Река ужасов. — Откуда произошло название племени. — Каждый подросток должен стать «убийцей людей». — Гибель золотоискателя Даммкёлера. «Злейшие люди планеты». — Нужны три переводчика. — Нападение

1

Всю ночь лил сильнейший дождь. Он начался во второй половине дня с нескольких тяжелых капель, а затем разразился с такой силой, словно небо прохудилось. Вода хлестала как из брандспойта. Дождь застал нас на Этросити-ривер, или Реке ужасов, на центральном плато, которое славится обилием осадков. Толстенные струи воды с шумом падали на листья деревьев, хлестали по высоким, в рост человека, стеблям травы кунай, заставляя ее колыхаться, подобно тому как волнуется в непогоду хлебная нива в наших северных краях. Горные тропы размыло, по ним, как по скользкому льду, было опасно ходить. По брезентовой крыше нашей палатки дождь бил с такой яростью, что казалось, будто она установлена под самими каскадами воды, которую выбрасывает из своих недр фонтан Гивион на одной из площадей в Копенгагене.

Под утро дождь наконец прекратился. Какое-то время запоздалые капли медленно, с шумом скатывались с листвы, но вскоре все смолкло, только слышался гул реки. Над нашими головами, на черном, точно бархат, небосводе проплывали клочья свинцовых туч, заслоняя бледную Луну. Лежа в палатке под покровом москитной сетки, я вдруг увидел, что потоки воды по обе стороны от моей раскладушки размыли траву и грозят перевернуть хрупкую деревянную конструкцию, служащую мне ложем. Я уже потянулся за карманным фонарем, чтобы попытаться найти свои покрытые толстым слоем грязи сапоги и поправить положение, как чья-то рука сквозь сетку зажала мне рот, и я услышал шепот переводчика Джона:

— Не шевелись… Не зажигай фонарь!

— Ты думаешь, они поблизости?

— По-моему, на том берегу. Лежи тихо, давай послушаем…

Поначалу я слышал только журчание воды. Внезапно молния выхватила из темноты окруженные клубами тумана деревья, гулкие раскаты грома эхом прокатились в долинах по ту сторону реки. Когда молния и гром завершили увертюру к моему гастрольному спектаклю на берегах Реки ужасов, обозначенной на карте как Верхняя Таури, я заметил как раздвинулся занавес. Все было готово к первому акту. Скоро появятся главные персонажи — воины-кукукуку. И будет передо мной разыграна драма на мотив «танца ужасов» или же веселая комедия из времен каменного века, я пока не знал. Что ждет меня — мучительная смерть или встреча с детьми природы, исповедующими любовь к ближнему и радость жизни? Эти мысли роем пронеслись в моей голове, а между тем доносившиеся из темноты звуки не оставляли сомнения в том, что воины-кукукуку находятся совсем рядом. Громкое пощелкивание языком, заглушающее плеск воды, свидетельствовало о том, что один из патрулей племени вступил на боевую тропу. Такими звуками кукукуку стараются задобрить злых духов, которые всегда появляются в образе казуара, и для этого подражают кудахтанью птицы во время спаривания.

Удивительная птица казуар: удар мощных ног по силе не уступает удару задних ног мула, а ее лобная кость похожа на забрало большого шлема. В какой-то момент ее кудахтанье напомнило мне о нашей кукушке в кустах в ночь на Ивана Купалу, и, лежа здесь, в сырых джунглях, вдыхая воздух, наполненный запахом гниющих растений, я вдруг оказался во власти сентиментальных воспоминаний о белых ночах по другую сторону земного шара. Но тут же поймал себя на мысли, что точно так же пощелкивают языком воины-кукукуку перед тем, как броситься в атаку. Птица казуар на языке береговых папуасов называется кукукуку, и это имя из-за воинственного клича (который одновременно призван отпугивать злых духов) было присвоено племени, которое само себя называет меньямья, что можно скорее всего перевести как «правильные люди».

