— Тристен?

— Это меры предосторожности, — сказал он, возвращаясь к столу.

У меня сердце ушло в пятки.

— Думаешь, твой отец…

— Сомневаюсь, что он придет сюда, — уверил меня Тристен. — Если бы он хотел, он легко мог бы убить меня дома, когда я сплю. Но я обязан позаботиться о тебе.

Я не знала, что ответить на оба этих заявления, так что взялась за записи доктора Джекила.

— Мы остановились на опыте от одиннадцатого февраля. Он начал с базовой формулы, а потом добавил два грамма магния. — Я опустила бумаги и осторожно полюбопытствовала: — Но может, уж никого нет… перескочим немного?

Тристен отмерил магний и высыпал его в кислый раствор, а потом перевел удивленный взгляд на меня.

— В смысле?

— Проверим на крысе настоящий состав, по последней формуле. Посмотрим, сработает ли.

Сказав это, я занервничала, потому что моя едва проклюнувшаяся темная сторона думала: покажешь, куда ты спрятал свой раствор… Может, удастся отлить немного, когда ты отвернешься…

Но признание Тристена заставило этот предательский голос замолчать.

— Джилл, я это уже сделал. И даже успел снять последствия.

Я уронила стопку бумаг, и они разлетелись по столу.

— Что? Когда? — Без меня?

— Я вчера ночью приходил в школу и дал крысе капельку, — рассказал он. — Эксперимент прошел успешно, так что радуйся.

Тут я заметила, что Тристен уже приготовил новый раствор и протягивал его мне. Я посмотрела на его руку и заметила на пальцах множество маленьких, но страшных красных отметин. На некоторых уже образовались корочки. Я снова вопросительно посмотрела на него:

— Тристен?

— Он сначала был очень нежным, а потом обезумел, — объяснил он. — У меня все заснято, сможем показать на презентации.

Я недоверчиво покачала головой:

— Ты шутишь…

Но Тристен даже не улыбался:

— Нет. Я серьезно.

— Можно повторить опыт, — взволнованно предложила я. Мы близки к тому, чтобы выиграть тридцать тысяч долларов. И возьмем настоящий раствор… — Если результат окажется стабильным, можно будет показать это прямо на презентации!

— Нет, — твердо сказал Тристен, выражение его лица не оставляло сомнений. — Я этого больше делать не буду. И тебе этого лучше не видеть.

— Но…

— Нет! — Тристен стоял на своем. Он потер шею покусанной рукой и посмотрел в сторону.

Ему, очевидно, больно было вспоминать убитого зверька или, может, признаваться в этом мне, и мое возбуждение прошло.

— Я… я понимаю, — сказала я, изо всех сия стараясь не думать о том, как он лишил крысу жизни.

Не хотелось снова представлять Тристена в роли убийцы, может быть, он свернул ему шею собственными руками, хотя бы для того, чтобы спасти остальных. Я посмотрела на его руки, которые буквально были в крови, и поняла вдруг, что наша самодельная повязка выглядит уже совсем ужасно. И я, не задумываясь о том, как давно мы не прикасались друг к другу, протянула к нему руку:

— Давай перевяжу.

Тристен отстранился от меня:

— Не надо. Все в порядке.

Я снова попыталась взять его за руку:

— Тристен, позволь… — Дотронувшись до повязки, я почувствовала под тканью что-то узкое и твердое и смущенно подняла на него глаза: — Тристен?

— Джилл, отпусти, — сказал он, пытаясь отвести руку.

Но я не послушалась. Не отпустила:

— Что это?

Он вырвался:

— Это, Джилл, моя самая большая надежда в борьбе с тем, что вскоре за мной придет.

Я поняла, что это нож, и у меня закружилась голова. Только уже почему-то не стало противно от мысли, что Тристен снова может убить человека. Глядя в его смелое и решительное лицо, я в первую очередь испугалась — нож маловат против такого безжалостного, мощного соперника.

— Тристен, — сказала я, понимая, что мои картонные стены, возведенные для защиты от него, рухнули. — Твой отец так и сказал, что снова готов напасть на тебя? Ты мне о том случае так ничего и не рассказал.

