НАЙДЕНЫШ

Марк и Тофер молча спустились в мастер-скую. Приближался вечер. Чучельник зажег на столе свечи и налил обоим вина, которое они должны были вы-пить в честь Нелли.

— Ты что-то сказал про «тогда»… — вспомнил Марк. — «Совсем, как тогда!»… Это когда же — «тогда»?.. И что было тогда?..

Тофер не ответил.

— А может здесь какая-то тайна?.. — в раздумьи спросил он.

— Чья тайна?.. — заволновался вдруг ни с того ни с сего Марк.

— Ну… ее… Или — твоя!

— Что ты! Что ты! — замахал Марк руками. — У меня нет никаких тайн! Клянусь тебе!

— А ты вспомни!

— Нет!.. Нет! Я ничего не помню! И, собственно, что я должен помнить?!

— Девочку. Лет пяти… Помнишь?

— К-какую девочку? — заикаясь, переспросил Марк.

— В голубом платье и с алой лентой в волосах!

— Ты это о чем?.. — испуганно зашептал Марк. — Шутишь, да?.. Запугиваешь?!..

— С чего бы мне тебя запугивать? — не унимался Тофер. — Только теперь мне кажется, что я не ошибся. И твоя тайна уже никакая не тайна.

— Замолчи! — закричал вдруг Марк, глядя на Тофера безумными глазами. Сгинь! Не знаю я ни про какую девчонку!

— Тогда на дворе стояла зима, а я выдумал её — сказал Тофер, — в одном летнем платье и сандаликах… На душе было холодно, а так хотелось тепла… Когда она исчезла, я испугался, что замерзнет. Это было уже на другой день. Я обыскал весь город, но Нелли, тогда она была ещё просто «Девочкой над городом» — моей лучшей картиной, — исчезла!.. И вот, наконец, нашлась! Ведь это она, Марк! Твоя и моя тайна!.. Кроме неё в городе никто не умел летать!

— Дьявол! — с ненавистью глядя на Тофера, произнес Марк. — Я не отдам её тебе! Это — моя дочь! Моя!

— Ах, Марк! — с теплотой вдруг сказал Тофер. — Но я не собираюсь отнимать её у тебя! Она — твоя! Просто её полет возвратил мне прошлое, и настоящее, и будущее!.. Понимаешь? Много лет я жил в каком-то тумане, не зная, кто я, откуда, и вдруг — все вспомнил! И это — благодаря… твоей Нелли!

— Поздравляю… — обессиленно ответил Марк, откинувшись на спинку стула. — Ну, и напугал же ты меня, парень!

Он тяжело поднялся из-за стола, подошел к буфету, отпер ключом дверцу и достал оттуда небольшой сундучок, а из сундучка — голубое платье и алую ленту, разложил их на столе и принялся за рассказ:

— Это и вправду случилось зимой, двенадцать лет назад. Была поздняя ночь… Я уже спал, когда сквозь сон до меня донесся жалобный плач…

Марк вскочил с постели и прислушался. Вначале ему почудилось, будто это плачет ветер в печной трубе. Он встал, надел шлепанцы и подошел к камину. Догоравшие угольки тихо потрескивали в золе, но плач шел не отсюда.

Плач шел от окна, и Марк, подойдя к нему, приблизил свое лицо к холодному стеклу. Всю неделю трещал такой мороз, что даже птицы падали на лету. Может, это — одна из них, упавшая под его окном. За окном было темно — ни звезды, ни огонька. Плач на время утих, и Марк уже направился было к постели, как он раздался снова, жалобный и сиротливый.

«Собака!.. — подумал Марк. — Эта не даст уснуть до утра».

Он набросил халат, волчью шубу, зажег свечу, взял кочергу и, выйдя на крыльцо, обомлел. Перед ним стояла маленькая девочка в летнем платьице, почти вся занесенная снегом. Ее волосы уже заиндевели, а сама она даже не плакала — жалобно хныкала все тише и тише.

Марк подхватил её на руки и унес в дом. Сбросив все, что на ней было, он тут же уложил девочку в постель, затем набрал две пригоршни снега, стал натирать им худенькое тело, затем завернул в шерстяную рубаху и накрыл пуховым одеялом.

Девочка вся горела. Ресницы её дрожали, волосы рассыпались по подушке. Она была в забытьи и что-то бормотала. Марк несколько раз наклонялся над ней, но так ничего и не разобрал. Он не ложился до рассвета, менял компрессы на её лбу, и его одинокое сердце наполнялось непонятным теплом…

Утром постучала молочница, приносившая ему ежедневно кувшин молока. На этот раз он не пустил её в дом, а выйдя на крыльцо, стал расспрашивать: не случилось ли чего в городе. Молочницу знал каждый дом, и она знала всё обо всём. Она сообщила Марку о десятках мертвых птиц на дорогах: по её мнению, для господина чучельника такая новость была бы весьма приятной. Больше новостей не было.

Прошла неделя. Все новости молочницы за эти дни были очень разнообразны: пропала левретка у жены бочара, кот столяра поймал огромную крысу, и столяр интересуется: не нужна ли она чучельнику; чуть не сгорел дом кузнеца, а когда пожарные пога-сили огонь, начальник пожарной команды обнаружил в кузнице кучу монет, которые чеканил хитрый кузнец, за что, обожженный и обгоревший, тотчас же был упрятан в тюремную больницу; повысились цены на рынке, провалился мост, а вот когда выстроят новый никому неизвестно, — словом, новости — как новости. Девочку никто не искал.

А девочка ожила. Она уже сидела в постели и требовала то одно, то другое, то куклу, то — киселя, и Марк тут же бросался выполнять любое её желание, испытывая при этом сладкое чувство, которого он был лишен всю жизнь. В его сердце вошла отцовская любовь.

Для соседей и мэрии девочка была объявлена как его племянница-сирота. У неё не было имени, что было уж совсем странно: она ничего не помнила о себе до той ночи. И Марк назвал её «Нелли» — так же, как звали его мать; под этим именем девочку и вписали в «Книгу горожан».

Пришла весна. И он стал брать её с собой за город. Ловил ей птиц, а она выпускала их на волю!.. Она не любила работу отца, но ведь кто-то, объяснял он, должен был заниматься и этим — набивать паклей разные чучела!.. «Впрочем, зачем? — время от времени думал Марк. — Живые звери и птицы — это живое чудо!.. Не заняться ли чем-нибудь другим?..»

И хотя его частенько можно было видеть в харчевнях с друзьями, — он всегда помнил о дочери, много работал, вырастил её. Он жить без неё не мог. Но устроил в столичный пансион…

Был поздний вечер.

Марк растопил камин и зажег новые свечи. С мансарды доносился громкий раскатистый храп Авис Беатитудо.

— Здорово храпит! — заметил Тофер. — Не надоела?

— Да ну ее! — ответил Марк. — Пусть лучше храпит, а то научилась, понимаешь, разговаривать! То — пирожное ей подай, то — клетку накрой: из окна, видите ли, дует! Советы стала давать!

Внезапно Марк уронил голову на локти и беззвучно заплакал.

— Ты чего? — нахмурился Тофер. — Успокойся, старина!

Но Марк был безутешен.

— Я её обманул! Понимаешь, Тофи! Мы же никогда не врали друг другу!

— Мне кажется, я знаю, где надо искать Нелли, — сказал художник и вышел из дома.

Старый чучельник продолжал сидеть, уставившись на детское платьице.

Храпенье Птицы затихло. Но, когда часы на площади пробили полночь, раздалось её недовольное бормотание, и вслед за этим — оглушительный металлический звук лопнувших прутьев.

Марк вскочил на ноги, схватил подсвечник и, подняв его над головой, стал подниматься на мансарду.

Навстречу ему спускалась разгневанная Авис Беатитудо.

Марк поразился: Птица выросла! Но — как! До какой степени! Ростом с хорошего страуса, она, безобразная и мерзкая, переваливаясь на кривых маленьких ножках, спускалась в мастерскую.

— Изжога замучила! — икнула Птица. — Пропусти! Пойду прогуляюсь!.. Ну и тесно же у тебя!.. А мне… Ой!.. Простор нужен!..

