Изящные часы с мраморной фигуркой балерины, стоявшие на столике, показывали четверть одиннадцатого. Горничная-китаянка проводила меня в гостиную и попросила обождать, пока она не доложит мисс Дамоне о неожиданном посетителе. Я выкурил почти половину сигареты, когда горничная появилась снова и сообщила, что хозяйка должна принять ванну, но до этого выйдет со мной поздороваться. Действительно, за крошечной изящной фигурой китаянки появилась Элейн.

— Можешь идти, Лили, — проговорила она. — Хотя нет, подожди. Принеси влажное полотенце для мистера Дайма.

— Мне бы не только умыться и вытереться, — нерешительно заметил я, ощупывая рану на голове. — Я бы еще и горло промочил с радостью.

Мисс Дамоне без слов направилась к буфету с напитками. На ней было очаровательное неглиже из лазурного шелка с глубоким треугольным декольте, смело открывавшем загорелое тело; копна непричесанных волос ниспадала на плечи, темные, как безлунная ночь, глаза не были накрашены.

— Насколько я понимаю, вы нарушили мои инструкции, — сухо заметила она. — Шантаж моего брата — дело достаточно серьезное. Вы один знаете об этом. Неужели не можете быть поосторожнее?

— Это длинная история, — ответил я. — Вообще-то она никак не связана ни с вашей семьей, ни с шантажом.

— Приятно слышать. Кстати, я не хотела бы показаться негостеприимной. Но что привело вас ко мне в столь ранний час?

Я постарался поделикатнее сообщить ей, что оказался замешан в историю с некой сумкой и что мне пришлось заключить что-то вроде джентльменского соглашения с одним человеком. Воспитанные женщины, как правило, всегда дают вам высказаться до конца, а Элейн, к тому же, слушала меня весьма внимательно. Когда я закончил, она подошла ко мне так близко, что я мог ощутить нежный запах мускуса очень дорогих духов.

— Лили поможет вам промыть рану. Можете также принять ванну, если хотите. Все-таки вы на меня работаете и не должны выглядеть Бог знает как. Я буду в спальне, мне надо написать кое-какие письма. Если вам что-нибудь понадобится, Лили позаботится о вас.

Ванную Элейн, должно быть, проектировал какой-то сумасшедший архитектор в приступе белой горячки. Огромная восьмиугольная комната, совершенно пустая, если не считать треугольной ванны, углубленной в пол, могла бы осчастливить целое стадо китов. Здесь царила атмосфера холодной интимности, которую так любят женщины, когда купаются. Искусственное освещение было столь мягким и ненавязчивым, что становилось невозможным обнаружить, где находились лампы. Стены представляли собой одно большое зеркало, инкрустированное головами каких-то языческих божеств.

Я скользнул в воду, теплую, как ласки прекрасной женщины. И почувствовал себя композитором, создающим сложный контрапункт разных голосов.