Поезд двигался на восток.

Хуан Инъу сидел, обхватив руками чашку, и с интересом смотрел в окно, в то время как Вэй Цзюньхун рассеянно и даже немного растерянно разглядывал своего начальника. Взгляд его был устремлен на Хуан Инъу, но мысли уже улетели далеко, в уезд Пинси провинции Фуцзянь — именно туда они направлялись.

Пинси — место, откуда был родом умерший Линь Вэйвэнь, в процессе расследования дела о его причастности к торговле наркотиками нужно было побывать там. О чем не знал Хуан Инъу, но был осведомлен Вэй Цзюньхун, так это о том, что здесь когда-то жил еще один человек — Лун Мин. Более того, адрес ее прописки на удостоверении личности совпадал с адресом Линя — поселок Хомай, деревня Саньбин, волость Цзяхэ, уезд Пинси, провинция Фуцзянь. Вэй Цзюньхун обнаружил этот удивительный факт, но скрыл его от начальника. Он вообще никому не сказал об этом и утаил от всех эту связь между Линь Вэйвэнем и Лун Мин, потому что ни во что не хотел ее вовлекать. Сейчас не хотел. Он надеялся, что Лун Мин и Линь Вэйвэнь — всего лишь земляки и ничего больше. Он даже надеялся, что расследование покажет, что Линь Вэйвэнь чист и никогда не торговал наркотиками, что он не наркобарон, а законопослушный предприниматель. Но разве это возможно? Если подтвердится, что Линь Вэйвэнь действительно торговал наркотиками, то почему Лун Мин, с которой они были земляками, донесла на него? На допросе после смерти Линь Вэйвэня Лун Мин сказала, что они просто знакомы, но умолчала о том, что они были родом из одного места. Она пыталась что-то скрыть? Может, она тоже участвовала в этой торговле наркотиками, а потом по каким-то причинам решила убить Линя? Хотя это было и важно, и страшно, но еще более важным и страшным было то, что Вэй Цзюньхун влюбился в нее! И сейчас любил ее. Именно поэтому он будет защищать Лун Мин. Пока не вскроется истинное положение дел, он будет скрывать, что они — земляки. Он был взволнован из-за такого риска, и поэтому, волнуясь, смотрел на начальника, словно воришка на свою жертву.

Хуан Инъу, очевидно, и не подозревал, что Вэй Цзюньхун что-то скрывает от него, он знал лишь, что цель путешествия — расследование. Торговал Линь Вэйвэнь наркотиками или нет — это еще нужно будет выяснить. А пока по дороге на его родину можно было смотреть на пролетающий за окном пейзаж, что для работавшего на износ и жаждущего передышки полицейского было возможностью совместить работу с отдыхом. Пейзаж за окном действительно был прекрасен и стал еще более красивым после того, как они въехали в провинцию Фуцзянь. Для Хуан Инъу, который был родом из Гуанси, это была незнакомая красота: высившиеся и тянувшиеся одна за другой горы, проплывающие мимо густые облака, напоминавшие пасущихся овечек. У подножия гор атласными лентами змеились горные реки с бамбуковыми плотами на них, по берегам видны были зеленые деревья, живописные пашни, дома с красными черепицами и множество людей. По сравнению с Гуанси, а точнее — с уездом Цзинлинь, горы здесь были мощнее, реки — колоритнее, а люди — зажиточнее. И если в Цзинлине повсюду рос сахарный бамбук, то тут везде располагались чайные плантации. Эти изумрудно-зеленые поля напоминали озера у подножия заснеженных гор или чистое море. Обожавший пить чай Хуан Инъу сосредоточенно вдыхал воздух, он словно опьянел от восторга, ему казалось, что он чувствует аромат, доносящийся с чайных плантаций. И в чашке, и с собой у него был фуцзяньский чай, чай из Пинси.

Но вот прибыли в Пинси.

Летним вечером этот уездный город, наполненный ароматом чая, встретил двух гостей из Гуанси. Они — высокий и низкорослый — вошли в гостиницу «Чайная столица», которая располагалась напротив вокзала, показали свои удостоверения личности, и им выдали номер на двоих за сто девяносто восемь юаней. Мужчина, сидевший за стойкой, который оказался владельцем гостиницы, изучил удостоверения гуансийцев, потом смерил их взглядом, наполненным презрением и жалостью. Так обычно смотрят чиновники на рабочих, а те — на крестьян, а цзинлинцы так смотрят на жителей Юньнани, приезжающих к ним в уезд. Вэй Цзюньхун и Хуан Инъу, естественно, поняли этот взгляд. Хуан Инъу было все равно, а вот гордость Вэй Цзюньхуна была ущемлена. Он осмотрел убогий холл гостиницы:

— «Чайная столица»… «Чайная столица»… Разве это лучший отель в городе?

