Теперь у Чпока водились бабули. Чтобы добывать Лысых, ему не надо было больше мокрушничать. Про тот случай с Петропалычем он почти не вспоминал. Не до него было. Каждый день он садился на автобус и ехал в ту или иную сторону. Потом бродил по деревне, выспрашивая у жителей, где здесь живет Ветеран. Заходил в дом. Садился за стол отобедать, потчевал хозяина водочкой. Предлагал зелень. Никто не отказывался.

Кто-то соглашался быстро, а кого-то приходилось уговаривать, ну так не после первой или второй, а ближе к донышку, — или уж на крайняк еще одна беленькая, а то и пара были припасены в вещмешке у Чпока, — но все соглашались.

— Любой согласится, любой, — ухмылялся Чпок.

Шли дела, спорились, в избытке Лысые, да и зелень не переводилась теперь у Чпока.

В один из дней в гостях у Скупщика Чпок познакомился с Сухостоем. Чпок со Скупщиком, как водится, обедали вместе. Загремела посуда в сенцах, захлопали двери, в дом ввалился толстяк-весельчак. И сразу занял собой все пространство, расползся, зашумел, зашипел, захохотал-загрохотал. Сухостой был полной противоположностью Скупщику. Говорил он беспрерывно, скаля ровные белые зубы, откидывая голову назад, смахивая длинные волосы с круглого лба и заливаясь тонким визгливым, — как собачонка, — смехом.

— А, Добытчик, — хохотал он при виде Чпока, хотя, казалось бы, чему тут было смеяться, — люблю Добытчиков, ох, как люблю, удержу нет, ха-ха-ха!

Сухостой отличался не только словоохотливостью, но и щедростью. Всегда с собой гостинцев приносил, беленькую и шмаль.

— Пить и курить надо одновременно, — изрекал мудрости Сухостой. — плюс на минус дает минус. Или клин клином вышибают. Или… ха-ха-ха! Вот я пью или курю одновременно… и никогда не пьянею… Ха-ха-ха!

И он пил рюмку, потом курил самокрутку со шмалью, потом снова пил, снова курил, снова пил, снова… и так до бесконечности, пока, хохоча, не падал на тахту и не засыпал, повизгивая бабьим хохотом и храпя богатырским храпом одновременно, даже во сне не затихая ни на миг.

— Сухостой, — он из сословия бродяг, Шалых, — пояснил Скупщик.

Но Сухостой не всегда был Шалым. В советские годы он был обычным фарцовщиком, барыжил видеокассетами, не по закону втюривал кино разное, попался на Феллини, «Амаркорд» и «Восемь с половиной» двигал, вот и сел в Бутырки, да еще ему порнуху приписали. Но как-то, один Бог знает как, на крытке поднялся, говорят, нравом своим веселым, да байками-россказнями, — кино по ночам пересказывал, на свой лад перекладывая, — приглянулся Шалым, вот они и приняли его в свой клан, хотя такое крайне редко бывает. Но по понятием он жить умел, да и говорили, общак держал справно. С тех пор суды да разборы вершил районные, говна в руки не брал.

— В гостюхи заходи, заглядывай, повеселимся, — зазывал он Чпока, и тот не отказывался, захаживал часто.

Приучил он и Чпока пить и курить непрерывно.

— Клин клином, минус плюс, всегда я трезвый, не напьюсь, — орали они хором.

Сухостой рассказал Чпоку про обычаи.

— Мы, люд весь, — говорил Сухостой, — делимся на сословия, касты. Есть Добытчики, Скупщики, Шалые. Есть Мастеровые. Баб мы не трогаем. Бабы у нас служат Гонцами. Вот ты сам подумай, сколько в пизде Лысых уместится?

— Много, — поразмыслив, отвечал Чпок.

— Вот и правильно. Много. Двадцать, а то и тридцать. Лысых мы в трубочку сложим, завернем, бабе в пизду затолкаем, она и поедет в Польшу Гонцом, а обратно Лысый уже в виде цепуры голдовой возвернется. Вот как на мне, видишь? — и Сухостой показывал на свою огромную массивную, гирями с шеи свисающую пудовую цепь. — С бабой можно только по сурьезу, жениться да и дело с концом. А для развлечений мы бабу не трогаем. Разве ж можно развлекаться с Гонцом. Для развлечений у нас служат Петухи, — закончил свою мысль Сухостой и закричал куда-то в черную даль коридора, — Эй, Петух, заходи!

В комнату вошел долговязый парень. Заулыбался, скалясь щербатым ртом.

— Соси, — приказал Сухостой.

Петух послушно встал на колени, повернувшись к Чпоку задом, закопошился в штанах у Сухостоя и сладострастно зачмокал. Чпок почувствовал, как брюки его встают шалашом.

