Переведено по изданию: Falski V. Za źadne skarby / Vera Falski. – Krakòw: Otwarte, 2014. – 440 p.

© Vera Falski, 2015

© DepositPhotos.com/egorrr, обложка, 2016

© Hemiro Ltd, издание на русском языке, 2016

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», художественное оформление, 2016

© ООО «Книжный клуб “Клуб семейного досуга”», г. Белгород, 2016

* * *

 

Глава 1

Это был один из тех дней, когда утро без особой на то причины вылетает, как пробка из бутылки шампанского, приятно заполняя голову играющими пузырьками. «Нет, такой день не для джинсов», – думала Эва, стоя перед открытым шкафом. Она не любила наряжаться, не принадлежала к любительницам погружаться в тайны новых коллекций и с упоением отслеживать тенденции и тренды очередного сезона. Они нагоняли на нее смертельную скуку, не говоря уже о том, что жаль было тратить на них время и силы. Одежда существует для того, чтобы зимой было тепло, летом – не слишком жарко, а весь год – удобно. К счастью, Марек в этом отношении не имел завышенных требований. В сущности, если бы она вдруг оделась в мешки для мусора, он бы ничего не заметил, хотя это уже слишком. Что поделаешь, парень был программистом. Девушка выбрала воздушное платье в мелкий цветочек – подарок мамы, один из немногих действительно женственных нарядов в ее гардеробе. Эва не знала почему, но именно сегодня ей захотелось его надеть. Да, это платье идеально подходило к ее хорошему настроению. Эва вгляделась в свое отражение. Из зеркала на нее смотрела кареглазая девушка с россыпью веснушек на носу и каштановыми волосами, падавшими на плечи непокорными волнами. Платье придавало ей стройности и открывало длинные ноги. Хотя Эва никогда не считала себя красавицей, следовало признать, что сегодня она выглядела как-то иначе… Закрыв за собой дверь, девушка решила, что не поедет автобусом, и отправилась в университет пешком. Она и сама не знала, почему улыбается: себе, светловолосой женщине с коляской на остановке и даже подростку, посылавшему миру отнюдь не положительные сигналы. Ее распирали энергия и волнение, как перед долгожданным свиданием. Но все это было не то – время романтических взлетов давно прошло. Впрочем, Марек и в самом начале их знакомства не был сентиментальным возлюбленным… Хотя был всего лишь конец апреля, солнце ласкало ее кожу и, наверное, первый раз в этом году так сильно давало понять, что приближается лето. Эве просто было хорошо. Да и на что жаловаться? Она никогда и не думала, что сможет столь многого достичь. Место рождения, наверное, действительно определяет уровень веры в себя и ожиданий от жизни. Самая старшая из четырех детей, воспитывавшаяся в деревне, в которой было всего несколько сот жителей, в усадьбе, расположенной на такой окраине, что не каждый автомобиль мог до нее добраться, Эва не мечтала о многом. Собственно говоря, мечта была одна: вырваться оттуда. Этого хотят все, родившиеся в подобном месте, но мало кому это удается. Ей удалось. Возможно, Ольштын – не мегаполис мирового уровня, но для нее жизнь здесь стала крутой переменой. Эва радовалась простым вещам, которые для большинства людей казались очевидными. Что можно выйти из дому не только для того, чтобы проведать соседей. И возможен выбор: пойти в кино или кафе либо просто побродить по городу, зная, что каждый раз есть шанс попасть в новое, неизвестное еще место. Фильмы, книжки, диски, о которых читаешь в газетах, – неожиданно все это оказывается на расстоянии вытянутой руки. Ты не знаешь идущих мимо людей, а они не знают тебя. Для продавщицы в магазине ты одна из тысячи клиентов, и ее не волнует, во что ты одета и когда наконец-то выйдешь замуж.

Эве было непросто достичь теперешнего положения. То, что большинству амбициозных молодых людей кажется естественным ходом вещей, для нее было долгим восхождением, к тому же иногда по очень скользкой лестнице. После многих лет все более продолжительных и сложных поездок в очередные учебные заведения она поступила на микробиологию, выбрав, конечно, ближайший университет, и быстро убедилась, что человек может тратить на сон очень мало времени: ей пришлось сразу искать работу, чтобы оплачивать общежитие и покрывать скромные расходы на жизнь в городе. А еще каждый месяц отправлять что-нибудь семье, оставшейся в Венжувке. После занятий в университете девушка бежала в магазин на вторую смену, а ночи проводила в зубрежке. Со второго курса вахтер пан Хенрик пускал ее после окончания рабочего дня в лабораторию, чтобы Эва могла закончить исследования, которые ее сокурсники проводили после обеда. Последовательность действий, которые необходимо выполнить так, чтобы получить определенный результат, – это буквально затянуло ее с головой. Когда техникой уже овладел, наступает время для поиска и тестирования собственных методов. Эва обожала эмоциональное напряжение, сопровождающее ожидание и проверку: достигнут ли результат. Иногда выходило, иногда – нет. Когда получалось, девушка чувствовала возбуждение, как путешественник, открывший новую, неизвестную землю. Она любила науку. К счастью, оказалось, что такие открытия удаются ей лучше, чем другим. Еще до окончания обучения профессор пригласил ее в исследовательскую группу, а после яркой защиты магистерской диссертации Эва поступила в аспирантуру и получила работу на кафедре, а для аспирантов это было запредельной мечтой. Теперь она смогла отказаться от дополнительных заработков и уже самостоятельно, только для себя, снять однокомнатную квартиру. Эве исполнилось двадцать пять лет, и она делала то, что ей действительно нравилось. И это было только начало. Впереди ее ожидала многообещающая карьера.

Захватывающий мир микроорганизмов, выделение чистой культуры бактерий и углубление процессов микробиологической деструкции – все то, чем она жила каждый день, для большинства было черной магией. Никто ни в деревне, ни в ее родном доме не мог даже повторить – не то чтобы понять! – тематику, которой она занималась. И, безусловно, уже очень давно никому из Венжувки не удавалось продвинуться так далеко…

Хотя дорога до работы была долгой, Эва совсем не устала. Она шла по коридору, чуть зарумянившись от весеннего солнца, с растрепанными ветром каштановыми волосами, в которых поблескивали золотистые пряди, и встречные студенты провожали ее восхищенными взглядами. Она их не замечала. Хотя мама называла ее в детстве «своей хорошенькой доченькой», Эва не считала себя красавицей. И сосредотачиваться на собственной привлекательности считала не слишком умным и не совсем подобающим женщине, которая хочет, чтобы ее воспринимали серьезно. Она же хотела, чтобы к ней относились именно так. Не как к красивой кукле. Этого сложно было добиться в родной деревне. Единственное, на что она могла там рассчитывать, – это свист в сочетании с не особо изысканными комментариями и плевками, которые в понимании местных донжуанов, вероятно, были примитивной формой мужского восхищения.

Эва без стука открыла дверь и вошла в лабораторию, в которой стоял длинный рабочий стол.

Увидев ее, профессор Ярош вскочил с места.

– Так ты уже знаешь?!

– О чем? – Несмотря на официальный переход на «ты» после получения ею звания магистра, Эве по-прежнему было трудно переломить себя, и она по возможности старалась использовать при общении с профессором безличную форму.

– Да о Париже! Я решил, что ты каким-то чудом узнала, потому что выглядишь так, будто сейчас взлетишь.

– О каком Париже? Я ничего не знаю!

– Ты едешь в Париж! То есть ты еще должна пройти второй этап, но это, по-моему, чистая формальность.

Прошла минута, прежде чем из лихорадочного обмена фразами девушка поняла, о чем речь. Некоторое время назад профессор подал за нее заявку на стипендию в группе мирового гуру микробиологии – к слову, его давнего приятеля. Нынешний гуру примерно лет тридцать назад был куратором и одновременно гидом Яроша во время его стажировки во Франции. Тогда они выпили море вина, и молодой кандидат наук из Польши познакомился с такими экзотичными для него произведениями романской культуры, как сыры с плесенью, изысканные киши, а также с легендарным эскарго. Прославленный француз – если верить слухам, бытовавшим в профессиональных кругах, уже несколько лет один из главных кандидатов на Нобелевскую премию – по просьбе польского коллеги прочитал публикацию Эвы об использовании новых биоцидных веществ в дезинфекции бумаги первопечатных изданий, что само по себе было большим достижением, и отобрал ее как одну из немногочисленных кандидатов на стажировку в своей группе. Ее конкурентами были японец и американка. Если она получит это место, что, по мнению Яроша, было несомненно, то присоединится к проекту, в котором принимают участие лучшие молодые микробиологи со всего мира и который имеет шанс коренным образом изменить их область науки. К тому же минимум на восемь месяцев она переедет в Париж! Эве пришлось присесть.

И как же не верить в интуицию?! Утренний прилив энергии теперь укладывался в логическое целое с дальнейшим развитием событий, если тут вообще можно было говорить о логике. Это определенно был ее день. По крайней мере, она думала так до того момента, пока не покинула стены факультета. Эва схватилась за телефон. Она должна рассказать обо всем Мареку!

– В Париж? А зачем? – Это не было похоже на то, что хочется услышать от любимого после объявления такой новости. Но в этом был весь Марек. До боли прагматичный, не отличающийся особой способностью к сочувствию.

Они познакомились на вечеринке у общей знакомой. Разговорились о том, что Эва как раз планирует купить компьютер. Марек помог его выбрать и установил все, что нужно. В качестве благодарности девушка пригласила его в кино, после которого он без лишних церемоний спросил, можно ли зайти на кофе. Эва согласилась, потому что в его жесткости и ауре недоступности было что-то притягательное, что-то, что искушало попробовать через это пробиться. В ее маленькой комнате парень просто принялся за дело, а на следующий день все выглядело так естественно, словно они уже давно были парой.

Прошло три года. У Марека была компьютерная фирма, которую он основал вместе с бывшим однокурсником, и вполне серьезные клиенты. Он купил квартиру в кредит и, что удивило Эву, сразу предложил жить вместе. Это было не в его стиле, а она не была уверена, что готова, хотя их связь уже давно стала естественной частью ее жизни. Даже удивительно, как сильно Эва к нему привязалась, хотя сказать, что от любви она потеряла голову, было трудно. Они совсем неплохо существовали вместе, и Эве импонировали его амбиции. У Марека был план на будущее, еще более точный, чем у нее, – в отличие от него, девушка не составила список ключевых целей, охватывающий пятилетку и годовой запас реализации. Однако при этом они были «студенческой парой», и это ей подходило. Совместное проживание означало бы серьезный шаг и достаточно четкое, в ее понимании, заявление. Итак, перед Эвой встал вопрос, хочет ли она сделать такое заявление.

С одной стороны, Марек был не самым открытым и многословным человеком под солнцем – в принципе, порой он больше напоминал страдающего легкой формой аутизма. Иногда Эве казалось, что ее парень действительно не с этой планеты. Но есть ли в мире женщина, которая хоть раз не подумала так о своем парне? С другой стороны, Марек был человеком, с которым можно что-то строить. А она хотела строить. Хотела идти вперед и достигать большего.

Эва решилась. Переехала к нему. У него, без сомнения, были недостатки, но у кого их нет? Эве без труда удавалось их игнорировать, что она сделала и во время этого разговора.

– Я все расскажу тебе вечером. Отметим это. Я приготовлю ужин. Французскую кухню. – Эва засмеялась и побежала за покупками.

Ассортимент сыров в лучшем ольштынском магазине деликатесов не сбивал с ног, но это не могло испортить ее шампанского настроения. Именно – шампанского! Оказалось, что настоящее – о чудо, оно было! – сто́ит решительно слишком дорого, даже по такому случаю, и она с огорчением отказалась от безумия, удовлетворившись игристым вином. Положив в тележку багет, Эва внезапно замерла. Интересно, что она подумала об этом только сейчас. Ведь отъезд означал восьмимесячную разлуку с Мареком! Однако в голову тут же пришли аргументы, смягчающие осознание данного факта: есть дешевые рейсы, есть скайп. В нынешние времена физическая разлука означает не то же самое, что еще несколько лет назад, когда не было всех этих гаджетов, благодаря которым без проблем можно общаться с целым миром. Возможно, Марек сможет ненадолго приехать? Ведь он часто работает удаленно, через компьютер, и не имеет значения, где он находится. В общем, нужно многое обсудить за французским ужином.

Но вечер пошел не так, как планировала Эва. Придя домой, Марек сразу развалился на диване с тарелкой, на которую положил сыры и кисточку винограда. На все протесты он заявил, что не может пропустить финал волейбольной лиги, и потянул ее за собой на софу. Эва разозлилась, но не захотела устраивать скандал. К тому же она знала, что Марек не переносит брюзжания и, если почувствует себя прижатым к стенке, может уйти из дому, чтобы посмотреть матч в пабе. Во время перерыва в матче он обнял ее и сказал:

– Я правда рад. Поздравляю, гений…

Эва только улыбнулась. Это, конечно, не корзина цветов, но она знала, что Марек говорит искренне и что для него это настоящий подвиг многословия. Она встала, чтобы долить вина, когда зазвонил телефон.

– Привет, папа. Мама тебе сказала?

Эва уже успела рассказать все матери и удивилась, что отец позвонил. У него не было привычки использовать телефон для разговоров, не имевших определенной практической пользы, но, возможно, Эва его недооценивала: такой успех дочери должен был произвести на него впечатление.

– Что? Папа, что ты говоришь?! – В течение следующей минуты она повторила этот вопрос еще много раз. Ей казалось, что время остановилось и она падает в бездонный темный колодец. Наконец какая-то связь нейронов в ее мозгу встала на место и до сознания дошла информация, которую сообщил отец.

В этот момент все закончилось. Конечно, Земля не перестала вращаться вокруг Солнца, а люди во всех уголках мира не перестали есть, любить и заниматься своими более или менее важными делами, но для нее это был конец. Конец детства и той жизни, которую она знала и понимала. Эва опустилась на диван.

– Что случилось? – буркнул Марек, не отрывая взгляда от телевизора.

Прошла долгая минута, заполненная чрезмерно экзальтированным потоком слов комментатора, которые не достигали сознания Эвы, прежде чем она ответила:

– Мама умерла.

 

Глава 2

В автобусе воняло выхлопными газами. Эва ворочалась в тесном кресле, пытаясь устроиться поудобнее: толстый ксендз, севший в Бискупце, занимал не только соседнее место, но и часть ее сиденья. Он дремал, и его свистящее дыхание неприятно пахло. Тяжелая потная рука ксендза ежеминутно бессильно падала Эве на колено, но девушка не реагировала, ей было все равно. Она невидящим взглядом смотрела в окно, чувствуя, как внутри все сжимается, и изо всех сил старалась не расплакаться – не дай бог, кому-нибудь придет в голову расспрашивать ее о причине и утешать. Эва не хотела жалости чужих людей, кусала губы, сдерживая слезы, и казалось, что отчаяние сейчас взорвет ее изнутри.

Проехали Мронгово, в это время года уже шумное и пульсирующее жизнью. Автобус на кольце повернул в сторону Кеншина. Через минуту гладкий асфальт закончился, и пассажиры начали подпрыгивать на выбоинах. Местность была живописной. Весна везде кипела жизнью и красотой. Сочная зелень поля и лесов, спускающихся к Мазурским озерам, манила туристов, любителей здешнего отдыха.

Длинные уик-энды – польская особенность. Три дня отпуска – и неделя с лишним отдыха. Беззаботные улыбающиеся дачники гуляли по обочинам или с усилием крутили педали модных горных велосипедов. Честно говоря, Эва не могла сегодня на них смотреть.

К счастью, толстый сосед вышел в Мронгове, и стало свободнее. Девушка сняла обувь и подтянула колени к подбородку, обхватив ноги руками. Она вздохнула так тяжело, что женщина, сидевшая в кресле впереди, повернулась, чтобы проверить, все ли в порядке. Чтобы избежать разговора, Эва безразлично улыбнулась ей, уткнулась лбом в колени и закрыла глаза. Сейчас она будет дома. Боже мой, как ей туда не хочется!

Когда несколько лет назад, упаковав вещи в две большие дорожные сумки, она уезжала учиться в Ольштын, в голове звенели слова мамы, всегда повторявшей: «Эвочка, я знаю, что ты отсюда уедешь. Ты должна уехать. Тебе здесь делать нечего, я не дам тебе загубить свою жизнь». Она уже тогда чувствовала, что за этими словами кроется что-то большее, чем просто желание сделать из дочки «городскую», – в значительной мере дело было в разочаровании мамы собственной жизнью. Она никогда не жаловалась на судьбу, хотя все знали, что ей было нелегко. Вместо того чтобы плакать над своей жизнью, она предпочла все несбывшиеся надежды и стремления перенести на старшую дочь. Эва была умной и красивой. Слишком умной для мазурской деревни, слишком красивой для постсовхозных реалий. По крайней мере, мама повторяла это каждый раз, когда Эва приносила из школы хорошую оценку, когда с гордостью показывала аттестат с красной полосой, когда на улице мальчики оборачивались ей вслед.

– Я хочу, чтобы ты поступила в университет. – Эва прекрасно помнила ту минуту, когда мама остановилась в дверях ее комнаты. Это был первый день последнего класса в лицее. – Уже давно откладываю деньги. У меня есть сбережения, я помогу, только ты должна учиться, чтобы попасть в университет!

Эва помнила, что на глаза тогда навернулись слезы. Она встала из-за стола, чтобы обнять ее.

– Мамочка, это для меня самые главные слова в жизни. Спасибо, увидишь, я поступлю.

– Я знаю. – Она взъерошила ей волосы, как делала это, когда Эва была маленькой, и посмотрела ей в глаза. – Ты никогда меня не подводила. Ты не должна здесь оставаться, иначе зачахнешь… – сказала она, а Эва мысленно добавила: «Как ты, мама, зачахла в этой Венжувке…»

* * *

Эва слишком глубоко погрузилась в размышления, чтобы следить за дорогой. Когда из-за поворота показались знакомые постройки, она вскочила с кресла с криком:

– Стоп, остановитесь!

Водитель резко нажал на тормоз, выругался себе под нос и бросил недовольный взгляд на пассажирку, когда она, выходя, протискивалась мимо его кресла. Автобус уехал, и Эва осталась на остановке одна. Поцарапанный, заржавевший дорожный знак, стоявший тут уже несколько десятков лет, был частично закрашен спреем – наверное, кем-то из скучающих после школы местных подростков. От крыши остановки тоже мало что осталось, внутри воняло мочой, а на месте, где когда-то была скамейка, пугающе торчал только ее металлический скелет. Эва с тяжелым вздохом поставила на него сумку и полезла в карман. Марек написал? Нет, не написал ни слова. В общем, она даже не удивилась. Он совершенно не справился со сложившейся ситуацией. Вел себя просто как бесчувственный идиот. Не мог ни утешить ее, ни помочь, ни хотя бы обнять. В тот вечер, когда позвонил отец, Марек, вместо того чтобы поддержать ее, немного посидел рядом, раз или два подал ей тарелку, а затем, воспользовавшись моментом, когда Эва разговаривала по телефону со своей лучшей подругой Сильвией, укрылся в спальне с игровой приставкой. Гораздо больше поддержки она получила от соседки, пани Беллы, которой на следующий день одного взгляда на Эву хватило, чтобы понять, насколько ей тяжело. Марек будто выключил у себя в мозгу функцию «сочувствие».

Мама никогда не была от него в восторге. Когда Эва привезла парня в Венжувку, он произвел ужасное впечатление: не интегрировался, не разговаривал, только бегал по окрестным холмам с ноутбуком и искал места, где принимается мобильная связь, ругаясь, что «в этой проклятой дыре ничего не работает», а он должен отправить проект. Марек – человек-проект. Мама стояла на крыльце и с удивлением смотрела на впавшего в истерику парня, бродившего между цветущими кустами вереска по лугу с поднятым над головой компьютером.

– Эвочка, ты уверена, что хочешь именно этого? – спросила она, кутаясь в свободный шерстяной свитер. – Подумай еще.

Но тогда Эва была уверена, что Марек – это лучшее, что с ней могло случиться.

При воспоминании о маме сдерживаемые чувства вырвались наружу, и ее сотрясло короткое рыдание. Однако она быстро взяла себя в руки, вытерла глаза и, забросив сумку на плечо, отправилась в сторону дома.

Эва шла через деревню, удивляясь, каким чудом на дороге не встретила ни одной живой души. «Неужели жизнь этих людей действительно проходит перед телевизором?» – думала она, но, в сущности, радовалась отсутствию встречных. Ей вовсе не хотелось ни разговаривать с кем-то, ни принимать соболезнования.

Венжувка внушала ей экзистенциальную тоску. В этом месте все было полной противоположностью того, что она считала правильной и удавшейся жизнью. Как можно жить в полную силу здесь, на краю мира, у черта на куличках, где все обо всех всё знают, варятся в атмосфере клаустрофобии, подогреваемой приходским ксендзом, который натравливает людей друг на друга и манипулирует ими, если может получить от этого выгоду? Эта деревня была местом, из которого можно только сбежать. От этих проклятых полей, засеянных зерновыми, на которые у нее была аллергия; от этих лугов, где маленькой девочкой во время каникул ей приходилось пасти коров; от этих озер, берега которых все лето были усеяны подвыпившими отдыхающими из города, причем их отношение к местному населению и природе оставляло желать лучшего. «Мазуры летом – это сортир Польши, – часто говорил отец. – Засранные вдоль и поперек так, что страшно идти в лес по ягоды, обязательно во что-нибудь вступишь».

Дом, полученный родителями Эвы в наследство от бабушки и дедушки, находился немного в стороне. Дорога вела через поля и вилась между холмами. Только через километр от последних деревенских построек с возвышенности можно было увидеть хозяйство, спрятавшееся от людского взора в котловине. Туда мало кто заглядывал, кроме варшавян, искавших дом под летнюю дачу. Мама говорила, что ежегодно минимум четыре, а то и больше семей из Варшавы подъезжали к дому с предложением купить его за копейки. На горожан производило впечатление место, окруженное буйными зарослями вереска, цвет которых менялся вместе с временами года. Мама высмеивала эту их тягу к природе и отправляла ни с чем. «Не про вашу честь», – говорила она. А дача получилась бы красивая. Дом требовал капитального ремонта: штукатурка, нанесенная еще дедом Эвы, осыпалась, зеленые оконные рамы изъел короед, но нельзя было не признать обаяние этого места. Двухэтажный деревенский дом с крышей, покрытой старой черепицей кирпичного цвета, с гнездом аиста на электрическом столбе и большой деревянной верандой, заросшей виноградом… Летом виноград падал сидящим на веранде на головы. Детьми Эва и ее сестры часто ложились там на деревянный пол и ждали, пока маленькие сладкие ягоды упадут им прямо в рот.

* * *

Старая фиолетовая сирень возле въездных ворот аж тряслась – рой ос и пчел усердно трудился от восхода до заката, добывая нектар из ее цветков. Эва остановилась и глубоко вдохнула ее аромат. По щекам потекли слезы.

Азор – крупная дворняга, похожая на грозного волка, – рыкнул из-за сарая и с громким лаем побежал в сторону ворот, но при виде Эвы начал радостно вилять хвостом, гавкать и крутиться вокруг нее.

– Азор, дорогой! Ты по мне соскучился? – Эва тормошила счастливого, подпрыгивающего в сумасшедшем танце пса и целовала его в морду.

На земле лежало выстиранное белье, как будто кто-то бросил его и убежал. «Хорошо, что Азору не пришло в голову растащить полотенца по всему двору», – подумала Эва.

– Милый Азор, хороший Азор…

Пес сунул голову под руку Эвы, требуя новой порции ласки.

Девушка поставила сумку на деревянный пол и начала собирать наволочки и простыни. Неожиданно дверь дома приоткрылась и выглянула осветленная пергидролем голова подростка.

– Привет, Марыська! – Эва положила белье на лавку. – Я приехала.

Марысе было четырнадцать лет, но с некоторых пор она наряжалась так, что ее легко можно было принять за восемнадцатилетнюю. Обтягивающая до невозможности блузка без бретелек, с аппликацией из блесток, определенно слишком узкие короткие штаны и слишком большое количество автозагара на ногах Марыси несколько удивили Эву. Действительно, в последнее время в телефонных разговорах мама рассказывала, что Манька стремительно ворвалась в возраст созревания, но Эва никак не думала, что ее сестра стала одной из этих ужасных лолит, лишенных самокритики и вкуса.

Однако, несмотря на спорный внешний вид, младшая сестра демонстрировала настоящее отчаяние. Опухшая от слез, с размазанным по щекам макияжем, она выглядела ужасно.

Посмотрев на белье, которое Эва сложила в корзину, Марыся срывающимся голосом сказала:

– Спасибо, что ты его собрала, мне нужно было на чем-то сорвать злость… – После этих слов плотину, которая каким-то чудом до сих пор сдерживала лавину слез, прорвало. Марыся расплакалась так, что, казалось, уже никогда не сможет остановиться.

– Маня, родная… – Эва протянула руки и обняла сестру.

Пахнущая лаком для волос голова Мани прижалась к груди Эвы, ее слезы оставляли черные потоки туши. Эва гладила сестру по жестким волосам, ладонью вытирая слезы со щек. Маня рыдала так, что даже не могла вздохнуть. Эва терпеливо гладила ее по спине, пока не почувствовала, что сестра успокаивается. Потом достала из сумки платочек и вытерла ей лицо.

– Идем, – сказала Эва.

Маня послушно направилась за старшей сестрой.

Девушки вошли внутрь.

В доме пахло подгоревшей едой. Телевизор громко работал, но ни в кухне, ни в большой комнате никого не было.

– Где все?

– Бартек спит, Ханка, должно быть, в костеле, а отец, наверное, ушел, ты знаешь куда. – Маня с испугом оглядела себя в зеркале в прихожей. – Иисус, как я выгляжу!

Она убежала в ванную. Эва вздохнула, села на диван, взяла пульт и выключила телевизор. Наступила глубокая тишина. «Даже в такой момент он не может взять себя в руки», – со вздохом подумала она об отце, вспомнив впавшую в истерику Марысю.

Столько раз, когда еще жила в Венжувке, Эва ходила за ним к магазину или ездила с мамой в Ваплево, в этот проклятый бар. Отец вываливался оттуда, еле волоча ноги и мыча что-то невразумительное, с догорающим окурком в уголке рта. Эва брала его под руку и тащила домой или помогала маме посадить его на заднее сиденье древнего «форда», в котором ржавчина разъела уже все, кроме крыши.

Тогда это было так естественно: поехать за отцом и привезти его домой до того, как он заснет где-то по дороге или наделает каких-нибудь глупостей. Хотя он был, скорее, спокойным, просто напивался как свинья с теми типами из деревни. Отец перекладывал все на маму, сколько Эва себя помнила, но бывали периоды, когда он брал себя в руки. Циклично: вверх-вниз, вверх-вниз – и так уже больше полутора десятка лет.

Это была одна из причин отъезда на учебу в Ольштын: больше не видеть пьяных выступлений отца, из-за которых было стыдно перед всей деревней. Правда, уезжая, Эва волновалась, как мама с этим всем справится одна, – к счастью, у отца тогда был хороший период, все шло гладко, но не без периодических срывов.

«До этого времени, – подумала Эва. – Теперь уже никогда никакого хорошего периода ни для кого в этом доме не будет».

– Марыся, может, поедим? – спросила Эва. Она не была голодна, но хотела отвлечь сестру чем-то привычным. В кухне нашлись картофельные оладьи. – У нас есть к ним что-нибудь?

Марыся появилась в кухне, принеся с собой новую волну удушливого запаха, наводившего на мысль о чем-то розовом и сладком до тошноты, но Эва решила это проигнорировать. Они подогрели оладьи, полили их сметаной и сели за стол, пытаясь убедить друг друга, что поесть – это неплохая мысль.

– Марыся… – начала Эва, поковырявшись вилкой в мягкой оладье. – Как это произошло?

У девочки на глаза снова навернулись слезы. Она опустила голову и тяжело вздохнула.

– Эва, я не знаю, как получилось, что мы этого не знали… – Она помотала головой. – У мамы была аллергия на яд шершней.

– Отец мне сказал, но, Марыся, я не могу поверить… Как можно умереть от укуса шершня?

– Видимо, можно… Анали… анафилактический шок… или как-то так. Мама прибежала домой, кричала, что ее покусали шершни, что нужно найти известь. Отец еще сказал: «Зачем тебе известь? Выдавить надо». А у нее горло уже начало распухать, и это длилось недолго… – У Марыси задрожал голос. Она откашлялась. – Отец бросился на помощь, и мы тоже… дыхание рот в рот, массаж сердца… но мы не могли ничего сделать без лекарства, которое, как оказалось, она должна была постоянно носить с собой. Когда приехала «скорая», все уже закончилось…

Эва в эту минуту ненавидела себя за то, что мучает сестру, но она должна была знать. Девушка вытерла глаза салфеткой.

– Скажи, потому что я не помню: у мамы были еще проявления аллергии? Не знаю, на ос, на комаров…

– Ну, раз ее покусали осы, когда отец развалил гнездо под крышей сарая. Помню, укусы у нее сильно распухли и она даже собиралась к врачу, но потом сделала себе какие-то компрессы и все прошло. А тут не прошло… – Марыся всхлипнула. – Врач сказала, что те укусы усилили аллергию. Что другого это, возможно, не убило бы, а вот маму… – Маня завыла как побитая собака. – Это было стра-а-ашно!

Эва придвинулась к ней и крепко обняла.

– Как мы переживем эти похороны…

Они долго сидели, прижавшись друг к другу. Потом девочка тихо сказала:

– Отец вроде уже уладил все и в гмине, и у ксендза. Никто проблем не видел, тут все знают, что случилось. Похороны в пятницу, в десять.

– На горке?

– Ну да. Там же бабушка и дедушка.

После ужина Эва вымыла посуду и отправила Марысю спать, а сама заглянула в комнату Бартека. Мальчик лежал лицом к стене.

Когда-то она не могла правильно выговорить название этой проклятой болезни. Мукополисахаридоз. Не сказать, что Бартусь родился другим. Возможно, совсем немного. Но постепенно он становился другим. Был как бы немного сгорбленным, слишком болезненным, появились какие-то проблемы с сердцем. И его лицо… Черты стали такими грубыми, как ни у кого другого в семье. От врача к врачу, из больницы в больницу. Никто не знал, что с ним. Ему лечили сердце, печень, суставы, уши, он был у разных психологов и психиатров. Когда мальчик наконец попал на обследование в специализированный варшавский центр, диагноз мукополисахаридоз II типа, иначе синдром Хантера, прозвучал для всей семьи как какое-то заклинание черной магии. Грипп, желтуха, гипертония, рак – об этих болезнях слышали, что-то известно, а тут? Только несколько десятков человек на всю страну страдают синдромом Хантера – так сказал им врач, который в конце концов понял, что происходит с Бартеком. Шок был оглушительным. Со временем они немного привыкли, смирились с болезнью мальчика, с тем, что он никогда не будет здоровым. Это очень редкое генетическое заболевание последовательно истощало его органы. К сожалению, в последнее время Бартеку становилось все хуже. Примерно год. Как будто болезнь захватывала его все больше, несмотря на реабилитацию, которую мама никогда не забрасывала. Сначала они ездили в Ольштын, а потом мама прошла специальный курс и проводила ему дополнительную реабилитацию дома. И все время они ждали какого-то волшебного лекарства. Говорят, его уже даже придумали, где-то в Швеции. Но пока нельзя было даже мечтать о том, что кто-то вылечит такую редкую болезнь.

Бартусь спал спокойно, дышал ровно. Эва накрыла его одеялом и погладила по голове.

По дороге из ванной в свою комнату она остановилась возле спальни родителей. Хотела зайти туда и не смогла, расплакалась и, уткнувшись лицом в полотенце, побежала наверх. В ее спальне все осталось на своих местах, будто ничего не случилось, – маминой рукой убрано, маминой рукой сложено.

– Как мне жить без тебя, мама? – спросила Эва, выключая ночник у кровати.

* * *

Рано утром из кухни послышались звуки утренней суеты. Маня и средняя дочь Охников Ханка, стуча посудой, готовили себе завтрак. Отец, вернувшийся ночью навеселе, был уже на ногах и пытался более или менее привести себя в форму в ванной. Эва открыла глаза на шум хлопающих дверей. Она услышала, как отец объясняет Ханке, которая после каникул шла в выпускной класс, что она не должна по вечерам исчезать из дому, особенно теперь.

– И кто бы говорил?! – сердито кричала Ханка. – Тот, кому нужен специальный эскорт, чтобы попасть на ночь домой?

– Не говори так со мной! – Голос отца звучал жалостливо и плаксиво.

– Я буду говорить то, что хочу! Не указывай мне. Какое ты имеешь право мне указывать? Это тебя вчера сюда Манек притащил, а не меня. Я собственными силами возвращаюсь домой! – Ханка, как всегда, раскручивала конфликт.

Она с рождения была заносчивой и дерзкой, со всеми спорила и не признавала никаких авторитетов. Даже с мамой ругалась. Была высокой и худощавой, выглядела как модель – или как палка, по словам мамы, переживавшей, что Ханя страдает истощением. Девочка сжигала большое количество энергии, очень бурно проявляя эмоции. С ней невозможно было соскучиться, это правда. Ее бунт против мира и семьи выражался уже множеством способов: сначала цветные пряди в волосах, потом рок-музыка, эхо которой неслось по округе. Последним проявлением демонстрации Ханкой независимости от семьи стало ее очень серьезное увлечение движением «Свет – Жизнь». Девочка-подросток, еще недавно считавшая духовные вопросы и костел полной ерундой, вдруг, как по мановению волшебной палочки, сделала поворот на сто восемьдесят градусов. Она бегала на встречи приверженцев движения «Свет – Жизнь» в приходской ризнице, афишируя новооткрытую религиозность перед членами семьи, которые, как многие в их деревне, ограничивались воскресной службой и пожертвованиями. «Ни Богу свечка, ни черту кочерга», – не раз говорила мама. Ханка же со снисходительностью человека, который знает и понимает больше, чем простые смертные, смотрела на свою семью с сожалением. Однако у Эвы складывалось впечатление, что, хотя сестра проводит в костеле много времени, от духа христианского милосердия она далека. Бог Ханки был скорее строгим отцом из Ветхого Завета.

Услышав доносившиеся снизу крики, Эва решила, что пора вставать, надела халат и спустилась по лестнице.

– Не ссорьтесь, не сейчас, – тихо сказала она.

Ханка и отец посмотрели в сторону лестницы, удивленные ее присутствием.

– Эвочка, дорогая! – воскликнул отец дрожащим голосом и сделал шаг в ее сторону. – Как хорошо, что ты приехала. – Он обнял ее.

От отца воняло перегаром и сигаретами, но Эва не стала его этим сейчас попрекать.

Ханка фыркнула и закатила глаза.

– Ханка, перестань так себя вести, пожалуйста. – Эва высвободилась из отцовских объятий и взяла сестру за руку. – Не сейчас.

– Честно? Сказать тебе честно? Не умничай, потому что ты ничего не знаешь, Эва, – проворчала Ханка. – Приехала, посидишь минутку и исчезнешь, как всегда. Оставишь нас тут, только тебя и видели.

Эва почувствовала, что у нее горят щеки.

– Перестань, Ханя, не говори так. – Она попыталась погладить сестру по руке.

– Что, я не права? Ты посидишь, поплачешь, поторчишь на похоронах, чтобы деревня увидела, а потом снова полгода здесь не появишься. И знаешь что? Правильно, не приезжай, тут тебе не место. Пани магистр, чтоб тебя! – Ханка вырвала руку и выбежала из кухни, хлопнув дверью.

Марыся и отец молчали. Приступы бешенства в исполнении Ханки они наблюдали ежедневно, и это уже совершенно не производило на них впечатления. Эва сняла с запястья резинку и скрутила волосы в пучок.

– Это пройдет, – сказала она, взяла хлеб, сделала бутерброд с сыром и принялась молча есть. – Что с похоронами? – спросила после длинной паузы.

– Все уже улажено, – ответил отец.

– Семье ты звонил?

– Да, приедут. Тетка Халинка заночует у нас, так как не успеет на этот свой поезд.

– Понятно. – Эва налила себе чаю. – Хочешь еще? – спросила она молчавшую Марысю.

– Нет, спасибо. Я иду к Бартеку. – Марыся встала из-за стола.

Эва подождала, пока младшая сестра скроется за дверью, и спросила:

– Папа, а как Бартек это принял?

– Плохо, Эвочка, плохо. Ничего не делает, только лежит и спит. Он не хочет есть, не хочет заниматься. Ему хуже, и я не знаю, что делать. Хорошо, что ты приехала, он в последнее время постоянно о тебе спрашивает. Может, ты сможешь его как-то утешить, – ответил отец и замолчал, глядя перед собой невидящим взглядом. – Побудь с ним до того, как уедешь, ты нужна ему больше, чем все остальные, – закончил он негромко.

Марыся позвала с лестницы:

– Эва, поднимись наверх.

Голос сестры вырвал ее из оцепенения.

– Иду, – сказала Эва и вытерла рот салфеткой.

Бартек сидел в кровати. Ему было уже семь лет, но выглядел он значительно младше. Его измененное болезнью лицо было грустным.

– Бартусь, смотри, кто приехал, – защебетала Марыся, стараясь говорить как можно веселее.

Мальчик даже не поднял головы.

– Бартусь, это я, – с трудом произнесла Эва, стараясь держать марку, хотя сердце рвалось на тысячу маленьких кусочков.

При звуке ее голоса Бартек вздрогнул. Эва присела возле брата и крепко его обняла.

– Мышка, я уже с вами. Смотри, я привезла тебе новую игрушку. – Она протянула мальчику плюшевого кота, который мяукал, если нажать ему на живот.

Бартек с интересом посмотрел на игрушку.

– Братик, ты должен что-нибудь съесть. И давай сделаем упражнения вместе, хорошо?

Бартусь уткнулся лицом в ее халат и зашелся плачем. Эва закусила губу.

* * *

День похорон был солнечным. На траурную службу в костел пришло много людей – все в деревне относились к Дороте Охниковой хорошо, ее любили и уважали. Впрочем, эту женщину трудно было не любить. Всегда поможет, для каждого найдет доброе слово. Она не оценивала других, не желала никому зла. Даже главные деревенские задиры кланялись ей при встрече. И некоторые из них стояли сегодня под костелом во время службы. Возможно, они были нетрезвыми, но держали марку. Охникова не подходила для этого места, все это знали, но держалась так, что оставила о себе только хорошие воспоминания. Кроме того, неожиданная смерть, которую ничто не предвещало, произвела на соседей огромное впечатление – люди умирают от старости или от рака, но не от укусов насекомых.

Возле костела к Эве подошли ее приятели из Ольштына: Кристиан, Оля и Вероника. У нее от волнения сжалось горло. Эва знала, что им пришлось прервать отдых в Греции, чтобы попасть сюда сегодня, и была им за это благодарна. Друзья молча обняли ее.

– Спасибо, что приехали, – с трудом выдавила из себя Эва.

Ксендз, учитывая его невысокий уровень, произнес неплохую проповедь.

Когда гроб выносили из костела и зазвучала песня «В руки Твои мою душу отдаю», Эва надела темные очки, взяла под руку сгорбленного расстроенного отца и пошла за гробом. Марыся и Ханя, всхлипывая, помогли Бартусю, который мало что понимал в происходящем, пройти между лавками и последовали за первой парой. Остальные члены семьи и все присутствующие соседи, знакомые и незнакомые выстроились в длинную процессию, которая медленно двинулась на кладбищенскую горку. Оттуда открывался красивый вид на озеро в долине и окрестные поля. Природа дышала жизнью: трава колыхалась волнами на лугах, насекомые жужжали в цветах, ветер вызывал легкую рябь на поверхности озера.

Эва в оцепенении смотрела, как засыпают гроб землей. На могилу положили венки: от семьи, от подруг, от начальника почты в Решеле, где Охникова работала много лет.

– Красивое место упокоения у вашей мамы, – шепнула на ухо Эве высокая эффектная блондинка в элегантном черном платье. – Поплачь, дорогая, легче станет.

– Сильвия, как хорошо, что ты здесь… – обняла ее девушка.

Сильвия Радковская была лучшей подругой Эвы. В детстве они были неразлучны, всегда и везде вместе: в начальной школе, в лицее, в костеле. Друг за друга могли пойти в огонь и в воду. Порой, уже взрослыми, с улыбкой и сожалением о своей тогдашней глупости они вспоминали, как с помощью тупого лезвия заключили «сестринство на крови», изрезав ладони, чтобы их кровь смешалась на песке. В результате этого обряда Сильвия получила заражение, и ей пришлось вызвать «скорую помощь». «Хорошо, что вы, сумасшедшие, желтухой или столбняком не заразились!» – кричал старый врач, осмотрев рану, и прописал обоим антибиотики. Но столбняк и желтуха были девочкам не страшны, ведь когда-то они уже соприкоснулись со смертью.

Стояло очень жаркое лето в конце девяностых. Озеро было спокойное, теплое, и они с самого утра купались под не очень бдительным присмотром старшего брата Сильвии. Когда Эва начала тонуть, никто, кроме Сильвии, не услышал ее слабого крика. Подруга бросилась на помощь, и вся деревня потом удивлялась, как маленькая девочка смогла это сделать, откуда у нее взялись силы на то, чтобы нырнуть, поднять Эву со дна озера и вытащить на берег.

Потом Эва уехала в университет. Сильвии, к сожалению, не удалось поступить на английскую филологию, о чем она так мечтала. Но она была сильной женщиной, закончила обучение заочно, осталась в родных краях и учила деревенских детей английскому. Несмотря на дальнее расстояние и редкие встречи, подруги до сих пор были важны друг для друга и знали, что могут рассчитывать на поддержку в самых сложных ситуациях. Узнав о смерти пани Дороты, Сильвия, которая как раз была с учениками на экскурсии в Варшаве, сразу же позвонила Эве с извинениями, что ее нет рядом. К счастью, она успела вернуться к похоронам. Присутствие подруги очень много значило для Эвы.

* * *

Поминки не планировались. Отец уверял, что на это нет денег, пока тетя Халинка, его кузина, не начала говорить по телефону, что неудобно, что скажут в деревне, то да сё. В конце концов отец, как это обычно бывало, уступил. После похорон за стол в саду сели семья, соседи, приходской ксендз, а тетя Халинка бегала между ними, как будто она была хозяйкой в этом доме. Марыся и Ханка быстро исчезли из-за стола, прикрываясь необходимостью занятий с Бартеком. Отец, посаженный около ксендза, не мог даже напиться толком и в основном молчал, с ужасом глядя на то, как половина деревни бесплатно харчуется за его счет.

Эва, пока с ней была Сильвия, не обращала внимания на всех этих людей. Девушки сидели рядом и думали, что делать дальше. Потом Сильвии, подгоняемой нетерпеливыми звонками Гжесека, пришлось вернуться домой. Ее муж был водителем грузовика и как раз собирался в рейс, а дети были слишком малы, чтобы оставить их дома одних. Подруги крепко обнялись у ворот, Сильвия обещала вернуться как можно скорее. Эва вышла на дорогу, чтобы помахать отъезжавшему белому «гольфу».

Лишившись общества подруги, она села к столу и налила себе водки. Выпила одним быстрым глотком, и ее аж передернуло. Налила еще рюмку, выпила и почувствовала, что наконец-то становится немного легче. Общество тоже все больше распускало галстуки и чесало языками. Во время первой в этом году жары три бокала пива и немного водки превращали людей в невнятно бормочущие мешки. Эва пила на равных с другими, слушая разговоры о коровах, скупке скота, обо всем, абсолютно обо всем, что когда-то было одной из главных причин, чтобы сбежать отсюда. А теперь вернулась. Бум! Она поставила на стол очередную выпитую до дна рюмку.

– Эва, ты же наша деваха! – Солтыс, уже совершенно пьяный, со всей силы хлопнул ее по спине, и девушка аж подавилась. – Возвращаешься в деревню, так и должно быть. Мы же не городские, нас город не приютит, хоть бы, б…, не знаю что. Я не прав, Казек? Не прав?

Казек не реагировал – он уже спал в углу, измученный водкой и жарой.

Эве вдруг стало нехорошо. Возможно, от водки, а может, совсем по другой причине. Она не хотела больше ни минуты оставаться за столом с людьми, с которыми у нее не было ничего общего.

Эва встала и, не обращая внимания на призывы вернуться, направилась в сторону ворот. Вышла на дорогу и, покачиваясь, двинулась дальше.

Дорога от их дома вела на развилку. Направо поворот к деревне, налево – к озеру. Чувствуя головокружение, Эва отправилась в сторону воды. Шла в босоножках на низких каблуках, подворачивая ноги на выбоинах. На этой дорожке никогда не было асфальта, а брусчатка рассыпалась еще до войны. Неожиданно из-за поворота вылетел внедорожник. Он передвигался со слишком большой для такой дороги скоростью и, прежде чем девушка сориентировалась, оказался в нескольких метрах от нее. Эва отпрыгнула в последний момент, а огромная машина, ревя двигателем на высоких оборотах, едва не задела ее. Девушка упала на обочину, прямо в кусты.

– Как ездишь, кретин! – закричала она, выкарабкиваясь из рва и потирая ушибленное бедро. – Вот идиот!

Всякое желание гулять как рукой сняло. Она сразу протрезвела и, прихрамывая, отправилась домой. Из поцарапанной ежевикой икры текла кровь.

К счастью, вскоре на дороге появился «фиат» Витковяков – сын хозяев, как всегда, ехал без прав.

– Эвка, привет! Давно не виделись! – закричал он через приоткрытое окно и, заметив ее окровавленную ногу, спросил: – Что случилось?

– Привет, Эдек. Долго рассказывать. Подбросишь меня к дому? Нога болит, как не знаю что.

Парень кивнул, и Эва забралась внутрь. «Как раньше целыми семьями ездили этими маленькими машинами на отдых в Болгарию?» – подумала она.

– Слушай, а кто здесь ездит на большом джипе? – спросила Эва, послюнявив платок и пытаясь очистить рану от песка.

– Черная машина? – У Эдека загорелись глаза. – Это не джип, Эвка, а «рендж ровер».

– Иисус, но кто на нем ездит? – Эва закатила глаза.

– Ты не знаешь? О, видно, что тебя долго не было. – На прыщавом лице Эдека мелькнула усмешка. – Это пан председатель Кропивницкий развлекается.

– Кто?

– Старуха, где ты живешь?! Это один из самых богатых чуваков в Польше, у него дом в километре от вас, а ты ничего не знаешь! Блин! Ты слишком много сидишь в лабораториях. – Снова засмеялся. – У мужика до х… бабла, и два года назад он вроде купил здесь сорок гектаров у Казеков, Майхровских и кого-то там еще. Огородился и построился. Пани Аля там раз была – заменяла его экономку, так говорит, что дворец, как у Кульчика. Будто бы даже башни есть, слышишь? Башни! Ха-ха-ха! С дороги ничего не видно, а на территории камеры, так что никто не лезет.

– Интересно… – Эва продолжала массировать ноющую ногу. – Спасибо, Эдек, что подвез. И сдай наконец на права, парень.

– А зачем? Чтобы их у меня забрали? – Он расхохотался, демонстрируя отсутствие верхней четверки, и, сжигая резину на повороте, помчал дальше.

Дорогая Анелька!

Твоя Юзефа

Я жива! Ежедневно молюсь, чтобы Бог позаботился и о вас. Не знаю, попадет ли в твои руки это письмо, стоит ли наш дом, как раньше, и все ли вы в нем вместе. Пишу с надеждой в сердце, что ты прочтешь эти строки, и с еще большей надеждой, что дано мне будет к вам вернуться. Я выплакала по вам глаза и боюсь думать, что со мной будет дальше. За что нас постигло такое несчастье, право, уже и не знаю, кого спрашивать. У Господа Бога, наверное, так много работы где-то в другом месте, что о нашей несчастной земле он, похоже, совсем забыл.

В поезде были со мной украинцы, поляки, русские и даже французы. Одних везли в лагеря, а других, как меня, к хозяевам. Высадили нас где-то темной ночью. Я дрожала от холода как осина. На станции нас разделили на меньшие группы. Кричали. За мной и за одним хорватом пришел какой-то толстый мужчина и по-немецки приказал нам идти за ним. Я боялась, но что делать? Я шла и шла, не зная, куда иду, голодная и невероятно уставшая. Когда мы наконец дошли до ворот, начиналось утро, солнце поднималось все выше, а я по-прежнему оставалась без капли воды и без краюшки хлеба. Перед моими глазами предстал внушительный двор и хозяйство с несколькими каменными домами – одни для животных, а другие для службы. У господ есть и сады, и поля – даже не сосчитаю, сколько гектаров этого всего. Тут я должна была работать. Недалеко еще озеро – если бы ты только увидела его, Анелька, восхищалась бы, как и я!

Должна тебе сказать, Анелька, что мне здесь неплохо. Больше всего меня мучает и слезы из глаз выжимает эта разлука невозможная. Я тут одна, сама, далеко от всех. Честно говоря, жизнь в этом месте, куда меня закинула злая судьба, идет. Работаю я, разумеется, тяжело, встаю с зарей. Вместе с другими каждое утро коров из трех коровников подоить надо. Потом свинок почистить, яйца собрать, коз и коровок выпустить в поле, и так все время. Самое главное, что я к добрым господам попала, благодарение Богу. Таких работниц и работников, как я, у них много, но что-то мне кажется, что я им по сердцу пришлась. Пани иногда подойдет, по голове погладит, что-то вкусное из господской кухни принесет. И каждый раз повторяет, что еще никогда не слышала, чтобы кто-нибудь, не будучи немцем, так хорошо по-немецки шпрехал, как я. Видишь, пригодились уроки фрау Киршнер, на которые папочка нас гонял. Знаешь, это она, моя пани Цецилия, дала бумагу, чтобы написать тебе письмо. У господ есть еще маленький сын Хельмут, озорник, каких мало. Но мое сердце так радуется, когда мы иногда проказничаем вместе в саду. Тогда я забываю про все печали, и приходится напоминать себе, откуда я тут взялась и что домой вернуться не могу.

Обнимаю тебя и целую, моя дорогая. Напиши, если можешь, хоть бы два словечка. Волнуюсь за вас и за Хенрика на фронте – сюда разные слухи доходят.

 

Глава 3

Можно ли подвести итоги чьей-то жизни по вещам, которые после человека остаются? Их было немного. Эва крепко зажмурилась, пытаясь прогнать болезненные воспоминания. Она не хотела думать, не хотела ничего чувствовать. Хотела только свернуться клубком, заснуть глубоким сном и долго, очень долго не просыпаться. Но она должна была пройти и через это. Еще одно дело, которое нужно взвалить на свои плечи, никто другой за нее этого не сделает.

Эва не представляла, как за это взяться. В университете не было предмета «Как убрать за кем-то, кого любил больше всего на свете». Девушка стояла перед открытым шкафом, в котором мама среди скатертей и наволочек выделила две полки для своей скромной, почти до дыр заношенной одежды. Ровными стопками лежали несколько свитеров, хлопчатобумажные сорочки неопределенного цвета, купленные, наверное, на базаре за десять злотых, несколько пар леггинсов, спортивные штаны и джинсы. У Эвы дома был целый шкаф для одежды. Уезжая в университет, она отдала шкаф Ханке, обрадованной переходом на более высокий уровень посвящения.

Эва перевела взгляд на штангу с плечиками, которую мамина одежда делила с единственным, еще свадебным, костюмом отца и пальто. Дотронулась до шерстяной ткани в катышках – это была самая теплая зимняя одежда, которую сестры носили по очереди, – и вспомнила, как трудно было в нем двигаться, например когда бросали снежки после школы. Эва не могла хорошо замахнуться в тяжелом, сковывающем движения пальто, поэтому ей доставалось больше других девочек и она возвращалась домой полностью промокшая. Приходилось сушить пальто над печкой, а по дому разносился тошнотворный запах мокрой шерсти.

Эва слышала, как отец мечется между кухней и комнатой, словно пытаясь заглушить отчаяние и прогнать гнетущую тишину, которая заполнила дом после отъезда участников траурной церемонии. У нее сейчас не было сил его утешать. Эва по очереди брала стопки одежды и перекладывала их на кровать. Скоро полки опустели. Девушка взглянула на черные мешки, лежавшие на полу. Нет, она не могла поступить с этими вещами, последней памятью о маме, как с мусором. Эва стащила со шкафа потертый чемодан, который помнил еще семидесятые годы, положила его на пол рядом с одеждой и стала аккуратно складывать в чемодан вещь за вещью, как будто готовя их для важной поездки. «Так и есть», – подумала Эва. Она отправляла маму в самую важную поездку. Эта мысль немного ее утешила. Это вовсе не уборка. Она просто должна собрать вещи маме, которая переехала куда-то очень далеко.

– Что-то наверняка тебе там пригодится, мамочка.

Эва вернулась к шкафу. Она передвигала плечики, пока не наткнулась на то, что искала: выходное платье – одна из немногих, если не единственная, красивая вещь, принадлежавшая маме. И другая – свитер с большими выпуклыми пуговицами. Эва сложила свитер и спрятала в чемодан. Потом сняла платье и провела рукой по ткани. Снова нахлынула волна воспоминаний. Родители крестят маленькую Марысю. Они улыбаются то друг другу, то орущему маленькому чудовищу, как они с Ханкой тогда думали о младшей сестре. То было хорошее время: отец несколько месяцев назад бросил пить, и финансовое положение семьи улучшилось – деньги, которые он зарабатывал в хозяйстве, не расходились непонятно как и куда. По случаю крестин мама сшила это платье у Валчаковой из Ваплево – из красивой ткани в бело-фиолетовых цветах, приталенное – и выглядела в нем, как молоденькая девушка. После службы семью и самых близких соседей пригласили на обед в саду. Примерно как сейчас на поминки, только тогда повод был радостным. Все сидели за длинным столом под липой, вокруг бегали собаки и дети, Марыся спала в коляске, а мама суетилась вокруг гостей, счастливая удавшимся приемом. Она носила из кухни добавку, а потом пироги с легкостью, которую у нее редко можно было увидеть, и широкий низ ее платья летал по воздуху…

Эве на глаза навернулись слезы. Она встала перед зеркалом на дверце шкафа и приложила платье к себе. Они с мамой были почти одного роста, и на первый взгляд платье подходило идеально.

– Я оставлю его себе, хорошо, мамочка? Ты не будешь сердиться, правда?

Завибрировал телефон в кармане. Сообщение от Марека! Она потрясенно всматривалась в смайлик с поцелуем – это был его первый признак жизни с того дня, как Эва уехала из Ольштына. Виртуальный поцелуй. Ничего больше. Он не потрудился написать хотя бы одно слово, которое выражало бы его чувства в эту минуту. Трудно поверить… В один миг она поняла, что та жизнь – до ТОГО дня – относится к другой эпохе, в которую уже нет возврата. Никогда больше не будет так, как раньше. Эва осознала, что за последние дни в ней выросло что-то новое, что-то грубо и без предупреждения отбросившее в сторону ее беспечность и врожденный оптимизм. Теперь она не могла думать ни о прошлом, потому что оно ассоциировалось с мамой, ни о будущем, потому что было слишком больно понимать, что ее там не будет. Было только здесь и сейчас – и усилие, которое нужно сделать, чтобы жить дальше, минута за минутой. Невероятно, как много может измениться за такой короткий срок. Собственно говоря, все.

Эва смотрела на сообщение – такое абсурдное, такое нелепое в сложившейся ситуации – и чувствовала, что ее разбирает смех. Это была первая за несколько дней живая реакция после эмоционального и умственного отупения, в котором она пребывала. В общем, это было неплохо. Эва ухватилась за нее: «Он что, думает, что мне четырнадцать лет? Кретин!» Она нажала «Удалить», и телефон подтвердил: «Сообщение удалено». И что теперь делать? Смогут ли они договориться снова, сможет ли она предать забвению его безумие? Эва даже подпрыгнула, когда зазвонил телефон.

«Иисус, еще и звонит? Я не собираюсь с ним разговаривать…»

Но в трубке раздался глубокий голос профессора Яроша:

– Как ты, Эва, держишься?

– Бывало и получше. – Эва знала, что с ним не нужно играть в галантность.

– Догадываюсь, – сказал профессор и вздохнул. – Послушай, – продолжил он через мгновение, – я знаю, что это не лучший момент, неудобно звонить по такому делу, но у меня нет выхода… Ты должна отправить во Францию аннотации трех дополнительных работ. И Жан-Жаку нужно больше образцов. Обязательно отправь статью о применении капиллярного электрофореза в исследовании исторических объектов.

– Да, хорошо, отправлю… – Эва отвечала невнимательно, с трудом переключаясь на мышление, подходившее для той жизни, ДО случившегося.

– Подожди, только не волнуйся. Это не значит, что шансов меньше. Ты лучшая, у меня нет ни малейших сомнений. Просто он должен иметь подтверждение… Эта стажировка – очень важный вопрос. Отправь как можно быстрее – и все будет хорошо.

– Договорились. – Режим планирования и укладывания очередного элемента в мозаику запускался в голове Эвы медленно, но последовательно. – На когда это нужно? – Она вдруг поняла, что тут, дома, нет Интернета. И даже если воспользоваться Сетью в школе у Сильвии, у нее нет при себе материалов. – Нужно отправить это из Ольштына. Я приеду так быстро, как только смогу.

Когда Эва вышла из родительской спальни, отец сидел в кухне, сгорбившись над столом, с догорающей сигаретой в руке. Посмотрел на нее.

– Может, тебе помочь? – спросил он.

– Нет, папа, не нужно. Я почти закончила.

Девушка собрала тарелки со стола и принялась их мыть.

– Эвуня, что бы я без тебя делал…

Эва повернулась к отцу. Она видела, как его лицо с каждым днем словно сжимается. Они никогда не были близки. Его алкоголизм и безответственный подход к жизни привели к тому, что Эва не могла пробудить в себе теплые чувства к нему. Не могла простить отцу того, кем он стал. Ведь когда-то было иначе: он был сыном уважаемых хозяев, единственным ребенком, наследником их земли и стада молочных коров. Так называемая хорошая партия. Он окончил техникум, принял хозяйство и, пока были живы его родители, неплохо справлялся. Но когда их не стало, все чаще шел не в поле, а в кабак – как будто не мог обходиться без надзора и руководства, не мог самостоятельно принимать решения. А мама была слишком мягкой, не могла сказать «СТОП». К моменту, когда родился Бартек, от большого хозяйства осталось немногое, ведь долги нужно было отдавать.

Эва подошла и положила руку отцу на плечо. Он судорожно схватил ее и поцеловал. Эва не знала, как на это реагировать: обычно на нежность отца пробивало, когда он был пьян, трезвым же скупился на ласку. Но девушка не убрала руку. Отец плакал, ежеминутно вытирая нос рукавом. Седые волосы его растрепались. Эва закрыла глаза. Выдержать это было трудно.

– Ты едешь в Ольштын? – спросил отец срывающимся голосом. По-видимому, он слышал ее разговор с Ярошем.

Эва выпрямилась. Чувствовалось, что они затрагивают тяжелую тему.

– Да, мне нужно кое-что уладить.

– И когда ты уезжаешь в эту Францию? – Отец посмотрел в окно.

– Еще не знаю, пока точно не известно.

Эва не хотела вдаваться в детали, она еще сама хорошенько все не обдумала. Она прекрасно понимала, что это неудачное время для отъезда, и надеялась, что вопросы стажировки, если вообще ее туда отберут, будут решаться как можно дольше. Ей нужно было время. Эва знала, что не сможет спокойно уехать, оставив всех здесь в тоске, и очень надеялась, что сначала удастся как-то сложить разбитые кусочки жизни ее семьи. Такой у нее был план. И нужно было каким-то образом совместить его с планом, касающимся ее самой. С шансом, появившимся у нее в самый неподходящий момент.

– И ты так просто нас оставишь? – спросил отец.

Эва почувствовала, что ее накрывает волна злости. У нее и самой возникло немало сомнений, но отец был последним человеком, имевшим правом ее упрекать. Вызвать чувство вины – это так примитивно!

– Папа, успокойся, – решила она дать отцу возможность отступить.

– Эва, как я с этим всем справлюсь? Без нее… Бартусь, девочки… Ты не можешь сейчас уехать! – В его голосе звучало настоящее отчаяние, предупреждая о сильно сжатой пружине эмоционального накала.

– Перестань! – оборвала его нытье Эва. – Чего ты от меня хочешь?

Отец поднялся и с шумом отодвинул кресло.

– Ты должна вернуться домой! Другого выхода нет. Ты самая старшая, это твоя обязанность.

Эва почувствовала, как земля уходит из-под ног.

– Просто не верится! Ты говоришь мне об обязанностях?!

Отец смотрел на нее с неожиданной твердостью.

– Не вернешься?

– Папа, у меня своя жизнь, и я много работала ради этого… – Эва была на грани истерики. – Ты даже представить не можешь, как это, когда занимаешься чем-то серьезным, важным и делаешь это хорошо! Вот у тебя была хоть какая-то цель в жизни?

Отец не смотрел на нее. Просто стоял, тяжело опираясь на кухонный шкафчик.

– Вот именно. Ты не можешь этого понять. – Она едва переводила дыхание. – А вот мама могла! Она хотела, чтобы я развивалась. Это благодаря ей я поверила, что могу добиться чего-то большего… – Голос ее сорвался. – И что, отказаться от всего этого? Сейчас, когда действительно важное только начинается!

Она замерла посреди кухни, ожидая хоть какого-то ответа. Не дождалась.

Видела только сгорбленную спину отца, который стоял у окна, опустив голову.

– Я не мама! Пойми это! – крикнула Эва и выбежала во двор. Она понимала, что не сможет сдержаться и расплачется, поэтому не увидела болезненной судороги, которая сотрясла тело отца.

В Ольштын отправились втроем – отец, Бартек и Эва.

Когда после двух часов блуждания по лесу, изнуренная ходьбой и, прежде всего, переживаниями о том, что произошло между ней и отцом, девушка вернулась домой, они, словно ничего не случилось, договорились, что поедут вместе: Эве нужно было заглянуть на факультет, чтобы отправить материалы во Францию, а у Бартека в этот день был назначен визит к врачу.

Девушка побыстрее заняла место в автобусе и посадила брата рядом, чтобы у отца не было выбора – ему пришлось сесть отдельно. Они больше не возвращались к утреннему разговору, но то, что оба тогда сказали, висело в воздухе.

Бартек прижался носом к стеклу.

– Что сейчас делает мама? – спросил он.

С самых похорон его очень беспокоил вопрос физического места пребывания мамы. Они провели долгие часы, обсуждая вопрос неба, что для Эвы было нелегко, поскольку она не очень-то верила в загробную жизнь. Конец – это конец. Но это не лучшая версия для впечатлительного семилетнего мальчика, который борется с тяжелой болезнью.

– Думаю, она на нас смотрит.

– А почему мы ее не видим?

– В том-то и дело: мы можем думать о ней, и тогда она рядом с нами, но мы не можем ее видеть.

– Но мы можем пойти к ней на небо и там встретиться?

– Когда-нибудь – да. Но это уже не зависит от нас. Каждый из нас попадет туда в свое время.

– Я уже хочу. К маме.

– Я знаю, Бартуля. Я тоже по ней скучаю.

Мальчик лег спиной ей на колени. Это был знак, что брату нужно пощекотать бочок: тело, выгибаясь под нежными прикосновениями, на минутку расслаблялось, и судороги немного ослабевали. Когда Эва еще жила в Венжувке, они могли играть так часами. Увидеть малыша веселым – к этому стремились все в доме и многое бы за это отдали. А поскольку это еще и облегчало его ежедневные страдания, никто не мог, да и не хотел ему отказывать. Но Бартеку больше всего нравилось играть с Эвой. Именно ее он выбирал, когда хотел, чтобы его пощекотали. Эва даже задумывалась, как могло быть, что никогда с тех пор, как Бартек появился в их семье, она не рассматривала его в качестве проблемы. Ведь он завладел большей частью маминого внимания, отличался от здоровых детей, обращал на себя внимание окружающих, и Эве часто приходилось отказываться от собственных удовольствий, чтобы позаботиться о нем. Но при этом девушка испытывала к брату чистую, безоговорочную любовь. Как будет теперь? Станет ли маленький Бартусь помехой в ее жизни?

Эва почувствовала раздражение. Отец добился своей цели. Теперь она на все смотрела с его точки зрения, все вызывало в ней чувство вины. При входе в больницу Эва вспомнила, как давно тут не была. Все считали само собой разумеющимся, что визиты Бартека к врачу взяла на себя мама. Что ж, время простых решений безвозвратно прошло – это не вызывало сомнений.

* * *

Доктор Мадейский опровергал стереотип бездушной службы здравоохранения. Он всегда находил для Бартека достаточно времени, и не только для выяснения вопросов, связанных с лечением, и во время приема сыпал забавными словечками, которые веселили мальчика. Бартек называл его «доктор Томек» и, в отличие от других врачей, любил к нему ездить. После каждого посещения мама не уставала удивляться, какой доктор золотой человек, и Эва понимала, что речь шла не только о его профессиональной компетентности. Доктор Мадейский был красивым брюнетом с проседью, при желании можно было даже найти некоторую схожесть между ним и Джорджем Клуни. Эве легко было представить, что в сочетании с сочувствием к пациентам и умением слушать это производило потрясающее впечатление на загнанную маму, много лет не знавшую мужского внимания.

Шарм, который источал красивый врач, явно обескуражил отца. Как обычно небритый, в мятой одежде, в присутствии красноречивого, уверенного в себе Мадейского отец, ограничивающийся в ответах невыразительным односложным бормотанием, выглядел очень бледно. Однако в поведении доктора не было и намека на превосходство. Для растерянного отца у него нашелся специальный, деловой и полностью лишенный словесных излишеств стиль речи. Изумленная Эва тайком присматривалась к доктору. Мадейский был настоящим профессионалом. Бартеку очень повезло, что он попал в такие руки.

Доктор отдал несколько распоряжений медсестре, которая должна была сопровождать маленького пациента во время контрольных обследований, и пригласил их в кабинет. Когда они остались одни, доктор сразу перестал шутить, и это обеспокоило Эву. С серьезным выражением лица Мадейский просматривал результаты обследований, полученных во время прошлого визита.

– Не буду заниматься очковтирательством, я здесь не для этого.

Эва замерла. Что хорошего можно ожидать после такого вступления?

– Меня беспокоит состояние сердечных клапанов Бартека. Это может означать наличие проблем, которых раньше не было.

Они наизусть знали список симптомов болезни Бартека – как тех, которые у него были, так и тех, которые могли появиться. С каждым годом он становился все длиннее. Было понятно, что каждое новое осложнение – кроме того, что представляет угрозу для Бартека, – будет связано с ухудшением комфортности его жизни. То есть теперь к комплекту несчастий и боли, с которыми мальчик уже боролся, добавится еще и болезнь сердца. В комнате наступила тишина, прерываемая тяжелым, свистящим дыханием отца. Эва боялась взглянуть на него.

– Пан доктор, что можно сделать? – в конце концов спросила она.

– К сожалению, немного…

– Я не хочу этого слышать! – выкрикнула Эва и удивилась своему порыву. Но именно сейчас в ней что-то взорвалось, протестуя против очередного удара судьбы. – Я не буду спокойно смотреть, как мой брат медленно умирает! Вы должны нам помочь!

Доктор довольно долго присматривался к Эве, которая прижимала руки к груди, словно пытаясь совладать с внезапно открывшейся в ней воинственностью.

– Вы правы. Нужно бороться.

Мадейский сменил тон, и Эва сразу успокоилась. А он начал рассказывать об очередной возможности:

– Несколько месяцев назад в Швеции появилось лекарство, которое дает поразительно хорошие результаты. Евросоюз как раз допустил его к использованию на своей территории. – Мадейский поочередно обращался то к Эве, то к ее отцу. – Препарат содержит вещество, замещающее фермент, отсутствие которого ответственно за болезнь Бартека. Он значительно смягчает протекание болезни, у пациентов восстанавливается значительная часть навыков, а некоторые тягостные симптомы просто исчезают.

Пока доктор говорил, Эва почувствовала, что дистанция между ней и отцом неожиданно исчезла. Она снова могла смотреть ему в глаза, зная, что сейчас они испытывают одинаковые эмоции.

– Пан доктор, это чудесная новость! Мы столько лет ждали чего-то подобного! – воскликнула она, когда Мадейский закончил.

От радости она даже не заметила, что врач, рассказывая об открытии, не проявлял особого энтузиазма.

– Есть одно «но»… – начал он.

Какое еще «но»? После услышанного Эву ничто не пугало.

– Терапия очень дорогая. Национальный фонд здравоохранения пока ее не оплачивает.

– То есть? Какого порядка расходы?

Мадейский опустил глаза, и только сейчас Эва почувствовала беспокойство.

– Примерно полтора миллиона злотых в год.

– Иисус Мария… – раздалось из соседнего кресла.

Эва не могла произнести ни слова. Вдруг резко заболела голова. Девушка уставилась на ярко-зеленую крону клена, ветви которого постукивали в окно кабинета Мадейского. Свежая зелень словно полыхала жизнью и оптимизмом, подтверждающим незыблемость природного цикла, в котором зима непременно сменяется весной. Эва не имела понятия, сколько времени прошло, прежде чем она вернулась к действительности.

Сумма прозвучала космическая! Девушка не могла даже представить, сколько это денег. И они были для ее семьи так же недоступны, как вилла в пятнадцать комнат на Лазурном побережье. Разница лишь в том, что без виллы они могли прекрасно обойтись.

– Я хотел бы сообщить вам только хорошую половину этой новости, – продолжил врач, – но, к сожалению, ситуация выглядит именно так. Сам не знаю, что хуже: знать, что возможности вылечить нет, или знать, что лечение существует, но не иметь возможности им воспользоваться. Эта идиотская наша система… – Мадейский, видимо, был очень взволнован, так как обычно не использовал таких слов при пациентах.

Эва в очередной раз по достоинству оценила его и в глубине души призналась, что доктор выразил ее мысли со стопроцентной точностью.

Нескольких дней в Венжувке хватило, чтобы Эва снова смотрела на Ольштын глазами приезжей – совсем как тогда, когда делала тут первые шаги в качестве студентки. Люди, спешащие по своим делам или, наоборот, ищущие в городском шуме минуту отдыха, стали сейчас для нее приветливым, безопасным, жужжащим на тысячу отзвуков фоном, хоть немного заглушающим навалившиеся проблемы. Отец остался в больнице, дожидаясь, пока закончится обследование Бартека, а она побежала на факультет.

Садясь за компьютер, Эва чувствовала себя так, словно вернулась из далекого путешествия. Это были ее игрушки, все оставалось на своем месте, все элементы этого мира были в ее власти. Эва быстро нашла статьи, которые являлись лучшей визитной карточкой ее возможностей как исследователя. Это было успокаивающе просто – она пользовалась языком, хоть и недоступным для большинства простых смертных, но понятным узкому кругу таких же чудаков, как она. Отправляя известному ученому свои работы, она знала, что говорит о себе все, что он должен знать. Просматривая файлы и проверяя электронную почту, она смогла на минутку отключиться от хоровода мучительных мыслей, в которые свой кирпичик – тяжелый, титановый кирпичик! – недавно добавил доктор Мадейский.

– Эва, дорогая, почему ты не предупредила, что зайдешь?

Вероника подошла и без лишних вступлений крепко ее обняла. Эва почувствовала, что силы ее оставляют. Она немного побаивалась встреч со знакомыми – никто в таких ситуациях не знает, как себя вести, и в результате, несмотря на лучшие побуждения, становится неловко. Но оказалось, что ничего говорить не нужно.

– Пойдем, Эва. Нам повезло, сегодня все на работе. Мы приглашаем тебя на кофе.

Вероника, Оля и Кристиан – это была ее компания из аспирантуры. Они держались вместе уже несколько лет. Их соединяло нечто большее, чем совместная учеба, а теперь работа. Они были рядом в жизненных взлетах и падениях, помогали друг другу, если нужно.

Вероника, черноволосая худышка, подчеркивала свою оригинальность красной оправой очков. Она была самой умной их всех, кого знала Эва. Вычислительные способности ее мозга и умение быстро обрабатывать информацию были просто сверхчеловеческими. При всем этом Вероника не превратилась в робота и сохранила человеческие качества, благодаря которым ее дружба была настоящим сокровищем.

Кристиан был любимцем всей компании, специалистом по язвительным и убийственно ироничным, обычно попадающим в цель комментариям на любую тему. После получаса в его компании мышцы живота болели от смеха. Кроме того, он не был объектом соперничества, да к тому же ни одна из подруг не имела шансов: Кристиан был признанным и примирившимся со своей ориентацией геем. Ему было хорошо в Ольштыне: здесь у него были работа, приятели и любовные приключения в количестве, достаточном для такой, в общем-то, дыры.

Четвертой в их компании была Оля – всегда смеющаяся блондинка, притягивающая людей, особенно представителей противоположного пола, заразительным оптимизмом и беспроблемным нравом. Было в ней что-то, заставлявшее каждого в ее присутствии ощущать заботу. Несмотря на избыточные килограммы, она любила подчеркивать свои округлости и делала это так, что никому даже мысль не приходила назвать ее непривлекательной.

– Хорошо, идем, – решила Эва. Она надеялась, что встреча с друзьями даст энергию, в которой она сейчас нуждалась, как рыба в воде. Без срочной доставки топлива долго она не протянет, груз стал слишком тяжелым. – Но при одном условии: обо мне говорить не будем.

Вероника подмигнула.

– Как скажешь.

Друзья отправились в новое кафе в центре и сели в саду. Солнце ласкало их лица. Эва слушала, а коллеги наперебой потчевали ее рассказами о случившемся за эти несколько дней. Сплетни из лаборатории, рассказ о прерванном отпуске в Греции, а также пикантные истории о последней вечеринке с участием итальянских студентов, которые произвели на эту троицу незабываемое впечатление, невольно начали увлекать Эву, и она почувствовала успокаивающее дуновение нормального мироощущения. Ей нужно было занять голову пустяками, ерундой, чем-то таким, что – для переключения – не было бы жизненной драмой. Эва испытывала в этом потребность. И поняла, что еще может так себя чувствовать. Нормально. Она боялась, что пережитая трагедия бесповоротно уничтожила что-то внутри нее, что она больше не сможет чувствовать радость, что всегда на первом плане, заслоняя собой все остальное, будет эта огромная потеря. Но сейчас Эва понимала, что радость жизни со временем вернется. Надо пережить траур, а мысль, что все еще будет хорошо, внушала оптимизм. Может быть. Когда она совсем уже искренне смеялась над тем, как подруги препирались, обсуждая излишнюю разрекламированность итальянских любовников, а Кристиан заказывал для них по второй, зазвонил телефон. Папа.

– Эва, ты где? Мы ждем тебя, автобус отъезжает через полчаса, ты забыла?

 

Глава 4

Тадеуш Охник не спал практически всю ночь, мешали мысли. Он включал свет, пробовал читать газету, даже спустился в кухню, чтобы выпить теплого молока. Ничего не помогало. Он лежал в кровати, тупо уставившись в потолок, и представлял пугающее будущее: он остался один с неизлечимо больным взрослеющим Бартеком, без денег, без помощи (социальная помощь – это издевательство, а не помощь!), без всяких перспектив… Последняя ссора с Эвой напугала его и задела за живое. Конечно, он прекрасно понимал, что до идеала отца ему далеко. Знал, что много раз срывался, что, если бы не Доротка, его любимая Доротка, этот дом давно бы уже развалился, но не представлял, что Эва, на которую он всегда рассчитывал и которой гордился, так легко от них оторвется. Речь шла даже не об этом Париже – для него Париж был такой же абстракцией, как Марс. Он радовался выпавшему Эве шансу и в глубине души очень хотел, чтобы она поехала на стажировку. Но то, что он увидел в ее глазах: панику, злость и страх… Казалось, дочь хочет стряхнуть с себя прошлое, словно пиявок. И тем безнадежнее была мысль о том, как раздобыть денег для сына. Сумма была невообразимой, абсолютно за пределом их возможностей. Всей деревне пришлось бы продать свои поля под дачи варшавянам, чтобы хватило. Он мысленно подсчитал, сколько можно получить за трактор, за телевизор и DVD. Все равно ничего не получалось. Тадеуш заснул, когда уже почти рассвело.

Девять часов давно пробило, когда он наконец проснулся. В доме царила тишина. Он спустился вниз и увидел старшую дочь, стоявшую у плиты. Тадеуш почувствовал, как сжалось сердце. Они холодно смотрели друг на друга, пока Эва не прервала неловкое молчание:

– Я делаю гренки, хочешь?

Он молча кивнул. Эва достала баночку меда, чтобы намазать поджаренный хлеб.

– Папа… – начала она. – Независимо от… наших дел… – Эва вздохнула. – Эта терапия, о которой говорил Мадейский… Я много думала… – Она немного помолчала и продолжила: – Может, начать искать эти деньги? Если не попробовать, ничего не получится.

Отец молча налил кипяток в чашки, куда раньше насыпал любимый растворимый кофе, поставил их на стол и сел напротив.

– Я всю ночь думала… – продолжала Эва. – Если Бартек не получит лекарство, болезнь будет прогрессировать все быстрее, если получит, есть шанс на значительное улучшение, – проанализировала она ситуацию.

Отец кивнул. Эва заметила на его щеках и подбородке грубую, жесткую растительность, еще недавно темно-каштановую, а теперь почти полностью седую. И морщины на его лице стали еще глубже, чем были, когда она обратила на них внимание в прошлый раз.

– Но что будет, если вдруг деньги на лекарство закончатся? – спросил Тадеуш и сам себе ответил: – Проклятый рецидив… в ускоренном темпе.

На глаза Эвы навернулись слезы, и она отвернулась к окну. Ну нет, стыдиться нечего! Девушка посмотрела на отца.

– Папа, так что мы делаем? Пробуем?

Тадеуш взглянул на дочь, в одно мгновение понял, как она растеряна, но только молча добавил в кофе четвертую ложку сахара. Эва не понимала, как можно пить такую бурду. Она молча грызла гренок, запивая горьким кофе. Они должны рискнуть. Бороться за Бартека. Нельзя позволить, чтобы он зачах, лишенный надежды на улучшение.

– Папа, у нас хоть что-то отложено? – спросила она с надеждой.

Отец встал и занялся приготовлением гренков. Вилкой, которой переворачивал хлеб, он указал наверх.

– Все, что было, потратили на крышу. Нельзя было откладывать – грибок пошел бы по всему дому.

– Неужели все? – Эва схватилась за голову.

– Это и так было сделано подешевле, по старому знакомству с кровельщиком. – Отец грустно покачал головой. – Перед крышей была штукатурка, перед этим – окна, а два года назад – выгребная яма. Вечно то одно, то другое…

– А можно продать землю? Мама говорила, что сюда не раз приезжали покупатели.

– Эва, что я им продам? Делянку за домом? Чтобы зимой мы сдохли с голоду? Чтобы нам под носом дачу поставили? Да и кто эту землю купит? Им нужно хозяйство целиком. А мы тогда как? Куда пойдем? Шалаш в лесу поставим?

– Ну да… – Эва задумчиво постукивала ложечкой по столешнице. – С твоих заработков мы ничего не отложим, маминой пенсии надолго не хватит, компенсация из собеса пошла на похороны, я без гроша, a еще Париж… – Она почувствовала обжигающий взгляд отца и быстро добавила: – Значит, не остается ничего другого, как попросить денег у чужих людей. Папа, мы должны раздобыть их для Бартека! – Она схватила отца за руку и посмотрела ему в глаза. – У других тоже бывают больные дети, и им как-то удается что-то сделать. Надо только знать, куда обратиться. Создано столько фондов – каждый раз, как открываю газету, собирают на какого-нибудь ребенка. Может, надо к ним обратиться?

– Ну… – пробурчал отец. – Даже если мы продадим дом и себя на органы, на лечение Бартека все равно не хватит.

– Но это не значит, что мы должны сдаться, даже не попытавшись что-то сделать! Я, во всяком случае, не собираюсь сидеть сложа руки. – Эва встала и застегнула воротничок летней блузки. – Для начала схожу к ксендзу.

Отец пожал плечами.

– Я бы на ксендза особо не рассчитывал, – ответил он и вернулся к приготовлению гренков. Казалось, у него все тело болит от отчаяния. Он чувствовал, что должен выпить.

* * *

Приходской дом в Венжувке был просто ужасным. У того, кто поставил этот обшитый сайдингом дом перед старинным костелом из красного кирпича, похоже, полностью отсутствовал вкус. С дороги теперь было видно не красивый костел среди зарослей старых деревьев, а белую глыбу, примитивный куб с фигурой Девы Марии перед входом. Жители деревни привыкли к этому уродству, и только более утонченные туристы заламывали руки, кляня отсутствие у строителей воображения.

Эва поднялась по ступенькам и вошла в ворота приходского сада. На тропинку свешивались цветущие ветви сирени. От густого аромата зачесалось в носу.

– Восславим Господа! – крикнула она в глубину темных сеней. – Добрый день! Есть кто-нибудь?

– Восславим! – ответил женский голос. Экономка приходского ксендза, пани Цесликова, дородная дама с торчащими из-под чепчика выкрашенными в светло-фиолетовый цвет волосами, выглянула из кухни и включила в коридоре свет. – Слушаю вас. – Она вытерла мокрые руки о фартук.

– Вы не узнаете меня? – Эва подошла ближе.

– А-а, Эва! В темноте я и не узнала… Что ж ты стоишь? Входи, входи, детка! Как вы там? – Экономка схватила ее за руку и потянула в кухню. Там она, не дожидаясь ответа, усадила Эву за стол и поставила перед ней тарелку с пирогом. – Хочешь чаю?

– Нет, спасибо.

Но парующая чашка уже стояла перед ней, а экономка ставила рядом блюдце с вареньем.

– Малина, прошлогодняя, предпоследняя банка.

– Пани Цесликова, ксендз дома?

– Дома. Наверное, сидит у себя. А что?

– Надо у него кое-что спросить.

– Подожди, сейчас его позову. – Женщина направилась к старому телефонному аппарату и набрала на диске единицу. – Отче, спуститесь на минутку? – После минутной тишины она нахмурилась и закатила глаза. – Спуститесь, спуститесь. Да, должны. Потому что должны! Потому что я так сказала. Дам вам пирога, – подсластила экономка конец разговора и положила трубку. – Отъявленный лентяй, – пробормотала пани Цесликова себе под нос и сообщила изумленной Эве: – Уже идет.

Через минуту ксендз появился в дверях кухни.

– Ну, слушаю, что за важное дело? – спросил он, явно недовольный тем, что кто-то морочит ему голову.

– Бог в помощь, это я пришла с вами поговорить. – Эва встала. – Мне нужна помощь.

– Кому сегодня не нужна помощь, особенно в этом приходе? – Ксендз бросил на нее неодобрительный взгляд. – Собственно, с кем имею честь?

– Эва Охник, дочка Дороты, – представилась девушка.

– Той, которую на днях хоронили? Которую шершни покусали?

Ксендз был не самым тактичным человеком в мире. Экономка закатила глаза.

– Да. Той самой.

– Упокой, Господи, ее душу, пусть земля ей будет пухом. – Ксендз сел за стол и налил себе чаю. – Слушаю. В чем дело?

– Отче, вы, наверное, догадываетесь, как… – начала Эва.

– Ты наконец бросила учебу?

Эва раздраженно прикусила губу. «Почему все так хотят, чтобы я вернулась?»

– Нет. Я пришла по другому вопросу. Речь идет о деньгах на лечение Бартека.

Эва рассказала о болезни брата и новых возможностях медицины. Когда она назвала необходимую сумму, Цесликова присвистнула, а ксендз грустно вздохнул.

– Детка, где ты возьмешь такие деньги?

– Не знаю. Я как раз пришла посоветоваться, где их взять. Может, в Каритас?

– В Каритас? Не знаю… Я вообще не имею понятия о таких вещах. Сходи для начала в социальную помощь, может, там что-то подскажут. – Ксендз покачал головой, ясно показывая, что здесь Эва совета не получит. Однако девушка смотрела на него так, что ксендз почувствовал себя не в своей тарелке. – Единственное, что я могу сделать… В Ольштыне в фонде работает мой знакомый монах. Знаю, что они помогали девочке с онкологией, но на твоем месте я бы не рассчитывал на многое. – Он оторвал уголок газеты и переписал для Эвы номер телефона из своего мобильного. – Вот, позвони и спроси, что делать. Я буду за вас молиться. – Он взял кусок пирога и, не попрощавшись, вышел из-за стола.

Цесликова сердито посмотрела ему вслед.

– Я ему столько соли в суп насыплю, что надолго запомнит! К старости совсем из ума выжил.

Девушка взяла клочок с номером и спрятала в карман.