Она хлопнула дверью и исчезла в ночи, оставив в мастерской перепуганного Марка.

 

ДОМ, ГДЕ ЖИЛИ ВСЕ

Тофер не помнил, куда он бежал по ночному городу. Он не слышал, как за его спиной городские часы пробили полночь, он спешил — сам не зная куда, словно кто-то звал его неслышно и настойчиво. Перед мостом он увидел человека в черном плаще и широкополой шляпе.

— Туда нельзя, господин Тофер, — твердо произнес человек.

Художник узнал Филимона.

— Вы?! — удивился Тофер. — Что вам нужно?..

— Я хочу предостеречь вас, ух-ух, от неприятностей, — ответил секретарь мэрии.

— Что за ерунда?! — удивился Тофер.

Но Филимон преградил ему путь:

— От больших неприятностей, смею вас заверить… Оттого и не советую, ух-ух, там появляться.

— Странная забота, господин Филимон! — ещё больше удивился Тофер. Что ж там опасного?

Секретарь широко улыбнулся, но не двинулся с места.

— Послушайте, господин секретарь! — рассердился Тофер.

— Опасно возвращаться в Прошлое, друг мой! Ух-ух, как опасно!.. Филимон передернул продрогшими плечами и спрятал улыбку под воротник: — У меня — бессонница, Тофер, а вот вам, ух-ух, действительно пора бы домой. Я это советую как старый знакомый.

— Меня всегда не покидало чувство, что мы с вами действительно давно знакомы, — раздраженно ответил художник.

Филимон усмехнулся:

— Еще как давно!..

— Только вот где и когда, — заметил Тофер, — не могу припомнить.

Секретарь рассмеялся:

— Все это, ух-ух, не столь важно, дорогой вы мой!.. Я же сказал, что не люблю возвращаться в Прошлое. Пойдемте отсюда. Здесь рядом — мой экипаж… Едем ко мне! У старого холостяка всегда найдется, ух-ух, что выпить! Посидим, знаете ли, поболтаем… Вспомним романсы… Говорят, я недурно пою… — Он обнял Тофера за плечи.

— Подите вы прочь со своими романсами! — сбросил его руку Тофер. — От вас разит карболкой, а я ненавижу этот запах!

Филимон отступил в сторону:

— Ну-ну, — сказал он с едва заметной угрозой в голосе. — Глядите, Тофер, я вас предупредил… Пеняйте потом, ух-ух, на себя… — и растворился в темноте.

Художник заспешил по мосту.

— Ну и мерзость! — сказал он себе вслух. — До чего же отвратный тип! И где меня угораздило с ним познакомиться?!.. — размышлял он. — Совсем не помню!..

Выглянувшая после дождя луна посеребрила забор вокруг небольшого дома. Светилось одно окно. Тофер с бьющимся сердцем вошел в калитку. Постучал. Подождал. Никто не ответил.

Тогда он толкнул дверь, которая оказалась незапертой, и очутился в доме. Из темного коридорчика вошел в комнату.

— Добрый вечер! — сказал Тофер.

Все здесь было так же, как тогда: та же мебель, те же предметы, полумрак от свечей и пряный запах сушеных трав.

Посреди комнаты сидела бабушка Божена и расчесывала крупноклетчатую летающую Козу.

— Добрый вечер, господин художник! — ответила Коза.

Он растерялся, не зная, что им ещё сказать.

— Смотри-ка, — ухмыльнулась Коза. — Он не узнает нас!

— И не мудрено, — проворчала бабушка Божена. — За десять лет — ни разу не вспомнить! Здравствуй, Крис!

— Я — Тофер! — усмехнулся художник. — То-фер!.. Хотя… и то имя мне кажется очень знакомым…

— Здравствуй, художник Кристофер! — сказала бабушка Божена.

— Тетушка Дина!.. — прошептал он. — Это вы!

— Я, мой дорогой! Я! — Она встала и обняла его: — Возмужал. Отрастил бороду.

— Я совсем не помню себя… — признался Тофер.

— Сейчас вспомнишь, — сказала бабушка Божена и поднесла свечу к его автопортрету: — Узнаешь?.. Это ты, мой мальчик, ты!.. — она гладила его по волосам. — Все, что ты ни сочинял, — оживало! Вот твоя Коза. А Птица Счастья прилетает к несчастливым.

— И Нелли тоже здесь? — вдруг вспомнил он.

— И я… — сказала Нелли, появившись в комнате.

— Жива! — обрадовался Тофер. Он потер ладонями виски и недоуменно повторил: — Невероятно!.. Почему же сейчас со мной не происходит чудес?!

— Тебя излечили от них, — сказала зеленщица. — Ты стал нормальным художником, мой мальчик. Таким, как многие.

— Кто это сделал? — спросил он. — Я ничего не помню…

— Был такой доктор, — ответила бабушка Божена. — Доктор Филин. Кстати, тоже — твоя картина. Ты сочинил его, когда был не в духе!.. Так вот, этот доктор и упек тебя в лечебницу…

…Когда доктор Филин явился в мэрию, прежний мэр строго спросил:

— Скажи мне, Филин, — здоров ли я?

— Вполне, ваша милость, — ответил тот. — Что за причуды?!

— Тогда ответь мне, — продолжал мэр, — почему вчера на прогулке я видел галлюцинации?..

— Гм, — нахмурился Филин, усаживаясь в кресло. — Это интересно!.. Расскажите подробней.

— Вчера надо мной пролетела, кто бы ты думал? — коза!

— Не может быть! — поразился доктор, хотя не раз и сам видел её над городом.

— Я тоже так решил, — сказал мэр. — Но сколько не протирал глаза, коза не исчезала!.. Это ужасно, доктор!

— Вы здоровы, ваша светлость, — успокоил его Филин. — Это не болезнь, это — сон!

— Значит, я сплю?!.. — удивился мэр. — Но я не желаю видеть сны среди дня! — разгневался он. — Днем у меня много других дел! В конце концов, я на государственной службе!

— Это легко поправить, ваша милость.

— Так поправь же, голубчик! — попросил мэр.

— Для этого, ух-ух, мне необходимо быть все время с вами.

— Так будь!.. — приказал мэр.

— Это невозможно, — улыбнулся доктор. — У меня — клиника, больные, лечение, операции, прививки… Однако, конечно, ваше здоровье важнее…

На следующий же день доктор Филин стал личным врачом мэра. Он ограничил его прогулки, запер в кабинете, занавесил окно плотными шторами и приставил двух дюжих санитаров. Они должны были никого не пускать в кабинет: ни горожан, ни летающих коз.

На Правлении мэрии Филин сидел рядом с мэром, прерывая все острые вопросы, дабы не расстраивать его, затем стал осторожно давать свои советы, глубоко вникая во все дела, и вскоре в городе его за глаза стали называть «секретарем».

Секретарь Филимон стал наводить новый порядок от имени мэра. И вот однажды осенним вечером за художником Кристофером прибыл белый экипаж из черной лечебницы.

Потрясенный Тофер, выслушав взволнованный рассказ зеленщицы, воскликнул:

— Вот откуда этот запах карболки!

— Берегись его, мой мальчик! — предупредила бабушка Божена. — Он очень хитер и опасен, этот господин Филимон!

— Но разве он — не моя картина?! — удивился Тофер. — Неужели он сильнее меня?!

— Теперь у него — своя судьба! Ты дал ему жизнь, а уж как он по ней пойдет — не знает никто!.. Даже ты.

Скрипнула входная дверь, и в комнату, тяжело ковыляя, ввалилась Авис Беатитудо.

— Ты?!.. — удивился Тофер.

— Я, дорогой, я! — сладким с хрипотцой голосом сказала она. — Насилу нашла эту развалюху… Спасибо, Филин подсказал… — Она обвела всех значительным взглядом. — И вижу, что успела вовремя! Здесь уж как будто собрались праздновать победу?.. Но я не отдам тебя никому! Ты — мой, а я твоя!

— Кто это? — спросила Тофера бабушка Божена. — Что-то не припомню у тебя такой картины.

— Я — Птица Счастья! — важно сказала она. — А по-латыни: АВИА БЕЙТИТУДА! Но тебе не понять, старуха!

