Глава 1

Брэк в нерешительности остановился у порога Убежища.

Высокие, ослепительно белые в прозрачном и холодном горном воздухе ворота были широко распахнуты. Стройные шпили Убежища касались стремительно бегущих облаков. Уж больше двадцати лет минуло с тех пор, как Брэк покинул эти края. Он тосковал, мучился одиночеством, но не мог найти в себе силы вернуться. И вот, наконец, решился.

Его ждали. Иначе и быть не могло. Весь этот трудный и долгий переход через горы мог бы осуществиться за несколько часов, попроси он демонов о помощи. Но Брэк пустился в путь пешком, втайне надеясь, что одинокого путешественника они не заметят и не поднимут шум.

Брэк собрался с духом и шагнул под арку ворот — и в этот самый момент на другом конце Прохода появился человек в белой одежде. Высокий, всегда улыбчивый, Джеранденан был здешним привратником, если Брэку не изменяла память, уже лет тысячу. Абсолютно черные глаза харшини влажно блестели — похоже, он был искренне рад видеть пришельца.

Привратник распростер руки.

— Добро пожаловать домой, Брэкандаран.

Брэк смутился.

— Ты еще помнишь меня?

Джеранденан усмехнулся.

— Я помню каждого, кто входит в мои врата, и ты это прекрасно знаешь. А уж тебя я тем более не мог забыть. Проходи, Брэкандаран. Твоя семья ждет тебя. Демоны не заметили тебя, и…

Привратник умолк и, пожав плечами, вновь улыбнулся. Эта безмятежная улыбка понемногу начинала действовать Брэку на нервы — а ведь он едва ступил на порог Убежища.

— А Коранделлен хочет встретиться со мной? — поинтересовался Брэк.

Джеранденан кивнул.

— А ты не рассчитывал?

Не успел Брэк ответить, как, откуда ни возьмись, через звенящий барьер Прохода к нему устремилось несколько серых комков. Демоны! Весело лопоча, они набросились на гостя и облепили его с ног до головы. Брэк покачнулся и едва не упал. Ба, знакомые все лица! Брэк попытался осторожно стряхнуть их и заметил в горластой компании несколько молодых созданий, которых прежде не видал. Зато они знали его. Голос крови был понятнее, чем любые слова.

Джеранденан с улыбкой наблюдал, как Брэк, увешанный демонами, шествует по Проходу.

— Привет! — наперебой вопили маленькие создания, тиская и хлопая его по плечам. — Почему так долго не возвращался? Где тебя носило? — Взволнованный Брэк не отвечал. — Ты можешь отказаться от себя, Брэк, но ты не можешь отречься от собратьев. Они будут рады тебя видеть так же, как и мы.

Брэк нахмурился и отодрал от шеи маленького демона, который душил его в объятиях особенно яростно. Освободившееся местечко молниеносно занял кто-то другой. Брэк сердито спихнул и его.

— Пшел!

Демоны разом осыпались наземь. Физиономии их были обиженными. Брэку стало стыдно, и демоны, кажется, почувствовали это, поскольку тотчас же вновь вскарабкались на него, но на сей раз обнимали его уже не так страстно. Брэк с беспомощным видом повернулся к Джеранденану:

— И ты еще удивляешься, почему я не возвращался больше двадцати лет.

— Ты соскучился по ним, так же как они по тебе, Брэкандаран. — Привратник усмехнулся. — Не сердись — мы все так рады, что ты вернулся.

Освободившись от демонов во второй раз, Брэк обнаружил еще нескольких харшини в белых одеждах, которых привлекла странная суматоха в Проходе. С тех пор как двести лет назад Сестринская община захватила власть, харшини редко покидали Убежище, и теперь магический Проход преодолевали немногие. Башня пребывала вне времени и пространства, в измерении единственном в своем роде, и ее, защищенную столь надежным образом, никто, кроме харшини или тех, кто родился в стенах Убежища, не мог найти.

Любопытных все прибывало. Вскоре к воротам устремилась уже целая процессия, а к хвосту ее торопливо присоединялись все новые и новые зеваки. Это были харшини ти Карн, семейства Брэка, которым демоны на радостях уже успели сообщить о возвращении потерявшегося родича.

Брэк чуть не бросился им навстречу, но, увидев родные лица, замер как вкопанный. Члены семейства всегда относились к нему как к родному, а он так заплатил за их доброту… Стыд, невыносимые угрызения совести — вот что мешало ему вернуться домой.

— Брэкандаран!

Белокурая женщина растолкала толпу и кинулась к нему. Брэка точно ледяной водой окатило.

— Самаранан!

Приблизившись, женщина остановилась и оглядела его с головы до ног.

— А ты похудел.

Брэк ожидал услышать что угодно, только не это. Самаранан произнесла эти слова так просто, что у Брэка немного полегчало на душе. Он улыбнулся:

— Мне приходилось жить на одних… — и умолк, не желая шокировать харшини подробностями своей плотоядной диеты. — Я ел только то, что находил на земле. А путешествие было долгим.

— И кому это было нужно? — сердито сказала Самаранан. — Демоны могли бы донести тебя до дома. Стоило только попросить.

— Мне нравится странствовать.

— А, по-моему, тебе нравится страдать. Но ты все-таки вернулся. Добро пожаловать домой, брат.

И Самаранан крепко обняла его, отчего демоны посыпались в разные стороны. Брэк почти забыл, что харшини великодушны и незлопамятны — они просто не способны гневаться. Его старшую единокровную сестру, казалось, совсем не смущало, что брат двадцать лет не давал о себе знать. И она, похоже, не имела претензий к нему за преступление, послужившее причиной его бегства.

— Пошли, ты должен нанести визит Коранделлену и выразить ему свое уважение. Он уже знает о твоем возвращении.

«Хочешь, не хочешь, а идти придется», — подумал Брэк, но вслух ничего не сказал, а только кивнул. Самаранан взяла его за руку и повела за собой, демоны поскакали следом. Толпа раздалась, уступая дорогу. Харшини улыбались Брэку, приветливо кивали, кое-кто даже касался его запыленной одежды, словно хотел убедиться в его реальности. Брэку очень хотелось быть таким же искренним, но ощущение вины, как всегда, заставляло его чувствовать себя чужаком.

Убежище не походило ни на одно другое место в мире и, на первый взгляд, совсем не изменилось с тех пор, как Брэк в последний раз проходил по его просторным помещениям. Селение харшини располагалось в долине. Башенные туннели уходили в глубь холмов, широкие арки, точно глаза, смотрели вниз, на ложе долины. Воздух был свеж и влажен, ибо неподалеку шумел водопад. Переливающийся всеми цветами радуги поток низвергался с уступа и мчался к озеру на западном краю долины, снабжая по пути водой окрестное население. Осень уже коснулась холмов своей кистью, но здесь, в Убежище, никогда не было ни слишком холодно, ни слишком жарко — бог ветров заботился о благе харшини.

Самаранан вела брата к покоям Коранделлена по длинной мозаичной галерее, и эхо их шагов гулко отдавалось под сводами. Харшини, встречавшиеся по пути, останавливались и приветливо махали руками Брэку. Казалось, его появление разбудило в их душах не боль, а радостные надежды. Такая реакция несколько озадачивала Брэка. Харшини действительно незлопамятны и милосердны — но не до такой же степени. «Впрочем, многие, наверное, и вправду рады меня видеть», — подумал Брэк. Но что-то еще казалось ему странным. Что? Внезапно его осенило.

— А где дети?

— Их нет, Брэк.

— Почему?

Самаранан замедлила шаг и посмотрела на него.

— Убежищу грозит опасность. Путь в реальный мир для нас закрыт. Мы неподвластны времени, но — бесплодны.

— Но вы же не существуете вне времени постоянно. Коранделлен обычно возвращал Убежище назад каждую весну, чтобы дать вам время обзавестись детьми.

Брэк помнил, что каждую весну в течение последних двух веков селение вновь появлялось на своем обычном месте. Это было необходимо, чтобы род харшини не пресекся.

— Нас ищут, брат. Уже почти двадцать лет, — ответила Самаранан. — С тех пор как родилось дитя демона и ты покинул нас, Хафиста ищет харшини. Мы не можем рисковать, Убежище такое заметное — это ж просто маяк для жрецов Кариена. Всякий раз, когда мы возвращались в реальное время, нас ждала смерть, чтобы собрать свою дань. И никакие новорожденные не могли бы заменить тех, кого мы потеряли. — Самаранан внимательно посмотрела на Брэка. — Похоже, ты не можешь понять, почему все так рады тебя видеть. Ты должен выручить из беды дитя демона, а она избавит нас от Хафисты. И мы опять станем свободными.

— Избавит от Хафисты? Ты хочешь сказать, что она должна убить его?

Самаранан нахмурилась.

— Не говори так, Брэк, пожалуйста.

— Отчего же? Ведь это правда.

— Ты знаешь, что я хотела сказать. Но ты только что вернулся и мог бы хоть поначалу вести себя деликатно.

— Прости, — пробормотал Брэк. — Я не хотел говорить о том, что Коранделлен говорил мне, как учили любимого убийцу Зигарнальда.

Самаранан остановилась и посмотрела на брата. Взгляд ее черных глаз мог бы показаться гневным, но она не умела гневаться.

— Замолчи! Нам всем и так нелегко. И не нужно усугублять ситуацию.

— А мне? Мне, думаешь, легко?

Взгляд Самаранан подобрел, и она легонько прикоснулась пальцами к лицу Брэка.

— Прости меня, младший брат. Я иногда забываю поставить себя на твое место.

— Не извиняйся, Сам. Я должен был держать себя в руках. Мне хотелось бы придушить одного-двух богов, но ты в этом не виновата. — Брэк робко улыбнулся. — Обещаю, что, пока я здесь, я буду вести себя как харшини.

Лицо Самаранан просветлело.

— Спасибо, брат.

И они снова двинулись в путь по просторной анфиладе.

Неторопливо шагая, Брэк слушал рассказ Самаранан о семейных событиях, которые можно было пересчитать по пальцам. Рождение ребенка не отмечали уже давно — ровно столько, сколько Убежище пребывало вне реальности. Только демоны, которые легко перемещались из измерения в измерение, имели возможность заводить потомство — но и их понемногу становилось все меньше и меньше по причине долгого отсутствия харшини в реальном мире. Оба рода зависели друг от друга, и демоны не могли поддерживать численный рост своего племени, которому харшини просто не в состоянии были соответствовать. Брэк понимал: если что-то срочно не предпринять, вскоре харшини больше не смогут скрываться. Это затворничество может плохо кончиться. «М-да, проблема, — думал Брэк. — Не было печали, так подай…»

Наконец они дошли до покоев Коранделлена, и высокие двери с витиеватой резьбой распахнулись перед ними. Увидев долгожданных гостей, король радостно заулыбался и распростер руки. Брэк поразился: до чего же дитя демона похоже на него! Коранделлен был высоким, стройным и невероятно красивым — впрочем, как и все харшини. В окружении демонов, которые до поры до времени скрывались за длинными юбками Самаранан, Брэк опустился на колени и склонил голову. Странно, но ему очень хотелось, чтобы Коранделлен благословил его.

— Встань, Брэкандаран. Не ты, а я должен поклониться тебе. Из-за нас ты столько пережил.

— Не смешите меня, — брякнул он, не подумав.

— Брэк! — прошипела Самаранан.

Даже демоны, казалось, ужаснулись его непочтительности. Но король рассмеялся.

— Ох, как мне не хватало тебя, Брэкандаран! Ты как глоток свежего воздуха. Подымайся, подымайся, и давай поговорим как друзья. Самаранан, передай своей семье: пусть готовят пир. Сегодня вечером мы отпразднуем возвращение твоего брата.

— Ну, это лишнее… — начал было Брэк, поднимаясь на ноги. Король сделал вид, что ничего не слышал.

— А теперь оставь нас. Мы с твоим братом должны многое обсудить.

Самаранан сделала грациозный реверанс и вышла из комнаты.

Присмиревшие демоны тихонько последовали за ней. Двери беззвучно затворились. Сразу посерьезнев, король повернулся к Брэку:

— Какие новости ты принес из внешнего мира?

— Ничего такого, что обрадовало бы вас, — ответил Брэк. — Когда я уходил, защитники были в Тестре. Они собирались двигаться на север, чтобы защитить границу от кариенцев.

— Шананара сказала мне, что ты ушел в Хитрию.

— Похоже, я хорошо освоил искусство лицедейства, — ответил Брэк. — Защитникам требовалась помощь, и я должен был помешать им убить дитя демона. Я явился в Кракандар — причем сделал это весьма эффектно — и убедил Дамиана Вулфблэйда заключить с ними союз.

— Наследника Высочайшего Принца? — Коранделлен покачал головой и усмехнулся. — Ты никогда не слушал меня, когда я говорил тебе, что в дела смертных вмешиваться опасно. Но… не исключено, что такой союз поможет достичь мира между Медалоном и Хитрией, поэтому на сей раз я тебя прощаю.

— Вы всегда прощаете меня, ваше величество. Это ваш недостаток.

— Боюсь, у меня их много. А что скажешь новенького о кариенцах?

— Как только до них дойдет весть о смерти посланника, у них появится долгожданный повод для вторжения в Медалон.

— Значит, война неизбежна? — Король выглядел весьма озабоченным.

— Боюсь, что да.

— А что Фардонния? Что делает Габлет? Происходят такие важные события — и он даже не попытался обернуть их себе на пользу? Что-то на него не похоже.

— Хотел бы и я знать, в чем дело, — пожав плечами, ответил Брэк. — Пару лет назад он предпринял попытку примириться с Хитрией. Он послал одну из дочерей к Лернену Вулфблэйду, но я не знаю, что из этого вышло. С Габлетом трудно иметь дело. То он заключает договоры, то разрывает. Может быть, вы пошлете кого-нибудь к его двору — когда все узнают, что харшини живы.

Король покачал головой.

— Я многое поставил на карту, когда послал Шананару к тебе на помощь, ночами не спал — боялся, что Гленанаран с компанией попадут во внешнем мире из-за этого в беду. Верховный Аррион обещала мне, что Лига чародеев защитит наших людей в Гринхарборе, но нас уже не почитают, как раньше. Мы совсем одичали в своем затворничестве и разучились общаться с мирянами. Подозреваю, что помощь Лиги нам дорого обойдется. Кроме того, от Фардоннии до Кариена рукой подать. Я считаю, что нам выгодно сотрудничать с кариенцами, и не хочу давать Габлету заложника.

Коранделлен вышел на балкон и принялся рассматривать широкую, залитую солнцем долину. Это продолжалось довольно долго. Наконец король прервал молчание:

— Я очень рад снова видеть тебя, Брэкандаран. И в то же время боюсь — боюсь последствий, которыми чревато твое появление.

— И какие же это последствия?

Коранделлен опять надолго умолк, а когда заговорил, то сменил тему разговора.

— Дитя демона живо.

— Так Шелтаран исцелил ее? — Брэк с облегчением вздохнул: значит, его путешествие не было напрасным.

— Да… и нет.

Брэк недоуменно посмотрел на короля:

— Как это?

— Когда демоны принесли Р'шейл сюда, ей было очень плохо. Более того, Смерть уже вцепилась в нее и собиралась унести. Шелтаран залечил ее раны, но Смерть не любит, когда ее обманывают — особенно если это делает бог исцеления. Между ними что-то произошло… они не поделили дитя демона.

— Кошмар! И что же, в конце концов, стало с Р'шейл?

— Она жива, но не более того. Смерть держит ее за одну руку, Шелтаран — за другую.

Брэк облокотился на перила балкона.

— Но прошло уже несколько месяцев!

— Вот именно. И теперь, когда ты здесь, нам, быть может, удастся разрешить этот конфликт.

— Вы хотите, чтобы я вмешался в спор между Смертью и богом? Благодарю за доверие, ваше величество, но думаю, что вы сильно переоцениваете силу моего убеждения.

Король повернулся к Брэку. Лицо его было серьезным.

— Я ничего не переоцениваю, Брэкандаран. Чтобы решить эту проблему, нужно сделать выбор. К сожалению, никому из нас это не под силу.

— Выбор? Какой выбор?

— Жизнь за жизнь, — медленно произнес Коранделлен. — Смерть откажется от Р'шейл, если взамен ей предложат другую жизнь.

Брэк на миг зажмурился: слова Коранделлена поразили его как удар молнии.

— Вы хотите, чтобы это сделал я?

— Мне трудно просить тебя об этом, Брэкандаран, но иного выхода у меня нет. Я не могу сделать это сам — ни при каких обстоятельствах. Ты единственный, кто может принять решение.

— Потому что во мне течет человеческая кровь, и я не принадлежу к роду харшини. — Брэк помрачнел. — Значит, так. Я отыщу какого-то одинокого больного человека. Смерть будет довольна.

Коранделлен побледнел от такого цинизма.

— Не так все просто. Смерть требует равноценную душу.

— Тогда я постараюсь найти самое непотребное отродье. Так даже лучше.

— Равноценную, Брэкандаран. Со Смертью не торгуются. Ей нужен тот, кто дорог нам так же, как дитя демона.

— У меня есть время на этот дурацкий торг или несчастная жертва упадет замертво в тот миг, когда я назову ее имя?

Коранделлен в отчаянии покачал головой.

— Не понимаю, как ты можешь шутить, Брэкандаран.

— А я не шучу. Я могу принять такое решение, Коранделлен, но это нелегко. Так что вопрос мой вполне уместен.

— Но я не могу на него ответить. Ты должен спросить саму Смерть. Я уверен, она все рассудит.

— О, вы так думаете?

— Прошу тебя, Брэкандаран. С таким настроением даже не думай приближаться к Смерти.

Раса харшини служила своеобразным мостом между богами и смертными, и этот мост держал на своих плечах именно Коранделлен. Брэк сочувствовал королю, очутившемуся в столь сложном положении, но тащить эту ношу вместо него не хотел.

— Не волнуйтесь. Даже я не так глуп. Можно мне увидеть Р'шейл?

— Конечно.

Король вымученно улыбнулся и положил руку своему гостю на плечо.

— Ты хорошо сделал, что нашел ее, Брэк. Я знаю, тебя мучают угрызения совести, с которыми трудно жить, но, в конце концов, если повезет, Р'шейл освободит харшини. Ты поможешь ей спасти твой народ.

— Всех, кроме одного, — угрюмо промолвил Брэк.

Р'шейл ти Ортин — дитя демона, из-за которого Брэку пришлось вынести столько мучений, — обитала в комнате рядом с покоями Коранделлена. Просторное помещение было наполнено цветами и ароматическими свечами, чтобы хоть как-то скрасить положение той, за чью жизнь шла жестокая непрестанная битва. Рядом с кроватью сидели две харшини и наблюдали за дыханием больной. Увидев вошедшего, они молча встали, поклонились и исчезли. Брэк успел заметить радость в их черных глазах, и ему стало не по себе.

Р'шейл лежала на накрахмаленных белых простынях, накрытая светло-голубой мантией. Ее кудри цвета меди, заботливо повязанные лентой, рассыпались по подушке. На первый взгляд, девушка была цела и невредима. И неестественно прекрасна, как все харшини. Дыхание ее было ровным, но редким. Рассмотрев больную с ног до головы, Брэк повернулся к Коранделлену:

— Вы с ней еще не говорили?

— С тех пор как ее принесли сюда, она ни разу не приходила в сознание. Но как только… решение будет принято, Смерть отпустит ее.

Прежде чем ответить, Брэк тщательно взвесил каждое слово.

— Коранделлен, а вы подумали о том, что, может быть, лучше все-таки отдать ее Смерти?

Король вздрогнул, как от удара.

— Конечно, нет! Зачем об этом думать?

— Она похожа на харшини, ваше величество, но эта девушка не такая, какой кажется. Ее вырастила Сестринская община. Она избалована, хитра и может быть абсолютно безжалостной, если захочет. И это только цветочки.

— Если Хафиста одержит верх, харшини погибнут.

— А вы уверены, что этого не случится, если она выживет? Вы не знаете ее так, как я. Поверьте мне, она не из тех, кто спасает народы.

— Она тебе не нравится?

— Я ей не доверяю, — уточнил Брэк.

Король некоторое время разглядывал Р'шейл и, наконец, посмотрел на Брэка. Его лицо казалось озабоченным.

— Как бы там ни было, я не дам ей умереть. Мы не доживем до того времени, когда другое дитя демона достигнет зрелости, даже если оно родится завтра. У меня нет выбора.

— В таком случае да помогут нам всем боги, — прошептал Брэк.

 

Глава 2

В это утро ее высочество принцесса Адрина Фардоннская прихорашивалась особенно старательно. Полностью скрыть синяк под глазом так и не удалось, остальные следы «сладкой жизни» исчезли под густым слоем пудры и румян. Рабы, нервно суетившиеся вокруг, были в равной степени насторожены как отвратительным настроением госпожи, так и неопределенностью своего ближайшего будущего. Принцесса и раньше делала все возможное, чтобы навлечь на себя гнев короля, но выходка прошлой ночью была чем-то особенным — даже для Адрины.

— Кто-нибудь видел Тристана? — сердито спросила она и оттолкнула юную темноволосую рабыню, которая трясущимися пальцами пыталась прикрепить драгоценные заколки к прозрачной вуали на ее голове.

— Нет, ваше высочество, — спокойно ответила Тамилан и твердой рукой пришпилила заколки.

Адрина взвизгнула.

— Осторожнее! Где же он, во имя семи преисподен? Будь я проклята, если возьму всю вину на себя.

— По-моему, в последний раз Тристана видели, когда он торопливо шел к Южным воротам, ваше высочество, — сказала рабыня, с трудом скрывая ухмылку.

Адрина посмотрела на нее в зеркало. Тамилан была ее постоянной наперсницей с детства и имела плохую привычку забывать свое место.

— Полагаю, что вашему брату безумно хочется вернуть свой полк на переправу Лендера.

— Трус, — прошептала Адрина. — Погоди, доберусь я до тебя… Она оттолкнула Тамилан, встала и посмотрела на свое отражение.

Что ж, все, что можно было сделать, сделано. Ее юбка была зеленой — любимый цвет Габлета, а темно-изумрудные тени на веках выгодно подчеркивали зеленые глаза даже с неприличным синяком. Лиф, по тону несколько светлее, украшали отборные жемчужины — точно такая же, только гораздо крупнее, сидела в выставленном на всеобщее обозрение пупке. В схватке с растрепанными волосами победили волосы, единственное, чего удалось добиться, так это избавиться от кислого запаха медового напитка — недаром на голову было вылито полфлакона духов. Адрина нервно оправила юбку и повернулась к Тамилан:

— Как я выгляжу?

— Как всегда, великолепно, ваше высочество, — польстила ей рабыня. — Я уверена, что король будет сражен вашей ослепительной красотой и простит вам то, что прошлой ночью вы протаранили главную пристань его флагманским кораблем.

— Тамилан, я говорила тебе, что терпение мое небезгранично? Она не была настроена выслушивать остроты Тамилан. Она вообще не была настроена слушать что бы то ни было. Ей хотелось забраться в постель под одеяло и лежать там до тех пор, пока отец не забудет о ней.

— Вы уже целый час этого не говорили, ваше высочество. Стук в дверь спас Тамилан от хорошей трепки. Гретта, та самая рабыня, что неудачно пыталась прикрепить вуаль, бросилась открывать. В комнату вошел Лектер Турон, королевский гофмейстер, и, не обращая внимания на согнувшуюся в поклоне рабыню, вперевалку зашагал к принцессе. Подойдя, он вытер вечно потную лысину и поклонился Адрине.

— Король ожидает вас, ваше высочество, — объявил евнух визгливым голоском. — Я пришел, чтобы сопровождать вас.

— Я знаю дорогу, Турон. И мне совершенно не нужна такая противная жаба, как ты.

— Ваше высочество, я не солгу, если скажу, что никогда не выпрашивал для себя эту почетную обязанность.

Он уже млел от удовольствия в предвкушении объяснения принцессы с отцом. Адрина решила не удостаивать его ответом. Шурша изумрудными юбками, она быстро прошла мимо гофмейстера и, высокомерно вскинув подбородок, зашагала по коридору. Это было ошибкой. Похмелье, которого она старалась не замечать, свирепо воспротивилось столь внезапному движению и тут же дало о себе знать жестокой болью в висках. Она шла, намеренно размашисто шагая, поскольку знала, что коротконогому маленькому евнуху приходится бежать за ней вприпрыжку. Это была мелочная месть, но он ее заслужил. Издали завидев принцессу, шествующую по черно-белым мраморным плитам коридора Летнего дворца, слуги и рабыни поспешно разбегались кто куда.

Путь до приемной короля занял минут двадцать, и, стараясь поспеть за принцессой, Турон совсем выбился из сил и запыхался. В гигантской приемной роились и жужжали многочисленные визитеры. Высокие пальмы в горшках были густо облеплены лордами и леди, увешанными драгоценностями. Как только принцесса переступила порог, все как по команде уставились на нее — кто с усмешкой, кто с плохо скрываемым гневом. Даже рабы с большими опахалами, без толку гонявшие по залу горячий влажный воздух, с любопытством смотрели на Адрину.

Принцесса с решительным видом приблизилась к сандаловым дверям отцовского кабинета, украшенным богатой резьбой. Стражники тотчас же распахнули перед ней обе створки. Турон попытался было обогнать Адрину, чтобы, как положено по протоколу, объявить королю о прибытии принцессы, но не успел. Быстро войдя в кабинет, она щелкнула пальцами и через мгновение с удовлетворением услышала возмущенный визг Турона, перед самым носом которого послушные стражники захлопнули двери.

Габлет поднял голову и, увидев дочь, нехорошо улыбнулся. Это был дурной знак. Обычно, гневаясь, король впадал в приступ бешенства, который заканчивался так же неожиданно, как начинался. Но на сей раз он пребывал за пределами гнева, в состоянии тихой ярости, что внешне никак не проявлялось.

Только однажды Адрина видела его таким — в тот раз, когда ее незаконнорожденные братья Тристан и Гаффен украли из храма статую Желанны, богини плодородия, и затащили ее на крышу самого злачного борделя в Талабаре. Узнав об этой выходке сыновей, отец так разошелся, что Адрина всерьез испугалась, как бы он обоих не убил. Габлет был хитрым, коварным и своенравным, но очень набожным. Он отчаянно хотел иметь законного сына и боялся, что в наказание за проказы низкорожденных сыновей Желанна сделает его импотентом. Зря боялся. С тех пор Габлет произвел на свет еще полдюжины детей, хотя по-прежнему не обзавелся законным наследником. Может, именно в этом и была месть Желанны?

— Адрина… — произнес Габлет с нехорошей улыбкой.

— Папочка…

— Не называйте меня папочкой, юная леди. Все было гораздо хуже, чем она думала.

— Я могу объяснить…

— Да?! — грозно вопросил Габлет, хватая с украшенного позолотой стола пергаментный свиток. — Ты можешь объяснить?!

Солнечный свет лился в комнату из высоких окон и, отраженный позолотой, больно бил в глаза. В кабинете было только одно кресло, на котором восседал король, и Адрине ничего не оставалось, как стоять перед ним, словно провинившаяся рабыня, и, потупив очи долу, пялиться в пол.

— Что именно ты можешь объяснить, моя дорогая? Как ты объяснишь этот счет от лорда Хергелата на семьсот золотых лукатов? Оказывается, ты потопила его яхту. А это? — Король выхватил из кучи свитков на столе еще один. — Лорд Брендл заявляет, что ты пустила на дно его каботажное судно, и требует за него двенадцать сотен лукатов. И конечно, леди Прелтон хочет получить компенсацию, потому как судно Брендла везло груз ее марочных вин, который теперь покоится на дне гавани и, как я понимаю, радует рыб. Стоит ли говорить о такой мелочи, как двадцать восемь раненых рабов, сидевших на веслах «Покорителя волн» в тот момент, когда ты протаранила пристань! Капитан Вендель оценил ущерб, нанесенный «Покорителю волн», в сумму от пяти до шести тысяч лукатов. — Он бросил счета на стол. — Что касается пристани, то инженерам потребуется больше недели на составление плана ремонтных работ. И быть может, им удастся вытащить «Покорителя волн» из-под опор и отвести подальше, не разбирая на части. Но купеческие гильдии уже заявили, что не будут пользоваться основным причалом. Ты понимаешь, что это значит?

Габлет говорил все громче и громче, пока, наконец, не сорвался на крик. Адрина съежилась — впрочем, скорее от похмельной головной боли, чем от страха перед отцом.

— Но, папочка…

— Повеселились! — загрохотал король.

— Это был пир в честь Каэларна, папочка. Мы просто хотели развлечься!

— Должен сказать тебе, Адрина, что это было роковое веселье. Я уж не говорю о том, что ты разорила меня!

Он явно преувеличивал. Даже столь огромная плата за ее проделки не могла оставить заметной бреши в бюджете Габлета.

— Я не разорила вас, отец! Так что не надо…

— Как будто у меня и без этого мало забот! Проклятые хитрианцы вступают в союз с Медалоном. Мои переговоры с кронпринцем Кариена вот-вот сорвутся…

«Зачем он врет?» — с неприязнью подумала Адрина. Кариенцы хотели получить у Габлета пушки и доступ в Фардоннский залив через порт в Соландской бухте, которую контролировал ее отец. Они уже сошлись в цене, а Габлету все мало.

Неожиданный союз Хитрии и Медалона и намечавшееся вторжение кариенцев, которые желали отомстить Медалону за смерть их посланника, сулили новые барыши, и мысль об этом радовала Габлета невероятно. Кариенская армия была огромной, и даже при поддержке кракандарского военлорда защитники намного уступали ей в численности. Если Кариен получит, как обещано, новое оружие из Фардоннии — Адрина сомневалась, что отец действительно намеревался продавать свои пушки, — то он будет непобедим. А у Габлета появятся две неслыханно благоприятные возможности. Во-первых, можно будет требовать у кариенцев любое количество леса для постройки новых кораблей, а во-вторых, пока кариенцы будут хозяйничать в Медалоне, Хитрия останется незащищенной вдоль всей северной границы, как на ладони, — хотите, берите.

Медалон Габлета не интересовал, а вот перспектива нападения на Хитрию была очень заманчива. Истоки вражды между Фардоннией и Хитрией терялись в глубокой древности, но в последние годы положение усугубилось еще и тем, что большая часть огромного флота Фардоннии принялась за пиратство и купцы богатой Хитрии стали их любимой добычей.

«Эта последняя опрометчивая сделка с кариенцами была обречена на неудачу», — думала Адрина. Никакое количество длинных толстых бревен, никакие железная руда и золото — ничто из того, что мог предложить богатый природными запасами Кариен, не могло сделать достойной сделку с племенем безмозглых фанатиков. Хитрианцы могли быть высокомерными и воинственными, их светлейший принц мог быть мерзким старым извращенцем, но, по крайней мере, они верили в тех же богов.

— И теперь благодаря твоей безответственности половина знати Талабара требует твоей головы! С чего ты взяла, что умеешь управлять моим флагманским кораблем?

Адрина уже поняла, что отец ее слушать не будет.

— Я не думала…

— Вот то-то и оно, что не думала! — Габлет откинулся на спинку кресла с таким видом, словно последние слова истощили его окончательно, и, почесав бороду, посмотрел на дочь: — Кто еще участвовал в этом безобразии?

В голове у Адрины мелькнула благородная мысль: надо взять вину на себя, ведь это была ее идея. Мелькнула и исчезла. Судя по всему, отец уже все знает, и вранье может лишь осложнить положение дел.

— Тристан… — страдальчески пробормотала она, хотя жалкий трус не заслуживал никакого сострадания — ведь он ее бросил.

— Еще кто? — безжалостно допытывался Габлет.

— И Кассандра.

— Ах, Кассандра, — повторил Габлет, нехорошо улыбаясь. — А я-то все ждал, когда ж мы услышим о ней.

— Ее не было на борту, когда… когда это случилось, — осторожно добавила Адрина.

Касси была невольной соучастницей этой шалости, и Адрина чувствовала, что обязана защитить младшую сестру.

— Я это учту, — пообещал Габлет. — Тебе известно, где она была?

— Она вернулась во дворец.

Адрина гадала, сделала Касси то, что обещала, или продолжала озорничать в отсутствие старшей сестры.

— Да, Кассандра вернулась во дворец, верно, — подтвердил Габлет. — Но она была так пьяна, что решила проверить, хороший ли любовник ее жених. Она прокралась в его комнату и пыталась соблазнить его, как уличная шлюха. И теперь кариенская делегация грозится отменить помолвку. Как вы могли подложить мне такую свинью?

Эта новость ничуть не удивила Адрину. Кассандра была пылкой молодой девушкой и всю неделю только о том и говорила, что о приезде кариенского принца.

— Касси не хотела ничего плохого…

— Меня не волновало бы это, если бы она выполняла миссию богов! — закричал Габлет. — Кариенцы обиделись. Они думают, что я пытаюсь всучить им потаскуху. Я предложил им самую красивую дочь в качестве невесты, а теперь они считают, что я хотел избавиться от распутной шлюхи! Они собираются отплыть со следующим приливом.

Адрина с недовольным видом посмотрела на отца.

— А чего вы ждали, папенька? Касси не суждено стать невестой кариенского принца. Она не интересуется политикой. Она слишком занята собой. Вам следовало бы подумать об этом, прежде чем устраивать ее судьбу.

— Да? Ты так думаешь?

— Вы не хуже меня знаете, что у Касси могли бы возникнуть серьезные проблемы уже через несколько месяцев после свадьбы с Кратином. Она совершенно не думает о будущем. Я никогда не поверю, что вы вообще рассчитывали на возможность такой помолвки.

— Это правда?

«Нападение — лучшая форма защиты», — подумала Адрина и перешла к нападению:

— Конечно, правда. У женщины, которую вы отправите на север, должна быть голова на плечах. Касси не заключила бы договор о мире, а спровоцировала бы войну.

— Я рад, что ты такая сообразительная, — прищурившись, произнес отец. — Значит, единственный способ исправить положение — предложить в невесты другую мою дочь. Надеюсь, кариенцев устроит такой вариант.

— Так, Лизи у нас милашка, — глубокомысленно заметила Адрина. — Херена, конечно, поумнее будет, но она еще довольно молода…

— Поэтому я предложу им тебя!

— Что?

— Как ты верно заметила, моя умница, у женщины, которую я пошлю к кариенцам, должна быть голова на плечах. Они сейчас очень обижены. Единственный способ загладить вину — предложить им лучшую жемчужину из моей короны: мою старшую законнорожденную дочь.

— Вы не посмеете!

— Посмею! Уже посмел. — Габлет зло усмехнулся. — Я предложил кариенцам новую невесту, и они согласились. К счастью, Кратин видел тебя только раз и не говорил с фардоннцами. Поэтому я надеюсь, что твоя репутация не нарушит договоренности. Вину за инцидент с причалом я возложу на Тристана. — Он хихикнул. — Похоже, они думают, что сначала я предлагал им старшую дочь. Это может оказаться получше, чем мой первоначальный план.

— Вы не можете так обойтись со мной!

— Спорим?

— Я не выйду за него!

— Выйдешь, как миленькая! Ты станешь женой кариенского кронпринца, и пусть он будет счастлив, как свинья в грязной луже.

— Я отказываюсь!

— Как хочешь, — сказал отец, и голос его стал подозрительно невозмутимым. — В таком случае мне придется удержать стоимость твоей шалости из твоего же содержания. И я обязательно позабочусь о том, чтобы твоего братца понизили в звании до рядового пехотинца и перевели на восточные рубежи, где он вскоре погибнет в стычке с бандитами в Восточных горах. Впрочем, если ты согласишься выйти замуж за Кратина, я мог бы приписать его к полку, который отправлю с тобой на север к королю Ясноффу. И до тех пор, пока я не приду в себя, пусть не мельтешит у меня перед носом.

— Но это шантаж!

Габлет блаженно вздохнул.

— Конечно!

— Папенька… — взмолилась Адрина, все еще надеясь смягчить сердце.

Габлет был негодяем, но он любил своих детей — каждого из тридцати семи. И законные дочери, и сыновья, рожденные фаворитками, были ему одинаково дороги.

— Вы же не хотите отправить меня…

— Я не могу держать тебя при себе, — оборвал ее Габлет. — Если бы я не любил тебя больше жизни, то давно отлупил бы хлыстом.

— Лучше отлупите, но не выдавайте за этого набожного идиота! — Внутри у Адрины все клокотало, но она пересилила себя и умильно улыбнулась отцу: — Простите меня, папенька. Обещаю никогда больше…

— Обещаешь? Ха! — фыркнул Габлет. — Сколько раз ты обещала мне, что выйдешь замуж? А сама отказываешь каждому, кого я подыщу!

