Волк изменился. Его перестали донимать странные видения. Он жил только настоящим, и оно было в меру спокойным.

Не помня в Прошлом ничего, Волк с Нынешним почти не спорил: Том на прогулку брал его по парку, чуть пореже — к морю, держа, порой, — на поводке, а иногда — рука в руке.

Но ни прохлада дна морского, ни крики чаек, ни прибой — ничто весеннею порой не пробудило в нем Былого.

Чугунную клетку вынесли в сарай, и теперь волк, несмотря на протесты доктора, жил вместе с Томом. Их кровати поставили рядом, и по вечерам они играли в морской бой или мастерили кораблики с цветными парусами.

Волк постоянно удивлял мальчика своими неожиданными познаниями в морском деле.

— Что такое бом-брам-стеньга? — спрашивал Том.

— Это дерево, которое служит продолжением брам-стеньги, — отвечал волк.

— А что такое брам-стеньга? — выпытывал мальчик.

— Дерево, служащее продолжением стеньги.

— Так что же такое стеньга?! — вопрошал Том.

— Дерево, что служит продолжением мачты, — посмеивался волк, обнажая клыки. — Смотря по тому, какой мачте принадлежит, называется фор-стеньга, грот-стеньга и крюйс-стеньга. А уж выше идет брам-стеньга, а ещё выше бом-брам-стеньга! — возвращался он к началу разговора под их общий хохот.

— Наверное ты был моряком, если так много знаешь! — утверждал Том.

Волк растерянно пожимал плечами. Цветные лоскуты парусов что-то напоминали ему…

Солнце стало пригревать сильнее. Тонкая корка замерзшей морской воды у берега с каждым днем покрывалась все новыми трещинами, и освобожденные от зимнего плена волны — так же, как и вечность назад — рвались на берег, обжигая редких гуляк ледяными брызгами.

Безбрежный морской простор до самого горизонта, гул волн и запах морского песка преобразили волка. Он вдыхал полной грудью холодный воздух ранней весны. Иногда Тому казалось, что вот сейчас, ещё мгновенье, — и волк вспомнит все на свете. Но этого не происходило…

И лишь из деревяшек флот да шелест парусов бумажных подчас оттаивали лед замерзшей памяти. И страшно ему вдруг становилось вмиг, когда строгал он барк иль бриг.

Отдельными вспышками возникало чье-то далекое детство… Чья-то прошлая жизнь… Чье-то прозвище — Огрызок…

Он силился понять, что значил смысл тех видений или грез… То ль кто-то изводил всерьез, иль кто-то просто так дурачил…

Волк с удивленьем спрашивал себя: зачем она ему — чья-то прошлая жизнь?.. Что ему в ней? Кто этот наивный мальчик по имени Джек?.. И не получал ответа…

Между тем, все Графство давно уже знало о Волке.

Многие кучера стали выбирать по просьбе своих господ путь, который обязательно пролегал мимо особняка Чейстонов. Те надеялись хоть издали, хоть краешком глаза увидеть Человековолка. Все мальчишки Норфолка с завистью глядели на Тома. Авторитет доктора Бромса, который мог почти ежедневно видеть зверя, притом, изучать его сколько влезет — возрос неизмеримо.

Доктор, будучи другом семьи и охраняя её покой, пообещал жителям Норфолка, что к лету он привезет чудище на ярПлатону в Кингс-Линн, на всеобщее обозрение. Его обещание немного утихомирило страсти и отвадило от дома любопытных, которые теперь все — от ребенка до старика — с нетерпеньем ожидали начала лета.

И вот оно наступило.

Дружба Тома с волком росла, как дни в начале июня. Много времени проводили друзья на берегу, скрываясь от любопытных соседских глаз за сохнущими сетями. С утра и до вечера разносились команды:

— Лево руля!

— Поднять якоря!

И начинался морской бой.

И вовсю палил фрегат.

— Свистать всех наверх!

— Выйти на ветер!

И остывал порой ужин, даже если Чарльз приносил его прямо на берег.

— Не зевай на руль!

— Смотреть вперед!

— Пли!

И тонул неприятельский корвет…

Однажды после штормовой, дождливой ночи, утром блеклым — кусок обшивки бортовой был выброшен на берег мокрый средь водорослей и камней…

На нем темнело имя: «МЭЙ…»

Его нашел Том…

Горизонт качнулся, Том медленно присел на корточки, чтобы не упасть. Застучало в висках: «Мэй-Мэй-Мэй!»…

Волк подбежал и встревожено спросил:

— Что случилось?!

Том протянул ему кусок мокрого дерева. Тот осмотрел его со всех сторон и удивленно спросил:

— Что это?..

— Обшивка отцовского барка, — хрипло ответил мальчик. — Значит, он все-таки погиб… — И худые детские плечи сотряслись в беззвучных рыданиях.

Волк отошел в сторонку.

Мэй… Мэй… Какое знакомое имя!.. Мэй! Мэй!.. Как будто он где-то слышал его… Или читал… Выжженные буквы… Черная обшивка… МЭЙ! МЭЙ! О, МЭЙ!!! Но где?.. Когда?!.. Сухие губы бессвязно бормотали, а в ушах нарастал гул Времени… И на голову обрушилось Прошлое! Оно запахло порохом и кровью, оно загрохотало выстрелами и предсмертными стонами, а перед глазами явились пираты, акулы, охотники, волки, и — Артур Гулль!..

Волк вспомнил все. Свое имя. Свою жизнь. Свою власть и жестокость. Свою славу! И свое униженье!.. Последняя вспышка памяти взрывом ворвалась в сознанье, вернула Прошлое… Мальчик по кличке Огрызок, который постоянно приходил в его виденья — был он сам!..

Человековолк застонал. Он увидел себя подростком, юношей, стоящим на корабле под черными парусами… Его воспаленная память вернула ему тот день, когда в стычке пиратов был убит отец. Огрызок не любил его, но в тот миг, когда отца убили на его глазах — в нем проснулся Сын Пирата, и он, победив своих недругов на корабле, с полным правом надел на себя отцовскую треуголку Атамана!

Убийство, во имя чего бы оно не произошло, — есть убийство. Это прыжок зверя, сидящего в каждом из нас. И как только зверь выпрыгнет наружу — его уже не загонишь обратно. А он, насладившись стонами настигнутой жертвы и вкусив крови, жаждет новых смертей, одной страшнее другой.

Так месть за отца превратила морского волчонка из Огрызка в Кровавого Джека-Косые Паруса! Сильного, отважного и жестокого. Он, не задумываясь, убивал каждого, кто вставал на его пути. Слыша стоны и мольбы побежденных, он лишь смеялся им в лицо, и каждый раз дерзко бросал вызов Судьбе…

О, как радовался на том свете Рыжебородый Джон! Своей смертью он передал эстафету сыну! Смоляная душа погибшего Атамана извивалась в Адовом огне, задыхалась под тяжестью грехов, крича от боли, но все равно была довольна: сын Джона стал настоящим Морским Волком!..

Виденьем этим оглушенный Волк был растерян, смят, сражен… И вспомнив все, что было — он глядел на Тома, потрясенный!..