Воины-кукукуку в своих поступках руководствуются собственными представлениями о добре и зле. Насколько я мог понять, их религия состоит в том, чтобы ублажать злых духов, которые окружают их повсюду. А для того чтобы их смягчить, необходима кровь. «Священной водой» для племени кукукуку служит кровь врага. 13–14-летний подросток не считается взрослым воином до тех пор, пока ему не проткнут носовой хрящ, не сделают обрезание и не уложат на сутки-другие в лужу грязи, после чего его отстегают колдун и предводитель военного отряда деревни. И все это делается по доброте, ибо они полагают: меньямья — правильные люди, которые стремятся поступать разумно, дабы злые духи держались от них подальше. Народ кукукуку знает, что есть такая сила, которая называется администрацией, — это люди с огнестрельным оружием, а во главе их стоит киап, белый человек. Но в их стране немало земель, куда киап и его люди с ружьями никогда не попадают и где все еще ведется борьба со злыми духами. Именно туда племя и посылает свои воинственные патрули, там они ищут враждебные селения, на которые можно напасть. Вот тогда-то и наступает час подростков, прошедших испытания. Тот из них, кто убьет врага, получает доступ в мужской дом. Своим поступком он доказал, что способен действовать разумно, и теперь все знают, что для племени он будет верным человеком. В известной степени такое испытание для молодежи племени кукукуку можно уподобить конфирмации: подросток подтверждает свою принадлежность к роду и обещает следовать его обычаям. Испытуемый, его отец и все мужчины семьи принимаются энергично куковать, дабы умилостивить злых духов, и сразу вслед за этим совершается убийство врага…

Первые проблески рассвета окрасили небо на востоке. До нас донеслись только призывные кличи, самих людей не было видно, они скрывались в высокой траве по ту сторону реки.

Невыносимо долго тянулось ожидание. Чтобы хоть немного отвлечься, я спросил, почему меньямья не нападают ночью? Переводчик объясняет, что они страшатся злых духов. Ведь для них эти духи бóльшая реальность, чем живые люди.

— Здесь во всех реках и речушках на плато полно рыбы, — говорит он. — Но ни один из воинов-кукукуку не осмелится забросить сеть: они верят, что вода принадлежит духам, а значит, и рыба тоже. Особую власть духи имеют по ночам; когда же появляется солнце, сила их немного убывает. И только при дневном свете воины решаются приблизиться к реке. Вот почему ночные часы на берегу реки — самое безопасное время.

Ныне уже покойный киноактер Эррол Флинн сумел однажды спастись именно благодаря этому. Будучи совсем молодым, он управлял сбором копры на островах близ побережья. Там он влюбился в красавицу Фриду, дочь вождя острова Виту, Питера Хансена. Но вскоре Флинну надоели и Фрида, и мирная жизнь на плантации, и он решил поискать более короткий путь к счастью. По дороге к землям золотоискателей, неподалеку от того места, где мы теперь разбили свой лагерь, он услышал предупреждающие звуки, которые издавали воины-кукукуку, и приготовил пистолет. На рассвете воины пошли в атаку. Флинна ранило стрелой, но пистолет помог ему отразить нападение. Очутись он подальше от реки, на него наверняка напали бы и мир любителей кино лишился бы одного из своих кумиров. Герои, которых доводилось позднее играть Эрролу Флинну, попадали в опасные ситуации, однако самые критические минуты актер пережил именно в этих местах. И это была не игра, а сама жизнь.

Вильгельм Даммкёлер, известный тут под прозвищем Немец Вилли, также пытался утолить свою жажду золота у реки, получившей позднее название Реки ужасов. Однажды, когда ему уже посчастливилось найти около килограмма золота и он отдыхал возле своей палатки, наслаждаясь мыслью об обретенном богатстве, неожиданно в его грудь глубоко вонзилась стрела. Вилли, здоровенный бородатый мужчина, выдернул ее с такой силой, что упал на землю, а тем временем его товарищ Ольдорф открыл огонь по стрелкам из лука, которые, перепрыгивая с камня на камень, приближались к палатке. Из своей автоматической винтовки Ольдорф прикончил около двух десятков нападавших, после чего атака прекратилась. Человек пять — те, кто мог еще стоять на ногах, — как по команде, бросились к реке, вода которой окрасилась в красный цвет от крови убитых. Надо полагать, воинов-кукукуку сковал страх: они не могли понять, почему были сражены их товарищи, ведь они упали после нескольких оглушительных раскатов грома! Значит, духи реки были настроены к ним враждебно даже днем.