Говорил он вроде бы про себя, но так, чтобы услышал хозяин.

— Когда-то да, очень давно, а сейчас уже наш отель отстает, — отреагировал тот.

— О, оказывается, название не соответствует содержанию, мы ошиблись отелем. Судя по всему, у вас никто не ездил к нам в Гуанси на заработки. Фуцзяньцы часто ездят в Гуанси, чтобы заниматься торговлей. Больше всех зарабатывают наши гуансийские деньги именно фуцзяньцы.

Эти слова покоробили хозяина гостиницы, теперь уже его самолюбие было задето.

— Вы уже зарегистрировались, деньги за номер не возвращаются! — сказал он.

— Ничего страшного, — ответил Вэй Цзюньхун, — мы не будем съезжать. Мы уже привыкли, что нас обманывают. Вот это, — он указал на молчавшего Хуан Инъу, — мой босс. Один фуцзянец развел его на деньги, и теперь мы приехали выбить долг.

Хозяин кивнул, теперь он понял, почему эти два гуансийца снимают один номер за столь низкую цену.

Когда они вошли в номер, Хуан Инъу рассмеялся, глядя на Вэй Цзюньхуня.

— Почему вы смеетесь? — спросил тот.

Хуан Инъу не ответил, продолжая смеяться, да еще и рукой махнул. Вэй Цзюньхун спросил:

— Этот фуцзяньский хозяин гостиницы презирает нас, потому что мы, гуансийцы, бедны? Так ведь если бы не правила, касающиеся командировочных расходов госслужащих, то кто ж стал бы жить в номере дешевле двухсот юаней, да еще и вдвоем!

Тут Хуан Инъу сказал:

— Цзюньхун, есть пословица, которая тебе подходит: «За оскорбительный взгляд обязательно надо отомстить».

— Я отстаивал честь Гуанси.

— То есть ты хочешь сказать, что вечером мы не будем есть лапшу быстрого приготовления?

— Естественно! Я вас приглашаю!

Они вышли из гостиницы и посмотрели по сторонам — не только в поисках подходящего ресторанчика, но и наслаждаясь ночными видами города. Затем пешком дошли до набережной — город пересекала широкая река, видимо, это и была река Пинси. На набережной все так или иначе напоминало о чае. На площади высился огромный чайник, на перилах были высечены стихи, посвященные чаю. На улочках города повсюду расположились чайные и магазины чая. То и дело доносился густой, освежающий аромат сушеных чайных листьев. Голодные полицейские наконец нашли ресторанчик с южно-гуансийской кухней. Хозяйка была из соседнего с Цзинлинем уезда — Дасинь. Ее родители держали там ресторан, и когда она вышла замуж и переехала в Пинси, то свой ресторан назвала так же — «Ресторанчик Дэтянь» — в честь водопада Дэтянь на границе Китая и Вьетнама. Дела шли хорошо, было уже почти десять часов вечера, а в ресторане все еще толпились посетители. Но из Гуанси было только два человека — Хуан Инъу и Вэй Цзюньхун. Хозяйка поняла это сразу, по произношению. Стоило только Вэй Цзюньхуну начать делать заказ, как она изумленно воскликнула:

— О! Земляки!

После обмена любезностями выяснилось, что у нее тоже была фамилия Вэй.

— Так как мне к вам обращаться — младшая сестра или старшая? — спросил Вэй Цзюньхун.

— Конечно же, старшая! Так, заказывайте все, что хотите, старшая сестра денег не возьмет!

— Нет, так не пойдет! Мы приехали по служебным делам, поэтому деньги за ужин нам потом вернут, — возразил Вэй Цзюньхун.

— Точно? Сколько вам положено потратить на ужин? Все, что будет сверху, — за мой счет!

— Есть гуансийское вино? «Даньцюань» пятнадцатилетней выдержки?

— Есть!

— Сколько стоит бутылка?

— Четыреста пятьдесят за бутылку, но для вас — четыреста.

— Ну, тогда с едой и вином пусть будет шестьсот юаней!

Хозяйка ушла готовить, а Хуан Инъу сказал Вэй Цзюньхуну, заявившему во всеуслышание о том, что гуляют они на казенные деньги:

— Мы сюда не еду дегустировать приехали, а в поисках доказательств.

— Да это я специально сказал, чтобы успокоить хозяйку. Естественно, я заплачу сам, из своего кармана.

— Ты заказал слишком дорогое вино, можно было бы взять юаней за пятьдесят-шестьдесят.

