Глава 16. Во глубине времён

Круговерть цветных бликов наконец пошла на убыль, и перед глазами Ольги из всей палитры остались голубой и зелёный. Однако всё казалось расплывчатым и зыбким, пока она не поморгала несколько раз. Видимо, контактные линзы, которые с недавних пор Оля стала носить, только теперь вернулись на своё место. Сразу же всё прояснилось: над ней сияло до рези в глазах голубое небо с лёгкими пушистыми облаками, а корабль окружала со всех сторон зелёная масса.

– Ух ты, красиво… – прошептала в восхищении Даша.

– Красиво-то красиво, но, по-моему, тут что-то не так, – пробормотал Кеша.

– Точно! Не похоже, – подтвердил Равиль.

– Ну может, я слегка ошибся с местом, – засомневался Женя.

– Смотрите, голубок! – воскликнула Умка и показала пальцем на горизонт.

Оттуда по направлению к ним действительно летела какая-то птица.

– На мой взгляд, больше похоже на ворону, – через пару секунд заметил Кеша.

– Или на орла… – встревоженно добавил спустя мгновение Равиль.

– Может, кондор? Я слышала, они самые большие из летающих, – предположила Даша.

– Боюсь, даже для кондора она слишком большая. Ай! – в испуге крикнула Оля, когда со всего размаху огромное чёрное крылатое существо бросилось вниз на ребят.

Острый, громадный, почти в метр длиной, клюв раскрылся в нетерпении, круглые немигающие глаза величиной с блюдце неотрывно глядели на детей, огромные чёрные кожистые крылья распахнулись во всю ширь, чтобы мягче спланировать на них, и на самом гребне крыльев стали видны острые когти, готовые схватить свою жертву. От неожиданности и внезапности нападения наши герои успели только зажмуриться от страха и миг спустя услышали глухой удар, а затем скрежет и шум падения чего-то тяжёлого. Сработала защита летающего блюдца. Невидимый экран сделал своё дело, и недоумённое существо, так и не понявшее, что же случилось, исчезло из поля зрения в глубине зелени.

– Что?.. Что?.. Что это было? – придя в себя, спросила шёпотом Умка.

– Что угодно, но не птица! – уверенно заявил Равиль.

– Я даже не знаю, где такие птицы обитают, – задумчиво сказал Кеша.

– Может, это летающие собаки? Мы, видно, не туда попали, – предположил Женя.

– Не только не туда, но и не в то время! – воскликнула вдруг Оля.

– Что ты имеешь в виду? – переспросила Даша.

– Я имею в виду, что это был птеранодон, а они, как известно, жили сто миллионов лет назад!

– Сто… миллионов… – пробормотал Женя.

– А откуда ты, Оля, знаешь, что это был птеранодон? – спросила Умка.

– Когда я была маленькой, я мечтала стать палеонтологом, – ответила Оля.

– Это которые ископаемые кости ищут? – переспросил Равиль.

– В общем, да. Я их все по книжке выучила.

– Вот здорово! – первой пришла в себя Дашка. – Так, значит, мы динозавров увидим!

– Смотри, как бы они тебя первыми не увидели, – предупредил Кеша.

Резонность такого предположения стала понятна всем сразу, и ребята бросились к краям блюдца, чтобы осмотреться по сторонам.

– Слушайте, какая-то очень странная трава вокруг, – заметила Даша.

– Откуда ты знаешь, какая она была сто миллионов лет назад, – возразил ей Равиль.

– Да крупная она слишком… и вон там ветки видны. Разве у травы ветки есть?

– Может, когда-то давно были? – предположила Умка.

– Нет. Это не трава! – заявила твердо Оля. – Мы находимся на верхушке деревьев. Я вон землю вижу в просвете между листьями, далеко внизу.

– Я думаю, нам надо что-то срочно делать, – прошептала Умка, показывая глазами впереди себя.

Там, выкарабкиваясь из зелёной массы, появился птеранодон. Он выбрался весь, встряхнул крыльями и снова стал вглядываться в лица детей. Разинув свой костистый клюв, птеранодон издал хриплый клич.

– И как можно скорее, – подтвердил Умкины опасения Кеша. – Это чудище, по-моему, собирается снова нас атаковать.

– И не один! – крикнул Равиль. – Смотрите!

Действительно, на клич соплеменника на небе появились чёрные крылатые силуэты, быстро приближающиеся к ребятам.

– Надо улетать отсюда! – решительно сказал Равиль и отодвинул опешившего Женю от пульта управления. – Теперь я поведу. Я специально смотрел. Вот так поднимаемся вверх, а вот так поворачиваем.

Летающее блюдце послушно поднялось в небо и резко дёрнулось в сторону. Совсем невдалеке лесной массив кончался пустынным берегом океана.

– Вот здесь, я думаю, будет в самый раз! – сказал Равиль и резко посадил корабль на песок.

Ребята попадали со своих кресел, но обошлось без серьёзных травм.

– Надеюсь, ты не поломал его, – сказал недовольно Женя, потирая ушибленный бок.

– Не боись! Учись, пока я жив!

– Ну, Равиль, подожди. Мы ещё с тобой разберёмся, – заявила Оля, разминая плечо.

– А что я? Что я? Можно подумать, это я вас сюда привёз?

– Ладно, замазали, – пробормотал Кеша. – А как там наш Буруль?

– Вроде ничего, дышит. Он просил десять минут покоя, – ответила Умка.

– А сколько уже прошло?

– Не знаю, по-моему, минут пять или шесть.

– А чего ты вдруг хотела стать палеонтологом? Возиться с костями – это же так скучно! А? – спросила Дашка.

– А мне казалось, интересно. По одной косточке представить целое животное. Найти новые виды. Хотя, честно, я надеялась найти живых динозавров.

– В наше время? – удивился Кеша.

– Всё может быть. Вон, смотрите, видите, кто ползёт?

Ребята тут же прильнули к стенкам. За прозрачной стеной по песку, сноровисто поворачиваясь всей передней частью тела из стороны в сторону, проползла рыба, стремясь как можно скорее укрыться в кустах. «От кого это она убегает?», – хотел было спросить Равиль, но тут же увидел ответ на свой вопрос. Из океана высунулась и поползла по песку вслед за рыбой огромная змея. Только странная какая-то змея. Во-первых, она не ползла, а тянулась вперёд, будто её что-то выталкивало из воды. А во-вторых, у неё после маленькой на вид головы шла толстая шея, которая становилась все толще и толще, превращаясь в толстое гладкое тело, остававшееся в волнах. Голова лязгнула острыми зубами в досаде по исчезнувшей добыче и медленно ушла в воду.

– Э-э-э-это что за зверь? – тихо спросила Умка.

– Я думаю, это был ихтиозавр.

– А на суше они не охотятся?

– Насколько я знаю – нет. Хотя на суше хватало хищников и без них. Кстати, к нашему разговору о живых ископаемых, вы обратили внимание на проползшую здесь рыбу?

– Это она здорово так. Вжик-вжик – и нету! – оценил по достоинству проворство рыбы Равиль.

– Так вот, эта рыба – наш отдалённый предок. Кистепёрая рыба. Она могла жить как в воде, так и на суше. Могла дышать воздухом. Учёные считают, что именно от ей подобных и произошли все последующие виды животных: амфибии, пресмыкающиеся, млекопитающие.

– Так это когда было! Они все давно вымерли, – махнул рукой Женя.

– А вот и нет! Ещё в пятидесятых годах прошлого столетия было выловлено несколько кистепёрых рыб в Индийском океане. А потом видели в глубине и живых. Так что не все древние животные вымерли. Но если рыба смогла сохраниться столько миллионов лет, то почему бы и не найтись динозаврам? Ведь вы слышали о Лох-Несском чудовище или Огопого?

– О Лох-Несском я читал, а кто такой Огопого? – удивился Кеша.

– Говорят, странное существо, похожее на плавающего динозавра, видели в озере Оканаган, в Канаде. Его назвали Огопого. Даже приз назначили – два миллиона долларов тому, кто представит неопровержимые доказательства его существования.

– Ну и как? Кто-нибудь сумел? – поинтересовался Кеша.

– Пока нет.

– Ага! Так вот где собака зарыта! Оля два миллиона заработать хотела! – воскликнул в восторге от своей идеи Равиль.

– Смейтесь, смейтесь. Но всё может быть.

– Что может быть? – услышали вдруг ребята слабый голосок.

– Буруль? Как ты?

– Всё хорошо. Рука почти уже отросла. Видите? Правда, управлять кораблем ещё не могу. Тут нужен полный контакт с панелью. Чуть-чуть осталось. А где мы?

– По воле случая мы оказались в далёком прошлом, – ответил Женя.

– По воле случая по имени Женя… – с ехидцей сказала Умка.

– А как далеко в прошлом? – поинтересовался Бурулька.

– Мы точно не знаем. Приблизительно сто миллионов лет, на мой взгляд.

– Сто миллионов? Интересно… проверим… Нет. В моём компьютере ничего об этом времени нет. Видимо, тогда ещё не было контакта с Землей с нашей стороны. Это очень интересно! Я должен обязательно собрать как можно больше информации об этом времени.

– Может, тогда выйдем и посмотрим? – предложила Даша.

– Прекрасная идея. Я только не знаю, как выглядели люди того времени. Как нам одеться.

– Это не проблема. Тогда ещё не было людей.

– А кто же был?

– Были динозавры. Это гигантские ящеры, населявшие Землю того времени. Они царили повсюду.

– Они были разумны?

– Если ты имеешь в виду разум как у человека, то нет. Во всяком случае, так думает современная наука. Они были дикими и жестокими существами.

– В таком случае нам нужно наши скафандры укрепить, – сказал Буруль и прикрепил на спине у каждого что-то вроде рюкзачка. – Это портативный источник энергии. Он создаст нам защитный экран вокруг нашего тела. Вот так, хорошо. Нетяжело?

– Нормально. А это что? – полюбопытствовал Равиль, видя, что Буруль прикрепляет к своей здоровой руке что-то вроде фонарика.

– Это так, на всякий случай. Это хроностоп. По сути дела, это тот же луч, который мы направляли из корабля, только в миниатюре. Останавливает время на несколько мгновений на расстоянии около десяти метров от тебя, – пояснил пришелец.

– А нам такой можно? – спросил Женя, но, увидев несколько смущённое лицо Бурульки, сам и продолжил:

– Понятно. Второй Закон в действии.

 

Глава 17. Вперёд к динозаврам!

Снаружи было тепло, вернее, жарко и душно, так что, хотя их зелёные костюмы и хорошо проветривались, уже через минуту Дашкин лоб покрылся мелкими капельками пота. Идти было недалеко, и вот они уже на пороге густого тропического леса. Чаща казалась настолько дикой и неприступной, что они замялись на секунду.

– Даже жутко немного. Всё-таки миллионы лет назад… Мало ли что там? А вдруг там на каждом шагу змеи? – высказала вслух свои опасения Умка.

– Ну это вряд ли. Насколько я знаю, змеи появились на Земле на десятки миллионов лет позже. Хотя пауки или там какие-нибудь скорпионы должны быть, – сказала Оля.

– Спасибо, успокоила, – заметил Женя.

– Я вижу вон там проход в чащу, – сказала Даша, и все, глубоко вздохнув, шагнули на эту тропинку.

Очень скоро она привела их на просторную поляну. Густая трава доходила им до пояса, всюду то тут, то там виднелись пышные букеты папоротников, прячущиеся в тени огромных деревьев.

– Ой, какое смешное дерево. Всё такое колючее, и ветки, и ствол, – удивилась Умка.

– Ты таких никогда не видела? – переспросила Даша.

– Нет. А что, они и в наше время есть?

– Да, это же Мартышкин Хвост.

– Мартышкин хвост?

– Так его у нас называют. А как на самом деле не знаю.

– Это Араукария Араукана. Между прочим, в Англии оно тоже называется что-то вроде нашего: «обезьянья загадка», – сказала Ольга.

– Это почему? – удивился Равиль.

– Обезьяны же любят по деревьям лазить. А как вот она на такое дерево залезет? Загадка! – пояснила Оля.

– Такты не только динозавров знаешь, но и растения? – поинтересовался Кеша.

– Одно от другого зависит. Большинство динозавров ведь были травоядными.

– А вот это дерево даже я знаю! Видите, листья, как маленький веер. Это гинкго, – радостно сообщила Умка.

– А-а-а. Их много вокруг. Смотрите, и сосны есть! – указал на дерево Женя.

– И древовидные папоротники тоже, – в свою очередь похвасталась знаниями Даша.

– А чего это так сладко пахнет? – стала принюхиваться Умка и вскоре обнаружила источник запаха.

Это были огромные цветки на дереве с большими мясистыми листьями. Она привстала на цыпочки и притянула к себе ветку с одним из этих гигантских цветков. Из цветка, сердито жужжа от недовольства, вылетел крупный жук, отчего Умка в испуге тут же отпустила ветку.

– Это дерево – магнолия. Они и сейчас широко распространены в жарких странах, – пояснила Оля.

– Может быть, это динозавр? – тихо спросил Буруль.

Ребята обернулись к нему. Перед его лицом зависла, звеня своими перепончатыми, прозрачными крыльями гигантская стрекоза. Она во всём была похожа на наших, современных, только гораздо, гораздо больше. Длина достигала почти метр, как и крылья, которые даже трудно было увидеть – так быстро они колебались. Её голова размером с крупный кулак была снабжена огромными глазами, которые напоминали собой изогнутые в полушария пчелиные соты. Повисев неподвижно в воздухе прямо напротив Бурульки и, видимо, поняв, что выбранная жертва всё же слишком крупна, она дернулась в сторону и исчезла в кустах.

– Нет, Буруль, это не динозавр, это доисторическая стрекоза.

– Она ядовитая? – спросил Равиль.

– Не думаю. Хотя она как была, так и остаётся хищником мира насекомых.

– Эх, надо было её поймать! На память. Для коллекции, – махнул с досады рукой Равиль.

– Это было бы неправильно. Мы не должны вмешиваться в прошлое. Невозможно предугадать, как это может отозваться в будущем, – предупредил инопланетянин.

– Ты же сам говорил, что это не должно сильно влиять на будущее? – возразил вдруг Женя.

– В принципе, да. Но мы, к сожалению, не можем знать значимость каждого отдельного субъекта для истории. С точки зрения вероятности, такая возможность влияния на будущее практически равна нулю, но всё же остается очень маленький шанс, что именно данное событие каким-то образом повлияет на ход событий.

– То есть как в лотерее, – уяснил для себя Кеша.

– Что такое лотерея?

– Это игра такая. Нужно отгадать несколько цифр из сотен миллионов комбинаций. Сотни миллионов в проигрыше, но зато кому-то одному везёт по-крупному, – попыталась объяснить Ольга.

– Что ж. Вполне возможна такая аналогия. Это было моим первым возражением. А во-вторых, как вы собираетесь объяснять наличие у вас такого экземпляра? Вы же не хотите, чтобы кто-то узнал о нашем путешествии во времени? – добавил Буруль.

– Да ладно вам, это я так, пошутил, – ретировался Равиль.

– Так что же такое динозавр? – поинтересовался пришелец.

– Динозавр – в переводе на русский – ужасный ящер, это общее название для множества доисторических животных, которые относились к классу пресмыкающихся, – ответила Оля.

– А что такое пресмыкающиеся? – не унимался Бурулька.

– Это животные, большинство из которых в основном пресмыкались, то есть использовали для ходьбы все четыре конечности. В отличие от человека, использующего для передвижения две ноги. Человек относится к классу млекопитающих. Это значит животных, которые вскармливают своё потомство молоком.

– И что, все млекопитающие движутся на двух ногах?

– Нет. Только человек и человекообразные обезьяны.

– Что-то я не совсем понял, в чём же различия между пресмыкающимися и млекопитающими?

– Млекопитающие вынашивают своих детенышей, и они появляются на свет живыми, в отличие от пресмыкающихся, откладывающих яйца, в которых происходит дозревание потомства, и детёныши вылупляются на свет спустя некоторое время.

– Понятно. Тогда кто это? – сказал спокойно Буруль, указывая куда-то в вбок.

Ребята обернулись и застыли с разинутыми ртами. Прямо на них с любопытством уставился динозавр. Размером он был метров пять, стоял на четырёх ногах, толстых, как у слона, и жевал ветку с листьями.

– Ой! – вскрикнула Даша.

– Мамочки! – шепнула Умка.

– Спокойно, только не шевелитесь, – пробормотал Женя.

– Да, да, не надо резких движений, – предупредила Оля.

Динозавр оказался ближе всех к Кеше. Тот попытался, пятясь, отойти подальше, но, споткнувшись о какой-то корень, упал наземь. Динозавр шагнул вперёд и наклонился к Кеше, обнюхивая его.

– Кеша, не шевелись! И не бойся. По-моему, он травоядный, – сказала тихим, но твёрдым голосом Оля.

Почувствовав, что все ребята очень обеспокоены происходящим, Буруль подсказал:

– Нажми на кнопку, Кеша.

Тот сразу понял, что имел в виду пришелец, и, нажав кнопку на вороте своего плаща, стал невидимым. Динозавр оторопел от неожиданности, поднял голову, посмотрел по сторонам и вновь уставился на пустое место перед собой. Он явно был в недоумении, куда исчезло существо перед ним. Динозавр высунул длинный чёрный язык и попробовал пощупать пустоту. Видимо, сработал защитный экран, потому что тут же динозавр отдёрнул свой язык, отскочил в испуге в сторону и обиженно замычал: «Мо-мо-о-о-о!»

«Му-у-у!» – раздался мощный отзыв откуда-то сверху, и через секунду ребята увидели, что пальмы и кусты перед ними кренятся в стороны, пропуская на поляну другого динозавра. Этот был очень похож на первого, только намного, намного больше. Вначале показалась голова. Увидев динозавра поменьше, голова потянулась к нему из кустов. Голова продолжала двигаться по воздуху вперёд, поддерживаемая длинной-предлинной шеей, которая становилась всё толще и толще, пока, наконец, не появилась на поляне огромная туша на четырёх ногах-тумбах. Затем на поляне появился казалось нескончаемо длинный хвост. Динозавр был не меньше тридцати метров в длину. Великан обнюхал первого, теперь кажущегося маленьким, динозавра и, убедившись, что всё в порядке, поднял голову к верхушкам деревьев в поисках свежих листьев. Воспользовавшись тем, что внимание динозавров было друг на друге, Кеша встал на ноги и тихонько подошёл к друзьям. Все вместе они спрятались на всякий случай в ближайшем кустарнике.

– Кто это? – шёпотом спросил Равиль.

– Я думаю, что это аргентинозавр. Они как раз жили сто миллионов лет назад. Это и есть динозавр, Буруль.

– Мы что, в Аргентине? – удивилась Даша.

– Нет, динозавров часто называют по местам, где их нашли, но это не значит, что их не было где-то ещё.

– Аргентинозавры, как видите, были травоядными, так что для нас они безопасны.

– Я бы так смело не заявлял, – заметил Женя. – Такая туша мимо пройдёт, задавит и не заметит.

– Таким гигантам наверняка не было равных, – предположил Кеша.

– Да, они были крупнейшими из известных ныне динозавров. Это, скорее всего, мамаша, а это её ребёнок.

Аргентинозавры тем временем успокоились и разошлись по разным концам поляны, продолжая непрерывно жевать листья. Вновь наступила тишина, нарушаемая только шелестом листвы и равномерным шуршанием перетираемых зубами листьев. Невдалеке на дереве напротив них сидело небольшое мохнатое животное, деловито грызущее крупного жука. Внешне оно представляло что-то среднее между крысой и хорьком. Оно совершенно не обращало внимания на гигантов, будто их и не существовало на поляне. Съев насекомое, животное деловито облизало губки и потянулось к цветку.

– Кто это? – тихим шёпотом спросила Даша.

– Точно не могу сказать, но по внешнему виду это наш предок – млекопитающее, – так же тихо ответила Ольга.

– А можно его погладить? – спросила было Умка, но не успела услышать ответ на свой вопрос, потому что её внимание отвлёк тихий шорох раздвигаемых ветвей и горячее дыхание неподалёку.

Она бросила взгляд туда и увидела перед собой другого динозавра. Этот тоже был крупным животным – рост его был выше десяти метров. Но по его внешнему виду можно было, не гадая, сказать, что это хищник. Мощные челюсти были снабжены огромными, кривыми, острыми, как нож, зубами, жёлтые не моргающие глаза были устремлены на поляну. Динозавр стоял на могучих задних ногах, короткими передними он придерживал ветви, закрывающие вид, весь он напрягся в ожидании, даже толстый, покрытый крупными пластинами твёрдых наростов хвост не двигался. Умка повернулась к Оле, но не сказала ни слова, увидев предупреждающий знак с её стороны – палец, прижатый к губам. Пушистый зверёк продолжал жевать цветок, как вдруг, почувствовав опасность, остановился, огляделся и исчез в зарослях. Но динозавр не обратил на него никакого внимания – его взор был прикован к аргентинозаврику. Динозаврик тем временем наслаждался найденным кустом свежей зелени и спокойно очищал ветви от листьев. Он обхватывал длинным чёрным языком ветку, как петлей, притягивал её ко рту и деловито отгрызал листву. В это мгновение позади аргентинозаврика на поляну выскочил из засады нам уже знакомый гигант. Динозаврик в испуге отпрыгнул в сторону, повернулся, но не успел сделать и шагу, как перед ним возник другой гигант, точная копия первого. Вдвоём они приблизились с двух разных сторон к аргентинозаврику, готовые уже броситься на него. «Мо-о-о-о!» – промычал в ужасе динозаврик, и мать тут же откликнулась на зов. Она даже не попыталась приблизиться. Вместо этого в воздухе раздался свист, и громадный, тяжёлый хвост как хлыст ударил хищного динозавра по спине. От неожиданности и силы удара тот сразу потерял равновесие и упал на бок. Этим воспользовался аргентинозаврик и бросился бежать к матери. Динозавр, который стоял ближе к детям, бросился вслед за ним и уже готов был вцепиться в шею, как второй удар хвоста упал на него сверху, как громадный молот. Послышался грохот падения и хруст поломанных костей. Раздался дикий рёв раненого насмерть животного. Другой гигант оправился от удара, вскочил на ноги, но уже не бросился вслед за семьей аргентинозавров, которые гордо и чинно ушли вглубь леса. Гигант вместо этого подошёл к раненому товарищу, обнюхал его и с урчанием стал вгрызаться в самую незащищенную часть тела – живот. Лес оглушили истошный стон заживо съедаемого животного и торжествующий рык победителя.

– Уйдём отсюда, пока не поздно, – шепнула Даша.

– Пожалуй, нам лучше вернуться на корабль, – пробормотал Буруль, и они на цыпочках покинули лес.

 

Глава 18. Немного о генетике и эволюции

Даже вернувшись на уже ставшую родной летающую тарелку, Даша не могла успокоиться. Чувство какой-то досады и неудовлетворенности не покидало её. Синее небо уже не казалось необыкновенно ярким, да и изумрудная зелень вокруг потускнела в её глазах. Так же, скорее всего, ощущали себя и все остальные. Во всяком случае, несколько минут на корабле они провели в полном молчании.

– Оля, это кто был? Тираннозавр? – спросила Даша.

– Не думаю, насколько я знаю, тираннозавры появились на много миллионов лет позже. Скорее всего, это были гигантозавры, они как раз жили в это время рядом с аргентинозаврами. Их правильно называть гиганотозавры, но мне больше нравится гигантозавр.

– По-моему, это больше подходит, – согласился Равиль.

– Одно дело читать, а другое дело видеть своими глазами, – глубокомысленно сказал Кеша.

– Ты о чём? – спросила Даша.

– Да вот о борьбе за существование. Я читал о ней в детской энциклопедии, но не представлял себе её так. Вернее, совсем себе её не представлял.

– И тем не менее, благодаря ей мы все существуем, – тихо заметила Оля.

– А у вас на планете тоже есть такая борьба? – спросила Даша у Бурульки.

– Да, конечно. Хотя у нас никогда не было таких гигантских животных. Как я уже вам говорил, наша планета довольно скудна, так что всё на ней гораздо мельче и скромнее. И очень многие виды вместо борьбы даже объединяются вместе, взаимно помогая друг другу существовать.

– У нас тоже такое есть. Это называется симбиоз, – сказала Даша.

– Симбиоз? Первый раз слышу. Это что ещё такое? – пробормотал Равиль.

– Это взаимополезное сосуществование разных видов. Вот, например, деревья и грибы. Деревьям, у которых недостаточно развита корневая система, помогают грибы. Мицелий грибов добывает для растений воду из окружающей среды, а растения дают грибам органические вещества, – пояснила Даша. – Или пчёлы и цветы. Цветы специально создают нектар, привлекающий пчёл, для того чтобы они переносили пыльцу от одного растения в другое.

– Вот это мне не совсем понятно. Насчёт нектара ясно, из него пчёлы мёд делают, а вот на черта эту пыльцу туда-сюда таскать? – спросил Равиль.

– Чтобы ответить на этот вопрос, нужно будет залезть вглубь клетки. Вы ведь знаете, что все мы построены из множества клеток. Кстати, знаете, как она устроена?

– Да. Проходили. Клетка – это единица всего живого.

Снаружи она окружена мембраной, а внутри неё есть ядро и органеллы, – без запинки быстро и чётко ответил Женя.

– В целом, прав. Хотя и существуют исключения из этого правила, но мы сейчас не будем о них пока говорить.

– А что, есть исключения? – удивилась Умка.

– У всех правил есть исключения, – с ухмылкой сказал Кеша.

– Клетка – это как город в миниатюре, – продолжила своё объяснение Оля, – здесь есть свои цеха по переработке пищи, своя канализация, свои дороги и электростанции. Есть и центр, откуда организуется и управляется работа всей клетки. Там же хранится информация о её строении и функции. Ведь без этого клетки не смогли бы воспроизводить себе подобных.

– Знаю, знаю, ты говоришь о ДНК, – гордо оглядывая всех, сказала Умка.

– Правильно. Именно в ДНК хранится вся информация о наших белках. А РНК считывает эту информацию и переносит её из ядра к органеллам, где и происходит синтез веществ. Но сейчас речь идёт не об этом. Вопрос был о том, зачем нужна пыльца. Ведь так?

– Точно, – подтвердил Равиль.

– Как я уже сказала, вся информация о строении клетки хранится в ДНК. ДНК собирается в хромосомы. Когда клетки не делятся, хромосом не видно, а перед делением и во время него мы легко можем увидеть их.

– А зачем они нужны, эти хромосомы? – поинтересовалась Даша.

– Представь себе, что тебе нужно переезжать. Я в твоей комнате бывала. Если брать всё как есть, то наверняка что-нибудь потеряется в этом беспорядке. Поэтому мы укладываем вещи в чемоданы перед переездом. Так же и в клетке. Только для большего порядка в каждый чемодан-хромосому идут определённые вещи, чтобы легко найти нужную, если вдруг понадобится. Перед тем, как клетке поделиться, её ДНК удваивается, а затем по новым клеткам расходятся точные копии. Это понятно?

– Да, – хором сказали дети.

– Но если бы существовало только простое деление клеток, нас с вами бы не было на свете!

– Это почему же? – возмутился Равиль.

– Потому что при обычном делении – митозе – клетка создаёт свою точную копию. Все были бы одинаковые, и не было бы никакого разнообразия. Не было бы разнообразия – не было бы разных видов, не было бы эволюции, и, в конце концов, не было бы человека.

– А как же обеспечивается разнообразие? – поинтересовалась Даша.

– ДНК, как известно, это двойная спираль двух длинных-предлинных цепочек нуклеиновых кислот. В этих цепочках в виде генов записана информация. И одна цепочка соответствует другой.

– Как зеркальное отображение?

– Да. Или как две половинки одной молнии – каждому выступу и зубчику одной соответствует выемка в другой.

– Как в типографии! – воскликнул Женя и пояснил:

– Я недавно был в музее полиграфии. Так вот там узнал, что раньше на печатных станках стояли матрицы. Если на них посмотришь – чёрт-те что, ничего не поймёшь, всё наоборот, всё как-то навыворот, а если отпечатать с матрицы страницу – всё точно, как надо!