– Ничего страшного, пани Цесликова, видимо, у меня нет другого выхода, кроме как ехать в Ольштын и искать помощь своими силами. Пожалуйста, расскажите в деревне, что мы собираем деньги для Бартека, и если кто-то захочет помочь, то пусть обращается ко мне.

– Непременно расскажу. – Она поправила на голове чепчик и прижала Эву к груди. – Не волнуйся, ты наверняка что-нибудь придумаешь.

* * *

«Что-нибудь придумаешь, что-нибудь придумаешь…» Через несколько часов Эва все еще мысленно повторяла эту мантру, ежеминутно подтягивая сползающие брюки. За последние дни девушка так похудела, что одежда с нее просто сваливалась. После смерти мамы она почти не могла есть. Черты ее лица заострились, а и без того худощавые щиколотки напоминали бабки жеребенка. Бартек шел рядом, вяло переставляя ноги. Немного неловкий, немного сонный. Он крепко держал Эву за руку, как будто от этого зависел успех их миссии: они шли в магазин за макаронами, так как все домашние запасы закончились.

На автобусной остановке перед костелом сидела группа гимназистов, вероятно, одноклассников Мани – Эва припомнила некоторые лица. Бартек, видимо, тоже их узнал, доверчиво улыбнулся и даже, помахав рукой, невнятно крикнул: «Привет, Патлык!» Но в ответ раздались глупые смешки и передразнивающие оклики: «Шесть, сасрык!» Эва потянула брата за руку и сказала:

– Пойдем, я куплю тебе мороженое.

Бартек, видимо, не сумев правильно оценить ситуацию, улыбаясь, пошел дальше, обрадованный обещанием мороженого, которое обожал. Сидящие на остановке парни встали и принялись передразнивать его неуклюжую походку. Эва обернулась и сердито погрозила им кулаком. Ответом ей стал лес выставленных средних пальцев.

– Придурки! – выругалась девушка себе под нос.

* * *

Возле прилавка стояла большая очередь – магазин был центральной точкой деревни. Здесь можно было купить все: от курицы на бульон, стирального порошка, болтов и ведер до китайских кукол и кубиков. Но в первую очередь в магазине у Пищиковой узнавали, что делается в мире. И не из газет, которых практически не было в ассортименте, если не считать кроссвордов, которые всегда покупал ксендз. У Пищиковой о мире велись дискуссии. О далеком, известном из телевизора, и ближнем, лежавшим за дверью магазина. Тут знали обо всем: кто, с кем и почему; у кого родился теленок, а у кого сдох кот; какой урожай с гектара был у Сташека, а какой – у Мариана; зачем Ядзька ездила в город и почему Пильхер уже не выходит из дому. Продавщица была лучшим ящиком для корреспонденции и столбом объявлений в одном лице. «Соседка, а вы знаете, что…» – обычно начинала она, упаковывая колбасу в бумагу или забираясь на стремянку, чтобы достать средство для полоскания белья, а затем пересказывала все, о чем недавно узнала. И так новости передавались из дома в дом уже многие годы.

Лучше всего в такую жару шли светлое пиво и лимонад. Жажда мучила всех – и больших, и маленьких. Появление Бартека в магазине, к счастью, не вызвало такого ажиотажа, как на остановке. Его внешний вид давно уже перестал удивлять людей в деревне – мама делала все, чтобы ее сын не стал местной диковинкой. Как только выяснилось, что Бартек болен, она стала всюду брать мальчика с собой, приучая его к людям, а людей к нему, чтобы никто не чувствовал неловкости. Он мог быть очень милым – в нем было столько тепла и доверия! – мог прижиматься к совершенно незнакомым людям, брать за руку, гладить по ноге, и это никого уже не изумляло, а, наоборот, располагало. Кроме того, у Бартека была буйное воображение, и он, если только находился благодарный слушатель, охотно рассказывал о том, что видел, слышал, что ему приснилось. Неудивительно, что почти вся деревня относилась к нему как к любимой, хоть и несколько странной игрушке.

Однако с детьми все было не так лучезарно. Ровесники Бартека, симпатия которых была ему наиболее важна, убегали от него, а когда шалили, то, бывало, бросали в мальчика камнями. У Эвы в таких случаях сердце разрывалось, и ей самой хотелось швырнуть в них чем попало.

Когда Бартек занялся мороженым на палочке, Эва достала телефон и набрала номер Сильвии. Подруга ответила после двух гудков.

– Что случилось, дорогая?

– Надо поговорить, мне понадобится помощь. Я возле магазина. Заглянешь сюда или нам с Бартеком зайти к тебе?

– Нет, оставайтесь там, я подъеду – надо купить упаковку минеральной, как раз кстати.

Через несколько минут улыбающаяся Сильвия в легком платье в горошек вышла из «гольфа». Увидев знакомое лицо, Бартек сорвался с места и прижался к ее ноге с такой силой, что она чуть не упала. Грязные от шоколада лицо и руки мальчика оставляли следы на нарядном платье, но женщина только махнула рукой.

– Да ладно, я и так собиралась бросить его в стирку.

Они присели на скамейку напротив костела. Бартек играл с мобильным телефоном сестры. Гмина в прошлом году получила финансирование от ЕС, и за эти деньги отремонтировали мостовую крохотной рыночной площади, разбили пару клумб, поставили скамейки и фонари. Вроде мелочи, но они придали этому месту шарм. Жаль только, что местные выродки уже через несколько недель решили «благоустроить» площадь по-своему. Теперь фонари были разбиты, скамейки разрисованы краской из баллончика, а клумба напоминала свалку мусора. Но за руку никого поймать не удалось.

– Черт, моя жизнь ужасно осложнилась… – Эва вздохнула. – Мне ужасно не хватает мамы, Сильвия. – Слеза скатилась по ее щеке. Девушка поспешно смахнула ее, чтобы Бартек не заметил, что она плачет.

Подруга смотрела на Эву с сочувствием.

– Я вспоминаю день, когда это случилось… как ты сначала позвонила мне, чтобы рассказать о стажировке, а потом об этом… – Сильвия помолчала. – Жизнь бывает ужасно непредсказуемой.

Эва кивнула, помолчала, сделала глоток холодной воды из бутылки. Со дня смерти матери прошло уже больше двух недель, но для нее все это было еще как кошмарный сон, который должен когда-нибудь закончиться. Но он все не кончался.

– Знаешь… – заговорила она через минуту, – мы с Бартеком были у врача в Ольштыне. Он сказал, что можно попробовать лечение другим способом. Якобы новый препарат дает чудесные результаты.

Сильвия захлопала в ладоши.

– Чудесно! Наконец хоть какая-то хорошая новость!

– В принципе, это хорошая новость, – Эва кисло улыбнулась, – но, как всегда, речь идет о больших деньгах. В Польше лекарство не оплачивается. По крайней мере, сейчас. Как нам сказали в Национальном фонде здравоохранения, Бартек болен слишком редкой болезнью, чтобы ею вообще кто-то занимался, понимаешь?

– Как это?! – Сильвия выглядела растерянной. – То есть лучше было бы, если бы у мальчика был, например, рак, потому что тогда его проще было бы лечить? – Сильвия чувствовала, что ее вопрос звучит дико, но не могла иначе выразить свое недоумение.

– Можно и так сказать. По крайней мере, так это выглядит с точки зрения служащего НФЗ. – Эва покачала головой. – Короче говоря, на это лекарство мы сами должны найти деньги. А сумма просто космическая. – Она задумалась и через минуту добавила: – Но, с другой стороны, если есть шанс, реальный шанс, что состояние Бартека улучшится, нельзя не попробовать!

– Иисус, ну конечно! – Сильвия не колебалась. – Нечего раздумывать, надо действовать!

– Только где найти такие деньги?

Наступила тишина. Осы жужжали на клумбах, Бартек играл в телефоне Эвы, вдалеке раздавался рев двигателя мотоцикла.

– Деньги надо искать там, где они есть, – сказала Сильвия через минуту, глядя на подругу. – Например, у Кропивницкого.

– У кого? – Эве ничего не говорила эта фамилия.

– У богатея из Варшавы, построившего дом в нашей деревне, Эвуся.

– А-а, у этого… – Эва вспомнила внедорожник, чуть не сбросивший ее с дорожки. – Гм… Не знаю…

– Ну чего ты, Эва! – возмутилась Сильвия. – Этот тип спит на деньгах, это раз. Проверь в Интернете, кто он и чем занимается, сама увидишь. Во-вторых, он любит красивые жесты. Ты видела новую крышу костела? – Подруга махнула рукой в сторону полыхающей на солнце черепицы. – Угадай, кто за это заплатил. А компьютеры в нашей школе откуда?

– Кропивницкий? – Эва недоверчиво смотрела на нее.

– Именно. – Сильвия развела руками. – Мужик не слабо старается, чтобы оставаться с местными в хороших отношениях. Чтобы его не ограбили, предпочитает делиться. – Она улыбнулась и многозначительно подмигнула. – На твоем месте я бы пошла прямиком к нему.

– Не знаю… – Эву услышанное не убедило. – Может, для начала я поспрашиваю в фондах? Знаешь, люди как-то справляются и без таких Кропивницких … – Идея встретиться с этим человеком, еще и в роли просительницы, ей не нравилась.

– Эва, ну что тебе стоит? – Сильвия не собиралась отступать.

– Не знаю. Возможно. Посмотрим…

* * *

Автобус приехал на автовокзал в Ольштыне с десятиминутным опозданием. Эва вышла и отправилась в сторону площади Рынок – она помнила, что там было интернет-кафе, всегда полное детей, удравших с уроков, чтобы поиграть на компьютере. Она вошла в Сеть и вбила в поисковик слова «фонд», «помощь больным детям», «синдром Хантера», «мукополисахаридоз лечение». Выбросило множество страниц с многочисленными ссылками. Эва скрупулезно записывала адреса и номера телефонов учреждений и людей, которые потенциально могли оказать помощь, и за полтора часа заполнила несколько страниц в записной книжке. «Нужно бы пополнить телефон, – подумала она, – деньги заканчиваются».

Сидевший в кассе парень в черной толстовке с капюшоном был настолько поглощен игрой, что даже не взглянул ни на нее, ни на оставленные деньги.

В соседнем киоске Эва купила карточку пополнения счета для телефона, выбрала одну из кафешек на площади Рынок, заказала латте и шоколадное пирожное, после чего принялась за работу. Первый номер, первый разговор. И следующий… И еще… От нее отделывались.

Снова и снова собеседники не оставляли ей никакой надежды. «Поищите еще». «Обратитесь в НФЗ». «Пришлите бумаги, но мы ничего не обещаем». Каждый новый разговор все больше вгонял Эву в депрессию. Фонд, в который отправил ее ксендз, тоже не дал положительного ответа. «В нашей стране столько несчастья, что нам приходится выбирать, кому помочь. В этом году ничего сделать не удастся», – услышала она. Из длинного списка фондов только один выразил хоть какую-то готовность сотрудничать, но даже там результат был под огромным знаком вопроса.

Грустная и подавленная, девушка набрала номер доктора Мадейского. Он ответил через несколько гудков.

– Пани Эва? – услышала она обеспокоенный голос. – Что-то случилось?

– Нет, ничего, пан доктор, – поспешила пояснить Эва, – Бартек без изменений. Звоню, чтобы сказать, что я начала искать деньги…

– Прекрасно! – Он явно обрадовался. – Знаете, по правде говоря, надо действовать: чем быстрее начнем терапию, тем лучше будет результат. Это невероятно, ведь еще несколько лет назад лечение вообще не было возможным! Если взглянуть с перспективы прошлых возможностей, это лекарство можно назвать чудом.

– Да, – согласилась Эва и вздохнула. – Только я не уверена, что это чудо нам по карману.

– Пани Эва… – Несмотря на подавленное настроение, голос доктора действовал на нее как бальзам. – Нельзя так легко сдаваться! В сложившихся условиях борьба с болезнью – это в значительной мере борьба с системой. И я знаю, бывает, что в этой схватке побеждают. Я в вас верю.

– Пан доктор… – Эва чувствовала, что в горле встал комок. – Вы не представляете, как важна для нас ваша поддержка!

– Эта моя работа, пани Эва. Я делаю то, что должен.

– Я просто… хотела вас поблагодарить за все.

Она не могла видеть, но была уверена, что на лице доктора Мадейского появилась улыбка.

* * *

Эва вышла из автобуса на разрушенной остановке в Венжувке, но вместо того, чтобы отправиться домой, на минутку присела на остатки лавки. Быстро подвела итоги: денег нет, идей нет… В голове звучали слова Мадейского: «Чем быстрее, тем лучше».

– А чтоб вас всех! – Девушка негромко выругалась, с силой пнув лежавший на земле камень. – Ладно, один раз умирать! – Она встала и решила пройтись в сторону владений Кропивницкого. – В принципе, не обязательно с ним сегодня разговаривать, просто пойду взгляну, – подбодрила она себя.

С главного шоссе Эва свернула на мощеную дорогу среди полей, ведущую к усадьбе варшавянина. Ворота были широко открыты. Эва остановилась, раздумывая, стоит ли идти дальше. «Что ты теряешь? – услышала она в голове голос Сильвии и сама себе ответила: – Вот именно. Ничего».

Эва двинулась дальше. Молодые березы вдоль дороги негромко шумели на ветру. Вскоре за поворотом показался огромный дом в английском стиле, напоминающий старинное родовое поместье. Возле него находились хозяйственные постройки, конюшня, а может, гараж для многочисленных дорогих автомобилей. Эва даже присвистнула от удивления. «Неплохо пан бизнесмен устроился», – подумала она.

Неожиданно входная дверь распахнулась, и появился мужчина лет сорока. Он был безукоризненно одет: модные штаны мятного цвета, снежно-белая рубашка и небрежно наброшенный на плечи серый свитер. Довольно длинные светлые волосы зачесаны назад, лицо с трехдневной щетиной и следами свежего загара. Мужчина был неприлично красив. Через мгновение из дома вышла женщина примерно лет тридцати, на очень высоких каблуках, в элегантном облегающем платье цвета морской волны. Длинные каштановые волосы обрамляли красивое лицо, на губах – красная помада. В руках с модным маникюром женщина держала кожаную папку для документов. Оба выглядели, как будто сошли со страниц глянцевого журнала о звездах. Причем американских. Испуганная Эва спряталась за деревом и из укрытия наблюдала за сценой их прощания. Мужчина поцеловал женщину в обе щеки и открыл дверцу одного из спортивных автомобилей, припаркованных на подъездной дорожке.

– Жду в четверг, – сказал он.

Женщина только кивнула.

Взревел двигатель, и через мгновение мимо застывшей от ужаса Эвы пронеслась машина с варшавскими номерами. Мужчина, постояв еще минутку на крыльце, зашел в дом и закрыл за собой дверь.

Эва бросилась бежать, молясь, чтобы ворота были открыты, иначе все пропало. Как она объяснит Кропивницкому, каким образом оказалась на его территории?

Она успела в последний момент. Как только девушка оказалась снаружи, оранжевые светодиоды замигали, и через мгновение ворота закрылись, отрезав поместье от остального мира.

Эва мчалась так, будто за ней гналась стая бродячих собак, и остановилась только через несколько сотен метров. Она запыхалась, в боку кололо.

– Уф… – Девушка присела на песчаной обочине, пытаясь отдышаться. – Идиотка! – выругала она себя. – Зачем ты вообще туда полезла?!

Когда боль прошла, Эва встала и направилась в сторону своего дома, когда неожиданно почувствовала вибрацию в кармане. Достав телефон и увидев на дисплее надпись «Ярош», Эва замерла. «Франция!» – мелькнуло в голове. Из-за последних событий у нее даже не было времени волноваться о том, что французы не отвечают.

– Алло, – ответила она еле слышно.

– Эвка? – произнес голос профессора. – Едешь! Ты прошла! Место в Париже ждет тебя!

– Вот черт! – прошептала Эва.

Ей снова пришлось опуститься на обочину.

Анелька!

Какая была неописуемая радость, когда в конце концов пришло твое письмо! Наконец! Я знаю, что ты жива! Я так боялась, не имея никаких известий от вас, не зная, что происходит там, далеко на юге. Сюда доходят настолько страшные известия, что не хочется верить в то, что я слышу. Дорогая, как бы я хотела, чтобы твои хозяева были такими же добрыми, как мои! Пишешь, что твои очень богаты. Может, жить в таком городе, как Гамбург, будет лучше, чем если бы ты попала в деревню, как я?

У меня все хорошо. День идет за днем, в работе время бежит быстро, иногда можно даже забыть, что вокруг война и страдания. Я бываю очень уставшей после арбайта, но господа заботятся обо всех нас, не дают ходить голодными. А со мной обращаются и вовсе благородно. Я получила от пани теплое пальто на осень, а раз в месяц она берет меня в город за покупками, и, не поверишь, мы идем есть пирожные в кафе! Ни одну другую девушку из хозяйства не берут, только меня!

Должна признаться тебе, дорогая, еще в одном: в нашем хозяйстве работает хорват, с которым мы вместе выходили на вокзале. Его зовут Владко, и, должна признаться, это имя становится все более дорогим моему сердцу. Что-то такое есть в его взгляде, что иногда я целыми днями думаю только о том, что вечером за ужином снова его увижу и что он посмотрит на меня взглядом, от которого меня бросает в дрожь! Глаза у него черные как смола, в них можно утонуть, как в здешнем озере, где пара метров в глубину. Хочу по секрету признаться, что, пожалуй, и я ему не совсем безразлична – не далее как вчера он принес мне из сада белую розу, я такой красивой за всю свою жизнь не видела. Это самый лучший из полученных мною подарков. Когда она завянет, засушу и сохраню на вечную память.

Крепко целую, моя самая дорогая, и помни, что я жду твоих писем, как земля дождя.

Ю.

 

Глава 5

Если описывать Сильвию Радковскую одним словом, то самым подходящим будет определение «энергичная». Сильвия была вулканом энергии. Всегда и всем загоралась первой, своим энтузиазмом могла увлечь самых нерешительных, громко разговаривала, заразительно смеялась, и ее всегда было много. Дети в школе ее просто обожали. А Сильвия устраивала уроки на природе, вела театральные занятия, организовывала поездки. Она часто говорила: «Я хочу дать этим детям шанс узнать мир. Как они могут пройти хорошую школу, если никто не хочет им помочь?»

Учителя по-разному относились к очередной сумасшедшей инициативе Сильвии. Часто в ее увлеченности они видели угрозу собственной невовлеченности. Жизнь ее не была усыпана розами, но Сильвия была настолько сильной личностью, что неплохо справлялась с царившим вокруг нее насмешливым остракизмом.

Гжесека она знала в лицо, наверное, с рождения, но не обращала на него никакого внимания. Просто один из парней из соседнего поселка; встречались иногда на службе в костеле, ходили в одну школу, правда, в разные классы. Но однажды, когда Сильвия была уже «городской, из университета», Гжесек увидел, как она с дорожной сумкой садилась в автобус. Парень посмотрел на ее светлые волосы, как всегда заплетенные в толстую косу, на веселые карие глаза и сильные руки и подумал: «Пожалуй, приглашу ее куда-нибудь».

Ему удалось добыть у общих знакомых номер ее телефона, и через несколько дней, когда Сильвия вернулась с лекций в университете домой, они пошли вместе на пиво в бар в Ваплево. Весь вечер казалось, что ничего путного из этого не выйдет. Разговор не клеился, Сильвия скучала, когда вдруг Гжесек в порыве отчаяния погладил ее под столом по бедру. Этого хватило, чтобы вечер закончился в постели, причем с такими фейерверками, что с тех пор они были практически неразлучны. Когда через полгода Гжесек сделал предложение, Сильвия без колебаний ответила «да».

Ей нравилось обустраивать дом, лепить вареники для мужа и заботиться о том, чтобы в холодильнике всегда было его любимое темное пиво. Но больше всего ей нравился секс. Наверное, не было такого места поблизости, где эта пара хотя бы раз не кувыркалась. Пляж возле озера, кабина грузовика… Той искры во время первого ужина хватило, чтобы разжечь большое пламя. Секс для них оказался самой мощной связующей силой. Гжесек был хоть и молодым, но расторопным – он продал часть унаследованной от бабушки с дедушкой земли каким-то людям из Ломжи и основал с приятелем из механического техникума транспортную фирму. Сначала у них был один бус, потом три, а позже оказалось, что хватает на два грузовика. Сильвия в его отсутствие покупала сексуальное белье и планировала романтический ужин на двоих, а когда муж возвращался из рейса, со сладострастием отдавалась ему. Естественно, результатом этих страстных ночей стало появление детей, одного за другим. И вот тогда постепенно все стало портиться. Брак Сильвии и Гжесека рассыпался практически на всех уровнях. На всех, кроме одного, – их секс и дальше (когда предоставлялся случай) был чудесным. И хотя достичь согласия в бытовых вопросах – покупках, счетах, отпуске – им становилось все труднее, но ради фейерверков, которые Гжесек и дальше мог в ней зажечь, стоило сжать зубы и сохранять брак. Правда, у Сильвии иногда возникало подозрение, что Гжесек в рейсе не всегда хранит ей верность, но даже если бы она могла эти подозрения как-то проверить, то предпочла бы ради собственного спокойствия и спокойствия детей не выяснять правду.

* * *

Каждый год Сильвия устраивала вечеринку по поводу дня рождения мужа. К сожалению, у них как раз шел ремонт, поскольку Гжесек решил заменить половые доски на паркет. Следовательно, о праздновании дома не могло быть и речи.

«Может, оно и к лучшему, – думала Сильвия, приглашая друзей Гжесека и семью его брата на деревенский праздник, ежегодно в начале лета проходивший перед пожарным депо. – Предложим им пиво и колбаски на гриле, будет дешевле, и не придется убирать».

Она искала платье для вечеринки в коробках, покрытых ремонтной пылью, когда ей в голову неожиданно пришла гениальная идея. Сильвия бросилась к телефону.

– Эва, это Сильвия, – быстро заговорила она в трубку. – Слушай, я знаю, что у тебя траур, и, может, это прозвучит странно, но, умоляю, выслушай меня. И не прерывай! Сегодня перед депо гулянье, – объясняла она подруге. – Ну да, деревенский праздник … Да… Как каждый год… Ага… И заодно день рождения Гжесека там устраиваем… Почему? Мне некуда пригласить гостей. В этот беспорядок? Ну так вот, это гулянье…

Эву, видимо, сложно было уговорить прийти на праздник, и Сильвия нетерпеливо вздохнула.

– Эвуся, я же просила дослушать меня до конца. – Наставнический талант и дар убеждения у Сильвии точно были. Подруга замолчала. – Я не собираюсь тащить тебя во время траура на выпивку и танцы, но второй такой случай представится не скоро! – В подтверждение своих слов махнула рукой, как будто Эва могла видеть ее воодушевление. – Сама подумай: такая масса людей в одном месте, приедут из Венжувки и окрестных деревень. Скажешь в микрофон несколько слов о Бартеке, люди после пары бокалов будут более щедрыми! – На минуту наступила такая тишина, что слышно было радио, игравшее у работников, которые укладывали паркет. – Именно, Эва, именно! – В конце разговора Сильвия рассмеялась: – Святые слова, голова на плечах у меня точно есть. Тогда до свидания, подготовь трогательную речь.

* * *

Издалека было слышно музыку, звучавшую на площади перед депо добровольной пожарной дружины, которая была гордостью всей гмины. Здесь проходили ежегодные гулянья, а дополнительным поводом для празднования была передача в пользование жителей площадки для встреч, которую благодаря дотации Евросоюза оснастили сценой и барбекю под крышей. По этому поводу место гулянья было украшено развешанными между деревьями гирляндами лампочек и бумажными лентами. Для Венжувки это был большой праздник, который привлек жителей деревни и окрестностей. На деревянной сцене выступал музыкально-танцевальный ансамбль из четырех костлявых девушек-подростков, одетых в чрезвычайно куцые белые костюмы: топик, коротенькие штаны и остроносые сапожки. Под рычащий из динамиков аккомпанемент вокалистка с большой экспрессией пела хит группы «Feel» «А когда уже темно». Остальные девушки исполняли за ее спиной повторяющиеся хореографические композиции, не слишком затейливые и сложные, зато исполненные искреннего воодушевления. К сожалению, выступление не привлекло внимания публики, которая была больше занята собой и поеданием бигоса и приготовленных на гриле колбасок. На расставленных на площади длинных скамейках сидели отдыхающие. А те, кому не хватило места, прогуливались перед кубическим зданием депо. Участники праздника представляли собой образчик местного населения – от карапузов в колясках до старейших представителей семейств. Среди женской части просматривалась определенная закономерность: чем моложе были отдыхающие, тем более провокационной и сексуальной была их одежда. Глядя на девочек тринадцати-четырнадцати лет, можно было решить, что открытые животы и предметы гардероба с броскими, блестящими аппликациями никогда не выйдут из моды. «Понятно, откуда у Маньки этот стиль малолетней потаскухи», – подумала Эва.

Она углубилась в толпу, высматривая Сильвию, хотя уже понимала, что идея прийти сюда была неудачной. Длинная очередь к палатке с пивом на разлив хорошо передавала атмосферу мероприятия, длившегося с обеда. Нетвердая походка и раскрасневшиеся лица мужчин свидетельствовали о том, что они посетили пивную палатку уже не раз и не два. «Хорошо, что отец с девочками и Бартеком поехал сегодня за покупками в супермаркет», – подумала Эва.

Одну из скамеек обступила компания местных бузотеров, среди которых Эва узнала Эдека и нескольких одноклассников из начальной школы.

– Эй, Эвка, не поздороваешься с приятелями? – пристал к ней Тихий, который учился в каждом классе по два года.

Эва не помнила, ходила с ним в шестой или в седьмой класс.

– Привет, привет, я ищу Сильвию… Вы ее случайно не видели? – Эва попробовала уклониться от парней, общества которых ей сейчас как раз и не хватало для полного счастья.

– Чего ты такая важная стала? Иди, выпей с нами, – не отставал Тихий и встал с места, чтобы усилить уговоры более непосредственным аргументом и силой затащить ее на скамейку.

– Черт возьми, убери лапы! – Эва оттолкнула Тихого с такой силой, что он чуть не упал.

Сидящие заржали.

– Смотрите, какая боевая! – крикнул кто-то.

Тихий с трудом удержался на ногах и присоединился к приятелям:

– Эвка, не будь такой, поцелуй! – Он крепко схватил девушку за запястье.

Помощь Сильвии пришла в последний момент.

– Вот ты где!

Эва вырвалась из лап Тихого:

– Отпусти, сволочь! – И побежала к подруге.

– Иисус, что за сборище! Вот придурки! Разве мы сможем тут поговорить?

Сильвия виновато смотрела на нее.

– Наверное, напрасно я тебя сюда притащила… Забыла, где мы живем.

Подруга отвела Эву к столику возле гриля, где Гжесек праздновал день рождения. Здесь пирующие тоже не пропускали тосты. Новорожденный как раз наполнил бумажные стаканчики, опорожнив пол-литровую бутылку без этикетки до дна. Запивали пивом.

Муж Сильвии никогда не нравился Эве, хотя хорошо она его не знала, а подруга редко о нем рассказывала. Гжесек держался заискивающе, а то, как он щурил глаза, когда с кем-нибудь разговаривал, не вызывало к нему доверия.

Сильвия закурила.

– Извини, что дымлю, но я опять не выдержала с этим бросанием. Не получается. – Она стряхнула пепел. – В жизни слишком много проблем, чтобы отказывать себе в маленьком удовольствии. – Сильвия засмеялась и расцеловала Эву в обе щеки. – Да ладно, я рада, что ты пришла.

Эва оглядывалась по сторонам, размышляя, сколько денег можно здесь собрать, и не питала никаких иллюзий: при самом удачном раскладе недостижима даже тысячная доля нужной суммы. Но надо с чего-то начинать…

– Сейчас, сейчас… – Сильвия неожиданно о чем-то вспомнила. – Ты была там? Разговаривала с ним? – Естественно, речь шла о приезжем богаче, неудачный визит к которому Эва до сих пор вспоминала со стыдом. – Ты ходила к нему за деньгами? – Как хороший учитель, Сильвия не забыла о домашнем задании.

– Не разговаривала. – Эва взяла бутылку с лимонадом и налила себе в бумажный стаканчик. – Он не впустил меня, хотя наверняка видел, у него камеры возле ворот. – Эва и сама не знала, зачем выдумывает.

– Невозможно… Может, его просто не было дома? – Сильвии не хотелось верить в плохие манеры Кропивницкого.

– Был, наверняка был. Я видела, как оттуда выезжала машина.

– Странно. – Сильвия задумалась. – С чего бы ему так вести себя?

– Не знаю. Может, боится неприятностей из-за того, что чуть не наехал на меня тогда, после похорон мамы.

– Как это «чуть не наехал»?! – Сильвия вытаращила глаза. – Почему же ты молчала?

Эва пожала плечами.

– Нечего было рассказывать. Ехал на большой машине, наверное, не увидел меня и едва не задавил. Не знаю, может, сообщение в этот момент писал, по телефону говорил, ногу чесал… Да что угодно. И не заметил, что я иду по обочине. Эдек свидетель, – указала она на парня, сидевшего с бандой Тихого.

– Вот зараза! – Сильвия взмахнула внушительным хвостом светлых волос. – Может, поэтому он такой неприступный? Богатые, наверное, боятся таких вещей, как компенсации, иски и так далее. – Сильвия вспомнила американские фильмы, где в зале суда кто-нибудь требовал компенсацию за то, что съел отравленный арахис в пироге или обжегся кипятком, когда пил кофе.

– Сильвия, так или иначе, там мне искать нечего… – Эва сделала большой глоток сладкого газированного напитка. – А деньги надо найти, и немедленно.

Празднование дня рождения набирало обороты. Мужчины хором запели «Жена моя, сердце мое». Их завывания накладывались на очередной, на этот раз иностранный, хит, исполняемый на сцене. Несмотря на обычную болтливость и подвижность, Сильвия выглядела уставшей. Она разговаривала с Эвой, но была рассеянной. Причину не пришлось долго искать: женщина ежеминутно смотрела в сторону Гжесека, который красноречиво и с поистине гусарской фантазией играл роль героя вечеринки. Эва проследила за взглядом Сильвии. Ее муж как раз подливал дешевое вино сидевшей рядом девице с выбеленной челкой, очень щедро одаренной природой. Гжесек, наклонившись, шептал что-то ей на ушко, а девица заливалась смехом так, что ее бюст выписывал безумные фигуры, состоявшие из подпрыгиваний и волн, и, казалось, готов был вывалиться из декольте. Эва обеспокоенно посмотрела на подругу, которая, похоже, решила быть выше предрассудков и игнорировала поведение мужа. Эва почувствовала неловкость. Нет ничего хуже, чем быть свидетелем публичного унижения человека, который тебе важен. Что можно сделать? Причем так, чтобы не ухудшить ситуацию еще больше?

– Да что говорить… – Эва не поняла, думает ли Сильвия о ее неудаче с Кропивницким или это комментарий к сцене с участием мужа. – Ладно, пора браться за дело. Пусть эти пьянчуги хоть на что-то сгодятся. – Сильвия потянула Эву в сторону сцены.

Попасть туда оказалось отнюдь не просто. Они протискивались сквозь толпу, вдобавок ежеминутно приходилось останавливаться, так как с Сильвией кто-то заговаривал. Эва поняла, что в основном это были родители учеников. Нельзя было не заметить, что местная общественность твердо верила в причинно-следственную связь между теплыми отношениями с учителем и хорошими оценками детей. Сильвии пришлось достаточно потрудиться, уклоняясь от поступающих со всех сторон предложений выпить с «пани учительницей».

– Пани Сильвия, это же не школа, можно капельку расслабиться. Все же свои…

Отделаться от приглашений было нелегко, тем более что за этими не очень деликатными уговорами чувствовалась подлинная симпатия.

Наконец им удалось пробиться сквозь толпу, и Сильвия разговорилась с кем-то из организаторов. Появилась пани из управления гмины, на лице которой следы усилий по подготовке к празднику уже сглаживались многими часами заслуженного отдыха. Облегающий костюм пани был не лучшим нарядом для подобного мероприятия, а танцы возле скамейки для официальных лиц, установленной на почетном месте возле сцены, стали причиной мелкого ущерба, нанесенного ее гардеробу: белая блузка, украшенная на воротничке вышивкой, выбилась из-под пояса, а разрез юбки был немного надорван. Однако энергичная дама-организатор не теряла воодушевления и, произнеся «без проблем, без малейших проблем…», принялась выпроваживать девичий ансамбль со сцены.

В этот момент Эва осознала, что сейчас ей придется выступать перед этими людьми. Что им сказать? Она запаниковала, повернулась к Сильвии, ища у нее поддержки, и увидела, что подруга стоит как каменная и всматривается во что-то с выражением лица, которое привело Эву в ужас.

– Иисус, что происходит?!

Похоже, Сильвия ее даже не услышала. Казалось, она потеряла связь с внешним миром. Ничего не ответив, она направилась в сторону так взволновавшего ее объекта. Остолбеневшая Эва осталась одна. Она приподнялась, пытаясь рассмотреть что-нибудь над головами людей, и увидела, как Сильвия прокладывает себе дорогу, на этот раз не обращая внимания на приличия, и протискивается в направлении небольшого сарая пожарных. В этот момент Эва заметила исчезающих в дверях сарая Гжесека и грудастую девицу. «О нет! Вот ведь подлец! Сильвия не должна позволять так себя унижать, пора бросить его!» – успела подумать девушка перед тем, как пани из гмины вызвала ее на сцену.

Эва не была готова к этому, они даже не согласовали заранее, как организовать сбор средств на празднике. «И поделом мне!» – упрекала она себя. Сильвия была специалисткой по импровизации, и Эва полагалась на нее. Но теперь не было выхода: ведь нельзя просто убежать! Хотя если бы она прислушалась к отчаянным сигналам, посылаемым мозгом, то сделала бы именно это.

«Спокойно, ты не ребенок. Ты же выступала на конференции в Швейцарии! И как единственная участница из Польши прочла доклад о новых аналитических методах исследования деградации исторических документов, найденных в земле, перед величайшими экспертами микологии. И что, тогда справилась, а сейчас не сможешь?» – на ходу попыталась она применить кризисный курс самомотивации.

Эва прошла мимо покидавших сцену полураздетых артисток, которым, похоже, давно хотелось смешаться с веселящейся толпой, и на ватных ногах поднялась на возвышение. Почему эта аудитория, в какой-то мере такая близкая ей, так сильно пугает? Эва непроизвольно откашлялась в микрофон, и неприятный звук разнесся по площади. Понятно. Не хватает еще споткнуться.

– Меня зовут Эва Охник. Некоторые из вас, наверное, помнят меня по школе, – начала она.

– Эвуня, я тебя люблю! – разнесся пьяный выкрик, а после одинокие смешки.

Эва понимала, что необходимо собраться и взять себя в руки. Без этого их ни в чем не удастся убедить.

– Послушайте, я не отниму у вас много времени. Я очень рада, что вы все здесь. Хотя мне не хотелось бы говорить то, что я сейчас скажу. – С каждым словом девушки все больше людей отвлекалось от разговоров, танцев, пения, поедания колбасок и поглощения пива. Эва видела множество глаз, направленных на нее. Она сделала глубокий вдох. – Я хочу вас попросить о помощи моей семье. – Голос наконец перестал дрожать. Эва почувствовала, что точно знает, что хочет сказать.

И в этот момент, прервав ее на полуслове, со стороны забора раздался женский визг, который подхватывало все большее число присутствующих. В толпе началась паника, люди разбегались, толкая друг друга. Со сцены Эва видела, что стало тому причиной. Тихий раздобыл где-то пожарный рукав и, громко крича для усиления и так ошеломительного эффекта, стрелял потоками воды, целясь в основном в фигуристых молодых обитательниц Венжувки и окрестностей. После нескольких взмахов рукава значительная часть присутствующих стала мокрой, воцарился хаос, и от сосредоточенности и внимания, которых Эве на какое-то мгновение удалось достичь, не осталось и следа. Девушка смотрела на площадь, осознавая абсурдность ситуации. Неужели это происходит в реальности?

Ее миссия провалилась. Результат – поражение. Не осталось ни малейшего шанса собрать людей снова. Кто-то включил музыку, на этот раз в записи. После выходки Тихого развлечения стали еще более дикими. Парни гонялись за девушками, а те со звенящим визгом вырывались, но не особенно старательно, и убегали. Эве хотелось как можно быстрее исчезнуть отсюда. Она оглянулась в поисках Сильвии, но той нигде не было. Смирившись с неудачей, девушка спустилась по лестнице и наткнулась на пани Цесликову из прихода. Экономка была взволнована и возмущенно качала головой.

– Эвуня, я знаю, о чем ты хотела рассказать… Сама видишь, какие тут люди. У них нет Бога в сердце. Проклятая земля! – Женщина с искренним возмущением огляделась. – Содом и Гоморра!

Несмотря на испорченное настроение, Эва не могла не улыбнуться.

– Я тебе вот что скажу. Если что, я у этого своего гуся с подноса денег стащу. Если каждое воскресенье брать понемногу, мало-помалу сумма и наберется. Ну, что скажешь? – Похоже, Цесликова не шутила.

– Не нужно, пани Цесликова, не стоит. Мы что-нибудь придумаем. Должны придумать.

Эва поцеловала ее в щеку и покинула праздник, пульсировавший все более пьяными ритмами. Она прошла по деревне, миновала магазин, как всегда, открытый, на скамейке возле которого расположились несколько клиентов, уже утомленных сегодняшней забавой, и наконец свернула с дороги в лес. Быстрая ходьба помогала проветриться. Эва сделала глубокий вдох. Пахло свежестью, как будто собирался дождь. «И очень хорошо, пусть их промочит», – злорадно подумала она о тех, кто остался развлекаться.

Через несколько минут девушка заметила, что за ней кто-то идет. Оглянулась – это была банда Тихого. От страха заныло в желудке. Поняв, что девушка их заметила, парни ускорили шаг.

– Эй, куколка, куда ты так спешишь?

– Некрасиво так убегать! Ты должна была с нами выпить, и что?

Эва лихорадочно обдумывала имеющиеся возможности. Пытаться убежать бессмысленно: до дома еще далеко, а поблизости ни одной усадьбы, ее догонят за десять секунд. Выхода нет, придется встретиться лицом к лицу. Обернувшись, она ждала, пока молодые люди приблизятся.

– Эвка, а ты про нас забыла… – Тихий неприятно улыбнулся.

С ними был и Эдек. Он стоял сзади, переминаясь с ноги на ногу, и на его лице было написано, как ему хочется оказаться где-нибудь в другом месте. Эва собралась, рассчитывая, что найдет в нем союзника.

– Я спешу домой. – Она старалась установить зрительный контакт с соседом.

– Идем, ребята, у Эвки свои проблемы. Давайте вернемся на праздник, еще выпьем. – Эдек оправдал возлагаемые на него надежды.

– Правильно говоришь, – сказал Тихий, и Эва почувствовала, как к ней возвращается возможность дышать. И тут парень вытащил из-за пазухи бутылку дешевой водки. – Но выпить можно и здесь. Угощайся! – Он снял крышку и подал бутылку Эве.

Все замерли в ожидании, уставившись на нее.

Эва быстро приняла решение: «Нельзя показывать свою слабость!» Глядя Тихому в глаза, она взяла поллитровку, приставила ее к губам и почувствовала обжигающую жидкость.

– Ваше здоровье, – сказала она, вытирая губы ладонью.

По группе парней прошел одобрительный гул.

– Э-э нет, ты плохо старалась, куколка. – Тихий не позволил ей так легко отделаться. – Выпей нормально.

Когда Эва во второй раз подняла бутылку, парень грубо прижал горлышко к ее губам и силой влил большой глоток. Эва чуть не захлебнулась. Отвратительного качества водка едва не свалила ее с ног.

– Вот теперь ты хорошая, послушная… – Среди свиты Тихого раздался гогот. А он дотронулся до ее шеи, спустился ниже. – Когда захочешь, ты умеешь развлекаться, верно?

Эва резко оттолкнула его. Бутылка упала и разбилась о камень. Водкой забрызгало одного из приятелей Тихого.

– Вот б…, ты чего сделала? Бутылку нам разбила, сука! – Тихий швырнул ее на землю.

Девушка упала и почувствовала, как битое стекло вспороло кожу на ноге, но от испуга боли не было. Она попыталась отодвинуться, хоть немного отдалиться от насильника, но напрасно: Тихий наклонялся все ближе. Парализованная страхом, Эва увидела, что он расстегивает брюки. Шансов спастись у нее не было.

И в этот момент прозвучал выстрел.

– Б…, что это?!

Эва слышала, как банда разбегается по лесу, но боялась встать и посмотреть, откуда раздался выстрел. Сердце вырывалось из груди.

– Вы целы? Они ничего с вами не сделали? Уже все хорошо, – услышала она мужской голос. – Я отвезу вас домой.

В стороне стоял черный внедорожник, а над ней склонился его владелец, Александр Кропивницкий. Ошеломленная Эва не могла произнести ни слова.

– Не бойтесь, это ружье для охоты на уток, – сказал мужчина и, заметив ее испуганный взгляд, отложил винтовку в сторону, подал ей руку и помог подняться. – Что это за люди? Нужно позвонить в полицию.

Эва взглянула вниз, увидела разрезанную кожу на икре, лужу крови, и ей стало плохо.

– О-хо-хо… Хорошо, что я вас держу, – сказал Кропивницкий, и это были последние слова, которые девушка услышала перед тем, как потерять сознание.

 

Глава 6

Придя в себя, Эва увидела большую хрустальную люстру над головой. Падавшие через огромные окна лучи заходящего солнца проходили сквозь стеклышки, как сквозь призму, и казалось, что помещение искрится радугами. На ноге была профессионально наложенная повязка. Возле дивана, на котором она лежала, на маленьком столике стояла бутылочка с перекисью водорода.

– Что случилось? Где я? – спросила Эва и попыталась сесть. Картины происшедшего в лесу пронеслись перед глазами. Вспомнив безумные глаза склонившегося над ней Тихого, девушка снова едва не потеряла сознание.

– Спокойно, ничего не бойтесь. Вы у меня в доме, – услышала она знакомый голос.

Эва оперлась на руки и села на диване. Напротив нее на расстоянии нескольких метров сидел Александр Кропивницкий, один из самых богатых людей в стране.

– Я закончил курсы первой помощи, так что не волнуйтесь, повязка наложена по всем правилам, – улыбнулся он, видя ее смущенное лицо. – Извините, что привез вас сюда, вместо того чтобы отвезти домой, но вы были без сознания, а я не знал, где вы живете. Рана сильно кровоточила, нужно было поскорее наложить повязку. – Мужчина встал со стула, подошел ближе и протянул руку. – Извините, я не представился. Александр Кропивницкий, все зовут меня Алекс.

– Эва Охник, – сказала девушка и подала ему свою. Ей все еще казалось, что это сон. – Надо признать, все выглядит несколько сюрреалистично, – пробормотала она. – Мне кажется, что я сейчас проснусь…

– Если это сон, то его стоит как можно быстрее забыть, – сказал Кропивницкий и опустился в кресло напротив Эвы, до которой медленно доходило, что произошло и что для нее сделал этот незнакомый человек.

Она попробовала встать и почувствовала, что нога ужасно болит.

– Большое спасибо за помощь! Даже подумать страшно, что бы произошло, если бы вы там не проезжали.

Александр, заметив неловкие движения Эвы, поднялся и поддержал ее.

– Действительно, все удачно сложилось. – Он заметил гримасу боли, исказившую ее лицо, и добавил: – Может, присядете на минутку? И выпейте это. Это всего лишь парацетамол, но, к сожалению, у меня дома больше ничего нет. – Он подал ей таблетку и стакан воды. – Боль должна немного утихнуть.

Эва опустилась на диван и послушно проглотила таблетку, а Кропивницкий продолжил:

– Вы должны обратиться в полицию и рассказать, что произошло. Чуть не случилась трагедия, на вас напали… Нужно сделать экспертизу. Я могу быть вашим свидетелем. – Он задумался. – Хотя я мало что видел… Негодяи успели убежать, так что я никого не смогу опознать. Но вы же знаете, кто это был, правда?

Эва тяжело вздохнула.

– Прекрасно знаю. – Ей вспомнился омерзительный запах изо рта Тихого. – Но боюсь, что это ничего не даст.

– Почему?

Эва беспомощно развела руками.

– Мне кажется, тут мужчины всегда остаются безнаказанными. Все пьют с местной полицией, все друг друга защищают, и, кроме того, знаете, как это бывает: женщина всегда сама виновата. Зачем надела короткую юбку, зачем туда пошла и так далее. Им здесь ничто не угрожает – естественно, пока не побьют другого мужчину. Пожалуй, от унижений в комиссариате я откажусь, хватит с меня впечатлений… – Она говорила очень серьезно.

Александр помотал головой.

– Не понимаю такого подхода! Вы позволяете этим типам остаться безнаказанными. Причина изнасилования – не короткая юбка, а насильник.

Эва уставилась на свою ногу.

– Я все прекрасно понимаю, но попробуйте объяснить это людям. Не о чем говорить. Сразу же окажется, что угрозы не было, свидетелей нет, а мое слово против их слова… – Она взглянула на Кропивницкого. – Немало деревенских женщин ходило в полицию с жалобой, поверьте мне. Это Польша. И даже не Польша, вариант Б. Даже не знаю, какая буква тут подойдет, разве что З, от «забытая Богом»! – раздраженно сказала девушка.

Кропивницкий внимательно посмотрел на нее, хотел что-то сказать, но Эва перебила:

– Таковы, к сожалению, здешние реалии, я вижу их насквозь, – заметила она кисло. – Извините, что это говорю, но сразу видно, что вы не местный. – И улыбнулась, чтобы смягчить свою столь радикальную оценку.

– Местный или не местный… – тряхнул он светлыми волосами, не соглашаясь. – Какое это имеет значение? По-моему, вы должны пойти в полицию, вот и все.

– О’кей, я подумаю, – пошла на уступки Эва. Ей стало неловко: ведет себя, как неблагодарная особа. Кропивницкий спас ее, желает ей добра, а она умничает! В конце концов она все равно поступит по-своему, а ему не будет обидно, если она перестанет возражать. – А вы юрист? – осторожно перевела она разговор на другую тему.

– К сожалению или к счастью, нет, я бизнесмен, – со смехом развел руками Кропивницкий. – А еще я неплохой бармен. – Он встал. – Одну минуту, я приготовлю кое-что, что поставит вас на ноги. Я не любитель запивать грусть-печаль, но после таких переживаний что-нибудь покрепче не повредит, не правда ли?

– Знаете, а это неплохая идея… – Эва с одобрением кивнула, хотя первым желанием было сказать абсолютно противоположное.

Пора было возвращаться домой, но ей вдруг расхотелось уходить. Сидя тут, разглядывая этот огромный дом и хозяина, передвигавшегося по нему с легкостью, какой никогда раньше ни у кого не замечала, Эва чувствовала, что напряжение начинает ее покидать. Пребывание здесь оказывало на нее неожиданно успокаивающее воздействие. Хозяин подошел к бару, заполненному разнообразными бутылками, и начал в определенных пропорциях наливать их содержимое в высокие стаканы. Через минуту он подал один из них Эве.

– Попробуйте.

Эва сделала глоток. Приятное тепло разлилось по телу. Она никогда не пробовала такого коктейля. Он был одновременно сухим и сладким, но его сладость таилась где-то на втором плане, проявляясь только через мгновение.

– Очень вкусно, но я не знаю, что это, – призналась она, испытывая, благодаря алкоголю, приятное чувство облегчения и невесомости.

Да, это было то, что нужно. Самочувствие Эвы улучшалось. Хозяин дома не только спас ее от серьезных неприятностей, о возможных последствиях которых не хотелось даже думать, – благодаря ему вызванный нападением шок постепенно проходил. Зловещая фигура Тихого в ее мыслях становилась все меньше, все более расплывчатой…

– Мой фирменный. – Александр улыбнулся. – Коктейль для улучшения самочувствия, секрет рецепта я храню уже многие годы. А не хотите поесть? – спросил он. – Правда, моей экономки сейчас нет, но я могу что-нибудь быстренько приготовить, хотя бы бутерброд. Есть хорошая ветчина из кабана.

Эва засмеялась, и он вопросительно посмотрел на нее.

– Извините, я представила, как вы этого кабана убиваете, а потом тащите домой и разделываете.

Кропивницкий тоже засмеялся.

– И конечно, шью из его шкуры куртку, в которой потом хожу по двору.

– Что-то в этом духе, – подтвердила Эва. – И хотя из убитого вами кабана наверняка получилась отличная ветчина, вряд ли я сейчас смогу проглотить хоть кусочек.

– Ясно, понимаю. – Кропивницкий кивнул и с улыбкой добавил: – Главное, что алкоголь и парацетамол начали действовать. Вижу, вам уже лучше.

– Значительно. Даже не знаю, не вступили ли содержащиеся в них химические соединения в какую-нибудь странную реакцию. – Эва снова представила себе Александра, стоящего с ружьем над кабаном, и не смогла сдержать смех.

Девушке было очень хорошо в обществе человека, которого она видела впервые в жизни. Ощущение безопасности – да, это было правильное определение ее состояния. Эве казалось, что ее, промерзшую до костей, кто-то укрыл мягким пледом. Неожиданно она осознала, как отвратительно выглядит: грязная, исцарапанная, растрепанная… Перед возвращением домой с этим надо что-то сделать, привести себя в порядок, чтобы никто не расспрашивал, что случилось. Александр как будто читал ее мысли.

– Хотите освежиться? Я провожу вас в комнату для гостей.

– О да, буду признательна, – ответила Эва, украдкой приглаживая спутанные волосы.

Кропивницкий помог ей подняться и, поддерживая под руку, провел через гостиную в коридор, а оттуда в комнату с большой кроватью и элегантными старинными шкафами, дверь из которой вела в ванную. Этот мимолетный физический контакт вызвал у Эвы странную дрожь.

– Прошу, чувствуйте себя как дома. Возможно, это вам пригодится. – Хозяин положил на кровать чистую белую футболку. – Правда, она моего размера, но хотя бы без пятен грязи. – Он улыбнулся и вышел, закрыв за собой дверь.

Эва присела на краю кровати. «Боже мой, что за дом!» – подумала она, осматриваясь. Гостевая комната выглядела как апартаменты в самой дорогой гостинице. Девушка взяла футболку, она была мягкой и нежной на ощупь. Эва не сдержалась и прижала футболку к лицу, вдыхая приятный, успокаивающий запах лаванды. Потом встала и толкнула дверь в ванную. Большая ванна джакузи манила разнообразием дорогих масел, стоявших на ее краю.

Эва подошла к одной из двух элегантных раковин, открыла воду и из дозатора под зеркалом выдавила на руку немного мыла. Запахло инжиром и солнцем. Она вымыла руки, побрызгала водой в лицо, поправила волосы. Сняла порванную блузку и посмотрела на себя в зеркало. Бледная, худая, даже бюстгальтер на ней висел, вместо того чтобы поддерживать бюст. Эву бросило в дрожь. Следовало немедленно прогнать видение того, что могло с ней случиться, если бы не появился случайный спаситель. Девушка покрутила головой, словно хотела этим движением буквально вытрясти из нее страшные мысли. В последнее время злой рок преследует ее семью. Несчастья происходят одно за другим… Эва надела футболку, которую ей дал Кропивницкий. Чувствовала она себя в ней очень странно. Девушка снова посмотрела в зеркало. Ее красота за последние трудные недели как будто померкла. Даже каштановые волосы, которые прежде легкомысленно вились, обрамляя лицо, теперь уныло свисали и казались безжизненными. Эва тяжело вздохнула. Нога сильно поцарапана, кровь уже засохла, но рана выглядит ужасно. «Надо что-то сделать, как-то о себе заботиться», – подумала Эва и кивнула себе в зеркале. Она никогда не придавала большого значения внешнему виду, но сейчас ей захотелось выглядеть хорошо. Первый раз с момента смерти мамы Эва подумала, что надо начинать жить заново.

* * *

Когда Эва вошла в гостиную, хозяин сидел, склонившись над айпадом. Он не поднял головы, только спросил:

– Все в порядке? Я боялся, что вы снова потеряете сознание. – Он окинул ее взглядом. – Великовата футболка, да? – И вернулся к выстукиванию чего-то на экране. – Извините, важный вопрос по делам службы, я уже заканчиваю.

– Нет, это вы меня извините, – смутилась Эва. – Я, похоже, потеряла счет времени. Случившееся совсем выбило меня из колеи. Не буду морочить вам голову, собираюсь и ухожу. Вы и так столько для меня сделали, уделили мне время…

– Не преувеличивайте. Думаю, на моем месте каждый сделал бы то же самое. – Кропивницкий улыбнулся, откладывая планшет, а она подумала, что как раз наоборот: никто на его месте не поступил бы так. – Главное, что вам лучше. Выпьете что-нибудь перед выходом? – Кропивницкий взглянул на ее пустой стакан. – Может, на этот раз чаю? – И подал ей чашку.

– Охотно.

Чай был хорошим выбором: Эва чувствовала, что после коктейля у нее немного кружится голова, кроме того, чаепитие давало возможность побыть в доме еще немного. Честно говоря, ей совсем не хотелось прощаться… Чай был со вкусом розы, приправ и меда.

– Вы живете здесь, в Венжувке? – Александр уже наливал чай во вторую кружку.

Мужчина стоял спиной, и Эва смогла, не стесняясь, рассмотреть его худощавую, но хорошо сложенную фигуру, красивые золотистые волосы, падающие на лицо, когда он наклонялся над сахарницей. В нем был какой-то магнетизм, что-то, не позволявшее Эве вести себя так, как, по ее мнению, следовало себя вести, то есть поблагодарить хозяина, встать и уйти.

– Это сложный вопрос, – осторожно ответила девушка.

Она не сочла нужным сообщать, что живет в Ольштыне со своим парнем, – в данный момент тему Марека ей хотелось обойти. По разным причинам.

– То есть? Люблю сложности. – Заинтересовавшийся Александр с улыбкой обернулся.

Эва улыбнулась в ответ и продолжила:

– Я родом из Венжувки, но здесь больше не живу.

– А где живете?

Похоже, ему действительно интересно. Нужно было что-то сказать.

– В Ольштыне, – ответила Эва, рассчитывая, что Кропивницкий не будет допытываться, с кем она живет. – Я училась там, защитилась по микробиологии, теперь пишу кандидатскую диссертацию. И скоро, наверное, поеду за границу, чтобы ее закончить. Я как раз получила предложение пройти стажировку в парижском университете.

– Вау, звучит здорово! – Он с уважением покачал головой, потом спросил: – Вы изучали микробиологию? А чем конкретно вы занимаетесь?

Такие вопросы Эве задавали редко.

– В первую очередь, консервацией различных материалов, – ответила она. – На практике это означает, например, оценку разрушений вследствие воздействия различных микроорганизмов и поиск способа борьбы с ними. Но это вряд ли будет вам интересно. – Эва удержалась от дальнейшей лекции и, махнув рукой, закрыла тему. – Большинство теряет интерес, как только слышит слово «микробиология», – призналась она с сожалением.

Но – о чудо! – Кропивницкий слушал с интересом.

– Бумаги тоже?

– Простите?

– В консервации бумаги вы тоже разбираетесь?

Такого Эва не ожидала.

– Конечно.

– Тогда я должен вам кое-что показать, хотя, признаюсь, обычно никого туда не впускаю. – Хозяин встал и подал Эве руку. – Справитесь? – спросил он.

– Да, конечно, уже не так сильно болит, – ответила она.

– Разрешите, я пойду первым.

Он повел заинтригованную Эву по длинному коридору, вдоль все новых и новых дверей. В конце холла, на стенах которого висели картины маслом, в основном натюрморты и охотничьи сценки, находились двери с металлической окантовкой. Эва старалась сконцентрироваться на великолепных интерьерах, но постоянно поглядывала на идущего впереди мужчину и вдыхала удивительный запах его парфюма, напоминавший ладан. От всего происходящего у нее немного кружилась голова. Кропивницкий легко толкнул тяжелые двери, и взору изумленной Эвы открылось большое помещение, от пола до потолка заполненное шкафами, в которых стояли книги. Но какие!

– О боже! – вырвалось у нее. – Простите, но я никогда не была в такой частной библиотеке.

Александр не ответил, только улыбнулся, подошел к одному из стеклянных шкафов, оснащенных секретным замком, нажал комбинацию цифр и открыл дверцы.

– Загляните, не бойтесь.

Перед глазами девушки предстали старинные книги, ценные редкие экземпляры, о которых она только слышала или читала в научных трудах.

– Это все оригиналы? – прошептала она потрясенно.

Кропивницкий кивнул.

– Я уже много лет собираю древние издания и книги со всего мира. Это моя самая ценная коллекция. И, пожалуй, самая ценная в этой части Европы, – добавил он с гордостью в голосе.

– И вы это здесь держите? Не боитесь, что кто-то украдет?

– Защитную систему в этом доме взломать невозможно, так что я спокоен. Лучше держать книги здесь, чем в Варшаве. Тут их можно хранить в соответствующих условиях. Вы сами знаете, как важны температура, влажность и так далее. Я инвестировал в это большие деньги, – подытожил Александр, представляя Эве очередные произведения искусства.

– Вы меня действительно впечатлили. – Эва была заметно взволнована. – Мой профессор упал бы в обморок, если бы это увидел.

– Честно говоря, возможно, ему стоит сюда заглянуть. В последнее время у меня возникли проблемы с несколькими экземплярами. Взгляните. – Он надел специальные перчатки, достал из витрины одну из книг и положил на подставку.

Эва склонилась над книгой. Сначала она с восхищением молча ее рассматривала, потом протянула руку к Александру и, не глядя на него, спросила:

– Можно?

– Простите? – не понял он.

– Перчатки, – ответила девушка, даже не взглянув на него.

– А-а… – Алекс подал ей пару.

Без единого слова, как будто мир на некоторое время перестал для нее существовать, Эва склонилась над книгой, довольно долго вглядывалась в одну страницу, потом с величайшей осторожностью перевернула лист и посмотрела на соединение страниц. Покачала головой.

– Действительно, выглядит не очень хорошо, – сказала она скорее себе, чем Александру. – У меня нет соответствующего оборудования, чтобы говорить с полной уверенностью, но думаю, что изменение цвета и ослабление бумаги может быть вызвано Aspergillus terreus или Chaetomium globosum. – Эва произносила латинские названия как заклинания. – Знаете, – внезапно подняла она голову, – колонии грибов любят развиваться в книгах, в которых находят подходящие условия. Там, где большое количество растительного или животного клея. А тут, – девушка снова склонилась над книгой и внимательно осмотрела следующие страницы, – я вижу именно кожный или костный клей, не уверена. К счастью, это не необратимый процесс, и уж точно его можно остановить.

– Надеюсь, – сказал Александр, в глубине души поздравив себя с идеей пригласить сюда эту девушку с необычными интересами. – Понимаю, как это прозвучит, но я действительно вложил в них кучу денег и много труда. – Он улыбнулся. – Эти книги – моя страсть.

Эва оглядывала помещение с видом ребенка, которого впустили в магазин игрушек. Александр заметил, что у нее от восхищения даже рот приоткрылся, и рассмеялся.

– Похоже, вам понравилось…

– Боже, да! Я даже забыла о больной ноге. – Эва, широко улыбаясь, повернулась к хозяину. – Пан Александр, это… просто супер! Я не знаю, что сказать.

Если полчаса назад, открыв глаза и увидев над собой хрустальную люстру, а потом лицо самого красивого мужчины в мире, Эва решила, что спит, то сейчас ей казалось, что это самый прекрасный сон в мире. То, что Кропивницкому удалось собрать здесь, вызывало у нее головокружение. Материал для исследований, который могла предоставить его коллекция, был неимоверным. Лучшие университеты сражались бы за право заглянуть в эти книги и первопечатные издания, а количество докторов наук по микологии и консервации произведений искусства, которых можно было одарить материалом для диссертации, шло на десятки.

Кропивницкий долго молчал, присев на край стоящего в углу маленького стола.

– Я вот думаю… – медленно начал он, серьезно над чем-то раздумывая. – Хочу попросить вас об услуге.

Эва, засмотревшись на изданную в семнадцатом веке привилегию мещан на продажу зерна, не слушала, что он говорит.

– Пани Эва? – Мужчина склонился над девушкой, и она, захваченная врасплох этой близостью, отпрыгнула как ошпаренная, ударив его по лицу.

– Ой, простите, бога ради! – тут же вскрикнула она.

Сбитый с толку Александр держался за нос, из которого текла струйка крови. Эва замерла. А Кропивницкий… неожиданно громко рассмеялся. Он смеялся, держась одной рукой за нос, а другой вытирая слезы, которые текли по лицу. Эва не знала, как поступить в этой неловкой ситуации, и на всякий случай неуверенно улыбнулась.

– Не могу… – произнес хозяин через минуту, держась за живот. – У меня от вас колики! Последний раз я получил по носу в четвертом классе начальной школы от некоего Антося, которому случайно поломал машинку!

Эва лихорадочно искала в карманах платок, который можно было бы дать Александру. От стыда у нее горели даже кончики ушей.

– Ужасно… Мне правда ужасно жаль! Я не хотела… Я просто не заметила, что вы стоите надо мной.

– Не переживайте так. – Кропивницкий вытащил из кармана брюк платок и начал вытирать кровь. – До свадьбы заживет. Но сейчас, когда вы меня нокаутировали… – он замолчал и пошевелил бровями, как пес Гуфи из диснеевских мультиков, – вы тем более должны мне помочь.

– Я согласна на все. Как у агрессора, у меня просто нет выхода. – Эва состроила гримасу раскаяния.

– Хорошо, – тепло улыбнулся Кропивницкий, – тогда шутки в сторону. К делу. Мне нужна помощь с библиотекой, а вы, насколько я понимаю, знаете многих ученых. Думаю, сегодняшняя встреча была знаком судьбы и вы сможете порекомендовать кого-нибудь для работы здесь.

У Эвы по спине пробежала дрожь.

– Прежде чем уехать за границу, не могли бы вы раскинуть сети среди надежных людей в этой отрасли?

По ее телу снова побежали мурашки.

– Профессор Зимный, который когда-то здесь работал, говорил… – продолжил Алекс, а Эва чуть не села на пол от удивления, ведь профессор Зимный был одним из крупнейших ученых, именно по его книгам она училась в университете. – Зимный говорил, – повторил Кропивницкий, – что тут можно многое сделать на научном поприще, а это может быть важно для ваших коллег. А я был бы уверен, что бесценная коллекция в руках профессионала. Выгода обоюдная, тем более что я хорошо заплачу, – закончил он.

Эва потрясенно молчала.

– Пани Эва?

Девушка встряхнулась, словно ее неожиданно разбудили.

– Извините, слишком много впечатлений сразу… – Она тихо рассмеялась. – Конечно, я поспрашиваю. И дам вам знать, как только что-нибудь прояснится.

Эва чувствовала, что должна выйти на воздух и хорошенько проветриться. Того, что она сегодня пережила, явно было слишком много, чтобы вот так просто перейти к делу.

Кропивницкий проводил ее до дверей.

– Позвольте отвезти вас домой. Ваша нога в плачевном состоянии.

– Нет, не нужно, – поспешно отказалась Эва. Конечно, было бы чудесно побыть с этим человеком подольше, но количество фактов, которыми ее бомбардировали в течение последнего часа, проведенного в его доме, требовало сосредоточения. – Я постараюсь появиться с новостями как можно скорее. – Она протянула руку. – И еще раз спасибо за все.

– Не за что. – Александр улыбнулся и пожал ей руку.

Эва медленно спускалась по лестнице, чувствуя на себе его взгляд, и очень жалела, что прихрамывает. Хотелось бы, чтобы он смотрел вслед, а она удалялась пружинистым шагом. Эва шла по дороге в сторону ворот, а в голове билась неожиданная мысль, которой она от себя никак не ожидала. Девушка неожиданно почувствовала, что это один из тех моментов, которые случаются лишь раз в жизни, когда стрелки рельсов, по которым мы движемся, нужно перевести. Ее переполняла энергия, источник которой она еще не могла до конца определить, но которая требовала от нее решительных действий. В глубине души Эва чувствовала, что должна окончательно определиться. Дрожащими руками она достала из кармана телефон, нашла в списке контактов номер Яроша и набрала сообщение: «Я не поеду в Париж. Остаюсь в Венжувке. Извините. Эва». Минуту она смотрела на текст, потом сделала глубокий вдох и нажала на кнопку «отправить».

Моя дорогая!

Не знаю, попадет ли это письмо когда-нибудь в твои руки и буду ли я тогда еще жива.

Ю.

Вместе с фронтом пришли и русские солдаты. Мои хозяева, а с ними и Владко, сбежали, скоро будет уже месяц с хвостиком. Хотели и меня взять с собой, как взяли других, но я не захотела, думала, что вернусь к вам. Длинные колонны беженцев из Восточной Пруссии отправились на запад, а я, упрямая, осталась. Не знаю, Анелька, правильно ли я поступила.

Черные дни наступили, Анелька. Я постоянно дрожу за свою жизнь. Я уже столько всего повидала, дорогая. Человеческие глаза не должны видеть такую жестокость. Честно говоря, я никогда, никогда не хотела бы знать то, что знаю сейчас о том, что один человек может сделать другому. Картины эти я не могу выбросить из головы, они возвращаются даже во сне.

Воцарились голод и позор. О законах Божиих люди не помнят. Раз я еле ускользнула от русских солдафонов и долго сидела в дупле ивы, полном воды. Промерзла до костей, простудила легкие, но жизнь и честь свою спасла. Дорогая моя, я едва жива. И совсем не похожа на ту Юзю, которая писала тебе еще совсем недавно. Останавливаюсь я то тут, то там. Где меня приютят, там ночую, что дадут, то ем. Но люди теперь недоверчивые и боятся за себя.

Знаю, что фронт идет к вам. Германия должна пасть. Не знаю, что будет с тобой, и плачу при мысли, что ты повторишь мою судьбу скиталицы.

Встретимся ли мы еще когда-нибудь? Да хранит нас Бог, Анеля.

Целую,

 

Глава 7

За место на лавке под магазином пани Мечиславы Пищиковой порой нужно было побороться, поскольку находилось слишком много желающих уложить там свое тело, ослабленное действием спиртных напитков. Те, кому это удавалось, наслаждались идеальным видом на центр деревни и костел, спрятавшийся за домом приходского ксендза, и одновременно попадали на деревенскую информационную биржу. Здесь можно было узнать всё обо всех. Венжувке не нужны были ни собственная газета, ни социальный портал, чтобы обмениваться информацией о каждом шаге своих жителей.

Пани Мечислава, обслужив клиентов, сама охотно выходила из магазина, опиралась скрюченной ногой на дверную раму, складывала руки на немаленьком бюсте и обводила округу пристальным взглядом. Ничто не могла укрыться от ее внимания.

– Ханка! – закричала она, заметив, что средняя дочка Охников выходит из костела с двумя подругами. – Ха-а-анка!

Заболтавшаяся девушка повернулась на звук ее голоса и, увидев продавщицу, закричала в ответ:

– Вы мне?

– Да, тебе, подойди на минутку!

Ханка пожала плечами, бросила подругам «пока» и направилась к магазину.

– Ханка, забери творог. – Мечислава вручила ей пачку. – Твой отец забыл сегодня на прилавке.

Девушка взяла голубую упаковку, поблагодарила и уже повернулась, чтобы уйти, когда пухлые пальцы пани Мечиславы схватили ее за руку.

– Не так быстро, – сказала женщина. – Подожди, я хотела кое-что у тебя спросить.

Ханка бросила на нее убийственный взгляд, и продавщица сразу убрала руку.

– Слушаю, – враждебно ответила девушка.

– Ханка, а правда, что твоя сестра Эва едет за границу? – Глаза пани Мечиславы превратились в две узкие щелки, нацеленные на жертву.

– Не знаю, вроде бы. – Ханка не собиралась вступать в разговоры с продавщицей, а уж тем более – о старшей сестре.

– А зачем? – Пани Пищикова так легко не сдавалась.

– Не знаю. – Ханка твердо стояла на своем.

– Как это не знаешь? – возмутилась пани Мечислава.

– Вот так, не знаю. Если вам интересно, спросите у нее сами!

Девушка с раздражением развернулась и быстрым шагом направилась в сторону дома.

– Вот любопытная баба! – бурчала она себе под нос, сжимая в руке пачку творога, так что до дома донесла какое-то месиво. – В деревне о тебе расспрашивают! – яростно бросила она вместо приветствия старшей сестре, которая сидела у кухонного стола и вынимала косточки из черешни. – Может, ты в конце концов скажешь, что и как с твоим отъездом? Мне не улыбается постоянно рассказывать о тебе людям.

Эва пожала плечами и ответила:

– Ханка, ты не думала о том, чтобы попробовать хоть один день вести себя как нормальный человек?

Та фыркнула и запустила руку в миску с очищенными ягодами.

– Эй, куда! – запротестовала Эва. – Эти не трогай, эти на пирог.

– Иисус, успокойся! Если я возьму одну, то с пирогом ничего не случится. – Ханка бросила в рот горсть черешни. – Афа, сфонила Фильфия, – пробормотала она.

– Что? – не поняла Эва.

Ханка быстренько прожевала все и проглотила.

– Звонила Сильвия. На домашний. У тебя что, мобильный разрядился?

Эва хлопнула грязной от сока ладонью по лбу.

– Точно! Я забыла зарядить.

– Перезвони ей, – бросила Ханка, исчезая за дверью. – Я тебе не секретарша.

– Ханка! – крикнула Эва. – Я не еду во Францию.

Тишина.

– Ханка? Ты слышала, что я сказала?

Она прислушалась.

Через несколько секунд из-за двери выглянула светлая шевелюра.

– Тебя все-таки не приняли?

– Приняли, я сама отказалась.

Ханка только пожала плечами.

– Супер. – И снова скрылась.

– Гм, многословностью моя сестра никогда не отличалась…

«Стоп, что я сделала! – спохватилась Эва. – Неужели я произнесла это вслух?»

Она подумала о несчастном Яроше, который, вероятно, получил удар. Он неоднократно пытался ей дозвониться и отправил десяток сообщений, в которых писал, что Эва сошла с ума, что она должна хорошо подумать, что он так в нее верил. В конце концов у нее разрядился телефон и бомбардирование чувством вины на некоторое время прекратилось.

Эва подошла к телефонному аппарату, который стоял в кухне на комоде, и набрала номер Сильвии.

– Алло! Привет, это Эва. Слушай, я хотела с тобой поговорить. У тебя есть минутка?

– Конечно, я стою в пробке в Ольштыне. Я поехала за покупками в галерею и хорошо попала, конца вообще не видно. Так что чего-чего, а времени у меня полно, – раздраженно ответила Сильвия. – Подожди, включу громкую связь. – Что-то зашуршало, зашумело, и через мгновение Сильвия продолжила: – Все, можешь говорить.

– Хм… – Эва откашлялась, собираясь с силами. – Сильвия, я должна тебе кое-что сказать. Я приняла решение.

– Иисус, какое? – Сильвия явно была обеспокоена таким заявлением.

– Я не поеду во Францию. Остаюсь здесь, дома.

«Ш-ш-ш…» У подруги шумела система громкой связи.

– Сильвия, алло! Прервалось? Ты еще там?

– Там, там. Ничего не прервалось, просто я, как говорится, потеряла дар речи.

Эва представила застывшее от изумления лицо подруги.

– Но он уже вернулся, – продолжила Сильвия. – И я могу сказать тебе одно: ты с ума сошла, Эва? Что ты творишь?

Девушка почувствовала, что ее бросило в жар. Она обеспокоенно почесала лоб и сказала:

– Сильвия, тут все непросто…

– Да уж, непросто! – очень строго ответила подруга. – Как можно запросто отказаться от престижной стажировки в Париже, за которую борются претенденты со всего мира и к которой ты готовилась не один год? В общем, понятно. Извини, что прямо говорю это, Эвуся, но ты сошла с ума.

Эва решила защищаться.

– Сильвия, послушай!

И она кратко пересказала последние события, предусмотрительно несколько смягчив обстоятельства нападения в день праздника, поскольку не хотела, чтобы Сильвия чувствовала себя виноватой в том, что вытащила ее на гулянку. Она опустила некоторые подробности, но даже несмотря на это Сильвия раскричалась, что надо идти в полицию. Прошла примерно минута, прежде чем Эве удалось добраться до сути: Кропивницкий предложил работу ее мечты и потенциал для написания прекрасной диссертации, если только Ярош перестанет беситься и снова примет ее под свое крыло.

– Кроме того, я буду с семьей, с Бартеком, смогу заниматься поиском денег на лекарство… – перечисляла она аргументы в пользу своего решения.

Сильвия смягчилась.

– Эвуня, то, что ты рассказываешь, звучит вполне здраво, но у тебя еще нет этой работы! Ты захлопнула перед собой единственную дверь, даже не проверив, можно ли открыть другую.

– Знаю, это кажется безумием, но это был импульс. Я чувствовала, что должна поступить именно так. Я должна была дать ответ Ярошу вчера, это был последний срок, указанный французами. И когда я оказалась в библиотеке Кропивницкого, когда увидела все собственными глазами… Я почувствовала, что это не случайно.

Сильвия долго молчала, слышны были только треск и шум.

– Эва, – наконец ответила Сильвия, – ты моя лучшая подруга, и я всегда буду на твоей стороне. Даже если ты сделаешь полную глупость… Я больше не буду тебя мучить, обещаю. Надеюсь только, что у этого Кропивницкого есть немного мозгов и он возьмет тебя на работу. А если нет, ему придется иметь дело со мной!

Эва рассмеялась.

– Именно это я и хотела услышать! Тогда можно сказать, что работа мне обеспечена.

– Эва, вот только… – Сильвия прервала себя на полуслове.

– Что?

– Не знаю, как это сказать…

– Прямо.

– Ну, знаешь, твоя мама всегда повторяла, что тебе нужно уехать из деревни. Что это место не для тебя.

Эва немного помолчала.

– Знаю. Но я справлюсь.

Однако она совсем не была в этом уверена. То, что сказала Сильвия, остудило ее пыл подобно стакану холодной воды. Эва сняла фартук с пятнами от черешни, вышла в сад, нарвала охапку ирисов и пошла в сторону деревни.

Хотя после событий на празднике прошло несколько дней, на этой дороге Эве все еще было не по себе. Она допускала, что насильники не нападут второй раз, кроме того, тогда они были пьяны и собрались толпой, каждый по отдельности не осмелился бы на нечто подобное, но страх ее не отпускал. Девушка прошла мимо скамеек возле магазина, миновала белый приходский дом, вошла на кладбище, поднялась по гравийной дорожке на небольшой холм, с которого открывался вид на озеро, казавшееся сейчас серебристым, и остановилась возле могилы мамы. На плите, под надписями «Ян Вишневский» и «Юзефа Вишневская, урожденная Шлайзе» было добавлено: «Дорота Охник, урожденная Вишневская».

Эва убрала увядшие цветы из вазы, заменила воду и поставила ирисы.

– Мама, что я наделала… – прошептала она. – Боже, как мне тебя не хватает… Как нам всем тебя не хватает, мамочка. – С соседних участков на нее с пониманием и сочувствием смотрели люди, убиравшие на могилах своих близких. – Мамочка, я не еду во Францию, я решила, что останусь в Венжувке. Знаю, тебе это не понравилось бы. Но все как-то утрясется, вот увидишь. Я чувствую, что мне тут будет хорошо. Думаю, я получу эту работу и тогда все будет в порядке. Ведь ничто не вечно, правда? – Эва наклонилась над надгробной плитой и нежно провела по ней ладонью. – Мама, я знаю, что ты заботишься о нас. И поэтому точно все будет хорошо.

Вот только в глубине души она вовсе не была в этом уверена.

* * *

В резиденции Александра Кропивницкого обычно было тихо и спокойно. Здесь редко что-то происходило. Хозяин приезжал и уезжал, порой не бывал дома неделями, а иногда, как сейчас, жил почти безвылазно. Это место было его отдушиной, куда редко заглядывали варшавские знакомые и партнеры. Встречи с ними он предпочитал устраивать в близлежащей деревне Марадки – модном в среде элиты центре отдыха с конезаводом. И сейчас он собирался туда на бизнес-ланч с компаньонами. Кропивницкий не был фанатом тамошней кухни, но время от времени предпочитал отказываться от гениальных обедов, которые готовила его экономка Малгожата, чтобы не приглашать к себе слишком много людей. Венжувка была его убежищем. Малгожата сердилась, считая, что он испортит себе желудок на этих марадских обедах. Как раз сейчас она стояла перед хозяином с куском мяса на блюде и возмущенно говорила:

– Пан Александр, я только что разморозила окорок косули…

Он смущенно смотрел на нее.

– Нельзя же это выбросить. Вы уедете, наедитесь там каких-то заморозок, а косуля пропадет. Ну как так можно, как? – ворчала экономка.

Малгожата была личностью, заинтриговавшей всю деревню. Никто о ней ничего не знал. Несмотря на все усилия продавщицы, неоднократно пытавшейся ее расспросить, из экономки так и не удалось ничего вытянуть. Для деревни она была загадочной, как Туринская плащаница. Купив поместье, Кропивницкий привез ее с собой. Независимо от того, пользовался он поместьем или нет, Малгожата оставалась там, присматривая за домом и прилегающей территорией. За это время, бывая в деревне – делая покупки, посещая костел, встречаясь с другими жителями, – можно было бы хоть немного сжиться с местным обществом. Ничего подобного! О ней знали только то, что можно было понять по ее несколько странной привычке одеваться: женщина всегда носила белые блузки с воротником-стойкой в мелкую складку, а сверху, зимой и летом, – фартукоподобные платья из одинаковой грубой шерсти. Чудачка, одним словом! Малгожата никогда ни с кем не разговаривала, никому не улыбалась, на «добрый день» бурчала что-то себе под нос, опрометью проносилась через деревню – и все. Ничего удивительного, что ее прозвали «старой сумасшедшей Кропивницкого» и «ведьмой». И что ею пугали детей, если те не хотели есть или спать. Больше всего деревня хотела узнать, откуда Кропивницкий ее вытащил. Даже ксендз в прошлом году пытался расспросить своего зажиточного прихожанина об этой женщине, но Александр быстро от него отделался, сказав, что говорить не о чем.

Теперь он смиренно стоял перед Малгожатой и каялся, покорно обещая, что съест все на ужин и завтра на обед, а она ругала современные нравы.

– Где это видано – есть вне дома? Порядочные люди едят дома.

Из затруднительного положения Кропивницкого спас звонок установленного на воротах домофона.

– Посмотрю, кто это, – обрадованно сказал хозяин и поспешил к входным дверям, где был установлен визир. – Ну вот, пожалуйста… – сказал он, увидев на экране знакомое лицо. Мгновение Александр стоял, всматриваясь в фигуру, нервно переминающуюся с ноги на ногу, как будто гостья забыла о том, что на нее смотрят в глазок камеры, и наконец нажал на кнопку. – Заходите, пани Эва.

Через несколько минут, необходимых для того, чтобы пройти от ворот до дома, перед Александром, который широко открыл входную дверь, появилась Эва.

– Добрый день еще раз, – сказала она, улыбаясь.

Эва выглядела значительно лучше, чем во время их прошлой встречи. Только теперь Александр заметил, что девушка очень мила, – в прошлый раз это как-то ускользнуло от его внимания.

– Пан Александр, я пришла согласно нашей договоренности, так как у меня есть кандидат для работы с вашей библиотекой, – сказала она, покраснев, как помидор.

Эве понадобилось много сил, чтобы произнести эти слова. По дороге сюда она их постоянно мысленно повторяла. Девушка хорошо понимала, что от успеха сегодняшней встречи зависит все. Мосты сожжены, и ничего уже не изменить. Произнеся заготовленную фразу, она почувствовала себя воздушным шаром, из которого выпустили воздух. Неожиданно ее охватил страх, что из этого нереального плана ничего не выйдет.

Однако у нее не было возможности долго пребывать в экзистенциальной депрессии, поскольку из-за спины Александра появилась странная фигура. Эва так давно не была в деревне и не участвовала в ее жизни, что была не в курсе многих событий. Мало того, что она ничего не знала о Кропивницком, она ни разу не слышала о «ведьме Малгожате». Мама, видимо, считала излишним сообщать дочери обо всем, чем жила Венжувка, пока Эва училась. Поэтому девушка пережила настоящий шок при виде пожилой женщины в странной одежде, державшей в руках блюдо с сырым мясом, которая прошла мимо Александра, словно он был предметом интерьера, остановилась всего в каких-то десяти сантиметрах от Эвы и спросила сквозь зубы:

– А тебе здесь что нужно?

Мало сказать, что Эва замерла, от такой непосредственности у нее просто отобрало дар речи. Наверное, у нее было такое лицо, что временно отодвинутый на второй план Александр тихо рассмеялся, однако сразу посерьезнел и сказал женщине с блюдом:

– Малгожата, бога ради, что вы вытворяете?! Это моя гостья!

– Какая гостья? – Малгожата с сомнением повернулась к Александру. – Это же дочка Охников. Из деревни. А не гостья! Вы что, пан Алекс?

Эва продолжала стоять как вкопанная, слушая слова этой жуткой женщины, которую видела впервые в жизни, но которая, видимо, знала о ней достаточно много.

Александр, извиняясь, кивнул Эве. «Я сейчас вернусь», – произнес он, взял сопротивляющуюся Малгожату под локоть и потянул в сторону кухни.

– Черт, что это было?! – воскликнула Эва, когда эти двое исчезли из ее поля зрения. – Матерь Божья!

Александр вернулся через минуту и еще издалека принялся извиняться:

– Мне очень жаль, что так получилось, не сердитесь на Малгожату. На самом деле у нее золотое сердце. Она моя экономка, но иногда ведет себя так, будто она не экономка, а сторожевая собака, – оправдывался он. – Даже не знаю, как просить прощения за эту ситуацию.

«Золотое сердце, ага…» – недовольно подумала Эва, но сказала:

– Ничего страшного не произошло. В конце концов, я действительно дочь Охников из деревни. – И она попыталась рассмеяться.

Александр явно почувствовал облегчение.

– То есть вы не сердитесь?

– Нет, что вы!

– Уф… – Александр вздохнул. – Проходите в гостиную. Малгожата сейчас подаст нам кофе, – добавил он, и Эва подумала, что вряд ли хотя бы попробует то, что приготовит эта сумасшедшая старуха.

Они прошли вглубь дома, и Александр указал Эве на кресло в гигантской гостиной. Одна из ее стен служила застекленным выходом в зимний сад, полный цветущих растений, остальные были украшены персидскими коврами, коврами был покрыт и пол из экзотических пород дерева. Гостиная была выполнена в ближневосточном стиле и, хотя была огромной, выглядела очень уютно. Это было красиво, и Эва не смогла скрыть восхищения.

Хозяин перехватил ее взгляд.

– Эти ковры я привез из Ирана. Я был там в девяносто четвертом или пятом, точно не помню…

– Как чудесно! – Эва была в восторге. – Наверное, Иран – необыкновенная страна.

– Это так. – Кропивницкий кивнул. – Студентом я мало ездил по миру, но в Иран меня заносило раза четыре. Несмотря на запрет алкоголя… – Он улыбнулся.

– Я читала, что там множество опиумных курилен, – сказала Эва, но тут же прикусила язык. – В общем, это не важно. Главное, что там красиво.

Александр кивнул, и на минуту воцарилась тишина. Эва собралась с силами и продолжила:

– Возвращаясь к нашему разговору…

В этот момент открылась дверь и в гостиную вошла так напугавшая ее Малгожата. Она несла поднос с мейсенским фарфором: две чашки с блюдцами и маленький кофейник. Экономка поставила это все на стол, даже краем глаза не взглянув на Эву.

– Спасибо, Малгожата, – сказал Александр.

Она кивнула и вышла, не сказав ни слова, беззвучно закрыв за собой дверь.

– Вы начали о чем-то говорить, – вернулся к разговору хозяин, наливая кофе в чашки. – Сахар?

– Простите? – Выбитая из колеи Эва растерялась. – А-а, да, ложку, пожалуйста…

Алекс положил в кофе сахар из красивой серебряной сахарницы. Эва смотрела на него, пытаясь собраться с мыслями.

– Да, возвращаясь к нашему разговору, – заговорила она снова, – у меня есть для вас специалист для работы с библиотекой.

– Вот как? – Алекс сделал глоток кофе. – Это прекрасная новость! Расскажите мне о нем.

Эва смутилась, взяла чашку и сделала глоток крепкого, словно проклятие, напитка.

