Земля асматов. — Роковое путешествие Майкла Рокфеллера на катамаране. — Майкл пытается вплавь добраться до берега. — Поиски, организованные губернатором Нельсоном Рокфеллером, недалирезультатов. Был ли Майкл найден охотниками за головами из Осчанепа? — Рассказ миссионера Хекмана. — Как ведется охота за головами. — Посвящение в мужчины. Ванусса поймали охотники за головами

1

Асматы живут на территории, бóльшую часть которой составляют болота. Они образуются устьями рек, впадающих в Арафурское море, и, подобно мощным щупальцам спрута, высасывают землю из-под кустов и деревьев девственного леса, чтобы в период приливов частично возвратить ее обратно. Гигантская низменность заросла непроходимыми джунглями: если прорубить в них тропу, за две недели она полностью зарастет. Тысячи не отмеченных на карте рек прорезают район между реками Торпедобоот на западе и Кути на востоке, Казуариновым берегом на юге и высоченными вершинами центрального нагорья к северу.

Никто не знает, сколько проживает тут асматов. И хотя индонезийские власти приняли управление бывшим голландским патрульным постом Агатс неподалеку от устья реки Эйланден, эта земля осталась такой же, какой была на заре человечества. Несмотря на наличие миссионерских станций, по-прежнему поступают сообщения об охоте за головами. Умиротворить здешние племена нелегко, по-видимому, по двум причинам. Когда голландцы после нападения Японии во время второй мировой войны вынуждены были покинуть Берег Казуарин, земля асматов осталась ничейной. Прошло всего несколько месяцев, и около десятка самых сильных вождей возобновили охоту за головами, которая и сегодня служит излюбленной темой разговоров среди местных племен. Именно тогда они почувствовали, как легко нарушить колониальные порядки, и голландской администрации так и не удалось восстановить их после войны.

Карта: Юго-Восточная часть Ириан-Джая

Другая причина воинственности местных племен — управление этим регионом индонезийцами. С 1963 года, когда они получили это право, ужесточился административный режим, и тем самым сразу же были перечеркнуты слабые попытки умиротворения, которые предпринимали до них голландцы. В этих местах осталось лишь несколько голландских миссионеров. Среди них Ян Смит, создавший скромную школу в деревне Пиримапоан. Индонезийский патрульный офицер в Агатсе Фимбаи, в чьей административной власти находилась деревня, решил закрыть католическую миссионерскую школу, считая ее «проявлением западного империализма». Однако асматам нравились Ян Смит и дело, которым он занимался, они не хотели посещать индонезийскую школу, открытую рядом с католической. Отцы запретили детям переходить туда. Тогда Фимбаи приказал вооруженным солдатам окружить школу и силой вывести оттуда детей. Яна Смита вызвали в Акатс. Фимбаи объявил его американским шпионом, приказал выйти на причал и опуститься на колени, после чего его расстреляли. Позднее индонезийские власти объявили, что патер Смит казнен за «оскорбление Индонезийской республики».

Фимбаи намеревался казнить и другого голландского священника, патера Антони ван дер Ваува, но тому удалось скрыться в хорошо укрепленной местной деревушке, где солдаты не сумели до него добраться.

Никто, собственно, и не интересовался асматами до тех пор, пока на их земле бесследно не исчез Майкл Кларк Рокфеллер, сын Нельсона Рокфеллера, губернатора штата Нью-Йорк. 18 ноября 1961 года катамаран с четырьмя людьми на борту следовал от Агатса до деревни Атс, расположенной в узкой части реки Эйланден, которая выше по течению носит название Бетс. (Некоторые, правда, называют ее Бетс на всем протяжении от самого устья.) Именно на этой реке промышляют Ванусс и его помощники.

Двое путешественников были белыми — двадцатитрехлетний Майкл Рокфеллер и его голландский коллега Рене Вассинг, а двое других, Лео и Симон, — местные проводники из деревни Шуру близ Агатса. Экспедиция намеревалась посетить несколько асматских деревень, чтобы собрать этнографический материал для Нью-Йоркского музея первобытного искусства, одним из учредителей которого был Майкл Рокфеллер. Около двух месяцев они ездили по окрестным деревням и обменивали стальные топоры, табак и камни на всевозможные редкие изделия из дерева, характерные для асматской культуры. Особенно их интересовали бисы — резные деревянные столбики, вокруг которых, по убеждению асматов, собирались духи умерших предков. Разыскивали они также куши — разукрашенные человеческие черепа.

Катамаран состоял из двух пирог — длинных долбленок, скрепленных между собой на манер понтонов на расстоянии двух метров. Между пирогами положены бамбуковые реи, связанные лианами и выполняющие роль палубы, на которой разместилась примитивная бамбуковая хижина для защиты людей от дождя и ветра. На корме был установлен подвесной мотор в восемнадцать лошадиных сил.