— А чего ж вы хотели? Вы предлагаете мне то придурковатых подростков, то лысых старикашек!

— Это отговорки! — возразил отец и тяжело вздохнул. Где же он ошибся? — Разве я не шел у тебя на поводу, Адрина? Разве не потакал каждому твоему капризу?

— Да, но…

— Все, хватит, никаких «но», — отрезал Габлет. — На сей раз ты зашла слишком далеко. И можешь искупить свою вину только в том случае, если сделаешь то, что я хочу. А я хочу, чтобы ты вышла замуж за принца Кариена.

— Но он же совсем ребенок…

— Ему двадцать три года, — возразил Габлет. — А в двадцать семь ты станешь старой девой! Так что скажи спасибо своей симпатичной мордашке, иначе я бы даже не надеялся пристроить тебя замуж.

— Папенька!

— Уймись, Адрина. Со мной твои штучки не пройдут. Тебе придется выйти замуж за принца Кариена, и это мое последнее слово! Они уедут через несколько дней, так что иди-ка ты собирай вещи.

Если игра на родственных чувствах не возымела действия, оставалось воззвать к отцу как к государственному деятелю.

— Я не могу согласиться на брак. Это слишком опасно.

— Что за чепуха! Почему?

— А вдруг я рожу сына? Тогда кариенцы потребуют, чтобы вы назвали его своим наследником.

— Ерунда! У меня много сыновей. И мне совершенно не нужен твой выродок.

— Они внебрачные, отец.

— Ну, так я официально признаю одного из них!

— Кого же?

— Того, кого выберу! — рявкнул Габлет. — Все, хватит препираться! Ты выйдешь замуж за Кратина. Я сказал!

Адрина хмуро посмотрела на отца.

— Клянусь, я все равно откручусь от свадьбы. Я не собираюсь всю жизнь пресмыкаться перед этим противным кариенским червяком.

— Ничего, стерпится — слюбится. А сейчас иди и собирай свое приданое!

Адрина повернулась на каблуках и, кипя от гнева, выскочила из кабинета. Выйдя в приемную, она увидела Лектера Турона, и вдруг ее осенило: так вот кто вбил отцу в голову эту абсурдную идею о свадьбе с принцем Кариена. «Клянусь, эта жаба мне за все заплатит!»

Ну а что касается юного кариенского принца, то он долго будет вспоминать тот день, когда ступил на землю Фардоннии.

 

Глава 3

— Как восприняла новость принцесса? — осторожно спросил Лектер, проскользнув в дверь.

Габлет глянул на евнуха.

— Естественно, в штыки. Она страшно рассердилась.

— Рано или поздно она смирится.

— Вряд ли, — проворчал король и, вскочив с кресла, подошел к окну.

Густой сад пламенел осенними красками. Издалека доносились крики детей, игравших у фонтана в центральном дворе. Услышав их, Габлет оттаял. Что происходит? Почему собственные дети нравились ему только маленькими? Взрослея, они учились интриговать, становились алчными. А сколько с ними проблем! Сплошная головная боль. То ли дело малыши — ах, это истинная радость в жизни. Король обожал Адрину, когда ей было десять. А сейчас… сейчас почти боялся ее.

— Осмелюсь предложить, ваше величество, приставить к принцессе охрану. На тот случай, если она позволит себе ослушаться вас.

— Не ослушается, — ответил Габлет. — Она быстро усвоит, что рано или поздно станет кариенской королевой. Адрина не глупа, Лектер. Она исполнит то, что я хочу, но не для того, чтобы сделать мне приятное. Она поступит так, потому что сама этого хочет.

— Надеюсь, ваше доверие к ней обоснованно, ваше величество.

— Доверие здесь ни при чем. Она давно мечтает покинуть дворец, а я только что предложил ей корону.

— Не воспользуется ли она ею вам во зло? — закинул удочку Лектер.

— Ха! Адрина? И этот слабоумный кариенский принц? Я так не думаю. Адрина еще так-сяк, но Кратин… это же медуза! Ты видел, на что они согласились? Знаешь, сколько леса они готовы отдать за доступ в Соландскую бухту и залив? Они идиоты!

— Вы контролируете единственный путь к их самой главной святыне, ваше величество, не говоря уже о морских торговых путях. Вы не оставили им выбора.

— Им понадобился секрет моих пушек, — добавил Габлет. — Им нужно больше, чем торговые пути и доступ к этому жалкому островку Сларн. Интересно, какому богу пришло в голову поселиться на этом куске скалы?

— Этот бог потребует, чтобы ваша дочь поклонялась ему. Ваши внуки будут последователями Хафисты.

— Адрина говорила мне о том же, — задумчиво произнес король, возвращаясь к столу. — Странно, что вы оба так думаете. Однако Ларисса должна разродиться на днях. Она родит мне сына, и тогда мне будет все равно, сколько кариенских выродков произведет на свет Адрина.

— Так точно, ваше величество.

Было ясно, что Лектер сомневался в таком исходе, впрочем, как все остальные. Но Желанна не могла мучить Габлета бесконечно. Ларисса, его восьмая жена, уже доказала, что может рожать, и еще до брака произвела на свет двух здоровых сыновей. Габлет решил не брать в жены тех, кто не может рожать сыновей, и теперь надеялся, что Ларисса не подведет его и на сей раз. Думая об этом, он забыл про Адрину. Законный сын. Только его рождение сделает Габлета по-настоящему счастливым.

Нельзя сказать, что Габлет не любил своих внебрачных сыновей. Наоборот, он обожал их. Но официальное признание одного из них создаст кучу проблем. Мало кому известный закон гласил: трон может занять сын, рожденный в официальном браке, в противном случае корона перейдет к Хитрии, в соответствии с полузабытым соглашением двенадцативековой давности, которое Габлет пытался обойти уже тридцать лет. Да он скорее бросится на ржавый клинок, чем позволит этому случиться. Единственным выходом из положения в отсутствие законного наследника могло стать объявление таковым одного из внебрачных сыновей. Но, не избавившись от хитрианских претендентов на престол, Габлет не мог этого сделать. И для надежности намеревался лично проконтролировать процесс избавления, после того как его войска пересекут границы Хитрии. Вот тогда, если Ларисса не родит ему сына, он официально признает одного из побочных сыновей. Скорей всего, Тристана — и не только потому, что он старший. Тристан — яркая личность, красавец и вряд ли станет подчиняться Адрине. Хотя после вчерашних событий король в этом уже не был уверен. Наверное, не стоило спешить с обещанием послать Тристана на север вместе с Адриной…

Габлет вздохнул. Впрочем, все это так, на всякий случай. Ларисса должна — должна! — родить ему сына. Адрина уберется с глаз долой, уедет в Кариен, и у Габлета одной заботой станет меньше. Пусть поиграет в королеву северной страны. Он получал их лес, железную руду и золото. Взамен они получили его дочь-скандалистку и обещание, которое он не собирался исполнять.

В общем и целом это хорошая сделка, решил Габлет, взглянув на кучу счетов, полученных по милости Адрины.

— Как чувствовали себя утром наши кариенские гости? — спросил он, сдвинув кучу свитков на край позолоченного стола. — Они довольны?

— Принц с удовлетворением принял ваше щедрое предложение.

— Ну, так пусть радуется!

— Я заметил, — продолжал Лектер, предупредительно выгнув бровь, — что кариенцы проявили необычайный интерес к вашему пожеланию отправить с Адриной полк в качестве личной охраны.

— Статус телохранителей должен гарантировать им безопасность. Она права в одном. Я никогда не рискнул бы послать их вместе с Кассандрой.

— Если бы я осмелился высказать свое мнение, ваше величество, то усомнился бы в целесообразности отправки на север воинского подразделения.

— Что ты хочешь сказать? Если я отошлю дочь в Кариен без сопровождения, соответствующего ее положению, могут заподозрить неладное.

— Согласен, ваше величество, но мною получено несколько посланий о том, что харшини вернулись. Об этом сообщают из Лиги чародеев, что в Гринхарборе, — их видели даже в медалонской Тестре.

— Ну и что? Какое отношение это имеет к нам?

— Кариенцы стремятся уничтожить харшини, ваше величество. Брак вашей дочери с кронпринцем и отбытие ее на север с вашими солдатами могут быть… неверно истолкованы.

— Ты хочешь сказать, что я могу обидеть харшини? — Габлет почесал бороду и опустился в кресло. — Если харшини вернулись, Лектер, — в чем я сильно сомневаюсь, — то почему не появились здесь? Я король Фардоннии! Если бы они вернулись, то тут же отправили бы своего посланника ко мне во дворец. А вместо этого я слышу от тебя неизвестно откуда взявшиеся байки о харшини в Хитрии. Я преданно служу богам. Зачем же им было посылать своих людей к этому дегенерату в Гринхарбор, когда они могли отправить их сюда?

— Его высочество принц Лернен всегда щедро жертвовал на поддержку Лиги чародеев и храмов.

— Лернен никому не жертвовал, кроме себя, — фыркнул Габлет. — Если бы харшини вернулись, я бы знал об этом. Они погибли и исчезли, Лектер, поэтому нам придется обходиться без них, как мы это делали последние двести лет.

— Так точно, ваше величество.

Лектер опять выгнул бровь и недовольно поморщился. В такие дни, как этот, он злился на Габлета. Необходимость угодничать и пресмыкаться порой приводила его в отчаяние, но он обладал острым политическим умом и был начисто лишен совести, что и ценил в нем Габлет. Лектер был прекрасным царедворцем, хотя и немного назойливым.

— Что еще, Лектер? По-моему, ты чем-то встревожен.

— Небольшое дельце, ваше величество. Даже не знаю, стоит ли предлагать его вашему вниманию.

— Говори же, Лектер! Сегодня у меня нет времени на твои ужимки. Сюда в любой момент может зайти Кратин.

— Это только слухи, ваше величество. Они касаются Медалона. Про дитя демона.

— То самое легендарное получеловеческое дитя Лорандранека? Эти слухи ходят с тех пор, как харшини исчезли. Неужели ты им веришь?

— Я ни во что не верю, ваше величество, пока не проверю. И мне кажется, что эти слухи следует проверить самым тщательным образом. Я бы направил…

— Нет, — оборвал его Габлет. — Я не позволю тебе тратить время и деньги на проверку небылиц. Харшини вымерли, и никакое сказочное дитя демона не существует! Мне бы хотелось, чтобы ты проводил время с пользой. Например, узнал, почему его высочество принц Хитрии послал своего племянника в Медалон сражаться вместе с защитниками.

— Если верить моим источникам, влияние Лернена на племянника ничтожно. Я вообще сомневаюсь, что это он послал его.

— Тогда узнай, почему молодой Вулфблэйд отправился на север. Я должен беспрепятственно войти в Хитрию, Лектер. И мне не нужно, чтобы батальон защитников наступал мне на пятки. Вулфблэйд должен умереть.

— Кариенцы не дадут защитникам наступать вам на пятки, ваше величество, и я уверен, что они сумеют одолеть хитрианского принца. Иначе зачем нам поддерживать их притязания на Медалон?

— Надеюсь, ты прав, Лектер. Я очень — слышишь? — очень огорчусь, если ты ошибся!

Не успел Лектер придумать очередной подобострастный ответ, как двери распахнулись и на пороге появился принц Кариена в сопровождении свиты. Габлет поприветствовал гостей и приказал стражникам принести кресла. Лектер низко поклонился и, пятясь задом, покинул кабинет. Король и его посетители остались одни.

 

Глава 4

Появление Адрины в приемной привлекло внимание всех присутствующих. Завидев принцессу из другого конца зала, молодой принц с недоуменным видом направился к ней. Следом хвостом потянулась его свита.

Адрина видела принца только раз — во время бала, данного в честь прибытия высоких гостей неделю назад, но этого ей хватило с лихвой. Всякий раз, наткнувшись любопытным взглядом на обнаженную талию фардоннской женщины, Кратин заливался жгучим румянцем. Ну а поскольку дам, одетых весьма откровенно, на балу было более двухсот, к концу вечера принца едва не хватил удар. Внезапно Адрине захотелось прямо здесь, не сходя с места, выкинуть нечто непозволительное, чтобы кариенцы сами отказались от такой невесты. Но она вспомнила, как многозначительно посмотрел на нее толстяк Турон перед тем, как войти к королю, и отказалась от этой мысли. Турон все предусмотрел. Ничего, она придумает что-нибудь получше.

Глядя на приближающегося Кратина, она стояла и ждала. Долговязый, унылый и неинтересный, он совершенно не нравился Адрине. Немного выше ее самой, обычный шатен, глаза цвета высохшего ила — ничего особенного. «Надеюсь, он хотя бы образован, — подумала принцесса. — По крайней мере, знает, что за столом нельзя чавкать».

— Приветствую вас, принц Кратин, — произнесла она, протягивая руку.

Поступок принцессы поверг в замешательство старика, стоявшего справа от Кратина: она подала его господину руку, как равному! Но жених, поглощенный созерцанием жемчужины в пупке девушки, ничего не заметил.

— Отец только что сообщил мне, что нам с вами предстоит пожениться.

Кратин отпустил ее руку, поднял голову и взглянул на Адрину. Некоторое время он молча и с любопытством смотрел в ее зеленые глаза и, наконец, кивнул, как показалось ей, со страдальческим видом.

— Кариен будет рад приветствовать любимую дочь Фардоннии, ваше высочество, — уныло пробормотал он себе под нос по-кариенски. — Мы надеемся, что наступит новая эра процветания и дружбы между нашими двумя великими народами.

Кто-то из присутствующих хихикнул. Адрина внимательно посмотрела на Кратина: интересно, он действительно такой глупый, каким кажется?

— Я надеюсь послужить на благо Фардоннии и Кариена, ваше высочество, — учтиво ответила она на кариенском языке с заметным акцентом.

Это была игра для двоих, и под настроение Адрина могла играть в нее бесконечно, произнося избитые фразы на всех известных ей языках.

— А теперь прошу простить меня: я должна уйти, чтобы подготовиться к путешествию.

Кратин сделал шаг назад, свита расступилась, и по образовавшемуся проходу Адрина царственной походкой двинулась к выходу. Пока она не нашла способ избавиться от навязанного замужества, придется плясать под чужую дудку.

Ну что ж, встреча с кариенским принцем прошла не так уж плохо. «Кариенцы усвоили, что она собирается вести себя с принцем на равных, и теперь, похоже, озадачены», — с удовольствием думала Адрина. Однако и Кратин не воодушевлен перспективой жениться — это ясно как день. Быть может, он не приветствует брак с чужестранкой, а может, умнее, чем кажется, и понимает, что доверять будущему тестю нельзя. Погруженная в свои мысли, у дверей она едва не налетела на Тристана, шедшего навстречу с виноватым видом. Видя, что сестра даже не замедлила шаг, он безропотно зашагал рядом.

— Я слышала, что ты убежал, как побитая собака, поджав хвост, — раздраженно произнесла Адрина.

Тристан был моложе на два дня, и еще час назад она считала его лучшим другом. Мать Тристана была хитрианской придворной дамой, одной из фавориток Габлета, которая все еще жила в дворцовом гареме, хотя больше не пользовалась вниманием короля. В юности она была очаровательной, и Тристан унаследовал ее умение нравиться, а также светлые волосы и лучистые глаза. И теперь он попытался употребить свое обаяние в разговоре с сестрой, но не преуспел.

— Разве я мог бы покинуть тебя в трудный час?

— Что-то я не заметила твоей помощи в этот самый час.

— Я был занят, — пожав плечами, ответил он и виновато улыбнулся.

— Ты знаешь, что он задумал?

Кто такой «он», Тристан понял сразу.

— Выдать тебя за кариенского принца и отправить меня на север в числе твоих сопровождающих.

Адрина с возмущенным видом повернулась к брату:

— Так ты уже все знаешь?

— У Южных ворот мне передали его приказ. Даже чернила еще не высохли. На этот раз ты разозлила его не на шутку, Адрина.

— Ты тоже там был! Я только пыталась причалить на этой дурацкой лодке! И то лишь потому, что ты подначивал меня…

— Во-первых, это был корабль, не лодка, — поправил Тристан. — А во-вторых, было весело.

— Весело? Я должна выйти замуж за этого сопливого маленького святошу.

— В один прекрасный день этот сопливый маленький святоша станет королем Кариена. Здесь тебе ничего такого не светит, Адрина. Ты, конечно, старший законнорожденный ребенок, но Габлет скорее станет безбожником, чем позволит женщине унаследовать фардоннскую корону. Ты всегда знала, что он продаст тебя тому, кто дороже заплатит. По крайней мере, теперь ты можешь стать королевой.

Адрина задумчиво слушала брата, размышляя о том, какие шансы она еще не успела предусмотреть.

— Ну а что ты думаешь о себе? — спросила она. — Он ведь и тебя отсылает на север.

Тристан пожал плечами.

— У меня четырнадцать единокровных братьев, Адрина. Когда Габлет устанет ждать законного сына от одной из жен, здесь начнется веселенькое соревнование за звание любимчика нашего отца. И участвовать в этой кровавой бане — благодарю, слуга покорный.

— Но тогда могут открыться некоторые интересные возможности.

Тристан засмеялся.

— Знаешь, иногда ты жутко похожа на Габлета. Адрина остановилась и посмотрела на брата.

— Что должен делать полк, который направляется на север?

— Он будет гвардией принцессы, — ответил Тристан. — Ты станешь командовать и сможешь делать с ним все, что вздумается.

— А тебя назначат капитаном гвардии? Тристан самодовольно усмехнулся.

— Само собой.

— Отец даст вам с собой несколько пушек?

Тристан тотчас посерьезнел, потом оглянулся и, осмотрев коридор, прошептал:

— Нет, и я не уверен, что кариенцы когда-нибудь увидят артиллерию.

— Но он же обещал им пушки!

— Ты не хуже меня знаешь, чего стоят обещания отца. Он возьмет кариенские золото и лес, с удовольствием спихнет кариенцу свою дочь, чтобы убедить его в своих добрых намерениях, но ни за что не отдаст такое грозное оружие, как пушки. В Талабаре по его приказу всех, кто знает секрет приготовления пороха, взяли под стражу.

— Может, он просто набивает цену?

— Может быть.

— Значит, на север со мной отправится только легкая кавалерия?

Тристан кивнул.

— В основном. А что тебя беспокоит, Адрина?

— Ничего, — ответила она. — Пока ничего. Ты можешь раздобыть поименный список полка до нашего отъезда? Кроме того, я хочу знать, кого именно Габлет взял под стражу.

— Зачем это тебе?

Адрина сделала вид, что не слышала.

— И еще: узнай, почему Кратина так расстраивает мысль о нашей свадьбе.

— Может, он слышал сплетни о тебе? — предположил Тристан. Адрина нахмурилась, но не заглотнула наживку.

— Может быть, однако мне кажется, его беспокоит что-то еще. И я хочу знать, что именно.

— Как прикажете, ваше высочество, — ответил Тристан и отвесил дурашливый поклон.

— Да, и вот еще что, — вспомнила Адрина, уже собравшись было уйти. — В полку умеют говорить по-кариенски?

— Почти все, насколько мне известно, — ответил Тристан.

— Тогда отдай им первый приказ: пусть скрывают это свое знание, — сказала Адрина. — Пусть притворяются тупой солдатней. Я хочу, чтобы кариенцы думали, что солдаты не понимают никаких приказов, кроме моих. В том числе ты! Если мне предстоит пройти через это, я хочу сделать все по своим правилам.

Тристан сдержал обещание, и к вечеру Адрина получила два списка: в одном были имена солдат, зачисленных в полк, в другом значились горожане, которых Габлет велел стеречь перед прибытием кариенского принца, дабы секрет изготовления пороха не попал в чужие руки. Принцесса внимательно изучила оба. Имена тех, кто был перечислен в первом, по большей части ничего ей не говорили. Она не общалась с военными, которые дружили с Тристаном, хотя несколько имен слышала при дворе короля. Второй список оказался интереснее. Адрина изучала его особенно внимательно и радовалась, когда встречала знакомое имя.

Остаток дня Адрина провела в хлопотах: по ее приказу рабыни вываливали на пол содержимое платяных шкафов, и принцесса придирчиво отбирала наряды, которые надо было взять с собой. В конце концов, когда весь пол был устлан забракованной одеждой, а измученные рабыни обезумели вконец, она заявила, что надеть ей нечего, поскольку ни одно платье не соответствует ее будущему высокому положению. После чего немедленно впала в истерику, что вызвало во дворце всеобщую беготню и суматоху, и бесновалась до тех пор, пока задерганный Габлет не пообещал ей вызвать королевского портного, который сошьет все, что ее душа желает.

На следующее утро во дворец прибыл Мергон, королевский портной. Нервно теребя образчики тканей, он явился в покои принцессы — и тут же был выставлен вон. Адрина заявила, что ей нужен некто Джепинель, поскольку это единственный в Талабаре портной, которому можно доверить столь важное дело, и никто другой этого не достоин. И она снова ударилась в истерику — на сей раз для того, чтобы придать вес своим словам, — затем уселась на пол и стала ждать.

Ждать пришлось недолго. Не прошло и часа, как все тот же Мергон в сопровождении Лектера Турона явился в будуар принцессы. Адрина, будучи в дезабилье, тем не менее милостиво удостоила их аудиенции.

— Где Джепинель?

— Он не может прибыть, ваше высочество. Ваш отец, его величество король…

— Я знаю, кто мой отец, Турон. Ближе к делу!

— Мергон очень-очень хороший портной, ваше высочество.

— Мергону только мешки из рогожи шить, — фыркнула Адрина. — Мой отец сказал, что я могу выбрать любого портного… Я хочу Джепинеля!

— Джепинель не настоящий портной, ваше высочество. Он хватается за все, но ничего не умеет. Я слышал, что он называет себя алхимиком. Я не понимаю, почему…

— А тебе и не нужно ничего понимать, Турон. Приведи ко мне Джепинеля, или я выйду к званому ужину голой. Посмотрим, что скажет его высочество кронпринц Кариена!

Лектер Турон чуть не лопнул от злости, а Адрина торжествовала — она одержала победу.

Солнце уже клонилось к закату, когда в покоях принцессы появился бледный и испуганный Джепинель. Похоже, его чрезвычайно поразил тот факт, что принцесса Адрина не только слышала о нем, но и выразила желание, чтобы он составил ее гардероб. Адрина выгнала рабынь за дверь и осталась с портным наедине.

— Ваше высочество! — воскликнул Джепинель и бухнулся ей в ноги.

— Встань! У меня мало времени.

Джепинель — маленький, косой как заяц, тщедушный человечек — поднялся на ноги, умудрившись при этом отвесить с полдюжины поклонов.

— Вы оказали мне честь, ваше высочество. Я сделаю вам такие платья, которым позавидуют боги. Я создам…

— Заткнись, идиот! Я не стала бы носить твои платья даже под страхом смерти.

— Но как же так, ваше высочество… Гофмейстер Турон сказал…

— У меня столько нарядов, что я могу зарыть в них отцовский флагманский корабль. — Если учесть известные обстоятельства, это сравнение следовало бы назвать неудачным. — Мне нужно от тебя кое-что другое, Джепинель. Если ты сделаешь то, что я скажу, будешь вознагражден, как если бы действительно создал для меня наряды. А не сделаешь — уж я постараюсь, чтобы ты никогда не увидел дневного света.

Наверное, Джепинель был проходимцем — но не тупицей. Он алчно сощурился.

— Что вам угодно, ваше высочество?

— Я хочу знать, как делать порох. У Джепинеля глаза полезли на лоб.

— Но я портной, ваше высочество. Откуда ж мне это знать?

— Мой отец недавно взял тебя под стражу, потому что ты болтал, будто знаешь секрет изготовления пороха.

Джепинель с умоляющим видом прижал руки к груди.

— Это ошибка, ваше высочество. Мне хотелось сменить профессию. Вот я и прихвастнул сдуру…

Адрине захотелось придушить этого маленького червяка.

— Где они держат тебя и других?

— В бараках для рабов, ваше высочество.

— Значит, туда и вернешься. Увидимся завтра. Ты должен узнать формулу у кого-нибудь из своих товарищей. Я пробуду в Талабаре еще три дня, Джепинель. Если ты не достанешь то, что мне нужно, тебя сошлют на соляные разработки в Паркинур, и тогда не видать тебе Талабара до конца дней твоих.

Джепинель уже ушел, а Адрина все ругалась — до тех пор, пока не пришла Тамилан, чтобы помочь ей одеться к ужину.

 

Глава 5

Капитан Вэйн Локлон битый час торчал под дверями кабинета Лорда Защитника, пока наконец не появился Гарет Уорнер. Все это время Локлон раз за разом повторял то, что собирался сказать в этом кабинете. Все доводы казались разумными и логичными, и он уже не сомневался в успехе — и тут, на тебе, пришел комендант.

Он мельком глянул на Локлона и, распахнув дверь, вошел в кабинет. Выражение его лица было деланно приветливым. Локлон глубоко вздохнул и последовал за Уорнером. Несмотря на то, что Лорд Защитник был ниже коменданта по чину, Локлон предпочел бы побеседовать именно с ним. Дженга был проще и доступнее, чем загадочный шеф службы разведки защитников.

— Я вижу, вы уже здоровы, — заметил Гарет, когда Локлон закрыл за собой дверь.

Комендант зажег светильник на столе Лорда Защитника и, прежде чем сесть в обитое кожей кресло за массивным столом, некоторое время рассматривал молодого человека.

— Да, нынче утром меня отпустили из лазарета, — ответил Локлон. Гарет кивнул.

— И вы готовы вернуться к выполнению своих обязанностей?

— Да, сэр.

— Хорошо. Доложите коменданту Аркину. Он найдет для вас какое-нибудь полезное занятие. Сержант Джокан получил приказ поселить вас в офицерских казармах, если, конечно, вы не захотите подыскать себе отдельную квартиру.

— У меня есть жилье недалеко от главных ворот, сэр. И я хотел бы туда вернуться.

— Как вам угодно. Что-нибудь еще? Локлон судорожно сглотнул.

— Честно говоря, я думал, что могу рассчитывать на новое назначение, сэр.

Гарет с любопытством посмотрел на него.

— Просите, капитан, но я не обещаю, что ваша просьба будет удовлетворена.

— Я хотел бы принять участие в розыске Тарджи Тенрагана. Гарет Уорнер усмехнулся.

— И это все?

— Да, сэр.

— Мне не хотелось бы вас огорчать, капитан, но никто его не разыскивает. Верховная сестра простила его.

Локлон не поверил своим ушам. Простила? Он несколько месяцев валялся в лазарете, еле-еле оправился от ран, нанесенных Р'шейл и этим самым Тарджей, а Верховная сестра, оказывается, простила своего заблудшего сына. Что же заставило ее это сделать?

— Вы не ослышались, капитан. Тарджа прощен и восстановлен в звании защитника.

— Но после того, что он сделал…

— Все забыто! Еще вопросы есть?

— Сэр, я поверить не могу, что Верховная сестра вот так вот взяла и простила его. А как же защитники, которых он убил? Языческий мятеж, который он возглавил? А его дезертирство? И, наконец, его сестра?

— Р'шейл? Она тоже получила прощение Верховной сестры.

— Я не верю.

— Хотите — верьте, капитан, хотите — нет. Но их простили — это факт. Я, конечно, понимаю, что вы огорчены таким поворотом событий, но мы с вами ничего не можем поделать.

Однако Локлон не унимался.

— Сэр, я знаю, что имею право выдвинуть обвинения. После того, что они со мной сделали…

— Ах да, я читал ваш рапорт. Вы полагаете, что Р'шейл использовала против вас языческую магию.

— Я не полагаю, сэр. Я знаю. Вот что она сделала со мной! Локлон отогнул край высокого воротника красного мундира, который носили все защитники, и продемонстрировал страшный розовый рубец на горле. Впечатление дополнял еще один шрам, который тянулся от края левого глаза ко рту. Деформированный нос завершал картину этого обезображенного, но все-таки не утратившего привлекательность лица.

— М-да, довольно занятная коллекция шрамов, — промолвил Гарет. — Но разве это доказывает, что Р'шейл язычница?

— Я видел ее колдовство собственными глазами, сэр, — упорствовал Локлон. «Мне ставят палки в колеса, — подумал он. — Сейчас! Именно сейчас, когда я наконец-то готов отомстить».

— А что вы делали в тот момент, когда Р'шейл воспользовалась своими магическими способностями, капитан? В вашем рапорте об этом сказано как-то невнятно.

Локлон смешался. В сознании его возник образ обнаженной Р'шейл: молочно-белая грудь, озаренная светом молнии, черные блестящие глаза, в которых таилась запретная языческая сила. Он все еще помнил вкус ее губ и капли дождя на коже. Он все еще чувствовал холод клинка, которым она полоснула его по горлу. Ненависть вскипела в его жилах.

— Она пыталась сбежать, сэр.

— И, как я понял, ей это удалось, — сделал заключение Гарет. — Этот эпизод — позорное пятно в вашей карьере, капитан. Мне кажется, что у вас нет оснований для оправдания.

— Она опасна, сэр. Так же как Тарджа. Они оба должны быть наказаны.

Гарет покачал головой.

— К сожалению, Верховная сестра не согласна с вами. Доложите коменданту Аркину о своем возвращении в строй, и будем считать это дело закрытым.

— А могу я спросить, где они сейчас? — поинтересовался Локлон, изо всех сил стараясь говорить спокойно.

— Тарджа вместе с Лордом Защитником и Верховной сестрой находятся на северной границе. Что касается Р'шейл, то она, полагаю, с ними, хотя точно сказать не могу. Утром я отправляюсь на северную границу. Если хотите, могу передать Тардже привет от вас.

Гарет Уорнер попросту издевался, но Локлон ничего не мог с этим поделать.

— Разрешите мне сопровождать вас, комендант!

— В прошении отказано. Вы останетесь в распоряжении Аркина до тех пор, пока мы с Лордом Защитником не вернемся в город. Можете идти.

— Но, сэр…

— Вы свободны, капитан.

Яростно сверкнув глазами, Локлон отдал честь. Шрам на его лице пылал. «Если Гарет Уорнер рассчитывает, что я просто забуду об этой парочке, то он здорово ошибается», — подумал он и, выйдя из кабинета, с силой захлопнул за собой дверь.

Тем же вечером, забежав ненадолго в пансион мистрессы Лонжевю, где он снимал комнату, и отрапортовавшись хозяйке, Локлон отправился в восточную часть города. Стемнело, накрапывал дождь. На улицах Цитадели зажгли факелы. Локлон шел по мокрой булыжной мостовой, и звуки его шагов разносились по пустынной улице. Путь его лежал в сторону городских трущоб. Прохожих, изредка попадавшихся навстречу, вскоре не стало вовсе: в темном районе торговых складов, до которого добрался Локлон, появляться ночью было небезопасно. Ночную тишину лишь порой нарушали хриплый лай сторожевого пса да крысиная возня. Локлон не был здесь почти год, но шагал уверенно, потому что маршрут знал хорошо и не боялся тех, кого мог встретить в самых темных закоулках. Карманники Цитадели предпочитали работать на Трактирной улице, где добыча была побогаче.

Добравшись до места назначения, Локлон постучал в ветхую дверь, которая пряталась в узком проеме между двумя складами. Потом немного постоял и, ничего не дождавшись, изо всех сил грохнул кулаком в дверь. На сей раз результат не замедлил сказаться: послышался скрежет открывающегося дверного окошка, и пара темных глаз с подозрением уставилась на красный мундир незваного гостя.

— Чего надо?

— Я хочу войти. Мистресса Хинер меня знает.

— Ах, вот как! А как зовут ее кота?

— Пушок, — ответил Локлон, надеясь, что мерзкое животное не сдохло за этот год.

Мистресса Хинер гордилась своим котом и использовала его имя как пароль.

— Ладно, обожди.

Загрохотали многочисленные замки и задвижки. Все это время Локлон нетерпеливо топтался у порога. Наконец дверь приотворилась — ровно настолько, чтобы он смог протиснуться в щель. Впустив гостя, человек, который оказался мускулистым горбуном, вновь принялся возиться с засовами. Локлон покорно ждал. Горбун навесил с полдюжины замков и повел его по тесному коридору, заваленному какой-то скверно пахнущей дрянью. В конце коридора он посторонился, уступая посетителю дорогу, и исчез в темноте — наверное, вернулся на свой пост у двери.

Комната, в которую вошел Локлон, была просторной и богато обставленной, что совершенно не вязалось с внешним видом домишки. Убранство освещали хрустальные светильники. На полу лежал пушистый ковер. В стенных нишах стояли удобные кушетки, задернутые прозрачной кисеей, которая больше открывала, чем скрывала. Дом мистрессы Хинер был заведением для избранных. О нем знали немногие — только те, кто мог заплатить за изысканные развлечения, которые она предлагала. Капитанское жалованье не позволяло быть постоянным клиентом мистрессы Хинер, но на днях Локлон получил деньги за несколько месяцев, и ему хотелось доставить себе удовольствие хотя бы этой ночью. Увы, прошли те времена, когда он был чемпионом Арены, победителем, и мог приходить сюда, когда вздумается.

— О, капитан! — Навстречу Локлону, приветливо улыбаясь, плыла мистресса Хинер. Ее простое черное платье с низким вырезом было сшито из дорогого материала, а изумрудное ожерелье на дряблой шее стоило больше, чем он мог заработать за всю жизнь.

— Добрый вечер, мистресса, — Локлон учтиво поклонился. Она требовала строгого соблюдения правил хорошего тона.

Посетитель мог делать все, что хотел, с юношами и женщинами, которых ему предлагали, но стоило ему хоть раз повести себя неучтиво, двери заведения захлопывались перед ним навсегда.

— Мы долго не имели удовольствия видеть вас, сударь.

— Я был в отъезде.

— Тогда вы, должно быть, ищете каких-то… особенных развлечений? — Она изящно качнула бровями. — У меня имеется несколько новых девушек, которые могли бы заинтересовать вас. Еще есть пара юношей — они удовлетворят самое экзотическое желание.

— Меня не интересуют ваши экзотические мальчики, мистресса. Я хочу женщину. Рыжую.

— Вашу просьбу выполнить нелегко, капитан. — Мистресса Хинер сделала вид, что задумалась, — словно не знала как облупленных всех служащих своего заведения. — Рыжие волосы — редкость. Может быть, я могу предложить вам что-нибудь другое?

— Нет. Она должна быть рыжей. И высокой. И желательно стройной.

— Такие специфические требования могут дорого стоить, капитан.

— Сколько?

— Пятьдесят «заклепок».

Локлон остолбенел. Пятьдесят «заклепок»! Это значит, что до очередной выплаты жалованья он будет сидеть без гроша. Эх, была не была! Надо только сообразить, как снискать хлеб насущный в казарме и не попасть на глаза квартирной хозяйке.

— Пятьдесят так пятьдесят.

Мистресса Хинер внимательно следила, как Локлон отсчитывает монеты в ее подагрическую ладошку.

— Можете воспользоваться Голубой комнатой, — сказала она, жадно прикрыв деньги другой своей птичьей лапкой. — Я сейчас пришлю к вам Пэни.

Локлон кивнул. Проходя мимо одной из ниш, он ненароком задел легкую занавеску над кушеткой, где немолодой мужчина ласкал грудь юной девушки, которая годилась ему во внучки.

Вэйн вышел в коридор и направился к Голубой комнате, названной так потому, что в нее вела голубая дверь. Дальше находилась Красная комната, предназначенная для посетителей, которые предпочитали иметь дело сразу с несколькими партнерами. На ее гигантской кровати могло поместиться не меньше шести человек. Следующей была Зеленая комната с огромным бассейном. В Желтой комнате, в самом конце коридора, развлекались те, кто получал удовольствие от собственной боли. Она была обставлена лучше, чем камера пыток, где защитники проводили свои самые пристрастные допросы. Голубая комната предназначалась для менее экзотических удовольствий, и Локлон не удивился, обнаружив, что она совсем не изменилась со времени его последнего визита.

Посреди комнаты стояла широкая кровать с пологом, который поддерживали четыре резных столбика. На белых простынях лежало голубое одеяло, а на прикроватном столике красовались кувшин с охлажденным вином и два бокала. Удовлетворенный осмотром, Локлон повернулся, и в этот момент в комнату вошла женщина. Она оказалась старше, чем он рассчитывал, — лет тридцати пяти. Или жизнь, которую она вела, сделала ее такой до срока. Морковно-рыжие волосы были явно подкрашены, а под тонкой сорочкой угадывалось довольно пышное тело. Раздосадованный, Локлон не обратил внимания на ее приветливую улыбку и, налив из кувшина полный бокал вина, залпом выпил.

