По серым ветреным волнам из южных мест дорогой длинной плыла к холодным берегам выносливая бригантина. На ней без лени и тоски служили честно моряки.

Родных стремясь увидеть вскоре, они без устали вели свой парусник на край земли, по краю Северного моря.

Команда чувствовала себя отлично: уже не в первый раз моряки ходили к Берегу Янтарных Сосен и знали, что в Лесной школе их ждут: у каждого матроса был свой названный сын. Поэтому мальчишек ожидали не только общие подарки, но и личные сюрпризы. Много везли в трюме южных фруктов и сладостей: ведь на севере, где лето всегда холодное, они принимались с особой благодарностью.

До Абердина оставалось чуть более ста миль, как вдруг впередсмотрящий (он сидел в бочке на грот-мачте) увидел на горизонте со стороны востока быстро приближающуюся к их барку шхуну. Неведомо откуда возникшая — она казалась почти неправдоподобной. Впередсмотрящий — молодой матрос, впервые попавший в столь длительное плаванье — не испугался, хоть голос выдавал его волненье, когда он прокричал в рупор:

— Неизвестный корабль, капитан!..

Однако Артур Гулль, тридцативосьмилетний владелец «Санты Мэй», сам уже следил в подзорную трубу за шхуной без опознавательных знаков.

Флаг черным был и паруса — черным-чернее мглы и ночи! Как будто адская гроза разорвала все небо в клочья. А с флага, обнажив оскал, зловеще череп хохотал. Моряк, почуяв вмиг угрозу, хотел дать знак, но не успел: с корвета выстрел прогремел и сбросил за корму матроса.

Стая акул тут же бросилась к его телу, и зеленая гладь воды стала бурой.

Стоял пронзительный июль. Казалось, бой был — невозможен.

— Все — на защиту! — отдал Гулль приказ. И меч достал из ножен.

Моряки с тревогой высыпали на палубу. Положение становилось угрожающим. Барк, будучи кораблем торговым, имел на своем борту лишь две маломощные пушки. Но они годились скорее для приветственной пальбы, чем для серьезной схватки.

Поникшие паруса вспыхнули почти одновременно. Затрещали горящие мачты, и черный дым закоптил белые облака. С черной шхуны уже стали слышны громкие ругательства.

Впивались крючья в бок кормы, тугие натянув канаты. Подняв ножи и топоры, вломились на корабль пираты.

Нападавших оказалось куда больше, чем матросов в команде Гулля. Кроме того, морские бандиты, опьяненные близкой победой и ромом, действовали агрессивней. Спрыгнув на палубу горящего барка, они резали, стреляли и рубили ни в чем не повинных людей. Злодейство творилось быстро и привычно. Шкипер был убит одним из первых: ему топором проломили голову. Один за другим уходили из жизни отважные люди.

На баке, недалеко от фок-мачты, дрался раненый в плечо капитан «Санты Мэй». Он уже сразил трех негодяев, но его окружали ещё с десяток разъяренных пиратов. И лишь когда, потеряв сознание от ран, он упал на свернутые кольцами канаты, злодеи набросились на Гулля и связали его.

Отец Тома уже не видел, как из трюма растаскивались коробки и мешки с подарками для Лесной школы, как плевались пираты, наткнувшись на бесполезный для них груз: вместо рома — в бочках оказался мед, вместо оружия — игрушки, вместо золота, дорогих тканей и мехов — учебники, тетради и чернила.

Огонь охватил почти весь барк. Пираты вернулись на шхуну, прихватив с собой капитана Гулля, оттолкнулись железными крюками от горящего корабля и отплыли на безопасное расстояние.

И вот тогда на палубу вышел атаман пиратов Кровавый Джек-Косые Паруса.

Курчавые черные волосы и борода обрамляли его смуглое загорелое лицо, все в рубцах и ссадинах, а карие глаза смотрели умно и живо. И если не знать, что это — самый страшный человек во всем Северном море, многим юным леди он пришелся бы по вкусу. Как ни странно, его лицо можно было даже назвать красивым, но это была та грубая красота, за которой скрывались себялюбие и жестокость.

Сами пираты прозвали Джека «Кровавым». Он мог одним взглядом послать на казнь любого из них. Они страшились атамана и люто его ненавидели. Лишь один человек на шхуне мог говорить с ним на равных: боцман Однорукий Дик.

Поднесли кресло. Поставив ногу на сиденье, Джек с нескрываемым любопытством смотрел на Артура Гулля, который все ещё не приходил в сознанье. Рана на плече пленного была наспех перевязана разорванным рукавом его собственной рубашки.

Это самолично сделал Дик: Гуллю ещё предстояло «позабавить» атамана, который часто устраивал жестокие шутки с побежденными, себе — на радость и — на страх своей команде. Несчастных либо вешали по нескольку раз, или, подцепив за ногу, опускали за борт, не давая захлебнуться, а то просто живьем бросали на съеденье акулам.