– Да, действительно, с чего бы начать… – Она нервно прикусила губу. – Учится в аспирантуре. Несмотря на юный возраст, на счету уже три публикации в самых известных отраслевых журналах. И это ближайший помощник профессора Яроша… – с неуверенным видом добавила девушка.

Лицо Александра приобретало все более радостное выражение.

– Ага, любимец профессора!

– М-м… Я бы даже сказала, любимица…

– Значит, это девушка?

Эва втянула воздух, затем громко выдохнула и собралась с духом.

– О’кей, один раз умирать… Этот кандидат – я!

Кропивницкий отставил кофе и внимательно посмотрел на нее.

– Как это вы?

Эва была близка к отчаянию. Значит, ничего не вышло. Он не возьмет ее.

– Ведь вы едете во Францию, – заметил Александр.

Бившийся с сумасшедшей скоростью пульс Эвы начал медленно возвращаться в норму.

– Все, уже не еду.

– Что случилось? – Он выглядел обеспокоенным.

«Ну, – подумала Эва, – не стоит говорить, что я отказалась, он все равно не поверит».

– Ничего страшного, просто стечение обстоятельств, – без труда солгала она.

– Гм… – недоверчиво хмыкнул мужчина. – Я, конечно, понимаю, что вы недовольны таким поворотом событий, но должен признать, что, с моей точки зрения, это просто прекрасно, – сказал Кропивницкий, и Эва почувствовала, как тяжелый камень свалился с сердца. – Когда вы можете приступить?

Девушке хотелось с радостным криком броситься ему на шею, вместо этого она сложила руки на коленях и ответила:

– Может, с понедельника? Мне еще нужно привести в порядок дела в университете.

– Прекрасно! Тогда остается только решить вопрос вашего гонорара и подписать договор.

– Я готова обсудить условия. – Эва широко улыбнулась. На самом деле ей хотелось его расцеловать.

* * *

В понедельник утром Эва остановилась у ворот, но прежде, чем она успела нажать кнопку домофона, они начали бесшумно открываться. Девушка страшно смутилась, понимая, что за ней наблюдают, и быстрым шагом пошла по брусчатой дорожке, ведущей вглубь поместья.

На крыльце ждала женщина, присутствие которой лишало Эву уверенности в себе. Малгожата стояла на крыльце, сложив руки на груди. Как и следовало ожидать, вид новой работницы не вызвал у нее радости.

– Добрый день. – На всякий случай Эва как можно приветливее улыбнулась мрачной фигуре на вершине лестницы.

– Добрый, – буркнула та и кивком головы показала, что гостья может войти.

Эва рассчитывала на другое и почувствовала некоторое разочарование от того, что ее встретил не хозяин. «Но ведь, – объяснила она себе, – такой занятой человек не может тратить время на своих работников».

Эва покорно шла за молчаливой, неприветливой Малгожатой, одетой, как обычно, в блузку с воротничком-стойкой и шерстяное платье. В конце концов они остановились перед дверью значительно меньшего размера, чем те, мимо которых проходили раньше.

– Это твоя комната, можешь переодеться перед работой.

Эва не припоминала, чтобы они переходили на такую, не слишком вежливую, форму общения, но Малгожата была настолько ей неприятна, что девушка даже не попыталась протестовать.

– Здесь есть фартуки, и здесь же можешь оставить свои вещи. – Малгожата распахнула дверь.

Боже, какая она строгая! Выражение ее лица ни на секунду не смягчилось, напоминая посмертную маску. Ей было, пожалуй, около семидесяти: седые, небрежно подстриженные волосы, изборожденное морщинами лицо… Эве казалось, что она откуда-то знает эту женщину, как будто раньше они уже встречались. Девушка удивлялась, как у такого элегантного мужчины, как Кропивницкий, может работать такая ужасная баба. «Надо будет спросить при случае», – подумала она.

Эва вошла. Шкаф, стол, дверь в туалет… Здесь не было и следа роскоши, и Эва сразу почувствовала себя лучше: это место напоминало подсобки лабораторий и аудиторий, в которых ей приходилось бывать в последние годы. Она улыбнулась, подумав, как немного нужно, чтобы чувствовать себя как дома.

– Чего смеешься? – подозрительно спросила Малгожата.

– Ничего, просто так. – Эва чувствовала себя, будто ее вызвали к доске на уроке математики в начальной школе, – то же самое ощущение горящих щек и потеющих ладоней. – Просто мне тут нравится.

– Нравится, ничего себе, – проворчала Малгожата. – Слишком-то не привыкай. Я тут видела уже много работников. И работниц. – Последнее слово она произнесла с многозначительной интонацией.

Эва решила пропустить это мимо ушей.

– Я могу начинать работать? – спросила она, больше желая показать, что не боится, нежели спрашивая у экономки разрешения.

– Начинай, – ответила та, пожав плечами, и вышла, оставив Эву в ее новом царстве.

Из комнаты можно было попасть в маленький коридор, соединявший ее с библиотекой в задней части дома. Эва открыла дверь библиотеки, вошла и долго рассматривала стеллажи и шкафы, заполненные великолепными книгами. «Неужели это не сон? Мама, ты меня видишь?» Она улыбнулась и почувствовала, как покой наполняет душу.

Целый день Эва работала как одержимая, открывая все новые сокровища этой невероятной коллекции. Она проверила уровень влажности и температуру и бегло осмотрела содержимое полок, осторожно вынимая ценные издания и профессионально их осматривая. Через несколько часов восторженного метания от книги к книге она решила, что пора действовать разумно. Следовало составить список книг, которые находятся в опасности, оценить степень угрозы и подумать, что можно сделать здесь, на месте, а с какими экземплярами придется отправиться в специализированную лабораторию. Работы было море. В какой-то момент Эва почувствовала, что если не выпьет хотя бы глоток воды, то засохнет, как осенняя листва, и посмотрела на часы – было почти три пополудни! Она провела в библиотеке пять часов без отдыха, еды и питья. Эва сняла перчатки и решила поискать кухню, чтобы попросить у Малгожаты или кого-нибудь другого стакан воды.

Дом казался безлюдным. Если накрыть мебель белыми чехлами, то интерьер мог бы послужить декорацией для фильма ужасов.

– Извините, есть тут кто-нибудь? – крикнула Эва.

Ей ответила полная тишина.

– Прекрасно, – сказала девушка сама себе. – Похоже, как только я возьму стакан, эта старая грымза материализуется и обругает меня.

Найти кухню оказалось непросто. В поисках ее Эва случайно попала в несколько других помещений – зал, бильярдную и две гостиные, прежде чем нашла нужное место. Везде было одинаково пусто и недружелюбно. Открыв наконец кухонную дверь, она увидела сидевшего за столом Александра, который склонился над газетой.

– Ой, извините! Я не знала, что вы здесь.

Эва хотела уйти, но хозяин, жуя кусок пирога, который только что положил в рот, жестом пригласил ее войти.

– Я только за водой…

– Стаканы вот здесь, справа. – Мужчина встал со стула и подошел к гигантскому буфету. В этой кухне можно было бы кормить семью из пятнадцати человек. – Как работается? – спросил он, чтобы завязать разговор.

– О, чудесно! Но это только начало, я провожу предварительное исследование, понемногу все осматриваю. Конца пока не видно. – Опершись о столешницу буфета, она жадно пила холодную воду.

Александр сегодня прекрасно выглядел. Впрочем, было ли иначе хоть когда-нибудь? Его непокорные светлые волосы были зачесаны назад, а двухдневная щетина придавала облику мужественности. Элегантные мокасины были надеты на босу ногу, бледно-голубая льняная рубашка подчеркивала загар. Эва подумала о Мареке: всегда в черных футболках с какими-то глупыми надписями, в камуфляжных штанах с вечно набитыми карманами, в сандалиях на носки… На фоне Кропивницкого Марек казался еще менее привлекательным. И даже если бы он, избавившись от пивного животика, стал вдруг похож на Адониса, ему все равно было бы нелегко добиться расположения Эвы. С момента смерти ее мамы он многое потерял в глазах девушки.

Из этих размышлений ее вырвал шум распахнувшейся кухонной двери. Однако вместо мрачной экономки, которую Эва ожидала увидеть, появилась секс-бомба, та самая, которую девушка видела, когда пришла сюда впервые, еще инкогнито.

Супермодель вошла пружинистым шагом, на головокружительных каблуках, одетая в элегантный, подчеркивающий отличную фигуру костюм, пахнущая дорогим парфюмом. Она откинула за спину длинные волосы и, игнорируя Эву, обратилась к Александру:

– Котик, мне еще долго ждать?

Эва, в фартуке и без макияжа, сразу почувствовала себя серой мышью.

Александр исправил неловкую ситуацию, с улыбкой указав на нее:

– Патриция, познакомься. Это пани магистр Эва Охник, специалист по микробиологии, которая будет спасать мою библиотеку.

Эва чуть не сделала книксен, как институтка. Патриция окинула ее обманчиво беглым и рассеянным взглядом, которым в действительности провела тщательный анализ потенциальной опасности.

– Хм… – буркнула она и, не чувствуя необходимости здороваться с невыразительной личностью в фартуке, повторила: – Котик, пожалуйста, собирайся.

Александр, видимо, решил помочь ей и сказал:

– Пани Эва, познакомьтесь, это Патриция Ястшембская, моя приятельница и лучший в Польше специалист по пиару.

Патриция фыркнула и, не сказав ни слова, вышла из кухни, маняще покачивая бедрами. Алекс пожал плечами, посмотрел на Эву и извиняющимся тоном произнес:

– Нам действительно пора, простите ее нетерпение.

– Конечно, ничего страшного. – Эва кивнула, демонстрируя понимание. – У всех бывают тяжелые дни. До свидания.

– До свидания. Мы едем в Марадки. Вы останетесь здесь с Малгожатой. – Заметив, что Эва вздрогнула, он добавил: – Не волнуйтесь, я предупредил, что она должна во всем вам помогать и быть в вашем распоряжении. – Кропивницкий похлопал ее по руке, как добрый дядюшка. – Вы наверняка сможете договориться.

– Да, конечно, – ответила Эва, будучи абсолютно уверенной в обратном. – До свидания, удачной поездки.

Когда во дворе взревел двигатель огромного «рендж ровера», девушка, спрятавшись за занавеской, осторожно выглянула в кухонное окно. Она увидела, как Кропивницкий наклонился к явно недовольной Патриции и поцеловал ее в щеку. И почувствовала странный укол в сердце.

Такие женщины, как Патриция, были ее полной противоположностью. Силиконовый бюст, подправленные губы, всегда накрашенные глаза, заботливо уложенные и обильно политые лаком волосы, кроваво-красного цвета ногти, обтягивающие наряды, высокие шпильки и огромная уверенность в себе – Патриция представляла собой тот тип женщин, которые всегда смущали Эву. Это был чуждый ей мир. Сама она никогда не посвящала столько времени заботе о внешности и всегда делала ставку на естественность. Вместо того чтобы чувствовать себя красивой, Эва предпочитала гордиться тем, что она умная. Мама всегда говорила: «Красота проходит, а мудрость остается».

Вот только такая нарочитая красота перехватывала дух у мужчин. А ум Эвы иногда натыкался на стену непонимания.

Сейчас, стоя в кухне в рабочей одежде, Эва неожиданно почувствовала, что тушь для ресниц – вовсе не такая уж большая причуда и благодаря ей, возможно, она чувствовала бы себя увереннее в стычке с этой Брижит Бардо.

Через мгновение после отъезда Алекса и его подруги в кухню вошла Малгожата.

– Чего ты тут вынюхиваешь? – подозрительно посмотрела она на стоявшую у окна Эву.

– Вы меня напугали! – призналась Эва, которая, подпрыгнув от звука открывающейся двери, чуть не выбила себе зубы стаканом.

– Чего тут вынюхиваешь, спрашиваю?

– Не вынюхиваю, просто пью воду. Это ведь не преступление? – буркнула в ответ Эва, которая уже начинала уставать от грубости этой сумасшедшей старухи.

– Пока еще нет, – отрезала Малгожата и взяла стакан у нее из рук. – Возвращайся к работе. За что тебе деньги платят?

Эва покачала головой, негодующе фыркнула и вышла из кухни. Малгожата загрохотала ей вслед кастрюлями. «Наверное, все, что готовит эта баба, кислое на вкус, – подумала Эва, пересекая коридор. – У такой язвы просто не может быть иначе».

* * *

Вернувшись вечером домой, Эва заглянула в комнату Марыси. Та сидела на кровати, склонившись над мобильным телефоном, и яростно барабанила по кнопкам.

– Кому ты пишешь, Маня? – спросила Эва.

– Никому, – прозвучал вполне ожидаемый ответ.

– Ага. – Эва присела на кровать. – И этот никто любит читать, да?

– Ой, отстань! – Маня демонстративно отодвинулась от сестры.

«Боже, что эта девочка с собой сделала!» Эва с ужасом смотрела на младшую сестру. Тональный крем ярко-оранжевого цвета на лице, толстые черные полосы на веках, расплывающийся розовый блеск на губах… Когда-то хорошенькая, нежная Манечка теперь выглядела как карикатура на саму себя. К сожалению, никому не удавалось убедить ее изменить макияж.

– Маня, – снова заговорила Эва, – у тебя есть тушь для ресниц?

Ответом ей стал взгляд из-под ресниц, с которых тушь чуть ли не капала.

– А ты как думаешь?

– Думаю, что есть. – Эва поняла, что задала глупый вопрос, и рассмеялась. – А можешь мне одолжить?

Словно по мановению волшебной палочки, зашпаклеванное лицо Мани просияло от радости.

– Ну конечно! А какую тебе? Придающую объем? Удлиняющую? Питательную? Черную? Коричневую? А хочешь фиолетовую? У меня все есть!

– Боже, понятия не имею! – рассмеялась Эва. – А какую ты мне посоветуешь?

– Подожди. – Маня соскочила с кровати и вскоре вернулась с четырьмя тубами туши. Внимательно присмотревшись к сестре, она с видом знатока добавила: – Лучше всего подойдет эта, коричневая, придающая объем. Закрой глаза!

Через минуту Эва разглядывала себя в зеркале. Несмотря на опасения, следовало признать, что вид у нее был вполне удовлетворительный: глаза приобрели блеск, а взгляд стал глубже.

– Спасибо, Маня, я ее беру.

– Супер! – Марыся искренне обрадовалась. – Наконец-то ты перестанешь выглядеть как утопленница.

* * *

Семья Охников решение Эвы остаться в Польше и переехать в Венжувку восприняла так, словно другие возможности вообще не рассматривались. Это известие просто приняли к сведению, как и информацию о том, что она начинает работать у Кропивницкого. Отец буркнул что-то вроде «вот и хорошо» и занялся своими делами, как будто дочь всего лишь наконец решила, что приготовить на обед – картошку или кашу. Сестры тоже жили в обычном режиме, и только когда Эва в первый день вернулась с работы, насели на нее, как мухи, и не хотели отпускать, пока она не расскажет, как выглядит дом миллионера.

– Рассказывай, рассказывай! – требовали они сенсационных подробностей.

– Иисус, наверное, и дверные ручки там из золота, да? – Марыся аж пищала от волнения. – И прислуга? И лошади? У него есть лошади? – Непонятно почему, но Марыся была уверена, что у всех богатых людей обязательно есть лошади.

Но, похоже, домашние были разочарованы рассказами сестры и вскоре перестали восхищаться ее новым работодателем. Эва с облегчением вздохнула, поскольку не знала, как рассказывать об Александре.

Каждый приход на новое место работы был для Эвы как награда за все страшные и печальные события, происшедшие в ее жизни в последнее время. Это было настоящее интеллектуальное приключение. Эва обожала запах, встречавший ее на входе в библиотеку, и жадно вдыхала его, наслаждаясь новой ситуацией. Нередко она оставалась в поместье одна. Хозяин постоянно уезжал по служебным делам, а Малгожата частенько, взяв сумку на колесиках, уходила из дому, и это было сигналом, что она едет в Мронгово делать крупные покупки. Как только за ней закрывалась дверь, Эва вздыхала с облегчением – у нее снова было несколько часов полного покоя.

Кропивницкий через три-четыре дня работы Эвы с книгами предложил ей перейти на «ты»: «Так будет легче, правда? Ведь мы проведем некоторое время вместе».

Девушка очень обрадовалась этому предложению. Он все больше ее интриговал, и следовало признать, что, собираясь утром на работу, она думала уже не только о Candida glabrata, но и о том, встретит ли Александра. Эва любила моменты, когда они ненадолго встречались, иногда ей даже удавалось перекусить в его компании (когда не приезжала эта ужасная Патриция, которая, будь ее воля, не отпускала бы его с поводка). Тогда он садился рядом с Эвой, игнорируя молнии, вспыхивающие в глазах Малгожаты, не одобрявшей панибратство ее любимого пана Алекса с этой, как она называла Эву, «деревенской девахой». Они разговаривали обо всем: и об услышанном по радио или прочитанном в газетах, и о жителях деревни, у которых можно купить хороший козий сыр. Александр производил впечатление всесторонне развитого человека, у него было множество интересов. Он охотно слушал рассказы Эвы о ее работе, но, к сожалению, мало говорил о себе. Ее интересовало все, что было с ним связано, а он подавал информацию о своей жизни в гомеопатических дозах. Эва все чаще задумывалась, кто он такой и почему сидит здесь, на Мазурах. И действительно ли эта пустая кукла Патриция – любовь всей его жизни? Это казалось невозможным. Был ли кто-то до нее? И если был, то кто? В Интернете о Кропивницком удалось найти совсем немного информации, какие-то тексты о его консорциуме «Heritage Ltd.». Эва узнала, что он был связан со многими отраслями, от ветроэнергетики до развития недвижимости, но ничего – о его личной жизни.

В тот день девушка осталась в большом доме совершенно одна. Она вышла из своей комнаты и отправилась в кухню в поисках какой-нибудь еды, так как уже целый час у нее живот сводило от голода.

Эва открыла холодильник, достала сыр и помидоры, отрезала ломоть хлеба и, смастерив себе бутерброд, решила провести небольшую рекогносцировку опустевшего дома. Она чувствовала себя как героиня мультфильма, оказавшаяся перед моральной дилеммой, когда на одном плече сидит ангел и подсказывает благочестивое решение, а на другом – чертик, который колет вилами, уговаривая поддаться искушению.

Эва некоторое время сомневалась, можно ли бродить по чужому дому, но черт победил, и как бы нехотя, притворяясь, что ноги сами ее несут, девушка отправилась в кабинет шефа. Он находился на первом этаже, в отдаленной части дома. Большие окна от пола до потолка выходили на перелесок. Там было прохладно, темно и приятно пахло табаком, хотя Эва могла держать пари, что Алекс не курит.

Бо́льшую часть помещения занимали стеллажи с книгами, но это были самые обычные книги: романы, популярная литература, пособия по бизнесу. Один стеллаж сверху донизу был забит разноцветными папками. Эва посмотрела на их корешки: счета, расчеты, документы. Тоска… На гигантском письменном столе красного дерева лежали счета-фактуры и служебные бумаги, визитница с визитками разных председателей и директоров, фамилии которых ни о чем Эве не говорили, авторучки, беспорядочно разбросанные банковские карточки, немного служебной корреспонденции, стояло пресс-папье в виде головы тигра…

Эва села за стол в мягкое кожаное кресло, которое сразу же приняло ее форму, – она как будто опустилась в гусиный пух. Никогда в жизни девушка не сидела на чем-то настолько удобном! Эва немного отодвинулась от стола и, отталкиваясь ногами, принялась крутиться вместе с креслом.

Она остановила кресло, только когда закружилось в голове. Немного подождала, чтобы вертолет, круживший в голове, успокоился, и снова придвинулась к столу. Чертик сильно кольнул ее в плечо. Эва мгновение размышляла, прислушиваясь, но в доме стояла полная тишина. Она потянула за большой ящик стола и открыла его.

Там оказалась толстая папка. Эва взяла ее и прочитала: «Венжувка, 1935». В папке лежали какие-то старые документы. Девушка присмотрелась, высматривая биологические повреждения. «Профессиональная привычка», – тут же мысленно пожурила она себя. На старых картах и планах стояли написанные швабахером немецкие названия, которые ни о чем Эве не говорили. Покопавшись в ящике, она обнаружила корреспонденцию на английском языке, после бегло просмотрела, что еще было внутри, но детально разбираться не стала, так как заметила в глубине ящика два альбома с фотографиями. Вытащила один. Александр лет десять назад, обритый наголо, в слишком большом пиджаке, обнимается с какой-то выбеленной блондинкой. Оба выглядели влюбленными и счастливыми, за их спинами виднелся римский Колизей. Эва, следовало это признать, почувствовала укол ревности. Были еще фотографии: блондинка на пляже в Римини, они вместе ужинают, снимки с Лазурного побережья – видимо, из другой поездки, так как прически у обоих подверглись значительным изменениям: он отпустил волосы такой длины, как сейчас, а она подстриглась под пажа, – фото в Нью-Йорке… И наконец – Боже мой! – фотографии беременной женщины с большим животом. «Неудивительно», – подумала Эва, когда на фотографиях в следующем альбоме увидела, что Александр держит в руках два одинаковых свертка. Хозяева этих свертков в голубых рубашках поло стояли через несколько лет на снимках в порту в Монако. «Боже, они же выглядят, как Александр, это невероятно! У него два сына! Он никогда о них не упоминал». Эва чувствовала, как мурашки бегут по спине. Неожиданно она услышала какой-то звук, несомненно указывавший на то, что Малгожата вернулась из магазина. Положив альбомы на место, быстро закрыла ящик, придвинула кресло к столу и бесшумно, как кот, сбежала с места преступления. Ей не хотелось даже думать, что могло произойти, если бы старуха застала ее в кабинете хозяина.

«Значит, у Александра есть дети!» – эта мысль назойливо стучала у нее в голове. И его таинственное прошлое – Эва хорошо это знала – теперь не даст ей покоя.

 

Глава 8

Миром, по мнению Патриции, правили простые принципы. Те, которым она ежедневно следовала, оказывая процветающим фирмам услуги пиара, оправдывали себя и в жизни. Без инвестиций нет прибыли, поэтому Патриция не жалела усилий и средств. На тридцатилетие, спланировав взять для сохранения тайны длительный отпуск, она исправила нос у самого популярного варшавского пластического хирурга. Несмотря на первоначальное сопротивление доктора, источавшего ауру доверия (возможно, благодаря неоспоримой схожести с Папой Смурфом), считавшего, что это совершенно ни к чему, Патриции сделали небольшую липосакцию, благодаря чему ее живот вернулся к формам подросткового возраста. Через несколько месяцев она исправила также бюст, что оказалось мастерским ходом: ее акции резко пошли в гору, что невозможно было объяснить ничем иным, как эффективностью этого небольшого вмешательства в несовершенную мать-природу.

Когда рядом такой мужчина, как Александр, расслабляться нельзя. Патриция постоянно следила за собой. Хорошо ли она выглядит? Не потрескался ли лак на ногтях? Не выбилась ли из сделанной только утром прически непокорная прядь? Она старалась угадать потребности Алекса до того, как он успеет о них подумать. Не проголодался ли он? Не выпил бы кофе после завтрака? Или сюрприз в виде быстрого визита в автомойку после того, как он носился на «рендж ровере» по отвратительным деревенским дорогам. А если Александр упомянул о новом детективе, который похвалил его знакомый, на следующий день свеженький экземпляр уже лежал у него на ночном столике. Забота включала, ясное дело, также и более пикантные сферы жизни. Как образцовая ученица, Патриция повышала квалификацию, внимательно изучая фильмы для взрослых, чтобы удивить Александра чем-нибудь, о чем он, наверное, постыдился бы даже попросить. Это всегда работало. Просто мужчина должен быть удовлетворен во всех областях. «Покажите мне мужчину, который не хочет, чтобы его баловали», – как-то в приступе хорошего настроения изложила она свое жизненное кредо подругам по вылазкам в город.

Благодаря этому, как только она начинала действовать, мужчина, выбранный в качестве цели, попадал в зависимость еще до того, как успевал понять, что происходит. Нужно только уметь хорошо играть в эти игры. Лучше всех. А это означало, что она не могла позволить себе ни малейшего провала. Все должно быть идеальным! Она одна знала, сколько усилий нужно для организации этого идеального мира.

Патриция принадлежала к девушкам, которые сидели на нескольких стульях, но на этот раз сомнений не было: Алекс – ее добыча номер один. Работа на него была самым удачным стечением обстоятельств за всю ее жизнь. Наткнулась на нее Патриция случайно. Но все остальное – методичное плетение сети вокруг самого сексуального в стране шефа – было ее и только ее заслугой, наработанной тяжелым трудом, самопожертвованием и, как всегда, идеальной организацией. Никто и ничто не могло у нее этого отнять. Достаточно только ничего не испортить. По крайней мере, так ей казалось.

Патриция не была слишком наивной, чтобы мечтать о свадьбе со сказочным принцем, она была реалисткой и не особенно задумывалась о будущем. Надо просто использовать свое время и получить от него как можно больше. Александр был не просто красавчиком, внешность которого сбивала с ног, у него был вкус, кроме того, он умел быть действительно милым. Один раз у Патриции даже мелькнула мысль, что с ним было бы приятно проводить время, даже если бы у него не было сумм со столькими нулями на счету и он не покупал бы ей красивые безделушки. Но это, похоже, все же преувеличение, минутное помутнение рассудка!

Она была большой девочкой и старалась не питать иллюзий относительно чего-то более серьезного. Однако в глубине ее сердца – а у Патриции, несмотря на вызывающую внешность, было сердце! – тлело сокровенное желание, в котором она не признавалась даже себе, чтобы Александр стал ее долгосрочным проектом…

Удачно сложилось, что несколько месяцев назад Александр забился в деревенское захолустье. Это естественным путем уничтожило конкуренцию, которой хватало в Варшаве, где Кропивницкого окружал хоровод женщин, от которых невозможно было отбиться. И неудивительно. Такой товар – и свободен? Подобного в природе не бывает.

У них все начиналось так: в отличие от других работников, общавшихся с шефом в основном по телефону, Патриция, чтобы обсудить текущие дела, приезжала к Александру лично. Сначала она вовсе не была уверена в том, что сможет добиться своего, но в итоге для реального успеха в постели понадобилось совсем немного времени. Сейчас она тоже к нему приезжала, но с той разницей, что оставалась на несколько дней, часто включая уик-энд. Однако изоляция Алекса от искушений не усыпила бдительности Патриции – она была слишком опытной участницей состязаний и сразу ловила тревожные сигналы. Именно так следовало действовать: предотвратить опасность до того, как она окончательно сформируется.

Когда однажды Александр мельком сказал, чтобы на этот раз она не приезжала на уик-энд, Патриция ничего не ответила. Зато появилась с самого утра в понедельник с папкой, полной материалов для обсуждения. И сразу поняла: что-то не так. Ей совершенно не понравилось появление в доме этой деревенщины. По непонятным причинам Алекс начал проводить с ней время, пропадая в своей библиотеке, наполненной совершенно ненужной, с точки зрения Патриции, и при этом стоившей невероятную кучу денег затхлой макулатурой. Что-то она не слышала, чтобы старые книги считались сто́ящим вложением капитала. Конечно, у каждого свои причуды. Она толерантна, и ей его хобби совершенно не мешает – с одной маленькой оговоркой: пока это не опасно.

Откуда Александр ее вообще вытащил? Со своей примитивной красотой она отлично подошла бы для работы, скажем, в баре – для местных завсегдатаев была бы в самый раз. Но зачем Александр ее нанял, Патриция понять никак не могла. Это лицо, не тронутое макияжем, предназначенным специально для того, чтобы улучшать внешность, и густые брови, не знающие коррекции… Алло, мы что, живем в Средневековье?! Ее волосы – сплошной беспорядок: пряди в разные стороны, ноль формы. Если бы Патриция была доброй тетушкой, то посоветовала бы ей какой-нибудь хороший бальзам, чтобы волосы не пушились. В этой девушке не было и намека на стиль. Патриция не удивилась бы, узнав, что та не депилирует ноги, – в такой глухомани этот навык, наверное, был необязательным. А уж о том, что она не депилировала свою киску, Патриция готова была поспорить вслепую. Впрочем, это не важно – главное, чтобы у Александра не было случая в этом убедиться.

«Успокойся, – говорила она себе, – это всего лишь прыщ на заднице, ты и не с такими справлялась». Патриция могла похвастаться тем, что убрала из поля зрения Александра популярную актрису сериалов, которая неожиданно открыла в себе страсть к лошадям и стала завсегдатаем конезавода в Марадках. Это было не слишком трудно, чего уж говорить о такой ерунде, как деревенская приблуда. Нужно действовать спокойно, но решительно. Для начала главное – вытащить его из дому. Алекс должен почувствовать, что развлекаться можно и в других местах. Патриция набрала нужный адрес на своем изящном айпаде. Самое время отправиться в экзотическое путешествие.

* * *

Эва смотрела на Бартека с нежностью и беспокойством. Как всегда, понадобилось некоторое время, прежде чем мальчик привык к новому окружению. И чтобы окружение привыкло к нему. Но лед был сломан, и Бартек уже вовсю играл с маленькой девочкой и ее братом чуть постарше возле Магистратского озера. Несмотря на громкое название, в действительности это был просто большой пруд.

«Иногда дети поразительно мудры», – подумала Эва, глядя, как естественно брат и сестра взяли на себя роль опекунов нового приятеля, который выглядел и двигался не так, как они, а несколько неуклюже.

Они были в Мронгово с самого утра. Эва одолжила у Сильвии автомобиль, так что без проблем попала на утренний эфир на местном радио. Акция сбора средств на лечение Бартека раскручивалась с каждым днем. После того как с помощью Сильвии сестры обклеили всю Венжувку и окрестности плакатами и засыпали листовками с призывом помочь брату, известие о семье, собирающей деньги для спасения страдающего редким заболеванием мальчика, разошлось по округе.

В их распоряжении был счет, на который каждый желающий мог сделать взнос. Фонд, который порекомендовал ксендз из прихода в Венжувке, неожиданно заинтересовался ими, но все же они выбрали фонд при больнице, предложенный доктором Мадейским. Бартек стал его подопечным, и Эва чувствовала огромное облегчение, видя, как ловко работающие там женщины ориентируются в куче законов и правил, связанных с нестандартным лечением. Теперь нужно было всего лишь… собрать полтора миллиона. Эта сумма – их цель! – практически не уменьшилась с того момента, когда они узнали о новой терапии; деньги неожиданно с неба не упали. Несмотря на это у Эвы словно крылья выросли, она чувствовала в себе силы стремиться к недостижимому. Сумма на счете росла со скоростью черепахи, мучительно поднимающейся в гору, но все же увеличивалась. Это не были ошеломляющие суммы – обычно двадцать злотых, иногда даже пять, – но Эва не могла унять волнения, думая об анонимных дарителях, которые, наверное, и сами имели немного, но решили поделиться с ними. Это вселяло надежду. Обнадеживало также сознание того, что есть люди, на которых можно рассчитывать. Помощь Сильвии была бесценной. Хотя у нее было множество своих проблем, все свободное время она посвящала помощи Охникам. Доктор Мадейский, их ангел-хранитель… Благодаря ему Эва ни на мгновение не позволила себе усомниться и подумать, что берется за дело, обреченное на неудачу. Должно было получиться – и все!

Молодая журналистка с радиостанции в Мронгово обратилась к Охникам с предложением принять участие в программе. Домашний совет закончился единодушным решением, что идти должна именно Эва, так как из всей семьи только она подходила для выступлений на радио. Эва не имела ничего против, особенно после того, как выяснилось, что эфир будет в среду, а радиостанция находится на улице Спацеровой. Из случайно подслушанного разговора (Эва могла поклясться всеми святыми, что было именно так) она знала, что в тот же день у Александра в первой половине дня встреча в ресторане «Старая хата» на Варшавской, то есть неподалеку, с другой стороны Магистратского озера. Нельзя сказать, что выступление по радио было менее важным, ничего подобного! Просто неожиданная встреча при иных, чем обычно, обстоятельствах, вне дома, в котором они виделись по работе, наверняка никому не навредит. Совершенно случайно именно в этот день Эва надела любимое платье в голубой цветочек, подарок мамы, вроде невинное и женственное, однако удачно подчеркивающее фигуру именно там, где нужно. Всегда, когда девушка его надевала, она чувствовала себя увереннее, так как понимала, что притягивает в нем взгляды мужчин. Утром Эва вымыла голову и высушила волосы на солнце. После такой процедуры они ложились естественными волнами, создавая ореол из локонов вокруг головы, – такого эффекта с помощью косметических средств не смог бы добиться даже лучший из парикмахеров.

Место, где играли дети, хорошо просматривалось с улицы. Должен же Кропивницкий их заметить! Однако для верности Эва села на скамейку, которую старательно выбрала как наблюдательный пункт, – отсюда было видно как детскую площадку, так и вход в ресторан. Она посмотрела на часы: встреча длилась уже почти час. Девушка бросила беглый взгляд на Бартека – к счастью, он не выглядел уставшим, а возведение холма из палочек, комочков земли и других найденных в траве мелочей, казалось, полностью поглотило его внимание.

Есть! В дверях ресторана появился Александр, и у Эвы сердце заколотилось в горле: он выглядел умопомрачительно! Общение с кем-то так бесстыдно привлекательным было для нее совершенно новым опытом, и от этого, надо признаться, можно было легко растеряться. Эта его непринужденная элегантность, свобода в ношении стильной одежды, которая, казалось, создана именно для него, – в дорогих вещах не всем удается выглядеть хорошо. Глядя на Александра, даже мысли в голову не приходило, что он одет дорого. Он выглядел великолепно, и, что самое важное, на первом плане была не одежда, она только дополняла своего хозяина. И это дополнение наилучшим образом подчеркивало харизматичность Кропивницкого.

Было заметно, что мужчина, который вышел вместе с Александром из ресторана, не стал исключением и тоже находится под впечатлением от собеседника. Эва могла уверенно сказать, что он – местный, и, когда они прощались, контраст был почти карикатурным. Мужчина, который снова и снова кланялся Александру, напоминал ластящуюся дворняжку. Кропивницкий, стопроцентный джентльмен, не показывал вида, что осознает эту разницу, обращаясь к заискивающему собеседнику – это мог быть местный чинуша, – как к равному.

Мимоходом отметив все это, Эва принялась обдумывать ситуацию, и ее мысли завертелись со скоростью болида на гоночной трассе. Что теперь? Конечно, лучше, если бы именно он ее заметил, а она могла изобразить изумление: «Какое стечение обстоятельств, даже трудно поверить!» Но что, если все-таки не заметит? Эва не могла упустить шанс встретиться и позволить Алексу просто уехать. Кропивницкий шел в направлении их скамейки. «Не надо смотреть в его сторону!» – напоминала себе девушка, лихорадочно раздумывая, как бы незаметно следить за развитием событий и не потерять Александра из виду.

– Эва? – услышала она его голос.

«Йес! Получилось!» – Повернулась в его сторону и – как нелегко создать впечатление, будто запланированная реакция стопроцентно естественная и совершенно спонтанная! – идеально продемонстрировала изумленное выражение лица, которое после продуманно отмеренной доли секунды сменилось радостным. Это, ясное дело, изображать не пришлось.

Эва с удовольствием отметила взгляд, которым Кропивницкий ее окинул. Он был заметно удивлен, и девушка почувствовала, что это работает в ее пользу. Он как будто увидел Эву в новом свете. Похоже, интуиция подсказала ей правильный путь.

Вне стен библиотеки она была уже не просто специалистом по сохранности книг, то есть кем-то, кого он ценит, с кем разговаривает на профессиональные темы, но о ком не думает так, как ей хотелось бы… Избавившись от этого совершенно лишенного романтики контекста, она могла быть просто женщиной и, когда Алекс так на нее смотрел, чувствовала себя ею на сто процентов.

– А это Бартек. – Эва указала на брата после того, как они обменялись удивленными взглядами и фразами типа «Ты смотри, какое совпадение, откуда ты здесь?». Она когда-то уже упоминала при Александре о брате и его проблемах.

– Привет! – Алекс улыбнулся и помахал мальчику рукой.

Тот, заинтересовавшись новым человеком, подбежал к ним своей неуверенной походкой и изо всех сил прижался к коленям Александра. Похоже, в последнее время это стало его любимым способом демонстрировать эмоции.

– Ого, братец, да ты силен! – Александру даже пришлось отступить. Еще немного, и он бы упал, с такой силой мальчик на него навалился.

– Бартусь, ты умеешь показать себя новым знакомым с лучшей стороны. – Эва не могла удержаться от смеха, так комично это выглядело.

Мальчик окинул пытливым взглядом сначала ее, потом Кропивницкого и тоже рассмеялся.

– Вы возвращаетесь в Венжувку? Подбросить вас? – спросил Алекс.

– Я одолжила машину, так что, спасибо, не нужно. Но у меня есть другое предложение. Мы приглашаем тебя на прогулку. В «Экомарину».

Александр вопросительно приподнял брови.

– Местное развлечение. Вижу, у тебя еще есть пробелы, которые нужно заполнить. Бартек обожает там играть.

Подтверждением ее слов стал крик Бартека: «Марина, марина!»

Кропивницкий посмотрел на часы.

– Мы должны отметить свое первое выступление по радио. Нам будет очень приятно, если ты к нам присоединишься, – не отступала Эва.

– В таком случае действительно есть что отпраздновать, – с улыбкой сказал Александр, и Эва исполнила – к счастью, только в душе! – радостный танец.

По дороге к автомобилю на волне энтузиазма после такого успеха она добавила:

– Можно что-нибудь съесть по дороге. Хотя нет, ты уже поел.

Александр бросил на нее удивленный взгляд, и Эва прикусила язык. «Черт, до Маты Хари мне еще далеко, сейчас вся маскировка полетит к чертям…» – подумала она и быстро добавила:

– Наверное, ты пообедал, раз был на встрече.

Алекс кивнул и, как Эва надеялась, забыл о ее неосторожных словах.

«Экомарина» включала не только небольшую пристань, но и обширную территорию с детскими аттракционами. Это был рай для малышей, состоящий из детских площадок, веревочного парка и нескольких стадионов. Впрочем, родителям здесь нравилось не меньше – новая городская инвестиция обеспечивала им минуты желанного отдыха.

План Эвы был, честно говоря, не слишком утонченным. Бартек должен был заняться экоаттракционами, что представило бы отличную возможность побеседовать вдвоем, не будучи стесненными домашним окружением. Из этого общения Александр должен был уяснить, с какой интересной, остроумной, интригующей, достойной внимания – и не только в научном плане, но и во всех отношениях! – личностью он имеет дело.

Эва долго размышляла о секретах, скрытых в ящике его стола. Собственно говоря, ей сложно было думать о чем-то другом. Ее съедало любопытство. Она хотела узнать об Александре все, а когда к тому же убедилась, что есть что узнавать, не могла об этом забыть. Но было и другое чувство – ревность. Она не имела никакого права его испытывать, но не могла ничего с этим поделать – просто чувствовала ее. Казалось, ей в живот вонзается шило, когда она думала о красивой блондинке с фотографии, которая, видимо, была важной частью его жизни. Хватило одного взгляда на снимок, чтобы ощутить нить, связывающую их. Что случилось? Где она теперь? Где дети? Как могло случиться, что в течение всего времени, которое она провела рядом с Александром, ничто не выдало их существования? Эва не могла от этого освободиться. К счастью, ей хватило ума сдерживать свое любопытство, заставить себя трезво оценить ситуацию и подумать, как все выяснить. И пока у нее не было ни малейшего представления о том, как добыть из Александра информацию об интригующих подробностях его прошлого. «Поспешишь – людей насмешишь. Нельзя сделать неверный шаг», – решила Эва. Лучше подождать удобного случая. В конце концов, у нее есть тайное оружие: знания получены нелегально, но, как известно, знания – это власть. Однако, если проявить неосторожность, можно все испортить. «Следует сделать паузу, так будет лучше», – решила Эва и сама с собой согласовала политику встречи: очаровать Кропивницкого интеллигентностью и искрометным юмором – без книг, микробов и плесени.

Однако все пошло не так. Бартек не учел ее намерений и, не дав возможности отказаться, просто втянул их в игру. Пришлось вместе с ним пройти веревочный парк, помогая мальчику вскарабкиваться на новые высоты, чтобы засчитать очередную победу.

Через три четверти часа безумств Эва поймала себя на том, что совершенно забыла о планах, связанных с Александром, и просто веселилась. Впрочем, не она одна: радость, которую Бартек получал от преодоления препятствий и совместных игр, оказалась заразительной. Эва с улыбкой наблюдала, как Александр провоцирует малыша на сумасшедшие, заканчивающиеся взрывами смеха погони между натянутыми веревками. Он чувствовал себя как рыба в воде. Первый раз девушка видела его таким беззаботным и понимала, что в эти минуты Александр далек от влияния естественных атрибутов своей жизни: огромного дома, людей, с которыми он ведет дела, других проявлений собственного большого и важного бизнеса. Неожиданным и приятно согревающим сердце Эвы было осознание того, что это не отнимает у него ни капли очарования, скорее наоборот, Александр au naturel производил на нее еще большее впечатление. Без всех этих смущающих аксессуаров он был просто классным парнем, да и идеальный контакт, установленный с ее братом, о многом говорил.

– Эва, смотри, где я! – закричал Бартек из центра веревочной конструкции на металлическом скелете, немного напоминающем паука на дугообразных ногах.

Раскрасневшаяся девушка помахала брату. Она уже давно не видела его таким счастливым.

– Глядя на него, можно подумать, что это обычный, здоровый ребенок, – заметил Александр.

Действительно, казалось, в этот день Бартек победил связанные с болезнью ограничения. Однако Эва знала, что, хотя сейчас все хорошо, позже боль вернется и омрачит идиллию.

– Если бы так было всегда, я была бы самым счастливым человеком на земле, – ответила девушка, думая о реальности, в которой это могло бы осуществиться. – Если бы Бартек мог начать лечиться…

– Он просто невероятный! В нем столько энергии, что хватило бы на целую электростанцию. – Александр посмотрел на нее. – Эва, спасибо за этот день. Я давно так не отдыхал.

– Правда? – Эва рассмеялась. – А мне показалось, что тебе пришлось порядочно попотеть.

– Ну да, за Бартеком успеть сложно. – Алекс тоже улыбнулся. – Но зато я чудесно проветрил голову.

– В таком случае мы к твоим услугам. Расслабляющие сеансы по желанию. Внимание к индивидуальным потребностям клиентов. Хорошее предложение, пан председатель?

– Покупаю за любую цену, – успел ответить Александр перед тем, как Бартусь спрыгнул вниз.

Алекс поддержал его, и малыш изо всех сил прижался к нему.

В каталог достоинств шефа Эве удалось вписать еще одно: завоевал сердце Бартека.

 

Глава 9

В костеле пахло мышами.

«Почему? – думала Ханка, стоя на коленях у молитвенной скамейки и глядя на алтарь. – Почему в других костелах пахнет ладаном, дымом свечей, влажными стенами, а у нас – мышами?»

Сегодняшняя служба была без проповеди. Ксендз Михал, викарий в здешнем приходе, который обычно служил в будние дни, часто так делал – после Евангелия сразу переходил дальше, словно считал, что прихожане сами все истолкуют. А точнее, прихожанки, так как среди сидевших на скамейках в будние дни почти не было мужчин. Ханка пробовала во время встречи группы движения «Свет – Жизнь» обратить на это внимание ксендза, заметив, что нужно как-то привлекать мужчин к участию в службе, но тот смиренно ответил: «Ханя, девочка, ты должна понять, что мужчины – это мужчины. Семью надо содержать, после работы отдохнуть… Я понимаю, что после уже нет сил идти в костел».

Ханка вступила с ним в серьезную дискуссию, доказывая, что скорее женщина должна бы отдохнуть после дня работы по дому, прислуживания хлещущему пиво мужу и обслуживания неблагодарных отпрысков, которым она готовит, стирает и за которыми убирает, но до ксендза Михала эту мысль донести не удалось. Он только махнул рукой и сказал громко, чтобы все слышали: «Ханка, не болтай чепухи, а то станешь феминисткой и будут проблемы». А потом предложил всем вместе помолиться.

В тот день на службе снова девяносто процентов прихожан составляли женщины. Единственным мужчиной, кроме ксендза, двоих министрантов и Господа Бога, был Пётрек Пилиховский, шеф приходского молодежного хора, страстный гитарист, владелец приятного баритона. У его родителей была небольшая пекарня в Ваплево, и они рассчитывали, что их дело вскоре перейдет к сыну. Однако Пётрек, хотя ему уже исполнилось двадцать, не рвался тяжело работать в семейном бизнесе. Он, как иногда говорил, пока еще искал себя. Его основным занятием была игра на гитаре в костеле, совершал он и ежегодные поездки на Польский Вудсток, где в рамках музыкального фестиваля занимался евангелизацией. В прошлом году Пётрек познакомился там с Касей из Щитной, экологом и веганом, связанной с движением Харе Кришна, которая под влиянием Пётрека обратилась, обрезала дреды, а когда приехала его проведать, соблазнилась даже знаменитым бульоном его мамы. Вскоре объявили о помолвке. Дату свадьбы еще не назначили – Касе сначала надо было закончить колледж, ей оставалось учиться еще год. Пока что это была любовь на расстоянии.

И это было единственным утешением для Хани, которая известие о сумасшедшей Каське восприняла как гром среди ясного неба. «Все должно было быть совсем не так», – думала она, плача в подушку после встреч движения «Свет – Жизнь», на которых Пётрек рассказывал о даре любви.

Ханка любила его безнадежно и уже давно. И чем более недоступным становился юноша, тем сильнее ей хотелось заполучить его. Вот и теперь она смотрела со своей скамейки, как Пётрек молился. На нем была поношенная серая футболка, к которой хотелось прижаться, длинные каштановые волосы беспорядочно падали на спину, запястья были украшены ремешками и цветными фенечками, а на предплечье вытатуирована рыба – символ христианства.

Ей хотелось плакать. Все шло не так. Обычно свою безграничную печаль Ханя скрывала под маской грубой языкатой девчонки, которая прет как таран, не глядя по сторонам. Однако в глубине души ей было нужно, чтобы кто-нибудь ее крепко обнял, как всегда делала мама, – она одна не поддавалась внешнему впечатлению и под жесткой скорлупой чувствовала беззащитное сердце маленькой девочки. Теперь же, когда мамы не стало, никто не смотрел так на Ханку, из-за чего она еще активнее занимала непримиримую позицию: «Я против всего мира». Хотя это было совсем непросто. Возвращение Эвы домой тоже стало для нее проблемой. Ей не удавалось найти общий язык с сестрой, а ведь когда-то они были так близки. Когда Эва уехала в Ольштын, Ханка чувствовала себя так, будто старшая сестра ее предала. Эва была для нее примером и пропуском в мир взрослых. И неожиданно исчезла. Она все реже приезжала домой, а мама постоянно ее оправдывала, говорила о работе и обязанностях. Но Ханка не хотела этого слушать. Неожиданное возвращение сестры и ее отказ от стажировки за границей разрушили уже кое-как упорядоченный мир девушки. Однако с тех пор, как Эва начала работать у того миллионера, Ханка постоянно искала повод для скандала, так как совершенно не могла разложить по полочкам происходящее. И очень боялась за сестру, сама не зная почему.

После окончания службы все члены движения собрались в ризнице. Пётрек распоряжался хором, раздавал слова песни, над которой они должны были работать. Ханка взяла свой экземпляр, не глядя Петру в глаза, на что он сразу обратил внимание.

– Ханка, что случилось?

Девушка притворилась, что не слышит. Сегодня у нее не было сил терпеть его высказывания, в которых всегда было хотя бы несколько слов о Касе. Пётрек пожал плечами и, подняв вверх пачку листов, спросил:

– У всех есть экземпляр?

Через минуту все выстроились на ступенях алтаря. Пётрек взял в руки гитару и сыграл первые такты. Потом пропел строфу.

– Так это звучит, – сказал он. – Запомнили?

Поначалу запели немного неуверенно. Пётрек прервал их и начал раскладывать песню на голоса.

– А фрагмент «Мы зажжем вместо лампад радостные огни наших сердец», – пропел он высоким голосом, – для тебя, Ханка. Это партия сопрано, повторяй за мной.

Мыслями Ханка была далеко.

– Ханка?

Пятнадцать пар глаз нетерпеливо посмотрели на нее.

– Что? – очнулась она.

– Ну же, пой!

– Извините, задумалась, – призналась девушка. – Можешь повторить?

– Ханка! – Голос Пётрека неожиданно стал строгим. – Будь добра, спустись с облаков на землю и удостой нас своим вниманием. Осталось совсем немного до выступления, а ты ведешь себя как примадонна. Знаешь, что никто, кроме тебя, эту партию не исполнит, а у меня нет времени на частные уроки.

Ханю охватило холодное бешенство. Кровь отлила от ее лица.

– Не преувеличивай, – прошипела она. – Корона у тебя с головы не упадет, если споешь еще раз.

– И у тебя корона не упадет, если сосредоточишься, звезда.

– Знаешь, с тех пор, как ты связался с этой сектанткой, ты стал совершенно невыносимым, – парировала Ханка.

По рядам хористов прошел ропот, кто-то тихонько засмеялся. Пётрек словно получил пощечину.

– Ты не имеешь права так говорить о Касе! – отрезал он.

– А ты не имеешь права меня поучать! – отбила подачу Ханка и взяла со скамейки свою сумку. – Дай знать, когда будешь в лучшем расположении духа. Может, тогда нам удастся поработать над песней, – произнесла она и вышла из костела.

* * *

На работу Эва теперь летела как на крыльях. Исследования, которые она уже несколько дней проводила над псалтырем семнадцатого века, богато иллюстрированным сценами из Евангелия, сами по себе были источником радости. Но так же, как два плюс два равно четыре, было понятно, что уже длительное время ее научный прогресс приводило в движение нечто большее, чем просто профессиональный интерес.

Собственно говоря, ситуация в поместье Александра не изменилась. Эва виделась с ним с переменной частотой – случалось, у него находилось время на долгую беседу, а иногда они встречались только мимоходом. Складывалось впечатление, что Патриция проводит в доме все больше времени и все более нарочито демонстрирует всем роль «женщины – обладательницы Александра». Удивительно, но это как-то перестало выводить Эву из равновесия. С того дня, который они провели с Бартеком, она чувствовала, что между ней и Александром возникло особое взаимопонимание. Не было сказано ничего нового и ничего названо прямо, об отношениях речь вообще не шла. Это витало в воздухе, это она чуяла шестым чувством. И это же подсказывало, что и Алекс чувствует нечто подобное.

Эва села на свое рабочее место. Простая исследовательская мастерская, с которой она начинала, благодаря скрупулезной и систематической работе превращалась в превосходно оснащенную профессиональную лабораторию. На рабочем столе рядами стояли чашки Петри, в которых находились грибы и бактерии, полученные со страниц книг, уже тронутых тлением. Рядом стояли металлические стеллажи на колесиках, которые Эва заказала на специализированном голландском оптовом складе. На их полках лежали тома книг, рассортированные после идентификации штаммов грибов и ожидающие дезинфекции, которая должна была очистить их от нежелательных микроорганизмов. В отличие от работы в университете, здесь у Эвы был практически неограниченный бюджет на реализацию запланированных работ. Александр дал ей зеленый свет и поставил только одно условие: библиотека должна быть защищена. Это было воплощением самой смелой мечты микробиолога, специализирующегося по бумаге.

В тот день Александра не было дома, так что Эву ничто не отвлекало. И только через несколько часов работы голод выгнал девушку из ее маленького королевства. Она шла по узкому коридору, раздумывая над увиденным под микроскопом (значительная колония Pellicularia isabellina захватила страницы псалтыря), когда кто-то схватил ее за руку. От неожиданности Эва даже подпрыгнула.

– Что вы делаете?! – возмущенно воскликнула она, когда увидела, что усиленное сердцебиение ей обеспечил не кто иной, как Малгожата, и стряхнула железную руку женщины, телосложение которой нельзя было назвать хрупким.

– Чего ты так боишься? – Зловещая экономка засмеялась, если можно назвать смехом неприятный стрекот, вырвавшийся из ее узких губ, искривленных в гримасе, которая должна была означать улыбку. – Много еще работы с этими книгами? – спросила она как ни в чем не бывало у перепуганной чуть ли не насмерть Эвы. Экономке, наверное, долго пришлось прислушиваться, дожидаясь момента, когда девушка будет проходить мимо, – а оказалось, ей просто захотелось поболтать!

– Извините, я хочу есть. – Эва была слишком рассержена, чтобы обмениваться любезностями или вступать с Малгожатой в полемику.

– Конечно, сейчас подам. Я готовлю голубцы. По-китайски.

Должно быть, эта женщина была с другой планеты. Несмотря на пугающий внешний вид – как из готического романа – в сочетании со скандальным поведением, она действительно была, как говорил Александр, поваром от Бога. Ее пухлые пальцы ежедневно выколдовывали чудеса кулинарного искусства, в чем Эва уже успела несколько раз убедиться. И самое главное, ее готовка не имела ничего общего с представлениями о возможностях деревенской экономки. В репертуаре Малгожаты были блюда настолько утонченные и к тому же невероятно вкусные, что она могла бы успешно кормить требовательных клиентов самого роскошного ресторана. Безусловно, она не была похожа на человека, который подает на обычный обед голубцы по-китайски.

Хотя рассудок подсказывал Эве, что в качестве протеста против абсолютно недопустимого поведения, которое продемонстрировала Малгожата, она должна гордо отказаться от угощения, голод одержал верх. Девушка пошла в кухню за экономкой, которая триумфально приняла на себя командование. Эва молча смотрела, как рослая женщина скатывает маленькие трубочки, на вид напоминающие известный ей после посещения китайских ресторанов яичный рулет, но сделанные из отечественной белокочанной капусты. Малгожата тоже ничего не говорила, поглощенная своим занятием. Отметив ее сосредоточенность во время работы, Эва подумала, что, хотя это очень рискованное утверждение, быть может, у них есть что-то общее – увлечение, в которое они вкладывают всю душу и благодаря которому могут забыть об окружающем мире.

Малгожата подогрела трубочки из капусты и подала их на тарелке в цветочек. Эва проглотила голубцы в рекордном темпе, чувствуя, как ее охватывает экстаз: вкусовые рецепторы млели от сочетания вкусов и ароматов блюда, которое вышло из-под руки экономки. Это было не просто утоление голода, это было чувственное переживание. И не важно, что Малгожата сделала ранее, какие неприятные чувства вызвала, – в этот момент Эва смогла только поднять на нее слегка затуманенный взгляд и произнести:

– Спасибо. Это было… Нет слов, как это было вкусно!

Малгожата нехотя кивнула. Эва встала и подошла к изящной керамической мойке, чтобы вымыть за собой тарелку, но Малгожата вырвала ее из рук девушки.

– Это моя работа.

Эва снова почувствовала себя неуютно.

– А ты занимайся своей, – продолжила экономка.

– Простите? Я не понимаю…

Перемирие, проходившее под знаком разрушающего все преграды кулинарного искусства, видимо, закончилось – Малгожата вернулась к своему обычному стилю поведения.

– Не думай, что я не вижу, что здесь происходит.

– Говорите яснее, – ответила изумленная Эва.

– Ну ладно. Если не понимаешь, скажу. – Малгожата прожгла ее взглядом насквозь. – От пана Алекса держись подальше.

У девушки отняло речь. Это уже слишком. Да что она себе позволяет?!

– Не знаю, о чем вы говорите, но я не собираюсь продолжать этот разговор, – ответила Эва, изо всех сил стараясь выглядеть решительной и уверенной в себе.

Однако Эва знала, что проиграла схватку: глаза отказывались ее слушаться и убегали в сторону каждый раз, когда она пыталась принять вызов и ответить на сверлящий взгляд Малгожаты. А та, уперев руки в бока, нахально уставилась на нее.

– Может, знаешь, а может, не знаешь. Я, например, знаю. От меня тут ничего не ускользнет, можешь не сомневаться. Разные девки тут крутятся, пана Алекса очаровывают, может, ненадолго что-то от этого и получают. Но это ни к чему. Лучше оставить его в покое. Это золотой человек! – Волшебным образом неприятно перекошенное лицо Малгожаты при одном упоминании о хозяине прояснилось, словно солнце вышло из-за грозовой тучи. Но это продолжалось всего долю секунды, затем гром и молнии вернулись. – Не нужно ему проблем больше, чем есть!

– А вы ему кто – сторож? – Эва смутилась, заметив, что невольно переняла у Малгожаты чуждый ей стиль общения. Эта женщина была необыкновенно сильной личностью, что вызывало тревогу. – Думаю, он сам знает, что делать и с кем, – собравшись с силами, ответила она, чтобы не сдаваться без боя.

Одновременно девушка начала маневр по отступлению из кухни, понимая, что больше не выдавит из себя ни слова и сразу сломается под напором инсинуаций этой старой жабы. Ее волнение усиливалось от понимания, что Малгожата, честно говоря, попала в точку. То, что экономка поняла ее глубоко скрытые – в чем Эва была совершенно уверена! – намерения, ни капли ей не нравилось.

Она чувствовала, что ей нужно немедленно уйти и спрятаться от неожиданной атаки в своем убежище.

– Держись от него подальше, это приключение не для тебя. – Малгожата оставила последнее слово за собой, произнеся это, когда Эва была уже в коридоре.

* * *

Со смерти Дороты прошло уже несколько недель, но Тадеуш по-прежнему чувствовал себя как в день похорон. Конечно, ежедневная гонка, проблемы с Бартеком, скандалы с дочерьми – это все заставляло его держать себя в руках, на некоторое время вырывая из объятий траура, но сильная обида на судьбу и тоска по жене раз за разом сбивали его с ног. Он всегда знал о своей слабости. Воспитанному в тени отца – настоящего мужчины, героя партизанской борьбы, землевладельца, который не поддался системе и боролся за свое, – Тадеушу никогда не приходилось напрягаться. Когда родителей не стало, он рассыпался. А Дорота собирала эти разбитые кусочки.

Она была сильной и мудрой женщиной. Возможно, слишком сильной, так как он жил, опираясь на нее, как фасоль, поднимающаяся по вбитой в землю палке. Алкоголизм в деревне был обычным делом, пили и будут пить, все это знают. Впрочем, никто не называл его алкоголиком. Мужик любит выпить, вот и все, что тут долго философствовать?

Тадеуш закончил работу в поле и отправился в бар с намерением выпить кружку-две. Как же ему все надоело! Он злился, что дочери совсем ему не помогают, заняты только своими делами. Все заботы взвалили на его плечи: кормить животных, собирать яйца, доить корову, ухаживать за огородом. Но больше всего его беспокоила Эва. С каждым днем он все больше сомневался в том, что был прав, вынудив ее остаться здесь. Похоже, она, всегда такая рассудительная, совершенно потеряла голову. Это было ненормально! Тадеуш не представлял, как справиться со всеми этими проблемами. Он устал и тосковал, хотелось забыться.

Бар в Ваплево больше напоминал строительный контейнер, чем приличное заведение. Перед входом сделали временную крышу из гофрированного металла и поставили скамейки с логотипом одного из пивзаводов. Тадеуш издалека разглядел очертания сидевших за столом и обрадовался, увидев приятелей. Поздоровался с ними и подошел к бару, чтобы заказать холодного пива, а когда толстая барменша поставила перед ним большую кружку, слизнул стекающую по стенке пену и, вытащив из кармана несколько монет, заплатил. По крайней мере, на это ему хватало.

– Tадек, садись сюда, – подозвал его Казик, приятель.

Один из дружков как раз прощался, освобождалось место. Тадеуш тяжело сел на скамью и залпом выпил больше половины литровой кружки.

– Как дела, Тадек? – откинулся на спинку скамейки Казик. – Как жизнь?

– Отстань, слов нет. – Охник махнул рукой.

– Как справляетесь?

– А я знаю? – Тадеуш сделал большой глоток и замолчал.

Казик тоже получил хозяйство в наследство от отца, но дела у него шли лучше. В настоящее время он был одним из крупнейших производителей молока в округе, а благодаря доплатам от ЕС вообще перестал беспокоиться о своей судьбе. «Главное, чтобы Европейский союз не развалился», – часто говорил он.

– Послушай, Тадек… – Казик бросил в рот горсть соленых орешков, пачка которых лежала перед ним на столе. – Знаю, что это не мое дело и не хочу лезть в твои дела, но люди в деревне чешут языки.

Тадеуш удивленно посмотрел на приятеля.

– Что?

Казик почесал лысую голову и скривился.

– Ну, знаешь, как люди…

– Казик, не нервируй меня, говори, что знаешь. – Тадеуш терял терпение.

– Ну, про Эву.

Ох! Тадеуш почувствовал, что желудок сжался в комок.

– Что?

– Ну, что ее видели с этим миллионером…

– Работает на него, так что должны видеться.

Казик покачал головой.

– Оно, конечно, так, но знаешь, как люди…

Тадеуш махнул рукой.

– Просто глупые, вот и все.

– Я тебе, Тадек, скажу так… – Казик наклонился и понизил голос: – Не мое это дело, и не хочу я влезать в чужие семейные дела, но помню, что еще в прошлом году экономка ксендза говорила моей старухе, что этот Кропивницкий – тот еще тип. Так и говорила.

– Но что конкретно говорила? – Тадеушу этот разговор нравился все меньше.

– Ну, что он бабник, понимаешь. Что постоянно новых к себе приводит.

Тадеуш побагровел.

– Казик, ты за руку его поймал, что так говоришь?

Тот развел руками.

– Конечно нет, но, как говорится, не бывает дыма без огня.

– Знаешь, что я тебе скажу, Казимеж? – Охник встал и двумя глотками допил пиво. – Я этого слушать не хочу! Деревенские бабы о порядочных людях языком мелют, а ты за ними повторяешь как попугай. Займись лучше своими делами. – Он со стуком поставил кружку и, не попрощавшись, вышел из-за стола.

Казик окликнул его, но Тадеуш даже не обернулся. Шел, засунув руки в карманы, и ругался себе под нос. Ну как тут не верить в плохие предчувствия?

* * *

Был вечер любимого месяца Эвы – июня. Дни становились все длиннее, и можно было вволю наслаждаться долгими приятными вечерами, вдыхая аромат начинающегося лета и растворенных в теплом воздухе обещаний. Солнце как раз начало заходить, окутывая теплым оранжевым светом раскинувшийся в долине луг. Эва шла быстрым шагом, стараясь таким образом подбодрить себя, чтобы не принимать близко к сердцу слова человека, который был для нее совершенно неважен. Но все же недавняя атака Малгожаты нанесла значительный ущерб ее уверенности в себе. По какому праву эта деревенская баба делает ей замечания и вмешивается не в свое дело? Она вела себя, как ревнивая жена из водевиля, которая защищает свою территорию. Это было просто смешно! Однако несмотря на это Эва чувствовала себя загнанной в угол. Трудно было держаться свободно, зная, что Малгожата пристально наблюдает за каждым ее шагом. С момента стычки в кухне, как только Эва пересекала порог дома Александра, в ее голове начинал звучать голос, напоминающий: «Она следит за тобой». Это ужасно раздражало и, что самое важное, охлаждало ее желание узнать Александра получше.

Удобная ситуация возникла неожиданно. Эва, призванная Малгожатой к порядку, вопреки себе и с огромным трудом перестала искать его общества. Она сидела в лаборатории, как мышь под веником, одновременно упрекая себя в покорности и собирая силы для следующей схватки в этой войне. Поэтому, когда однажды после обеда Александр заглянул в мастерскую, сердце Эвы забилось быстрее, а настроение резко рвануло вверх.

– Как дела? – с улыбкой спросил он, просунув голову в приоткрытую дверь. – В последнее время тебя совсем не видно, и я зашел узнать, не разбушевался ли тут какой-нибудь токсичный грибок.

Сердце Эвы растаяло, как шоколад на солнце. Значит, он заметил ее отсутствие и, видимо, почувствовал потребность это изменить!

– Это с нами, ботаниками, бывает. Иногда мы улетаем за облака и понемногу теряем связь с реальностью, – пошутила она и поднялась с места. Как хорошо было с ним увидеться! – Это огромное счастье – иметь в руках такие сокровища, – добавила девушка, окидывая взглядом лежащие на столе манускрипты.

Алекс согласно кивнул, и Эва жестом пригласила его зайти.

– Ты счастливый человек, работа приносит тебе удовольствие, – заметил Алекс.

Эва улыбнулась.

– Наверное. Не могу даже представить, что могла бы заниматься чем-то другим.

– Я действительно редко с таким встречаюсь. В наше время увлеченность – дефицитный товар.

– А ты? Разве тебе не нравится то, что ты делаешь? – спросила Эва.

– Да, но это не одно и то же. – На мгновение он задумался. – Сначала всегда есть «fun». Начинаешь что-то новое… Создание с нуля дает неплохой пинок. Но потом появляется множество вещей, которые приходится делать по случаю. И это уже не так весело.

– Могу себе представить… – согласилась Эва.

– Вот хотя бы сейчас. Я подумал, что раз живу в этом месте, то стоит тут что-то расшевелить, и понемногу участвую в местных инвестициях. И вроде все хорошо, но с этим связаны различные дополнительные «развлечения». – Он многозначительно подмигнул, не оставляя сомнений, что имеет в виду специфические развлечения. – Я как раз собираюсь на встречу, от которой нельзя отказаться. Приходский ксендз пригласил меня, мучает уже несколько месяцев.

Эве становилось все веселее.

– Ужин с делегацией служащих гмины Решель! – с комичной гримасой объявил Александр торжественным тоном.

– Пан Кропивницкий, от всей души поздравляю. Такой состав гостей – это не шутки. Минутку, а программа предусматривает выступление церковного хора? Это гордость и любимая игрушка нашего почтенного пастыря. Он бережет этот раритет только для специальных случаев.

Взгляд Александра выражал только одно – испуг.

– Иисус Мария, я ничего об этом не знаю! Ты шутишь, правда?

Эва, сохраняя невозмутимо-серьезное выражение, отрицательно покачала головой. Александр воздел руки в жесте отчаяния.

– Спасите! А могло быть так хорошо… Сели бы на террасе, выпили вина. Тишина, покой, полный релакс…

Эва застыла. Картина, которую нарисовал Алекс, была так мила ее сердцу.

– Но, к сожалению, мне пора бежать. Нужно это пережить, – закончил он, возвращая девушку к реальности.

Когда Кропивницкий вышел, Эва без сил опустилась на стул. После того как противная Малгожата оттеснила ее в сторону, Александр сам пришел в библиотеку. Он искал общества Эвы и произнес слова, пролившиеся бальзамом на ее душу.

Девушка почувствовала неожиданный прилив энергии. Что-то подтолкнуло ее изнутри. Один раз живем! Хватит этого маразма! План возник в ее голове, как макет, раскрывающийся, если дернуть за шнурок. Она посмотрела на часы. Пешком от поместья до приходского дома добрых полчаса. Алекс поехал машиной и скоро прибудет на место. Значит, можно уже отправляться.

Так она и сделала. Проходя через окрестные луга, залитые лучами заходящего солнца, Эва окончательно вышла из ступора, овладевшего ею после стычки с Малгожатой. Вредная баба не дождется, чтобы она оставила Алекса в покое. Эва не сделает этого, так как ни она, ни, к счастью, он этого не хотят. И абсурдные указания экономки, страдающей, судя по всему, манией величия в сочетании с навязчивой идеей, связанной с хозяином, тут совершенно ни при чем!

Пересекая границу деревни, девушка словно расцвела. От сомнений и уныния не осталось и следа. После разговора с Александром у нее будто крылья выросли. Нигде не задерживаясь, она отправилась прямиком в приходский дом. Припаркованные перед ним автомобили, большинство из которых спокойно могли принадлежать официальным лицам более высокого, чем гмина, уровня, свидетельствовали о том, что это был не обычный вечер в жизни прихода Венжувка.

Проходя мимо обшитого вагонкой куба, жилища приходского ксендза, Эва попыталась рассмотреть что-нибудь через окна. Через первое, кухонное, до половины закрытое кружевными занавесками, была видна часть помещения, где пани Цесликова с двумя помощницами суетилась вовсю, а приглашенные в помощь женщины расставляли на подносах тарелки с закусками. Следующие окна интересовали Эву значительно больше. Именно за ними находилась гостиная приходского дома. Девушка приподнялась на цыпочки и увидела то, что заставило ее зажать рот рукой, – она не хотела преждевременно выдать смехом свое присутствие. Под стеной, выстроенный полукругом, выступал хор, упомянутый ею в разговоре с Алексом. Одухотворенные лица молодых певцов не оставляли сомнений относительно репертуара: Святой Дух безусловно присутствовал в этом помещении. Внезапно смех застрял у Эвы в горле. Во втором ряду с еще более одухотворенным лицом, чем у остальных хористов, пением восхваляла Господа… Ханка.

– Черт! – Эва совершенно не подумала, что если есть хор, то и присутствие Ханки более чем вероятно, ведь ее сестра с воодушевлением подлинного неофита участвовала практически во всех инициативах костела. – Только ее здесь не хватало!

Эве совершенно не хотелось встречаться с сестрой при таких обстоятельствах. Она должна была выполнить специальную миссию, и присутствие при этом кого-то из семьи было бы лишним. «Ладно, что будет, то будет», – решила девушка, ведь она только что проходила это с Малгожатой. Хватит оглядываться на мнение других и беспокоиться о том, кто что подумает! «Тут дело во мне, а не в ком-то, кто почувствует необходимость вмешиваться не в свое дело. Именно так!» – приободрила она себя и приступила…

Эва нажала на позолоченную дверную ручку и вошла. Все присутствующие как один повернулись в ее сторону. Хор замолчал на середине строфы. Эва медленно выдохнула: нужно было восстановить ритм сердца, которое стучало в груди как обезумевшее.

На противоположных концах массивного дубового стола, на почетных местах, сидели приходский ксендз и Кропивницкий. Между ними расположились шесть местных сановников, по трое с каждой стороны стола. Перед гостями стояли рожденные мазурской землей раритеты, начиная с козьих сыров, набора традиционных копченостей и заканчивая приготовленной различными способами рыбой. Тут же были расставлены хрустальные графины с густой жидкостью разного цвета – овеянные легендой наливки ксендза.

Эва, не сосредотачиваясь на деталях кулинарного репертуара, предлагаемого в тот вечер, поймала изумленный взгляд Александра.

– Прошу меня извинить… – В помещении воцарилась мертвая тишина, и Эва постаралась придать лицу как можно более серьезное выражение. – Пана Кропивницкого вызывают по срочному делу. – Она понизила голос до театрального шепота и продолжила: – В имении ждет важный гость из Варшавы. Дело не терпит отлагательства.

Гости зашептались. Александр наморщил лоб, вопросительно глядя на нее. Эва бросила на него многозначительный взгляд, пытаясь подать тайный знак, который позволил бы втянуть его в заговор. Кажется, получилось! Александр незаметно подмигнул ей и поднялся.

– Отче, позвольте поблагодарить за подготовку этого чудесного торжества. – Он развел руки в беспомощном жесте. – Но что поделаешь! Как видите, форс-мажор. Я вынужден покинуть почтенное общество.

Все собравшиеся поднялись со своих мест.

– Уверен, вы сможете завершить эту приятную встречу с удовольствием и пользой для нашей гмины, – добавил Алекс.

Ксендз встал из-за стола, чтобы проводить гостя, выражая не до конца понятным фырканьем внутреннюю борьбу двух чувств – недовольства таким поворотом дела и уважения к таинственным и важным обязанностям влиятельного соседа. Эва, даже не глядя в сторону хора, чувствовала на себе горящий взгляд Ханки, но решила проигнорировать его и сыграть свою роль до конца, с озабоченным видом дожидаясь, пока Александр освободится из объятий ксендза.

Не обменявшись ни словом, они прошли через двор и, по-прежнему молча, сели в автомобиль. И только когда приходский дом исчез за холмом, словно по сигналу взорвались громким смехом. И не могли остановиться. Как только кто-то из них пытался успокоиться и что-нибудь сказать, у другого случался новый приступ смеха, как будто в машине распылили веселящий газ.

– Как… как… Господи Иисусе, я не выдержу… Как… тебе это пришло в голову? – с трудом выдавил Александр.

– Я считаю, что хороший работник должен иногда выходить за рамки своих основных обязанностей, – с шаловливым выражением лица подмигнула Эва.

– Несомненно! Ты даже не представляешь, какой это был кошмар…

– Как раз представляю, – перебила его девушка.

– Ксендз говорил добрых полчаса, – рассказывал Александр, а Эва понимающе кивала.

Она представила собравшихся в гостиной людей, выслушивающих тираду ксендза, и среди них беспомощного Александра – и не смогла справиться с очередным приступом смеха.

– Что будем делать этим вечером, который так хорошо начался? – посмотрел на девушку Алекс, когда они наконец успокоились.

По спине Эвы побежали мурашки. Можно ли было рассчитывать на лучшее?

Они поехали на озеро, а по дороге купили пиво местного пивзавода. Место, которое показала Эва, знали только местные жители. Спуск к воде с дороги не просматривался – нужно было знать, что он там есть. Деревянный помост, построенный много лет назад, местами трухлявый, уходил далеко в озеро. Берега густо заросли камышом. Когда дошли до конца помоста, показалось, что они находятся в центре озера.

Неожиданно подаренное время, свободное от обязанностей и обременительных повинностей, подействовало на Александра как энергетическая бомба. Называя вещи своими именами, ведущий предприниматель страны, член наиболее престижных бизнес-клубов и щедрый меценат гмины Решель впал в детство. Эва смотрела на него, мысленно задавая себе вопрос: как получилось, что они так свободно себя чувствуют в присутствии друг друга? Пиво «Крепкое хмельное», согласно информации на этикетке, из четырех пузатых бутылок исчезло неизвестно куда, и они шутливыми голосами спели известные фрагменты духовных песен, слушателем которых еще совсем недавно, во время ужина у ксендза, был Алекс.

– Эва, – произнес он после очередного совместного исполнения, закончившегося бравурным финалом, и ее сердце на мгновение замерло, – ты чудесная девушка.

Что можно было на это сказать? Эва ответила на его взгляд, а потом засмотрелась на озеро, вода которого в опускающихся сумерках быстро теряла прозрачность.

– Красиво тут, – сказала она наконец, чтобы прервать тишину.

– Красиво, – согласился Александр, а поскольку он смотрел на нее, можно было представить, что речь идет не только о природе.

Когда возвращались, уже почти стемнело. Эву переполняла радость. Время, проведенное наедине с Александром, ее окрылило. Она никогда не встречала никого похожего на него. Его общество пробуждало в ней все более сильные чувства, но она не хотела давать им названия. Пребывание рядом с ним было наиболее ярким переживанием, которое ей когда-либо приходилось испытать, а он – самым интригующим из всех знакомых мужчин.

Перед тем как отвезти Эву домой, пришлось вернуться в резиденцию – она отправилась на помощь шефу, оставив там свои вещи, в том числе телефон. Смеющиеся, взбудораженные неожиданным приключением, они подошли к входу, когда двери дома распахнулись настежь. В пробивающейся изнутри полосе света стояла Патриция – воплощенное бешенство.

– Александр, ты помнишь, что мы завтра уезжаем, правда?

Призванный к ответу выглядел не совсем готовым к уроку.

– Я собрала вещи, но лучше проверь, все ли на месте. – Патриция перевела пренебрежительный взгляд на Эву. – А вы можете некоторое время тут не появляться. Мы уезжаем отдохнуть, так что нечего здесь крутиться.

И она, задрав нос, направилась в их сторону. Эва невольно отодвинулась от Александра. Патриция втиснулась между ними, отстраняя девушку от Алекса так, чтобы не осталось и тени сомнения, кому позволительно сопровождать его, и обняла его за шею.

– Патриция, хватит! – Александр с непривычным для него возмущением освободился из объятий. – Позволь, я сам буду отдавать распоряжения своим сотрудникам.

Патриция замерла. Она стояла как вкопанная и не могла произнести ни звука.

– Я никуда с тобой не еду. Эва, жду тебя возле автомобиля, – добавил он.

Тон его голоса был диаметрально противоположным тому, каким он обратился к Патриции, которая явно перестаралась и сейчас переживала полное поражение. Александр оставил ее, униженную, не желающую поверить в то, что случилось, и направился к автомобилю.

Эва нашла в себе даже каплю сочувствия к этой фальшивой куколке – настолько ужасным стало ее унижение и таким душераздирающим поражение. Однако сочувствие было не настолько сильным, чтобы она отказала себе в удовольствии послать Патриции извиняющуюся и одновременно сладкую, как глазурованное печенье, улыбку, когда проходила мимо, чтобы забрать оставшиеся на рабочем месте мелочи, а затем уехать с Алексом.

Дорогая!

Единственное чувство, о котором я могу говорить в этом письме, это страх. Панический страх за свою жизнь. Бог о нас совсем забыл. В лесах бандиты, русские войска, негодяи всех мастей. При немцах, которые были здесь раньше, такого не случалось.

Теперь люди враждебно, волком смотрят друг на друга. Помощи ждать не от кого, ближнего следует бояться.

Анеля, со мной случилось плохое! Даже не знаю, моя дорогая, как об этом написать. Но пишу (хотя неизвестно, прочитаешь ли ты когда-нибудь это письмо), так как должна вырвать из себя страшное горе и боль, которая жжет меня живым огнем.

Напала на меня банда местных. Немчурой называли. Кричали, что я со швабскими господами в отношениях была, что я в Гитлера верю… Горе мне, бедной девушке! Убежать было некуда. Набросились на меня – наверное, их человек десять было. Не помогли мои дикие крики – я была зверем, пойманным в силки. Я и не думала, что можно испытывать такую боль. Не помню, что было потом… Какие-то люди меня нашли и были настолько добры, что в том лесу одну не оставили. Живу. А во мне другая жизнь. Которой я вовсе не хотела. Не сейчас! Не та!

Помолись за меня, дорогая, и за этого ребенка, о появлении которого на свет я не просила и которого ношу под сердцем. И я молюсь, хотя веры остается все меньше и противные, кощунственные мысли выбросить из головы не получается.

Ю.

 

Глава 10

Эва схватила трубку после четвертого сигнала, хотя естественным порывом было сделать это сразу, после первого. Со вчерашнего вечера она не расставалась с телефоном. Примерно каждые полминуты проверяла, не пришло ли сообщение, которого она каким-то чудом не заметила. Однако съедающее ее душу ожидание не следовало слишком явно демонстрировать. Хотя пальцы едва ли не горели, Эва заставила себя выждать еще три звонка.

– Алло! – Она очень старалась, чтобы это прозвучало обычно и одновременно особенно, чтобы будто случайно отметить в приветствии ту особую связь, которая, несомненно, установилась между ней и Александром. Воспоминания о событиях вчерашнего вечера все это время согревали ее.

– Привет, Эва! – услышала она милый сердцу голос. – Знаешь, я подумал, что могу кое-что сделать для Бартека.

Сначала девушка испытала разочарование. Скорее она ждала упоминания о своей дерзкой акции по спасению Алекса из сетей приходского ксендза, о чем нельзя было говорить, не упомянув о последствии этого поступка – прекрасном времени, которое они провели вместе. Однако Эва немедленно призвала себя к порядку: то, что он говорил, могло оказаться очень важным.

– Ты знаешь Марадки? – продолжил Алекс.

– Только по названию. – У таких людей, как она, редко случается возможность и даже мелькает мысль попасть в этот анклав звезд и богачей. О чем он говорит? Какое это имеет отношение к Бартеку?

– Там чудесные занятия по иппотерапии. Мне кажется, это могло бы помочь. Я договорился о пробном занятии. Посмотришь, понравится ли ему. Знакомый только сейчас сообщил, что есть свободное место, поэтому я ничего не говорил тебе раньше. Можем поехать туда завтра. Что скажешь?

Эве показалось, что она парит над землей. Алекс просто чудо! Подумал о Бартеке, потратил время на организацию процедуры, которая могла ему помочь. И при этом сам нашел возможность провести время с ней. Независимо от работы. Понимание этого было словно тоник для ее самочувствия, которое со вчерашнего дня и так определялось как хорошее, и даже выше среднего. Он перехватил инициативу, и теперь Эва могла – как стопроцентная женщина! – оценивать его усилия. Ей можно было гордиться собой. Незаметные подходы обеспечили сдачу экзамен на пятерку с плюсом. Они полностью оправдали себя, и, похоже, обращаться к хитростям больше не придется.

– Александр, большое тебе спасибо! А это не слишком хлопотно? – спросила она для порядка.

– Не говори ерунды. Что хлопотно? Завтра суббота, у тебя выходной. Собери малышу одежду на смену, и утром я за вами заеду.

Когда он отключился, Эва не могла взять себя в руки. Да и не пыталась. Она поцеловала телефон, швырнула его на покрывало и, раскинув руки, упала на кровать. Хорошо, что никто этого не видел, иначе подумал бы, что она сошла с ума.

* * *

– Куда вы идете?

Из Ханки получился бы отличный прокурор. Под ее пронзительным взглядом желание шутить или по-дружески препираться панически скрывалось в самом темном углу.

– Поедем на конезавод. У Бартуся занятие с терапевтом. – Если Эва думала, что ответ содержит достаточно информации, чтобы удовлетворить Ханку, то глубоко ошибалась.

– На конезавод? В таком наряде? Вижу, мозги тебе все больше отказывают на этой новой работе. – Сестра умела точно направить удар.

Действительно, Эва приложила много усилий при подготовке к прогулке. Поездка в Марадки, несмотря на радость, связанную с предвкушением встречи с Александром, сильно ее смущала. Она знала об этом месте только понаслышке и понимала, что туда приезжают люди с очень толстыми кошельками. В представлении местного населения это была настоящая ярмарка тщеславия. Раньше Эва относилась к этому так же, но теперь ей пришлось пересмотреть свое мнение. Александр тоже был богат, однако, познакомившись с ним, она убедилась, что это не мешает ему быть хорошим человеком. «Нельзя так легко осуждать», – думала она, стараясь позитивно настроиться на встречу с высшим светом.

И все же это был не ее мир. Следовательно, нужно было подготовиться как можно лучше. На первый план вышел вопрос наряда. Что надеть? И дело вовсе не в том, что она хотела бы преобразиться в новую версию Патриции, в куклу, которая любит наряжаться. Никогда в жизни! Она по-прежнему была Эвой, для которой то, что у человека в голове, в сто раз важнее того, как он выглядит. Она знала себе цену и понимала, что нет причин комплексовать. Но с тех пор, как в ее мысли, как буря, ворвался Александр, в ней словно активировался новый рецептор, ответственный за потребность вызывать восхищение у мужчин. Она хотела нравиться и производить впечатление – и не только тем, что могла сказать.

Эва критически пересмотрела содержимое своего шкафа. Результаты оказались не слишком утешительными. Любимое платье от мамы было уже вне игры – она надела его для будто бы случайной встречи в Мронгово. Возможно, она не была экспертом по вопросам стиля, однако понимала, что элегантная женщина не появляется дважды в одном наряде. Но другие ее наряды даже с большим запасом толерантности не приближались к стандарту, действовавшему в Марадках. Следовательно, нужен был план Б.

Звонок другу – это всегда хорошая идея. Сильвия с лету уяснила серьезность ситуации. Правда, Эва не посвящала ее детально в свои последние маневры и совсем не посвящала в свои мечты об Александре, но как только она подала сигнал бедствия: «Мне нечего надеть, а я должна выглядеть, как королева», – подруга поспешила на помощь. Когда Эва прибежала к Сильвии, чтобы найти в ее шкафу что-нибудь подходящее, ее ждала куча брошенных на диван нарядов, которые уже прошли первый отбор у хозяйки. Подруга разбиралась в данном вопросе значительно лучше. Если Эва покупала что-то новое (обычно в одном и том же магазине в Ольштыне, исключительно на местном базарчике), то делала это только тогда, когда необходимость достигала критического уровня, а Сильвия в студенческие годы заразилась одежным вирусом: во время поездок на учебу она всегда старалась найти хоть немного времени и выбраться за покупками. Неподалеку было много магазинов, и она научилась пользоваться возможностями, которые они предоставляли. Эва с изумлением наблюдала, как подруга входит в магазин и, словно ведомая невидимым компасом, не сворачивая с намеченного пути, идет прямиком к вешалке, с которой снимает что-то, сшитое будто специально для нее. Эва эту способность воспринимала как магическую. Поход в магазин у нее ассоциировался с сомнениями, раздражением и финальной головной болью.

– Что скажешь об этом? – спросила Сильвия, вынимая из подготовленной кучи зеленое сатиновое платье.

– Не слишком нарядное? – Эва колебалась. Платье явно было вечерним и совершенно не в ее стиле.

– Ты же сама говорила, что это экстраслучай. Я купила его на свадьбу двоюродной сестры. И произвела в нем фурор! Гжесеку даже пришлось присматривать за мной. – Сильвия улыбнулась от этого приятного воспоминания. – Смотри, какой вырез на спине. – Она приложила платье к себе, демонстрируя его достоинства.