— Как?!.. — бабушка Божена посмотрела на всех. — Еще одна?!

— Что значит, «еще одна»? — недовольно прохрипела жирная курица. — Я и есть единственная и настоящая!

— Нисколько не похожа! — сказала зеленщица.

— А если ты — та, — добавила Коза, — тогда что же с тобой случилось?! Взгляни на себя!

— Что?!.. — испугалась Птица, ощупывая свои перья, — Что случилось, я спрашиваю?!!

— Твои перья лоснятся от жира, а крылья — топорщатся, как у старой мельницы! А ведь совсем недавно, если помнишь, ты была прекрасной птицей и прилетала к нам на крышу. А некогда мы жили рядом, рама к раме, и по ночам, когда все спали, ты звала меня в свое синее небо! И научила летать!

— Я?!.. — ужасно удивилась Авис Беатитудо. — Врешь, рогатая! Мое детство прошло в теплом курятнике, а не в этом сарае! А какие важные птицы жили со мной! Не чета тебе! Нацепила, дура, крылья — и небо ей подавай! Брызгая слюной, она заорала: — Да в рамку вас всех! А лучше — в зоопарк! И летать я никого не учила! Потому что крылья нужны не для полета, а для красоты!

— Ну, вот что, — нахмурилась бабушка Божена. — Пошумела, а теперь кыш отсюда!

— Еще чего! — возмутилась Авис Беатитудо. — Гнать?! Меня?! Птицу Счастья?!!! Смотри, старуха! Я научу вас бояться!

— Ха-ха-ха! — громко рассмеялась Нелли. — Какая же ты после этого Птица Счастья? Ведь бояться счастья — глупо.

— Ишь, умная выискалась! — сказала со злостью Курица. — Тогда почему счастливых — наперечет, когда счастливчиками хотят быть все?! Да потому что — боятся!

— Чего?! — удивилась Нелли.

— Не привык ещё народ к счастью! Не знает, с чем его едят! Вот и боится его! То есть — меня! Думать надо! Голова есть?

— Врешь, мерзкая! — строго сказала бабушка Божена. — Я и без тебя была счастлива в своей жизни! И он тоже! — Она кивнула на Тофера, который, как казалось, безучастно наблюдал эту сцену. — Да, знал он и холодную ночь, и голодное утро! Да, у него мерзли пальцы и краски! Но все равно он был счастлив!..

— Ой, не могу! — хрипло расхохоталась Курица. — Радоваться жизни на пустой желудок? Чушь! Убогое вранье! То есть — вранье убогих! Счастье — это золото и власть, ясно?

Бабушка Божена подошла к Тоферу и посмотрела ему в глаза:

— Ну-ка, скажи ей, что действительно был самым счастливым человеком на свете!

Тофер хотел было ответить, но Авис Беатитудо опередила его:

— Ни слова, Тофи!.. Я не дам тебя в обиду!

— Чего же ты молчишь?! — недоуменно обернулась к нему Нелли. — Ответь ей!..

Но Тофер не отвечал.

— Да ведь она околдовала его! — в отчаяньи воскликнула Нелли. — Ее нужно посадить на цепь! В железную клетку! И держать под замком!..

— Ах, какие фантазии! — насмешливо ответила Курица. — Птицу Счастья и на цепь!

— Самозванка! — сказала ей Коза. — Чудище в перьях!

— Ах, вот вы как?! — спрятала улыбку Авис Беатитудо. Ее глаза недобро глядели на всех. — Уж вас я заставлю пострадать!.. Уж вы у меня пому-чаетесь!.. Уж вы узнаете, что есть лихо!..

— Давай, ступай отсюда! — нахмурилась бабушка Божена. — Не мешай людям быть счастливыми! Кыш, кыш!

— Уйду-уйду, старуха! Больно много чести оставаться здесь. Ты лучше ответь: разве справедливо быть счастьем для каждого? Спасать голодающего, соединять несчастных влюбленных?.. — она грубо хихикнула. — Чем заплатит бедняк за мое добро? Добрым словом? — Она рассмеялась. — Так нужно оно мне, чтоб вы знали, как козе крылья!.. А счастливчик ничего не пожалеет! Привыкший к счастью — с неохотой с ним расстается. Так что я буду Птицей Удачи только для счастливчиков! Только им стану приносить славу и почет! Только для них множить богатство и покупать любовь! Птица Удачи — вот мое настоящее имя!

— Пошла вон! — прикрикнула на неё в третий раз бабушка Божена.

— Что, не нравится?! — радостно воскликнула Птица и взяла Тофера за руку. — Пойдем, мой художник!

Нелли бросилась между ними:

— Он не пойдет с тобой!

— Это почему же? — с любопытством уставилась на неё Птица. Ее, казалось, начинало забавлять происходящее.

— Ему нужно начать все сначала, — ответила девушка.

— Ой, не могу! — завизжала Курица, топая от хохота ногами. — Чтобы опять голодать и ходить в протертых брюках?! — Она дернула Тофера за руку. — Скажи, мой мастер, ты хотел бы ходить в протертых брюках?!

— Да, хотел бы! — ответила за него Нелли.

— А ты хотела бы, чтобы его снова посадили в черную лечебницу из-за дурацких фантазий?! А?!

— Из-за прекрасных фантазий! — чуть не плакала Нелли.

Авис Беатитудо презрительно фыркнула:

— Может быть, ты имеешь в виду себя, прекрасная фантазия?! А-ну, прочь с дороги, летающая дурочка! — И потянула Тофера к выходу.

Он послушно поплелся за ней, не сопротивляясь, лишь у самой двери, словно опомнившись, замедлил шаг и мучительно произнес, глядя в глаза Нелли:

— Я не хочу начинать все сначала… Я и сейчас крепко держу кисть в руке!

— Тогда отчего не ожила до сих пор ни одна твоя реклама, сынок? спросила бабушка Божена.

— Глупый вопрос! — буркнула Птица.

— А я отвечу, — сказала зеленщица, не глядя на нее. — Твоя кисть позабыла Законы Волшебства.

— Тю-тю-тю!.. — захлопала крыльями Курица. — Какое ж это чудо: летающая коза?! Пририсуйте крылья самовару или табуретке — и что будет с миром?!..

Она подтолкнула художника к выходу:

— Довольно ему парить в небесах! Не мальчишка! Я вот, на что — Птица, а понимаю, как это важно: твердо ходить по земле! Пойдем, Тофи! Нас ждет работа. К тому ж я проголодалась, — она алчно воззрилась на Козу. — У меня такой аппетит, что я готова сожрать эту летающую козлятину! — Она хрипло захохотала. — Пардон, шучу!

— Постой, Крис!.. — беспомощно позвала его Нелли.

— Поздно! — произнесла с торжеством Курица. — Твой Крис — там, на картине!.. — И вышибла ногой дверь. — Честь имеем! Вперед, Тофер! За мной, творец!

Она обернулась, что есть силы дунула — и задула все свечи, горевшие на столе.

 

ПТИЦА УДАЧИ

Королевскую комиссию ждали со дня на день.

Дворец Счастья имени мэра Клариссы был выстроен на целых два часа раньше срока.

Правда, пришлось пожертвовать городским рынком, который занимал достойное Дворца место в центре города. Два бульдозера справились с рынком за один день. Конечно, вопросы с продовольствием резко обострились. Пришлось срочно переоборудовать под рынок парк с качелями. Кроме рынка снесли полулицы старинных построек, чтобы Дворец стоял на просторе площади. Архитектор города пробовал было возразить администрации, говорил о редчайшей красоте древних зданий, и говорил настойчиво.

— Безумный романтик! — сказал о нем секретарь Филимон, и архитектора отправили подлечить нервы в лечебницу доктора Филина.

Днем и ночью не спали студенты университета и гвардейцы гарнизона. Занятия в университете были отменены на неопределенный срок, а воинская служба была продлена на целых полгода.

Уже начались отделочные работы — расписывались потолки, шелком затягивались стены, подвешивались люстры, укладывался узорчатый паркет. Ровно тысяча мастеров работали без перерыва на обед и сон. Работа называлась сверхсрочной.