— Меня зовут Пэни, — сказала она.

Локлон холодно посмотрел на нее:

— Нет. Этой ночью твое имя будет Р'шейл. Женщина пожала плечами.

— Как пожелаешь.

— Иди сюда.

Она покорно двинулась к нему, на ходу развязывая тесемки сорочки.

— Нет. Оставь.

— Чего же ты хочешь? — растерялась женщина.

— Моли о пощаде, — приказал Локлон и ударил ее.

Она закричала, но никто не пришел ей на помощь. Пятьдесят «заклепок» были платой за молчание проституток мистрессы Хинер. Вэйн ударил снова — на этот раз в лицо. Пэни попятилась и, ударившись спиной о резной столбик, упала на роскошное голубое одеяло. Она испугалась — испугалась так, что не попыталась защищаться.

— Моли о пощаде, Р'шейл!

Ответа Локлон не услышал. Оглушенный яростью, он обрушил все свое отчаяние на несчастную курт'есу. Желание любой ценой добиться подчинения затмило его разум.

 

Глава 6

Дамиан Вулфблэйд был пьян. Он понял, что напился, потому что стенки палатки ходили ходуном, а пальцы на ногах будто отнялись. Тарджа Тенраган был еще пьянее. Он пребывал в глубокой тоске и пил, чтобы залить вином свои печали. Дамиан же пил из солидарности — то есть за компанию.

— Тост, — объявил он, когда Тарджа откупорил еще одну бутылку. На полу палатки валялась опорожненная тара — убедительное свидетельство количества употребленного спиртного. — Выпьем… за твоего жеребца. Как его зовут?

— Кобыла, — уточнил Тарджа. — Мою кобылу зовут Тенью. Дамиан изумился: у этого парня совсем не заплетался язык.

Желудок, что ли, у него луженый?

— Тогда за Тень! — провозгласил он, поднимая чашу. — Пусть она, как ветер, несет тебя в бой.

— Я предпочел бы, чтобы она выносила меня оттуда, — заметил Тарджа и хлебнул из откупоренной бутылки.

Дамиан засмеялся и, одним махом проглотив содержимое чаши, протянул ее Тардже. Тот вновь наполнил ее, не расплескав при этом ни капли.

— Я и за это выпью! Пусть она приносит тебя домой живым.

— Ты готов пить за что угодно. Я удивляюсь, что ты еще не пьешь за здоровье богов.

— Еще не вечер, дружище, — усмехнулся Дамиан, с удовлетворением отметив, что Тарджа понемногу выходит из состояния глубокой меланхолии, в котором пребывал весь день.

У медалонского капитана случались как хорошие, так и плохие дни. Нынешний был очень плохим.

— А когда разберемся с богами, возьмемся за моих братьев и сестер.

— Спасибо, но я думаю, что стоит ограничиться богами, — сказал Тарджа, сделав еще один глоток. — У тебя столько родни, что нам придется пьянствовать несколько дней подряд.

— Что правда, то правда, — поспешно согласился Дамиан. И что его дернуло помянуть этих братьев и сестер? Мысли о женщине, которую Тарджа считал своей сестрой, всегда были тяжкими, а Дамиан невольно напомнил ему о ней. — Тогда за богов! — Он опустил чашу и с тревогой посмотрел на Тарджу. Тот с мрачным видом сидел за нетронутой бутылкой. — Ты что?

— Твои боги… знают, жива ли она?

Дамиан неловко пожал плечами.

— Думаю, да.

— А мы можем у них спросить?

Вулфблэйд покачал головой.

— Это не так просто, дружище. Боги не разговаривают с такими, как ты или я. Вот если бы здесь был Брэк…

— Но его же здесь нет!

Брэк исчез через несколько дней после того, как около пяти месяцев назад хитрианцы вступили в Тестру. С тех пор о нем не было ни слуху ни духу.

— Слушай, а бог Дэйс? Ведь он говорил с нами. К тому же он всегда рядом. Разве мы не можем обратиться к нему?

— Если ты умеешь общаться с богами, поделись со мной, Тарджа. Дэйсендаран появляется, когда ему вздумается, точно так же, как другие боги. И вряд ли неверующий сможет привлечь внимание бога воров — даже если этот неверующий жутко озабочен судьбой той, что зовется дитя демона. — Дамиан поставил чашу на столик рядом с оплывшей свечой. — Если Р'шейл жива, рано или поздно она вернется. Если нет — ты погорюешь-погорюешь — да и успокоишься. И не стоит так убиваться до поры до времени.

— Когда мне понадобится совет святоши, я у тебя его попрошу. А пока не лезь не в свое дело.

— Нет, это мое дело, — возразил Дамиан, — потому что твое гнусное настроение влияет на решения, которые ты принимаешь. Особенно когда это касается безопасности моих налетчиков.

— Твоих налетчиков? — Тарджа гневно сверкнул глазами. — Да твои проклятые налетчики просто банда наемников-головорезов. Ради них я и пальцем не пошевелю.

— Это точно, — подтвердил Дамиан, вознамерившись довести собеседника до белого каления. — Ты вообще ничего не делаешь, кроме того, что торчишь здесь, на границе, и оплакиваешь свою огромную трагическую потерю. Знаешь, что я тебе скажу, капитан? Сюда движется кариенская армия, и все твои переживания дерьма свинячьего не стоят. Живой или мертвой, Р'шейл нет, и ты не можешь сидеть сложа руки и умываться слезами.

В этот момент Тарджа сделал резкое движение, и Дамиан, получив здоровенный тумак, свалился со стула. Тарджа прыгнул на него сверху и принялся тузить что есть мочи. Дамиан оборонялся. Некоторое время они колотили друг друга в палатке, сшибая все на своем пути, и, наконец, выкатились на поляну. Никто не заметил, как с опрокинутого стола в лужу вина свалилась горящая свеча. Брезентовое полотнище занялось сразу, и когда противники, шатаясь, поднялись на ноги, палатка уже пылала, как огромный костер.

Пьяные драчуны не могли изувечить друг друга основательно, и тем не менее Дамиан до сих пор не опомнился от удара, нанесенного Тарджей. И не успел он поразмыслить, что придало сопернику сил — возмущение или отчаяние, тот снова набросился на него с кулаками.

Привлеченные шумом потасовки, из соседних палаток повыскакивали люди. Защитники в красных мундирах, мятежники в коричневых рубахах и хитрианские налетчики в кожаных куртках окружили противников плотным кольцом, с радостью наблюдая, как их офицеры лупят друг друга, точно пара пьяных матросов.

Кто из них дрался лучше, Дамиан не знал. Тарджа был профессиональным солдатом и махал кулаками почти машинально. От серьезных увечий Дамиана спасали лишь инстинкты, приобретенные в боях. В мозгу, затуманенном вином, вертелась одна мысль: не пропустить удара, не пропустить удара, не… Кулак Тарджи рассек ему нижнюю губу. Дамиан мотнул головой и, размахнувшись, ударил соперника в живот. Тот охнул от боли, но удержался на ногах и, чуть отдышавшись, вновь бросился в драку. В свете огня усмешка на его окровавленном лице казалась зловещей. Уклонившись от очередного удара, Дамиан наградил Тарджу здоровой зуботычиной… и в этот самый момент на дерущихся обрушился ледяной душ.

От неожиданности неприятели отшатнулись друг от друга и замерли, а когда первый шок прошел, принялись озираться. Виновник такой внезапной развязки поединка обнаружился быстро: в двух шагах от места драки стояла Мэгина Кортанен с пустым ведром в руке. Выражение ее лица было весьма многообещающим. За ее спиной маячил лорд Дженга, а немного дальше толпились притихшие зрители — лица их слабо освещал огонь, пожиравший остатки палатки.

— И какой же спор вы решали столь бурно, джентльмены? — Голос Мэгины был холоднее воды, вылитой на буянов.

Дамиан посмотрел на Тарджу — тот все еще улыбался, но уже не зловеще, а растерянно. Под обоими глазами медалонца постепенно наливались здоровенные «фонари». Из носа и с края разбитого рта текла кровь. Его всегда опрятный мундир был разорван и перепачкан грязью. «Наверное, и я выгляжу не лучше», — подумал Дамиан.

— Мы спорили… о преимуществах медалонской и хитрианской техник рукопашного боя, сударыня, — пробормотал он, тяжело дыша, и незаметно подмигнул Тардже. — Слово за слово, и мы перешли от теоретического обсуждения к… э-э-э… практической демонстрации приемов. Очень… э-э-э… полезное занятие, должен заметить. — Дамиан стер кровь с губ и подбородка и улыбнулся Мэгине.

Зрители — защитники, мятежники и хитрианцы — дружно закивали. Мэгина строго глянула на них и повернулась к Тардже:

— А что вы можете сказать?

Тарджа ответил не сразу — он все еще не мог отдышаться. Наконец он выпрямился и разбитыми губами улыбнулся бывшей Верховной сестре:

— Я могу сказать… что обе техники полезны и… э-э-э… при правильном применении…

— Хватит! — закричала Мэгина. — Может быть, теперь, когда ваша дискуссия закончена, вы соизволите сопровождать меня и Лорда Защитника в главную башню? Возникло безотлагательное дело, требующее вашего участия, джентльмены. Конечно, если вы не слишком заняты.

Дамиан потер распухшую щеку и покосился на Тарджу: тот, несмотря на свое состояние, выглядел бодрячком. «В следующий раз, когда этому типу взбредет в голову подраться, надо будет подсунуть ему другой объект», — мысленно сделал себе заметку на память Дамиан.

— Думаю, мы можем оказать вам эту услугу, сударыня, — непринужденно произнес Дамиан — так, словно принимал приглашение на ужин. — Вы не против, капитан?

— Отнюдь. — Тарджа с вопросительным видом оглядел компанию собравшихся зевак. — Вам что, бойцы, заняться нечем?

Несколько защитников немедленно бросились тушить догоравшую палатку. Остальные защитники и мятежники в мгновение ока растворились в темноте. Налетчики благоразумно последовали их примеру. Шататься без дела категорически запрещалось — об этом знали все обитатели лагеря. Лорд Дженга из-за плеча Мэгины наблюдал, как солдаты один за другим исчезали в палатках. По его чеканному лицу блуждала едва заметная улыбка. Внезапно Мэгина оглянулась и посмотрела на Дженгу. Тот вмиг посерьезнел.

— Что вас так забавляет, милорд?

— Меня радует их молодой задор, сударыня, — невозмутимо ответствовал Дженга.

— Ах, вот как вы это называете! Я бы назвала это по-другому. — Мэгина нахмурилась и повернулась к двум драчунам: — Приведите себя в порядок и ждите меня в башне.

Он повернулась на каблуках и, прихватив деревянное ведро, унеслась в темноту.

— А что случилось? — спросил Дамиан у Лорда Защитника. То, что Мэгина, эта всегда уравновешенная добрая старушка, разгневалась, казалось почти невероятным.

— У нас гость из Цитадели, — ответил Дженга.

— Кто такой? — вмешался Тарджа.

Похоже, он совсем оправился от шока после студеного душа. Хотелось бы и Дамиану прийти в себя так же быстро.

— Гарет Уорнер.

Дамиан уставился на Дженгу, пытаясь сформулировать подходящий вопрос. Ему не хотелось ударить в грязь лицом перед медалонцами. Следовало создать впечатление, что он в состоянии хотя бы мыслить трезво.

— А этот Гарет Уорнер наш человек?

Тарджа пожал плечами.

— Поживем — увидим.

Гарет Уорнер оказался невзрачным человеком среднего роста в красном мундире защитника с комендантскими нашивками. Он был лысым, острым на язык и умел втереться в доверие, военлорд принял его в огромном, наспех подремонтированном зале Башни Измены, освещенном факелами. Дамиан не помнил, откуда взялось такое название. Оно определенно не было официальным, и называть эти развалины Башней Измены в присутствии Лорда Защитника считалось делом небезопасным. Хотя казалось вполне уместным, ибо защитники шли сюда, чтобы спасти свой народ от захватчиков, но, едва оказались здесь, нарушили присягу.

Защитники, прибывшие сюда несколько месяцев назад, обнаружили, что развалины пусты. И со временем стратегическими объектами стали другие крепости, покрепче и понадежнее, что находились ближе к северной границе. А Башня Измены так и осталась торчать посреди бескрайней равнины северного Медалона.

Гарет Уорнер стоял у большого камина, заложив руки за спину. Справа сидела в кресле Мэгина, слева, напротив бывшей Верховной сестры, — Дженга. При виде Тарджи и Дамиана, вошедших в зал, комендант не изменился в лице. Подойдя к камину, Тарджа осторожно кивнул.

— Приветствую вас, Гарет.

— И я вас, Тарджа. — Комендант тоже кивнул в ответ. — Должен признать, ваша голова крепко держится на плечах.

Тарджа чуть заметно улыбнулся, и у Дамиана немного отлегло от сердца. Что-то в госте настораживало его, но что именно, Дамиан, еще не пришедший в себя окончательно, не мог понять. Ему оставалось только надеяться, что этот человек не опасен. В противном случае дело плохо.

— А я не сую ее в петлю на радость врагам. Комендант Уорнер, это военлорд Кракандара Дамиан Вулфблэйд.

— Наш новый и в некоторой степени неожиданный союзник. Приветствую вас, милорд.

— Взаимно, комендант, — отозвался Дамиан. — Я слышал, вы прибыли из Цитадели. У вас есть какие-нибудь новости?

— Вопросов больше, чем новостей, — ответил Гарет, окинув взглядом присутствующих. — Кворум по вполне понятным причинам обеспокоен затянувшимся отсутствием Верховной сестры в Цитадели. Приказы, поступающие в Цитадель с ее печатью, кажутся странными по сравнению с ее… предыдущими распоряжениями.

— За последние месяцы Верховная сестра изменила свои взгляды, — сказал Тарджа.

— А она жива?

— Конечно, жива, — вмешался Дженга. — Неужели вы думаете, что я допустил бы убийство?

— Я здесь не для того, чтобы излагать свое мнение, милорд, — пожав плечами, сказал Гарет. — Я здесь для того, чтобы прояснить вопросы, которые заинтересовали Кворум. И для подозрений имеется множество причин. Вы покинули Цитадель с армией, чтобы схватить и наказать бежавшего осужденного. Через шесть месяцев вы оказались здесь, на северной границе. Беглец прощен и принят под ваше покровительство. Чужестранец-военлорд стал вашим союзником и готовится воевать с народом, который мы еще совсем недавно считали дружественным. И все это происходит с одобрения Верховной сестры, которая, как всем известно, не поддерживала вас ни в одном из этих вопросов. И что самое примечательное: до сих пор никто не послан к вам для расследования этих обстоятельств.

— Тому имеется логичное объяснение, — вмешался Дамиан.

— Хотелось бы мне услышать его, — сказал Гарет. — Уверен, оно приведет меня в восторг. Но сначала я настоятельно прошу встречи с сестрой Джойхинией.

— Вы не доверяете мне, Гарет? — спросил Дженга.

— Что вы, милорд! Я подчиняюсь приказу.

— Очень хорошо, — согласился Дженга, но как-то нерешительно. — Вы увидите ее. Надеюсь, после этого все встанет на свои места.

— Я тоже надеюсь на это, милорд.

— Сестра Мэгина, будьте добры, проводите коменданта Уорнера в покои Верховной сестры.

Мэгина нахмурилась.

— Мне бы не хотелось беспокоить ее в такой поздний час.

— Боюсь, вам придется сделать это. Вряд ли комендант захочет ждать до утра.

— Хорошо. — Мэгина поднялась и направилась к узкой лестнице, которая вела на верхний этаж. — Следуйте за мной, комендант.

Старая женщина и защитник прошествовали мимо Дамиана и Тарджи и скрылись в темноте. Проводив их взглядом и уже не боясь, что его услышат, Тарджа с обеспокоенным видом повернулся к Дженге.

— Это может быть трудно, — сказал он, склонившись над длинным столом, и тяжело оперся на крышку.

«Эге, да он не так трезв, как кажется», — воодушевился Дамиан.

— Трудно? Да это абсолютно невозможно! Я никогда не приветствовал эти махинации! Рано или поздно это должно кончиться.

— У вас есть вариант получше?

— Но не посылать же приказы в Цитадель! Да еще с печатью Джойхинии! Любой человек в здравом уме и памяти сразу поймет, что эти распоряжения исходят не от нее.

Дамиан сделал шаг вперед и остановился между спорщиками, точно хотел прекратить полемику, которая велась уже несколько месяцев.

— При всем моем уважении к вам, эти приказы исходили именно от Джойхинии. Она подписала и скрепила печатью каждый из них.

— Но она же совсем как ребенок, — возразил Дженга. — Вы можете подсунуть ей приказ о ее собственной казни через повешение, и она подмахнет его с радостью. Я не так ловок, как вы с Тарджей, в искажении истины и не так тщеславен, лорд Вулфблэйд. То, что мы сделали, равносильно предательству.

— Отказ от убийства трехсот невинных людей был предательством, Дженга, — возразил Тарджа. — Все вытекающее из этого было просто последствием. Предательство свершилось и осталось в прошлом. Теперь наш долг — защитить Медалон.

— И результат оправдает средства? — со злостью спросил Дженга. — Хотел бы я иметь вашу способность видеть мир таким… удобным.

— А я хотел бы иметь вашу способность без конца спорить об одном и том же! — взорвался Дамиан. — У вас, медалонцев, есть плохая привычка не замечать той границы, за которой спор становится бесполезным. Лично я хочу знать, кто этот Гарет Уорнер и почему вы все так боитесь его!

Тарджа и Дженга удивленно воззрились на него.

— Мы его боимся? — переспросил Дженга.

— Боимся — не то слово, — ответил Тарджа. — Мы его остерегаемся. Гарет Уорнер руководит службой разведки защитников. И он очень преданный офицер.

— И кому же он предан?

— Об этом мы узнаем довольно скоро, — зловеще произнес Дженга.

 

Глава 7

Сознание постепенно возвращалось к Р'шейл. Медленно, шаг за шагом, она приходила в себя, точно кто-то тянул ее за собой. Но пробуждаться не хотелось. Ей нравилось ощущение теплого небытия, куда не могли проникнуть страдания и страх. Безмолвие было полным, темнота — абсолютной. Если бы не голос, настойчиво звавший ее по имени, она с радостью осталась бы здесь навсегда. Р'шейл потеряла чувство времени и понятия не имела, как долго пробыла тут. Лишь одно она знала твердо: уходить отсюда не хотелось. Но голос звал — и противиться ему не было сил.

— С возвращением.

Р'шейл увидела человека, который что-то говорил, и долго смотрела на него, пытаясь узнать. Взгляд его голубых глаз был тревожным. И каким-то еще… Может быть, подозрительным?

— Брэк…

— Лежи-лежи, не вставай. Ты слишком долго была без сознания. Тебе нужно немного окрепнуть.

Р'шейл уронила голову на подушку и стала разглядывать комнату. Просторное помещение заливал солнечный свет. В воздухе стоял пряный аромат диких цветов.

— Где я?

— В Убежище.

Р'шейл повернула голову и посмотрела на Брэка:

— А как я сюда попала? Ничего не помню. Кажется, мы были в Тестре…

— Не волнуйся. Память вернется, и гораздо быстрее, чем ты думаешь. Ты была очень больна, Р'шейл. Тебя излечил сам Шелтаран.

— Кто такой Шелтаран?

— Бог исцеления. Можешь гордиться — нечасто он вмешивается в дела людей или харшини.

Девушка на миг закрыла глаза. Странно, это сообщение Брэка не вызвало у нее ни удивления, ни страха. Впрочем, должно быть, чувства еще не проснулись.

— А Тарджа?..

— С ним все в порядке. Сейчас он на северной границе.

Даже эта новость оставила ее равнодушной… ну почти равнодушной — невнятное чувство облегчения Р'шейл все-таки испытала. Интересно, она навсегда, что ли, утратила способность переживать? Нет, скорее всего, она просто еще слишком слаба. Значит, дело это поправимое — дайте ей только опамятоваться.

— А ты что здесь делаешь?

— Тут мой дом, Р'шейл. И твой тоже.

— Да?

Брэк улыбнулся — растерянность Р'шейл его как будто забавляла.

— Поспи, Р'шейл. А когда проснешься, харшини позаботятся о тебе. Они ранимые существа, поэтому следи за своим поведением. И постарайся не кричать, когда увидишь их глаза. Иначе поставишь меня в неловкое положение.

Р'шейл рассеянно улыбнулась.

— Я буду хорошей девочкой. Он кивнул и отошел от постели.

— Брэк…

— Что?

— Я обязана тебе жизнью, верно?

— О, еще как обязана, — последовал ответ.

На сей раз, проснувшись, Р'шейл почувствовала себя гораздо лучше. Слабость как рукой сняло — теперь хотелось двигаться, действовать, вскочить с кровати.

Харшини-сиделки бросились ей помогать. Хлопоча вокруг своей подопечной, они без конца улыбались. Выяснилось, что зовут их Бобордерен и Дженаререк. Произнести эти имена оказалось Р'шейл не под силу, и она придумала новые — Боб и Ян, чем привела обеих в неописуемый восторг.

Попытка Р'шейл встать с кровати была пресечена мягко, но решительно. Бормоча и улыбаясь, харшини наслали на девушку какие-то чары. Р'шейл ощутила знакомое покалывание во всем теле и поняла, что не может двинуть ни рукой, ни ногой.

Сердиться на добродушных сиделок было бесполезно — пришлось смириться.

На следующий день больную навестил Брэк и привел с собой высокого харшини, рыжеволосого, как сама Р'шейл. О том, что незнакомец принадлежит к роду харшини, она догадалась сразу, ибо людей с такими безупречно красивыми лицами и такими абсолютно черными глазами попросту не существовало. Одетый в белое, как все обитатели Убежища, он в то же время выглядел как-то по-особенному. Такую царственную манеру держаться Р'шейл прежде встречала редко.

Освобожденная сиделками от магических оков в обмен на обещание вести себя как подобает, Р'шейл даже не догадалась поклониться пришедшим.

— Ваше величество, позвольте представить вам вашу кузину, Р'шейл ти Ортин, — непривычно торжественным тоном произнес Брэк.

Ага, так это король харшини.

— Здравствуйте, ваше величество.

— Сердечно рад видеть тебя в добром здравии, Р'шейл, — сказал Коранделлен. Он и вправду был рад. Еще никто и никогда не проявлял столь искреннюю заботу о ее здоровье. — Но прошу тебя… Мы же родственники. Не нужно никакого «величества». Называй меня Коранделлен.

Памятуя об обещании следить за своим поведением, Р'шейл учтиво поблагодарила короля и, заметив, что Брэк кивнул, обрадовалась: в кои-то веки он ею доволен.

— Когда ты окончательно поправишься, я с удовольствием покажу тебе Убежище, — добавил Коранделлен. — А потом займемся твоим образованием. Тебе нужно многому научиться, кузина. Шананара говорила мне, что ты не умеешь распоряжаться своей силой, поскольку подрастеряла эту способность среди смертных.

— Мне хотелось бы восполнить этот пробел, — ответила Р'шейл и сама удивилась: ей действительно этого хотелось.

Король улыбнулся ей — похоже, харшини улыбались всем подряд — и ушел. Едва дверь за ним закрылась, Брэк повернулся к Р'шейл:

— Вижу, ты можешь быть вежливой, когда захочешь.

— А почему я должна грубить твоему королю? Он показался мне довольно… милым.

— Он такой и есть, так что следи за собой. Я притащил тебя сюда, чтобы помочь тебе, Р'шейл. Но если я узнаю, что ты хочешь навредить этому народу, то лично выброшу тебя из Убежища.

— Почему ты всегда подозреваешь меня во всяких пакостях?

Брэк пожал плечами и сел рядом с ней на кровать.

— Я видел, на что ты способна. Помнишь мятежников?

Она сию же минуту вспомнила.

— Наверное, со мной было… трудно. Но все это в прошлом. Я вспоминаю события так, будто все это случилось с кем-то другим, не со мной. Иногда мне кажется, что меня вообще не существовало до тех пор, пока я не проснулась вот тут.

— Убежище — магическое место, Р'шейл. Здесь ты почувствуешь себя другой. Все эти странные ощущения пройдут.

Р'шейл вдруг заметила, что Брэк одет в кожаные штаны и полотняную рубаху — это была одежда людей, а не харшини, в которой она видела его в прошлый раз.

— Ты хочешь уйти?

— Да. Назад, в большой и скверный мир. Вам с Тарджей удалось поставить этот проклятый мир на уши. Я должен узнать, что там случилось.

Услышав имя Тарджи, Р'шейл вспыхнула.

— Ты увидишь его?

— Нет. Я отправляюсь на юг. Хочу посмотреть, что там фардоннцы делают.

— О!

Брэк улыбнулся. Здесь, в Убежище, даже он умел улыбаться.

— Ты чего-нибудь хочешь?

— Мяса, — ответила она без размышлений. — За сочный олений окорок я готова убить кого угодно.

Брэк помрачнел.

— Не произноси такие слова в Убежище, Р'шейл.

— Какие слова? Окорок?

— Убить. Харшини не выносят насилия. Даже мысль о нем им претит. Что касается мяса, то я попробую тебе помочь, но больше никого об этом не проси. Харшини мяса не едят и очень огорчаются, когда слышат, что это делают люди. А уж если они подумают, что тебе плохо у них в гостях, то расстроятся вконец. Так что неплохо бы тебе на какое-то время перейти на диету харшини.

— Но это же кроличья еда, — пробурчала Р'шейл и обезоруживающе улыбнулась.

— Тогда тебе придется привыкнуть к кроличьей еде.

И тут Р'шейл осенило:

— Но если они не могут убивать, откуда у них берется кожа?

— Им ее дарят.

— Кто?

— Звери, которые живут в горах. Они позволяют харшини забирать шкуры умерших животных.

— А как харшини узнают о том, что зверь умер? — усмехнулась она.

— Так ведь это харшини, Р'шейл. Они легко общаются и со зверями, и с людьми. Я даже думаю, что звери им нравятся больше. Наверное, потому, что они еще не придумали войну.

— Знаешь, Брэк, я к тебе уже почти привыкла. Почему ты уходишь?

Брэк не ответил. Р'шейл посмотрела ему в глаза — и не стала приставать с вопросами.

 

Глава 8

— И давно это с ней случилось? — спросил Гарет.

В просторном запущенном помещении горел камин. Гарет сидел в кресле, которое вчера вечером занимала Мэгина. Тарджа пристроился у каминной решетки, в другом кресле расположился Дженга.

— Сразу после Тестры. — Дженга пристально смотрел на языки пламени и даже не взглянул на Гарета.

Дамиан стоял, прислонившись к облицовке камина, и ворошил кочергой угли. Раздобыть дрова в этой безлесной местности было невероятно трудно, и всякий раз накануне зимы на их заготовку приходилось отряжать солдат. Если бы не лошади, коих в лагере хватало с избытком, служивым приходилось бы туго. Сжигание дров считалось расточительностью, и Дамиан радовался, что на сей раз удалось разжиться хоть конским навозом.

— Как это случилось?

— Я не знаю.

Дамиан заметил, что Лорд Защитник смутился, и тихонько усмехнулся.

— Дэйсендаран, бог воров, похитил ее разум, комендант. Лорду Защитнику трудно с этим смириться.

— Мне тоже, милорд. Мы не верим в ваших богов.

— Хотите — верьте, хотите — нет. — Дамиан пожал плечами — Но это воистину так. Спросите хоть у Тарджи.

Гарет вопросительно посмотрел на молодого человека.

— Однажды кто-то сказал мне, что верит в богов, но не знает, достойны ли они поклонения. И это, по-моему, наглядный пример.

— Боги существуют, Гарет, и они вмешались в наш конфликт. Состояние Джойхинии — яркое тому доказательство.

— И с тех пор вы издавали приказы от ее имени?

Было невозможно понять, о чем думал этот человек. С точки зрения Дамиана, он просто мастерски умел морочить голову. Из него получился бы прекрасный фардоннский купец.

— После того как кариенского посланника убили на территории Медалона, угроза вторжения кариенцев стала реальной, — ответил Тарджа. — Если бы Дженга вернулся в Цитадель с Джойхинией, то Кворум и поныне заседал бы и спорил о том, что делать. А так мы, по крайней мере, предприняли необходимые приготовления.

— Это вы убили его? — спросил комендант.

— Нет, но я возглавлял тот поход. И полагаю, что несу ответственность за случившееся.

Гарет устало покачал головой и снова обратился к Лорду Защитнику:

— Мы с вами давно знакомы, Дженга. Я пытаюсь понять, что вас заставило это сделать. Ведь с какой стороны ни посмотри, ваши действия можно расценить как предательство.

Лорд Защитник с мрачным видом кивнул.

— Мы с вами уже обсуждали этот вопрос. Я спросил вас, как бы вы поступили, если бы получили приказ, с вашей точки зрения, морально предосудительный. Помню, вы сказали, что не выполнили бы его, несмотря на последствия. Теперь я нахожусь в точно таком же положении.

Гарет откинулся на спинку кресла и по очереди осмотрел троих собеседников.

— Зная Джойхинию, я верю вашим словам, но как долго, по-вашему, это может продолжаться? Отсутствие Верховной сестры в Цитадели вызывает большое беспокойство. И распоряжения, которые она присылает, слишком странны, чтобы исполнять их безоговорочно. Вы простили Тарджу. Вы приказали закончить чистку и освободили половину осужденных в Гримфилде. Вы приказали перебросить отряды на север. Вы потратили огромные деньги, которые ухнули как в прорву, а затем подписали мирный договор с хитрианским военлордом. Джойхиния никогда не приняла бы ни одного подобного решения.

— Следующее собрание состоится только через несколько месяцев, — вмешался Тарджа. — Джойхиния направит письмо Кворуму с уведомлением о своем отказе от занимаемого положения и назначении вместо нее Мэгины. С ее поддержкой и поддержкой Джакомины и Лоухины, которые автоматически проголосуют за все предложения Джойхинии, мы будем в безопасности.

Гарет покачал головой.

— Ничего не получится, Тарджа.

— Получится. Альтернативой может стать гражданская война, в результате которой мы останемся беззащитными перед кариенским вторжением.

— Мы не хотим погубить Сестринскую общину, Гарет, — подхватил Дженга. — Мы просто пытаемся внести здравый смысл в их решения.

— Здравый смысл? Странно слышать это от людей, которые решили, что могут дурачить мир своими россказнями о том, что Джойхиния Тенраган по-прежнему жива и здорова, тогда как на самом деле она превратилась в идиотку и несет невесть что!

Дамиан с интересом слушал дискуссию. Он был военлордом, а значит, абсолютным правителем в своих краях. Он никогда ни перед кем не отчитывался и сейчас увлеченно следил, как медалонцы пытались убедить себя и друг друга в том, что их действия были благородными и необходимыми.

— Друзья мои, вы можете спорить о том, кто прав, кто виноват, до самой старости, — наконец перебил он их. — Мне же хочется выяснить, что вы собираетесь делать, комендант.

Гарет Уорнер посмотрел на Дамиана:

— На мой взгляд, существуют две возможности. Я могу продолжать этот фарс, а могу вернуться в Цитадель и сообщить Кворуму о том, что здесь происходит.

— Нет, у вас только одна возможность, комендант. Вы будете продолжать этот фарс, либо мне придется вас убить.

— Дамиан!

— Будь реалистом, Тарджа! Если вы отпустите его, через месяц он вернется с армией защитников, и вы получите ту гражданскую войну, которой так хотите избежать. Убийство одного защитника может предотвратить гибель тысяч людей. Если вас смущает само убийство, я могу взять это дело на себя.

Некоторое время Гарет молча смотрел на военлорда.

— Вы, я вижу, слишком самоуверенны. Не ожидал обнаружить это качество у язычника, который верит в первичных богов.

— Ну, значит, вы просто недооценили меня, комендант, — процедил Дамиан.

— Боюсь, я многое недооценил в своей жизни, но мне как-то удалось дожить до моих лет. — Комендант с невозмутимым видом повернулся к Тардже: — Кворум не примет отставки Джойхинии заочно. Как, во имя Основательниц, вы намереваетесь справиться с этой задачей?

— Понятия не имею, Гарет, — признался Тарджа. — Но мы должны как-то выкрутиться.

— Кто еще знает о ее нынешнем состоянии?

— Мы трое, — сказал Дженга. — Драко, само собой, еще Мэгина и Аффиана. Защитникам и язычникам, которые находились в Тестре, когда это случилось, было неизвестно истинное положение вещей, и мы решили не разубеждать их в том, что она по-прежнему руководит.

— А кто такая эта Аффиана?

— Друг, — ответил Тарджа. — В основном, она и заботится о Джойхинии.

— Понятно, — произнес Гарет и, подперев ладонями подбородок, уставился на огонь.

«Интересно, о чем он думает?» — Дамиан смотрел на него и тихонько поглаживал рукоятку кинжала. Если Гарет Уорнер даст хоть малейший повод для подозрений, живым ему отсюда не уйти.

— Давайте на некоторое время отвлечемся от Джойхинии. Говорят, что харшини вернулись, — вы слышали? Вы что-то ничего об этом не сказали.

— Правду говорят, — ответил Тарджа. — Мы видели некоторых из них. Но это было давно. И я понятия не имею, где они сейчас и что собираются делать. Если бы я мог найти их, то обязательно сделал бы это, честное слово.

— А зачем они вам? — спросил Гарет. — В последнее время вы приобретаете довольно странных союзников. — Он покосился на Дамиана.

— Они держат у себя Р'шейл, — произнес Тарджа равнодушно, что было довольно странно, если учесть известные обстоятельства. — Харшини верят, что она дитя демона.

При этой новости даже Гарет Уорнер не сумел скрыть удивления.

— Р'шейл? Дитя демона? О, Основательницы! И почему же они так думают?

— Они не думают, комендант, они знают. Если Р'шейл еще жива, то находится у харшини, и, насколько я понимаю, они не отпустят ее, пока она не выполнит задачу, ради которой была рождена.

— Какую задачу?

— Им надо, чтобы Р'шейл уничтожила Хафисту, — ответил Тарджа.

— Кариенского бога? — Гарет недоверчиво покачал головой. — Если это шутка, то весьма удачная, Тарджа. Боюсь, я…

— Милорды! — послышался чей-то голос из темноты у двери. — Я ищу лорда Вулфблэйда.

— Входи, Альмодавар, — откликнулся Дамиан, узнав голос своего капитана. — В чем дело?

— Посмотрите сами, милорд, — ответил Альмодавар по-хитриански, выступая из темноты. — Патруль поймал двух шпионов.

Границу часто нарушали рыцари, большую часть лета обитавшие в северных районах. Впрочем, они редко опускались до такого занятия, как разведка местности. В основном это были мальчишки-пажи или оруженосцы — городские недоросли, которые отваживались на столь рискованное предприятие в надежде, что благословение Хафисты защитит их. Дамиан не сразу сообразил, что шпионы были настоящими, а не отвлекающим маневром для прикрытия серьезной атаки. Интересно, что же это за болваны?

— А сам с ними не справишься, капитан? — спросил он по-хитриански.

Иногда знание языка, который не понимали союзники, оборачивалось полезным преимуществом, Тарджа пытался выучить хитрианский язык, но пока не понимал, когда на нем говорили бегло.

— Они хотят что-то сообщить, милорд. Дамиан нахмурился и повернулся к защитникам:

— Пойду-ка я посмотрю. Скоро вернусь.

И он вышел вслед за Альмодаваром из зала, сопровождаемый любопытными взглядами собравшихся.

* * *

Шпионы оказались мальчишками, насмерть перепуганными, но дерзкими. Оба шатены, оба усыпанные веснушками, они, похоже, были братьями. На лице у старшего виднелись следы побоев. Младший, носивший на шее амулет с пятиконечной звездой и стрелой Хафисты, как выяснилось, был парнем ершистым и сразу полез на рожон. Едва Дамиан вошел в палатку, он вскочил. Старший вставать не стал. А может, не смог — судя по всему, ради такого случая Альмодавар не стал обновлять свои методы допроса.

— Хитрианский пес! — выкрикнул пацан и плюнул на пол перед Дамианом.

Альмодавар шагнул вперед и ударил мальчишку по лицу тыльной стороной латной рукавицы. Тот отлетел назад и упал.

— Для тебя, парень, я господин хитрианский пес, — сказал Дамиан и, уперев руки в боки, принялся разглядывать пленников. Младший задира сразу съежился под его взглядом.

— Это Джеймс и Майкл из Кирхланда, — доложил Альмодавар. — Они из герцогства лорда Лезо, что в северном Кариене.