– Не знаю. Очень красивое… но я как-то себя в нем не представляю.

– Не разводи мне тут гамлетовские страдания, лучше примерь! – оборвала Сильвия сомнения Эвы.

Платье сидело очень хорошо. Возможно, оно не очень соответствовало вкусу Эвы, но, безусловно, очень выгодно подчеркивало достоинства ее фигуры.

– Вау, Эвка, тебе надо почаще так одеваться. Серьезно, найдется немного девиц, которым так же хорошо, как тебе, удается скрыть такую великолепную фигуру.

Эва подумала, что, наверное, действительно пришло время, когда стоит уделять немного больше внимания своему внешнему виду.

Искренний восторг Сильвии окончательно ее убедил. Она знала, что в лице подруги обрела доброжелательного советчика, поэтому, хоть и чувствовала себя в этом платье не совсем свободно, выбрала именно его.

Однако теперь, под взглядом Ханки, выражавшим высшую степень пренебрежения, хрупкое удовлетворение своим внешним видом стремглав полетело вниз.

– Он тебя пригласил? – Очередной выстрел Ханки попал прямо в цель.

– Александр организовал Бартеку иппотерапию. Думаю, это очень мило с его стороны. – Эва прекрасно отдавала себя отчет в том, как жалко это прозвучало для беспощадного семнадцатилетнего цензора, знающего все лучше всех.

– Ты бы хоть Бартека в это все не вмешивала! – выпалила Ханка, и Эва закипела от возмущения: да что эта соплячка себе позволяет?!

– Ханка, хватит!

Эва повысила голос, не на шутку рассерженная. Это, видимо, произвело впечатление на нахальную сестру, так как ее лицо стало менее надменным. Ханка сильно преувеличила, обвиняя ее в использовании Бартека для невинных сердечных интриг. Это была обидная клевета, которую Эва не собиралась оставлять без внимания.

– Я не вмешиваюсь в твои дела и не комментирую твоих друзей из костела! – ударила она ниже пояса. – Хотя хорошо знаю, что Пётрек Пилиховский помолвлен.

Ханка чувствовала себя так, как будто ей дали пощечину.

– Я запрещаю тебе говорить об этом! – процедила она сквозь зубы.

– Да что ты, Ханя! – Эва рассмеялась. – Запрещаешь мне? А может, мы все-таки подискутируем об этом?

Слабость Ханки к руководителю хора, несмотря на все ее усилия скрыть свое душевное состояние, была для семьи секретом Полишинеля. И Эва не видела причин не использовать это секретное оружие именно сейчас. Соплячка, сама напросилась!

Ханка бросила на Эву убийственный взгляд и прошипела:

– Не твое дело! Лучше смотри, чтобы твой возлюбленный не умчался на своем «рендж ровере» в дальние дали! – И она вышла из дома, громко хлопнув дверью.

Приятное возбуждение, вызванное перспективой провести день с Александром, улетучилось, как воздух из проколотого воздушного шара. «В этом на нашу семью всегда можно рассчитывать», – подумала Эва грустно. Ехать расхотелось, сестра успешно испортила ей настроение. Эва уже была готова все отменить и с кислым видом взяла в руки телефон, когда услышала сигнал автомобиля. Выглянула в окно – да, это был Александр! И когда она увидела его, пружинистым шагом идущего от машины, хорошее настроение вернулось как по мановению волшебной палочки. «Сегодня прекрасный день, нравится это Ханке или нет!» – подумала Эва и вышла навстречу. Алекс был одет в футболку с цветным принтом и линялые шорты, и Эва задумалась, сколько же ему лет. Сегодня он выглядел не старше тридцати пяти.

Удивленно приподнятые брови при виде ее напомнили девушке, во что одета она сама, и Эва растерялась. Ну да, сатин плюс его небрежный, даже задорный стиль – не самое удачное сочетание. Девушка не знала, как истолковать его гримасу, но Алекс сразу же прикрыл ее голливудской улыбкой.

– Готовы? – спросил он и поцеловал ее в щеку, здороваясь.

Эве было очень приятно. Вроде бы обычный жест, но это в первый раз он так открыто и просто продемонстрировал неформальность их отношений. Краем глаза она заметила движение занавески в одном из окон и подумала, что самое время собираться.

Через сорок пять минут езды по сочно-зеленому, озаренному солнечными лучами лесу они приблизились к цели. Возле дороги к конезаводу и расположенному рядом пансионату с рестораном на первом этаже стояли припаркованные автомобили, в основном дорогие иномарки. Бартек не отрывался от окна, рассматривая незнакомое место. Долго ждать не пришлось: мимо величественным шагом проехал всадник на гнедом коне, элегантно одетый в светлые бриджи и приталенный стеганый жилет бутылочного цвета. Стильный наряд завершала застегивающаяся под подбородком каска.

– Эва! Эва, какая большая лошадка! – не стал сдерживать восторг Бартек.

– Ты тоже будешь сегодня ездить на такой лошадке, – сказал Александр, и мальчик замер, очарованный мыслью о необычном приключении.

– Он случайно не выступает по телевизору? – Эва не удержалась и оглянулась на всадника. Ее снова грызли сомнения, стоило ли сюда ехать.

Александр подъехал к деревянному, густо оплетенному зеленым плющом зданию. Здесь было множество людей. Они прохаживались между расставленными на широком газоне элегантными белыми палатками с логотипами компаний, названия которых ни о чем Эве не говорили. Откуда здесь столько народу? Эва вопросительно посмотрела на Александра.

– Хозяин конезавода ежегодно устраивает пикник в честь открытия сезона, – пояснил он.

– Я не знала, что мы едем на большой прием. Почему ты ничего не сказал? – расстроилась Эва.

– Чтобы ты закапризничала, что это мероприятие не для тебя, и лишила Бартека возможности развлечься? – ответил Алекс вопросом на вопрос. Эва посмотрела на него, не до конца понимая, шутит он или говорит серьезно. Наверное, все-таки шутит, так как в его глазах танцевали веселые искры. Она растерянно осмотрелась.

Людей было действительно много. На Эву нахлынули воспоминания о недавнем пикнике в их деревне – здесь все выглядело совершенно иначе. Общество было в очень модных, а временами и экстравагантных нарядах. Мимо них как раз проходила молодая женщина в миниатюрной яростно-малиновой шляпке, державшейся вопреки всем законам физики сбоку головы, сразу над ухом. Шляпка была украшена цветными перьями, а самое длинное мягкой дугой опускалось до плеча хозяйки. Эва тщетно пыталась переключить внимание Бартека, который не мог не показать на феноменальную женщину пальцем, но она, похоже, этого не заметила. По крайней мере, ни один мускул ее каменного лица не дрогнул. Эва украдкой посмотрела на свое отражение в стекле автомобиля. Опасения, притаившиеся с момента примерки платья Сильвии, подтвердились в высшей степени. Она не сомневалась, что сатиновое платье цвета морской волны имело фантастический успех на деревенской свадьбе, однако здесь, на фоне этих дам, казалось, сошедших со страниц французских журналов моды и демонстрирующих изысканные наряды, идеально подобранные для элитарного пикника, почувствовала себя бедной родственницей, воплощением низкопробности и провинциального вкуса. Александр сгорит со стыда от присутствия рядом с ним такого китчевого пугала!

Неожиданно Алекс осторожно взял ее под руку.

– Эй, что случилось? – шепнул на ухо, как будто прочитал ее мысли. – Они недостойны чистить тебе туфли.

Эва взглядом поблагодарила его за слова поддержки, которые, однако, не могли полностью развеять ее неуверенность и потерянность в ситуации, ставшей для нее серьезным вызовом. Однако для переживаний не было времени. Бартек заметил лошадей, выставивших головы из-за ограждения левады, находившейся всего в двухстах метрах от усадьбы, перестал обращать внимание на все остальное и изо всех сил потянул Эву в ту сторону. Отправились втроем.

Александр тепло поздоровался с присматривавшим за левадой загорелым мужчиной в ковбойской шляпе. Они обменялись несколькими словами, затем тот подозвал молодого коллегу, который оказался инструктором по иппотерапии. Его звали Вальдек, он был невысокого роста и производил впечатление самого симпатичного человека под солнцем. Бартусь зачарованно смотрел, как Вальдек ведет небольшого, красиво сложенного гнедого гуцула с буйной гривой. Ковбой объяснил, что именно эту породу, благодаря ее мягкому нраву и необыкновенному уму, чаще всего выбирают для терапевтических занятий. Эва – сначала с некоторым волнением, а затем со все более широкой улыбкой на губах – наблюдала, как тренер профессионально подсадил Бартека на коня и начал занятие. Гуцул, которого он вел под уздцы, обходил по кругу огороженную площадку, а мальчик прижимался к его спине. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять: брат на седьмом небе от счастья. Договорились, что для начала попробуют часовое занятие, и оставили Бартека с тренером.

– А мы пока немного развлечемся, – предложил Александр.

Отвел ее к одной из расставленных возле озера белых палаток, где подавали – в отличие от пикника в Венжувке, где потчевали разливным пивом, – шампанское. Гости, стоявшие группами по нескольку человек, выглядели очень оживленными, с большим воодушевлением рассказывали что-то друг другу и ежеминутно взрывались громким смехом. Многие здоровались с Александром, дружески обнимали и хлопали его по спине. Похоже, у него тут действительно много друзей. Кто-то принес шампанское. Эва опустошила свой бокал и, возможно, благодаря этому почувствовала, как парализующее волнение из-за окружавших ее незнакомых элегантных людей понемногу ослабевает. Впрочем, гости, которым Александр ее представлял, были с ней действительно милы и держались так, будто они давно знакомы. Через минуту Эва даже перестала думать о своем несчастном платье – казалось, никто не обращает внимания на ее стилистическое фиаско, а может, просто все были достаточно вежливыми, чтобы не демонстрировать своего разочарования.

Эва не успела оглянуться, как уже живо дискутировала с группой новых знакомых, которых представил ей Александр, о преимуществах и недостатках жизни на Мазурах, в то время как он приносил все новые бокалы шампанского, которое в этот теплый день чудесно освежало и, кроме того, имело превосходный вкус. Не пришлось долго ждать – пузырьки зашумели в ее голове, а окружающий мир начал покачиваться. Эва почувствовала, что должна опереться на руку Александра, и поняла, что перебрала. Ему хватило одного взгляда, чтобы оценить ситуацию и поспешить на помощь. На лету придумав какую-то отговорку, позволившую им покинуть группу спорщиков, он взял Эву под руку и повел в сторону, в более спокойное место. Она с благодарностью подчинилась и не хотела ничего другого, только чтобы этот миг никогда не заканчивался.

– Кажется, я напилась… – прервала она молчание, когда они присели на траву на берегу озера.

– Я очень рад.

– Что? – фыркнула Эва.

– Тебе это было нужно. Слишком много проблем, слишком мало развлечений, – ответил он серьезно.

А она подумала, что после смерти мамы единственным человеком, который хорошо ее понимает, стал Алекс. И может, виной тому было выпитое шампанское, или какая-то другая сила спровоцировала ее сделать то, на что Эва решилась через секунду. Она поцеловала его. Так запросто. На мгновение прильнула губами к губам Алекса и только потом поняла, что наделала. Сердце билось в груди, как птица в клетке. Эва все-таки отважилась на него посмотреть. Александр смотрел на нее, и в его глазах цвета выжженной солнцем синевы можно было утонуть. Потом он улыбнулся, и она запаниковала.

– Боже, Бартек… Час, наверное, уже прошел! – Эва сорвалась с места и побежала в сторону левады, в душе обзывая себя идиоткой.

* * *

Дорога назад была странной. Бартека, несмотря на усталость, не отпускало возбуждение после дня, наполненного событиями. Он непрерывно рассказывал о Дакоте, своей новой приятельнице, и о пане Вальдеке, самом лучшем тренере в мире. Эва отвечала рассеянно. С одной стороны, ей было сложно сконцентрироваться на разговоре о лошадях, с другой – она была благодарна брату за то, что он дает ей возможность думать о чем-то, кроме случившегося у воды. Она избегала взгляда Александра и не имела понятия, о чем он думает. А он вел себя так, будто ничего не произошло. Однако это было не так. Что получается? Она вела себя, как глупая гусыня. Вдобавок свела на нет уважение к себе как к профессионалу, которое уже удалось завоевать. Что Алекс теперь о ней думает? И какого черта она выпила столько этого проклятого шампанского?!

– Да, Бартусь, Дакота на ночь уходит в конюшню, где у нее свой денник. – Несмотря на хоровод мыслей на совершенно другую тему, ей приходилось уделять хоть немного внимания окололошадиным вопросам.

Александр отвез их домой. Не придумав изящного способа попрощаться, Эва просто вышла, быстро сказав:

– Ну пока, большое спасибо за поездку. Эта иппотерапия – действительно хорошее дело.

Еще минута ушла на то, чтобы помочь брату выбраться из машины. Скорей бы оказаться дома! Может, хоть там удастся спрятаться от всеобъемлющего смущения.

– Эва! – позвал Александр, заставив остановиться и взглянуть на него. – Это я должен сказать спасибо. Это был очень хороший день.

Эве показалось, что он выделил слово «очень». Напряжение отпустило ее, позволив улыбнуться Алексу. И он так ответил на улыбку, что девушка возвращалась домой как на крыльях.

* * *

Переступая порог с Бартеком за руку и головой, полной путаных мыслей, Эва не предполагала, что это еще не конец наполненного событиями дня.

У стола в кухне, в окружении отца и сестер, которые встретили ее с самым странным выражением лиц, виденным ею когда-либо у них, сидел Марек, ее бывший парень из Ольштына.

– Эва, ты чудесно выглядишь!

Приветственные слова Марека в очередной раз за этот день вывели на первый план ее сатиновое платье, которое уже надоело девушке до чертиков. В Эве в этот момент было что-то – если не физически, то ментально – от настороженного грызуна, стоящего на задних лапках и анализирующего сигналы, посылаемые окружающей средой. Ситуация оказалась настолько неожиданной, настолько абсурдной, что девушка совершенно не знала, чего ожидать и что это все означает. Она старалась уловить малейший намек, благодаря которому можно было бы хоть в какой-то степени догадаться, что здесь, к черту, происходит. Марек, делающий комплименты ее внешнему виду? Это вносило еще бо́льший хаос в ее базу данных. Неужели это происходит на самом деле?! Может, у нее галлюцинации от переизбытка шампанского?

– Эва, – Марек поднялся с места, и его голос звучал непривычно торжественно, – я хочу с тобой поговорить. Мы можем пройтись?

Она уже краем глаза заметила большой букет пурпурных пионов, лежащий в умывальнике. Марек проследил за ее взглядом.

– Как видишь, не все удалось, как планировалось. – Он взял букет в руки. – Я рассчитывал, что застану тебя и сразу вручу цветы. Возьми, это в качестве извинения, – торжественно произнес он, как будто выучил текст наизусть.

Эва, на всякий случай осторожно ущипнув себя за руку и убедившись, что не спит, взяла у Марека букет и положила снова в мойку. У нее словно включился автоматический режим, который заставил передать Бартека Ханке и подать знак Мареку следовать за ней. В полной тишине, провожаемые взглядами домочадцев, они вышли из дому. Эва направилась по тропинке, которая вилась между полями, Марек покорно брел за ней.

– Эва, ты сердишься?

Он догнал ее, и они шли плечом к плечу. Она все еще не могла вернуться в реальность и не находила слов, чтобы что-то ответить.

– Ты выйдешь за меня? – неожиданно выпалил он, и Эва остановилась как вкопанная.

Они стояли друг напротив друга, на китчевом фоне заходящего солнца, под аккомпанемент сверчков – прямо идеальное оформление романтической сцены предложения руки и сердца. Однако Эва была не в состоянии вжиться в настроение, предлагаемое окружающей природой.

– Ты совсем с ума сошел?! – только и смогла выдавить она из себя.

Это не могло быть правдой. Кто-то по-дурацки ее разыгрывает, и, наверное, через мгновение из близлежащего перелеска выбежит смеющаяся группа с криком «попалась!». Она очень хотела, чтобы все было именно так. Но ничего подобного не произошло. Впрочем, Марек оказался подготовленным к такой, не слишком благосклонной, реакции с ее стороны.

– Подожди, дай мне сказать. – Он наморщил лоб и сделал серьезное выражение лица, как будто выполнял сложную умственную операцию. – Я знаю, что везде налажал. Прости меня.

Эва задумалась о его словах. Возможно, Марек впервые прямо заговорил об их отношениях.

– Случившееся с твоей мамой… – продолжил он. – Меня это придавило. Я не знаю, как нужно вести себя в таких ситуациях. Я не знал, что тебе сказать.

– И поэтому решил просто прекратить отношения?

Марек опустил голову, как ученик, пойманный на списывании.

– Это не так, Эва. Я просто не хотел тебя нечаянно обидеть… Ты же знаешь, я как слон в посудной лавке, иногда мне лучше ничего не говорить. Ужасно получилось… Но послушай! – не сдавался он. – Ведь нет техники, которая не ломается, правда? – Марек обожал подобные аналогии. – У меня случилась авария. К счастью, гарантия действует, так что ремонт проведен без дополнительных затрат. – Он смотрел на Эву испытующе, проверяя, находят ли шутки желаемый отклик. К сожалению, его ожидало разочарование. Придется бороться дальше: – Я обдумал ситуацию. И теперь знаю, что… люблю тебя.

Марек, несмотря на свои эмоциональные недочеты, понимал серьезность ситуации и, когда убедился, что действительно попал в передрягу, адаптировал к ней формат сообщения. Эва не верила собственным ушам. Это говорил он, парень, который за три года не сделал ей ни одного комплимента!

– Я понял это за время, пока тебя не было, – продолжал Марек. – Мы просто должны быть вместе. Я знаю, что вел себя как последний идиот. – Похоже, ему действительно было стыдно. – И исправлю это. Я все себе расписал. В обмен на мою ошибку предлагаю три месяца испытательного срока. Марек – «тестовая версия», – не смог удержаться он, чтобы не вставить забавное словечко. – Ты сможешь убедиться, что я изменился, а потом мы поженимся. Возможно, даже в Таиланде, если захочешь.

– Но, Марек… – Эва словно пробудилась от летаргического сна. – Откуда вдруг такая идея? Ведь мы никогда даже не разговаривали о браке.

– А должны были. Эва, мы же супер как спелись! Наши планы компатабильные… э-э… то есть у нас схожее ви́дение будущего. – Он постарался не перебарщивать с профессиональной лексикой. – Мы живем вместе… – Под взглядом Эвы Марек опомнился. – То есть я хотел сказать, жили вместе столько времени. Это лучшая проверка. По-моему, мы ее прошли. Это о чем-то говорит. Мы смогли жить вместе. Сейчас люди мало обращают внимания на то, хорошо ли подходят друг другу, не думаешь? А потом жалеют о совершенных ошибках, расстаются, разводятся, делят имущество. Я уверен, что ты – женщина, с которой я хочу прожить жизнь.

Когда он это говорил, складывалось впечатление, что ему неведомы сомнения. У Эвы относительно того, что Марек не бросает слов на ветер, их тоже не было. Что-что, а подобным заявлениям в его случае должны были предшествовать углубленный анализ и баланс доходов и расходов.

– Представь только, какие умные будут у нас дети, – добавил он.

Неожиданно закружилась голова. Эва пошатнулась, почувствовала, что теряет силы и не может держаться на ногах. Похоже, организм устроил бунт на корабле – происходящего явно было чересчур много. Марек поддержал ее и помог осторожно присесть на обочине.

– Ты вся дрожишь, – озабоченно сказал он и снял пиджак, чтобы накинуть на нее.

Эва старалась дышать глубоко, а Марек гладил ее по спине. Она медленно приходила в себя, пульс постепенно возвращался к нормальному ритму.

– Эвуся, нам будет хорошо вместе, я обещаю, – скорее прошептал, чем сказал он.

Они сидели так некоторое время, рядом. Вернулось чувство, что они знают друг друга насквозь, – это была близость, которая соединяла их столько времени. Наконец Эва взяла себя в руки. Приступ слабости уже прошел, и она встала.

– Подожди, ты хорошо себя чувствуешь? – вскочил вслед за ней Марек.

– Да, уже лучше. Послушай, в последнее время столько всего произошло… – Как можно было резюмировать множество событий, случившихся со времени ее возвращения в Венжувку? – У меня многое изменилось…

– Подожди, – прервал он на полуслове, – не отвечай сейчас. Я знаю, что это большая неожиданность. Я предусмотрел это. – Марек явно был очень доволен новой версией себя – понимающего загадочную женскую природу. – Я подожду твоего ответа. Просто дай знать, когда будешь готова. Я жду тебя в Ольштыне.

И он, прежде чем уйти, прежде чем Эва смогла как-то отреагировать, поцеловал ее в губы. Она не ответила на поцелуй, стояла неподвижно, но парня это нисколько не смутило. Он послал ей на прощание долгий взгляд и оставил посреди дороги, удалившись неторопливым шагом героя популярного боевика.

 

Глава 11

Он был очень доволен собой. Нечасто можно испытывать такое глубокое удовлетворение, ведь его источником стало достижение необыкновенно амбициозной цели: преодоление самого себя.

Марек отдавал себе отчет в том, что совершенно не владеет природным для огромного большинства представителей популяции умением понимать эмоциональное значение тонких нюансов человеческих взаимоотношений. Его ум существовал в мире исчисляемых значений, в котором царило однозначное суждение. В математике, которая была исходным пунктом его интереса к информатике, действует принцип tertium non datur – «третьего не дано». И, по мнению Марека, именно так должна быть организована реальность – тогда он чувствовал бы себя как рыба в воде.

А пока что ему приходилось безостановочно бороться с проблемами, пытаясь найти себя в джунглях неоднозначных сигналов и событий, опирающихся на предпосылки, которые никоим образом не удается измерить. Самостоятельно, без помощи он был не в состоянии разобраться в сложной карте, показывающей, какие действия вызывают те, а не иные реакции и что испытывают люди под влиянием определенных событий или поведения близких. Он вообще этого не чувствовал, только догадывался (например, благодаря фильмам), что существуют определенные повторяемые – а иногда, наоборот, не поддающиеся классификации – принципы управления эмоциями. Видимо, в его генетическом коде отсутствовало соединение, отвечающее за эмпатию. За всю жизнь Мареку не удалось найти ни одного соответствующего его потребностям руководства, по которому можно все это выучить.

Поэтому когда он осознал, что теряет Эву – девушку, которая попалась ему, как слепой курице зерно, – то понял, что должен побороть свою слабость. Запустить специальную программу. По сравнению с остальными известными ему представительницами этого более чем странного пола Эва оказалась придирчивой в умеренной степени – можно было даже рискнуть и констатировать, что с тенденцией к минимальной. К тому же она была поглощена наукой, что он искренне ценил и уважал. Нет ничего хуже, чем женщина, беспрестанно болтающая глупости и требующая хотя бы видимости, что ты слушаешь эти потоки бреда. Эва, безусловно, такой не была. Благодаря своей профессии она обладала понятийным аппаратом и тренированным умом, что позволяло им даже говорить о его работе на вполне удовлетворительном уровне. Это было неслабое преимущество. И когда Марек осознал, что его ждет, если он позволит, чтобы Эва – по его же собственному желанию! – исчезла из его жизни, то решил действовать.

К специальной миссии он готовился, как всегда, методично. Условился о встрече со всеми приятельницами, с какими только смог договориться, не оторванными полностью от реальности и, можно было предположить, имевшими некоторый жизненный опыт, и заполнил с каждой в отдельности заранее подготовленную анкету, с тем чтобы разработать стратегию возвращения Эвы. Девушки, отвечая на прямые вопросы, объясняли, что подействовало бы на них в подобной ситуации. Используя инструменты математического моделирования, с помощью полученных таким образом данных он определил среднее значение, выдавшее ему образец поведения. Оставалось только воплотить вычисленную информацию в жизнь, что было значительно сложнее, но… у него получилось! Он прошел испытание, реализовал все элементы плана, несмотря на помехи. По пути Марек встретил непредусмотренные переменные: а) необходимость провести полдня с семьей Охников, с которыми он разговаривать не умел, а процедуру для данного обстоятельства не подготовил; б) слабость Эвы во время его рассуждений – тут Марек был особенно доволен собой, так как, анализируя эту ситуацию уже по факту, оценил собственную способность превратить затруднение в преимущество, использовав момент ее слабости для демонстрации своего нового воплощения – чувствительного парня, понимающего женщин.

Теперь оставалось только ждать. Консультировавшие его девушки подчеркивали значение и силу разлуки после «забрасывания крючка». Насколько он понял, это напоминало посев семян (предложение руки) и удобрение их питательными веществами (картина счастливой жизни после свадьбы). Семена следовало на определенное время оставить, чтобы вещества начали действовать и сыграли бы свою роль.

Поэтому Марек терпеливо ждал и думал об их будущей жизни. Да, Эва была той единственной, как обычно пишут в литературе. Похоже, в нем действительно что-то изменилось – он чувствовал настоящее волнение при мысли о том, что снова она появится в квартире и они станут проводить вместе и утро, и вечер.

Эва должна сказать «да»! А потом она проведет с ним всю остальную, оптимально сбалансированную жизнь, соответствующую выражению «и жили они долго и счастливо».

* * *

Нажимая кнопку домофона на воротах, Эва чувствовала, как к горлу от страха подступает комок. В понедельник она не смогла собраться с духом и прийти на работу. Отправила Алексу лаконичное сообщение, что заболела и должна полежать в постели, хотя на самом деле панически искала какой-нибудь разумный выход из ситуации. Появление Марека и его абсолютно неожиданное предложение совершенно выбили ее из равновесия. И к тому же все это через мгновение после того, как она поцеловала Алекса! С субботы она практически не спала, а ногти обгрызла почти до крови. Как только Марек уехал, сразу помчалась в свою комнату и закрылась в ней, чтобы избежать очной ставки с семьей, понятное дело, крайне изумленной развитием ситуации – не каждый день в их доме появляется поклонник с огромным букетом цветов. Она отправляла всех домочадцев ни с чем, лежала под одеялом и симулировала болезнь. В конце концов ее оставили в покое.

Марек… Они столько пережили вместе, так хорошо друг друга знали. Она могла на него рассчитывать. О’кей, не всегда, но часто. Он такой, какой есть, – не Адонис, не любезный джентльмен, зато свой. Она знала его насквозь, могла предвидеть любую его реакцию – можно ничего не бояться, не жить в неизвестности. Ведь когда-то она в него за что-то влюбилась. Эва вспоминала приятные моменты их совместной жизни в Ольштыне, вечеринки с приятелями, просмотр фильмов на компьютере по ночам, поездку на море в прошлом году. А Александр? При мысли о нем девушку бросило в дрожь. Сила ее все еще не названных чувств к этому человеку была необыкновенной. Но можно ли вообще бросать на чашу весов известное и совершенно непредвиденное? Понятное сравнивать с расплывчатым и смутным? Кроме того, с Александром была связана сложная ситуация, причем не только с эмоциональной точки зрения, но и с профессиональной. «Вот черт!» – думала Эва, входя в комнату. Если бы она могла, то закурила бы, так сильно она нервничала, ведь в лаборатории ее ждала работа, которую нельзя было так просто бросить! Перед глазами вставали ужасные повреждения объектов, которыми в последнее время она занималась. «А все из-за того, что я просто глупая истеричка!» – мысленно критиковала себя Эва. Мало того, что она злилась на себя, еще и совесть ученого ужасно ее грызла. В конце концов девушка решила взять себя в руки. «Ну что же, – подумала она, – нужно вести себя ответственно, я не могу просто так оставить лабораторию. Что бы ни случилось!»

Однажды утром Эва села на велосипед и отправилась в сторону поместья. По дороге она несколько раз останавливалась с мыслью повернуть назад, но в конце концов добралась до места. Сердце ушло в пятки, когда она нажала на звонок, чтобы Малгожата ее впустила.

На подъездной дорожке стоял припаркованный автомобиль Алекса, несомненный знак того, что – к сожалению, к сожалению! – хозяин дома и избежать встречи с ним, скорее всего, не удастся.

Эва поставила складной велосипед к стене дома и тихо, как мышка, проскользнула внутрь. К счастью, ее никто не встречал. Она прошла через пустой холл, добралась до места, быстро надела фартук и помчалась осматривать брошенную на эти дни работу. По крайней мере на этом поле не случилось никаких катастроф, и Эва вздохнула с облегчением. «Это хорошо, – подумала она. – А если говорить об Алексе, то… не знаю, поживем – увидим».

Эва работала, не прерываясь ни на минуту, чтобы отвлечься от беспрестанных размышлений о предложении Марека. Она как раз спускалась с лестницы, на которую пришлось забраться, чтобы взять для анализа пробы пыли с самой высокой полки библиотеки, когда дверь отворилась и вошел Алекс.

– Эва? – воскликнул он, как будто увидел привидение.

Девушка стояла перед ним, замерев от страха. Наконец, нервно поправляя фартук, она затараторила, чтобы скрыть растерянность и полную неразбериху, возникшую в голове:

– Привет, Алекс! Да, я уже на месте. Знаешь, я приболела, в последние дни что-то на меня напало – насморк, кашель, температура… И я совершенно забросила лабораторию, хотя со мной такого не бывает. Так что сегодня я встала на рассвете и решила отправиться сюда как можно скорее… Это сверхчувствительные реактивы, а мне из-за неожиданной болезни пришлось все бросить на произвол судьбы… Я волновалась… Но я уже вернулась, все под контролем!

Александр слушал эту речь, произносимую со скоростью пулемета, с изумленным выражением лица.

– Подожди, – прервал ее наконец. – Тебе не кажется, что нам надо поговорить?

– Да, да! – Эва говорила как заведенная. – Конечно, конечно, надо поговорить, но о чем конкретно ты хочешь со мной поговорить? А то я сегодня так занята, из-за этой болезни у меня теперь уйма работы… – продолжала тарахтеть она.

– Гм… – Алекс почесал голову, явно сбитый с толку поведением Эвы. – Наверное, про Марадки?

– Конечно, про Марадки! Спасибо тебе огромное за эту поездку, все было супер, Бартусь теперь вообще ни о чем другом не говорит, только лошадки да лошадки. Уже планирует следующие поездки, мне надо будет этим заняться, это отлично на него повлияло и вообще… – У Эвы рот не закрывался.

Александр выглядел изумленным.

– Эва! – в конце концов крикнул он, пытаясь хоть на мгновение пробиться сквозь поток слов. – Пожалуйста! Можешь на минутку прекратить эту бессмысленную болтовню?

Эва замерла.

Алекс подошел к ней.

– Я хотел поговорить о том, что случилось между нами. Я все время об этом думаю.

Эва почувствовала, что у нее подгибаются ноги. Значит, он тоже? Она чувствовала себя бесконечно жалкой, так как не могла со времени их совместной поездки сконцентрироваться ни на чем, кроме прокручивания в голове фильмов с Александром в главной роли.

– Я знаю, что это безумие, – прошептал он, – но не хочу с этим бороться, понимаешь? Ты разбудила во мне нечто… что я уже не надеялся испытать.

Алекс был совсем рядом. И он перешел демаркационную линию, за которой еще можно было делать вид, что между ними обычная симпатия – не редкость между двумя людьми, которые часто видятся и которых объединяют общие дела. Теперь возврата не было. Эва почувствовала, что ей не хватает воздуха, настолько участилось дыхание.

Александр, не отрывая от нее взгляда, подошел ближе. Эва чувствовала, что у нее дрожат ноги. Казалось, она сейчас потеряет сознание.

Он был так близко, что она чувствовала, как в ритме дыхания поднимается его грудь. От него шел жар, как от раскаленной печи. Ее пульс тоже участился. Неожиданно, без единого слова, он протянул руку и кончиками пальцев дотронулся до ее губ. Прикосновение было легким и электризующим одновременно. Эва приоткрыла губы, и Алекс прижался к ним губами. Они сплелись в объятии, выпуская на волю подавляемое прежде вожделение. Его руки оказались под ее блузкой, и она выгнулась, желая как можно быстрее избавиться от одежды, которая была последним и таким несущественным препятствием на пути к тому, что в данный момент было единственной важной вещью в мире.

Алекс прижал ее к деревянному стеллажу, закрывавшему стену библиотеки от пола до потолка. Оба поспешно расстегивали и стягивали с себя одежду.

Если бы у Эвы в этот момент оставалась хоть капля способности к самоанализу, она бы себя не узнала. Она никогда еще так не забывалась. Не отдавалась во власть этой неизвестной до сих пор, обезоруживающей силы. И она подчинилась страсти, которая валила с ног, лишала дыхания и требовала утоления – сейчас, немедленно!

Эва вытянула руку в сторону, пытаясь на что-то опереться, в порыве страсти сдвинула ряд книжек, и одна из них упала с полки на пол. Алекс осмотрелся, потянул ее к столу и решительно сбросил на пол лежавшие там бесценные книги. Обхватил Эву за талию и, подняв, усадил на деревянную поверхность. Она с готовностью шла ему навстречу. Развела ноги и обвила ими бедра Алекса, притянув его к себе. Им пришлось еще на мгновение оторваться друг от друга, чтобы стащить с нее трусики. Его рука не знала сомнений, пробираясь к цели. Эва сдавленно застонала, когда он дотронулся в первый раз. Тело среагировало немедленно. Он чуть ли не замурлыкал, почувствовав, что происходит. Она выдвинулась вперед – не могла ждать больше ни минуты!

Алекс обхватил ее ягодицы и вошел, глубоко и сильно. Ритм их все увеличивался, толчки становились все сильнее. Уже не существовало ничего, кроме этой нарастающей волны, заставлявшей ее впиваться в него ногтями. Алекс закинул ее ноги себе на плечи, и тогда… это случилось. По их телам прошла дрожь, как будто обоих ударило током. Он оставался в ней, а Эву сотрясали все новые волны экстаза. Сладострастие затопило ее, как наводнение. Когда дыхание немного восстановилось и сознание начало возвращаться, в ее голове промелькнула мысль: «Оказывается, я ничего не знала о сексе…»

Александр взял ее за руку, и они опустились на дубовые доски среди беспорядочно разбросанных книг. Алекс нежно поцеловал грудь Эвы и заключил ее в объятия. Девушка каждой клеточкой чувствовала его сильное тело. Они еще не хотели возвращаться в реальность. После безумства, разыгравшегося недавно, библиотека излучала спокойствие и тишину. До Эвы начало доходить, что произошло. Они поступили безответственно, и предусмотреть последствия этого шага было невозможно. Но девушка ни о чем не жалела. То, что она только что пережила, превосходило весь ее прежний эротический опыт и наполнило ее не известной ранее силой.

Алекс поцеловал ее в шею.

– О чем ты думаешь?

– Наверное, о том же, что и ты, – уклончиво ответила Эва. Сейчас она не могла выдать ни одной умной мысли.

– Это хорошо. – И девушка снова почувствовала его губы на своей шее. – Это значит, что ты тоже любишь, когда у сказок счастливый конец.

Чувственная волна залила Эву, и она поцеловала Алекса в губы. Через мгновение они снова занимались любовью, но теперь в их движениях не было спешки. Теперь секс был как изысканный ужин, каждым блюдом которого можно наслаждаться бесконечно.

Потом они снова лежали, прижавшись друг к другу. Эва молчала, упиваясь неимоверной минутой, дарящей столько обещаний. И сейчас, в момент абсолютного блаженства, ее, как молния, пронзила простая и ясная мысль: «Я не могу выйти за Марека. Не могу, потому что… безумно влюблена в своего шефа!»

Милая моя!

Все мои письма остаются без ответа, и так мне тяжело на сердце, потому что не знаю, что с тобой и с нашими. Удалось ли тебе выйти невредимой из этого военного пожара?

Моя судьба, похоже, переменилась. Кажется, становится лучше. Принял меня к себе один хороший человек, поляк из-под Мронгово. Это уже пожилой мужчина, его жена умерла еще в начале войны. Пожалел меня, бедную, и, хотя я и с животом, разрешил остаться. Характер у него спокойный, две дойные коровы всю войну берег, так что, думаю, жить здесь можно. Он уже в годах, ему нужна женская рука, а у меня особого выбора нет.

Избавиться от беременности не удалось, придется родить этого ребенка. Уже немного осталось. Когда хозяин не видит, плачу где-нибудь в уголке. Когда ребенок родится, должна буду отдать его в какой-нибудь приют, сестрам, так как хозяин байстрюка кормить не хочет. Достаточно, что меня принял. Так и будет, но хотя и байстрюк, а все равно моя кровь. Анелька, не знаю откуда, но почему-то я знаю, что это девочка, и пою ей колыбельные. И хотелось бы ее обнять, но не могу и не смогу.

Верю, моя дорогая, что когда-нибудь мы найдем друг друга в этом страшном мире и обнимемся, чтобы выплакаться. Потому что только мы друг у друга и остались. Но это если ты жива… Целую тебя и дальше письма отправлять буду. Надежда умирает последней.

Твоя Ю.

 

Глава 12

Эва провела рукой по мягко облегающему фигуру материалу цвета – как она только что узнала от молодой продавщицы с внешностью мисс мира – верблюжьей шерсти. У нее еще никогда не было такого платья. Замерев, она смотрела на себя в зеркало в примерочной бутика, куда заглянула по случаю приезда в Ольштын.

Платье великолепно подчеркивало грудь, приподнятую благодаря хитроумному декольте, придававшему ей красивую форму, и бедра, плотно обтянутые тканью. Эва была гармонично сложена, без лишних килограммов, но с милыми глазу округлостями там, где нужно. Красиво обозначенная покроем платья талия наводила на мысль об идеальных песочных часах – объекте желания большинства женщин, недовольных своей фигурой. Признаться, она очень нравилась себе в этом платье. Вообще себе нравилась! Наконец-то! Впервые в жизни она ощущала собственное тело – что оно есть и чувствует свойственные ему потребности. В тот день в библиотеке, среди книг, Александр сорвал с Эвы одежду, а потом увлек за собой на самые сумасшедшие в ее жизни американские горки и разбудил в ней ощущение силы женской привлекательности. Придал смелости. И она осознала, что получила от природы много козырей.

До этого времени секс не находился в жизни Эвы на первом плане. Если случалось ей с подругами и Кристианом выпить лишнего, следствием чего обычно был поток интимных признаний, у нее было меньше всего пикантных рассказов. Честно говоря, она крепко сомневалась в историях о космических оргазмах своих друзей и считала, что они сильно приукрашены. Лидировал в этом Кристиан, который за хорошую, а еще лучше заканчивающуюся отпадом челюсти слушателей историю дал бы себя убить. Не отставала от него и Оля, вечно смеющаяся и привлекающая людей, в том числе противоположный пол, своим заразительным оптимизмом и беспроблемным нравом. Эва, хотя и считала, что в их поведении было много позы, завидовала свободе, с которой друзья относились к сексу, умели им заниматься и – по крайней мере они так говорили – выжимать из него максимум удовольствия, не путая это с глубокими чувствами. Сама же Эва представляла старую, скучную школу, делающую ставку на постоянство и ощущение безопасности, которые ценила выше, чем приключение и озноб возбуждения. Когда компания насмехалась над ней, как над самой застенчивой, девушка отбивала подачу, утверждая, что секс слишком уж разрекламирован. Однако после памятного приключения с Александром на полу библиотеки ей пришлось диаметрально пересмотреть свое мнение по этому вопросу.

Подбивая эротический баланс своей жизни, Эва не могла обойти стороной Марека, который был для нее сейчас очень сложной темой. Отношения с ним были первыми серьезными в ее жизни, не считая детских увлечений, но, безусловно, неудовлетворительными в сексуальном плане. Парадоксально, но, когда они начали жить вместе, секс несколько отошел на второй план. И происходил всегда по одной, до боли предсказуемой схеме: Марек начинал целовать ее в шею, потом мял грудь. Затем – Эва была в этом уверена, как в том, что ровно в полдень раздастся сигнал с башни Мариацкого костела, – немного оральных ласк, которые, к сожалению, совершенно на нее не действовали, зато были формой меновой торговли: «Сначала я тебе, потом ты мне». Через некоторое время, немного смущенная собственным цинизмом, она стала так об этом думать и отвечала взаимностью, а когда он решал, что уже пора, то переходил непосредственно к действиям, и, раньше чем Эва начинала хоть что-нибудь чувствовать, кончал с чувством хорошо выполненного задания. Впрочем, нельзя сказать, что Эве было неприятно. Напротив, она получала удовлетворение от секса с Мареком. Только его источником было не сладострастие любовных порывов, а чувство, что, несмотря на все, в те мгновения, когда их тела соединялись, они были близки друг другу как никогда.

Эва потрясла головой, чтобы отогнать нежеланные мысли. Ей было очень тяжело вспоминать Марека.

* * *

Минута, когда пришлось ему сказать, что, к сожалению, ничего не получится, была одной из самых трудных в жизни Эвы. Они встретились в Мронгово, на нейтральной территории. Марек пригласил ее на ужин в мазурскую корчму. Заказал игристое вино и пиццу «Четыре сыра». Эва сразу заметила, что он очень возбужден встречей. Наверное, не ожидал того, что она собиралась сказать. Одетый в белую рубашку, выбритый, пахнущий одеколоном… Когда она вошла, Марек просиял от радости. Коробочка с обручальным кольцом стояла на столе, а у Эвы сердце разрывалось на части. Как ему сказать? Они съели по кусочку пиццы, Эва выпила бокал вина для куража. И тогда Марек снова задал тот самый вопрос, только на этот раз, держа в руке коробочку, опустился перед ней на одно колено:

– Эва, ты выйдешь за меня?

Взгляды гостей, всех до единого, и обслуживающего персонала немедленно устремились в их сторону. Эва почувствовала, как кровь отлила от лица, однако решила не обращать внимания на любопытные взгляды и тихо сказала:

– Поднимись, пожалуйста, поднимись…

Марек, не понимая, что происходит, выполнил ее просьбу. Эва взяла его за руку.

– Марек, я не выйду за тебя.

– Что?!

– Я не выйду за тебя, извини.

– Эва, не шути так… – Он неуверенно улыбнулся. – Ну что ты…

– Я не шучу, – серьезно посмотрела на него Эва. – Мы не станем супругами.

– Ага, – ответил он, закрыл коробочку с кольцом и спрятал в карман. Потом опустил взгляд в тарелку, на которой остывала пицца. – Ну хорошо. Ясно, все понятно.

– Марек? – Эва попыталась заглянуть ему в глаза.

– Все в порядке. – Он откусил большой кусок. – Я понял.

Эва замерла, опасаясь, что Марек сейчас взорвется, но ничего подобного не произошло.

– Доем пиццу и убегаю, – обронил он. – Не буду затягивать с этим.

– Точно все в порядке?

– Конечно, я люблю ситуации ноль – единица. – Он долил вина в бокал. – Зато теперь я знаю, что для меня ноль. Как говорится, трудно, но надо жить дальше.

– Марек… – в это мгновение Эве больше всего хотелось уйти из этого заведения, – я, наверное, пойду.

– Ясное дело, – кивнул он, по-прежнему не поднимая головы от тарелки. – Пока.

Эва встала.

– Прости, пожалуйста, ты хороший парень, но…

За каждым движением Эвы следили полные ненависти глаза официанток, которые, должно быть, считали ее настоящей стервой. Да, ей не хотелось бы оказаться в такой ситуации снова. Она понимала, что ужасно унизила Марека. К тому же публично, на глазах клиентов ресторана. Но иначе быть не могло. «В любви надо действовать так, как диктует сердце, – оправдывалась она перед собой вечером, – а мое диктует нечто совершенно иное».

* * *

«Покупаю!» – наконец решилась она и принялась осторожно снимать платье. В этот день Александр устраивал ужин для знакомых. У Эвы уже была возможность познакомиться с некоторыми из них, так как Алекс начал вводить ее в круг своих друзей. Со времени извержения вулкана в тишине библиотеки они начали встречаться. Это казалось неправдоподобным, тем не менее стало фактом, хотя иногда Эва щипала себя за руку, чтобы убедиться, что все происходит на самом деле.

* * *

– Откуда я, к черту, возьму гуся, ну откуда?! – Малгожата металась по кухне злая как оса.

Она была более чем уверена, что за таким сложным заказом стоит эта ужасная деревенская девица, которая с недавних пор орудует здесь как у себя дома. Уж лучше бы потаскуха Патриция, у которой грудь чуть ли не вываливалась, – она хоть немного светская, не то что это чучело из деревни. Вдобавок из обыкновенной семьи. Малгожата знала, в чем тут дело. Захотелось за господским столом посидеть. Возле Алекса погреться. Но она, Малгожата, не будет на это спокойно смотреть. Она уже не раз убеждалась, что пан Алекс слепой, но что настолько слепой, не думала, – мысленно причитала она, немилосердно стуча кастрюлями, так что даже не услышала, как в кухню вошел Александр.

– Малгожата! – позвал он, перекрикивая шум. – Есть гусь!

– Что? – не расслышала экономка.

– У нас есть гусь! – Его лицо светилось от радости. – Я обзвонил хозяйства, и сюда уже едет парень с мясом на ужин. Я же говорил, что нет повода для паники. Есть Интернет, есть решение. – Он похлопал ее по плечу. – Развеселись. Злость вредит красоте.

Та что-то невыразительно буркнула и отправилась искать противень.

Малгожата любила готовить, разумеется. В этой деятельности она полностью реализовывалась. А когда видела на лице Александра выражение блаженства, появлявшееся во время поглощения приготовленных ею деликатесов, то чуть не лопалась от гордости. Запеченная дичь, великолепные супы на густых отварах, свежие салаты из помидоров и огурцов, ароматные куличи и пахнущие маслом фруктовые тарты – да, Малгожата была мастером своего дела. Время от времени она изумляла Алекса чем-нибудь из богатого репертуара силезской кухни, которую знала наизусть. А ему журек и рулет с клецками всегда поднимали настроение.

Улыбка удовлетворения на лице пана Алекса радовала ее большего всего в мире, но сегодня Малгожата явно была не в настроении, так как не любила эти, к счастью редкие, званые ужины, которые время от времени устраивались в Венжувке.

Готовка – это одно, но потом надо же еще и на стол подавать. А это Малгожата ненавидела всей душой.

А хуже всего было прислуживать девицам, которые распоряжались тут время от времени. Как будто они не знают, что в этом доме есть место только для одной женщины! И оно давно занято.

Из кухни уже доносился аппетитный аромат жаркого и свежих трав, когда гости начали парковать дорогие автомобили на подъездной дорожке у входа в дом. Малгожата осторожно выглянула в окно.

– Вот же черт! – выругалась она себе под нос при виде длинноволосой блондинки.

Мартина появлялась здесь время от времени с мужем Юлеком, спарринг-партнером Алекса, с которым они уже много лет играли в теннис. Пана Юлека Малгожата любила, да, он был обаятельный и даже когда-то поцеловал ее руку, все потом долго смеялись, но Мартина – это кара небесная. А ее смех – уши лучше затыкать ватой, а стекло заворачивать в старые газеты, чтобы не треснуло.

Из второго автомобиля вышел также известный Малгожате Иво, кинопродюсер, со своей длинноногой и слишком худой, чтобы выглядеть здоровой, девушкой Юлией. У Иво неподалеку от конезавода в Марадках был дом, куда он часто приглашал Алекса. «Иво? Что это вообще за имя?» – Малгожата сначала удивлялась, но со временем привыкла. Иво пришелся ей особенно по вкусу, когда позвонил Алексу с просьбой одолжить Малгожату на какой-то прием. «Никто не готовит говядину так, как вы, пани Госенька», – сказал он тогда, и она была на седьмом небе. А эта утопленница, его будто бы невеста – сжалься, Господи! – вот эта худорба, два листика салата съест, глотком воды запьет, а потом ходит на сторону и известно, что там вытворяет. «Где у этих мужиков глаза, ну где?» – ворчала Малгожата, заглядывая в духовку, чтобы полить румяного гуся соусом.

К дому подъехал последний гость – Матеуш, реставратор мебели, а также, как оказалось, заядлый путешественник, поместье которого тоже находилось неподалеку от Мронгово. Малгожата слышала, что Матеуш работал когда-то в Варшаве, но ему все надоело и он переехал на Мазуры. «Интересно, когда он отсюда с криком сбежит?» – часто думала она, пытаясь понять, чем руководствуется человек, отказывающийся от жизни в столице в пользу деревни на краю света. «Люди бывают очень странными», – подвела экономка окончательный итог.

Однако все эти гости – ничто по сравнению с проклятой дочкой Охников, которая, как запах псины, каким-то образом проникла в дом и с недавнего времени чувствовала себя тут еще свободнее, чем раньше. Малгожата ужасно злилась. Где же это видано, чтобы такой пан, как Алекс, с такой… Ей не хватало слов, чтобы выразить свое отвращение!

Когда она начала ходить сюда на работу, то еще поджимала хвост, не была такой самоуверенной – видно, обдумывала, как обвести Алекса вокруг пальца, и добилась-таки своего! Теперь, конечно, тоже по дому в рабочем фартуке бегает и за этой своей плесенью присматривает, но бывает, что и в домашнем халате в кухне показывается или Малгожата застает ее в одной и той же одежде вечером и утром…

От грустных мыслей ее оторвал сигнал духовки, в которой подходил любимый Алексом пирог из дрожжевого теста с малиной. Динь! Малгожата подошла и вынула из нее подросший румяный кулич.

Через минуту Алекс приказал подавать ужин. Малгожата расставила на подносе закуску – мусс из копченой форели с лесными грибами – и понесла в столовую. Ее встретили радостными возгласами.

– Пани Госенька, целую руки! – не сдержался Иво. – Я два дня сидел на диете, чтобы эти деликатесы попробовать.

На суровом лице Малгожаты промелькнула тень улыбки. Алекс негромко поблагодарил ее и сказал:

– Суп можно подавать сразу после этого.

Малгожата кивнула головой и как будто нехотя смерила взглядом Эву, сидевшую за столом возле Алекса. Похоже, куколка купила себе новое платье. Экономка недовольно покачала головой, но никто не обратил на это внимание, поскольку гости наслаждались кулинарным шедевром, который мгновение назад возник перед ними.

Малгожата вернулась в кухню, чтобы налить раковый суп. Конечно, с раками в их округе проблем не было, но сколько же пришлось потрудиться над этим блюдом! И только желая угодить пану Иво, она мучилась с ним полдня.

Экономка перелила густой суп в супницу и, как просил Алекс, отнесла в столовую, где атмосфера стала значительно оживленнее. Она сразу заметила, что от содержимого двух бутылок шампанского, разлитых по бокалам, не осталось и следа. Мартинка, не отличавшаяся, судя по всему, особой стойкостью, захмелела, разговаривала очень громко и смеялась своим ужасным смехом. Бледная Юлия склонилась над все еще полной тарелкой и выглядела очень несчастной. А Эва сидела, положив ладонь на руку Александра, будто так и надо.

«Эх, – подумала Малгожата, – разве можно было подумать, что я стану скучать по Патриции? Но кто угодно, только не эта деревенщина!»

Апогей ужина – гуся, запеченного с яблоками и майораном, – уже несколько подвыпившие гости встретили аплодисментами. И громовым смехом Мартинки. Малгожата с лицом сфинкса пропускала все мимо ушей, с достоинством нарезая птицу тонкими ломтями и подавая гостям.

– Пирог подать на террасе? – уточнила она.

Алекс кивнул.

– И, пожалуйста, охлади еще несколько бутылок шампанского. Похоже, сегодня будем пить только его.

Когда поздно ночью пьяные гости садились в автомобили и, нарушая все правила, уезжали из имения, Малгожата не спала – ждала, пока все разъедутся, чтобы убрать после ужина. Она шла в сторону террасы, когда увидела Эву и Александра, исступленно целующихся в гостиной. Затаившись, Малгожата долго смотрела на них со все возрастающим омерзением. Когда в конце концов они решили перебраться в более укромное место и поднялись с дивана, она услышала, как Эва сказала:

– Никогда в жизни я не была так счастлива.

Малгожата фыркнула и прошла мимо, словно привидение, о присутствии которого никто не подозревает. Впрочем, они были слишком пьяны любовью, чтобы обратить на нее внимание.

 

Глава 13

– Давай, дорогая, рассказывай все подробно! – Сильвия от волнения потирала руки. – Мы совсем недавно виделись, а такие изменения!

Эва улыбнулась, извиняясь.

– Все произошло очень быстро… Я и сама не знаю как, правда. Просто накатилось как снежный ком!

Они сидели в саду Сильвии. Дети уже спали. Гжесека, как всегда, не было дома, якобы поехал куда-то по направлению на Беларусь. Сильвия не очень хорошо знала куда, так как он мало что рассказывал ей о своей работе. От вопросов Эвы она отмахнулась.

– Да ну его, есть столько интересных тем, давай лучше поговорим о тебе!

Они пили знаменитую вишневку, которую каждый год делала мама Сильвии. Алкоголь приятно согревал и терпкой сладостью разливался по телу. Подруга зачарованно слушала рассказ Эвы.

– Да ты что! Серьезно, ты отказала Мареку в ресторане? При всех?

– К сожалению, так получилось.

– Ну ты даешь! – Сильвия покачала головой и добавила вишневки в опустевшие рюмки.

Эва не посвящала ее подробно в начало отношений с Александром, но у Сильвии и так глаза чуть не вылезли из орбит.

– Ну, Эвка! – Она обмахивалась газетой, словно не могла отдышаться. – Ну ты даешь. Ха, ха, ха, ха! Выходит, зеленый сатин сработал! – триумфально бросила Сильвия, и обе рассмеялись.

Она на минутку зашла в дом, чтобы ответить на телефонный звонок. Эва взяла кусочек великолепного пирога с красной смородиной, хит Сильвии, – из дрожжевого теста, пахнущий ванилью, посыпанный вкуснейшим в мире штрейзелем.

– Черт! – Подруга вернулась расстроенной.

– Что случилось?

– Да нет, ничего особенного…

– Сильвия, что? Что-то с Гжесеком?

– Нет-нет. С ним, наверное, все хорошо, хотя я не знаю… – Сильвия грустно покачала головой и добавила: – Звонила Бася, наша учительница физкультуры. Знаешь, мы организовали в этом году лагерь для детей и завтра должны были ехать на отборочный матч в Решель. И тут звонит Бася, говорит, что подвернула ногу и не может ехать, у нее гипс до колена. Черт! – выругалась Сильвия. – Нужен куратор, я одна с такой группой ехать не могу… Вот черт, десятый час, где я кого-нибудь найду?!

Эва размышляла недолго.

– Как думаешь, я подойду?

Сильвия изумленно посмотрела на нее.

– Ты серьезно?

– А почему бы и нет? В конце концов, я тоже в определенном смысле педагог: в прошлом семестре у меня были занятия со студентами, причем исключительно неподатливыми к знаниям, так что это было непросто! – Она рассмеялась.

– Дорогая, ты спасла отборочные матчи нашей гмины! – Сильвия от радости захлопала в ладоши. – Увидишь, это супердети, ты отлично проведешь время. Гарантирую.

Эва кивнула, добавила вишневки и подняла рюмку, провозглашая тост:

– Ну, за мой дебют в роли физкультурницы!

* * *

На следующий день утром на площадке возле школы стояла толпа родителей и детей. Лагерь в деревне в этом году пользовался огромной популярностью. Обычно все, кто не знал, что делать со своими детьми, во время каникул занимали их мелкой работой в поле или по хозяйству. Часто получалось так, что у детей вообще не было отдыха. Благодаря деньгам Европейского союза и средствам, полученным от спонсоров, уже второй год подряд удавалось вытянуть их из дому. В прошлом году Сильвия вела театральный кружок, закончившийся премьерой спектакля по мотивам произведений Тувима и Бжехвы, а в этом году ставку сделали на спорт. Команды мальчиков и девочек в одинаковых футболках с логотипом спонсора, фирмы – изготовителя защитной одежды, как раз садились в автобусы, предоставленные соседней гминой, которая была организатором сегодняшнего турнира.

Эва помогала самым маленьким занимать места в автобусе. Возникла некоторая суета, так как для многих это была первая самостоятельная поездка и некоторые малыши готовы были расплакаться. Эва как раз утешала маленького мальчика. Оторванный от мамы, стоявшей за окном автобуса, он заявил, что никуда не поедет. Она разговаривала с ним и, улыбаясь, рисовала потрясающую картину поездки, пока малыш, помахав волнующейся маме, не согласился сесть на свое место. Эва погладила его по голове и сказала:

– Сейчас поедем, садитесь на свои места.

Сильвия суетилась без устали, разрываясь между детьми и родителями. Наконец отправились. Ехали недолго, через полчаса были уже в Решеле. Дети по очереди выходили из автобуса. Эва ставила их парами, пытаясь совладать со все возрастающим оживлением и криками.

– Ох, Сильвия, это значительно сложнее, чем объяснять студентам основы микологии! – Эва рассмеялась.

– Я тоже так считаю, но не хотела отбить у тебя охоту, – многозначительно подмигнула подруга.

Через несколько часов, счастливые и уставшие, с серебряным кубком за почетное второе место они снова садились в автобус. Эва и Сильвия, надорвавшие горло от криков, которыми поддерживали свои команды, и измученные, как после целого дня тяжелой физической работы, еще должны были передать детей родителям.

Этот день был по-настоящему сумасшедшим. Эва настолько вжилась в роль куратора, что в какой-то момент даже выбежала на поле, чтобы поспорить с судьей, который, по ее мнению, неправильно назначил штрафной. После каждого гола она прыгала как сумасшедшая и немилосердно орала, как лучшие комментаторы, иногда в последний момент сдерживаясь, чтобы не выкрикивать проклятия, как настоящий болельщик. Дети были от нее в восторге. Маленький Михал, которого Эва утешала в автобусе, во время матча команды девочек все время сидел рядом, наблюдая за ее живой реакцией. Когда девочки в последнюю минуту перед свистком забили гол и сравняли счет, Эва с Михалом, к всеобщему восторгу, станцевали дикий танец радости, к которому присоединилась команда мальчиков.

– Давно я так не развлекалась, – прохрипела Эва Сильвии, когда они, наконец собрав детвору, заняли места в автобусе.

Михал всю дорогу сидел возле Эвы и рассказывал о себе и своей семье. Она прекрасно знала его родителей. Магда, которая была чуть старше нее, забеременев, рано вышла замуж, еще в выпускном классе. Она так и не закончила школу, поскольку вскоре после Михася появилось еще двое детей и времени, энергии и силы на сдачу выпускных экзаменов уже не хватало. Жили они в небольшом доме возле дороги на деревню Свента-Липка. Отец Михала решил вести хозяйство новаторским способом и принялся применять экотехнологии. Он выращивал овощи, рапс и как-то справлялся. Маленький Михал очень забавно рассказывал о работе отца. Конечно, он ничего не понимал в экоземледелии, но явно гордился папиными овощами и коровой Малиной – любимым животным в хозяйстве.

Эва была под сильным впечатлением от детей, особенно от Михала. Разговаривая с ним, она думала о том, насколько была несправедлива, равняя всех под одну гребенку. Она все больше убеждалась, что среди местных были и те, кто оставался здесь не потому, что был слишком ленивым или ограниченным, чтобы добиваться большего, – просто эти люди хотели жить в этом месте, делать здесь что-то сто́ящее и со всем этим чудесно справлялись.

– Знаешь, Сильвия, я даже начинаю завидовать, что у тебя такая работа, – сказала она подруге на прощание. – Ты делаешь действительно хорошее дело.

Сильвия только пожала плечами и улыбнулась.

– Да ладно, ничего особенного. Спасибо за помощь, из тебя получился хороший куратор, пани Эва. – И спросила, поцеловав подругу в щеку: – Тебя точно не надо подбросить домой?

– Нет, спасибо. – Эва забросила сумку на плечо. – Хочу пройтись.

– Тогда до следующей вылазки. У нас в плане поездка в аквапарк, так что поищи купальник, – пошутила Сильвия.

А Эва подумала, что это неплохая идея. Дети такие классные, обидно было бы не встретиться с ними снова.

* * *

По дороге домой Эва заметила впереди Марусю с покупками, внешний вид которой поистине взывал к Небу. В солнечном свете ее флуоресцентные гетры и блузка с блестками сверкали, как копеечные украшения.

– Маня, подожди! – закричала Эва, увидев эту экстравагантную фигуру в отдалении. – Ма-а-аня!

Та остановилась, опустив тяжелые сумки на проселочную дорогу.

– Как дела, систер? – спросила она, жуя жвачку, из которой тут же надула большой пузырь. Он лопнул, облепив ей пол-лица тонкой пленкой.

Маруся втянула пузырь в рот и снова начала жевать. Эва смотрела на все это с отвращением.

– Маня, это же негигиенично, – сказала она сестре, которая только пожала плечами.

– Да ладно, не преувеличивай! Негигиенично жевать жвачку с чужого лица. Я уже этого не делаю.

– Боже! – охнула Эва. – А раньше делала?

– Конечно, весь класс делал. – Маня не видела в этом ничего странного. – Знаешь, Эвка, тебе, наверное, кажется, что весь мир должен быть таким же стерильным, как эти твои лаболатории.

– Лаборатории, – машинально исправила Эва. – Запомни, наконец. Впрочем, не важно. Давай сумку, помогу нести. – Она подняла одну и охнула. – Иисус, ты что, купила каменный уголь?

Минуту они шли молча, потом Марыся не выдержала и выпалила:

– Эва, черт, скажи мне честно, ладно? Положа руку на сердце… Ты ходишь с этим Александром?

Эва с трудом сдержала смех.

– Хожу?

– Иисус… Ну, вы встречаетесь? – Марыся закатила глаза, осуждая ее непонимание и общую отсталость.

– Хм…

Эва минуту помолчала. Подобная форма определения отношений двух людей не очень соответствовала тому, что происходило между ней и Алексом, но в определенном смысле Марыся была права, они встречались.

– Ну, в общем, видимо, встречаемся, – признала она, смеясь.

– Yes! – Манька с видом победителя подняла сжатый кулак.

– И что тебя так радует? – удивилась Эва.

– А я поспорила, – ответила та и моментально прикусила язык.

– Что?

– Да нет, ничего такого…

Но от Эвы не удалось так легко отделаться.

– О нет, сестричка, теперь не выкрутишься.

Маня тяжело вздохнула, видя, что Эва не отступится.

– Ну, мы с Ханкой поспорили. Я поставила на то, что вы встречаетесь и ты станешь его женой, а Ханка – что нет. Она считает, что это ме… ме… ме… Черт, как это называется? Меза что-то…

– Мезальянс? – подсказала Эва, не веря собственным ушам.

– О, точно! – обрадовалась Маня. – Именно так она и сказала: типа царевич женится на лягушке. Или как-то так.

– Я ей дам лягушку! – Эва рассвирепела. – Что это вообще такое? Пари? Заняться вам нечем? – раздраженно повысила она голос.

Марыся остановилась и посмотрела на сестру.

– По-моему, это нормально, что мы интересуемся твоими делами, ведь ты нам ничего не рассказываешь. Только пропадаешь днями и ночами. Так что, sorry, но что мы должны думать? Что вы рыбу ловите в озере на рассвете? – Она рассмеялась, сочтя шутку удачной, но через мгновение стала серьезной. – Тебе просто на нас наплевать, а еще папа говорит, что ты стыдишься семьи и поэтому исчезаешь, никого не предупредив.

С прямолинейностью Мани бороться было сложно. Эва смутилась и ничего не ответила, так как не знала, что сказать. Девушка чувствовала, что Маня права: она прятала семью от Александра, поскольку в глубине ее души жила уверенность, что встреча этих двух миров закончится катастрофой.

Они шли, не говоря больше ни слова, по дороге между шахматными досками полей разных оттенков зелени и золота. Эва пыталась прогнать грустные мысли, но слова Мани крутились в голове, как навязчивая мелодия, от которой невозможно отделаться.

Вечером позвонил Александр. Увидев его номер, Эва вскочила со стула в кухне и убежала в комнату, плотно закрыв за собой дверь.

– Как дела? Вы победили? – поинтересовался он.

– Мы заняли почетное второе место. – В голосе Эвы слышалась подлинная гордость. – Слушай, это чудесные дети! В них столько энергии, и, знаешь, они действительно признательны, что им уделяют время. Сильвия после смерти попадет прямиком на небо за то, что тут для них делает.

– Я тоже так думаю, – согласился Александр.

Тут Эва услышала шум со двора.

– Подожди минутку, – бросила она в трубку и выглянула через окно.

Пес ужасно лаял. Наверное, отец возвращался из бара с кем-то из приятелей. У Азора была прямо-таки аллергическая реакция на пьяных. На всех, кроме отца.

Эва смущенно покачала головой. Ну и как, к чертовой матери, она должна представить семью Алексу, если все обстоит так? Она сделала глубокий вдох и вернулась к телефону.

– Алекс? Извини, я уже здесь.

– Слушай, – продолжал глубокий голос в трубке, – я звоню, чтобы ненадолго вытащить тебя из дому. Что скажешь? Нам надо поговорить. И не по телефону.

– Что случилось? – Эва испугалась и почувствовала, как по спине пробежал озноб. «Нам надо поговорить» – эта фраза никогда не означает ничего хорошего…

Отец в сопровождении ластящегося Азора неуверенным шагом плелся по двору.

Алекс, видимо, почувствовал, как у нее изменился голос.

– Ничего не случилось, глупыш. Ну ты и трусишка! – Он рассмеялся. – Нам просто надо поговорить. Приехать к тебе?

– Я сама приеду. На велосипеде. Хочу немного подвигаться, – поспешно ответила Эва, предпочитая не давать семье очередного повода для заключения пари.

Она торопливо надела толстовку и бросила сидящей на крыльце Ханке: «Я еду к Сильвии и не знаю, когда вернусь».

Ханка подняла глаза от книги, которую как раз читала, и смерила сестру пристальным взглядом.

– Ага, – сказала она и вернулась к чтению.

– Что «ага»? – Эва почувствовала ироническую нотку в ее голосе. – Что «ага»?!

Ханка поверх книги бросила на сестру взгляд типа «ты хорошо себя чувствуешь?» и не удостоила ее ни словом в ответ. Только с сожалением покачала головой и плотнее завернулась в одеяло, так как вечерний холод становился уже ощутимым.

* * *

Когда Эва добралась до поместья Александра, запыхавшаяся и сбитая с толку догадками, о чем он хочет срочно с ней поговорить, то вместо любимого увидела… его грозного цербера. Малгожата, как всегда гротескно одетая и причесанная, поливала цветы на крыльце. Издалека она напоминала польский вариант Мэри Поппинс или, по меньшей мере, Барбару Нехциц из «Ночи и дни». При виде ее Эва страшно расстроилась, так как, честно говоря, экономка была последним человеком, которого она хотела бы сейчас встретить. Девушка и так уже нервничала – неожиданная просьба Александра о встрече и разговоре была нетипичной. А с этой пани без ненужной перебранки наверняка не обойдется. Эва сжала губы и под пристальным взглядом экономки прислонила велосипед к стене дома.

– И куда это ты ставишь свой металлолом? – услышала она, как только велосипед дотронулся до стены.

Эва медленно обернулась, мысленно считая до десяти, чтобы не взорваться.

– Добрый вечер, – сказала она, стараясь говорить спокойно.

– Кому добрый, тому добрый. – Малгожата демонстративно повернулась к Эве спиной. – Возьми эту рухлядь и переставь.

– Но куда? – Эва решила не позволить себя спровоцировать.

– За дом.

– Можно узнать, почему именно за дом?

– А что, сама не понимаешь? – Малгожата обернулась и надменно посмотрела на девушку. – Эта деревенская рухлядь сюда подходит, как корове седло. А ну вон со двора с этим хламом, это не вход для прислуги!

Эве хотелось заорать и броситься на вредную бабу с кулаками. Вместо этого она только стиснула зубы и отвела велосипед за дом. А потом вошла, изо всех сил хлопнув дверью.

Александр сидел в кабинете, склонившись над ворохом бумаг. В ушах у него были наушники. Со светлыми волнистыми волосами, падающими на лицо, в обычной серой рубашке и джинсах он выглядел по-домашнему, и его вид немного успокоил Эву. Она подождала минутку, глядя, как Алекс что-то чертит и пишет, потом тихонько подошла сзади и закрыла ему глаза ладонями.

– Что?! – как ошпаренный крикнул он, стряхивая ее руки. – Эва, это ты! Любимая, прошу, никогда так не делай!

– Извини! – Изумленная его реакцией, Эва почувствовала себя как ученик, застигнутый на списывании. – Я не хотела тебя напугать.

Александр опомнился.

– Нет, это ты меня извини. Сам не знаю, почему я закричал. Наверное, просто переработал. Или у меня паранойя. – Он засмеялся.

– Наверное, если бы я держала дома столько ценных вещей, у меня тоже была бы паранойя. – Эва погладила его по щеке. Страх, который она почувствовала после телефонного разговора, стал сильнее. – Я больше не буду тебя пугать, обещаю.

Алекс стал из-за стола. Он был каким-то другим, раздраженным.

– Идем отсюда, – потянул он ее за руку. – Ты тепло одета? Может, поедем к озеру?

Эва застегнула толстовку под горло.

– Деревенские дети всегда соответствующим образом одеты. Я тоже. – Ей пришлось очень постараться, чтобы ответить с легкостью; в действительности ей было совсем не до смеха.

Проходя через террасу в задней части дома, они наткнулись на Малгожату, которая теперь поливала цветы там.

– Мы идем на прогулку, приготовите нам что-нибудь перекусить? – попросил Алекс.

Экономка ответила ему самой сладкой из улыбок.

– Конечно, пан Алек.

Эва подумала, что ее сейчас стошнит от этой сладости. Вот же двуличная тварь! Алекс, потянув девушку за руку, пошел вперед, и на лице Малгожаты не осталось и следа улыбки. Она проводила их уничтожающим взглядом.

Эва, уходя, краем глаза поймала этот взгляд. Ей так хотелось повернуться и сделать оскорбительный жест, но обстоятельства этому не благоприятствовали, так что она просто крепче прижалась к Алексу, надеясь, что вредная баба хорошенько это запомнит.

Александр молчал, только ускорил шаг, так что Эва еле за ним успевала. Пытаясь прервать тишину, которая становилась все более невыносимой, Эва рассказывала ему о поездке с детьми, об экологических хозяйствах, которые появились в округе, о Сильвии. Алекс слушал, но создавалось впечатление, что мыслями он где-то далеко. Впереди уже виднелось голубеющее в вечернем сумраке озеро.

В конце концов Эва остановилась прямо перед Александром, поправила пряди, непокорно падающие ему на глаза, и сказала:

– Все, хватит! Немедленно скажи, в чем дело, или я возвращаюсь домой.

Алекс опустил голову и вздохнул.

– Собственно…

Эва сделала два шага назад и уперла руки в бока.

– Алекс, пожалуйста, не перегибай палку. Говори, что должен. Пусть это поскорее закончится.

В голове у девушки разыгрывались мрачные сценарии: наверное, он хочет с ней порвать, ведь с самого начала было понятно, чем должны закончиться их отношения. Она ждала самого худшего.

– Эва, послушай… – Алекс подошел ближе и протянул к ней руку. – Я сомневаюсь, как ты это воспримешь. Я уже знаю, какая ты гордая.

Эва пыталась унять дрожь.

– Продолжай…

Он вздохнул.

– Боюсь, ты со мной не согласишься, может, посчитаешь, что это… сам не знаю, что ты можешь об этом подумать… но… – Он снова замолчал, а Эва внутри прямо кипела. – В общем, с некоторых пор я все думаю… Я вижу твою жизнь, вижу, как вы боретесь с проблемами после смерти мамы… – говорил Алекс, глядя не на нее, а куда-то в сторону. – Я подумал… что хотел бы вам помочь.

Эве показалось, что она ослышалась.

– Что ты сказал?! – спросила девушка, хотя в глубине души чуть не кричала от радости, что это просто больное воображение подбросило ей мрачный сценарий! Боже, он совершенно не это имел в виду!

– Ну вот, – Алекс покачал головой. – Я знал, что ты разозлишься…

– Ну о чем ты говоришь… – Эва чувствовала себя потерянной. – Ты можешь мне объяснить, к чему клонишь?

– Я хотел бы финансировать первый курс лечения Бартека. Я верю, что нам удастся найти деньги на дальнейшее лечение. У меня уже есть несколько идей, расскажу по порядку. Но сначала я хочу предложить вам средства на начало лечения. Я уже поговорил с партнерами. У «Heritage» есть специальный благотворительный фонд, и мы передадим средства фонду, опекающему Бартека.

Эва онемела. Казалось, ее ноги приросли к земле и переплелись с корнями орешника, растущего на берегу озера.

– Алекс, Алекс… – шептала она, снова и снова повторяя его имя.

– Это я, – улыбнулся он и наконец посмотрел на нее. – Ну, что скажешь?

– Я… Я не знаю, что сказать… Алекс, но почему ты это делаешь?

Он удивленно посмотрел на Эву, словно она спросила, почему вечером надо ложиться спать, а утром вставать.

– Это очевидно. Мы же вместе.

– Ты чокнутый! Ты правда сумасшедший! – До Эвы медленно доходило, что она только что услышала. – Алекс, ты не представляешь, что это для меня значит!

– Так ты согласна? Ты принимаешь мою помощь? – Алекс должен был в этом убедиться.

– Да! Да! Ты чудесный! – Эва бросилась ему в объятия. – Мы спасем Бартуся! – Слезы текли по ее щекам. – И знаешь что? Ты должен наконец познакомиться с моей семьей. Приглашаю тебя к нам на обед. Это надо отпраздновать!

И тут же до нее дошло, что это означает.

– О боже, то есть… Алекс, если не хочешь, то не надо… Моя семья – это… – Эва не знала, что сказать. – Ну, знаешь…

– Малышка… – Александр сжал ее плечи и спокойным голосом продолжил: – Во-первых, успокойся, а то ты трясешься, как осина на ветру. А во-вторых, конечно, я хочу познакомиться с твоей семьей.

Эва прижалась к нему.

– Алекс, что бы я без тебя делала?!

Он ничего не ответил, только поцеловал ее в макушку.

* * *

– Пани Мечислава, а желирующий сахар еще будет или это уже остатки? – В магазине, как всегда, крутились несколько человек. – А то у меня столько груш на варенье, что, наверное, и банок не хватит. – Пожилая женщина в оранжевом свитере пристальным взглядом обвела полки. – Я бы и десять упаковок взяла.

– Дорогая пани, столько не будет. – Пищикова покачала головой. – Все хотят понаделать варенья и джемов, и желирующий сахар, скажу вам, уходит как вода. Придется заказать на оптовом складе. Вчера экономка ксендза взяла штук двадцать, если не больше.

– Ну да, у ксендза должны быть запасы на случай, если кто-нибудь из консистории приедет или еще что, – пожилая женщина кивнула, – так что удивляться нечего. Но запишите, соседка, мой заказ.

– Уже пишу. – Пани Мечислава взяла знаменитую тетрадь, куда скрупулезно записывала долги клиентов, которым нередко не хватало денег, и особые заказы. Например, как только рекламу хрустящих хлебцев со вкусом гамбургера показали по телевизору, за ними сразу примчалось, наверное, человек десять детей, которые были ужасно разочарованы отсутствием их в магазине.

– Смотрите, старшая дочка Охников идет, – кивнула соседка в сторону окна. – Говорят, она к этому миллионеру не только на работу бегает, слышали?

Пани Пищикова подняла глаза от тетради и посмотрела на Эву, которая как раз переходила площадь перед костелом.

– Я об этом ничего не знаю, она мне не исповедовалась.

Соседка была явно разочарована ответом продавщицы, но недолго, так как через мгновение пани Пищикова добавила:

– Но мой старший видел их в Марадках, ездил туда ковать лошадей. Так он говорил, что смотрит, а тут Эва. Сидит с ним, то есть с этим Кропивницким, вино пьет, объятия, хиханьки-хаханьки… Я так скажу, соседка: по-моему, в этом нет ничего хорошего. Чего она, глупая, лезет к такому в постель, если в деревне столько парней? Вот хоть мой Рысек. Профессию имеет, деньги не спускает, пить не пьет, бить не бьет. Что у этих девиц в голове сейчас творится?..

Обе женщины стояли, сложив руки на груди, кивали головами в подтверждение своих слов и смотрели на приближающуюся к магазину девичью фигурку.

Как только Эва открыла дверь и вошла, обе вернулись к своим занятиям: пани Пищикова склонилась над тетрадью, а покупательница продолжила безрезультатные поиски желирующего сахара для варенья.

«Иисус, что еще?» – подумала Эва и подозрительно огляделась.

– Добрый день, – сказала она громко. – У вас есть сметана, тридцатка?

– Сейчас посмотрю, золотая. – Продавщица направилась к холодильнику. – А что, дорогая, десертик какой-то готовишь?

– Нет, это для оладий.

Эва никак не могла привыкнуть к въедливости этой женщины.

– Ах, оладьи… Есть сметана. Так что, две упаковки хватит?

– Четыре, пожалуйста.

– Аж четыре? Ну-ну… А что, гости будут на обед?

– Нет, я просто люблю сметану. – Эва постепенно теряла терпение. – Хорошо, дайте мне еще дрожжи, молоко, порошок для выпечки. Да, этот годится. Спасибо.

– На пирог?

– Нет, наша собака любит иногда пожевать дрожжи.

Пани Мечислава, услышав в голосе клиентки неприязнь, ничего не ответила. Эва заплатила, упаковала покупки в сумку и с облегчением вышла из магазина.

Женщины красноречиво переглянулись.

* * *

Когда Эва сказала, что хочет пригласить Александра на обед, реакция домочадцев была как минимум предсказуемой. Ханка, фыркнув, заявила, что только через ее труп и что у нее нет ни времени, ни желания жертвовать вечером ради какого-то ловеласа. Маня тут же начала думать, что можно приготовить по такому случаю, но в первую очередь – что надеть. А отец испугался. Он никогда не был силен в условностях светской жизни. «Я деревенский дикарь», – говорил он, если в прежние времена мама пыталась уговорить его сходить, например, в кино в городе. Лучше всего он чувствовал себя с бутылкой пива, в окружении равных, когда не нужно было стараться произвести впечатление. С тех пор как Эва объявила об обеде, от волнения Тадеуш практически перестал есть. К тому же ему пришлось пообещать дочери, что он не напьется и будет вести себя прилично.

– Папа, это особый случай. У Алекса есть для нас хорошие новости. Пожалуйста, не подведи меня.

Для Тадеуша это было огромным переживанием. Он настолько старался держать марку, что, когда ЭТОТ день наступил, чувствовал напряжение во всем теле.

Эва с Маней вычистили дом до блеска. К счастью, визит Александра был для Марыси настолько захватывающим событием, что она перестала становиться в позу пресыщенного подростка и от всей души взялась за подготовку. Прежде ее большой страстью была готовка, заброшенная теперь, к отчаянию Эвы, в пользу значительно менее продуктивных интересов. Но сейчас наступил момент, когда давнее увлечение получило шанс вернуться.

После долгих дебатов о меню пришли к выводу, что Алекса трудно удивить чем-то изысканным, так как он везде был и все знает. Но наверняка его сердце можно завоевать тем, в чем Маня просто архимастерица, – ее знаменитыми пышными, хрустящими, золотыми, как солнце в августе, картофельными оладьями. Рецепт этого кулинарного шедевра оставался Маниной тайной, как и рецепт пирога из дрожжевого теста со штрейзелем, настолько классного, что тот, кто его попробовал, уже не хотел ничего другого.

Тадеуш смотрел на дочек, занятых подготовкой к встрече, и все больше опасался, что не справится с поставленным перед ним заданием. Он вышел на крыльцо и тяжело присел на деревянную скамью. В огороде в гамаке лежала Ханка, которая проигнорировала сегодняшний визит и не собиралась принимать участие в подготовке к нему. Отец иногда восхищался ее ассертивностью. «В кого у нее это?» – удивлялся он.

Он сидел так довольно долго, не зная, чем заняться. И тут ему пришло в голову, что если выпить немного пива, то никто этого не заметит, а он хоть немного расслабится. Да, это хороший план, одно пиво – и хватит. Просто для куража. Тадеуш довольно хлопнул руками по коленям, поднялся, вышел через калитку и направился в Ваплево.

«Ну, будет весело», – подумала Ханка, наблюдавшая за ним из гамака.

* * *

Все было уже более или менее под контролем и приближался час, когда Эва должна была пойти за Алексом, чтобы вместе появиться на обеде. Подойдя к Мане, она расцеловала ее в нарумяненные щеки.

– Да ты просто мастерица! Мама гордилась бы тобой, ты настоящая хозяйка!

У Мани на глаза навернулись слезы.

– Ты серьезно так думаешь?

– Серьезно. Никто не может с тобой сравниться.

– Спасибо, Эва. – Маня хлюпнула носом. – Я никогда не буду такой умной, как ты, но оладьи у меня действительно получаются лучше. – Она улыбнулась, и Эва громко рассмеялась.

– Знаешь, Марыся, я слишком долго думаю, а ты просто действуешь, такая между нами разница. Ладно, я переодеваюсь и еду за ним.

Выйдя из дому, Эва увидела Ханку и подошла к ней.

– Ханя!

Ответом ей было бурчание сестры:

– М-м…

– Я иду за Алексом. Когда мы придем, прошу тебя…

– О чем?

Эва умоляюще посмотрела на сестру.

– Ханя, я не знаю… Наверное, чтобы ты вела себя прилично.

Та подняла глаза от книги и бросила на сестру безжалостный взгляд.

– Прилично? А ты знаешь, что это означает?

Эва выдержала ее взгляд.

– Да, хорошо знаю. И ты тоже знаешь.

Ханка фыркнула. Эва наклонилась к ней и с серьезным видом произнесла:

– Я знаю, что ты не такая, что это только глупая поза и я для тебя важна так же, как ты для меня. Поэтому, прошу, не подведи меня.

Она ушла, чувствуя, как комок встал в горле. Ею овладевало плохое предчувствие. К тому же Эва нигде не видела отца. Этого она боялась больше всего. Однако уже не было времени его искать, пришло время отправляться за Алексом. Эва окинула дом взглядом.

– Иисус… – вздохнула она и села на велосипед.

Однако не всё ополчилось против нее, так как на этот раз вместо Малгожаты, которая в последнее время постоянно выходила навстречу, Эва увидела Алекса, стоявшего на лестнице и разговаривавшего по телефону. Увидев ее, он помахал рукой и показал, что уже заканчивает разговор.

Эва оперла велосипед о стену – да, именно там, где его нельзя было ставить! – и подошла к любимому. Он оделся элегантно, но скромно, и Эва была ему за это благодарна.

– Рышард, я больше не могу разговаривать, – решительно сказал Алекс в трубку. – Нет, не сейчас, до завтра меня ни для кого нет. – Он отключился и вытер лоб ладонью. – Уф… Извини, у нас авария с одним из инвесторов. Не о чем рассказывать. – Он махнул рукой и поцеловал Эву в лоб. – Готова? Отправляемся?

Она кивнула.

– Заберем его? – Алекс посмотрел на стоявший под стеной велосипед.

– Нет, пусть останется здесь, заберу в следующий раз, – сказала Эва, со злорадством думая о том, как это взбесит Малгожату. – Алекс, – сказала она, когда «рендж ровер» уже отъезжал от дома, – я им ничего не сказала, хотела, чтобы ты сам объявил.

– Ох, я думал, что с этим уже покончено, – сказал он, выкручивая руль на выбоинах.

– В конце концов, это твоя добрая весть. – Эва улыбнулась.

Минуту ехали в молчании.

– Знаешь, я не могу не думать, почему ты это делаешь… – прервала тишину Эва.

– Пожалуйста, давай больше не будем об этом, – безуспешно пытался прервать ее Александр.

– И, наверное, уже знаю, – продолжала Эва, несмотря на протесты. – В конце концов, ты сам отец, ты можешь это понять, – сказала она и тут же прикусила язык. «О черт! Что я говорю!»

Лицо Алекса окаменело. Он остановил автомобиль на обочине и повернулся к Эве.

– Откуда ты знаешь?

У нее в голове было совершенно пусто. Не могла же она сказать, что однажды, подчинившись какому-то глупому импульсу, обыскала его кабинет. Эва понятия не имела, что на нее сейчас нашло. Воспоминание о старых фотографиях, найденных в ящике стола Александра, раз за разом возвращалось, однако она никак не могла набраться смелости, чтобы спросить о них. Алекс никогда не поднимал эту тему, и Эва, спрашивая, невольно дала понять, что копалась в его вещах… Ну что же, теперь призналась.

Он сидел с непроницаемым выражением лица. Это продолжалось бесконечно долго. Эва чувствовала себя косулей, парализованной фарами автомобиля, под колеса которого неосторожно выскочила. Она не могла пошевелиться, могла только ждать. Что он скажет? Что сделает?