Больше всех было забот у секретаря ФилимонаФилина, притом ему приходилось исполнять свои обязанности прилюдно. А Филимон же любил быть вторым и незаметным. Он держал в руках все нити и тайны города. Даже Клариссе уже казалось: исчезни он сию же минуту навсегда — и тут же городу придет конец!.. Вот как!

Сколько раз в Королевской Канцелярии ему предлагали место мэра! Но он всегда любезно отказывался под разными предлогами, оставаясь все тем же вторым. Зато в донесениях все успехи в городе он относил только на свой счет, а все неудачи — на счет очередного мэра. И присылали нового. А он, Филимон-Филин, по-прежнему оставался вторым, получая удовлетворение от незаметности и безнаказанности.

В черной лечебнице, куда он по привычке наведывался, — бывшие коллеги находили его и сегодня добродушным и компанейским. Он был своим и для горожан: внезапно появлялся в лавках и магазинах без охраны, интересовался ценами и новостями, и эта игра в «своего» — веселила Филина. При его появлении не смолкали острые споры, при нем рассказывали самые смешные истории про короля, и он хохотал вместе со всеми, но потом обязательно все записывал в толстую тетрадь, и рядом с каждым анекдотом всегда проставлял имя рассказчика, чтобы однажды как-нибудь увезти того в черную лечебницу.

Тем временем Авис Беатитудо жила уже не у Марка, а в новой мастерской Тофера, которую предо-ставил ему секретарь Филимон — как и обещал.

Мастерская занимала весь второй этаж двухэтажного просторного дома, была обставлена модной мебелью и статуями. Еще недавно здесь жил галантерейщик с семейством.

«Отвратительный характер — доложили о нем Филимону. — Он упрямо не желает подчиняться властям: ему было предписано понятным языком навсегда покинуть свой дом, а пришлось применять силу. Дом казенный, куда его пришлось упечь, находится как раз напротив его прежнего дома — тут же, на городской площади, и теперь неразумный торговец страдает, глядя на свой бывший дом ежечасно из-за решетки». Куда подевалось семейство — не интересовало никого…

А Курица с каждым часом становилась все страшнее и безобразней. Ее перья начали покрываться металлическим отливом и даже несколько бряцали при движении. У неё увеличился клюв, а на ногах выросли железные шпоры.

Она стала огромной, жирной, и считала теперь, что счастлив любой, кто лишь взглянет на нее. И этого — довольно! Это ли не счастье?!..

— И где эти столичные придурки? — все интересовалась она у Тофера, скрежеща клювом.

Несколько раз посещала строительство Дворца, и все ей понравилось — и высокие лепные потолки, и хрустальные люстры, и резная мебель. Очень нравилась её будущая кровать под вышитым петухами балдахином, но особенно перина, от пуха и перьев которой шел запах родного курятника.

Она щурила маленькие глазки и философски размышляла о превратностях судьбы: к примеру, тот петух, который отверг её любовь, — наверняка уже попал в суп, думала она. А она вот будет жить долго, сколько сама захочет, и будет спать на перине из петушиного пуха, потому что она избрана Судьбой, она — избранница! Скорей бы завершилось строительство! — мечтала она. Кой у кого обсыпятся перья от зависти!..

К приезду Королевской Комиссии приурочивалось торжественное новоселье во Дворце — с въездом Курицы на белом коне, торжественным обедом, боем петухов, ужином и фейерверком!

В мастерской Тофера Курице тоже было неплохо. Везде: на подоконнике, на полу, на столах и стеллажах стояли корзины с крашеными яйцами и цветными перьями, что очень напоминало ей курятник.

Строительство Дворца Счастья создало большую рекламу фирме. Тофер едва успевал красить яйца и разрисовывать перья. Кроме того, он писал портрет Авис Беатитудо, заказанный мэрией специально для открытия Дворца.

Правда, Марк, отказавшись, как он сказал, «дурить» народ, снова запил и ежедневно грозился открыть глаза горожанам. Но пьяницу никто никогда не принимал всерьез, и на него ни Филимон, ни Тофер не обращали внимания. Пусть, мол, болтает. Присылали ему иногда спиртное в подарок. Ну, любит, мол, человек выпить.

Железная Курица позировала Тоферу в кресле; через её плечо наискосок висела голубая лента, бренчали боевые медали, одолженные у Марка.

— Это сколько ж вы на моем имени заграбастали? — поинтересовалась она как-то у Тофера.

— Не вертись! — сказал тот, накладывая последний мазок на холст.

— Если по справедливости, — продолжала она, — то — пятьдесят процентов — мои! А то и — семьдесят пять!

— Все претензии — к начальству! — сказал он.

— Начальство — это я! — грохнула крылом по ручке кресла Авис Беатитудо. Ручка треснула. — И с этого дня всю выручку будете сдавать мне!..

Ее глаза налились кровью, а железные перья загрохотали как железная кровля в бурю.

— Кое-кому перья пообрываю! — пригрозила она.

И вот столичные гости прибыли.

Гонец от специального поста на Большой Дороге прискакал на взмокшем коне:

— Едут!..

Едва успели расстелить перед крыльцом мэрии по тротуару ковровую дорожку, едва успели выставить на тротуаре развесистый рододендрон в кадке, как подъехал автомобиль заграничной марки.

Филимон степенно вышел навстречу. Кларисса ждала в кабинете.

Первым вышел из автомобиля и ступил на ковер Инспектор Тайной Канцелярии. Он был строг и подтянут, в темном костюме, мягкой шляпе, лишь черный зонт, странно болтавшийся на боку, словно сабля на портупее и армейская выправка — выдавали в нем человека военного.

Быстро оглядевшись по сторонам и не заметив ничего подозрительного, он кивнул головой Филимону и дал знак Главному Королевскому Зоологу, приглашая выйти из автомобиля. Зоолог кряхтя вышел. Это был старичок, похожий на журавля, в очках, с усами таракана. Вслед за ним выпорхнула из машины его Ассистентка — девица неопределенного возраста с тяжелым блокнотом.

— Прошу посетить мэрию! — поклонился им Филимон. — Надеюсь, ух-ух, что дальняя дорога разгуляла ваш аппетит.

— О, да! — энергично воскликнул Инспектор. — Я — голоден, как пес!

— А может вначале взглянем на замечательную птичку? — предложил Королевский Зоолог и обернулся к Ассистентке. — Дитя мое, подготовьте измерительную аппаратуру.

Девица достала из автомобиля складной метр.

— Птичка не улетит, — сказал Филимон. До начала торжества по-поводу новоселья надо было чуть-чуть потянуть время. — Вас ждет мэр города госпожа Кларисса. Женщина, так сказать…

— Безусловно! — согласился с ним Инспектор Тайной Канцелярии. — Мы не можем заставить ждать женщину.

Пока гости отдыхали с дороги — Кларисса расписывала успехи города. А к мастерской Тофера подошли войска местной гвардии и подвели разубранного страусовыми перьями белого коня для Авис. Тофер должен был по сценарию вести коня под узцы.

Филимон, извинившись перед гостями, бросился к мастерской Тофера.

Запыхавшись, он взбежал на второй этаж мастерской и рывком распахнул дверь.

— Приехали! — крикнул Филимон с порога.

— Кто? — спросила Курица.

— Королевская экспедиция!

— Наконец-то, — сказала она, пробуя встать, но каждый раз её зад поднимался вместе с креслом. — Помогите же! — недовольно закряхтела она.

Филимон с трудом оторвал её от сиденья.

— Ну и теснотища! — скривилась она. — Все перья помяла!

— Белый конь у порога! — сообщил Филимон.

— Что?!.. Верхом?!.. — возмутилась Авис. — Карету мне!

— Какую карету?! — удивился тот. — Нет у меня никакой кареты!.. Да и Дворец-то — напротив!..

— Ну, конечно! — хрипло усмехнулась Железная Курица. — Провинция! Того у них нет, этого — не бывает!.. Вот и живи после этого в таком вонючем городишке! А ведь я — Птица высокого полета! Мне — карету к подъезду!.. Иначе — ни шагу!..

— Да она — что, издевается?!.. — растерянно обернулся к Тоферу Филимон. — Или, ух-ух, чокнулась на радостях?