Накануне Майкл показал катамаран двум братьям из католической миссии Крозье и сообщил, что катамаран назван именем Чинасапича — самого способного среди асматов резчика по дереву. По словам Майкла они с Вассингом полностью освоили вождение судна. Правда, он забыл — или не захотел — добавить, что Роб Эйбринк Янсен, продавший ему в Мерауке катамаран, особо предупреждал не перегружать его и не пересекать устье реки Эйланден. В прилив и отлив течение усиливается, оно обычно вызывает волну высотой до семи метров, и лишенный киля катамаран легко может перевернуться.

Но Майкл Рокфеллер и Рене Вассинг пренебрегли этими предостережениями и в сопровождении Симона и Лео тронулись в путь. Пока они находились вдали от устья Эйланден, оснований тревожиться не было. Правда, море было неспокойным, но волны набегали неторопливо, и четверке путешественников удавалось удерживать катамаран в нужном положении. Однако наступил момент, когда они заметили, что отлив из Эйландена нагоняет волну. Мотор катамарана слишком слаб, и суденышко относило все дальше в открытое море. С каждой минутой качка становилась опаснее, лодки-понтоны заливало водой.

Майкл управлял мотором, остальные что было сил вычерпывали воду, но она все прибывала. Неожиданно высокая волна с силой ударила в нос и борт, захлестнув катамаран. Мотор заглох. Судно начало тонуть, а высоченные волны грозили вот-вот его перевернуть.

До берега оставалось чуть больше полутора миль. Правда, в этих водах много акул, а в устье реки водятся крокодилы, но для хорошего пловца это не слишком опасно. Однако ни Майкл, ни Рене не хотели покидать катамаран, на котором находились все запасы продовольствия, товары для обмена с местными жителями и киноаппаратура. Они решили отправить Лео и Симона за помощью. Те вылили содержимое двух канистр и, прижав их к себе как спасательные пояса, попрыгали в воду. Никто не тешил себя надеждами, все четверо знали, что на несколько сотен метров от берега тянется полоса болотного ила — слишком густого, чтобы преодолеть его вплавь или на лодке, и слишком жидкого, чтобы выдержать вес человека. Он, словно зыбучий песок, способен засосать все, что попадет на его поверхность. Во многих местах ил доходит до груди. В довершение всего над болотом бесчисленными тучами вились кровожадные москиты, готовые облепить несчастную жертву. Но если Симону и Лео все же удастся добраться до твердой земли, они рискуют наткнуться на асматов, которые вряд ли станут с ними церемониться и скорее всего прикончат обоих пришельцев, чтобы полакомиться ими и отрезать головы. Одна надежда, что им крупно повезет и они встретят островитян, дружески относящихся к миссиям в Агатсе, Шуру или Пиримапоане. Только тогда можно рассчитывать на помощь.

Вечером перед катамараном вырастает огромная волна. Майкл и Рене прижимаются к лодкам, но волна настолько велика, что хрупкое суденышко переворачивается. Палуба развалилась, бамбуковую крышу снесло. Провизию, товары, снаряжение смыло за борт. Единственная надежда спастись — крепче держаться за оставшуюся лодку. Но их все дальше относило в море. Ночь прохладная, вода ледяная. Когда забрезжил рассвет, перед глазами у несчастных еще был виден берег, но уже на востоке. И тогда Майкл решается плыть к берегу, считая это последним шансом спастись. Видимо, Симон и Лео погибли или попали в плен к какому-нибудь местному племени. Если хотя бы один из оставшихся в живых не достигнет берега и не найдет помощи, их так далеко унесет в море, что отыскать будет невозможно. Как полагал Рене Вассинг, до берега четыре-семь миль. Но он неважный пловец. Майкл же отлично плавал кролем. И все-таки Рене решительно возражал против его плана.

— Это чистое безумие, — твердил он Майклу (и повторял позднее перед комиссией по расследованию). — Течение у берега может быть таким сильным, что тебе не выбраться, даже если ты будешь в каких-нибудь десяти-пятнадцати метрах от берега.

Но его доводы оказались бесплодными. Майкл неожиданно схватил красный бензиновый бачок от подвесного мотора и прыгнул с ним в воду. Его последними словами, которые расслышал Рене, были:

— Я думаю, мне это удастся.

Рене проводил его глазами, но вскоре Майкл скрылся из виду. Море разбушевалось, утлое суденышко то и дело проваливалось, и только по прошествии нескольких минут Рене удалось разглядеть береговую линию.

Примерно часов через восемь, когда он уже потерял всякую надежду на спасение, ибо катамаран, вернее, то, что от него осталось, отнесло далеко в Арафурское море, беднягу обнаружил гидросамолет голландских военно-морских сил, высланный на поиски пропавших. Покружив над разбитым суденышком, он сбросил вниз резиновую спасательную лодку. До нее было каких-нибудь 25 метров, но Рене с величайшим трудом добрался до лодки и только тут обнаружил, что она перевернулась вверх дном. Это означало, что он потерял возможность воспользоваться провиантом и веслами. В первый момент Рене утешал себя мыслью, что с самолета засекли его местоположение. Но тут раздался звук, от которого у него на лбу выступили капельки пота, хотя наступил вечер и вода была холодная: из резиновой лодки вышел воздух. На море спустилась темнота. Рене лежал, погруженный в воду. Остатки катамарана исчезли в волнах, и найти их он уже был не в состоянии. Ночь он провел, держась за лодку, напоминавшую чашу.