– Давай вернемся к этому в другой раз, – наконец негромко проговорил Алекс. – Я не готов это обсуждать. – У него задрожал голос, а Эве показалось, что она видит в его глазах слезы.

Эва съежилась, испугалась. Что она натворила! Идиотка, не умеющая держать язык за зубами! Видимо, много лет назад с его детьми случилось что-то ужасное, что-то такое, что вызвало столь сильные и болезненные эмоции. А она по своей беспросветной глупости разбудила их снова, причем по дороге на обед, который был так важен. Эва хотела бы протянуть руку и погладить его по голове, но не могла даже пошевелиться.

– Извини, – прошептала она.

– Нет, это я должен просить прощения, что так долго об этом молчал. – Алекс посмотрел на нее. – Ты имеешь право знать. Обещаю, мы поговорим об этом, только дай мне время. Просто дай мне немного времени…

– Конечно, – сказала Эва.

– Тогда едем, перед нами сейчас стоит другая задача.

Они снова отправились в путь. Через мгновение Алекс сказал:

– Слушай, я думаю, пока нужно выбросить мысли об этом из головы. На три-четыре забываем об этом разговоре, хорошо? И когда-нибудь, когда будет более подходящее время и место, вернемся к нему. Не забивай этим свою красивую головку, хорошо?

Эва была благодарна Алексу за то, что позволил ей выйти из двусмысленного положения, сохранив лицо, и согласилась.

– Значит, договорились, – подытожил Алекс. – А теперь показывай дорогу, а то я что-то путаюсь.

У дома, громко гавкая и прыгая на дверцы автомобиля, их встретил Азор.

– Неплохая псина, – с одобрением сказал Алекс.

– Любимец, – улыбнулась Эва.

Неожиданно раздался звонок. Алекс вынул телефон из кармана и посмотрел на дисплей.

– Черт, надо ответить. Извини, это юрист по очень важному делу.

– Конечно, отвечай. Я пока посмотрю, что там делается.

Подойдя к дому, она увидела гревшегося на крыльце отца. «Благодарение Богу, нашелся», – она вздохнула с облегчением. Поза Тадеуша была какой-то тяжелой, усталой. Но вот он открыл глаза и, увидев дочь, покраснел. Слишком явно. Эва внимательно присмотрелась к нему.

– Ты пьян?

– Какое там пьян, Эвуся. Где же твой кавалер, как его… Кропивницкий?

– Как ты мог так поступить?! И именно сегодня! Я так просила, чтобы ты ничего не натворил. – Эва не выдержала и повысила голос.

Хорошо, что Алекс все еще разговаривал по телефону. Может, пойти туда и прежде, чем он тут появится, отменить этот проклятый визит?

Тадеуш смутился.

– Эвуля, ну извини, пару пива выпил для куража. Не злись, мы справимся. Смотри, дочка, все нормально.

Отец встал и, пытаясь доказать, что не пьян, принялся демонстрировать свою способность передвигаться по прямой. Эва отправила его под кран умыться. Через несколько минут, похоже, он кое-как привел себя в порядок. Даже надел белую рубашку. Зато Марыся в флуоресцентном платьице, настолько обтягивающем, что выглядела как пасхальный окорок, вызвала в Эве некоторую панику. Однако предложение сменить наряд встретило сопротивление.

– Ну что ты, это мое лучшее платье! – фыркнула Маня, благоухая конфетным ароматом дешевых духов.

Эва беспомощно посмотрела вслед исчезнувшей в кухне сестре. Но следовало признать, что стол она накрыла красиво, в центре поставила вазу с недавно срезанными в саду и сильно пахнущими флоксами, и пришлось простить ей выбор наряда. Ханка же не удосужилась даже сменить штаны, испачканные пятнами жира, и надеть чистую одежду. Эва тяжело вздохнула. «Все будет непросто», – подумала она, однако надеялась, что, когда скажет семье о том, что Александр собирается для них сделать, атмосфера сразу изменится к лучшему. Пока же она держала все в тайне – предложение Александра должно стать сюрпризом.

Эва поднялась к герою сегодняшнего дня, еще не знающему, что он виновник происходящего. Домочадцы были так взволнованы встречей с гостем, что совсем забыли о Бартеке. Эва заранее помогла ему нарядно одеться, но после нескольких часов ожидания белая рубашка была покрыта цветными узорами, выполненными с помощью фломастеров, которыми сейчас Бартек старательно рисовал космический корабль на стене над кроватью. Эва только вздохнула.

– Бартусь, идем вниз. К нам приехал Алекс.

Мальчик сразу бросил фломастеры и подпрыгнул, радуясь встрече с полюбившимся ему человеком.

Александр уже вышел из машины, и Эва, умирая от страха, направилась ему навстречу.

Началось знакомство. Александр, как и ожидалось, был на высоте: он каждому нашел что сказать при приветствии, и это получилось совершенно естественно. Пожалуй, за исключением Ханки, которая удостоила его только своим «Бог в помощь». Предупрежденный Эвой Александр принял это с пониманием, после чего Ханка, надутая и обиженная, замолчала окончательно и только бурчала что-то себе под нос, когда к ней обращались. Она демонстративно царапала что-то в разложенной на столе тетради, опустив голову так, что длинные волосы почти закрывали лицо.

Эва закатила глаза. Александр поймал ее взгляд и улыбнулся, как бы говоря: «Не переживай, мы справимся». Все уселись за стол. Эва и Марыся занялись приготовлением оладий, чтобы подать свежие и пышные. Ситуацию спас Бартек, который без церемоний забрался Алексу на колени.

– Когда мы поедем к лошадке? – спросил он.

– Когда хочешь. Можем даже завтра.

– Завтра мы с Бартеком едем на реабилитацию в город, – неожиданно подала голос Ханка с другой стороны стола. Ее красивое тонкое лицо наконец показалось между светлыми прядями. – А перед этим мне надо быть в костеле, я обещала сделать ксерокопии песенников.

– Мы можем поехать все вместе. Потом заедем на конезавод.

– Поедем, поедем! – Намазанное автозагаром лицо Марыси словно посветлело от радости.

– Не будет времени, Маня, – остудила сестру Ханка.

Эве хотелось убить ее взглядом. «Что за противная девчонка!» – подумала она и отрицательно покачала головой Алексу, который все поглядывал на нее, ожидая знака, что уже пора объявить новость. Она чувствовала, что подходящий момент еще не наступил, все время было что-то не так. Эва и сама не могла избавиться от напряжения, испытываемого с самого утра.

Наконец оладьи были разложены по тарелкам, и все принялись есть.

– Великолепно! – восхищался Александр.

Неожиданно отец встал из-за стола. Подошел к буфету и достал из ящика бутылку.

– Так что, пан Александр, по рюмочке?

– О нет, только не это!

Эва вскочила с места. Из-за всей этой суматохи она даже не подумала проверить, не принес ли отец с собой выпивку. Она попробовала отобрать бутылку, но отец неожиданно ловко уклонился. Девушка сообразила, что Александр на них смотрит, и ее залила волна стыда.

– Может, одна не навредит?

Она знала, что навредит, но сил протестовать не было, и злилась на себя, что уступает под натиском стыда. Отец налил в две рюмки – на бутылке даже не было этикетки, но цвет выдавал водку.

– За что? – спросил он, глядя на Александра.

Тот встал.

– Прежде всего хочу поблагодарить за приглашение в этот дом. Как вам известно, я имею честь знать вашу дочь.

Отец, не дожидаясь окончания тоста, выпил. И сразу налил следующую рюмку. Эва в отчаянии смотрела на него.

– Я отдаю себе отчет в том, что для всех это неожиданная ситуация, и хотел бы заверить, что искренне уважаю Эву и желаю ей добра. Поэтому предлагаю тост за тебя, любимая, – обратился к ней Алекс.

– Иисус… – послышалась сдавленный стон со стороны, где сидела Ханка, которая, похоже, даже не заметила, что помянула имя Божие всуе.

Александр выпил, отец тоже – и снова потянулся к бутылке. Эва не выдержала.

– Хватит, папа! – И забрала бутылку со стола.

– Оставь! – Отец поднялся, перевернув стул. Было видно, что он плохо держится на ногах. – Выпьем с паном Александром, раз уж встретились.

– Может, действительно хватит? – вмешался Алекс.

Тадеуш попытался вырвать у дочери бутылку, она сопротивлялась. Когда Александр встал с места, у Эвы сдали нервы, и она ударила отца по лицу. Он замер как вкопанный, безумными глазами глядя то на нее, то на Александра. Эва задыхалась, словно только что пробежала длинную дистанцию.

– Если ты можешь с ним гулять, то я могу напиться в собственном доме!

Эва стала белой как стена.

– Как ты можешь такое говорить! – со слезами выкрикнула она. – Ты даже не знаешь, зачем Александр сюда приехал! А ты, ты… – Не закончив, она с плачем выбежала из дома.

Александр вышел следом. Эва бежала вверх по склону, не обращая внимания на сорняки, которые ранили ноги.

– Подожди! – крикнул Алекс.

Но девушка его не слышала. Ей хотелось убежать от всех. Вот идиотка! Разве что-то из этого могло получиться? Она из такой, а не из другой семьи, и ничего не изменится. Теперь Алекс знает, что это означает. Она не сможет посмотреть ему в глаза! Унижение сжигало ее изнутри.

Он догнал ее и схватил за плечи. Эва вырывалась, но он держал крепко и не отпускал, пока она не успокоилась. Только через некоторое время она смогла посмотреть ему в лицо.

– Я не хотела, чтобы ты это увидел.

– Это ничего не меняет. Я люблю тебя, а не твою семью.

Он это сказал? Должно быть, сейчас она потеряет сознание. Он произнес ЭТИ слова вслух?!

Как это возможно? Ведь всего мгновение назад было очень страшно! Как же он сделать так, что теперь вдруг все преобразилось? Эва уткнулась лицом ему в грудь.

 

Глава 14

Проснувшись, Эва, прежде чем открыть глаза, еще мгновение надеялась, что картины, проносящиеся в ее голове, – просто ночные кошмары, которые можно уничтожить быстрым движением век. Но, к сожалению, это была реальность, а не сны. Эва сжала спрятанные под одеялом кулаки. Почему она появилась на свет в такой безнадежно плохой семье, которая стала еще более безнадежной после смерти мамы? Слезы навернулись ей на глаза. Она вспоминала, как отец ее унизил, и испытывала стыд за дикую сцену.

Это было ужасно несправедливо! Она переживала самые прекрасные мгновения в жизни. Встретила сказочного принца, только в реальном мире. Принц, который, как было уже официально сказано, полюбил ее! А она не могла полностью наслаждаться тем, что с ней случилось. Удар нанесли люди, которые больше всех должны были ее поддерживать.

Она сумела закончить пять факультетов, две аспирантуры и начать писать докторскую, а благодаря обширным знаниям и начитанности без особых проблем могла вести беседу на любую тему на трех языках с представителями иного социального класса. Но все это не имело значения. Что с того, что на самом примитивном уровне она избавилась от комплекса провинциалки? Да, она вложила в это много усилий и тяжелого труда. Но кого она хочет обмануть? Она никогда не сможет скрыть свое происхождение. Узкое мировоззрение, неотесанность и полное отсутствие такта у ближайших родственников полностью обнажили мир, из которого она пришла. Это был и ее мир. И он никак не подходил Александру, который сейчас спал и дышал рядом. Как такой, как он, сможет долго испытывать чувства к ней, представительнице другого мира?

Эва боялась пошевелиться, чтобы не разбудить его. Она была уверена, что, когда он проснется, волшебство исчезнет, что ее принц вспомнит, с кем связался, и что ей не удастся вписаться в его мир элегантности, гармонии и уважения к другому человеку.

Она лежала тихо, как мышка. Проходили минуты, в доме царила абсолютная тишина, только за окном слышалось пение птиц в близлежащем перелеске.

Солнце было уже высоко, когда Александр открыл глаза.

– Эва, что случилось? – сонно спросил он и сел в кровати, подпершись подушкой. – Эй, малышка, почему ты плачешь? – Он сразу заметил покрасневшие глаза и погладил ее по лицу.

Эва накрылась одеялом, из-под которого торчала только ее макушка.

– Эй! – Александр попытался стащить одеяло, но Эва крепко ухватилась за него.

– Не хочу, чтобы ты видел меня в таком состоянии, – пробормотала она. – Хватит того, что было вчера.

– Эва, что ты говоришь! Не веди себя как ребенок! Вылезай из-под одеяла, и давай поговорим. Я не понимаю, что происходит. – Голос Александра звучал очень серьезно.

Эва глубоко вздохнула, отбросила одеяло, села возле Александра и откашлялась.

– Я думаю, что… что мы… Это просто бессмысленно!

Алекс выглядел так, будто его ударили.

– Что ты говоришь? – прошептал он.

Эва опустила голову.

– Александр, давай не будем себя обманывать, у нас ничего не получится. Где ты, а где я… Неужели ты этого не видишь?

Он заморгал, определенно не понимая, что она имеет в виду.

– Ты из другого мира, – продолжала Эва, глядя перед собой. – Ты видел, что вчера происходило у меня дома. ЭТО моя реальность: деревня, нужда, пьющий отец, плохо воспитанные сестры и больной брат в придачу. – Голос ее все больше срывался. Она пристально смотрела на Алекса. – Чем бы я ни занималась в жизни, этот проклятый багаж всегда будет лежать на моих плечах. Я никогда не буду никем иным, я – продолжение своей семьи, пойми это! Когда мы гуляем в Марадках, когда встречаемся с твоими знакомыми, черт, даже когда я пользуюсь дорогой косметикой в твоей ванной, я чувствую, что это не мой мир. Такова правда, Александр.

Он смотрел на нее, и его лицо выражало изумление.

– Эва, ты понимаешь, что говоришь? Ты отдаешь себе отчет в том, как это меня ранит?

У Эвы не было сил поднять на него глаза. Она только съежилась и завернулась в одеяло.

– Ты несправедлива. Причем не только к себе, но и ко мне, – негромко произнес Алекс. – Я когда-нибудь давал тебе понять, что… боже мой, даже не знаю, как об этом сказать… что я чем-то лучше? Как ты вообще могла такое подумать? Эва! Деньги – это не главное. Для меня не имеет значения, что делает твой отец, который на самом деле просто больной и несчастный человек. Меня это не волнует. Я с тобой. И хочу быть с тобой, а не с Ханкой, Марысей или с кем-то другим. Ты чудесная, поверь в это наконец! Ты борешься за себя, за свою семью, за Бартека. Ты вырвалась отсюда, ты добилась успеха, ты очень талантлива. Малышка, с самого начала я знал, что имею дело с необыкновенным человеком. В самом деле. – Он замолчал, потянувшись за бутылкой минеральной воды на столике. – У меня даже в горле пересохло от объяснения очевидных вещей. – Он сделал глоток воды. – Эва, ты думаешь, я не знаю жизни? Не знаю женщин? После развода я встречался со многими девушками.

У Эвы перед глазами возникла накачанная ботоксом фигура Патриции, стучащей по полу пятнадцатисантиметровыми каблуками.

– Ты думаешь, состояние их кошелька и генеалогическое дерево, идущее от Ме́шка I, имеют какое-то значение? Вовсе нет. Жизнь в окружении этих богатых пресыщенных дамочек была мне невыносима. Эва, ни за какие сокровища мира я не хотел бы, чтобы ты была другой. Потому что ты чудесная, – выразительно произнес Алекс и сжал ее руку. – Пожалуйста, посмотри на меня.

Эва исподлобья взглянула на него.

– Я влюбился в тебя. Я хочу быть с тобой, понимаешь? Не ломай все, пожалуйста!

Эва глубоко вздохнула. Александр говорил, а она чувствовала, как горят щеки. Его слова пронзали ее насквозь. И действительно стыдно ей стало только сейчас, когда она поняла, что обидела его, повела себя бестактно и неделикатно.

– Александр, прости, – прошептала она. – Для меня слишком много этого всего. Этот ужасный обед… Сразу все навалилось…

– Любимая, я знаю. – Алекс нежно погладил ее по щеке. – В последнее время столько всего произошло… Но, пожалуйста, не отталкивай меня! Я хочу, чтобы ты была счастлива. Счастлива со мной.

– Буду, – пообещала Эва и уткнулась ему в плечо.

Александр начал нежно целовать ее лицо, а через мгновение уже гладил ее по животу и покусывал мочки ушей. Они соединились, и Эва чувствовала, как ее покидают тревоги. Он ее любит, все остальное не важно! Громкие крики, вырывавшиеся под ласками, казалось, еще больше заводили Александра. Чем громче она переживала удовольствие, тем резче становились его движения. Длилось это недолго. Обессиленные и счастливые, они упали на подушки.

– Значит, так выглядит секс как способ примирения? – Эва засмеялась.

Александр фыркнул, развеселившись.

– Я бы предпочел секс как «доброе утро». Что скажешь?

– Может быть. Я больше не хочу ссориться.

– Я тоже. Зато хочу есть. Я голоден как волк. Малгожата наверняка приготовила нам завтрак, – сказал Александр и встал с кровати, набрасывая халат.

– Боже, она что, здесь? – Эва замерла, понимая, что ее дикие вопли точно были слышны по всему дому.

– Конечно, за что-то же я ей плачу, – ответил Александр и посмотрел на Эву. – Ты идешь?

– Э-э… А можно не идти?

– Знаешь, это хорошая мысль. Подожди, я принесу тебе завтрак в постель. – Александр хитро улыбнулся. – Раз ты моя принцесса, я буду верно тебе служить.

Эва с облегчением опустилась на подушки. Хватит смущения на одно утро! Она не находила в себе сил посмотреть в насмешливые и полные неприязни глаза Малгожаты.

– Если ты так ставишь вопрос, я позволю себя побаловать. Кофе с молоком, одна ложечка сахара. Все понятно? – Эва шутя погрозила пальцем.

– К вашим услугам, ясная пани! – Александр размашисто поклонился и вышел из спальни.

Утро затянулось до позднего обеда. Они лежали в постели, ели приготовленные Малгожатой деликатесы и пили коктейль «Беллини» с приятной персиковой нотой – любимый напиток Александра со времени его первого путешествия в Италию много лет назад. А секс после алкоголя был действительно приятным. Немного ленивым и неторопливым, но не менее страстным. После очередного раза, выкурив нагишом ритуальную сигарету, Эва надела рубашку Александра. Ей не хотелось полностью одеваться, а здесь не было ничего подходящего для хождения «по дому». Надетая на голое тело, слабо пахнущая Алексом рубашка оказалась очередным приятным открытием этого дня. «Как в мужской одежде можно чувствовать себя настолько женственной?» – подумала Эва.

– Слушай, может, что-нибудь посмотрим? – Александр взял пульт в ящике ночного столика.

– С удовольствием! Не помню, когда в последний раз смотрела хороший фильм.

– Тогда подожди, я принесу диски, что-нибудь выберем.

Алекс вышел из спальни и через минуту вернулся с кучей коробок.

– Сегодня подойдут эти. Два фильма для двоих. – Он подал ей диск. – Что скажешь?

– «Перед рассветом». Знаешь, я смотрела этот фильм, наверное, еще в начальной школе. Мне страшно нравится! Я мечтала пережить такую ночь с незнакомцем, как Жюли Дельпи с Итаном Хоуком.

– А потом этот, – подал он очередной диск.

– «Трудности перевода». Не знаю.

– Действительно? – удивился Александр. – Мне казалось, что это уже классика. Наверное, самый красивый фильм о любви из просмотренных мною. Тем лучше, что ты его не знаешь, все удовольствие впереди. И я рад, что мы посмотрим его вместе. Ты влюбишься в Билла Мюррея, держу пари! – засмеялся он. – И в Токио.

Александр присел на кровать, наполнил бокалы «Беллини» и, нажимая кнопки на пульте, включил фильм.

Когда Билл Мюррей в последней сцене фильма шептал что-то на ухо Скарлетт Йоханссон на токийской улице, Эва незаметно вытерла глаза. Александр с улыбкой взглянул на нее.

– Плачем?

– Нет-нет, у меня просто глаза пекут, – ответила она, отвернувшись в сторону и шмыгая носом.

– Ну да, такое часто бывает. Просто этот фильм выделяет пыль через экран. Очень неудобно для аллергиков.

Эва бросила в него подушку, и он успешно отразил атаку. Потом взяла бокал с коктейлем.

– Как ты думаешь, что он ей сказал?

– Знаешь, сколько было интерпретаций этой сцены? Люди спорят об этом с премьеры. Конечно, большинство верят в счастливый конец.

– А ты что думаешь?

– Я думаю, он сказал… – Александр наклонился к уху Эвы и прошептал: – «Я люблю тебя, будь со мной всегда».

* * *

Когда Эва возвращалась домой, солнце уже медленно склонялось к закату. Лягушки бушевали в озере, в отдалении слышался клекот аистов. Пыль из-под колес изредка проезжающих автомобилей лезла в глаза. Лето в этом году стояло сухое, уже давно не выпадало ни капли дождя. Эве, после многочисленных бокалов «Беллини», хотелось броситься в озеро и выпить его целиком. Чувствовала она себя не очень хорошо. Хотя день, проведенный в объятиях Александра, оказался чудесным и подействовал как бальзам на душу, она явно переборщила с алкоголем. У нее кружилась голова и подступала рвота. Александр хотел ее подвезти, но Эва решительно отказалась:

– Во-первых, ты пьян, а во-вторых, пока хватит встреч с моей семьей. Кроме того, мне полезно пройтись, надо проветрить голову.

Александр не дал так легко от себя отделаться и проводил ее до самых деревенских плетней. Там Эва умоляюще посмотрела на него.

– Наверняка мы кого-нибудь встретим, и будет разговоров на всю деревню. Возвращайся домой, пожалуйста. Я справлюсь.

Дальше она шла одна и с каждой минутой чувствовала себя все хуже. Возможно, потому, что ей вовсе не хотелось возвращаться.

Ее встретил пес, как всегда счастливый ее видеть. А на крыльце сидел отец. И – вот ирония! – похоже, Эва была более пьяна, чем он. Но все же она подошла и въедливо спросила:

– Ну что, ты доволен собой?

– Отстань, Эва, извини! Я вчера хватил лишнего, сам знаю.

У Эвы закружилась голова, и она присела на скамейку напротив отца.

– Ты уверен, что знаешь?

Отец молча курил. Огонек тлел в сгущающейся темноте.

– Послушай, раз уж мы разговариваем… – Эва набрала воздуха. – Ты когда-нибудь задумывался о себе? О том, что с нами сделал? Как испортил всем жизнь? Как нам стыдно из-за тебя? – В ответ тишина. – Не можешь ничего сказать?! А оскорблять меня при госте мог? – Эва чувствовала, как ее охватывает холодный гнев. Казалось, плотину, которая прежде блокировала ее фрустрацию и годами подавляемую неприязнь к отцу, прорвало и сейчас случится настоящий потоп. – Я брезгую тобой и всем, что ты собой представляешь! Ты ничему меня в жизни не научил, кроме того, что на мужчину нельзя положиться. Ты всегда был для меня поводом для стыда. Если бы я могла на это повлиять, если бы от меня это зависело, тебя давно бы уже здесь не было!

Отец поднял голову. В его глазах закипали слезы. Но Эва не знала жалости и извергала из себя слова, как пулемет:

– Скажу еще кое-что. Я уговаривала маму бросить тебя. Выгнать тебя из дому и наконец начать нормальную жизнь. Но она не хотела меня слушать. И что? Теперь ее нет, а ты до сих пор здесь и продолжаешь портить нам жизнь. Мою жизнь! – Голос Эвы зазвенел слезами. – Почему она умерла, а не ты? Ты здесь никому не нужен, понимаешь? Никому!

Отец встал, отшвырнул окурок и спустился по ступенькам в сад.

– Убирайся, Эва. Я не хочу тебя здесь видеть, – только и сказал он.

– С огромным удовольствием! И чем скорее, тем лучше.

Эва тоже встала, но пошатнулась, пришлось ухватиться за перила крыльца.

Дома никого не было. Марыся убежала куда-то по своим делам, а Ханка поехала с Бартеком на реабилитацию в Ольштын. Эва быстро сложила вещи в дорожную сумку, с которой приехала перед похоронами мамы, и вышла, с силой хлопнув дверью. Краем глаза она заметила, что отец сидит в саду под деревом, но лица его не увидела, только очертание фигуры и огонек сигареты. Ей хотелось швырнуть в ту сторону гнилое яблоко.

Честно говоря, Эва не знала толком, что делать дальше. Она не планировала такого поворота дел и, когда шла по вьющейся между холмами дороге, не была уверена, что поступила правильно. Опьянение понемногу проходило, но она все еще чувствовала значительную тяжесть – почти такую же большую, как сумка, висевшая на ее плече.

Что теперь? Куда идти? Эва остановилась. «Нельзя же вдруг появиться на пороге Александра с вещами. Это было бы уже слишком». Хотя он разными способами успешно убедил ее в своих намерениях, Эва не хотела, чтобы совместное проживание начиналось таким образом. И так дистанция между ними достаточно большая, а теперь еще и свалиться ему как снег на голову, словно вынуждая принять решение.

Окрестности уже погружались в сумерки, вокруг не было ни одной живой души. Эве стало не по себе. «Мне негде жить… – осознала она серьезность ситуации. – Сильвия!» Она схватилась за эту мысль, как утопающий за соломинку. Если кто-то может помочь ей развязать этот запутанный узел, то только она.

Дорога к Сильвии, которую обычно Эва преодолевала за полчаса, заняла, казалось, несколько мгновений. Деревня уже готовилась ко сну. В окнах медленно гасли огни, и только кое-где светились голубые экраны телевизоров.

Эва, еще до того, как увидела дом Сильвии, поняла, что этот день, уже переполненный впечатлениями, так просто не закончится. Шум скандала не позволял надеяться на спокойный вечер у подруги. Девушку охватил страх, однако она пошла дальше и через мгновение оказалась в самом центре ада. Сильвия, забаррикадировавшись в доме, выбрасывала через окно вещи Гжесека, а он пытался войти, барабаня в закрытые двери.

– Впусти меня, проклятая баба! – орал он. – Открой дверь! Это мой дом, и тебе не удастся выставить меня!

Изнутри раздался крик Сильвии:

– Ты бабник! Ты скотина! Убирайся отсюда, не хочу тебя больше видеть! Убирайся к своим девкам! Дали тебе, так пусть теперь дадут и крышу над головой! Вон отсюда! – кричала Сильвия, выбрасывая мужские ботинки и рубашки прямо в растущие под окном колючки.

Эва стояла как вкопанная. Все до сих пор не высказанные предчувствия и сомнения относительно замужества подруги материализовались прямо на глазах. Она никогда бы не хотела увидеть того, что видела сейчас, и боролась с сомнениями: что делать? Это их личное дело… Может, не стоит вмешиваться? Видимо, из подобной предпосылки исходили ближайшие соседи Сильвии, дома которых выглядели сейчас необитаемыми. Тихо, как в склепе, не считая криков Радковских. «Такова особенность соседей: в кастрюли заглядывают, чтобы проверить, что ты готовишь на обед, а когда происходит что-то плохое, то никто ничего не видит, никто ничего не слышит…» – горько подумала Эва.

Гжесек, все больше впадая в бешенство, принялся выбивать двери, разгоняясь и обрушиваясь на них всем телом.

– Я тебе покажу, стерва, чей это дом! – кричал он с таким зловещим видом, что Эву бросило в дрожь.

Ждать больше нельзя, нужно что-то делать! Она осторожно отошла на безопасное расстояние, чтобы заранее не обнаружить своего присутствия.

– Алекс, приезжай как можно быстрее, пожалуйста! Ты должен мне помочь.

Это было единственное верное решение, и его реакция на неожиданный звонок сразу это подтвердила. Он ни о чем не расспрашивал, по голосу Эвы поняв, что дело серьезное. Уточнил только, где она.

– Не вмешивайся! Я сажусь в машину, буду через пять минут, – выпалил он, не обращая внимания на ее уговоры осторожнее вести машину.

Эва, пряча телефон в карман, глубоко вздохнула.

– Алекс, поторопись…

Она вернулась к дому Сильвии, обеспокоенная наступившей там неожиданной тишиной, и попыталась рассмотреть происходящее издалека. Гжесек куда-то пропал. Может, пошел искать свои мозги и оставил бедную Сильвию в покое? Со всем этим Эва совершенно забыла о причине, по которой сюда пришла, а потом поняла, что из них двоих Сильвия определенно больше нуждается в поддержке. Иисус, как ей сейчас, должно быть, страшно! Эве хотелось обнять подругу, сделать так, чтобы ей стало хоть немного легче. Она стояла у забора, время от времени оглядывая двор, и даже подпрыгнула от ужаса, когда из чулана рядом с гаражом выбежал Гжесек. В руке он держал топор. Прятаться было слишком поздно. Кровь отхлынула от лица Эвы, а сердце забилось так сильно, что удары пульса, казалось, разрывали уши.

Гжесек сразу ее увидел. И осатанел еще больше.

– А ты тут что делаешь? Одной б… мало?! – Он пошел прямо на нее. – Ну, иди сюда, раз тебе так интересна чужая жизнь! – Гжесек, кипя от бешенства, ускорил шаг. Он напоминал сейчас разъяренное животное и, что было гораздо страшнее, неистово размахивал топором. – Сейчас разделаю вас обеих!

Эва поняла, что воплощается худший, возвращавшийся время от времени кошмар, после которого она просыпалась вся в поту: за ней гонится чудовище, а у нее ноги как будто вросли в землю – невозможно сделать ни шагу. Чудовище все ближе, а она, осознавая приближающуюся катастрофу, несмотря на усилия, не может сдвинуться с места… Сейчас, наяву, чудовище приняло вполне конкретный облик Гжесека. К сожалению, ее неспособность пошевелиться была та же, что и во сне.

– Эва! – Сильвия только сейчас ее заметила. – Оставь ее, скотина! – закричала она мужу, высовываясь из окна.

Это освободило Эву от овладевшего ею бессилия. Она вздрогнула и со всех ног помчалась вдоль забора вверх по улице – лишь бы оказаться как можно дальше от Гжесека! Она слышала, что преследователь не сдается и гонится следом, выкрикивая угрозы и оскорбления в ее адрес.

«Боже, да что с этими людьми!» – думала Эва в отчаянии, пробегая мимо очередного закрытого дома. Она чувствовала, что теряет силы и не сможет долго бежать. Надо добраться до людного места, где, может, найдется добрая душа, способная остановить этого сумасшедшего. Девушка свернула в улочку, ведущую в сторону рынка.

Автомобиль с визгом затормозил. Она буквально в последнюю секунду отпрыгнула, избежав столкновения, и почувствовала облегчение при виде знакомого «рендж ровера». Александр выскочил из машины и успел поймать Эву, прежде чем она опустилась на землю. Он держал ее в объятиях и успокаивающе укачивал.

– Все хорошо, любимая. Я с тобой.

Эва судорожно прижалась к нему, задышала ровнее и сразу почувствовала, как возвращаются силы. Однако на отдых времени не было. Эва огляделась. Муж Сильвии исчез. «Это плохая новость», – подумала она. Взбешенный Гжесек, увидев, что Эва уже не беззащитна, наверняка вернулся, чтобы отыграться на жене.

– Быстрее, мы должны ей помочь! – потянула она Алекса за собой.

Из дома Радковских раздавался отчаянный плач детей. Сильвия кричала, что вызывает полицию, а Гжесек исступленно бил топором в двери. Александр решил вмешаться и подал Эве знак оставаться на безопасном расстоянии.

Нужно было застать Гжесека врасплох и вырвать у него из рук топор так, чтобы не получить им по голове. Когда скандалист, замахнувшись, занес свое оружие над головой, Александр подкрался сзади и изо всех сил дернул за топорище. Гжесек потерял равновесие и упал.

Алекс немедленно подскочил к нему и несколькими движениями обездвижил, усевшись сверху и выкрутив руки, как это делает полиция перед тем, как надеть наручники.

– Пусти! – орал Гжесек. – Я тебя убью, сволочь! Слезь с меня!

– Сильвия, ты в порядке? Это мы, ответь! – крикнула Эва, подбежав к окну.

Гжесек рванулся, но Алекс успокоил его, изо всей силы ударив локтем в спину так, что тот охнул.

– Сильвия, ты там? Можно открывать, ты в безопасности!

Двери медленно отворились. На пороге стояла Сильвия, белая как стена. Эва подбежала, крепко ее обняла и почувствовала, что подруга дрожит.

– Боже, с тобой все в порядке? Как дети?

Сильвия только кивнула головой, показывая, что ни с кем ничего плохого не случилось. Минуту они стояли обнявшись. Дрожь стала понемногу отпускать Сильвию. Она отодвинула Эву и подошла к лежащему мужу. Посмотрела на него сверху вниз.

– Поможете мне от него избавиться? Я хочу, чтобы он убрался отсюда раз и навсегда. Я не буду жить под одной крышей с этим бабником. Хватит с меня! – Ее голос зазвенел.

– Сильвия, наконец-то! Давно надо было это сделать. Выгнать его к чертовой матери! Конечно, мы тебе поможем.

Эва вызвала полицию, а Алекс стерег по-прежнему сопротивляющегося Гжесека. Патруль приехал достаточно быстро. Двое рослых полицейских, выслушав краткий рассказ Александра, затолкнули брыкающегося и изрыгающего проклятия Радковского в свой автомобиль. Старший из них записал показания Сильвии и пригласил ее в участок, когда она придет в себя, чтобы их дополнить.

Оказалось, что полицейская машина наделена волшебной силой: соседние дома неожиданно ожили и из них начали высовываться головы любопытных. Эва с раздражением наблюдала, как за забором собираются зеваки, обсуждающие соседский скандал.

– А помочь желающих не нашлось? – бросила она язвительное замечание в толпу, которой теперь было что сказать. – Он же мог кого-нибудь убить!

Девушка вздрогнула при воспоминании о том, что творил обезумевший Гжесек всего несколько минут назад. К ней подошел Александр, который выглядел так, будто провел бой с быком, – пыль и пот покрывали его лицо.

– Алекс…

Эве было наплевать, что на них смотрят. Она прижалась к нему и поцеловала очень крепко. Какой мужчина! К тому же ее мужчина! Ничто не могло с этим сравниться! На мгновение она утонула в поцелуе, не обращая внимания на возмущенный ропот из-за забора.

Нужно было решить, что делать дальше. Эва не хотела оставлять Сильвию одну.

– Пусть берет детей, необходимые вещи, и едем ко мне, места хватит, – без колебаний предложил Александр.

И только сейчас Эва вспомнила о собственной проблеме, вытесненной из памяти драматическими событиями у дома Сильвии.

– Знаешь, тут еще такое дело…

– Что за дело, малышка? – Александр посмотрел в ее неуверенное лицо.

– Я… мне негде жить.

– Что? Как это? – удивленно приподнял он брови.

– Отец выгнал меня из дому.

Когда Эва произнесла это, утренний стыд вернулся. Она опустила голову. Это звучало ужасно. Как будто она из какой-то патологически неправильной семьи. Но как иначе можно было об этом сказать? Именно так выглядела ее жизнь, этому ей приходилось сопротивляться. Нельзя вести себя как ребенок, нельзя скрывать свои слабости. Это нечестно, Алекс для этого слишком хорош. От неприятных мыслей Эву отвлек заботливый жест Александра, обнявшего ее за плечи.

– Не хочу сказать, что удачно складывается, но… я все равно хотел предложить тебе жить у меня.

Эва подняла на него глаза, не до конца поверив в то, что услышала.

– Я не люблю, когда ты оставляешь меня дома одного. Вот только боялся спросить… Я не знал, не будет ли это для тебя слишком быстро, и ждал подходящего момента. Теперь, наверное, я должен поблагодарить твоего отца.

Хотя ситуация была скорее грустной, Эва почувствовала, что ее переполняет радость. Как такое возможно, что, как только что-то рушится, он сразу находит решение и делает это так просто, будто это самая банальная, самая простая вещь в мире?

Александр пошел за машиной, брошенной на ближайшей улочке, а Эва помогла Сильвии упаковать на скорую руку немного вещей. Во внедорожнике без проблем поместились все. Когда наконец отправились, была уже полночь. Дети заснули, прижавшись к матери, и Сильвия даже начала шутить, что еще немного, и Александру придется открыть приют для мазурских женщин, запутавшихся в жизненных проблемах.

– Могу, почему нет? Была бы польза, – подмигнул он.

Эва, опершись головой о подголовник, – напряжение только сейчас начало ее отпускать, предвещая обессиливающую усталость, – смотрела на лицо Алекса, скрытое в полумраке. «Он уже второй раз спас мне жизнь», – подумала она.

 

Глава 15

– Невероятно! – доктор Мадейский говорил это, наверное, уже в пятый раз. И был на сто процентов прав.

Эва не переставала улыбаться с начала визита. Их врач, всегда исполненный оптимизма, независимо от того, лучше Бартеку или хуже, сегодня просто сиял. Результат терапии новым шведским лекарством, которое мальчик начал принимать три недели назад, был виден невооруженным глазом.

Когда они зашли в кабинет, врач начал с проверки двигательных возможностей Бартека. Дегенеративные изменения, ведущие к возникновению контрактур, значительно уменьшились, благодаря этому мальчик двигался, почти как его здоровые ровесники. Мадейский одобрительно кивал, глядя, как Бартек свободно выпрямляется, что раньше было совершенно невозможно.

– Вот здесь у меня результаты…

Доктор подошел к заваленному бумагами столу и в ворохе карточек принялся искать нужную. Эва с пониманием смотрела на этот беспорядок. Она прекрасно знала ощущение, когда в пылу работы вдруг понимаешь, что неодушевленные предметы, вырвавшись из-под контроля, каким-то образом завладевают твоим личным пространством.

– Совершенно невероятно, но мне даже нечего хотеть! – Мадейский наконец нашел нужную папку. – Результаты анализов печени практически в норме. В самых смелых мечтах я не ожидал столь значительных результатов за такое короткое время!

От удовольствия он даже хлопнул в ладоши, на что Бартек ответил безудержным смехом. Его радость была такой заразительной, что взрослые долгое время не могли продолжить разговор.

– Пани Эва, я впечатлен, – снова начал Мадейский, когда смех наконец стих. – Я же говорил! Никогда нельзя терять надежду!

– Да, помню. Признаюсь, вы были более уверены, чем я. Бывало, я уже не надеялась на улучшение, и теперь мне стыдно за себя, – улыбнулась она.

– Что же, верить стоит. Во всяком случае, в людей – непременно! Но скажите, как это произошло? Как вы нашли дарителя?

Эва, в глубине души проклиная свое неумение скрывать эмоции, залилась румянцем. Она все еще не могла справиться со смущением, когда приходилось публично говорить об Александре как о своем мужчине. Она даже злилась на себя – это было так по-ребячески! Но ничего сделать не могла.

– Гм… В нашем окружении нашелся человек, очень состоятельный, который решил поддержать Бартека, – сказала Эва изменившимся, каким-то не своим голосом, и от того, насколько неестественно это прозвучало, ее охватило еще большее смущение.

– Алекс купил лекарство? – спросил Бартек, который отлично слышал и понимал все, что при нем говорилось, даже если казалось, что он поглощен чем-то другим.

Доктор Мадейский только моргнул, видя ее растерянность, тактично отвел взгляд и больше не касался этой темы, направив разговор в безопасное медицинское русло. После окончания визита Эва вышла из его кабинета, в очередной раз утвердившись во мнении, что немного таких врачей, как он.

* * *

Они вернулись в машину, которую Эва поставила на отдаленной от больницы улочке, чтобы какой-нибудь знакомый случайно не увидел ее в этой «навороченной тачке», как выразилась когда-то Марыся. С недавнего времени Эва стала ездить на «рендж ровере».

– Алекс, отвезешь меня в Ольштын? – как-то попросила она.

– А почему ты не хочешь поехать сама? У тебя же есть права.

– Ну, в принципе, да. Но как? На твоей машине? Я никогда не водила такой танк.

У Эвы действительно были права, уже пять лет. Однако у нее никогда не было машины, за рулем она сидела редко и не считала себя настоящим водителем. Тем более водителем чего-то настолько мощного и вызывающего уважение на дороге.

– Самое время начинать. Им управлять легче простого. К тому же это автомат. Ничего сложного.

Решили, что Эва попробует на местных дорогах, под присмотром Алекса. Усевшись на место водителя, она разволновалась: все было каким-то слишком большим! Александр объяснил ей, что где находится, а когда Эва умоляюще посмотрела на него, только отрицательно покачал головой, показывая, что у нее нет ни малейшего шанса отказаться. Она затаила дыхание, запустила двигатель и очень осторожно нажала на газ.

– Давай, это не игрушка, можешь гнать!

– Тихо, не нервируй меня еще больше.

Они тронулись. Эва сжималась и задерживала дыхание на каждой выбоине. Александр не мог сдержать смех.

– Это внедорожник, придуманный как раз для того, чтобы можно было попрыгать по горкам.

Через пять минут Эва была мокрая от пота, но почувствовала, что понемногу обретает власть над монстром, скрывающим под капотом двести лошадиных сил. Ее движения рулем становились все более плавными.

– Видишь? Ты молодец! Скоро будешь водить так, будто родилась в автомобиле!

Они выехали на дорогу между полями. Зерно уже убрали, кое-где на стерне лежали ровненькие, тесно сбитые тюки соломы. С противоположной стороны как раз подъезжал небольшой автомобиль. «Фиат» Эдека, того самого, который, как вспомнила в то же мгновение Эва, косвенным образом присутствовал при ее знакомстве с Александром.

Две машины не поместились бы на узкой дороге, и Эва, съехав немного в сторону, остановилась, чтобы его пропустить. Парень оторопел, увидев ее за рулем, и даже не помахал рукой в ответ.

– Ты даже не представляешь, какой неудачной была наша первая с тобой встреча.

– Неудачной? Почему?

– Ты чуть на меня не наехал, тут недалеко, на повороте. Наверное, ты этого даже не заметил. Я тогда подумала: «Что за придурок рулит такой тачкой, подкашивая ни в чем не повинных соседских девушек?»

– Я специально это сделал. Чтобы ты меня заметила.

– Что? Ты шутишь?

– Я никогда не шучу, – ответил он с каменным лицом.

Эва промолчала. В этом был весь Алекс. Он шутил очень часто, хотя она не всегда могла понять, когда этот момент наступал. Так было и сейчас. Она не могла разгадать его до конца, однако отдавала себе отчет, что в этом была значительная часть его привлекательности. Поэтому пребывание рядом с ним было таким захватывающим. Предсказуемым Алекса можно было назвать в последнюю очередь. Его скрытая часть притягивала и искушала до нее добраться.

Эва выполнила такой резкий поворот, что Александр даже наклонился в кресле.

– Эй, а мне это нравится! Моя девушка поймала кайф. Так что можно заканчивать урок. Вы сдали!

– Спасибо, пан инструктор, – ответила она и повернула в сторону дома.

* * *

Как свежеиспеченный водитель, Эва время от времени пользовалась автомобилем Александра, который, впрочем, однажды появился на подъездной дорожке в сверкающем новизной спортивном «порше» и рассмеялся при виде ее широко открытых от удивления глаз.

– Пришлось завести себе новую игрушку, раз моя девушка ездит на моей тачке.

Это выглядело, возможно, излишним расточительством, но, видя какую-то мальчишескую радость и неподдельное волнение Алекса, демонстрировавшего выдающиеся функции автомобиля и требующего, чтобы Эва немедленно запрыгнула в машину, так как он должен прокатить ее на этой игрушке, она подумала: «Если ему это по карману, зачем отказывать себе в удовольствии?»

В такие минуты Эва замечала разницу между ними. Однако в остальном все складывалось чудесно. Прошло уже больше месяца с памятного семейного скандала, закончившегося отселением Эвы. Реальность неожиданно быстро вписалась в новые рамки. Каждый день они просыпались и засыпали рядом, совершенно обыкновенно и запросто объединив свои жизни.

После визита к доктору Мадейскому Эва отвезла Бартека в свой бывший дом. С момента ссоры с отцом контакты с семьей свелись минимуму и приобрели официальный характер. Это было трудно, поскольку Бартек начал лечение после того, как Александр перевел сто тысяч на его счет в фонде. Этой суммы было достаточно, чтобы начать терапию, но на дальнейшее лечение требовалось в несколько раз больше. «Я работаю над этим», – говорил Алекс. Эва задумывалась, что же дальше, и, хотя это было чуждо ее характеру, без дополнительных вопросов полагалась на него. Просто он уже так много для нее сделал, спас из стольких затруднительных положений, что врожденный скептицизм был отправлен в отставку.

В ситуации, когда Бартусь расцветал, почти ежедневно открывая, что может делать что-то новое, невозможное для него раньше, семейный конфликт выглядел совершенно неестественным. Однако слова, которые были сказаны, нанесли болезненные раны обеим сторонам, и ничто не могло изгладить их из памяти.

Эва и отец отработали до совершенства ухищрения, позволяющие им избегать непосредственных контактов, и Ханке с Маней, хочешь не хочешь, приходилось выполнять функции связных между ними, когда нужно было что-то передать. Однако и с ними отношения Эвы сильно изменились в сторону охлаждения. «Что же, возможно, так и должно быть, – думала она, когда немного остыла и начала привыкать к новой ситуации. – Если они не могут понять меня и мой выбор, возможно, самое время пересмотреть некоторые вещи. Я не буду извиняться за то, что счастлива. Если они не могут с этим смириться, это их проблемы».

Впрочем, ничто не могло омрачить переполнявшую ее радость. Ее теперешняя жизнь напоминала сказку, но была во сто раз лучше, так как все происходящее оказалось реальностью. Однако ошибался тот, кто думал, что она соблазнилась блеском богатства или чередой непрерывных развлечений, которые бросал к ее ногам Александр. Нет, дело было совсем в другом – во всех тех переживаниях, которые дарил он ей ежедневно и которые не имели ничего общего с деньгами. В уверенности, что всегда, когда нужно, он окажется рядом, готовый за нее пойти в огонь и в воду. В чувстве, что рядом с ним ничего плохого с ней не случится. В том, каким он был отзывчивым человеком и как легко мог рассмешить ее до слез. Как его интересовал ее мир. Наконец – хотя в список каждый день добавлялись новые пункты – в том, куда он увлекал ее, когда они оставались наедине и на первый план выходили первобытные инстинкты.

Поэтому Эва легко подавляла тревогу, которая начинала ее беспокоить при мысли о ситуации, сложившейся между ней и семьей. Что ж, ее жизнь сделала резкий поворот, принеся такое счастье, о каком она не могла даже мечтать. Возможно, семейный конфликт и оказался платой за него.

* * *

Нужно посмотреть правде в глаза – это был не самый продуктивный день в ее жизни. С самого утра Эва не могла взяться за дело. Кофе, просмотр газет, проверка электронной почты, ломоть хлеба с малиновым вареньем после кофе, проверка степени созревания слив в саду возле дома, перекладывание по-новому подушек на диване – все было сегодня лучше, чем корпеть над сокровищами библиотеки. «У всех иногда бывают такие дни», – утешала себя Эва, включая чайник. На этот раз ей захотелось выпить чашечку чаю.

Дверной звонок вырвал ее из задумчивости. Интересно, кто это? Время было обеденное, но она никого не ждала. Алекс, даже если бы неожиданно вернулся из Марадок, куда поехал на целый день, не стал бы звонить – у него был пульт, открывающий ворота. Эва подошла к домофону. На экране не слишком четко виднелось лицо молодого человека, смотревшего в неопределенную точку ниже кадра. Эве он был незнаком: скорее всего, парень не из деревни.

– Кто?

Эва подпрыгнула как ужаленная. Из-за ее спины появилась рука и нажала на кнопку, позволявшую разговаривать со стоящим у ворот. Первый испуг, вызванный неожиданным нарушением личного пространства, сменился раздражением. Не приходилось гадать, кто застиг ее врасплох. Это было очевидно: в действие вступил ее личный, неутомимый домашний упырь и непревзойденный образец заботы об Александре в одном лице. Эта женщина демонстрировала неправдоподобную (учитывая ее комплекцию, которую при всем желании нельзя было назвать миниатюрной) способность бесшумно появляться в любом месте дома – чаще всего именно там, где ее никак не ждали.

– Добрый день, Тимон Гурка. Телевидение ПолТВ. Пан Александр Кропивницкий дома? – ответил стоявший у ворот голосом, искаженным электронным устройством.

– Нет. – Малгожата не играла в вежливость.

В Эве нарастала злость. Ей уже надоели постоянные дерзости экономки в ее адрес, и она даже перестала задумываться о причине такого непонятного поведения – в конце концов, она не сделала этой ведьме ничего плохого. Прежде чем их пути пересеклись в доме Александра, Эва ее в глаза не видела. То, что Малгожата сделала сейчас, было просто недопустимо. Эта баба вела себя так, будто Эва была пустым местом! Все, хватит! Она больше не будет закрывать глаза на такое отношение, она его не заслужила! Нельзя допустить, чтобы экономка села ей на голову. Что ж, она больше не будет воспитанной девочкой. Малгожата рвется к войне? Она ее получит!

– Входите. – Эва демонстративно нажала кнопку с символом ключа, и ворота начали открываться.

Малгожата распетушилась.

– И чего ты открываешь? Тебе известно, кто это и что он тут ищет?

– Вы, очевидно, не заметили, что я уже стояла здесь и смотрела, кто звонит?

Ответом ей было фырканье. Эва уперлась руками в бока, чтобы добавить себе задора. В голове у нее зашумело. Нет, экономка не будет устанавливать в доме свои правила! Александр ужасно ее распустил. Домработница, которая распоряжается так, словно она здесь хозяйка! Видно, эту бабу никто давно не ставил на место. Раздражение придавало мыслям Эвы острую как бритва ясность.

– Я живу здесь с Александром, как вы уже, должно быть, заметили. Я у себя дома. И могу впускать сюда кого и когда хочу. – Эва с удовлетворением отметила, как твердо и решительно это прозвучало.

Малгожата уставилась на нее исподлобья, как будто обрабатывала новый объем информации. Они мерились взглядами, как в кульминационной сцене вестерна: Эва, в два раза меньше, стояла напротив Малгожаты, грузной и немного сутулой, из-за чего могло сложиться впечатление, что дракониха наклонилась над жертвой. Однако вместо выстрела из револьвера тишину прервал звонок – таинственный гость преодолел расстояние от ворот до входных дверей.

Взгляды обеих женщин переместились на выполненные вручную из цельной древесины двери. И вдруг – очко Малгожате: она первая взялась за ручку и открыла их. Раздражение Эвы достигло зенита. Значит, экономка не сдается! Ну, Эва ей покажет, кто здесь распоряжается! Она не помнила, когда в последний раз была в таком остервенении.

За дверями стоял молодой мужчина с модной прической, характерным элементом которой была падающая на лоб челка. На плече у него висела значительных размеров сумка из кожи. Эва окончательно убедилась, что он не местный: такой стиль наверняка нельзя было встретил в Венжувке. На лице прибывшего, перед которым стояли две настолько разные фигуры, отразилось легкое замешательство, которое, однако, в мгновение ока преобразилось в профессиональную улыбку.

– Здравствуйте. Разрешите представиться еще раз: Тимон Гурка.

– Добрый день! – не дожидаясь ответа Малгожаты, приняла эстафету Эва. – Что вас к нам привело? – улыбнулась она.

Любезность и дружелюбие находились от Малгожаты на расстоянии световых лет, а Эве хотелось разозлить ее настолько же, насколько экономке удалось взбесить ее.

– Пана председателя нет дома. – Глухой голос со стороны был квинтэссенцией категоричного отказа.

– Но я есть и охотно узнаю, по какому делу вы хотите увидеться с паном Кропивницким. – Голос Эвы, для разнообразия, был сладким как мед.

– Когда хозяина нет дома, гостей не принимают! – Малгожата была упрямой как осел и не собиралась сдаваться.

Мужчина на пороге смотрел то на одну, то на другую, не зная, как себя вести.

Эва повернулась к экономке.

– Малгожата, спасибо за помощь, можете вернуться в кухню. Я займусь гостем.

Эва посмотрела ей прямо в глаза. Нельзя было выказать и намека на неуверенность. Она собрала в себе всю злость на Малгожату, накопленную за недели, когда та преследовала ее необоснованной неприязнью, и стояла неподвижно, не дрогнув ни единым мускулом. Тишина, казалось, звенела в ушах, секунда проходила за секундой. Наконец получилось! Малгожата первой отвела взгляд и переступила с ноги на ногу. Ха, Эва выиграла этот раунд!

Экономка только выразительно покачала головой, выражая полное неодобрение происходящего, и направилась по коридору вглубь дома. Эва осталась одна с незнакомцем, прибывшим к Александру с пока еще неизвестной целью.

– Спасибо!

Улыбка человека по имени Тимон теперь казалась Эве слишком нахальной. Если бы не Малгожата и эта не слишком умная, в сущности, стычка, она, наверное, вообще так легко не впустила бы чужого человека в дом. Не благоразумие и трезвая оценка, а чистое упрямство и желание утереть Малгожате нос привели к этой ситуации. Однако раз уж бросила перчатку, выхода нет – надо довести дело до конца.

– Прошу, – сказала она и проводила гостя в салон.

Тимон осматривался чуть ли не с открытым ртом. Эва поглядывала на него недоверчиво, но в глубине души усмехалась – теперь роскошный интерьер дома был ей привычен, но она хорошо помнила день, когда попала сюда впервые. Похоже, она только что увидела, каким могло быть тогда выражение ее лица.

– Так по какому делу вы приехали? – спросила Эва.

Они присели – она на диван, он в кресло рядом.

– Мне очень нужно побеседовать с паном Кропивницким. Я журналист, приехал из Варшавы.

– Но почему вы не договорились о встрече? Александр ничего не говорил…

Тимон внимательно смотрел на нее. Казалось, он жадно глотает каждое ее слово. Эве стало не по себе.

– Действительно, я не предупредил о своем приезде, это ошибка. Но благодаря ей… – он замолчал и снова улыбнулся, – я встретился с вами. Вы здесь работаете?

– Не совсем. То есть… да. – Эва смутилась, но потом поняла, что это не она должна объяснять свое присутствие в этом месте, а наоборот. – По какому делу вы хотите побеседовать с председателем Кропивницким? – Чувствуя себя все более неуверенно, она судорожно ухватилась за официальный тон.

Тимон отбросил волосы с лица.

– Я журналист программы «На прицеле славы». Может, знаете?

Эва отрицательно покачала головой.

– Сейчас мы готовим цикл об известных и влиятельных бизнесменах. До этого были программы об актерах и певцах. По очереди берем всех на прицел. – Он многозначительно подмигнул Эве.

– Вы делаете программу об Александре? – спросила она, старательно игнорируя раздражающе свободное поведение гостя.

То, о чем он говорил, было для Эвы достаточно абстрактным. Понятное дело, что помимо времени, которое они проводили вдвоем, у Алекса была работа, он встречался с важными людьми и вращался в сферах, далеких от среднестатистических. Но чтобы он стал героем телевизионной программы…

– Именно так. А где он сейчас?

– В Марадках, – машинально ответила Эва и тут же прикусила язык. Надо быть внимательнее. Этот журналист вытягивает из нее информацию, вместо того чтобы объяснить, с какой целью оказался в их доме. – Так откуда, – вернулась она к прерванной нити разговора, – возникла идея сделать программу именно о пане Кропивницком?

– Наши зрители интересуются жизнью неординарных людей. И пан Александр чудесно подходит для этого цикла, – заявил журналист с видом человека, не знающего сомнений.

– Но он вовсе не звезда, просто ведет дела… Почему кто-то может заинтересоваться его жизнью?

Тимон снисходительно улыбнулся.

– Он добился успеха. Деньги, влияние, жизнь, которая для большинства людей вне пределов досягаемости…

Эва с сомнением покачала головой. Она не знала, что и думать. Ей совершенно не нравился «прицел», который приезжий из Варшавы хотел направить на Александра. Что это вообще за идея – показывать его по телевизору? Хотя, возможно, Александр считает иначе? Может, это полезно для его работы?

– Но это не главная наша цель, – продолжал мужчина. – То есть мы не хотим концентрироваться на яркой жизни красивых и богатых.

Тимон снова подмигнул, и Эва подумала, что он, честно говоря, ее уже достал. Однако гость с пафосом продолжил, внимательно наблюдая за реакцией Эвы. Похоже, он заметил, что не убедил ее.

– Мы хотим показать дорогу к успеху. Вдохновение. Человек, у которого получилось, рассказывает, как к этому пришел. Возможно, благодаря ему кто-нибудь поверит в себя и тоже достигнет большего! – разошелся Тимон.

«Боже, что за фразы! – Она внутренне содрогнулась. – Где их этому учат?»

– Вас я тоже хотел бы пригласить к сотрудничеству. – Тимоти смотрел на Эву с таким видом, как будто предлагал ей «мерседес» по цене велосипеда.

– Меня? Зачем?

– Мы стараемся показать в нашей программе окружение героя. Высказывания близких людей значительно расцвечивают образ. – Его проницательный взгляд словно пронизывал ее насквозь.

Эве казалось, что, всматриваясь в нее, он каким-то образом добирался до того, о чем она совершенно не хотела говорить. Она почувствовала, что краснеет.

– Похоже, я ничем не смогу вам помочь. – Она поднялась с дивана, желая обрести контроль над ситуацией. Пусть уходит! Иисус, зачем она его впустила?! Это все из-за Малгожаты!

Тимон тоже встал. Тряхнул головой, отбрасывая падающую на глаза челку.

– Пожалуйста, не настраивайтесь против заранее, очень прошу. Программа о пане Кропивницком может стать хитом нашего цикла. Будет чудесно, если вы согласитесь замолвить о нас словечко. Что-то мне говорит, что, имея союзника в вашем лице, мы сможем с ним договориться. – Последовала очередная глупая улыбка.

Эва вздрогнула.

– Подождите, так он ничего не знает?!

Тимон подарил ей акулью улыбку.

– Еще нет. Именно для этого я и приехал. Я предпочитаю непосредственный контакт, это не то же самое, что по телефону.

Эва неодобрительно покачала головой.

– Странный способ. – Она показала ему дорогу к выходу. – Сомневаюсь, что пан Кропивницкий заинтересуется участием в чем-то подобном.

– Пану Александру нечего скрывать. Почему он должен иметь что-то против выступления по телевизору? – весело спросил Тимон уже в дверях.

Эва хотела только одного: чтобы он закрыл их за собой.

– Приятно было познакомиться. – Тимон остановился и протянул ей руку. – До свидания, надеюсь.

Эва что-то буркнула в ответ. Она надеялась, что они, наоборот, больше никогда не увидятся.

– Ах да! – Журналист полез в сумку, и Эва почувствовала, что ей хочется закричать: «Пусть он наконец уйдет!» Тимон вытащил визитную карточку и вручил ей. – Мои контакты. Не стесняйтесь, по любому поводу.

В придачу к визитной карточке последовала фирменная улыбка, о которой, ясное дело, он не забыл и сейчас. Эва практически вытолкнула его за порог, закрыла дверь и оперлась о нее спиной, ожидая, что после исчезновения надоедливого типа наступит желанное облегчение. Ничего подобного, она чувствовала себя странно опустошенной. Было смутное ощущение, что она поступила неправильно, впустив Тимона в дом и разговаривая с ним. Она покрутила визитку в руках. Кто он вообще такой? И что это за программа? Нужно немедленно проверить! Проходя через холл к лестнице, Эва почувствовала на себе взгляд Малгожаты, смотревшей на нее, приподняв бровь.

* * *

По мере того как интернет-поисковик выплевывал очередные результаты, Эве становилось все жарче. Она отдавала себе отчет в том, что недооценила собеседника. Хотя, похоже, они были ровесниками, Эва смотрела на Тимона свысока, видя в нем неумелого журналюгу, продукт недостаточного образования и грубых средств массовой информации. Такой, как клещ, вцепится в какую-нибудь бульварную газетенку, а то и в программу на телевидении. Конечно, он убежден, что находится на самом верху социальной лестницы, и с увлечением, достойным лучшего применения, преподносит людям сомнительное месиво. Эва не считала себя занудой, но, как человек, получивший основательное образование, не терпела элементарных изъянов в людях, тянущихся к элитарным, как-никак, профессиям. Из-за чересчур гладкой речи и самоуверенности, граничащей с наглостью, она причислила Тимона к этой раздражающей группе современных дилетантов, компенсирующих собственные недостатки нахальством и бравурностью.

Но она ошиблась. И поняла это, когда увидела на экране примеры журналистских расследований Тимона Гурки. Они вызывали тревогу.

«Вредные соединения в желатине. Фирма скрывала ошибки производственной линии».

«Конец бизнесмена. Журналистское расследование привело к банкротству фирмы».

«Банкротство желатинового короля. Насколько тщательно были проверены обнаруженные факты?»

«Иск к “Голосу дня”. Сомнения относительно журналистских методов репортера».

«Попытка самоубийства бизнесмена. Помощь не пришла».

Эва на основании статей реконструировала историю, которую средства массовой информации эмоционально переживали полтора года назад, хотя она о ней не слышала. В этом не было ничего удивительного: погруженная в мир микробов, она часто на месяцы выпадала из реальности «нормальных» людей. В истории, которую с возрастающим волнением она открывала страницу за страницей, в главных ролях выступали владелец преуспевающего завода по производству желатина и Тимон Гурка, журналист-сыщик только выходящей на рынок газеты. Материал Тимона, раскрывающий якобы аферу на желатиновой фабрике, привел к ее банкротству. Скомпрометированный и вовлеченный в долговую спираль, бизнесмен безуспешно пытался опровергнуть обвинения и в конце концов предпринял попытку самоубийства – к счастью, неудачную. Процесс по обвинению в диффамации и нанесению ущерба на основании обнародования неправдивой информации, которое выдвинул автору текста и газете пострадавший бизнесмен, все еще продолжается.

Слова на экране прыгали перед глазами Эвы. Она откинулась на стуле, ей нужно было перевести дух. Это не шутки! Нужно срочно позвонить Алексу.

* * *

– Какая жалость! – ахнула Марыся и закрыла окно с видео. Она была до глубины души разочарована.

С тех пор как макияж стал ее страстью, она могла часами просматривать материал, записанный девушками со схожими интересами и выложенный в Интернет. «Макияж в стиле Кэти Перри», «Как сделать макияж в школу» – в этом она сама была экспертом, но не помешает знать, что предлагают конкурентки. «Идеальная линия подводкой». «Прическа, как у Селены Гомес». «Лучший способ покрасить ресницы». «Макияж в фуксиево-розовых тонах на вечеринку – шаг за шагом».

Марыся пришла сегодня после уроков в школьный клуб, который Сильвия открывала после обеда, чтобы дети, у которых дома нет компьютера с подключением к Сети – а таких в деревне было большинство, – могли пользоваться благами Интернета. У нее было срочное дело: накануне она оставила комментарий под видео Anixxy95, с хирургической точностью перечислив по пунктам все ошибки, сделанные звездой макияжа (статистика просмотров Anixxy95 не опускалась ниже пятизначных значений). Теперь она была готова вести исчерпывающую полемику с авторитетом (по мнению Марыси, фальшивым и излишне разрекламированным), а также отражать беспардонные атаки ее последовательниц. Она взволнованно открыла поисковик, ожидая резкой реакции, бурных эмоций – короче говоря, холивара. Тем временем… Вот дерьмо, комментарий удален! Anixxy95 одним авторитарным нажатием кнопки лишила ее свободы высказывания и в результате возможности прославиться среди местных как девушке, которой удалось сбить спесь с гуру. Жаль, фейспалм и безнадега!

Марысю охватило бессильное бешенство. Уж она отомстит! «С сегодняшнего дня никаких покупок!» Надо собирать на собственный компьютер с камерой. Она сама будет записывать уроки, покажет миру и всем этим безмозглым девицам свой неповторимый стиль, и тогда быстренько станет ясно, кто на самом деле рулит. Конструктивный план немного поднял Марысе настроение. Она полезла в карман ультракоротких джинсовых шорт, украшенных аппликацией из золотистых блесток, и покрутила в руках пять злотых – свои карманные деньги на эту неделю. Видимо, сегодня не получится купить новый выпуск двухнедельного журнала о звездах и стиле. Она в зародыше задушила подкрадывающееся сожаление по поводу свежей порции фотографий актрис и моделей, снятых в неформальных ситуациях. Маня обожала их рассматривать. Трудно, но она готова принести жертву. Месть за унижение этого стоила.

Марысе очень хотелось быть взрослой. Начать наконец жить по-настоящему – так, как показывали в любимых сериалах, где героини ходили исключительно на высоких каблуках и решали сложные сердечные проблемы, – а не скучно и предсказуемо, как сейчас. В Венжувке ее жизнь вращалась по кругу: гимназия – дом – старая автобусная остановка, место встречи подростков, – надоевшее общение со знакомыми чуть ли не с рождения лицами. Она представляла себя среди красивых, знаменитых людей, пока что знакомых ей только по фотографиям в журналах с иностранными названиями, за 1,99 злотых, однако – в глубине души Маня это чувствовала! – душой и характером похожих на нее.

Несмотря на четырнадцать лет и способ жизни, который не добавлял ей авторитета, Марыся думала о будущем. У нее были амбиции, и не маленькие. Старшая сестра всегда была примером в их семье. Самая умная, самая одаренная… «Смотрите, девочки, чего можно достичь, если есть талант и желание трудиться», – с сияющим лицом повторяла мама после очередного звонка от Эвы, в котором та хвасталась каким-нибудь новым достижением. Для Марыси это было совершенной абстракцией: стипендия, какие-то гранты, докторантура (а ведь Эва не имела ничего общего с врачами, например с милым доктором Мадейским, лечившим Бартуся) – эти слова не только ни о чем ей не говорили, но и звучали как нечто, с чем девочке совершенно не хотелось иметь дела. Восхищаться каким-то грибком? Причем таким, который нельзя съесть, можно только пялиться на него в микроскоп? Я вас умоляю!

Однако она многое бы отдала, чтобы увидеть сияющее лицо мамы (именно такое, какое было, когда она говорила об Эве), но только по поводу ее, Марыси. Хотя мамы с ними уже не было, Маня чувствовала, что она не оставила их. По крайней мере, не ее. Мама следила за ней откуда-то сверху и хорошо знала, что ее маленькая дочка делает и что с ней происходит. Иногда, когда Марысе было особенно грустно, она чувствовала на щеке мягкое тепло и сразу вспоминала о маме. Это ощущение было таким приятным, что грусть проходила. Поэтому она знала, что если ей удастся сделать что-то супер, действительно классное, то мама наверняка это оценит.

Маня намеревалась обскакать сестру и ее успех. И намного, намного. Ее план предполагал одну, но принципиальную разницу: ни за какие сокровища она не хотела повторить ошибок Эвки. Она не будет терять долгие часы – да что говорить, лучшие годы! – на то, чтобы корпеть в библиотеках и зубрить, как это делала сестра. У Марыси было свое ви́дение пути к звездам. Она мечтала стать визажистом. Или стилистом.

Примерно так все сложилось у нее в голове, и тут неожиданно Эвка выкидывает номер! Зануда, которая годами говорила только о своих сраных докторантурах, неожиданно заполучила самого крутого мужика из когда-либо виденных в Венжувке. Мало того, что Александр выглядел как американская кинозвезда и легко мог играть в «Дерзких и красивых», в придачу он был настоящим миллионером! Кроме того, Маня собственными глазами видела его фотографию в газете, и в Интернете тоже. Фото было сделано в Марадках, и на ней его лапала красотка из сериала, который показывают в семнадцать (джизас, как она там кошмарно играла!). И вдруг кто-то такой запросто приходит к ним домой!

В голове у Марыси была сплошная каша. Эвка и он… К тому же они сексились! Фу-у… Маня, хотя уже знала, в чем там дело, – ведь не была же она несознательной малолеткой! – отгоняла от себя эту мысль, как только могла. Это было хорошо для других людей, особенно для тех, кого она не знала лично. Члены ее собственной семьи категорически не должны делать таких вещей, такой пакости!

Однажды, когда они сидели на полуразрушенной остановке, распивая на троих банку пива, которое Анджелика принесла из дому, и болтали о таком необычном явлении, как богач, словно вышедший из сказки, чтобы непонятно зачем поселиться в их забытой Богом деревне, Марыся, стремясь произвести впечатление на девчонок, заявила: «Если бы он не был таким ужасно старым, может, у него и был бы шанс». Из этого получился настоящий скандал, и Маня почувствовала себя языкатой, совсем взрослой сукой. Когда наступил решающий момент и пан Александр пришел к ним домой, она не смогла даже посмотреть ему в глаза. От него словно исходило сияние, нечто, чего она не видела никогда раньше – ни у кого-нибудь из своей семьи, ни у приятелей из школы и их родителей. Этого не было даже у людей, ходивших по улице в Ольштыне, то есть, как-никак, горожан.

А потом все испортилось. Эва схлестнулась с отцом. Скандал, крики, оскорбления… С одной стороны, Маня никогда не видела ничего подобного, даже по телевизору. Но с другой – что с того, что это было интересно, раз ее виды на контакт с высшим светом, который в лице золотоволосого пана Александра уже почти наметился, так неожиданно потерпели фиаско? Эва все оставляла себе. Ну хорошо, раньше не было смысла делиться с младшей сестрой плодами научной работы, но, например, за покупками в Ольштын Маня охотно ездила бы чаще. А она даже в его дворце не была! И уже, похоже, не побывает, учитывая напряженные отношения, которые установились в семье после памятного бурного обеда. Эва стала в семье персоной нон грата. Стоило кому-нибудь произнести ее имя, как атмосфера становилась настолько тяжелой, что топор можно было вешать, а то и два.

«Взрослые ведут себя ужасно», – подытожила Маня. Создают настолько сложные проблемы, что никто уже не может их распутать. А могло выйти так здорово! Сидели бы все в белых костюмах (несмотря на любовь к ярким цветам, картины в ее голове с участием пана Александра создавались благородной минималистической палитрой) на террасе (Марыся не знала, есть ли в его доме терраса, но должна же быть!) и пили изысканные напитки. В ее самых нескромных фантазиях со сцены исчезали несколько фигур: отец, Ханка, а также… Эва. Оставались только они – Маня и пан Александр. Вот тогда все было бы действительно идеально!

* * *

Она сидела на скамейке у костела уже добрых пятнадцать минут. Ханка, как обычно, не могла не показать коготки и, конечно, опаздывала. А ведь Эва говорила ей, что должна вернуться на работу, что спешит… Что поделать, отношения с сестрой, издавна непростые, после семейной ссоры стали совершенно безнадежными. Если бы не Бартусь, отношений, наверное, не было бы вообще – из-за него сестрам волей-неволей приходилось общаться, как, например, сегодня, когда оказалось, что единственная пара корректирующей обуви Бартека осталась в доме Алекса. Сумка с ботинками лежала на скамейке, как и пачка бумаг, которые Эва взяла с собой, чтобы посидеть над ними, пока будет дожидаться сестру: она предполагала, что Ханка заставит себя ждать. Однако ласковое осеннее солнце сделало всем сюрприз и так приятно грело, что Эва отложила лабораторную документацию и закрыла глаза. Неожиданно она услышала обрывки разговора, доносившегося из-за угла. Так как заняться Эве было нечем, она прислушалась к голосам.

– А что я могу знать? На исповедь он ко мне не ходит, ха-ха-ха… И даже если бы пришел, то существует тайна исповеди.

Эва узнала звучный голос приходского ксендза.

– То есть не бывает в костеле?

Второй голос Эва не припоминала, хотя он показался ей знакомым.

– Ага, не слишком часто, – грустно ответил ксендз.

– В сторонке держится?

– Ну да. Мы тут дружно живем, община маленькая, и нужно как-то вместе функционировать. А он не слишком склонен к контактам, к сожалению.

– Может, ему есть что скрывать?

– Этого я не знаю, дома у него не бываю, – в голосе ксендза звучало подлинное огорчение, – так что не ведаю, что там происходит. Слухи доходят… Особенно сейчас, когда у него местная девушка поселилась. Но, знаете, я слухами не занимаюсь.

Эва вскочила как ошпаренная. «Вот черт, они же говорят об Алексе!» О них! Долго не раздумывая, она схватила бумаги и сумку с ботинками и спряталась за стеной, отделявшей территорию прихода, так что могла незаметно следить за беседующими.

– Конечно, отче. Меня тоже не интересуют слухи. Больше финансовые дела.

– А что с ними не так? – забеспокоился ксендз.

– Именно это я пытаюсь установить.

– Финансы, финансы… Что я могу знать? Бывало, он отсыпал нам денег. Хотя на потребности прихода нужно бы больше… Я читал в газете, что у него большое поместье. – Казалось, ксендза охватывает все большее возбуждение. – О, видите, например, эту крышу? На костеле? Двадцать тысяч дал. Разве это много, если владеешь миллионами?

«Вот двуличный тип!» – Эва в душе проклинала его преподобие.

– А как все это проводилось? – гнул свою линию собеседник ксендза.

– Что?

– Дарственная. Может, кто-то выставлял счет?

Эва спряталась за кустом, когда в воротах появились ксендз с… Подтвердились ее худшие предположения: с этим проклятым журналюгой, с этой гиеной Тимоном Гуркой!

– Э-э, да что ты мне голову морочишь! – неожиданно рассердился священник. – У меня нет времени, верующие ждут.

Ксендз быстрым шагом удалился в сторону храма, оставив на площади возле костела любопытного гостя из Варшавы. Сразу после его визита Эва, испуганная тем, что прочитала о журналисте, рассказала обо всем Алексу. Однако он повел себя так, будто это его вовсе не обеспокоило. Казалось, он даже преуменьшал проблему. «Не переживай из-за этого», – успокаивал он Эву, когда она взволнованно пересказывала по телефону ход визита и результаты своего расследования в Сети. «Это всего лишь слухи, успокойся. Не в первый раз и не в последний мною интересуются СМИ. Мои люди систематически этим занимаются». И хотя объяснения Алекса не очень убедили Эву, ей передалось его олимпийское спокойствие, и в конце концов она перестала об этом думать.

Однако теперь Эва была более чем уверена, что Алекс сильно ошибся в оценке ситуации!

Гурка вытащил из сумки пачку сигарет и, затянувшись, присел на автобусной остановке. Достал записную книжку и принялся в ней что-то записывать. Эва стояла на расстоянии полутора десятка метров, за телефонным столбом, стараясь не привлекать к себе внимания. Гурка бросил окурок на землю и затоптал его каблуком. Потом встал и направился в сторону магазина.

Эву бросило в холодный пот. Этот человек без стеснения охотится на Алекса! А она, глупая, с ним разговаривала. Как это было безрассудно с ее стороны!

Она решила действовать, пока не стало слишком поздно.

– Эй! – крикнула Эва. – Вы! Пан Гурка!

Услышав свою фамилию, журналист остановился. Оглядел площадь и просиял, увидев девушку.

– Добрый день! Вот сюрприз! – подошел он к Эве и протянул руку для приветствия.

Она стояла, сложив руки на груди.

– Что вы здесь делаете?

– Как это, что делаю? – Гурка выглядел удивленным.

– Я вам скажу что! Вынюхиваете! Как какой-то соглядатай!

Он ничего не ответил, только рассмеялся.

– Чего вы смеетесь? Мало вам, что одного человека уже уничтожили?! Ищете новую жертву? Среди невинных людей? – В ней закипала злость. Что за ужасный тип!

Гурка посерьезнел и поправил свою модную челку.

– Пани Эва, давайте не будем детьми. И вы знаете, и я знаю, что дела пана Кропивницкого как минимум стоит изучить. Вы, думаю, знаете это даже лучше меня. Пожалуйста, не усложняйте мне работу, прошу только об этом.

Эва почувствовала, что у нее кружится голова.

– О чем вы говорите, что за чертовы инсинуации выдвигаете?!

– Я не выдвигаю инсинуаций, я проверяю. – Гурка посмотрел ей в глаза. – У меня сложилось впечатление, что вы умный человек, поэтому я предполагаю, что у вас нет шор на глазах и вы замечаете за всей этой мишурой нечто гораздо менее привлекательное.

Эва хотела что-то сказать, протестовать, но он не давал ей вставить ни слова.

– А то, что он сидит тут, на краю света, не заставляет вас задуматься? Сидит потому, что грязные дела так легко его здесь не достанут. И я это докажу! – Гурка отвернулся и направился к припаркованному на площади автомобилю.

Эва стояла как вкопанная. Из оцепенения ее вывел голос Ханки.

– Эва, ты оглохла? Я зову тебя, а ты не реагируешь. – Сестра выросла как из-под земли. – Ты принесла ботинки?

– Что? – Сбитая с толку Эва не могла сразу вернуться в реальность.

– Ботинки принесла? – повторила Ханка со все возрастающим раздражением. – Принесла, так давай, а то я спешу. – Она взяла сумку и заглянула в нее. – Хорошо, спасибо, пока.

Эва очнулась только через мгновение.

– Эй, минутку! – крикнула она в спину сестре. – Ханка, подожди!

Та неохотно обернулась.

– Ну?

– Э-э-э… – Эва сама не знала, что хотела спросить.

– Ну раз так, я пошла. Пока.

Это был действительно кошмарный день!

 

Глава 16

Еще немного, и она испортила бы бесценную средневековую рукопись, которую старательно обеззараживала уже несколько дней. В последнее мгновение Эва поняла, что по рассеянности плохо приготовила раствор, с помощью которого должна была расправиться с колонией грибка Penicillium spinulosum, уже успевшего нанести небольшие повреждения. Биоцидное средство, которое она едва не нанесла на пергамент, наверняка оказался бы убийственным для всего, что встретит на своем пути, а для драгоценной бумаги – тем более. Документ, написанный на латыни и датированный – что не пустяк! – 1230 годом, подтверждал, что прусский епископ Кристиан передает тевтонскому ордену свои владения и права. «Ну вот пожалуйста, браво! Может, наш уважаемый приходский священник возьмет пример со своего брата по вере из тринадцатого века и отречется от имущества в пользу какого-нибудь ордена? Или, например, детдома?» – зло подумала Эва. Однако не приходский ксендз был главным источником раздражения, с которым она не могла справиться. Эва была расстроена и все валилось у нее из рук, потому что Тимон Гурка посеял в ней зерно сомнения.

Она не могла прогнать нежелательные мысли, хотя очень старалась.

Что она вообще знала о работе Алекса? Он появился в ее жизни с готовыми тылами: богатством, сказочным домом, крупным бизнесом, скрытым где-то на заднем плане, и прошлым, о котором она ничего не знала. Их любовная история набрала обороты очень быстро, и для Эвы было важно, кто Алекс для нее, а не его биография. Наоборот, ей нравилось, что он не надоедает ей рассказами о своих компаниях, сделках, договорах и контрагентах. Из обрывков служебных разговоров, свидетелем которых она время от времени становилась, было понятно, что ее это не могло бы заинтересовать. Финансово-юридические сложности или понятия типа «диверсификация рисков», «оборотные средства» и «зависимые субъекты» вызывали у нее зевоту. Оставалось только радоваться, что в Алексе не было ничего от нудного работоголика, а его интересы не ограничивались финансовыми отчетами, таблицами и графиками. Он мог часами говорить о любимых книгах, о фильмах, которые много лет спустя все еще оставались у него в памяти, или о местах, куда бы он хотел когда-нибудь вернуться, – конечно, вместе с ней! – и это было чудесно. Он заражал ее своим каким-то детским интересом ко всему на свете и стремлением наслаждаться жизнью. Пребывание рядом с ним проходило на бесконечный урок беспечности. Проблемы, лавиной обрушившиеся на нее перед их знакомством, теперь потеряли свое значение. Другое дело, что именно он был движущей силой их решения.

Несмотря на все это, ее терзали возвращающиеся с настойчивостью, которой невозможно было сопротивляться, слова Гурки: «Дела пана Кропивницкого как минимум стоит изучить. Вы, думаю, знаете это даже лучше меня». Загвоздка была в том, что она как раз ничего не знала! Роясь в воспоминаниях, Эва убеждалась, что не пропустила никаких тревожных сигналов, не случилось ничего, внушающего мысль, что с его работой связаны какие-то серьезные проблемы. Находясь рядом с Алексом каждый день, она не видела в его поведении спешки, не заметила никаких признаков напряжения. Работа занимала определенную часть его времени и, естественно, присутствовала в его жизни, однако была лишь приложением к тому, кем он был и за что Эва его любила.

Чертов Гурка! Проклятый журналюга! Каким нужно быть негодяем, чтобы вот так, без тени сомнения, врываться в чью-то жизнь! И эти подходы, когда он, разыгрывая милого парня, хитростью пытался что-нибудь из нее вытянуть. «Законченный негодяй!» – злилась Эва, понимая, какие разрушения произвело его неожиданное появление у их дверей. Вторжение чужака с недружелюбными намерениями и непонятными обвинениями относительно Алекса нарушило ее покой, хотя Эва отдавала себе отчет в том, что он просто ищет сенсацию, что такие, как он, без колебаний используют самые грязные методы. «На прицеле»… Ничего себе! Он даже не скрывал, что охотится на жертву. Эва была возмущена: нельзя так просто появиться в чьей-то комфортной, отлаженной жизни, чтобы сбросить бомбу в самый ее центр. Но это еще не самое плохое. Эва осознавала, что на самом деле отравляло ее покой: некий Гурка, человек ниоткуда, разбудил в ней сомнения, нет ли в его обвинениях зерна правды.

Даже услышав, что Алекс вернулся домой, Эва не сдвинулась с места, не вышла ему навстречу, как прежде. Она не знала, как держаться, и потому чувствовала себя ужасно. Ей хотелось спрятаться в какой-нибудь темной дыре и свернуться в клубок.

Через минуту Александр появился в дверях лаборатории. Подошел, наклонился и поцеловал ее в шею.

– Привет, работяга.

Эва не смогла ответить на ласку.

– Привет, – только и сказала она, пытаясь сделать вид, что поглощена работой. – Осторожно, раствор! Убивает все на своем пути. До смерти! – попробовала придать голосу легкости.

– Оставь это. Книгам на сегодня достаточно внимания, пани магистр. – Алекс поднял ее из кресла и обнял. – Теперь моя очередь.

При других обстоятельствах она пришла бы в восторг от такого приветствия. Что может быть лучше, чем любимый человек, соскучившийся после дня разлуки? Александр провел руками по ее спине, добираясь до ягодиц, осторожно прикоснулся губами к мочке уха и легонько толкнул ее в сторону стола. Нет, не сейчас! Эва выскользнула из его объятий. Алекс смотрел на нее, ожидая объяснений.

– Собственно говоря, откуда ты здесь взялся? – спросила она.

Он моргнул, и на долгое время установилась тишина.

– Вернулся из Марадок. Разве я не говорил тебе утром, куда еду? – Алекс огляделся. – Ты ничем тут не надышалась? – Он выглядел искренне обеспокоенным. – Ты уверена, что эти реактивы хорошо закрыты?

– То есть откуда ты взялся тут, на Мазурах? – Эва поняла, что нужно уточнить вопрос. – Почему ты здесь?

– Как это почему? У меня здесь дом.

– Но твоя фирма в Варшаве, там была твоя жизнь. И неожиданно ты все бросаешь и приезжаешь сюда, где нет ничего.

– Откуда вдруг такой вопрос?

Алекс смотрел на нее, и Эве было все сложнее продолжать разговор. Она чувствовала себя предательницей. Расспрашивала, будто он сделал что-то плохое. Ну что же, раз начала, нужно развеять все сомнения. Возврата уже нет.

– Это может выглядеть как побег, – сказала Эва и даже отважилась на него посмотреть, хотя внутри вся дрожала.

– Это тот журналист так намутил у тебя в голове?

Александр был совершенно спокоен. Эва опустила голову. Ну да, она повторяет не стоящие выеденного яйца обвинения какого-то говнюка, который портит людям жизнь ради карьеры.

– Хочешь знать, что было настоящей причиной моего отъезда? О’кей. – Алекс оперся о столешницу, а она села на стул. – Был такой момент, пару лет назад, когда я работал как сумасшедший. Мой брак рассыпался, я убегал от проблем…

Эва навострила уши. В первый раз он заговорил о бывшей жене.

– И перестарался. Однажды я устроил себе выходной после тяжелых переговоров и решил побегать. Неожиданно – это была секунда! – боль в груди. Парализующая. Я не мог дышать. Приехала «скорая помощь», меня еле откачали.

Эва напряженно слушала.

– Сердечный приступ. – Алекс замолчал.

Было видно, как нелегко ему к этому возвращаться. Эва снова почувствовала угрызения совести. Именно она вызвала эти тяжелые воспоминания! Однако ей хотелось все узнать. Александр был полон тайн, что, ясное дело, придавало ему привлекательности и интриговало. Эва не расспрашивала его о прошлом, не хотела показаться дотошной, однако это не означало, что ее не мучило любопытство.