— Я работаю под вашим началом уже четыре года, но ни разу не приглашал вас в ресторан, и вот сегодня мне выпала такая возможность, — ответил Вэй Цзюньхун.

— Хорошо, тогда сегодня придется тебя немного разорить.

Пока они разговаривали, на стол начали подавать еду. Хуан Инъу, увидев, что среди четырех блюд одно оказалось приготовленным на пару панголином, позвал хозяйку и попросил унести его, потому что это охраняемое законом животное, его нельзя есть. Хозяйка в ответ рассмеялась:

— Да этот панголин забрел из Вьетнама, на него законы КНР не распространяются. К тому же я приготовила его специально для своих земляков.

Тут Хуан Инъу неожиданно достал удостоверение и показал его хозяйке. Та взглянула на него — это было удостоверение сотрудника полиции, — и поспешила унести запретное блюдо. Вэй Цзюньхун с благоговейным почтением смотрел на своего строгого начальника, затем осторожно поднял стакан:

— Пью за моего начальника!

После трех стаканов за начальника Хуан Инъу ответил Вэй Цзюньхуну:

— Цзюньхун, сейчас у нас сложная ситуация, следует быть крайне осторожными. Поэтому на этом прекращаем пить, возьмемся за еду и уйдем сразу, как поедим.

Один за другим они положили палочки. На столе еще оставалось много еды и вина. Хуан Инъу сказал Вэй Цзюньхуну пойти расплатиться и попросить упаковать с собой остатки. Вэй Цзюньхун подошел к стойке, достал шестьсот юаней и не потребовал чек. Глядя на бравого Вэй Цзюньхуна, хозяйка спросила:

— Брат, вы правда полицейские?

Вэй Цзюньхун подмигнул ей. Она осторожно протянула ему деньги со словами:

— Давайте я буду считать, что вы не приходили, а вы — что не видели этого панголина.

Он не взял деньги.

— Это ваше блюдо испортило мне сегодняшний вечер. Если еще продолжите заниматься таким, то ни в коем случае не в нашей провинции Гуанси. Дайте мне пакет, чтобы все завернуть.

Когда они вернулись в номер, Хуан Инъу, даже не пописав, развязал пакеты и как настоящий мужчина отвернул крышку у бутылки вина. Оставшиеся примерно триста пятьдесят грамм вина он поровну разлил в два стакана и сказал Вэй Цзюньхуну:

— Давай продолжим!

Вино постепенно убывало, а слов, казалось, становилось все больше. Они обсуждали абсолютно все, кроме политики и расследуемого дела. В этих разговорах, не относящихся к работе, и начальник, и подчиненный считали друг друга мудрыми и придерживающимися правил, тонко чувствующими и очень близкими. Чаще говорил Хуан Инъу — с чувством, проникновенно и безостановочно. Он предупреждал Вэй Цзюньхуна, пытался его вдохновить и окружить заботой.

— Цзюньхун, как думаешь, мы сейчас можем считаться братьями? — спросил он.

— Я всегда смотрел на вас как на старшего брата.

— А почему тогда мне все время кажется, что ты что-то от меня скрываешь?

— Нет, ничего подобного.

— Ты влюбился? — глядя в нечестные глаза Вэй Цзюньхуна, спросил Хуан Инъу.

— Да, было дело когда-то.

— Я спрашиваю — сейчас!

— Да где там… — притворно ответил Цзюньхун.

— Давай, расскажи все своему брату. Кто она?

Вэй Цзюньхун помолчал, как будто обдумывал что-то или набирался смелости, но потом все-таки покачал головой.

Хуан Инъу тоже покачал головой и тяжело вздохнул:

— Если хочешь продвигаться по карьерной лестнице, надо поскорее жениться.

Вэй Цзюньхун в изумлении уставился на него.

— Знаешь, что больше всего мешает продвижению по службе? — спросил Хуан Инъу. Он поднял стакан, но потом снова опустил его. — Брак. Первое — если ты в разводе или как раз сейчас в процессе развода, это оказывает влияние. Второе. Если ты не женат, это тоже влияет. Как же влияет то, что ты в разводе? Ты и без моих объяснений сам понимаешь — это вопрос образа жизни и морали, это на самом деле серьезная проблема. Всегда в первую очередь рассматривают кандидатуры именно с этой точки зрения. Сколько уже чиновников не смогли получить повышение или даже были понижены именно из-за этого вопроса? Далее, если ты не женат, скажут, что ты еще молодой и незрелый. Поэтому в аттестационном тесте, который мы каждый год заполняем, есть графа «семейное положение». Вот смотри, тебе двадцать семь лет, исходя из твоего образования и способностей, которых у тебя более чем достаточно, ты должен бы уже занимать должность моего заместителя. А почему этого не происходит? А потому что ты не женат, тебя считают молодым и незрелым. Вот почему, — он протянул руку и похлопал Вэй Цзюньхуна по плечу, — тебе следует поскорее жениться.