— Будет тебе карета, — пообещал ей Тофер: он уже понял, что спорить бесполезно. — Завтра же выпишем! — И не давая ей опомниться, снял холст с мольберта. — Ну, как? Похожа?..

С торжественного портрета глядела высокомерная и наглая морда Авис Беатитудо.

— Ух, ты! — в восторге пропела она. — До чего же хороша! Царица! — И добавила с ноткой зависти: — Везет тебе, художник! Любой музей этакий шедевр с руками оторвет! Молодец! Творчески растешь!

— Это как же? — не понял тот.

— А так, — ухмыльнулась Авис. — Ведь я — твое творчество! Расту я растешь и ты…

— Ну и дрянь, — шепнул Филимон Тоферу.

— О чем шепчетесь при даме?.. — кокетливо спросила она.

— Исключительно о том, ваша милость, — с ноткой подобострастия сказал Филимон, — как нам разрезать на открытии ленточку: вдоль или поперек… Прошу! — и он распахнул перед ней дверь.

— Портрет не забудь! — сурово напомнила она. — Пусть его несут впереди коня.

Все было готово к открытию Дворца: и тысячная толпа, и духовой оркестр, и корзины с яйцами и перьями из мастерской Тофера, и натянутая лента у дворцового подъезда. Из Дома Призрения были привезены все калеки и убогие, а из Дома Дитяти — матери с новорожденными — им по одному бесплатному перу счастья пообещала Кларисса.

Балкон, на котором должна была появиться сама Птица, был украшен гирляндами из бумажных цветов, а всю площадь полили дорогими духами.

Все с нетерпеньем ожидали начала праздника. Главный Королевский Зоолог бормотал одно и то же:

— Открытие Дворца — это просто открытие! Дворцовый переворот в зоологии! Я потрясен!

Ассистентка Зоолога с раскрытым блокнотом стояла рядом и фиксировала буквально каждое слово, вылетавшее из уст уважаемой и почитаемой личности. На словах «дворцовый переворот» Инспектор всякий раз грозно смотрел на Зоолога и зловеще шептал Ассистентке:

— Про это — не надо.

Филимон с трудом протиснулся сквозь толпу горожан и встал рядом с Инспектором, бросая иногда взгляды на столичную девицу.

Наконец по толпе пробежал долгожданный радостный гул: оркестранты взяли в руки свои инструменты. Звонкой медью грохнули трубы, ударили тарелки, застучал барабан. Хор, стоящий под балконом, раскрыл свой коллективный рот:

— Ура-а-а!.. — подхватили все горожане на площади.

На балконе появилась Авис Беатитудо.

— Ура-а-а! Ура-а! Ура!

— Чьи стихи? — поинтересовался Инспектор у Клариссы.

— Что?! Не слышу!.. — прокричала она в ответ.

Тарелки ударили ещё звонче, ещё громче забухал барабан.

— Ура-а-а!.. — вновь подхватили горожане.

Птица посылала всем воздушные поцелуи.

— Я спрашиваю: чьи это стихи?! — сурово прокричал Инспектор Клариссе прямо в ухо.

— Господина Филимона! — прокричала она тоже на ухо Инспектору.

— Очень смелые! — недовольно крикнул он ей.

— Господин Филимон — смелый человек!

Королевский Зоолог с восхищеньем взирал на Птицу Счастья.

— Неужели говорящая?!.. — спросил он у Клариссы.

Она поняла его только по жестам и радостно закивала.

Зоолог поднял вверх большой палец! Ассистентка тут же вписала в блокнот эмоции профессора. А Филимон под руки повел его и Клариссу к ленте открытия.

Самая красивая школьница города подала на подносе две пары ножниц, Филимон протянул их Зоологу и Клариссе. Оркестр грянул туш, и шелковая лента перед Дворцом была разрезана.

Всем, кому обещали, стали раздавать по одному бесплатному перу в руки, причем двое калек трижды отстояли очередь, тут же продали свои шесть перьев по золотому за штуку и купили на все деньги ящик с вином. Остальным горожанам — не убогим, в этот торжественный день счастливые перья продавали. Но, конечно, со скидкой. В общем, было весело.

А столичные гости тем временем направились во Дворец, чтобы поближе познакомиться с Птицей Удачи. Горожан туда временно не пускали гвардейцы.

Филимон вел Королевскую экспедицию по широкой лестнице, покрытой ковром с изображенными на нем цыплятами. Повсюду на стенах висели картины лучших художников города, на которых были сплошь счастливые лица. Под каждой картиной висела табличка с почти одним и тем же названием: «Счастливое детство», «Счастливая юность», «Счастливое материнство», «Счастливая семья» и «Счастливая старость».

— Очень красиво! — восхищались гости.

Гостей ввели в Главный Зал.

Здесь по замыслу Клариссы должно было проходить самое торжественное мероприятие города: Посвящение в Удачливые и Безмерно Счастливые. Из всех углов зала золоченые крылья вентиляторов гнали в центр ветер удачи. Пахло курятником.

В центре Зала в Золотом Гнезде сидела сама Авис Беатитудо. Устав от торжеств, она спала — овеваемая счастьем, разукрашенная в пух и прах, разнаряженная лентами и позументами — и на редкость тихо похрапывала.

— Разбудите же ее! — яростно зашипела Филимону Кларисса. — Какой скандал!

Филимон направился было к Птице, но Королевский Зоолог его остановил:

— Не надо! Я хочу полюбоваться ею в сонном состоянии.

Он несколько раз обошел Золотое Гнездо, бормоча в совершеннейшем восторге:

— Чудо! Просто чудо!..

— Не все же чудеса для столицы, — с кокетливым укором произнесла Кларисса, набивая трубку табаком. — Оставьте что-нибудь и провинции!

— Именно об этом я и хотел поговорить с вами. Королевское Зоологическое Общество хорошо заплатит вашему городу за эту птицу.

— И не просите!.. — запротестовала Кларисса.

— Мы подарим вам взамен целый зоопарк самых редкостных экземпляров! продолжал горячо уговаривать её ученый. — Подумайте хорошенько, госпожа Кларисса! За одну птицу — вся фауна Земли!..

— Меня продать?!.. — раскрыла вдруг глаза Авис Беатитудо. — Ах, ты, ученая тетеря!

Инспектор вытаращил на неё изумленные глаза, у Ассистентки выпало из рук перо, а Зоолог, пропустив мимо ушей оскорбление, даже подпрыгнул от восторга:

— Она говорит!.. Уникально! Восхитительно! О, какой экземпляр! — и обратился к Ассистентке: — Инструмент!..

Та протянула ему складной метр, и профессор направился к Птице.

— Может, лучше чуть попозже… — шепнул ему Филимон, весь напрягшись от волнения. — Она сейчас очень раздражена.

— Полноте, господин секретарь! — беспечно махнул рукой ученый. — Я входил в клетку тигра и крокодила, и они были со мной, как шелковые!

— Я не шелковая, болван! — прохрипела с гневом Авис. — Я — Железная!.. — И громко захлопала металлическими крыльями.

Стекла на окнах затрещали.

— Осторожней! — крикнула в испуге Кларисса. — Берегитесь!

Птица поднялась во весь рост. За эти полчаса она стала ещё огромнее, словно росла не по дням, не по часам, а по минутам. Ее куриная голова в железном панцире уже упиралась в потолок зала, глаза налились кровью, она выпустила когти, напоминающие лезвия ножей, и мерзкий скрежещущий клекот разнесся по всему Дворцу:

— Меня?!!.. Измерить?!!!..

Все прикрыли руками уши.

— Я тебе не крокодил, плюгавый старикашка!.. И не какая-то там зоопарковская кошка в полоску!.. Я — Авис Беатитудо!.. Единственная и неповторимая! Понял?!

Дело принимало скверный оборот. Филимон выскочил на балкон, чтобы кликнуть гвардейцев, но протяжный вопль Ассистентки Зоолога тут же вернул его в зал. То, что он увидел, заставило и похолодеть, и содрогнуться: на полу зала валялись только шляпа и башмак Инспектора Тайной Канцелярии, а в клюве у Железной Курицы барахтались исчезающие ноги Королевского Зоолога. Ассистентка вопила, записывая:

— Если я погибну, — спасите блокнот!