– И банальное продолжение, как из пособия для тех, кто побывал по ту сторону, – вернулся к рассказу Алекс. – Я понял, что это был знак. Я получил предупреждение. Я не хотел больше такой жизни и решил все изменить. Поэтому Мазуры. Я построил дом. Оказалось, что фирмой можно управлять издалека, не таскаясь на миллионы встреч. Теперь у меня для этого есть люди. Это было как откровение. Я начал заново открывать мир. Я уже не мог бы вернуться к той гонке, убиваться из-за каждого пустяка. Мне слишком хорошо. – Он посмотрел на нее. – К тому же в награду за мою новую, лучшую жизнь я получил… тебя.

Эве показалось, что у него на глаза навернулись слезы.

– Почему ты никогда об этом не говорил? – спросила она так тихо, что он еле смог расслышать.

– А чем тут хвастаться? Инфарктом? Мало того, что старик, так еще и больной? «Привет, ты самая красивая девушка из всех, кого я видел, и я хочу тебе кое-что о себе рассказать. Я классный парень, а кроме того, у меня коронарная недостаточность». Думаешь, это хороший текст для соблазнения?

Эве нравилось его умение обернуть все в шутку и разрядить даже самую тяжелую обстановку. Вот и сейчас она почувствовала огромное облегчение. И стыд, что так легко дала себя спровоцировать и позволила ничего не значащему болтливому пройдохе подорвать доверие к любимому человеку. Ей не хотелось больше разговаривать. Она встала и всем телом прижалась к Алексу. Обняла его за талию и просунула руку под ремень брюк. К счастью, Алекс не оказал ни малейшего сопротивления.

* * *

Как он и предполагал, приезд в Венжувку не дал никаких результатов. Но он не жалел. Тимон приехал сюда не для того, чтобы найти что-то новое, просто он так работал. Когда брался за какую-нибудь тему, то погружался в нее по самые уши. Ему нужна была картина ситуации, а чтобы ее создать, следовало хоть на мгновение попасть в среду своего героя. Поговорить с людьми, которые его окружают. Послушать, что и какими словами о нем говорят.

В деревне он не узнал ничего конкретного. Ничего, что могло бы послужить материалом, подтверждающим его тезисы. Тимон поставил галочку возле нескольких фамилий под надписью «Венжувка». На другой странице было еще несколько имен, подписанных «Гмина». Проверку этих контактов он запланировал на сегодня и на завтра. Эта часть работы наверняка окажется более плодотворной – по крайней мере, он на это надеялся.

Деревня не стала источником новой информации, хотя принесла один сюрприз. Эва Охник. Местная девушка, в настоящее время любовница Кропивницкого. Тимону пришлось признать, что он не смог пока ее раскусить. Она совершенно не вписывалась в картинку.

Тимон видел в жизни слишком многое, чтобы поверить, что миллионер, еще не старый, здоровый и к тому же привлекательный, свяжется с обычной деревенской девушкой, какой бы красивой она ни была, и за всем этим стоит только романтическая любовь. Так втирать очки можно только наивным девушкам, но не ему.

Поведение Эвы было для него загадкой. В том, что она защищала богатого любовника, как львица, не было ничего странного. Насколько Тимон разбирался в людях, а он мог без фальшивой скромности сказать, что разбирается неплохо, девушка не играла. К тому же она не казалось наивной дурочкой, в блаженное неведение которой можно поверить. В чем же тут дело? Тимон был уверен, что скоро узнает.

Из раздумий его вырвал телефонный звонок. «Главный?» – удивился Тимон: у шефа не было привычки лично контактировать с журналистами вне официальных ситуаций.

Цезарий Пиотровский изумил Тимона еще больше, сразу перейдя к делу:

– Я жду вас в редакции. Возвращайтесь. Сегодня.

– Что случилось? Я собираю материал.

– Мы отказываемся от темы.

– Что?! Об этом не может быть и речи! – Тимон на мгновение забыл о служебной субординации.

– Вы случайно не забываетесь? – Пиотровский немедленно о ней напомнил. – Возвращайтесь в Варшаву. Вы получите новое задание.

– Пан редактор! – Мысли метались у Тимона в голове. – Я не понимаю вашего решения. Я хожу вокруг этого уже несколько месяцев. Это будет бомба. В самый центр истеблишмента.

– Вот именно. У меня складывается впечатление, что вас немного ослепила погоня за сенсациями.

– Раньше у вас с этим не было проблем! – огрызнулся Тимон.

– Нахальство оставьте для работы на месте. – Пиотровский был заметно раздражен. – Мы не можем позволить себе провал подобного масштаба. Это не какой-то местный желатиновый король. Прежде всего я должен заботиться о престиже телекомпании. Ущерб будет бо́льшим, чем минутный скачок популярности.

– Но почему провал? Ведь мы говорим о крупной афере. Такие вещи надо показывать.

Тимона доводило до бешенства то, что ошибка, случившаяся с ним в начале карьеры, раздутая тогдашней конкуренцией до колоссальных размеров, тянулась за ним уже много лет и, можно не сомневаться, будет извлечена на свет, как только кому-нибудь понадобится его осадить. На другом конце трубки послышался тяжелый вздох.

– Вы молодой и динамичный, и за это я вас ценю. Но соблюдение субординации не является вашей сильной стороной.

Тимон просто обожал снисходительные комментарии, которыми привыкли делиться с окружением все начальники, с которыми он имел дело.

– Я попросил провести независимую проверку нескольких ваших сенсаций. Обвинения не подтвердились, – продолжил редактор.

– Что?! – Тимон не мог поверить в услышанное.

– Поэтому я забираю у вас эту тему. Я не позволю вам потопить телекомпанию!

По окончании разговора, в котором журналист снова и снова пытался – но безрезультатно! – переубедить Пиотровского, что его источники достоверны и что он может все доказать, шаг за шагом, документ за документом, Тимон сел в машину и, поднимая облако пыли, промчался по деревенской дороге. Такого удара он не ожидал. Выбора нет – нужно возвращаться. В спешном порядке он проанализировал ситуацию. Сейчас он не мог позволить себе нарушение субординации: кроме телекомпании, нет достаточной силы, чтобы пробить стену. Пока что. Хорошо, он исполнит желание редактора – потратит свое время на ерунду, которую ему подсунут. Пусть так. Но это не значит, что он сдается, что дело Кропивницкого для него закрыто. Вовсе нет.

* * *

Если на всю деревню был один человек, который при мысли о престольном празднике в приходе чувствовал не радость, а панику, то это была экономка приходского ксендза, пани Цесликова. Для нее храмовый праздник не был ни отпущением грехов, ни покупками на лотках, ни каруселями, ни колечками с камушком, ни тиром. Это был тяжелый труд под бдительным надзором приходского ксендза и викария, так как на храмовый праздник в приход приезжало много важных гостей. И то, что обычно нужно было делать на сто пятьдесят процентов, сейчас должно быть сделано на двести пятьдесят. А то и триста.

Уже за несколько недель до этого обстановка становилась нервной. И так обычно плотная атмосфера в приходском доме застывала как бетон, и ее уже не резали ножом, а разбивали пневматическим молотком.

Приходской ксендз исповедовал старопольский принцип: «Хоть всё заложи, да себя покажи». Во время храмового праздника он приглашал на знаменитый на всю округу обед важных официальных лиц из гмины, повета, а иногда – Боже, помоги! – даже из епархии, и делал все, чтобы гости уезжали из Венжувки с пониманием того, что им еще многое нужно у себя сделать, чтобы сравняться с уровнем этого необыкновенного прихода.

И все это, конечно, руками пани Цесликовой, которая, впрочем, нанимала на это время половину своей семьи – подготовить такой прием одному человеку просто невозможно. А ксендз в основном раздавал очередные распоряжения, следя за действиями скрупулезно и беспощадно, часто фыркал и брюзжал, поскольку удовлетвориться быстро и абы чем не мог, а в поиске простых путей подозревал пани Цесликову всегда и везде.

В этом году храмовый праздник обещал быть особенно трудным, так как список гостей был впечатляющим, а пожелания ксендза относительно меню могли вызвать головокружение. Только на то, чтобы ощипать гусей, ушла масса времени. Что уж говорить обо всем остальном?!

Поэтому Цесликова, вместо того чтобы готовиться к исповеди на престольный праздник, с ненавистью вспоминала своего работодателя, мысленно проклиная также ни в чем не повинного архангела Михаила, патрона прихода, чей праздник становился предлогом для шумных забав.

На маленькой площади возле костела уже расставляли палатки, в которых скоро должна была начаться продажа всякой ерунды, начиная от водных пистолетов, шариков в виде диснеевских героев, масок супергероев, лающих собачек на батарейках, глаза которых зловеще горели зеленым светом, париков, игрушечных мечей и телефонов и заканчивая вызывающими кариес конфетами и желейками разной формы и всевозможных вкусовых качеств. Возле одной из таких палаток крутился Михалек, который увлеченно махал кисточкой, рисуя на лежащем на прилавке картоне большую пчелу.

Цесликова, с безумным блеском в глазах спешащая в магазин за продуктами, которых не хватало на приходской кухне, минуя палатку, вызвала сильное движение воздуха, перевернувшее банку с водой, в которой Михал отмывал кисточку от краски.

– Извините! – крикнула она не глядя и, не обращая внимания на расстроенное лицо мальчика, забежала в магазин, чтобы через минуту еще стремительнее оттуда выскочить.

Эва, которая как раз проезжала через площадь на велосипеде, увидев эту сценку, рассмеялась. Сочетание выражения лица Михалека с поистине спринтерским темпом передвижения экономки было действительно комичным. Она остановилась возле палатки и, оперев велосипед о ближайшее дерево, сказала:

– Мы же не расклеимся без повода, правда, приятель?

Михалек сразу забыл о причине огорчения и просиял – симпатия, которую Эва завоевала во время межшкольного матча, все еще действовала. Из-за прилавка выглянула его мама и, держась за значительных размеров живот, окликнула сына:

– Михалек, кто это решил нас проведать? А-а, привет!

Женщины поцеловались.

– Как ты себя чувствуешь? – Эва указала на ее живот.

– Ох, еле держусь на ногах. – Магда уперлась руками в поясницу и со страдальческим видом потянулась. – Врач говорит, что еще месяца полтора до развязки. Не знаю, как я выдержу. Чувство такое, словно я шар.

Эва сочувственно покачала головой, а Михал заявил:

– Я мамочку так не мучил.

Женщины рассмеялись.

– Продаешь что-то? – спросила Эва.

– Мед. – Михал указал кисточкой на почти законченную пчелу.

– Так вы и мед делаете? – Эва в очередной раз удивилась предприимчивости давних школьных знакомых.

– Конечно. – Магда кивнула. – Вместе с несколькими соседями мы получили финансирование пасеки от ЕС, так как это глобальная проблема: пчел становится все меньше, а без них природа страдает, некому опылять растения. Но об этом недостаточно говорят.

– Теперь у нас есть пчелки, и мы делаем вкусный медок, – прервал маму Михалек и похлопал себя по животу. – На медаль.

– Действительно, у нас уже есть несколько медалей за мед, – сообщила Магда. – Когда ты в последний раз у нас была, я забыла дать тебе несколько баночек. Я наверстаю это завтра, когда придешь на праздник, хорошо? Мне больше нравится лавандовый, у него оригинальный аромат, но это дело вкуса.

– В таком случае очень жаль, что меня завтра не будет в Венжувке. – Эва развела руками. – Уезжаю на несколько дней.

– А-а, ничего страшного. Тем лучше. – Магда махнула рукой. – Когда вернешься, заскочи к нам на кофе. А тут сама знаешь, что будет завтра твориться. Особенно ближе к вечеру.

Эву охватила дрожь, когда она вспомнила ужасные события после деревенского праздника, которые произошли, в общем– то, не так давно. Престольный праздник в приходе – это повод для сомнительных типов упиться до чертиков и цепляться к людям.

– Ты права. – Она кивнула. – После возвращения с удовольствием к вам загляну.

– А куда ты едешь? – вырвалось у Магды. – В университет? У тебя, наверное, очень много работы, да?

– Ну… – Эва смутилась. – Нет, не в университет. – Она опустила глаза. – Это деловая поездка, но… не совсем деловая.

Она совсем запуталась, и Магда вежливо сменила тему, чтобы не смущать подругу.

– Так мы ждем тебя после возвращения, правда, Михал?

Мальчик с такой силой кивнул, что челка упала ему на глаза. Эва тепло попрощалась с ними, села на велосипед и отправилась домой, нигде не задерживаясь. До отъезда надо было успеть сделать еще много дел.

* * *

Она не была готова к такому. Боль, казалось, разрывала ее. Фоном звучала успокаивающая музыка, рефреном которой служил шум морских волн. Пани Арлета с профессионально невозмутимым выражением лица отвернулась, чтобы скатать очередной шарик пчелиного воска. Воск был янтарного цвета, тянущейся консистенции. Эва полулежала в косметическом кресле, накрытом толстым мягким полотенцем ванильного оттенка, такого же как фартук косметолога. Приятная на ощупь накидка из тонкого материала, которую ей дали перед процедурой, ниже пояса была завернута так, чтобы Эва могла отдать часть тела, которую здесь называли «зона бикини», в руки пани Арлеты, ногти которой, без сомнения, были шедевром маникюрного искусства. Косметолог с помощью невинного вида пыточного инструмента в виде пчелиного воска как раз подвергала Эву мучениям, тем более изощренным, что причинялись они по ее собственному желанию.

Бразильская эпиляция… Мгновение назад Эва узнала, что это такое. Со вчерашнего дня они проводили уик-энд с Александром и его друзьями, Мартиной и Юлеком, в пансионате с уютным названием «Sweet Harmony» – деревянной усадьбе, живописно раскинувшейся на берегу озера и со всех сторон окруженной густым лесом, палитра которого менялась от сочной зелени до глубокого бургундского.

Александр, вернувшись домой в пятницу, застиг ее врасплох предложением спонтанной поездки: сейчас, немедленно, как есть.

Эва уже успела привыкнуть к тому, что Александр не мог усидеть на месте, монотонность ему надоедала. Ей тоже нравилось, когда что-то происходило, но иногда требовалась и минутка покоя. Например, сейчас.

– Я знаю, что ты очень разволновалась из-за этого журналиста, – сказал Алекс, убеждая ее в необходимости поездки. – Я чувствую себя виноватым, так как это из-за меня ты столкнулась с этой гнидой. Видимо, пришло время подумать о лучшей защите дома. Слишком долго было спокойно, добрались и сюда. Я не хочу, чтобы из-за моей работы ты подвергалась такому риску. – Он убрал непокорный локон ей за ухо. – Давай на два дня бросим все. Не заставляй себя уговаривать! Вот увидишь, ты будешь в восторге.

Эва не хотела капризничать, да и, в конце концов, поездка в спа-салон не была самой большой неприятностью, какую только можно себе представить. Кроме того, она чувствовала себя виноватой. Даже не из-за беспечности, с которой отнеслась к чужому человеку, похоже, желавшему им навредить. Знакомство с Гуркой стало для нее уроком, заставившим осознать, что жизнь с Алексом связана с вещами, о которых она и не подозревала. Она поняла, что живет под колпаком, принимая все привилегии, которые проистекают из статуса Александра, как нечто совершенно естественное. А ведь все это не возникло из ничего. Он тяжело работал, а ей даже не пришло в голову задуматься, с каким напряжением это связано. Конечно, Алекс не обременял ее своими проблемами, но и она проявила чреватое далеко идущими последствиями легкомыслие. Она от всего сердца хотела ему помочь. Быть с ним не только в радости, но и в горе. Хотела, чтобы Алекс знал, что может на нее рассчитывать. А между тем вела себя настолько глупо! Позволила cебя одурачить первому же попавшемуся профессиональному болтуну, который появился на горизонте, и почти поверила, что Алекс может скрывать от нее что-то плохое. Не встала за него стеной, по крайней мере перед самой собой, как должен сделать самый близкий человек. Из-за всего этого Эва предъявляла к себе большие претензии и, хотя не могла сказать об этом открыто, чувствовала внутреннюю необходимость возместить Алексу бесконечно постыдный для нее промах.

– Давай поедем. Немного отдыха еще никому не навредило, – в конце концов согласилась Эва, окончательно убедившись, что поездка пойдет им на пользу.

– Моя девушка! – обрадовался Алекс.

Правда, Эва выторговала себе сутки, чтобы определить с сестрами схему присмотра за Бартеком в эти несколько дней, пока ее не будет. Ханка, как всегда, демонстрировала абсолютное отсутствие интереса к тому, куда Эва собирается. Маня же не могла скрыть съедающее ее любопытство, но все попытки расспросить старшую сестру пресекались строгой Ханей. Эве это было на руку – она не считала нужным объяснять что-то семье.

В первый вечер по приезде в пансионат их ждал изысканный ужин при свечах на застекленной террасе с видом на озеро, но они изумили Мартину и Юлека, поспешно сбежав в номер. Не дождались даже главного блюда, удовлетворившись устрицами с ревенем и имбирем, поданными как холодная закуска. Быть может, ответственность за это несли компоненты блюда, которые повсеместно считаются афродизиаками. Пока Юлек с важным видом разглагольствовал о своих любимых сортах виски, доказывая превосходство пикантного «Long John» над банальным «James», Эва вдруг почувствовала прикосновение к бедру и посмотрела вниз. Ладонь сидящего рядом Александра как раз заползала к ней под платье. Он не уступал в дискуссии приятелю, называя третьего конкурента среди солодовых напитков, «Royal Salute», и одновременно поглаживал ее бедро таким образом, что Эве пришлось раздвинуть ноги. Она посмотрела на сидящих за столом. Заметил ли кто-нибудь, что он вытворяет? Похоже, что нет. Александр же останавливаться не собирался и, воспользовавшись удобной позой, которую приняла Эва, провел пальцами по линии ее трусиков. Она схватила стакан с водой, хотя даже не была уверена, что свой, и сделала глоток. Он невозможен! «Кто-нибудь может увидеть!» – подумала Эва, но уже не могла протестовать. Его пальцы пробирались все глубже, вызывая дрожь в ее теле. Она умоляюще посмотрела на Алекса затуманенными от желания глазами, изо всех сил стараясь сохранить остатки контроля над собой. Очередное блюдо перестало иметь какое-либо значение. Они нагуляли волчий аппетит, но на нечто совершенно другое – им необходимо было немедленно оказаться где-то, где никто не помешает.

Как только дверь закрылась и отделила их от остального мира, Алекс прижал Эву к стене и рывком стащил с нее трусики. Она лихорадочно пыталась расстегнуть ремень его брюк и нервно стягивала их, чтобы устранить последний барьер на пути к цели. Потом обняла плечи Алекса, обвила ногами его талию, а он обхватил ее бедра, приподнял… и резко вошел. Эва потеряла контроль над собой, царапая ногтями его кожу под рубашкой. Алекс двигался толчками, все сильнее и сильнее, и наконец с громким стоном выгнулся дугой. Эву сотрясали конвульсии, лишившие ее понимания того, где она находится и что происходит. На мгновение она словно утратила рассудок.

Они опустились на пол. Пытались восстановить дыхание, приходили в себя… Должно быть, Эва заснула, а когда открыла глаза, Александр выходил из ванной. Он расплылся в сияющей улыбке, Эва лениво потянулась. Чувствовала она себя чудесно.

Она осмотрелась. Некрашеные деревянные балки, поддерживающие косое перекрытие, придавали комнате уют, а белизна мебели и тканей – элегантность. Мелкие цветочки всевозможных расцветок, словно только что собранные на лугу («Откуда они тут взялись в это время года?» – удивилась Эва) и рассыпанные по огромной двуспальной кровати, может, и выглядели китчевато, но приходилось признать, что когда этот китч изготовлен специально для тебя, то становится вполне терпимым. Александр открыл шампанское, ожидавшее их в наполненном льдом ведерке. Они осмотрели ванную, а точнее, просторный купальный салон, немногим меньший, чем сам номер. Тут также царствовали белизна и дерево. У окна, занимавшего всю стену от пола до потолка и представлявшего собой большой экран, который в эту пору предлагал захватывающий вид мерцающего миллионами огоньков мазурского небосклона, в полу утопала большая ванна, точнее джакузи. Недолго думая, они сбросили с себя остатки одежды. Пока ванна наполнялась водой, Александр натирал Эву лавандовым маслом, найденным среди других изделий местного мыловаренного завода, издающих приятный аромат. Его руки ползли вверх, начиная от ступней. Он не забыл ни об одной части ее тела. Эва прикрыла веки и растаяла от удовольствия. В какой-то момент она почувствовала, что Алекс снова в нее вошел, и тихо ахнула. Сплетясь телами, они погрузились в джакузи и на этот раз занимались любовью неспешно, обдаваемые чувственно переливающейся водой.

Только на третий раз, после того как съели заказанный в номер ужин (их желудки в конце концов напомнили о себе) и посмеялись над выражением лиц Юлека и Мартины, наблюдавших их лихорадочное бегство из-за столика, они занялись любовью в месте, предназначенном для этого действа, – на королевском ложе, усыпанном цветами. И если бы кто-нибудь попросил Эву составить рейтинг этих моментов, она оказалась бы в затруднительном положении, поскольку третий ничем не уступал двум предыдущим. Был таким же чудесным.

* * *

День начали с планирования развлечений. Мужчины хотели поиграть в гольф, а женщины решили выбрать для себя процедуры (которые тут назывались ритуалами) из предлагаемого центром каталога. Чего там только не было! Комплексный ритуал «Оазис спокойствия» с увлажняющей и разглаживающей тело ванной из козьего молока, а также успокаивающим и расслабляющим уходом – симбиоз лимонной эссенции с нотой лаванды и майорана. «Розмариновое пробуждение» – горячая ванна, розмариновый пилинг тела и интуитивный массаж на базе органического розмаринового масла, изготовляемого на месте. Аювердический ритуал «Ла Шакти», возвращающий духовное и физическое равновесие (в пакете ароматический пряный пилинг). Умасливание «У источников гармонии» с пилингом, массажем ступней и кистей рук смесью эфирных масел, маслом гхи, имбиря, меда и кедра. И еще четыре страницы, заполненные в том же духе.

Эва, однако, хотела начать с другого. Прошлой ночью во время любовного массажа, дотронувшись до ее лона, Алекс шепнул: «Ты не хотела бы быть совсем гладкой? Мы бы чувствовали друг друга еще интенсивнее…»

Тогда Эва не ответила, утопая в наслаждении, которое он дарил, но запомнила эти слова и решила сделать Алексу сюрприз. В начале серии процедур в салоне красоты она заказала эпиляцию интимной зоны и… оказалась на пыточном ложе пани Арлеты.

От сжимания зубов, когда боль становилась невыносимой, уже болели щеки. Эва послушно разводила бедра, мысленно говоря себе, что тысячи женщин во всем мире делают то же, что она сейчас, а значит, это не может быть чем-то ненормальным. И когда она думала, что самое страшное уже позади, пани Арлета внимательно осмотрела результат своей работы и сказала:

– А теперь, пожалуйста, на колени.

– Извините?

– Пожалуйста, смените позу, встав на колени. Тогда у меня будет более удобный доступ к местам, где еще нужно избавиться от волосяного покрова.

– О боже, нет!

– Как это? Так мы делаем бразильскую, или я неправильно поняла?

Эве показалось глупым отступить сейчас. Она послушно повернулась и встала на колени.

– У-у-у…

Боль была еще сильнее. Более чувствительного места, из которого можно вырывать волосы, найти невозможно – Эва была в этом уверена. Хотя, возможно, даже хуже этой ужасной боли было смущение. Выгибаясь перед косметологом, Эва чувствовала, что это уже слишком. Границы интимности были нарушены. Однако пани Арлета была профессионалом и наверняка не чувствовала подобного смятения. Она быстро и без колебаний делала свое дело. Потом дала Эве несколько советов по уходу за кожей, чтобы избежать раздражения после столь грубого вмешательства, и наконец позволила ей, еле дышащей и умирающей от стыда, одеться и покинуть место пыток.

«Если это отдых, то спасибо, не надо!» – промелькнуло в голове у Эвы. Она провела ладонью по гладкой коже. Ощущение было странным – никогда, с тех пор как стала взрослой, она не была начисто лишена там волос. Одевшись, Эва сразу почувствовала разницу и долгое время не могла привыкнуть, однако в конце концов осталась довольна, не могла дождаться момента, когда покажет Алексу свой сюрприз, и была уверена, что он его оценит.

Следующим пунктом программы был расслабляюще-восстанавливающий ритуал «Чувственный десерт» на основе шоколада. Гулять так гулять! Похоже, остальная часть дня будет значительно приятнее.

Ею занялась следующий косметолог – пани Эмилия. Весь персонал «Sweet Harmony» работал как идеальный механизм. Незаметные, но присутствующие всегда, когда были нужны, косметологи бесшумно передвигались по объектам центра в фирменной униформе, как будто были рождены для того, чтобы делать жизнь других приятнее. К тому же все они были молоды и выглядели словно модели из рекламного буклета. Пани Эмилия предложила Эве немного расслабиться в релаксационной комнате, чтобы кожа отдохнула после эпиляции, прежде чем косметолог начнет новую процедуру.

Войдя в указанный павильон, Эва заметила Мартину, удобно устроившуюся в застеленном пушистым полотенцем шезлонге. Однако прежде, чем к ней присоединиться, она остановилась на мгновение, чтобы рассмотреть очередной ошеломляющий интерьер. Струи воды стекали по каменным стенам, наполняя помещение успокаивающим плеском. Мартина повернула голову в ее сторону.

– Наконец ты пришла, Эвуня! Клянусь, это лучшее спа в Польше из всех, где я была! – Она пила светло-зеленый напиток. – Дорогая, ложись. Не могу повторить, что мне сюда намешали, но говорят, что это сплошное здоровье. – Мартина рассмеялась своим стеклодробительным смехом, который совсем не подходил к царившей вокруг атмосфере. – Надеюсь, что не врут, так как это не особенно вкусно. Но чего можно ожидать, если туда не добавили ни капли алкоголя?

У Мартины было раздражающее качество, хотя иногда оно не так уж и мешало: она была самодостаточной в разговоре, ей нужен был только слушатель с включенной функцией приема.

– Здесь просто божественно! – Мартина потянулась, как довольная кошка.

Легкий халатик распахнулся, она была полностью обнажена. Эва не смогла сдержаться и украдкой осмотрела ее тело. Ее новой подруге было за сорок, что Мартина подчеркивала при каждом удобном случае, но ее вид не соответствовал метрике. У нее была идеальная фигура, без грамма жира. Ее грудь была крепкой, а кожа – гладкой. Эва подумала о маме, возраст которой уже много лет назад перестал иметь значение, так как она перешла в категорию женщин, на которых смотрят только как на мать и хозяйку, а в их случае – как на главу семьи. В сорок лет, родив четверых детей, она не выглядела так, как Мартина, типичная представительница женщин, бо́льшую часть жизни посвящающих уходу за собой. Эва подумала о других женщинах из ее округи. Молодость заканчивалась вскоре после достижения двадцати лет, а после тридцати большинство из них можно было охарактеризовать грустным определением «измученная жизнью». Эва всегда бунтовала против такого сценария для себя. Однако могла ли она стать кем-нибудь вроде Мартины? Хотела ли этого?

– Он все так же хорош в постели? – выстрелила без предупреждения ее подруга по отдыху, и Эва потеряла дар речи.

Наверное, у нее было действительно глупое выражение лица, так как Мартина не смогла сдержать смех.

– Ну, не возмущайся так, ты же должна понимать, что Алекс никогда не был монахом.

Эве совсем не нравилось то, как Мартина на нее смотрит. Как будто проверяет ее реакцию.

– Да, он великолепен! – ответила она вызывающе. – Ты даже не представляешь, что он вытворял вчера ночью! – Это вырвалось как-то само собой. Через мгновение Эве стало стыдно. Ну да ладно, Мартина сама ее спровоцировала!

– Спокойно, Эвуня, я не имею в виду ничего плохого. – Мартинка снова стала живым воплощением радушия. – Просто мне вспомнились былые времена. Алекс святым не был, ну а кто был? Ха-ха-ха! – Ее громкий смех отразился от водной стены, и Эва посмотрела на Мартину с подозрением: «В этих биоэконапитках точно нет алкоголя?» – Сама знаешь, как это бывает. Мы были молоды, развлекались понемногу…

Похоже, волна воспоминаний действительно доставляла Мартине массу удовольствия.

Эва беспомощно посмотрела в сторону входа в надежде на избавление: может, кто-нибудь в конце концов придет за ней и отведет на эту элитарную процедуру? Во сто крат охотнее она пошла бы туда, чем и дальше терпеть общество болтливой очевидицы – а также, похоже, участницы! – безумств Александра в молодости.

– На самом деле в первый раз он успокоился при Эльке, – продолжала Мартинка, отнюдь не разочарованная отсутствием интереса у Эвы, которая, однако, тотчас же навострила уши. Именно так звали первую жену Алекса – блондинку со старых фотографий, о которой она все еще почти ничего не знала. – То есть сначала, ясное дело, обезумел, как с ним бывает. Никого, кроме нее, не видел, всем подружкам дал отставку. – Неужели Эве послышалась нотка горечи в ее голосе? – Молниеносное предложение на райском острове, свадьба у озера Морской глаз. В то время Алек отдавал предпочтение Татрам. Невозможно было смотреть на них без солнцезащитных очков – блеск счастья прямо-таки слепил глаза.

Эва почувствовала, что прекрасно может это представить, – в описании было много знакомых ей деталей.

– Все им завидовали. Красивые, влюбленные, богатые… У них было все.

– И что случилось? – не выдержала Эва.

Мартина как будто неожиданно вспомнила о ее присутствии и странно улыбнулась.

– А кто знает, что происходит между людьми?

Из нее вдруг словно вышел воздух, она перестала трещать как заведенная. Встала, завернулась в халат и подошла к бирюзовой поверхности воды. Опустила туда ногу.

– Какая теплая! Давай окунемся.

Эва была сбита с толку. Перемены настроений, которыми Мартинка потчевала ее последние пятнадцать минут, были для нее совершенно не характерны – конечно, насколько Эва вообще успела ее узнать. Знакомая Алекса не производила впечатления человека глубокого, скорее наоборот – женщины, ведущей беззаботную жизнь. А сейчас в ней вдруг появилось что-то более сложное, но Эва не могла понять, что именно.

– Если кому-нибудь интересно мое мнение, то он ее обидел. – Мартина смотрела на свои ноги с ногтями классического красного цвета, омываемые пузырящейся водой.

Эва замерла.

– Забрала детей и сбежала подальше от него. – Мартина посмотрела на нее и изобразила на лице свою фирменную улыбку. – У вас наверняка будет по-другому, вот увидишь.

Однако для Эвы это было уже слишком. Еще мгновение она пыталась делать хорошую мину при плохой игре, притворяясь, что услышанное не произвело на нее большого впечатления, но ничего не получилось. В конце концов она вскочила с места и выбежала, не обращая внимания на крики сбитой с толку Мартины, которая звала ее.

У Эвы шумело в голове. Она забыла о пилингах и массажах.

Хотелось только выкинуть из памяти страшные вещи, которые наболтала эта накачанная ботоксом идиотка. Зачем она придумывает такие небылицы? Зачем так с ней поступает?!

Эва бежала куда глаза глядят, пока не столкнулась с кем-то. Подняла голову и увидела… Александра. Он обнял ее и внимательно на нее посмотрел. И сразу заметил недоброе.

– Что случилось?

Эва, к собственному удивлению, так как это было вовсе не в ее стиле, неожиданно разразилась плачем. Просто не смогла взять себя в руки!

Она рыдала, не обращая внимания на Юлека, который пришел вместе с Александром и теперь с недоумением смотрел на нее.

– Давай найдем более спокойное место.

Александр оставил приятеля и отвел ее за дом. Обнявшись, они шли по тропинке в лес, сопровождаемые только шелестом осенних листьев, в которые проваливались по косточки. Алекс терпеливо ждал, пока она успокоится.

– Что случилось, малышка? – спросил он, когда дыхание Эвы снова стало ровным.

– Ненавижу людей!

– Эва! – Алекс даже остановился. – Расскажи мне, что случилось.

– Почему все на тебя взъелись? Неужели нельзя быть просто счастливыми, обязательно найдется кто-то, кто должен это испортить?! – Глаза Эвы снова наполнились слезами.

Александр внимательно смотрел на нее. Его дыхание становилось все глубже, знаменуя нарастающее возмущение.

– Что она тебе сказала? – Казалось, его голос режет воздух, словно острый нож.

Эва на мгновение даже забыла о слезах.

– Откуда ты знаешь?

– Проклятая интриганка! Этого следовало ожидать. Использует любую возможность, чтобы набаламутить.

– Она говорила ужасные вещи. О тебе и твоей жене. Что ты ее обидел. Ее и детей.

Александр в бессильном бешенстве пнул пенек. Эва с беспокойством смотрела на него.

– Хватит! Второй такой двуличной бабы свет не видывал! Мы уезжаем!

Он потянул Эву в сторону центра. Она покорно шла за ним. Вдруг Алекс резко остановился.

– Ты же ей не поверила? – Он смотрел ей в глаза с подлинной тревогой. – Ручаюсь, она не имеет ни малейшего представления о том, что тогда случилось и почему. Водка и кокаин разъели ей мозги. Извини, если это выглядит так, как будто я последний козел, но я должен сказать: Мартина не может мне простить, что когда-то, сто лет назад, я не соблазнился ее сомнительными прелестями, и, как только появляется возможность, мстит за то, что я отверг ее. Глаза бы мои не видели эту бабу, но Юлек мой приятель, и у меня нет выхода… Впрочем, мне казалось, что она уже успокоилась, но вижу, что нет.

– Злобная стерва! Не знаю, на что она рассчитывала, сочиняя эту чушь, – выпалила Эва, и Алекс крепко взял ее за руку.

Они вернулись в номер, быстро собрали вещи и уехали, даже не попрощавшись.

* * *

Возвращаясь в Венжувку, они еще немного поговорили о том, как странно люди иногда себя ведут.

– Успех – это всегда испытание для дружбы. Когда поднимаешься над посредственностью, оказывается, что тех, кто радуется за тебя по-настоящему, искренне, можно пересчитать по пальцам одной руки. Если повезет! – произнес Александр. – Конечно, набегает целая толпа льстецов и прихлебателей, но их слова ничего не стоят. Да ты и сама видела. Человек называет себя твоим другом, а сам держит нож за спиной… Знаешь, Эва, – Алекс на мгновение задумался, – у меня на самом деле нет друзей. Настоящих. – Эва погладила его по щеке. – Только с тобой я могу поговорить по душам. И не боюсь, что ты используешь сказанное против меня.

Сидя за рулем, он на мгновение повернул голову, чтобы посмотреть на нее. Эва взяла его руку, прижала к губам и поцеловала. Можно было ничего не говорить.

Они были уже недалеко от Венжувки. Эва уткнулась лбом в холодное стекло автомобиля, думая о том, что в последнее время произошло. Ей нужно было поговорить с кем-нибудь близким.

– Алекс, давай пригласим Сильвию на вечер! – Эве все-таки хотелось верить в дружбу. – Мы давно не виделись. Ты не против?

– Конечно нет. Пообщайтесь. Мы как раз неподалеку от ее дома. Может, сразу за ней заедем?

Эва просияла улыбкой. Алекс такой милый!

К счастью, они выбрали удачный момент: дети были у двоюродной сестры, и Сильвия могла беспрепятственно уйти из дому. Конечно, их неожиданный визит и приглашение застали ее врасплох, но Эва заболтала подругу и практически заставила отправиться с ними на машине.

Поразвлекав их некоторое время, Александр оставил подруг одних, чтобы они могли спокойно поговорить. Все было почти как раньше: сумерки, тишина, в руках чашки со свежезаваренным чаем… И, ясное дело, совершенно по-другому. Сидели не как обычно, на крыльце у одной из них, а на террасе внушительной резиденции Александра. Они взяли с собой одеяла, так что могли наслаждаться тишиной и загорающимися одна за другой точками на небе.

– Рассказывай, дорогая, как тебе живется, – начала Эва, когда они остались одни.

С момента скандала возле дома Сильвии у них не было возможности поболтать подольше, виделись только мельком или общались по телефону.

– Как будто я заново родилась. – В голосе Сильвии слышалось облегчение. – Не знаю, как можно было столько лет жить во лжи. Я обманывала сама себя. – Она грустно улыбнулась. – Заявление о расторжении брака я подала, ему за угрозы топором запрещено приближаться к дому. Полиция по-настоящему занялась этим делом.

У Эвы мелькнула мысль, не связано ли это с тем, что Александр еще раз давал подробные показания в комиссариате.

– Ты была права, с этим следовало покончить уже давно. – Сильвия обхватила ладонями чашку, над которой поднимался пар. – Это никак не шло детям на пользу. На самом деле я наносила им вред. И себе тоже.

Эва посмотрела на нее.

– Почему мы так строги к себе?

– Вину всегда можно приписать себе, правда? – Сильвия горько рассмеялась. – Но оставим это, – махнула она рукой. – Не хочу вспоминать. Теперь может быть только лучше. Гжесек не единственный в мире. – Сильвия подмигнула Эве и посмотрела на стену леса, контуры которой все больше сливались с сумраком наступающей ночи.

У Эвы возникло смутное ощущение, что подруга не чувствует себя свободно. Вроде бы разговаривали, как раньше, но что-то было не так. Сильвия начала рассказывать о своих учениках, и это увлекло Эву, ведь со многими из них она познакомилась в спортивном лагере. Потом подруга перескочила на местных жителей, имена которых в большинстве случаев были Эве незнакомы, и она слушала только из вежливости. Мало-помалу она начала понимать, в чем дело: Сильвия старательно избегала разговоров о самой Эве. Не спрашивала, как у нее дела, не интересовалась отношениями с Алексом… Это было странно, ведь обеим было понятно, что произошло так много событий, – и ночи не хватит, чтобы обсудить все. Не может быть, чтобы Сильвии было неинтересно! Эва решила не играть в приличия.

– Сильвия, что такое? Мы не можем нормально поговорить? Ты у меня в гостях, теперь мой дом здесь. Ты не должна испытывать стеснение.

Сильвия долго молчала, потом глубоко вздохнула.

– Я знаю, что не должна, – начала она, – что это не мое дело… Но мы подруги и можем быть откровенными друг с другом. Я должна это сказать, хотя не знаю, что ты подумаешь.

– Ясно, говори… – Эва вздохнула. После такого вступления трудно было ожидать чего-то приятного.

– Это все не слишком быстро?

Эва почувствовала укол в сердце. Не этого она ждала от лучшей подруги.

– Что ты имеешь в виду?

Сильвия выпрямилась в кресле. Видно было, что она охотно оказалась бы где-нибудь в другом месте. Как и Эва.

– Ведь это не твой мир… Ты все бросила ради него.

– Ты что, разговаривала с отцом? Или с Ханкой? Большое тебе спасибо за поддержку! – Эва покачала головой. – Не ожидала я от тебя таких слов, – добавила она. – Ты не знаешь, что между нами произошло, так что не вмешивайся.

Эва больше не могла играть в тактичность. Это было выше ее сил. Все сговорились против нее. Она что, какая-то чертова осажденная крепость?

Сильвия серьезно посмотрела на нее.

– Эва, я ни с кем не разговаривала. Я только хочу сказать, что ты за несколько месяцев изменила всю свою жизнь. Ради мужчины, которого даже толком не знаешь.

Хорошенькое дело!

– Черт! Сильвия, извини, но я не понимаю, как ты можешь так говорить после того, что он для тебя сделал!

Сильвия кивнула, как будто соглашаясь с тем, что сказала Эва.

– Я за это очень ему благодарна. Но то, что он сделал, свидетельствует также о том, что он вспыльчивый и не колеблясь применяет силу.

Эва от этих слов остолбенела. Она не могла поверить в то, что сказала Сильвия. Как можно все так переворачивать с ног на голову!

– Я знаю, ты влюблена. – Сильвия спокойно смотрела ей в глаза, что доводило Эву до бешенства. Казалось, она сейчас взорвется. – Я помню, как мне сначала нравилось, что Гжесек ввязывается в драки якобы из-за меня. Кто-нибудь не так посмотрел или что-то сказал…

– Сильвия, ты сама слышишь, что говоришь?! – Эва не выдержала и вскочила с кресла. – При всем уважении к твоему тогдашнему выбору, ты сравниваешь какого-то пьяного деревенского хама с Алексом? – Ее даже трясло от волнения. – Нет, я не буду это слушать! – решительно перебила Эва, когда Сильвия попыталась что-то сказать. – У меня просто нет слов, чтобы выразить, как ты меня обидела! Уж кто-кто, а ты не должна завидовать моему счастью. – Сильвия снова попробовала ее перебить, но Эва не позволила. – Я не ожидала такого от тебя, Сильвия! Ты такая же, как все. Как эти дуры и сплетницы под магазином. Ты ничем не лучше!

Сильвия только покачала головой. Эва не могла больше на нее смотреть.

– Тебе пора идти.

Сильвия послушно встала и направилась к дорожке, ведущей к воротам. Задумалась и остановилась.

– Эва, будь осторожна.

Эва фыркнула. Нашлась добрая тетушка! После страшных вещей, которые она только что наговорила, эти жалкие попытки сгладить плохое впечатление были просто смешны! Не дожидаясь, пока Сильвия уйдет, она развернулась и вошла в дом.

Нашла Александра, читающего книгу на диване, и буквально прикипела к нему, прижалась, как маленький зверек. Ей нужно было почувствовать его силу.

– Что случилось, малышка?

– Теперь я знаю, что ты имел в виду.

– Когда?

– Люди действительно не прощают, когда ты выделяешься.

Он грустно кивнул.

– Добро пожаловать в наш клуб.

И крепко обнял ее. Именно так, как Эве было нужно. Она вдохнула запах его кожи, и это ее успокоило. Она снова почувствовала себя в безопасности. Они были друг у друга. И этого должно было ей хватить.

Анелька!

Твоя Ю.

Твое письмо, которое через Красный Крест попало в мои руки, обрадовало меня так, будто я тебя здесь, на своем пороге, увидела! После стольких страданий неожиданно луч света. Как же у меня сердце согрелось!

Не могу представить, что у тебя муж американец. Это как в сказке – принц на белом коне! Ты спаслась, дорогая, и отправляешься к лучшей жизни со своим солдатом. И я бы хотела объехать мир, хотя бы раз собственными глазами посмотреть на дальние берега. Если бы только могла, бросилась бы к тебе, но, похоже, этого никогда не случится. Я останусь здесь, на этом клочке земли, когда-то немецком, а теперь, как говорят, праславянском. Тут, вдали от родной земли, будет моя могила. Навестит ли ее кто-нибудь хоть когда-нибудь?

Появилась на свет девочка. Писаная красавица, глаза у нее голубые, а волосы черные и густые. И я не смогла ее не полюбить. Может, если бы мне ее не показали…

Выхода не было, с хозяином был договор – ребенок, завернутый в платок, отправился к чужим людям, которые должны были воспитать его, как своего собственного. Наверное, я больше его не увижу.

Сердце мое все еще истекает кровью, хотя уже немало времени прошло и жизнь моя потихоньку устроилась. Я вышла замуж за хозяина, теперь сама хозяйка дома – пока нас не раскулачат, как говорит мой муж. Времена сейчас нелегкие, но надо радоваться тому, что есть, – это все-таки лучше того ада, который был здесь в самом конце войны. Я хочу ребенка, который, возможно, заполнит пустоту в моем сердце. Но беременности все нет, хотя мой муж, несмотря на почтенный возраст, супружеский долг исполняет добросовестно. Может, это кара за то, что я малышку чужим людям отдала? Может, это Божий план, что у меня только она одна должна была быть?

Дорогая Анеля, я ежедневно молюсь, перебирая десять бусин четок, за тебя и не перестаю верить, что и я когда-нибудь буду счастлива.

Будь здорова,

 

Глава 17

Рышард смотрел через окно на тонущую под дождем улицу. Лило так, будто приближался библейский потоп. Правда, для него погода обычно не имела большого значения – утром он садился в машину в подземном гараже своего дома, чтобы выйти из нее в подземном гараже, принадлежащем фирме, так что иногда даже понятия не имел, какая температура снаружи. Но этот дождь, в виде исключения, его нервировал. Сегодня его нервировало абсолютно все.

Началось с того, что он не выспался, – всю ночь обдумывал предупреждение от своего человека в полиции о готовящемся протесте. И это была не худшая из полученных им в последнее время новостей. Журналисты вынюхивали все настойчивее, и это его беспокоило. Покрутившись в кровати около часа, он встал и вышел из спальни. Боялся, что разбудит жену, – не хотелось объяснять, почему не спится. Он спустился в кабинет, налил стакан виски и залпом выпил. Алкоголь опьянил его, но не успокоил. Он включил телевизор и принялся переключать каналы. Рышард чувствовал себя все хуже. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что вот так сидеть и размышлять совершенно бессмысленно, так как еще никто никогда не придумал ничего толкового во время бессонной ночи, но спать не мог и сомкнул глаза, только когда уже начинало светать.

Когда зазвонил будильник, Рышарду показалось, будто у него в мозгу стучит пневматический молоток. Жены в постели давно уже не было, пустое место возле него было холодным и неприятным. В конце концов он проснулся, и вместе с осознанием, где он находится и что происходит, пришла та же мысль, с которой он засыпал: Александр должен вернуться в столицу. Ситуация усложнялась, нужно действовать. Если сейчас не предпринять соответствующие меры, может быть слишком поздно. Журналисты подобрались слишком близко. Известно, как это бывает: начинают с мелочей, а потом долбят и долбят. Рышард знал, что некоторые дела должны оставаться в тени навсегда.

Он стоял, опершись о письменный стол в кабинете, смотрел на стекающие по стеклу капли и нервно крутил фамильный перстень, который носил на пальце со смерти деда. Этот перстень в трудную минуту всегда придавал ему сил, словно обладал необыкновенным могуществом. Рышард был крепко связан с семьей матери – старым аристократическим родом, который некогда был в Польше очень влиятельным, а сегодня разбросан по всему миру. Брак его родителей был ужасным мезальянсом, но в конце концов аристократическая семья матери примирилась с этим фактом, а он стал любимым внуком деда. Понятно, что после смерти старейшины рода ценная реликвия попала в руки Рышарда.

Он взял телефон и набрал номер своего бизнес-партнера.

– Александр, ты должен приехать! Стало горячо, ты нужен здесь, на месте.

Рышард не принадлежал к людям, которые по любому поводу теряют спокойствие, но сейчас было ясно, что он взволнован.

– Проклятые неправительственные организации! – Алекс практически шипел в трубку. – Если бы не эти говнюки, не было бы вопросов!

– Но вопросы есть, молоко как раз проливается. А я смотрю, как оно капает со стола. – Рышард тоже был взбешен. – Ты должен приехать! Начали копаться в наших биографиях, а ты понимаешь, что это последнее, что нам нужно. Надо сделать несколько разумных пиар-ходов.

Алекс молчал.

– Ты там? – спросил Рышард. – У тебя почта открыта? Тогда нажми на ссылку, которую я тебе отправил.

Сам он тоже это сделал, и на экране появился текст с обложки последнего выпуска газеты с кричащим крупным заголовком: «Они борются за дома для людей». Статья описывала протесты группы городских активистов – противников реприватизации домов в столице.

– Хорошо, хорошо, я приеду! – пробурчал Алекс. – Мы как-то это уладим. Как всегда.

* * *

Фары встречных автомобилей слепили ей глаза. Они ехали очень долго. Но в этом не было ничего удивительного – воскресный вечер на варшавской трассе был худшим временем для путешествий. Ведь сейчас в свои дома в столице возвращались все те, кому по карману было купить участок на Мазурах. Их большие автомобили класса SUV, способные развивать огромную скорость, сейчас медленно тащились друг за другом. А дети, запертые уже четвертый час в машинах, сходили с ума от скуки в неудобных автомобильных креслах, которые держали их как дыба, крепко прижав и не позволяя сменить положение.

Эва видела их лица, сердитые и скучающие. И совсем этому не удивлялась – ей самой хотелось выйти и пойти дальше пешком.

– Ужас, – сказала она Алексу, сосредоточенному на том, чтобы не врезаться в зад автомобиля, ползущего перед ними. – Не представляю, как можно добровольно обрекать себя на такой кошмар. Неужели возле Варшавы нет ни одного красивого места, где можно построить дачный домик?

Александр улыбнулся.

– Ну, можно поехать к морю или в горы, но это, наверное, еще хуже. Может, когда-нибудь построят наконец эту автостраду и что-нибудь изменится.

Неожиданно Алекс громко выругался, так как с проселочной дороги прямо ему под колеса выехал явно подвыпивший мужчина на допотопном велосипеде. Кропивницкий резко затормозил, чтобы объехать пьяницу, исступленно сигналя и грозя ему через окно кулаком. Но тот даже не обратил на него внимания.

– Извини, сама видишь, какая дичь тут живет…

Эва не ответила. Ей слишком хорошо были знакомы случаи, когда ее отца, петляющего по дороге, с трудом огибали внедорожники туристов.

– Но признайся, что это абсурдно, – она продолжала удивляться терпению варшавян, – в пятницу уезжать после работы, то есть не раньше шести, сидеть минимум пять часов в машине, приехать на место ночью, всю субботу отмывать дом, который за это время зарос грязью, и все для того, чтобы в воскресенье попасть в те же самые пробки.

– Все именно так, как ты говоришь. – Алекс пожал плечами. – И поэтому я еще больше радуюсь, что уже не окажусь в подобной ситуации.

Эва улыбнулась.

– В людях действительно много жертвенности.

– Хочешь отдохнуть – мучайся, – подытожил Алекс, а она покачала головой.

Сообщив, что должен отправиться в Варшаву по служебным делам, он сразу же предложил Эве поехать вместе. Подчеркнул, что точно не знает, сколько времени придется там провести, но не представляет себе долгой разлуки.

– На пару часов я могу оставить тебя одну, но на несколько дней… Что я буду без тебя делать? – В принципе, вопрос был риторическим.

Эва очень обрадовалась этому предложению. Профессор Ярош в прошлом месяце договорился о консультации для нее со своими коллегами из Варшавского университета, так что она могла бы наконец воспользоваться их поддержкой, ну и обширным собранием тамошних библиотек. Кроме того, когда любимый мужчина уверяет, что скучает по ней, даже если едет в Марадки, не говоря уже о Варшаве… Короче, долго она не раздумывала.

Бартек оставался под надежным присмотром, и Эва больше не переживала, зная, что сестры и отец справятся с уходом за ним. Новая терапия оказалась неимоверно эффективной, и благодаря этому их жизнь значительно упростилась. Совершенно невообразимые для обычного смертного суммы, необходимые для лечения, перечислялись со счетов одной из фирм консорциума Алекса, уже много лет динамично функционирующей как спонсор многих благотворительных мероприятий. А Бартусь, хотя терапию начали недавно, заметно изменился: он начал лучше разговаривать, улучшилась координация движений, результаты обследований становились все лучше, и даже сердечные клапаны работали четче. Это было чудо!

Эву огорчало только одно: ей казалось, что Алекс в последнее время часто мрачен, как будто что-то тяжелым камнем лежало у него на душе. Но она ни о чем не расспрашивала, рассчитывая, надеясь от него самого услышать объяснение.

Они въехали в столицу, и Эва обрадовалась, что путешествию конец, но Алекс остудил ее энтузиазм:

– Я, к сожалению, живу на другом конце города.

Он улыбнулся и наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку.

Несомненно, Алекс знал, о чем говорил, так как они еще долго тащились через Варшаву, снова стояли в пробке, пульсирующей раздражением водителей, и дико устали. Через три четверти часа Алекс остановился перед большим зданием в стиле сецессион.

– Добро пожаловать в мой варшавский дом!

Эва выглянула в окно. Ей пришлось с разочарованием признать, что на первый взгляд дом выглядел не очень хорошо и напоминал несколько раздутое безе. У архитектора, вероятно, было такое же раздутое эго. Однако она не успела внимательно рассмотреть дом, так как они заехали в подземный гараж.

Там, маневрируя между автомобилями, такими же гигантскими, как их «рендж ровер», Александр припарковался на площадке, обозначенной номером сорок.

– Вот мы и на месте.

Он вытащил из багажника чемоданы. Тут же – незаметно, как привидение, – рядом с ними появился молодой парень в ливрее.

– Добрый вечер, пан председатель, хорошо доехали? – спросил он, принимая из рук Алекса багаж.

– Нет слов. – Алекс махнул рукой и без дальнейших церемоний повел немного оробевшую Эву к одному из лифтов.

– Он не едет с нами? – шепотом спросила Эва.

– Михал? – Алекс удивленно посмотрел на нее. – Он едет лифтом для персонала. Это наш консьерж.

– Ага, – только и выдавила Эва, так как ничего умнее ей в голову не пришло.

Когда они поднялись наверх и двери лифта открылись, вместо кишкообразного коридора, который Эва ожидала увидеть, ее взгляду открылся современный интерьер.

– Входи, дорогая, – с улыбкой сказал Алекс.

Она была так удивлена подъемом непосредственно в квартиру, что не нашла слов. Впрочем, место, где они оказались, трудно было назвать квартирой. Как минимум, оно заслуживало названия «апартаменты». Сразу бросались в глаза окна во всю стену, которые, как оказалось, были одновременно выходом на шокирующих размеров террасу. С нее открывался сказочный вид на Королевские Лазенки и Мокотов, как объяснил Алекс. Помещение с большими окнами выполняло функцию гостиной. Эва осмотрелась: бежевые диваны, низкий кофейный столик, на нем альбомы современного искусства и дизайнерская посуда с экзотическими орехами и фруктами. Одну из стен занимал ультрасовременный камин – консьерж Михал разжег его перед их приездом, и теперь огненные языки лизали стеклянный корпус. Напротив окон располагалась домашняя художественная галерея. Эва не считала себя знатоком, но сразу узнала руку одного из художников – она видела его картины в журнале, и они ей понравились.

– Это Двурник? – спросила она.

Алекс посмотрел на нее с уважением.

– Да. Она написана для меня. – Алекс улыбнулся. – Я заказал ему эту картину. У нас есть общие знакомые, так что он согласился. Я начал покупать произведения искусства много лет назад. У меня есть даже небольшой Сасналь. – Он указал на полотно в глубине. – Есть Богацкий, Эльснер… Это уже остатки коллекции. Было больше, но я избавился от них.

– Почему?

– Не знаю, наверное, надоели. – Он сказал это так, как будто речь шла о коллекции фарфоровых слоников, а не о полотнах ярких представителей живописи двадцатого и двадцать первого веков.

Эва восприняла эту информацию с легким удивлением и продолжила осмотр. Стена из стеклоблоков отделяла гостиную от кухонного пространства, где царствовали белизна и хромированная сталь. В центре гордо возвышался кухонный островок, а рядом с ним – деревянный стол голубиного оттенка.

Алекс показал ей спальню: внушительная кровать размером с половину Эвиного дома в Венжувке и неоновый герб Варшавы с сиреной над ней.

– Такой вот местный патриотизм, – рассмеялся Алекс, увидев ее удивленное лицо. – А кроме того, он дает красивый, уютный свет.

Однако Эве сложно было представить, что она может чувствовать себя здесь как дома.

Роскошная и, безусловно, комфортная квартира показалась ей безликой и лишенной тепла. Это впечатление не смягчали даже множество подушек, разбросанных где попало. Много дорогих вещей, ноль души.

– Я купил эту квартиру после развода. Тогда я уже думал о Венжувке, так что обустраивал ее скорее как место, где можно переспать, чем настоящий дом. – И снова Эве показалось, что Александр читает ее мысли. – Ты, наверное, голодна? – спохватился он.

– Знаешь, немного… – Эва почувствовала, как засосало в желудке. Хот-дог на заправке в Остроленке не был обедом, после которого можно отказаться от ужина.

– Супер! Тогда я быстренько приготовлю что-нибудь, что поставит тебя на ноги. А ты пока прими ванну. Сразу почувствуешь себя лучше.

– Так точно, шеф! – улыбнулась Эва.

– Беги, ванная справа, – показал он.

Эва вошла в указанную дверь, закрыла ее и огляделась. Тут также чувствовались финансовый размах владельца и сумасшедшая концепция архитектора: все было черным, единственными цветными пятнами оказались хромированные отделочные элементы.

«Да, это явно не мой стиль», – подумала она.

Когда Эва опустилась в черную ванну, это напомнило ей катафалк, поэтому она быстренько из нее вылезла и перешла в черную – а как же! – душевую кабину. Пустила сильную струю воды и встала под ней, ожидая, пока смоется усталость от поездки.

Когда она, завернувшись в черное полотенце, вышла из ванной, на островке посреди кухни исходили паром две тарелки с макаронами. Черными.

– Паста «al nero di seppia» с креветками, – сообщил Александр и вручил Эве вилку с ложкой. – Приятного аппетита!

– Как чудесно пахнет! – Эва склонилась над тарелкой и вдохнула аромат чеснока. – Ты неплохо готовишь, а я действительно проголодалась, – сказала она и начала с аппетитом уминать макароны.

– Слушай, мне надо на минутку заскочить на фирму. Рышард с самого утра меня достает и не даст нам покоя, если я там не появлюсь. Надеюсь, ты не рассердишься? – спросил Алекс, складывая в мойку посуду, оставшуюся после приготовления макарон.

– Ну что ты, – ответила Эва с полным ртом, – не волнуйся. Мне кучу записей надо привести в порядок перед встречей с Мышковским.

– Мышковским? – Алекс налил ей вина в бокал.

– Профессором от Яроша.

Алекс кивнул.

– Кстати, я хотел бы поговорить об этих твоих книгах. – Увидев ее удивленное лицо, он быстро добавил: – У меня есть идея по этому поводу, завтра расскажу. Пока-пока, я постараюсь вернуться до того, как ты заснешь. – Алекс поцеловал ее в макушку и надел пиджак, висевший на спинке стула. – Если тебе что-нибудь понадобится, нажми цифру девять. – Он кивком указал на нечто, напоминающее домофон. – Михал в твоем распоряжении двадцать четыре часа в сутки.

– Спасибо, думаю, я справлюсь. Здесь же все есть.

– Ну, тогда я побежал!

И Алекс исчез в дверях бесшумного лифта.

* * *

Когда Эва проснулась, шел третий час ночи. Одетая, она лежала на диване в гостиной, обложившись своими шпаргалками. На полу стояла пустая бутылка из-под вина. Эва чувствовала, что очень сильно пьяна, но одновременно казалось, что если она прямо сейчас не выпьет хотя бы глоток воды, то засохнет, как папоротник на солнце.

Еле передвигая ноги, Эва поплелась в кухню и налила в стакан холодной минералки.

Александра все еще не было. Она взглянула на экран телефона – непринятое сообщение: «Любимая, здесь затягивается, увидимся утром».

Покачиваясь, она пошла в ванную. Умылась, почистила зубы и уже через мгновение упала как бревно, по-прежнему в одежде, на гигантскую кровать в спальне.

Разбудило Эву ощущение, будто перышком щекочут у нее в носу.

– Эй, принцесса на горошине, вставай! – услышала она голос Алекса и открыла глаза. – Скоро полдень.

– Иисус, ты шутишь? – Эва вскочила так резко, что закружилась голова. – Я так долго спала?

– Очевидно, – рассмеялся он. – И к тому же храпела!

– Не-е-ет… – Эва уткнулась лицом в подушку.

– Храпела, как не знаю кто, моя ты пьянчужка!

– Стыдно-то как… – Эва нерешительно взглянула на него.

– Перестань молоть чепуху! Я оставил тебя одну, чем еще можно было заняться? Но зато сегодня я тебя не брошу. У меня есть особый план. Только тебе нужно вылезти из этой берлоги! – рассмеялся Алекс, и Эва с громким стоном перекатилась на край кровати.

– Боже, я храплю, какой ужас… – прошептала она, направляясь в черную как смола ванную.

* * *

Когда они остановились на паркинге возле отеля «Европейский», Эва растерянно посмотрела на Александра.

– О нет, ты, наверное, шутишь!

– Почему? – удивился Алекс, включая сигнализацию.

– Думаешь, я не смотрю «Магду М.» и другие сериалы? Мы идем по следам героев фильмов о красивых, молодых и богатых.

– Любимая, если хочешь, завтра поедем в Жерань, под электростанцию. – Алекс рассмеялся. – Но сегодня я приглашаю тебя на прогулку по следам красивых, молодых и богатых.

– То есть по твоим следам? – Эва прыснула смехом.

– А то! – откликнулся Алекс, схватив ее за руку, и они отправились в ресторан в одном из старых домов в Краковском предместье.

Ресторан выглядел потрясающе! Большое пространство, много метров в высоту, через стеклянную крышу падает приятный свет, мягко окутывая интерьер. Как только они вошли, из глубины зала вынырнул мужчина в поварском колпаке и, подойдя к Александру, пожал ему руку.

– Bonjour madame et monsieur! Добго пожаловать в мой гестоган! Я очень гад, что могу вас пгинять! – сказал он с заметным французским акцентом.

– Ты очень голодна? – обратился Алекс к Эве.

– Ой, очень! – честно ответила она. Овсянка с медом, съеденная после пробуждения, уже давно стала воспоминанием. С похмелья организм требовал пищи.

– В таком случае не будем играть в завтрак. Это хорошо для слюнтяев. Маэстро, нам, пожалуйста, что-нибудь поконкретнее!

– Сегодня рекомендую непременно, непременно топинамбуг! Идеально подходит dans la cuisine moléculaire! Вы должны попгобовать!

Они заняли столик, указанный вышколенным официантом.

– Прошу, – вручил он обоим меню.

Оно было выполнено на бумаге ручного отлива с лепестками цветов. Эва заметила, что в ее меню указаны только блюда, без цен.

– Александр, – прошептала она, – почему они не пишут, сколько это стоит?

– Об этом не беспокойся! – ответил он с улыбкой, и Эва поняла, что цены, конечно, есть, но только в меню, которое держит Александр. – Дама не должна забивать свою прекрасную головку такой ерундой.

Эва закатила глаза.

– Ты сумасшедший, ты это знаешь?

– К вашим услугам! – отсалютовал ей Алекс. – А теперь, любимая, выбирай.

Эва углубилась в чтение меню.

– Хм… Хреновый туман с муссом из икры? Чайная пыль? Этим можно наесться? Это вообще съедобно?

Через минуту элегантный и до кончиков ногтей безупречный сомелье подошел к Александру, спрашивая, готовы ли они выбрать вино. Александр посмотрел на Эву, и она кивнула, позволяя. О, чтобы выбить похмелье, пульсировавшее в ее черепе, требовался порядочный клин!

Александр заказал «Мутон-Ротшильд» 1995 года. Выбор получил немедленное одобрение сомелье, который предложил еще аперитив. Через мгновение он появился с двумя бокалами «Кир Рояль», сказав:

– «Моэт-э-Шандо», как вы любите.

Эва посмотрела на Александра, который пропустил это замечание мимо ушей, а когда сомелье удалился, заметила:

– Похоже, ты здесь частый гость.

– Достаточно частый, – ответил он, не поднимая глаз от меню. – Достаточно частый, чтобы предложить тебе заказать тимус с топинамбуром, а из закусок – непременно сосновую росу.

– Слушай, я понятия не имею, что означает половина позиций в этом меню, поэтому закажи за меня. – Эва с облегчением вздохнула. – Молекулы, как ты хорошо знаешь, мне не страшны, однако несколько пугают в контексте пищи. Ясное дело, и топинамбур, если это что-то съедобное, – рассмеялась она.

Топинамбур оказался не только съедобным, но в исполнении маэстро просто великолепным. Как и все остальное, что лежало на их тарелках. Возражения могли возникнуть только относительно количества подаваемых продуктов – порции были, используя лабораторную терминологию, микроскопические, однако, как пошутила Эва, молекулярная кухня обязывает.

Когда они выходили из ресторана, Эва все еще ощущала на губах совершенно ошеломительный вкус земляничной эмульсии, поданной в маленьких шоколадных порционных горшочках, выложенных муссом из трюфелей и бразильских орехов. Таких изысканных блюд она не пробовала никогда в жизни!

Следующим пунктом прогулки должен был стать эксклюзивный торговый дом, единственный в Польше такого масштаба. Под одной крышей там были собраны самые известные марки, ассоциирующиеся с высшим светом, Францией и, конечно, элегантностью. Но Эва остановилась.

– Знаешь что? Я не хочу.

– То есть? – спросил Алекс.

– Я не хочу ходить по дорогим магазинам. Покажи мне кое-что другое! Ты же здесь вырос. Я хочу увидеть твои места. Настоящие.

Алекс улыбнулся.

– Сказано – сделано.

И началась главная часть экскурсии. Он отвез ее в Жолибож, где девушка увидела простоту и упорядоченность, такие далекие от ее представлений о Варшаве как месте неразберихи и хаоса. Она рассматривала виллы, спрятанные в садах, заросших монументальными деревьями – свидетелями смены многих поколений. Местность наводила на мысль о зажиточной, спокойной мещанской жизни. Александр остановился возле кованых ворот, за которыми виднелся белый двухэтажный дом с круглой верандой.

– Это дом моих родителей.

Эва знала, что они уже умерли.

– А кто здесь сейчас живет? – спросила она.

Александр пожал плечами.

– В какой-то момент мы его продали. Никто из нас тут не жил, дом стоял пустой и разрушался. Братьям нужны были наличные… Вот и все.

– Жаль.

– Я тоже теперь жалею. Что поделать, некоторые вещи начинаешь ценить только с возрастом.

Эва взглянула через металлические прутья ворот. В саду не было следов обитателей виллы. Возле входа она заметила хромированную табличку с названием юридической конторы.

– Жаль… – повторила она.

Потом они пошли к школе, что вызвало серию анекдотов и воспоминаний о тогдашних проделках.

– Представляю себе!

Эва смеялась, слушая историю об окончании бала старшеклассников на крыше лицея – с большим количеством вина и сигарет.

Неожиданно из-за угла появились двое мужчин, похожих как две капли воды: оба лысые как колено, с татуировками на бритых черепах, коренастые, скрывающие под спортивной одеждой гору мышц. Оба в спортивных костюмах. Шли прямо на них и многозначительно улыбались, если гримасу, которая появилась на их лицах, можно было назвать улыбкой.

Эва дернула Алекса за руку. Однако тот удержал ее и, к огромному удивлению девушки, двинулся этим типам навстречу.

– Как дела, Алекс, братуха? – спросил шедший справа.

– Респект на районе, – добавил второй.

Алекс пожал обеим руки.

– Привет, парни! Надеюсь, вас не обижают?

– Шеф, все нормально. Мы так просто выкинуть себя никому не позволим.

Оба громко заржали.

– Мы спешим. Да и вас не будем задерживать, – сказал тот, что справа, и оба, оставив Алекса с изумленной Эвой, отправились дальше.

– Александр, кто это был?

Алекс рассмеялся.

– Любимая, ты только что приняла участие в исторической встрече спустя много лет. Это были мои приятели из начальной школы, братья Якубчук.

– Боже! – Эва покачала головой и рассмеялась. – Я подумала, что они идут нас убивать. И за что они тебе так благодарны?

– А-а, я подкинул им работу. Парни справляются, так что, думаю, получают неплохие деньги.

Эва посмотрела на удаляющиеся фигуры в спортивных костюмах.

– Мне казалось, это я ходила в школу с самыми гнусными типами.

Алекс только улыбнулся. Он хотел показать ей еще одно место, и по дороге они остановились возле будки с гамбургерами. У Эвы прямо слюнки потекли, после молекулярного перекуса у нее уже бурчало в животе. Ей даже не пришлось ничего говорить. Александр взял ее за руку, и они встали в очередь к прилавку. Два парня, похожих как близнецы, – возможно, из-за одинаковых очков в грубой и, по мнению Эвы, уже лет двадцать как вышедшей из моды оправе – продавали булки с котлетами и различными добавками. Эва с интересом огляделась. Несмотря на холод, не очень-то способствующий пребыванию на свежем воздухе, людей вокруг было много. Здесь можно было увидеть весь социальный срез городского общества. Мужчины в строгих костюмах и спортивных штанах, хипстеры и разряженные модницы – все они как один боролись с огромными, не помещающимися во рту бургерами, соус из которых стекал по подбородкам и капал в рукава. Везде виднелись припаркованные цветные голландские велосипеды, а вокруг крутилось множество собак.

– На Мазурах фастфуды выглядят как-то иначе, – сказала Эва.

– Какие фастфуды! – ужаснулся Алекс. – Малышка, бургеры, по новой версии, – это самое здоровое питание. Только натуральные компоненты. К тому же говядина у них с Мазур, с сертифицированной фермы, – объяснил он.

Когда они наконец дождались заказа, Эва даже онемела, настолько это было вкусно. Александр с удовольствием смотрел, как она заглатывает свой чили-бургер, пикантный, как она и любила.

– Приятно смотреть на девушку с хорошим аппетитом.

– Что ты предлагаешь? – спросила Эва с набитым ртом, вытирая соус, которым невозможно было не испачкаться.

Наевшись, они, несмотря на холод, направились к последнему пункту экскурсии – секретному месту Александра. Им оказался крохотный дикий пляж на берегу Вислы. Чтобы попасть туда, надо было пробраться через густые заросли.

– Ну и заросло! – Алекс прокладывал путь. – Впрочем, неудивительно. Даже не буду тебе говорить, сколько лет прошло с тех пор, как я сюда приходил.

Высокая трава скрывала миниатюрный пляж с изумительно чистым песком. Они сидели, обнявшись, глядя на воду и заросший деревьями берег на другой стороне Вислы.

– Кстати, – Алекс хлопнул себя ладонью по лбу, – все время забываю тебе сказать… Хорошо, что наконец появилась спокойная минутка. Знаешь, у меня есть покупатель на библиотеку.

Эва, засмотревшаяся на несущую волны Вислу, вздрогнула.

– Что? – Она еще надеялась, что просто не расслышала.

– Знаю, знаю… – он сделал успокаивающий жест, – это очень неожиданно. Я должен был сначала обсудить это с тобой, но в последнее время столько всего произошло… – Он поцеловал ее в волосы. – Я получил хорошее предложение. Кстати, любимая, ты была в Шотландии?

– Что, извини? – с трудом выдавила из себя шокированная Эва.

– Да, относительно библиотеки, точнее ее продажи… Знаешь, возможно, мне скоро понадобится значительная сумма наличными. У меня есть план инвестиций под Инвернесс. Там очень красиво, ты должна как можно скорее увидеть это место. Чистое волшебство! Дикая природа, замок над горным озером… Правда, разрушенный, но у меня есть опыт перестройки таких объектов. Ты даже не представляешь, что это такое, когда в сентябре вокруг замка зацветает вереск. На Мазурах красиво, но там… – рассказывал он с волнением в голосе.

Эве казалось, что она спит.

– Как тебе нравится эта идея? – Александр смотрел на нее с улыбкой ребенка, взволнованного новой игрушкой.

– Ты не можешь говорить это серьезно… – прошептала она. Неповторимая атмосфера сегодняшнего дня куда-то улетучилась. – Александр, скажи, что ты пошутил! – От волнения у нее заплетался язык. – Зачем тебе продавать коллекцию?

– Эва… – Он взял ее ладонь в свои руки. – Нет, я не шучу. У меня есть покупатель на книги. Это уважаемый в обществе коллекционер из Флоренции, связанный с каким-то научным институтом в Риме.

– Наверное, я даже знаю, с каким именно, – пробормотала Эва. Институт патологии книг был местом, куда отправлялись в паломничество все специалисты в этой области. У нее когда-то тоже был план получить стипендию в Риме.

– Да? – удивился Алекс. – Видишь, как тесен мир… Этот парень сам нашел меня через одного парижского букиниста и сделал очень выгодное предложение.

– Александр, не делай этого! – Эва слышала, как дрожит ее голос. – Правда, это будет огромной ошибкой. Огромной!

– Я знаю, что ты вложила в нее много труда… – Он говорил спокойным голосом, глядя Эве в глаза. – И это значительно повысило стоимость моей коллекции, но… пришло время перемен.

– О чем ты говоришь, Алекс? Я ничего не понимаю.

– Эвуся, любимая… – Он погладил ее по щеке. – Именно так это работает. Ты покупаешь что-то ценное, а когда представляется случай, продаешь с прибылью. Инвестиция. Одни играют с недвижимостью, другие – с дорогими винами и золотом. Я сделал ставку на редкие книги. И не ошибся. В том числе благодаря тебе.

– Но… но я думала… – она никак не могла собрать мысли в кучу, – что это нечто большее, чем инвестиция, что это для тебя важно…

– Ох, дорогая… – Алекс встал и потянул ее за собой. – Я и представления не имел, что ты так расстроишься. У меня идея: давай пока оставим эту тему. Еще ничего не решено, верно? – Он состроил рожицу, чтобы ее рассмешить. – Ну вот, я сразу чувствую себя лучше, когда вижу твою улыбку. Мне совсем не хочется, чтобы у тебя было плохое настроение. Я замерз, ты, наверное, тоже. – Он обнял Эву и растрепал ей волосы, как будто она была своенравным ребенком. – Пойдем! – И потянул ее, все еще ошеломленную, к машине.

– Ну скажи честно, ведь здорово было бы свить гнездышко среди вересковых зарослей? – спросил он, захлопывая дверцу автомобиля и, похоже, не замечая испуганного взгляда Эвы.

* * *

– Хорошо, но что я должна надеть? – Эва стояла на пороге спальни в одних трусиках и бюстгальтере.

Алекс, лежа на кровати, похотливо смотрел на нее.

– Как по мне, ты можешь больше ничего не надевать.

– Пожалуйста, Александр, это не смешно! – возмутилась она.

– Иди ко мне, – протянул он руки в ее сторону.

Эва посмотрела на его обнаженное мускулистое тело, раскинувшееся на сатиновой простыне, и, почувствовав прилив нежности, присела рядом.

– Может, я не пойду? Я не была ни на одной кинопремьере. Думаю, ничего не случится, если и на этот раз пропущу.

– Не может быть и речи! Во-первых, «Открытый цикл» снял мой приятель из лицея, во-вторых, я вложил в это немного собственных денег, а в-третьих, я уже всем сказал, что буду с самой красивой женщиной на свете. Нельзя разочаровывать друзей. – Алекс, смеясь, потянул ее к себе.

Прошло некоторое время, прежде чем они оторвались друг от друга.

– Ты будешь королевой этого бала. Я обо всем подумал.

Алекс исчез в прихожей, а когда вернулся, у Эвы загорелись глаза: он принес сумку с логотипом известной фирмы и изящный сверток с золотым бантом. Смеясь и недоверчиво качая головой, Эва заглянула внутрь.

– Вау! – восхищенно прошептала она, вытаскивая из пакета светло-голубое шелковое платье и серебристые сандалии из тоненьких ремешков мягкой кожи. Платье было простым, но необыкновенно изысканным.

– Надень его, пожалуйста. – Алекс с удовольствием наблюдал за восторгом Эвы.

Платье было закрытое спереди и с полностью открытой спиной, тонкое, как дымка, и взлетало при каждом шаге.

– Ты очень красивая, – прошептал очарованный Алекс. – Мне хочется сорвать его с тебя!

– Не смей! – шутливо погрозила ему пальцем Эва, с недоверием глядя на свое отражение в зеркале.

Насладившись своим новым образом, она распаковала сверток с золотым бантом. В элегантной коробочке лежал хрустальный флакон духов. «Дольче вита», – прочитала Эва. Она нанесла каплю духов на запястье и сразу влюбилась в этот аромат – словно кто-то вложил в него всю радость жизни. Это было как купание в шампанском!

Эва снова посмотрела на себя в зеркало. Высокая стройная девушка с красивой кожей и тонкими чертами лица, окаймленного каштановыми волосами, которые игривыми волнами ниспадали на обнаженную спину. Нежная голубизна платья подчеркивала цвет глаз, а ступни в серебристых сандалиях выглядели очень соблазнительно.

– Похоже, ты меня убедил, – рассмеялась Эва. – Я могу пойти с тобой.

* * *

Такси остановилось перед входом в кинотеатр, который был окружен толпой зевак и фоторепортеров, щелкающих входящих звезд. Эва узнала актрису Гражину Лопинскую, лицо которой украшало рекламный плакат фильма. Исполнительница главной роли стояла на красном ковре в бальном платье и улыбалась в сторону нацеленных на нее объективов.

– Умоляю, давай подождем, пока она пройдет. – Эва дернула Александра за руку, удерживая на месте.

– Не бойся, ты выглядишь на миллион долларов! Это она должна подождать, пока ты пройдешь, – решительно ответил он и, потянув ее за собой, направился в сторону входа.

– Александр! – увидев их, закричала актриса. – Не делай вид, что ты меня не заметил! Мы должны вместе сфотографироваться! – Она схватила его за рукав.

Алекс взглянул на Эву, которая с испугом в глазах немедленно отодвинулась в сторону, и поздоровался с актрисой.

Потом встал рядом с ней на красном ковре, позволяя сфотографировать себя в объятиях звезды этого вечера.

Эва была так обескуражена случившимся, что, не обращая ни на кого внимания, прошла дальше и оперлась о колонну, пытаясь успокоиться. Через минуту рядом с ней появился Александр.

– Извини, пришлось, это моя хорошая знакомая, – объяснил он.

– О’кей, это мое боевое крещение в высшем свете, – парировала Эва.

Алекс погладил ее по лицу, что тут же запечатлел один из фоторепортеров.

– Оставьте нас в покое! Дама не хочет фотографироваться.

Фоторепортер будто не слышал и продолжил снимать.

– Вы оглохли? – голос Алекса зазвенел раздражением. – Не фотографируйте нас!

– Или что? – Фотограф не отнимал аппарата от лица и, казалось, совершенно не проникся словами Александра.

– Или пожалеешь!

– Это еще будет видно, – ответил фоторепортер и исчез в толпе, становившейся с каждой минутой все больше.

– Чертовы папарацци! – Алекс был в бешенстве. – Ни к чему не испытывают уважения.

Эва постаралась не придавать случившемуся большого значения.

– Такая у них работа, не стоит из-за этого волноваться.

Однако неприятный осадок остался. А поскольку этот вечер должен был стать запоминающимся, прижалась к Алексу, глядя на звезду, входящую в кинозал. «Вживую она выглядит на десять лет старше, чем на фото в журнале», – с удовлетворением подумала Эва. К счастью, скоро свет погас и начался показ.

* * *

Фильм закончился почти через три часа, и зрители начали неторопливо покидать свои места. Алекс и Эва долго молчали.

– Алекс, я знаю, что ты вложил в это какие-то деньги, но признай, что это просто ужасный китч, – наконец сказала Эва, решив не играть в дипломатию. – А эта твоя хорошая знакомая – самое большое актерское бревно, какое я когда-либо видела. Наверное, ей стоит ограничиться участием в жюри телевизионных шоу…

– Не преувеличивай. – Александр старательно делал хорошую мину при плохой игре. – Были и совсем неплохие моменты, например когда она встречалась с этим прокурором или финальная сцена погони за бандитами. Приличное остросюжетное кино.

– Любимый, то, что ты сейчас делаешь, на профессиональном языке называется «редукция когнитивного диссонанса». Умоляю тебя… – Эва так легко не сдавалась. – Мы точно смотрели один и тот же фильм?

Они вышли из кинозала и смешались с толпой, потягивавшей бесплатное вино в фойе. К Александру подошли несколько человек.

– Эва Охник, моя подруга, – представил он.

Мужчины посмотрели на нее с уважением, которое, однако, Эве не польстило: было в их взглядах что-то преувеличенно заискивающее. А может, ей это только показалось? Может, они просто были воспитанными?

С минуту говорили о фильме – как показалось Эве, исключительно неискренне. А ее замечания выслушали с определенным снисхождением. Однако общие темы и банкетный small talk отложили в сторону, и мужчины завели разговор о бизнесе. Эва постояла минутку, пытаясь включиться в разговор, но, соскучившись, решила отправиться в туалет, чтобы немного освежиться. Однако очередь туда была длинной, как на Каспровы-Верх в пик сезона.

– Смертоубийство… – пробормотала Эва. Этот прием начинал ее раздражать.

Неожиданно перед ней возник Александр.

– Идем? – спросил он, и Эва, обрадованная возможностью сбежать домой, кивнула.

Алекс взял ее за руку и повел в сторону, противоположную выходу.

– Нам ведь не туда, – запротестовала Эва.

– Я знаю, что делаю, – отрезал он.

Они долго шли по узкому коридору, пока не добрались до лифтов. Один из них бесшумно открылся перед ними.

– У меня когда-то был здесь офис. Покажу тебе вид, который ты никогда не забудешь.

Он нажал кнопку, и лифт поехал вверх. Алекс положил руку на ее ягодицы, сжал их и сказал:

– Как ты это делаешь, что так на меня действуешь…

Эва почувствовала нарастающую волну возбуждения. Их сексуальная жизнь была настолько яркой, что многое, еще недавно казавшееся сомнительным, например ласки в лифте, теперь не вызывало ни малейшего смущения.

Алекс прижался к ней, и через тонкую ткань платья Эва почувствовала твердеющую плоть. Она ответила на поцелуй и обняла Алекса за шею.

Динь! Лифт остановился на девятнадцатом этаже. Алекс на мгновение оторвался от нее.

– Идем, принцесса! Посмотрим на столицу по-новому.

Через несколько метров, за стеклянными дверьми, которые Алекс открыл магнитной картой («Сувенир из прежних времен», – объяснил он) располагался офис. Ничего необычного – столы и диваны для гостей. Погруженный в полумрак, он не производил особого впечатления. Однако вид, который открывался из окон во всю стену, как и в квартире Алекса, захватывал дух.

– Боже… – прошептала Эва. – Это место не для людей с боязнью открытого пространства.

Варшава переливалась тысячами огней. Эва видела людей, сидящих за столами в доме напротив, по улицам мчались автомобили, напоминающие игрушечные. Отголоски жизни проникали сюда едва-едва, словно сквозь толстый слой ваты.

– Это немного напоминает Токио из фильма, который мы смотрели, – сказала она, опершись лбом о холодное стекло.

Алекс молчал. Неожиданно Эва почувствовала его руки, блуждающие по ее телу. Она рассмеялась и поцеловала его в щеку.

– Ты свинтус!

– Побалуемся немного?

Алекс обнял ее за талию, приподнял и посадил в офисное кресло. Эва обхватила его ногами, поспешно расстегивая на нем брюки, но Алекс присел на корточки и опустил голову меж ее бедер. Эва выгнулась и ахнула от удовольствия. Когда волна оргазма разлилась по телу, она закричала, и ее голос эхом отразился в пустом офисе.

Алекс пересадил ее на стол, быстрым движением сбросив все, что там находилось, посмотрел на нее сумасшедшими глазами, прошептал: «Подожди!» – и исчез. Неожиданно темный до этого офис озарился светом потолочных ламп. Испуганная Эва спрыгнула со стола, поспешно поправляя одежду.

– Подожди, малышка. – Алекс снова был рядом. – Куда убегаешь? Мы же только начинаем!

– Алекс, сюда кто-то вошел… – прошептала Эва, растерянно оглядываясь.

– Никто не вошел, это я включил свет. – Он обхватил ее одной рукой за талию, а другой с силой сжал грудь.

– Но зачем?

Сексуальное напряжение покинуло ее. Эве стало не по себе, и она попыталась отодвинуться от Алекса. Но он не позволил, крепко держа ее за талию.

– Я хочу, чтобы нас видели.

Эва посмотрела направо, на людей в доме напротив, и почувствовала нарастающую панику.

– Алекс, пожалуйста, я не хочу!

Эва попыталась высвободиться, однако он не сдавался, засовывая руку ей между ног. А потом повернул ее спиной к себе и прижал к стене. Рывком спустил брюки. Эва попробовала вырваться, но возбужденный Алекс будто не замечал этого. Он стремительно вошел в нее, совершенно не обращая внимания на сопротивление, и с громким рыком кончил. После опустился на пол и, целуя ее ноги, выдохнул:

– Ты чудесная…

Эва молчала, чувствуя, как внутри нарастает бешенство. Это было неприятно и не нужно. Она была зла на Алекса. С нее хватит!

– Прости, мне надо в туалет.

Эва оттолкнула его, взяла со стола сумочку и пошла в сторону туалета, который находился возле лифта.

Там побрызгала в лицо водой, привела себя в порядок и ужасно разозлилась, заметив, что бюстгальтер разорван. Затем довольно долго смотрела на себя в зеркало. Волосы беспорядочно падали ей на лоб и щеки.

«Может, я ошибаюсь? – неожиданно подумала Эва. – Алексу, похоже, нужны новые впечатления… Возможно, следует быть более открытой для экспериментов…»

Она достала из сумочки помаду и накрасила губы. Поправила волосы, вытерла осыпавшуюся тушь.