Вэй Цзюньхун смущенно улыбнулся:

— Наверное, ваша помощь понадобится.

Хуан Инъу сначала убрал руку с его плеча, потом снова положил.

— Я задам тебе еще один вопрос: ты что, закрутил роман с Лун Мин?

Вэй Цзюньхун остолбенел.

— Просто ответь — да или нет?

— Да, — слабым голосом ответил Вэй Цзюньхун.

— Ну вот и молодец! — воодушевленно произнес Хуан Инъу и хлопнул его по плечу. — Все-таки у меня глаз наметан! Отлично, я поддерживаю!

Он взял стакан, заглянул внутрь и увидел, что вина осталось совсем чуть-чуть на донышке.

— Давай, выпьем до конца!

Они чокнулись стаканами, и в этом звоне Вэй Цзюньхуну послышался выстрел стартового пистолета.

Он залпом допил вино и от всего выпитого, словно от куриной крови, пришел в крайне возбужденное состояние.

А Хуан Инъу, наоборот, начал зевать, сел на стоявшую рядом кровать, скинул обувь, и только лег, как мгновенно захрапел.

Полный энтузиазма Вэй Цзюньхун, которому так много хотелось рассказать, смотрел на своего уже погрузившегося в мир сновидений начальника с таким выражением лица, которое могло бы быть у бегущего изо всех сил спортсмена, внезапно с досадой обнаружившего, что трибуны пусты и зрителей нет.

Ему оставалось только думать о Лун Мин, он не мог не думать о ней.

Он послал ей СМС:

Ты спишь? (23:31)

Я в командировке с начальником. (23:32)

Начальник говорил о тебе. Он знает, что мы вместе. Не знаю, откуда. Он доволен. (23:35)

Я не знаю, почему ты то тепла ко мне, то холодна. Мои же чувства неизменны — я люблю тебя, это не изменится, что бы ни случилось. (23:40)

Ты молчишь. Наверное, уже заснула. Вероятно, твой телефон либо на беззвучном режиме, либо стоит на зарядке. Спокойной ночи! (23:50)

Отправив последнюю СМС, Вэй Цзюньхун поставил свой телефон на зарядку и пошел умываться и чистить зубы. Вернувшись, он снова заглянул в телефон, но там все так же не было ответного сообщения. Он лег, но все ворочался, словно голодный медведь, который никак не может впасть в зимнюю спячку.

Офис корпорации «Фэйлун» занимал четырехэтажное здание. Он совершенно не выделялся среди современных небоскребов Пинси, но само здание было довольно интересным, во французском стиле. Вывеска корпорации была относительно мала, а дизайн логотипа отличался оригинальностью — неброский, но элегантный, гармонично сочетавшийся со стилем здания, из чего было понятно, что Линь Вэйвэнь при жизни не был примитивным толстосумом.

Хуан Инъу и Вэй Цзюньхун не стали входить внутрь, сейчас они не могли открыто появиться там. Переодеваться тоже не имело смысла, ведь в этой семейной корпорации были люди, которые могли узнать их — на оглашение причин смерти и на панихиду съехалось более ста родственников Линь Вэйвэня, и кто-нибудь из них, особенно сын покойного, точно запомнил, что Хуан и Вэй — полицейские. Вполне вероятно, что сын Линя уже унаследовал место отца. На самом деле, Хуан Инъу и Вэй Цзюньхун пока не планировали вступать в конфронтацию с семьей Линь, они лишь наблюдали снаружи, пока не открылся полицейский участок Пинси.

Они прибыли в уездное управление полиции, показали свои удостоверения и рекомендательное письмо, и тогда к ним вышел заместитель начальника и принял их. Заместителя звали Линь Вэйдун. Это имя сначала не на шутку испугало их, они подумали, что это точно либо брат, либо другой родственник покойного. Хотя даже если и родственник — что такого? Сколько было случаев, когда люди поступались родственными связями ради великой цели. Пришлось Хуан Инъу начистоту выложить цель их визита. Он рассказал про все сообщения и донесения о том, что Линь Вэйвэнь, который родом из Пинси, занимался в Цзинлине провинции Гуанси международной торговлей наркотиками, и попросил участок в Пинси посодействовать в сборе фактов о Линь Вэйвэне и корпорации «Фэйлун».