Атаман подал знак, и пират, стоявший рядом с привязанным к грот-мачте Гуллем, вылил на того ведро воды. Капитан Артур приоткрыл глаза, с трудом поднял голову. Он увидел, что находится на чужом корабле, тяжелым взглядом окинул свой барк, пылающий недалеко.

— Ба! Кого я вижу?! — с фальшивым радушием воскликнул атаман.

Пираты громко захохотали: спектакль начался.

— Аяяй! — «возмутился» Джек. — Какие негодяи! — Он грозно нахмурился и гневно посмотрел на пиратов. — Как вы посмели?!.. Ведь это — знаменитый сэр Артур!!!

«Негодяи» давились от смеха, вливая в себя ром прямо из бутылок.

— Подлые акулы! Морские выродки! — прорычал атаман. — Чтоб вас всех поглотила пучина!

Каждая его фраза сопровождалась диким ревом восторга команды. Джек вынул из-за пояса пистоль и навел его на пиратов.

— Вот я вас! Продырявлю и — баста!

Смех несколько поутих, хотя все знали, что и эта сцена также входит в кровавый спектакль. Лишь один пират прошептал на ухо другому:

— Когда он так шутит — меня все равно берет оторопь!

— Еще бы! — согласился второй. — Вспомни, как в тот раз он убил Коротконогого Бочонка. Даже бровью не повел, потом божился, что вышло, дескать, случайно.

— Как бы не так!.. — с ненавистью прибавил первый. — Он избавляется от всех ему неугодных.

— Тсс!.. — прервал второй. — На шхуне везде уши…

Кровавый Джек, между тем, сделал один выстрел и прострелил узел на веревке пленника, которой тот был привязан к грот-мачте. Артур Гулль настолько ослабел, что тут же мешком свалился на палубу.

— Не ушиблись?! — сострадательно спросил Джек, подойдя к нему.

Не ответив на издевательство, Гулль нашел в себе силы сесть, затем поднялся и прислонился к мачте. Так и стоял, слегка шатаясь, неотрывно глядя в глаза Джеку. Тот не выдержал его пронзительного взгляда. Он повернулся к Однорукому Дику и велел подать вино. Боцман вынес на подносе два серебряных кубка. Один поднесли атаману, второй — Гуллю. Видимо, представления для пиратов не отличались разнообразием.

Пленник, как ни странно, принял бокал… и вдруг резко выплеснул вино в лицо Дику.

Тот заморгал мокрыми ресницами, выпучив глаза, потом бросил поднос на палубу под дружный хохот команды и в ярости набросился на безоружного пленника. Однако властный голос Кровавого Джека остановил его:

— На место, Дик!.. Сэр — наш гость, и поэтому веди себя прилично. Лучше налей капитану бокал рома. Сам видишь: вино он не переносит.

Стиснув зубы, Однорукий Дик молча обтер обшлагом пустого рукава лицо и налил Гуллю полный кубок рома. Однако эту порцию выпивки ожидала участь предыдущей. Такого спектакля пираты в жизни ещё не видали!

Кровавый Джек отхлебнул из своего кубка и, прищурившись, с любопытством наблюдал за странной дуэлью. На этот раз Однорукий Дик, не обтерев лица, сам обратился к Джеку, криво улыбаясь:

— Ты не прав, Атаман! Ром он не любит тоже. Попробую угостить его джином. Но если и джин придется ему не по вкусу, клянусь Геенной Огненной, я ему мозги продырявлю, чтоб научился уважать законы гостеприимства такой благородной компании!

Он принес бутылку и налил в кубок Гулля черную огненную жидкость.

Кровавый Джек, предвосхищая очередное смелое безрассудства капитана, обратился к нему и поднял свой кубок.

— Простите его за грубость, сэр! Что с него взять? Мужлан, скотина, людоед! Невоспитанный башмак, ваша милость! Мы с вами совсем другие люди. Я хочу выпить за вас до самого дна! — Джек прищурился в хищной улыбке. Пейте и вы — до дна морского!

Атаман остался доволен своей шуткой и тут же опорожнил бокал. Гулль не проронил ни слова. Стоял молча.

— Ну, чего же вы?..

— Я оказался прав, атаман! — взвизгнул Однорукий Дик. — Джин ему тоже не по нраву. Может, угостить вас теплым молочком?!..

— Ну что ж, я выпью свой бокал, — ответил Гулль почти спокойно, — и, хоть я смерти не искал, её приму от вас достойно.

Он поднял кубок.

— За того, кто отомстит!

Хохот смолк. На палубе наступила зловещая пауза. Лишь невдалеке трещали черные мачты догорающего барка.

— И кто он, этот храбрец? — холодно поинтересовался Джек.

— Мой сын, — твердо ответил капитан.