«Ведь мы любим друг друга…»

Алекс ждал возле туалета.

– Любимая, ты же не сердишься? Это была шутка. Взрослые иногда…

– Уйдем отсюда! – прервала его Эва, направляясь к лифту. – Просто уйдем.

Внизу продолжался банкет. Никто не заметил их длительного отсутствия – на таких собраниях люди появляются и исчезают без предупреждения. Алекса прямо возле лифта перехватил какой-то толстяк в смокинге.

Эва воспользовалась возможностью что-нибудь выпить и подошла к бару.

– Заказать вам что-нибудь? – Стоявший перед ней молодой мужчина обернулся.

– Нет, спасибо, не стоит беспокоиться, – ответила Эва не глядя и подумала, что голос ей откуда-то знаком.

– Никакого беспокойства, – сказал он, и Эва поняла, что стоит лицом к лицу с Тимоном Гуркой.

Только этого не хватало! Она развернулась и быстро пошла в сторону женского туалета.

– Подождите! – Гурка бросился за ней.

– Оставьте меня! – крикнула Эва, и несколько человек повернулись в ее сторону. – Отцепитесь от меня в конце-то концов, – чуть тише попросила она.

Ей не повезло, очередь в туалет не дрогнула ни на сантиметр, и план Эвы спрятаться там от ненавистного журналиста провалился.

– Черт! – бросила она, увидев подпирающих стену женщин в нарядных платьях.

Гурка был уже рядом с ней.

– Послушайте меня…

– Нет, это вы меня послушайте! – Эва встала перед ним и вызывающе посмотрела ему в лицо. – Я вызову охрану, чтобы вас забрали. Вы меня преследуете!

– Я только хочу поговорить. Верю, что и вы тоже.

– У меня нет ни малейшей охоты с вами разговаривать! Оставьте меня и Александра в покое. Или горько пожалеете!

Гурка презрительно фыркнул.

– Вас так легко купить?

– Мне, наверное, послышалось… Что вы сказали? – Эва чувствовала себя так, будто он дал ей пощечину.

– Сколько вы с этого получите?

– Вы в порядке?

Эва растерялась. Она не имела понятия, к чему проклятый журналист клонит.

– Сколько процентов составляет ваша часть? И интересно, как вы это вычислили?

– Я не представляю, о чем речь, но ручаюсь, что это для вас плохо закончится!

– Скажу так: если бы речь шла о месте, где я родился, я бы так дешево не продался.

Ее окатила волна жара.

– Мне это надоело! Я вызываю охрану, так как не вижу смысла выслушивать ваши инсинуации!

– Тогда я подскажу вам. – Гурка враждебно смотрел на нее. – Мусоросжигательный завод в Венжувке. Думаете, если кто-то прикрывает ваш зад, то я до вас не доберусь? Ошибаетесь. И скоро в этом убедитесь! – Он развернулся и пошел в другую сторону.

С подноса проходящего официанта Эва взяла сразу два бокала белого вина и залпом выпила.

Это прямо как плохой сон. Пик абсурда. Какое-то невероятное недоразумение. Похоже, проклятый писака планирует какую-то акцию. Но почему? Мусоросжигательный завод… Что за ерунда?

Она заметила идущего в ее сторону Алекса.

– Эва! – позвал он. – Я ищу тебя уже десять минут!

Звук его голоса вырвал Эву из оцепенения, в которое она впала после странного разговора.

– Давай уйдем отсюда, у меня кружится голова, – попросила она с мольбой в голосе.

Алекс поцеловал ее в лоб, и они пошли к выходу.

 

Глава 18

В этом году осень была не слишком красивой. Эва всего несколько минут стояла на остановке, ожидая автобуса из Мронгово, а холод уже успел пробрать ее насквозь. Увядшие листья летели по тротуару, небо было цвета грязной тряпки. В отдалении, на стоянке возле универсама, какой-то мужчина кричал на другого, перекрывшего ему дорогу, а пробка на Пулавской была чудовищной. Эва поглубже натянула шапку и посмотрела на экран мобильника, проверяя, который час.

Маня должна приехать через минуту. Мысли об этом скрашивали Эве унылый день. Очередной серый и одинокий день в столице. С тех пор как они сюда приехали, кроме двух случаев – экскурсии по его любимым местам и похода на премьеру, – она видела Алекса только поздним вечером или не видела вовсе, а уже около десяти дней он исчезал рано утром и возвращался ночью. Когда, потеряв терпение, Эва попыталась прояснить ситуацию, Алекс туманно ответил, что они проходят процесс реструктуризации, связанный с кризисом на рынке недвижимости, и что это очень важно для его консорциума.

«Ага, понятно, заготовленный текст», – хотела сказать тогда Эва, но оставила язвительные замечания при себе, так как видела, что Алекс устал и очень расстроен. Она дожидалась подходящей минуты, чтобы поговорить с ним, но дни проходили, а нужный момент все не наступал. Между тем Тимон Гурка не шел у Эвы из головы. Она не могла забыть ужасный разговор во время банкета после премьеры фильма.

Помимо прочего, у нее возникло неприятное ощущение, что в последнее время в их красивую сказку прокралось что-то темное. А может, это была просто досада, вызванная необходимостью надолго оставаться одной. Конечно, у нее были свои занятия, и встречи в университете оказались очень интересными. К счастью, Алекс больше не возвращался к сумасшедшей идее продать библиотеку и уехать в Шотландию. И она надеялась, что уже не вернется и что ее реакция заставила его навсегда отказаться от этой мысли. Сама Эва относила состоявшийся на эту тему разговор на счет его общей обеспокоенности в последнее время.

Вообще все было как-то иначе. Девушка не могла отогнать навязчивые мысли о том, что знает об Александре меньше, чем ей казалось. Когда после обеда она возвращалась из университета в холодные апартаменты с черной ванной, то, всматриваясь в вид за окнами, чувствовала себя очень одинокой, совсем как героиня Скарлетт Йоханссон в фильме «Трудности перевода».

И она страшно – просто кошмарно! – стала скучать по родным. Это было очень неожиданно, так как Эва давно привыкла к самостоятельной жизни и прежде ничего подобного не испытывала. Может, потому, что раньше они никогда не были так далеко от нее. А может, она уже просто не выдерживала состояния холодной войны, которая началась с момента ссоры с отцом, имевшей драматические последствия. Коротких бесед по телефону о состоянии здоровья Бартека ей было недостаточно.

Поэтому однажды вечером, сидя в одиночестве перед огромным телевизором и потягивая очередной бокал какого-то дорогого вина, она взяла мобильный и, не колеблясь ни секунды, набрала номер сестры. «Алло! Маня?»

Слово за слово – и вот в пятницу после обеда она стоит на остановке, с нетерпением ожидая младшую сестру, которая едет на «сумасшедший уик-энд в столице». Эва радовалась этому визиту, как ребенок первой звезде в Рождественский сочельник.

Наконец автобус пробился через пятничные пробки, и из него высыпала толпа раздраженных пассажиров. Эва сразу увидела светлую голову Марыси. Девочка выглядела немного сбитой с толку, но вот она заметила сестру и направилась к ней.

«Боже, как она выглядит! – промелькнуло в голове у Эвы. – И она же замерзнет…»

Куцая курточка открывала живот выше пупка, прикрытый только тонкой паутиной блузки. Обтягивающие штаны-трубочки превращали вполне стройные ноги Мани в два перетянутых веревками окорока. Ее макияж напоминал грим оперной певицы, а волосы, как всегда жесткие от лака, не мог пошевелить даже пронизывающий варшавский ветер.

– Привет, систер, – пробормотали заклеенные жвачкой и розовые от помады губы Марыси.

Эва поцеловала сестру и получила в ответ поцелуй, оставивший на ее щеке ярко-розовый след.

– Маня, тебе не холодно? – Эва с ужасом смотрела на сестру. – Уже глубокая осень, и сейчас, наверное, пойдет снег!

– У нас жара была, когда я уезжала. Без обмана, – сообщила Маня, не моргнув глазом.

– Ага, ясно. – Эва покачала головой. – Ладно, купим тебе что-нибудь.

У Мани даже глаза заблестели.

– В «Аркадии»?

– И в «Золотых террасах».

– Офигеть! Я тащусь! – Она щелкнула языком и надула большой пузырь.

– Маня! – пожурила ее Эва, причем абсолютно безрезультатно. – Идем в машину, пока ты не простудилась, – добавила она, смирившись.

– Эй, систер, расслабься! – Маня шлепнула ее по спине и попыталась незаметно одернуть куртку, которую невозможно было натянуть пониже. – И правда, тут чертовски холодно, в этой вашей Варшаве…

* * *

Шопинг – это то, что девочки-подростки любят больше всего. Марыся после первого шока, который она получила при виде квартиры Александра, постепенно начала осваиваться в новой жизни сестры. Она бросила потертую дорожную сумку на пол из дорогих пород дерева в гостевой комнате и попросила: «Удочерите меня! Я буду хорошо учиться и могу готовить, что только захотите».

Они припарковали автомобиль в подземном гараже «Золотых террас» и эскалатором поднялись на первый этаж. Маня с любопытством огляделась.

– Ого, ничего себе, я могла бы здесь работать!

Эва вздохнула. Она надеялась, что амбиций у сестры больше, чем просто быть продавщицей в торговом центре. Хотя пусть каждый занимается тем, что делает его счастливым. Из этих рассуждений Эву вырвал радостный визг сестры, которая увидела в витрине одного из магазинов «шапочку своей мечты».

– Ой, это просто бомба! – пищала Маня, примеряя ужасную громадную кепку с козырьком.

– Что это? – Эва сразу почувствовала себя старой.

– Бомба, систер, стильно! Я буду рулить в деревне, если в такой выйду!

Они бродили по магазинам почти до закрытия, в перерывах между примерками нарядов – по мнению Эвы, ужасных! – заскакивая в очередные забегаловки и кафе: то на большое латте с карамельным сиропом, то на гамбургер, то на маффины, то на настоящие суши, к которым Маня принудила сестру («Я никогда такого не ела!») и которые ей не понравились («Фу, это сырое…»).

Когда вернулись в апартаменты, консьерж Михал остолбенел при виде покупок в багажнике. Поделили все поровну – каждый нес охапку кульков и пакетов, благодаря чему удалось забрать все за один раз. Но ехали двумя лифтами, так как в один втиснуться не удалось.

Эва поблагодарила Михала, дала ему на чай, хотя он отказывался, и предложила Марысе:

– Я сделаю макароны, хочешь?

Маня, еще недавно поглощавшая пирожные из сетевого кафе, на мгновение задумалась и решила: «В принципе, хорошая еда заходит сама». Она принялась примерять новые потрясающие комплекты и демонстрировать их Эве, ошеломленной тем, насколько ее собственный гардероб «не бомба».

Потом они уминали макароны и купленные в «Marks and Spencer» пирожные и шоколадки. Эва даже позволила Мане выпить маленькое пшеничное пиво, купленное в магазине здорового питания.

Это был по-настоящему приятный вечер. Они смотрели «Четыре свадьбы и одни похороны», а потом «Дневник Бриджит Джонс». Маня не могла понять восхищения Эвы Хью Грантом («Да ну, это же обычный ламер!»), но ее очень позабавили приключения толстушки в гигантских обтягивающих трусах.

– А эта розовая кофточка очень даже милая! – к огорчению Эвы, заявила она.

Они не заметили, как пробило десять часов. Маня была настолько измотана полным развлечений днем, что даже отказалась от купания в «совершенно сумасшедшей ванне» и упала как была, в полном макияже, на приготовленную Эвой постель.

Утром единственным следом присутствия Алекса в квартире были крошки на черной столешнице. Эва вздохнула, собирая их салфеткой. «Мы когда-нибудь еще вообще встретимся?» Она чувствовала все бо́льшую обиду. Хорошо, что Маня приехала. Одной ей было бы уже совсем грустно.

На этот день Эва запланировала для сестры развлечение другого плана – немного культуры для разнообразия! – и, несмотря на пронизывающий ветер, они отправились в Повисле, район, который полюбился Эве больше остальных. Они свернули в одну из боковых улочек в поисках места, где могли бы выпить кофе, и почти сразу наткнулись на кафе, привлекшее внимание Эвы большим количеством книг, выставленных в окнах. Вошли. Это было кафе и книжный магазин одновременно. Несколько человек сидели за столиками, поглощенные чтением. Эва видела, что Марыся очарована. Книги в их семье любили. Конечно, это была заслуга мамы, которая при всей своей занятости любую свободную минуту использовала для того, чтобы перенестись в другие миры. И, что было достаточно необычно для человека, жившего в таком месте и в такое время, делала это не с помощью глупых сериалов, за просмотром которых убивала время вся деревня. Люди из Венжувки и окрестностей увлекались просмотром фальшивой реальности, созданной в противовес их пресной жизни. Собственной жизни они предпочитали жизнь героев, которые якобы изображали их самих. В своей настоящей жизни они не видели ничего интересного или привлекательного, зато когда смотрели на актеров, отыгрывающих галерею деревенских типов, чуть не лопались от смеха.

Но только не мама. Она обожала чтение. Раскрашенной картинке несуществующего мира она предпочитала истории, написанные людьми, которые сумели облечь свое воображение в слова. Она редко могла позволить себе купить книгу, но была самой частой посетительницей библиотеки в Ваплево – единственной, куда можно было дойти пешком. Кроме того, вместе с учительницами дочек она организовала клуб читателей – каждая новая книга, которую им удавалось раздобыть, прочитывалась всеми его членами, а иногда и зачитывалась буквально до дыр. У них не было особых предпочтений, глотали все, что попадало в руки: скандинавские детективы, рассказы о жизни успешных женщин, бесконечные семейные саги, исторические романы, хорошие и низкосортные любовные истории, воспоминания известных людей и описания далеких путешествий – ничто не подвергалось дискриминации. Кроме мамы, никто из родителей в этом участия не принимал участие – желающих не находилось. Но, к счастью, это не отталкивало любителей книг. Всех детей – сначала Эву, затем Ханку и, наконец, Марысю и Бартека – с самого юного возраста мама заражала страстью к чтению. Она читала им истории, которые происходили в каком-нибудь реальном, а то и в существующем только в волшебном мире, месте. Подрастая, сестры уже не могли обойтись без этой здоровой зависимости и по очереди пополняли ряды исчезающего вида читающих людей. И хотя внешний вид Марыси производил обманчивое впечатление, она тоже была настоящим книжным червем.

Вот и сейчас она набросилась на полки с книгами, как изголодавшийся человек, попавший в кладовку, полную лакомств. Среди стольких соблазнов Маня никак не могла сосредоточиться. Выбирала какую-нибудь книгу по названию, чтобы через мгновение бросить ее ради другой, на которую упал ее взгляд. Эва заказала две чашки кофе, села за столик и терпеливо ждала, не подгоняя сестру.

Маня подошла со стопкой книг. Было похоже, что другие клиенты кафе тоже так делают – у большинства на столиках лежало по нескольку экземпляров.

– И что ты выбрала? – спросила Эва, просматривая названия.

Марыся отпила кофе из чашки, больше напоминавшей мисочку, и с плохо скрываемым восторгом огляделась.

– Хочешь что-нибудь из этого взять? – спросила Эва, указав на выбранные книги.

– У меня нет денег.

– Скажи, что хочешь. Я куплю.

Маня с благодарностью посмотрела на нее.

– Черт, ты уже столько на меня потратила…

– Успокойся, у меня есть деньги. Я что, не могу подарить тебе книгу?

Маня наклонилась к Эве и громко чмокнула ее в лоб.

– Ты супер!

Да, несмотря ни на что, это был хороший день…

* * *

Вечером Алекс, как обычно, прислал сообщение, что будет через час, но у Эвы не было сил его ждать. Она надеялась, что утром увидит его, – в конце концов, в уик-энд всем полагается свободный день!

Однако, когда она открыла глаза, на постели вместо Алекса лежал букетик ландышей. «В это время года? Где он их взял?» – мелькнула первая мысль у практичной, как всегда, Эвы. К цветам была прикреплена карточка с лаконичной фразой «Извини, я исправлюсь. А.».

Она поднесла ландыши к лицу и вдохнула тонкий аромат. «Как в мае в Венжувке», – подумала она.

Приближался десятый час, так что нечего удивляться, что Александра уже не было. Эва встала с кровати. Должно быть, Маня уже поднялась, так как по квартире разносились звуки музыкального «рубилова» под знаком MTV, кроме того, пахло жареным.

Эва вошла в кухню и увидела сестру, склонившуюся над бульварным журналом. Маня жевала бутерброд с ореховым маслом, на тарелке перед ней лежали еще два – оба с «Нутеллой», а на сковородке шипела яичница с грудинкой.

– Иисус Мария, как ужасно ты питаешься! – Эва покачала головой. – Когда ты в последний раз ела овощи?

– Вчера, картошку фри, – разлепила Маня склеенные ореховым маслом губы, – это овощ.

– Гм… – ответила Эва. – Да, действительно.

Она принялась готовить кофе в фантастической кофемашине Алекса. Освоение этого оборудования заняло почти два дня, но зато теперь она с истинным наслаждением каждое утро смаковала лучший кофе, который когда-либо пила.

– Сделай мне тоже, – попросила Маня. – Чувствую какую-то слабость. Наверное, давление падает, – добавила она, запихивая в рот последний бутерброд с шоколадным кремом.

Когда Эва поставила на стол чашку, Маня в два глотка расправилась с ее содержимым, отрыгнула и сказала:

– Пойду омыть свои божественные формы.

Эва не смогла сдержать смех.

– Что такое? – пожала плечами Маня. – Любимого тела много не бывает.

Она ухватилась за складку у себя на животе, развернулась и пошла в сторону ванной, откуда через мгновение понеслись песни Эвелины Лисовской в довольно-таки фальшивом исполнении.

Эва взяла в руки пульт и с облегчением выключила телевизор. В ее время MTV было музыкальной станцией, но с тех пор многое изменилось…

Маня неизвестно когда устроила ужасный беспорядок в коллекции Александра, вытащив из коробок и разбросав диски. Он не был педантом, но любил, когда вещи лежат на своих местах. Эва крикнула в сторону ванной:

– Манька, ну сколько тебе лет?!

Ответом ей было писклявое пение и шум воды в душе.

Эва опустилась на колени и принялась собирать диски. Она понятия не имела, какой системой руководствовался Алекс, но вложить их в коробки точно не помешает. А позже она подумает, как их расставить.

Когда все диски оказались в коробках, Эва подошла к стеллажу и внимательно осмотрела то, что видела. Как же они расставлены? По алфавиту? Нет. По цветам? Нет. По жанрам? Хм, похоже, что по жанрам… Но в какой последовательности? Она смотрела на полки в поисках вдохновения. Из-за дисков на верхней полке что-то выглядывало – благодаря тому, что Маня выгребла достаточно много, показался задний ряд. Долго не раздумывая, Эва протянула руку и вытащила из-за двух рядов дисков деревянную коробку из-под сигар. Пахнуло крепким табаком. Девушка приподняла крышку, но вместо кубинских сигар ее глазам предстал диск DVD.

Без упаковки, без надписи.

«Интересно…» – подумала Эва и мысленно обругала себя за желание немедленно посмотреть, что может быть на диске, который Алекс определенно хотел спрятать. И уже через мгновение пожалела о своем решении. А еще через несколько минут Эва почувствовала, что тело горит, а дыхания не хватает.

Когда она нажала «play», на экране появились кадры, похожие на любительское порно. Около десяти элегантных мужчин окружали молодую женщину, обнаженную и связанную. Каждый по очереди подходил к ней и жестоко насиловал. Запись была без звука, но он и не был нужен: страдание на лице девушки ясно давало понять, что ее крики, должно быть, могли разрушить стены. Лица некоторых мужчин были скрыты за масками, другие даже не посчитали нужным прятаться. Камера выхватила второй ряд – мужчины в костюмах, похоже, ждали своей очереди. Эва без труда узнала среди них Алекса! Выглядел он моложе, но ошибиться она не могла. Он как раз снимал пиджак, пробираясь вперед.

– Иисус, что это ты смотришь?! – услышала она голос младшей сестры.

Эва аж подпрыгнула. Понимание, что сестра увидела то же, что она, привела ее в чувство.

– Маня, как давно ты тут стоишь?

Девочка покраснела, на лбу у нее выступили капельки пота.

– Достаточно.

– Манька! – испуганная Эва повысила голос. – Ты нормальная? Разве можно так подкрадываться?!

– Сорри, это ты меня спрашиваешь, нормальная ли я?! Ну так я скажу: я – да, а твой парень – точно нет! – распетушилась Марыся.

Эва долгое время не могла произнести ни слова. В квартире господствовала напряженная, невыносимая тишина.

– Ты не должна никому об этом говорить, Марыся. – Эва лихорадочно искала в голове стратегию выхода из этого кошмара. – Это дела Алекса. Мы вообще не должны были это смотреть.

Марыся сделала удивленное лицо.

– Эй, сорри, я не понимаю, о чем ты говоришь!

Эве казалось, что голова сейчас разорвется. Она словно очутилась в аду. Какой кошмар! Боже мой, какой кошмар! И к тому же Маня… Но сейчас у нее не было лучшей идеи, чем двигаться дальше в рамках принятой только что стратегии под названием «ничего не случилось».

– Мы обе должны об этом забыть. Это не наше дело. Это какие-то старые истории Алекса, с тех времен, когда мы еще не были вместе. Дела, которые нас совершенно не касаются. Меня тогда не было в его жизни, и я не имею права оценивать то, что он делал.

Эва старалась быть убедительной, хотя даже для нее самой это звучало просто смешно. Это звучало жалко, но ничего другого в голову не приходило. Она была потрясена.

– Я тоже делала разные вещи, об этом тоже не все должны знать… – Эва говорила медленно, осторожно подбирая слова, и прекрасно отдавала себе отчет в том, что любой, даже самый тщательно скрываемый из ее секретов – просто ерунда по сравнению с той абсолютной перверсией, которую она только что увидела. – Взрослые люди делают разные вещи… – закончила она неискреннее рассуждение.

Марыся окинула сестру взглядом, выражавшим сожаление.

– Эва, ты вроде такая суперумная, но, сорри, как по мне, так то, что ты сейчас говоришь, это печалька! – Она направилась к двери. – С меня хватит! Иду в тренажерный зал. Я буду внизу. – Она вызвала лифт и, когда двери уже закрывались, успела еще крикнуть: – Может, я и малолетка, но мозги у меня есть!

Эва сидела на диване, обхватив колени руками.

– Черт, черт, черт… – тихонько повторяла она. – Что мне теперь делать?

Разные мысли вертелись у нее в голове. Конечно, у всех есть тайны. У Александра тоже. Нельзя судить его за прошлое. Однако перед глазами снова и снова вставали картины разнузданного секса, как в самом извращенном порно в Интернете. И что это вообще за сборище? Ей вспомнился фильм «С широко закрытыми глазами». Эва вздрогнула. Ее мозг все еще защищался от осознания того, что она увидела. Ведь секс, наполненный эмоциями, был тем, что их сближало. Был страстным, но не вульгарным. Хотя последние события на девятнадцатом этаже офисного здания этому несколько противоречили…

– Что мне теперь делать?

На глаза навернулись слезы. Эва больше не могла сдерживаться и расплакалась. Она была сбита с толку. Нельзя же небрежно сказать во время чистки зубов: «Эй, Алекс, я копалась в твоих вещах и нашла фильм, где ты принимаешь участие в оргии. Расскажи мне об этом». Хватит того, что один раз, в начале отношений, она уже попалась на том, что шарила в его столе.

Эва поежилась. Каждый раз, когда ей удавалось случайно, на мгновение заглянуть за занавес, скрывающий прежнюю жизнь Александра, то, что там открывалось, пугало ее. Но увиденное сегодня потрясло! Эва понятия не имела, что теперь делать. Она чувствовала, что попала в западню и помощи ждать неоткуда.

Кто ты, Александр? Кто ты на самом деле?

Она вытащила диск и спрятала в коробку, которую с отвращением положила на место.

 

Глава 19

Припарковать «рендж ровер» в подземном гараже, заполненном большими автомобилями, было для Эвы серьезным испытанием. К счастью, Михал, который следил за всем всякий раз, когда она с испуганным лицом пыталась пробраться этим танком между двумя другими такими же, умудрившись никому не повредить кузов, появлялся, как ангел-хранитель, в нужный момент и, осторожно постучав по стеклу, говорил вспотевшей от напряжения Эве: «Может, я припаркую?» И ей каждый раз хотелось его обнять.

Она как раз вернулась с вокзала. Марыся выглядела очень грустной. Глядя в землю, засунув руки в карманы куртки, она обещала, что забудет о диске, но Эва была более чем уверена, что о таком забыть невозможно. У Мани увиденное должно было вызвать шок, ведь она еще ребенок… Она стояла, смотрела вслед отъезжающему автобусу и чувствовала, что вместе с этой забрызганной грязью, немилосердно чадящей рухлядью уезжает частица ее самой. Теперь Варшава казалась ей неприветливой и мрачной.

Подумать только, еще вчера она была обыкновенно, так по-женски зла на Алекса за то, что он не нашел времени хотя бы поздороваться с Мaрысей, поскольку к моменту его возвращения они уже давно спали. Теперь же Эва благодарила Провидение, что они не встретились! Достаточно того, что она сама замирала при мысли, что придется встретиться с ним лицом к лицу и… Она даже представить не могла, что ему сказать и как себя вести.

Эва не могла усидеть в апартаментах. Здесь все напоминало о том, что так хотелось стереть из памяти. Вызывало картины, которые она жаждала навсегда забыть. Казалось, она задохнется в этих стенах. Это походило на паническую атаку в сочетании с неожиданным приступом клаустрофобии. Следовало избавиться от этого кошмара хотя бы на время!

До сих пор Эва старательно обходила расположенный на уровне минус один и недоступный обычным смертным с улицы фитнес-центр. Ей никогда не импонировала идея потения в закрытом пространстве вместе с другими людьми. А если хотелось движения, она предпочитала побегать по лесу. Теперь ее нежелание ушло на задний план. Ей нужно было что угодно, что позволило бы освободить голову от не дающих покоя мыслей. В две секунды она впрыгнула в спортивный костюм. Спустилась лифтом вниз.

Бояться было нечего – в небольшом, но первоклассно оборудованном клубе, кроме нее и загоревшей до черноты девушки-администратора, не было никого. Ей потребовалась минута на освоение оборудования и обучение, как включить соответствующую программу на беговой дорожке или на другом, более сложном, тренажере. Эва начала и не могла остановиться. Преодолевала спринтом нереальные километры. Качала на степпере, насколько хватало сил в ногах, борясь с не рассчитанной на начинающих нагрузкой. Ей не нужен был тренер, чтобы подбадривать. Ее подгоняла отчаянная потребность перезагрузить мозг, чтобы избавиться от болота и грязи, которые его захлестнули.

Наконец, с трудом дыша, Эва упала на мат. Она ничего не видела из-за заливавшего глаза пота, а тело просто перестало ее слушаться. С удивлением она заметила, что прошло два часа. Ее сумасшедшая тренировка была вознаграждена взглядом администратора, в котором можно было заметить нечто похожее на одобрение.

Помогло. Эва так устала, что не думала уже ни о чем. Напряжение в мышцах исчезло, но было понятно, что она заплатит за такую нагрузку ужасной крепатурой. Девушка не могла дождаться мгновения, когда она упадет на диван и передохнет. Эва поднялась на свой этаж и, как только вошла, увидела в коридоре куртку Алекса. «Вот черт! Вернулся?» Эве удалось настолько оторваться от реальности, что такая возможность даже не приходила ей в голову. Она не задумывалась, что ему скажет, просто вошла. И услышала голос, доносившийся из спальни. Он был напряженным. Эва прислушалась.

– Не может быть и речи! Я никогда на это не соглашусь!

Она понятия не имела, о чем и с кем Александр разговаривает. Наверное, перетирает какие-то рабочие вопросы. Как мало времени потребовалось, чтобы ее восприятие реальности диаметрально изменилось! Теперь Эве казалось, что постоянное отсутствие Алекса – невинная мелочь по сравнению с тем, что она случайно узнала.

– Ты не можешь от меня этого требовать! Нет, потому что кое-что изменилось! – не соглашался Алекс. В его голосе слышалось отчаяние. – Чтоб тебя… Я не согласен, понимаешь? Не можете, нет! – услышала Эва, направляясь в ванную. – Прошу, не заставляй меня… – Голос Алекса звучал умоляюще. На долгое время установилась тишина. – Ты сволочь, понимаешь? – сказал он наконец.

Он явно собирался добавить что-то еще, но при звуке закрывающейся двери сдержался и быстро закончил разговор. Эва услышала только, как он прошипел:

– Сукин сын!

Через мгновение Алекс появился в дверях ванной. Он был бледен, как будто вся кровь отлила у него от лица. Зато на висках выступили капельки пота. Он вытер лоб тыльной стороной ладони и обратился к Эве:

– Наконец ты пришла… Слушай, – Алекс тяжело вздохнул, – мы должны подскочить в одно место. – Заметив ее немой отказ, он быстро добавил: – Извини, что без предупреждения, это получилось неожиданно…

Эва возмутилась.

– Ты, наверное, шутишь?! Я никуда не хочу, – сказала она и развернулась, собираясь уйти.

Алекс схватил ее за локоть и придержал. Эва дернулась, но он не отпустил.

– Эва, я знаю, что оставляю тебя тут одну, а потом появляюсь и высказываю какие-то дикие идеи… – Давление его пальцев постепенно усиливалось, становилось болезненным. – Но… мы должны туда пойти, понимаешь?

– Я ничего не должна. – Эва дернулась и высвободила руку. – И никуда не пойду.

Одно было ясно: спорить насчет очередного предложения Алекса значительно легче, чем начать разговор о сегодняшнем открытии.

– Эва, пожалуйста! – Он подошел и посмотрел ей в глаза так, что девушку охватила дрожь. – Это важное дело. Я не могу сейчас сказать тебе больше.

Эву охватила тревога. А если действительно случилось что-то плохое? Эти его проклятые дела… Таким она его еще не знала. Это не был уверенный в себе в любой ситуации Александр. Хотя мужчина держался и говорил спокойно, она остро почувствовала происшедшую с ним перемену. Чувствовалось, что он чего-то боится. Или кого-то…

– Эва… – Алекс пристально смотрел на нее, словно пытаясь сообщить нечто запретное. – Пойди и оденься!

Эва застыла как вкопанная. Этого всего было слишком много, слишком!

– Ты слышишь себя, Александр? – воскликнула она наконец. – Куда я должна идти и зачем? Почему сейчас? Вдруг все бросить и куда-то бежать… А ты даже не хочешь объяснить куда и зачем!

– Ты не понимаешь…

– Вот тут я с тобой соглашусь. Я не понимаю! А что я должна понимать, если ты мне ничего не говоришь? Ничего! – Она разозлилась. – С меня хватит!

Алекс взял ее за руку и мягко, но решительно отвел в ванную. Эва не сопротивлялась.

– Пожалуйста, мы поговорим позже, обещаю тебе. А теперь умойся и будь готова через пятнадцать минут.

Она зашла в ванную и с силой захлопнула за собой дверь. Словно хотела ее разбить.

* * *

Ехали молча. Эва смотрела на меняющиеся за окном виды залитого огнями города, не задерживаясь взглядом ни на одном. В определенном смысле она чувствовала облегчение – эта странная вынужденная поездка была достаточно хорошим поводом для того, чтобы атмосфера между ними стала напряженной. Эва могла обижаться на него именно за это, тем самым отодвинув более важное дело на потом…

«И очень хорошо! – подумала девушка. Строптивая часть ее натуры заработала несколько очков и одержала верх над аналитической и рациональной. – Проведу приятный вечер среди людей, вместо того чтобы разбираться со всем этим… Надо развлекаться? Очень хорошо, буду развлекаться!»

* * *

Место было необыкновенным. Скрытым от взглядов случайных людей. Одним из тех, куда посторонний не мог даже заглянуть. Вход выглядел невзрачно, и ничто не предвещало роскоши, которая скрывалась внутри.

Широкоплечий охранник, который стерег двери, как цербер, сразу узнал Александра. Мужчины обменялись рукопожатием, свидетельствующим о близком знакомстве. Качок окинул Эву сальным взглядом, и его лицо вдруг показалось ей отдаленно, но все-таки… знакомым. Как будто они где-то виделись. «Ерунда, откуда я могу знать такого?» Она отогнала эту абсурдную мысль и попыталась не обращать внимания на бесцеремонного охранника.

Они вошли. Эва сняла плащ и сразу же покрылась гусиной кожей. Ее платье, безусловно, не подходило к здешним условиям. Температура в клубе соответствовала скорее требованиям мужчин, одетых, как Алекс, в костюмы. Эва обхватила себя руками за плечи. «Нужно что-то покрепче для разогрева», – подумала она, пытаясь, несмотря ни на что, разжечь в себе желание хорошенько повеселиться.

Помещение было обставлено в стиле, напомнившем английские клубы для аристократов, которые Эва видела в фильмах о невероятно богатых людях. Кожаные кресла, мягкие ткани… Тихо играет джаз, в воздухе аромат хорошего табака…

Эва почувствовала, что Александр взял ее за руку. Посмотрела на него, удивленно приподняв брови, и ее пронзило ощущение, что с ним происходит что-то странное. Она не могла понять, что пряталось в его глазах, но руку не забрала.

– Александр, ты не хочешь мне ничего объяснить? – решила Эва прервать тишину, повисшую между ними с момента выхода из дому.

– Я… прости…

Она ждала, что он скажет что-нибудь еще, но Алекс замолчал на полуслове. Бесспорно, ему было за что просить у нее прощения. Однако что-то подсказывало Эве, что речь не о том, что он пренебрегал ею и оставлял одну в этом холодном доме в Варшаве. «Боже!» – Ее охватила дрожь. Неужели он узнал, что она нашла? Да, это могло бы объяснить его поведение. Заметил, что она смотрела фильм, и теперь у него в голове такой же сумбур, как у нее…

Александр прижал ее руку к своим губам.

– Помни, что я люблю тебя, – сказал он, и Эва не на шутку испугалась.

«Что происходит?!» Она не успела задать этот вопрос, так как Алекс развернулся и исчез за поворотом, оставив ее на пороге комнаты в конце коридора. Тут же появился невысокий лысеющий мужчина, компенсирующий недостатки внешности изысканным стилем в одежде.

– Эва, наконец-то вы здесь! – произнес он вместо приветствия и представился: – Рышард Гжеляк.

Эту фамилию она слышала.

– Вы партнер Алекса?

– Именно так. – Мужчина широко улыбнулся, демонстрируя полный комплект отбеленных зубов. – Я рад, что могу с вами познакомиться. Александр постоянно о вас говорит.

Он взял ее за руку. Эве стало не по себе, и она оглянулась, отыскивая глазами Алекса. Куда он, к черту, исчез?!

Одного шага в комнату хватило, чтобы у Эвы кровь застыла в жилах. Здесь были только мужчины. Перед глазами всплыли картины, от которых ей стало дурно. Флешбэк несколькочасовой давности ударил со страшной силой: клубный интерьер, группа мужчин и одна девушка… На этот раз девушкой была она!

Она попыталась вырваться, но Рышард крепче сжал ее руку. Эва почувствовала, как накатывает паника, и закричала:

– Вы не можете! Нет!

Эва попыталась укусить Рышарда за руку, но мужчина отступил, и она не смогла до него дотянуться. Присутствующие в зале теперь смотрели в их сторону. Эва заметила, что их было десятка полтора. Полтора десятка элегантно одетых мужчин разного возраста, каждый из которых выглядел так, будто у него было все. И они пришли сюда, чтобы обидеть ее! Двое из них, примерно лет тридцати, поднялись с места и подошли, чтобы помочь Рышарду. Высокий спортивный брюнет схватил ее сзади за плечи. Он был очень сильным.

– Алекс! – отчаянно закричала Эва, с ужасом понимая, что звать бессмысленно. При мысли о том, что он сделал, ее сердце разрывалось от боли.

Рышард передал ее в руки более молодых мужчин, а сам подошел к столу и налил в бокал шампанского. Снова подошел к ней.

– Выпей!

Эва отчаянно сопротивлялась. Ей даже удалось оттолкнуть бокал – шампанское брызнуло во все стороны, послышался звон разбитого стекла.

Гжеляк с сожалением посмотрел на нее и наполнил второй бокал.

– Это хорошая идея, красавица. Будь умницей! – произнес он мерзким голосом.

На нее волной накатила тошнота.

Эва отдавала себе отчет в том, что у нее нет ни малейшего шанса. Их преимущество было подавляющим. У нее подкосились ноги, что, в принципе, не имело значения, поскольку ее и так держали палачи в идеально сшитых костюмах.

Рышард поднес бокал к ее губам. Эва дернула головой, разлив содержимое. Он зловеще улыбнулся.

– Как хочешь. Я бы на твоем месте постарался быть милым.

Эва чувствовала, что вот-вот потеряет сознание. В ее голове мелькали омерзительные сцены из найденного у Алекса фильма. Она уже жалела, что не воспользовалась предложением Рышарда. Действительно, надо было выпить, чтобы не ощущать того, что с ней будут делать.

Словно сквозь туман до нее доходило происходящее в зале. Гжеляк, несомненно, дирижировал ходом событий, остальные относились к нему с уважением.

– Где желаете, господа? На столе? – обратился он к участникам страшного приема.

Ему ответили одобрительным гулом, и мужчины один за другим начали вставать с мест, собираясь у стены в группы. Несколько человек – словно все было заранее тщательно спланировано и роли актеров, принимающих участие в спектакле, розданы – принялись убирать остатки еды и посуду со стола.

– Итак, мои дорогие, не будем терять времени! – распоряжался Рышард с хлопотливыми интонациями хозяина приема. – Господа, долгожданный гвоздь программы!

Он подал знак удерживавшему Эву брюнету, и тот подтолкнул ее в сторону стола. Она перестала думать, ее мозг отключил эту функцию. Неожиданно Эва услышала дикий вопль, и только через мгновение до нее дошло, что кричит она сама.

– Пусть эта сука заткнется, у меня сейчас уши лопнут, – сказал кто-то.

Брюнет зажал ей рот ладонью. Эва впилась в нее зубами. Ахнув от боли, он немного ослабил хватку.

– Вот шлюха! – Он замахнулся, чтобы дать ей пощечину.

В последнюю секунду Эва отклонилась, и его рука ударила по лицу мужчину, стоявшего позади и державшего девушку. Тот крикнул:

– Б…! Смотри, что делаешь!

Эва напряглась, пытаясь вырваться, но ничего не получилось – второй мужчина скрутил ее, не давая пошевелиться. Брюнет с бешенством и без предупреждения наотмашь ударил ее по лицу. Боль практически оглушила Эву.

– Ну-ну, спокойно, Марек, – вмешался Рышард. – Не испорти такое хорошенькое личико. Мы же здесь для того, чтобы развлечься, правда?

Эву подвели к столу.

– Так кто первый? – Похоже, Рышард прекрасно чувствовал себя в роли распорядителя развлечения. – Марек?

– С удовольствием, – ответил брюнет, снимая пиджак.

Двое других мужчин схватили Эву за руки и повалили на стол. Вокруг собралась толпа наблюдателей.

Она пробовала сопротивляться, отбиваясь ногами, но это была отчаянная попытка, изначально обреченная на неудачу. Марек разорвал на ней платье, открывая грудь.

– Хватит!

Эва решила, что бредит: ей показалось, что это голос Александра. Брюнет остановился и, как все остальные, посмотрел в сторону дверей. Это не было галлюцинацией – там стоял Алекс!

– Я рад, что ты все же решил к нам присоединиться. Это много для меня значит, можешь поверить, – сказал Рышард, идя навстречу Алексу.

– Все, конец забавы, оставьте ее!

Гжеляк громко рассмеялся, демонстрируя белоснежные зубы.

– У меня нет повода подозревать тебя в глупости. Ты, похоже, переборщил с шотландским виски, поэтому несешь вздор как полоумный.

– Рышард, отпусти ее! Я не даю на это согласия! Я выхожу. Отдам тебе все до гроша.

Тот с усмешкой смотрел на Алекса, напоминая гремучую змею, которая через секунду бросится, чтобы вцепиться жертве в горло.

– Я начинаю сомневаться… Я уже не так уверен, что ты не поглупел. Ты говоришь серьезно?

– Да, Рышард. Я завязываю с этим.

Гжеляк плеснул ему в лицо шампанским из бокала, который держал в руке.

– Отвали! – заорал он. – Мне не нужно твое согласие! Из этого нельзя выйти! Ты по уши в дерьме и, пока я не решу, будешь в нем торчать! – Рышард повернулся в сторону стола. – Чего ждете? Я собрал вас здесь не для того, чтобы молоть языками. – Он с неприятной усмешкой посмотрел на Александра. – Хороша твоя малышка? Надеюсь, мы не разочаруемся.

Брюнет, отвратительно улыбаясь Эве, потянулся к брюкам. Рышард уже направлялся в их сторону, когда его свалил неожиданный, точный удар Александра.

– Б… Ты пожалеешь об этом, сволочь! – процедил Гжеляк сквозь зубы и крикнул в сторону мужчин, собравшихся возле стола: – Чего вы ждете, идиоты?

Его призыв, казалось, разбудил наблюдавших за происходящим. Несколько человек бросились к ним, готовые к драке. Алекс встал в защитную стойку, словно не отдавая себе отчета в том, насколько проигрышное у него положение.

– Давайте! – закричал он, как будто поощряя противников хорошенько ему задать.

Однако сразу после этих слов в дверях появилось сто пятьдесят килограммов мышц, вбитых в обтягивающую черную футболку. Охранник, который впускал их в клуб пятнадцать минут назад, держал в руке бейсбольную биту и размахивал ею над головой. Он атаковал мужчин, приближавшихся к Александру, и остановил их. Вслед за ним в комнату вбежал второй кряж, до безобразия похожий на первого. Эву осенило. Ну да, это же приятели Алекса из начальной школы! Вот почему ей показалось, что откуда-то знает этого охранника.

Пока первый из братьев размахивал бейсбольной битой, второй пробился к Эве. Казалось, он только слегка встряхнул навалившегося на нее брюнета, но тот, оглушенный, упал на пол. Мужчины, державшие Эву, отступили, не желая рисковать. Александр подбежал и обнял ее. Эва не сопротивлялась, совершенно ошеломленная. Алекс, сопровождаемый вторым Якубчуком, потянул ее к выходу. Первый из братьев с помощью своего внушающего уважение орудия убеждения контролировал ситуацию и последовательно загонял противников в угол, которым в данном случае было место возле камина.

Когда Александр и Эва уже переступали порог клуба, сквозь хаос и шум к ним пробился голос Рышарда:

– Алекс, ты совершил самую большую ошибку в своей жизни и заплатишь за это!

 

Глава 20

Выскочили на улицу. Эва в тонком платье, держась за руку Алекса, бежала так быстро, что потеряла туфли. Она чувствовала под ногами холодный асфальт, но мчалась со всех ног, чтобы только добраться до автомобиля, стоявшего через несколько улиц. В руке она судорожно сжимала вечернюю сумочку, которую в последнее мгновение бросил ей один из братьев. Она не оглядывалась назад, но знала, что бандиты из клуба бегут за ними.

В голове крутились тысячи мыслей, но сейчас главным было то, что подсказывал ей инстинкт самосохранения: бежать, бежать, бежать! И как можно дальше отсюда!

Наконец они добрались до машины. Алекс стартовал, ежеминутно глядя в зеркало и высматривая погоню.

– Чисто, – наконец сказал он, резко поворачивая и проезжая перекресток на красный свет.

Эва осмотрела свои изуродованные сумасшедшим бегом ступни. Из левой торчал осколок стекла, кровь капала на пол автомобиля.

С Вислострады, по которой они гнали сломя голову, Алекс свернул в боковую улочку и пару минут крутился между домами, пока не оказался в узком переулке. Перед ними были какие-то автомобильные мастерские.

– Здесь мы в безопасности. Но у нас мало времени, – сказал Александр скорее себе, чем Эве.

Девушка, до этого пребывавшая в глубоком шоке, наконец заговорила. Нога у нее ужасно болела, но гораздо сильнее была боль душевная.

– Александр, – воскликнула она, – что, черт возьми, это было? Как ты мог?!

Голос у нее сломался. Она хотела быть стойкой, но не могла сдержать свои чувства. Слезы текли у нее по щекам.

Александр наклонился и крепко прижал ее к себе. Эва не сопротивлялась, она чувствовала себя совершенно обессиленной.

– Эва, любимая, я даже не знаю, с чего начать… Я хочу тебе все объяснить… Я люблю тебя, очень люблю, и…

Эва подняла на него заплаканные глаза.

– Алекс, как ты вообще можешь говорить о любви?! Ты спятил? Я еле спаслась от извращенцев, которым ты меня отдал! Немедленно отвези меня в комиссариат, я хочу сделать заявление.

Александр будто не слышал, что она говорит.

– Пожалуйста, дай мне шанс… Послушай, у нас мало времени, а я… а я должен тебе все рассказать. Эва, ты должна мне помочь!

Он схватил ее руки и поцеловал в ладони. Эва смотрела на него как на сумасшедшего.

– Эва, я не знаю, простишь ли ты мне когда-нибудь то, что произошло, но, может, хотя бы поймешь меня… – На мгновение воцарилась тишина. – Гжеляк держит меня в кулаке. Уже много лет я пешка в его руках и не могу вырваться из этой грязи. – Он сглотнул, глядя в сторону. – Я жалкий трус, который не смог уладить некоторые дела по-мужски. И сейчас за это расплачиваюсь.

Эва молчала. Вся эта ситуация вдруг показалась ей абсолютно нереальной.

– Много лет назад у меня были серьезные финансовые проблемы. На девелоперском рынке начался кризис, а я плохо вел некоторые дела. Тогда как из-под земли появились Рышард и его доверители. – Алекс задумался. – Они протянули руку помощи, которая в тот момент была мне очень нужна. Благодаря им я снова встал на ноги, бизнес закрутился, появились новые возможности… – Эва видела, что нога его дергается от волнения. – Ты не представляешь, какая это была для меня поддержка… Однако очень скоро выяснилось, что их помощь была небескорыстной.

– Их? – прервала его Эва. – То есть кого?

– Ха, хороший вопрос! – Алекс грустно улыбнулся. – Если бы я точно знал, кто за всем этим стоит… А я не знаю. Рышард был моим связным, «оперативным работником», как когда-то назвал себя в шутку. А я был пешкой в игре. Одной из многих. Эва, – повернулся он к ней, – для этих людей имеет значение только прибыль. Я не знаю, кто они, но знаю, что они очень могущественны. Они инвестируют огромные средства в недвижимость, землю, дома, участки, возвращают довоенное имущество, за бесценок скупают старые дома и дворцы. А потом зарабатывают на этом такие огромные деньги, что даже трудно себе представить.

– И ты их… партнер? – Эва попробовала сложить в голове фрагменты жуткой головоломки.

– Можно и так сказать, хотя это слово больше подходит для нормального мира и нормальных правил игры. А здесь… – Он отвернулся к окну. – После того как они помогли мне, я начал вести с ними дела. Рышард оказался не только связным у своих шефов, но и совершенно безумным мужиком, которого в жизни интересуют только деньги и эти оргии в клубе. Нас всех заставляли участвовать в них.

– Боже, Александр… – Эве сделалось дурно. – Я не могу этого слышать!

Алекс опустил голову.

– Там происходили действительно страшные вещи…

У Эвы перед глазами встали кадры из фильма, и она снова почувствовала на себе руки этих страшных людей. Ее сердце билось в бешеном темпе. Алекс сразу заметил, что с ней происходит.

– Эва, я ужасно тебя обидел! – Он с волнением смотрел на нее. – Никто и никогда не отменит того, что я сделал… Для меня нет оправданий… Я… Я позволил загнать себя в ловушку. Я оказался по уши в дерьме. Клянусь, я хотел с этим покончить! Полюбив тебя, я понял, что не могу так больше. Я хотел сбежать от всего этого… Я говорил тебе о доме в Шотландии, мы могли бы жить там вместе, спокойно. Я надеялся, что нам удастся отсюда вырваться, что я заберу тебя с собой. Но я не успел… Когда он потребовал тебя, я был не в силах… не смог ему отказать… – Голос Алекса сломался. Глаза Эвы наполнились слезами. Она не могла на него смотреть. – Все эти годы на меня собирали материал. И сейчас он заставил меня! Показал, какой я никчемный, ничего из себя не представляющий неудачник, как легко меня можно сломать… Я подчинился… Но когда мы были уже там, когда они должны были сделать это с тобой… – Он замолчал и так сжал кулаки, что костяшки побелели. Через минуту Алекс снова заговорил, и с каждым словом его голос набирал силу: – Я почувствовал, что не могу им этого позволить! Я не смог бы жить дальше! В ту минуту я это понял. Если я потеряю тебя, это конец. В моей жизни только ты имеешь значение.

Эва молчала, глядя вдаль.

Алекс снова взял ее ладонь в свои руки.

– Эва, я могу только умолять тебя о прощении. Прошу, дай мне последний шанс! Все изменится. Я должен от них освободиться. Есть только один способ… Если ты мне поможешь, мы сможем разрушить их планы.

– Какие планы? – спросила она еле слышно.

– По поводу Венжувки.

Эва почувствовала укол в сердце.

– О чем, черт побери, ты говоришь?!

– Эва, мы должны поехать на Мазуры. И помешать Рышарду купить землю.

– Какую землю? О чем ты говоришь?

Алекс включил двигатель.

– Надо забрать документы из квартиры, и едем прямиком на Мазуры.

– Александр, я ничего не понимаю… – Эва чувствовала, что от избытка впечатлений и информации у нее сейчас лопнет голова.

– Я все тебе объясню, только поедем со мной! Мы начнем сначала. Конец вранью, больше никаких секретов, обещаю! Ты нужна мне, Эва. Ты мой единственный шанс освободиться от всего этого…

Алекс мчался по варшавским улицам, не переставая ее уговаривать.

– Сосредоточься на управлении, пожалуйста! – прервала его Эва, когда «рендж ровер» едва не задел машину, которую Алекс пытался обогнать очень рискованным маневром.

Эва никак не могла собраться с мыслями. Еще недавно они подвергались смертельной опасности, потом Александр ошарашил ее своими откровениями, смысл которых еще не совсем до нее дошел. Она пока не могла думать об их значении. Нет, просто не могла думать. «Хочу в душ! Я должна смыть с себя все это и хоть минутку вздремнуть», – думала Эва. К счастью, Александр сосредоточился на дороге.

Перед поворотом в улочку, ведущую к их дому, Алекс резко затормозил.

– Черт! – крикнул он, ударив кулаком по рулю. – Они уже здесь, сукины сыны!

Он рывком тронулся с места, но Эва успела разглядеть ожидающий их черный автомобиль с тонированными стеклами.

– Вот черт! – Алекс перепрыгивал с полосы на полосу, обгоняя неторопливо движущиеся машины.

– Куда мы едем? – обеспокоенно спросила Эва.

– Не знаю, надо подумать… – Алекс потер лоб рукой.

Неожиданно что-то с силой ударило в «рендж ровер» сзади.

– Что это? – крикнула Эва, оборачиваясь.

Черный автомобиль сидел у них на хвосте. Темные стекла скрывали пассажиров, но не было сомнений относительно того, кто их преследует и какие у них намерения. Александр утопил педаль газа.

– Эва, едем на автовокзал. Тебе нельзя оставаться в Варшаве. Проверь, когда отправляется автобус до Мронгово.

Алекс подал ей смартфон. Охваченная страхом, девушка среагировала быстро.

– Пятнадцать минут назад отъехал автобус на Кентшин, следующий до Мронгово через полтора часа.

– Черт! – выругался Алекс.

Эва судорожно держалась за ручку над дверцей, чтобы не удариться головой о стекло. Александр не обременял себя соблюдением правил.

Неожиданно дорогу черному автомобилю заблокировал мусоровоз, который тащился в правому ряду. Алекс воспользовался моментом и помчался вперед.

– Попробуем догнать! – крикнул он. Эва смотрела на него, не вполне понимая, о чем речь. – У нас нет времени. Ты должна поехать сама. Эва, слушай внимательно! В моем столе ты найдешь папку с надписью «Венжувка, 1935». Там есть все, что тебе нужно.

Автобус как раз подъезжал к остановке на выезде из города. Алекс опередил его и резко затормозил. Потом наклонился и поцеловал Эву в губы. В этом поцелуе было что-то отчаянное.

– Ты должна ехать, – сказал он. – Надень это, а то замерзнешь. – Алекс снял пиджак и укрыл им ее плечи. Эва посмотрела на него и молча вышла из машины. – Помни: «Венжувка, 1935», – услышала она, когда уже бежала к автобусу.

В ее действиях было что-то механическое, бездумное, как у машины, запрограммированной на одно: пережить все это. И только потом попытаться понять.

В последнее мгновение она вскочила в автобус.

– Один до Венжувки, пожалуйста. Обычный.

Пассажиры удивленно смотрели на нее. Шелковое платье на бретельках, наброшенный на плечи мужской пиджак, босые ноги… Вряд ли кому-то пришло бы в голову путешествовать в таком виде, особенно холодной осенью этого года, когда уже начались заморозки.

Эва, не обращая ни на кого внимания, молча взяла билет из руки изумленного водителя. Когда она подняла голову, «рендж ровера» Алекса уже не было видно.

Эва чувствовала страшную усталость. У нее уже не было сил о чем-то думать. Любопытные взгляды пассажиров ее совершенно не задевали. Она упала на кресло, закрыла глаза и не заметила, как заснула.

Очнулась она через час. Достала телефон. От Алекса не было никаких вестей. Эва плотнее завернулась в пиджак и стала думать, что теперь делать.

Одно было очевидно: ей нужна обувь. Число лиц, к которым она могла обратиться с просьбой о помощи, ограничивалось единицей.

– Маня? – прошептала Эва в телефон. – Манька, ты можешь говорить? Мне нужна твоя помощь. Дело важное и секретное.

* * *

Автобус в полной темноте, которую время от времени прореживал появляющийся из-за туч чахлый месяц, подъехал к Венжувке. У Эвы ныло сердце. Алекс не отзывался, и, что гораздо хуже, его мобильный оказался выключен. Это был нехороший знак.

Автобус остановился, и Эва выпрыгнула из него прямо в лужу. Под крышей разрушенного навеса сидела Марыся с пакетом под мышкой. При виде сестры она только покачала головой.

Эва, дрожа от холода, посмотрела на нее и беспомощно развела руками. Автобус отъехал, оставляя за собой струю выхлопных газов.

– На. – Маня подала пакет сестре. – А то окочуришься от холода, сумасшедшая.

Эва вытащила из пакета штаны, теплую кофту, носки, ботинки, куртку и надела все это на себя. Маня с изумлением смотрела на нее.

– Эва, что происходит?

Та в ответ только махнула рукой.

– Не темни, систер, я хочу знать, в чем дело. – Марыся вовсе не собиралась отступать.

Эва мельком взглянула на сестру. Мысленно она была уже в доме Алекса. Она должна найти эту папку! Может, тогда наконец что-нибудь прояснится.

– Поговорим позже, обещаю, малышка. Я все тебе объясню… но не сейчас, о’кей? Мне нужно спешить.

Марыся все шире открывала глаза и явно была не удовлетворена ее ответом.

– Маня, послушай… – Эва застегнула куртку под горло и почувствовала, как тепло расходится по телу. – Чем меньше ты знаешь, тем лучше, понимаешь? – Она приподняла ее подбородок и внимательно посмотрела в глаза. – Меня здесь не было, хорошо?

– Что случилось?! Он что-то тебе сделал? Говори, Эва! – вскрикнула Маня.

– Заткнись! – Эва не смогла сдержаться. Она не хотела кричать на сестру, это получилось само собой. – Это не твое дело! Иди отсюда и забудь, что видела меня!

Через минуту она исчезла в темноте. Маня яростно запихнула пустой пакет в карман.

– Дебилка! – Она еле слышно выругалась вслед старшей сестре. – Вали давай, неблагодарная! Еще что-нибудь захочешь, получишь по заслугам, идиотка!

* * *

Эва поднялась по лестнице, ведущей к парадным дверям, и нажала на ручку. О чудо, дверь открылась! Малгожата убирала в холле и не слышала, что кто-то вошел в дом. Несмотря на серьезность ситуации, Эва тихонько рассмеялась: только сумасшедшая могла пылесосить дом посреди ночи.

– Добрый вечер! – крикнула Эва ей в ухо.

Малгожата аж заорала.

– Иисус Назарейский! Где это видано, чтобы так подкрадываться! – Она поворчала еще минуту, как обычно, потом окинула Эву долгим взглядом. – А что ты здесь делаешь, а?

– Я тоже рада вас видеть. – У Эвы не было сил на словесные баталии с этой ужасной женщиной. – Как это что? Я приехала.

– Но я ничего об этом не знаю. – Экономка уперла руки в бока, явно пытаясь найти повод для ссоры.

– Малгожата, я вернулась, знаете вы об этом или нет, – отрезала Эва, проходя мимо нее.

«Не хватало еще этой злюки на мою голову!» – подумала она с отчаянием.

Эва бросила куртку Марыси в угол и прошла в кухню, где взяла булку и кусок сыра, так как чувствовала, что если немедленно что-нибудь не ест, то просто упадет в обморок от голода.

Хотя драматические события этого вечера с каждой минутой отступали все дальше, Эва никак не могла успокоиться. Шок, вызванный тем, что с ней случилось, не проходил, усиленный эмоциональной встряской, которую устроил ей Александр. Неужели все, что он рассказал, правда? Если да, то сейчас он определенно в опасности. Что с ним? Почему его телефон постоянно выключен? Может ли она чувствовать себя здесь спокойно? Вопросы множились, и большинство из них оставалось без ответа.

Она могла сделать только одно: найти то, о чем Алекс говорил перед расставанием.

Прислушиваясь к шагам Малгожаты, Эва тихо, как мышь, прокралась в кабинет Александра, закрыла за собой дверь и, следуя внезапному порыву, забаррикадировалась изнутри, подперев ручку креслом. Посмотрела на эту конструкцию и сказала сама себе: «Ну точно психичка». Потом уселась за стол и принялась просматривать его содержимое.

– Нет… Нет… Ничего… Пусто..

Эва нетерпеливо открывала и закрывала ящики, пока на дне последнего среди других бумаг не мелькнул краешек зеленоватого картона.

– Есть!

На корешке надпись «Венжувка, 1935». Эту папку Эва уже видела. Как-никак, она пересматривала эти ящики в начале своего пребывания в доме, когда ей не удалось справиться со своим любопытством. Она так хотела узнать что-нибудь о своем работодателе!

Однако тогда Эва не обратила внимания на невзрачную папку с документами, ее больше заинтересовала находка, связанная с его семейными обстоятельствами. Возможно, тогда она совершила большую ошибку…

Через минуту с папкой под мышкой Эва незаметно выбралась из кабинете. «Уф, удалось!» Все было проделано безупречно. Малгожату позднее время не остановило, она все еще занималась домашними делами и не обратила внимания на Эву, которая помчалась в спальню, закрыла двери на ключ и уселась над разложенными на полу бумагами.

– Ничего не понимаю.

Это были старые, довоенные геодезические планы, какие-то участки, какие-то наделы… Все по-немецки, к тому же написано швабахом.

Эва долго сидела так. «Бесполезно, сама я с этим не справлюсь». Она задумалась, что же, собственно говоря, теперь делать. Было далеко за полночь. Она чувствовала себя настолько уставшей, что уже не держалась на ногах.

– Наверное, нужно поступить как Скарлетт О’Хара и подумать об этом завтра, – решила она и направилась к кровати. Прежде чем упасть на постель, она из последних сил достала телефон и снова набрала номер Алекса. Его мобильный был выключен.

* * *

Спала Эва недолго. С постели ее подняло беспокойство. За окном было еще темно. Она встала, тепло оделась, проглотила завтрак и, сунув документы в сумку, выскочила из дому, чтобы успеть на автобус в Кентшин, где находилось управление геодезии. Она надеялась, что найдет там решение загадки. Что связывает эти старые документы с Алексом и его грязными партнерами? Кому принадлежала эта земля? И что с ней происходит сейчас? Поможет ли ей кто-нибудь найти ответ на все эти вопросы?

Однако когда она добралась до управления, оказалось, что оно откроется только через полчаса. Эва негромко выругалась и задумалась, где переждать это время. К счастью, она очень хорошо знала город, поэтому заглянула в пекарню, куда они всегда заходили с мамой, когда приезжали в Кентшин за покупками, и купила сливочные рогалики – превосходные, обожаемые мамой. Продавщица улыбнулась ей, протягивая сдачу с десяти злотых, как будто помнила ее с тех далеких времен, а может, она просто была милой. Эва присела на стул, поставленный перед входом в пекарню, и с аппетитом съела пахнущие маслом и ванилью рогалики. Еще минуту она смотрела на людей, спешивших на работу или с какой-то другой целью, потом встала, стряхнула крошки и отправилась в управление. Уже должно быть открыто.

Быть может, из-за раннего времени, а может, по какой-то другой причине, но посетителей в управлении не было, стулья вдоль зеленых стен пустовали. Эва шла по коридору, читая таблички на дверях.

«Не здесь, скорее всего, и не здесь…»

Наконец Эва остановилась перед дверью с надписью «Архив». Постучала три раза.

– Войдите! – ответил усталый голос.

Она открыла дверь и заглянула внутрь. За небольшим столом, заваленным кипой бумаг, сидел пожилой мужчина. На носу у него были очки в черепаховой оправе, указывавшей на их значительный возраст. Волосы, редкие и абсолютно белые, зачесанные с левой стороны на правую, не очень успешно маскировали блестевшую между ними лысину.

– Слушаю вас. – Служащий посмотрел на Эву поверх бумаг. – Чем могу помочь? Подходите ближе, присаживайтесь, – пригласил он, видя ее растерянность и неуверенность.

– Благодарю, – ответила Эва, устраиваясь на неудобном стуле. Она открыла сумку и достала папку, найденную в ящике стола Александра. – Я, собственно говоря, пришла за советом, за консультацией. – Эва принялась раскладывать документы на столе. – Я нашла дома какие-то старые документы и карты, – солгала она без зазрения совести, – и совершенно не понимаю, к чему это может иметь отношение.

Мужчина взглянул на бумаги, которые она держала в руках, и просиял.

– Вы не могли обратиться удачнее! Сейчас мы этим займемся и развеем всяческие сомнения. Пойдемте. – Он встал из-за стола и направился к двери в глубине помещения. – Тут найдутся ответы на все ваши вопросы. Как сказал один человек, рукописи не горят… А бюрократия переживет даже уничтожение и переселение, ха-ха-ха! – Мужчина открыл дверь и движением руки пригласил Эву войти.

На бесконечных стеллажах располагались длинные ряды папок и скоросшивателей.

Мужчина провел Эву к столу, очень напоминавшему тот, который служил ей для работы в доме Александра, и попросил показать все, что она принесла с собой. Он начал вчитываться в названия, написанные готическим шрифтом, и что-то записывать на листочке, вырванном из микроскопической записной книжки, которую достал из кармана. Эва стояла в сторонке, нервно переступая с ноги на ногу, так как процесс ознакомления с бумагами все длился и длился. Неожиданно мужчина, не сказав ни слова, исчез между стеллажами. Он долго не возвращался, но наконец появился с большой книгой в кожаном переплете.

– Ну, все понятно. Значит, так. – Тяжелая книга ударилась о столешницу так, что поднялось облако пыли. – Земля на этих участках, – он указал на область, обозначенную на одном из планов, – до войны принадлежала немецкой семье фон Браузеров. Это записано черным по белому… О, вот здесь. – Он ткнул пальцем в пыльную кадастровую книгу. – Это была очень состоятельная и влиятельная семья, проживающая в Берлине. Знаете, такая, с традициями, крепко связанная с землями Восточной Пруссии. – Он начал просматривать следующие бумаги. – Известно, что народная власть – чтоб ей гореть в аду! – делала с такими людьми и их имуществом. – Он взял карту. – Спустили на немцев всех собак, имущество отобрали, а потом поделили его между государственными сельскими хозяйствами и трудящимися города, в данном конкретном случае – деревни. Поделили, смешали, уничтожили…. – Мужчина склонился над актами собственности, что-то бормотал себе под нос, потом продолжил: – Из того, что вы принесли, и из того, что у меня тут есть, получается, что эти немцы вполне могут сюда вернуться и потребовать свое. А все потому, что жена фон Браузера была польской аристократкой и все это полагается возвратить ее наследникам. Скажу вам приватно, так как не должен, но вы мне понравились: вы не первая, кто этим интересуется. По моему мнению, кто-то с ними уже договаривается: в случае возврата земель их хотят выкупить. Если только меня выученный в гитлеровской школе немецкий язык не обманывает. – Он рассмеялся, открыв желтые пеньки зубов. – Был у меня один очень состоятельный пан из Варшавы с этими же картами. Уже давно, с год назад.

Во время его рассказа глаза Эвы открывались все шире. Похоже, огромная часть сегодняшней Венжувки до войны действительно принадлежала немцам, которые, пользуясь изменениями в польском законодательстве, собирались получить все это через Государственное казначейство обратно. Кто знает, возможно, они уже сделали это. Видимо, хотели эту землю продать. А купцом должен был быть не кто иной, как… один из бандитов, с которыми связался Александр!

– Боже… – сказала она, и мужчина подхватил ее слова:

– Вот именно, дорогая пани! Думаете, вы здесь первая по такому делу? Постоянно швабы приезжают, какие-то бумаги тут ищут, сравнивают, шпрехают между собой, юристов привозят, а мы беспомощны, так как закон есть закон, «Ordnung muss sein», и нужно отдавать, что захвачено. Только скажите мне, в чем виноваты те, кто на этой земле дома построил? Или рожь посеял? Дорогая пани, еще не одна трагедия из-за этого случится, уж я-то знаю. Я уже не доживу, но ваши дети будут над этой землей плакать.

Эве стало нехорошо – может, из-за слишком большого количества съеденных рогаликов, может, от пыли, которая летала в воздухе, а может, от слов старика.

– Большое спасибо за помощь, – сказала она и принялась складывать бумаги назад в папку.

– Не за что, детка, не за что. – Служащий закрыл книгу и исчез между стеллажами.

Не дожидаясь его возвращения, Эва вышла из управления и почувствовала, что в горле совсем пересохло. «Надо чего-нибудь выпить».

Совсем рядом было маленькое кафе. Эва вошла и заказала воду без газа и эспрессо. Молодая официантка поставила перед ней бутылку с водой, и Эва залпом выпила все ее содержимое. Помогло.

«Что же делать?» – лихорадочно думала она и для начала решила записать все, что узнала в архиве, чтобы иметь возможность в случае чего («Конкретнее, в случае ЧЕГО?» – спросила она себя) воссоздать эту информацию.

Эва достала из сумки ежедневник, когда-то полный записей о встречах и планах, и начала писать: семья Браузеров, поля возле озера, участки с номерами…

Ситуация начинала драматически сгущаться. У Эвы возникло ощущение, что на шее затягивается петля. Она чувствовала себя, как зверь, попавший в силки. При каждом движении капкан сжимается все сильнее, а страх все усиливается… Эве стало трудно дышать.

Официантка из-за стойки смотрела на нее подозрительно. Эва начала медленно считать до десяти. Дыхание и пульс вернулись к обычному ритму. «Паническая атака, только этого не хватало!» – подумала Эва. Официантка исчезла, и она осталась в кафе одна. Выхода нет, пора встретиться с реальностью. Эва достала телефон и, услышав в трубке знакомый голос, произнесла:

– Алло! Сильвия? Нам надо поговорить.

* * *

Уроки у Сильвии закончились в три часа. Это был не самый удачный день. Дети оказались невосприимчивы к знаниям, а атмосфера в учительской периодически сгущалась – все нервничали из-за слухов о том, что школа попала в список учебных заведений, подлежащих ликвидации, – мол, низкий естественный прирост, необходимость объединения школ… Словом, точно не знали, о чем речь, но слухи распространялись.

Звонок Эвы застал Сильвию врасплох. С момента памятного разговора в доме Александра они полностью прекратили отношения, однако в последнее время Сильвия много слышала об Эве и не могла делать вид, что ничего не происходит. Происходило, и очень многое!

Услышав в трубке голос Эвы, она поняла, что наступил момент, когда чаша весов должна склониться в другую сторону. Капризы и обиды следовало забыть, речь шла о серьезных вещах – возможно, самых важных. Чувствовалось, что Эва тоже это понимает.

– Ничего не говори, просто приезжай как можно скорее, – скомандовала Сильвия и отправилась на своем белом «гольфе» домой.

Когда Эва появилась на пороге, они какое-то мгновение неуверенно смотрели друг на друга – ни одна до конца не знала, что думает другая, – однако через несколько секунд бросились друг другу в объятия.

Сильвия затащила подругу в дом.

– Заходи, дорогая, нам о многом надо поговорить.

И, будто никаких обид не было, они уселись за стол. Сильвия налила Эве чашку чая и поставила на стол рюмки.

– Наверное, нам нужно что-нибудь покрепче?

Эва кивнула.

– Да, на трезвую голову все это будет сложно вынести.

Сильвия подошла к буфету, попутно успокоив детей, которые расшумелись в другой комнате. Эва смотрела на нее с нежностью: красивая, умная, сильная – она отлично справлялась после расставания с мужем.

– Дорогая, спасибо тебе. За все.

Сильвия взглянула на нее, закрывая дверцу буфета.

– Брось, а то я покраснею.

– Я прихожу к выводу, что в моей жизни есть только одна верная подруга, – Эва сделала глоток чаю, – и это… Сильвия Радковская!

Обе рассмеялись. Сильвия поставила на стол бутылку зубровки.

– Осталась после Гжесека. Думаю, пора ее дематериализовать.

Они выпили по рюмке. Эву аж передернуло.

– Ух! Я не могла бы быть пьяницей. Ну ладно, давай по очереди. Кто начинает?

Сильвия вытерла губы ладонью.

– Могу начать.

Через час Эва, бледная как стена, наливала себе очередную рюмку водки.

Рассказ Сильвии был страшным. Просто ужасным. Подруга добавила очередной пазл в историю, которую Эва охотно навсегда стерла бы из памяти.

Оказалось, что некоторое время назад несколько семей в окрестности получили письма, уведомляющие их о судопроизводстве по поводу возврата земли довоенным владельцам. Сначала это никого особенно не напугало, однако скоро выяснилось, что участки, на которых стоят их дома, и прилегающие земли не только возвращены немецким наследникам, но и будут проданы под строительство какого-то предприятия.

Это известие распространилось несколько дней назад. С той поры в деревне ни о чем другом не говорят. Мнения жителей разделились. Одни плачут, другие радуются, третьи думают, что делать с имуществом, раз оказалось, что они живут на чужой земле, кем-то востребованной.

– Больше всех переживает Магда, мама Михалека. – Сильвия грустно покачала головой. – Даже оказалась в больнице. Мы боялись за ребенка. К счастью, все обошлось. Знаешь, они сломлены. Им велят убираться из дома. Новый владелец предлагает взамен жилье в каком-то социальном поселке под Мронгово. Подумай, что это означает. Планы, мечты – все насмарку, не говоря уже о хозяйстве и вложенном труде!

Эва спрятала лицо в ладонях – она была потрясена. Потом вытащила из сумки папку с документами и показала их Сильвии.

А после коротко рассказала о событиях последних сорока восьми часов своей жизни.

Дорогая Анеля!

Твоя Юзефа

Что написать через десять лет молчания? Как изложить на бумаге все прожитое? В нашей Польше большие изменения. Люди возвращаются из лагерей, заключенные выходят из тюрем, кардинал Вышинский снова на свободе. После долгих лет темноты у нас, похоже, наступает рассвет. И я могу прочитать письмо от тебя! Ничего, что оно почеркано цензурой, – лучше так, чем годы неизвестности.

Мы с мужем как-то живем. Уже втроем, ведь год назад родилась на свет – через без малого десять лет молитв и походов по врачам – наша дочка Дорота. Любимый, добрый ребенок. Моя награда за загубленную войной молодость, за все обиды, что пережила я и вся наша семья.

Я была в Силезии. Тетка Гелька тепло меня приняла и рассказала, что родители умерли, а Генрика убили под Ленинградом. Я сходила на могилы, зажгла свечки. Знаешь, Анелька, человек не создан для таких страданий, которые нам послала судьба.

Доротка, этот долгожданный ребенок – большое утешение мне. Уже понемногу говорит и ходит все быстрее, а когда залазит на колени к отцу, так приятно на них смотреть. Муж старый, но очень ее любит.

К счастью, с хлеба на квас мы не перебиваемся, какая-то земля у нас осталась – то рожь посеем, то в саду яблок нарвем… Жить можно, в деревне легче, чем в городе.

И только одно мне покоя не дает, много лет одно и то же: что случилось с моей дочкой, которую чужим людям отдали? Я хотела искать ее, но меня отговорили: зачем бередить старые раны? Она, скорее всего, даже не знает ничего о своей матери. Да и откуда?

Но что поделать, если я скучаю по ней, как и по тебе. Бесконечно.

Хоть бы мы когда-нибудь все встретились…

Спасибо тебе, Анеля, за посылку, за то добро, которое ты нам прислала. Сберегу все это на первое причастие Доротки. И в голове не укладывается, что у вас такой достаток!

Молюсь за тебя, Джереми и ваших детей неустанно.

 

Глава 21

Эве понадобилось довольно много времени, чтобы понять, что она лежит на диване Сильвии, прикрытая одеялом в клетку. Усталость, нервное напряжение плюс несколько рюмок крепкого алкоголя свалили ее с ног настолько успешно, что пришлось прилечь. Она посмотрела на часы. Было около семи вечера. Значит, она проспала несколько часов – и впервые с тех пор, как начался этот кошмар, крепким сном. Эва встала и потянулась. К ней, похоже, возвращалась способность мыслить, с чем в последнее время под влиянием пережитых потрясений были проблемы.

– Очень хорошо, – сказала она себе, – пора со всем этим разобраться.

Эва решила призвать на помощь старого друга – свой врожденный прагматизм, который уже не раз и не два спасал ее в сложных ситуациях. Следовало расплести паутину.

Во-первых, Алекс… По-прежнему вызывающее дрожь отвращения видео, найденное в его доме; ужас в клубе, скрывающем мерзкие тайны; его признание вины в автомобиле – все сплеталось в единое целое. Эва не находила аргументов, чтобы откинуть эту версию событий, хотя верить в такую правду не хотелось. Гораздо более важным был вопрос: что с этой правдой теперь делать? И тут начинались проблемы. Ведь как можно холодным рассудком анализировать эту историю, когда совершенно невозможно отделить от нее свои израненные чувства? Никогда в жизни Эва не переживала ничего подобного и не имела ни малейшего представления, как с этим справиться. Все это было очень трудно.

«Сосредоточься на фактах, – инструктировала она себя. – Факты и только факты. Об остальном подумаешь позже».

Последние указания Александра и то, что Эва выяснила, следуя им, позволили ей осознать нечто, касающееся уже не только их двоих. Оказалось, что, пока она переживала свой сказочный роман, люди, связанные с Алексом, плели заговор против Венжувки. Какую роль в этом сыграл ее любимый, ведь он все время был здесь? Эва снова и снова задавала себе этот вопрос. «Я был пешкой в их игре…» – звучали в ее голове слова Алекса. В памяти промелькнули туманные воспоминания о его поездках «по делам», о встречах с местными чиновниками…

«Боже, какой же слепой я была!» – подумала Эва в отчаянии. Все происходило практически на ее глазах, но она была настолько доверчивой и легкомысленной, что ничего не замечала. Ничто не вызывало у нее беспокойства. «О’кей, этим пока не занимаемся, – прервала она обвинения в свой адрес. – Сейчас я не оцениваю Алекса, тем более себя. Сейчас только факты. Сухие факты».

А они были поразительными. Ее деревне угрожает опасность! Эва знала, что те люди хотят сделать, а также знала, что это уже происходит. Жителей выбрасывают из домов, все уже подготовлено к тому, чтобы выкупить землю у бывших владельцев. Разум Эвы работал на полных оборотах. Она встала с дивана и принялась ходить по комнате. Что делать? Эва постаралась как можно точнее вспомнить, что успел сказать ей Алекс: «Вместе мы можем сорвать их планы… “Венжувка, 1935”. Там все, что тебе нужно». Неужели это означало… что она должна им помешать? Но как?! Одна против могущественной силы, против людей, которые способны на все самое худшее… С Алексом по-прежнему не было связи. Эва не хотела признаться себе, что очень обеспокоена, ведь она не была уверена, что простит его. Это еще надо обдумать… Но сейчас она не будет этим заниматься – надо решить, как действовать. Однако, независимо от желания, Эва трепетала при мысли, что те люди могли что-нибудь с ним сделать. А она хорошо знала, что могли…

У Эвы закружилась голова. Она присела на диван, несколько раз глубоко вдохнула, достала из сумки папку и начала снова просматривать старые документы. Она смотрела на линии, отмечающие старый раздел участков. Провела пальцем по одной из них, проходящей возле самого озера, там, где немного выше находилось кладбище и где была могила мамы.

* * *

Эва перетряхнула сумку в поисках визитки. Где-то же должна быть! Она голову готова была дать на отсечение, что не выбросила ее, хотя, когда получила, первым желанием было порвать ее на клочки.

«Пожалуйста, пусть она будет здесь! – умоляла она. – Есть!» Тимон Гурка, ПолТВ, журналист. И номер телефона. Она не думала, что когда-нибудь захочет воспользоваться этой визиткой, к тому же с такой целью. Однако теперь в ней буквально кипела сила, о которой девушка прежде не подозревала. Эва была в бешенстве. Она еще не знала, как это сделает, но понимала одно: она не отдаст Венжувку без борьбы! Она не может просто ждать развития событий. Да, она выступит против бандитов, охваченных жаждой сколотить капитал ценой страданий невинных людей!

Это напоминало чистое сумасшествие, но, несмотря ни на что, Эва сохранила остатки здравого смысла и понимала, что одна ничего не сможет сделать. Ей нужны были союзники.

Она посчитала до десяти и набрала номер. Медленно перевела дыхание, слушая идиотски веселую мелодию, которую владелец поставил на телефон, чтобы скрасить ожидание звонившим, и уже собиралась отключиться, когда Гурка ответил.

– Это Эва Охник… – начала она, не зная, как перейти к делу.

– Какой сюрприз! Слушаю вас.

Ее удивил его резкий тон. Впрочем, до этого она отмахивалась от него, как от назойливой мухи.

– Я звоню, так как хотела…

– В очередной раз рассказать, что со мной сделают, если не отцеплюсь? Не надо, я понял намек. Увольнение с работы – достаточно понятный аргумент. Но знаете что? Я все равно не отцеплюсь!

– Вот и хорошо, – поспешно сказала Эва, чувствуя, что Гурка сейчас отключится.

– Что?

Ей удалось его озадачить.

– У меня есть документы, связанные с продажей земли в Венжувке. Сама я с этим не справлюсь. Мне нужна ваша помощь.

На линии повисла тишина.

– Вы еще там? – спросила Эва.

– Это что, блеф? – наконец подал голос Гурка. – Давайте не будем, жаль вашего и моего времени.

– Я говорю совершенно серьезно. Вы должны мне поверить. Я действительно не знала, что Александр… что тут происходит. Можете называть меня идиоткой, но я сделаю все, чтобы сорвать постройку мусоросжигательного завода на этой земле.

Снова тишина. Эва ждала молча, сжимая кулаки так крепко, что побелели костяшки.

– Вы на Мазурах? – наконец спросил он.

– Да.

Эва напряженно ждала.

– Завтра с утра я буду на месте.

Он отключился. Только сейчас Эва почувствовала, как сильно бьется сердце.

* * *

Тимон Гурка появился в Венжувке, как и обещал. Договорились встретиться на нейтральной территории, в школьном клубе, предоставленном Сильвией. Развешанные по стенам цветные детские рисунки, на которых главенствовали солнышко, радуга и коровы, привносили в их встречу несколько абсурдную ноту.

– Может, перейдем на «ты»? – предложила Эва. Использование официальных форм в данной ситуации становилось все более мучительным.

Тимон принял предложение с явным облегчением. Первоначальная неловкость – их знакомство начиналось не слишком удачно – быстро сменилась взаимопониманием, когда дошли до дела, которое их сюда привело.

Эвы принесла с собой папку с документами. Тимон сразу это заметил и с вожделением смотрел на нее.

– Прежде чем перейти к документам, – перехватила эстафетную палочку Эва, – расскажи, что тебе известно о делах Александра.

Она хотела сопоставить свои незначительные знания с тем, что известно журналисту, рассчитывая узнать побольше. В конце концов, Тимон уже долгое время следил за действиями Алекса.

Журналист смотрел то на Эву, то на папку, словно колебался, можно ли открыть карты, довериться ей. Видимо, в ее взгляде было нечто, что его убедило. Он вынул из сумки внушительного вида записную книжку, из которой торчали десятки визитных карточек, вырезок из газет и всяких бумажек, и начал рассказывать.

– Некоторое время назад в связи с журналистским расследованием одной из газет выяснилось, что кооперативный банк, контрольным пакетом акций которого владел Александр Кропивницкий, связан с фирмами, занимающимися так называемой очисткой домов. Ты знаешь, что это такое?

– Что-то связанное с ремонтом? – спросила Эва, особо не задумываясь.

Тимон с сожалением взглянул на нее.

– Чистильщики домов – это мрачные головорезы. Они обычно одеты в униформу легальной охранной фирмы и действуют по поручению новых владельцев возвращенных домов. Их задание – любым способом избавиться от жильцов: отрезать воду или, наоборот, залить квартиру, испачкать стены, подбросить дохлую крысу… Это только некоторые пункты их богатого репертуара. Люди, которых месяцами преследуют таким образом, в конце концов съезжают, и владелец может переделать дом в элитарные апартаменты для богачей.

– Это же разбой среди белого дня! – возмутилась Эва.

– Все в рамках закона. Возможно, до поры до времени, но скупка прав на возвращенную после войны недвижимость соответствует закону.

Эва внимательно слушала. Очередной фрагмент мозаики становился на свое место.

– Проблема возникает, когда на пути реализации инвестиционных планов нового владельца встают жильцы. Это можно уладить разными способами. Тоже легально. Но полюбовное решение, поиск альтернативного жилья требуют времени. А некоторые не любят ждать.

– То есть фирма Александра занималась скупкой недвижимости? – переспросила Эва, как будто только произнесенное вслух придавало реальное значение ее предположениям.

– Все не так просто. У фирмы Кропивницкого очень сложная структура. Кроме того, она входит в крупный холдинг компаний, имеющих мутные связи. В правлениях осуществляется постоянная ротация, однако странным образом в них все время появляются одни и те же фамилии в различных конфигурациях. Это огромная паутина, в которой сети плетет множество людей. Мое расследование началось с Кропивницкого, но это только верхушка айсберга.

Сказанное Тимоном было очередным подтверждением того, что Эва слышала от Александра.

– Ты знаешь, кто за всем этим стоит? – спросила Эва.

– Проблема в том, что паутина существует именно для того, чтобы утаить настоящего босса. Таких, как Кропивницкий, много. Эти люди делают разные, более или менее плохие, дела, но не они дергают за ниточки.

Эва глубоко вдохнула и минуту собиралась с мыслями. Странно было слышать такие слова. С одной стороны, они свидетельствовали в пользу Александра, так как не возлагали всю ответственность на него. С другой – никак не подходили знакомому ей Алексу – абсолютно уверенному в себе человеку, к которому все относились с уважением и с мнением которого считались. Значит, это была видимость, которая ввела ее в заблуждение.

– Пожалуй, я знаю, кто босс, – проговорила она.

У Тимона загорелись глаза.

– Шутишь?! Я пытаюсь выяснить это уже несколько лет!

– Рышард Гжеляк.

Тимон, не скрывая разочарования, махнул рукой.

– Нет. Гжеляк стоит в иерархии выше, но он тоже только исполнитель. Или менеджер высшего звена, если использовать корпоративную лексику. Но, к сожалению, председатель – не он…

Эва задумалась. Тревога взяла верх над энтузиазмом. Как можно бороться с чем-то столь могущественным и одновременно эфемерным? «Нет! – призвала она себя к порядку. Сейчас нельзя поддаваться расслабляющим мыслям. – Конструктивно, Эва, только конструктивно!» В этой непонятной ситуации приходилось прибегать к таким смешным при других обстоятельствах приемам, как призывы к самомотивации.

– То есть общий знаменатель их действий – это недвижимость? – вернулась она к сбору информации о таинственном братстве с гнусными намерениями.

