Стол начальника полиции Нун Гао, размерами напоминавший корабль или кровать, был, по мнению Вэй Цзюньхуна, слишком велик. Стол был тот же, что и раньше, но почему-то до этого он не казался таким большим. Что же изменилось? Из-за величины стола сам начальник управления казался меньше, тем более что сидел он, утонув в огромном кресле, и был похож на скрипку, которую гигантская волна впечатала в парус корабля. Сейчас он и правда, как печальная скрипка, изливал свои сокровенные мысли заместителю Хуан Инъу и Вэй Цзюньхуну:

— Я и представить не мог, что в нашем уезде Цзинлинь появятся дети-наркоманы. Мне как начальнику уездной полиции особенно больно от этого. Я занимаю эту должность уже почти пять лет, и все это время в уезде царили полный порядок и спокойствие, все шло благополучно. И вот на исходе срока моих полномочий происходит такое позорное событие, которое наносит ущерб моей репутации, вот ведь беда. Если я не получу повышение — ничего страшного, но тогда и ты, Инъу, не продвинешься по служебной лестнице, и ты, Вэй Цзюньхун, можешь даже не мечтать о сдвигах в карьере. И даже то, что к наркотикам пристрастились дети, — не самое главное сейчас. Самое главное — то, что в этом деле замешан Линь Вэйвэнь. Есть сведения, что он вовлекал несовершеннолетних в торговлю наркотиками! Естественно, при жизни. И хотя сейчас он уже мертв, не будем забывать, кем он был при жизни: членом уездного парткома, самым крупным девелопером, привлеченным правительством, выдающимся частным предпринимателем, а в глазах народа — еще и большим благотворителем. Для меня он стоит на втором месте после Чэнь Гуанбяо. И вот после смерти этого человека, который был словно окружен ореолом святости, вдруг оказалось, что он торговал наркотой и даже был наркобароном! Кому эта пощечина? Чья репутация пострадала? Партии и правительства. Я являюсь заместителем начальника уездного правительства и отвечаю за взаимодействие с правоохранительными органами, и если все это окажется правдой, то я буду нести главную ответственность! Я не собираюсь перекладывать ее на других, сегодня я позвал вас, чтобы дать вам задания. Нужно выяснить, действительно ли Линь Вэйвэнь торговал наркотиками. Если нет, то тогда ничего, все в порядке. Если да, то я понесу ответственность, и ни о каком повышении и речи быть не может, скорее, наоборот, — снимут с должности! Инъу, я тебе доверяю больше, чем остальным заместителям, Вэй Цзюньхун, у тебя самый гибкий и живой ум среди полицейских. Вы двое — словно талантливый полководец и солдат отборных войск, самые лучшие кадры. Пожалуйста, не обманите мои доверие и ожидания, прошу вас!

Последнюю фразу начальник Нун говорил уже стоя. Потом он еще и поклонился Хуан Инъу и Вэй Цзюньхуну, поклон был низким, в пояс, так обычно кланяются японцы.

Вэй Цзюньхун вышел из кабинета, но по-прежнему пребывал в раздумьях: почему стол начальника был такой большой? Намного больше, чем раньше. Или это у него что-то с головой? Он не понимал, поэтому задал вопрос Хуан Инъу:

— Начальник Хуан, вам не показалось, что стол у начальника Гао стал больше, чем был раньше?

— Показалось.

— А это тот же стол, что и раньше?

— Да.

— Но почему раньше он нам не казался таким огромным, а сейчас кажется?

Хуан Инъу остановился и посмотрел на Вэй Цзюньхуна:

— Ты не понимаешь?

Тот отрицательно покачал головой.

Замначальника вздохнул и произнес:

— Я же тебе давал отгул, чтобы ты показался врачу, проверился. И почему ты не пошел? Вот зря тебе начальник сказал, что у тебя самый гибкий и живой ум!

— Может, у меня что-то с головой? Объясните, пожалуйста!

— Это потому, что кабинет начальника стал меньше, ты разве не заметил? Согласно «Восьми правилам», кабинет с восьмидесяти квадратных метров сократили до двадцати восьми. Естественно, в маленьком кабинете стол стал казаться больше.