Герцогом Лезо стал несколько месяцев назад. Он был состоятельным человеком, имел многочисленную челядь, но говорили, что герцог сам распространяет слухи о своем богатстве, о чем свидетельствовало присутствие здесь этих двух мальчишек. Иначе какой же болван мог послать детей на разведку?

— Альмодавар сказал, что вы хотите мне что-то сообщить. Ну что ж, говорите, и, может быть, я оставлю вас в живых.

— Мы отдадим свою жизнь во славу Всевышнего, — проскулил с пола старший брат. — Не говори ему ничего, Майкл.

— Нет, я скажу, Джеймс. Я хочу посмотреть, как хитрианцы обмочатся, когда узнают, что их ждет.

— Тогда говори, — велел Дамиан. — А то ведь я прибью тебя во славу твоего Всевышнего, и ты не успеешь посмотреть, как я обмочусь.

— Приближается день расплаты. На вас идут кариенские рыцари.

— Они идут уже несколько месяцев. Я умираю от ужаса, когда думаю об этом.

— Ты действительно скоро умрешь. — Майкл сплюнул. — Когда наши фардоннские союзники присоединятся к нам, мы нападем на Хитрию и утопим вас в вашей языческой крови!

Дамиан вопросительно посмотрел на Альмодавара и опять обратился к мальчишке:

— Фардоннские союзники?

— Принц Кратин женится на принцессе Кассандре Фардоннской! — торжественно объявил Майкл. — Вам не удастся устоять перед мощью двух великих держав.

— Врешь. Не рассказывай мне страшные сказки, мальчишка-трусишка. Альмодавар! Убей их. И не бросай где попало трупы — вонять будут.

Он повернулся к пленникам спиной и приподнял полог палатки.

— Я не вру! — завопил малолетний шпион. — Наш отец служит третьим дворецким у герцога Лезо в Ярнарроу, и он был там, когда наш король получил предложение от короля Габлета.

«Похоже на правду», — подумал Дамиан, однако продолжать разговор не стал.

Выйдя из палатки, он повернулся к капитану. Лицо его, освещенное пламенем костра, было встревоженным.

— Как думаешь, он говорит правду?

— Конечно! Он слишком напуган, чтобы так убедительно врать.

— Это несколько меняет дело, — задумчиво произнес Дамиан. — Быть может, наш гость из Цитадели внесет ясность во все это. Ведь он вроде как из службы безопасности.

— А что делать с мальчишками? Вы действительно хотите, чтобы я их убил?

— Да нет, конечно. Они ж сопляки совсем. Дай им какую-нибудь работу попроще. Я слышал, что кариенцы верят, будто тяжелый труд укрепляет дух.

Капитан осклабился.

— И вы не даете им шанса принять мученическую смерть за своего Всевышнего? Какой вы жестокий, милорд.

 

Глава 9

Поскольку отъезд Адрины из Талабара был событием из ряда вон выходящим, Габлет решил устроить дочери торжественные проводы. На спешно подремонтированной пристани выстроили шеренги солдат в белой парадной форме. Оркестр играл веселые мелодии, развлекая публику, и даже Бренн — бог ветров — улыбался в этот день Фардоннии. Стояла изумительная погода: небо было чистым, море — спокойным. Огромный Талабар нежился в розовых солнечных лучах. На плоских крышах ближайших к пристани домов сидели любопытные фардоннцы, которые хотели в последний раз взглянуть на свою принцессу.

Габлет выбрался из паланкина и огляделся. Увидев повелителя, народ разразился радостными криками. В ответ король приветственно помахал подданным своими здоровенными ручищами. Заключенная сделка была выгодной: он получил почти все, чего хотел, а посему пребывал в благом расположении духа. Теперь у него хватало и добротного кариенского леса, чтобы строить корабли, и золота, чтобы заплатить за строительство, а через несколько месяцев вместе с кариенцами и защитниками, вовлеченными в войну на севере, он отправится через южные равнины Медалона в Хитрию. Первым делом он хотел уничтожить Лернена Вулфблэйда, хитрианского светлейшего принца, и его наследников — за обиду тридцатилетней давности, о которой сейчас уже мало кто помнил. Но Габлет обид не забывал.

Плата за все это оказалась смехотворно мала: король лишь согласился беспрепятственно пропускать кариенские корабли через Соландскую бухту, где Железный Поток впадал в океан. Да еще он отдал кариенцам остров Сларн, этот жалкий кусок скалы, торчащий в заливе, который, кроме них, никому не был нужен. Конечно, Габлет сделал вид, что расстается с величайшей ценностью лишь из добрых чувств к союзникам, и заставил их раскошелиться.

Что же касается секрета пороха, то король пообещал и его, но, прежде чем сообщить формулу, предложил послать своего научного специалиста в Кариен, дабы тот отыскал подходящее место для завода. Габлет все продумал: с отправкой специалиста решено было пока не торопиться, а когда же он, наконец, уедет, должно выясниться, что на поиски такого места потребуются годы. А за это время много воды утечет.

Но самым неожиданным сюрпризом было то, что он избавился от Адрины.

Габлет любил свою старшую дочь — это верно. И часто жалел, что судьба предназначила ей родиться девочкой — из нее получился бы прекрасный сын. Такой вспыльчивый характер, такой живой ум и проницательность для женщины, увы, опасны. А по правде говоря, Адрина была избалованной маленькой шлюшкой, с которой вечно хлопот не оберешься. И любить такую дочь на расстоянии гораздо легче — в этом Габлет не сомневался.

Все его попытки подыскать Адрине мужа заканчивались позорным провалом. Последний претендент, лорд Дандрак, заявил, что предпочтет выйти безоружным против сотни хитрианских налетчиков, чем провести хотя бы ночь с ее высочеством, — мол, тогда у него будет больше шансов остаться в живых. Адрина же презирала его за глаза и говорила, что никогда не выйдет замуж за человека, который не видит разницы между вилкой и собственными пальцами. Конечно, Дандрак был немного вульгарен, но Габлет надеялся, что его простоватое обаяние привлечет принцессу. Тщетные надежды — Адрина жаждала власти, и Габлет не хотел выдавать ее за деспота. Ей требовался муж, который станет держаться за ее юбку. Конечно, были и другие мужчины, которые с радостью женились бы на ней — не по любви, а по расчету, — но таких претендентов Габлет отметал сразу.

Подвернувшийся кариенский принц представлял собой идеальный вариант. Этот кроткий паренек был фанатиком своей веры и истово соблюдал ее каноны, так что Адрине вряд ли удастся сбить его с толку. К тому же его снедало монашеское отвращение ко всему, что связано с сексом, и легендарное умение обольщать принцессе уже не понадобится. Кратин верил только в своего бога. Бедная Адрина. Однажды она станет кариенской королевой и получит вожделенную власть — ведь только поэтому она согласилась отправиться на север. Как же ей предстоит разочароваться!

Оркестр перестал играть веселые мотивчики и грянул бравурный гимн Кариена — прибыл принц Кратин со своей свитой. У пристани в ожидании высоких гостей покачивалась кариенская бригантина. Габлет посмотрел на судно и нахмурился: какая убогая посудина. Фардоннские кораблестроители были лучшими в мире, но секреты их хранились строже, чем государственная казна. Кариенцы же строили жалкие копии, которые были гораздо хуже, чем фардоннские оригиналы. Но по иронии судьбы у Фардоннии было мало леса, пригодного для строительства судов, — зато его с избытком хватало в Кариене. Не хватало кариенцам одного, главного — фардоннского секрета, как делать древесину крепкой и водонепроницаемой.

Король покончил с размышлениями и, вновь вернувшись к происходящему, широко улыбнулся молодому принцу. «Бедный мальчик, — вдруг подумал Габлет, — ему придется связать свою жизнь с Адриной. Несчастный дурачок даже не сможет завести любовницу, чтобы хоть как-то утешиться. Что поделаешь. Уж такую цену приходится платить за звание кариенского принца». Кратин учтиво поклонился королю и начал протокольную речь, в которой благодарил короля за щедрость, доброту, гостеприимство и так далее и тому подобное. Говорил он на кариенском языке, ибо фардоннского не знал. Слушая молодого человека вполуха, Габлет смотрел на него и отмечал признаки вырождения. Эти олухи на севере заключали браки только с родственниками. Ну что ж, его дочь вольет им свежей крови — королевской семье Кариена это будет полезно. — Ее высочество принцесса Адрина!

Фанфары, возвестившие о появлении Адрины, в программе церемонии, одобренной Габлетом, не значились. Король невольно улыбнулся: ну и наглая же девчонка. Она вышла из открытого паланкина с помощью молодого раба, на котором всего-то и было что львиная шкура да слой масла на мускулистом торсе. Судя по всему, она хотела оставить долгую память о своем отбытии.

К принцессе подбежали несколько девиц в белых одеждах и принялись усыпать ее путь лепестками цветов, чтобы ножка ее высочества ненароком не коснулась грязного настила пристани. «Издевается, — подумал Габлет. — Неделю назад управляла боевым кораблем — и вдруг такая нежная стала». Он посмотрел на хмурую физиономию Кратина и с трудом удержался от смеха. Парень только начинал постигать таланты свои будущей супруги. То ли еще будет! Царственной походкой Адрина пошла по дорожке из лепестков и, приблизившись к отцу, сделала величественный реверанс. Она была красивой женщиной, едва вступившей в пору расцвета. Правда, невысока и не так хрупка, как Кассандра, зато и не так угловата. Самым примечательным в ней были глаза — большие, изумрудно-зеленые. Роскошное тело могло свести с ума. Кратин станет счастливым человеком, если сумеет оценить то, что приобрел. При условии, что Адрина не будет давать воли языку.

К королю подкатился Лектер Турон и вручил ему клинок в драгоценных ножнах. Король протянул его Адрине:

— Это Клинок невесты, который носила твоя мать.

— Надеюсь, он принесет мне удачу, — ответила Адрина, принимая подарок. При дворе было не принято говорить о ее матери.

— У меня сердце разрывается при мысли о разлуке с тобой, дитя мое! — воскликнул Габлет и сам чуть не поверил в то, что сказал.

Глаза Адрины угрожающе сверкнули.

— Еще не поздно передумать, отец.

Ему был знаком этот взгляд. Адрина научилась так смотреть еще тогда, когда сидела у отца на коленях.

— Увы, девочка моя.

— Тогда вам придется пожинать плоды.

Габлет улыбнулся. Только Адрина смела угрожать ему. Он заключил дочь в медвежьи объятия, и толпа взревела от восторга, видя, как любят друг друга король и принцесса.

— Если ты перебежишь мне дорогу, я позабочусь, чтобы остаток твоей презренной жизни прошел в самом мерзком месте, которое только можно себе представить, — с чувством прошептал он дочери на ухо.

— Спасибо, папочка, — откликнулась она. — Вы уже позаботились.

Король разжал объятия и, держа дочь за руку, посмотрел ей в глаза. Та невозмутимо выдержала этот взгляд. Ее мать была такой же — бесстрашной и честолюбивой. Жаль, что все это ушло вместе с ней. Если бы она умела держать себя в руках, то не сломала бы шею… Но Адрина унаследовала характер не только от матери. Внезапно Габлет явственно ощутил, что любит свою дочь, и, растерявшись, попытался прогнать это чувство.

Взяв Адрину под руку, он торжественно подвел ее к Кратину. Толпа восторженно взвыла. Габлет догадывался, что эти вопли более адресованы Адрине, которая наконец-то решила выйти замуж, нежели кариенскому жениху.

— Да благословят боги этот великий союз! — прокричал Габлет. — Пусть Фардонния и Кариен отныне и вовеки веков живут в мире и согласии!

Народ ликовал, хотя многие знали, что заявление Габлета не имело никакого отношения к его истинным намерениям. По закону ни один фардоннец не мог воевать с тем, с кем был связан родственными узами. Этот закон касался и короля, и кариенцы об этом знали. Вот потому-то они оставили свои предрассудки и приняли чужеземную невесту. Фардоннская королева — не такая уж большая цена за уверенность в том, что Габлет не объявит им войну.

Кратин с растерянным видом держал Адрину за руку. Дочь короля улыбалась и махала рукой зевакам. Им нравилась принцесса. Она была хитрым политиком и не пренебрегала поддержкой тех, кто обитал за стенами дворца. Только близкое окружение считало Адрину тираном, а простые люди помнили ее доброту и, похоже, искренне жалели, что она уезжает на север.

Кариенский принц и Адрина прошли мимо шеренги гвардейцев и направились к судну. Габлет смотрел им вслед. Когда жених и невеста поднялись на борт, король сделал знак капитану гвардии. Тристан подбежал к отцу.

— Можешь вернуться будущей зимой, — произнес король. — Я постараюсь простить тебя к этому времени.

Тристан усмехнулся.

— Вы очень добры, ваше величество.

— Не говори со мной таким тоном, сынок. Тебе повезло, что я не отправил тебя на восточные перевалы.

— Честно говоря, отец, я был бы рад, если бы вы это сделали. Лучше сражаться с хитрианскими бандитами, чем быть игрушечным солдатиком в Кариене.

— Я хочу, чтобы ты присматривал за Адриной.

— Ей не нужны няньки.

— Тогда не спускай с нее глаз. И не впутывайся в ее махинации. Я хочу, чтобы ты вернулся через год, мой мальчик. Надеюсь, ты будешь благоразумным. — Габлет обнял своего старшего незаконнорожденного сына. — К тому времени у меня будет законный сын.

Тристан покачал головой.

— Отец, а вы не боитесь, что один из нас вдруг решит завладеть вашим троном?

— Да где ж вам со мной тягаться, Тристан.

— А если вы умрете и не успеете объявить имя наследника…

Габлет улыбнулся.

— Тогда тебе придется иметь дело с Адриной, мой мальчик, и я держу пари, что и с ней никто из вас тягаться не сможет.

 

Глава 10

— Рыцари! Сотен пять наберется.

Дамиан передал Тардже небольшую полую трубку, сквозь которую разглядывал расстилавшуюся впереди долину с пожухлой травой. Чтобы вскарабкаться на этот наблюдательный пункт на склоне горы, откуда просматривалась граница, им потребовалось целое утро. Каменистый выступ был широким и плоским. Тарджа, Гарет и Дамиан лежали и наблюдали за палатками врагов, то и дело прихлопывая любопытных насекомых, которые прилетали поползать на шеях незваных гостей.

Тарджа приложил трубку к глазу и с удивлением обнаружил, что четко видит далекие фигуры рыцарей, белые круглые шатры и все, что их окружало. Стекла действительно сокращали расстояние. Дамиан называл их линзами.

Этот бивак на кариенской стороне границы беспокоил Тарджу гораздо меньше, чем угроза нападения пехоты Ясноффа. Конечно, рыцари производили впечатление, но в решающем сражении играли роль едва ли не последнюю. Более серьезную опасность представляли многочисленные кариенские пехотинцы, которые уже прибывали на фронт. Рыцари же были призваны лишь устрашить противника. Тарджа вздохнул и повел подзорной трубой в сторону, осматривая укрепления на границе.

Единственная надежда защитников навязать противнику свою тактику ведения боя состояла в том, чтобы заставить кариенцев двинуться по пути, заранее подготовленному для них медалонцами. Вся равнина была исчерчена траншеями с острыми кольями на дне. Там и сям виднелись глубокие ямы, которые должны были затруднить продвижение тяжелой боевой конницы кариенцев. Похожие на гигантских насекомых баллисты, защищенные земляными насыпями, стояли вне зоны обстрела кариенских лучников в ожидании битвы. Но им следовало перекрыть огромный фронт, и отсюда, с высоты, все огрехи обороны были видны как на ладони.

— Я думал, их больше, — заметил Гарет, забирая у Тарджи подзорную трубу, чтобы посмотреть на кариенцев.

— Обычная проблема феодальных властей, — ответил искушенный в политике Дамиан. — Чтобы собрать армию, нужно убить массу времени. Приходится льстить, подкупать людей, женить и выдавать замуж своих детей и убеждать герцогов, что от войны будет прок. Колоссальная трата времени и денег, если хотите знать. Регулярная армия значительно эффективнее. — Заметив удивленный взгляд Гарета, хитрианец нахмурился. По всему было видно, что недоумение Уорнера Дамиану неприятно. — А вы что ж думали, комендант? Что я дикарь? Да нет, знаете ли. Даже военлорды должны уметь шевелить мозгами. А вы что, надеялись от меня услышать: «Я военлорд и всех кариенцев враз поубиваю»? Гарет неловко улыбнулся.

— Нет… Не то чтобы…

Дамиан усмехнулся и пополз к скале. Там он сел, удобно расположившись в тени, и вытянул вперед ноги. Потом достал флягу с водой и отхлебнул из горлышка.

— Вы снова недооцениваете меня, комендант, — сказал он, передавая флягу Тардже. — К вашему сведению, я получил изрядное образование в Хитрии. И я прав. Кариенцы не держат постоянной армии, но могут собрать огромное войско — для этого им надо всего лишь организоваться. И вот тут-то собака и зарыта. Вассалы Ясноффа должны отслужить своему господину шестьдесят дней в году, а это означает, что, когда они доберутся сюда, им уже будет пора возвращаться домой. Они будут торчать здесь, пока церковь поддерживает войну. Однако даже сражение во славу Всевышнего начинает надоедать, когда оно влетает вам в копеечку, а обещанной добычи нет как нет. — Он лениво прихлопнул надоедливую мошку. — Вот вы, медалонцы, правильно делаете. Плюете на титулы, повышаете в звании за заслуги и держите постоянную армию.

— Плюем на титулы? Ну, знаете… да если Хитрия последует нашему примеру, вы же лишитесь своей должности.

«Гарет, должно быть, не знает, что неразумно спорить с этим человеком о преимуществах или недостатках различных систем правления, — думал Тарджа. — Может, сказать ему об этом?»

— Если бы только должности, комендант. Скорей всего, я лишусь головы, потому что светлейший принц Хитрии — мой дядя, а я, к сожалению, его наследник.

— Почему — к сожалению? — спросил Тарджа.

— Занять хитрианский трон не так легко, а усидеть на нем и того труднее. Другие военлорды могут подумать, что я появился несколько… преждевременно. Может статься, я предложу Медалону сотрудничество — если только кариенцы и их фардоннские союзники не перейдут вашу границу и не сметут нас со своего пути.

«Интересно, какую цену попросит Дамиан за такое сотрудничество?» — подумал Тарджа.

— Я уверен, что, если это случится, Медалон не забудет твоей поддержки.

— Вы легко даете обещания, Тарджа, — заметил Гарет. — А ведь вы еще не Лорд Защитник.

Тарджа взглянул на коменданта — и не ответил.

— Ладно, в ближайшем будущем, я думаю, нам ничего не угрожает, — сказал Дамиан. — Яснофф может приказать своим рыцарям устроить маленькое представление на границе, но у нас еще есть время до прибытия основных сил. А если они не подойдут вскоре, у нас появится хороший союзник — зима.

— Вот на это надеяться не стоит, — произнес Тарджа. — Кариенцы умеют воевать зимой.

— М-да, у главнокомандующего Ясноффа лорда Сетентонского большой опыт ведения зимних кампаний, — согласился Дамиан.

— Вам стоило бы поучить своих людей сражаться с рыцарями, — добавил Гарет. — Человека в доспехах трудно убить, к тому же защитникам и хитрианцам не доводилось воевать с латниками.

— Но его легко сделать беспомощным. Нужно просто сбить его с лошади и некоторое время потоптаться по нему. Только так рыцаря можно одолеть.

Тарджа засмеялся.

— Я попрошу тебя передать сей бесценный опыт солдатам. Дамиан пожал плечами.

— Звучит, конечно, глупо, но это действует. Ты представляешь себе, как трудно в латах подняться на ноги? Ха! Их даже на коней втаскивают веревками. Сбить на спину — раз, воткнуть меч в прорезь для глаз — два. И дело в шляпе. Однако рыцари — это тьфу, ерунда. Вот если Габлет и фардоннцы передадут Ясноффу свою артиллерию, тогда нам придется туго.

— Ты имеешь в виду пушки?

Дамиан кивнул.

— Сам я их никогда не видел, но разговаривал с теми, кто наблюдал, как они стреляют. Нас пока спасает то, что Габлет как зеницу ока хранит секрет той штуки, которая приводит пушки в действие. И этот секрет для него дороже, чем все его дети вместе взятые. По-моему, ему легче с дочерью расстаться, чем с одной из своих драгоценных пушек.

— Да, я что-то слышал об этой сделке, — произнес Гарет, забирая у Тарджи флягу. — Но ничего особенного. А еще я слышал, что Габлет так тщательно скрывает свой секрет потому, что его пушки ненадежны и часто палят по своим. Оружие Габлета — это страх врагов перед его пушками, а не сами пушки.

— Даже если это так, я не собираюсь лезть на пушки с мечами и луками.

— Если сделка действительно заключена, фардоннцы и без пушек могут атаковать с юга, — заметил Гарет. — А мы не можем позволить себе распылять наши силы.

Он сказал «наши силы», а не «ваши силы». И Тарджа терялся в догадках: оговорка это была или Гарет наконец выбрал, к кому примкнуть.

— Нам нужно время, — промолвил Тарджа и нахмурился. — До тех пор пока мы не получим контроль над Цитаделью, на поле боя у нас будет только половина необходимого количества защитников.

Дамиан кивнул.

— Я мог бы позвать еще сотни три налетчиков, но тогда провинция Кракандар превратится в объект повышенного внимания моих соседей. Если уж дела будут совсем плохи, я всегда могу обратиться в Эласапин. Нарвелл пришлет мне пять сотен своих налетчиков — надо только хорошенько попросить. Воображаю, сколько хитрианских отрядов нужно пригнать к Заставе, чтобы Габлет дважды подумал, прежде чем провести суда по Стеклянной реке.

— Кто такой Нарвелл? — спросил Тарджа.

— Нарвелл Хоксворд, военлорд Эласапина, — ответил Дамиан. — Он мой брат по матери. Ее второй муж был его отцом.

— А сколько мужей было у твоей матери? — заинтересовался Тарджа.

— Пять, я недавно посчитал, — сообщил Гарет, чем весьма удивил Дамиана: надо же, какая осведомленность. Уорнер взглянул на военлорда и пожал плечами: — Я руковожу службой безопасности защитников, милорд. Мне полагается знать такие вещи.

— Тогда вы должны знать, вышла ли она замуж опять. Когда я виделся с ней в последний раз, она присматривалась к очень богатому торговцу драгоценными камнями из Гринхарбора.

Тарджа изумленно покачал головой. Сестры Клинка редко выходили замуж, а уж если выходили, никогда не рожали больше двух детей. Многодетными были лишь медалонские фермеры, которые почти не платили своим отпрыскам за работу в хозяйстве.

— Да будь у нас хоть тысяча хитрианских налетчиков, нам все равно потребуются защитники — все, а не часть! — сказал Тарджа, возвращаясь к насущной теме разговора. — В настоящее время у нас семьсот твоих налетчиков и около шести тысяч защитников — а это меньше половины необходимого.

— Сколько у вас стрелков с большими луками?

— Пятьсот. Остальные в Цитадели. А что?

— Я наблюдал, как они тренируются. Думаю, что не смог бы согнуть один из этих треклятых луков.

— Их тренируют сызмальства, — сказал Тарджа. — Ребята растут вместе со своими луками. По мере роста мальчишки лук регулярно удлиняют до тех пор, пока он не достигает стандартного размера. Лучники они действительно отменные, но незаменимые. С луком убитого стрелка никто другой справиться не сможет. С теми, кто в Цитадели, их и полутора тысяч не наберется.

— Они нам очень пригодятся. Предположим, Габлет не даст Кариену пушки. Тогда ваши луки будут в этой войне самым дальнобойным оружием. Кариенцы считают лук и стрелы крестьянским оружием. У них тоже имеются лучники, но не такого калибра, как ваши с длинными луками. Если мы обеспечим им хорошее прикрытие, вы сможете пресечь любое поползновение неприятеля.

— А ваши конные лучники? — спросил Гарет.

— Мы как пчелы — налетаем, жалим и улетаем прочь, — ответил Дамиан. — Любой из моих людей может выпустить в минуту три стрелы в цель размером с яблоко, но наши луки — оружие ближнего боя. А кариенцев слишком много, чтобы воспользоваться такой тактикой.

— А мятежники?

Тарджа пожал плечами.

— Ну, это тысяча — максимум. И большинство из них никогда не держали в руках оружия. А Яснофф при поддержке церкви может выставить стотысячную армию. Да еще коли ему помогут фардоннцы… Это ж несметное войско. Думаю, тогда нам ничего не останется, как только молиться.

— Никогда не недооценивай силу молитвы, — промолвил Дамиан. — Если Зигарнальд, бог войны, примет нашу сторону, мы победим. К тому же харшини должны как-то дать о себе знать.

Тарджа не стал с ним спорить. Он не верил в богов Дамиана.

— Я думал, что харшини не способны убивать, — заметил Гарет.

— Есть масса способов досадить врагам, не убивая их.

— Может быть, — согласился Тарджа, но как-то не очень уверенно. — Может, они призовут своих демонов и напугают кариенцев до смерти.

— А если кариенцы прибегнут к помощи своих жрецов, нам придется защищать харшини и всю их магию, — предупредил Дамиан. — Когда лорд Брэкандаран вернется, мы узнаем больше.

Услышав имя Брэка, Тарджа нахмурился.

— Он ушел больше пяти месяцев назад. Почему ты решил, что он собирается вернуться?

— Он вернется, — упрямо повторил Дамиан.

— Хорошо бы…

Тарджа хотел увидеть мятежника из племени харшини — и не только потому, что надеялся узнать, какую помощь харшини могут предложить. Брэку должно быть известно, жива ли Р'шейл. С тех пор как она бесследно исчезла, прошло несколько месяцев, а рана ее была смертельна — в этом Тарджа не сомневался, уж ему-то довелось насмотреться на подобные увечья. Впрочем, он старался не терять надежды. Ведь харшини — существа необычные, а Р'шейл как-никак наполовину харшини и могла как-то уцелеть после удара Джойхинии. Но шли дни, недели, месяцы, и надежда понемногу слабела.

— Ты что?

Тарджа тряхнул головой.

— Да так, просто задумался кое о ком.

— И кто же этот кое-кто? Дитя демона?

— Я ее так не называю. — Лицо Тарджи исказилось. — Но ты прав, я действительно думал о Р'шейл.

— Ее судьба в руках богов, дружище, — произнес Дамиан. — Ты ей ничем не можешь помочь. Однако мы говорили о рыцарях…

— У вас есть предложение? — встрепенулся Гарет.

— По-моему, они там слишком удобно устроились. Надо бы их проучить.

— Что вы хотите сказать?

Дамиан усмехнулся.

— Я хочу сказать, что придется временно забыть о чести защитника и научиться хитрить. — Он встал и отряхнул штаны. — Перво-наперво нужно как-то угробить их запасы провианта. А, комендант? Одобряете?

Тарджа с любопытством уставился на Гарета — понятное дело, Дамиан не собирался брать штурмом лагерь кариенцев. Комендант молча смотрел на своих спутников.

— Я в идиотских затеях не участвую, — наконец сказал он и, поднявшись, протянул Дамиану подзорную трубу. — Это касается и ваших жалких попыток сместить Джойхинию, Тарджа. Но если вы займетесь чем-нибудь стоящим, я пойду с вами до конца. То, что вы собираетесь делать, — глупости. А мне хотелось бы дожить до глубокой старости и умереть в собственной постели.

— Это самое невыполнимое условие, которое мне ставили.

— Уж какое есть. И это все, на что вы можете рассчитывать, пока не предложите что-нибудь более разумное.

Дамиан покачал головой.

— Слушай, Тарджа, давай спихнем его с утеса, и делу конец.

— Я слышал, что вы имеете репутацию хитрого воина, лорд Вулфблэйд. Не могу понять, как вы ее заслужили.

Гарет прошел мимо Дамиана по краю скалы и стал спускаться по узкой тропе к тому месту, где паслись их лошади.

— Если бы этот человек не был твоим другом, Тарджа… — начал Дамиан.

— Да он просто проверяет тебя. И он нам нужен.

— Нет, он нужен тебе. А я хотел бы увидеть его мертвым. И предупреждаю тебя: с каждой минутой, проведенной в его обществе, мне хочется этого все больше.

Дамиан бережно уложил подзорную трубу в кожаный футляр и двинулся вслед за Гаретом. Тарджа покачал головой: доигрались — Дамиан Вулфблэйд грозится убить Гарета Уорнера. Да с помощью Гарета гораздо проще одурачить Кворум и заставить всех поверить, что с Верховной сестрой все в порядке. А уж в деле ее смещения его поддержка и вовсе незаменима. И если кариенцы на самом деле объединились с фардоннцами, то единственной надеждой избежать вторжения с юга были хитрианские налетчики Дамиана.

В который уж раз с тех пор, как Джойхиния обзавелась мантией Верховной сестры, Тарджа пожалел о том, что она его не повесила. Тогда он не стал бы участвовать в мятеже, никогда не возглавил бы мероприятие по спасению Р'шейл, которое закончилось гибелью кариенского посланника, и, наконец, сейчас им не угрожало бы вторжение. Но главное — Р'шейл. Если бы не Тарджа, она осталась бы жива и, быть может, по сей день пребывала бы в блаженном неведении о том, кем действительно была.

Хотя, может быть, его смерть ничего и не изменила бы. Харшини знали, кто такая Р'шейл, и отправили Брэка на ее поиски. Тот же Брэк и Гарет оценили кариенскую угрозу задолго до того, как она начала обретать реальную форму. Так что, как ни посмотри, события развивались сами по себе и совершенно независимо от Тарджи. Он вспомнил, как больше года тому назад скакал в Тестру, прямо в лапы лорда Драко, который оказался его отцом, и размышлял о превратностях судьбы. «Да, хорошее времечко было», — неожиданно для себя подумал он.

В лагерь защитников они возвращались не в духе. Дамиан злился, Гарет молчал. Тарджа пытался придумать какие-то слова, чтобы разрядить обстановку. Вообще-то он хорошо относился к Гарету Уорнеру и в то же время дружил с Дамианом Вулфблэйдом, которого по иронии судьбы в свое время пытался убить, ради чего четыре года проторчал на южных рубежах.

День клонился к вечеру, когда на горизонте появился силуэт Башни Измены. Хотя проектировщики постарались на славу, она не служила крепостью и использовалась только как временный штаб. «Что сталось с Беретт и ее сиротами? — подумал Тарджа. — В Башне никаких их следов. Живы ли они? Или Беретт нашла для детей более безопасное место? Надо бы найти время да разузнать об их судьбе».

Армейские палатки, расположившиеся вокруг развалин, занимали обширную территорию. Хитрианцы жили на западной стороне лагеря. Недалеко от границы палаточного города Дамиан осадил скакуна и принялся разглядывать лагерь. Лицо его было задумчивым. Тарджа остановился рядом. Гарет как ни в чем не бывало поехал дальше.

Между ровными рядами палаток — каждая на четверых — стояли аккуратные пирамиды, сложенные из копий и пик. На всей территории, что занимали защитники, царили чистота и порядок. Пятачок, где обитали хитрианцы, напоминал цыганский табор. Палатки, среди которых не было двух одинаковых, стояли как попало, в полном беспорядке. В воздух поднимался дым костров полевых кухонь и огромной походной кузницы у южной стены башни. Было слышно, как бойко стучат молоты. Кузнецы работали не покладая рук — мастерили мечи, копья и наконечники для стрел. Оружия требовалось много, и Дженга решил, что лучше делать его на месте, чем возить из Цитадели, — даже несмотря на острую нехватку топлива.

В северной части лагеря, где виднелись голые пространства вытоптанной земли и ряды соломенных чучел, находилось тренировочное поле. Снаружи лагерь патрулировали конные часовые в красных мундирах, объезжавшие его по периметру. Хитрианские дозорные прятались в высокой траве.

К югу раскинулся палаточный городок, где обитали мятежники, лагерная прислуга и добровольцы из Медалона, которые надеялись быстро разбогатеть на войне. Дженга поначалу пытался выгнать их из лагеря, но, в конце концов, махнул рукой.

— Меня тревожат фардоннцы, — признался Дамиан, как только Гарет удалился на порядочное расстояние. — Кариенские рыцари придурки. Они думают, что все будут играть по их правилам. Поэтому нетрудно предсказать их действия.

— А фардоннцы?

Тарджа никогда не сражался с ними. Он привык, что они предпочитали торговлю, а не войну. Но враг, который вызывал у хитрианского военлорда тревогу, был врагом опасным.

— Габлет держит огромную регулярную армию, — ответил Дамиан. — Его солдаты хорошо обучены и сообразительны. Они не играют по правилам кариенцев. Это одна из причин, почему Хитрия избегает открытого конфликта с Фардоннией. Да еще эти пушки Габлета…

— И что ты предлагаешь?

Дамиан пожал плечами.

— Думаю, нам нужна помощь.

— И ты мне это говоришь? — вздохнул Тарджа. Дамиан посмотрел на него и улыбнулся.

— Думаю, пора поговорить с моим богом. Я, как-никак, его самый достойный слуга. Зигарнальд обязан оказать мне пару услуг.

— А кто мне говорил, что не знает, как общаться с богами?

— Помнится, я сказал, что не знаю, как общаться с богом воров. А бог войны — другое дело. Он часто беседует со мной.

— И что же он говорит? — с любопытством поинтересовался Тарджа.

— Хм! Это наше с ним дело. Возвращайся в Башню и попробуй разузнать, что там да как. А я посмотрю, что можно сделать с божественной помощью.

— Дамиан! — Тарджа хотел что-то сказать, но военлорд уже не слышал.

Пришпорив коня, Дамиан помчался к лагерю. Тарджа смотрел ему вслед и думал, разумно ли рассчитывать на помощь непостоянных первичных богов в войне с бесчисленной армией фардоннцев.

«Гарет прав, — невесело размышлял он, направив Тень к лагерю. — Он надеется выиграть войну не умением, а хотением».

 

Глава 11

Остров Сларн оказался гиблым местом: мало того, что он был целиком окутан туманом, так еще его окружали предательские рифы, приводящие в трепет даже самых опытных моряков. В это серое хмурое утро Адрина стояла на носу корабля и, ежась от холодных брызг, наблюдала, как очертания острова проступают сквозь пелену.

— Посетить остров Сларн — великая честь, — торжественно сообщил ей Кратин.

— Ах, вот как? — Принцесса крепко ухватилась за перекладины. — Я попытаюсь вспомнить об этом, когда нас расшибет о рифы.

Кратин посмотрел на нее без улыбки. На его лице появилось озабоченное выражение. Наверное, он не обладал чувством юмора, а может, Адрина пока не могла его обнаружить.

— Всевышний защитит нас и поможет добраться до гавани целыми и невредимыми.

— Да? Ну, тогда я спокойна.

— Я рад, что вы уверовали в могущество Всевышнего, — невозмутимо промолвил принц, будто не заметил издевки. — Когда мы прибудем на Сларн, жрецы назначат вам духовника, который поможет вам обратиться в истинную веру.

— А вы полагаете, что я собираюсь принять вашу веру? — спросила она, отчаянно сопротивляясь яростной качке.

Капитан отдавал приказы команде, стараясь переорать шум волн и треск корабельного корпуса.

Кратин сделал изумленное лицо.

— Как супруга кронпринца, вы должны являть собой образец набожности и добродетели для всех женщин Кариена.

— Я? Образец добродетели? Боюсь, я не достойна такой огромной чести, ваше высочество.

Совершенно не обращая внимания на ее иронию, Кратин кивнул.

— Ваша скромность похвальна, принцесса. Я уверен, что Всевышний оценит ваш кроткий нрав и одарит вас своей милостью.

«Если только не присмотрится ко мне повнимательней», — подумала Адрина.

До сих пор путешествие было сносным. Она общалась с кариенским женихом и его жрецами только во время еды. В остальное время Адрина была предоставлена самой себе и сидела в небольшой, но роскошной каюте, которую украшал кто-то либо очень набожный, либо в стельку пьяный: на всех плоских поверхностях красовался знак с пятиконечной звездой и стрелой Хафисты.

Тристана и его полк на Сларн не пригласили. На фардоннских кораблях они направились прямо в Кариен.

— На Сларне к нам присоединятся ваши фрейлины, — осторожно добавил Кратин. — Затем я отдам распоряжение отправить ваших рабынь назад в Фардоннию.

Адрина с решительным видом повернулась к Кратину:

— Мои рабыни никуда не поплывут, ваше высочество. Они останутся со мной.