Филимон схватил онемевшую от страха Клариссу за руку, и они бросились вон из зала. Лишь в дверях, на миг оглянувшись, чтобы крикнуть Ассистентке: «Беги, дура!» — он увидел, как и её сгребла в горсть мерзкая железная лапа.

— За Тофером! — крикнула в истерике Кларисса Филимону. — Только он ещё может что-либо сделать! Только он!

Статуи птиц, стоящие там и тут, вдруг дернулись и опрокинулись, разлетелись на десятки кусков; закачались из стороны в сторону полотна от «Счастливого детства» до «Счастливой старости». Это Авис топала ногами. Дворец содрогался и трещал под её мощное кудахтанье.

 

ГОРОД В ОПАСНОСТИ

Еще полчаса назад Тофер твердо решил не ходить на открытие Дворца. «Что я там забыл?.. — думал он. — Железную Курицу, которую ненавижу? Клариссу, которую не уважаю? Или Филимона, которого боюсь столько лет?..»

Хотя он сам играл в их нечестную игру, принужден был принимать в ней участие, — веселиться вместе с ними ему было противно.

Он отказался вести под узцы белого коня, сославшись на то, что не достоин такой чести.

Проводив взглядом из окна Филимона и Авис Беатитудо с гвардией, он плотно закрыл окно и, отойдя вглубь мастерской, вдруг вспомнил слова зеленщицы, сказанные ему с грустью и сожалением:

— Ты хочешь знать, Крис, отчего не ожила ни одна реклама? Оттого, что твоя кисть забыла Законы Волшебства!

— Неправда! — сказал сам себе Тофер. — Я просто ужасно устал…

Он поставил на мольберт свежий холст, сел в кресло и стал думать о Нелли. Так и заснул в кресле. И приснился ему сон, что написал он портрет Нелли.

— Ну-ка, оживи! — сказал он портрету. — Отделись от холста!.. Здесь невысоко! Ну! Спрыгивай!..

И как будто ответил ему знакомый голос:

— Не буду!..

— Это сказала… ты?! — как будто спросил он её.

— Я, — ответила вторая Нелли.

— Какое счастье! — выдохнул от радости Тофер во сне. — Выходит, я ничего не позабыл!.. Только зачем ты сказала: «Не буду»?

— Одна Нелли уже есть. Какой смысл жить другой? — ответил во сне портрет.

— Какой смысл? — во сне усмехнулся он. — А может, я хочу, чтобы не одна, а сто… тысяча Нелли жили в этом городе?!

— Но зачем? — недоуменно спросила приснившаяся девушка с портрета.

— Да потому, что хорошего должно быть больше, чем плохого! Если оживешь ты — Филину придется туго. А ведь его не закрасить и не сжечь! Он уже есть! Он живет!

— Глупый! — рассмеялся голос девушки. — Если бы все это было так просто!..

— Проще простого! — заверил её Тофер. — Теперь я знаю, что делать! Каждый день будут сходить с моего холста хорошие люди! Я заселю ими весь город! И Филин улетит отсюда навсегда!..

— Вспомни, как он предлагал тебе то же самое. Он тоже хотел, чтобы ты оживил для города несколько вурдалаков, парочку стройных ведьм и дюжину кривых гномов, что жизнь, дескать, — это борьба Доброго и Злого, поэтому все надо уравновесить…

— Но ведь я отказался! — поспешно ответил Тофер. — Хоть он и был прав: победят те, кого больше!..

— Дело не в количестве! Пиши новые картины! Другие сюжеты! Ты Творец! Ты волен сочинять все, что захочешь! Так — сочиняй! Но только хорошее! Не поддавайся печали! Не окунай мысли в злость! Будь светел, художник!..

И Тофер проснулся.

За окном на площади играл духовой оркестр. Наступил счастливый миг открытия Дворца. Тофер уставился на прямоугольник свежего холста.

На лестнице раздались шаги, и зазвучала знакомая «Охотничья песня»:

Дверь распахнулась, и в мастерскую без стука вошел Марк. Он только что отобедал в харчевне «Хорош Гусь!» и как всегда держался навеселе.

— Ччесть имею, господин… художник! — качнулся Марк и, подойдя к столу, налил из кувшина без спросу стакан вина. Выпив его с жадностью до дна, он плюхнулся в соседнее кресло: — Ага-а!.. И тебе противно смотреть на веселящихся дураков!

Тофер смолчал.

— А мне противно!.. И на ту тварь, укравшую мои награды, и на горожан, физиономии которых слезливы и слюнявы от умиления и восторга!

— Чего ты хочешь? — спросил его Тофер.

— Ничего! Ни денег, ни славы! — Он приложил палец к губам: — Тсс!.. Только вернуть свое. Мою дочь!

— Она может и не вернуться, Марк.

— Что, никогда?!.. — спросил тот с испугом.

— Может, и никогда!

— Нет! — замахал руками чучельник. — Не сможет! И потом, ведь ты обещал!

— Я переоценил себя, старик! Девчонка поняла, что значит быть «бегущей по небу».

— К черту небо, прости, Господи! — взвился в кресле Марк. — Хотя… он пьяно хихикнул, — может ты и мне подрисуешь крылья?.. Валяй, Тофи! Должна же, наконец, восторжествовать справедливость: всю жизнь возиться с птицами — и не знать, что же такое полет!

— Такие, как ты, не летают! — угрюмо ответил ему Тофер.

— Это почему же? — плаксиво спросил Марк. — Воробью, выходит, можно? И комару — можно? И платяной моли?! Обидно… Господи! — простонал он, обливаясь слезами. — Зачем ты позволил мне поймать Птицу Счастья? Ты же знаешь, что я — азартен, но не зол! Я — птицелов, Господи! Я всегда боялся одиночества! Хоть кто-нибудь — да рядом: птица или собака! В какую историю влез!

— Ты — дикий человек, тебе простительно, — сказал Тофер. — Мне не простится.

Тут за окном раздался страшный грохот и дикое кудахтанье.

— Что это?! — в испуге произнес Марк.

Со звоном распахнулось окно.

Тофер выглянул на площадь.

— Не может быть! — ошеломленно произнес он.

— Что там?! Что?! — подбежал к окну Марк.

— Там… рухнул Дворец, — не веря своим глазам, сказал художник.

— Какой ужас!.. — прошептал вмиг протрезвевший чучельник.

Над городом, огромная, словно туча, металась Авис Беатитудо. Она то взмывала вверх, то со свирепым клекотом падала вниз, вырывая с корнями деревья и срывая с домов крыши.

Дверь мастерской рывком распахнулась. На пороге стоял напуганный Филимон. Его костюм был разорван и в грязи.

— Она взбесилась! — тяжело дышал он. — Она, ух-ух, сожрала всю королевскую экспедицию… Снесла железное яйцо! Разнесла Дворец! Украла дворцовые вентиляторы! Ее носит по небу Ветер Удачи в четыре мотора! Город в опасности!

— На площадь! — поднялся во весь рост Марк. — Старый гвардеец не может сидеть в окопах! За мной, господа!

— Погибнем! — вдруг заныл Филимон. — Чую, ух-ух, что погибнем!.. — Он привалился к дверному косяку, трясущийся и бледный, и выпученные глаза его, казалось, вот-вот выкатятся из глазниц.

— Смелее, господин секретарь! — приободрил его Марк.

— Что мы сможем?.. — лепетал Филимон. — Я видел её острые, как ножи, когти, её шпоры, её железные перья, о них сплющиваются пули!..

— Вперед! — хмуро подтолкнул его Тофер.

— Нет-нет! — дрожащим голосом повторял Филимон, вцепившись в дверную ручку своими пухлыми руками.

Тофер и Марк выбежали на площадь, которую уже с трудом можно было узнать. Словно смерч огромной силы налетел на город, смял, разорвал, перевернул, сокрушил все, что было на его пути — столбы, киоски, крыши домов!

А в небесах грохотала железными крыльями непобедимая Курица.

 

СРАЖЕНИЕ

Когда Нелли осталась жить в лесу, травница сразу начала учить её готовить целительные отвары из кореньев, толочь грибы и орехи для порошков, находить лечебные травы и цветы.