Но раненого Немца Вилли уже не интересовали причины, которые заставили воинов отступить. Кровь хлестала из его груди, и он терял силы с каждой минутой. Вскоре Вилли скончался. Когда наступила ночь, Ольдорф похоронил его под проливным дождем. Сам он торопился покинуть Реку ужасов. Его тоже ранили, и, чтобы немного уменьшить боль, Ольдорф засунул под рубаху лоскут материи. Стремясь избежать нападения, он всю ночь шел вдоль западного берега реки. Под утро, достигнув реки Ватут, он кое-как скрепил несколько стволов деревьев и веток, соорудив подобие плота. Это отняло у него последние силы. Единственное, что его утешало, — это мысль о золоте. Он знал, что если сумеет добраться живым до места, где живут белые, то станет богатым человеком. Прижавшись к плоту, он плыл вниз по стремительной реке. Но примитивный плот не выдержал течения, перевернулся, и в воду упали мешок с провиантом, компас и… золото. Часа через два за борт смыло ружье и спички. И все же три дня спустя полумертвый Ольдорф добрался до устья реки Маркам, где была миссионерская станция. Там из его тела удалили наконечники стрел и потом долго залечивали ему раны.

Скрыть тот факт, что на Реке ужасов, на землях племени кукукуку, обнаружено золото, оказалось невозможным. И хотя до этих мест, обозначенных на карте как неконтролируемый район, почти три недели пути через горы и мангровые болота, ничто не могло удержать искателей приключений. Они хлынули туда, влекомые надеждой разбогатеть и в не меньшей мере скрасить серые будни повседневной жизни минутами, полными опасности и приключений. Нигде нет столь крупных и столь агрессивных крокодилов, как на этих реках, а здешние жители, которых считают самыми жестокими на земле, — это и есть те удивительные кукукуку, что поедают мясо сраженных врагов и выражают тем презрение к убитому. Это они разбивают головы собственным родителям, когда те стареют и жизнь им становится не в радость, а потом, совершив этот акт «человеколюбия», съедают мозг умершего.

До нас дошли имена нескольких белых, добравшихся до берегов Реки ужасов. Правда, нелишне добавить, что если кто из них и обнаружил золото и сумел возвратиться обратно живым, то добровольно о своих находках местной администрации не сообщал. Нет, не из местных архивов мне стали известны их судьбы, и многое из того, о чем я расскажу в этих и последующих главах, в летописи Территории Новая Гвинеи не зафиксировано, хотя кое-что, конечно, и можно обнаружить в судебных протоколах. Шарки (урожденный Уильям Парк), переживший более 20 нападений воинов-кукукуку, любил показывать завсегдатаям трактира в Вау рубцы от 32 наконечников стрел на своем теле. Судя по всему, ему удалось найти золото, потому что он умер миллионером несколько лет назад в Ванкувере. Некий профессор Уимблдон, который, как рассказывают, защитил диссертацию на степень доктора теологии в Оксфорде и научился бегло говорить на языке кукукуку, нашел на западных притоках реки Таури шесть-семь килограммов золота. На миссионерскую станцию в верховье Маркама он добрался с двенадцатью наконечниками стрел в теле, и по этой причине его прозвали Ежом. Новую Гвинею Уимблдон покинул под другим именем. По слухам, все свое состояние он потерял в Монте-Карло. Джек Симпсон принес в долину каннибалов ручную обезьяну; такого зверя кукукуку прежде не видели и в ужасе разбежались. Так Симпсон, потерявший винтовку при переправе через реку, благодаря обезьяне сумел избежать встречи с их патрулем. Правда, золота он не нашел, но долгие годы сохранял признательность к своему спасителю. Когда обезьяна умерла, он сделал из нее чучело, которое постоянно возил с собой. Джон Гулливер, у которого было много и других имен, утверждал, будто его происхождение уходит корнями в датский, норвежский и шведский королевские дома. Джон был принят в состав племени кукукуку и прижил много детей с дочерью одного вождя, так что не исключено, что и теперь в тех краях живут далекие «родственники» скандинавских королей.

Среди всех авантюристов выделяется Хельмут Баум, небольшого роста немец, с румяным, чисто выбритым лицом. Долгие годы он был единственным белым, к кому кукукуку питали уважение, причем никто не знает почему. При появлении их патруля Баум обычно выбегал навстречу со словами: «Тоу-тоу-тоу», что на языке племени означает что-то вроде «вход запрещен». Быть может, он произносил эти слова особенно убедительно, потому что на него никогда не нападали. Другие пытались следовать его примеру, в частности Джон Гулливер, скандинавский «королевский отпрыск». Как мы уже знаем, ему это удалось, и остаток своих дней он прожил в качестве вождя среди племени кукукуку.