Прежде чем заговорить, Кратин набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул, словно предчувствовал, какая реакция последует в ответ на его заявление. Именно для того, чтобы его сделать, принц и явился к невесте столь неожиданно сегодня утром. «Интересно, — думала Адрина, глядя на него, — как долго он будет собираться с духом?»

— Всевышний сказал, что человек может иметь только одного господина, и это Бог. У нас в Кариене нет рабства, ваше высочество. Ваши рабыни должны вернуться домой.

— А меня не волнует, что сказал ваш Всевышний. Мои рабыни останутся со мной. — Она высокомерно вскинула подбородок. «Ты слишком много о себе возомнил!» — Мой отец знал, что вы собираетесь оставить меня без рабынь после того, как мы оставим Фардоннию?

— Он сказал, что лучше не поднимать этот вопрос до тех пор, пока мы не достигнем Сларна, — ответил Кратин. — Но он заверил нас, что вы поймете необходимость…

— Он ошибался, — перебила его Адрина. — Я ее не понимаю.

— Я верю, что вы очень привязаны к ним, ваше высочество, но, как кронпринцесса Кариена, вы не должны поддерживать такой варварский обычай.

— Варварский?! — закричала она. — Да мои рабыни живут лучше, чем ваши тупые рыцари. О них заботятся, их лелеют и берегут. Вы что, хотите сказать, что я варвар?

Эта вспышка гнева привела Кратина в некоторое замешательство.

— Ваше высочество, я не хотел вас обидеть. Я уверен, что вы хорошо относитесь к своим рабыням, но они несвободны.

— А для чего им свобода? Чтобы работать, как проклятые, за ничтожные гроши? Чтобы господа думали, будто жалкие подачки освобождают их от дальнейшей ответственности за тех, кому повезло меньше, чем им? Господином, ваше высочество, быть трудней, чем рабом. Господин должен заботиться о благе своих подопечных. Господин должен быть уверен, что ни один его слуга не обойден милостью. Скажите, сколько ваших благородных лордов настолько ответственны?

Кратин вздохнул. Его не учили защищать свою точку зрения — особенно от женщины. На самом же деле Адрина нисколько не удивилась, узнав, что рабынь придется отослать домой, — поскольку была знакома с обычаями Кариена лучше, чем представлял себе Кратин, и со дня на день ожидала чего-то подобного. Но сейчас она наслаждалась — вид смущенного жениха доставлял ей истинное удовольствие.

— Ваше высочество, поймите, вы не можете держать при себе рабынь…

— Я не могу понять такого ко мне отношения, — надулась Адрина. — Разве недостаточно того, что я больше никогда не увижу родной дом? Теперь вы хотите отнять у меня близких людей. Как вы можете быть таким бессердечным? Разве ваш Всевышний считает бессердечность добродетелью?

От неожиданности Кратин потерял дар речи: он никак не рассчитывал, что Адрина призовет его Всевышнего на защиту своих доводов.

— Я… конечно, нет… может, мы все-таки как-нибудь договоримся?

Адрина довольно улыбнулась: она добилась чего хотела.

— Вы хотите сказать, что я могу оставить их? Ну хотя бы одну или двух.

— Но тогда вам придется дать им волю, — предупредил Кратин. — Если они будут свободными служанками, то, думаю, жрецы не станут возражать против их присутствия.

— Благодарю, ах, благодарю вас, ваше высочество, — лицемерно воскликнула Адрина и, схватив руку принца, поцеловала, по фардоннской традиции легонько лизнув мозолистую от меча ладонь. Кратин отдернул руку и покраснел.

— Давайте спустимся вниз, ваше высочество, — пробормотал он. Адрина прикусила губу, чтобы не расхохотаться. Она поняла, что этот юноша — девственник, но не удивилась. Согласно воле всевышнего, те, кто не состоял в браке, обязаны были воздерживаться от секса — интимные отношения разрешались исключительно ради произведения потомства. Кратин был чересчур набожен и покорно ждал наказания всякий раз, когда в голову ему приходили нечистые мысли. Адрина уже предвкушала брачную ночь, когда Кратин станет корчить из себя знатока, а она — невинную девицу.

— Хорошо, давайте спустимся, — согласилась она с улыбкой, которая не имела ничего общего с беседой, а относилась к предстоящей свадьбе.

Монастырь Сларна был таким же унылым и мрачным, как сам остров. То малое, что увидела Адрина из окна экипажа по пути с пристани, было голым, скалистым и насквозь продутым ветрами. Остров находился посреди Фардоннского залива и знаменит был более своими обитателями, нежели стратегическим положением. На Сларне жили жрецы Хафисты и страдающие Проклятием Малика. Всякого, кто заболевал этой болезнью, немедленно отправляли на Сларн, а жрецы по непонятным причинам были невосприимчивы к страшному недугу. Кратин уверял Адрину, что больные живут вдали от монастыря, но насколько безопасным было то расстояние, оставалось только гадать. Давным-давно, когда сводный брат Адрины Гаффен был еще маленьким, его мать тоже заразилась, и Адрина помнила, что стояла у дворца и наблюдала, как несчастную женщину уводят, а она рыдала и умоляла разрешить ей попрощаться с сыном. Все, чего касалась Эмалия, было сожжено. «Живет здесь Эмалия, — думала Адрина, — или болезнь уже унесла ее в страну смерти?»

Она посмотрела на Кратина и нахмурилась. Принц сидел напротив и, склонив голову на грудь, что-то шептал. «Молится», — неприязненно подумала Адрина. Ну конечно, ведь Сларн — святое место.

— Надеюсь, там, куда мы приедем, разведут огонь, — произнесла она, чтобы помешать молитве, а заодно завести разговор. — В Ярнарроу холоднее, чем здесь?

Кратин поднял голову и, дошептав последние слова, ответил:

— Намного холоднее, ваше высочество. В это время года нас заносит снегом.

Адрина радостно захлопала в ладоши.

— Я никогда не видела снега!

— В Ярнарроу вы многое еще увидите.

— Тогда я надеюсь, что вы не дадите мне замерзнуть.

Приручение Кратина обещало быть трудным занятием. К радости Адрины, принц снова залился краской.

— Я… приложу все силы, чтобы вам было… хорошо, ваше высочество.

Наконец экипаж прогрохотал по булыжной мостовой и остановился перед неказистым фасадом монастыря. Дверь экипажа распахнулась, и какой-то человек с готовностью протянул принцессе руку. При виде гостьи жрецы с выбритыми тонзурами, поджидавшие молодую чету, загомонили. Пока Кратин вылезал из экипажа, принцесса успела осмотреться. Неподалеку стояли несколько церковных рыцарей и пять женщин, все старше Адрины. Самая пожилая подошла к ней и, заученно любезно улыбнувшись, склонилась в низком реверансе:

— Добро пожаловать в Кариен, ваше высочество.

— Принцесса, позвольте вам представить леди Мадрен, — объявил Кратин — среди своих подданных он чувствовал себя уверенно. — Леди Мадрен, это ее высочество Адрина Фардоннская.

Женщина недоуменно посмотрела на Кратина:

— Адрина? Мы ждали принцессу Кассандру.

— Принцесса Кассандра оказалась неподходящим вариантом, — смущенно сообщил Кратин. На сей раз ему удалось не покраснеть. — Адрина — старшая дочь короля Габлета и как таковая более устраивает меня.

— Конечно, ваше высочество. — Похоже, эта женщина не ожидала столь внезапного поворота событий и теперь сгорала от любопытства, желая узнать, что же произошло. Интересно, откроет ей Кратин истинную причину или постесняется? — Добро пожаловать, принцесса.

— Благодарю вас, миледи.

— Разрешите представить вам фрейлин.

Адрину так и подмывало спросить, нельзя ли повременить с церемонией представления и перенести ее в помещение: перспектива торчать на пронизывающем ветру у дверей монастыря ей ужасно не нравилась.

— Это леди Грэйс , леди Пасифика , леди Хоуп и леди Честити , — перечислила Мадрен по мере того, как девушки по очереди делали шаг вперед.

Адрина изумленно уставилась на бледную девицу:

— Это их настоящие имена?

Мадрен с оскорбленным видом выпрямилась.

— В Кариене принято давать дочерям имена добродетелей, которыми, как надеются родители, их дети будут обладать, ваше высочество.

— Бедная леди Честити, — прошептала Адрина и примиряюще улыбнулась пожилой даме: — Прошу прощения. Мне не следовало так удивляться. У нас в Фардоннии имеется похожий обычай. Мое имя означает «Та, чья красота заставляет мужчин совершать безумные поступки ради возможности провести ночь с ее обладательницей».

Имя Адрины ничего такого не означало, но она не могла упустить шанс поиздеваться. Судя по лицам кариенцев, шутка удалась. Кратин был готов сквозь землю провалиться, а леди Грэйс, леди Пасифика, леди Хоуп и леди Честити выглядели так, словно вот-вот упадут в обморок.

— А какая добродетель носит имя Мадрен?

— Меня назвали в честь провинции, где родилась моя мать, ваше высочество, — надменно ответила Мадрен. — Давать такие имена — сравнительно новая традиция.

— Главное, чтобы она не оказалось преходящим увлечением, — легкомысленно брякнула Адрина. — Нельзя ли продолжить наше знакомство в помещении? Мне бы не хотелось держать вас на таком ветру.

Она мило улыбнулась Кратину и Мадрен и устремилась к дверям. Им ничего не оставалось, как последовать за ней.

На Сларне всюду царила сырость, и монастырь не был исключением. По стенам из черного камня сочилась вода. Камыш, устилавший каменный пол главного зала, хлюпал под ногами. Здесь, в помещении, было так же холодно и промозгло, как на улице. Положение не спасал даже огонь, который весело полыхал в двух огромных ямах, расположенных в полу. Адрина хмуро оглядела эту пещеру. «Вероятно, Хафиста полагает, — подумала она, — что страдания и бедность — удел человеческий». Перспектива провести остаток жизни среди его адептов ее не прельщала. В глубине души теплилась маленькая надежда, что замок в Ярнарроу окажется поудобнее, чем эта убогая обитель.

Адрина жестом остановила слугу, который явно вознамерился помочь гостье снять меховую накидку. Нет уж, спасибо — в своем легком фардоннском наряде она вмиг закоченеет в этом собачьем холоде. Зная, что ее манера одеваться приведет в шок богобоязненных кариенцев, принцесса выбрала этот туалет нарочно. Но, как выяснилось, зря. И теперь она с радостью поменяла бы свой шикарный и вызывающий туалет на глухое шерстяное платье одной из фрейлин.

Едва гости вошли, церемония знакомства возобновилась. Одного за другим Мадрен представляла Адрине жрецов и рыцарей, та кивала, улыбалась, и конца-краю этому действу не предвиделось. Всем хотелось поближе рассмотреть диковинную фардоннскую невесту, которую Кратин вез домой. Жрецы по очереди возлагали на плечо принцессы свои искусно сделанные и украшенные стрелой и звездой посохи — дабы убедиться, что она не злой дух или, хуже того, харшини в личине смертного. Что же касается ее будущего супруга, то, едва делегация ступила за ворота монастыря, он куда-то исчез, прихватив с собой молодого белокурого рыцаря.

— А это Вонулус, ваше высочество, — объявила Мадрен, когда подошел последний соискатель внимания принцессы. — Он будет вашим духовником и ознакомит вас с учением Всевышнего, а также будет давать пастырские советы.

Вонулус осторожно коснулся посохом плеча принцессы и поклонился, блеснув тонзурой. Адрина с интересом рассматривала его: немного старше ее, в умных карих глазах светится безмятежность — похоже, человек живет в ладу с самим собой. «М-да, придется попотеть, чтобы вывести его из этого равновесия».

— Ваше высочество, — произнес Вонулус по-фардоннски. — Я почту за честь служить вам.

«Первый промах, — отметила Адрина. — Он не должен был показывать мне, что знает фардоннский».

— Вонулус, мне не терпится услышать ваши мудрые слова.

— Я не претендую на звание мудреца, ваше высочество. Я обычный человек, просто в меру начитан и образован.

— Вот это сюрприз! — воскликнула принцесса, наблюдая за реакцией жреца. — В Кариене кто-то умеет читать?

Кариенцы, которых она встречала до сих пор, были начисто лишены чувства юмора и невероятно обидчивы. Но Вонулус оказался не из таких. Глазом не моргнув, он выдержал взгляд Адрины и принял вызов.

— Надеюсь, ваше высочество, в вашем новом доме вас ждет еще немало сюрпризов.

— Не сомневаюсь, сударь.

— Моя первая официальная обязанность — подготовить вас к принятию кариенского свадебного обета, — продолжал Вонулус. — Церемония будет проводиться в храме Хафисты в Ярнарроу. Леди Мадрен проконсультирует вас относительно наряда и ритуала. Я же, если так будет угодно Всевышнему, вкратце изложу вам основы нашей сложной религии.

— Скажите мне, Вонулус, — промолвила Адрина, — а что случится, если я, допустим, откажусь броситься в объятия вашего бога?

Мадрен изумленно присвистнула. Однако Вонулуса трудно было удивить.

— Вы станете кронпринцессой Кариена, ваше высочество. Поклонение другому богу считается у нас предательством. Думаю, в Фардоннии с предателями поступают почти так же, как у нас.

Адрина успокаивающе похлопала Мадрен по руке.

— Ну-ну, миледи, я просто так спросила, из любопытства. Не надо так нервничать.

— Конечно, ваше высочество, — кивнула Мадрен. — Я это уже поняла.

— Вонулус, вы пообедаете с нами? Это просто удовольствие — слышать родную речь, да еще такую правильную.

— Почту за честь, ваше высочество.

— Может, вы захотите переодеться во что-нибудь более… подобающее? — Мадрен сделала знак фрейлинам, молча стоявшим поодаль. — Я прикажу проводить вас в покои, отведенные для вашей особы.

Адрина подумала и милостиво кивнула — авось там будет потеплее, чем в этой пещере. В окружении леди Грэйс, леди Пасифика, леди Хоуп и леди Честити она двинулась к большим деревянным дверям с изображением все тех же пятиконечной звезды и стрелы. Неожиданно двери распахнулись, и в зал вошли Кратин и молодой рыцарь. При виде процессии принц остановился и, мельком глянув на невесту, уставился на леди Честити. Взгляд его был виноватым. Адрина тоже посмотрела на нее и с удивлением заметила, что кроткие карие глаза девушки увлажнились.

— Принц Кретин, а я думала, что вы потерялись, — беспечно произнесла Адрина. Уж не эта ли бледная и скучная Честити была причиной его нежелания жениться на фардоннской принцессе?

— Кратин, ваше высочество, — сердито поправила ее леди Пасифика.

— А я так и сказала, — с невинным видом ответила Адрина. — Кретин.

Во всем, конечно же, виноват акцент, на который в случае чего можно было сослаться. Хотя, если честно, Адрина говорила так нарочно. На самом деле она умела разговаривать по-кариенски правильно. Настолько правильно, что если бы кариенцы услышали, то сразу поняли бы: принцесса умышленно коверкает язык. Ее первый дружок был полиглотом — у него-то Адрина и научилась свободно разговаривать на разных языках. Но кариенцы об этом не знали. Впрочем, будет лучше, если кариенцы не узнают и кое о чем другом. Этим кое-чем другим и был ее дружок — стройный юноша с темными глазами и длинными изящными пальцами, о котором она не вспоминала уже несколько лет.

— Успокойтесь, миледи, — примиряюще произнес Кратин, желая прекратить дальнейший обмен любезностями. — Ваше высочество, это мой кузен Дрендин, граф перевала Тайлера. Дрендин, это ее высочество принцесса Адрина Фардоннская.

Молодой граф неловко поклонился и восхищенно улыбнулся, как ребенок, увидевший новую диковинную игрушку. Адрина взглянула на него и невольно улыбнулась в ответ. Этот кариенец был не похож на чопорных надутых особ, которых она видела до сих пор.

— Добро пожаловать в Кариен! — воскликнул он. — Надеюсь, здесь вы будете счастливы. После свадьбы вы должны приехать ко мне в гости на перевал Тайлера. У нас делают лучшее во всем Кариене вино, а охота там просто чудесная. Вы любите охоту?

— Обожаю! Я обязательно воспользуюсь вашим гостеприимством, милорд.

— Прошу сюда, ваше высочество, — грубо перебила ее леди Пасифика и злобно покосилась на графа. Похоже, ей не понравилось, что Адрина так запросто говорила с ним.

— Принц Кретин, милорд, прошу извинить меня. — Адрина сделала реверанс и поспешила к фрейлинам, которые ждали ее в коридоре.

Она вышла, захлопнула за собой дверь и окликнула фрейлин. Те послушно приблизились. Адрина молча по очереди оглядела всех женщин. Пасифика — высокая, некрасивая, с тусклыми глазами навыкате и рябым лицом. Хоуп — симпатичная молодая шатенка с пышными волосами и рассеянным выражением лица. Грэйс — пухленькая брюнетка со вздернутым носиком и приплюснутым подбородком. Честити — бледная блондинка, пожалуй, самая красивая из четырех.

— Леди, мне бы хотелось убедиться в том, что мы понимаем друг друга.

— Что вы хотите сказать, ваше высочество? — раздраженно поинтересовалась Пасифика — очевидно, экспансивное поведение гостеприимного Дрендина вывело ее из привычного равновесия.

— Так как вы мои фрейлины, ваши поступки могут бросить на меня тень. Если я еще раз замечу, что ты, Пасифика, ведешь себя как базарная баба, а ты, Честити, похотливо вздыхаешь при виде моего жениха, мне придется отхлестать вас плеткой. Вам ясно?

Пасифика залилась пунцовым румянцем. Честити расплакалась. Грэйс и Хоуп застыли как вкопанные. Удовлетворенная произведенным эффектом, Адрина сорвалась с места и решительно зашагала по коридору. Фрейлины поплелись следом и не видели ее довольной улыбки.

 

Глава 12

Харшини были самыми странными существами, которых Р'шейл когда-либо встречала. Все, что ей рассказывали о них с раннего детства, оказалось неправдой. Они не были ни злыми, ни хитрыми, и уж конечно, бояться их вовсе не стоило. Этот ласковый и добросердечный народ хотел лишь одного — общего благоденствия для всех живущих.

Р'шейл, выросшей среди интриганов и честолюбцев, было трудно поверить, что харшини действительно столь простодушны. Она то и дело приставала к ним с вопросами, пыталась отыскать, как ей казалось, истинные причины бескорыстной доброжелательности — и не находила. Правда, некоторые харшини избегали общения с Р'шейл, но не потому, что скрывали какую-то тайну, — просто искренне не понимали, о чем их спрашивают. У этих созданий не было иных устремлений, кроме тех, ради которых создали их боги. Они были хранителями силы богов. И это все, что им требовалось знать. Другое дело — демоны. В их компании Р'шейл чувствовала себя гораздо лучше, чем среди флегматичных харшини. Правда, лорд Дранимир был ужасно занудлив, но это скорей всего объяснялось его весьма и весьма почтенным возрастом. Другие же демоны, помоложе, были очень занятными существами.

Коранделлен пытался объяснить связь между харшини и демонами, но Р'шейл так мало знала о богах, что ничего не поняла. Однако свою связь с демонами — необъяснимую, но прочную — чувствовала прекрасно. Стоило о них только подумать, как вся компания возникала словно из-под земли и принималась тормошить Р'шейл — одни горели желанием показать ей Убежище, другим не терпелось разузнать побольше о внешнем мире. Демоны были невероятно любознательны — особенно молодые, хотя определение «молодой» являлось весьма относительным. По сравнению с Дранимиром, главным демоном в братстве, связанном с семейством ти Ортин, возраст «молодого» мог приближаться к тысяче лет.

— Мы едины, — терпеливо объяснял гостье Коранделлен. — Боги, харшини и демоны. Мы все сделаны из одного теста.

— Тогда почему харшини не боги?

— Мы частица богов.

— А демоны?

— Они тоже частица богов.

— Значит, боги создали харшини и демонов?

— Верно.

— Зачем?

— Потому что боялись, что, если кто-то не будет их сдерживать, они уничтожат друг друга.

— И поэтому боги отдали вам свою силу? Довольно неосмотрительно с их стороны. А что, если кто-то захочет воспользоваться ею?

Коранделлен вздохнул.

— Они не отдали нам свою силу, Р'шейл. Они поделились ею. Сила, которую ты чувствуешь, из того же источника, из которого черпают ее боги.

— Значит, благодаря ей вы подобны богам?

— Представь себе веревку, сплетенную из множества нитей… — Король решил объяснить суть дела более предметно. — Каждый из главных богов управляет определенной сферой жизни. И каждый дергает за собственную нить. От этого зависит все, что происходит в мире. Нити бывают тонкими и толстыми. И натягиваются сильнее или слабее.

Р'шейл задумалась.

— Вы хотите сказать, что если кто-то что-то украл, то это случилось оттого, что нить Дэйсендарана, бога воров, натянулась сильнее, а остальные ослабли?

Коранделлен радостно кивнул:

— Ну вот! Ты начинаешь понимать!

— Но это же слишком просто.

— Харшини используют силу богов, Р'шейл. Они используют ее постоянно.

— Они берут себе ее излишки?

— Можно сказать и так.

— Но как это получается на деле? Вы не приемлете жестокости. Значит, вы пользуетесь силой только некоторых богов?

— А вот поэтому нужны демоны, — ответил король. — Чтобы поддерживать баланс.

Р'шейл кивнула — похоже, что-то она, наконец, усвоила. Чтобы повзрослеть, демонам требовались тысячелетия, но они все равно оставались детьми — проказливыми, изобретательными, порой жестокими. Им досталась разрушительная часть силы, но детская наивность и кровное братство с доброжелательными харшини мешали им использовать ее во зло.

— И только семейство ти Ортин может пользоваться всей силой безраздельно? Значит, поэтому я так опасна?

Король улыбнулся, как делал всякий раз, когда слышал вопрос, что называется, в лоб. Наверное, так же он улыбнулся бы даже в том случае, если кто-то вдруг отсек бы ему ногу. Неудивительно, что Брэк столько времени проводил в мире людей. Вечное счастье надоедало очень быстро.

— В тебе течет человеческая кровь, а потому ты, в отличие от нас, способна на насилие.

— И поэтому меня называют дитя демона? Потому что я, человек, так же способна совершать жестокие поступки, как и демоны?

Король расхохотался.

— Вот об этом я никогда не думал, Р'шейл. Имя «дитя демона» придумали люди, но теперь, после того, что ты сказала, да, полагаю, кое-что ты уловила.

Не кое-что, а смысл, самое главное. Р'шейл не была убеждена в своем выводе, но он имел смысл.

— Расскажите мне о Хафисте. Как он стал богом?

Впервые с тех пор, как Р'шейл увидела Коранделлена, лицо его стало озабоченным.

— Боюсь, что Хафиста научился слишком многому и слишком быстро. Семейство, с которым он связан, — путешественники. Они странствовали по миру в поисках знания, а в те времена род человеческий и линия харшини часто смешивались. Неприятие жестокости сошло на нет, и Хафиста понял: если он соберет последователей, которые уверуют в него, его сила возрастет многократно и сравняется с мощью главных богов.

— И как же мне уничтожить его?

— Не знаю, дитя мое. Я не умею думать о разрушении. Это человеческое качество. Ты должна сама найти ответ.

«Должна сама найти ответ».

Р'шейл даже не пыталась его искать. Ей нравились харшини — Их нельзя было не любить, — но она не хотела впутываться в раздоры между богами. Да, боги существуют. Она даже встречала некоторых с тех пор как оказалась здесь, но священного трепета при этом не ощутила и уж тем более не чувствовала желания поклоняться им. Если богам не нравилось, что какая-то мелкая сошка забыла свое место, они могли бы озаботиться этой проблемой гораздо раньше, до того, как она приобрела столь крупные масштабы.

С Коранделленом Р'шейл решила своими мыслями не делиться. Король с готовностью отвечал на любой ее вопрос, терпеливо рассказывал, объяснял, но его стойкое отвращение к насилию делало разговор о Хафисте беспредметным.

Время в Убежище текло неуловимо, и Р'шейл понятия не имела, как долго находится здесь. Казалось, каждый день она узнавала что-то новое. Но когда наступал этот каждый день, она не ведала. Р'шейл совсем оправилась и даже окрепла, без устали исследуя огромный лабиринт переходов и залов, которые образовывали поселение харшини.

Здесь было несколько помещений, настолько похожих на Цитадель, что Р'шейл порой забывала, где находится. Произведения искусства, которые в Цитадели тщательно прятали, здесь красовались повсюду во всем своем великолепии. Обычные белые стены были щедро увешаны картинами, большими и малыми. Похоже, все без исключения харшини были творческими личностями. Потолки залов были окаймлены изысканно расписанными фризами; и в каждом углу стояли хрустальные статуи. В галереях висели картины, изображавшие все что угодно — от огромных панорамных пейзажей до крохотных, тщательно выписанных жучков, паучков и птичек. Харшини изучали жизнь и отражали ее в своем искусстве.

Любопытно, но того, что Р'шейл ожидала здесь увидеть, не было: стены не озарялись светом по утрам и не блекли с наступлением ночи. Свет и тень, такие привычные в Цитадели, здесь отсутствовали. Как и люди, харшини пользовались свечами и фонарями, хотя им ничего не стоило одной лишь силой мысли осветить пространство или навести на него непроглядную темноту.

Если хорошенько присмотреться с балкона, можно было увидеть, что долина, которая на первый взгляд казалась дикой, на самом деле представляла собой сложную систему садов и огородов, где харшини-вегетарианцы собирали урожай овощей и фруктов. Вернее, могли бы собирать, хмуро уточнил Коранделлен: богатые угодья, как и все селение, попали в ловушку времени, и теперь виноградные лозы всегда зеленели, цветы все время цвели и не увядали. Меж ними жужжали трудолюбивые пчелы, в траве жизнерадостно стрекотали кузнечики, черви бурили жирную почву — но пора плодоношения все не наступала. Так же как харшини и животные Убежища, растения стали бесплодными. Проблема с пропитанием обострилась настолько, что Коранделлен разрешил некоторым харшини покинуть селение. Одни ушли открыто, подобно Гленанарану, который вернулся в Хитрию, чтобы преподавать в Лиге чародеев; другие отправились в мир людей тайно, с большими предосторожностями, чтобы обменивать или покупать столь необходимые продукты. И хотя об этом никогда не говорили вслух, Р'шейл догадывалась, что харшини боялись встретиться с Хафистой и кариенскими жрецами.

Вскоре после того, как Р'шейл избавили от надзора сиделок и разрешили ей самостоятельно гулять по Убежищу, она сделала еще одно открытие: харшини были прекрасными музыкантами. В сумерки, когда солнце скрывалось за горами, они устраивали концерты в пустынном амфитеатре на фоне неизменной радуги, которая парила над звенящим водопадом. Услышав, как харшини поют и музицируют, в первый раз, Р'шейл заплакала, ибо никогда прежде не слышала таких прекрасных голосов и такого дивного звучания музыкальных инструментов, которых в мире людей ни разу не видела.

Иногда концерты случались неожиданно, когда кто-то из собравшихся просто выходил на арену и начинал петь для друзей. По поводу знаменательных дат — таких как День Основателей — выступления готовили долго и тщательно. Слушая, как большой хор харшини исполняет величественное песнопение, Р'шейл забывала, где находится. «Песнь Гимлори», как называли ее харшини, считалась великим даром бога музыки. Молитва, облеченная в мелодию, безраздельно властвовала над умами слушателей. Ритм, тонкие созвучия и кристально чистые голоса харшини — все это вместе рождало в сознании образы сколь упоительные, столь и опасные. Всякий раз, когда звучала «Песнь Гимлори», в амфитеатр слетались демоны. Неподвижно, с закрытыми глазами, они слушали и слушали дивную мелодию. Глядя на них, Р'шейл отчаянно жалела о том, что в мире людей музыки не знали.

На последнем концерте в голову Р'шейл неожиданно пришло важное решение. Приятные воспоминания о Тардже уже слегка поблекли и выцвели. Мысли о Джойхинии и Локлоне прятались в памяти так глубоко, что она почти забыла об их существовании. С Хафистой пусть боги разбираются сами. Правда, вскоре могла начаться война, но она вряд ли коснется этой безмятежной потусторонней реальности. Здесь, в Убежище, в этом волшебном месте, проблем внешнего мира словно не существовало. Наконец, Р'шейл наполовину харшини, и здесь ей все рады.

И она решила не возвращаться во внешний мир.

 

Глава 13

На обширной территории Кариена уместились и лесные вечнозеленые массивы, и многочисленные холмы, и заснеженные горы на востоке. Чем дальше на север уходило судно, тем явственнее в воздухе чувствовалось дыхание осени. И теперь по утрам на палубе, где Адрина делала ежедневную гимнастику, у нее зуб на зуб не попадал.

Вдоль берегов Железного Потока тянулась бесконечная череда деревень — богатых и убогих, крупных и поменьше и даже совсем крошечных. Однако принцессе, привыкшей к громадным фардоннским городам, все они казались жалкими и перенаселенными. «Похоже, кариенцы совсем утратили чувство цвета», — думала она: серые деревушки, серые людишки, а уж о погоде и вовсе говорить не приходится. Ох, как не хотелось Адрине провести всю жизнь в этом гиблом местечке, будь она хоть трижды королевой.

Судно все ползло вверх по течению к Ярнарроу, и Адрина уже слегка заскучала. Все доступные на борту развлечения были перепробованы и надоели: принцесса уже поахала над всеми прибрежными пейзажами, которые могла вынести, и так активно махала рукой оборванным крестьянам, торчавшим на берегах реки, что теперь не могла ею шевельнуть. Мадрен без конца доставала Адрину своим придворным кариенским этикетом, а когда метресса выбивалась из сил, ее место тотчас занимал Вонулус и начинал втолковывать своей жертве, что по законам кариенской церкви можно, а чего нельзя. Этих заповедей было так много, что Адрина, грешным делом, уже начала подумывать, что верующие порой нарушают их не по умыслу, а из неведения — ну невозможно ж это все упомнить! Небогатый список развлечений Адрины в этом долгом плавании завершало общение с фрейлинами. Их предназначение оставалось для принцессы тайной за семью печатями. Они вились над ней, как мухи над трупом, без конца оказывая мелкие и бесполезные услуги. Но обижались всякий раз, когда Адрина обращалась с ними как со служанками, и сразу замыкались, едва она делала попытку разговаривать с ними запросто.

В общении с ними Адрина соблюдала чрезвычайную осторожность. Этим молодым девушкам (и, судя по всему, девушкам невинным) не обязательно было знать, что на шестнадцатилетие отец подарил ей красивого и молодого любовника-раба. И она не питала иллюзий по поводу того, как леди Хоуп, леди Пасифика, леди Грэйс и леди Честити относились к ее достоинствам. Насколько Адрина могла судить, каждую из них воспитывали в строгих кариенских традициях, а это означало, что они умели читать (не очень трудные тексты), петь (не слишком сложные песни), играть на музыкальных инструментах (не чересчур замысловатые мелодии) и обсуждать такие замечательные темы, как шитье, меню банкетов и генеалогические древа кариенской знати. Все их разговоры были Адрине попросту неинтересны, поэтому она слушала и улыбалась или делала вид, что не понимает, когда беседа становилась невыносимо скучной.

Сегодня был как раз такой случай. Высокая и строгая Пасифика взяла на себя обязанность ознакомить Адрину с длинной и невероятно скучной историей ее семейства — Галлингов из Маунт Пик. Не успела фрейлина дойти до лорда Галлинга Набожного, который жил триста лет назад, как беседу прервал Вонулус. Адрина обрадовалась, справедливо рассудив, что лучше нудная лекция о женских обязанностях по правилам церкви Хафисты, чем еще триста лет этих Идиотингов.

— Вонулус, вы пришли на урок? — спросила она. — Хотите рассказать мне еще об одном определении греха?

— Вам бы это не помешало, ваше высочество, — заметила Пасифика, жутко расстроившись из-за того, что лишилась внимания госпожи. — Если желаете, мы тоже можем послушать.

Адрина задумчиво посмотрела на Пасифику и ее подруг.

— Хорошо. Сегодня будем говорить о грехе. Мне интересно ваше толкование супружеской измены.

Естественно, леди Хоуп, леди Пасифика, леди Грэйс и леди Честити изумленно разинули рты. Однако Вонулус нисколько не смутился.

— Согласен, ваше высочество. Вы что-то имеете в виду? Адрина невинно захлопала ресницами.

— Имею в виду? Ничего не имею, сударь. Просто боюсь попасть впросак. Мне бы не хотелось сказать или сделать что-нибудь такое, что у меня на родине считается нормальным, а у вас — непростительным.

— Разумная предосторожность, — похвалил Вонулус, но как-то неуверенно, будто не поверил в ее искренность. — Что именно вы хотели бы узнать?

— Толкование супружеской неверности. Кариенское толкование.

— Это не наше толкование, ваше высочество, а Всевышнего — и, следовательно, единственно правильное.

Адрина решила не оспаривать этот аргумент.

— Вот и ознакомьте меня с ним.

— Супружеской изменой, как сказал Всевышний, является любая мысль и любой поступок, которые побудят мужчину возжелать чужую жену, а женщину — чужого мужа.

Адрина нахмурилась.

— Тогда скажите, правильно ли я вас поняла. Значит, если я возжелаю холостого мужчину, то не совершу измены, потому что неверностью считается только связь с женатым. Верно?

— Я думаю, вы поняли мои слова слишком буквально, ваше высочество, — покачав головой, ответил Вонулус.

Но Адрина не позволила ему продолжить.

— Интересно, эта заповедь действительна для обеих сторон? Если мой муж… м-м-м… допустим, Кретин безумно влюбится в одну из моих фрейлин… — Она критически осмотрела напуганных девушек и задержала взгляд на Честити. — Предположим, в леди Честити…

— Ваша светлость! — в ужасе вскричала Честити. Адрина рассмеялась.

— Не смущайтесь, милочка. Я же сказала: «предположим». С таким именем, как у вас, вы должны быть идеально чисты. Не так ли? Короче, предположим, что Кретин и Честити… совершили… грех. Но, по вашему определению, Кретин выйдет сухим из воды, ибо Честити не замужем. А вот ее, бедняжку, закидают камнями, потому что Кретин женится на мне. Я правильно рассуждаю?

Вонулус недовольно поморщился.

— Вы трактуете определение очень прямолинейно, а у нас…

— Ясно, — перебила его Адрина. — А меня могут посчитать грешницей даже за одну греховную мысль? — «О боги! Вот я попалась так попалась!» — А как вы узнаете, о чем я думаю?

— А мне не нужно этого знать, ваше высочество. Хафиста видит все. Всевышнему все известно!

— Тогда, наверное, он очень занят, — дерзко заметила Адрина.

— Сопротивляясь греховным мыслям, — продолжал Вонулус, — мы освобождаем нашего бога от необходимости постоянно присматривать за нами.

— А вы, леди, тоже сопротивляетесь искушению?

Молодые девушки дружно кивнули в ответ. «Слишком уж дружно», — неприязненно отметила Адрина.

— Всевышний учит, что ведущий борьбу с соблазном будет вознагражден в следующей жизни, — сказала Пасифика.

— То есть если в этой жизни вы будете хорошей девочкой, то в следующей вас не превратят в таракана?

Вонулус тяжело вздохнул.

— Ваше высочество, вопрос о переселении душ мы обсуждали несколько дней назад. Подобного переселения не существует. Нам дается только одна жизнь. И когда мы умрем, наши души вознесутся к престолу Всевышнего, если мы жили согласно его заповедям.

— Или на веки вечные погрузятся в море отчаяния, если мы не соблюдали их. — Адрина кивнула. — Я помню это обсуждение. Тогда, по вашему определению, все души, существовавшие на этом свете, но не почитавшие Хафисту, погрузились в море отчаяния, даже не зная, в чем ошиблись. Там сейчас, наверное, яблоку негде упасть.

— Ваша непочтительность может вам дорого обойтись, ваше высочество, — предупредил Вонулус. — Будьте осторожны. При дворе в Ярнарроу такие замечания будут восприняты как оскорбление.

Адрина не смутилась.

— Вонулус, разве ваша религия не предполагает справедливого подхода к делу? Вы хотите, чтобы я уверовала в вашего бога, и в то же время вас возмущают мои расспросы о том, чего я не понимаю. Моих богов гораздо больше, но они, по крайней мере, обладают чувством юмора.

— Ваше высочество, чувство юмора вам не поможет, если вы не получите милости, когда умрете. Первичные боги, которым вы поклонялись, не что иное, как явления природы, которым непросвещенные люди приписывали божественные качества. Вы должны быть счастливы, что, выйдя замуж за принца Кратина, получите возможность принять единственного истинного бога.

