Какао по вечерам. — Экспедиции удается скрыться. — На северо-запад по незнакомым местам. Ливень преграждает путь преследователям. — Висячий мост через реку Иагита

1

Каждый вечер То-юн и я торжественно выпиваем по чашке какао. Как-то раз я решил расширить круг участников этой церемонии и пригласил четырех его приближенных. Очевидно, именно благодаря этому обстоятельству я теперь имею возможность писать. Не то не миновать мне было печи. И не только мне, но и Джону, а также моему переводчику с языка моту Амбути и его доброму другу Сомане, повару нашей экспедиции.

После того как состоялась «помолвка» — не могу придумать иного слова — в хижине, где мне пришлось поцеловать живот мумии, То-юн с новой силой стал настаивать на том, чтобы я женился на Кавиндже. Более того, он требовал, чтобы я произвел на свет наследника и стал владыкой над половиной земель племени. Если откажусь, меня и моих спутников ждет смерть! Отсюда до Меньямьи не менее десяти дней пути; провожатых То-юн нам не дает. Помощи извне ждать не приходится: передатчик не работает, я не могу связаться с пилотом. А в Меньямье никто и не подумает, что с нами что-то стряслось, я мог пойти иным маршрутом и выйти к другому патрульному посту. Так что пройдет не меньше трех-четырех месяцев, прежде чем заподозрят неладное и организуют поиски. И если То-юн всерьез намерен осуществить свою угрозу, ему вряд ли следует особо бояться какого-нибудь патруля — он принадлежит к племени, которое нередко уходит далеко в горы, где его никто не может выследить.

Что и говорить, положение не из приятных. Но долгие годы путешествий научили меня не отчаиваться. Подчас самые неожиданные события могут круто изменить, казалось бы, безвыходную ситуацию. На сей раз спасение пришло в виде пяти чашек какао.

Совместное ежевечернее питье какао способствовало установлению определенных дипломатических отношений между То-юном и мною. Если в течение дня у нас и возникали кое-какие разногласия, то решение их отодвигалось именно на вечер. Насколько я мог судить, То-юн воспринимал эту церемонию как своего рода приобщение к миру белого человека, которое возвышало его в собственных глазах. Между тем в самой церемонии не было ничего мудреного: я заливал молочный порошок и какао кипятком, размешивал смесь, протягивал одну кружку То-юну, другую брал себе, и, усевшись около палатки, мы наслаждались горячим душистым напитком. Переводчики предпочитали пить кофе.

Но в тот вечер я решил поднять праздничное настроение и обратился к То-юну со следующими словами:

— Всем нам будет приятно, о биг килл-килл-феллоу (на пиджин — «великий убийца»), если сегодня не только ты, но и твои замечательные воины понаслаждаются этим ободряющим напитком.

Я прошу, чтобы переводчики подчеркнули, как это важно — ведь приближается время свадебного пира.

Не надо быть психологом, чтобы заметить, какое благоприятное впечатление произвело мое галантное приглашение на людей, перед которыми самые жестокие мафиози кажутся плаксивыми мальчишками. Пировать так пировать! По правде говоря, мои запасы какао были почти на исходе, тем не менее широким жестом я развел в палатке шесть кружек дымящегося напитка. В пять из них добавил несколько таблеток сильнодействующего снотворного. Я не сомневался, что, осушив кружки, вождь и его приближенные не скоро придут в себя. Мой лагерь в двухстах метрах от деревни, где находятся остальные воины, но они вряд ли осмелятся выступить без санкции и участия То-юна или кого-нибудь из телохранителей. Собаки же к нам привыкли и больше на нас не лают.

Причмокивая от удовольствия, цвет деревенского воинства наслаждается какао. Через некоторое время я показываю знаком, что мы намерены ложиться спать. То-юну и в голову не пришло выставить караул вокруг лагеря, он исключал всякую возможность побега: проводников у нас нет, а чтобы из владений его клана добраться до племен к востоку от реки Таури, на которые не распространяется его власть и которые, быть может, снабдят нас провожатыми для дальнейшего пути до Меньямьи, требуется не меньше суток. Снотворное вряд ли будет действовать столько времени. А утром То-юн обнаружит побег, и ему ничего не будет стоить нас догнать. К западу течет река Иагита; здесь еще живут кукукуку, но между реками Иагита и Ламари они смешались с аваями, которые относятся к племени форе. Если бы можно было двигаться через Ламари, разделяющую территории двух племен… И от этого плана надо отказаться из-за отсутствии проводников. Тут я вспомнил, что на патрульном посту Окапа на земле племени форе мне вручили экземпляр «Медицинского журнала Папуа и Новой Гвинеи» со статьей о болезни куру и картой, которую я вырвал и взял с собой в это путешествие.

