Астрид действительно верила, что не я напал на Джейсона и Тревора, и это как бы давало мне право наконец получить столь необходимый отдых. Я умудрился выбросить все из головы и просто поспать, и это было чудесно. Проснувшись на следующее утро, я чувствовал себя полным сил, чего не испытывал уже не одну неделю.

Но вопросы никуда не делись. Я толком не понимал, что следует выяснить первым делом, пока не вспомнил, что Астрид не объяснила мне, почему не пришла на вечеринку. Она сказала, это не ее тайна. Тогда дело в Эрике. Мне нужно поговорить с ним.

В голове у меня замаячил план, как застать Эрика одного. Сегодня был день, когда мы обедали в одно и то же время. Я внимательно оглядел столовую, как только добрался до нее, и мне удалось засечь его в очереди – к столику он еще не подходил.

– Можешь поговорить со мной? – спросил его я. – Наедине.

Эрик улыбнулся:

– Желаешь проведать что-то об Астрид? Я целиком и полностью в твоем распоряжении.

Ничего такого я не планировал, но до поры придержал язык. Я провел его к столику в противоположном углу столовки, где члены его команды не смогли бы углядеть нас. Эрик поставил поднос, но немного косо, и я почти страдал, видя, как он волнуется, страстно желая, чтобы у нас с Астрид все сладилось, хотя у меня был немалый шанс разрушить предполагающуюся идиллию, едва открыв рот. Но мне надо знать правду.

А я никак не мог сообразить, с чего начать.

– Все стало действительно… сложным… для меня со смертью Хейдена, – наконец выдавил я. – Много что происходит, и у меня возникла куча вопросов. Я подумал, может, ты поможешь мне.

– Попытаюсь, – ответил он. – Хотя я, в сущности, не знал Хейдена. Мне известно только, что Астрид хотела пригласить его потусоваться с нами не так давно, но потом сказала, он очень застенчив и еще не готов к этому.

– Я хочу спросить не о Хейдене. По крайней мере, не конкретно о нем.

Эрик озадаченно посмотрел на меня.

– Знаю, это прозвучит вроде как не к месту, но я разговаривал с Астрид, и она рассказала мне о том вечере, когда Хейден умер. Что она должна была пойти на вечеринку, но не пошла. И мне стукнуло, что, возможно… возможно, она не сделала этого из-за тебя.

Лицо Эрика осунулось.

– Понятно, – выдохнул он.

– Я считаюсь с тем, что мы не так уж хорошо знаем друг друга, а дело при этом кажется сугубо личным, – продолжал я. – Существует ли хоть малейшая вероятность, что ты захочешь рассказать мне о случившемся тогда?

Он с минуту смотрел на столик, затем поднял глаза на меня – принял решение.

– Я расскажу тебе то, что ты хочешь знать, но не здесь. Можешь прийти ко мне домой сегодня днем? После школы?

– Конечно. – Какая бы история там ни была, наверняка она далеко не пустяковая. Ожидание давалось мне с трудом.

Сразу после уроков я быстро направился к дому Эрика. Я решил, что поскольку он на машине, то в любом случае опередит меня. Земля была влажной: ночью прошел дождь. Он пришелся кстати гонкам по грязи, но на мне были старые кроссовки, и они прямо-таки чавкали при ходьбе. Плейлист Хейдена, как всегда, был у меня в айподе.

В нем были две версии песни «Hurt» – одна из них принадлежала группе Nine Inch Nails, которую он любил. Ему нравились готы, и он прошел через увлечение ужасным, с моей точки зрения, Мэрилином Менсоном, и я не был уверен, переживет ли наша дружба такое испытание. Особенно он уверовал в гениальность Трента Резнора. Я же не считал себя способным увлечься Nine Inch Nails, пока не услышал кавер Джонни Кэша для «Hurt», вторую версию, включенную в плейлист. Джонни Кэш исполнил каверы на множество неожиданных песен – Тома Петти и тому подобных. Я полагал, что это великолепно, а Хейден, что это всего лишь трюк, на который он дал уговорить себя, когда готовился к смерти. Но в конечном счете я смилостивился над Трентом Резнором, посчитав прикольным, что тот на время распустил Nine Inch Nails, пока писал музыку к фильмам. Хейден никогда не менял своего мнения о каверах Джонни Кэша, и потому, включая в плейлист обе песни, он как бы признавался в отсутствии у него ненависти ко мне. Хотя существовала опасность, что я «вычитываю» из плейлиста слишком уж много. Мне хотелось бы точнее знать, почему Хейден включил в него то, что включил, что все это значило и что, по его мнению, я в конце концов смогу понять.