Утром снова появился самолет. Он немного покружил, но, видимо, ничего не обнаружив, взмыл ввысь и скрылся, и вновь надежда покинула Рене. Когда неожиданно самолет возвратился, пилот несколько раз помахал крыльями в знак того, что обнаружил потерпевшего. Через два-три часа голландская шхуна «Тасман» подобрала его на борт. Первое, о чем он спросил:

— Вы нашли Майкла?

Но Майкл бесследно канул, невзирая на самые тщательные поиски. Весть о его исчезновении была передана по радио. Не прошло и суток, как губернатор Нельсон Рокфеллер вместе с дочерью Мэри на реактивном самолете вылетели в Биак, откуда они через Холландию (Джаяпуру) на небольшом самолете отправились в Мерауке. Далее голландский губернатор Платтеел вместе с Нельсоном Рокфеллером возглавил экспедицию в страну асматов в надежде найти молодого американца в живых. Австралийцы направили вертолеты. Патрульные суда, моторные катера миссионеров и пироги охотников за крокодилами также приняли участие в розысках, прочесывая многочисленные реки и проверяя местные деревни. Но поиски не дали никаких результатов. Восемь дней спустя Нельсон Рокфеллер, понимая, что искать в этих местах пропавшего сына равносильно поискам иголки в стоге сена, вместе с дочерью возвратился в Нью-Йорк.

2

Что же случилось с Майклом Рокфеллером? Его считали опытным путешественником по труднодоступным районам Новой Гвинеи. В ходе предыдущей экспедиции он доказал, что умеет справляться с трудностями и не терять головы в опасных ситуациях. К тому же он не раз подтверждал свою репутацию отличного пловца, способного преодолеть сильное течение и достичь берега даже во время отлива. Вместе с тем — и это особо отмечал Рене Вассинг — он отличался крайней непоседливостью и нередко форсировал события в ущерб делу.

Такому человеку рискованно путешествовать в одиночку, когда он предоставлен на милость местным племенам. В начале того же, 1961 года он принимал участие в экспедиции гарвардского музея Пибоди к примитивным племенам долины Балием (которые мы позднее также посетим), после чего тамошние миссионеры обратились в голландскую администрацию с жалобой: члены экспедиции натравливали местные племена друг на друга ради того, чтобы заснять на пленку кровавые стычки между ними.

Для расследования из Гааги была направлена парламентская комиссия, которая пришла к следующему заключению: неразумно допускать эту экспедицию в глубинные районы страны, ибо всего через два месяца с момента ее прибытия вокруг Курулу (места стоянки экспедиции) начались столкновения между племенами. Семь человек погибло, более десяти было ранено. Отчет комиссии свидетельствовал, что местных жителей снабжали топорами, подстрекали испробовать холодное оружие на воинах другого племени. Все это делалось для того, чтобы члены экспедиции могли снять нужные кадры на пленку.

После завершения названной экспедиции Майкл Рокфеллер снарядил в страну асматов собственную экспедицию. На сей раз, как я уже упоминал выше, ему хотелось раздобыть для музея первобытного искусства изделия из дерева и куши. Голландский чиновник в Мерауке не скрывал, что присутствие в этих местах Майкла Рокфеллера во многом способствовало оживлению охоты за черепами. Представители различных деревень приходили к губернатору с просьбой разрешить им охоту за людьми. «Всего лишь на одну ночь, туан!»

Майкл Рокфеллер предлагал им неслыханное вознаграждение — десять стальных топоров! — за голову. И это в местах, где приходится платить очень много за одни только камни для изготовления топора, а за невесту отдают всего один стальной топор. У местных жителей могло сложиться представление, что воины деревни, которой посчастливится раздобыть голову самого Майкла Рокфеллера и украсить ею мужской дом, обретут неслыханную силу и одолеют всех врагов. Сам Майкл был настолько неосторожен, что сообщал асматам свое имя… Они хорошо знали «Майка», а это здесь не менее опасно, чем миллионеру разгуливать по улицам Нью-Йорка. Вместе с Рене Вассингом, который также участвовал в предыдущей, весьма нелегкой экспедиции, он посетил не менее полусотни деревень, где далеко не всегда проявлял достаточно такта и понимания. В июле Майкл и его спутники побывали в деревне Осчанеп, где несколько лет назад голландский патруль открыл огонь по местным жителям. Неудивительно, что те уже имели неоплаченный счет к белым людям. Осчанеп расположен неподалеку от берега, которого, как полагают, мог достичь Майкл, если ему удалось бы доплыть туда от того места, где находился катамаран.