Замначальника Линь Вэйдун внимательно выслушал их доклад, какое-то время помолчал, а потом спросил, глядя на коллег из Гуанси:

— Как вам кажется, я похож на Линь Вэйвэня?

Казалось, он услышал, как бьются сердца гуансийских полицейских, почувствовал их сомнения и опасения.

Глядя на тощего Линь Вэйдуна, Хуан Инъу и Вэй Цзюньхун замотали головами.

— Ну, вот и правильно! Сколько раз мне уже приходилось оправдываться, что мы с Линь Вэйвэнем не братья и даже не родственники, просто имена похожи. Более того, сам Линь, когда был еще жив, хотел, чтобы мы побратались, и сын его — сейчас он председатель правления — тоже хотел называть меня дядей, но я не согласился. Я проверял, в нашем уезде проживают четыреста шестнадцать Линь Вэйвэней и четыреста девяносто семь Линь Вэйдунов, поэтому вы можете быть совершенно спокойны!

Хуан Инъу и Вэй Цзюньхун сконфуженно рассмеялись.

— В Гуанси много моих полных тезок — как мужчин, так и женщин, — сказал Хуан Инъу.

Вэй Цзюньхун добавил:

— А моя фамилия Вэй, но ни к Вэй Боцюню, ни к Вэй Гоцину я не имею никакого отношения.

— Вот и хорошо, вы тем более можете быть спокойны. Все полицейские — одна семья, все выполняем одни обязанности. Что касается подозрений в отношении Линь Вэйвэня и торговли наркотиками, мы поможем вам и готовы всецело содействовать в сборе доказательств.

Затем заместитель начальника Линь вызвал к себе главу отдела по борьбе с наркотиками — худого смуглого мужчину в футболке и шортах, казавшегося беспечным и безалаберным.

— Это Ма Цянькуань, иероглифы «ма» и «цянь», как в слове «мяцяньцзу» — это скороход, бегущий перед конем высокопоставленной особы, слуга, а «куань» означает «широкий, просторный», — представил вошедшего замначальника. — Вы не смотрите, что он такой тощий, смуглый и выглядит как хулиган. Наркополицейский и должен быть таким, ведь они ловят рыбку в мутной воде. Тут красавчики не подойдут, — Линь посмотрел на Вэй Цзюньхуна. — Я не о вас говорю.

— Я сейчас ненавижу себя за то, что у меня такая внешность, — ответил Вэй Цзюньхун.

— Сяо Ма несколько раз работал под прикрытием, получил немало наград и недавно его повысили до начальника отдела по борьбе с наркотиками, — сказал замначальника Линь.

Хуан Инъу и Вэй Цзюньхун подошли к Ма Цянькуаню, чтобы пожать руки и представиться. Когда один представлялся, второй его дополнял. Например, когда Вэй Цзюньхун назвал свое имя, Хуан Инъу тут же добавил: «Он выпускник университета общественной безопасности КНР».

Глаза Ма Цянькуаня сверкнули, и он спросил Вэй Цзюньхуна:

— Какого года?

— Две тысячи одиннадцатого.

— А я — две тысячи седьмого!

— Значит, когда вы заканчивали, я как раз в тот год поступил. Я учился по специальности «Уголовное дело и следствие», а вы?

— И я тоже! Куратором нашей группы был Ло Фэй.

Вэй Цзюньхун вздрогнул.

— И у нас он был куратором!

Только что уже знакомившиеся полицейские снова пожали друг другу руки, да так сильно, что рукопожатие едва не переросло в объятия.

— Ну вот, совсем другое дело, все-таки когда однокашники встречаются, атмосфера становится более дружественной, — произнес замначальника Линь.

Хуан Инъу добавил:

— Это наркотики сдружили их.

Все четверо рассмеялись.

В такой спокойной и непринужденной обстановке они начали обсуждать план расследования. План составляли Вэй Цзюньхун и Ма Цянькуань, выпускники Университета общественной безопасности, а утверждали его два замначальника управлений Хуан Инъу и Линь Вэйдун. Глядя на то, как оригинально мыслят, какие хитроумные приемы придумывают и всесторонне вникают в суть дела их подчиненные, их начальники Хуан и Линь невольно поглядывали друг на друга в некоторой растерянности, как бы признавая, что они уже постарели.

В сопровождении Ма Цянькуаня Хуан Инъу и Вэй Цзюньхун прибыли по адресу: поселок Хомай, деревня Саньбин, волость Цзяхэ. Они прикинулись туристами, чтобы попасть в этот богатый поселок. Элитные автомобили, выезжавшие из роскошных вилл, напоминали разодетых в бриллианты дам высшего общества, отправляющихся на банкет или возвращающихся с него. По сравнению с ними путешественники на трех велосипедах, покрытые пылью с ног до головы, напоминали бездомных псов, скитающихся на чужбине.