Адрина умиротворяюще улыбнулась жрецу. Ладно, хватит с него на сегодня. Все усилия, которые предпринимались ради обращения ее в «истинную» веру, пропадали втуне. Но, будучи женщиной неглупой, Адрина не собиралась дать это понять кому бы то ни было и намеревалась вести себя так, словно и вправду хотела перейти в другую веру. Но ее собственные убеждения были столь крепки и надежны, что никакой жрец, будь он хоть семи пядей во лбу, не смог бы поколебать их.

— Спасибо за совет, сударь, — поблагодарила она, потупив глаза. — Надеюсь, Всевышний простит мне мое варварское невежество.

Вонулус испытующе посмотрел на принцессу и кивнул.

— Всевышний видит вас насквозь, ваше высочество. И будет судить вас соответственно.

— Значит, мне не о чем тревожиться?

— Надеюсь, — осторожно согласился Вонулус.

Через два дня судно бросило якорь в Сетентоне. Это был первый настоящий город, который Адрина увидела с тех пор, как оказалась в Кариене. От своих грязных и перенаселенных собратьев, разбросанных по берегам реки, Сетентон отличался лишь тем, что имел широкую пристань да шумный базар. На холме за городской стеной, словно страж, высилась мрачная громада с массивными стенами — замок лорда Терболта, герцога Сетентонского и, по стечению обстоятельств, отца леди Честити, как поспешила сообщить Адрине леди Хоуп. Дожидаясь окончания швартовки, Адрина изредка поглядывала на молодую герцогиню, но признаков радости от предстоящей встречи с отцом на ее лице не заметила. Зато она заметила другое: девица то и дело стреляла глазками в сторону Кратина, всячески пытаясь привлечь его внимание. Но, к чести молодого принца, он старательно игнорировал эти попытки.

На берегу гостей встречал почетный караул. Увидев их лица, Адрина заулыбалась — это была ее личная гвардия, все как один фардоннцы, в полной парадной форме.

Ее отец придерживался мнения, что огромное богатство — ерунда, если не выставлять его напоказ, и не пожалел денег на экипировку гвардейцев. Пятьсот сильных и красивых мужчин, восседавших на сытых гнедых конях с Джаланарских равнин, были одеты в серебристо-белое — от богато украшенных серебряных шлемов и коротких белых накидок, отделанных редким мехом медалонской снежной лисицы, до белых, окаймленных серебром высоких сапог.

Как гласила фардоннская легенда, обычай носить белое появился у королевской гвардии почти тысячу лет назад, когда король Волдон Миролюбивый отнял трон у своего кузена Блэгдона Мясника. Его гвардия была одета во все белое, чтобы люди знали: на руках солдат нет невинной крови. Впрочем, легенды легендами, но парадная форма выглядела великолепно, и Тристан гарцевал на коне так лихо, словно родился в седле. «Слишком уж лихо, — подумала Адрина. — Как бы чего не вышло». Она боялась, что Кассандра уже успела перебаламутить Кариен и теперь Тристан почти наверняка вляпается в какую-нибудь историю. Его необузданность, которую при дворе приходилось тщательно скрывать, до добра не доведет.

Налюбовавшись бравым видом гвардии своей невесты, Кратин подал Адрине руку, и в сопровождении свиты они двинулись по трапу на берег. Внизу их дожидался Тристан.

— Ваша светлость, ваше королевское высочество! — выкрикнул он по-фардоннски, молодцевато отдав честь. — Гвардия фардоннской принцессы просит разрешения сопровождать вас в замок Сетентон! — Он посмотрел на сестру и, не меняя выражения лица, Добавил: — Хочу сообщить, что сей замок такой же щелистый и блохастый, как все, что построено в этой богом забытой стране, и мне бы очень хотелось вернуться домой.

Адрина повернулась к Кратину.

— Мой брат приветствует нас и готов жизнь отдать за то, чтобы мы целыми и невредимыми добрались до замка, — бесстрастно перевела она, мысленно благодаря судьбу за то, что Вонулус задержался на корабле. «Ах, Тристан, ну почему ты так неосторожен?»

Кратин нахмурился.

— Это ваш брат?

— Сводный, — уточнила Адрина. — Тристан — один из незаконнорожденных сыновей моего отца.

При этих словах леди Пасифика невольно вздохнула. Тристан, который, как считалось, не понимал кариенского языка, невозмутимо улыбнулся. Кратин же, как и следовало ожидать, залился пунцовым румянцем.

— Э-э, пожалуйста, скажите вашему… капитану, что мы благодарим его, — заикаясь, проблеял принц. — Хотя, если честно, я сомневаюсь, что путь до замка сопряжен со смертельным риском.

— Его высочеству трудно понять, что такое незаконнорожденный, — перевела Адрина.

— Его высочество выглядит так, словно вот-вот лопнет. Готов поспорить, что ты не можешь дождаться свадьбы. Ну что, пошли? — Тристан протянул Адрине руку, та легонько оперлась на нее и, обернувшись, одарила жениха улыбкой.

Высокие гости уселись в открытый экипаж и по мощеным улицам Сетентона покатили к замку. По краям дороги на всем пути их следования толпился народ: людям не терпелось увидеть иностранку, которая однажды должна была стать королевой Кариена. Расточая во все стороны улыбки, Адрина без устали махала руками, и кариенцы, похоже, оценили такое внимание. По крайней мере, простые горожане.

Леди Мадрен некоторое время молча наблюдала за происходящим и, наконец, не выдержала:

— Не следует идти у них на поводу, ваше высочество.

— На поводу, миледи? Но ведь это мой народ, не так ли? Я хочу понравиться им.

— Главное — не понравиться, ваше высочество, — назидательно промолвила Мадрен. — Главное — чтобы они вас уважали и боялись.

— У нас в Фардоннии, миледи, говорят: «Короля, любезного народу, убить трудней, чем короля-тирана». К тому же моя любезность мне ничего не стоит.

— Но это неприлично, ваше высочество, — не унималась Мадрен.

— А вы что скажете, принц Кретин? Вам не хочется, чтобы люди вас любили?

— Люди должны любить Всевышнего, ваше высочество. Это по его благословению наше семейство правит страной. А чувства людей значения не имеют.

— Ну, так полагайтесь на Всевышнего, — сказала Адрина. — А я буду улыбаться и махать руками. Я пока еще не член вашего благословенного семейства.

И, не обращая больше внимания на сердитую Мадрен и растерянного Кратина, Адрина вновь повернулась к ликующим горожанам. В этот момент Тристан, возглавлявший процессию, оглянулся. Принцесса скорчила ему рожу. Он засмеялся и пришпорил коня. И Адрине показалось, что впереди ее ждет очень длинный день.

Вот уже несколько тысячелетий Фардоннией управляла одна королевская династия, которая из поколения в поколение руководствовалась одним незыблемым правилом: процветающей стране незачем воевать. Со временем оборонительные элементы почти ушли из фардоннской архитектуры и теперь встречались исключительно редко. Гармония и красота стали единственной целью, которой пытались достичь нынешние зодчие. Впрочем, если кому-то уж очень хотелось сделать свой дом крепостью, строители возводили фортификационные сооружения, но так, чтобы ничто не напоминало об их истинном предназначении.

Кариенцы придерживались противоположной точки зрения, и стремления фардоннцев к красоте не понимали и не признавали. Замок Сетентон был крепостью, и ничем иным. Высоченные стены толщиной в два человеческих роста надежно охраняли двор, в котором всегда толклись вооруженные люди.

Адрина вышла из экипажа и осмотрелась. Во дворе толпились люди, фыркали лошади, где-то звонко стучали кузнечные молоты. «Интересно, — подумала она, — так ли хороши медалонские защитники, как о них говорят?» Втайне она очень надеялась на это. Ведь иначе огромное кариенское войско попросту задавит немногочисленных медалонцев своей массой.

Габлету был необходим длительный конфликт на северной границе Медалона. Он не мог тащить всю армию по Восточным горам, чтобы оттуда вторгнуться в Хитрию. А вот пройти по равнинам Медалона и повернуть на юг — другое дело. Кариенцы, конечно, подумают, что он намеревается захватить Медалон, чтобы помочь своим союзникам. И пока они не выяснят истинное направление удара фардоннцев, король может спать спокойно. Адрине этот замысел не нравился — ведь когда предательство обнаружится, кариенцы могут отыграться на ней. На этот случай отец посоветовал ей заранее продумать сценарий бегства. Судя по всему, он нимало не тревожился о том, что его планы могут стоить Адрине головы.

Лорд Терболт встретил гостей на ступенях замка. Это был высокий человек с карими глазами под тяжелыми веками и унылым выражением лица. Первым делом он сердечно поприветствовал Кратина и только после этого взглянул на Адрину.

— Ваше высочество, — произнес он и слегка поклонился. — Добро пожаловать в замок Сетентон.

— Благодарю вас, лорд Терболт, — ответствовала Адрина. — Надеюсь, наше присутствие не будет для вас слишком разорительным. Прошу вас оказать гостеприимство моим гвардейцам. Обещаю, они не причинят вам лишнего беспокойства.

Терболт покачал головой.

— Что вы, ваше высочество, какое беспокойство! Надо лишь сообразить, на каком языке с ними объясняться, — вот и все. Разрешите, я провожу вас в ваши покои. Вы, наверное, устали. А нам, мужчинам, нужно обсудить кое-какие дела. Вам это будет неинтересно.

Адрине, естественно, тут же стало интересно, но поди убеди этих варваров, что женщина тоже может кое-что смыслить в политике и войнах.

— Конечно, милорд. Может быть, Тристан будет вам чем-нибудь полезен? Думаю, он сможет уловить суть вопроса и предложить свою точку зрения.

— Но ведь он не говорит по-кариенски, ваше высочество, — возразил Кратин.

— Ну, если нужно, я могу перевести, — быстро нашлась принцесса. — Вообще-то я нисколько не устала, милорды. Вы, лорд Терболт, верно заметили, что мне эти разговоры неинтересны. Но мы ведь теперь союзники, не так ли? Прошу вас только не говорить слишком быстро, чтобы я могла уследить за ходом обсуждения. Тристан!

Ни Терболта, ни Кратина предложение принцессы не воодушевило, а бедная Мадрен, казалось, готова была лишиться чувств. Но Адрина не оставила им выбора.

— Как пожелаете, ваше высочество, — с недовольным видом уступил Терболт.

Принцесса приподняла подол юбки и вместе с Тристаном вошла в замок.

— Адрина, тебе эти встречающие не осточертели? — тихо спросил Тристан, когда они очутились в сумрачном зале, оставив позади сопровождающих.

Адрина быстро оглянулась: Терболт радостно приветствовал леди Честити — наверное, они и впрямь давно не виделись.

— Ты о чем? — спросила она и пристально посмотрела на брата. — Они просто дураки.

— Не исключено. Но мне вдруг пришло в голову: а что, если и мы сваляли дурака.

— Опомнился! Раньше нужно было думать, Тристан, — прошептала Адрина, когда вся делегация ступила на устланный камышом каменный пол.

На стенах висели знамена, украшенные знаком Всевышнего и гербом лорда Терболта — серебряным копьем на красном поле. Считалось, что красное символизирует мутный Железный Поток.

— Ты же сам посоветовал мне согласиться на этот брак.

— Да знаю я, знаю. — Тристан вздохнул. — Но у меня какое-то странное чувство. Не могу определить его, но оно не дает мне покоя. Будь осторожна.

— Это ты будь осторожен. Хотя, как мне известно из достоверного источника, если ты будешь оказывать внимание только незамужним женщинам, можешь быть уверен — тебя не побьют камнями.

— Боюсь, Рина, грядет долгая и холодная зима. Риной он называл ее в детстве.

— Ты, по крайней мере, вернешься домой. А мне придется всю жизнь провести с этими людьми. Не говоря уже о принце Кретине Раболепствующем.

Тристан пригнулся к самому уху сестры, хотя предосторожность эта была лишней — их и так никто не мог подслушать, поскольку разговор шел на фардоннском.

— Не смотри на вещи так мрачно. Через месяц-другой он отправится на войну и может проторчать там несколько лет. Это же хорошо.

— Было бы еще лучше, если бы его там проткнули стрелой, — прошептала Адрина и, повернувшись к жениху, умильно ему улыбнулась.

Кратин посмотрел на нее как-то странно. С раздражением? Нет, это было что-то иное… «Отвращение!» — внезапно догадалась Адрина, и ей стало не по себе.

 

Глава 14

Тарджа возвращался в лагерь вечером. Отпустив поводья, он ехал и размышлял о давешнем разговоре с Дженгой. Лорд Защитник пытался противостоять огромной силе. Тарджа знал это, и то, что Дженга при этом хитрил, угнетало его невероятно. Лорд Защитник собирался защищать границу, но не хотел проявлять инициативу и предпочитал ждать нападения кариенцев. В этом Тарджа был с ним совершенно не согласен. За лето кариенский лагерь, получивший пополнение в лице пяти сотен рыцарей, разросся весьма солидно. И врагу следовало дать бой прямо сейчас, не дожидаясь, когда вражьей силы станет видимо-невидимо.

И в один прекрасный день Тарджа нарушил границу. Случилось это так. Используя тактику хитрианцев, которую те успешно применяли на юге, когда воровали медалонский скот, Тарджа с горсткой солдат под покровом темноты проникли на территорию вражеского лагеря и переполошили там боевых коней. Произведенные животными разрушения оказались крайне удовлетворительными — и, возможно, задержали начало боевых действий на несколько недель. Трое нарушителей, правда, получили ранения, но в целом вылазку можно было считать небольшой победой.

Однако Дженга смотрел на случившееся иначе. Узнав о происшествии, он пришел в бешенство, обозвал Дамиана безответственным дикарем за то, что он родил эту «блестящую» идею, а Тарджу — бестолочью-раздолбаем за то, что послушал хитрианца.

Два года, прошедшие с тех пор, как Тарджа стал дезертиром, он мечтал вернуться на службу и в воинское братство. Но вернувшись, разочаровался. Теперь он понимал, что ему нравилось командовать мятежниками. Приказывать, распоряжаться, а не просто служить. Он был прирожденным командиром, и, без лишней скромности, командиром хорошим. При всем уважении к Дженге Тарджа привык принимать собственные решения. Дженга был добрым служакой, но уже больше двадцати лет занимал пост Лорда Защитника, а следовательно, приобрел больше опыта в политике, нежели в военном деле. Тарджа провел свои лучшие годы на войне — сначала с хитрианцами, потом с защитниками, теперь вот с кариенцами. А у Дженги меч, наверное, заржавел в ножнах.

На границе по-прежнему стояли шесть тысяч защитников — ровно половина общего их количества — да тысяча хитрианских налетчиков из Кракандара. Стоило Тардже вспомнить о хитрианцах, как в голову ему опять, уж в который раз, пришла мысль: «Куда же запропастился Дамиан Вулфблэйд?»

Никто не видел военлорда без малого месяц — с тех пор, как он сообщил, что собирается поговорить со своим богом. Альмодавар, который мог что-то знать, помалкивал и не проявлял ни малейших признаков беспокойства. И солдаты не роптали. Если господину вздумалось поговорить с богом войны и попросить его благословения, никто не возражал. Они верили, что Зигарнальд поможет им, и рассчитывали на его поддержку.

Подъехав к лагерю, Тарджа машинально взглянул на палатки хитрианцев. Может, Альмодавар что-нибудь узнал наконец? Убеждать Дженгу, что Дамиан не бросил их на произвол судьбы, с каждым днем было все трудней.

Проезжая мимо стана хитрианцев, Тарджа почувствовал, что там что-то происходит, и решил разузнать, в чем дело. В отличие от защитников, налетчики не почитали ранги и чины и уважали человека за воинскую доблесть, а не за знаки отличия. Некоторые из этих воинов встречались с Тарджей на южной границе. И, зная его как храброго воина, не находили ничего странного в союзе своего военлорда с его прежним врагом.

Защитники не были столь лояльны. Они не любили хитрианцев и не скрывали этого. Тарджа даже подозревал, что, демонстрируя по поводу и без повода свою военную выучку, защитники хотели показать хитрианцам, какой должна быть настоящая армия. Кроме того, защитники презирали наемников, а большинство налетчиков Дамиана были именно таковыми. Сам Тарджа относился к ним терпимо. Если бы не мятеж, он и сам, наверное, подался бы в наемники. Однако время шло, а противостояние все усиливалось, и теперь уже частенько приходилось пресекать драки. Поначалу, дабы примирить враждующие стороны, Тарджа и Дамиан решили проводить общие тренировочные бои. Благое начинание не успело стать традицией — один за другим погибли трое солдат, и Дженга приказал отменить совместные занятия. Теперь тренировки проходили отдельно.

Посреди хитрианского лагеря обнаружилась большая шумная толпа налетчиков. Судя по возгласам, кто-то на кого-то делал ставки. Тарджа подъехал поближе и среди общего шума различил страдальческий крик. Спрыгнув с лошади, Тарджа бросил поводья на шею Тени и решительно полез в толпу.

Центром всеобщего внимания оказались двое юношей, окровавленные и израненные. Судя по их виду, драка шла уже давно. Старший из бойцов — белокурый мускулистый хитрианец лет шестнадцати — был учеником кузнеца. Тарджа видел его пару раз. Младший, невысокий пацан лет десяти-одиннадцати, — кариенец. Несмотря на разницу в росте и комплекции, он отчаянно защищался. Его веснушчатое лицо заливала кровь, одежда была порвана, глаза горели ненавистью. Когда Тарджа наконец-то пробрался сквозь толпу, мальчишка уже едва стоял на ногах.

Увидев, как старший в очередной раз бросился на своего противника и ударил его в подбородок, Тарджа болезненно поморщился. Паренек дернул головой и со стоном упал на землю. Ученик кузнеца засмеялся и, тяжело дыша, поставил ногу на поверженного врага. Потом нагнулся, сорвал с шеи мальчишки амулет и поднял его вверх под радостные вопли зрителей. В сумраке тускло блеснули пятиконечная звезда и стрела Всевышнего. «Убей его!» — крикнул кто-то. «Убей! Убей!» — заорала толпа. Ученик кузнеца усмехнулся и вытащил из-за пояса кинжал. Тарджа обвел взглядом хитрианцев и с ужасом понял, что они действительно этого хотят.

— Хватит! — рявкнул он, шагнув в круг. Его красный мундир одиноко алел среди бурых кольчуг хитрианцев.

Толпа умолкла. «Что я делаю?» — мелькнуло в голове у Тарджи, стоявшего посреди оравы налетчиков, жаждавших крови. Все выжидательно смотрели на смельчака. Их молчание было страшнее, чем дикие вопли. Тарджа подошел к оторопевшему ученику кузнеца и вырвал у него кинжал.

— Иди работай, парень, — велел он тоном, не терпящим возражений.

Хитрианец посмотрел на него и отступил от своей жертвы. В толпе послышался недовольный ропот. Наконец вперед вышел какой-то тощий человек, горло которого пересекал страшный шрам от уха до уха. И как ему удалось остаться в живых после такого ранения?

— Ты тут не командуй, защитник, — промолвил он. — Убирайся к своим солдатикам и дай нам разобраться с этим кариенским мерзавцем.

Тарджа почти физически ощутил враждебность, исходящую от хитрианских наемников. Что делать? Защитники далеко, а о Дамиане, который мог бы привести их в чувство, они, поди, и думать забыли. Внезапно его как пронзило: «А ведь они могут меня убить!» Наемники подступили ближе, и Тарджа сделал то, что первым пришло в голову. Он ударил хитрианца локтем в лицо и пнул его по ногам. Хитрианец упал как подкошенный, остальные даже отреагировать не успели. Тарджа наступил сапогом на его изуродованное горло и обвел взглядом налетчиков.

— Ну? — спросил он, стараясь выглядеть грозно. — Кто следующий?

Человек отчаянно извивался под сапогом, судорожно хватая ртом воздух.

— Думаю, они вас поняли, капитан.

Увидев Альмодавара, Тарджа с трудом сдержал вздох облегчения. Хитрианский капитан проревел несколько слов своим людям, и толпа быстро рассосалась. Тарджа убрал ногу. Человек с трудом поднялся и, схватившись за горло, дал стрекача — только пятки засверкали. Альмодавар угрюмо усмехнулся.

— Я не думал, что вы ищете смерти, капитан, — заметил он, покачав головой. — Вам бы следовало знать, что нельзя мешать налетчикам, когда они требуют крови.

— Вашим налетчикам больше делать нечего, как подзадоривать убийцу.

Тарджа опустился перед мальчиком на колени, легонько похлопал его по щекам и, увидев, что его веки дрогнули, вздохнул с облегчением. Альмодавар посмотрел на парнишку и пожал плечами.

— Полегче, капитан. Этот пацан сам напросился. Он хотел умереть за своего Всевышнего.

Тарджа подхватил мальчика под мышки и поставил на ноги, но тот вдруг вырвался. Казалось, он был совсем не рад неожиданному спасению.

— Я не приму помощь безбожника, — сказал он на ломаном хитрианском, с трудом шевеля разбитыми губами.

Значит, он довольно долго пробыл в плену, коли лопочет по-хитриански. В Кариене он никогда не стал бы изучать этот варварский язык. Тарджа посмотрел на Альмодавара и снова уставился на мальчишку.

— Значит, ты неблагодарный маленький щенок? — сказал он по-кариенски.

Альмодавар, внешне напоминавший неграмотного пирата, прекрасно говорил по-кариенски, а также по-медалонски и по-фардоннски. Дамиан не уставал повторять, что знание вражеского языка — первый шаг на пути к пониманию неприятеля. Обнаружив, что большинство налетчиков бегло говорят на нескольких языках, Тарджа очень удивился. Его защитники, по крайней мере офицеры, могли изъясняться по-медалонски и по-кариенски. Умение беседовать с союзниками на их языках считалось признаком аристократизма, а вот язык южан изучали немногие. Тарджа быстро усвоил урок Дамиана, но убедить Дженгу в том, что защитникам необходимо освоить хитрианский, так и не смог.

— Вот именно, — подтвердил Альмодавар, без малейшего усилия перейдя на язык врагов. — Он петушится уже не в первый и, я уверен, не в последний раз. Они с братцем сообщили нам о союзе Фардоннии и Кариена. Братец, правда, быстро присмирел, а этот собирался одолеть нас одной левой.

Тарджа некоторое время с любопытством разглядывал парнишку.

— Так это кариенский шпион?

Услышав в голосе Тарджи издевку, мальчишка рассвирепел:

— Безбожник! Свинья! Всевышний утопит тебя в море отчаяния!

— Я начинаю жалеть, что спас тебя, мальчик, — предупредил его Тарджа. — Думай что говоришь.

— Меня спас Всевышний!

— Что-то я не заметил его здесь, — хохотнул Альмодавар и быстро перешел на медалонский: — Вы не хотите забрать его с собой? У нас этот мелкий наглец вряд ли долго протянет.

Тарджа нахмурился. Вот чего им в лагере не хватает, так это десятилетнего неуправляемого горлопана с его Всевышним. Однако Альмодавар прав: парень не заживется среди хитрианцев. Тарджа наскоро все обдумал и повернулся к капитану.

— Хорошо, я возьму его с собой, — сказал он по-кариенски, чтобы мальчишка мог следить за ходом беседы. — А братец его пусть остается у вас. Если этот фрукт станет зарываться, я вам сообщу. А вы в ответ на каждую мою жалобу будете присылать мне один братишкин пальчик. Когда кончатся пальцы на руках, начинайте кромсать ноги. Может быть, перспектива увидеть беспалого брата поможет ему научиться держать себя в руках. Очевидно, это достоинство не поощряется их Всевышним.

Залитое кровью лицо парнишки побледнело. В глазах заблестели слезы.

— Вы гадкие, зловредные, дикие ублюдки! — завопил он.

— Тэк-с, — произнес Тарджа. — Запомни это, мальчик, и не говори потом, что ничего не сказал. — Он старался не смотреть на Альмодавара. Хитрианский капитан издал звук, похожий на кашель, но Тарджа подозревал, что это была неудачная попытка сдержать смех. — Иди и собери свои манатки. Если не вернешься через пять минут, то увидишь, как выглядит твой брат без левого уха.

Мальчишку как ветром сдуло. Альмодавар громогласно захохотал.

— Капитан! Клянусь, вы превращаетесь в хитрианца.

— А чего ж вы хотите от гадкого, зловредного и дикого ублюдка?

— Действительно, — усмехнулся Альмодавар. — У вас сегодня интересный день. Сначала вы задали перцу моим налетчикам, потом этак запросто приручили кариенского фанатика. Что дальше?

— Я хотел вас об этом спросить, — ответил Тарджа. — От лорда Вулфблэйда не было вестей?

— Никаких. Да не волнуйтесь вы так, капитан. Он вернется.

Тарджа вздохнул — другого ответа он и не ожидал. «Вернуться-то он вернется. Вот только до или после войны?»

 

Глава 15

Размерами Ярнарроу мог сравниться с Талабаром, но больше ничем не напоминал красивую и светлую южную столицу. Рядом с капитальными зданиями, крытыми серой черепицей, теснились бедные лачуги, сложенные из всего, что их нищим обитателям удавалось где-нибудь стянуть. Над городом, словно огромный кулак, возвышался замок Ярнарроу — еще более мрачный, чем город, лежащий у его подножия. Адрина вспомнила Талабар — здания из розового камня с плоскими крышами, широкими балконами и решетками, увитыми плющом, зеленые деревья вдоль широких улиц, густой аромат, разлитый в неподвижном воздухе, веселых нарядных горожан — и приуныла. Здесь все было серым: дома, небо и даже люди. Над городом вечно висел тяжелый смог, и от удушливого запаха некуда было деться.

Адрина представила себе, что проживет здесь до самой смерти, и расстроилась вконец.

Свадьбу сыграли неприлично поспешно — через день после прибытия Адрины. Вонулус заставил ее выучить наизусть кариенскую свадебную клятву, а Мадрен наконец-то успокоилась, убедившись, что принцесса знает, как подобает себя вести невесте. Едва путешественники прибыли в Ярнарроу, Адрину сей же час водворили в огромные покои, где гуляли жуткие сквозняки, и велели готовиться к церемонии, назначенной на следующий день. Ее даже не представили королю Ясноффу или королеве Арингард, что принцессу несколько озадачило.

Наутро Адрину одевала к свадьбе Тамилан — ей единственной позволили остаться при госпоже. Фрейлины же бегали, суетились с озабоченным видом — короче, делали все, что Адрине было не нужно. Критически осмотрев унылое серое одеяние — свадебное платье, которое заботливо приготовила Мадрен, — принцесса швырнула его подальше и облачилась в традиционный фардоннский невестин наряд, который привезла с собой. Поначалу он предназначался для Кассандры, но, поскольку сестры были почти одинакового телосложения, — не пропадать же добру. И Адрина забрала его себе, чтобы не объяснять отцу и Лектеру, почему Джепинель не сшил ей новый. Правда, платье было немного тесным и весьма вызывающим, но Адрине очень уж хотелось насолить Кратину — пусть не воображает.

Во время короткой остановки в замке Сетентон Адрине довелось узнать много интересного, но самым любопытным оказалось то, что когда-то Кратин был помолвлен с Честити, но вмешались государственные интересы, и до свадьбы дело не дошло. «Ах, вот оно что, — подумала тогда Адрина. — Ну теперь понятно, почему принц так себя ведет. И отчего эта девица все время так жалобно смотрит на него, понятно тоже. Похоже, она втюрилась не на шутку. Сдается мне, что и Кретин отвечает ей взаимностью. Ну погоди же, я заставлю тебя позабыть эту глупую корову. Ты еще не видел, как я хороша в своем свадебном наряде».

А наряд был просто загляденье: коротенький лиф из темно-синего кружева, расшитого бриллиантами, с узкими рукавами и умопомрачительным декольте, оставлявший талию обнаженной, и такого же цвета пышная юбка из прозрачного струящегося шелка. Юбку держал серебряный плетеный пояс, на котором висел усыпанный драгоценными камнями кинжал в ножнах, принадлежавший когда-то ее матери. Много лет назад фардоннской невесте полагалось иметь меч, но традиция претерпела изменения, и нынче Клинок невесты был скорее украшением, чем предметом необходимости. Однако лезвие по-прежнему оставалось острым — в этом Адрина убедилась, когда больно порезалась об отцовский подарок еще в Талабаре.

Не забыла Адрина и о фардоннских свадебных украшениях. В пупке уютно гнездился большой голубой алмаз, точно такие же бриллианты, только поменьше, и сапфиры сверкали в ожерелье, обвивавшем точеную шею. По традиции не прибранные в прическу волосы черными мягкими волнами ниспадали до пояса. Завершала все это великолепие голубая мерцающая фата, закрывавшая пол-лица. Длинная, легкая как перышко, она летела по воздуху за невестой, шедшей по нескончаемому проходу огромного храма Хафисты мимо онемевшей от изумления кариенской знати.

Войдя под величественные своды, Адрина ошеломленно застыла: вот это великолепие! После мрачного, строгого монастыря на острове Сларн храм Хафисты казался ослепительным. В центре собора вкруг стояли высокие резные колонны из мрамора с золотыми прожилками, поддерживавшие сводчатый потолок, который над алтарем превращался в купол. Крохотные перламутровые изразцы, украшавшие нефы, ловили солнечный свет и проливали его дождем на головы прихожан.

Храм был заполнен до отказа — каждый, кто получил приглашение на королевскую свадьбу, не преминул им воспользоваться. Адрина слышала возбужденный шепот. Ни одного приветливого лица, ни одной ободряющей улыбки! Тристану и его воинам в храм войти не разрешили — дабы дикари не осквернили священное место своим присутствием. Единственным знакомцем, которого Адрина увидела, шествуя к алтарю, оказался Вонулус. Одетый в соответствующее случаю облачение, со своим вечным посохом, он стоял вместе с другими жрецами неподалеку от алтаря. Перехватив взгляд принцессы, он укоризненно покачал головой.

У алтаря томился принц, с головы до пят одетый в черное. Строгость наряда разнообразили лишь золотой обруч на голове да блестящий серебряный амулет с изображением звезды и стрелы Всевышнего. Едва глянув на него, принцесса Адрина поняла: Кратин взбешен. Видеть его таким ей еще не доводилось. «А чтоб ты провалился, — подумала она. — И все эти уроды вместе с тобой».

К счастью, церемония была короткой. Поклявшись Кратину в верности, а церкви — в преданности, Адрина и глазом не успела моргнуть, как стала супругой принца. Ведущий церемонию верховный жрец, стараясь не смотреть на обнаженные прелести невесты, объявил их мужем и женой и во весь рост распростерся перед алтарем. Заранее проинструктированная Вонулусом, Адрина знала, что следует делать, и вместе с Кратином последовала примеру жреца. Мраморный пол оказался ледяным. «Зря я так разоделась», — подумала она, чувствуя, как от холода зашлось сердце. Принцесса прикусила губу. Позади послышался шум: вслед за молодоженами на пол укладывались гости, и, судя по вздохам и сдавленному кряхтению, не для всех эта задача была легкой.

Минут десять, пока все лежали на полу, в храме стояла мертвая тишина. В это время следовало думать о Всевышнем и мысленно каяться в грехах. Адрине хотелось плюнуть на все, встать и уйти — пол был ужасно холодным.

Наконец верховный жрец с трудом поднялся на ноги, за ним стали вставать остальные. Адрина посмотрела на Кратина и улыбнулась: нужно соблюдать приличия — хотя бы на людях. Тот осторожно взял ее под руку и повел к выходу. Гости вяло захлопали в ладошки.

У крыльца ждали Тристан и отряд гвардейцев в белых мундирах, которые должны были сопровождать молодоженов в замок. Увидев сестру, Тристан подмигнул ей. Его люди быстро оттеснили толпу, и Кратин подвел жену к экипажу. Адрина уселась, расправила юбку и посмотрела на новоиспеченного супруга. Тот же глядел на крыльцо храма, где стояла зареванная леди Честити. Адрина нахмурилась. И как прикажете соперничать с этой серой мышью?

— Знаете, дорогой муж, вы могли бы и улыбнуться. Свадьба считается радостным событием. По крайней мере, в Фардоннии.

— Мы не в Фардоннии, — буркнул Кратин. Карета качнулась и тронулась с места. — Извольте этого не забывать!

«Ого, каков нахал!» — изумилась Адрина и брякнула, не задумываясь:

— А вы извольте не забывать, на ком женились! Боюсь, Честити придется уйти с моей дороги.

Кратин злобно сверкнул глазами, но промолчал. И молчал всю дорогу. Ни на редкость погожий денек, ни восторженные вопли горожан, стоявших на обочинах дороги, не могли улучшить его настроения.

Если бы свадьбу играли в Фардоннии, то целую неделю вся страна пировала бы, плясала и веселилась. В Кариене же подобное времяпрепровождение считалось непотребством и бесполезной тратой Денег. В замке Ярнарроу Адрину тотчас же проводили в покои кариенского короля. Но не потому, что он хотел поздравить невестку, нет — ему не терпелось поскорей официально подтвердить договор между Фардоннией и Кариеном.

Яснофф оказался точной копией сына, только погрузневшей и седоватой. И так же, как сын, обалдел, когда рассмотрел наряд Адрины. Видя, что монарх встал с трона, принцесса принялась за реверансы. Яснофф молча ждал.

Наконец с приседаниями было покончено.

— Вы должны расписаться здесь. — Король указал на пергаментный свиток, лежавший на бюро. Писец, увенчанный тонзурой, быстро обмакнул перо в чернила и замер.

— Непременно, ваше величество. И что же я должна подписать?

— Письмо вашему отцу, — подал голос Кратин, стоявший у нее за спиной. — В нем сказано, что вы вышли замуж в соответствии с кариенскими законами, следовательно, мы выполнили свои обязательства. По получении письма он должен отослать сюда ваше приданое и начать приготовления к вторжению в Медалон.

— Мое приданое? Ах, вы, наверное, имеете в виду ваши права на остров Сларн?

Адрина взяла перо у писца. Глупо торговаться за кусок скалы. Она быстро подмахнула письмо и отдала перо. Яснофф с довольным видом кивнул и повернулся к сыну:

— Мы с матерью ждем тебя к обеду. — Потом немного помолчал и добавил: — И твою супругу, конечно.

Кратин поклонился отцу, Адрина опять присела в реверансе.

Король с писцом вышли, оставив молодоженов одних.

Адрина вопросительно посмотрела на Кратина. Вонулус и Мадрен столько времени убили, расписывая кариенскую брачную церемонию, но про то, что должно произойти потом, не сказали ни слова.

— И что теперь, Кретин?

Адрина думала, что он покраснеет. Их впервые оставили наедине, и теперь бедный парень, конечно, трясется как овечий хвост при одной мысли о супружеских обязанностях. Хотя, не исключено, что у них с Честити уже что-то было.

Чего она не ожидала, так это пощечины. Перстень принца оцарапал щеку Адрины до крови. Кратин не покраснел — он побледнел от ярости.

— Шлюха фардоннская! — Он снова ударил ее по щеке — на сей раз сильнее. Адрина едва устояла на ногах. — Чтоб ты больше не смела позорить меня и королевский дом при всем честном народе!

Адрина хотела вцепиться ногтями ему в лицо, но вовремя передумала. Кратин, конечно, дурак, но он сильнее. Это была последняя здравая мысль, пришедшая ей в голову.

— А ты, — завопила она, — чтоб больше не смел поднимать на меня руку, ничтожество! Тряпка! Засранец! Да кто тебе позволил бить меня!

— Никто не позволил — я сам захотел, ваше высочество, — сказал он дрожащим от ярости голосом. — Я ваш муж!

— Ну, это мы еще посмотрим! Что-то я сомневаюсь в ваших мужских способностях. Даже не знаю, как вы справитесь с такой задачей. Может, если я стану жеманно улыбаться, надувать губки и позволю вам называть меня Честити, у вас что-нибудь получится?

Кратин снова замахнулся, но на сей раз Адрина опередила его: выхватив из ножен свой острый как бритва Клинок невесты, она мгновенно приставила оружие к горлу мужа. Выпучив глаза, Кратин медленно опустил руку.

— Так-то лучше, — сказала она, не убирая лезвия. — Отныне вы мой муж, Кретин, но если вы еще хоть раз поднимете на меня руку, я перережу вам глотку. Мы поняли друг друга?

Кратин согласно моргнул и, когда принцесса опустила кинжал, осторожно пощупал шею — на пальцах осталась кровь. Принц с плохо скрываемой ненавистью взглянул на Адрину.