Но сумел ли он проплыть это расстояние?

Рене Вассинг убежден, что до берега Майкл не добрался. Поначалу, должно быть, плыть ему помогал прилив. «У него было слишком мало времени, чтобы достичь твердого дна, прежде чем отлив потянет его обратно в море, — утверждал Вассинг. — Даже в трех десятках метров от берега течение настолько сильное, что тянет пловца в море».

Многие возражали Вассингу, хотя и одобряли его попытку уговорить Майкла Рокфеллера остаться на катамаране. Сумели же Лео и Симон, которые плыли к берегу во время отлива, достичь его. А ведь Майкл плавал не хуже этой пары. Они нашли в себе силы преодолеть опасную илистую полосу и вышли к деревушке под названием Пер. Оттуда им помогли добраться до Агатса, где они сообщили миссионерам о случившемся.

Полагают, что Майкл должен был добраться до берега километров на двадцать ниже, южнее устья реки Эйланден. Этот район кишит крокодилами. Но, ударяя по воде бачком из-под бензина, он сумел бы отогнать их в случае нападения. К тому же и болото здесь не такое глубокое, как в других местах, вряд ли оно его засосало. По свидетельству Яна Смита, миссионера из Пиримапоана, позднее убитого индонезийцами, он был последним, кто имел контакт с Майклом Рокфеллером. Его миссия находилась ближе других к Осчанепу. Позднее он видел островитян, которые несли одежду Рокфеллера и показали ему кости, якобы принадлежавшие молодому американцу. Обо всем этом он писал брату в Голландию. В 1965 году голландская газета «Де телеграаф» опубликовала эти сведения, но к этому времени Смита не было уже в живых, и уточнить его показания не представилось возможным. Не исключено, что одежда, о которой писал Смит, была оставлена Рокфеллером еще во время июльского посещения Осчанепа. Что же касается костей, то установить их принадлежность тому или иному человеку отнюдь не просто.

Однако уже в марте 1962 года, то есть спустя четыре месяца после начала розысков Рокфеллера, другой голландский миссионер, Виллем Хекман, утверждал, что Майкл был убит воинами из Осчанепа, которые схватили его, едва он выбрался на берег. В одном из писем семье на родину Хекман сообщал, что жители этой деревни рассказали ему о случившемся и добавили, будто череп убитого находится в мужском доме в Осчанепе. Удивляться тому, что Хекман не расследовал дело дальше, не приходится, ибо вскоре западная часть Новой Гвинеи (Западный Ириан, ныне Ириан-Джая) отошла к Индонезии и миссионерам разрешали оставаться на своих местах только в случае, если они прекратят публичные высказывания. Мы ведь помним, что произошло с Яном Смитом. Вряд ли можно упрекать Виллема Хекмана за его молчание: он ведь был из страны, к которой новая власть относилась тогда с величайшей подозрительностью. Это были трудные месяцы для голландской администрации на Новой Гвинее. Вполне возможно, именно этим объясняется то обстоятельство, что заявление Хекмана было ею опровергнуто.

И все же трагическая история не заглохла совсем. В 1964 году беженцы из земли асматов добрались до торгового и административного центра Дару, в австралийском Папуа. Многие из них (около 35 человек) утверждали, будто среди асматов широко распространено мнение о том, что Майкл Рокфеллер был убит воинами из Осчанепа, «сварен и съеден с саго».

Я делаю все возможное, чтобы уговорить Ванусса заглянуть в Осчанеп. Но он не решается, и я не упрекаю его за это. По обоюдной договоренности всякий раз, когда мы проплываем мимо деревни, где может находиться представитель индонезийско-папуасской администрации, я ныряю под брезент. Мы тщательно осматриваем берег, чтобы определить, нет ли там моторной лодки: ведь если кто-либо обнаружит, что Ванусс тайком провез белого человека, который не занимается охотой на пук-пуков, у него могут быть неприятности. Вот почему Ванусс не решается отвезти меня в Осчанеп. Сам-то он там бывал, и не раз.

— Ты что-нибудь узнал про Майкла Рокфеллера?

— Нет.

— Почему же?

Ванусс сердится:

— За кого ты меня принимаешь? Разве ты не знаешь, что я не понимаю языка местных жителей? До того как ты завел речь об этом Рокфеллере, я и понятия не имел о его существовании! И намерен забыть о нем как можно быстрее. В этих краях не следует разыскивать следы пропавших людей. Это опасно. Во всяком случае, может помешать твоим собственным делам. Мое дело — крокодилы… На все прочее мне плевать!

Вот примерно в таком духе высказался Ванусс по делу Рокфеллера.