На самом деле, они приехали лишь провести беглый осмотр на местности, чтобы понять, где рос Линь Вэйвэнь, какая почва его взрастила так, что он смог из чаевода превратиться в богатого предпринимателя или даже наркобарона.

Поселок находился в обрамлении гор, рядом с рекой и чайными плантациями, и был похож на кусок кровавой яшмы с его окруженными зеленью домами с ярко-красными черепичными крышами.

Ма Цянькуань был здесь не в первый раз, этот неприлично богатый поселок уже привлекал его внимание, он подозревал, что его богатство связано с торговлей наркотиками, но доказательств тому не было. Люди здесь были умные, они бы не опустились до того, чтобы изготавливать и продавать наркотики прямо у себя дома; они покидали родные края, там богатели, а потом уже с деньгами возвращались домой. Линь Вэйвэнь, должно быть, был главным представителем такого типа людей. Он был душой поселка, его королем. Сейчас можно только догадываться или предполагать, что он, возможно, был первым, кто разбогател и показал односельчанам путь, как можно зарабатывать на чужбине торговлей наркотиками, и создал это чудо — поселок Хомай.

Вот только король этого чуда уже умер, его душа и прах вернулись в родные края. На самом южном склоне горы Хуан Вэй и Ма издалека увидели строящуюся гробницу: грохотали подъемный кран и экскаватор, переворачивая землю и деревья, к месту стройки приближалась машина с мрамором. Судя по уже видимому каркасу, здание напоминало масштабом императорские гробницы. Несомненно, это было место захоронения Линь Вэйвэня.

Трое полицейских не стали приближаться к строящейся гробнице и не углублялись в сам поселок, они всего лишь задержались в магазинчике на окраине, чтобы купить воды. Затем они открыли карту в телефоне, якобы чтобы спросить у продавщицы, как проехать в следующую деревню, а потом уехали.

Они проехали больше километра, как вдруг Вэй Цзюньхун внезапно сказал, что забыл свой бумажник в магазине, ведь за воду расплачивался он.

Вернувшись в одиночку в магазин, он купил две пачки самых лучших сигарет и спросил продавщицу:

— Тетушка, можно узнать про одного человека? Где находится дом Лун Мин?

Продавщица покачала головой. Тогда Вэй Цзюньхун достал мобильник и показал ей фотографию:

— Это она. Ее зовут Лун Мин, моя однокурсница. Ее дом здесь, в поселке Хомай.

Тетушка снова покачала головой:

— Не знаю. У нас в поселке нет таких. И никого по фамилии Лун.

— Вы уверены?

— Этой девушке на вид чуть больше двадцати. Я вышла замуж и приехала сюда более сорока лет назад. Если бы она жила здесь, то я бы ее узнала.

Вэй Цзюньхун медленно, словно на раненого быка, взобрался на велосипед. Как раковая опухоль в его мозгу рос клубок подозрений — Лун Мин не из этих мест, тогда почему именно оно значится в свидетельстве о рождении? Если ее свидетельство фальшивое, то кто она? И откуда?

Хуан Инъу и Ма Цянькуаню пришлось ждать, когда приедет Вэй Цзюньхун. Вернувшись, он им сказал, что, когда нашел бумажник, еще долго сидел в туалете, так как у него что-то не то с желудком. Естественно, ни Хуан, ни Ма ничего не заподозрили и не упрекали Вэй Цзюньхуна. Полицейские часто не могут разоблачить ложь, это нормально, тем более, когда эта ложь исходит от их коллеги-полицейского. Ма Цянькуань посмотрел на часы:

— Уже поздно, я хочу угостить вас на прощанье до вашего отъезда.

В Пинси он пригласил Хуан Инъу и Вэй Цзюньхуна попробовать традиционное для этих мест блюдо — суп с рисовыми гренками и креветочной скорлупой. Хуан Инъу ел с большим аппетитом, ему до слез все понравилось. А вот у Вэй Цзюньхуна вообще не было аппетита, словно у него и правда было расстройство желудка. Ма Цянькуань сказал, глядя на товарища, с которым познакомился два дня назад:

— Давай я куплю тебе лекарство?

— Не нужно, — отказался Вэй Цзюньхун.

— Цзюньхун не ест и не пьет, потому что скучает по своей девушке, — объяснил Хуан Инъу.

— Он же всего несколько дней как уехал, а грустит, словно три года прошло?

— А знаете, кто его девушка? Красотка из нашего уезда! У них сейчас самый разгар страсти, конечно же, он сгорает от любви.