— О-о-о! Ваш мальчишка?! — Атаман схватился руками за голову. Он обвел безумными глазами команду, вскочил на кресло и заорал что есть мочи: — Все за борт! Спасайся кто может!.. — И, продолжая представленье, бросился на колени перед Артуром Гуллем. — Помилуйте, сэр! Не губите! Я знаю его: он так жесток! — Джек выл и хохотал одновременно.

Снова послышались шутки и смешки.

Кто-то завопил ПИРАТСКУЮ ПЕСНЮ:

Джек поднялся. Улыбку — как смыло волной. Он посмотрел на Гулля беспощадными очами и прохрипел:

— Повесить!..

Сэра Артура тут же, словно в клешни, схватили крепкие руки пиратов.

— И знай, герой! — проскрежетал зубами Кровавый Джек. — Еще много лет я буду убивать и грабить таких, как ты! И побогаче тебя! И победней! Мое имя наводит страх на моря и на материки! А кто не со мной, — он обвел тяжелым взглядом команду, — разорву и загрызу! Потому что я — ВОЛК МОРСКОЙ!

На шею Капитана поспешно набросили канат. И, когда сапог палача уже приготовился выбить из-под его ног пустой бочонок, Артур Гулль промолвил:

— ТАК БУДЬ ЖЕ ТЫ ИМ ВОВЕКИ!..

В тот же миг бочонок от сильного удара покатился по палубе и стукнулся о борт шхуны.

В чистом небе внезапно ударил гром, сверкнула молния, вокруг сделалось темным-темно. День превратился в ночь. На шхуну обрушилась страшная гроза… Молнии раскалывали черный небосвод, а гром ревел так, словно по тучам шло разъяренное стадо слонов. Потоки ледяной воды в один миг залили палубу.

Это длилось совсем недолго, минуту-другую, — хотя одни из пиратов потом утверждали, что буря швыряла их час или два, а другие клялись и божились, что этот Ад продолжался весь день.

Но, что бы они ни говорили, очень быстро — и так же внезапно — шторм прекратился. Наступил штиль.

Море успокоилось, рассеялась тьма, солнце светило на весь Божий мир, вновь освещало и грело моря и Землю.

— Где он?! — воскликнул Джек, указывая на рею.

Под ней покачивался лишь обрывок каната. Тело бесследно исчезло.

— Обыскать палубы и осмотреть все за бортом! — приказал атаман охрипшим вдруг голосом.

Но матросы словно приросли к полу. Полными ужаса глазами, глядели они на Кровавого Джека. Натерпевшись страху во время неожиданного шторма, пираты, казалось, куда больше были потрясены теперь — когда море успокоилось.

— В чем дело, болваны?! — рявкнул на них Джек.

Те продолжали молчать.

— Испугались, дураки?! — рассмеялся он, не понимая, что творится. Может, вас поразил гром?!..

Пираты расползались от него в разные стороны.

— Эй, кто-нибудь мне скажет, наконец, что происходит?!! — теперь он был вне себя от гнева.

— Ата-ата-ата-а-аман!.. — пролепетал Боцман. Его не слушался язык, а рот свела судорога.

— Ну, что?! — Джек выхватил пистоль из-за пояса. — Говори быстрее!..

Однорукий Дик облизал деревянным языком шершавые губы и с трудом выдавил из себя:

— Тво-во-во-е лицо… — Он пораженно застыл, не в состоянии произнести ни слова.

— Что — мое лицо?!.. — зарычал в ярости Джек и, повернувшись к надраенному до зеркального блеска судовому колоколу, замер…

— Морской черт!.. — разнеслось по палубе.

«Дьявол! — мелькнуло у него в голове. — Неужели… проклятье Гулля?!..»

— Скорее канат! — бросил кто-то из матросов.

Джек отскочил в сторону и резко обернулся на шепот:

— Стоять! Если кто двинется с места — вмиг сосватаю со смертью!

Но тут сзади навалились двое: один вырвал у него пистоль, другой же здоровяк более шести футов — скрутил руки за спиной. Кровавый Джек, как я уже говорил, был не из слабых, но и прижавшие его к палубе почти двести фунтов были довольно ощутимы! Он попробовал вырваться, однако, меньше чем за минуту, был обвязан канатом, словно личинка коконом.

Пираты помнили обиды и, пересиливая страх, с жестокой злобой в пух и прах пинали волка!.. Весь избитый лежал ничком живой мертвец… пока живой… почти калека.

«Скорей убейте, наконец…» — подумал тот, кто звался Джеком…

Спустя четверть часа Однорукий Дик, надев атаманскую треуголку, которая пришлась как раз впору, приказал спустить на воду судовую шлюпку и бросить туда ещё живого Атамана. Шлюпку отпихнули от борта шхуны, и она по воле волн поплыла в неизвестность…