чего нам уже удалось достигнуть в последнее время. Ты не хочешь видеть, что с горных вершин сыны Вавенди снова начинают спускаться в долину и вновь строят свои деревни и селенья на прекрасном берегу Танганайки. Молодой Лугери положил уже начало; тэмбе его обширна и богата и надежно ограждена высокой неприступной стеной от нападения врага, а люди его вооружены множеством ружей, сильны, отважны и смелы. Он не боится Руга-Руга, возьмет над ними верх и победит их, и тебе следовало бы радоваться вместе с нами этому торжеству Вавенди, тем более, что завтра Лугери явится сюда, чтобы увезти себе в жены нашу милую Коко.

— Вот именно эта-то ваша самоуверенность, ваш молодой задор и смущают меня, — горестным тоном произнес старик. — Вы забываете, что на расстоянии всего одного дня пути от тэмбе Лугери раскинулся грозный лагерь Муриро. Люди, быть может, были действительно правы, прозвав меня «мрачным», но они не менее были правы, дав этому Муриро его прозвище — Муриро, что значит «огонь». Каждое селенье или деревня, вблизи которых он появится, неминуемо становятся жертвой огня, то есть пожара, а лютый пес Индша, этот известный разбойничий атаман, тоже живет в ближайшем селенье, Ндэрее. Знай, Инкази, что только здесь, в глубоких ущельях, на вершинах неприступных скал, да на гладкой поверхности Танганайки мы можем считать жизнь свою вне опасности, потому что как тут, так и там нас охраняют наши древние боги, боги Вавенди. А духи равнин и долин враждебны нам! И будь Лугери какой хочешь быстроногий, как гласит его имя, все же я очень того опасаюсь, стая собак может загнать даже самую быстроногую антилопу. Я боюсь, что Коко, наша бедная «курочка», избрала себе весьма ненадежную участь. Но все вы молоды и вам хочется попытать счастья, вы не хотите слушать умудренного горьким опытом старца. Я не хочу вам мешать! И дай-то Муциму (Бог), чтобы на этот раз светлые надежды и отвага молодости взяли верх и восторжествовали над осторожностью и мудростью старости!

— Да! Муциму даст восторжествовать нам! — воскликнул юноша с сияющим взором.

Оба Вавенди встали, намереваясь отойти ко сну и только теперь снова вспомнили о своем госте. В пылу забот и надежд о будущности своего родного народа они совершенно забыли о нем. Но он с грустным участием внимал их разговору, потому что то, что развертывалось теперь перед его мысленным оком, было лишь небольшим отрывком из истории Африки, — этой жалкой, несчастной страны.