– Так точно. Деньги, валюта, акции, золото или что там еще в нынешнее время привыкли считать мерилом богатства и власти – все это в любой момент может обесцениться. Нестабильность финансовых рынков, спекуляции влиятельных групп, не говоря уже, например, о войне, – и у тебя ничего нет. Другое дело земля…

– Земля выдержит все, – закончила его мысль Эва.

– До сих пор – по крайней мере из того, что знаю я, – группа действовала в основном в Варшаве, которая в настоящее время является реприватизационным Эльдорадо. Но аппетит приходит во время еды. Почему бы не проверить хорошо работающий механизм на новой территории? Ситуация с собственностью некоторых земель на Мазурах очень похожа на ситуацию с недвижимостью в столице. Достаточно найти довоенных владельцев и выкупить землю, с которой через столько лет у них не связаны конкретные планы.

Эва открыла свое секретное оружие – папку. Тимон жадно смотрел на документы.

– Семья фон Браузеров… – начала Эва, разложив карты на школьной парте.

– Именно! – на лету подхватил Тимон. – Очень состоятельный клан магнатов химического рынка времен Веймарской республики и Третьего рейха. Впрочем, они и сейчас прекрасно справляются, так как после войны отстроили свою империю. Родом они отсюда, были прусской аристократией. И хотя вели дела в Берлине, их жизнь протекала на этих землях. Когда в сорок четвертом им пришлось убраться отсюда, все имущество перешло в руки государства. После войны здесь сделали шикарный совхоз. А так как жена Браузера была полькой, аристократкой, состоящей в родстве с Реями и Четвертинскими, сегодня их сын может потребовать вернуть имущество. – Тимон водил пальцем по линиям на плане, показывающим раздел территории. – Как видишь, ситуация как две капли воды похожа на варшавские истории с семьями, возвращающими старые дома. Браузеры могли потребовать от государства вернуть утраченное имущество. И сделали это, как можно догадаться, не без определенного внушения из Польши…

– За этой сделкой стоит Александр, правда? – спросила Эва.

Тимон внимательно посмотрел на нее. Он постоянно думал над тем, что должно было случиться, чтобы она поменяла точку зрения.

– Да, можно сказать, что его сюда делегировали со специальной миссией.

К Эве, как надоедливая муха, возвращались воспоминания о восхищении Александра Мазурами, которые он обычно называл своим местом на земле. Она сглотнула, борясь с приступом тошноты. Боже, неужели все было ложью?

Наконец Тимон прервал молчание:

– Ну хорошо, теперь ты расскажи что-нибудь.

Эва кивнула в знак согласия.

– Где он? Я проверил перед приездом сюда: Кропивницкий как сквозь землю провалился.

Оставалось только надеяться, что Тимон не утратит к ней доверия, еще такого нестабильного и опирающегося на шаткий фундамент.

– Я тоже хотела бы это знать.

Эва смотрела на него, изо всех сил желая каким-то невербальным способом убедить его, что говорит правду. Она не могла сделать ничего больше. Безусловно, она не была готова рассказать, что случилось между ней и Александром, что стало причиной глобальных изменений. Эва не знала, о чем Тимон мог догадываться, но он, похоже, ей поверил.

– Но зачем им мусоросжигательный завод? – Эва сменила тему, встав со школьного стула, который, несомненно, не был приспособлен для взрослых. – Разве не достаточно, что земля будет в их руках? Нужно ее еще и уничтожить?

Тимон пожал плечами.

– Мне сложно понять их стратегию. Но утилизация отходов – это крупный бизнес. Возможно, от этого больший доход, чем от пансионатов возле озера…

– Тимон, так можно сделать? Ведь нас мало, а их так много… Эти документы – все, что у нас есть. Но что это нам дает?

Тимон внимательно посмотрел на нее.

– До этого у них все шло как по маслу. Они привыкли к полной безнаказанности. И именно это может их погубить…

– Что ты имеешь в виду?

– В Варшаве у них возникла критическая ситуация в связи с разглашением преследования жильцов. – Тимон хитро улыбнулся, давая понять, что эта «критическая ситуация» не могла случиться без его непосредственного участия.

Эва сразу поняла, что, скорее всего, это и было причиной их приезда в Варшаву.

– Конечно, рука руку моет, и получит за это, в лучшем случае, последнее звено цепочки, то есть те, кто действовал по поручению наших знакомых, – добавил он.

Благодаря тому, как Тимон говорил об этом, все начинало выглядеть чуть менее опасным. «Стоило вытащить его из Варшавы хотя бы для этого», – подумала Эва.

– Они были очень заняты в последнее время. И это хорошая новость для нас… – Тимон перелистал страницы в записной книжке. – По моей информации, встреча с Браузерами должна состояться на этой неделе.

– Иисус Мария! – вырвалось у Эвы.

Дело казалось безнадежным. Девушка была совершенно подавлена. Расстройство планов мафии – как можно сказать иначе? – казалось ей миссией, заранее обреченной на провал.

– Подожди. Это значит, что сделка по продаже земли еще не завершена. И у нас есть шанс! – Он удовлетворенно ударил рукой по столу. – Кропивницкий и его компаньоны уже предприняли некоторые формальные шаги – с моей точки зрения, преждевременные. Я знаю, что благодаря контактам Алекса в гмине уже запустили некоторые административные процессы…

– Выселение жителей из их домов…

– Ну, вижу, ты не совсем зеленая… – Похоже, это был комплимент. – А для этих действий законных оснований нет, – закончил он.

– То есть мы должны идти с этим к юристам?

– Бессмысленно! У них юристы лучше. Мы не сможем выиграть бой этим оружием.

– О’кей! – Эва начинала улавливать ход мыслей Тимона. – Мы должны найти нечто, что выбьет их из привычной колеи, захватит врасплох и выведет из равновесия.

– Бинго! – Тимон щелкнул пальцами.

Эва почувствовала приток адреналина.

– Что дает им уверенность в себе? – размышлял вслух Тимон.

– То, что никто не препятствует им в том, что они делают?

– Да, ты права. Бизнес любит тишину. Особенно такой бизнес. Они в совершенстве освоили закулисные игры. Проект движется вперед, очередные препятствия устраняются с пути, никто ничего не знает. А когда узнаёт, уже слишком поздно протестовать, – пояснил Тимон.

Они смотрели друг на друга, понимая, что их мысли текут в одном направлении. Казалось, даже воздух был наэлектризован.

– Драка в Венжувке? – прерывая тишину, высказала свою мысль Эва.

– Меня уговаривать не надо.

Тимон улыбнулся. Это не была знакомая Эве телевизионная улыбка. В ней не было ни одной фальшивой ноты, только чистая радость.

* * *

Маня пнула пакет с такой силой, что он исчез под кроватью.

И ладно, не хочет она этот пакет видеть! Подумать только, еще недавно она относилась к нему чуть ли не с благоговением, позаботилась, чтобы в дороге не помять его и не порвать.

Украшенный фирменной надписью бумажный пакет с покупками, которые Маня привезла из Варшавы, сам по себе казался ей огромной ценностью, не говоря уже о содержимом. Тут были блестящие леггинсы с галактическими мотивами, объект вожделения половины ее подруг – тех, которые хоть немного разбирались в моде. Было элегантное, по мнению Мани, вечернее платье, а на более объективный взгляд – обтягивающая рубашка с вырезами, превращающими ее во что-то типа трико, состоящего из гимнастического лифчика вверху и узкой полосы юбки внизу. А еще золотистые спортивные тапочки на толстой подошве и целая кипа блестящих предметов неопределенного – для всех, кто не является подростком, – назначения. Маня так радовалась при мысли о моменте, когда сможет надеть на себя все это великолепие! Она начала с белой блузы с капюшоном, обшитым мехом. Блуза была божественная! Примеряя ее перед зеркалом в ванной – единственном месте, в котором можно было хоть отчасти уединиться в этом доме, где всегда что-то происходило! – Маня отмечала определенное сходство с самой известной в стране певицей, которую все вслух костерили последними словами, а про себя восхищались ею. У певицы была офигенная татуировка на спине. Маня уже составила хитроумный план, чтобы сделать себе нечто подобное, как только снова окажется в Варшаве. Вот это будет номер, все в Венжувке лопнут от зависти, когда ее увидят! Она сложила губы трубочкой и немного откинулась назад – без обмана, у них было что-то общее.

Но это было давно и неправда. Теперь девушка не могла даже смотреть на эти вещи. Они напоминали об Эве, из-за которой Марыся уже два дня ходила как в воду опущенная. Как противоугревая мазь сражалась с прыщами на лицах многих ее ровесников, в Мане боролись противоречивые чувства. Она злилась на сестру, которая цинично воспользовалась ее добротой, а потом попросту на нее наплевала. Отнеслась к ней, как к малолетке, которая ничего не понимает и которой ничего нельзя рассказать! Маня была обескуражена и не знала, что делать. Ведь что-то же случилось, это было совершенно ясно. А она уже который день держит рот на замке, сдерживаемая идиотским чувством лояльности! Да, идиотским, если учитывать, как сестра повела себя с ней. От этого молчания Мане казалось, что еще минута – и она взорвется!

Приезжает среди ночи автобусом, одетая наполовину как люмпен, наполовину как модель с фотосессии – из тех, что показывают в дорогих журналах, которые Марыся не покупала, в лучшем случае просматривала в книжном магазине, когда была в Мронгово. Где это видано, чтобы в таком виде показываться людям на глаза! В минуты возмущения в Мане – о чудо! – просыпался модный традиционалист. Пиджак на бальное платье! Босая! Никто нормальный из дому в таком виде не выйдет, что уж говорить о поездке в автобусе по маршруту Варшава – Кентшин?!

Наверняка они поссорились. Маня знала немного, но после того, что она увидела на видео, выдержанные в романтичном спектре картинки с участием чудесного Александра рассыпались в ее в голове без следа. «Такой красивый, так хорошо одет – и такой ламер! – не могла успокоиться Маня. – Как же это противно, мерзко, отвратительно!» Если бы она нашла что-то подобное у своего парня, то свалила бы от него в ту же секунду. И еще выложила бы на YouTube, чтобы все посмотрели! Так что хорошо, что Эвка смылась, потому что все ее разговоры про «взрослые дела» – это самый большой булшит из всего, что Мане пытались впаривать. Если бы еще сестра вела себя нормально, а то эти ее тайны, эта скрытность действовали Мане на нервы. Ничего хорошего из этого не выйдет, она была уверена.

К тому же именно сейчас Марысе нужна была старшая сестра. Пусть и глупая, но Эва была сейчас единственным известным Мане человеком, который мог бы помочь Анжелике. Именно это было вторым поводом, из-за которого она, как только вернулась из Варшавы, ходила как в воду опущенная. Ее лучшая подруга, доверенное лицо, с которой Маня делилась тайнами, компаньонка в шалостях ever, посвятила ее в свою проблему, которая показалась Марысе концом света. Анжелика с родителями должна была убираться из дома. Будто бы земля на самом деле не их и они не могут больше там жить! Взамен они должны получить компенсацию и другое жилье, правда, под Мронгово, но на самом деле это никакой не дом, а фанерный контейнер – они хорошенько рассмотрели его в Интернете. Все это означало, что Анжела пойдет в другую школу, найдет новую подругу, а она, Маня, останется здесь, лишенная единственной близкой души, благодаря которой удавалось как-то переносить ежедневную борьбу с суровой реальностью.

«Ладно, Эвка, я немножко потерплю, – вела Маня мысленный диалог с сестрой, – разруливай проблемы со своим парнем. Только не слишком долго. Есть дело, которое надо уладить, и это очень важно. Надеюсь, что могу на тебя рассчитывать».

Она взглянула на свой телефон в чехле с розово-золотой пантерой. Сообщение, отправленное Эве с просьбой немедленно связаться, по-прежнему оставалось без ответа.

* * *

Личный состав кризисного штаба увеличился до трех человек. К ним присоединилась Сильвия – в боевом настроении, заряженная энтузиазмом. Словно генералы перед битвой, они планировали стратегию действий. Времени на подготовку не оставалось, а ведь их цель была высшей степени сложности!

– Мы должны собрать людей со всей деревни, – начала Сильвия. – Если мы поднимаем жителей, гмина не сможет творить, что ей хочется.

– Со своей стороны предлагаю самую въедливую телевизионную группу. – Тимон показал в улыбке все зубы. – Ну и, возможно, удастся организовать еще один сюрприз… – Он не рассказал, что имеет в виду, объяснив, что не хочет сглазить. – Деревня на Мазурах, которая не хочет иметь под носом вонючий мусоросжигательный завод… – Похоже, он уже представил себе эту сцену.

– Супер, но кто растолкует все это жителям? – Эве нужно было вернуться на землю.

Она посмотрела на Тимона, ведь он больше всех знал о негодяях, которым они решили бросить перчатку. Однако Гурка отрицательно покачал головой.

– Ты местная, люди скорее прислушаются к тебе, чем к словам приезжего, к тому же из всеми «любимого» города Польши.

– Местная…

Эва задумалась, может ли назвать себя так, ведь несколько лет жизни она посвятила работе, которая должна была стереть с нее этот штамп. Но теперь она чувствовала, что связана с этим местом сильнее, чем могла предположить. Венжувка и ее жители были в опасности. Деревня могла безвозвратно измениться, утратить все, что отличало ее до сих пор.

– Я согласна с Тимоном, – сказала Сильвия. – Никто не будет более убедительным, чем ты…

Эва чувствовала, что они правы. Но справится ли она? Она должна встать перед всеми и раскрыть правду об Александре? Девушка понимала, что ни о каких уловках не может быть и речи. Она должна быть честной, рассказать все. Без этого деревня за ними не пойдет. Осознание, на что они замахиваются, дошло до нее во всей ужасающей полноте. Они объявляли войну таинственной преступной группе. Очень влиятельным людям. И настолько же опасным. Позавчера Эву пытались изнасиловать, а сегодня она и ее маленький отряд попробуют укусить колосса за ногу. Что с ними будет потом?

У нее неожиданно закружилась голова. Пришлось присесть. Господи, события определенно развиваются слишком быстро! Во что она влезла?!

– Все в порядке? – Сильвия с беспокойством смотрела на нее.

– Да. Дайте воды.

Тимон тут же подал ей маленькую бутылочку.

Времени на колебания не оставалось. Следовало зажать себя в кулак. У них было еще множество дел.

* * *

Они приехали на место автомобилем Сильвии. Перед этим подруга, не обращая внимания на протесты, заставила Эву поесть, хотя та была уверена, что не сможет проглотить ни крошки.

– Что бы я без тебя делала?! – После сытного домашнего томатного супа Эва почувствовала себя значительно лучше.

– Ты бы умерла с голоду. – Сильвия похлопала ее по спине. – И я беру еще бутерброды – неизвестно, сколько это продлится.

То, что в такую минуту она помнила о мелочах, подействовало на Эву успокаивающе.

Невероятно, как много можно сделать буквально за несколько часов! Сильвия договорилась насчет зала, принадлежащего пожарному депо. Эва благодаря нескольким телефонным звонкам и помощи Яроша пригласила в Венжувку профессора экологии – они решили, что поддержка эксперта, который профессионально объяснит людям, что означает мусоросжигательный завод для этой местности, будет очень кстати.

Тимон, как и обещал, обеспечил телевизионную группу – оператор и звукорежиссер уже расставляли аппаратуру. Эва с Сильвией оббежали дом за домом, приглашая при случае на собрание всех, кого встретили по дороге. Выстрелом в десятку стало изготовление плакатов, которые развесили в первую очередь в магазине у Пищиковой, – новость о собрании под рабочим названием «Венжувка на продажу? Стоп мусоросжигательному заводу в нашей деревне!» пронеслась по деревне как молния.

К шести часам вечера у пожарного депо собралась толпа. Кроме жителей Венжувки пришли обитатели окрестных деревень и поселков, встревоженные передающейся из уст в уста информацией. Владелица агротуристического сектора с другого берега озера громко возмущалась:

– Господи, какой завод? Это же конец нашему бизнесу! Я не согласна! У меня никто согласия не спрашивал! Где эти сволочи из гмины, где негодяи из повета, я им задам! Я им покажу!

– Что за глупости, какой мусоросжигательный завод? – ворчали другие. – Кто захочет что-нибудь строить в этом Богом забытом месте?

Атмосфера была напряжена до предела. Хватило бы крохотной искры, чтобы разгорелось пламя.

Подруги посмотрели друг на друга.

– Ты справишься, – сказала Сильвия.

Сама Эва совершенно не была в этом уверена.

– Идем! – решительно произнесла она.

Ничего уже нельзя было отменить, настало время оказать сопротивление, и они присоединились к переполненной эмоциями толпе.

Тимон суетился между людьми с микрофоном и оператором, записывал, что говорят. Помещение трещало по швам. У Эвы перед глазами все плыло. Она сглотнула. Это будет непросто. Оглядевшись, она заметила под стеной прямую как струна фигуру, наблюдающую за присутствующими.

Какой-то мужчина напомнил Эве более молодую версию профессора Яроша. Она протиснулась к нему.

– Профессор Карольковский?

Тот ответил обаятельной улыбкой.

– Эва Охник, Ольштынский университет, я аспирантка профессора Яроша, – протянула она руку.

– Очень приятно! – Мужчина просиял. – Ян Карольковский. Мы со Стефаном знакомы сотню лет, со времени конференции в Оломоуце в почившей Чехословакии, в восемьдесят восьмом или седьмом… Боже мой, как тесен мир! – Казалось, поток его слов никогда не закончится.

– Большое спасибо, что согласились приехать, – прервала его Эва. – Для нас большая честь – увидеть на краю света такую знаменитость и выслушать компетентное мнение.

– Это моя обязанность. – Карольковский улыбнулся.

– Можем начинать?

– Да.

Эва проводила профессора в зал, который обычно использовался как место для свадеб и танцев, вот и теперь над их головами висели шары, из которых почти вышел воздух. Эва видела перед собой множество лиц – зал был набит людьми. Сердце стучало как сумасшедшее, казалось, оно выскочит из груди. Неожиданно Эва почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног, и, собравшись, направилась к микрофону.

– Приветствуем всех в этом зале! Передаем слово нашему эксперту.

Она подтолкнула гостя вперед и отступила, чувствуя, как горят щеки. И тут же поймала обеспокоенный взгляд Тимона из противоположного угла зала.

Тем временем Ян Карольковский с важным видом начал выступление… с чрезвычайно длинного вступления, представляющего его научные исследования и важнейшие достижения в области утилизации отходов. Он перечислял свои многочисленные доклады на иностранных симпозиумах, когда его грубо прервали:

– Эй ты, умник, так мы притащили сюда свои задницы, чтобы выслушивать эту чушь?

Раздраженный голос из зала вызвал взрыв смеха.

Эва застыла: все пошло не так, как нужно!

Профессор замер, потирая лоб. Эва задержала дыхание. Если он замолчит, это конец. Собрание не состоится, и все полетит к чертям!

– Верное замечание, – наконец произнес Карольковский. – Перейдем к делу. Чем занимается мусоросжигательный завод? – бросил он вопрос в толпу, запуская, как волшебник, изумляющий публику неожиданным фокусом, показ слайдов на стене. На экране появилось изображение двух бетонных труб, выпускающих клубы густого дыма. – Помогает нам избавиться от мусора?

Публика молчала, заинтересованная неожиданной сменой стиля изложения.

– Ничего подобного, уважаемые слушатели! Процесс сжигания не уничтожает отходы, а только меняет их форму. Из одной тонны сожженных отходов получается триста двадцать килограммов остатков, – развил тему эколог, демонстрируя фотографию серо-коричневого месива. – Скажу больше… – Карольковский чуть ли не выкрикнул эти слова и с удовлетворением отметил, что взгляды всех присутствующих направлены на него. – Завод еще и выделяет газы, от нескольких десятков до десятков тысяч кубических метров в час. Вам это нужно? – Он обвел зал взглядом. – Думаю, нет. В пыли и грязи скапливаются токсины.

Люди в зале смотрели друг на друга, словно ища в глазах соседей объяснение.

– Речь идет о тяжелых металлах и самом опасном токсине – тетрахлордибензодиоксине.

Сложное название, которое профессор произнес, четко выговаривая каждый звук, повисло в воздухе, наполняя его ужасом.

– Вы спросите, что это такое? Сейчас расскажу. Тетрахлордибензодиоксин, сокращенно ТХДД, – это органическое соединение из группы диоксинов, которое, в свою очередь, является производным оксантрена.

Эва не могла не улыбнуться. Кто лучше ее знал врожденную нелюбовь профессоров упрощать сложные вопросы, которыми они занимались? Однако она рассчитывала, что их эксперт уже получил урок и помнит, где находится и с кем разговаривает.

– Смертельно опасное! – продолжал Карольковский. – Наиболее токсичное из всех диоксинов! В десять тысяч раз более ядовитое, чем цианистый калий! Вы хотите, чтобы ТХДД оседало на ваши поля? На ваши сады? На ваши озера?

Тишину, установившуюся после его слов, прервал звонок телефона, который владелец тут же выключил.

– Что еще хуже, – продолжал профессор, – на данный момент не существует установки, в которой постоянно осуществлялся бы контроль за выбросом всех соединений, образующихся в процессе сгорания. Это невозможно по техническим и, что самое важное, по экономическим причинам. Стоимость анализа одного образца на содержание этих веществ – от пятисот до двух тысяч долларов. Так что можно забыть о том, что кто-то будет проверять, не отравляют ли вас слишком большими дозами.

– Так и до могилы недалеко… – подытожила из четвертого ряда Пищикова.

– Люди, но откуда нам знать, что все это правда? – В конце зала поднялся рослый мужчина с загорелым лицом, в джинсовом комбинезоне. – Если бы собирались строить завод, мы бы уже поняли, что это готовится.

Эва почувствовала, что настало ее время. Она должна это сделать! Она не может отступить. А главное – не хочет.

Она снова вышла вперед и встала перед жителями деревни. В зале не было человека, который не смотрел бы на нее. Неожиданно Эва заметила какое-то движение. Присмотрелась. Бартек подпрыгивал на месте и махал ей рукой. По обеим сторонам от него сидели Маня и Ханка, дальше – отец. Значит, они были здесь. Эва сглотнула. Бартусь крутился как заведенный, пытаясь установить с ней контакт, но остальные просто смотрели на нее. По их лицам сложно было что-то понять. Эва глубоко вдохнула….

– Я здесь для того, чтобы кое-что объяснить. Для меня это непросто, – начала она, невзирая на заранее продуманный план выступления. Ей не пришлось добиваться внимания зала, все глаза были направлены на нее. – Каждое слово профессора – правда. Есть люди, которые хотят захватить здесь землю и построить на ней мусоросжигательный завод. Я недавно об этом узнала. Вас, наверное, интересует откуда. Так вот, я знаю это потому, что в деле замешан Александр Кропивницкий.

Тишина, которая царила до этой минуты, как по мановению руки сменилась шумом. Эва посмотрела в сторону, где сидели ее близкие, и увидела взволнованное лицо Марыси. Девочка пристально смотрела на сестру и, когда их взгляды встретились, показала поднятый большой палец. Этот понятный жест ободрил Эву. Она окинула взглядом взбудораженную толпу и подняла руку.

– Дайте мне закончить. – Ее слова подействовали на людей как заклятие. Зал замолчал. – Я знаю, о чем вы думаете. Это стало для меня громом среди ясного неба! Позвольте все объяснить, так как дело очень сложное. Александр, ваш сосед, – не главный виновник. Он действовал по поручению кого-то более могущественного.

– Что? Как это? О чем, черт побери, речь?

– Что за небылицы?!

Настроение зала снова достигло температуры кипения. Эва подождала, пока люди немного успокоятся, и, как только смогла пробиться через возбужденные возгласы, начала говорить. Громким голосом, четко, шаг за шагом она изложила собравшимся ход событий – от довоенной истории этого места до запланированного Рышардом Гжеляком и его компаньонами финала, в котором Александру была отведена бесславная роль. Закончив, она почувствовала, будто кто-то снял с ее плеч тяжесть весом с тонну. Да, она сделала то, что должна была! Профессор Карольковский, который во время ее выступления качал головой в знак негодования, послал Эве ободряющую улыбку.

– Кто-то здесь делает из нас дураков! – прервал тишину пискливый женский голос. – Ведь каждый из нас, сидящих тут, хорошо знает, что Эвка спит у него во дворце. Чего ты хитришь, я тебя спрашиваю?! – Старая Франковская из заброшенной халупы под лесом возмущенно смотрела на Эву.

– Вы должны мне верить! Еще два дня назад я ничего не знала. Я понимаю, что это прозвучит странно, но я действительно не знала, чем он занимается. Я влюбилась…

Слова Эвы утонули в шуме зала.

Тимон и Сильвия пытались пробиться к Эве, с трудом протискиваясь сквозь ожесточенно перекрикивающуюся толпу.

Неожиданно вперед вышел Тадеуш Охник. Эва замерла.

– Тихо! – крикнул он мощным голосом, какого Эва никогда не слышала, и зал послушно выполнил его приказ. – Кто скажет хоть одно плохое слово о моей дочке, будет иметь дело со мной. Понятно?

Больше голос можно было не повышать – его тон был достаточно убедительным, чтобы дошло до всех. Эва почувствовала, как к горлу подступает комок. Отец повернулся к ней, у него на глазах были слезы. Они смотрели друг на друга и понимали, что можно ничего не говорить.

Тимон, чувствуя, что эмоции не позволят Эве вести собрание дальше, забрал у нее микрофон.

– Дамы и господа, давайте не будем забывать, зачем мы здесь собрались. Могущественные бизнесмены, а на самом деле циничные преступники в белых перчатках, выбрали себе это место для очень подозрительного бизнеса.

Как только Тимон взял микрофон в руки, его голос сразу же приобрел профессиональное, известное по телевидению звучание.

Эва с отцом отошли в сторону, к ожидавшим в проходе сестрам и брату. Все обнимались, словно после возвращения из далекого и продолжительного путешествия. Волнение передалось даже самой сдержанной из сестер.

– Немного нудно было без тебя дома… – выдавила Ханка на ухо Эве, стараясь не эпатировать окружающих чрезмерной, по ее мнению, чувствительностью.

– Мусоросжигательные заводы считаются одной из самых вредных для людей и окружающей среды инвестиций, – продолжал Тимон. – К сожалению, в Венжувке не проводились социальные опросы жителей. Вы не должны на это соглашаться! Нужно протестовать!

В зале снова разгорелась дискуссия.

– Но это значит, что немцы должны нас забрать? Лучше уж пусть своих!

– Вот именно! Этого мы хотя бы знаем, плохого никому из нас он не сделал, ну и пусть строит эту инвестицию. Денег у него как снега, значит, умеет зарабатывать. А раз умеет, то, может, и нам что-то капнет.

– Люди, вы не слышали, что вам говорили? – Тимон не на шутку рассердился. Неужели у них массовая атрофия мышления? – Мусоросжигательный завод навсегда уничтожит естественную среду этой местности. А это самое ценное, что у вас есть.

– Ты, умник, наешься этой средой? Работы нет по всему воеводству. Туда хоть нанимать будут.

– У сестры под Вейхерово сделали водяную электростанцию, гмина от этого разбогатела и никто не жалуется.

– Считаете, вам будет от этого польза?! – воспользовался Тимон преимуществами микрофона. Журналист был в отчаянии. Он и мысли не допускал, что встретит сопротивление жителей. Для него вопрос был очевидным, а эти люди вели себя, словно толпа слепцов, к тому же глухих. – В таком случае я вам кое-что покажу.

Он подал знак оператору, который с минуту поковырялся в проекторе, и экран снова ожил, а перед глазами собравшихся предстал… Тимон Гурка собственной персоной. На записи он стоял с микрофоном под белым стеклянным офисным зданием и вел репортаж, а в углу виднелся символ информационного телевидения.

«Уже который день продолжается протест жильцов и деятелей Союза городских активистов против, как утверждают протестующие, бандитских методов выселения квартиросъемщиков из квартир, переданных в руки частных владельцев».

Тимон наблюдал за реакцией в зале и с удовлетворением отметил, что все смотрели запись с большим вниманием. Камера показала толпу молодчиков, между которыми время от времени появлялись измученные люди, ставшие жертвами этой жилищной политики.

«Залить квартиры водой, отрезать электроэнергию, подложить экскременты на лестничную клетку, подсунуть насекомых в канализацию – вот методы, которые используют так называемые чистильщики домов».

По залу пронесся возмущенный ропот. Тем временем Гурка, тот, на экране, сунул микрофон одному из мужчин, державшему транспарант с лозунгом «Остановите эксплуатацию, квартиросъемщики – это не товар!».

«Это преступники! – кричал мужчина. – Они мою мать, которой восемьдесят лет, довели до того, что она лежит в палате интенсивной терапии. Это убийцы!»

– Боже, да как же это?! – раздался громкий вопль Пищиковой и был заглушен сидящими рядом, которые не хотели пропустить ни одного слова из репортажа.

«Какие методы использовались в вашем случае?» – спросил Тимон в репортаже. «Служба безопасности ПНР так не действовала, поверьте мне, я старый человек! – Голос мужчины сорвался. – Запугивают нас. Мне семь раз залили квартиру, грибок такой, что потолка не видно. Запустили тараканов в квартиру. Один раз двери мне, прошу прощения, говном измазали, а уж нассать на лестничной клетке – об этом даже не говорю. Теперь воду отключили, и уже четвертую неделю мы ходим с ведрами к колодцу. У меня еще есть силы, но моя соседка, у которой рак, умрет раньше, чем этот кошмар закончится».

С разных сторон слышались возмущенные голоса участников собрания.

Неожиданно на экране появился обвешанный транспарантами дом. Вход в него преграждали баррикады, которых не постыдились бы участники Варшавского восстания. За камерой был слышен голос Тимона Гурки: «Этот превращенный жителями в крепость дом на улице Калиновского выкупила компания «Verde». О ней известно лишь то, что она, как и другие фирмы такого типа, которые в последнее время выкупили несколько десятков старых варшавских домов, связана с консорциумом, принадлежащим Рышарду Гжеляку и Александру Кропивницкому».

Тимон выключил запись и оглядел зал, чтобы оценить эффект, вызванный показом. Среди собравшихся установилась тишина.

– А мне этот Кропивницкий никогда не нравился, – первой заговорила Пищикова, которой всегда было что сказать. – В магазин он не заходил… А если кто-то не заходит, значит, ему есть что скрывать. Шило в мешке не утаишь. Мне давно казалось, что это подозрительный тип.

Тимон взял слово, не желая допустить, чтобы дискуссия пошла нежелательным путем.

– Дамы и господа, у нас мало времени. Решительный протест жителей деревни – это единственный шанс остановить действия Гжеляка против Венжувки. Ваше будущее теперь зависит от вас самих!

– Минутку, момент! А какое мы имеем отношение к Варшаве? – Мужчина в комбинезоне, у которого сестра жила в Вейхерово, встал с места и нервно подергал себя за длинные усы. – Что мы будем иметь, если вы раскроете тут очередную аферу? Вам будет что показать по телевизору, а нам как жить?

Тимон не верил собственным ушам.

– Вы действительно не понимаете? Это же те самые люди! Вы видели, на что они способны? Вы готовы ждать, пока что-то подобное не сделают с вами? Ведь речь идет о вас, не о ком-то другом!

– Впаривайте эту фигню фраерам у себя в столице! – петушился усатый. – Легко умничать, если не живешь тут. Нам постоянно приходится работать, чтобы было что детям в рот положить.

– Несколько семей, может, и пострадают, но большинство выиграют, – заявил молодой землевладелец, имеющий вместе с отцом самое большое в гмине хозяйство, насчитывающее десятки гектаров.

И так по кругу. Каждому было что добавить. Одни боялись завода, другие видели в нем шанс для развития деревни, а может, и всего региона. Аргументы в защиту людей, которым придется покинуть свои дома, разбивались об убеждение, что из-за убытков, которые понесут несколько семей, нельзя отказываться от возможности, позволяющей оттолкнуться от дна. Собрание вышло из-под контроля: все друг друга перекрикивали, пытаясь убедить оппонентов и при этом ожесточенно защищаясь от чужого мнения. Когда еще через полчаса безрезультатных споров люди так и не пришли к единодушному решению, сломленный и взбешенный Тимон решил, что пора заканчивать.

Измученные спорами жители расходились по домам. Одно, безусловно, объединило их этим вечером: у большинства в голове была полная неразбериха.

 

Глава 22

Одно Эва знала наверняка: хорошо снова быть всем вместе! Они сидели за кухонным столом и разговаривали, как раньше. Эва смотрела на близких с нежностью, какой не испытывала к ним уже давно. После всего, что она пережила за последние месяцы, отчий дом оказался самой надежной крепостью. Несмотря ни на что. Словно заботливый дух мамы опекал их и не позволил семье распасться.

– Ты всегда можешь на нас рассчитывать, – сказал отец, когда после собрания они вышли из пожарного депо. – Всегда.

Эва взяла его руку и сжала. Очень крепко.

Ханка собирала посуду после ужина, который приготовила по поводу возвращения Эвы домой. Кухонная инициатива сестры по уровню сенсационности практически не уступала авантюре с мусоросжигательным заводом. Ханка, которая не имела привычки пачкать руки скучными и бесконечно банальными домашними делами, сегодня подала свиные отбивные с яблоками, которые получились неожиданно хорошо – и не только как впервые приготовленные! Маня бегала как ошпаренная, подкладывая всем очередные порции шарлотки, которой напекла целых три противня. И при этом ежеминутно поглядывала на Эву, проверяя, как она. Марыся страшно за нее беспокоилась, тем более что никто за столом не знал того, что знала она. Общая тайна была для нее мучительной! Бартусь, который, наверное, больше всех соскучился по Эве, не мог и десяти секунд усидеть на месте, и вокруг стола происходила непрерывная беготня. И только отец говорил немного. Было видно, что он глубоко все переживает и очень боится за старшую дочь.

Уже закончилось второе, на этот раз семейное, собрание. Эва, опуская детали этой ужасной истории, отвечала на вопросы семьи. Они искали общее решение, но чем дольше дебатировали, тем меньше выходов из ситуации находили.

Отец почесал в затылке.

– И самое плохое, о чем я вам еще не говорил… – Он посмотрел на веселого Бартуся, который самостоятельно поднимался по лестнице. – Вчера утром звонил доктор Мадейский… – Он на какое-то время замолчал, а потом добавил: – Платежи прекратились.

Эва похолодела.

– Не пришел перевод из фонда, – добавил отец.

Ну да, есть же еще вопрос Бартека… Сестры переглянулись. Эва поняла, что в пылу сражений в полной мере не осознала угрозы. Лечение Бартека финансировала фирма Алекса, что представляло происхождение этих денег в более чем тревожном свете. К тому же было понятно, что в данной ситуации спонсор растает, как утренний туман. Ее бросало то в жар, то холод.

«Иисус Мария, что с ним теперь будет?» – подумала она, глядя на брата, который, не догадываясь о сгущавшихся над его головой тучах, чесал за ушами Азора, жмурившегося от удовольствия.

Неожиданно у Эвы зазвонил телефон, и она посмотрела на экран. Это был Тимон.

Девушка вскочила из-за стола и, попросив семью помолчать, ответила:

– Алло!

Через мгновение родные, которые внимательно смотрели на нее, увидели, что Эва побледнела.

– Включите телевизор, быстро, – попросила она едва слышно.

В новостях как раз показывали остов сожженной машины. Эва почувствовала, что у нее подгибаются ноги. Ведущий рассказывал о трагическом несчастном случае на трассе при выезде из Варшавы, в котором дотла сгорел «рендж ровер». Внутри пожарные нашли обгоревшие останки мужчины. Продолжаются попытки установить его личность…

Эва не слышала дальнейшей части репортажа. В ушах шумело все громче, а экран телевизора закрыло черное пятно.

– Эва! – Ханка подошла к сестре, села рядом и крепко ее обняла. – Эва, это еще не значит, что случилось самое плохое… Может, он одолжил кому-нибудь машину, может…

Но Эва не слушала. В ее ушах пульсировала кровь, а в голове мелькала только одна мысль: «Алекса убили. Его убили…».

Тадеуш замер на другом конце стола. Всего происходящего было слишком много для него.

– Эва, – сказал он, – надо позвонить в полицию.

Девушка подняла голову.

– Что? – спросила она словно во сне.

– Ну, в полицию, чтобы тебе дали охрану.

Эва расплакалась и спрятала лицо в ладонях, а Ханка возмутилась:

– Ну ты и придумал! И что она им скажет? Что она кто? И от кого ее охранять?

– Иисус Мария, ну, не знаю… Надо же что-то делать… – Тадеуш беспомощно развел руками. – Ведь это бандиты!

– Пойду прилягу. – Эва встала из-за стола. – Извините, мне нужно побыть одной.

Все смотрели, как она поднимается по лестнице. Никто не произнес ни слова.

* * *

На следующий день свет в доме Охников зажегся очень рано. Это Ханка не могла спать, она встала чуть свет и крутилась по кухне. Беспокоилась за Эву. И могла наконец признать: она потрясена тем, что случилось. На фоне хардкора, который устроила себе старшая сестра, поблекли ее собственные эмоционально– любовные разлады. «Проблемы с Пётреком? Фи, мелочь, щенячья влюбленность!» – думала Ханка. Она серьезно беспокоилась об Эве. Вчера она видела, насколько расстроена сестра, потому что все у нее вышло из-под контроля. Ханка сделала из этого четкий вывод: не верить ни одному парню! И быть независимой. Именно в этом была ошибка Эвы: она позволила себя окрутить…

Сумрак сделался серо-фиолетовым, появились первые лучи восходящего солнца. Ханка выглянула в окно. Туман укрыл сад плотным одеялом. Азор скребся в двери, требуя, чтобы его выпустили погулять. Девушка плотнее закуталась в халат и открыла веранду. Азор вильнул хвостом, и только его и видели – пропал в молочной мгле, будто растаял в воздухе. Холодный порыв ветра заставил Ханку поежиться. Она вдохнула бодрящий холодный воздух.

«Чувствуется, что приближается зима», – подумала девушка, ощутив скрытое в запахе прелых листьев обещание снежинок.

Уже закрывая дверь, она неожиданно услышала Азора – пес лаял как сумасшедший.

– Тихо, весь дом разбудишь! – крикнула Ханка с порога. – Азор, к ноге!

Но пес не останавливался. Ханка вышла на крыльцо и принялась звать его строгим голосом. Она забеспокоилась – в тумане терялось все, на расстоянии вытянутой руки уже ничего не было видно.

Неожиданно лай прекратился. Азор жалобно взвизгнул. Ханка прислушалась.

– Азор! Эй, здесь есть кто-нибудь?

Ответом ей была тишина.

Неожиданно из тумана возник пес и, как только увидел Ханку, бросился к ней. На голове у него была рана, оставленная камнем или довольно увесистой палкой.

Девушка испуганно вскрикнула, немедленно затащила его в дом и закрыла двери на все замки. Вокруг царила тишина. Туман поглотил тайну. Ханка почувствовала, что дрожит.

Азор лежал на полу, пытаясь дотянуться языком до больного места.

– Не трогай! – Ханка промыла рану перекисью водорода. – Какая сволочь это сделала?

Пес испуганно посмотрел на нее.

– Я этого так не оставлю! – В Ханке страх уступил место бешенству. Кто мог обидеть животное? «Ну, я до тебя доберусь!» – подумала она.

Азор еще минуту смотрел на нее жалостливо, но, услышав шлепанье тапочек хозяина дома, вскочил и с энтузиазмом, достойным щенка, принялся прыгать на Тадеуша, застывшего над газовой плитой.

Когда Ханка рассказала отцу о странном утреннем событии, тот не на шутку испугался.

– Думаешь, это как-то связано с Эвой?

Ханка пожала плечами.

– Не знаю. Но ты же согласен, что это странно?

– Знаешь, я вас провожу на остановку, чтобы вы не шли в школу одни. – Тадеуш сделал несколько глотков кофе. – Черт его знает, лучше подуть на холодную воду…

– Эве рассказать? – спросила дочка.

– Не знаю. Хотя нет, у нее и так столько забот…

Ханка пошла в свою комнату – пора было собираться в школу. Тадеуш взглянул на Азора.

– Жаль, что ты не умеешь разговаривать.

Пес подошел к хозяину и уткнулся носом ему в колени. Тадеуш заварил свежий кофе, поставил чашку на стол, и тут раздался телефонный звонок. Он поднял трубку и с изумлением услышал на другом конце голос приходского священника.

– Слава Иисусу Христу! – воскликнул ксендз. – Пан Охник, у меня есть дело к вашей дочери. Она еще спит?

– Не знаю, отче, я ее сегодня еще не видел. Наверное, спит, – ответил удивленный Тадеуш.

– Хорошо, тогда передайте ей, что я знаю из надежного источника в гмине, что Браузеры сегодня этот нотариальный акт подписывают. У нотариуса в Мронгово.

– Но… – Тадеушу показалось, что он ослышался.

– Пан Охник, никаких «но»! – Ксендз не любил возражений. – Передайте, и все. И баста. Так что слава Иисусу Христу, и сегодня приглашаю вас на службу, она будет за прихожан.

– Навеки слава, – прошептал в трубку изумленный Тадеуш.

Он присел на скамейку и задумался. Потом резко встал, поднялся на второй этаж и осторожно постучал в дверь комнаты старшей дочери.

– Эва? Можно войти? – спросил он.

– Да, входи, пожалуйста, – донеслось из-за двери.

Эва сидела в кровати, закутавшись в халат. Было видно, что ночью она не спала и плакала. У отца сжалось сердце. Если бы она была маленькой девочкой, он, наверное, обнял бы ее, но после всех этих ссор и конфликтов пока не мог переломить себя, поэтому присел рядом.

– Доченька, – начал Тадеуш, – я так думаю… брось ты это. Давай оставим все как есть. Что будет, то будет. Что мы, деревенские бедняки, можем? Ничего. Захотят нас выкупить, значит, выкупят. Мы люди маленькие. Эва, умоляю тебя, брось это! Возвращайся в Ольштын, закончи аспирантуру, делай что хочешь, но только оставь эти дела!

Эва тяжело вздохнула.

– Папа… – Она взяла его за руку. – Об этом тяжело говорить. Знаешь… я… – Голос ее сорвался. – Я все понимаю, знаю, что ты говоришь это, так как боишься за меня, боишься за нас всех. Я тоже боюсь.

Эва крепче сжала его руку. Минуту сидели молча. Слышны были только разговоры сестер внизу и щебетание Бартуся, которого Ханка теперь каждое утро отвозила в город в интеграционный садик.

Эва тяжело вздохнула.

– Нет, папа, я не могу это оставить. Дело зашло так далеко, что я не могу отступить. Прости. Я все обдумала, всю ночь не сомкнула глаз. Нельзя жить в страхе. Нельзя позволить, чтобы какие-то люди забирали то, что принадлежит нам. Я не могу… из-за Алекса. – Она посмотрела отцу в глаза. – Несмотря ни на что, я его любила. – Это признание стало неожиданностью для нее самой. – Это мой долг перед ним.

Тадеуш почувствовал, как по щеке поползла слеза. Он не был согласен ни с одним словом из того, что сказала дочь, но не мог сделать ничего, только крепко ее обнять. Впервые за много лет.

– Дочка, я должен тебе кое-что сказать, – наконец произнес он. – Звонил приходский ксендз. Браузеры сегодня подписывают нотариальный акт в Мронгово.

Эва вскочила, как от удара молнии.

– Папа! И ты только сейчас это говоришь?! Боже! – Она побежала в ванную, по дороге набирая номера телефонов Сильвии и Тимона. – Нельзя терять ни минуты!

* * *

Рышард в последнюю секунду заметил фигуру на обочине и всего на волосок разминулся с женщиной, которая шла вдоль дороги.

– Б…, куда прешь?! – выругался он. – Еще не хватало, чтобы какой-то мусор лез мне под колеса!

Он летел сломя голову. Деревья вдоль дороги из Марадок в Мронгово только мелькали, машины жались к обочине. Рышард спешил, как никогда в жизни.

«Я до тебя доберусь, маленькая сучка, – мысленно повторял он. – Доберусь и растопчу!»

Когда перед глазами вставало лицо Эвы Охник, этой глупой деревенской девки, которая – такова была горькая правда! – все испортила, Рышард сжимал пальцы на руле так, что побелели костяшки. Ох, как же он разочаровался в Александре! В этом преданном, всегда готовом действовать, здравомыслящем Александре! Рышард так в него верил, столько инвестировал. И совсем недавно видел в нем кого-то вроде лучшего ученика. Связывал с ним серьезные планы. После мазурской операции, которая прошла бы успешно, если бы не эта подстилка, взбаламутившая Алекса, Рышард собирался сделать его своим неформальным заместителем. Но Алекс предпочел все испортить. Какая неудача, какой провал! И все из-за какой-то глупой девки из мазурского Зажопинска.

– Идиот, думающий членом! И что он с этого получил? – Рышард разъяренно посигналил велосипедисту, который ехал, как и положено, по обочине. – Сваливай! – заорал он, хотя парень его не слышал.

Он гнал как бешеный, поскольку хорошо знал, что нельзя терять ни минуты. Алекс по понятным причинам не мог явиться на подписание нотариального акта с немцами, поэтому Рышард отправил туда другого человека. Однако теперь самым важным было не это подписание. Он спешил как сумасшедший, чтобы добраться до Эвы, так как при сложившейся ситуации только у нее могло быть то, что он должен был обязательно вернуть. Только ей этот идиот Кропивницкий мог оставить то, что внушало Рышарду настоящий страх со вчерашнего дня, когда Алекс решил шантажировать его, как последний фраер. Дурак, не знал, на что замахивается! Или переоценил свои возможности…

– О да! – Рышард зажег сигарету и глубоко затянулся. – Определенно переоценил…

Однако, что бы он ни думал о своем бывшем партнере, сейчас имело значение только одно: забрать диск с записью, в существовании которого признался этот кретин, прежде чем тот попадет в посторонние руки. Даже если придется вырвать его из горла у этой шлюхи, он не отступится. Надо только ее найти, а это будет нетрудно: идиотка, сующая нос не в свои дела, наверняка явится к офису нотариуса. В этом Рышард был более чем уверен. Он поймает ее в Мронгово, от него не сбежишь!

Этот диск был его самой большой проблемой. Бомбой замедленного действия. Если выплывет на свет… Рышард старался не думать об этом. Это был бы конец! Гнил бы он в тюрьме долгие годы, возможно, до конца жизни. Он не знал, сколько сейчас дают за убийство. Хотя это было неумышленно, просто так получилось. Он слишком сильно стянул шнур вокруг шеи той девки, и… ну и задохнулась. Так получилось. Побочный эффект их забав в джентльменском клубе.

Что было, того не вернуть. Одно несомненно: никто посторонний не должен об этом узнать. Даже если ему придется укокошить очередную глупую сучку.

* * *

Через полтора часа Тимон, Сильвия и Эва стояли под домом, на котором блестела золотом табличка «Анна Зимницкая. Нотариус». Именно здесь, согласно информации, которую Эве передал приходский священник, должно было произойти подписание документов.

Караулили у входа ввиду отсутствия лучших идей. Тимон считал, что в настоящий момент единственный метод – это умолять немцев дать им время. Чтобы никакие точки над «і» не были расставлены и ничего не стало неотвратимым. Чтобы еще можно было действовать!

Эва была настроена скептически.

– И как ты себе это представляешь? Что я упаду к ним в ноги, рыдая? Что я кинусь грудью на двери нотариуса? И вообще, почему они должны меня слушать?

– Ну, в принципе… – Тимон пожал плечами.

Сильвия фыркнула.

– Ты не фыркай, а предложи что-нибудь получше! – возмутился он. – Это тонкая материя. На самом деле все зависит от того, удастся ли нам их убедить.

– Ну, лично я вижу это в черном цвете. – Эва окинула взглядом улицу, на которой должны были появиться Браузеры, однако вместо богатых немцев увидела что-то очень странное. Присмотрелась. На перекрестке улиц, в добрых трехстах метрах от них, появилась толпа людей, которая медленно двигалась в их направлении.

– Посмотрите-ка… Что это? – кивнула Эва в ту сторону, и стоявшим к ней лицом Сильвии и Тимону пришлось повернуться. – Демонстрация?

Сильвия присмотрелась.

– Видишь что-то? Что за надписи на транспарантах? – спросил Тимон.

– Не вижу, слишком далеко.

Они замерли, всматриваясь в медленно приближающуюся группу людей. У Тимона оказалось самое острое зрение.

– Похоже, там только женщины.

– Я вижу Цесликову, если глаза меня не обманывают! – удивленно вскрикнула Сильвия. – Во главе шествия!

Эва последней разглядела в толпе знакомые лица.

– Боже! Это женщины из Венжувки!

Приближающаяся группа несла транспаранты с надписями «НЕТ МУСОРОСЖИГАТЕЛЬНОМУ ЗАВОДУ!», «МАЗУРЫ – ЧУДО ПРИРОДЫ!».

Тимон уже звонил телевизионной группе, которая сидела в пансионате возле озера, ожидая развития событий. Эва и Сильвия бросились женщинам навстречу.

– Что вы тут делаете? – кричала Эва.

– Как это что? – Цесликова, раскрасневшаяся от напряжения, удивленно посмотрела на подруг. – Спасаем наш дом!

– Да! – разнеслись голоса.

– Мы протестовали под управой, а теперь пришли сюда, чтобы этих немцев заблокировать. – Мечислава Пищикова протиснулась сквозь толпу и встала рядом с Эвой. – Все, что тут происходит, – просто издевательство! Вчера после собрания мы пошли на службу, и там нам пришла мысль, что надо объединиться. И бороться за свое! – Цесликова держалась как настоящий профсоюзный деятель. – Мы с Илоной сделали транспаранты, Меця по бабам пробежалась… Покуда я жива, не будет немец плевать нам в лицо и продавать нашу землю под какие-то чертовы заводы!

Сильвия, Эва и Тимон слушали их как зачарованные. То, что до этой минуты казалось несбыточной мечтой, приобретало конкретные очертания. Деревня пошла за ними! Теперь Эва не должна в отчаянии бросаться под ноги немецким наследникам этих земель. Матери, жены, бабушки, тетки – женщины, у которых болит сердце за судьбу этой местности, – пришли, чтобы протестовать против нечестных методов, направленных против их жизненных ценностей.

– Эва, мы тебя не оставим! Наше будущее в наших руках! Нас покажут по телевизору? – Цесликова посмотрела на Тимона, передала транспарант в руки подруг и достала из кармана зеркальце, чтобы поправить взъерошенные волосы. – Даже приходскому ксендзу наше настроение передалось, и он сегодня утром на службе заявил, что протестует против строительства завода.

Эва смотрела на женщин и едва сдерживала слезы, настолько ее растрогала их солидарность. Это было потрясающе!

Протестующие под руководством пани Цесликовой, у которой обнаружилось совершенно новое, неожиданное лицо общественницы, выстроились на тротуаре, чтобы не мешать дорожному движению.

Через мгновение появилась телевизионная группа Тимона, который тут же смешался с толпой, записывая высказывания возмущенных участниц акции протеста.

Неожиданно Эва почувствовала щипок. Это Сильвия дала ей знак.

– Смотри.

Из-за угла появилась группа молодых мужчин, вооруженных битами. Эва безошибочно узнала среди них своего прежнего обидчика. Тихий с приятелями? Здесь и сейчас? Это не могло быть совпадением! Девушка почувствовала, как у нее подгибаются колени.

– Эй, Эва! – неожиданно крикнул Тихий. – Охникова!

Толпа посмотрела в сторону новоприбывших. В воздухе чувствовалось напряжение.

– Где эти немцы? Мы набьем им морды! – Тихий поднял бейсбольную биту и погрозил небу. – Мы им, падлам, покажем, как тут хозяйничать. Выгоним к черту!

За его спиной виднелась долговязая фигура Эдека. Парень глядел на Эву с нерешительной, несколько кривой улыбкой, словно ожидая подтверждения, что она не держит на него зла.

Эва не смогла сдержать нервный смешок. Всего этого было слишком много для одного дня. Тихий неожиданно стал их союзником? Такое ей и в голову прийти не могло!

К счастью, ей на подмогу пришла пани Цесликова, которая, уперев руки в бока, закричала:

– Тихий, у вас самих головы отбитые, поэтому вы такие дурные! Не будете вы никого бить! А ну быстро помогать с транспарантами! Где это видано, чтобы старые бабы такую тяжесть таскали? Забирайте их у нас! Быстро!

Банда рослых оболтусов, изумленная этой речью, послушно отложила биты в сторону и взяла из рук решительно настроенных женщин транспаранты.

Эва смотрела на это как зачарованная. Наверное, это все-таки волшебство!

Неожиданно на небольшом расстоянии от них припарковался большой белый внедорожник с немецкими номерами. Из машины вышла женщина, сильно за шестьдесят, худощавая, одетая в шерстяной бежевый свитер и светлые брюки. У нее были коротко подстриженные волосы и очки в красной оправе. Через мгновение появился седоватый мужчина в элегантном пиджаке, с трубкой в зубах. Они негромко обменялись несколькими словами и удивленно осмотрелись.

«Двум смертям не бывать», – подумала Эва и, подойдя к ним, протянула руку. Сильвия бросилась за ней в качестве переводчика.

– Добрый день! Вы фон Браузер?

– Да, – с недоумением ответила женщина. – Вы нас знаете?

– Я – Эва Охник, жительница деревни Венжувка. – Никогда прежде Эва не испытывала такой гордости, произнося эти слова. – А это мои соседи. – Она указала на собравшуюся на тротуаре толпу.

– Дорогая, что происходит? – Седовласый мужчина легонько обнял жену за плечи. – Кто эти люди?

– Добрый день, мы жители деревни Венжувка.

Сильвия еще раз перевела слова Эвы.

– Ах так… – Лица Браузеров становились все более неуверенными, особенно когда в толпе им подмигнула телевизионная камера. – У вас тут какая-то демонстрация?

– Мы просто хотим, чтобы нас выслушали.

Когда Эва произнесла эти слова, раздались аплодисменты.

– Точно! Надо слушать людей! Мазуры – это чудо природы!

У Браузеров было явное желание укрыться в машине, но присутствие телекамеры не позволяло им это сделать.

– Очень странная манера вести разговор. – Раздраженный фон Браузер поправил очки на носу.

– Земля, которая принадлежала вашей семьи и которую Польское государство вам возвращает, скоро должна быть продана… – произнесла Эва медленно и четко, не обращая внимания на явное недовольство другой стороны.

– Да, – признал удивленный немец. – Я понятия не имею, откуда вы это знаете, но да, у нас есть покупатель на эти территории.

– И в этом вся проблема, – перебила Эва.

Толпа зашумела.

Браузеры, несколько напуганные, посмотрели друг на друга.

– Этот человек не должен покупать у вас землю. Мы здесь для того, чтобы удержать вас от подписания договора с консорциумом Рышарда Гжеляка, – сыграла Эва ва-банк.

Браузеры выглядели ошеломленными.

– Извините, – начала женщина, – но я не понимаю, о чем речь. Мы издалека приехали к нотариусу, чтобы подписать бумаги по поводу нашей земли. Так как она наша, мы можем с ней делать все, что хотим. Таков закон. Разве нет?

Волей-неволей Эве пришлось согласиться.

– И вдруг появляетесь вы, говорите, что нам можно, а чего нельзя, размахиваете транспарантами, с вами телевидение… Думаю, вы сами понимаете, что ситуация выглядит как минимум подозрительной. – Голос женщины дрожал, было видно, что она очень взволнована. – Мы уважаемые люди, все делаем по закону, нам не нужен шум, и нам не нравится то, что мы здесь видим!

– Уважаемая пани, – Эва чувствовала симпатию к этой элегантной немке в кашемировом свитере, – я прекрасно понимаю ваше недоумение. Мы не собираемся вас ни в чем обвинять! Мы знаем, что вы уважаемые люди и не должны быть замешаны в такие дела.

– Какие дела, ради бога?!

– В преступную деятельность, – с нажимом сказала Эва. – Пожалуйста, послушайте нас еще минуту. И, может быть, вы сможете взглянуть на ситуацию с нашей точки зрения. Вы должны знать, почему мы решили протестовать. И протестовать громко, чтобы мир нас услышал. Без шума и поддержки средств массовой информации у таких людей, как мы, обычных земледельцев, нет шансов противостоять такому человеку, как Гжеляк.

Женщина хотела возразить, но фон Браузер остановил ее:

– Лотта, подожди, я хочу послушать.

Эва с благодарностью посмотрела на него.

– Человек, с которым вы хотите заключить сделку, – важная и влиятельная фигура в Польше. Он может многое благодаря деньгам, но прежде всего – благодаря системе. Мы, жители маленькой мазурской деревни, совершенно беззащитны перед ним. Наш голос не имеет ни малейшего значения.

Раздались аплодисменты.

– Так, Эва, скажи им!

Эва сглотнула.

– Рышард Гжеляк и его доверители планируют построить на вашей земле то, что угрожает нашим интересам, нашему здоровью и будущему этого места. И мы не можем с этим согласиться.

– Но пан председатель представил нам свои планы. Помнишь, Лотта, на той встрече был еще второй пан… Кропивницкий, кажется. – Фон Браузер покачал головой. – Нам говорили, что это еще отдаленная перспектива, и речь шла об экологически чистых источниках энергии. Это соответствует нашей линии развития. Фирма «Brauser Ltd» занимается экологичными решениями для промышленности. Пан Гжеляк и его концепция идеально вписались в наши планы! Он за экологию!

– У-у… – загудела толпа. – Ложь! Врет! Гжеляк обманывает!

Эва жестом успокоила возмущенных женщин, стоявших за ее спиной.

– Господин фон Браузер, к сожалению, он вас обманул. По крайней мере, не сказал всей правды, – уточнила она. – Тут не будет ни ветрогенераторов, ни солнечных батарей. Тут должен быть мусоросжигательный завод!

Браузеры побелели как мел. Было ясно, что информация абсолютно новая и ужасающая для них. Призрак большого скандала с телевидением, протестами местного населения и международным шумом все приближался. А это было самое плохое, что могло случиться. Они стояли молча в попытке подобрать правильные слова и только открывали рот, как рыбы, выброшенные на берег.

Молчание продолжалось невыносимо долго. В конце концов Лотта спросила:

– Но какие у вас есть доказательства? Почему мы должны вам верить? – От волнения у нее дрожал голос. – Это противоречит здравому смыслу! Кто угодно может бросаться такими обвинениями без доказательств.

Прежде чем Эва успела что-то сказать, ответил уже долгое время стоявший за ней Тимон Гурка.

– У нас есть доказательства. И мы охотно их представим, если вы согласитесь уделить нам время.

Лотта схватилась за голову и помассировала себе виски.

– Гельмут, – сказала она мужу, – позвони нотариусу и отмени встречу. Похоже, потребуется время для ознакомления с новыми фактами, прежде чем мы что-либо подпишем. Если вообще подпишем…

Как только она произнесла эти слова, грянули аплодисменты. Пани Цесликова подбежала к Лотте и расцеловала ее, а потом с громким восклицанием «Danke schön meine liebe! Gröβ Gott! Deutschlandö ber alles!» обняла совсем сбитого с толку Гельмута.

* * *

На столике появились три бокала янтарно-золотистого напитка. Тимон поднял свой.

– Спасибо, друзья, это было что-то!

Они чокнулись и выпили за успех. Журналист с Сильвией почти силой затащили Эву в бар в Мронгово после того, как «посполитое рушение» женщин из Венжувки, получивших неожиданную поддержку от группы Тихого, неохотно и медленно разошлось, обсуждая победу у конторы нотариуса. Цесликова, раскрасневшаяся от воодушевления и проникшаяся ролью зачинщика проведенной только что успешной акции, призывала сразу, в тот же вечер, устроить празднование в пожарном депо.

– В конце концов, не каждый день мы вырываем Венжувку из рук преступников! – кричала она в толпу. Видимо, торжественность момента вызвала неконтролируемый рост пафоса.

Остальные женщины подхватили эту мысль и уже начали планировать, кто что приготовит.

Сильвия наблюдала за Эвой. Адреналин, поддерживавший ее во время акции, перестал действовать, и казалось, что подругу с каждой секундой покидают силы. Поэтому Сильвия отсоветовала исполненным добрых намерений женщинам устраивать веселье, убедив, что всем надо отдохнуть. Решили, что организуют большой праздник в честь героев в ближайшее время, как только Эва и остальные немного придут в себя.

Но когда они остались втроем, Тимон заявил, что нельзя так просто разойтись в разные стороны.

– Вы отдаете себе отчет в том, что мы только что сделали? Мы дали отпор бандитам, на которых не было управы. Нам это удалось!

– Эва, будет лучше, если ты еще побудешь с нами, – добавила Сильвия, догадываясь, что, когда эмоции, связанные с этими бурными событиями, утихнут, ее подруга останется один на один с мыслями об Александре, а это наверняка не сулит ничего хорошего.

Сложно сказать, убедили они Эву или у нее просто не было сил подумать, чего ей на самом деле хочется, но девушка предпочла подчиниться. В их обществе она чувствовала себя комфортно – не нужно было ни притворяться, ни объясняться, – предложение выпить пиво было принято.

Войдя в кафе, Эва вдруг вспомнила, что именно здесь Марек сделал то неудачное предложение. И почувствовала странный укол в сердце… и удивление. Казалось, это было так давно, а ведь прошло всего несколько месяцев, вместивших в себя столько событий, что их свидание уже стало как бы отголоском прошлой жизни.

Следовало признать, что Сильвия и Тимон были действительно милыми. Они только на голове не стояли, чтобы отвлечь ее от черных мыслей: снова переживали невероятные события последних двух дней, вспоминали самые яркие моменты…

– Выражение лица немца, когда он увидел рассерженную толпу деревенских баб, – это что-то! – смеялся Тимон.

– Следи за языком! – Сильвия погрозила ему пальцем. – Цесликова дала бы тебе прикурить за деревенскую бабу.

– Что правда, то правда. Не хотел бы я быть с ней в ссоре!

– Достаточно того, что ты ничего не испортил. Ты слышал, что она о тебе сказала? Что этот журналист, в принципе, ничего – как для приезжего.

Тимон скорчил смешную рожицу, которая должна была выражать безграничный испуг, и осторожно взглянул на Эву. Несмотря на все их усилия, было видно, что мыслями она в другом месте. Действительно, Эва не могла наслаждаться этой минутой. Их шутки не могли пробиться сквозь стекло, отделявшее ее от беззаботного и радостного настроения. И, чувствуя себя здесь все более не к месту, она решительно встала.

– Извините, но это бессмысленно. Мне нужно побыть одной.

Они замолчали, беспомощно глядя то на нее, то друг на друга.

– Я отвезу тебя домой, – согласилась Сильвия, понимая, что попытки уговорить подругу посидеть с ними ничего не дадут.

– Нет, спасибо. Пожалуйста, хоть вы не заставляйте меня что-то объяснять! Дома меня и так не оставят в покое. Мне нужно немного побыть одной. Собраться с мыслями. Я справлюсь, обещаю. А вы посидите еще, вы это заслужили. – Эва из последних сил послала им что-то похожее на бодрую улыбку.

Сильвия и Тимон удрученно смотрели на нее. Но можно ли кому-нибудь помочь принуждением? Пожалуй, нет.

– Звони в любую минуту, дорогая, – сказала Сильвия, вставая. – Как только почувствуешь, что мое общество хоть немного поднимет тебе настроение, пять минут – и я рядом.

У Эвы сжалось сердце.

Она знала, что для того, чтобы помочь ей в этой авантюре, Сильвии, как матери маленьких детей, пришлось совершить настоящий подвиг.

Пока мама спасала Венжувку, Янек и Марцелинка оставались под присмотром срочно вызванной из соседнего повета подрастающей двоюродной сестры. А теперь Сильвия еще и заявляла о готовности прийти на помощь в любое время дня и ночи. Подруги обнялись, и Эве пришлось собраться с силами, чтобы не расплакаться. Она протянула Тимону руку, но он крепко обнял девушку.

– Ничего бы не получилось, если бы не ты. Ты лучшая. – Похоже, он тоже был растроган. – Надеюсь, мы скоро увидимся.

– Думаю, да, – ответила Эва, не зная, как выразить огромную благодарность, которая ее переполняла. Она знала, что может рассчитывать на них в печали и в радости. То, что они сделали вместе, навсегда их соединило.

Наступил момент, когда она должна была встретиться лицом к лицу с тем, от чего все равно не убежать, – с чувствами настолько противоречивыми, что она пока не могла даже четко их сформулировать. Нужно было хорошенько подумать.

Выйдя из кафе, Эва не успела сделать и двух шагов, как кто-то схватил ее сзади за плечи и, не давая возможности защищаться, швырнул в припаркованный рядом автомобиль. Падая на заднее сиденье, девушка смогла все же рассмотреть лицо нападавшего. Рышард! Она не смогла даже крикнуть, как получила удар в лицо и потеряла сознание. Все произошло за несколько секунд, так что Рышард, когда оглянулся, чтобы убедиться, что все обошлось, не заметил никаких ненужных свидетелей. Он прикрыл Эву одеялом, сел в машину и уехал.

* * *

Брызги воды в лицо привели девушку в сознание. В памяти остались какие-то обрывки, которые с трудом укладывались в целостную картину: друзья в Мронгово, нападение на улице, наконец Рышард… Теперь он склонился над Эвой и приподнял ей голову, потянув за волосы, – очевидно, проверяя, очнулась ли она. И усмехнулся, когда их взгляды встретились.

– Наконец-то вы проснулись, – сказал он с ужасающей в данной ситуации любезностью в голосе.

Эва прикрыла глаза. Она сидела на полу, опершись о стену. Боль расходилась от головы по телу.

– О нет, не спать! Нам нужно уладить одно важное дело.

Эва предпочла бы оставаться в обморочном состоянии – по крайней мере, тогда ничего бы не чувствовала. Но сознание вернулось, поэтому она попыталась сориентироваться, где находится, и сразу уловила запах, показавшийся ей знакомым. Он не был приятным, скорее отталкивающим. Запах сырой земли, наводивший на мысль о могиле. Свет забранной железной сеткой лампочки падал на грубо побеленные стены. Эва вспомнила, что уже была здесь раньше. Это был подвал в мазурском поместье Алекса. Самое нелюбимое ею место, оставленное в прежнем виде, хотя остальная часть дома полностью преобразилась. Как Рышард попал во владение Алекса? Почему они здесь оказались?

– Не будем терять времени, – прервал ее лихорадочные размышления Рышард. – Ты доставила мне много хлопот…

Боль отошла на второй план, уступив место ужасу, сжавшему сердце клещами. Она в ловушке! Осознание этого лишало сил.

– Но я не мстительный. Только слабые люди руководствуются эмоциями, – продолжал Рышард, словно излагал жизненные принципы успешных людей. – Отдай диск, и разойдемся в разные стороны.

Эва смотрела на него, рассчитывая на продолжение, которое позволит ей понять, о чем речь.

– Ты оглохла? Отдай диск!

– Какой диск? – с трудом выдавила она из себя.

Было заметно, что Рышард еле сдерживается.

– Тебе хочется поиграть со мной? – Он присел на корточки и, чуть ли не уткнувшись в ее лицо, заорал: – Где он?!

Эва сжалась от ужаса. «Сконцентрируйся! – мысленно приказала она себе. – Нельзя поддаваться панике». О каком диске он говорит? Стоп! Диск! Наверное, речь о том проклятом диске, который она нашла в апартаментах в Варшаве. Ведь именно с этого начался сущий ад.

– Кажется, я знаю, что вы ищете, – осторожно ответила Эва.

Рышард угрожающе смотрел на нее.

– Эти диски в Варшаве, в квартире Алекса… – Слова застряли у Эвы в горле, так как Рышард со всей силы сжал ее шею.

– Слушай меня внимательно, так как, похоже, ты настолько глупа, что не понимаешь, что происходит, – процедил он сквозь зубы. – Этот диск – твой единственный шанс выбраться из этого бардака. Живой.

Эву охватило отчаяние. Она ведь сказала ему правду! Почему он ведет себя, как глухой?!

– Я… не вру. Вы должны мне верить… Да, я видела запись… Вы все и одна женщина…

Рышард поднялся на ноги.

– Диск остался в квартире, – продолжала Эва. – По крайней мере, я ничего не знаю о том, что Александр его выносил. Вы должны его там найти…

Это было последнее, что девушка успела сказать, прежде чем он ударил ее ногой. Она упала. Спрятаться было негде, а Рышард впал в исступление. Эва сжалась под ударами, перестала думать. Ее крик заполнил тесное помещение.

Боль безжалостно атаковала ее тело. В какой-то момент она поняла, что чувствует только новые места, куда попадают его удары. Потом боль начала уходить вглубь. Эва закрыла глаза и с облегчением поняла, что боль и удары остаются где-то за пределами ее восприятия. Она все глубже опускалась в пучину.

Успокаивающее погружение прервал оглушительный грохот – казалось, осыпаются стены. Эва услышала, как ее палач закричал. Удары прекратилось. Она открыла глаза, но не могла повернуть голову, поэтому только краем глаза заметила, что Гжеляк упал. На лестнице, ведущей в подвал, стояла Малгожата с ружьем.

– Иисус Мария, девочка, что он с тобой сделал?! – услышала Эва, прежде чем провалиться в темноту.

Дорогая тетя Анеля!

Малгожата

Я так давно не писала. Последний раз, наверное, по случаю твоего восьмидесятилетия, а это уже много времени прошло. От твоей дочки я знаю, что тебе оперировали бедро и что тебя вылечили. Хорошенько заботься о себе в этой Америке, так как здоровье – это самое важное.

Анеля, буду говорить без обиняков: обращаюсь к тебе с просьбой. Тут у нас в последнее время творилось такое, что не поверишь, если собственными глазами не видел. Но об этом позже. Речь идет о деньгах. Эти деньги нужны мне на адвоката. Потому что я выстрелила из духового ружья в одного головореза и попала ему в щеку. Меня ждет суд, и нужен защитник. Могу попросить только у тебя. А деньги надо отдать моей новой семье, которая заплатила за меня. Но у них я не могу взять, мне стыдно. Так что я подумала, что если бы ты могла мне одолжить, то я им отдам, а тебе верну, когда заработаю у новых хозяев. Но все по порядку. Ты, наверное, уже совсем запуталась….

Помнишь, ты нашла мне работу у пана Алекса, это будет уже три года с лихвой. Я писала уже не раз, но напишу еще, что, пока не попала к нему, ты единственная в мире была ко мне добра. Когда ты меня нашла, у меня все изменилось к лучшему. То, что было раньше, мне хочется забыть. Мне тяжело вспоминать жизнь в детском доме, а потом скитания по самым ужасным местам, везде, где можно было найти кого-то, кто даст хоть пару грошей кухарке на хлеб. Такая судьба у сироты. Мать я не знала и знать не хотела, но, хотя этого я не просила, правда сама ко мне пришла. Это ты, тетя, мне ее принесла. От тебя я узнала, что с моей матерью произошло. Почему отдала меня чужим людям. И я ее за это уже не виню. Значит, так должно было быть. Письма, которые она тебе столько лет писала, я перечитывала по сто раз. Врать не буду, слезы текли. Я постаралась понять мать, нелегко ей в жизни пришлось…

Но я увлеклась, а ты же не знаешь, что у нас здесь произошло.

У пана Алекса мне было хорошо, как у Христа за пазухой. На доброе слово он не скупился и денег никогда не жалел. Один раз я даже подумала, что если бы у меня был сын, которого у меня никогда не будет, то я бы хотела, чтобы он походил на пана Алекса. Поэтому я заботилась о хозяине, как о родном, деликатесы готовила, в его дела не вмешивалась… Но не скажу, что не было во что. Мы жили, с позволения сказать, как семья. Верь или нет, но и он, похоже, ко мне привязался и доверился, ведь как иначе можно объяснить, что однажды он посмотрел мне в глаза и велел спрятать у себя его самую большую тайну, такую, что даже в своем сейфе, там, где доллары лежат, не хотел держать. Но об это немного позже. Потому что сейчас я должна тебе о другом написать.

Однажды, уже близилось лето, вижу я у пана Алекса девицу, которую никогда не хотела бы там увидеть. Потому что это Эвка Охник! Не кто иной, как старшая дочь Дороты, моей единоутробной сестры, которую я не знала. Второго ребенка моей матери, того, которого она родила и воспитала как положено, когда я скиталась по чужим людям. Злость на меня тогда нашла страшная. То предназначение, от которого я столько лет убегала, так как не хотела иметь ничего общего с той семьей, само меня настигло. Я дала себе слово, что сделаю так, чтобы она надолго в этом доме не задержалась. Ты этого можешь не знать, тетя Анеля, так как мы никогда не встречались, но донимать я умею. Однако мои старания и попытки отравить ей жизнь ни к чему не привели. Ходила вокруг него, ходила, пока пан Алекс не попал в ее сети. Какой это был кошмар – видеть, как эта Охникова отбирает у меня единственное утешение в жизни! Сердце у меня болело.

Все шло совершенно не так, как мне хотелось бы. Девица устроилась в доме, как у себя, а мне, бедной, приходилось кусать губы от обиды. Единственное, что мне оставалось, – надеяться, что у пана Алекса откроются глаза.

Но потом судьба или какая-то другая сила, не знаю, сделала так, что все изменилось. В один день, когда ничто не предвещало, что он будет не таким, как любой другой, я вернулась домой с рынка, купила все для тертой свеклы с хреном. Я взялась за работу и тут услышала душераздирающие крики снизу. Это было невозможно выдержать, аж в ушах звенело! Недолго думая, я взяла ружье, которое висело над камином, и пошла в подвал посмотреть, что происходит. Ну и увидела: Эва, сжавшись, как зверек, лежала под стенкой, а ее избивал и истязал бешеный нелюдь. Я знала этого человека: он с паном Алексом вел дела, и пан Алекс его боялся. Он, конечно, этого не показывал, но я-то знала. Та секретная вещь, которую мне пан Алекс передал на хранение на случай, если с ним произойдет что-то плохое, касалась как раз его. Там была запись самой ужасной вещи, которую эта омерзительная каналья сделала. Я сама не видела и никогда-никогда не хотела бы увидеть, но там было что-то, что порядочный человек даже представить себе не может. Там было чистое зло, но я это взяла ради пана Алекса. Ну и спрятала в ящик, где лежали… ну, трусы. Тетя, я тебе все честно, как на исповеди, рассказываю.

И в подвале именно он, этот негодяй, над Эвкой издевался! Смотрю я на это, двинуться с места не могу и вдруг чувствую, как что-то в меня входит. Не знаю, как и откуда, но я в одно мгновение поняла, что она – моя семья. Я больше ни о чем не думала и выстрелила.

Он сейчас сидит в камере. Не только за Эву. Раскрылось много дел, которые были у него на совести. Разные аферы, в газетах об этом писали, и по телевизору тоже было. И, похоже, его на много лет могут закрыть. Но это еще не до конца точно, так как разные известные люди его защищают: мол, несправедливо обвинили, это ложь и плохие люди делают из кристально честного человека бандита. И что его обязаны оправдать. Да, тетя, многое у нас тут с ног на голову поставлено. Самую большую глупость можно по телевизору сказать, а дурные люди верят. Так что неизвестно, что будет и ответит ли он за свои нечестивые дела. А что должен – я хорошо знаю. Но я – это одно, а что скажет суд – это другое.

Но главное, тетя, что я уже не одна. Через столько лет я нашла семью. Мы помирились, ведь никто не был в этом виноват. Они ничего обо мне не знали. Да и откуда бы, ведь я сама не хотела, чтобы ты еще кому-нибудь, кроме меня, тайну моей матери раскрыла. А теперь они приняли меня под свою крышу. И я только сейчас увидела, что значит дом. Тут есть дети, шумно и весело. Хорошо быть с родными, хоть и поздно я их нашла. Что было, то было, но на старости пришло ко мне самое большое счастье. Не мой это ребенок, но в сердце как будто мой – Бартусь, крошка, обиженная судьбой. Скажи мне, тетя, кто распорядился, что невинный ребенок с самого рождения такие муки должен переносить? Он теперь моя кровинушка, вся моя жизнь. Я дала себе зарок, что, пока я хожу по этой земле и здоровье какое-никакое есть, он никогда, ни минуты не будет чувствовать себя сиротой, хотя маму потерял так рано. Сердце разрывается, как подумаю, сколько ему, такому маленькому, пришлось вытерпеть из-за этой проклятой болезни. С ним было уже совсем плохо, могу это теперь сказать. К счастью, идет на улучшение, и в этом большая заслуга Эвы. Все те претензии, что я к ней имела, теперь у меня в голове не укладываются. Это девушка – настоящее сокровище. Когда услышала мою историю, то сначала схватилась за голову, а потом, даже не спрашивая моего мнения, позвонила Гельмуту Браузеру, тому немцу, который, как оказалось, был сыном вельможных господ – тех самых, у которых моя мать работала во время войны! Он и его жена решили, что возвращаются сюда, на свою родину. Они оба уже на пенсии, передали свой бизнес детям и искали спокойное место на старость. Ну и нашли у нас, в Венжувке. Переезжают навсегда уже весной. Вот я и думаю, что такие, как они, наверняка будут искать домохозяйку. А где найдут лучше меня, ведь другой такой на свете нет?

Ну и самое хорошее я оставила на конец, дорогая Анеля. Они, эти наши немчики, поддерживают увечного Бартуся! Бедненький должен принимать очень дорогие лекарства, а они так устроили, что получит он их от немецкого производителя, которого наши немцы знают. Договорились, как богатые с богатым.

Так что, как видишь, только недавно прошла осень, а все не так, как было. Мне кажется, что все понемногу уладится. Эва много слез пролила после всех тех переживаний, но мне кажется, что она еще узнает счастье. Она вернулась в свой университет, беспрестанно ездит в Ольштын, но живет с нами здесь, в Венжувке, и я вижу в ней задатки хозяйки. А уж если я это говорю, значит, так оно и есть.

И только одно дело осталось, что не дает мне покоя, – эти деньги, Анеля, для адвоката, которые прошу тебя одолжить. Отдам все до гроша, но сейчас мне надо очень срочно. Пришли как можно скорее.

От всего сердца передаю привет тебе и всей твоей семье.

 

Эпилог

Весна! Наконец-то! Эва радовалась как ребенок, видя, что на деревьях показались пушистые сережки. Скора растают остатки льда и снега, снова будет тепло и красиво.

События последних месяцев очень повлияли на ее мироощущение. Казалось, она стала совсем другой, отличной от той Эвы, которая меньше года назад возвращалась в отчий дом, чтобы навсегда проститься с мамой.

Меньше года… Частично жизнь вернулась на старые рельсы. Эва снова работала в университете – Ярош принял ее с распростертыми объятиями, предоставил возможность закончить аспирантуру и поддержал в желании получить стипендию на очередную поездку. Университет в Глазго был живо заинтересован в результатах ее исследований, собранных за время работы в библиотеке Александра. Все указывало на то, что ее охотно примут на шестимесячную стажировку, и Эва начала уже планировать поездку в Шотландию.

На самом деле изменений было значительно больше. Сначала умерла мама, а потом тот, кого она полюбила. Эти две потери прошли через ее душу, оставив глубокие шрамы. Эва не знала, осмелится ли еще когда-нибудь полюбить снова или страх очередной потери не оставит ее никогда.

Она часто ходила на могилу матери, приносила свежие цветы и сосновые ветки, мысленно беседовала с ней, открывала свои самые глубокие переживания. Например, что не может, как с ней, разговаривать с Алексом – не чувствует ни его заботы, ни присутствия.

О том, как сильно она изменилась, у Эвы была возможность удостовериться совсем недавно. По дороге в Ольштын (она купила в рассрочку автомобиль, чтобы удобнее было ездить в университет) неожиданно зазвонил телефон. Неизвестный номер.

– Добрый день, пан Рышард Гжеляк передает вам привет, – учтиво произнес мужской голос.

Гжеляка, несмотря на протесты многих авторитетов в области культуры и бизнеса, приговорили к двум годам тюремного заключения за нападение и мелкие экономические преступления, и в настоящее время он отбывал срок в тюрьме в Дембице.

– Пан Рышард будет безмерно счастлив узнать, как дела у вас и вашей семьи. Как здоровье маленького Бартуся?

Эва заледенела, но только на мгновение. Второй ее реакцией было бешенство. Несомненно, это была угроза. Да как он смеет?! Думает, ее можно запугать?! Мало того, что сломал ей жизнь и чуть не убил, так еще осмеливается намекать, что не оставит ее в покое? Нет, она не позволит ему приблизиться к ней или кому-нибудь из ее близких!

– Хорошо, что вы позвонили, – ответила Эва после продолжительной паузы. – У меня важное сообщение для пана Гжеляка. Будьте добры, передайте ему, что мне удалось найти то, что он так старательно искал. Теперь я понимаю, почему для него это было так важно. – Эва позволила себе легкую улыбку. – Выслушайте меня очень внимательно. Если кто-то из вас приблизится ко мне или к кому-нибудь из членов моей семьи, в тот же день запись будет показана по польскому телевидению. Сразу предупреждаю: не морочьте себе голову преследованием журналиста. Мы подумали о том, как обеспечить себе безопасность. Если у вас появится хотя бы мысль о том, чтобы сделать что-нибудь плохое кому-то из нас, помните, что в ту же минуту вы взорвете бомбу замедленного действия с участием пана Рышарда, как вы изволите его называть.

Собеседник отключился, не прощаясь, а Эва поехала дальше, гордая собой. Она была на удивление спокойна и чувствовала себя, как после хорошо выполненного задания. Что-то говорило ей, что теперь они в безопасности.

А сегодня, пользуясь свободным днем, Эва вышла на прогулку. Она наслаждалась каждой минутой, проведенной в Венжувке. С каждым вдохом чувствовала, что любит это место и что так будет всегда, независимо от того, куда ее забросит жизнь.

Неожиданно она услышала за спиной знакомый голос:

– Э-ва-а!

Она обернулась. Голос принадлежал Малгожате, которая, обвешанная сумками, одетая в своем невероятном стиле, догоняла ее. Эва никак не могла понять, откуда у нее такой странный вкус и способность выискивать в секонд-хендах самые невероятные наряды, какие только можно представить. Кому еще придет в голову ходить в пальто, которое выглядит, как сутана, и в большой шляпе, поля которой свисают, как хвост побитой собаки?

– Эва, стой же, девочка! – позвала Малгожата.

Эва подбежала к ней и забрала из рук сумки с покупками.

– Боже, ты не могла немного подождать?! Я бы заехала забрать все это! – отчитала она Малгожату. – А отец не мог поехать? Где это видано, таскать такие тяжести!

Та махнула рукой.

– Успокойся, тоже мне проблема – пять кило картошки домой принести.

Эва только покачала головой.

– Да! – Малгожата остановилась посреди дороги и принялась копаться в своей траурно-черной сумке, еще и закрывающейся на латунный замочек. – Подожди, подожди, я встретила почтальона… Ну где же оно? – Она перебирала свои сокровища, вынимая то старые очки, то пачку каких-то бумажек. – Есть! – наконец с триумфом выкрикнула она. – Есть! Пришло сегодня, заказное! – Малгожата вручила Эве бледно-фиолетовый конверт.

– А что это?

Эва опустила на землю сумку с картошкой и взяла конверт. Разглядывала его в поисках данных об отправителе, но ничего не нашла. Интересно. Письмо было отправлено три дня назад из Шотландии, из местности с ничего не говорящим названием Скелморли.

Она разорвала конверт. Внутри была почтовая открытка. Чистая. Неподписанная. Фотография сочной зелени холма, на пологой вершине которого виднелся старинный замок, частично разрушенный. На первом плане в кадр попали кусты вереска, придавая краскам живости, а фотографии – глубину.

Эва внимательно посмотрела на открытку, затем на Малгожату. Та уставилась на нее непроницаемым взглядом.

– Идем, обед сам не приготовится, – в конце концов сказала Эва, на что Малгожата отреагировала едва заметным движением губ, что можно было расценить как нечто похожее на улыбку.

Им не нужно было ничего говорить друг другу.

Они пошли дальше и вскоре скрылись за поворотом.

 

Благодарность

Благодарю всех, кто держал кулаки за эту книгу – и, надеюсь, продолжает это делать! Особая благодарность Касе и Павлу – за гостеприимство в Доме творчества под Мронгово, окрестности которого вдохновили автора на создание мира Венжувки. Марцину – за литературную стипендию и неизменное чувство юмора. Анете, моему первому тестеру, хобби которой наконец на что-то пригодилось, – за искреннюю поддержку, вдумчивое прочтение и ценные замечания. Пану Роберту Хойнацкому, поверившему в эту книгу, благодаря ценным советам которого история Эвы стала более интересной и многогранной, – спасибо за мотивацию к борьбе с самой собой за лучшую книгу. Благодарю коллектив «Выдавництва Отварте» – работа с вами была истинным удовольствием!