Впервые деревня Осчанеп упоминается в 1952 году, когда китайцы, охотники за крокодилами, посетили деревушку в надежде выменять у местных жителей саго и трепангов, которых те ловят у берегов. Но, к несчастью, прибыли китайцы на лодках из деревни Омадесеп, враждовавшей с Осчанепом. В возникшей перепалке китайцы приняли сторону омадесепцев. Тогда погибло шесть женщин и двое мужчин из Осчанепа. В декабре 1955 года голландский патрульный офицер Роб Эйбринк Янсен, добравшись с местными полицейскими до Осчанепа, обнаружил, что жители деревни приготовились к обороне. Поперек реки были навалены стволы деревьев, повсюду установлены ловушки с острыми кольями. Не желая кровопролития, Эйбринк Янсен повернул обратно.

Между тем жители Омадесепа уже познали вкус крови. В 1957 году им удалось убить семерых воинов из Осчанепа, когда те возвращались домой. Несколько месяцев спустя воины Осчанепа устроили засаду около реки Эвта и убили двенадцать врагов. В мужских домах обеих деревень появлялись куши, там непрерывно происходили ндао покумбуи — церемонии, связанные с охотой за головами. И так как юноша в этих местах может жениться лишь после того, как предъявит воинам отрубленную голову врага, не приходится удивляться, что именно в те годы заключалось столько браков. Мало-помалу страсти улеглись, куши стало меньше. Но в целом, как говорят, для жителей обеих деревень — Омадесепа и Осчанепа — это были «урожайные» годы.

В 1958 году голландские власти решили положить конец бессмысленной войне. Полицейский инспектор Диас и его помощники арестовали 11 жителей деревни Омадесеп, обвинив их в убийстве осчанепцев. В надежде образумить местных жителей полицейские сожгли их мужской дом, изъяли оружие и продырявили боевые пироги.

Тем временем другой патрульный офицер, Лапре, попытался атаковать деревню Осчанеп, чтобы навести там порядок и восстановить власть. Обнаружив, что деревня превосходно защищена, Лапре возвратился за подкреплением. К нему присоединился Диас с отрядом полицейских, вооруженных пулеметами. Им преградили путь свыше двухсот воинов из Осчанепа. Наступающие были вынуждены (во всяком случае, так они утверждали) открыть огонь. Пули сразили многих воинов, и среди них трех близких родичей нового вождя Аяма. Охваченный ненавистью к белым людям, кто бы это ни был, Аям поклялся отомстить.

Убил ли он Майкла Рокфеллера, выполняя свою клятву?

Сегодня никто не может с достоверностью ответить на этот, как и на другие вопросы: почему экспедиция, направленная на поиски Рокфеллера, не добралась до Осчанепа? Почему донесение полицейского инспектора Е. Хеемскеркса, в котором приводились слова островитян о том, что Майкла убили и съели воины Осчанепа, было отложено в сторону?

Трое вождей, которые, возможно, могли бы приподнять завесу тайны, — Аям, Фин и Пеп — теперь безмолвствуют. Все трое погибли во время межплеменной войны в 1967 году.

3

Куши Майкла Рокфеллера, по-видимому, принес деревне Осчанеп великую ману и затмил страх перед новым нападением со стороны воинов Омадесепа.

Теперь, я полагаю, настало время рассказать о причинах, по которым ведется охота за головами.

Асмата из Сагопо, одной из самых северных деревень, в которых побывали Майкл Рокфеллер и Рене Ваесииг, зовут Мбисин. Ему, очевидно, около сорока. Позднее он переселился в горы, где живет как котека (полуцивилизованный) в патрульном пункте Вамена. Именно здесь мне выпала возможность побеседовать с ним с помощью переводчиков. Все рассказанное им я сопоставил со сведениями, которые получил от своего яванского переводчика Дарсоно, служившего в Мерауке, куда поступали сведения о племенных войнах как при голландской, так и при индонезийской администрации. Кроме того, я сравнил рассказ Мбисина с рассказом голландского миссионера Зегваарда, знатока здешних мест.

— Когда я вышел из юношеского возраста и почувствовал себя взрослым, — начал Мбисин, — мои отцы решили, что мне пора выдержать испытание.

— Каким же образом ты это почувствовал?

— Я чувствовал, что мне пора иметь женщину, пора придать моему семени мужскую силу. Для этого нужны ан и мужской череп, иначе не удастся выполнить церемонию, связанную с охотой за головами. Я отправился вместе с одиннадцатью отцами. Всю ночь мы плыли по реке, а когда наступило утро, спрятались в тростнике. Мы знали, что недалеко находится деревня Ти, и как раз там мы рассчитывали раздобыть голову.

— А разве вы воюете с жителями Ти?

— Нет.

— Почему же тогда вы собирались убить человека из этой деревни?

— Я же тебе объясняю: нужна была голова, чтобы сделать меня взрослым.

— Жители Ти так же поступают с вами?

— Не знаю. Мы редко узнаем, кто ворует наших людей.