– Верно. Так вот, когда обычные клетки делятся, они получают по обе копии ДНК. Учёные ещё в девятнадцатом веке заметили, что при митозе каждая хромосома создаёт свою копию, и они расходятся по дочерним. А вот при мейозе, процессе созревания половых клеток, количество хромосом уменьшается вдвое – у человека, например, в обычных клетках 46 хромосом, а в половых 23.

– А, поняла! И когда половые клетки от родителей сливаются во время полового акта, количество хромосом восстанавливается! – догадалась Дашка. – Вот почему я и на маму похожа, и на папу.

– А почему я похож ещё и на дедушку с бабушкой, да ещё с разных сторон? – удивился Кеша.

– Дело в том, что при мейозе происходит ещё один процесс – обмен информацией. Две половинки хромосом склеиваются во многих местах между собой и меняются местами, то есть переходят из одной хромосомы в другую. И поэтому в каждой отдельной хромосомке оказываются гены и от мам и пап, от дедушек и бабушек и вообще от всех предков. А потом к этой новой хромосоме приходит другая с похожим набором генов, но от партнёра. И это, в свою очередь, приводит к ещё большему отличию следующего поколения от предыдущего. Так и обеспечивается разнообразие внутри вида. Поэтому мы так не похожи друг на друга.

– Вот вам теория Дарвина в кратком изложении, – с ухмылкой сказал Женя.

– Нет. Это не теория Дарвина. Всё, что я рассказывала до сих пор, это клеточная теория и начала генетики. Об эволюции мы ещё практически не говорили. Скажите, кто из вас знает об этой теории?

– Нам этого ещё не задавали, – оправдалась Умка.

– Я читал что-то об этом… – туманно пробормотал Кеша.

– Это теория о том, как произошли виды, – бодро сказала Даша, но потом добавила:

– Это всё, что я знаю…

– Всё с вами ясно. Нет ничего ужасного в том, что вы не знаете её. Как, впрочем, и, на мой взгляд, девяносто процентов человечества. Плохо то, что не зная деталей, не понимая сущности и не вникая, люди рассуждают о теории и даже отмахиваются от неё, как неправильной.

– Я слышал, что в теории Дарвина было много недостатков? – выразил сомнение Кеша.

– Вот-вот, об этом я и говорю. А в какой теории их нет? И что остаётся, если отвергнуть её? Вера в божественное создание всего живого за семь дней? Все эти религиозные догмы, не имеющие ни малейшего подтверждения, кроме «святой книги», якобы написанной под диктовку самого Бога. Вот уж где недостатков и ошибок на каждом шагу.

– Я согласен, что в этой книге полно недочётов, но ведь её писали люди, что с них взять. А главное – всё вокруг так сложно устроено, что даже трудно представить, что всё это могло произойти само по себе, без вмешательства Высшего Разума, – возразил Кеша.

– Конечно, гораздо проще принять, что всё создано Всевышним. И спокойнее – ведь где-то в душе теплится надежда, что там есть кто-то, кто в конце концов поможет и защитит, рассудит и воздаст по заслугам. Так и было на протяжении многих веков. Все просто верили. Но люди всегда были любознательны. Им всегда хотелось знать, что будет, а как это устроено, из чего сделано и так далее. И по мере развития человеческой любознательности стали накапливаться факты, которые трудно было уложить в общепринятую версию божественного происхождения. И Дарвин собирал эти факты по всему миру. И хотя он сам был верующим человеком, огромное количество данных его исследований говорило о другой возможности, о другом пути развития. Поэтому он ждал и накапливал свои данные целых двадцать лет, прежде чем опубликовать их. Он опасался эффекта, который его книга произведёт на мыслящих людей. Что его теория может отвернуть многих от идеи о божественном сотворении мира… И это несмотря на то, что он не первый стал говорить об эволюции.

– Нет? А кто же был первым? – удивилась Умка.

– Подобные взгляды высказывали многие, но в оформленную теорию осуществил это Ламарк. Он впервые сказал, что всё произошло постепенно, от примитивных форм жизни к более сложным.

– Тогда почему создателем современной теории считают Дарвина? – спросила Даша.

– Дело в том, что Ламарк не смог найти убедительного объяснения, почему происходит эволюция. Он считал, что в живом заложено некое стремление к совершенству, и это приводит к эволюции.

– А на самом деле?

– На самом деле эксперименты Дарвина и накопленные им во время путешествия данные приводили к совсем другим выводам.

– О каких, собственно, данных и опытах ты говоришь? – спросила Даша.

– Ладно, об этом чуть позже. А пока скажите, что будет, если всё потомство одной единственной бактерии будет выживать?

– Да ничего. Бактерии такие маленькие, их даже простым глазом не увидишь, – заявил Равиль.

– Женя, ты у нас с математикой дружишь. Подсчитай, сколько будет потомства через сутки, если известно, что бактерия в среднем делится каждые двадцать минут.

– Ну, так… а потом на три… в степени… У-у-у! Что-то очень много получается! Без калькулятора сразу и не скажешь.

– Так вот, умные люди подсчитали, что уже через месяц вся земля будет покрыта метровым слоем бактериальной слизи! – торжествуя, сказала Оля.

– Брр-р-р. Ну и примерчики у тебя, – пробормотала Умка.

– Если каждое зёрнышко пшеницы прорастёт и даст урожай, то всего через пару лет на Земле не будет ничего, кроме пшеницы! То же самое произойдёт, если прорастут все семена из шишек – ни для чего другого просто не хватит места.

– Ничего себе! А это характерно только для растений? – спросила поражённая Дашка.

– Нет, конечно. Если всё потомство бобров будет выживать, то уже через несколько десятков лет на Земле не останется лесов! И подобные примеры можно перечислять без конца.

– Ну, это чисто умозрительно. В жизни такого не происходит, – возразил Кеша.

– И да, и нет. Вы знаете, что случилось в Австралии, когда туда привезли для тамошних детей несколько кроликов на забаву? Несколько из них убежало из клетки.

– И что?

– А то, что в Австралии у кроликов не оказалось естественных врагов. Они так размножились, что уже через несколько лет правительству пришлось объявить войну кроликам – ведь они уничтожили почти все посевы!

– Ага! Я понял! Значит, выжить в дикой природе могут не все, только сильнейшие! – обрадовался Равиль своей догадке.

– Выживают наиболее приспособленные, – поправила его Ольга. – Борьба с условиями окружающей среды – один из трёх видов борьбы за существование.

– А остальные два? – спросил Женя.

– Борьба с другими видами. Ну как зайцы и волки, львы и антилопы. Но самой жестокой, самой беспощадной борьбой является борьба с себе подобными. Ведь волки могут, например, съесть не зайца, а белку или енота, зайцы же между собой борются за одни и те же продукты питания, за одни и те же подходящие для них условия внешней среды. Именно в этой борьбе гибнет самое большое количество живых существ.

– А разнообразие нужно, чтобы в борьбе было из кого выбирать… – задумчиво прошептал Кеша.

– Правильно! Вот до этого и додумался Дарвин. И на сотнях примеров он показал, что условия внешней среды вынуждают животные и растения приспосабливаться, используя подходящие к этим условиям признаки и свойства. Так происходит естественный отбор. Он и является, наряду с разнообразием, движущей силой эволюции видов. Но я вам ещё не сказала об одной движущей силе – мутагенезе.

– Муда чего? – переспросил Равиль.

– Не муда, а мутагенезе, процессе образования мутаций. Мутация – это изменение строения генов. Ведь разнообразие само по себе не может обеспечить появление новых видов.

– Почему?

– Потому что при простом разнообразии перемешиваются уже существующие гены. Как в колоде карт. Но новых карт при этом не образуется. Для этого и существует мутагенез.

– Вот его-то и создал Бог! – заявила Умка.

– Не факт. Мутации происходят сами собой. Вот скажи, когда ты много пишешь, ты совершаешь ошибки?

– Ну да, случайно бывает.

– Так и в природе. Перед делением клетки информация удваивается. Это значит, что на каждой половинке ДНК создаётся новая, соответствующая ей половинка. Но так как речь идёт о миллионах и миллионах последовательностей, с неизбежностью случайно происходят ошибки. В большинстве случаев они проходят бесследно, их находят контролирующие процесс деления белки, вырезают эти ошибки и вносят поправку. Но всё же, всё же какая-то часть ошибок проходит незамеченной. Учёные подсчитали, что в среднем происходит одна ошибка на миллион делений.

– Подумаешь. Всего одна, – разочарованно протянул Женя.

– А знаете, сколько каждый день образуется новых клеток крови у человека? Около десяти миллиардов.

– То есть около десяти тысяч ошибок в день… – пробормотал Женя.

– И это только кровь. А ведь каждый день мы слущиваем и вновь наращиваем миллиарды клеток кожи, кишечный эпителий, волосы, ногти – представляете, сколько ошибок происходит в нас только за один день!

– Как же мы живы ещё? – испуганно прошептала Умка.

– Для этого у нас существует иммунитет. Но это тема для другого рассказа, а сейчас вернёмся, как говорится, к нашим баранам. Благодаря мутациям появляются новые белки, они выполняют свои действия уже по-другому, а иногда и вообще приобретают новые функции. У существ появляются новые свойства, и если это даёт данному существу какое-то преимущество перед другими, то оно выживет и даст потомство, которому и передаст полезные признаки. Так появляются новые виды, так от простейших животных, от одноклеточных организмов за миллиарды лет произошёл человек! – закончила торжественно Оля.

Ребята захлопали в ладоши, а Даша сказала:

– Тебе, Оля, надо учителкой быть. Если бы мне так рассказывали на уроках, я бы давно уже всё знала.

Покраснев от смущения, довольная Ольга решила перевести внимание и спросила Бурульку:

– Ау вас так же происходила эволюция?

– В общих чертах, да. Я думаю, это вообще общий принцип для всех живых существ во всей вселенной. Одного я не могу понять: как такие могучие существа, как динозавры, погибли, исчезли в процессе эволюции, а такие малышки, как млекопитающие, выжили и заняли весь мир?

– Точная причина не известна. Большинство учёных считают, что это произошло из-за глобальной катастрофы – падения метеорита.

– Я видела метеорит в музее. Это такой чёрный-пречёрный камешек. Неужели из-за него могли вымереть такие гиганты? – удивилась Даша.

– Могли. Ведь метеориты бывают разными, большими и маленькими, а тот, что упал шестьдесят пять миллионов лет назад, был громадным. От него даже в земле образовался кратер размером в несколько километров, который и сейчас можно увидеть из космоса на полуострове Юкатан. Считают, что из-за этого падения в небо поднялось много тысяч тонн пыли, которые закрыли солнце на несколько месяцев, а может быть, даже лет. Солнечная энергия больше не доходила до поверхности земли и наступило всемирное охлаждение. Из-за недостатка солнца стали гибнуть деревья, а вслед за ними травоядные динозавры. Не стало травоядных динозавров – исчезли и хищные, ведь им уже не было на кого охотиться.

– А как же выжили млекопитающие?

– Вот тут-то и вступили в силу те приспособления, которые у них были, а у динозавров нет. Ведь появившись в эпоху господства динозавров, млекопитающие вынуждены были прятаться днём, а питаться и охотиться по ночам. Ночью температура была ниже, чем днём, и животным, у кого температура тела зависела от окружающей среды, было трудно функционировать – слишком много энергии надо было тратить. Поэтому динозавры были более активны днём. А у млекопитающих температура тела была постоянной и практически не зависела от внешней. Кроме того, от холода их защищал мех. По ночам они могли нападать на мелких динозавров, а у крупных разорять гнезда с яйцами, таким образом уничтожая их потомство. Так млекопитающие в течение нескольких сотен лет вытеснили динозавров. Хотя не все динозавры вымерли окончательно. Их потомки живут и сейчас, – заявила в конце Оля.

– Что? Динозавры… сейчас? – испугалась Умка.

– Да. Среди динозавров были и те, кто был покрыт перьями. Это помогало сохранить тепло в тени густой листвы, с другой стороны помогало преодолевать расстояния между ветками и деревьями. Считается, что птицы – это прямые потомки этих динозавров.

– Что, и воробушки тоже?

– И воробушки, и курочки, и орлы, и страусы.

– Да… завидую я тебе, Оля, – вдруг ни с того ни с сего сказал Женя.

– Чего вдруг?

– Так ведь у тебя мечта исполнилась – ты живых динозавров видела.

– И правда, а я об этом и не подумала, – прошептала Оля.

– Друзья! У меня пальцы выросли до нормальных размеров, а это значит, что мы можем отправляться в путь, – сказал Буруль.

– Ура! Давно пора. Куда мы теперь? – спросила Равиль.

– Я предлагаю в средние века, в эпоху Возрождения, – сказала Даша.

– Почему туда? – полюбопытствовал Кеша.

– Я видела на «Дискавери» одну передачу об инопланетянах. Так вот, там показывали картину одного художника, на которой вроде бы была изображена летающая тарелка. Этот художник жил во Флоренции, как раз в это время.

– Ну что ж, раз мы ищем следы визитов с других планет, то почему бы и нет, – согласился Женя.

– На всякий случай скажите, были ли на то время какие-нибудь известные личности? – спросил Бурулька.

– Да, конечно. Леонардо да Винчи, Микеланджело, Боттичелли… – стала перечислять Дашка, а Буруль тем временем стал проверять свой компьютер.

– Да, такие личности нам были известны. Насколько я могу судить, они были одновременно во Флоренции в 1501 году по вашему летоисчислению.

– Ну что ж, 1501 так 1501, – утвердительно сказала Оля, и все заняли свои места.

Буруль быстро задал нужные координаты и включил двигатель.

– Поехали! – крикнул Равиль, и всё закружилось перед глазами.

 

Глава 19. Флоренция

«Бурулька был прав: оказывается, и к этому можно привыкнуть», – подумал Кеша, терпеливо дожидаясь исчезновения цветовых пятен. Теперь можно было рассмотреть окрестности за пределами корабля. Они приземлились на зелёном холме, невдалеке от небольшой рощицы. Холм являлся частью горы, острыми скалами взмывавшей к небесам. Слева на соседнем предгорье были видны развалины древней крепости, по очертаниям весьма напоминавшие рисунки из энциклопедии о Римской империи. Внизу протекала речка, здесь ещё бурлящая и пенистая, а далее, ниже она становилась спокойнее и вливалась в более широкую реку, которая пронизывала небольшой город вдали. Город был обнесён крепостным валом. За пределами крепости практически не было строений, разве что несколько церквей на соседних холмах, да что-то вроде селений или отдельных усадеб неподалёку. Зато внутри крепостной стены дома, казалось, стоят один на другом, плотно прижавшись друг к другу стенами. Отсюда город казался бесконечным лабиринтом крыш, изредка перемежаемых головками церквей и каменными башнями. К городу шло несколько грунтовых дорог, по которым неспешно двигались обозы с каким-то скарбом.

– Вот это и есть Флоренция, – сказал Буруль, указывая на город.

– Прежде чем мы отправимся в город, нам надо хотя бы немного узнать о нём. Есть ли у тебя какие-нибудь данные о Флоренции этого времени? – спросила Оля у пришельца.

– В городе проживает около пятидесяти тысяч людей, что по тем временам не так уж мало. Город считается богатым. Здесь процветают торговля и самые разные ремесла. Все люди объединены в гильдии по профессиональным интересам. Управляет городом и всей областью Синьория – выборный орган из граждан города.

– Ясно. Теперь надо дождаться подходящей компании, – заключил Женя, и они стали смотреть по сторонам в поисках местных жителей.

Ждать пришлось недолго – по пыльной дороге двигалось несколько телег, гружёных товаром. На последней громоздилась огромная кипа сена, а нём блаженствовали несколько подростков. Никто из впереди идущей колонны не заметил исчезновения из вида на пару секунд ребят с этой телеги, да и сами подростки не поняли, что же с ними произошло. Они с удивлением посмотрели вокруг, щипнули себя на всякий случай и, пожав плечами, продолжили свой путь в город. А наши путешественники тем временем были готовы выйти из летающего блюдца.

– Ну что ж. Неплохо. Льняная, я думаю, рубаха, штаны, сандалии. Сойдёт, – удовлетворительно заключил Рав.

– Не знаю, не знаю. Судя по всему, в те времена ещё не придумали нижнего белья, – заметил Кеша.

– И молний тоже. Смотри, как штаны к рубашке привязаны, – показал на себя Женя.

– Знала бы моя мама, в чём мне приходится ходить… – вздохнула Умка, поправляя волосы.

– Надеюсь, здесь нам не понадобятся чакриды? – спросила Даша.

– Я думаю, что нет. И у меня приятная новость: починил главный мультитранслятор, так что нас будут понимать. Но в пределах километров десяти от корабля.

– Это хорошо! А то приклеивать каждому красную «родинку» – дело не из лёгких, – сказала Оля.

– Ну что же, в путь! – решительно заявил Равиль, и ребята весёлой гурьбой отправились в город.

Дорога заняла всего около часа. Со взрослых при въезде в город собирали пошлину, но детей пропустили беспрепятственно. Узкие грунтовые улицы сменялись просторными мощёными площадями, окружёнными церквями и дворцами – так во всяком случае казалось, ведь выглядели эти здания очень внушительно. По площади размеренно фланировали группы людей, богато одетых в шелка и бархат.

– Где-то я уже такое видела? – прошептала Умка, а Дашка воскликнула:

– Это как в старом итальянском кино «Ромео и Джульетта».

– Точно! Как красиво! Ой, погодите минутку! – крикнула друзьям Умка и умчалась куда-то в сторону.

Ребята только успели глазами проследить за ней. Она незаметно подошла сзади к одной девочке в пышном розовом платье. Девчонка сосредоточенно уплетала сладкую булку и не заметила Умки. Та дотронулась до красивой одежды, и через секунду на ней было точно такое розовое платье с бантами и лентами.

– Ну как вам? – спросила Умка, вернувшись назад.

– Очень неосторожно! – сердито сказала Оля.

– Тебе идёт, – оценил Кеша.

– Каков наш план действий? Будем искать Леонардо да Винчи? – спросил Женя.

– А как его найдёшь? Ко всем приставать, что ли? – возразил Рав.

– Давайте пока просто походим, посмотрим, послушаем, нам же спешить некуда, – предложила Даша.

В незнакомом средневековом городе было на что посмотреть. На площади расположились лотки с разнообразным товаром: здесь были ткани всех видов и расцветок, ковры, и тут же, рядом, продавались зелень и свежие овощи, а на соседнем ларьке можно было найти плетёные ивовые корзины и глиняную расписную посуду. Светило яркое солнце, и вся эта палитра красок, заливавшая площадь, была бы прекрасна, если бы настроение не портил надоедливый рой мух, на который, впрочем, никто из местных не обращал внимания.

– Надо было всё же чакриды надеть, – недовольно пробормотал Кеша, отмахиваясь от жужжания над ухом.

Только теперь ребята обратили внимание, что на площади кроме пышно одетой публики были люди и поскромнее, в простых льняных рубахах, закрытых спереди кожаными фартуками – ремесленники и их подмастерья. По запаху можно было сразу определить, к какой гильдии они принадлежат – от кожевенников пахло чем-то кислым, от ткачей – бараньей шерстью, от кузнецов пахло металлом, а от художников несло красками, замешанными на яйцах или растительном масле. В углу площади располагалась небольшая таверна. Столы были выставлены прямо на площадь в тени трёхэтажных домов. За одним из столов сидела группа из нескольких человек, по всему видно, людей одной профессии – все они были покрыты белой пылью, но, казалось, совершенно не замечали этого. Наши путешественники остановились неподалёку, прислушиваясь к громкой компании. Среди них выделялся один коренастый, угрюмый, скорее всего, черноволосый (хотя из-за пыли сразу и не скажешь) человек с искривлённым, будто слегка вдавленным в лицо носом. Несмотря на его явную молодость, все относились к нему с почтением.

– Буонарроти, скажи честно, что ты замыслил? – обратился к нему один из сидевших рядом.

– Что ты имеешь в виду?

– Что ты собираешься делать с этим бракованным Камнем?

– Во-первых, я не могу ничего сказать, пока Там не примут решение, а во-вторых, не твоего ума дело.

– И чего ты к нему так привязался. Вон Леонардо сколько просили, он не согласился, потому что понимает – Камень загублен.

– Ни черта ты не понимаешь. Смотря как взглянуть, как повернуть его, как обработать. И потом, я на этот мрамор ещё в детстве глаз положил.

– Да уж, он там столько лет валяется, может, и отсырел совсем.

– Не отсырел, я проверял.

– Так когда будет известно?

– Слушай, что ты пристал? В этой вашей Синьории никто ничего не знает, ни на что денег нет! Напрасно я вернулся сюда. Уже третий месяц сижу без дела.

В это время к столу приблизился молодой франтовато одетый человек в бархатном берете с пером:

– Извините, господа, кто из вас синьор Микеланджело Буонарроти?

– Ну я, а в чём дело? – ответил молодой человек с искривлённым носом.

– Меня прислал гонфалоньер Содерини. Он хотел бы встретиться с Вами сегодня по неотложному делу.

– Когда?

– Как можно скорее. Он собирается быть в Синьории до конца дня, но чем быстрее, тем лучше.

– Хорошо, передай господину гонфалоньеру, что я буду скоро. Лишь переоденусь для приличия.

Молодой человек с поклоном ушёл, а все стали хлопать по плечу и пожимать руку кривоносому.

– Поздравляю!

– Уверен, что это по поводу Камня!

– Давай, Буонарроти, беги!

– Спасибо. Будем надеяться, что вы правы. Если что, выпивка с меня, – сказал и откланялся.

Дети в растерянности посмотрели друг на друга.

– Неужели это и есть тот самый знаменитый Микеланджело? – с восхищённым придыханием прошептала Даша.

– Скорее всего. А что тут такого. Мы же знали, что он должен был быть во Флоренции в этот год? – спокойно сказал Женя.

– Я просто его совсем другим представляла. Больше на его Давида похожего.

– На Давида? – переспросила Умка.

– Ну да! Микеланджело – автор знаменитой скульптуры «Давид», что находится как раз здесь, во Флоренции!

– Я думаю, нам надо куда-нибудь переместиться, а то я вижу, на нас стали косо посматривать, – шепнул Кеша, увидев насторожённые взгляды посетителей таверны.

– Пошли на площадь, там мы меньше будем привлекать внимания, – предложил Буруль, и они по узкой улочке вышли на широкую площадь.

Это была, наверное, самая большая площадь города, во всяком случае, из тех, что они уже посетили. С одной стороны неё вздымался дворец, украшенный лепкой и скульптурой женщины сбоку от каменных ступенек, ведущих к массивным дверям, а позади него высилась высокая башня. Площадь была вымощена камнем, и цоканье копыт по ней громко отдавалось во всех зданиях, окружавших площадь. Здесь толпилось много людей. Внимание ребят привлекла группа, стоявшая почти в центре площади. Один из них был явно флорентиец в расшитом золотом зелёном бархатном кафтане и такого же цвета большом берете, а его окружали по виду явно иностранцы – их выдавали длинные, расписные, перепоясанные цветными платками халаты, мягкие кожаные сапожки с загнутыми носами и чалмы на головах. Флорентиец что-то оживлённо рассказывал, не обращая внимания на окружающих. Дети незаметно подошли сзади и стали прислушиваться.

– Вот, дорогие гости, как и обещал. Я вас привёл на место казни Савонаролы. Он был казнён именно здесь. Видите, следы крови.

И, увидев недоумённые взгляды приезжих, поспешил добавить:

– О нет! И это не его кровь. Его вместе с двумя приверженцами сначала повесили, а потом сожгли. Нет, эта кровь – просто напоминание об этом событии. Подумать только, прошло уже три года, а люди продолжают помнить о нём, – тут он перешёл на заговорщицкий шёпот. – В городе до сих пор полным полно его последователей. Они-то и приносят по ночам эту кровь. Её каждый день смывают, а по утру она вновь здесь.

– Послания вашего Джироламо Савонаролы дошли даже до нашего шаха. И знаете, он отозвался о них весьма одобрительно.

– Я совсем не удивлён. Послания его в целом были неплохи, хотя, на мой взгляд, он в них слегка перегнул палку, но главное – это его действия. Вы не представляете себе, как выглядела наша Флоренция при его правлении – всюду люди в белых балахонах, по ночам патрули из остервенелых юнцов… Б-р-р-р. А посмотрите вокруг сейчас? Всё вернулось назад. По-моему, сейчас даже и попышнее будет. А Савонарола… что ж, я думаю, с годами люди позабудут о нём. Мало ли таких было в истории. Попомните моё слово, через десяток лет никто и не будет знать такого имени. Ну а теперь, после того, как мы ознакомились с достопримечательностями Флоренции, прошу в мою скромную обитель. За обедом и займёмся нашими делами. – Приезжие во главе с флорентийцем ушли с площади, и ребята остались одни. Площадь опустела, видимо, на самом деле наступил обеденный час.

– Я бы тоже чего-нибудь пожевала, – призналась Умка, прислушиваясь к урчанию в животе.

– К сожалению, у нас нет местных денег… Может, стоит вернуться на корабль и подкрепиться там? – предложил Буруль.

– А что? Неплохая мысль. Я бы не прочь… – начала было говорить Умка, но её внимание отвлекла Даша, дернувшая её за рукав и глазами показавшая в сторону.

Умка бросила взгляд туда и закончила:

– Хотя, впрочем, я могу потерпеть. Мы ведь не так давно здесь и ещё столько надо узнать.

Удивившись такой перемене, Равиль оглянулся тоже. Навстречу к ним через площадь шёл… бог. Во всяком случае, так казалось – золотые кудрявые волосы молодого человека были освещены солнечными лучами сзади, и они создавали светящийся ореол вокруг красивого лица юноши. Ему было на вид около двадцати. Жёлтые, узкие панталоны, явно сшитые специально для него, плотно облегали его ноги, голубой бархатный камзол был расшит серебром, у шеи он не был застёгнут и была видна шёлковая нижняя рубашка в кружевах. У девчонок раскрылись рты, и они застыли, как заворожённые. Молодой человек почти поравнялся с ними, когда сзади на его спину обрушились удары кулаков. Его догнал коренастый подросток. Он был наголову ниже, да и выглядел явно моложе – лет пятнадцати, не больше. Тем не менее он бесстрашно бросился в атаку на оробевшего вдруг юношу.

– Отдай! Отдай, сволочь! – кричал он, вцепившись обеими руками за камзол.

– Отцепись! Отцепись, говорят! – рыкнул юноша и сбросил руки нападавшего.

Тот уже собрался снова вцепиться, как красавец вдруг отступил и сказал:

– Хорошо. Хорошо! Так бы сразу и сказал. Ты же мне мой наряд порвёшь, идиот. Вот твой золотой. Откуда мне было знать, что он твой. Забирай. Одни эти кружева дороже стоят, чем эта монетка, дурень. На! – сказал юноша и бросил монету на мостовую.

Подросток бросился вдогонку за покатившейся монеткой, а юноша, воспользовавшись мгновением, быстро улизнул с площади.

– Где он? Куда сбежал? – подскочил к ребятам подросток, подобравший наконец монету.

– Туда, – ответила Оля.

– Удрал, подлец. Ну ничего, я с ним ещё рассчитаюсь! Погоди у меня, Салаи! – крикнул вдогонку подросток.

Он был весь в поту, и от этого его загорелое лицо казалось ещё более красным и грязным.

– А в чём, собственно, дело? – спросила Даша.

– Да этот воришка пытался у меня флорин украсть. Слава богу, это не большой флорин, но всё равно это деньги. У моего мастера их не так уж много сейчас.

Мы в дороге поиздержались.

– Да он вроде не очень-то на вора похож? – высказал сомнение Женя.

– Вор он и есть вор, как его не одевай. Это всё его мастер балует. Ну, погоди у меня, любимчик Салаи! – и он потряс в воздухе поднятым кулаком.

Потом, немного успокоившись, обратил наконец внимание на своих собеседников:

– А вы, собственно, кто будете?

– Мы… тут… недавно приехали… издалека… – начал витиевато объяснять Кеша.