Наконец я добрался до дома Эрика; его мамы и ребятишек, должно быть, не было: когда я постучал, дверь открыл только он.

– Входи, – сказал Эрик, и я проследовал за ним на чердак.

– Хочешь пить? – Он прошел к холодильнику и достал две бутылки воды. Я кивнул, и он вручил мне одну. – Давай устроимся поудобнее, – предложил он. – Это может затянуться.

Множество подушек и одеял по-прежнему устилали пол со времени просмотра того грустного фильма. Эрик сел на кресло-мешок, а я попытался сложить несколько подушек, чтобы не слишком расслабляться и не оказаться уязвимым. Я вспомнил, как мне было более чем удобно, когда я лежал рядом со свернувшейся клубочком Астрид; теперь же я чувствовал себя совсем иначе.

Я не знал, как начать разговор, и потому просто начал болтать о пустяках – с тем чтобы он перебил меня.

– Я не знаю, много ли Астрид рассказывала тебе обо мне…

Эрик улыбнулся:

– Достаточно, уж это точно. Она сильно на тебя запала, если ты сам еще не догадался о ее к тебе отношении.

Я покраснел.

– Поверь, у нас это взаимно. Но ты ведь знаешь о Хейдене, правда?

– Знаю.

Мне понравилось, что он не стал распространяться на эту тему, а просто признал мое горе. Лучше от этого не стало, но мне и не могло стать лучше.

– Она сказала, что хотела помочь ему, – начал я. – И должна была встретиться с Джесс на вечеринке, но не пришла.

– И здесь на сцену выхожу я, – криво улыбнулся Эрик.

Я почувствовал облегчение, оттого что он меня понял. И стал ждать продолжения. Но он, похоже, крепко задумался. Затем сделал большой глоток воды, словно подзаряжался для дальнейшего разговора.

– Какого черта, – наконец выдал он. – Все мои друзья в курсе. А если ты будешь тусоваться с нами, то тоже узнаешь. Пошли посмотрим. – Он встал с кресла-мешка так грациозно, как только можно было это сделать, и направился в угол, где рисовал вчера. Я последовал за ним и стал вглядываться в портрет, в те самые черты на холсте, которые показались мне очень знакомыми. И тут до меня дошло почему. Я взглянул на Эрика.

Он кивнул.

– Мы с ним были вместе.

Ну конечно. Слухи о Джейсоне. И Астрид упомянула о том, что Эрик пережил тяжелый разрыв. Но мне-то откуда было знать? Да, оба парня геи, но это вовсе не означает, что они непременно были парой. Странной парой.

Мы пошли обратно, снова сели, и Эрик заговорил.

– Мы познакомились в церкви – ходили в одну и ту же воскресную школу долгие годы. И, думаю, чувствовали себя одинаково, когда священник метал громы и молнии на головы гомосексуалистов. Мы оба были тайными геями, хотя он больше боялся разоблачения, чем я. Я просто считал это моим личным делом, и ничьим больше, и не был готов говорить с семьей о своих проблемах. Но его семья суперрелигиозна, и он представить не мог, что произойдет, если они прознают о его наклонностях. Дело осложнялось тем, что, хотя они жили в восточной части города, денег у них практически не было, и он рассчитывал на церковную стипендию для колледжа, а если бы они прознали о его ориентации, он лишился бы малейшей надежды на нее.

Так вот, значит, что он имел в виду: «Большинство людей здесь предпочтут таиться, чем рискнуть, ну, скажем, потерять стипендию, потому что твоя церковь вдруг обнаружила, что ты гей». Я решил, он просто сделал дежурное замечание, а он говорил конкретно о Джейсоне.

Эрик помолчал, глотнул еще воды, и я инстинктивно понял, что он хотел изложить эту историю кому-либо – от начала до конца, а такой возможности у него прежде не было.

– Это действительно тяжело для вас обоих, – сказал я.

– Да уж, – с признательностью подтвердил он. – Я знаю, Джейсон может вести себя как настоящий засранец, но он не был таким, когда мы были вместе, а те двое не имели к нему никакого отношения. Он был другим. Это трудно объяснить. Но мы были счастливы. По крайней мере, мне так казалось.

– Но что-то произошло, – сказал я. – В день вечеринки у Стефани Кастер. – Должно быть, они расстались именно тогда, но мне не хотелось говорить об этом вслух.

– Именно тогда, – произнес он, словно читая мои мысли. – Мне до сих пор неизвестны все детали – мы с Джейсоном так и не общаемся. Но я кое о чем догадываюсь. Думаю, его друзья прознали, что он гей, и перепугались. Сказали, что если он хочет иметь с ними дело, то пусть завяжет с этим. – Он засмеялся, но это был невеселый, неприятный смех.