При слабом свете карманного фонаря я принялся изучать карту. Она была настольно замусолена, что я с трудом различал названия местностей и рек. Наконец мне удалось определить, что если мы сумеем переправиться через реку Иагита и дойдем до Ламари, то попадем на территорию, которая определена на карте словами: «Населения нет». К северу живут форе, и оттуда нам будет легче добраться до Окапы или миссионерской станции Аванде. Оба эти места мне знакомы. Но на другой карте, которую я также прихватил с собой и которая имела столь же неприглядный вид, этот район обозначен как «неисследованный». Значит, вопрос в том, живут ли здесь какие-нибудь племена. Если же места эти безлюдны, то это только на руку То-юну и его воинам. Они вряд ли упустят возможность преследовать нас.

Изучать карты дальше бессмысленно. Ясно, что единственный шанс спастись — это как можно быстрее добраться до реки Ламари. Время тянется страшно медленно. Я оглядываю палатку. Все, что нельзя тащить на себе, придется оставить. Но без некоторых вещей обойтись невозможно, среди них фотоаппаратура с пленками, вахтенный журнал, компас, заряженный всего шестью патронами пистолет. К счастью, имеется неплохой запас стальных топоров и мешочков с солью — достаточно, чтобы заплатить проводникам, если таковые найдутся к западу от реки Ламари.

И тут же возникает множество не менее важных вопросов: ведет ли тропа, которая тянется из деревни в западном направлении, к реке Иагита или упирается в ближайшие посадки саговых пальм? Как нас примут кукукуку в других деревнях, мимо которых нам придется идти и которые, судя по всему, находятся под властью То-юна? Удастся ли нам обойти их незамеченными?

Надо было тщательно продумать все вопросы заранее, чтобы не заниматься их решением по дороге. Собрав поклажу, мы с величайшими предосторожностями вырезали отверстие в задней стенке палатки. Кто знает, может, хитрый То-юн выставил дозорных (из числа тех, кого я не угощал какао) в кустах.

Сквозь тучи пробивается слабый свет от молодого месяца. Не зажигая фонарика, мы ощупью пробираемся к тропе. Найти ее в темноте нелегко, по-моему, мы бредем уже целый час. Где-то в деревне залаяла собака. Я замер: неужели нас обнаружили? Но лай прекратился так же внезапно, как и начался. Тучи медленно плыли по небу, и в слабом лунном свете мы наконец обнаружили желанную тропу. Местность вокруг казалась призрачной, похожей скорее на декорацию. Мало-помалу мы успокаиваемся.

Однако меня беспокоит, как долго будет действовать снотворное. Достаточно ли сильны таблетки, чтобы обеспечить беспробудный сон на протяжении двенадцати часов? Обычно жители деревни приходят в наш лагерь на рассвете. Сейчас дождя нет. Часы показывают половину четвертого утра. Через два-три часа солнце окрасит небо в пурпурный цвет. Надо торопиться, к тому времени, когда То-юна предупредят о нашем побеге, мы должны как можно дальше уйти от деревня. Интересно, смогут ли вождь и его приближенные преследовать нас, или же снотворное будет действовать на них еще какое-то время после пробуждения?

Мы зажигаем карманные фонарики и убыстряем шаг. Наш повар Сомана высказывает предположение, что То-юн не станет устраивать погоню. Он получил богатый выкуп за невесту в виде вещей, оставленных в палатке, и только «потеряет свое лицо», если будет преследовать нас лишь затем, чтобы убить. Тем самым он как бы признáется, что всерьез замышлял брак между киапом и канака-мери.

Но Джон, который много лет работал проводником у белых, возражает Сомане. По его мнению, мы надули То-юна со свадьбой и тем самым лишили его дочь надежды на появление сына от белого человека. Уже по одной этой причине он «потерял лицо», его авторитет вождя будет поставлен на карту, если он нас не догонит и не убьет. А кроме того, мы околдовали не только его самого, но и его воинов, погрузив их в крепкий сон. Чтобы снять с себя колдовские чары, он должен нас убить.

— Если То-юн этого не сделает, — продолжает Джон, — то еще до наступления следующего месяца ему придется покончить с собой. Если же он доставит нас в деревню живыми, то скорее всего передаст в руки женщин и детей, которым позволят потешаться над нами и замучить до смерти.

— Да уж, Кавинджа, над которой ты надсмеялся, постарается придумать для тебя особые мучения, — не удержался Амбути.

Я поспешно меняю тему разговора. Дальнейший путь мы проходим молча, лишь изредка обмениваясь короткими репликами. Идти трудно, тропа то неожиданно ведет вверх, то круто спускается вниз. Ноги то и дело вязнут в жидкой грязи. Я человек немолодой и тучный, поэтому пыхчу, как паровоз, хотя и стараюсь дышать размеренно и не поддаваться панике. Признаться, когда мне становится особенно тяжко, я с нежностью вспоминаю о горячем какао…

Наконец над кряжами горной цепи, на востоке, в солнечных лучах зажглись первые блики красного пламени, и почти сразу в воздухе заметно потеплело. Идти и без того было трудно, мешали грязь, бесконечные лианы. А теперь еще беспощадное солнце!