– А, так вы приезжие? Здорово! Небось, тоже слуги чьи-то. Хотя я, честно говоря, не просто слуга – я ученик самого Микеланджело! Пару лет назад я к нему нанялся, хотел тоже быть скульптором, но увидев, как он работает, понял – мне таким никогда не стать. По-моему, это честно. Лучше быть хорошим помощником, чем бесстыдным врунишкой, как этот Салаи. И как его маэстро Леонардо терпит.

– Какой Леонардо? – поинтересовалась Оля.

– Тот самый. Да Винчи. Это он его всё наряжает да балует. А вот Вы на служанку не похожи, – обратился мальчик к Умке.

– Она и есть наша госпожа, – поспешила ответить за неё Даша, – она дочь известного торговца.

– Умма, – сказала томно Умка и протянула ладонь мальчику.

Тот вытер рукавом нос и губы и в поклоне поцеловал руку:

– Очень приятно познакомиться, синьорина Умма. Меня зовут Пьеро. Пьеро Арджиенто. К вашим услугам.

– Мне тоже, – ответила Умка.

– Как я понял, вы только недавно прибыли. Вы в первый раз оказались во Флоренции?

– Да, я здесь впервые.

– Я бы с удовольствием показал Вам и вашим слугам весь город, но, к сожалению, я спешу – мой хозяин поручил мне купить дюжину картонов для будущей скульптуры.

– Картоны?

– Ну да… вы не знаете… Хотя, впрочем, понятно… вы дочь торговца, а не художника… Картонами называют большие листы толстой бумаги, на которых художники и скульпторы рисуют свои эскизы для будущих картин или статуй. Ведь заказчик должен знать, за что он платит деньги.

– Да-да, я слышала, что Флоренция известна своими художниками. Мне отец рассказывал о них… Леонардо Да Винчи, Микеланджело… кто там ещё?., простите, у меня с детства плохая память на имена… О ком мне говорил отец, напомни-ка, Даша?

– Боттичелли, Рафаэль, Перуджино и многие другие, – ответила с поклоном Даша.

– О да, синьорина, вы попали в город искусства!

– Мой отец сказал, чтобы, пока он занят, я познакомилась с городом и его художниками. Может, что и закажем, если отцу понравится.

– Великолепно! Жаль, у моего маэстро сейчас нет никаких готовых работ, а то бы я вам настоятельно рекомендовал его. Он ведь не только скульптор, но и художник отменный.

– Да, мы слышали, его знаменитые росписи Сикстинской капеллы, – сказала Оля.

– Вы что-то путаете. Он там не работал. Я сейчас направляюсь в боттегу за картонами, если вам по дороге, могу показать кое-что. Хотя мы в городе всего три месяца, но я уже знаю его, как свои пять! – заявил Пьеро.

– Боттегу? – переспросила Умка.

– Ну да, боттегу. Артель художников. У Вас есть немного времени, синьорина?

– До полуденной трапезы я абсолютно свободна…

– В таком случае я вас познакомлю с мастером Филлипино Липпи. Он прекрасный художник и хороший человек, что немаловажно!

 

Глава 20. Боттега

Пьеро действительно очень хорошо знал город, все его закоулки и секретные проходы. Уже минут через десять ребята оказались в большом дворе двухэтажного здания, хотя понятия не имели, как они тут оказались. Дом был построен в виде буквы П, но просторный двор между его флигелями был в настоящее время закрыт массивными деревянными воротами. Внутреннее пространство увеличивалось ещё за счёт того, что на первом этаже были лишь наружные стены да столбы, поддерживающие нависающий над двором второй этаж. В противоположном конце двора, напротив ворот, стены освещались всполохами огня, и оттуда валили время от времени клубы дыма. Здесь располагалась огромная печь с разинутым, пышущим жаром ртом. Возле неё стояли наковальни, полутораметровые железные щипцы то и дело переворачивали что-то ослепительно жёлтое под молотами, которые ритмично опускались с грохотом на плоскую поверхность. Сбоку располагались огромные кожаные мехи, с равными промежутками времени вдувавшие воздух в печь, на что та благодарно отзывалась радостным гулом и жаром пламени. С места, где стояли наши герои, увидеть, что именно ковали кузнецы, было невозможно, но сами молотобойцы привораживали взгляды – могучие торсы, освещённые красными бликами огня, казались высеченными из гранита скульптурами, ожившими на мгновение. Неподалёку от них располагались столы ювелиров, заставленные тиглями, двуручными весами с гирьками и всякого рода мелкими инструментами. Ближе к ребятам располагались скульпторы – здесь всё пространство было уставлено белыми мраморными глыбами, некоторые были ещё в виде неотёсанного камня, у других уже прорисовывались определённые фигуры. Напротив скульпторов на другой стороне двора располагались художники. С этого края пахло лаками, яйцами, маслом. У стен располагались подрамники с натянутыми холстами, но что на них изображено, нельзя было увидеть – все картины были повёрнуты лицом к стене. Широкие деревянные столы по краям уставлены всевозможными банками всех цветов и размеров и завалены большими листами бумаги. Несмотря на довольно большое пространство, двор не казался пустым, ведь он буквально кипел жизнью: каждый мастер занимался своим делом, подмастерья сновали из стороны в сторону, то ли выполняя срочные поручения мастеров, то ли просто играясь. И здесь было шумно. Правда, этот шум не вызывал раздражения, наоборот, ритмичный стук молотов по наковальне как бы задавал ритм всей мелодии двора. Им вторили частые мелодичные позвякивания ювелиров, обстукивающих свои изделия. То и дело вступали в строй глухие удары скульпторов, крошащих неподатливый камень специальными резцами, и только в углу художников было почти тихо.

– Эх, скрипку бы мою сюда… – прошептал Кеша, – я бы такую мелодию подобрал.

– А ты запоминай, потом наиграешь, когда вернёмся, – посоветовала Даша.

– А мы вернёмся?

– Что, уже соскучился?

– Да нет, просто всё это так необычно. В голове не укладывается.

Пьеро тем временем подошёл к столам художников, перекинулся парой фраз, а затем приглашающе махнул ребятам. Подойдя ближе, дети увидели, что все художники усердно работали, каждый над своей картиной. Мальчишка-слуга опрометью бросился на второй этаж, и уже через минуту оттуда спустился мужчина. Лицо его было красивым, прямой нос, умные карие глаза светили добротой, кудрявые, тёмно-каштановые волосы были припорошены на висках сединой.

– Добро пожаловать в мою боттегу, – сказал он, делая грациозный поклон Умке. – Моё имя Филлипино Липпи.

– Умма.

– Очень приятно, синьорина Умма. Мне передали, что вы интересуетесь картинами?

– Да, хотя, скорее, мой отец. Он пока занят переговорами, а мне с моими друзьями было поручено ознакомиться с городом и заглянуть к художникам.

– Вы попали как раз туда, куда нужно! Как видите, в моей боттеге занимаются многими вещами (надо же как-то выживать в наше время), но особое внимание уделяется картинам. Монастырей и церквей у нас во Флоренции очень много, и всем нужны иконы. А что бы Вы хотели заказать?

– Это не мне решать, у нас все решения принимает отец…

– Надеюсь, Вы порекомендуете ему нашу боттегу. Погуляйте, посмотрите, может, что и понравится, – сказал он и обратил своё внимание на Пьеро:

– Привет! Так это ты привёл синьорину? Молодец. Вот тебе сальдо. Что? Конечно, нет проблем. Выдайте ему две дюжины картонов для его мастера. Да, и передай своему хозяину, что сегодня я собираю небольшой кружок. Все знакомые лица: Ботиччели, Да Винчи, Козимо и многие другие.

– Спасибо, обязательно передам. Только вы же знаете моего хозяина.

– Скажи ему, что будет знатный ужин. Мне как раз доставили корзину свежей рыбы. Хватит ему затворничать. Я слышал, что вопрос решится со дня на день. Потом ему будет уже некогда.

– Его как раз вызвал гонфалоньер Содерини…

– Неужто? Тем более! Надеюсь, у нас будет прекрасный повод повеселиться. Кстати, синьорина, вы тоже можете прийти, если не заняты вечером. Заодно со всеми художниками познакомитесь. Во всяком случае с теми, что сейчас здесь во Флоренции.

– Большое спасибо за приглашение. Я обязательно передам его своему отцу.

– Ну вот и славно. Имейте в виду – мы гостям всегда рады. А сейчас прошу простить, мне надо откланяться. Масса дел, масса дел.

Две дюжины картонов, которые ему дал маэстро Липпи, оказались весьма объёмным свитком, и Арджиенто всё никак не мог справиться с ним. Ребята вызвались помочь, на что Пьеро с радостью согласился. Вскоре все, кроме Умки, несли в руках по несколько свёрнутых в трубку картонов следом за бодро шагающим впереди подмастерьем.

– И вот мы с вами выходим на площадь перед нашей Синьорией, – сказал он, показывая ребятам уже знакомую им площадь, где они встретились с ним всего около часа назад:

– Как вам нравится Корова?

– Корова?

– Да, так в народе называют эту башню. Вот эту, что за зданием Синьории. Не знаю, почему точно, говорят, из-за звука колокола. Когда в него бьют, он издаёт звук, похожий на мычание коровы. Здесь у многих башен есть клички. Ещё эта башня знаменита тем, что в ней каждый в своё время сидели Козимо Медичи, а три года назад знаменитый Савонарола. Кстати, говоря о нём, видите надпись, высеченную над дверьми Синьории? Знаете, что она гласит? Иисус Христос – Бог всех богов, Царь всех царей. Говорят, именно так ответил Савонарола, когда его попросили стать государем Флоренции. Он назвал государем Флоренции Иисуса Христа.

– Но если здесь так чтят его память, то почему же его казнили? – удивилась Даша.

– Из-за испытания огнём… Так, я вижу по вашим лицам, что вам эта история не знакома. Джироламо Савонарола вызвал большое неудовольствие Папы Римского своими речами, призывавшими к простоте и аскетизму, и он отлучил его от церкви, а заодно и всю Флоренцию вместе с её Синьорией. Но Савонарола и его последователи продолжали клеймить Папу в смертных грехах и измене делу церкви. Один из его приверженцев даже сказал, что готов пройти испытание огнём, дабы доказать, что всё, о чём говорит Савонарола, было высказано ему лично Богом в откровении. Это тут же подхватили его противники – представители францисканцев – и предложили устроить публичное состязание, но участвовать должен был сам Савонарола. Весь город пришёл в большой ажиотаж – все собрались на площади и ждали чуда. Но Савонарола так и не явился, а лишь передал, что не дело простого человека, пусть даже и пророка, вмешиваться в дела божьи. Толпа была страшно разочарована и, явно подогреваемая провокаторами, бросилась к окраине города в монастырь, где жил в то время Джироламо. Заклеймив его, как самозванца, его арестовали и посадили в эту крепость… Потом был суд, потом казнь… А надпись – это уже недавно. По приказу Содерини сделали. Гонфалоньер – мудрый человек. Он знает, как угодить и нашим, и вашим.

– Я заметила, что на многих зданиях высечены цветы. Почему? – спросила Умка, уходя от печальной темы.

– Так ведь мы же во Флоренции! Городе лилий! Вот смотрите, – и он протянул ребятам золотую монету.

На одной из сторон её была высечена лилия. Все ребята благоговейно осмотрели монетку, а Буруль даже сделал какие-то движения руками над ней, будто собираясь сделать фокус.

– Эй-эй! Поосторожней. Это большой золотой флорин. Он дорогого стоит, – сказал предупредительно Арджиенто, забирая монету назад. – Ну что вам ещё показать? Наш собор вы, конечно же, видели? – и он показал пальцем в сторону.

Там высоко в небе был виден купол красновато-коричневого цвета, разделённый на восемь частей меридианами опор. На верхушке удлинённого купола была воздвигнуто нечто вроде маленькой часовенки.

– Красиво, – одобрительно сказала Даша.

– Сам Брунеллески строил, – сказал с апломбом Пьеро, будто это имя должно было что-то значить для ребят.

В это время из здания Синьории вышла толпа граждан. Они были явно взволнованы, и радость читалась на их лицах. Один из них направился к примыкающему длинному трёхэтажному дому. Высокие арки здания создавали уютную лоджию, в тенистом пространстве которой стояло несколько скульптур и небольшой помост. Взобравшись на него, глашатай поднял руку, и на площади воцарилась тишина.

– Дорогие сограждане! Наша республика, наконец-то, после длительных дебатов приняла новую конституцию!

– Да здравствует Флоренция! Да здравствует Синьория! Да здравствует гонфалоньер Содерини! – закричала толпа.

Глашатай тем временем продолжил:

– На днях её вывесят для общего ознакомления. А сегодня объявляется праздник! Да здравствует свободная Флоренция!

Толпа отозвалась громкими выкриками и потихоньку стала рассасываться, оседая по дороге в близлежащих тавернах. Пьеро собирался уже было идти со своими новыми друзьями дальше, как из здания вышел Микеланджело. Он спустился по ступенькам, бросив при этом неодобрительный взгляд на бронзовую скульптуру женщины, мечом отрубающей голову какому-то герою. Едва он оторвал свой взор от неё, он увидел Арджиенто.

– Вот тебя-то мне и надо! Радуйся! Сегодня же мы начинаем нашего Давида!

– Замечательно! Наконец-то. А то три месяца мурыжили. Да только сегодня вряд ли удастся.

– Что такое?

– Так ведь сегодня праздник. Конституцию приняли только что. Все гуляют, – сказал Пьеро оглядываясь на бурный взрыв хохота из расположенного неподалёку злачного заведения.

– Проклятье… Может, ещё раз обмерить успеем? – сказал скульптор.

– Да мы уж пять раз обмеряли. У меня всё записано. И потом, сегодня Вы приглашены на ужин к маэстро Липпи. Он передавал, что отказа не примет.

– Некогда мне тут по ужинам гулять, ты же знаешь. Тем более теперь. За три года должен успеть, а работы – бескрайнее поле, да ещё камень бракованный…

В этот момент из здания Синьории высунулось лицо молодого человека. Он озирался по сторонам. Увидев скульптора, обрадовался:

– Маэстро! Маэстро Микеланджело! Гонфалоньер Содерини Вас срочно просит на совещание.

– Ну что ещё? Мы же вроде всё обговорили… Боюсь, ты, Пьеро, как всегда прав, сегодня нам работать не дадут. Иди домой и нагрей воду – мне искупаться надо перед тем, как идти в гости. И одежду приготовь. Ты знаешь, какую.

– Знаю, знаю, будет исполнено, – сказал радостно Арджиенто и жестом пригласил ребят следовать за ним.

По боковым улочкам они прошли сравнительно недалеко, когда Пьеро ещё раз остановился и стал часто-часто креститься напротив одной церкви, вход к которой был устлан цветами, по бокам дверей стояли пара монахов, а у их ног стояло множество восковых фигурок.

– Вот она, знаменитая наша Санта Мария, чудотворная… – восторженно прошептал он.

– Чем же она так знаменита? – вежливо поинтересовалась Оля, поняв, что Пьеро только и ждёт этого вопроса.

– Как же? Вы не знаете эту историю? Ну конечно, вы же только что приехали! Это случилось всего около месяца назад. Как видите, до сих пор приносят сюда дары. В июле один молодой человек, юноша, скорее всего из «бесноватых», но утверждать не буду, точно не знаю, оскорбил её, – и он благоговейно указал на фреску над входом в церковь.

– Как же он её оскорбил? – удивилась Даша.

– Этот юнец, по имени Ринальдечи, напился в тот вечер вдрызг. Ко всему он ещё и проигрался в пух и прах, так что при нём не нашли ни сольдо. Не знаю уж, чем Санта Мария ему так не угодила, то ли он молился ей, когда играл, то ли ещё что, но, возвращаясь домой мимо этой церкви, он схватил с земли конский навоз и запустил в неё! Он заляпал её всю, пока люди опомнились и стали хватать его. Он попытался сбежать, а когда это не удалось, он пырнул себя ножом. И вот тогда произошло первое чудо.

– Ну, какое? – нетерпеливо спросил заинтригованный Рав.

– Он не погиб! Говорят, будто чья-то небесная женская рука остановила нож юноши в сантиметре от сердца. Его, правда, через пару дней судили и повесили, но это уже потом, а в начале было чудо. – восторженно прошептал Арджиенто.

– Не хотелось бы тебя разочаровывать, но, может, это просто парнишка сам не сумел себя убить? – предположил Женя.

– Вы не понимаете… И потом это не все чудеса, что произошли тут. На все собранные пожертвования уже начинают строить новую ораторию вокруг, чтобы укрыть нашу Санта Марию от таких вот безумцев.

– Какие же ещё чудеса связаны с ней? – вежливо спросила Оля, одёргивая при этом Женю.

– Видите, как она сияет! Её очистили на следующий же день. И есть свидетели, что во время отмывания её лица вдруг оттуда взглянул на монахов сам господь Бог и улыбнулся в знак одобрения…

Пьеро пытливо посмотрел на своих приятелей и добавил:

– И, наконец, самое главное и непреложное чудо. Видите эту коричневую розочку на её венце? Так вот, раньше её не существовало вовсе! Как ни отмывали её, сколько воска было истрачено на это, но маленький кусочек дерьма прилип намертво, да не просто так, а виде розы! Вы понимаете? Этим она сама показала всем людям, что для святых, как бы их не оскорбляли, как бы в них не плевались, для настоящих святых всё это не стоит усилий и всё тщетно – их не оскорбить в их истинной святости, и даже дерьмо они могут превратить в розу!

– Да-а, это звучит убедительно, – сказала успокаивающе Даша.

– То-то же! – закончил довольный собой Ардиженто и зашагал вперёд.

Совсем скоро они подошли к небольшому двухэтажному домику.

– Добро пожаловать. Это и есть наше пристанище, – сказал Пьеро и сделал приглашающий жест.

Дети, один за другим, вошли в дом. Домик был маленький с низкими потолками и узкими оконцами, через грязные стёкла которых едва пробивалось солнце.

– Мы снимаем здесь первый этаж. Всего две комнаты. Это спальня и кухня со столовой вместе, а там за занавеской мастерская маэстро. Извините, туда не приглашаю, хозяин страшно не любит, если посторонние заглядывают к нему в святая святых.

– Так у вас не боттега?

– Нет… далеко не у всех художников есть свои боттеги. Да и потом, мой хозяин любит путешествовать.

– Пьеро, ты говоришь, что это спальня? Но здесь же всего одна кровать? Или вы спите… – пробормотала Умка, но её прервал останавливающий жест Арджиенто.

– Один момент. Раз, два, три, – ловким движением Пьеро выкатил из под кровати хозяина небольшую кровать на колесиках.

У кровати были очень короткие ножки, и потому она прекрасно помещалась под постелью маэстро.

– Это маэстро так придумал! – торжественно заявил Арджиенто, и ребятам только и оставалось, что одобрительно кивать головами.

– Кладите картоны сюда, на стол. Спасибо ещё раз за помощь. Хотите, я угощу вас вином? У нас прекрасное вино.

– Нет, спасибо, не надо! – сказала за всех Умка. – Мы пойдём, а то папаша будет искать.

– Ну что ж, не смею задерживать. Надеюсь, мы увидимся вечером?

– Не знаю точно, решение зависит от моего отца, но я постараюсь, – ответила Умка, и дети вышли на улицу. Обратная дорога в разговорах и шутках прошла незаметно, и вскорости они были возле своего уже так привычного блюдца.

 

Глава 21. Вопросы, вопросы, вопросы…

– Как всё-таки хорошо дома! – сказал довольно Женя, усевшись в своё кресло.

– Быстро же ты освоился, – заметила Дашка.

– А что? На время нашего путешествия это и есть наш дом! – поддержал товарища Равиль.

– Ладно, не спорьте. Лучше давайте, что у нас есть перекусить, – одновременно заявили Кеша и Умка.

– Я захватила утром штук десять блинов с мясом! – сказала торжественно Даша, вытаскивая из-под своего кресла небольшой пакет.

– А мне удалось припрятать несколько пирожных, картошку и пару булочек с маком, – вздохнув, протянула целлофановый пакетик Умка.

– А я просто картошку упёр! – радостно сообщил Равиль.

– Здрасьте. И что мы с ней, сырой, здесь делать будем? – спросил Кеша.

– О, здесь нет никаких проблем. У меня на корабле есть аппарат по приготовлению пищи, – сказал Бурулька.

– Плита, что ли? – удивилась Оля.

– Не совсем. Аппарат оценивает пищевые качества продукта и готовит пищу… правда, в удобном для нас виде, – ответил пришелец.

– Ну давай, попробуем, – деловито предложил Женя и протянул ему пакет с картошкой.

Буруль высыпал картошку в отверстие в стене, а сам сел за компьютер.

– Да… Это съедобно. Много полисахаридов. Жаль, почти нет белков и жиров. О! Снаружи имеется тонкая оболочка с не очень удобоваримыми веществами… Хм-м-м. Не беспокойтесь, аппарат сам произведёт необходимые действия.

– А как этот аппарат называется? – поинтересовался Кеша.

– В переводе на ваш язык что-то вроде комбайн-процессор. Видите, компьютер показывает, что уже через минуту всё будет готово.

– Ого, как быстро. Мне бы такую на кухню, – мечтательно прошептала Умка.

– Добро пожаловать. Готово! Получите, – сказал Буруль, протягивая каждому что-то вроде бледной сардельки.

Увидев насторожённые взгляды, инопланетянин продолжил:

– Смотрите. Вот с этого конца есть специальное отверстие. Оно отмечено другим цветом. Стоит сжать пальцами объект, как пища станет поступать в рот через это отверстие. Вот так, – ребята старательно повторили действия Бурульки.

– А что? Вроде нашего пюре картофельного. Жаль, только чуть тёплое оно, – сказал Женя.

– Да, и соли бы чуть-чуть, – добавила Оля.

– Комбайн-процессор готовит только из тех ингредиентов, что были в продукте. А температуру можно отрегулировать, – пояснил пришелец.

– Сойдёт и так, – успокоил его Рав, – особенно, когда голодный.

– А что с оболочкой делать? – спросила Даша, выдавив всё пюре.

– Оболочка тоже съедобна, так что мы едим всё. Но если вы не хотите, вот здесь у нас утилизатор отходов. Бросим туда, и всё распылится в атомы.

– Опасная штучка, – заметил Равиль.

– Зато никаких следов не остаётся. Это очень важно при посещении других планет.

– По поводу посещения – как тебе Флоренция средних веков? – поинтересовался Кеша.

– Интересно. В моём компьютере есть не совсем понятная информация об этом времени.

– Да, мне тоже кое-что непонятно, – перебила его Даша, – вот, например, я точно знаю, что Микеланджело расписал Сикстинскую капеллу, а его подмастерье об этом ни слуху, ни духу.

– Ты права, но и он прав. Только каждый в своём времени. В 1501 Микеланджело только начал своего Давида, а росписи он будет делать несколькими годами позже, – ответила ей Оля.

– Чёрт! Всё время забываю об этом, – сокрушённо пробормотала Даша.

– Не ты одна. Всё так реально, что воспринимаешь всё, как на самом деле, – сказал Женя.

– На самом деле и есть. Во всяком случае, в этой реальности, – добавил Бурулька.

– Ты опять со своими множественными реальностями? Ты же говорил, что это в будущем! – заметил Кеша.

– Но ведь это тоже будущее для событий, произошедших ранее, – резонно заметил пришелец.

– Ты меня совсем запутал! – сердито пробормотал Равиль.

– Полную теорию времени у нас преподают в старших группах, – извиняясь, сказал Буруль, – нам были изложены только основные моменты начального курса. За пределами корабля мы с вами живём в той реальности, которую нам задали наши предки. Поэтому мы не можем знать о других её вариантах. Но мы закладываем и будущие реальности, и от наших действий зависит, как много и какие они будут.

– Ага! Значит, только в нашей реальности мы могли все встретиться на планете Земля и отправиться в наше путешествие по времени? – догадалась Оля.

– Именно! И чем дальше в прошлое, тем меньше вариантов, ведь такое стечение обстоятельств, чтобы все они совершились именно так, чрезвычайно мало, – сказал Бурулька.

– Ты хочешь сказать, что только в нашей реальности мы могли посетить Флоренцию и познакомиться с Пьеро и Филлипино Липпи?

– Да, хотя наверное существуют и другие, где они с нами не познакомились и там события могли протекать по-другому, но мы о них практически не можем знать…

– Это замкнутый круг какой-то! Мы не можем ничего узнать кроме того, что можем узнать, – расстроилась Дашка.

– Не совсем так. Я думаю, это скорее воронка. Воронка Времени. Чем дальше вниз, тем она уже, но каждое наше действие предоставляет возможности для множества последствий, поэтому вверху, в будущем, она безгранична, – сказал Кеша.

– Но из этого безграничного будущего мы не знаем ничего, а если и узнаем, то тоже только лишь то, что случится в нашей реальности, – задумчиво возразила Оля.

– М-да-а-а. Не весёлая картинка, – грустно заключил Равиль.

– А тебе хотелось бы знать всё? – спросила Умка, – мне и моей реальности хватает.

– Х-м-м-м. Мне кажется, мне стал яснее принцип неопределённости Гейзенберга, – проболтал Женя.

– Ты это о чём? – переспросил его Кеша.

– Да я тут недавно попытался квантовую механику почитать… – ответил смущённо Женя.

– Ну ты даёшь! – восхитилась Даша.

– Ну и как? Головка бо-бо? – с ехидцей спросил Равиль.

– Честно говоря, да. Там всё так сложно, запутано. Но интересно!.. Так вот там, среди многих непонятностей, есть и принцип неопределённости.

– Так что же гласит этот принцип? – спросила нетерпеливо Умка. Она уже наелась и ей хотелось поскорее выйти из корабля.

– Что невозможно измерить точно местонахождение и скорость элементарной частицы, ведь когда мы начинаем измерять, мы воздействуем на неё, тем самым меняя её свойства. Так и с будущим. Любое наше действие меняет будущее, хотим мы того или нет.

– Над этим надо подумать… А ты, Женя, оказывается, не только компьютеры разбираешь, – сказала Оля.

– Ой, кажется поняла. Спасибо, Женя, – воскликнула Даша.

– Поняла, так нам объясни, – продолжал ёрничать Равиль.

– Я, как Женя, не могу. Я по-другому, образами. Вот для меня получается так. Мы действуем каждую секунду, и наши решения – это как рельсы. А мы в виде поезда.

Или, скорее, путеукладчика. Я его в кино видела. Представляете, чистое безграничное поле. По полю идёт путеукладчик. Это такой поезд с краном. Поезд едет по проложенным рельсам, а сам постоянно с помощью крана укладывает впереди себя новые рельсы. Так он и движется, оставляя после себя железную дорогу.

– Ну и что? – не поняла Умка.

– А то, что эта железная дорога и есть наша реальность. И мы можем двигаться только по ней. А ведь вокруг бескрайнее поле…

– Ну вы туте Женей и замутили… – сказал недовольно Кеша.

– Подождите, подождите, мы отвлеклись и так и не ответили Бурульке. А ведь он хотел что-то уточнить. Ведь так? – остановила дальнейшие разговоры Оля.

– Да, у меня было пару вопросов. Первый относится к словам Даши. Она сказала, что мы направляемся в эпоху Возрождения. Возрождения отчего?

– Даш, ты ляпнула, тебе и карты в руки, – Рав с любопытством поглядел на смутившуюся Дашку.

– Так называют это время… Точно не знаю, никогда не задумывалась. Может, от инквизиции?

– Не думаю, что это правильный ответ, – засомневалась Ольга. – Во-первых, хотя сама по себе святая инквизиция уже существовала, но в Италии она достигнет расцвета гораздо позже. Лишь в шестнадцатом веке. Насколько я помню, Джордано Бруно сожгли именно в 1600 году. И суд инквизиции над Галилеем был гораздо позже. Да, инквизиция уже была, но она была больше характерна для Испании.

– А что такое инквизиция? – продолжал допытываться инопланетянин.