— Это — пустырник, — говорила она. — Он — от нервов. А это — девясил от кашля. А если что заболит — сваришь мяту. Жмет сердце — не забудь про полынь. А весной — сорви ландыш… А вот специально для твоего отца: баранец называется… Меньше Марк по харчевням шататься будет… И ещё запомни: сушить траву нужно не на солнце, а только в тени! — так ежедневно раскрывались Нелли все новые секреты и тайны.

— Как интересно! — говорила Нелли.

Однажды со стороны города донеслись грохот и выстрелы.

— Не пойму я, — сказала бабушка Божена, — то ли идет гроза, то ли какое-то сражение.

— Сейчас посмотрю! — сорвалась с места Нелли и поднялась над лесом.

— Ну, чего там?!.. — задрала голову зеленщица.

— Гвардейцы стреляют по какому-то летающему страшилищу! — кружа над соснами крикнула ей Нелли.

— Бежим в город! — махнула рукой бабушка Божена.

На площади было пусто, как, впрочем, и во всем городе.

— Ни одного гвардейца! — возмущался Марк. — Вот так защитники города!.. Испугаться какой-то курицы!

— Странно, что опустел город, — ответил Тофер.

— Да ничего он не опустел! Сидят по домам и дрожат от страха.

— Именно это — и странно… — с горечью сказал художник.

Марк вдруг принюхался: до его ноздрей долетел запах табачного дыма.

Из-за кучи камней поднялась странная фигура. Мужчина это или женщина невозможно было определить. Странное существо было в разорванной одежде и с белым лицом, как у клоуна в цирке. В руках оно держало уцелевший блокнот столичной Ассистентки, а в зубах — курительную трубку.

— Привет! — сказало существо голосом Клариссы.

— Ваша светлость! — изумился Марк. — Боже ж ты мой! Что это с вами?!..

— Со мной все в порядке, — бодро ответила Кларисса. — А вот что со всеми нами — это просто ужас!.. Вот, полюбуйтесь: эта птеродактилиха сожрала всю Королевскую Комиссию!..

— О, Господи! — перекрестился Марк.

— Конец карьере! — вздохнула Кларисса.

— О какой карьере вы говорите?! — возмутился Марк. — Это — конец всему городу!

Внезапно огромная черная тень надвинулась на площадь.

— Она летит сюда! — схватилась за сердце Кларисса.

Железная птица застыла в небе, словно примерялась, на кого же ей пасть.

Кларисса пошатнулась и, присев на кучу камней, закрыла глаза руками.

— Ваше превосходительство! — раздался неподалеку чей-то пронзительный голос. — Мадам! Сударыня!

Бледная Кларисса обернулась.

Из окна мастерской Тофера махал белым платком Филин. Но махал не ей законному мэру — а Железной Курице:

— Мадам! — кричал он. — С вашей крылатой силой и моими крылатыми идеями мы живо наведем порядок в городе!.. Мадам! По всей стране! Вы меня слышите?! В целом мире!

— Он свихнулся! — воскликнул Тофер.

— Предатель! — сплюнул Марк. — Чтоб не сказать хуже!

А Филимон орал все громче:

— О вас должна узнать вся страна! Чтобы через триста, ух-ух, нет! через пятьсот лет благодарные потомки помнили «Время Авис Беатитудо», при которой все были, ух-ух, как счастливы! Мы добьемся всеобщего блага и справедливости! Слава Авис Беатитудо!.. Эй, куда же вы?!.. Мадам! Возьмите меня с собой!..

Курица с шипящим свистом исчезла за горизонтом.

— Э-эй!.. Ваше величество! И я с вами!.. — Филимон вскарабкался на подоконник, замахал руками, желая взлететь, и — шагнул в пустоту!..

Он упал на булыжную мостовую и уже не шевелился.

— Убился… — прошептала Кларисса.

Все на площади потрясенно молчали. А тело Филимона стало вдруг быстро уменьшаться и у всех на глазах превращаться в живую растрепанную ночную птицу. Протяжно ухая, Филин полетел в сторону леса.

— Туда тебе и дорога, — сказал Марк, перекрестившись.

— Нужен герой! — пришла в себя Кларисса. — Именно героя нам не хватает!.. Надо немедленно объявить конкурс! За крупное вознаграждение герой должен явиться!

— Пока дождемся героя — пропадем совсем, — покачал головой Марк, и вдруг, резко развернувшись, сорвался с места.

— Куда ты?!.. — крикнул ему Тофер.

— За оружием! Как-никак, я был награжден тремя медалями за отвагу!

И, высоко держа голову, он заспешил домой.

— Славный старик! — умилилась Кларисса.

Бабушка Божена и Нелли обошли полгорода и наконец вышли к руинам Дворца. Под державшейся на одном гвозде вывеской

«ДВОРЕЦ СЧАСТЬЯ

имени

КЛАРИССЫ»

сидела в крайней растерянности сама госпожа Кларисса и попыхивала трубкой.

Рядом с ней стоял Тофер, молчаливо уставившись в небо.

— Вот где ты! — обрадовалась зеленщица.

Тофер вздрогнул и обернулся:

— Крис, мой мальчик! Победи Птицу! Кто же, кроме тебя?!..

— Держи! — крикнул подоспевший Марк и протянул Тоферу старинный тяжелый меч.

— Вперед, господин художник! — ободряюще произнесла Кларисса.

— Крис, — повторила бабушка Божена. — Ты спасешь город!

— Нет… — с сомненьем ответил Тофер. — Вы сами сказали, что я позабыл Законы Волшебства.

— А вдруг?.. — с надеждой улыбнулась она. — Я верю в тебя!

— А я назначаю вас Главным Героем! — торжественно изрекла Кларисса.

Черная тень вновь накрыла площадь.

— Эй, вы, глупые людишки! — раздался хриплый клекот. — Да разве можно меня победить?! Я всех вас загоню обратно в рамки! Чтобы знали свое место!

— Ты, мерзкая тварь! — взбешенно крикнул ей Тофер и сжал меч в руке.

— Что, мальчишка? Ну, скажи, не бойся! — насмешливо ответила она.

— Я вступаю с тобой в бой!..

— Милости прошу! — расхохоталась Птица.

Она опустилась ниже и, когтистой лапой подобрав Тофера, резко взмыла с ним в небо.

Все застыли внизу в отчаянном ожидании. До земли доносился хохот Курицы:

— Так меня! Так! Ну-ка, ударь ещё разок! Посильнее, художник! Это тебе не кистью махать! Коли меня! Руби меня! — веселилась Птица. — Что, не получается?! То-то, мальчишка! Ну, все, довольно! — перестала смеяться она. — Меня ждут дела поважнее! — И ткнув его железным клювом прямо в сердце, швырнула окровавленное тело Тофера на землю.

Нелли вскрикнула и уткнулась в плечо Марку.

— Эй, людишки! — доносился сверху хриплый птичий клекот. — Кто ещё сразится со мной?!..

— Какая глупость!.. — промолвила наконец Кларисса. — Какое мальчишество — лезть на рожон!.. Какое безрассудство: так вот взять — и умереть!

— Ну, чего же вы?!.. — надрывалась Авис. — Кто следующий?!

— Я! — раздался вдруг рядом знакомый голос.

И тут донесся колокольный звон.

— ДОНН-ДОНН!.. ДИНЬ-ДОНН!.. — это ударил большой колокол церкви Воздвижения.

— Динь-динь!.. Динь-донн-динь!.. — зазвонили в церкви над рекой.

Колокольный звон разносился отовсюду, казалось, все колокола земли, большие и маленькие, отозвались на голос, крикнувший:

— Я!

И все обернулись на этот голос.

— Крис! — воскликнула бабушка Божена.

— Это он! — обрадовалась Нелли.

Это был Крис, безбородый и безоружный — только кисть и палитра в руках. На его плече сидела Синяя Птица Счастья, а рядом гордо шла крупноклетчатая Коза.

Крис поднял кисть, как меч, и вступил в бой с Железной Курицей.

— Остановите его! — крикнула Кларисса. — Еще один сумасшедший! Разве вы не видите, что драться с ней — бесполезно?! Разве кисть заменит меч, а палитра — щит?!