Очень осторожно, гусиным шагом отходили воины все дальше от берега и затем укрылись в зарослях саго. Мбисин продолжает:

— Когда солнце стояло высоко в небе, мы увидели двух женщин, которые шли в нашу сторону. Но нам нужен был мужчина, и мы боялись, как бы они не подошли слишком близко и не обнаружили нас. В последний момент они повернули в другую сторону. Вслед за ними появились трое молодых мужчин. Они волокли за собой длинный ствол — верно, чтобы перебраться по нему через болото. Дерево было тяжелое, они с трудом несли его. Нам повезло: все трое были настолько поглощены своим занятием, что, казалось, позабыли обо всем на свете.

— Значит, вас было двенадцать человек против трех?

— Да, но мы же не знали, были ли поблизости еще воины. Каждый житель деревни знает множество троп в зарослях саго и на болотах, по которым можно быстро нагнать врагов. Поэтому охотники за головами часто попадают в засаду.

— Но с этими тремя вы легко справились?

— Мы без труда подкрались совсем близко — они думали только о том, как бы протащить дерево, и это занятие было им явно по душе. Тогда мы выскочили из своего убежища и ударили ближнего мужчину дубинками по голове. Одновременно мы отрезали остальным все пути отхода и крикнули, что не тронем их, пусть только скажут имя своего убитого товарища. «Его зовут Бонту! — закричали они в ответ. — О добрые люди, позвольте нам бежать!»

— И вы отпустили их?

— Нет, не то они быстро привели бы подкрепление. Мы убили их и с помощью сок отрезали у Бонту голову. К счастью, мы не повредили череп. Позднее из него сделали очень красивый куши. Но надо было торопиться, потому что двое мужчин перед смертью сильно кричали. Мы потащили тело Бонту с собой, забросили его в лодку и поплыли вниз по течению вдоль берега, густо заросшего манграми. Здесь мы спрятались на ночь и хорошо слышали, как жители Ти нас искали. Они пришли в бешенство, орали, что нас ждет ужасная смерть. Мне было очень страшно, но еще больше я боялся показать свой страх отцам. Рано утром, до того как забрезжил рассвет, мы уплыли прочь.

Дома в йеу была большая радость. Взрослые мужчины танцевали весь следующий день до самого вечера, а несколько моих отцов разрезали тело Бонту на куски и сварили в большой йовсе (земляной печи), которую вырыли посреди площадки перед мужским домом. Кое-что перепало и женщинам, но лучшие куски — печень и половой орган — съели отцы. При этом они рассказывали всевозможные истории о том, как угощались мясом других людей, которые в разное время были их жертвами. Мне мяса еще не полагалось, ведь я не прошел посвящения в мужчины.

В черепе сделали отверстие, просунули в него бамбуковую трубку, и шаман высосал через нее мозг, поместив его в ан. Мои отцы съели мозг вместе с гусеницами, собранными со стеблей саго, и саговой кашей, очищая во время трапезы череп, наполняя глазницы и ноздри смолой и втыкая в нее ракушки и жемчужинки. Под конец они украсили куши перьями казуара.

Наконец наступил момент, которого я так долго ждал. Всех молодых девушек деревни усадили длинной вереницей. Они сидели раскинув ноги, а я проходил вдоль всего ряда и должен был остановить свой выбор на одной из них. Я выбрал в жены Мипу. Шаман поместил между ее ног куши, а я стоял над ним и, раскачиваясь, приговаривал: «Это Бонту. Он пришел из Ти и останется тут на вечные времена, а ты будешь моей женой, пока я живу на земле». Затем мне велели сесть на самый большой бис, воздвигнутый в честь первого предка. Шаман велел мне раскинуть ноги, куши забрали у Мипу и поставили передо мной. Я должен был три дня и три ночи сидеть на этом месте и не спускать глаз с черепа. Глаза закрывать нельзя, нужду я должен был справлять не вставая с места.

* * *

По прошествии трех суток пирогу разукрасили охрой и мелом, усадили туда молодого Мбисина вместе с куши и провели еще ряд церемоний. Когда он возвратился, то все взрослые женщины, широко расставив ноги, выстроились от берега до самого мужского дома. И лишь после того как Мбисин прополз под ними, он стал считаться взрослым мужчиной. Из этого рассказа я сделал вывод, что и Ванусс, и Велосипедист, и Джек с Кейп-Йорка гораздо легче получали доступ в йеу асматов, чем местная молодежь.

Я спросил Мбисина, как он полагает, продолжают ли асматы охоту за головами. Ведь он уже год-другой как покинул район болот и нашел пристанище в горах.

— Мой народ занимается этим столько же, сколько существует мир, — ответил он. — Мы и сейчас считаем, что ни один мужчина недостоин иметь потомство, пока не добудет куши для мужского дома своей родной деревни. Но возможно, что мой народ добывает головы лишь там, где еще не побывали люди — котеки со своим оружием.