– Понимаешь, в истории человечества есть и не очень приятные моменты. Это один из них. Насколько я помню, в десятом-одиннадцатом веке начались крестовые походы и священные войны. Христиане, чья религия была главной на территории Европы, боролись тогда с мусульманами, у которых было большее влияние на страны Африки и Азии. Как всегда во время войн, тогда же стали бороться со всяким проявлением искажения «правильной» веры. Для этого были организованы специальные церковные комиссии – инквизиции. Именно они рассматривали дело против данного грешника, то есть если человек не верил так как положено или не верил вообще в существующую доктрину, то его признавали еретиком. И таких отлучали от церкви, за чем, зачастую, следовало либо изгнание или изоляция, либо, в особых случаях, казнь. Конечно, это проводилось из лучших побуждений, чтобы вернуть «заблудшую овцу» в лоно церкви и ко спасению его души, но в реальности это приводило к истреблению инакомыслящих.

– Дорога в ад выложена благими пожеланиями! – глубокомысленно сказал Кеша. – Так сказал Данте Алигьери, великий поэт, кстати, живший тоже во Флоренции.

– Хорошо сказано… А мы можем его тоже встретить сейчас? – поинтересовалась Умка.

– Нет. Сейчас нет. Он жил на полтора века раньше. Но его чтут и помнят во всём мире, и, конечно же, во Флоренции.

– Оль, а Оль, получается, инквизиция играла своего рода роль естественного отбора среди людей? – спросил вдруг Равиль.

– Скорее, искусственного. Ведь при естественном отборе выживают наиболее приспособленные к данным условиям существования, а при искусственном человек выбирает среди всех качеств самые подходящие для него и стремится, чтобы именно они стали главенствующими.

– Я вообще не понимаю, зачем люди спорят? Ну имеешь ты другое мнение, и радуйся себе потихоньку, чего из-за этого с другими ругаться? – недовольно спросила Умка.

– Вот, ты, например, Умка, когда новое платье надеваешь, тебе же хочется, чтобы его оценили другие? Как для тебя обновка, так для другого – его новые мысли, идеи. Ему тоже хочется узнать чужое мнение, – объяснил Женя.

– Послушайте, но в таком случае инквизиция не поможет! Она лишь загонит все идеи в подполье, люди перестанут высказывать их вслух, но ведь они не перестанут мыслить иначе! – высказал свою догадку Равиль.

– Да, ты прав. Так и происходит. Мне кажется, человеку вообще свойственно врождённое чувство справедливости. Если что-то не так, не правильно, то у него поневоле возникает возмущение неправильным порядком, он начинает искать варианты решения и, в конце концов, находит их. Это не значит, что его решения абсолютно верны, но они всегда отличаются от ранее устоявшихся правил, – задумчиво пробормотал Кеша.

– Кеша, ты знаешь, я видела одну передачу по Дискавери. Психологи проводили эксперименты на трёхмесячных младенцах. Им показывали спектакль с участием игрушек, где одни куклы были хорошими, добрыми, а другие жадными и злыми. Позже этим младенцам предлагали выбрать для себя ту или иную игрушку. Так вот, большинство детей выбирало добрые игрушки, даже если это был волк или дракон. То есть для них важен был не внешний вид, а суть. И уже в трёхмесячном возрасте они интуитивно понимали, что такое справедливость, – поддержала друга Даша.

– Но если причиной Возрождения была не инквизиция, то что? – вернулась к прежнему вопросу Умка.

– Тогда, может быть, чума? – предположила Дашка. – Дело в том, что по всей Земле за век до этого пронеслась страшная эпидемия чумы. От неё умерла треть всего человечества!

Так, во всяком случае, говорят. Я знаю, что многие города просто вымирали под корень, и, чтобы выжить, многие уходили в изоляцию, устраивали сами себе карантин, как герои Декамерона.

– Герои чего? – переспросил Равиль.

– Декамерон. Автор Боккаччо, – с усмешкой сказал Кеша. – Там рассказы ведутся от десяти людей, спрятавшихся от чумы на одной вилле. Чтобы развлечься в своей добровольной ссылке, они решают рассказывать друг другу истории на разные темы.

– Ну и что тут смешного? – удивился Рав.

– Ты почитай, почитай, тебе понравится.

– Так вот, – вновь продолжила Даша, – я думаю, это, скорее, связано с тем, что в это время количество людей стало вновь увеличиваться. Люди стали возвращаться в брошенные дома и усадьбы, стали возрождать ремёсла, заново строить города…

– Вполне возможно… твоя гипотеза кажется правдоподобной. Жаль, что мы не можем узнать, так ли это на самом деле, – заключил Женя.

– Причин может быть множество. Это раз. А во-вторых, мы можем спросить очевидцев. Мы ведь как раз в это время и находимся, – сказала Оля.

– А что? Правильно. У них и спросим! – обрадовался Равиль.

– Мы ответили на твой вопрос? – поинтересовалась Умка у инопланетянина.

– Мне стало понятней. Теперь, если можно, второй вопрос. Что такое чудо? Арджиенто рассказывал о чудотворной фреске, но я так и не понял, в чём там чудо. Вы знаете?

– Вопрос, как говорится, на засыпку… Понимаешь, Буруль, люди называют чудом явление, которое не понятно, а потому кажется необычным или волшебным, будто не из нашего мира… – попытался объяснить Равиль.

– А ты, Бурулька, когда не знаешь или не понимаешь чего-то, что делаешь? – перебила Равиля вопросом Оля.

– Я спрашиваю у учителя, у родителей, у всех близких, и они все вместе дают мне ответ. Вернее, я прочитываю этот ответ в их сознании.

– Но вы же ведь тоже эволюционировали из более примитивных форм жизни, ведь так? – продолжала допытываться она.

– Да.

– И наверняка был момент в вашей истории, когда вы, бурули, стали понимать окружающий мир. Неужто сразу всё было правильно, без заблуждений?

– Не знаю… Вы правы, я не готов ещё быть разведчиком чужих миров. Ведь я не знаю собственную историю.

– Не расстраивайся, Буруль, это нормально. Мы тоже далеко не всё знаем. Но ответ мы всё равно ищем. Наши мозги привыкли делать логические цепочки, последовательности событий, что за чем идёт. Если такая цепочка есть, становится всё понятно, откуда и почему произошло то или иное событие. А вот когда этой цепочки не выстроить, то мы приходим к выводу о чуде, о явлении, которое не может быть объяснено с позиции разума. Понятно?

– В целом, да. Но ты не могла бы привести пример?

– Пример?.. Вот тебе пример. В сельских районах Англии существовало поверье, что если твои луга дают плохой урожай трав, а значит мало корма для скота, то нужно завести кошек в доме. Мол, кошки чудотворные, загадочные существа. Но главное, что это действительно помогало во многих случаях. Поэтому в английских деревнях очень много кошек.

– Неужто правда? – удивилась Умка.

– Вот видишь, Буруль, Умка уже готова поверить в чудо, сотворённое кошками.

– Ну а как ты это объяснишь? – обиженно спросила Умка.

– Да ты не дуйся, не сердись. Так все считали до Дарвина. Это он смог найти логические связи.

– Какие?

– Понимаешь, люди правильно заметили, что в присутствии кошек урожай клевера на близлежащих полях лучше. Но не смогли понять, почему. А Дарвин смог. Дело в том, что кошки по ночам выходят на охоту и съедают в округе полевых мышей. А мыши, в свою очередь, разоряют шмелиные гнёзда, когда строят свои норки в земле. Меньше мышей, больше шмелей, больше шмелей – лучше урожай клевера, ведь именно шмели помогают его цветкам перекрёстно опылиться. Вот так Дарвин развеял чудодейственную силу кошек.

– Как здорово! Красиво! – восхитилась Даша.

– Спасибо, Оля, теперь мне стало яснее. Но, я думаю, нам пора отправляться в город, скоро вечер, нас ждут встречи с художниками, – заключил Буруль.

 

Глава 22. Званый ужин

Солнце склонялось к горизонту, и в вечерних отблесках купола соборов Флоренции сияли особенно торжественно. В городе царил весёлый беспорядок, какой всегда бывает в праздники. По улицам фланировали толпы разряженных горожан, торговцы надрывались из последних сил, стараясь успеть продать всё, что осталось ещё в этот вечер, фыркали лошади, испуганные смешными и нелепыми нарядами шутов и яркими всполохами шутих. Весь город был украшен цветами, на подоконниках открытых настежь окон благоухали лилии всех оттенков и размеров, от дома к дому, пересекая улицы взад и вперёд, тянулись разноцветные гирлянды. У большинства домов, несмотря на то, что было ещё довольно светло, уже зажгли факелы, из каждой таверны доносилась либо музыка, либо нестройный хор подвыпивших гуляк.

Веселье было в самом разгаре, когда ребята дошли наконец к дому Филиппино Липпи. Ворота его боттеги были распахнуты, и столы выбегали из двора прямо на прилегающую площадь. Найти в такой суете знакомых было бы большой проблемой, если бы Липпи сам не наткнулся на наших героев.

– О, синьорина… Умма, если не ошибаюсь? Рад, что Вам удалось заглянуть к нам на огонёк. А где Ваш отец?

– Маэстро, извините, но мой отец уже предварительно дал согласие на другой ужин. Поэтому он и послал меня с моими друзьями, чтобы извиниться перед Вами.

– Что Вы, что Вы. Не стоит. Я понимаю. Сегодня вся Флоренция гуляет! Кстати, Вы ведь хотели познакомиться с местными художниками. Идёмте, идёмте, – позвал он их к самому длинному столу в центре двора.

За ним расположились художники. Поддерживать общий разговор за таким столом явно не было никакой возможности, и гости разбились на небольшие кучки вокруг самых именитых из них.

– Вот они, все здесь, – с плохо скрываемой гордостью сказал Филиппино, – там сидит маэстро Пьеро де Козимо, здесь ребята из боттеги Перуджино, сам он, к сожалению, далеко отсюда, а так бы обязательно пришёл, вон большая группа собралась вокруг Леонардо да Винчи, вы слышали, конечно же, о нём, а вот это мой учитель – Сандро Боттичелли, – Даша сразу обратила внимание на эту сгорбленную фигуру.

Пожилой мужчина налёг всем телом на костыль, но, казалось, не замечал этого, он был погружён в какие-то свои невесёлые мысли. Общее веселье будто обтекало его стороной, и он сидел одиноким седым утесом на берегу этой реки радости.

– Что с ним? – тихо спросила Даша.

– Разве вы не знаете? Конечно же нет, вы ведь приезжие. Здесь эту историю знает каждый… Это все из-за Савонаролы, будь он проклят. Перед тем, как к власти пришёл этот проповедник, мой учитель был самым известным и самым прославленным художником всей Тосканы, не говоря уж о Флоренции. А какие светлые, одухотворенные картины он писал! Вы бы видели…

– Мне кажется, я видела одну. Рождение Венеры, по-моему, называется, – пробормотала Дашка.

– Вот! Вы понимаете, о чём говорю! А потом пришёл этот, из ордена доминиканцев, и всё пошло насмарку. Ведь Савонароле мало было клеймить богачей и Папу Римского в роскоши и беспутстве, нет, он ещё и всё искусство взялся ставить на пути истины. И избрал себе в качестве козла отпущения моего учителя. Как он его ругал, его и его картины… А молодёжь верила. Та самая молодёжь, что сейчас стыдливо сторонится Боттичелли, тогда выбрасывала его картины на помойки, сжигала их в костре в приступе религиозного фанатизма. Я думаю, это они сами и пустили слух, будто Сандро сжигал свои картины. Бред! Боттичелли в это время лежал взаперти в своём доме, охваченный лихорадкой. Я знаю точно, навещал его как раз в то время. Так Савонароле этого было мало, он ещё и проклял моего учителя, но самое страшное – это проклятье сбылось – у моего учителя отнялись ноги… Он и сейчас, по прошествии стольких лет, всё ещё хромает. А главное – вся эта история сломала его. Он замкнулся в себе и пишет совсем другие картины… сейчас он занят эскизами к книге Данте. Если бы Вы видели эти эскизы… Это страшно, это совсем другой Боттичелли… Но самое обидное – за что? За что Джироламо так взъелся на Сандро? Ладно бы на моего отца, там было за что… Хотя, слава богу, что мой отец не дожил да Савонаролы, а то его бы точно прокляли.

– Ваш отец? – полюбопытствовала Умка.

– Да, синьорина, должен признаться, мой отец был известный гуляка и пройдоха. Художник, правда, знатный. Медичи недаром любил его. Рассказывали, что однажды отца даже заперли, чтобы он не гулял, а писал давно обещанные картины. Так Филиппо разорвал все простыни и спустился с балкона вниз, чтобы встретиться со своей возлюбленной. А когда его поймали, сказал, что не может писать без любви. Медичи сам распорядился дать ему возможность видеться с любимой, чтобы настоящие картины получались. Да, вот такой он был мой отец, – с гордостью сказал Филиппино. – Вообще, он неплохой был человек. Вот и меня официально признал, не то что беднягу да Винчи, и мастерству научил, и боттегу отдал, земля ему пусть будет пухом.

– Извините, Вы хотите сказать, что Леонардо да Винчи незаконнорождённый? – переспросил Кеша.

– Да, это все знают. Хотя по внешнему виду не скажешь, а? Хорош, неправда ли?

Выглядел художник действительно хорошо. Тронутые сединой рыжеватые волосы мягкими волнами спускались на плечи. Узкий, длинный нос лишь подчеркивал правильные черты лица. Глубоко посаженные глаза светились мудростью и добротой из-под густых, лохматых бровей. Пышная, хорошо ухоженная короткая бородка, уже наполовину седая, завершала картину. Да Винчи сидел во главе стола, окружённый толпой молодых людей, внимающих каждому его слову.

– Маэстро, правда ли, что для празднества герцога Вы создали планеты, которые двигались сами и пели хвалебные песни?

– Правда. В дни моего пребывания при дворе мне приходилось заниматься и подобными безделушками. Герцог Моро и его жена любили празднества и прочие увеселения. А планеты двигались не сами по себе, всё было сделано с помощью блоков и шарниров, управляемых людьми за сценой.

– Есть очевидцы, утверждающие, что Вы можете превращать белое вино в красное простым мановением руки.

– И это правда.

– Как же Вам это удалось? Недаром говорят, что Вам подвластны секреты чёрной магии.

– Глупости! Не смейте повторять при мне сплетни про меня! Если бы, молодой человек, больше времени уделяли науке и мастерству, то и у вас могло получится нечто подобное. Это самая обыкновенная механика, только и всего. И никаких чудес!

– Прошу прощения, маэстро. Просто о Вас рассказывают такие странные вещи, что просто в голову не укладывается.

– Вы знаете, чем отличается человек от лютни? Когда лютню трогают пальцами, она вторит музыканту и создаёт мелодию, но сама она не в силах произвести ни звука. Человек же, услышавший какие-то слухи, может, подобно лютне, передать их дальше, усилив до неимоверности, а может, если у него есть голова на плечах, подумать и постараться понять, что правда, а что просто недомыслие, или, ещё того хуже, злословие.

– Яне хотел Вас обидеть, извините меня, – пробормотал было спрашивавший, но его оттёрли от стола, и он быстро ретировался. А Леонардо даже не заметил этого. Подумав немного, Да Винчи продолжал: – Понимаете, друзья мои, всё, что я достиг, это благодаря наблюдениям за природой. Ведь в каждом живом существе великое таинство, и если проследить за ним, многие чудеса для себя можно открыть. Жаль… Жаль, что нам так мало отпущено жизни… Вот мне уже почти пятьдесят, а что я успел сделать?

– Не верю своим ушам! – вступил в разговор Филиппино. – И это говорит создатель Коня и Тайной Вечери! Уж не напрашиваешься ли ты на комплименты?

– Липпи! Как я рад тебя видеть. Я уже выпил кувшин вина, а тебя всё нет. Где ты был, старина?

– Дела, всё дела. Всех гостей надо было усадить, распоряжения отдать. Кстати, тебе ничего не нужно? Ты ведь не ешь мясного?

– Не беспокойся, дружище, я сыт, всё хорошо. А Микеланджело придёт?

– Должен был. Я уже видел его подмастерье, Пьеро Арджиенто, где-то здесь, совсем недавно.

– Я слышал, что Буонарроти получил наконец свой долгожданный заказ. Я рад за него.

– Жаль, что ты сам не согласился сделать скульптуру, – сказал Липпи.

– Уволь, нет, нет, только не это. Они меня, правда, долго уговаривали. Но скульптура – это не по мне. Посудите сами – сколь разительно отличается жизнь скульптора и художника. Скульптор трудится изо всех сил, прикладывает всю свою мощь в правильные удары, вокруг него всегда туман каменной пыли, он сам весь буквально облеплен мраморной крошкой и вечно наедине с собой, ведь ни один здравомыслящий человек не выдержит этого бесконечного стука целый день напролёт. То ли дело художник. Он одет в красивые удобные одежды, в комнате его полно света и благоухания, он окружён яркими красками, и великолепные женщины позируют ему. Он может проводить своё время, рисуя картину, в благостной беседе с друзьями и под звуки приятных мелодий. Жизнь художника спокойна и чиста, в отличие от бедного, наполовину оглохшего от собственного орудия производства скульптора, – закончил свою мысль Леонардо, и все вокруг дружно захлопали в знак одобрения.

Равиль, однако, услышал за спиной какой-то сдавленный стон и скрип зубов. Он оглянулся – за соседним столом незамеченный толпой сидел Микеланджело. Скульптор весь побагровел от гнева, и крутые желваки ходили под его впалыми щеками. Несмотря на то, что он был чисто одет после купания, его ремесло выдавала мраморная крошка, навсегда въевшаяся в волосы и бороду, делая их из чёрных блёкло-серыми. Сознание того, что в чём-то художник прав, приводило скульптора в бешенство, и он едва сдерживал себя, чтобы не вспылить. А за столом Леонардо разговор продолжался так же непринуждённо и весело.

– Маэстро, но ведь Вы прославились в Милане не только своими картинами и изобретениями. О ваших загадках и притчах ходят легенды. Конечно, мы не высший свет, как у герцога, но, может, Вы и нам расскажете что-нибудь? – попросили из толпы.

– Не стоит скромничать мой друг, поверьте мне, мои загадки и притчи лучше отгадывали и легче доходили в среде простых людей, а не вельмож. Ну раз уж вы так настаиваете, расскажу вам одну. Про художника. Жил-был один священник. Как-то в страстную субботу он обходил свой приход и разносил святую воду по домам, как водится. Проходит он мимо дома художника и думает: «Давненько этот художник мне ничего не давал на богоугодные дела. Это непорядок». А художник в это время как раз писал картину. Заходит к нему священник, оглядывает комнату и давай поливать во все углы святой водой. В том числе и на полотно изрядно попало. Художник в сердцах: «Ты зачем же мою картину водой испортил?» На что священник отвечает: «То святая вода. А значит, это дело святое. В писании сказано, сторицей возместится тому, кто святое дело делает. Понял, сын мой?» Художник ему: «Да понял я, понял». Священник ушёл, радостно потирая ладони – теперь-то художник должен будет дать ему на церковь. Проходит он под окном того художника, как вдруг оно распахнулось, и оттуда ведро холодной воды вылилось прямо на голову бедного священника. «Что ты делаешь!» – завопил тот, а художник спокойно отвечает: «Ты же сам говорил, что стократно вернётся человеку за благое дело. Вот я и возвращаю!» – дружный хохот был положительным ответом на притчу.

– Не богохульствуй, Леонардо! – прервал смех чей-то скрипучий голос.

Все обернулись – тяжело опираясь на костыль, перед ними стоял Сандро Боттичелли.

– Помилуй, Сандро, я же просто пошутил, – развел руками Да Винчи.

– Я тоже раньше шутил, видишь, до чего это меня довело! – сказал сердито Боттичелли и, круто развернувшись на костыле, отправился вон со двора.

– Ну вот, нечаянно обидел старого друга… – огорчился художник.

За столом воцарилось тягостное молчание. Чтобы развеять тишину, Липпи решил сменить тему:

– Леонардо, а что насчёт твоих загадок? Бьюсь об заклад, что я разгадаю!

– Да, да, маэстро, загадку! – стали просить все.

– Ну, хорошо. Вот вам загадка.

За столом на пару минут воцарилось напряжённое молчание, все сосредоточенно пытались разгадать головоломку. Потом Липпи тряхнул своими кудрями и с досадой произнёс:

– Ладно, твоя взяла. Не знаю.

– А можно я попробую? – тихо спросила Оля и подняла, как в школе, руку.

Все взоры устремились к ней. Порозовев от внезапного всеобщего внимания, она тихо прошептала:

– Я думаю, речь идёт о посеве. Ведь именно тогда люди бросают в землю то, что копили для пропитания.

– Молодец! Недаром говорят, устами младенца глаголет истина! – воскликнул Леонардо и радостно хлопнул в ладони:

– Кто ты, дитя моё? – Оля ещё не успела и рта открыть, как вмешался хозяин:

– Маэстро! Куда делись мои манеры? Позвольте представить Вам моих гостей. Это – синьорина Умма, дочь торговца, сегодня прибывшего из дальних стран к нам во Флоренцию, и её слуги, которым, как оказалось, палец в рот не клади.

– Леонардо. Винчи, – представился художник.

– Умма. А это мои друзья – Оля, Даша, Женя, Равиль и Кеша.

– Очень рад, очень рад, – промолвил добродушно маэстро и пожал руки детям. На мгновение он задержал ладонь Жени в своих руках и задумчиво пробормотал:

– Какое интересное лицо… Простите, простите. У художника всегда одно на уме – его картины. Так откуда же вы прибыли, дети мои? Сразу видно, что с обучением у вас обстоят дела лучше, чем здесь.

– Мы прибыли из далёкой северной страны. Из-под Москвы.

– Так вы московиты? Любопытно! Однако для иностранцев вы прекрасно владеете итальянским.

– Мой отец нанял мне учителей из самой Италии, а чтобы мне не было скучно одной, со мной учатся и мои друзья, – ответила Умка.

Ответ, видимо, пришёлся по душе Леонардо, он дружески похлопал по плечу Олю и сказал:

– Вы, видимо, большая умница. Ну что ж, проверим вашу сообразительность ещё разок. Кстати, это относится ко всем. Что вы скажете на такую загадку:

– Леонардо, так не честно, такие загадки надо решать на трезвую голову, – расстроенно буркнул Филиппино, потирая мочку уха.

Все окружающие стали согласно кивать головами, но тут вступил в разговор Кеша:

– Мне кажется, речь идёт о ночи.

– Правильно! Ну вы, ребята, и умники! Вдумайтесь, ведь это действительно так – ночью все цвета сливаются в один чёрный, а вещи становятся неразличимы без света факела. Надо будет мне побольше узнать о вашей стране, видать, головастые там люди живут. Не то что здесь.

– Не скажите, маэстро, у нас тоже множество мудрецов имеется, – возразил кто-то из толпы.

Люди раздвинулись, и стал виден говорящий. Это был молодой монах в белой рясе, скорее всего, из ордена доминиканцев.

– Без них, мудрых людей, не было бы нашей горячо любимой Флоренции: Брунеллески, Альберти, Пачоли, не говоря уж о великом Данте.

– Согласен, полностью согласен с Вами. Я не хотел никоим образом снизить достоинства отдельных представителей нашего города. Просто я хотел заметить, что если бы мы меньше обращали внимание на наши одежды, а больше на научные изыскания, то мудрость наших граждан выросла бы непомерно.

– Всё вам наука! Везде науку суёте в первую очередь. А наука – самое что ни на есть исчадие дьявола.

– Позвольте с вами не согласиться, отец мой. Не для того ли бог дал нам зрение, чтобы уметь увидеть, слух, чтобы уметь услышать, а разум, чтобы суметь понять. Не пользоваться тем, что даровано нам самим господом богом, кощунственно, не так ли?

– Это всё ваше словоблудие! Всё вывернете наизнанку, навыворот! – сердито буркнул монах и ушёл в вечернюю тень.

– Не обращай внимания, Леонардо. Эти бедные доминиканцы всё никак в себя не могут прийти после их разгрома во главе с Савонаролой. Дай им волю, мы бы опять сжигали книги да постились целыми днями. Но раз уж пошёл такой разговор, давай-ка третью загадку, ведь бог любит троицу, – закончил шуткой маэстро Липпи.

– Тебе, дорогой мой Филиппино, не могу ни в чём отказать. Вот вам ещё одна:

Со всех концов стола посыпались догадки, но Винчи лишь посмеивался и отрицательно качал головой, пока Умка не дотронулась до руки маэстро и тихо прошептала:

– Мне кажется, я догадалась.

– Давайте послушаем, что хочет сказать это дитя! – призвал Леонардо к тишине спорящих. Умка продолжала:

– Мне думается, речь идет о хлебе, который мы печём в печи. Хотя, может быть, и не хлеб, а любая другая пища, которую мы готовим там…

– Умница! Совершенно верно! – восторженно захлопал в ладоши художник. – Вы, молодые люди, заслужили награду за вашу сообразительность. Филиппино, налей им вина самого лучшего!

– Спасибо, маэстро. Нам достаточно вашей похвалы. По законам нашей страны детям пить вино не разрешено, – вставила быстро Оля.

– Замечательный порядок. Нам тоже бы надо ввести подобные законы. Многие беды могли бы избежать, кабы молодёжь не увлекалась употреблением напитков. Вот вам друзья и причина острого ума этих отпрысков – трезвость ума да знания. Но, я вижу, уже стемнело, пора бы и честь знать.

– Одну минуту, маэстро! – люди, окружившие художника, отошли в стороны, и стало видно молодого человека, сидевшего за соседним столом, обратившегося с вопросом:

– Я всё ждал момента узнать, можете ли вы объяснить один момент из «комедии» Данте. В одной из песен о рае Данте вопрошает о некоем индусе, ведущем праведную жизнь, но не знающем Христа – достоин ли он попадания в рай более, чем грешный христианин? Мне кажется, тут есть некое противоречие.

– По правде сказать, я не силен в теологических спорах.

По мне праведность стоит выше принадлежности к религии. Жаль, что уже ушел Сандро Боттичелли – он гораздо лучше меня разбирается в подобных вопросах. Хотя постойте, вон ведь рядом с вами Микеланджело! Он знает Комедию лучше многих и может вам всё разъяснить. Не так ли? – обратился Леонардо к скульптору, сидевшему до сих пор вполоборота.

Тот вдруг вскочил, как ужаленный, и рывком двинувшись от стола, крикнул:

– Что бы тебе самому не ответить? Ты же всезнайка. Вот и отвечай сам, хотя ты только на словах умелец. Сам даже Коня не сумел перевести в бронзу! – и ушёл со двора.

– Что это с ним? Какая муха его укусила? – удивился Липпи, а Леонардо, покрасневший то ли от смущения, то ли от гнева, тем не менее не дал волю своим чувствам, а тихо сказал:

– Да, видно сегодня явно не мой день… Прошу простить, но мне пора на покой, – встал из-за стола. Только теперь ребятам стало видно, какой он высокий.

– Маэстро, можно мы вас проводим? – спросила тихо Даша.

– Спасибо, дорогие мои. Я и сам хотел просить вас об этом. Здесь слишком темно, а меня очень заинтересовало Ваше лицо, молодой человек. Вы не возражаете, если я сделаю набросок? – спросил художник у Жени.

– Вовсе нет, пожалуйста, – смутился Женя.

– Спасибо Филиппино, это был чудесный вечер. Салаи, ты идёшь? – обратился Леонардо к кому-то в толпе.

– Маэстро, может, я ещё задержусь немного? – донеслось в ответ.

– А тебе не хватит?

– Вас же всё равно провожают. Да и Зороастро дома.

– Ладно. Гуляй, пока гуляется. Только не напивайся слишком, – сказал напоследок Леонардо и в сопровождении ребят ушёл из боттеги.

Шествие при свете факелов по ночной Флоренции было тревожным. В наступившей тишине их шаги гулко отдавались от каменных стен окружающих зданий, света пламени едва хватало на то, чтобы разглядеть дорогу под ногами, но Леонардо это нимало не заботило. Дорогу свою он знал прекрасно, и очень скоро они оказались у стен монастыря, расположенного почти в самом центре города. Скрипнула, распахиваясь, дверь, и Да Винчи широким жестом пригласил ребят внутрь. Художник уверенно шёл по длинным петляющим коридорам, пока, наконец, они не очутились в просторной комнате, освещённой по четырём углам большими светильниками. Из соседней комнаты высунулась лохматая голова:

– А, это ты, Леонардо? Я как раз собирался спать. Салаи не с тобой?

– Нет, он задержится.