— Виноват, — нехотя признался он. — Я не должен был драться. Но не держите меня за идиота, Адрина, и не воображайте, что ваши угрозы и этот столовый ножик напугали меня. — Он подошел к столу, налил в кубок вина и обернулся. Его гнев сменился спокойной уверенностью. — Неужели вы думаете, что мне ничего не известно о вашей репутации? О ваших любовниках? Я знал об этом еще до встречи с вами. А развратная выходка вашей сестры в Талабаре просто сыграла мне на руку.

Адрина застыла.

— Вы о чем? Так вы хотели жениться именно на мне?

— Я взял в жены старшую законную дочь Габлета, — невозмутимо ответил Кратин. — И ваш сын может унаследовать фардоннский трон.

— Если только у моего отца не родится законный сын. Кроме того, у меня пятнадцать сводных братьев. И отец может официально признать наследником одного из них, когда захочет.

— Если он так сделает, им не жить. Всевышний позаботится об этом. Вашей страной от его имени будет управлять кариенский король.

— И вы рассчитываете, что я стану вам помогать в этом? Да вы спятили!

— Вы моя жена, Адрина, — отрезал принц, не желая более распространяться на эту тему. Потом немного подумал и добавил: — А еще я требую, чтобы вы приказали своим гвардейцам безоговорочно подчиняться мне. Я возьму их с собой на фронт.

— А вот это уж дудки, ваше высочество. Мой отец не давал вам разрешения посылать их на войну. Они останутся при мне.

— Тогда вы будете передавать им мои приказы.

— Да провалиться мне на этом месте! Моя гвардия шагу не сделает без меня! И уж тем более не будет участвовать ни в каких ваших войнах.

— Как хотите, Адрина, — пожав плечами, сказал Кратин. — Если вы так настаиваете, то можете поехать с ними. Но они будут сражаться!

— И как, интересно, вы заставите меня послать их в бой? Да я скорее сдохну, чем отдам такой приказ.

Кратин аккуратно поставил кубок на стол, скрестил руки на груди и пристально посмотрел на принцессу.

— Вы моя жена и дали обет. Перед Богом и людьми вы поклялись подчиняться мне беспрекословно. Клятвопреступление карается смертью. Если это вас не смущает, я подожду еще пару дней и, как только ваш сводный братец и его язычники нарушат хоть один из церковных законов, безжалостно казню их.

— Ах ты, сукин сын! Святоша! Учишь меня благочестию, а сам уже придумал, как погубить моего брата во имя своего жалкого бога! Совести у тебя нет!

— Попридержите язык, Адрина, — предупредил Кратин. — Оскорбление Всевышнего карается…

— Смертью! — перебила его Адрина. — Знаете, ваше высочество, у меня есть идея.

— Вы согласны мне подчиняться?

Адрина поняла, что дальнейшие препирательства ни к чему не приведут. Здесь, в Ярнарроу, он чувствовал себя как рыба в воде. Этот мальчишка, который едва не хлопался в обморок при виде полуголых фардоннских дам, дома превратился в самоуверенного царька, говорящего устами своего бога. Вера в то, что он исполняет волю Хафисты, прочно засела в его сознании, и переубедить его было невозможно. Пораскинув мозгами, Адрина взяла себя в руки. С наскока его не одолеешь. Нужно постараться найти свою выгоду в этой ужасной сделке.

— У меня есть несколько условий, — сказала она.

— Я не собираюсь идти вам на уступки, Адрина.

— Да, пока нет, — согласилась она. — Но вам нужно мое содействие, и поверьте, мы сможем поладить, если я почувствую, что и мне что-то перепадет.

Принц важно кивнул.

— Хорошо. И что это за условия?

Адрина лихорадочно зашевелила извилинами. Как бы это преподнести, чтоб не вызвать его подозрения?

— Если уж мне придется сопровождать вас до медалонской границы, пусть все будет обставлено должным образом, в соответствии с моим новым положением. Я хочу взять с собой всю свиту, включая моих фрейлин. — «Вот так! Посмотрим, понравится ли твоей драгоценной Честити жить в походных условиях, под боком у нескольких тысяч вонючих солдат!»

— Думаю, это можно устроить, — согласился принц. — Все?

— Нет. Я хочу стать членом вашего военного совета. Я не позволю вам гробить фардоннских солдат, пока не буду знать точно, за что они гибнут.

— Нет! И еще раз нет! Военный совет не место для женщин!

— Воля ваша. — Адрина пожала плечами. — Но если вы мне не уступите, то за ужином я встану и во весь голос крикну, что Хафиста — лжец, ублюдок и фарисей. Такой же, как все вы! Надеюсь, такой поступок карается смертью, не так ли? А без меня вы не сможете претендовать на фардоннский трон, и против медалонцев не выступит ни один наш солдат. Впрочем, если вы мне не верите, можете и дальше упираться рогами в забор.

Кратин представил себе реакцию герцогов на присутствие женщины в военном совете, потом взвесил серьезность ее заявления… и нехотя кивнул:

— Ладно, договорились.

— И еще одно, — добавила Адрина, немного подумав. — Я хочу, чтобы каждому фардоннцу, состоящему под моим началом, церковь выдала особую индульгенцию. Как вы правильно заметили, рано или поздно они обязательно нарушат какие-то неведомые им церковные законы. Нам обоим будет проще, если вы не станете вешать их на каждом столбе за реальные или надуманные прегрешения перед вашим бесценным богом.

Тон Адрины слегка покоробил принца, однако логики в ее рассуждениях не заметил бы только дурак. И Кратин ее заметил.

— Это все мои условия, — сказала Адрина. — Если вы их примете, я буду делать все что пожелаете. — И про себя добавила: «До поры до времени».

— Но у меня тоже имеются некоторые условия, — произнес Кратин.

— Вот как? И какие же?

— Впредь вы не будете носить таких провокационных нарядов и станете вести себя, как подобает кариенской принцессе. Иначе вас закидают-таки камнями и о фардоннском троне никто не вспомнит.

— Слушаюсь, ваше высочество. — В голосе Адрины зазвучал сарказм. — Рубище сгодится?

Кратин сделал вид, что не заметил насмешки.

— И вы будете разговаривать с вашим сводным братом и гвардейцами только в присутствии Вонулуса. Я не хочу, чтобы вы плели интриги за моей спиной.

«М-да, положеньице», — с досадой подумала принцесса. Выхода из него она пока не видела.

— Ваше недоверие очень меня огорчает, ваше высочество.

— Оправданное недоверие, заметьте. Итак, вы согласны?

Адрина неохотно кивнула.

— Согласна.

— Хорошо. В таком случае вы можете вернуться к себе и переодеться во что-нибудь более… подходящее… для званого ужина. Завтра я пришлю к вам монахинь, и вы вместе определите наиболее благоприятное конкретно для вас время для исполнения супружеского долга. Я не намерен попусту терять время в вашей постели.

Эта пощечина была поувесистее той, что Адрина уже получила. Да как он смеет!

— Только, прежде чем подойти к моей постели, подумайте, знаете ли вы, что в ней делать, — холодно произнесла она. — Как вам известно, меня обучали искусству любви настоящие профессионалы. Будет очень обидно, если от смеха я не смогу зачать вашего долгожданного претендента на кариенский и фардоннский троны.

«Теперь мы квиты, ваше высочество», — удовлетворенно подумала Адрина и, не дожидаясь, когда принц придет в себя, выскочила из комнаты.

 

Глава 16

День, когда Убежище впервые появилось в горах, названных в его честь, не остался в памяти людской — так давно это было. Неумолимое время словно вовсе не касалось его стен, от которых веяло чудесным покоем и безмятежностью. Возникали и рушились государства, рождались и умирали люди, а величественное белоснежное сооружение то появлялось, то исчезало, и было так всегда. В его покоях нередко появлялись боги и жили харшини, которые искали здесь мудрости, знания и спасения от грехов человеческих.

Ничто не нарушало покоя.

До настоящего времени.

До тех пор, пока на свет не появилось дитя демона.

Подходя к покоям Коранделлена, Брэкандаран услышал смех и насторожился. Вообще-то ничего странного в этом не было — жизнерадостные харшини веселились довольно часто. Но на сей раз они были ни при чем. Громкий, заливистый женский смех разносился по коридору и эхом отражался от высоких сводов. Некоторые харшини, встречавшиеся Брэку по пути, смотрели на него с недоумением — судя по всему, не все знали, кто так буйно радуется в покоях короля.

Узнав голос Р'шейл, Брэк забеспокоился и прибавил шагу. По натуре Коранделлен был весьма уравновешен — ведь он правил харшини в такие трудные времена, — но общаться с Р'шейл ему раньше не доводилось. Она обладала способностью говорить о плохом в совершенно неподходящее время, задавала каверзные вопросы, на которые часто не было ответов, и категорически не желала играть роль, уготованную ей в конфликте богов. Да и королю харшини нелегко было смириться с тем, что Р'шейл хотят сделать орудием уничтожения. Он не мог понять, что дитя демона рождено для разрушения. И еще труднее было убедить ее в том, что эту задачу необходимо выполнить. В свое время Лорандранек, отец Р'шейл, узнав обо всем, не выдержал и сошел с ума.

Брэк отворил дверь в покои Коранделлена. Король и Р'шейл стояли на балконе и любовались долиной. Рядом на столике красовался хрустальный кувшин с холодным вином. На обоих была легкая холщовая одежда — надежная защита от всевидящего ока Цитадели. Услышав шаги за спиной, король обернулся и, увидев гостя, радостно заулыбался. Брэк подошел поближе и поклонился.

— Брэкандаран! — воскликнул Коранделлен. — Ты вернулся!

— Как видите.

— Мы с Р'шейл как раз беседовали о ее детстве в Цитадели, — сообщил король. — У нее была очень интересная жизнь.

«Даже чересчур интересная, — подумал Брэк. — Но почему она смеялась?».

— Король спросил меня, скучала ли я по матери, — объяснила Р'шейл, словно прочитала его мысли. — Мне это показалось весьма забавным.

— Наш достойный монарх не знает, кто такая Верховная сестра, — ответил Брэк. — Мне было приятно слышать твой смех. Ты выглядишь гораздо лучше.

Это была правда, но не вся. Никогда раньше она не выглядела так хорошо, как сейчас. Шелтаран, бог исцеления, не только залечил смертельную рану, которую она получила в Тестре, — он вылечил ее душу. А может быть, Смерть отступила после того, как Брэк предложил взамен нее другую жизнь. Фиалковые глаза Р'шейл блестели, кожа стала золотистой, все формы заметно округлились — диета харшини явно пошла ей на пользу. Брэку стало ясно, что долго держать ее здесь не удастся. Только вот интересно, понимает ли это Коранделлен? Здесь ей многое рассказали о том, что она унаследовала от харшини, и о силе, что ей дана. Но эта девчонка рождена, чтобы уничтожить бога. А вот как это сделать, ей в Убежище никто не расскажет.

— Какие новости принес, Брэкандаран? — спросил король.

Он взмахнул рукой, и у стола появился еще один стул. Коранделлен сел и сам наполнил кубок для Брэка. Тот хотел сказать, что это лишнее, но слова застряли в горле. Больше двадцати лет Коранделлен мечтал о том, как скажет Брэку, что не винит его в смерти Лорандранека. И все, что король ни делал, было наполнено смыслом. Брэк уселся на стул и взял кубок.

— Боюсь, не очень хорошие, — ответил он и посмотрел на Р'шейл. Интересно, как она воспримет эти новости? Все ее нынешнее спокойствие было прямым результатом магического воздействия Убежища. Кроме того, похоже, на нее еще наложили чары, чтобы избавить страдающие тело и душу от крайних человеческих чувств. Если она об этом узнает, все пойдет прахом. Сила Р'шейл такова, что чары рассыплются в одно мгновение. Только ее неведение хранило харшини от ярости человеческой части ее существа.

— Кариенцы не отказались от намерения вторгнуться в Медалон? — спросил Коранделлен, побледнев от одной только мысли о войне. Это была не трусость, а часть «эго» харшини — то, что ни Брэк, ни Р'шейл, будучи наполовину людьми, не могли воспринять.

— Произошло кое-что похуже, — ответил Брэк. — Кариенцы заключили союз с фардоннцами.

Коранделлен покачал головой. Черные глаза его увлажнились.

— Глупые, глупые люди. Неужели они не понимают, как дорого им обойдется эта война?

— Понимают, — сказал Брэк. — Просто их не заботит цена.

Р'шейл нахмурилась.

— Даже если фардоннцы не присоединятся к конфликту с севера, они могут послать отряды по Стеклянной реке на юг. Защитники не смогут воевать на два фронта. У них и на один сил не хватит — даже при поддержке хитрианцев.

Брэк удивился: откуда она знает о хитрианцах? Должно быть, демоны наплели. Ох уж эти сплетники. Коранделлен молча покачал головой. Он не мог говорить о войне — ведь речь шла об убийстве.

— Конфликт может выйти за пределы Медалона, — согласился Брэк. — Если фардоннцы войдут в Медалон с юга, то смогут вторгнуться в Хитрию, не пересекая Восточных гор. Габлета Медалон не интересует — ему очень хочется заграбастать Хитрию.

— Надо же что-то делать! — воскликнул Коранделлен. — Мы не можем допустить, чтобы весь мир ввязался в войну. Может, если я попрошу богов…

— Уж не Зигарнальда ли? — поинтересовался Брэк. — Мировая войнушка богу войны понравится. Думаю, ему ничего не стоило слегка подпихнуть нас к ее началу. Наверное, ему наскучило смотреть на вялые пограничные стычки. Народ столетиями живет в мире, не воюет — это ж тоска зеленая!

— Твоя дерзость до добра не доведет, Брэкандаран.

Услышав этот голос, Брэк подпрыгнул на стуле, и в то же время в помещении явственно почувствовалось присутствие бога войны. Надо было подумать, прежде чем упоминать его имя. Здесь, в Убежище, более чем где-либо такая опрометчивость была чревата последствиями. Брэк крутанулся на стуле, однако не встал, тогда как Р'шейл и Коранделлен поднялись. Из воздуха материализовался Зигарнальд, такой высокий, что золотым шлемом задевал потолок. На нем была простая темная хламида, которая закрывала его с головы до пят — само собой, из уважения к Коранделлену. Харшини смущались при виде оружия, а Зигарнальд носил все оружие, которое приписывали ему верующие, — от кинжала до длинного лука. Брэк мог побиться об заклад, что где-то в складках его хламиды была припрятана и катапульта.

— О, великий бог, ты оказал нам честь своим присутствием, — с мрачным видом поприветствовал его Коранделлен.

Бог войны улыбнулся. Если только эту гримасу можно было назвать улыбкой.

— И кое-кто благодарен мне за это больше, чем другие. Я думал, Брэкандаран, что ты более чем все харшини будешь рад меня видеть. Похоже, мое появление не шокировало тебя, как твоего короля, однако он ведет себя учтиво.

— Я наполовину человек, — пожав плечами, ответил Брэк. — А что я должен сказать?

— Для начала ты мог бы вообще ничего не говорить, — ответствовал Зигарнальд. — Особенно о том, в чем ровным счетом ничего не смыслишь!

Коранделлен положил руку Брэку на плечо: молчи, мол, не спорь с богом!

— Брэкандаран не хотел проявить неуважение, о, великий бог.

— Напротив, Коранделлен, именно это он и хотел сделать. Однако он прав. Я действительно слегка подпихнул вас к началу войны, как он только что изволил выразиться.

— А зачем? — удивилась Р'шейл. Внезапное появление бога она тотчас же отнесла к разряду прочих чудес, которые не могли произойти за стенами Убежища — просто не могли, и все.

Зигарнальд посмотрел на нее так, словно только что заметил.

— Вот когда ты поймешь это, дитя демона, ты готова будешь к встрече с Хафистой.

— Вообще-то я считаю, что на меня напрасно возлагают такие надежды. Во-первых, я не знаю, как убить бога…

Как ни странно, Зигарнальд кивнул, соглашаясь.

— Увы, ты права. У Коранделлена больше шансов одолеть его, и я решил исправить такое положение дел.

Брэк изумленно уставился на Зигарнальда:

— Как?

— Дитя демона должно покинуть Убежище и вернуться к людям, — объявил бог. — Ты поможешь ей, Коранделлен, ибо, если ей придется сразиться с Хафистой здесь, ни ты, ни чудесные свойства этого обиталища не спасут вас от гибели.

Коранделлену явно не понравился такой расклад.

— Ни один харшини не покинет Убежище, о, великий бог, — даже по воле свыше. Р'шейл может уйти, если хочет, но прогонять ее я не стану.

— Будь по-твоему, — согласился Зигарнальд и повернулся к Р'шейл: — Что скажешь, дитя? Разве ты не хочешь вернуться к своим друзьям из человечьего племени?

Р'шейл почти не колебалась.

— Нет, я хочу остаться здесь.

Кажется, Зигарнальда удивил такой ответ — впрочем, как и Брэка. Бог пристально посмотрел на Р'шейл и кивнул.

— Понятно. А ты хитрее, чем я думал, Коранделлен. Однако чары, что покуда смиряют ее, не вечны. Брэкандаран, я хочу, чтобы ты увел ее в горы хотя бы на день. Пусть хорошенько подышит свежим воздухом, а когда надышится — задай ей тот же вопрос. Сдается мне, что ответ ее будет сильно отличаться от нынешнего.

— Что ты имеешь в виду? Я чувствую себя прекрасно.

— Да, ты счастлива и покойна, — согласился Зигарнальд. — Но ты можешь чувствовать боль? Или гнев? А горе? Надеюсь, ты понимаешь, что здесь, в этих стенах, таких чувств для тебя попросту нет.

Р'шейл растерялась. На лицо Коранделлена набежала тень.

— Это правда? — спросила она короля харшини. — Вы действительно сделали меня бесчувственной?

— Так было нужно, дитя. — Коранделлен не умел лгать, равно как не умел причинять боль.

— Но этого быть не может, — возразила она. — У меня нет провалов в памяти. Я прекрасно помню все. И всех.

— Но при этом ничего не чувствуешь, правда? — подхватил бог. — Ты не скучаешь по друзьям, не боишься за них, не злишься на тех, кто тебя предал. Послушайся моего совета: оставь эти стены на время и увидишь, что будет. А когда захочешь вернуться к друзьям, позови меня. А уж я позабочусь, чтоб ты добралась до них целой и невредимой.

И, окончательно сбив девушку с толку, бог исчез. Брэк посмотрел на короля и покачал головой:

— Чему быть, того не миновать, Коранделлен. Сопротивляться бесполезно.

Тот вздохнул.

— Я харшини, Брэкандаран. Я не умею сопротивляться.

 

Глава 17

Кратин должен поплатиться за то, что сделал, — и поплатиться жестоко. Прощать Адрина не собиралась ничего. В лучших традициях смертеды — старинного фардоннского искусства мести — она намеревалась заставить его пожалеть о том дне, когда они встретились, и теперь хладнокровно размышляла, как это сделать.

Перво-наперво следовало уступить его требованиям. И Адрина превратилась в идеальную кариенскую принцессу. Мадрен и Вонулус поначалу отнеслись к неожиданной метаморфозе с большим подозрением, но подвоха, сколько ни искали, не обнаружили и смирились. Кратин же не удивился нисколько, очевидно посчитав случившееся прямым результатом своего грозного ультиматума, и о коварных замыслах жены даже не догадывался.

Отныне Адрина одевалась по кариенским обычаям, прятала волосы под сеточку, как полагалось замужней кариенской женщине, и, появляясь с мужем в людных местах, покорно семенила сзади шагах в трех. Она уверовала во Всевышнего и каждое утро вместе с королевой Арингард отважно выстаивала службу в холодном храме. Она вышивала вместе с фрейлинами и с похвальной бережливостью составляла ежедневное меню. Она раздавала милостыню беднякам через четыре дня на пятый и разговаривала с аристократами при дворе своего мужа, скромно потупив глаза. Она не красила лицо и коротко остригла свои длинные ногти, как это делали кариенки. Короче, теперь ни малейшего повода для осуждения принцессы не было.

Существовало несколько способов отомстить Кратину, но самой уязвимой целью была злополучная леди Честити.

Адрина решила предпочесть компанию леди Честити общению с другими фрейлинами, стала искать встреч с девушкой, и через три недели они уже частенько вели задушевные девичьи беседы, темой которых чаще всего был Кратин. Как-то вечером Адрина разоткровенничалась: принялась рассказывать о принце, о том, сколько детей они заведут, и какой он ласковый, и какое счастье, что прежде у него не было других женщин. Честити терпела долго. Наконец, не выдержав, она торопливо извинилась и выскочила из комнаты. За дверью послышались рыдания.

Сделав свое дело, довольная Адрина уселась вышивать. Но не успела она сделать и нескольких стежков, как в комнату ворвался Кратин. Выставив вон Тамилан, он повернулся к жене. Лицо его пылало от ярости.

— Что вы сделали?

— Я не понимаю, в чем дело, ваше высочество. Не могли бы вы выражаться яснее?

— Леди Честити с ума сходит. Что вы ей сказали?

— Мы разговаривали о супружеской жизни. Я сказала ей, что счастлива в браке. — Она с невинным видом улыбнулась и добавила: — Ведь так оно и есть.

— Вы не должны обсуждать с ней это!

— Отчего же? — Адрина не сказала и не сделала ничего, что дало бы Кратину право обвинить ее в нарушении правил приличия, и они оба это хорошо знали. — Уж не хотите ли вы сказать, дорогой, что леди Честити все еще питает к вам тайные чувства? Но теперь, когда мы поженились…

Договорить она не успела — принц выскочил за дверь, осыпая проклятиями чужеземную шлюху. Честно говоря, Адрине уже надоело быть чужеземной шлюхой.

Так Адрина отомстила в первый раз. Другая возможность наказать принца появилась тогда, когда стали готовиться к поездке на границу. Адрина без устали твердила Кратину о своем высоком положении, и к тому времени, когда все было готово к отъезду из Ярнарроу, в ее свите насчитывалось почти столько же людей, сколько рыцарей и пехотинцев сопровождали принца. От полного разорения принца спасло лишь вмешательство отца. Как только король выразил свое недовольство, Адрина умерила аппетиты, но дело было уже сделано. Адрина и ее фрейлины отправились на войну во всем великолепии.

Самой изощренной местью Адрины было посягательство на мужскую силу Кратина. Наутро после свадьбы к Адрине действительно явились монахини, повыспросили у новобрачной все интимные подробности и решили, что самой удачной для зачатия будет восьмая ночь. До этого времени Адрина спала одна. Когда урочная дата наступила, Адрина пораньше отослала фрейлин и стала готовиться к визиту Кратина. Много времени на приготовления не ушло: за считанные минуты необходимое снадобье было составлено и влито в вино. Мужчина, отведавший такого вина, даже при всем желании не мог осуществить свои намерения.

Кратин охотно согласился выпить, ибо только с пьяных глаз мог отважиться сделать то, что следовало. На это Адрина и надеялась. И надежды ее оправдались. Ни одна попытка принца исполнить супружеский долг не увенчалась успехом. Наконец Кратин замучился, плюнул и убрался восвояси, оставив Адрину умирать от смеха. После этого она не видела его целых два дня и осталась весьма довольна результатом.

Поклявшись себе, что не родит ребенка от Кратина, Адрина делала все возможное, чтобы этого не случилось. Она многое знала о чудесных свойствах трав и умела спасаться от нежелательной беременности — женщине, жившей в обществе, где царили весьма свободные нравы, это было необходимо. Однако существовал самый простой и надежный способ — попросту не допускать до себя Кратина в те дни, которые определили монахини. Нужно было выдержать только год и один день — согласно кариенским законам, женщина, не забеременевшая в этот срок, считалась свободной от семейных уз.

Далеко не каждая аристократка владела изысканным умением усиливать или ослаблять страсть мужчины. Курт'есы же были очень искусны в этом деле — ведь даже профессиональным любовницам требовалось порой спокойно поспать в одиночестве. Однако если любовник знал, что происходит, успех гарантировать было невозможно. Облапошить удавалось только неопытного любовника — такого, как Кратин. Для этой цели существовали и снадобья, тайну изготовления которых курт'есы хранили как зеницу ока. В свое время Адрина выведала все секреты у Линеля, темноглазого курт'еса из Мишенрока, что в южной Фардоннии, и в обмен на какой-то завалящий дворянский титул стала непревзойденной мастерицей в изготовлении любовных отваров. Слово свое Адрина сдержала, и теперь, насколько она знала, Линель обитал в небольшом поместье близ Калинпура на Джаланарских равнинах. Сколько раз после свадьбы с Кратином принцесса мысленно благодарила этого человека!

Мало-помалу по Кариену поползли слухи о мужской несостоятельности кронпринца. Кратин осунулся, стал подавленным. Всякий раз, видя его таким, Адрина торжествовала: ее усилия не пропали даром.

Чтобы достичь этого, пришлось потрудиться. И здесь Адрине невольно посодействовала Мадрен — самая недоверчивая и наблюдательная фрейлина в свите. Выбрав удобный момент, принцесса явилась к ней и, с рыданиями припав к ее плечику, сбивчиво поведала о том, что не может возбудить мужа. Результат превзошел все ожидания: туповатая и неискушенная Мадрен тотчас же принялась давать дельные советы, как исправить сложившуюся ситуацию. Благодаря стараниям Адрины слуги подслушали ее надрывающие сердце признания, и через день новость облетела весь замок. Ее обсуждали все кому не лень — даже на кухне и в конюшне. К тому времени, когда огромный караван покинул Ярнарроу, в замке не осталось мужчины или женщины, слуги или дворянина, кто не был наслышан о сомнительных мужских достоинствах Кратина.

Как и следовало ожидать, Честити пришла в полное смятение: с одной стороны, девицу до смерти перепугал тот факт, что ее возлюбленный оказался импотентом, с другой — известие о том, что Кратин не спит с женой, обрадовало ее невероятно. Эта бледная немочь так явно выражала свою любовь к принцу, что Адрина не могла понять, почему ее еще не связали веревками и не закидали камнями за греховные помыслы. Впрочем, чистотой помыслов не отличался при дворе никто. Многие герцоги прочили своих дочерей на место кариенской королевы. И Адрине оставалось лишь гадать, сколько дней она прожила бы после рождения сына, если бы забеременела сдуру. Процесс воспитания наследника фардоннского трона отнюдь не требовал наличия фардоннской матери, ведь роды могли быть опасными — об этом знали все.

Адрина отказалась от бесполезных желаний изменить мир по-своему. Она молча страдала, оскорбленная тем, что Кратин является к ней только тогда, когда она могла зачать. Ей приходилось сносить косые взгляды Мадрен и ханжеский инструктаж Вонулуса. Она мирилась с явным презрением короля Ясноффа и с кислым неодобрением королевы Арингард. Ей приходилось приспосабливаться к гадкому кариенскому климату. И до тех пор, пока не отыщется выход из всего этого дерьма, выбор действий у нее был весьма невелик.

Приказ следовать к границе Тристана, разумеется, не обрадовал, а Адрина, верная обещанию, данному Кратину, не могла поговорить с братом с глазу на глаз и объяснить ему ситуацию. А пообщаться было нужно, и по мере приближения к границе — все больше и больше. Адрина боялась, как бы Тристан не наломал дров — ведь он знал условия соглашения, по которому его солдаты находились в Кариене, и понимал, что, приказав гвардии двигаться на фронт, Адрина пошла против воли Габлета.

Габлет хотел, чтобы хитрианцы прочно увязли в медалонском конфликте и не заметили, в каком направлении двинется его армия, когда пересечет южную границу Медалона. Помощь гвардии была залогом быстрой победы Кратина на севере, а это расстраивало планы отца, и реакция его заботила Адрину больше, чем все угрозы мужа вместе взятые. Габлет не терпел помех, которые вмешивались в его планы. Без конца думая об этом, Адрина потеряла покой и сон.

Как-то раз она сидела перед зеркалом в своем богато убранном походном шатре и рассеянно смотрела на отражение Тамилан, которая расчесывала ей волосы. «Эта бывшая рабыня — довольно симпатичная девица», — машинально подумала Адрина, и внезапно в голову ей пришла идея.

— Тами, тебе нравится Тристан?

Тамилан удивленно подняла брови:

— Тристан?

— Да. Ты ведь знаешь Тристана. Высокий, красивый, с золотистыми глазами. Видный такой. Ты не согласна?

Тамилан улыбнулась.

— Нравится ли он мне? Хм-м… Пожалуй, нравится.

— Ну и отлично, — с удовлетворением заявила Адрина. — Я хочу, чтобы ты стала его любовницей.

Лицо Тамилан, отражавшееся в зеркале, вспыхнуло.

— Вы хотите, чтобы я стала любовницей Тристана?

— Да что ты все переспрашиваешь, Тами. Ты прекрасно слышала меня. Вы оба фардоннцы, до дома далеко. Никто ничего не узнает.

— Ваше высочество, я ценю вашу… заботу… но вряд ли ваш брат заинтересуется мной.

— Ты себя недооцениваешь, Тами, — возразила Адрина. — Ты очень миленькая, к тому же на тысячи лиг вокруг нет ни одной курт'есы, поэтому Тристан не будет привередничать. — Увидев, как изменилось лицо девушки, она рассмеялась. — Ну что ты так испугалась? Неужели ты не понимаешь: я могу встречаться с Тристаном только в присутствии этого стервятника Вонулуса. Если станет известно, что вы с Тристаном любовники, никто и вякнуть не посмеет, если тебе вздумается навестить его.

— Если станет известно, что мы с Тристаном любовники, меня закидают камнями.

— А вот и не закидают. Фардоннцы получили особые церковные индульгенции. Так что ты в полной безопасности — не то что я.

Лицо Тамилан стало несчастным.

— Мне тут не нравится, ваше высочество. На вашем месте я бы лучше подумала, как вернуться домой.

— Я думаю, Тами, — ответила Адрина. — Правда-правда, я думаю.

В ее жалком существовании было лишь одно радостное событие и случилось оно весьма неожиданно. На следующий день после свадьбы Адрину навестил Дрендин, веселый кузен Кратина, и притащил большую плетеную корзину, которую осторожно поставил на ковер перед камином, после чего с сияющей улыбкой повернулся к новобрачной:

— Я принес вам свадебный подарок!

— Какая великолепная корзина! — восхитилась принцесса.

— Корзина? О нет! Подарок внутри!

Адрина с любопытством приподняла крышку и заглянула внутрь.

Тотчас же чей-то влажный нос ткнулся ей в руку и длинный мокрый язык лизнул ее щеку. Адрина восхищенно ахнула и, бросив крышку на пол, вытащила из корзины лохматого щенка. Его рыжая густая шерсть казалась шелковой на ощупь. Щенок был таким большим, что Адрина с трудом удержала его на руках.

— Какой чудесный! — воскликнула она. — Это кто?

— Это собака, — ответил Дрендин, слегка озадаченный такой неосведомленностью.

— Да я знаю, что собака, но какой породы? В Фардоннии нет таких больших собак. Если он вырастет еще немного, я смогу ездить на нем верхом.

— Это кариенская охотничья собака, — ответил молодой граф. — Вы сказали, что любите охотиться, и я подумал, что вы сможете обучить его. У нас на перевале Тайлера выращивают самых лучших охотничьих собак. Так он вам понравился?

Принцесса уклонилась от слюнявых поцелуев своего нового друга и рассмеялась.

— О Дрендин, я влюбилась в него. Огромное вам спасибо. Похоже, граф был очень доволен.

— Для будущей королевы ничего не жалко. Но вам придется дать ему имя.

— Я назову его… Тайлером! В честь вашего перевала.

С тех пор Тайлер не отходил от принцессы ни на шаг. Он рос не по дням, а по часам и съедал за раз столько, что хватило бы на целое крестьянское семейство. Он любил Адрину и был предан ей всей своей собачьей душой. И она, выросшая в роскоши, избалованная и капризная, находила радость в общении с этим лохматым неуклюжим зверем.

 

Глава 18

Если бы не демон, вызвавшийся показывать дорогу, Брэк раньше отыскал бы Р'шейл в горах. Ведя Брэка по лесу, изукрашенному всеми цветами осени, маленькое серое создание только путалось под ногами и, хихикая, без конца оглядывалось, точно всякий раз хотело убедиться, что попутчик здесь и никуда не делся.

Наконец Р'шейл нашлась. Одетая в темную кожаную амазонку, она сидела на краю обрыва, свесив ноги в пропасть, дно которой исчезало в дымке. Увидев эту картину, Брэк испугался.

— Не бойся, я не собираюсь прыгать, — произнесла девушка, не оборачиваясь.

Маленький демон с разбегу плюхнулся ей на колени.

— Это ты привел его сюда? Предатель.

Р'шейл обернулась. Ее глаза были красными, на щеках еще не высохли дорожки слез.

— Тебе велели найти меня?

— Проклятье! Все эти дни я только и делаю, что таскаюсь за тобой.

Брэк уселся рядом и принялся обозревать окрестности. Высокие горы были покрыты вечными снегами, свежий воздух приятно бодрил. Брэк сразу отыскал взглядом шпили Убежища вдали — но лишь потому, что знал, где искать. Обычный человек не рассмотрел бы их в нагромождении горных пиков.

— Коранделлен боится, как бы с тобой чего не случилось.

— Он сделал это со мной. Он присвоил себе такое право.

— Никто не желал тебе зла, Р'шейл. Тебя хотели защитить.

— Неужели они не знали, как мне будет больно потом?

— Наверное, не знали. Харшини действительно не знают человеческих чувств. Но когда тебя принесли сюда, ты умирала. Они сделали все, чтобы исцелить тебя.

Р'шейл вытерла глаза.

— Угу. Вот потому-то я так и расстроена. Ты не знаешь, как трудно сердиться на таких существ.

— Знаю, — промолвил Брэк. — Даже лучше, чем ты, девочка, ведь я уже несколько веков живу между двумя мирами.

Р'шейл встрепенулась:

— А я тоже буду жить так долго, как ты?

Брэк пожал плечами.

— Хм-м. Думаю, что да. Большинство полулюдей наследуют от харшини долголетие. Однако тем, кто падает с обрыва, это не грозит. И не стоит заглядывать в будущее.

— А как ты борешься с печалью?

— Я ее заливаю. — Брэк чуть заметно усмехнулся. — Медовухой.

Р'шейл с недоумением посмотрела на него и, сообразив, что он шутит, улыбнулась.

— Тебе здесь плохо, Брэк?

— А мне и в человеческом мире не очень хорошо. Но это не значит, что ты не должна искать свое место в жизни.

— У меня такое впечатление, что это место для меня уже кто-то нашел, — уныло ответила она. — Ведь я дитя демона, верно?

— Р'шейл, никто не собирается сталкивать тебя с Хафистой, пока ты не будешь к этому готова. Не волнуйся. Если ты действительно должна схватиться с Хафистой, то в свое время ты все поймешь. Ты сама захочешь это сделать.

— Но у меня нет никаких предчувствий.

— Я же сказал: не нужно заглядывать в будущее.

Р'шейл молча уставилась на горные вершины, машинально почесывая демона за большим морщинистым ухом. Ей очень хотелось заплакать. Наконец она посмотрела на Брэка:

— Тарджа думает, что я умерла?

Вопрос его немного озадачил. Он не ожидал, что к Р'шейл так быстро вернется способность мыслить здраво. Как-то раз и ему довелось испытать действие таких же чар, однако в себя он пришел лишь через несколько дней.

— Думаю, да. И, по-моему, никто его не разуверил.

— Значит, он сильно горевал. — Р'шейл вздохнула. — И если я буду жить долго, то увижу, как он состарится и умрет. Мне кажется, я этого не выдержу.

— Тарджа так упорно нарывается на неприятности, что вряд ли доживет до старости. На твоем месте я бы не переживал из-за такой фантазии.

Попытка пошутить не удалась: Р'шейл нахмурилась.

— Наверное, харшини считают тебя довольно бестактным.

— Я отравитель их существования, — согласился он. — Или, по крайней мере, был таковым, пока не появилась ты и не освободила меня от этого звания. Однако, похоже, я обречен служить твоему делу, нравится мне это или нет.

— Ладно, не подлизывайся. — Р'шейл отвернулась и снова принялась изучать горный пейзаж. Некоторое время оба молчали. — Кажется, я знаю, что делать, Брэк, — наконец сказала она.

— И что же?

— Я хочу вернуться домой. Но есть небольшая загвоздка. По-моему, у меня больше нет дома. В Убежище я не останусь — это точно, но вряд ли могу вернуться и в Цитадель.

— Это вряд ли, — согласился Брэк, чуть заметно улыбнувшись.

— А что случилось с Джойхинией? — неожиданно спросила Р'шейл. — Тарджа убил ее?