Но в конце концов и Баума подстерегла неудача. Обычно перед сном он имел обыкновение собирать топоры и ножи своих проводников и складывать их под походной кроватью в своей палатке, дабы его люди не вели себя агрессивно и не провоцировали нападение. Однажды, когда уже взошло солнце, кукукуку пришли к нему в лагерь на берегу реки. Баум еще спал. Воины хотели предложить ему сахарного тростника, однако, обнаружив, что его нет на посту, они схватили каменные топоры, припрятанные под их лубяными накидками, и убили самого Баума, а также многих из его проводников. Троим все же удалось бежать. Они добрались до побережья и рассказали о гибели немца.

2

Арендовав одномоторный самолет в Вау, я вылетел в патрульный пост Меньямья (в центре земель кукукуку) и попал в то место, где находился последний лагерь Баума. Здесь я нанял восемь проводников, которые взялись провести меня на восточный берег Реки ужасов. А уже оттуда я буду пытаться уговорить местных жителей нести мою фотоаппаратуру, магнитофон, ящик с медикаментами, провизию и такелаж для лагеря. Одновременно они будут служить проводниками.

От моего нынешнего лагеря до долин Хелук и Сенг, где были убиты миссионеры Дейл и Мастерс, по прямой свыше тысячи километров. Местность изрезана высокими горами, между которыми — поросшие джунглями долины. Ее назвали Земля бытия, потому что она выглядит так, словно ее только что сотворил господь бог. А еще говорят, что она была создана в субботний вечер, когда творец изрядно устал и кое-как побросал на Землю высокие горы и непроходимые болота. Австралийцы называют этот район Броукн Боттл, что означает «Разбитая бутылка»: камни здесь такие острые, что протыкают любую подошву.

В этих долинах проживают племена, которые никогда не встречали киапа или туана (так называют представителя администрации по индонезийскую сторону границы), а если и встречали, то случайно. В одной долине жители ведут свободный образ жизни и могут предложить путешественнику своих жен, тогда как в другой вы нанесете смертельное оскорбление, если посмеете дотронуться до соломенной юбочки молодой девушки. В одной долине над мужским домом сооружают прямо-таки фронтоны высотой до 30 метров, а в соседней живут в землянках вместе со свиньями. Все эти племена настолько различны, насколько вообще один человек может отличаться от другого, но всех их роднит одно: с незапамятных времен они боятся воинственных патрулей кукукуку, которые держат в страхе огромный район между рекой Маркам на севере, побережья на юге и далеко в глубь гор на западе.

Путешествовать среди кукукуку нелегко, особенно большую трудность представляет проблема переводчиков, без которых невозможен никакой контакт с представителями местных племен. От хорошего переводчика зависит ваша жизнь. Мне удалось нанять двух; один из них, Джон Маданг, переводил с английского на пиджин, а второй — с пиджина на моту — язык, общий для племен Папуа, который понимают и многие жители горных районов. Среди носильщиков нашелся человек, который может переводить с моту на кукукуку-куск — язык весьма своеобразный: каждая фраза в нем начинается с шепота, а заканчивается рычанием. В этом языке насчитывается не менее полусотни слов для обозначения стрелы и лишь одно, означающее кастрюлю, лохань, сосуд.

Вероятно читателю небезынтересно знать, ношу ли я при себе оружие. Почему я должен думать, что племена кукукуку сделают для меня исключение, если они уже отправили на тот свет такое множество людей? Так вот, сам я оружия не ношу, но один из моих переводчиков имеет в своей поклаже заряженный револьвер. Правда, мы оба надеемся, что нам не придется к нему прибегнуть. Я уже свыше 35 лет путешествую среди разных племен и народов. О некоторых из них говорят как о «враждебно настроенных», но опыт подсказывает: если прийти к ним с дружескими чувствами, дать понять, что не желаешь им ничего плохого, а, напротив, пришел с подарками и поток этих подарков не иссякает, то опасность путешествовать среди них не столь уж и велика. Разумеется, известный риск существует, но, если быть честным до конца, именно этот элемент риска и делает путешествие особенно интересным, а жизнь содержательной и полнокровной! При этом я, конечно, отнюдь не жажду стать вторым Хельмутом Баумом. Сейчас, когда первые проблески рассвета коснулись берегов Реки ужасов, я вполне отдаю себе отчет в том, что река не без оснований получила это имя. Воины кукукуку вряд ли откажутся от искушения расправиться со мной и с моими спутниками, если не найдут достаточно веских оснований, чтобы этого не делать.