– Как всегда. Тогда не буду запирать дверей. А кто это с тобой?

– Это мои гости издалека. Ложись спать, Зороастро, – дверь в соседнюю комнату захлопнулась.

– Добро пожаловать в мои апартаменты! – промолвил Леонардо. – Здесь у нас гостиная, там спальня Зороастро, Баттисты и Салаи, за ней комната кухарки, а моя спальня и мастерская на втором этаже. Проходите, смелее, смелее.

– Уже поздний час, нам пора домой, а то отец станет беспокоиться, – сказала Умка.

– Понимаю, я Вас задержу только на пару минут. Могу я Вас попросить сесть поближе к огню, – обратился Леонардо к Жене. – Вот здесь. Спасибо. Поверните, пожалуйста, голову чуть вбок. Стоп! Достаточно. Вот, вот так. Одну минуту, – заторопился художник и, схватив первый попавшийся лист бумаги, стал наносить на неё штрихи углём.

На глазах у детей на белом листе вдруг возникли знакомые очертания, и уже вскоре на них оттуда смотрел вполоборота Женя.

– Ну вот, для первого эскиза достаточно.

– Нам пора домой, – робко намекнула Оля.

– Да-да, конечно, извините. Когда я работаю, я забываю про время. Сейчас я распоряжусь, и Зороастро проводит вас.

– Не стоит его беспокоить, мы найдём дорогу, – успокоил художника Равиль.

– Обещайте, что завтра навестите меня при свете дня.

– С удовольствием, – ответила за всех Умка, и ребята откланялись.

 

Глава 23. В мастерской

Солнечный луч разбудил Кешу одним из первых. Тот недовольно потянулся и оторвался от уютного кресла-кровати. Все остальные, естественно, кроме Бурульки, спали. Пришелец тотчас же заметил проснувшегося мальчика:

– С добрым утром, Кеша.

– С добрым, с добрым. С-с-с, – вдруг сквозь зубы процедил Кеша. – Мне надо на улицу выйти. По маленькому.

– Пока вы спали, я модифицировал запасной аннигилятор для ваших нужд. Теперь совсем не обязательно для этого выходить наружу. Давай опробуем. Садись сюда, на это кресло, вот так. А с помощью этой кнопки создаём вокруг защитный экран. Теперь тебя не видно и не слышно.

– А это не опасно, – спросил Кеша, – в смысле, он меня заодно не аннигилирует?

– О нет, мой дорогой друг. Закончив выбрасывать свои излишки, ты нажмёшь на эту клавишу, и лишь после этого аннигилятор включится.

– Ну что ж, попробуем, – сказал Кеша и закрылся экраном.

– Ну как? – спросил Буруль, когда Кеша появился вновь перед глазами.

– Класс! И что, совсем никаких следов не останется?

– Совсем. А теперь, как я понял, тебе нужно умыться и позавтракать?

– Что, и это возможно?

– Я же не сплю, всё равно надо было чем-то заняться. Вот и постарался улучшить наш быт.

– Молодец, Бурулька. Ты парень что надо, хоть и инопланетянин. Может, ты с нами навсегда останешься?

– Кто знает, может, и останусь. Если мы не найдём, чего мы ищем.

– Да-да, ты прав. Мы должны отправиться на встречу с Да Винчи. Я думаю, пора будить наших друзей.

– Мы уже все встали, – ответила за всех Даша.

После исполнения утреннего моциона ребята позавтракали и отправились в город. День обещал был хорошим – с неба светило ласковое солнце, дул лёгкий ветерок, и воздух был полон ароматом свежескошенной травы. На сей раз Буруль быстро шёл впереди всех, пользуясь своим ручным прибором-поисковиком, в котором автоматически записывались все их маршруты.

– Минувшей ночью, пока вы спали, я попытался найти кое-какие сведения о художнике и его помощниках. О самом Леонардо очень много литературы, однако она во многом противоречива, так как в основном написана много позже. О его спутниках известно ещё меньше. Зороастро, например, это не настоящее имя, это прозвище, неизвестно кем данное Томазо Мазини. Этот Мазини, оказывается, был искусный механик, алхимик, фокусник и представитель «чёрной» магии. Кстати, что это такое?

– Люди издревле верили в существование на свете волшебников, магов, которые могут производить чудеса. Тех магов, что делали добрые волшебства, называли белыми магами, а тех, кто накликивал беды, называли чёрными магами, – попыталась объяснить Оля.

– Мне кажется, граница между белой и чёрной магией никогда не была чёткой, ведь всё зависело от интерпретации того или иного чуда, – сказал Кеша.

– О каких, собственно, чудесах идёт речь, к примеру?

– Например, исцеление от болезней путем заклинаний – это белая магия, а вот насылание тех же болезней на человека – чёрной. Маги могли внезапно появляться или исчезать на глазах у простых смертных.

– То есть и нас с вами вполне можно отнести к магам? Ведь благодаря нашим накидкам мы тоже такое можем делать? – поинтересовался для себя Буруль.

– Точно! Прошу любить и жаловать – маг первой категории Великий Рав! – продекламировал Равиль и исчез в воздухе.

– Ладно, ладно тебе. Давай, появляйся, хватит кривляться, – с усмешкой сказала Умка.

– Эх, покудесничать не дают! – промолвил Равиль, вновь появившись перед ребятами.

Так, за шутками, ребята быстро добрались до стен монастыря Аннунциаты. Перед самыми дверьми ребята застыли в нерешительности. На двери не было звонка или молотка, и на их робкий стук никто не отозвался. Но тут им повезло, как раз в это время к монастырским дверям подошел Салаи. Он был всё еще навеселе и не сразу заметил наших путешественников. Только упершись плечом в дверной косяк, он вдруг обратил внимание на детей.

– Послушайте, я, кажется, Вас где-то видел… Не помню где, синьорина, но мой глаз намётанный. Как-никак, художник, с Вашего позволения. Мы с Вами знакомы?

– Мы виделись вчера на площади, когда за вами гнался Пьеро Арджиенто.

– А, да, вспоминаю. Этот бедняга… О, да Вы не одна… Прекрасно. Ребята, помогите мне, эта проклятая дверь вечно заедает. Если бы я был таким же сильным, как маэстро, я, может быть, и не замечал этого, но… увы… давайте-ка вместе толкнем. Э-эх! – крикнул он и с разбегу врезался плечом в дверь.

Она легко распахнулась, и Салаи провалился в темноту.

– Идёмте, чего же вы там стоите. Вы ведь к маэстро пришли, не так ли? Я вас провожу, – промолвил он и прислонился к стене плечом.

Ребята зашли один за другим и застыли на пару мгновений, привыкая к темноте внутри помещения.

– Это туда по коридору. За мной. Позвольте мне держаться за Вас, молодой человек, у нас здесь полы такие кривые, всегда можно споткнуться, – пробормотал он и вцепился в локоть Жени.

Так действительно стало лучше, Салаи пошёл значительно ровнее, и уже через минуту они вошли в просторную гостиную. Теперь при свете дня её можно было разглядеть повнимательней. Большой деревянный стол стоял посередине. Вдоль него располагались скамьи и несколько стульев. За столом сидел лохматый черноволосый человек, внимательно рассматривавший какой-то чертёж. Одной рукой он вносил какие-то поправки, другой в то же время запихивал в рот что-то вроде зелёного салата. Он недовольно оторвался от своих занятий на шум, который произвёл рухнувший рядом на скамейку Салаи.

– Привет, Зороастро. Я пришёл. Вот, привёл гостей к маэстро. Сейчас я их отведу к нему, только отдохну чуть-чуть.

– Слушай, Салаи, может, тебе лучше вздремнуть. Если Леонардо тебя таким увидит, рассердится. А за гостей не беспокойся, я сам. Баттиста! Помоги тут Салаи уложить, – из соседней комнаты вышел мужчина, молча подхватил подмышки Салаи и взвалил на плечо.

По всему видно, что для них обоих это было привычным делом.

– Не обращайте внимания, с ним такое случается.

А я вас помню. Вы вчера вечером приходили с маэстро. Он у себя, в мастерской.

Поднявшись на второй этаж, они наконец-то оказались в святая святых – в мастерской. Она была просторна и светла. Сбоку у окна стоял деревянный станок с картиной, завешенной полотном, на столе валялись какие-то чертежи и рисунки, в дальнем углу комнаты у печи стоял другой столик, сплошь заставленный стеклянными колбочками и банками. В одном углу стояли книжные полки, непонятно как выдерживавшие свою ношу – стопки книг в толстых кожаных обложках. Сам художник стоял у окна и внимательно вглядывался в небо.

– А, это вы? Очень рад, очень рад. Вот, вчера после вашего ухода завершил эскиз. Как, похож? – он протянул чёрно-белый портрет Жени.

– Здорово! – восхитилась Дашка, – а что, Вы даже ночью работаете?

– Конечно. Вы знаете, ещё в детстве я задумался – ведь мы проводим во сне практически треть своей жизни. Это же такое расточительство! Сколько бы мы могли узнать и сделать, если бы не тратили это время впустую. Но ведь и не спать вредно – я пытался, ничего хорошего из этого не получилось, голова тяжёлая, не соображает, руки трясутся – нет, совсем без сна не годится. Что же делать?

– И Вы нашли решение?

– Да. Экспериментальным путем я нашёл, что для меня достаточно спать около пяти часов. Смею заметить, что у каждого человека своё ощущение времени, а потому и необходимое время сна тоже разнится. Так вот, я разработал для себя специальную схему сна – сплю пятнадцать минут каждые четыре часа. Так я выиграл огромное количество времени! И потом, в тишине ночи, когда остаёшься наедине с собой, ты принадлежишь себе полностью, и потому ты можешь сделать во много раз больше.

– Извините, маэстро, но не получается, – сказал вдруг Женя.

– Что не получается?

– При такой схеме вы не спите необходимых пять часов.

– А Вы, я смотрю, любитель численности. Похвально, молодой человек. Вы правы, под утро я всё равно ложусь ненадолго – ровно на четыре часа. Я, знаете ли, с детства не любил просыпаться по утрам. Зато вечерами не могу заснуть подолгу.

– Так Вы сова! – обрадовалась Оля, – я тоже.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, у нас считают, что все люди делятся на две категории – совы и жаворонки. Совы – те, кто могут работать по ночам, а жаворонки – люди, встающие бодро с рассветом, зато по вечерам они совершенно не способны к работе.

– Прекрасное наблюдение! Надо будет мне его записать, – он вытащил из кармана небольшой блокнотик и стал писать в нём левой рукой.

– Я тоже могу писать левой рукой, – вдруг вставил Кеша.

– Ой, простите! Очень рад, что вас это не смущает. Иногда я забываюсь и начинаю при людях писать так, а это нехорошо.

– Почему? – удивилась Умка.

– У нас считается, что левой рукой пишут лишь те, в кого вселился дьявол. А у вас не так?

– Нет. Пиши как хочешь, никого не касается. Хотя мои родители пытались меня переучить в детстве.

– И меня тоже. Может, это и неплохо. Зато теперь я владею одинаково как левой, так и правой рукой. Вот, например, наброски к картинам или личные записи я делаю левой рукой, а вот расписываю картины красками – правой. Или когда пишу официальные письма, так тоже использую правую. Кстати, о картинах. Я ведь здесь, в монастыре, поселился благодаря моему другу Липпи. Это он мне свой заказ передал для местных монахов. Хотите посмотреть?

– С удовольствием, – ответила за всех Даша.

– Прошу! – произнёс маэстро и широким жестом сорвал покрывало, скрывавшее картон.

Перед ребятами предстало удивительное полотно. В центре картины сидели две женщины, одна на коленях у другой. Обе были молоды, хотя та, что на коленях, казалась моложе. Она тянулась к вырывающемуся из рук ребёнку, который, в свою очередь, стремился погладить ягненка у его ног. Картина вызывала двойственные чувства: с одной стороны, ощущалось состояние безмятежности и торжественного покоя, с другой – какой-то неясной тревоги. Дашка вдруг отчётливо поняла, что всё в этой картине – пейзаж, краски, фигуры – говорит о том, что всё в этом мире преходяще, и это благостное спокойствие не надолго, где-то в будущем грядут перемены, а может быть, даже муки и страдания, и это понимание вызвало у неё странный восторг в душе.

– Ну как? Что скажете? – прервал наступившую паузу художник.

– Удивительно… – прошептала Даша.

– Очень интересно. Немного странно, но в этом, мне кажется, и заключена вся прелесть, – промолвила тихо Оля.

– Что ж, на это я и надеялся. Ведь картина прежде всего должна вызвать интерес, привлечь внимание, заставить человека задуматься. Жаль, не все это понимают. Эти монахи никак не могут решиться – то ли дать мне делать эту картину в данном виде, то ли нет. Но главное, что меня приводит в уныние, это косность. Я, видите ли, не исполнил их требования – не поместил на картине Иоанна Крестителя! Ну сколько можно его совать везде, где попало. Понятно, что он особо чтим здесь, во Флоренции, но это же не должно означать, что во всех картинах он должен присутствовать. А то, что он сломает здесь всю композицию, это их не волнует. Куда, куда я его здесь помещу? – Леонардо в волнении большими шагами ходил по комнате взад и вперёд.

– А может, плюнуть на них и оставить всё, как есть? – предложил Женя.

– Об этом можно только мечтать. Кто даёт деньги, тот и заказывает музыку – так говорили при дворе герцога в Милане. И это правило, увы, работает везде… – в это время в комнату вошел Зороастро. Он весь сиял от нетерпения и радости.

– Леонардо! Мне кажется, я нашёл решение! Вот! Посмотри! Что если мы крылья поставим вот так, под таким углом, – Да Винчи склонился над чертежом, который положил на стол его помощник.

– Х-м-м. Может, ты и прав… Надо всё просчитать… Дай мне пару деньков, я проверю все расчёты. Что ж, это может сработать.

– Слушай, зачем тянуть! И так уже она полгода висит без движения. Прекрасный день, ветер тот что надо, я за час-другой внесу изменения – и вперёд!

– Нет, нет, мой дорогой. Так не пойдёт. Я должен всё перепроверить. Зороастро, потерпи ещё чуть-чуть. Обещаю тебе, сегодня же я всё рассчитаю. Но не сейчас. Ты же знаешь, от меня ждут расчётов по поводу Арно. Я и так уже пропустил все сроки. Не могу больше оттягивать – в Синьории ждут моих расчётов сегодня. И с картоном надо что-то решать…

Зороастро только махнул рукой с досады и вышел из комнаты.

– Извините, маэстро, но я не совсем поняла, кто есть кто на этой картине? – спросила робко Умка.

– Это святая Анна, мать Марии, бабушка Иисуса. Мария, её дочь, у неё на коленях. Ведь даже если ты стал взрослым, тебе так хочется побыть ребёнком… особенно остро это понимаешь, когда осознаёшь, что это уже невозможно… У меня шесть лет назад умерла мать… но не будем о грустном. Сегодня прекрасный день, и мы должны выйти на природу, сделать кое-какие обмеры. Надеюсь, вы составите мне компанию?

– Мы вполне свободны до обеда, – ответила Умка.

– Я рад, что картина вам понравилась.

– А что если Вам предложить заказчикам вынести картину на общее обсуждение? Если знатоки искусств примут её, как есть – то им ничего не останется, как дать Вам согласие, – высказал идею Кеша.

– Это мысль! Очень хорошо. А если дать этому время, скажем, месяца три, а то и полгода, вообще будет замечательно. У меня появится возможность продолжить мои опыты и наблюдения… Идея хороша, но как её осуществить?.. не могу же я сам это предложить… Никколо! Я попрошу Макиавелли сделать это. А вот и он, лёгок на помине. Никколо! Как я рад тебя видеть!

В комнату вошёл твёрдой походкой молодой человек. На вид ему было около тридцати пяти, стройный, среднего роста, с тёмными, почти чёрными волосами. Короткая причёска лишь подчёркивала худобу его лица и высокий лоб. Острый взгляд его сразу же оценил обстановку в мастерской и, увидев посторонних детей, Никколо застыл в ожидании.

– Заходи, заходи, не стесняйся. Это мои новые друзья, из Московии. Не смотри, что они дети, они дадут фору многим нашим взрослым. Да вспомни-ка себя, ты был не намного старше, когда мы познакомились у Вероккьо. Не так ли?

– Леонардо! – чуть расслабившись, ответил Макиавелли. – Ты всё такой же. Твои друзья – мои друзья. Рад знакомству, – и Никколо галантно раскланялся с детьми.

Те, в свою очередь, ответили поклонами. Затем Макиавелли обратился к художнику:

– Я бы с удовольствием продолжил нашу беседу, но дела, дела. Я ведь к тебе с тем и зашёл, – сказал Никколо и протянул художнику свернутую бумагу.

– Что это?

– Это письмо от Кристофоро Коломбо. Я позволил себе снять копию для тебя. Знаю, что тебе будет интересно. Почитай на досуге, а потом выскажешь мне своё мнение.

– С удовольствием, Никколо. Кстати, мне нужна твоя помощь. Взгляни на эту картину. Что ты думаешь?

– Маэстро, ты, как всегда, великолепен. Это чудо!

– Ты бы не мог повторить это в присутствии моих заказчиков?

– Без проблем! Хотя я не думаю, что моё мнение для них будет значимо.

– А не мог бы ты в таком случае предложить им выставить этот картон на всеобщее обозрение? Может, одобрение общественности окажет на них должное воздействие.

– Непременно. Сегодня же я исполню твою просьбу.

Будь спокоен. А что насчёт расчетов по Арно?

– Никколо, обещаю тебе, сегодня же ты их получишь.

– Отлично! А то уже Содерини беспокоится. Ну пока, мне нужно бежать. Гонфалоньер так нерешителен, я всегда должен быть под рукой.

– Пока, мой дорогой. Увидимся, – Леонардо простился с гостем и закрыл за ним дверь.

Увидев, что Оля застыла в благоговении, Умка спросила у неё шёпотом:

– Кто это?

– Ты что, не узнала? Это же знаменитый Макиавелли! – страстным шёпотом ответила Оля, – великий дипломат, он же автор «Государя» и «Истории Флоренции»!

– Ну и что такого, подумаешь. Мой папа тоже книжку написал. Диссертацией называется, – прошептала, пожимая плечами, Умка.

– Как жаль, что мне никто никогда не поверит, что я виделась с такими людьми…

– Когда вернёмся, мы обязательно всё расскажем дедушке. Он поверит, – успокоила подругу Даша.

 

Глава 24. На берегах Арно

– А давно Вы, маэстро, знакомы с Макиавелли? – спросила Оля, пытаясь угнаться за быстро шагающим впереди и погружённым в свои мысли Леонардо.

– А? Что? Простите меня. Со мной это случается. Какая-то мысль овладевает тобой и ты перестаёшь замечать окружающее. Вы спросили, как давно я знаю Никколо? Его пятнадцатилетним подростком привели в мастерскую Веррокьо и дали его мне на попечение.

Он мне сразу понравился: острый, насмешливый ум, точность мыслей – всё обещало светлое будущее юноше. И вот, глядите, он секретарь Синьории, правая рука Содерини. И это несмотря на то, что впервые Никколо был избран в Совет ещё при Савонароле… Да, этот «божий пёс» Савонарола сильно изменил Флоренцию.

– Божий пёс?

– Так за глаза называют доминиканцев. Случайная, но весьма точная игра слов. Домини канес – с латыни будет переводиться Божьи псы. Недаром им вверили заведовать Инквизицией. Слава Богу, к нам не докатилась ещё эта «священная война с еретиками», но, боюсь, Савонарола был лишь слабым предвестником будущей тьмы. В Испании эта чума уже вовсю свирепствует… Кстати об Испании, у меня же есть письмо оттуда. Осторожно!!! – вдруг остановил всех Да Винчи.

– Что случилось?

– Муравьи. Дорожка муравьев. Давайте обойдём её стороной. Они ведь так стараются… Мне бы не хотелось быть десницей судьбы, безжалостно уничтожающей их, даже не замечая того.

Ребята вслед за художником старательно обошли стороной цепочку муравьёв. С этого момента Дашка стала повнимательней смотреть под ноги, ей тоже не хотелось оказаться случайной убийцей.

– Давайте остановимся вон на том зелёном холме. С него открывается замечательный вид на весь город и реку, – предложил Леонардо. – Вам стоит передохнуть, а я пока прочту письмо.

Вид с холма действительно был прекрасен. Красные черепицы городских крыш контрастировали с густой зеленью деревьев и жёлтыми холмами вокруг города. Мутные воды реки, разбившись на несколько каналов, проходили сквозь город, вновь соединяясь в единый широкий поток, уходящий куда-то за горизонт.

– Она потом впадёт в море? – спросила Умка.

– Арно? Да, но не сразу. До этого она проходит сквозь вечно непокорную Пизу. В этом то и была моя главная задумка! Ведь если соорудить некое подобие шлюзов вон там, между холмами, то можно будет управлять течением реки, её разливами, но, главное, можно будет командовать и Пизой, ведь река – её единственный источник воды… У меня давно готовы все расчёты, и у меня уже есть опыт подобных работ. Ведь в Милане мне приходилось делать гораздо более сложные проекты, но у Синьории нет денег. У них вечно нет денег! Боже, как неуютно стало во Флоренции… Удивляюсь, как они наскребли что-то для скульптуры Микеланджело.

– Вы упоминали, что Вам нужно сделать какие-то замеры? – напомнила Даша.

– Честно говоря, они у меня давно готовы. Только срок ещё не пришёл. С этими господами надо знать, когда выполнять их поручения. Сделаешь слишком быстро – не оценят, будут думать, что переплатили, сделаешь медленно – станут требовать назад свои флорины… Конечно, герцог Моро был тот ещё меценат, но, по крайней мере, при его дворе был блеск и роскошь, не то что здесь…

– Нам так не показалось. На наш взгляд, очень даже неплохо, – стал защищать город Женя.

– Вы не видели Флоренцию в её истинном блеске в прошлом веке при Медичи.

– Кстати, о Медичи, – вступила в разговор Дашка, – я слышала, что у них в музее была очень любопытная картина. Речь идёт о картине Доменико Гирландайо. Эта такая круглая картина, на ней изображена Мадонна с младенцем и Иоанном Крестителем. Вам такая картина не знакома?

– Гирландайо? Я знаком со многими его работами, ведь мы начинали почти вместе… Вспоминаю эту картину. Не уверен, что это руки самого Доменико, но, во всяком случае, из его боттеги, точно. Но что вас привлекло в ней? С художественной точки слишком типично, ничего особенного.

– Скорее всего, Вы правы. Но главное, на ней присутствует странный объект справа над плечом мадонны в небе, и в него будто вглядывается пастух, стоящий внизу со своей собакой.

– Мы предполагаем, что это инопланетный корабль, – решил высказаться Бурулька.

– Инопланетный корабль? Вы хотите сказать, что подозреваете о наличии жизни вне Земли? Да Вы настоящий еретик! Не бойтесь, не беспокойтесь, я Вас не выдам. Но какова идея! Аж дух захватило… Недаром мне сразу показалось, что вы, мои хорошие, не так просты… Корабль с чужих планет… В этом что-то есть. Надо будет на досуге обдумать хорошенько…. А что касается картины, то вряд ли мы сможем её посмотреть. После изгнания Медичи из Флоренции их дворцы были разграблены, много картин либо сожгли, либо спрятаны по тайникам… Но я помню эту картину… Да, там было нечто над левым плечом Мадонны. А справа – три вифлеемских звезды… Никогда не думал о такой интерпретации… Вы, видимо, не очень знакомы со священным писанием. Там говорилось: «… и небеса разверзлись…» Мне кажется, именно это и попытался запечатлеть художник. Небеса расходятся и становится видно ночное небо… Но что вас навело на такую странную мысль?

– Ну это так, просто предположение… – попыталась выйти из щекотливой ситуации Оля.

– Делать такие предположения могут только люди с большим запасом знаний и свободой мышления… И все у вас там, в Московии, такие?

– К сожалению, не все.

– Да, и у нас такая же картина – свободомыслящих людей можно пересчитать по пальцам. От этого, честно говоря, и руки опускаются, ведь что бы ты ни делал, чем бы ни занимался – тебя не понимают. А всё, что непонятно, выглядит подозрительно и не вызывает доверия. Сколько проектов было погублено, сколько усилий потрачено без толку. Вот вам пример. Когда я вернулся во Флоренцию, я первым делом предложил прекрасный проект – поднять баптисерию Сен Джованни. Вы наверняка видели её. Такое восьмиугольное здание в центре площади.

– Да! Да, помню! – радостно отозвалась Даша.

– Вы обратили внимание, что из-за соседних зданий оно немного теряется. А ведь прекрасное сооружение. И всего только надо приподнять его, подвести к нему несколько ступенек – и всё! У меня было всё просчитано, всё выверено. Это вполне можно было сделать, но что я услышал в ответ – похвально, замечательно, но не реально… И таким людям мы вынуждены подчиняться. За сиюминутными проблемами они не способны увидеть завтра. И это касается не только меня. Вот письмо. Никколо сразу понял его значение, поэтому и передал мне, но разве в Синьории способны увидеть большую картину?

– О чём это письмо, если не секрет? – полюбопытствовала Умка.

– Его пишет Кристофоро Коломбо. В своё время я обсуждал с Паоло Тосканелли возможность того, что Земля представляет собой шар. В таком случае появляется возможность посещения Индии, не объезжая всю Африку и затем плывя на восток, как это делалось до сих пор, а прямого путешествия строго на запад. Обогнув земной шар по периметру, можно достичь Индии гораздо быстрее. Тогда Тосканелли собирался послать наши предположения и расчёты Кристофоро, ведь он как раз собирался в своё путешествие. И вот, наконец, пришло подтверждение нашей с Паоло правоты! Кристофоро сообщает, что ему удалось достичь Индии! Значит, на самом деле Земля круглая! Тут, правда, немного странно получается. Он достиг её гораздо быстрее, чем я предполагал… Земля должна была быть больше… Но всё может быть. Попутные течения и ветра могли сильно помочь.

– Ничего странного. Колумб вовсе не достиг Индии. Он нашёл Америку, – безапелляционно заявил Равиль.

– Извините, что Вы сказали?

– Он имел в виду, что Колумб совершил ошибку, считая, что он достиг Индии. На самом деле это не так, – поспешила загладить оплошность Оля.

– И Вам это известно откуда? Вы хотите сказать, что вести в Московию поступают быстрее, чем сюда, в Италию? И при чём тут Америка? Что такое Америка?

– Рав, кто тебя тянул за язык? – сквозь зубы прошептала Оля.

– А чего, это же правда! – сердито прошептал в ответ Рав и спрятался за спины друзей.

– Может быть, мы и не правы, но по нашим сведениям, Христофор Колумб открыл новый континент, который он ошибочно принял за Индию. Этот континент назвали Америкой, в честь Америго Веспуччи, который тоже открыл его, – попыталась разрядить обстановку Даша.

– Америго Веспуччи? Он-то каким боком там оказался? Он же банкир! Уехал в Испанию вести дела банкирского дома Медичи, но при чём тут открытия? Я прекрасно его знаю ещё по Флоренции, он же почти мой одногодок, мы часто встречались раньше. Да, он увлекался морями, картографией, но, насколько я знаю, никогда и не мечтал выйти в море. Вы ничего не путаете?

– Ну кто мы такие, чтобы что-то утверждать? Ведь мы просто дети, а что с детей взять, – ушёл от ответа Кеша.

– Вы очень странные дети… Я таких не встречал. И ходите всегда без взрослых… Кстати, когда я могу познакомиться с Вашим отцом? – спросил Леонардо у Умки.

– Сегодня же. Он как раз собирался навестить Вас после обеда, – быстро ответила Умка.

– Ну что ж, буду ждать с нетерпением, – произнёс художник, но продолжал подозрительно оглядывать ребят.

– Какая прекрасная птица! – переменила тему Оля. – Как величественно она парит.

– Это коршун. Он находит подходящий поток воздуха и держится на нём, как корабль на волнах. А теперь смотрите, смотрите! Он что-то нашёл там, в траве, – Да Винчи тут же переключил своё внимание на птицу.