— Давай, Петух! — хохоча, покрикивал, понукал Сухостой.

Петух на миг прервался, повернулся к Чпоку и призывно подмигнул. Потом спустил штаны и продолжил свое ремесло, оголив белый как соевый сыр зад и подергивая им в такт. Вздыбились брюки у Чпока, и он ринулся присоединиться. Вскоре вместе они с Сухостоем ладно покрикивали:

— Давай, Петух!

Облизывая пересохшие губы, Чпок вспоминал детство, когда в очередной раз загремел в больницу. Тогда у него долго держалась температура, а никаких других симптомов не было. Родители и отвезли его в Райцентр, в детскую лечебницу. Тамошние врачи тоже никаких других симптомов заболевания обнаружить не могли, вот и заподозрили в Чпоке симулянта. К тому же когда Чпок мерил температуру, лежа на кровати, то она почему-то была высокой, а когда его для проверки вызывали на пост медсестры и совали под мышку термометр, то она внезапно пропадала. Это еще больше укрепило подозрения. Однажды Чпок играл в шашки с соседом по палате. Передвинул рукой фигуру, забыв о градуснике под мышкой, он начал падать, Чпок попытался его прижать локтем, и, вот те на, он хрустнул и сломался.

— Вот гад, — говорили медсестры, — небось, так температуру себе хотел намерить, что тер градусник, тер, вот и разбил.

Как-то перед сном мальчик по фамилии Занездра предложил сходить в палату девочек. Пять или шесть мальчиков из палаты Чпока, и Чпок в том числе, отправились в гости к девочкам. Девочки уже лежали на кроватях. Одна девочка при виде Чпока ласково протянула:

— А это что за новенький, симпатичненький? Такой черненький. Иди ко мне, посидим.

Чпок покраснел от смущения, но все же присел к ней на кровать. О чем говорить, он не знал. На соседней кровати мальчик трогал девочку за грудь. С других кроватей доносились какие-то странные слова:

— Ты мне сегодня дашь? Не дам!

Что это значит, Чпок тоже не знал. В палату вдруг ворвалась медсестра.

— Ишь, охальники, а ну спать!

— Щас, Вера Ивановна, шас! Пять минут и пойдем! — заголосили ребята.

— Через пять минут шоб разошлись, — велела медсестра и вышла из палаты.

— Давайте выключим свет и спрячемся, как будто здесь нас уже нет, — предложил кто-то из мальчиков.

Все согласились. Выключили свет. Куда прятаться, Чпок не знал совсем. Поэтому забрался под кровать своей ласковой подружки. Снова влетела медсестра.

— А ну, негодяи, убирайтесь отсюда! — раздался ее басовитый голос.

Включила свет. Со страху Чпок плотнее прижался к стенке. Оказалось, он один залез под кровать. Все остальные предпочли спрятаться на кроватях под одеялами девочек. Иванна погнала их пинками прочь, а Чпока не заметила. Подружка Чпока про него забыла. Что делать, он не знал. Идти обратно страшно. Так и остался лежать под кроватью. Через пару часов задремал. Разбудили его удары метлой.

— Вот паскуда, симулянт херов, бабник ебаный, пиздорыл вшивый, а ну вылезай! — кричала медсестра.

Под утро прошел положенный обход отделения. Вот она и заметила в палате мальчиков одно пустое место. Так по всей больнице прогремела слава Чпока. Слава хулигана. Который один всю ночь развлекался с десятью девочками в их палате. Дошло до того, что Чпока вызвал на разборку настоящий самый главный хулиган их отделения. Здоровый дылда лет пятнадцати. Его подручные схватили Чпока и приволокли к нему в палату.

— Соси, сука, — велел он и стал лениво расстегивать штаны.

Что такое «соси», Чпок опять же не знал. Но сразу понял, что делать ему это не хочется. Стал изо всех сил вырываться, как-то вывернулся и убежал.

В конце концов, Чпок заболел свинкой. Это было чудесным избавлением и для врачей, и для него. Так ничего и не найдя, врачи с достоинством вытурили его из больницы. Зато, к явному неудовольствию своего отца, за время пребывания там Чпок узнал слишком много ненужного. И еще выучился двум вещам — цедить слюну, а затем заправски ругаться матом и смачно сплевывать ее сквозь зубы.

— Соси, сука, — кричал Чпок, вспоминая дылду, и залихватски сплевывал, получая тяжелую затычину от отца.

— Соси, сука, Петух ебаный, — гаркнул Сухостой. И Чпок поддержал.

— Давай, Петух, наяривай, наяривай, давай! — прокричал он, смачно сплюнул на пол и в тот же миг излился в теплую промежность Петуха.