– И тогда ты позвонил Астрид?

– Нет, я был в курсе, что она должна идти на вечеринку, и создавалось впечатление, будто ей важно там быть – деталей я опять же не знаю. Но, думаю, Тревор и Райан решили, да, Джейсон порвал со мной, но этого мало, и надо загрузить меня по полной, чтобы я и пытаться не смел вернуть его обратно.

Я не слишком понял, что он имеет в виду:

– Как это?

– Они открыли глаза моим родителям. И тут я сломался. Хотел позвонить Астрид, но у меня началась истерика. Я рыдал и практически не мог говорить.

Что-то во всем этом заставило меня почувствовать почти зависть – ведь я был не способен плакать о Хейдене.

– Я подхватил девчонок, чтобы отвезти их на вечеринку, но говорить по-прежнему не мог. – Астрид, наверное, подумала, будто со мной что-то случилось в физическом смысле. Когда мы приехали, она отказалась выйти из машины; сказала Джесс, все будет о’кей, она скоро придет, но ей нужно какое-то время побыть со мной. Я не просил ее об этом, но был очень ей благодарен, хотя в результате все пошло кувырком. До сих пор корю себя за это.

«Мы с тобой оба чувствуем себя виноватыми», – подумал, но не сказал я. И вообще, я не знал, что делать. Вспомнил, что когда вякнул о семье Эрика, принявшей его, Астрид сказала: «Да, теперь приняли», а Эрик сразу же заткнул ее. Я ввязался в их дела, ничего не понимая, и не хотел повторять своей ошибки.

– Мне очень жаль, – произнес я.

– Спасибо. Сейчас все хорошо – ведь я не то чтобы не хотел говорить им, а рассчитывал сделать это в свое время, по-своему. Они не гомофобы; просто не очень-то общались с геями, и они не сразу привыкли к тому, что их первенец не такой, каким они его считали. Но в некотором смысле жизнь у меня стала легче – теперь я не должен постоянно дрожать и бояться, что все всё узнают. И я могу одеваться и вести себя, как душе угодно.

«Совсем как Астрид», – подумал я.

– Однако ты вряд ли благодаришь тех парней за это.

– Само собой. Я рад, что они получили по заслугам. До какой-то степени. – Было странно слышать от него подобные речи, и я не знал, как на них реагировать. – Отчасти поэтому я так жду завтрашние гонки по грязи. Собираюсь уничтожить Райана, даже если он поедет на новеньком прекрасном грузовике Тревора. Он не понимает, во что ввязался.

Именно это беспокоило меня. Я не мог сообразить, как спросить о том, о чем действительно хотел знать. То есть я искал кого-то, имевшего повод для вендетты триаде, и вот я его нашел. Значит ли это, что я получил ответы на свои вопросы? Что я наконец-то узнал, кто стоит за нападениями?

Его положение было подобно моему. Да, мы оба считали, что дела зашли дальше, чем следовало, но имело ли нам смысл брать на себя ответственность за это?

– Ты собираешься поквитаться с ним на гонках, – сказал я в надежде, что он меня поймет.

– Да, во время гонок, – согласился он, и я подумал, что, может, и понял. – Я вполне могу уделать его, потому что он дерьмо. Он считает грузовик Тревора чудом техники, но тот таковым не является, и потому я могу унизить его на его же территории, что и сделаю. И именно на этом мне необходимо в данный момент сосредоточиться.

И опять он говорил как я. Мы оба хотели, чтобы Райан получил то, что заслужил, но на глазах у всех. Чтобы все знали, что и как произошло. Но мне требовалось удостовериться в этом.

– Без жульничества? – спросил я.

– Без жульничества, – отозвался он. – Даю слово. Нарушение правил – дело далеко не безопасное. – Я вспомнил, что одно идиотское телешоу запретили после того, как горстка парней оказалась заблокированной в их же грузовике.

– Я не в курсе того, как ты относишься к опасным вещам.

Он пристально посмотрел на меня, и я уверился: Эрик понимает, о чем я говорю.

– Плохо, – спокойно сказал он. – Хуже, чем ты думаешь.

– Я рад, – вздохнул я. – Удачи! – Но до спокойствия мне было очень далеко. Если это не я и не Эрик, то непонятно, кто еще мог пойти на такое, а я хотел верить, что был кто-то еще. Кроме того: я действительно хотел верить, что единственная плохая вещь, которая может случиться с Райаном – это поражение на гонках. И надеялся, что правда на моей стороне.

Я ждал, когда начнутся соревнования, чтобы увидеть все собственными глазами.