Вэй Цзюньхун словно внезапно прозрел. Он стукнул себя по голове и догнал уже успевшего отойти Хуан Инъу:

— Начальник Хуан, боюсь, я не справлюсь с заданием начальника Гао, у меня голова не работает и интеллект слишком низкий.

— А тут и не нужен высокий интеллект, понадобится твоя коммуникабельность, — ответил на это Хуан Инъу.

— С этим у меня тоже проблема.

Хуан Инъу молча продолжал идти вперед и уже входя в свой кабинет на ходу бросил:

— Сейчас должность заместителя начальника угрозыска все еще свободна, поэтому просто думай о том, что ты хочешь занять это место, и твоя коммуникабельность повысится.

Чтобы подкрепить свою фразу, Хуан Инъу поднял указательный палец и потряс им:

— А если ты думаешь о месте повыше, чем место заместителя начальника угрозыска, например начальника управления или даже департамента, то ты очень толковый.

Стоя перед полуоткрытой дверью в кабинет заместителя Хуана, Вэй Цзюньхун обдумывал сказанное им, словно молодой монах обдумывает наставления старого монаха.

Уже смеркалось, когда Вэй Цзюньхун прибыл в начальную школу Наляна. Было темно, но он был полностью уверен в себе. Уже от ворот он позвонил Лун Мин и попросил ее открыть их. Она пришла, но сразу открывать не стала, а сначала спросила:

— Зачем ты пришел? — В ее интонации был слышен укор, ведь расстались они только утром и договорились, что пока временно не будут встречаться, чтобы немного остыть, но не прошло и дня, как Вэй Цзюньхун нарушил их договор.

— Я по служебному делу, — произнес он смеясь.

Лун Мин заглянула ему за спину, убедилась, что тут лишь он и его (или взятый напрокат) мотоцикл. Она холодно улыбнулась, выражая недоверие.

— По секретному делу? Давай пройдем в дом.

Лун Мин впустила его, но перед тем как направиться в общежитие, они сначала пошли прогуляться по территории школы. Школьный двор площадью примерно тридцать пять соток был достаточно широким и тихим для двоих. Уже поднялся горный ветер, каждая травинка и каждое дерево колыхались под его дуновением. Куда бы они ни пошли, везде Лун Мин и Вэй Цзюньхун чувствовали приятную прохладу. Возможно, по этой причине Вэй Цзюньхун все медлил и не приступал к делу, а Лун Мин не задавала вопросов. Они смотрели по сторонам, болтали о разном, говорили о какой-то ерунде.

— Фондовый рынок ужасно упал, — сказал Вэй Цзюньхун.

— Ты играешь на бирже?

— Нет.

— Мне не интересны дела на фондовом рынке, и на бирже я не играю.

— Мой отец играет. Все свое пособие по инвалидности проиграл. Все деньги потерял. Ха!

— Оказывается, ты не сын чиновника или богача!

— Надеюсь, ты из-за этого не разочаруешься во мне?

— Ну, у меня и так не было никаких ожиданий, поэтому не в чем разочаровываться.

— Пожалуйста, верь в меня, я очень перспективный! Я собираюсь получить награду за достижения!

— Какие достижения?

— Какой здесь прекрасный воздух, температура, должно быть, ниже, чем в уезде.

— Возможно.

— Ты утром навестила детей после того, как ушла от меня?

— Да, у них теперь своя комната и специальный человек, который присматривает за ними. Я как раз собиралась послать тебе эсэмэску и поблагодарить.

— Видишь, все-таки считаешь меня посторонним. Ну какие благодарности?

— Я обязательно должна тебя поблагодарить.

— Какие сейчас есть интересные телесериалы?

— Я не в курсе.

— Как ты думаешь, Фань Бинбин и Ли Чэнь будут вместе?

— А кто такой Ли Чэнь?

— В Наляне пейзаж красивый, мне даже кажется, намного красивее, чем в Гуйлине, интересно, почему сюда не ездят туристы?

