Когда автобусы выехали из города, ребятня с особенной жадностью приникла к окнам, глазея вокруг. Начались узкие улицы, по обеим сторонам которых за глинобитными дувалами тянулись большие сады с высокими деревьями и зеленой блестящей листвой. Солнце сквозь ветви бросало на землю золотые узоры разнообразных форм. Порой они обгоняли крестьянина верхом на осле, в тюбетейке и с лопатой на плече, который неторопливо ехал в сторону зеленых полей за садами, и ноги его болтались по бокам осла. Увидев его, дети махали руками, приветствовали и желали всего доброго.

Примерно через час они достигли конца автобусного маршрута. Дальше нужно было идти пешком. Старшие навьючили на себя припасы для обеда, намаза и привала и двинулись вперед. Детей разделили по группам и построили по росту. Им были даны последние наставления, и цепочка двинулась в путь. Несколько минут потребовалось для того, чтобы зашагали все дети. Когда двинулись в путь последние звенья, передовые были уже далеко, они виднелись на склоне ущелья. Детей как будто стало больше, намного больше. Но на узкой горной тропе их цепочка правильным образом отклонялась вправо и влево, вверх и вниз. Внизу была большая река, по берегам которой росли фруктовые деревья. Река стремительно неслась по каменистому руслу с частыми перепадами высоты. Иногда она низвергалась большими или малыми водопадами, иногда, чтобы проделать свой трудный путь к никому не известной цели, разливалась озерцами и целыми озерами. Когда ребята проходили недалеко от фруктовых деревьев, их взгляды привлекала яркая черешня и вишня или белые, крупные и сочные тутовые ягоды — и ноги сами собой начинали шагать медленнее. Но тут до слуха детей долетал голос кого-то из руководителей:

— Смотрим только под ноги. Дорога опасна!

И дети продолжали путь, хотя неизбежно все-таки поглядывали на подмигивающую им красную черешню.

Солнце во всем своем великолепии поднималось над вершинами гор, и золотой поток его лучей лился на реку и горы, и деревья. Под жаркими лучами весеннего солнца путь по узкой горной тропе, идущей то вверх, то вниз, был труден. Капли пота появились на влажных разгоряченных лбах ребят, и постепенно губы их пересыхали, а в висках начинало стучать. Теперь уже река с прозрачной, бирюзового оттенка водой, с белыми игривыми пузырьками приковывала к себе взгляды. Когда тропа спускалась вниз и они шли по деревянному мосту, дети буквально в своих артериях чувствовали биение речных струй, и с жадностью и жаждой смотрели на бурное и полноводное течение реки.

Через некоторое время на широком песчаном берегу сделали привал — отдохнуть и перекусить. Песок накрывала дрожащая тень нескольких чинар и ивовых деревьев, медленно и нежно веял мягкий ветерок. Ребята сразу побежали к берегу — умыть руки и лицо холодной приятной водой. Как истомившиеся по водопою барашки они пили воду, мочили себе головы и лица. Для этого привала была предусмотрена раздача фруктов и по нескольку фиников каждому. Получив это все, ребята расселись в тени деревьев, возле невысоких каменных скал, одетых мохом и зеленым вьюнком, и с аппетитом съели фрукты и финики.

После этого краткого привала они опять построились в длинную цепочку и вновь двинулись по белого цвета тропке, петляющей вдоль реки, постепенно поднимаясь в гору. Теперь было веселее, радостнее идти, уже не так мучили крутые склоны и пекущее солнце. Путь уводил в горы, поднимаясь к их вершинам.

Еще примерно через час, преодолев несколько крутых поворотов, подъемов и спусков, они достигли главной площадки лагеря. Взрослые доставили сюда лагерные принадлежности и припасы. В тени чинар было расстелено несколько короткошерстых ковров и паласов. Пространство вокруг родника было умело опрыскано водой. Те, кто ранним утром специально вышел сюда в путь, теперь встретили ребят корзинами, полными румяных яблок, и веселыми приветствиями. Все это было запланировано заранее, а радости ребят теперь не было предела.

