Я лежал на ковре с пистолетом в руке. Это был мой пистолет, и из него недавно стреляли. С трудом поднявшись, я доковылял до постели. И при виде того, что они сделали с Олли Кеппардом, меня охватила тошнота. Что ж, старый трюк, и сцена была разыграна прекрасно. Теперь любой полицейский, оказавшийся на месте преступления, немедленно отправит меня на скамью подсудимых, присяжным даже не нужно удаляться на совещание, доказательств моей вины хоть отбавляй. А полиция уже была поблизости — я слышал завывание сирен.

Пришлось спрятать пистолет и тихо выбраться из комнаты. Мейзи Уэбстер стояла возле бассейна со стаканом в руке и вглядывалась туда, где в темноте уже показались маячки первых полицейских машин, спешивших к месту убийства.

Я смотрел, как тяжелые полицейские машины, одна за другой, въезжали во двор мотеля, как из них выходили деловитые люди в форме, как размахивала руками Мейзи Уэбстер, приглашая их пройти и выпить с ней стаканчик. В моем распоряжении было минуты три, не больше, чтобы вбежать в номер священника.

В стенном шкафу я обнаружил круглый отложной воротник, носки, чистое белье и — о, счастье! — рясу. Она была размера на три больше, чем требовалось, но все же могла спасти меня. Полицейские кричали в громкоговоритель, что все должны выйти из дома с поднятыми руками, иначе они открывают огонь. В туалете, выходящем на задний двор, одним из ящиков письменного стола я разбил стекло окна, потом успел нахлобучить на голову шапочку отца О’Ханрана, после этого упал на пол и закричал:

— Не стреляйте, прошу вас! Я — отец О’Ханран. Ради Бога нашего. Иисуса Христа, не убивайте беззащитного священника! Какой-то сумасшедший взял меня в заложники, но теперь несчастный убежал через задний двор. Имейте сострадание ко мне ради спасения ваших бессмертных душ!

Выстрелы прекратились, и наступило продолжительное молчание. Как видно, полицейские удостоверились, что номер действительно занимает священник, потому что я услышал, как мегафон приказал каким-то Карнахаму, Вексу и Блютеру отправляться на задний двор для подкрепления.

— Святая Мария, мать Иисуса, — опять завопил я. — Опустите ваше оружие, прошу вас. Я сейчас выйду.

— Оставайтесь на месте, отец, — посоветовал мегафон. — Тут поблизости от вас псих-убийца. Не двигайтесь, пока мы его не схватим.

Я слышал возбужденные голоса, доносившиеся с заднего двора, потом раздался выстрел, и свирепо залаяла собака. Я подошел к двери и распахнул ее. В лицо мне ударил яркий луч света от полицейского прожектора.

— Я же вам сказал оставаться на месте! — закричал полицейский.

— Знаю, знаю. Но мой христианский долг — помочь несчастному, за которым вы охотитесь. Все мы грешники и все мы дети Божьи, все овцы стада его, сын мой.

Я медленно вышел, повторяя все банальности, которые только приходили мне в голову. Луч прожектора покинул мое лицо и теперь метался по кустам и деревьям, окружавшим мотель. Я осторожно двигался вдоль бассейна, приближаясь к своему «паккарду», и именно в этот момент натолкнулся на Мейзи Уэбстер.

— Эй, я вас где-то уже видела, — заявила она.

— Разумеется, я — отец О’Ханран и живу здесь, — бодро ответил я, стараясь побыстрее проскользнуть мимо.

— Никакой вы не отец О’Ханран, — сказала она, отпивая из стакана, с которым, похоже, вообще никогда не расставалась. — Но где-то я вас видела.

И вдруг по ее возбужденному лицу проскользнула тень воспоминания, рот распахнулся с выражением полного изумления, которое удвоилось, когда я с силой толкнул ее. Послышался звон разбитого стекла, глухой всплеск, и наступила полная тишина.

— Иисус милостивый! — завопил я. — Эта дама упала в бассейн. На помощь, дети мои. На помощь!

По-моему, полицейские все еще спорили, кому из них лезть в бассейн, чтобы выловить миссис Уэбстер, когда мой «паккард» въехал в город.