Коршун действительно высмотрел себе добычу, сложил крылья и камнем полетел к земле, ещё секунда-другая – и он разобьётся! Умка невольно вскрикнула от испуга, но перед самой землёй коршун вдруг резко расправил крылья, поджал под себя и распушил хвост, выставил вперед когтистые лапы и схватил ими на бреющем полёте что-то серое и пушистое. Несколько резких взмахов крыльев – и коршун взлетел снова в ввысь и скрылся за холмом.

– Не могу к этому привыкнуть, – в восхищении прошептал Леонардо, – с детства наблюдаю за ними и не могу насмотреться. Но недалёк тот день, когда и я вот так же взлечу над этими холмами… Мечта о полёте у меня с младенчества. Я думаю, неспроста. Ведь моё первое воспоминание о детстве связано с птицей. По-моему, это был как раз коршун. Я лежал в кроватке, на балконе, и тут большая чёрная птица пролетела прямо над моим лицом и коснулась крылом моих губ. Я до сих пор помню это ощущение…

– На чём же Вы собираетесь в полёт? – спросила с любопытством Умка.

– Т-с-с-с! Я соорудил птицу! Я всё продумал. Если вы, друзья, задержитесь на несколько дней, то, может быть, будете свидетелями моего полёта. Осталось несколько фрагментов. Перепроверить передаточный механизм, прочность креплений. На днях меня навестит мой друг математик Пачоли, он ещё раз проверит мои расчёты, и тогда…. тогда я, наконец, окажусь в небе. И все эти мелкие людишки, которые не могут ничего увидеть дальше своего носа, вся эта чванливая аристократия, ничего не понимающая в науке, все эти мракобесы, вершащие суд над людьми от имени Бога, все они увидят и изумятся могуществу человека!

– Вы соорудили птицу? – удивился Женя.

– Я много чего придумал за свою долгую жизнь, молодой человек. И несколько вариантов птиц в том числе. Одна из них должна плавно лететь по воздуху, как орёл, но ей нужен разбег или подходящий поток воздуха, а другая сможет подниматься ввысь прямо с места.

– Как вы смогли всё это придумать?

– Придумывать ничего не надо, надо всего лишь понаблюдать за природой. Всё уже создано, и создано удивительно точно. Вот, возьмите этот опавший лист дерева и бросьте его в воздух. Видите, видите, как он падает на землю, закручиваясь в воздухе по спирали? Его тянет к земле, но на его поверхность оказывает сопротивление воздух, и это противодействие двух сил и вызывает такое завихрение. Но если найти источник энергии, который мог бы раскрутить этот лист ещё быстрее, то он бы не упал на землю, а, наоборот, поднялся вверх! Вот так по аналогии с природой и я создаю свои аппараты.

– А крыльями ваша машина машет?

– Да. Именно это я и должен перепроверить – хватит ли сил у человека на то, чтобы воспроизвести полёт птицы. Всё дело в правильном соотношении поверхности крыла и общей тяжести аппарата и человека. Надеюсь, здесь мне поможет правило «золотого сечения».

– Золотого сечения? – не поняла Умка.

– Его называют по-разному: магическим, волшебным, божественным, но мне нравится золотое. Не могли бы Вы одолжить мне вашу ленту, сеньорита? – попросил Да Винчи.

– Пожалуйста, – ответила Умка и протянула ему ленту со своей головы.

– Большое спасибо. Вот видите. Это целая лента. Её можно разделить на две неравные части. Как вы сами понимаете, вариаций может быть множество, но лишь одно обладает интересной закономерностью. Если мы разделим его в этой точке, то соотношение длинного и короткого участка будет таким же, как соотношение длинного отрезка и целой ленты. Теперь давайте нарисуем с помощью этой ленты пятиконечную звезду. Вот так. Видите, у правильной пятиконечной звезды места пересечения граней происходят как раз в точках золотого сечения.

– Ну и что, подумаешь. Совпадение, – сказал небрежно Равиль.

– Отнюдь. Как оказалось, о нём знали ещё египтяне и древние греки, Евклид описал эту пропорцию в своих «Началах», и её широко использовали в строительстве. Здание, построенное с учётом этих пропорций, кажется нам гораздо более гармоничным. Лука Пачоли в своё время попросил помочь ему с иллюстрациями к его книге об этой божественной пропорции. Оказывается, она присутствует практически везде, не только в размерах Парфенона и египетских пирамид, но, главное, и в живой природе – в распределении ответвлений и листьев на дереве, в строении спиральных раковин моллюсков, в расположении лепестков цветов, даже в пропорциях человеческого тела. Я много лет занимался анатомией и знаю, о чём говорю. Я в своё время создал модель идеальной фигуры человека, человека, у которого все размеры соответствуют этой пропорции.

– Это вы о человеке, вписанном в квадрат и круг? – уточнил Женя.

– Вам и это известно? – поразился Леонардо.

– Мы видели этот рисунок у Вас в мастерской, на столе, – поспешила успокоить художника Оля.

– Мне очень приятно, что я смог заинтересовать своими набросками таких интересных собеседников, как вы. Знаете что, давайте-ка вернёмся в мастерскую… Обычно я держу свои изобретения в секрете, но вам мне почему-то хочется их показать. Провидение не напрасно свело меня с вами. Я ещё никогда не встречал таких образованных детей.

 

Глава 25. Святая святых

Вернувшись в монастырь Аннунциаты, Леонардо первым делом хотел угостить своих гостей. Однако в комнатах не было ни души.

– Куда они все запропастились? – недовольно пробормотал художник. – Ну кухарка, понятно, ушла на рынок, самое время для этого, но где Салаи, Баттиста, Зороастро? Когда надо, никого не застанешь. Ну да ладно, буду потчевать вас, чем Бог послал, – сказал Леонардо и стал выставлять на стол всё, что смог найти на кухне – хлеб, разнообразную зелень, пару видов сыра, мёд, орехи.

– Прошу к столу! Мы с Зороастро не употребляем мясного, а вот где вчерашняя рыба, ума не приложу. Небось, с утра Салаи постарался, – извиняясь за скромный стол, пригласил ребят художник.

– Что Вы, не стоило так беспокоиться, мы хорошо позавтракали, – ответила Оля, но ребята тем не менее быстро уселись вокруг стола.

– А я проголодался! И от картошечки бы не отказался! – заявил Равиль.

– Или варёной кукурузы! – подхватила Умка.

– Что вы сказали? Мне не знакомы такие вещи. Это едят? – переспросил с удивлением Леонардо, и ребята сразу же поняли, что опять попали впросак.

– Вы не дома! – резко оборвала их Оля, а Женя попытался объяснить:

– Это у нас, там, на Севере, есть такие культуры. Сюда их ещё не завезли.

– А что, у них даже картошки нет? – шёпотом спросила Умка.

– Ни картошки, ни кукурузы, ни помидоров. Колумб только-только открыл Америку, а ведь все эти растения были завезены оттуда, – прошептала Оля в ответ.

– Оль, всё-таки хорошо много знать, – тоже шёпотом похвалила подругу Дашка.

– Да уж, по крайней мере, не мешает.

– Попробуйте хлеб с сыром! Класс! – посоветовал Кеша и показал под столом большой палец.

Ребят не надо было долго упрашивать, и, на радость гостеприимного Леонардо, они весело стали уплетать за обе щёки.

– А вы что не кушаете? – обратился художник к Бурульке, на что вместо него быстро ответил Женя:

– А он вообще мало ест. Только раз в день.

– Х-м-м. Бывает. Ну что, подзаправились? Теперь попрошу минутку внимания. Поклянитесь, что всё, что вы сейчас увидите, вы сохраните в строжайшей тайне!

– Клянёмся! – хором отозвались дети, после чего Леонардо подошёл к задней стене комнаты и дернул за верёвку, свисавшую с потолка.

Тотчас же плавно и неслышно стена поднялась назад и вверх, и перед глазами ребят открылась огромная комната, раза в три-четыре больше той, где они только что были. В комнате стояло несколько столов, заваленных книгами и чертежами, множество деревянных конструкций стояло то тут, то там, с потолка свисали верёвки и крюки, на которых держались самые разные предметы: светильники, огромные листы бумаги, куски тканей, зеркала и что-то вроде крупной лупы. Дальний угол комнаты был закрыт занавеской, разделяя помещение на две неравные части.

– Вот это да! – восхитился Женька.

– Вот здесь мы и творим, на самом деле, – гордо заметил Леонардо. – Там, снаружи, это всего для общей публики и для заказчиков, а сюда я прихожу работать по-настоящему. Здесь, можно сказать, кухня настоящей науки.

– Но почему Вы держите всё это в секрете? Разве вашим соотечественникам не будут интересны Ваши опыты и открытия? – спросил Кеша.

– Молодой человек, как вы наивны. Нашей знати ничего, кроме красочных волшебных феерий, и не надо, их не интересует, как я придумываю их, как мы создаём их из ничего, сколько усилий и размышлений требуют эти увеселения. Они думают только о развлечениях, и им не интересны ни наука, ни её результаты. Церковники только и ищут повода обвинить меня в ереси, а что подразумевать под нею? Да всё, что они не могут понять своими куриными мозгами! Простые люди видят во мне чернокнижника, ведь даже такая ерунда, как разноцветное пламя, внезапно возникающее из вылитого вина, вызывает у них страх, ведь это непонятно, а значит – чёрная магия! Хотя это этот фокус может сделать любой мальчишка.

– Кстати, маэстро, как вы это делаете, если не секрет? Я бы очень хотел научиться, – поспешил вставить Равиль.

– Увы, мой юный друг. Это дело опасное, поэтому я не могу раскрыть секрета. Да и без практики можно получить серьёзные увечья. Вот, видите, следы ожогов на руках? Это мои неудачные эксперименты. Скажу только, что для этого фокуса вам будут нужны котелок, масло, огонь и вино. Сущая безделица, но даже она не посильна для умов моих современников. Что же говорить о серьёзных вещах? Но кто меня бесит больше всех, так это наши философы. Ведь для них реально только то, что было изобретено или сказано тысячи лет тому назад древними греками или римлянами. Они предпочитают логику эксперименту, философствование практике, умозрение наблюдениям над природой. Математика и механика им кажется слишком приземлёнными, слишком практичными, они предпочитают размышлять о сути существования и составлять логические курьёзы. Вот поэтому-то я (да и не только я один) вынужден держать в секрете свои находки до лучших времён.

– Если всё это так печально, то почему же этот период называют эпохой Возрождения? – спросил Кеша.

– Эпоха Возрождения? Первый раз слышу. Возрождения от чего?

– Вот и нам это интересно, – поддержала друга Оля.

– По этому поводу у нас даже возник спор – это возрождение от церковного засилья или от эпидемии чумы? – уточнила Даша.

– Ну, от церковного засилья, как вы сами видите, мы ещё далеко не избавились, да и, боюсь, не скоро ещё это произойдет. А что касается чумы… настоящий её разгар был лет сто – сто пятьдесят назад, хотя и после этого были небольшие вспышки… вполне возможно, ведь только к настоящему времени количество людей приходит к прежнему уровню. Мне доводилось видеть церковные списки умерших в то страшное время – сотни, тысячи людей сгорели в кострах… Могу я предложить свою гипотезу?

– Конечно, мы об этом только мечтаем! – с радостью отозвалась Оля.

– Мне кажется, этот термин может быть связан с возрождением интереса к античному времени. Мы с вами в начале нового века, а вот в начале прошлого общее внимание стали привлекать труды Платона, Аристотеля. Стало модно рассуждать, как Сократ или Диоген, появились целые школы, проповедовавшие античные науки и литературу. А тут, и весьма кстати, подоспели раскопки римских и греческих статуй, что повлекло за собой небывалый интерес к древнему искусству… Многие даже успели нагреть руки на этом. Сами посудите, как это могло случиться, что в течение десятка лет практически у каждого знатного человека оказались «подлинные» шедевры древних? Мне из достоверных источников известно, что даже Микеланджело приложил к этому руку… Ну да не мне судить его за это. Каждый выживает, как может… Если бы спросили меня, я бы предпочел скульптуру, изваянную Буонарроти, этим кастрированным греческим героям… – видя недоумённые взгляды ребят, художник продолжил: – Вы меня поражаете! В каких-то вещах вы чрезвычайно образованы, а многие очевидные вещи вам не знакомы. Римляне, когда покорили Грецию, изуродовали их статуи, обрубив им их мужские достоинства. Видите ли, у греков идеалом мужской красоты считался крепкий мужчина с хорошо развитыми и выраженными мужскими принадлежностями, а у сторонников платонической любви это вызывало оторопь и смущение. Не нравится – так исправим! – решение простое и примитивное. Никто из них и не подумал о том, что это произведения искусства другого народа. Кто победил, тот и устанавливает законы – таков закон истории, ничего не попишешь. Но, возвращаясь к вашему вопросу, могу предложить эту версию – такое название дают из-за возрождения античной культуры.

– Мне бы хотелось, чтобы культура и наука правили миром, – промолвила Даша.

– Согласен с Вами и рукой, и сердцем. Мир был бы намного лучше и чище, если бы было так. Однако миром правят страх и жажда наживы, а не кисть и не научный опыт. А мы, учёные, как нищие с протянутой рукой, вынуждены просить милости у власть предержащих.

– Но я слышал, Вы сами создавали много орудий войны? – возразил учёному Женя.

– Странно, не правда ли? Я, боящийся раздавить простого муравья, создаю оружие, способное уничтожить сотни людей! Но это правда, я не отрицаю. Меня самого долго мучало такое раздвоение. Пока я не нашёл решения. Ведь хорошие деньги дают отнюдь не за картины или изваяния, а на войну. Потому что война кажется единственным реальным способом победить свой страх перед соседом, страх за свои владения, страх за свою жизнь, в конце концов. Стань могущественным, и тебя самого станут бояться соседи, ты сможешь безбоязненно наращивать своё богатство и жить припеваючи. Но без новых устрашающих видов оружия этого благоденствия не достичь. Поэтому-то и бросают властители на военные цели громадные средства, поэтому-то и мы, учёные, пользуемся их покровительством. И при угрозе войны первой жертвой всегда является искусство…

– В каком смысле жертвой? – переспросила Умка.

– В самом прямом. Вчера вечером Микеланджело во всеуслышание обвинил меня в том, что я не сумел перевести в бронзу громадную конную статую в Милане. Что я мог возразить? Ведь это так. Хоть в этом и нет моей вины. Я проработал и метод отливки (ведь ничего подобного ещё в мире не делалось – таких громадных скульптур ещё никто не пытался вылить в бронзе единовременно, а не по фрагментам), и создал уже гипсовые модели, всё было готово, но для такой гигантской скульптуры необходимо огромное количество бронзы – почти девяносто тонн, что даже для богатейшего Милана оказалось непосильным. Мы вынуждены были годами копить и собирать бронзу со всех концов Италии. И вот, когда уже оставалось лишь начать плавку, пришла война, и вся бронза пошла на изготовление пушек… А главное, бесполезно, война всё равно проиграна, и в город пришли французы. Мне довелось видеть, что они сотворили стой глиняной копией, стоявшей на площади для общего обозрения – они сделали из неё мишень!

– А Вы, маэстро, не пытались восстановить, воссоздать заново? – со слезами на глазах спросила Даша.

– Увы, мои дорогие. Это уже никому не нужно. Сфорца изгнан из Милана, победителям памятник прошлым местным героям вовсе не нужен, да и время прошло. Знаете знаменитую поговорку – в одну реку не войдёшь дважды. Вот так и с искусством. Ведь создаёшь что-то новое на вдохновении, вкладывая в произведение всю свою душу и мысли, и потому повторить это во второй раз уже невозможно: другое время, другое состояние души, другие мысли заполняют голову. Да и не люблю возвращаться к прежнему. Я могу скопировать свои картины, но это будут всего лишь копии, в них не будет вложено столько души, сколько в первоисточник, и поэтому они всегда будут оставаться копиями. Ведь каждое произведение – это своего рода открытие, а ведь открытия делаются только один раз. Наверное, поэтому я и забросил кисть.

– Вы хотите сказать, что больше не будете рисовать? – удивился Кеша.

– Честно говоря, да. Вот только закончу с последним заказом – переведу с картона на алтарь «Святую Анну», и всё… Как вам это объяснить? Знаю, что говорят про меня злые языки, мол, Леонардо не может закончить ничего до конца… На самом деле мне просто становится неинтересно… возвращаться к одному и тому же снова и снова… Ведь для меня важно выразить идею, чувства, охватывавшие меня в тот момент, а заказчиков волнует отделка деталей узора одежды… Рисуя, мне всегда хотелось открыть что-то новое, сделать по-другому, не так, как все… А теперь, когда я достиг всего и постиг все секреты, мне стало скучно. Вот взять хотя бы сфумато.

– Что такое сфумато?

– Это один из приёмов рисования… Ведь как рисовали раньше, хотя бы в тринадцатом и в начале четырнадцатого века? На картине изображались лица и фигуры, но они были все плоски, а от этого однобоки и искусственны. Позже Брунеллески и Альберти разработали методы перспективы, с помощью которой картины стали получаться объёмными, гораздо более похожими на реальность, и потому это течение живописи почти сразу завоевало общее признание. Я тоже много работал в этом направлении и, на мой взгляд, сумел чего-то достичь. Но со временем, изучая глаз и то, как мы видим окружающий мир, я понял, что есть и другие формы передачи изображения. Для примера возьмём эту свечу. Поставим её вот здесь, сбоку. Что вы видите?

– Я вижу стол с разными предметами на нём. Стол, согласно перспективе, ближе к нам кажется шире, чем его дальний край, – бодро ответила Дашка.

– Я вижу стопку бумаг, книгу, раскрытую посередине, кувшин, но его край теряется в темноте, света не хватает, – заметил Равиль.

– Точно! Молодец! Именно это я и хотел вам показать. Сама по себе перспектива с её правильными линиями, соединяющимися где-то вдали, хороша, но, как это сказать, слишком прямолинейна, что ли. В реальности мы видим, что края предметов зачастую не можем отличить на фоне других или из-за темноты. Глаз не видит прямых линий вещей, он видит только то, что достаточно освещено. И потому на самом деле мы не видим чётких силуэтов, они как бы наслаиваются друг на друга, плавно переходя из одного цвета в другой. Вот этот плавный переход и есть сфумато. Не могу утверждать, что я его изобрёл, но разработал его до деталей. Долгое время все терялись в догадках, как это у меня получается, а когда художники наконец добрались до истины, то стали повторять сфумато везде, где нужно и не нужно. А мне… мне снова стало скучно. Нет идеи, ради которой хотелось бы вновь взяться за кисть.

– Не хочу показаться провидицей, но мне верится, что Вами, маэстро, будут ещё созданы прекрасные полотна, – прошептала робко Даша.

– Всё может быть. Макиавелли, например, пытается заполучить для меня проект создания фрески на стене Совета Пятисот. Не думаю, что у него получится – у правительства всегда нет денег на искусство. И есть ещё одна идея. Скажу вам по секрету… Тут в аббатстве есть часовня семейства Джокондо. Я случайно видел направлявшуюся туда для молитв донну – она удивительна. Вот её портрет я бы не прочь создать. Не скажу, что она прекрасна, но в ней есть что-то такое, что заставляет вновь и вновь вглядываться в её лицо. Я люблю такие лица – в них всегда есть какая-то загадка. Вот её бы попробовать передать… Но дурная молва обо мне уже прокатилась по Флоренции – все боятся заказать у меня даже простенький портрет… – и замолчал. Пламя одинокой свечи едва освещало вмиг постаревшее лицо художника, погрузившегося в размышления, острый взгляд потемневших глаз, казалось, разглядывает что-то, доступное только ему одному, пышные волосы красным ореолом окружили его голову, мягкой полутенью сфумато переходя в темноту неосвещённого пространства.

 

Глава 26. Чудеса войны и мира

– Извините, маэстро, но Вы так и не сказали, в чём Ваше решение? – решил прервать затянувшуюся паузу Женя.

– Да, о чём это Вы? – очнувшись от своих мыслей, переспросил Да Винчи.

– Вы говорили, что нашли решение, как совместить несовместимое – создавать оружия смерти при своей любви к жизни?

– А, Вы об этом… Да, мне кажется, я нашёл ключ к этому секрету. Как уже говорилось, мы – учёные, скульпторы, художники – по большей части бедны и нуждаемся в покровительстве. Но что делать, если властителям нужны в основном оружия, а искусство и науки нужны лишь для придания благопристойного вида государству? Моё решение – это предложение заведомо дорогостоящих и невыполнимых, но будоражащих воображение проектов. Если бы вы могли прочесть моё письмо к всемогущему тогда герцогу Моро в Милане, чего я там только не предлагал соорудить, каких только немыслимых орудий обороны и нападения! Мой расчёт был прост: если правитель в достаточной степени разумен, он поймёт, что такие предложения отвергать нельзя – ведь я, как автор, могу предложить их его противнику. Поэтому он вынужден взять данного изобретателя под своё крыло, даже осознавая, что у него нет в настоящем времени средств для всех этих фантастических проектов. Конечно же, поначалу он захочет проверить, не фикция ли все эти предложения, и для этого у тебя всегда должны быть готовы нарисованные эскизы и планы. С одной маленькой закавыкой. Без специальных технических данных, не будучи практикующим механиком, коих в наше время по пальцем перечесть, ни сам правитель, ни его представители не смогут понять, что в каждом из этих проектов сознательно внесена техническая ошибка. Эта ошибка сама по себе важна по двум причинам – чтобы никто, кроме тебя самого, не мог воссоздать данный аппарат: ни шпионы из вражеского лагеря, ни друзья-соперники из твоего окружения, – закончил Леонардо, торжествующе потирая ладони.

– Звучит весьма хитроумно, – заметил Кеша.

– А можно посмотреть, что же Вы всё-таки предлагали? – спросил Женя.

– Пожалуйста! Но только при одном условии – вы не будете выпытывать, в чём там ошибка. Вы хотя и внушаете мне доверие и уважение, всё-таки жители чужого государства, и кто знает, может, там столь изощрены в шпионаже, что возлагают такие миссии и на детей, ведь дети обычно вне подозрений.

– Нами движет простое любопытство, клянусь Вам в этом, – промолвил Равиль, положив руку на сердце.

– Ну что ж. Пожалуй. Вот, к примеру, набросок самодвижущейся тележки. На войне часто используют лошадей, но они пугливы и легко ранимы. Данному устройству не нужна лошадь, она движется сама по себе и может поворачивать вправо и влево, по усмотрению водителя.

– Здорово! Это как автомобиль! Только вот где же тут двигатель? – удивился Рав.

– Ауто мобиле? Хорошее название, надо будет записать, – пробормотал учёный и что-то быстро записал в свою карманную записную книжку.

– И всё-таки мне непонятно, как она может двигаться сама, без двигателя? – поинтересовался Женя.

– Двигатель здесь! – торжественно произнёс Леонардо и постучал пальцем по виску.

– А, понятно. Это Ваш секрет. Больше нет вопросов. Что ещё?

– Этот аппарат должен поразить ваше воображение. Представьте себе поле битвы. Идёт ожесточенная атака. Ваш отряд окружён со всех сторон! И тут на поле боя появляется моё сооружение, – художник в ажиотаже стал разбрасывать листы со стола, пока не нашёл того, что хотел:

– Вот! Здесь, в этом аппарате, укрывшись от вражеских стрел и снарядов, может спрятаться дюжина воинов. Сам вид его наводит страх и ужас на противника. И не просто спрятаться, а активно стрелять из специальных щелей. Более того, как видно из этого рисунка, верхний панцирь может вращаться по своей оси в любую сторону, позволяя стрелкам поражать цели вокруг себя. С помощью таких неуязвимых защитных движущихся сооружений можно быстро одержать искомую победу!

– Очень впечатляюще! Только, мне кажется, этот аппарат будет слишком тяжёл для движения. Ведь поле битвы – не гладкая поверхность стола, и на каждой ямке или рытвине ваше сооружение будет буксовать, не так ли? – заметил Женя.

– Вы молодец! У вас явно выраженные технические способности! Вы не хотели бы заняться механикой серьёзно?

– Спасибо, ещё не думал, – смутился Евгений.

– Вы правы. Для активного движения нужен двигатель и движительная сила, а где её взять в наше время? Но ведь, признайтесь, эскиз поражает?

– Да, внушительное сооружение. Похоже на… – сказал было Равиль, но тут же осёкся.

– На что похоже? – тут же подхватил Леонардо.

– На черепаху! – выручила приятеля Ольга.

– А, да, сходство есть. Можно сказать, она мне этот аппарат и навеяла.

– Но у черепахи панцирь не вертится по своей оси. Как же это возможно в Вашем аппарате? – удивилась Даша.

– А здесь приходит на помощь вот это устройство! – с гордостью произнёс Да Винчи и сдёрнул полотно, укрывавшее нечто на столе.

Под ним оказалась деревянная модель – восемь круглых отполированных шаров чередовались по кругу с облегающими их деревянными фигурами, напоминающими бобины ниток или, скорее, шахматные ладьи с деревянными осями, которые упирались во внутренний круг. Снаружи всё это тоже было охвачено медным ободком.

– Что это? – не поняла Умка.

– Полюбуйтесь! Моё изобретение! С помощью этого приспособления две поверхности могут вращаться независимо друг от друга. Вот смотрите, – и он аккуратно положил поднос на выступающие над всеми прочими частями полюса шары.

Одно движение рукой, и поднос стал плавно крутиться вокруг своей оси.

– Здорово! Гениально! – восхитился Равиль.

– Но неужели Вам самому не обидно тратить свои силы и мысли на вещи, которые никогда не будут созданы? – полюбопытствовал Кеша.

– Скажите, вы сами что-нибудь созидали самостоятельно? – вопросом на вопрос ответил учёный.

– Ну, так чтобы… хотя… вот, недавно песенку сочинил. В смысле мелодию. Со словами пока ещё загвоздка.

– А я картину нарисовала, «Жар-птица» называется, – в свою очередь продолжила Даша.

– И что вы ощущали, когда творили?

– Не знаю, как сказать. Удовлетворение, что ли, – ответила Дашка.

– Радость. Даже восторг в какой-то степени, – смущённо пробормотал Кеша.

– Вот! Вот вам и ответ! Творчество само по себе, независимо от результата, приносит удовольствие, наслаждение. И это чувство утраивается, если вы видите, что у вас на самом деле получилось что-то дельное, ценное, хорошее. Так и я, создавая, придумывая свои аппараты, получаю то, что мне не может дать ничто вокруг – ощущение своей мощи, свершения чего-то важного, достижения новых вершин. И потом, не все мои изобретения не выполнимы. Вот недавно, в прошлом году в Венеции, мне пришлось придумывать аппарат для погружения в воду. И я создал его и опробовал сам. Это незабываемое ощущение – ходить по морскому дну…

– Вы ходили по морскому дну? И как же Вам это удалось? – удивилась Оля.

– Подробные схемы и чертежи я уничтожил. Но общий принцип могу объяснить. Ведь для его воспроизведения потребуется масса неизвестных никому приспособлений. А принцип прост. Его ещё описывал, по-моему, Аристотель. Вот смотрите, – учёный пригласил ребят к соседнему столу, на котором стояло огромное стеклянное полушарие на бронзовой подставке.

– Очень, кстати сказать, дорогая штуковина. Давайте заполним её наполовину водой.

Рядом стояла бочка с водой, и через минуту общими усилиями полушарие было заполнено. Подождав, пока колебание воды утихнет, Леонардо продолжил:

– А теперь возьмём этот стеклянный бокал дном кверху и опустим его внутрь. Что мы видим?

– У дна бокала остался большой пузырь воздуха! – догадалась Дашка.

– Правильно! Вот так же можно опустить гигантскую сферу или колокол в воду, и через отводные трубки снабжать воздухом людей, плавающих вокруг.

– А как насчёт водолазного костюма? – полюбопытствовал Кеша.

– Насчёт какого костюма? А, понял. Я это тоже продумал. Если сшить человеку костюм из кожи и смазать его густо коровьим жиром, то такое одеяние не будет пропускать воду. На голову одеваем что-то вроде рыцарского шлема, только вместо забрала будет вставлено толстое стекло. Края этого шлема надо будет также обклеить кожей. Я даже придумал прекрасный рецепт рыбьего клея, он вообще воды не боится. В таком костюме человек будет способен ходить по дну незамеченным противником и топить его суда без опаски за свою жизнь! Слава Богу, опасность турецкого нападения к тому времени прошла, и моё изобретение осталось невостребованным. Когда я понял, что сотворил, тотчас же сжёг все бумаги, чертежи, свои опытные костюмы, разбил вдребезги шлем и в тот же день покинул Венецию, чтобы ничего никому не напоминало о такой реальной убийственной возможности ведения войны.