Именно эти основания я и должен сейчас им представить. Надо показать, что я в дружбе с духами реки и нападение на нас обречено на неудачу. Солнце отбрасывает длинные блики на траву по ту сторону реки, когда они наконец появляются — один за другим. Их призывный кляч напоминает лай своры легавых собак, ожидающих своей добычи. Вскоре можно разобрать и другой звук в этом хоре: такое впечатление, будто много людей одновременно ударяют указательным пальцем по натянутой резинке. Переводчик указывает мне на стрелков, которые, не переставая куковать, постукивают большим пальцем по тетиве лука. А на другом берегу Реки ужасов стою я с воздетыми к небу руками, стараясь тем самым показать свои мирные намерения.

Словно по команде, грозные воины кидаются в холодную воду и, прыгая с камня на камень, с громкими, воинственными возгласами быстро движутся в нашу сторону. Мне приходит в голову, что, если я когда-нибудь услышу летом в Скандинавии кукование кукушки — если услышу! — то вспомню не мирный северный лес, а клич этого воинственного племени. Какой же ужас должен наводить он на жителей деревень и населенных пунктов от высокогорных долин острова вплоть до побережья Арафурского моря! По преданию, стены Иерихона пали от звука труб; немало селений замирало от ужаса, заслыша страшное кукование, которое сейчас перешло в дикий лай. Мысли моя перенеслись в далекое прошлое. Наши скандинавские пращуры, наверное, не раз подвергались грабительским набегам других племен, когда те похищали женщин или просто стремились утолить жажду крови. Этот отвратительный, нечеловеческий рев! Как тут не вспомнить одного шотландского золотоискателя, который, отправляясь на земли кукукуку, всегда брал с собой волынку: едва раздавалось кукование нападающих, он приказывал своим проводникам стрелять по атакующим, а сам старался заглушить их рев игрой на волынке. Но это его не спасло: он был ранен стрелой в шею и скончался.

Один из воинов — мне удалось разглядеть, что это мальчишка лет четырнадцати, — вырывается вперед. Он несется наперерез бурным потокам воды к противоположному берегу, как раз туда, где находимся мы, и я с изумлением вижу, как он останавливается на большом камне, поднимает лук, натягивает тетиву и целится прямо в меня. Возможно ли это? Неужели он и впрямь осмелится выстрелить в белого человека, в киапа?

Какая чушь! Паренек действует лишь по законам своего племени. Его, видимо, незадолго до этого приняли в мужской дом, но пока еще не считают убийцей людей. А до тех пор пока он не убьет человека, его не будут считать взрослым воином. И сейчас у него появилась такая возможность! К тому же если он меня уложит, то, может быть, и возвысится над другими… Ведь он сразит киапа, белого человека! Разве с этим можно не считаться?

Обо всем этом я успел лихорадочно подумать, бросая свое грузное тело в траву как раз в тот момент, когда мальчишка натянул тетиву. Стрела просвистела в воздухе в полуметре надо мной и вонзилась в дерево позади.

Я растерянно огляделся, не зная, как быть. На помощь пришел переводчик. Он отрицательно покачал головой. Да, сейчас не место и не время прибегать к оружию. Если мы это сделаем, то лишим себя возможности установить контакт с племенем и нам не останется ничего другого, как отправиться в изнурительный поход по скользким тропам через горы назад, к патрульному посту Меньямья.

И переводчик сказал:

— Дай ему пару шоколадок. Ты же киап!

Не успел я встать на ноги, как увидел, что мальчишка вкладывает в тетиву новую стрелу. Я не растерялся и направил на него фотокамеру. Сверкнула вспышка — и нападающие застыли как вкопанные. Воспользовавшись их замешательством, я прыгнул и изо всей силы навалился на своего обидчика. Однако мне не было нужды расправляться с ним: он и без того дрожал от страха. Не знаю, что больше напугало его — нападение белого человека или удивительная молния, которую он на него напустил. С перепугу бедняга свалился в воду. Крики воинов-кукукуку смолкли. Какое-то мгновение слышался лишь шум бурлящей воды — это река с силой обрушивалась на валуны и гальку. Но вот раздался новый звук, так хорошо понятный всем живущим на земле звук, — хохот, который с быстротой молнии прокатился от берега до берега. Я протянул руку, схватил опростоволосившегося молодого воина и вытащил его на сушу.

Так никто и не узнал, что в рюкзаке моего переводчика лежал заряженный револьвер. Но я все же не жалею, что он там был!