Пока не доказано, был ли Майкл Рокфеллер действительно убит асматскими воинами и попал ли его череп в качестве куши в одну из окрестных деревень. Об этом можно только строить догадки на основании противоречивых рассказов. Приведу одну из историй. Ее поведали трое асматов, которые в 1969 году бежали в Дару из деревни, находившейся, как они утверждали, вниз по течению реки Эвта. В этих местах можно было обнаружить только один населенный пункт — деревню Осчанеп. В 4–5 часах ходьбы от нее на реке Фареч находится деревня Омадесеп. По словам беглецов, Майкла Рокфеллера нашли воины из Омадесепа, охотившиеся в болотах на пук-пуков. Он был очень слаб, и они доставили его в Осчанеп, где он якобы и умер. Соблазн сохранить его голову был слишком велик. Самого Майкла съели, но оставить голову в йеу не решились и спрятали в потайном месте на болотах.

О рассказчиках давно никто ничего не слышал. Возможно, они сами промышляют теперь охотой за головами на реке Флай в Папуа. Сведения их так никто и не проверил. Дарсоно, который много лет провел в Мерауке и считается специалистом в вопросах охоты за головами, никогда не слышал об экспедиции к реке Эвта в поисках головы Майкла Рокфеллера.

— Куши в йеу найти нетрудно, — считает он. — Но кто поручится, что это голова Майкла Рокфеллера?

4

Как оказалось, больше всего об охоте за головами мог рассказать человек, который в поездке к асматам находился рядом со мной. Это был Ванусс. Не исключено, что он единственный, кого однажды поймали асматы, чтобы отрубить ему голову, и кому удалось унести ноги!

В первое время он весьма неохотно говорил на эту тему, но богатый улов маленьких крокодилов в садке, который тянулся за нашими лодками, растопил ледок недоверия ко мне, и мало-помалу Ванусс стал раскрываться передо мной. Произошло это, когда мы спускались по реке Бетс к морю. Оттуда нам предстояло пройти вдоль побережья к острову Колепом, где нас должна была поджидать шхуна «Сонгтон», чтобы доставить крокодильчиков на ферму в Сингапуре.

Вот что рассказал Ванусс. Во время первого путешествия на землю асматов он полагал, что в маленьких речках в глубине больше крокодилов.

— Мне, конечно, следовало прислушаться к опытным людям, но я слишком долго проработал в полиции и возомнил себя сверхчеловеком. Кто-то сказал мне, будто в верховьях реки Фриндсхап, впадающей в Сиретс, куда можно добраться из реки Бетс, столько крокодилов, что их можно черпать простым сачком. Я отправился на двух лодках, за одной из них тащили на веревке садок. Велосипедист тоже был с нами, но Джек, с которым я тогда уже работал вместе, счел затею сомнительной и не захотел в ней участвовать. Он оказался прав, но я, к сожалению, понял это лишь позже.

Очень немногим доводилось бывать на реке Фриндсхап, что по-голландски означает «дружба». Как утверждали, места там безлюдные. Это обстоятельство нас порадовало, так как сулило не только безопасность, но и удачную охоту: ведь асматы истребляют немало крокодилов. Однако вопреки уверениям мы все-таки обнаружили деревеньку, которая называлась Бует. Здесь мы выменяли камни на саго и из намеков местных жителей поняли, что нам не следует подниматься вверх по реке, однако не могли взять в толк почему. Лично я был склонен думать, что здешние мужчины видят в нас соперников в охоте на крокодилов. Но на следующее утро, когда наши лодки были готовы к отплытию, Велосипедист вдруг отказался ехать.

— По-моему, нас хотят предупредить, что выше по реке идет охота за головами, — объяснил он свое решение.

— Что за вздор! К северу от этой деревушки вообще никто не живет. У нас лучшая карта из всех имеющихся, и никаких деревень на ней не обозначено!

— Река Дуюси тоже не была обозначена, — возразил Велосипедист, — но ведь она существует! И к тому же настолько широкая, что мы вполне могли перевернуться!

Спорить с Велосипедистом было бесполезно. Если ему взбредет что-либо в голову, разубедить его невозможно. Я так ему и сказал:

— Ты делаешь глупость, Велосипедист, но будь по-твоему. Увидишь: через две недели мы встретимся и садок у меня будет полон крокодилов. Но так и знай, своей доли ты не получишь!

Теперь у меня оставалась только одна лодка, за которой тянулся садок. В бачках для подвесного мотора было литров тридцать бензина, не больше. Утешало одно: чем выше по реке, тем сильнее течение, и я рассчитывал, что на обратный путь горючего хватит. Хуже обстояло дело с помощниками. Это были три канака с реки Флай из Папуа — они и сами-то не слишком отличались от охотников за головами. Я то и дело их успокаивал:

— В тех местах не встретишь ни души, зато пук-пуков столько, что мы разбогатеем за несколько дней.

Однако три дня путешествия по реке Фриндсхап показали, что меня одурачили: крокодилы там не водились. Делать нечего, надо поворачивать назад. Мы решили переждать до утра, нашли небольшой клочок сухой земли и разбили лагерь для ночлега. Дежурных не назначили, нам ведь говорили, что здесь никто не живет. Я проснулся, на рассвете, поднялся, протирая спросонья глаза, и вдруг увидел, что на берег высадился добрый десяток вооруженных дубинками людей. Не успел я крикнуть, как копье со свистом вонзилось в мою левую руку. Наверное, перебило нерв: в глазах помутилось от адской боли. Я попытался дотянуться до заряженного пистолета, который лежал в мешке не более чем в метре позади меня, но черная пелена накрыла меня с головой — я потерял сознание.