– Как я Вас понимаю! – поддержала учёного Ольга. – Ну почему наш мир так устроен, что всё время кто-то где-то воюет, богатеи при этом наживаются, а мучаются и умирают простые люди! Вот было бы здорово, если бы всё случилось, как в сказке, – «и жили они в добре и мире, в любви и ласке до скончания дней своих!»

– Именно поэтому-то и воюют, что чудес на свете не бывает, – печально продолжил Кеша.

– Тут, мой друг, я с Вами не согласен. Чудеса есть, надо только суметь их найти и увидеть! Несмотря на войны и болезни, жизнь прекрасна и удивительна. Что может быть сказочней заката солнца, или утренней трели птиц, или нежного прикосновения ветерка в полуденный зной? Что может быть прекрасней самой жизни? – возразил художник.

– Я не это имел в виду, – попытался оправдаться Кеша, – я говорил о других чудесах, таких, что не встречаются в природе, типа Кащея Бессмертного или драконов.

– Не могу ничего сказать по поводу Кащея, я с этим существом не знаком, а что касается драконов, то кто вам сказал, что их не существует? Они вполне реальны и существуют по сей день, – сказал с лёгкой улыбкой Леонардо да Винчи.

– Вы утверждаете, что драконы существуют?! – удивилась Умка.

– Конечно. Несколько дней назад я сам нашел яйцо дракона, и из него вылупился маленький дракончик. Он должен быть где-то здесь…

– Вы хотите сказать, что у Вас есть дракон?! – поразилась Дашка.

– Ну не совсем дракон. Дракончик, маленький такой, ещё не вырос. Дракоша, ты где? Ути-фути-нути. А, вот где ты спрятался! В ящик залез, любит прятаться от людей, – промолвил Леонардо и выдвинул ящик комода.

Оттуда спустя пару мгновений действительно появилась голова маленького дракона! Его глаза-пуговки были почти не видны из-под выдававшихся далеко вперёд круто изогнутых надбровных дуг, тело и голова были покрыты чешуёй с выступами и шипами, и каждая чешуйка ярко пылала в свете лампады, которую держал над ним художник. Дракончик оглянулся вокруг, широко зевнул, выставив на всеобщее обозрение свои маленькие острые зубки. Спину дракона прикрывали сложенные крылья, покрытые перьями. Дракончик ловко вскочил на край ящика, и ребятам стал виден его хвост, заканчивающийся двумя острыми рожками. Дети замерли от изумления. Дракончик тем временем прошёлся по самому краю туда-сюда, развернулся и потянулся своим длинным красным язычком к мухе, которую держал на своей ладони Леонардо. Сглотнув с удовольствием муху, дракоша нырнул опять вглубь ящика, и художник осторожно задвинул его назад в комод.

– Он у меня ещё маленький. Летать не научился, да и питается пока только мухами да кузнечиками, – тихо прошептал Да Винчи.

– Какая прелесть! – восторженно отозвалась Умка.

– Неужели это правда?! – не могла поверить своим глазам Даша.

– Да уж! – сумел только выдавить из себя Женя.

– Приезжайте этак лет через пять, я думаю, к тому времени он вырастет до приличных размеров, – продолжал серьёзно Леонардо, хотя его глаза смеялись. – Я думаю его поместить в пещере, которую я когда-то в детстве нашёл в горе. Там я впервые ощутил страх и ужас. Там моему дракону самое место…

В этот момент в комнату буквально влетел весь потный и красный, перемазанный грязью Салаи. Одежда на нём была разорвана, в волосах торчали соломинки и репей, так что он вовсе не напоминал того щёголя, которого они встретили вчера днём на площади.

– Маэстро! Маэстро! Там! Там Зороастро! Там! – Он больше не мог сказать ни слова, задохнувшись от быстрого бега.

– Что? Что случилось? Скажи толком? – встревожился не на шутку Леонардо.

– Там… На горе… Мы… крылья… Навзничь… – Салаи всё ещё переводил дух, но учёный оставил его и бросился в дальний конец комнаты, отгороженный занавеской.

Одним движением он сорвал покрывало с петель и… увидел перед собой пустое пространство.

– Боже мой! Что вы наделали! Я же говорил, что ещё не готово! – Он вернулся к лежащему на полу Салаи и схватил его за грудки. – Где? На какой горе?

– На че… на Чечеро, – ответил юноша и упал без сил.

– Оставайся здесь и никого не впускай! – крикнул Леонардо на ходу, хватая свою длинную накидку, и выскочил из комнаты.

Ребята бросились за ним.

 

Глава 27. Чечеро

Поспевать за длинноногим художником было тяжело. Он не обращал внимания на прохожих и мчался вперёд. Дети чуть не упустили его из виду, но успели заметить, в какой из переулков свернул маэстро. Они старались не отставать, ориентируясь на маячащую далеко впереди голубую накидку. Вскоре город кончился, и следовать за учёным стало проще, ведь перед ними теперь была почти прямая и довольно пустая дорога, идущая между холмами.

– Что произошло? Ты что-нибудь поняла? – на бегу попыталась выяснить ситуацию Даша.

– Нет. Но ясно, что-то плохое, – отрывисто ответила ей Оля.

Дорога для ребят была знакома, ведь именно по ней они и пришли в город.

– Скоро уже будет и наш корабль, – заметил Женя.

Действительно, сразу за поворотом им стала видна гора, у которой они приземлились, и древние римские развалины неподалёку. Художник умчался вверх по горной тропке, а ребятам пришлось перевести дух – Бурулька совсем выбился из сил, видно было, что для него такие пробежки непривычны. Увидев группу крестьян, которые что-то оживлённо обсуждали поблизости, Кеша тихонько подошёл к ним.

– Куда это помчался этот синьор? – с усмешкой проводил взглядом учёного старый лысый мужчина.

– Может, тоже хочет посмотреть на твою птицу? – предположил юноша, который, устроившись на телеге с сеном, с ленивым недоверием слушал других.

– Поздно, она уже исчезла. Это раз. А во-вторых, я уже тебе говорил: это не моя птица, – с досадой отмахнулся человек в соломенной шляпе.

– А ты сам видел?

– Вот этими самыми глазами. С самой вершины! Я как раз смотрел и любовался этой голой скалой на верхушке, она ведь так напоминает клюв лебедя, и тут вдруг откуда ни возьмись гигантская птица, просто чудовище, а не птица, настоящий крылатый дракон, взмыла ввысь и стала кружить вокруг, будто высматривая, что бы пожрать. Поверьте мне, я не из пугливых, но мне захотелось спрятаться подальше, чем чёрт не шутит, может, она людьми питается?

– Ну и где же она, эта твоя птица? Что ж вы меня не разбудили?

– Не моя она!!! Мне такую и даром не надо. И в страшном сне не хочу видеть. Крылья, как у летучей мыши, туловище, как целая лодка, да ещё кричала она человеческим голосом!

– Брешешь ты всё, – зевая, промолвил юноша.

– Нет, не брешет. Я тоже видел, – подтвердил старик. – Дракон этот два круга описал. А потом вон в той роще исчез.

– Может, пойдём проверим? – предложил юноша.

– Не-е-ет! Увольте! Только не я. У меня семья, – отмахнулся от предложения человек в соломенной шляпе.

– А может, это сам Сатана? Ну его, пропади он пропадом.

– А может, это знак? О конце света? – предположил юноша.

– Типун тебе. Хотя у святого отца надо будет спросить потом… ладно, хватит лясы точить, пора в путь. Ну, давай, лентяйка, давай! – прикрикнул на лошадь старик, и та, тяжко всхрапнув, сдвинулась с места, таща за собой телегу, гружёную сеном…

– Ну что, отдохнул? – спросил Кеша у Бурульки.

– Да, всё в порядке, извините меня.

– Не за что. Только вот учёного упустили. Где его теперь искать? – раздосадованно заметил Равиль.

– Я знаю, где. Он рано или поздно придёт вон в ту рощу. По словам очевидцев, именно там скрылась гигантская птица, – выложил подслушанную информацию Кеша.

– Так это ж прямо рядом с нашим кораблём! – поразилась Оля.

– Ну! Вот и я говорю, идти пора! – сказала Умка, и ребята двинулись вперёд.

Вскоре они достигли своего корабля. Он был по-прежнему укрыт под надёжным энергетическим экраном невидимости. Оглянувшись вокруг, чтобы удостовериться, что их никто не видит, Буруль нажал пару кнопок на своём костюме, корабль появился перед ними, мирно и тихо ожидающий своих хозяев. Забравшись на борт, они вновь включили защитный экран на всякий случай, и Буруль подсел к компьютеру.

– У меня компьютер ведёт постоянное наблюдение за окружающим пространством, – пояснил он, быстро бегая пальцами по кнопкам. Через секунду над столиком между ребятами возникло объёмное изображение всего того, что окружало корабль: деревья, кусты, крутой склон горы сзади – всё было как на ладони, только в уменьшенном размере. Долгое время ничего не происходило, лишь верхушки деревьев слегка покачивались под колебаниями ветра. Буруль ещё раз пробежался по клавишам. Трёхмерная модель стала ещё меньше, зато теперь можно было увидеть всю гору с высоты.

– Как ты это делаешь? – удивился Рав.

– Обычные меры предосторожности. Когда корабль приземляется, он автоматически выпускает следящий зонд на высоту, – ответил Буруль.

Было видно даже маленькое солнце, которое огромным желтком медленно проходило высоко над горой. Всюду царила тишина и безмятежность. Потом покой нарушился, на горе появились силуэты трёх маленьких человечков. Они что-то долго копошились вокруг странной угловатой кипы тряпья, как казалось с высоты. Постепенно из бесформенной груды образовалось нечто, похожее действительно на птицу с распахнутыми крыльями и плоским узким телом, втиснувшимся между ними. Действие, проходившее перед глазами детей, напоминало кино с убыстрённым движением – лилипутики лихорадочно двигались, смешно махали руками, оглядывались вокруг, что-то горячо обсуждая. Затем они обнялись, постояли немного все вместе, а потом один из них нырнул в тело птицы. Двое других подтащили птицу к самому краю голой скалы. Даже отсюда, с высоты, можно было заметить, что потребовалось изрядное усилие у этих двоих, чтобы столкнуть птицу. И вот она сорвалась с края и полетела камнем вниз. Казалось, ещё секунда, и она разобьётся вдребезги, но перед самой землёй крылья вдруг развернулись и птица взмыла вверх, поднялась на уровень горы и стала планировать вокруг. Двое оставшихся на горе человечков запрыгали и стали обниматься. Птица сделала два круга, постепенно снижаясь. Вдруг что-то произошло, одно крыло как-то нелепо вывернулось, и птица будто забилась в конвульсиях, затем судорожно закружилась и штопором полетела к земле. Миг-другой, и она врезалась в рощу, исчезнув в глубине зелени… Ребята следили за происходящим, затаив дыхание. Человечки на вершине горы схватились за головы, потом разбежались в разные стороны. Один из них бросился вниз к роще, другой направился в противоположную сторону, в город… На несколько мгновений вновь всё затихло, будто ничего и не произошло. Лишь верхушки деревьев мерно колебались из стороны в сторону, повинуясь невидимому дирижёру… Спустя некоторое время к подножию гору приблизился человечек в голубом плаще. Он по узкой тропке взобрался на самую верхушку, подошёл к самому краю скалы и стал оглядываться по сторонам. Почти вслед за ним у подножия появились семеро детишек. Было странно видеть себя со стороны, но даже собственный забавный вид не вызвал у ребят улыбок – они были сосредоточены на происходящем перед их взорами.

– Что будем делать? – нарушил установившееся молчание Женя.

– Что-что, конечно же, искать! Какие вопросы? – буркнул решительно Равиль.

– А что мы можем сделать? – спросила осторожная Умка.

– Пока сидим здесь – ничего. Прежде всего надо самим увидеть, оценить обстановку, там посмотрим! – предложила Даша.

– Тогда что мы время тратим? Вперед, на поиски Зороастро! – скомандовал Кеша, и они всей гурьбой вышли из корабля.

Где искать, они приблизительно поняли и сразу же направились вглубь рощи. Идти оказалось не так-то просто, всюду валялись высохшие ветки и упавшие, поросшие мхом стволы погибших деревьев, земля была вся в буграх и колдобинах, сплошь перевитая разросшимися корнями, колючий кустарник крепко впивался в одежду, будто пытаясь остановить поиски. Прошло, наверное, не менее получаса, пока они не увидели обрывки ткани на ветке, обломки неведомо откуда взявшегося здесь тростника, а вскоре и фигуру склонившегося к самой земле человека. Это был Баттиста. Ребята приблизились к нему. Он даже не обернулся на детей. Его взгляд был сосредоточен на лице Зороастро. Его голова безвольно лежала на коленях Баттисты. Тело Зороастро, всё перемазанное в грязи, мхе и крови, было как-то неуклюже вывернуто, одно плечо выше другого, ноги застыли в неестественной позе. Умка вспомнила, что она уже видела нечто подобное, когда нашла в песочнице кем-то брошенную куклу с переломанными руками и ногами… В этот момент послышался хруст валежника, и на полянке появился Леонардо. Его плащ был грязен и порван в нескольких местах, но художника это нимало не заботило. Он бросился на колени к распростёртому телу.

– Томазо, Томазо, что же ты натворил! – Леонардо погладил голову своего друга, убрал в сторону спутавшиеся волосы, прилипшие ко лбу. – Он жив?

– Вроде да, – ответил шёпотом Баттиста и достал из кармана маленький осколок зеркала.

Ученый быстро поднёс зеркало ко рту и носу лежавшего – зеркало слегка запотело.

– Дышит… Томазо! Томазо, ты меня слышишь?

– Бесполезно, маэстро. Он без сознания.

– Может, оно и к лучшему. Как тело?

– Сами видите. Я боялся даже дотронуться, – Леонардо стал быстро, но осторожно ощупывать руки и ноги лежащего.

Закончив с ногами, он осторожно подсунул ладонь под спину и попытался повернуть тело на бок, но его остановил возглас Бурульки:

– Не стоит этого делать, маэстро.

– А? Вы тоже здесь? – только теперь художник заметил ребят, мнущихся рядом.

– Боюсь, у него перелом позвоночника, – продолжил Буруль. – Видите, как вывернута голова?

– Что же делать? – в отчаянии учёный сжал пальцы в кулаки.

– Прежде всего надо остановить кровь! – сказала Оля, показывая на ногу Зороастро.

Только теперь художник заметил, что на внутренней стороне бедра брюки порваны и запачканы тёмно-красным.

– Надо осмотреть рану! – предложила Даша.

Всякий раз, когда она видела кровь, у неё что-то ёкало внутри, но она легко преодолевала свою боязнь, почему бабушка была уверена, что из неё выйдет хороший врач. Женька попытался разорвать толстую ткань штанов, но у него не хватило сил.

– Сейчас! – воскликнул Леонардо и легко порвал штанину.

Рана оказалась не слишком глубокой, но длинной, и из неё продолжала сочиться кровь.

– Чем же остановить её? – вслух подумала Умка, на что Кеша почти сразу же предложил:

– Поищите поблизости мох. Сухой мох! Понятно? – Ребята тут же бросились на поиски.

– Нашёл! – радостно заявил Равиль и принёс в руках большой клок высохшего мха.

– А это не опасно? – спросила на всякий случай Дашка.

– Не должно. Я читал, что во время войны партизаны с помощью мха останавливали кровь.

– Ну смотри, я тебе верю, – пробормотала она и взяла в ладони сероватую кипу.

Даша прижала мох к ране. Кровь стала останавливаться.

– Теперь надо перевязать! – приказала она, продолжая держать руки на ране.

– Это пойдёт? – спросил художник, показывая на свой голубой плащ.

Дашка только молча кивнула в ответ. Леонардо несколькими рывками разорвал ткань на длинные полосы и Дашка быстро обмотала рану вместе со мхом. Кровь была остановлена, но Зороастро по-прежнему был без сознания…

– Что ещё мы можем сделать? – спросил учёный, безоговорочно принимая главенствующую позицию Даши.

– Прежде всего мы должны принять меры против любых поворотов головы. Если повреждение позвоночника увеличится, боюсь, нам его уже не спасти, – ответила Даша, сама удивляясь, откуда она знает, что делать и как поступить.

– Я видела в книге, надо поставить ему бандаж, – подсказала Оля. – Это такая защитная полоса из чего-нибудь твёрдого, предохраняющая шею от случайных поворотов, – пояснила она, видя недоумённые взгляды Бурульки.

Все, за исключением Баттисты, продолжавшего поддерживать голову Зороастро, стали искать что-то подходящее. Но что можно найти в лесу? Шишки да кривые ветки.

– А как, собственно, должен выглядеть этот самый бандаж? – спросил учёный.

– Эта такая широкая полоса, которую мы можем зафиксировать на шее, – ответила Оля.

– А может, мы её из обломков веток соорудим? – предложил Леонардо.

Это предложение показалось вполне подходящим, и уже через пару минут перед Олей и Дашей лежала целая груда веточек разного размера. Выбрав из них наиболее прямые, Оля попросила подровнять их по одному размеру. Лучше всех это получилось у Да Винчи – его недюжинная сила пригодилась и здесь.

– А теперь Умка, давай твои ленты! – потребовала Оля.

Умка безропотно сняла ленты с головы и платья. Художник с любопытством смотрел, что же собирается сделать девочка. Оля положила параллельно три ленты и стала выкладывать на них веточки, чередуя – одну поверх, другую под ленты, образуя таким образом нечто похожее на вязаный шарфик из веточек. Даша, поняв, что надо делать, стала ей помогать. Всё это заняло несколько минут, ведь получившуюся полосу нужно было ещё подогнать по размеру шеи.

– Ну, что-то в этом роде, теперь его голова не сможет даже случайно повернуться, – удовлетворительно промолвила Оля, обернув вокруг шеи ленту из веточек и закрепив свободные концы ленточек бантиком.

Все эти заботы и хлопоты на какое-то время отодвинули главный вопрос – что делать дальше?

 

Глава 28. Назад в будущее

Зороастро по-прежнему не приходил в сознание. Хуже того, с каждой минутой он слабел. Кожа его стала совсем бледной, пульс уже не улавливался, и только приложив ухо к сердцу, можно было услышать его слабый и редкий стук. Видимо, большая и длительная потеря крови да сами травмы ослабили организм, и, несмотря на все принятые меры, жизнь потихоньку уходила из этого безвольно распластанного тела…

– Баттиста, – каким-то глухим голосом промолвил Леонардо, – отправляйся домой. Я останусь с ним здесь. Вечером, когда стемнеет, придите с Салаи и принесите с собой носилки… И подготовьте всё к похоронам…

Баттиста не сказал ни слова, только осторожно высвободил свою ногу из-под Зороастро и молча ушёл, низко опустив голову.

– Бедный, бедный мой Томазо. Как ты мечтал о полёте! Наверное, даже больше меня… И вот ты здесь, и ни я с моими фокусами, ни ты с твоей магией и чудесными травами не способны ничего изменить… Я не оставлю тебя, мой дорогой Томазо, я буду с тобой до последней минуты. Пусть мир и покой сойдут на твою душу… – Леонардо протёр глаза рукавом и вспомнил вдруг о ребятах:

– Спасибо вам. Спасибо вам за всё, вы сделали всё, что могли, и Бог свидетель, я буду благодарен вам до конца дней своих. А теперь простите меня, я хотел бы остаться с ним наедине…

– Мошки здесь какие-то, – пробормотал Равиль, протирая кулаками глаза. Ребята послушно отошли на несколько шагов в сторону.

– Какое несчастье, – тихо сказал Кеша.

– Зороастро жалко… и Леонардо… – шепнула Оля.

– И что, мы больше ничего не можем сделать? – спросил Женя.

– А что мы можем? – вопросом на вопрос ответила Умка.

– Не… мы так не договаривались. Я так не могу! – возмутился от собственного бессилия Равиль.

– Буруль, а ты? Ты можешь что-нибудь сделать? – обратилась Даша к инопланетянину.

– Я?.. Что я могу? Всё, что я могу – это доставить его на корабль и остановить его время. Мои лекарства рассчитаны только на наш организм, я не знаю, как они будут действовать на человеческий…

– Остановить его время? Это уже что-то… Но как нам это сделать? – задумалась Оля.

– Придётся раскрыть ему наш секрет, – отозвалась Умка.

– А вдруг у него крыша поедет? Я имею в виду, свихнётся? – сказал Рав.

– Знаем, что ты имел в виду. По-моему, не должен. Он ведь не простой неграмотный человек, всё-таки учёный, – предположил Женя.

– Я даже не знаю, с чего начать, – призналась Оля.

– Я знаю, – сказал решительно Кеша и пошёл один в сторону Леонардо.

Художник погрузился в свои грустные думы и не заметил мальчика. Тот тихонько кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание. Да Винчи поднял голову и вопросительно посмотрел.

– Дорогой маэстро, – начал Кеша, – мы тут посоветовались. На наш взгляд, есть одна, очень маленькая, правда, возможность спасти Зороастро.

– Спасти Томазо?! Что? Что можно сделать? – встрепенулся Леонардо.

– Прежде всего Вы должны дать клятву держать в строжайшем секрете всё то, что увидите и узнаете.

– Конечно! Что угодно! Клянусь! Вы сразу мне показались не такими простыми, как кажетесь. Поверьте мне, может, я вам и показался болтуном каким-то, но на самом деле я умею хранить секреты. Я являюсь членом нескольких тайных обществ, но никто никогда не узнает от меня о них!

Все мои записи зашифрованы, и шифр у меня навечно заперт в голове!

– Мы бы Вас попросили не доверять даже записям то, чему вы будете свидетелем. Ваш секрет написания через зеркало, увы, известен многим, – сказал Женя.

– Вы и это знаете?.. Ну, впрочем, о чём это я. Главное сейчас – это он. Вы можете его спасти?

– Мы не знаем точно, но мы можем попробовать.

– В таком случае, я клянусь. Клянусь всеми святыми, своей покойной матерью, своей жизнью, что никогда никому не сообщу о вашем секрете, – торжественно произнёс Леонардо, приложив правую ладонь к сердцу.

– Хорошо. И ещё одно – постарайтесь не сойти с ума оттого, что узнаете. Вы можете задавать вопросы, но я не уверен, что мы сможем на все из них ответить. Есть вещи, которые, может быть, Вам и не следует знать. Договорились? – переспросил Кеша.

– Да! Тысячу раз, да!

– Ну что ж, в таком случае приготовьтесь. Ждите нас здесь. Мы скоро будем, – сказал Кеша и отошёл к ребятам.

Они как можно быстрее вернулись на корабль. Буруль тут же устремился к пульту управления, и через секунду корабль медленно поднялся над рощей и бесшумно поплыл в сторону аварии.

Рыжая белка, всё это время сидевшая на ветке возле своего дупла, была страшно недовольна. Эти чудища на двух ногах заняли её любимую полянку, с которой она собиралась собрать созревшие жёлуди. Они целый день копошились здесь, не давая заняться делом. Наконец, вроде всё утихло, только двое чудищ осталось на поляне, и те будто заснули. Она только было собралась спуститься на землю, как вечернее небо осветилось, и из-за верхушек деревьев на небе появилась огромная луна. Она была странного зеленоватого цвета, чудовищно большая, и по краям её бегали огоньки. Белка в ужасе нырнула в дупло. Но любопытство всё же пересилило, и она краешком глаза стала следить за происходящим. Из луны вырвался яркий луч света, он охватил этих двоих чудищ на земле и вдруг… они исчезли! Белка аж не поверила своим глазам. Только были здесь и… нету! А тут и громадная луна вдруг куда-то испарилась, и на поляне воцарился долгожданный покой. Подождав, на всякий случай, ещё немного, белка спустилась вниз и стала бегать по полянке, собирая свой урожай. Ведь ещё столько надо собрать, а уже ночь подбирается…

Леонардо не сразу осознал, где он находится. Последнее, что он помнил – это огромный диск на небе и слепящий свет, такой яркий, что поневоле глаза закрываются… А теперь… теперь он находился в каком-то странном круглом помещении. Всюду по периметру были какие-то панели из странного полированного материала, который был приятным на ощупь, но это не было деревом или металлом. Дети преобразились, их знакомые одежды куда-то исчезли, и все они были теперь облачены в зелёные, туго облегающие тела костюмы. Но более всего поражал вид одного существа, которого он никогда прежде не видел – круглая голова его была снабжена хоботком на макушке, огромные круглые фиолетовые глаза были широко посажены, а в центре вместо носа было что-то вроде дырочки или щёлки, но более всего поражало отсутствие рта. Всё это намётанный глаз художника успел зацепить в считанные доли мгновения. На учёного никто не обращал внимания – все были сосредоточены на лежащем на плоской поверхности Томазо Мазини. Его тело было окутано какой-то голубоватой дымкой. Круглоголовый вытянул руку и нажал на что-то. В этот момент Леонардо заметил, что у этого существа на руке было восемь пальцев!

– А-а-а! – непроизвольно вскрикнул учёный, и ребята обернулись к нему.

– А, маэстро! Как Вы себя чувствуете? Пришли в себя? – спросил молодой человек, напоминавший собой юношу по имени Женя.

– Кто вы? Где я? Это рай? Или чистилище?

– Прежде всего, пожалуйста, успокойтесь. Мы Вам сейчас всё объясним. Располагайтесь поудобнее, – вмешался в разговор Кеша.

– А что с Зороастро?

– Его дела хуже, чем мы предполагали. Сейчас максимум, что мы можем сделать – это остановить его время, – пояснила Оля.

– Вы хотите убить его? Вы же обещали!

– Нет-нет, Вы не поняли. Мы всего лишь затормозим его время жизни, чтобы успеть найти лечение. Это понятно? – добавила Даша.

– А, вы хотите усыпить его?

– Что-то в этом роде.

– Нет, это не рай. И не чистилище… Ведь в таком случае душа Томазо была бы свободна, и я бы видел её, а не его безжизненное тело.

– Рад, что к Вам возвращается логика. Вы действительно не в раю. И не в чистилище. Вы по-прежнему на Земле. И Вы живы, не беспокойтесь по этому поводу, – успокоил художника Кеша.

А Умка протянула ему свою ладошку:

– Видите, мы тоже живые и тёплые.

– Значит, вы не ангелы небесные.

– Нет, мы всего лишь дети. Правда, из далекой страны.

– И из другого времени, – тихо добавил Женя.

– Что? Что вы сказали? – не расслышал художник.

– Из другого времени. Мы из будущего, – громко и резко сказал Равиль.

– Из… из… будущего… Недаром вы мне сразу показались не такими, как все… Из будущего… – пробормотал Леонардо, переваривая полученную информацию.

– С вашего времени прошло больше пятисот лет, – добавила Умка.

– Мой бог! Люди из будущего! Спасибо тебе, Господи, за то, что исполнил мою мечту. Жаль, что при таких трагических обстоятельствах, но ведь воистину говорят – пути Господни неисповедимы. Я всегда мечтал узнать о будущем. Все мои проекты, все мои картины, вся моя жизнь, честно говоря, посвящены будущему. Ведь меня здесь, в наше сумрачное время, мало кто понимает. Но как? Значит, путешествия во времени возможны?

– Нам представилась такая возможность, – осторожно ответил Кеша.

– Будущее… – мечтательно произнёс Леонардо, а потом вдруг перешёл на шёпот, показывая глазами на Бурульку. – А что, в будущем и такие люди будут встречаться?

– В наше время нет, – ответила Оля. – Это наш гость, житель другой планеты.

– Марсианин? – так же тихо спросил учёный.

– Нет, гораздо дальше. Из другой галактики.

– Здравствуйте, извините меня за прежний маскарад, я не хотел привлекать к себе внимания. Меня зовут Буруль.

– Очень приятно, Леонардо. Хотя мы с вами уже знакомы, не так ли?