— О, ну тут я ничем помочь не могу.

Вэй Цзюньхун не хотел, чтобы в этот мучительный момент Хуан Инъу упоминал имя Лун Мин. Он поднимал стакан за стаканом за здоровье Хуана, ни капли нельзя было оставить — надо было пить до дна.

В поезде Хуан Инъу снова заговорил о Лун Мин:

— Цзюньхун, а как вы сошлись с Лун Мин? И когда это произошло?

— Начальник Хуан, если начальство должно контролировать мои отношения с девушками, то я вам отвечу.

Хуан Инъу опешил:

— Ты что? Я же по доброте душевной, а ты думаешь, что с какими-то другими целями? Тогда будем считать, что я не спрашивал.

Но Вэй Цзюньхун не собирался молчать:

— Мы сошлись, когда с Лун Мин сняли подозрение в убийстве. До этого мы никогда не встречались. Но мне кажется, что вы и начальник управления и до этого были знакомы с ней. Раз вы назвали ее красоткой нашего уезда, значит, вы ее хорошо знаете!

Красными от выпитого алкоголя глазами Хуан Инъу пристально посмотрел на Вэй Цзюньхуна:

— Ты на что намекаешь, а? Что до тебя у Лун Мин была связь со мной? И с начальником управления? Ты хочешь сказать, что мы продали акции, когда на них была самая высокая цена, а ты их купил?

Вэй Цзюньхун заметил, что мужчина, сидевший рядом, обернулся на громкий голос его начальника, и поспешил миролюбиво сказать:

— Нет, начальник Хуан, я имел в виду, что раз вы давно знакомы с Лун Мин, то должны знать и откуда она родом, так?

— Из Фуцзяни, — сорвалось с языка у Хуана. — Они с Линь Вэйвэнем земляки. И я это знаю, и начальник полиции. Но о чем это может говорить? Как ты сам сказал, многие фуцзяньцы приезжают к нам и делают здесь бизнес, становятся чиновниками, преподавателями, военными. Разве можно сказать, что любой фуцзянец заодно с Линь Вэйвэнем?

— Но я обнаружил, что адрес Лун Мин, указанный в удостоверении личности, — поселок Хомай, деревня Саньбин, волость Цзяхэ, уезд Пинси, провинция Фуцзянь. Это та самая родина Линь Вэйвэня, где мы только что были, но Лун Мин никогда там не жила, — пришлось признаться Вэй Цзюньхуну. — Иными словами, ее информация в удостоверении, возможно, ложная, подделанная.

Хуан Инъу снова пристально посмотрел на своего подчиненного:

— Это правда?

Вэй Цзюньхун кивнул:

— Это была одна из целей моего предложения поехать на родину Линь Вэйвэня. Согласно информации в удостоверениях личности, они оба родом из одного поселка, но в действительности в Хомае нет человека по имени Лун Мин. Почему? Лун Мин же реально существует. Когда я сегодня сказал, что забыл бумажник, — это было для отвода глаз, и расстройства желудка у меня не было.

Хуан Инъу долго смотрел на него и лишь потом сказал:

— Оказывается, настоящей твоей целью было расследование в отношении своей девушки? Она ведь твоя девушка?

Вэй Цзюньхун закрыл глаза и выдохнул:

— Мне очень плохо, я страдаю. Но я уже влюбился в нее, полюбил ее. Что же теперь делать?

Хуан Инъу привстал и потрепал Вэй Цзюньхуна по плечу:

— Ты пока не спеши думать о плохом. Тут надо действовать не спеша, торопиться не стоит. Поторопишься — только еще больше запутаешься. Успокойся, хорошо? Как успокоишься, сразу поймешь, что делать.

Поезд ехал на юг, гремя колесами; точно такой же поезд грохотал в душе Вэй Цзюньхуна. Только тот поезд, что был снаружи, имел точное направление, а вот внутренний сбился с пути и заблудился.

Во время летних каникул в Педагогическом институте Юнчжоу не было так безлюдно, как можно было бы представить. На футбольном поле, находившемся рядом с задними воротами и разделенном на отдельные площадки, несколько человек играли в футбол. С одним из них Вэй Цзюньхун должен был встретиться у восточного крыла.

Звали его Фэн Цзуцзюнь.

Вэй Цзюньхун не был с ним знаком, но знал, что тот был куратором группы, в которой училась Лун Мин. Значит, он должен быть на общей фотографии выпускников две тысячи двенадцатого года (вторая группа) факультета китайского языка.