Вэй Цзюньхун на ходу придумывал темы для разговора, но Лун Мин отвечала все реже, а в какой-то момент и вовсе замолчала. Поняв, что она молчит, Вэй Цзюньхун вдруг осознал, что она отстала от него. Он обернулся, но не увидел ее, потому что было уже темно. Он постоял, ожидая, когда она его нагонит. Его интуиция и обоняние подсказали, что она уже рядом. Он протянул руку и коснулся ее талии, затем притянул ее к себе, обнял и поцеловал. Лун Мин сначала противилась поцелую, но недолго: уже через пару секунд она на него ответила, приняла его — так брошенный резиновый мяч должен сначала подскочить пару раз, чтобы потом остановиться. Вэй Цзюньхун внезапно понял, что уж лучше совершить реальный поступок, чем болтать всякую ерунду. Словом «беззастенчивая» можно было бы описать борьбу их языков в этой кромешной темноте. Ночной ветер не охлаждал их разгоряченные тела. В тихом и безмятежном школьном дворе разгорался невидимый огонь настоящей страсти, молодые люди словно сжигали друг друга, и никто не смог бы погасить этот огонь или спасти их, кроме них самих.

Пламя охватило их тела, они были так возбуждены, что уже не могли сопротивляться этой страсти, сопротивляясь, можно было погибнуть, так уж лучше пусть они погибнут в этом огне. Вэй Цзюньхун поднял Лун Мин и огромными шагами направился к единственному освещенному месту — к ее дому. Казалось, что он спасает ее, но он спасал самого себя.

Вэй Цзюньхун положил девушку на кровать. Лун Мин лежала там, словно тяжелобольной пациент на операционном столе. Да, он собирался сделать ей операцию, суетился и торопился, потому что не был хорошим врачом. Строго говоря, он и врачом-то не был, так как никогда не делал такие операции женщинам. Его энергичные, но бестолковые действия как будто пробудили разум Лун Мин. Она слегка оттолкнула его, и, несмотря на все его первобытные действия, не давала ему прорвать ее последнюю линию обороны.

Вэй Цзюньхун тоже очнулся и, как говорится, свернул знамена, перестал бить в барабан и ударами гонга отозвал войска, он не мог овладеть ею сейчас. Он обещал, еще вчера торжественно клялся, что они сохранят свое целомудрие до первой брачной ночи. Он понял, почему Лун Мин сопротивлялась, и преклонялся перед ее рассудительностью и убеждениями. Ему следует поучиться у нее, следует уважать ее, отныне и впредь нельзя переходить последнюю черту, нужно твердо помнить об этом.

— Прости меня, — произнесла Лун Мин. Ее глаза были наполнены слезами, было видно, что она чувствует себя беспомощной и страдает.

Вэй Цзюньхун опешил, ведь это ему следовало извиняться!

— Прости, — снова сказала Лун Мин, и из ее глаз хлынули слезы. — Я люблю тебя, и я тоже хочу…

Вэй Цзюньхун прикрыл ей рот рукой:

— Не говори, я знаю, я все понимаю. Не плачь, не надо плакать, хорошо? — Он поднял руку и вытер ей слезы.

— Ты, наверное, еще не ел? — спросила Лун Мин.

Вэй Цзюньхун покачал головой.

— И я нет, — Лун Мин встала с кровати и поправила сбившуюся одежду. — Пойду приготовлю.

— Я помогу.

Вместе они приготовили ужин: тарелку вареной на пару́ солонины, тушеные побеги тыквы, суп с яйцом, ну и, конечно, рис.

Вэй Цзюньхун увидел в руках у Лун Мин баночку с острым перцем, протянул палочки и переложил несколько перцев в ее пиалу. Кроваво-красный перец почти полностью закрыл рис, словно багровое облако на заре. Во время приготовления пищи Лун Мин спрашивала его, ест ли он острое, он ответил, что нет, поэтому вся еда сейчас была пресная. А вот Лун Мин, наоборот, любила еду поострее, но ужин должен был удовлетворять вкусу Вэй Цзюньхуна.

— Девушки из Сычуани обожают острое! — сказал Вэй Цзюньхун, глядя на перец в пиале Лун Мин.

Она сначала рассмеялась, но тут же замерла:

— Я не из Сычуани.

— Не может быть!

— Ты же проверял меня, разве не видел мое удостоверение личности? И разве не узнавал, откуда я родом? — неожиданно строго сказала Лун Мин.