По-прежнему никаких признаков погони. Мы миновали уже три деревни — первую ранним утром, две другие в полдень. Кто знает, может, их жители и удивились тому, что мы идем без проводников, а возможно, решили, что они следуют за нами. Мы избегали контактов с местным населением, а они, в свою очередь, не требовали от нас подарков. Нам это было только на руку, так как каждый топор и мешочек соли у нас был на счету и предназначен для проводников, которых нам хотелось нанять за рекой Иагита.

Далеко ли до нее? Поднялись на кряж, но реки не увидели. Вероятно, она скрыта в глубине долины и сверху ее не видно! Удастся ли нам переправиться, когда мы подойдем к берегу?

2

Первым его услышал Сомана — звук, который мы за последний месяц научились так хорошо распознавать. Из-за гор, из глубины ущелий, донеслось зловещее «ку-ку» — боевой клич, свидетельствовавший о приближении отряда. На сей раз ни у кого из нас не было сомнений, за кем охотятся воины, которые постараются взять нас живыми. Значит, То-юн и его приближенные пришли в себя и сделают все, чтобы нас догнать. Одно меня смущает: обычно боевой клич сначала разносится по равнине. Легко представить, какой ужас вызвал он у жителей здешних деревень, с каким страхом они прислушивались к нему!

— Но почему они начали куковать уже сейчас? — недоумевал я.

— Так им повелели духи, — отвечает Джон.

— Как по-твоему, скоро ли они нас догонят?

По словам Джона, это будет зависеть от дождя:

— Нам остается надеяться, что сегодня дождь начнется рано. Если он разойдется, по тропам не пройти. Если же дождь будет не очень сильный, кукукуку смогут найти дорогу.

— А почему ты думаешь, что сегодня он особенно сильный?

— Месяц молодой, а это признак большого дождя.

До сих пор я ненавидел бурные тропические ливни. Они нередко приостанавливали работу экспедиции, не давали ничего делать, губили фотопленку, портили магнитофоны. Надо ли говорить, как отличается дождь в тропиках от нашего мягкого летнего дождичка, капли которого тихо падают на землю. Этот немилосердный ливень как бы вмещает все зло, которое таят в себе разбушевавшиеся силы природы. Он превращает вас в толстую, ленивую жабу, обессилевшую от бесконечных потоков воды, которая пропитала все ваше тело до костей и превратила в жалкое, бездумное существо.

Теперь же я жду ливня, как ждут друга в беде. И он приходит! Сначала на землю нерешительно падают редкие капли, но вот небо с грохотом открывает свои шлюзы; кажется, будто десятки реактивных самолетов одновременно совершают посадку. Обратив мокрые лица к черным тучам, мы кричим хором: «Еще! Сильнее!»

Начавшийся потоп наполняет нас неудержимой радостью. Мы как безумные пускаемся в пляс по грязи, выжимая из бутылки последние капли виски. Никто не может передвигаться в этой стене воды! Каких-нибудь полметра — и уже ничего не видно! За несколько минут тропа превращается в бурную речку.

Дождь спас нас от мести воинов, во многом благодаря ему нам удалось уйти с земель То-юна. Наступило утро, и мы побрели по раскисшей от грязи тропе. До нашего слуха вновь доносятся крики кукукуку. Но мы уже поднимаемся на вершину горы и внезапно замечаем внизу, в глубине ущелья, реку, покрытую белопенными гребнями волн и несущую свои воды к лесам равнины.

— Иагита!

Ликующий крик вырывается у нас одновременно. Мы не можем сдержать восторга при виде реки, но, скорее, потому, что замечаем перекинутый через нее жиденький висячий мостик.

Его соорудили из лиан местные жители. Построен он довольно высоко над рекой. Если нам удастся достичь его раньше преследователей и после переправы перерубить, То-юну и его воинам нас не поймать. Без моста перебраться через реку невозможно.

Кукукуку появились на вершине поросшего травой холма и один за другим покатились по склону, стараясь опередить нас. Охваченные яростью, они издавали злобные, нечеловеческие крики.

Мне трудно бежать, я задыхался, но все же успел крикнуть Джону, чтобы он достал пистолет и выстрелил в воздух — может, это их испугает. Но у Джона не было больше оружия, он потерял его вчера на одной из скользких от грязи тропинок. Итак, мы оказались беззащитными. И хотя у нас было некоторое преимущество в скорости, нам не устоять перед вооруженными воинами, которые уже натянули луки и приготовились стрелять. Едва мы добежали до середины мостика, как обрушился первый шквал стрел. К счастью, ни одна из них не достигла цели.

Как только мы оказались на противоположном берегу, Джон швырнул на землю мешок с топорами и перочинным ножом вспорол парусину. Каждый из нас схватил по топорику и полулежа, чтобы не стать мишенью для стрел, принялся перерубать лианы. Жесткие плети поддавались с трудом, а между тем первые воины уже подошли к мостику. Но никто из них не решался вступить на это хлипкие строение… Через несколько секунд мы перерубили лианы, и мостик со свистом устремился в воды реки Иагита.

Спасены!

Но мы находимся на незнакомой территории, без проводников, почти без провианта и знаем лишь, что где-то за горами и за реками лежит земля племени форе и патрульный пост Окапа.