– О да! Вы видели меня таким – произнёс Бурулька и нажал на воротник своего одеяния.

Тут же он вернулся в прежний, знакомый художнику вид – простые холщовые штаны, привязанные к белой рубахе, с безрукавкой поверх неё.

– Теперь я вас узнаю. Это чудо какое-то. Так вы с другой… га-лак-ти-ки?

Женя попытался объяснить:

– В мире существует огромное количество галактик. Галактикой называют скопление звёзд. У большинства звёзд имеются планетарные системы, вот как, например, у нашего Солнца имеются планеты, которые вращаются вокруг него.

– Так значит, всё-таки Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот! Я был прав! – радостно хлопнул в ладоши Леонардо.

– Да, но само оно находится не в центре мироздания, как думали в ваше время, а само входит в огромную галактику, которую мы называем Млечный путь.

– Так Млечный путь – это не что иное, как огромное скопление звёзд? Я подозревал это! Я ведь хотел построить из линз увеличительную систему, чтобы понаблюдать за луной и звёздами… О, наша темнота, наша косность. Все чего-то боятся, никому и ничему не верят.

– В наше время такие системы уже существуют. Телескопы называются, – добавил Равиль.

– Я самый счастливый человек на свете! Боже мой! А вы уверены, что никому нельзя ни слова?

– Ни слова, ни намёка. Это опасно для жизни. И не только и не столько Вашей, но сотен и тысяч жизней после Вас, ведь если что-то изменится в истории в Ваше время, изменится и будущее для всего человечества, – строго сказала Оля.

– Я понял… И помню свою клятву. Не беспокойтесь. А что будет с Томазо?

– Мы не знаем. Его состояние очень плохое. К сожалению, наш инопланетный гость больше ничем не может ему помочь.

– А в ваше время? В ваше время такие травмы уже лечатся?

– Не знаю… Мы ведь на самом деле всего лишь дети… – ответила грустно Оля.

– Дедушка! – воскликнула Даша. Все обернулись на её возглас, и она поспешила объяснить:

– Мой дедушка закончил медицинский! Можно спросить его.

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросила Умка.

– Он сам всё время об этом говорит, когда ссадины на моих коленях зелёнкой мажет. «Всё же не напрасно были потрачены годы юности». Его фраза.

– А он не проболтается? – недоверчиво спросил Кеша.

– Ты что? Забыл, о каком дедушке речь?

– И потом, не обязательно ему говорить всё целиком, – предложила Оля.

– Ты хочешь, чтобы я обманывала его? – переспросила Даша.

– Я хочу, чтобы раньше времени не возникла паника у наших родичей. А она начнётся, как пить дать, если они узнают правду.

– Согласна. Буду говорить не всю правду. Всё равно в неё никто не поверит, – успокоила себя этим Дашка.

– Что ж, тогда в путь! – решительно произнёс Женя, Буруль сел к пульту, а Умка поспешила помочь Леонардо:

– Садитесь. Садитесь вот сюда. Держитесь за поручни. Сейчас немного голова покружится, но ничего, не бойтесь.

– Так мы полетим в будущее? – с замиранием спросил Да Винчи.

– Но Вы же хотите помочь Зороастро? Кстати, почему его так зовут?

– Его настоящее имя Томазо Мазини. Имя Зороастро он взял себе сам после многолетнего путешествия по Азии, где он учился алхимии, механике, магии и траволечению.

– Понятно. Ну что, готовы? – тихо спросила Умка. Леонардо, судорожно вцепившись в подлокотники, лишь согласно махнул головой.

– Поехали! – крикнул Равиль, и перед глазами наших героев всё закружилось и поплыло.

 

Глава 29. Дедушка

Придя в себя после головокружения, Леонардо осмотрелся вокруг. За пределами корабля приветственно покачивали длинными косами берёзки, зелёная поляна была расцвечена золотыми вкраплениями одуванчиков и ярко-синих незабудок. Ребята, раньше него пришедшие в себя, уже переоделись.

– Буруль, сними, пожалуйста, защиту, мне надо деду позвонить, – попросила Даша, и Да Винчи увидел у неё в ладони какой-то прямоугольник.

Постучав по нему несколько раз пальцем, она приложила его к уху и стала чего-то ждать. Вскоре из прямоугольника донёсся слабый голос, на что Даша радостно ответила:

– Деда! Привет. Как хорошо, что ты дома.

– Даша? Ты что? Мы же час назад виделись!

– Да, деда, это я просто так. А что бабушка делает?

– Она в интернете. Сапоги себе новые ищет.

– А, это хорошо, что занята надолго…

– А чего ты собственно звонишь? Ты разве не в роще?

– В роще, в роще. Деда, дед, у меня к тебе просьба.

– Выкладывай.

– Ты не мог бы прийти сюда, на поляну. Только с собой бинты и коробку с лекарствами захвати.

– Что случилось? Ты в порядке?

– Со мной и с ребятами всё в порядке, не волнуйся. Тут другое дело…

– Никуда я не пойду, пока ты не расскажешь, что случилось!

– Тише, тише, не кричи, бабушку испугаешь.

– Я спокоен. Начинай.

– Мы тут на двух… иностранцев набрели. Один из них тяжело ранен.

– Иностранцы? У нас в роще? Сейчас же позвоню в скорую помощь и полицию.

– Стой, деда! Подожди. Успеешь ещё это сделать. Сейчас сюда приходи, пожалуйста, я тебя очень прошу. Только бабушке не говори, она волноваться будет.

– Что-то там у тебя не так. Ты что-то хитришь.

– Деда, ты мне друг?

– Конечно, друг.

– Помнишь, что ты про дружбу рассказывал? «Настоящий друг – это тот, кто придёт на помощь без вопросов и условий».

У меня даже зубы скрипнули от досады. Ведь сам же учил! Вот вам пример, на будущее, воспитатели нового поколения, с детьми, как в американском правосудии, надо быть предельно осторожным, ибо «любое ваше слово может быть использовано против вас». Но делать было нечего. Я положил трубку, тихонько собрал всё необходимое и выскользнул за порог.

– Дед скоро придёт. У нас есть минут десять, – сказала Даша, убирая телефон.

– Буруль, вынеси больного и Леонардо за пределы корабля. Никто пока не должен знать о нём и о тебе, так что закройся экраном.

– Нет проблем, – ответил пришелец, и через секунду Зороастро в сопровождении Леонардо оказался лежащим на земле метрах в тридцати от корабля.

– Теперь и наш черёд. Мы пошли, – ребята вышли из тарелки и сгрудились вокруг художника.

Тот продолжал очарованно оглядываться.

– Я представлял себе, что в будущем будет полно всяческих машин.

– Так оно и есть, этого добра у нас хватает, – гордо ответил Равиль и, словно в подтверждение его слов, послышался гул, и над головами высоко в небе пронёсся самолёт.

– Что это? – шёпотом спросил поражённый Леонардо.

– Это самолёт. Металлическая птица, которая переносит людей, – пояснила Умка.

– Самолёт… хорошее название… Видишь, Томазо, наши с тобой труды были не напрасны. Люди будут летать, как птицы… А какие ещё машины у вас есть?

– О, всех не перечислить, – заявил Женя. – У нас есть автомобили, что-то вроде вашей самодвижущейся тележки. Они перевозят людей по земле с огромной скоростью.

– Телефон Вы уже видели, – добавила Даша, – это аппарат для разговоров на расстоянии.

– Есть ещё телевизор, я его очень люблю, – вставила Умка. – Через него нам издалека всякие интересные вещи показывают. И ещё холодильники, чтобы продукты хранить, микроволнушки, чтобы разогревать пищу.

– А книги в ваше время есть? – поинтересовался Да Винчи.

– О да, конечно, есть. И бумажные, и электронные.

– Мне недавно в Венеции показали, как печатать книги, это очень интересно! Я знал, что за этим будущее!

– В наше время есть типографии, где выпускаются тысячи книг в день! – с чувством превосходства сказал Кеша.

– Тысячи книг в день! Не удивительно, что вы все такие образованные. А что такое э-лек-тронные книги?

– У нас есть машины, которые могут считать за людей. Компьютеры называются. На этих машинах можно и книги печатать и читать, – ответил Женя.

– А что же люди в ваше время, не могут сами посчитать?

– Бывают такие расчёты, что у людей это бы заняло годы, а машины это считают за минуты. Например траектории полётов ракет в космосе.

– Так вы летаете в космос?

– Не все ещё, только специально обученные люди. Хотя в скором будущем это будет доступно всем, – заявил Равиль.

– Боже мой! Как далеко вы ушли по сравнению с нами. Мне даже в самых смелых мечтаниях не виделось такое, – пробормотал учёный и замолчал, задумавшись.

– Маэстро, сейчас сюда придёт один человек. Вы его понимать не сможете, Вы ведь не знаете русского, а он не говорит по-итальянски. Если будут какие-то вопросы, то задавайте их через меня, я переведу, – предупредила Оля.

Леонардо только послушно кивнул головой.

Найти ребят было не сложно. Минут через десять я увидел всю гоп-компанию. «Нет, вроде всё в порядке. Значит, не соврала хоть в этом», – успокоил я себя. Увидев меня, дети расступились, и я увидел двух взрослых людей, по виду иностранцев, да ещё в какой-то странной одежде. Один из них встал и молча поклонился. Это был высокий, почти под два метра человек с вьющимися рыжевато-седыми волосами и такой же бородкой.

– Бонджорно! – обратился иностранец ко мне.

Я в ответ закивал приветственно головой, глупо улыбаясь. Как назло, я не мог вспомнить ни слова. В голове упорно вертелось «буэнос айрес», хотя я был уверен, что это не правильно.

– Салют, – наконец я выдавил из себя.

Иностранец улыбнулся в ответ и указал на распростёртого мужчину. По первому же взгляду было ясно, что дела тут плохо. Я сразу же присел, стал осматривать больного и ощупывать раны. Слава Богу, открытых переломов не было, но раненый был смертельно бледен, видимо, из-за большой потери крови.

– Это вы его перевязали? – тихо спросил я Дашку.

– Да. Мы сделали, что могли, а дальше… – шёпотом ответила она.

– Давай поменяем вашу повязку на ноге. Х-м-м-м. Кому это в голову пришло?

– Это я, – потупившись, пробормотал Кеша.

– Молодец, соображаешь. Мох помог остановить кровь. Йода я не захватил, но смажем пока зелёнкой. Теперь перебинтуем. Так… шею мы трогать не будем, а вот поломанную руку надо будет иммобилизовать, – я попытался осторожно оттянуть руку и совместить кости плечевой кости на левой руке, но у меня сил явно не хватало.

Иностранец, внимательно следивший за моими действиями, знаками предложил помочь, на что я молча согласно кивнул головой. Тот легко преодолел сопротивление мышц, оттянул руку и соединил обломки кости так, словно знал наизусть, как она должна стоять. Он явно обладал значительной силой, ведь ему пришлось оттягивать руку, держать её в таком состоянии долгое время, и он не шелохнулся, пока я возился. Мне оставалось лишь приложить шину, которую я сделал из подходящих валявшихся неподалёку веток, и крепко-накрепко забинтовать. Всё это происходило в полной тишине. Ребята напряжённо следили за мной, готовые в любую минуту помочь. Но больше, к сожалению, я в этих условиях сделать не мог. Я встал с колен, собрал свою коробку и поклонился иностранцу. Тот вопросительно смотрел на меня, но я не знал, что ему сказать. Я позвал пальцем Дашку, и мы отошли с ней в сторонку.

– Даш, я сделал всё, что мог. Он очень слаб. Ему бы хорошо антибиотики вколоть. Честно говоря, я думаю, он долго не протянет в таком состоянии.

– А ты думаешь, в больнице ему помогут?

– Трудно сказать. Надежды очень мало. Он в коме, даже на наши манипуляции с поломанной рукой не среагировал. И, скорее всего, поражён позвоночник.

– Спасибо, деда. Нам надо подумать, что делать дальше.

– Что тут думать? Надо вызывать скорую.

– Сюда, в деревню? Да они, может, только через час доберутся, да ещё в лес… Ты же сам сомневаешься в успехе.

– Это не значит, что я готов взять ответственность на себя за его жизнь. Пусть специалисты оценят. И откуда они вообще здесь взялись, иностранцы эти, да ещё так странно одеты?

– Ну… эти иностранцы… они в кино снимались… решили попутешествовать. И вот один из них так себя покалечил… У них нет с собой документов, и они боятся неприятностей из-за этого. Так что не надо скорой помощи. Они уже позвонили своим, те выслали вертолёт.

– А как вы вообще с ними общаетесь?

– А… это Оля по-итальянски немного говорит, так что через неё…

– Что-то тут не так…

– Деда, спасибо тебе за всё.

– Может, мне стоит подождать вертолёта?

– Нет, деда, лучше возвращайся на дачу, а то бабушка хватится. Мы скоро вернёмся. Я тебе всё расскажу потом… Обещаю!

– Надеюсь, вы не попали опять в какую-нибудь историю?

– Дедушка, я же обещала! Разве я тебя когда-нибудь обманывала? – и она посмотрела на меня широко распахнутыми невинными глазами.

Если бы не мой жизненный опыт, я бы поверил ей. Но тот же опыт подсказывал мне, что сейчас от неё все равно ничего не добиться, и я молча побрёл в сторону дачи.

Когда дедушка исчез из поля зрения, ребята окружили Дашку.

– Ну, что он сказал? – нетерпеливо спросила Умка.

– Плохо. Он не может ничего сделать, подозревает перелом позвоночника. Говорит, нужно в больницу. Но, по его мнению, и там вряд ли помогут. Уже поздно.

– Какая больница? Как мы его там представим? Его вместе с нами в психушку запихнут, да Леонардо в придачу.

– Что такое писхушка? – спросил художник.

– Не писхушка, а психушка, лечебница для душевнобольных, – поправил Равиль.

– Но он же не душевнобольной? – удивился учёный.

– Понимаете, даже в наше время к странностям относятся подозрительно, – пыталась объяснить Оля. – Вы и Томазо выглядите странно для нашего времени. Да и о путешествии во времени никто не поверит. В наше время это ещё невозможно.

– Как же так? А вы?

– Это всё благодаря ему, Бурулю. Он потерпел аварию в нашем лесу, а мы всё это время пытались ему помочь. И вынуждены делать это в большом секрете.

– Боитесь, что вас не поймут? Психушка?

– Да, но не только это. Если о нём узнают военные, они запрячут его в лабораторию, и никто никогда его не увидит.

– Вы хотите сказать, что и в ваше время есть военные?

– Да, и военные, и шпионы, и войны… Ничего не изменилось. Разве что войны стали страшнее. Одной бомбой могут убить сотни тысяч людей, – печально ответил Кеша.

– Это ужасно!.. Знаете, что? Отправьте нас с Зороастро обратно в наше время. Вы сделали всё, что могли, и я не хочу, чтобы у вас были неприятности из-за нас. Спасибо вам за всё.

– Мне очень жаль… – пробормотала Оля.

– Постойте! У меня есть идея! – сказал в растяжку Кеша, пристально глядя на Дашу.

– Да? Какая?

– Очень слабая надежда всё ещё остаётся. Но прежде нам надо решить с Леонардо… Маэстро, Вы нам доверите вашего друга?

– О чём ты? – спросила Умка, но Кеша только отмахнулся от неё, пробормотав: – Не сейчас.

– Конечно, я доверяю вам, но что Вы имеете в виду? – спросил учёный.

– Если Вы не против, мы бы хотели оставить Зороастро у нас, ведь с помощью нашего инопланетного друга мы можем остановить его время и, тем самым, продлить ему жизнь до тех пор, пока мы не найдем решения. Но Вам придётся вернуться назад. И, скорее всего, Вы никогда больше его не увидите.

– Понимаю… Каждый должен занимать своё место в истории, – задумчиво ответил Леонардо.

– Да, это так. И особенно Вы, маэстро.

– Кто я? Неудавшийся художник, который не может закончить ни одной картины? Изобретатель, чьи изобретения никогда не получат жизнь? Учёный, который даже не знает толком латыни… – сказал печально Да Винчи.

– Уверена, что нарушаю незыблемые законы времени, но скажу Вам одно – о Вас не забудут, – прошептала Умка.

– Да?! Вы льёте бальзам на моё сердце. Неужто и пятьсот лет спустя обо мне кто-то будет помнить?

– А Вы думаете, мы случайно с Вами встретились? – спросила в ответ Оля.

– А какое оно, моё будущее? – спросил Леонардо.

– Помните, я говорил, что не на все вопросы мы сможем дать ответ… – неохотно вставил Кеша.

– Понимаю!.. Если я узнаю своё будущее, я невольно могу изменить его… – шепнул учёный.

– Одно я могу сказать – Вы ещё напишете свою самую лучшую картину. Она будет признана лучшей картиной в мире… – сказала Даша и погладила руку художника.

– Спасибо! Это самое лучшее, что я мог услышать. Я готов. Прощай, мой друг Томазо. Я не увижу тебя никогда, но сознание того, что где-то там ты жив и здоров, будет вселять в меня силы и веру. Я доверяю вам своего друга, а меня отвезите назад, – заключил Леонардо.

После этих слов они быстро уселись в корабль, который тут же был укрыт экраном защиты.

Придя домой, я порылся в аптечке и обнаружил пару ампул с антибиотиками. Я тут же бросился назад в рощу, но от ребят и след простыл.

«Х-м-м, – подумал я про себя. – Видать, действительно вертолёт прилетал. Может, внучка и не так уж завирала?»

 

Глава 30. Вперёд в прошлое

– Надеюсь, он меня простит, – прошептала Даша, наблюдая из-за экрана невидимости за дедом, вернувшимся зачем-то. Когда тот всё же ушёл и в роще установилась тишина и покой, все заняли свои места, и летающее блюдце умчалось в прошлое…

… Цветные блики уже давно погасли и всё встало на свои места, но никто не проронил ни слова. За прошедшие дни они сильно подружились с этим великим человеком и чувствовали, что время их знакомства на исходе.

– Ну что ж… Видимо, пришло время прощания… – прервал паузу Леонардо. – Хочу ещё раз поблагодарить вас за всё… И ещё… я доверяю вам своего друга и знаю, что вы приложите все силы, чтобы ему помочь.

– Прощайте, маэстро, – со слезами на глазах прошептала Умка.

– Это наше счастье, что нам удалось познакомиться с Вами, – от имени всех сказала Оля.

Художник уже собрался выходить из корабля в темнеющий лес на горе Чечеро, но напоследок обернулся и спросил:

– Ещё один вопрос, если можно? А Бог есть?

– Этого никто не знает, – мягко ответил на это Кеша.

– Значит, и в будущем не знают…

Даша добавила:

– Но в наше время ты волен сам выбирать, верить тебе или нет, и за это тебя никто не накажет.

– И то хлеб… Прощайте. Я буду хранить вашу тайну, – и быстро вышел из космического аппарата.

Ребята молча провожали его взглядами.

– Нам надо бы поторопиться, – тихо предложил Буруль. – Скоро наступят сумерки, а в них полёт нашего корабля будет слишком заметен.

– Да, Буруль, ты, как всегда, прав.

– Что же мы будем делать с Томазо? – спросила Умка.

– Раз в наше время бесполезно, может, в будущее рванём? – предложил Равиль.

– Вы можете назвать точную дату и место? – спросил заинтересованно пришелец.

– Нет, откуда. На авось!

– На авось? Я не знаю такого словосочетания. Что оно означает?

– Значит, куда попало, положиться на случай, – пояснила Даша.

– Нет, так нельзя. Может повезти, но можем и попасть в беду. Ведь не известны конкретные условия там, в будущем. Конечно, можно вывести корабль на околоземную орбиту и понаблюдать оттуда, но это может занять очень много времени, а запасы энергии у нас иссякают, – ответил Буруль.

– А что ты, собственно, имел в виду, когда предложил Леонардо оставить Зороастро у нас? – обратилась к Кеше Оля.

– Я увидел на запястье у Даши браслет и вспомнил о Хорре. Ведь его мать была целительница. Как Идриз говорил, она даже мёртвых оживляла.

– Ты предлагаешь вернуться туда, в Атлантиду? Ты забыл, что с ней произошло? – сердито заметил Женя.

– Нет. Но Хорр сказал, что они будут в каких-то дальних горах…

– Это мысль! – обрадовался Равиль. – Но где мы его там найдём? Ты хоть знаешь, как эта штука работает? – спросил он у Даши.

– Время на инструкции, как ты помнишь, у нас не было. Понятия не имею.

– Но ведь гор на Земле очень много… – добавила с сомнением Оля.

– Можно посмотреть? – попросил Женя, и Даша протянула ему браслет. Все затаённо ждали его заключения.

– Интересно… Не знаю, имеет ли это какое-нибудь значение, но я заметил две необычные детали. Во-первых, хвостик у дракона прикреплен не жёстко и способен колебаться, а во-вторых, зрачки его глаз могут шевелиться. Вот, смотрите, видите? Я думаю, глазки – это шарики с красной жидкостью внутри, и в ней плавают чёрные точки зрачков.

– А какое это имеет значение? – поинтересовался Буруль.

– Чёрт его знает, – честно признался Женя.

– Мне пришла идея! – воскликнул вдруг Равиль. – Буруль, мы можем планировать во времени?

– Что ты имеешь ввиду?

– Ну, если не просто останавливаться в какой-то точке пространства и времени, а, например, зависнуть только в пространстве, а не во времени?

– Слушай, Рав, ты можешь выражаться яснее? – рассердилась Оля.

– Я пытаюсь. Не знаю, как сказать. Короче, если мы сможем зависнуть над какой-нибудь точкой пространства, то время пойдёт само по себе, ну как день сменяет ночь, понимаете?

– А, ты хочешь просмотреть на протяжении дня какой-то географический район? – осенило Дашку.

– Не один район. Всю Землю, весь земной шар!

– Как это?

– Ну, Земля ведь вращается? Если мы в воздухе повиснем, то земля под нами покрутится, и мы всю её просмотрим.

– Понятно! Правда, мы не зависнем над одной точкой, мы просто будем двигаться в сторону, противоположную движению земного шара, так? – попытался уточнить для себя Женя. – Я не понимаю, зачем?

– Чтобы меньше энергии тратить, – смущённо пробормотал Равиль.

– То есть вы хотите использовать вращение Земли в целях поиска. В вашей идее что-то есть. Действительно, при таком полёте мы будем тратить меньше энергии, чем при скачках с места на место или из одного времени в другое, – сказал Бурулька, оценив данные компьютера.

– В романе Жюля Верна путешественникам потребовалось восемьдесят дней на кругосветное путешествие. Надеюсь, нам столько не понадобится? – озабоченно спросила Умка.

– О нет! Гораздо меньше. Может, несколько часов…

– Нам не обязательно осматривать всю Землю. Я отчетливо помню, что Хорр полетел на восток. Следовательно, если мы вернёмся в ту же временную точку…

– Нельзя! – прервал его рассуждения Бурулька. – Один из законов путешествия во времени гласит, что ни в коем случае нельзя возвращаться в ту же временную точку! Существует опасность попадания во временную петлю.

– В какую петлю? – не поняла Дашка.

– В петлю Времени! В замкнутый круг. Ты что, фантастических фильмов не видела? – удивлённо спросил Женя. – Я так понимаю, что если вернуться в ту же точку, то можно попасть в замкнутый круг времени, повторяя один и тот же маршрут, самим того не замечая. Ведь, возвращаясь в ту же точку времени, мы возвращаемся в неё и своими телами, и мыслями. Так?

– Да, так, – подтвердил инопланетянин.

– Что же нам делать?

– Нам не обязательно возвращаться туда же. Давайте вернёмся, скажем, на три часа позже. За это время, я думаю, Хорр уже пересечёт океан и достигнет материка.

– Буруль, мы сможем начать, на всякий случай, с японских островов и лететь против вращения Земли? – спросила Оля.

– Нет проблем, – ответил пришелец, и перед ребятами возникла трёхмерная модель земного шара.

– Откуда начнём? – переспросил Буруль.

– Вот отсюда! – гордо указала Умка на Токио.

– Хорошо. И время зададим, как посоветовал уважаемый Кеша, на три часа позже расставания с Хорром.

– А как высоко будем лететь? Я имею ввиду, если слишком высоко, мы можем не увидеть Хорра на его летающем плоту, – пояснила свой вопрос Оля.

– Самые высокие горы на вашей планете составляют около девяти километров над уровнем океана. Так и полетим. Не беспокойтесь, у нас есть способ увеличить изображение, так что увидим всё до деталей, – успокоил ребят Буруль.

– И всё же я не уверена. Вдруг мы его пропустим? Земля ведь громадная! – засомневалась Даша.

– Я надеюсь, твой браслет нам поможет. Не просто так же он подарил его, – заверил её Кеша.

Буруль придирчиво осмотрел ребят, усевшихся в кресла, и спросил:

– Все готовы?

– Всегда готовы! – дружно ответили друзья и отправились в полёт…

Знакомая цветовая рябь успокоилась, и Даша стала осматриваться. Под ними, далеко внизу, лежала изогнутая по дуге череда островов, окружённая тёмно-синим океаном. Вокруг них было чистое, синее небо, ещё выше оно переходило в такую же густую синеву, как и океан под ними. Острова вскоре остались позади, зато приблизилась береговая линия огромного материка, почти сплошь покрытого зеленью лесов. И хотя время летело быстро, у Даши было ощущение, что они просто висят в воздухе без движения, и лишь постепенная смена ландшафта говорила об обратном. На смену зелени пришли коричневато-красные зоны пустынь, затем появились отроги гор, которые громоздились одна над другой, всё выше и выше. «Как же ты красива, моя Земля!» – в восторге подумала Дашка. Вершины, поднимающиеся почти до самого корабля, были укутаны толстым пуховым одеялом облаков, и инопланетянину пришлось включить специальный экран, видящий сквозь облака. На нём стали просматриваться силуэты остроконечных пиков, покрытых вечными снегами.

– Может, нам стоит спуститься ниже облаков? – посоветовала Оля.

– Здесь это делать опасно, но я попытаюсь, – согласился Буруль, и их корабль нырнул вниз.

Теперь некоторые вершины высились над ними и проплывали сбоку. Как маленькие зелёные проплешины то тут, то там появлялись островки зелени, укрытые от суровых ветров широкими спинами горных хребтов. Пролетая над одной из них, Даша почувствовала в руке какую-то дрожь. Она посмотрела на браслет – он слегка вибрировал.

– Там что-то есть! – воскликнула она.

– Что? Что там? – наперебой стали спрашивать у неё.

– Не знаю, что, но он стал дрожать, когда мы проходили над островком зелени, – ответила Даша, оглядываясь назад.

– Может, стоит вернуться? – спросил Равиль.

– Как дрожание? Кончилось? – спросила Оля.

– Да, прекратилось.

– В таком случае, Буруль, ты можешь пометить это место, мы вернёмся сюда проанализировав всё остальное.

– Без проблем, уже сделано, – и они полетели дальше.

Горы стали становится ниже, появились долины и синие прожилки рек, пронизывающие их. Затем началась новая горная гряда, пониже предыдущей. Она тянулась неровной полосой, зажатая с одной стороны океаном, а с другой жёлто-рыжими просторами песчаных пустынь. Перед ними на небе возникли чёрные грозные тучи, в которых то и дело проскакивали молнии, на них явно надвигалась гроза.

– Я думаю, нам надо спуститься ниже и взять ближе к океану, – предложил Женя.

Буруль послушно развернул корабль, и они обошли грозовой фронт со стороны. Когда они пролетали над покрытой яркой зеленью долиной между двумя широкими лентами рек, браслет вновь стал дрожать, но на этот раз гораздо сильнее. Кроме того, глаза дракона стали вращаться из стороны в сторону, позже успокоились и уставились в одну точку на земле.

– Ребят, по-моему, нам туда, – робко сказала Даша, указывая пальцем вниз.

– Я тоже так думаю. Мой поисковик показывает, что где-то рядом корабль аннунака, – сказал Буруль и начал спуск.

В один миг они оказались почти что на уровне земли, во всяком случае Умка даже зажмурилась, так близко перед ней выросли невысокие скалы. Там, внизу, золотой песчинкой блеснул маленький прямоугольник.

Это был летающий плот Хорра.