Вэй Цзюньхун поспешил извиниться:

— Прости, я забыл, увидел, что ты ешь острое, решил, что ты из Сычуани.

— А если человек ест собачатину, то он из Юйлиня?

— Верно, верно, те, кто едят собачатину, совсем не обязательно родом из Юйлиня, да и в самом Юйлине не все едят собак.

— А ты ешь собак?

— Нет.

— Ты из Юйлиня?

— Тоже нет. — Вэй Цзюньхун проглотил кусок. — Я родом из Дуаня. Точнее — деревня Шанлин, поселок Цзиншэн уезда Дуань.

— Сколько подробностей!

— Это для того, чтобы ты знала мельчайшие детали моей жизни.

— Я слышала об уезде Дуань, там ведь еще рядом уезд Даянь, так?

— Ты там бывала? Ты ездила в уезд Даянь?

— Нет, не бывала, но ты думаешь, что я не знаю географию и не разглядываю карту? В Дуане был директор школы по имени Мо Чжэньгао, его поступки трогали сердца людей, жаль только, что хорошие люди долго не живут…

— Я его ученик! Он преподавал мне язык и литературу в старшей школе.

— Правда?

— Да, я и на поминки ездил.

— Какие иероглифы в названии поселка Цзиншэн?

— Цзин — иероглиф со значением «цветущий, пышный», а шэн — «цветущий, преуспевающий».

— А деревню вашу еще называют Шанганьлин. Очень воодушевляюще!

— Нет, она называется Шанлин, без иероглифа «гань», — поправил ее Вэй Цзюньхун.

— И без этого иероглифа в уезде с таким названием могут появиться герои, такие как ты, — произнесла Лун Мин и внезапно улыбнулась, лицо ее снова потеплело.

Благодаря комплиментам Лун Мин и, главное, из-за того, что выражение ее лица изменилось, Вэй Цзюньхун успокоился и вновь воодушевился.

— Эх, сюда бы еще вина!

— Нет. И даже если бы было, не дала бы, не позволила бы тебе пить. Ты вчера так напился, что я испугалась.

— Чего испугалась?

— Что ты не очнешься после выпитого.

— Я готов навечно забыться в твоих нежных объятиях.

— Похоже, я слишком много масла добавила в еду, — сказала Лун Мин, глядя на блестящие от масла губы Вэй Цзюньхуна. — Когда ты перейдешь к обсуждению служебного дела?

Вэй Цзюньхун уставился на нее, словно забыл, о чем вообще речь. Он прожевал кусок, проглотил, запил супом и только после этого отложил палочки.

— Дело вот в чем. Линь Вэйвэнь использовал твоих учеников для торговли наркотиками, это ведь ты сама сказала. Я рассказал об этом своему начальнику. Вчера, когда надо было уладить дело с ребятами в реабилитационном центре, я разгорячился и рассказал начальнику о том, что Линь вовлекал детей в торговлю наркотой. Нельзя сказать, что я проболтался, ведь огонь в бумаге не спрячешь. Начальник отнесся к этому очень серьезно, сказать, что он разволновался — это ничего не сказать. Ведь его срок полномочий подходит к концу, и его либо должны оставить на этой должности, либо повысить. И если подтвердится, что все это правда, то даже без расследования ему вряд ли удастся пойти на повышение или сохранить свою должность. Поэтому он дал задание мне и начальнику угрозыска провести расследование. В настоящее время это расследование мы проводим тайно, поэтому я и приехал один. Расскажи мне, пожалуйста, все, что тебе известно.

Лун Мин тоже отложила палочки, глядя на Вэй Цзюньхуна, который с такой заботой говорил о своем начальнике:

— Когда ты говорил, что собираешься получить награду, то имел в виду это дело?

Вэй Цзюньхун рассмеялся:

— Естественно! Я уже четыре года в Цзинлине, а до сих пор не расследовал никакого нормального дела. Вот ловил того, кто украл быка, так и тот сбежал. А то, что Линь Вэйвэнь может быть вовлечен в торговлю наркотиками, — это крупное и важное дело, и если окажется, что это правда, то я в любом случае получу награду.