Но смельчак уже напал на Птицу. С каждым прикосновеньем волшебной кисти к её железному телу, с каждым мазком волшебной краски — на землю летели жестяные перья.

— Вот это — герой! — восхищенно прошептала Кларисса. — Есть все основания назначить этого юношу Главным Героем Города! Эх, ему бы ещё кого в помощь!.. — и нервно задымила трубкой.

Не говоря ни слова, Нелли сорвалась с места.

— Куда?!.. — только и успел крикнуть Марк.

А по камням уже бежала следом бабушка Божена.

— А ты-то чего?! — удивился он.

— Эта драка без меня не обойдется! — бойко ответила она, и в тот же миг взмыла над площадью.

— Гляди-ка, — восхищенно проговорил чучельник. — Взлетела!

А колокола продолжали звонить:

— Донн! Донн! Динь! Донн!..

Бой продолжался. Теперь уже Птица была в панике: Нелли что есть силы дергала её за хвост, а бабушка Божена ощипывала крылья — перо за пером и приговаривала:

— Это — на дверь… Это — на баню: крыша прохудилась… Это — на сарай…

А внизу в нетерпеньи пританцовывал Марк, следя за сражением:

— Так ее!.. Так!.. Залетай слева!.. Поберегись!.. Стукни хорошенько!.. Ну, я постараюсь, ну, я сделаю чучело на славу!.. Ну, это будет шедевр!.. Во всем мире не будет ничего подобного!.. Это будет чучело чучел! Всем чучелам — царица! Царь-Чучело! Ну, я расстараюсь!..

— Отец! — крикнула ему Нелли. — Лети к нам!

— Что значит — «лети»?!.. — растерялся он. — Поди, не воробей!.. Слыхали, госпожа Кларисса? — «лети»! Легко сказать!..

Кларисса, выпустив дым изо рта, пошутила:

— А вы помашите ручонками — авось выйдет.

— Это легко! — донесся с небес голос Криса.

— Давай, Марк! — крикнула бабушка Божена. — Нужно только захотеть!

— Я хочу! — в неистовстве прокричал им чучельник. — Я очень хочу!!!

И, перепрыгивая через камни, он внезапно взлетел над землей.

— Лечу-у! — восторженно завопил Марк. — Лечу на помощь!..

— И этот взлетел!.. — не поверила своим глазам, Кларисса. — Не город, а птичий остров!..

Ей вдруг стало жаль себя: ещё бы! — все — там, а она одна-одинешенька на руинах Дворца своего имени. Смешно и нелепо Кларисса подпрыгнула разок-другой, но осталась на месте, взмахнула руками, но они не подняли её.

— Безобразие! — с обидой сказала она. — Я тоже хочу летать! Эй, возьмите и меня с собой!.. Или нельзя?

А в городе отпирались засовы, откидывались цепочки, горожане заполняли улицы своего несчастного города. Кто — со страхом, кто — с удивленьем, а большинство — с восторгом следили за небесным боем.

Над ними громыхала жесть, сверкали пропеллеры вентиляторов, а перед всеми вместо Птицы Удачи уже кудахтала над городом просто большущая жирная курица.

А колокола не умолкали.

— Я ещё покажу вам! — хрипела курица из последних сил. — Вы у меня ещё наплачетесь!..

И тут из её клюва выпорхнула Ассистентка Королевского Зоолога.

— Держите меня! — завизжала она, и Нелли с бабушкой Боженой подхватили её за руки с двух сторон и опустили на площадь.

— Блокнот! — сказала девица, как только встала на ноги.

Вслед за девицей, кряхтя, не соображая, куда это он лезет, вылез сам Зоолог, и Марк сразу же посадил его себе на спину, они тоже благополучно приземлились.

Последним из клюва появился Инспектор Тайной Канцелярии.

Не теряя самообладания, он хотел было раскрыть над собой зонт и спуститься, как на парашюте, но зонт, ко всеобщему ужасу, не раскрывался: видимо, испортился от пребывания в желудке Птицы. Инспектор падал и мог бы разбиться насмерть, но тут, откуда ни возьмись, к нему на большой скорости подлетела Коза. Она подхватила его на спину: Инспектор оказался на Козе верхом.

— Однако!.. — промолвил он, слезая с Козы после того, как крупноклетчатая сделала вираж над площадью и приземлилась прямо перед Клариссой.

— Принесите Инспектору башмак и шляпу! — распорядилась Кларисса, поскольку тот неловко переминался в одном башмаке — второй он обронил во Дворце, когда Птица его заглатывала.

А курица стала стремительно уменьшаться в размерах, превращаться на глазах у всех в совершенно обычную курицу-хохлатку, пеструшку, курочку-рябу.

— Кудах-так-тах!.. Кудах-так-тах!.. — наконец завопила она, вываливаясь из постромков, на которых были прикреплены вентиляторы, и, шлепнувшись о землю, бросилась искать свой курятник.

— Вот вам и необыкновенное чучело! — захохотал старый Марк. — Эх, не сбылась моя мечта!.. Все, с чучельным делом покончено! — заявил он. — Разве это красиво: чучела?

Вентиляторы упали за лесом и взорвались.

Раздались четыре взрыва.

Первый — бухнул,

второй — ухнул,

третий — охнул,

а четвертый, — словно грохнул духовой оркестр!

— Городу не нужны летающие пожарники? — спросил Марк у Клариссы.

— Что?! — ответила Кларисса.

Бой был закончен. Умолкли колокола. Вот и Крис спустился с небес. Кларисса шла к нему навстречу с распростертыми объятьями. Горожане отовсюду сбегались на площадь, радостно приветствуя победителей. Вечерело.

Внезапно все услышали странный, настойчивый, негромкий стук. Все насторожились, как будто что-то вспомнили. Смех и разговоры смолкли. Стук тоже смолк. Но всем почему-то стало тревожно.

В наступившей тишине ждали его повторения.

И он повторился: тук-тук-тук! Тук-тук-тук!

— Яйцо! — сказала Кларисса.

Среди обломков Дворца лежало наполовину засыпанное обвалившейся штукатуркой железное сверхъяйцо.

— Как сто страусиных! — сказал старый Марк.

— Как тысяча куриных! — сказала бабушка Божена.

— Как миллион голубиных! — сказала Нелли.

— Нас ждет сюрприз, — сказал Крис.

— Мучения не кончились! — сказала Кларисса.

Наши герои, затаив дыхание, приблизились и увидели невиданное: на бронированной скорлупе отчетливо была видна татуировка пиратского содержания: кости крест-накрест и череп над костями, скрещенные пистоли и скрещенные бандитские кривые ножи, и кинжал, по самую рукоятку обвитый ядовитой змеей.

— Бр-р-р! — сказал Марк.

— Мать Пресвятая Богородица! — сказала бабушка Божена.

— Ужас! — сказала Кларисса.

— Тук-тук-тук! — ответили из яйца.

— Здесь опасно, — сказала Кларисса. — Я остаюсь одна, а всех прошу отойти подальше. Надо вызвать артиллерию из столицы.

— Страшное яйцо! — с опаской сказал Марк. — Мы вас не оставим одну.

— Тук-тук-тук!.. Тук-тук-тук!..

— Здесь надпись!.. — прошептала Нелли. Она сдула со скорлупы пыль и прочитала:

«НЕ ЗАБУДУ МАТЬ РОДНУЮ!..»

— Кошмар! — простонала Кларисса. — Мы погибли!.. Этот — не забудет.

— Тук-тук-тук! — отозвалось яйцо.

Тогда старый Марк изо всей силы сжал рукоять старого меча, размахнулся, все отпрянули в стороны, он ударил.

Скорлупа раскололась — со страшным звоном!

— Какой хорошенький! — в восторге воскликнула Нелли.

Из яйца выпорхнул, и взлетел на край скорлупы, и встряхнулся желтый веселый обыкновенный цыпленок.

— Как одуванчик! — воскликнула бабушка Божена.

— Как солнышко! — пролепетала Кларисса. — Надо дать ему хорошее воспитание!

— Ку-ка-ле-ку-у-у!.. — по-детски прокукарекал старый Марк.