Уже позднее, перебирая в памяти все случившееся, я понял, что своим спасением был обязан обмороку: асматы не могли меня убить, не узнав моего имени. Что касается моих помощников, то они скрылись в джунглях, и с тех пор я о них не слышал. Во всяком случае, асматы их не поймали, иначе заставили бы сказать мое имя, и тогда всех нас перебили бы.

Очнулся я на дне пироги, между ног одного из воинов. Выпрямившись во весь рост, он и его товарищи мерно вонзали в воду длинные шесты. Я мигом принял решение притвориться, будто по-прежнему нахожусь в обмороке. К счастью, асматы меня не связали. Если удастся овладеть пистолетом, есть шанс спастись.

Но где же мешок с пистолетом, который я обернул полотенцем, чтобы защитить его от сырости? Я осторожно приоткрываю глаза и осматриваюсь. Мешка не видно. Чтобы осмотреть всю лодку, необходимо повернуть голову, однако сделать это надо так, чтобы асматы, стоявшие надо мной, ничего не заметили. На мгновение пирога накренилась, — видимо, гребцы обошли плывущее по реке дерево. Этого было достаточно, чтобы я смог повернуться. Теперь мне видна была остальная часть лодки. Мешок лежал в трех метрах от меня! Как достать его? Для этого надо подняться и прыгнуть вперед. К тому же мешок, возможно, закрыт на «молнию». По-моему, молния расстегнута, а это может означать, что пистолет из мешка достали. Вряд ли кто-либо из охотников за головами знал, что это такое, но не исключено, что они его просто выкинули или переложили на другое место.

Я лихорадочно думал, как быть. Пожалуй, придется рискнуть и попытаться схватить мешок: ведь если воины обнаружат, что я пришел в себя, они тут же меня свяжут, тогда мне никак не добраться до оружия. А возвратясь домой, асматы под пытками вынудят меня сказать свое имя. Предположим, им это не удастся… В любом случае они меня прикончат. Если действовать, то немедля.

Я молниеносно вскочил на ноги, бросился вперед и тут заметил, что дно узенькой лодки заполнено водой. На мгновение я похолодел: что, если пистолет отсырел? Лодка разом остановилась, и я почувствовал за спиной какое-то движение. Уж не шест ли это занесен над моей головой? Левая рука нестерпимо болит, краем глаза я замечаю в запекшейся крови кусочек деревянного копья. Здоровой рукой схватил мешок, и в этот момент воин, находившийся впереди, повернулся ко мне лицом. От удивления глаза у него округлились. Я успел заметить, что на правом плече у него повязка из лианы, а под ней большой бамбуковый нож, который он пытался выхватить левой рукой, для чего ему пришлось опустить шест. Я воспользовался этим и ударил его головой в живот. Он упал в воду. Не теряя ни минуты, я запустил руку в мешок, нащупал полотенце, а в нем твердый предмет — пистолет!

Сзади на меня кинулся другой воин, мощной грудью прижимая меня ко дну лодки. И хотя в моих руках был пистолет, воспользоваться им я был не в состоянии. Асмат с такой силой надавил на осколок копья, застрявшей в руке, что я опять едва не потерял сознание от боли. Собрав все силы, я прижал пистолет к его груди, взвел курок и нажал на спуск. Раздался оглушительный выстрел и на меня хлынул поток крови. Асмат был мертв, но сбросить с себя тяжелое тело я не смог и вновь потерял сознание.

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я очнулся, а когда открыл глаза, то увидел, что нахожусь в пироге один и на мне лежит мертвый асмат. Из последних сил я столкнул мертвеца за борт. Остальные удрали. Выстрел напугал их до смерти. Лодку медленно относило вниз.

Трое суток спустя, едва дыша от слабости, я добрался до места, где находились Велосипедист и остальные помощники. Перевязав мои раны, Велосипедист не преминул заметить:

— Теперь ты понимаешь, почему я не хотел плыть с тобой дальше?!

Ванусс замолчал. Велосипедист и Джек с Кейп-Йорка слушали его, не перебивая. Они слышали этот рассказ не впервые.

На твердом клочке земли посреди болота мы разожгли костер, чтобы отогнать москитов. Из джунглей донесся хриплый крик какого-то животного. Костер разгорелся, освещая сидевших перед ним людей. И я вдруг почувствовал, что они мне чем-то близки. Возможно, завтра я и переменю свое мнение о них, но сейчас я вижу, как радуются они веселому огню, испытывая покой и удовлетворенность свободных и независимых людей. Их называют членами пук-пуковой мафии и полагают, что жизнь их ужасна. Но я в этом не совсем уверен.