— Дэйсендаран повредил ее разум. А Тарджа завершил начатое. Она живет, но бездумно, как дитя. Я полагаю, сейчас она на границе вместе с защитниками. Если бы она вернулась в Цитадель в таком состоянии, мы бы об этом услышали.

— А этот хитрианец, который помогает Тардже, что собой представляет?

— Дамиан Вулфблэйд? О, он тебе понравится. Он тоже ловок по части поиска проблем на свою голову, почти как Тарджа. Иногда я думаю, что не стоило сводить их вместе. Я не уверен, что мир готов выдержать обоих.

— А лорд Драко? Брэк тяжело вздохнул.

— Р'шейл, если они тебе так интересны, отправляйся к ним сама. Зигарнальд готов забрать тебя. Ты не можешь оставаться здесь вечно. Да и сама не хочешь. Делай то, что считаешь нужным. А чему быть, того не миновать. Верь мне, я испытал это на собственной шкуре.

— Значит, тебе было предназначено убить моего отца?

Брэк с ошеломленным видом воззрился на Р'шейл и, прежде чем ответить, постарался собраться с духом.

— Я не знаю, Р'шейл. Наверное, было предназначено. Один из козырей предназначения — это то, что потом ты можешь примирить свой поступок с совестью.

— Коранделлен говорил, что ты всю жизнь пытаешься убежать от судьбы.

— И часто Коранделлен обсуждал с тобой мои неудачи?

— Он приводил тебя в пример, когда объяснял, как трудно быть получеловеком.

Брэк нахмурился, но промолчал.

— Значит, ты думаешь, что мне нужно вернуться? — Р'шейл вздохнула.

— Да какая разница, что я думаю. Главное — что думаешь ты.

— Я боюсь, — призналась она.

— Ты о чем? — удивился Брэк. — О Тардже? Она кивнула.

— Боюсь, он поверил, что я умерла. А что, если он уже смирился с этим? Что, если нашел другую?

Брэк фыркнул.

— А что, если ты перестанешь молоть чушь? О боги! Р'шейл! Зигарнальд прав. Ты совсем бесчувственная. Поверь в себя, девочка! Парень любит тебя. Шесть месяцев, пока тебя не было, не должны ничего изменить. А если изменили, значит, он не любил тебя, и можешь послать его подальше. Ну, так положи конец этим мучениям, поди узнай все сама, делай же что-нибудь — только не сиди здесь на горе и не оплакивай свою печальную участь.

Он не стал говорить, что Кальяна отвратила Тарджу от других женщин. Зачем девчонке об этом знать? Выпучив глаза, Р'шейл уставилась на разгневанного Брэка. За несколько месяцев, проведенных среди харшини, она и позабыла, что можно вот так сердиться.

— А ты не указывай мне, что делать!

— Это почему же? Ведь ты сама просила у меня совета. Просила — получи. Ну, а коли он тебе не нравится, я не виноват. Прости, Р'шейл, но мне хватает собственных проблем, и я не хочу взваливать на себя еще и твои.

Брэк увидел, как гневно вспыхнули фиалковые глаза девушки, и обрадовался. Значит, чары и чудесная атмосфера Убежища не убили ее дух. Он редко соглашался с богом войны, но на сей раз Зигарнальд оказался прав. В Убежище ей не место. Эта девушка усмирила триста злобных мятежников, была изнасилована, брошена в тюрьму и чуть не погибла от руки женщины, которую считала матерью. Но ничто ее не сломило. Однако еще немного блаженного существования в стенах Убежища — и прочная оболочка, надежно защищающая ее внутреннюю силу, попросту исчезнет.

Столкнув с колен демона, Р'шейл поднялась и отряхнула платье.

— Мне не нужны указания. Я пойду куда захочу и когда захочу, а ты можешь проваливать на все четыре стороны!

Она бросилась бежать вниз по тропе, маленький демон поскакал за ней по пятам. Брэк посмотрел ей вслед и грустно улыбнулся.

— А вы мастак, лорд Брэкандаран.

Услышав этот бас, Брэк обернулся — за спиной стоял старый демон Дранимир.

— Я знал, что ты крутишься где-то поблизости. Между прочим, ты мог бы мне и помочь.

Демон с довольным видом уселся рядом с Брэком.

— Вот если бы она сорвалась со скалы, я бы подоспел вовремя. Но некоторые проблемы лучше решать с глазу на глаз.

— Я не обязан ее защищать. Насколько мне известно, это поручено тебе.

Дранимир глубокомысленно кивнул.

— И я буду это делать, Брэкандаран. Но я могу уберечь ее только от внешней опасности. Я не в состоянии спасти ее от самой себя.

 

Глава 19

Попав в лагерь защитников, Майкл из Кирхланда слегка поумерил свой пыл. Среди хитрианцев петушиться было нетрудно — там он ощущал поддержку Джеймса. Брат всегда был смелым. Правда, всякий раз, когда Майкл болтал о союзе с фардоннцами, пытаясь придать важность своей персоне, Джеймс угрюмо молчал, но делал это не из трусости, а потому что был себе на уме.

Майкл вбил себе в голову, что должен всячески саботировать хитрианские приготовления к войне, и, пользуясь тем, что хитрианцы быстро выходили из себя и легко поддавались на провокации, старался изо всех сил. Он без конца славил Всевышнего, осыпал солдат проклятиями, улучив момент, плевал им в миски с едой — в общем, за несколько недель надоел всем хуже горькой редьки. Единственным, чье присутствие как-то сдерживало забияку, был хитрианский военлорд, но когда он уехал, мальчишка распоясался вконец. Последним звеном в длинной цепи его подвигов стала драка с учеником кузнеца.

Защитники оказались другими. Большей частью они попросту не слушали напыщенных речей Майкла, а когда слушали краем уха, то попросту посмеивались над оратором. Это было очень обидно. Но самый тяжелый удар самолюбию Майкла нанес его спаситель: отправив парня в другой лагерь, капитан отдал его под присмотр женщины! Ее звали Мэгина, а Майклу велели называть ее сестрой, хотя она не была монахиней и не заслуживала такого титула. Первым делом маленькая пожилая леди приказала воспитаннику снять вонючую рваную одежду и как следует вымыться. Мало этого: весь процесс наведения чистоты проходил под ее неусыпным наблюдением. Но это же грех и великое поношение Всевышнего! Всем известно, что обнажение тела, равно как погружение его в воду, вредно для здоровья и способствует развитию пагубных фантазий. Однако она стояла над Майклом, как надсмотрщик на фардоннской галере, до тех пор, пока парень не вымылся с головы до ног. Но на этом унижения не кончились: в довершение всего несчастного постригли и засунули в чисто выстиранные штаны, которые некогда носил какой-то защитник, и огромную, не по размеру, полотняную рубаху. Старую же одежду Мэгина торжественно сожгла в камине, зажимая при этом пальцами нос.

К удивлению Майкла, все его воззвания к Всевышнему, которые выводили из себя хитрианцев, у защитников подобной же реакции не вызывали. Они невозмутимо слушали причитания мальчишки да порой лишь позевывали со скучающим видом. Казалось, набожность маленького пленника не задевает, не оскорбляет и не обижает их. Да они вообще не обращали на нее внимания! Эти безбожники считали служение Всевышнему своеобразной и даже смешной причудой. Все это удручало парнишку никак не меньше, чем мысль о том, что его плохое поведение может стоить Джеймсу пальца.

Что еще изумляло Майкла, так это невероятная дисциплинированность защитников. Все они беспрекословно подчинялись высокому строгому человеку по имени лорд Дженга. Но больше всего мальчишка боялся капитана, который отправил его сюда. Боялся и люто ненавидел — ведь именно он, Тарджа Тенраган, приказал рубить пальцы Джеймсу за любой проступок брата. С этим высоким медалонцем в звании простого капитана считались все, даже лорд Дженга, уж не говоря о хитрианских налетчиках. «Наверное, он не боится ничего на свете, — думал Майкл. — Не побегут медалонцы в первом же бою — зря герцог Лезо хорохорится». И теперь каждый вечер, вознося молитву Всевышнему, Майкл просил бога обрушить на этого человека громы и молнии.

Многое из того, что Майкл слышал от кариенцев, оказалось, мягко говоря, неверным: хитрианцы не ели на завтрак детей, а красномундирные защитники были не солдатиками в смешной форме, а сильными и умелыми воинами. И, похоже, гораздо лучше подготовленными к войне, чем кариенцы. В то время как в кариенском лагере народ только и делал что хвастался былыми победами на полях сражений и предвкушал грядущие, медалонцы с пользой проводили время на поле тренировочном.

К тому же, как обнаружил Майкл, их гораздо лучше кормили. В отличие от кариенцев, медалонцы и их хитрианские союзники жили как короли, ибо исправно получали продовольствие со стороны Стеклянной реки. Только здесь, впервые с тех пор как четыре месяца назад герцог Лезо привез на фронт своего пажа, этот паж наелся до отвала. Потом еще раз и еще, и мало-помалу Майкл впал в грех чревоугодия. Время от времени это приводило его в ужас, и он пытался отказаться от еды, однако Мэгина всякий раз угрожала накормить его насильно. Но однажды угроза не подействовала. И Мэгина прибегла к помощи Тарджи. Капитан внимательно посмотрел на голодающего и спросил:

— Ну, какая рука — левая или правая?

С тех пор Майкл не пропускал ни одной кормежки и никогда не возвращался к размышлениям о грехе чревоугодия.

Работа, которую задавала ему Мэгина, по правде говоря, не очень отличалась от того, что он делал в бытность свою пажом лорда Лезо. Он накрывал на стол, наполнял кувшины вином, выполнял старухины поручения — и при этом всегда держал ушки на макушке. Майкл был уверен, что рано или поздно его освободят. А если нет, он попробует убежать сам — хотя тогда Тарджа наверняка убьет Джеймса, поэтому Майкл пытался не думать об этом слишком много. Но если сбежать все-таки удастся, нужно как можно больше передать разведке и, возможно, самому лорду Лезо. А может, даже сам принц Кратин или король Яснофф захотят выслушать его. Майкл часто и подолгу представлял себе картину своего триумфального возвращения в кариенский лагерь с важными сведениями, которые обеспечат Кариену молниеносную победу.

А пока он ревностно выполнял поручения Мэгины, чтобы не дать Тардже повода покалечить его старшего брата. Частенько распоряжения Мэгины выводили парня из равновесия, но ненавидеть добрую старуху он не мог. Так же, как не мог ненавидеть многих медалонцев, которые хорошо к нему относились, — правда, Тарджа Тенраган к их числу не принадлежал. Майкл вообще подозревал, что его уже никто не опасается, а посему строил грандиозные, но пока невнятные планы наставить заблудших на путь истинный и каждый вечер, отходя ко сну, молил Всевышнего о помощи.

Посреди лагеря защитников высилась старинная башня, служившая временным командным пунктом для медалонских сил. К ее подножию лучами сходились ровные ряды одинаковых солдатских палаток. У защитников она звалась Башней Измены. Майкл, часто наведывавшийся туда по заданию Мэгины, находил это название довольно странным. Здесь лорд Дженга, Тарджа Тенраган и подозрительный человек, по имени Гарет Уорнер, встречались со зверообразным капитаном Альмодаваром и нервным молодым человеком по имени Гэри и о чем-то совещались. Майкл не знал, какую должность занимал Гэри в медалонской армии, но он часто принимал участие в обсуждении важных вопросов, хотя мало что смыслил в тактике. Похоже, в его задачи входило все, что не касалось непосредственно ведения боевых действий.

Слушая их, Майкл не переставал удивляться: как мало времени медалонцы уделяют обсуждению военных планов. Более их тревожили доставка провианта и снаряжения, запасы фуража и топлива на зиму. «Наверное, — думал мальчишка, — они суетятся так потому, что обходятся без помощи Всевышнего». В кариенском лагере бытовые вопросы обсуждались редко, ибо обо всем таком заботился Всевышний.

Будучи весьма способным к языкам, Майкл быстро научился понимать, о чем шел разговор. Как-то раз Мэгина обнаружила, что парень понимает медалонскую речь, но это обстоятельство ее не насторожило — наоборот, она с готовностью принялась помогать ему осваивать язык и при случае даже похвасталась Тардже успехами ученика. Но тот лишь молча улыбнулся в ответ.

Много удивительного видел Майкл в лагере защитников, но больше всего его поразила загадочная безумная дама, обитавшая на верхнем этаже Башни Измены. Двери ее покоев неусыпно охраняли защитники и вечно печальный молчун лорд Драко, чьи апартаменты размещались как раз над главным залом. Всякий раз при виде лорда Драко Майкл пугался. И не только потому, что лорд удивительно походил на Тарджу, — было в нем что-то такое, чего Майкл по молодости своей еще не мог определить. Примиряло его с этим человеком лишь очевидное: лорд, как собака, был предан безумной даме, и его люто ненавидел Тарджа — там, где находились эти двое, в воздухе висела густая пелена злобы. Какая кошка между ними пробежала, Майкл не знал, а расспрашивать кого бы то ни было боялся. Но ему было приятно, что в медалонском лагере не все так идеально, как кажется.

Безумная дама никогда не покидала своих покоев. Майклу довелось увидеть ее лишь раз — когда Мэгина вручила ему какую-то бумагу и велела отнести безумной даме. Дверь отворили охранники, и высокая женщина по имени Аффиана — вероятно, сиделка — велела гонцу войти. Взяв свиток, Аффиана быстро выпроводила Майкла, но он успел увидеть таинственную безумную даму — та сидела на полу, качала на руках оборванную куклу и беззвучно шевелила губами. Охранники у дверей тоже были не из болтливых: «Тс-с!» — вот и все, чего Майклу удалось от них добиться.

Парнишка уже три недели обитал в лагере защитников, и вот однажды с фронта прибыл посланник с новостями. Мэгина тотчас же послала Майкла за Тарджей. То, что новости важные, мальчик понял сразу, а вот какие именно — об этом оставалось лишь гадать, поскольку присутствовать при разговоре ему, конечно, не разрешат.

Обычно Майкл избегал встреч с Тарджей, но сейчас летел как на крыльях — ему давно хотелось побывать на тренировочном поле, Да все повода не было. Все встречные-поперечные, попадавшиеся на пути, не обращали на мальчишку никакого внимания, впрочем, как и он на них. Вздымая в воздух тучи пыли, Майкл несся во весь опор, потому что понимал: чем быстрее он прибежит, тем больше увидит — авось Тарджа не попадется ему на глаза сразу.

Тренировочное поле занимало обширную территорию к северу от Башни Измены. От густой травы, некогда покрывавшей его от края и до края, не осталось и следа — всю растительность вытоптали сапоги тысяч солдат, обучавшихся воинскому ремеслу. Подбежав к кромке поля, Майкл остановился, перевел дух и пошел медленно, с любопытством наблюдая за происходящим. Совсем рядом тренировались копьеметатели, которые старались поразить мишени на столбах, вкопанных в землю. Чуть дальше солдаты с красными щитами под командованием сержанта отрабатывали прием отражения удара мечом. Заметив, что какой-то боец пытается использовать щит как противовес, а не для защиты, сержант остановил тренировку и принялся распекать горе-вояку: мол, если так пойдет и дальше, ты, уж, будь уверен, удостоишься чести открыть список павших при обороне Медалона.

Немного дальше тренировались хитрианские налетчики на своих прекрасных соловых конях. Мчась бешеным галопом, всадники на скаку выпускали стрелы в золотистые тыквы, наколотые на короткие шесты. Выпущенная твердой рукой, каждая стрела находила свою цель — румяные мишени взрывались одна за одной. Послушные скакуны повиновались малейшему движению ног наездников, и налетчики сидели в седлах как влитые. В отличие от них кариенские рыцари ценили в лошадях не скорость и проворство, а выносливость — ибо не каждая могла долго тащить на себе тяжелого всадника в латах. Майкл припомнил огромного и очень дорогого боевого коня лорда Лезо, который рядом с хитрианскими скакунами выглядел обыкновенным тяжеловозом, и удивился: как он собирался выиграть битву?

Парнишке очень хотелось подольше полюбоваться конными состязаниями, но Мэгина строго-настрого велела отыскать Тарджу, и Майкл нехотя побрел туда, где он мог обретаться. Следующая картина, представшая взору, заставила его на миг забыть о поручении: группа солдат атаковала бронированные мишени, с убийственной точностью нарабатывая навыки поражения уязвимых мест в доспехах. Глядя на них, Майкл помрачнел. Этих людей специально учили убивать только рыцарей. Похоже, медалонцы гораздо серьезней относились к войне, чем его соотечественники. Ну и что? Парнишка встряхнулся. Зато их намного меньше, к тому же не видать им помощи Всевышнего как своих ушей.

— Эй, парень, ты чего тут крутишься?

Майкл испуганно вздрогнул и обернулся. За спиной стоял Гэри. Мальчишка с облегчением вздохнул. Этого человека он не боялся так, как защитников.

— Сестра Мэгина велела мне отыскать капитана Тенрагана.

Гэри положил руку Майклу на плечо и улыбнулся.

— Давай вместе искать. Мне он тоже нужен.

Майкл кивнул. Дальше они пошли вдвоем. Время от времени мальчик искоса поглядывал на своего спутника, пытаясь уловить хоть малейший признак его неискренности, но тот всякий раз добродушно улыбался. Нет, Майкл решительно не понимал этих людей.

Тарджа отыскался у противоположного края тренировочного поля. Обнаженный до пояса, он бился на мечах с каким-то человеком, на вид немного старше его. Пыхтя и обливаясь потом, соперники отчаянно махали своим оружием. Пыль из-под сапог взлетала в воздух и оседала на влажных могучих торсах бойцов. Глядя на литые мышцы, можно было догадаться, что оба каждый день подолгу тренируются с тяжелыми мечами. Спина Тарджи была исполосована шрамами. Майкл присмотрелся к рубцам повнимательнее и вдруг удивленно присвистнул: эге, да это же следы от плети! Должно быть, кто-то знатно отлупил капитана. Эх, вот бы хоть одним глазком увидеть этого благодетеля.

Со звоном скрещивая мечи, соперники по очереди теснили друг друга, но было видно, что никто не пытается одержать верх. Похоже, они просто стремились вымотаться до предела. Однажды Майкл слышал, как один медалонец говорил: настоящая, мол, тренировка начинается лишь тогда, когда открывается второе дыхание, а все, что происходит до этого — так, легкая разминка.

Тарджа заметил гостей и, остановившись, поднял руку. Его противник опустил меч, посмотрел на Гэри и Майкла и, сообразив, что их появление означает окончание схватки, с усталой улыбкой отсалютовал Тардже клинком.

— А ты становишься увальнем, Тарджа. Я мог бы тебя перестоять.

— Это я-то становлюсь увальнем! — хохотнул Тарджа и тоже отсалютовал. — Да любой кариенский рыцарь уделает тебя одной рукой.

Мужчина хмыкнул.

— Может быть, но сначала он уделает тебя. — Он поднял с земли рубашку, утер ею лоб и, бросив ее на плечо, кивнул гостю: — Привет, Гэри.

— Салют, капитан Алькарнен, — язвительно произнес Гэри, Майкл с любопытством уставился на него. Судя по всему, Гэри недолюбливал Нхила.

— Явились — не запылились. Ну, чего пришли — на меня полюбоваться? — поинтересовался Тарджа, накидывая рубашку.

— Нет, — ответил Гэри. — Снова назревают проблемы. Думаю, ты мог бы помочь.

Капитан недовольно поморщился.

— Ну что там опять?

— Наши люди пытались соорудить храм Зигарнальда. А защитники его разрушили.

— Языческие богослужения вне закона, Гэри. Вам это известно, так что защитники действовали правильно.

Гэри упер руки в боки.

— Проклятье! Тарджа, мы пошли за тобой, чтобы спасти Медалон от кариенцев. Ты сказал нам, что все изменилось, что мы можем поклоняться своим богам…

— Ладно, — перебил его Тарджа, — я поговорю с Дженгой. — И тут же пожалел о сказанном: ему совсем не хотелось этого делать.

Он грозно посмотрел на Майкла:

— А тебе чего, парень? Что ты здесь делаешь? Мальчишка испуганно съежился.

— Сестра Мэгина… она послала меня… с фронта прибыл гонец… она сказала… — замямлил он и, в конце концов, запутавшись, умолк.

— Если я правильно понял твое блеяние, к сестре Мэгине прибыл гонец с фронта и она хочет меня видеть? — с издевкой произнес Тарджа.

Кровь бросилась Майклу в голову. «В один прекрасный день я убью его!» — мысленно поклялся он. Глаза его злобно блеснули, и Тарджа это заметил.

— Хм, а это интересно.

— Думаешь, к кариенцам подошла подмога? — спросил Гэри.

— Не исключено. А может, наоборот: они собрали манатки да двинули по домам — хотя на это особо надеяться не приходится, — ответил Тарджа, вкладывая меч в ножны. — Как кто-то сказал… — Договорить он не успел: внезапно раздался душераздирающий боевой клич, и мимо промчался отряд хитрианских конников, вздымая клубы пыли. Тарджа несколько раз сплюнул и сердито посмотрел всадникам вслед. — Что, во имя Основательниц, случилось?

Гэри потер глаза.

— Что-то случилось.

Тарджа раздраженно покачал головой и решительно двинулся туда, куда только что ускакали налетчики. Гэри и Майкл бегом бросились за ним. Всадники остановились на пятачке неподалеку от лагеря и теперь кружили на одном месте, что-то выкрикивая. Из-под конских копыт в воздух вздымалось густое облако пыли, похожее на зимний туман в Ярнарроу. Глотая пыль и кашляя, Майкл с любопытством наблюдал за происходящим. Тренирующиеся побросали свои занятия — всем было интересно, чем вызван этот переполох.

В пыльной пелене вдруг возникли очертания трех фигур. Тарджа остановился. Майкл сразу узнал человека, шедшего посередине и ведущего под уздцы взмыленного скакуна. Это был хитрианский военлорд, который пропадал неизвестно где три недели. Мужчину слева Майкл никогда прежде не видел — он был долговязым, темноволосым и шагал размашисто и уверенно. Дамиан Вулфблэйд радостно улыбался и походил на идиота, который всегда и всем доволен. Долговязый тоже выглядел страшно довольным. Майкл посмотрел на шедшего справа и изумленно разинул рот. Это была женщина, одетая в кожаную амазонку, которая плотно обтягивала роскошную фигуру. Майклу стало не по себе: вот если бы она оделась так в Кариене, ее тут же забросали бы камнями. На полпути военлорд и долговязый остановились — дальше женщина пошла одна. Высокая, с длинной толстой косой цвета меди, она была прекраснейшей из женщин, что доводилось видеть Майклу, даже при дворе; леди Честити, считавшаяся самой красивой женщиной в Кариене, ей и в подметки не годилась.

Выражение лица Тарджи, еще мгновение назад искаженного гневом, стало благоговейным. «Эх, — подумал Майкл, — жаль, что нет у меня ножа. Тут бы капитану и конец пришел. Ишь как смотрит. Прямо как заколдованный».

— Хвала богам! — тихо прошептал Гэри за его спиной. — Она жива!

Слова Гэри вывели Тарджу из состояния ступора. Капитан бросился прекрасной незнакомке навстречу, и та, увидев его, тоже побежала. Тарджа на ходу подхватил женщину на руки и закружился. Из груди у него вырвался радостный крик. Наконец, запыхавшись, он поставил ее на ноги и поцеловал. Собравшиеся солдаты пришли в состояние дикого восторга, а Майкл покраснел — на глазах всего народа совершалось неприличное действие.

— Кто она? — Майкл посмотрел на Гэри и изумился: в глазах его стояли слезы.

— Р'шейл, — ответил Гэри. Имя это не говорило парнишке ровным счетом ничего. Гэри посмотрел на Майкла и с улыбкой взъерошил ему волосы. — Она дитя демона. Наконец-то она к нам вернулась!

Эти объяснения произвели на Майкла столько же впечатления, сколько имя. Ясно было одно: такой гадкий человек, как Тарджа, вполне мог влюбиться в демона. Отовсюду на пятачок спешили солдаты, и вскоре вернувшегося военлорда и его спутников окружила плотная толпа.

Майкл отвернулся. На сердце у него было тяжело. Мало того что эти медалонцы так организованы и боеспособны, так тут еще Тардже Тенрагану счастье привалило, к тому же демоны на их стороне — такая несправедливость уж ни в какие ворота не лезла. Парнишка проглотил жаркие слезы и мысленно воззвал к Хафисте: «Помоги мне. Дитя демона вернулось, чтобы помочь нашим врагам». Слышал его Хафиста или нет, Майкл не ведал. Но как он был бы счастлив, когда б узнал, что его молитва дошла до Всевышнего.

 

Глава 20

Кариенский лагерь оказался отвратительным — именно таким и представляла его себе Адрина. Армия Кратина собиралась медленно, большинство рыцарей провело здесь уже очень много времени. Гораздо больше, чем те шестьдесят дней, что они должны были отслужить своему королю. Боевой дух кое-как поддерживали лишь надежды на крупную поживу в Медалоне да бесконечные увещевания жрецов, что война, мол, эта священная. А когда боишься вечного проклятья, то легче остаться и повоевать. Кормили плохо, дров не хватало, зима была не за горами. И уж вовсе никто не ожидал, что на границе рыцарей будут ждать защитники, которые обосновались здесь давно и надолго.

Пятисотенный кариенский отряд должен был до смерти напугать ничего не подозревающих медалонцев и обратить их в бегство. Каково же было изумление рыцарей, когда по прибытии они обнаружили на границе крупные силы защитников и их хитрианских союзников и оборонительные укрепления, сооруженные весьма основательно. Даже неопытный глаз видел, что защитники сумеют навязать противнику свою тактику. Правда, кое-кто легкомысленно пророчествовал, что один только вид рыцарей во всеоружии устрашит врагов до потери сознания, но Адрина не верила этим россказням. Те, кто возводил оборонительные сооружения, делали это давно и со знанием дела. Одолеть медалонцев будет не так-то легко — тут кариенцам вряд ли поможет и численное превосходство, и руководство Всевышнего.

Неудивительно, что на заседании военного совета к Адрине отнеслись подозрительнее, чем к Тристану — тот прежде всего был мужчиной и воином, хоть и инородцем. А вот женщине вмешиваться в военные дела не полагалось — пусть она хоть семи пядей во лбу и может посоветовать что-нибудь дельное. И Адрина не вмешивалась, молча слушая, как Кратин раздает распоряжения вассалам. Что ж, он этим людям голова, ему и карты в руки — пусть попрактикуется.

В состав военного совета входили восемь герцогов Кариена. Самым горластым был толстяк с бычьей шеей и мозгами, заплывшими жиром, — Лезо, герцог Кирхландский. «Придурок, — сразу отметила Адрина, — но придурок опасный». Несколько месяцев назад он потерял двух своих малолетних слуг, отправив их на границу шпионить за медалонцами. Мальчишек уже, наверное, нет в живых. Ну кто, как не дурак, мог дать детям такое опасное задание?

Высокий человек, сидевший рядом с Лезо, весил, вероятно, ровно вполовину меньше. Это был лорд Рок, герцог Моррусский. Он мало говорил и производил впечатление человека рассеянного, но когда он брал слово, становилось ясно: герцог не упустил ни слова из того что говорилось. Адрина относилась к нему с осторожностью.

Рядом с Роком сидел Дрендин, кузен Кратина, граф перевала Тайлера. Он приехал сюда вместо отца, который не вовремя захворал и не смог отправиться на границу. Увидев знакомое лицо, Адрина обрадовалась. Дрендин был отчаянным молодцом, но совершенно не знал жизни и еще ни разу не нюхал пороху. «Рано или поздно, — думала Адрина, — он вляпается в какую-нибудь опасную историю — не сносить ему тогда головы. А жаль, парень он хороший».

Самым молодым и необстрелянным был четвертый член совета — Джаннис, граф Ментхолла, тоже приехавший вместо отца. Вездесущая Тами доложила, что поговаривали, будто отсутствие старого герцога связано с каким-то «искуплением греха». «Интересно, что бы это значило? — гадала Адрина. — Уж не подцепил ли старик люэс?» Однако спрашивать об этом своих фрейлин она не отважилась. Впрочем, это было и неважно. Темноволосый и тоненький Джаннис выглядел совсем ребенком. И всегда поддерживал общее мнение — даже если советники не могли к нему прийти.

На другой стороне длинного стола сидел Пален, герцог Лейк-Айсонский. Простоватый на вид, с обветренным крестьянским лицом, этот человек обладал поистине генеральским умом. Если Кратин станет следовать его советам, то, возможно, даже выиграет войну. По правую руку от Палена расположился Эрвин, герцог Виндхэвенский. Этот явился на заседание, похоже, чтобы покрасоваться. Одетый в синий бархатный костюм со снежно-белым кружевным воротником и манжетами, герцог без конца крутил свои великолепные усы и не участвовал в общем разговоре, а когда все-таки подавал голос, то, как правило, невпопад.

Рядом с Эрвином устроился плотный мужчина средних лет с повязкой на глазу. Заочно герцога Нерлин-Уэрлендского часто называли Нервин-Уэрлендским. Он был опытным воякой и не раз участвовал в боях с фардоннскими пиратами. Свою речь герцог всегда начинал словами: «Вот когда я служил на флоте…» Однако, будучи человеком неглупым, он достаточно быстро разобрался, как воюют на суше, и стал опасным противником.

Последним членом сей блестящей компании должен был стать отец Честити Терболт, герцог Сетентонский. Однако и он не прибыл. Вместо Терболта за столом восседала его точная копия, разве что помассивнее, — лорд Сирил, младший брат герцога. Явление принцессы совету он воспринял как должное, поскольку уже имел счастье видеть эту выскочку в замке брата, когда она заезжала туда по пути в Ярнарроу. Почему Терболт остался дома, Адрина не знала и лишь надеялась, что ничего страшного не приключилось. Что же касается Сирила, то он показался ей человеком уравновешенным, который не рубил сплеча и рассматривал любой военный план с позиции «как бы чего не вышло».

На первом заседании совета Адрина решила помалкивать и через Тамилан посоветовала Тристану сделать то же самое. Когда же ему задавали прямой вопрос, она переводила сказанное и покорно повторяла его ответ герцогам. К чести Тристана, он ни разу не подал виду, что понимает, о чем идет речь, даже когда кариенцы несли откровенную чушь. Наконец заседание завершилось, но единое решение принято не было. У восьми герцогов осталось восемь мнений относительно ведения боевых действий — точнее семь, ибо Джанис был согласен со всеми разом, чем совсем сбил с толку принца.

Принц и принцесса остались одни в опустевшей палатке. Адрина взглянула на мужа и улыбнулась:

— Сегодня у меня благоприятное время, ваше высочество. Вы придете ко мне вечером?

— Я подумаю. У меня много дел.

— Разумеется. Однако прошло несколько месяцев, а мы еще ни разу не исполнили свои супружеские обязанности. Может быть, здесь, на поле брани, вы обретете… м-м-м… должную стойкость и исполните свой долг.

Кратин воззрился на жену — злобно и в то же время с отчаянием.

— Не злите меня, Адрина.

— А то что? Вы схватитесь за свой меч? Да он же у вас хлипкий, ненадежный.

— Ваши насмешки до добра не доведут. Вы рискуете, Адрина. Она засмеялась.

— Рискую? Чем? Что вы можете сделать, Кретин? Еще раз ударите меня?

— Я вас предупреждаю…

— А вы подумайте о Честити, дорогой. Может, тогда ваш меч станет тверже?

Кратин вскочил, опрокинув стул. Лицо его пылало. Все тело сотрясала дрожь.

— Ты, языческая шлюха! Не смей произносить ее имя! И голову мне не морочь! Если я не могу спать с тобой, значит, Всевышний не желает, чтобы я марался о такую мерзость!

Адрина отступила на шаг и ухватилась за ошейник Тайлера. Собака, встревоженная воплями Кратина, угрожающе зарычала.

— Наверное, вы правы, Кретин. Вы с вашим богом два сапога пара. Потому что он такой же слабоумный евнух, как вы.

Кратин трясущимися руками схватил со стола карту и уставился в нее.

— Возвращайтесь в свой шатер, Адрина, и заберите с собой это проклятое животное. Я приду, когда Всевышний скажет мне, что настало время для зачатия наследника, а не для удовлетворения вашей мерзкой похоти.

— Похоти? Вот уж никогда бы не подумала, что вы знаете такое слово. Да вам хоть известно, что оно означает?

— Поди вон!

— Подите вон, ваше высочество, — уточнила Адрина. Принц швырнул карту на стол.

— Вон! Возвращайтесь в свой шатер и сидите там! Убирайтесь сию же минуту! Дикарка!

Тайлер рванулся было, но Адрина крепко вцепилась в ошейник. Пес угрожающе ощерился.

— Не орите на меня! Жалкий евнух! Я принцесса Фардоннии!

— Ты грязная шлюха! — заорал Кратин.

На сей раз удержать Тайлера не удалось. Пес вырвался и кинулся на принца. Тот машинально прикрыл руками лицо. Собака прыгнула. На крик в шатер вбежала стража. Все случилось так быстро, что Адрина не успела опомниться. Тайлер повалил Кратина на стол. Охранники бросились принцу на помощь. Увидев в руке одного из них меч и поняв, что сейчас случится, Адрина с криком рванулась к собаке. Но солдаты ее опередили — послышался жалобный визг, и Тайлер распростерся на земле.

— Нет! — закричала Адрина.

— Сир, вы не пострадали? — спросил охранник, одной рукой помогая Кратину подняться — вторую прокусила собака.

— Ты убил мою собаку! — зарыдала Адрина. — Прикажите его казнить, Кретин! Он убил мою собаку!

— Твоя проклятая собака пыталась убить меня! — Принца колотило так, что он едва ворочал языком. — Да я прикажу произвести его в рыцари.

Адрина утерла слезы и, нежно поцеловав мертвого Тайлера в голову, поднялась.

— Вы заплатите за это. — Она повернулась и царственной походкой вышла из палатки.

Вернувшись к себе, Адрина тотчас же прогнала фрейлин, кликнула Тамилан и, заливаясь горькими слезами, принялась расшнуровывать корсаж. Служанка явилась незамедлительно.

— Давайте я вам помогу. — Тами бросилась на помощь. Принцесса оттолкнула ее.

— Нет, я сама! Я хочу, чтобы ты пошла к Тристану. Мы уезжаем.

Девушка изумленно посмотрела на госпожу:

— Уезжаем? Но как?

— Не знаю. Мы должны уехать, и мне наплевать на союз, на войну и на моего отца тоже. С меня хватит!

— Но ведь мы за тысячи лиг от дома, в чистом поле, на вражеской границе. Куда же вы поедете, ваше высочество?

Адрина непонимающе взглянула на служанку и повалилась на кровать. Гигантское ложе тащили на фронт несколько волов.

Адрина поволокла с собой это свидетельство своего высокого положения с одной целью — позлить Кратина.

— Я не знаю, — прошептала она, глотая слезы. — Ах, Тами, они убили Тайлера!

Рабыня обняла ее, и Адрина горько зарыдала, уткнувшись в плечо Тамилан. Она впервые переживала настоящее горе. Никогда еще ей не доводилось терять любимое существо.

— Ну все, все! — зашептала Тами. — Я знаю, это больно, но все пройдет. Время лечит.

Адрина утерла слезы и выпрямилась.

— Я больше не могу, Тамилан. Мне не нужна королевская корона. Я их всех ненавижу. Это тюрьма.

— Я понимаю, ваше высочество, но думаю, что не стоит спешить Может, это и тюрьма, но она все-таки получше, чем та, что ждет вас на другой стороне границы, или, что еще хуже, кариенская — ведь они не дадут вам убежать.

Адрина внимательно посмотрела на рабыню — сколько она себя помнила, Тамилан всегда была рядом.

— Ты всегда говоришь больше, чем положено рабыне.

— Это потому, что прежде всего я вам друг, Адрина. Губы принцессы тронула слабая улыбка.

— Друг? И в то же время рабыня?

— Раб тот, кто чувствует себя рабом, ваше высочество. — Тамилан пожала плечами. — Вот вы принцесса — а разве вы свободны? Я никогда не чувствовала себя рабыней. Просто я знала свое место.

Отослав Тамилан, Адрина улеглась в постель и задумалась о словах рабыни. Она права. Будь ты хоть сто раз принцесса, это не спасет тебя от положения марионетки или жертвы. И все кому не лень будут стараться использовать тебя. Впрочем, хватит.

Она найдет выход и впредь никогда и никому не позволит издеваться над ней.

А с Кратином, боги свидетели, она еще поквитается.