Вэй разузнал о нем и раздобыл его номер телефона через одного полицейского из их управления, у которого были родственники в Педагогическом институте Юнчжоу. Он послал Фэн Цзуцзюню СМС:

«Здравствуйте, учитель Фэн! Меня зовут Вэй Цзюньхун, я друг Лун Мин, выпускницы 2-й группы 2012 года факультета китайского языка, сейчас работаю в полиции. Мне нужно вас кое о чем расспросить, не могли бы вы уделить мне время? Спасибо!» Фэн Цзуцзюнь ответил: «Офицер Вэй, с часу до трех я буду отдыхать, с трех до пяти — играть в футбол, потом помоюсь и с шести тридцати буду на банкете. Если то, что вы хотите узнать, не займет много времени, то подходите на восточную трибуну спортплощадки в полшестого. Пришлите, пожалуйста, вашу фотографию, чтобы я мог вас узнать. Фэн Цзуцзюнь».

Еще не было пяти, когда Вэй Цзюньхун появился в условленном месте. Он сел на трибуну, где сидели одиночные зрители, и наблюдал за игроками на зеленом поле. Орлиным взором он пытался опознать силуэт Фэн Цзуцзюня. Если он был на той фотографии, то Вэй Цзюньхун обязательно отыщет его на поле.

Его глаза довольно быстро выцепили тридцатилетнего мужчину. Он был старше других игроков и играл лучше всех. За десять минут, пока Вэй наблюдал за ним, он забил два гола. Но это было не важно. Главное, что он был похож на одного человека с фотографии. У Вэй Цзюньхуна в мобильнике была та фотография — он сфотографировал ее тайком. На ней куратор Фэн Цзуцзюнь был так же раскован, как и на футбольном поле в погоне за мячом. Вэю уже не нужно было, чтобы Фэн опознал его, он первым узнал куратора.

Фэн Цзуцзюнь подошел в пять минут шестого. Выйдя с площадки, он подобрал сумку, лежавшую у края поля, и пошел на восточную трибуну. На нем была форма дортмундской «Боруссии» с желтым номером «18». Он на ходу пил воду и вытирал пот. Никуда не сворачивая, направился прямо к Вэй Цзюньхуну. Видимо, он заметил, как Вэй Цзюньхун на него смотрел во время игры, и тоже опознал его.

Два исключительно наблюдательных мужчины встретились, пожали друг другу руки и поздоровались.

— Я подошел, увидев, что вы уже пришли, поэтому не успел помыться, — сказал Фэн Цзуцзюнь.

— Извините, неловко получилось. Я боялся, что попаду в пробку, вот и выехал заранее, но кто ж знал, что именно сегодня пробок не будет.

— Хорошо, тогда давайте поговорим здесь. Что вы хотите узнать?

— Учитель Фэн, вам, судя по всему, нравится Нури Шахин из дортмундской команды? — спросил Вэй Цзюньхун, глядя на номер на форме Фэна.

Фэн Цзуцзюнь остолбенел, глаза его сверкнули, словно он встретил родственную душу. Он достал из сумки оставшуюся бутылку воды и протянул ее Вэй Цзюньхуну.

Они сели и начали разговор о Лун Мин.

— Я не просто друг Лун Мин, я ее бойфренд, — сказал Вэй Цзюньхун.

— Понятно. Поздравляю, — ответил Фэн Цзуцзюнь.

— Но сейчас я очень мучаюсь, даже, можно сказать, страдаю. — Вэй Цзюньхун сделал два глотка воды, чтобы обдумать свои дальнейшие слова. — После того как мы сошлись, в процессе общения появились некоторые проблемы. Лун Мин вызвала у меня некоторые вопросы. Психологического порядка. Я обнаружил, что у нее есть огромные психологические барьеры. Например, она совершенно не доверяет мужчинам, испытывает ужас перед любовью. Вот я и подумал, может быть, во время учебы в Педагогическом университете Юнчжоу что-то произошло? Поэтому и обратился к вам.

— А где сейчас Лун Мин?

— Вы не в курсе? — изумился Вэй Цзюньхун.

— Нет, мы не общались с момента окончания института, и мне не удалось выяснить, где она.

— Она сейчас в начальной школе Наляна в уезде Цзинлинь.

— В уезде Цзинлинь? — переспросил Фэн Цзуцзюнь. В его голове мелькали похожие названия уездов. — Это на границе с Вьетнамом?

— Да, я служу в полицейском управлении уезда Цзинлинь.

Фэн Цзуцзюнь покосился на Вэй Цзюньхуна, а потом уставился себе под ноги. Они как будто наступали на педали рояля. Фэн вспомнил, что Лун Мин производила на него впечатление звуков этого музыкального инструмента: часть звучала в ушах Вэй Цзюньхуна, а часть — словно печально плакала только в его сердце…