Он горестно усмехнулся:

— Нет, иначе ты снова испугаешься меня и убежишь, даже не дослушав.

— Прости.

— Не надо извиняться, — сказал Тристен, пожав плечами. Он продолжил перемешивать раствор, стараясь не смотреть в мою сторону. — Но если ты хочешь знать ответ: да, зверь уже полностью подчинил себе моего отца, обещал вернуться и убить меня, если я не выпью раствор и не восстановлю беспорядок в семье Хайдов.

Я об этом, в принципе, догадывалась, но, когда он сказал это вслух… меня затошнило, а спина покрылась испариной. Я ужасно за него боялась. И как я осмелилась баловаться с раствором?

— Ты знаешь, где он?

— Нет. — Тристен наконец посмотрел мне в глаза, — В тот день, когда мы с тобой лежали в постели, мне позвонили…

Он сказал об этом мимоходом, точно о чем-то незначащем. Хотя, может, для него тот вечер и правда уже ничего не значил. От этого мне стало совсем не по себе.

— Это был начальник отца, спрашивал, почему он перестал появляться в университете. — Тристен постучал палочкой для перемешивания по стеклянной стенке мензурки, и складка у него на лбу стала еще глубже. — Он ведь с твоей матерью больше не видится?

— Нет, — ответила я. По крайней мере, как профессионал. — Лечение подошло к концу.

— Хорошо, — сказал он.

— Тристен?

— Да?

Мой взгляд вернулся к легкой выпуклости на повязке Тристена.

— Ты готов драться с отцом до… — Конца. Вот что я имела в виду.

И Тристен, как, впрочем, всегда, закончил мою мысль:

— Джилл, я сделаю то, что нужно, — Он пристально посмотрел мне в глаза, и в его взгляде я увидела ту же самую решительность, с которой он выпил наш препарат, думая, что он его прикончит. — Когда придет время, я сделаю то, что нужно.

— Тристен… — Но что я могла на это сказать?

— Давай вернемся к работе, — предложат он и взял пипетку. — Хоть нам и известно, чем все кончится, нужно будет продемонстрировать судьям, что мы воссоздавали все опыты доктора Джекила последовательно.

— Разумеется.

Но я и не сдвинулась с места, чтобы ему помочь. Я лишь печально и смущенно смотрела на Тристена… который был обречен… он наклонился, достал из одной из клеток крысу и аккуратно положил ее на сгиб локтя.

— Будет невкусно, — предупредил он, поднося пипетку ко рту зверька.

Крыса начала извиваться, а Тристен продолжал мягко с ней разговаривать:

— Давай, я и сам не рад, что приходится это делать, но это необходимо для науки и для того, чтобы получить стипендию — для всеобщего блага.

Ему все же удалось закапать пару капель крысе в рот, прежде чем она вырвалась у него из рук и упала обратно в клетку.

— Бедняжка, — сказал Тристен, глядя на то, как она принялась бегать кругами. — Надеюсь, ей не больно…

Бедняжка…

Не знаю, что на меня нашло, но я разревелась, подошла к Тристену и обняла его, стараясь утешиться и надеясь хоть немного утешить и его самого. Поначалу он стоял неподвижно, никак не реагируя на мои объятия, но через некоторое время его мышцы расслабились, он тоже обнял меня и потерся щекой о мою макушку, как будто успокаивая.

— Джилл, все будет хорошо, — заверял он. — Не надо из-за меня плакать.

Но я плакала не только из-за него, я плакала за себя. И за нас.

— Джилл, — сказал Тристен, поворачивая мое лицо к себе. — Что же я буду без тебя делать?

Я всматривалась в его прекрасные теплые карие глаза, осознавая, чего хочу. Я хотела, чтобы он меня поцеловал. Сказал мне, что он все еще меня любит. Я ведь знала, что это так. Мы оба были близки к признанию в любви в тот день, когда лежали у него в постели…

Он наклонился ко мне, прижался лбом к моему лбу и закрыл глаза, а я встала на цыпочки — я не в состоянии была ждать больше ни секунды. Я собиралась сама его поцеловать.

Но я не успела коснуться его губами — мы оба услышали какой-то звук и отшатнулись друг от друга, уставившись на дверь — кто-то крутил ручку снаружи.