— Хорошо, надеюсь, я смогу помочь тебе получить эту награду, — сказала Лун Мин и передала ему салфетку, чтобы вытереть рот. — Но с чего начать? Что ты хочешь узнать? Давай лучше ты будешь задавать вопросы, а я отвечать, как будто ты меня допрашиваешь.

Вэй Цзюньхун поспешил ответить:

— Я задам вопросы, но хочу сразу заявить, что это не допрос! Не надо вспоминать прошлое, что было, то прошло, сейчас ты — мой осведомитель, как житель района Чаоян в Пекине, ха-ха!

— Спрашивай!

Вэй Цзюньхун задумался.

— Первый вопрос: на каком основании ты считаешь, что Линь Вэйвэнь вовлек твоих учеников в торговлю наркотиками?

— Все просто. Линь Вэйвэнь под предлогом того, что хочет дать им возможность совмещать учебу и работу, позвал их работать на него после уроков. И все, кто работал на него, пристрастились к наркотикам. Они — несовершеннолетние, если использовать их для незаконной деятельности, то потом легко можно ввести людей в заблуждение и уклониться от наказания. Поэтому я и думаю, что Линь Вэйвэнь вовлек их в торговлю наркотиками. Как минимум он наркотиками контролировал моих учеников для противозаконной наживы.

— Хм, — кивнул Вэй Цзюньхун. — Второй вопрос: твои ученики, которых использовали в незаконной деятельности и для торговли наркотиками, смогут подтвердить, что их втянул в это Линь Вэйвэнь?

Лун Мин покачала головой:

— Увы, нет, напрямую с ними контактировал и контролировал их другой человек, не Линь Вэйвэнь, но я знаю, что именно он стоит за этим! Тот, кто общался с ребятами, — его подручный.

— Как это можно доказать?

— Линь Вэйвэнь лично просил дать ему моих учеников, это точно, — сказала Лун Мин. — Я поначалу думала, что совмещать учебу и работу — хорошая идея. Но я и подумать не могла, что эти ребята потом будут ходить в школу вялыми и едва живыми, а на уроках у них будет идти пена изо рта. Я даже думала, что они больны, отвела к врачу, и тут выяснилось, что это из-за наркоты! Поэтому я и заподозрила, что их вовлекли в продажу наркотиков, и пошла на встречу с Линь Вэйвэнем, чтобы предостеречь его, наша эсэмэс-переписка сохранилась в его и моем телефонах, этому есть подтверждение, ты и сам знаешь.

— Да, я знаю. За неделю до его смерти вы с ним встречались, ты и в эсэмэс, и лично предупреждала его.

Тут Вэй Цзюньхун заметил, что лицо Лун Мин слегка исказилось, словно среагировав на что-то, и он сразу понял, на что именно:

— Конечно же, смерть Линь Вэйвэня никак не связана ни с твоим предостережением, ни с вашей встречей. Это была внезапная смерть по естественным причинам. И судя по всему, даже своей смертью он не сможет искупить всего содеянного.

— А может, имеет отношение? Ведь были же случаи, когда люди умирали после того, как на них наорут? Вон, в «Троецарствии» Ван Лан умер после того, как его обругал Чжугэ Лян! Какое наказание для того, кто вызвал смерть человека, обругав его или пригрозив чем-то? Какова доля вины? Приговорите меня к наказанию, и я покорно приму его, — покраснев, произнесла Лун Мин, этот вопрос действительно был для нее крайне чувствительным.

Вэй Цзюньхун увидел, как исказилось любимое им лицо, словно цветок, который в любой момент может рассыпаться в прах, и поспешно сказал:

— Хорошо, со служебными делами на этом закончили, сейчас поговорим о другом — о наших личных делах.

— Нет, не о чем говорить. Раз со служебными делами закончили, то ты можешь идти. Уходи.

— Я не уйду.

— Мы же утром договорились, что пока не будем встречаться.

— Мы говорили, что временно не будем встречаться.

— Ну да, временно, а прошел всего день, даже меньше.

— Но для меня день длится как целый год.

— Вот нахал!

Вэй Цзюньхун рассмеялся и напустил на себя наглый вид. Он встал, поискал и нашел бутылку вина — местного вина из лонгана, налитого в бутылку из-под кока-колы. Вэй открутил крышку и налил в две кружки. Лун Мин сказала:

— Я пить не буду.

