— Бомммм!.. Бомммм!.. Бомммм!.. — мрачно пробил колокол.

На городской стене появился герольд.

— Именем Правителя города, — прокричал он, — Муниципальное Ведомство Доносов постановило: бродяг и смутьянов, именующих себя менестрелями, признать виновными в распевании дерзких песен и приговорить к лишению языка. Дьявольские инструменты — сжечь!

Он затрубил, и на площадь въехала повозка-эшафот, на которой стояло четверо молодых парней, уже знакомых Марусе по картине в замке.

За повозкой, разбиваясь о камни мостовой, волочились на веревках приговоренные лютни и дудки. Сзади шла стража. Повозка проехала сквозь смолкнувший человеческий коридор и остановилась посреди площади.

К эшафоту подошел палач с длинными клещами в руках. Его лицо было скрыто красным балахоном с прорезями для глаз. Он шагнул к первому парню и вытащил кляп.

запел Менестрель.

— Молчать! — лениво сказал палач и раздвинул клещи.

подпели первому Менестрелю остальные.

Путник с размалеванным лицом достал изза пояса серебряную свирель, приложил к губам и заиграл…

Тут же и палач, и стражники очутились связанными в повозке. Кони рванули, повозка понеслась по городу, а менестрели — исчезли.

Народ в изумлении ликовал:

— Чудо!

Марусе очень хотела познакомиться с обладателем серебряной свирели. Но не могла: ведь она была привидением. Поэтому просто ходила за ним повсюду, куда он — туда и она.