Вэй Цзюньхун помедлил:

— Я сам выпью.

Он выпил из одной кружки и уже приготовился выпить вино из второй, как Лун Мин забрала ее со словами: «Я все-таки выпью», — и выпила.

Очень быстро они вдвоем допили всю бутылку, Лун Мин нашла еще одну и со стуком поставила на стол:

— Давай! Продолжаем! Вина много — родители подарили.

Говоря это, она до краев наполнила стакан вином. Чтобы не упустить ни капли, Лун Мин припала губами к стакану и отпила от края. Когда вина стало чуть меньше, она ухватилась зубами за край, подняла стакан и продолжила пить. Вэй Цзюньхун наблюдал, как она выпила весь стакан до дна, не упустив ни капли, это было словно хорошо отработанное цирковое выступление.

— А ты так сможешь? — спросила Лун Мин, поставив стакан на прежнее место.

Застывший в изумлении Вэй Цзюньхун покачал головой.

— Это называется «дозаправка топливом в воздухе», — пояснила Лун Мин.

Она поднялась и достала маленький стаканчик и два яйца. Яйца она отложила в сторону, а в стаканчик налила вино. Затем Лун Мин поставила стаканчик в большой стакан, в котором тоже было вино. Подождав, пока стаканчик потихоньку опустится на дно, она поднесла стакан ко рту и выпила залпом.

— Это называется «подводная лодка».

Когда она договорила, яйца уже оказались у нее в руках. Она покрутила их в ладонях, словно это были шарики здоровья, а затем постучала ими о край стакана, потом еще раз, два сырых яйца вытекли в стакан. После этого Лун Мин налила в стакан вино, желтки плавали в нем, своим видом напоминая медуз. Она поднесла стакан к губам и одним махом выпила этот коктейль.

— Это называется «летяга в заснеженных горах».

— Где ты этому научилась? — сорвалось с языка Вэй Цзюньхуна.

Лицо Лун Мин снова напряглось:

— Какое тебе дело, где я этому научилась? Просто я умею пить. Я все умею — например, танцевать на пилоне, веришь?

Вэй Цзюньхун боялся и кивнуть, и покачать головой.

Лун Мин встала, вышла во внутренний дворик, включила музыку на телефоне, а сам телефон положила на окно. Затем она без малейшего смущения начала танцевать вокруг шеста, на котором обычно сушилась одежда.

Вэй Цзюньхун наблюдал за утратившей над собой контроль Лун Мин — как она кружит вокруг шеста, хватает его и прижимается к нему в развязном танце. Она строила ему глазки, поворачивалась спиной, двигая ягодицами, затем приоткрывала то одно плечико, то другое. Полуобнаженная, без комплексов, залитая лунным светом, она напоминала колдунью.

Неизвестно, сколько прошло времени, когда она наконец остановилась. Подойдя к сидевшему в прежней позе Вэй Цзюньхуну, Лун Мин спросила:

— Почему ты не сбежал?

— А почему я должен сбегать? Ты же меня не собиралась съесть.

— Ты же видел, — я нехорошая женщина. Я показала тебе свою темную сторону, ты же не сможешь ее принять.

— Почему не смогу? Что тут такого? Ты умеешь пить, умеешь танцевать — значит, ты очень талантливый, многогранный человек.

— Вэй Цзюньхун, ты правда не понимаешь, что я имею в виду?

— Не понимаю.

— Хорошо, тогда я выскажусь точнее, — сказала Лун Мин, — мы не подходим друг другу, мы разные и не можем быть парой. Ты лучше уходи, оставь меня.

— Что за ерунда? Я не уйду.

— Убирайся! — крикнула Лун Мин, уставившись на него. — Катись отсюда!

Ее крик, словно раскат грома в ясный день, перепугал Вэй Цзюньхуна. Он, как глупец или трус, боязливо выскочил из дома. Выгнав его, Лун Мин осталась одна.

Вэй Цзюньхун сел на мотоцикл, который одолжил теперь уже непонятно у кого, и уехал в ночь. Мотоцикл слабо светил фарами, в голове Вэй Цзюньхуна была пустота, а на сердце — черная тьма.