Сняв обувь, они отдыхали на коврах. Широкие шатры величественных чинар хорошо защищали от солнечного жара. В ветвях кое-где, в зеленой свежей листве, угадывалось движение сорок и ворон. Чуть поодаль от деревьев, у подножия скалы цвета охры, из-под каменной плиты бил сильный поток воды, образовывал пруд с водоворотами и потом большим ручьем тек вниз по склонам.

Дети очень скоро заметили отсутствие слова «Шах» между словами «Бог» и «Родина» и начали показывать друг другу пальцем на это место скалы. С удивлением рассматривали его, острословя:

— Вон, смотри, шаха нет, счистили его!

— Да нет, его вообще не было!

— Было, а теперь не стало!

— Вороны его склевали!

— Нет, друг, это муравьи поработали!

Этот вопрос довольно долго занимал ребят. После отдыха, чая и фруктов настала пора подъема в горы и покорения одной из вершин. Предстоял тяжелый маршрут. Склон был крутой, а путь — извилистый и узкий, и все-таки они должны были пройти его и достичь вершины.

Начался подъем. Теперь взрослые были еще внимательнее. Они шли по бокам детской цепочки. Понемногу все преодолели плывущий под ногами мучительный песчаный склон и вышли на черный, обожженный солнцем камень. Стало чуть полегче. Уже не требовалось порой для движения вверх опираться о раскаленный песок руками и коленями. Теперь путь шел по каменным плитам с их правильными и мудрыми складками. Каждая плита-ступень была словно полом комнаты или уютной хижины, одетым мхом — мелким пушком кофейного цвета. Снизу эта вершина казалась самой высокой из всей горной цепи, однако теперь, когда они поднялись на нее и смогли заглянуть дальше, они видели вершины гораздо более высокие. Ребята с тоской и завистью смотрели на следующие вершины и хотели покорить и их тоже. Исмаил шутливо сказал:

— Сейчас, когда вы видите следующие горы, поймите, что и они — холмики малые перед высочайшими, а когда те увидите, ведь и на них захотите подняться!

— Давайте сначала на ближние залезем, на следующие — потом!

В это время на одну из больших каменных плит взобрался Джавад и объявил: «Внимание, прошу всех подойти ко мне!» Он указал на подножие своей каменной плиты. Ребята собрались. Ветер надувал и сбивал складками рубаху Джавада. На высокой плите он стоял картинно. Его длинные волосы трепались и развевались. Полукругом он развел руки в обе стороны и громко произнес:

— Заметили ли вы, что, когда мы в горах, мы становимся ближе к Богу, и Он говорит с нами слышно для нас? Здесь мы очень многое можем услышать и увидеть, и почувствовать, что в городе нам недоступно. Горы — это одно из проявлений Аллаха. Иными словами, поднимаясь в горы, мы приближаемся к Аллаху. Горы — чистая вещь. Они величавы, горды, упрямы, здесь много источников и рек. В горах живет тайна. Горы — укрытие, в них был призван наш любимый Пророк, который в сердце гор получал откровения о том, что он должен бороться с угнетателями и защищать угнетенных. И нам о том же Аллах говорит. Всевышний и от нас требует разрушить замки угнетения и прийти на помощь узникам. Так давайте сейчас в этих величавых горах и под этим синим небом все провозгласим: «Аллах велик!».

И дети громким хором повторили эти слова. Джавад сказал:

— Громче крикнем, во весь наш голос, чтобы ветер слова наши донес до Неджефа, до слуха Аятоллы Хомейни. Аллах велик!

И дети еще громче повторили это. Джавад сказал:

— Дружнее, все вместе, чтобы и шах услышал нас и задрожал от страха!

И опять дети дружно и слаженно проскандировали хором. Джавад, который словно хотел взлететь и поднимал руки, как крылья, в восторге дирижировал ими. В это время один из детей указал на какую-то точку и, заикаясь, произнес: «Вон… вон лисица!»

На одной из вершин, позади их вершины, стояла лисица. Она стояла вполоборота, повернув к ним голову, насторожив уши и со страхом глядя на их толпу. Она была рыжего цвета, глаза ее были большими, а хвост — длинным и пушистым. Дети пришли в восторг и начали кричать ей:

— Эй, лисица! Эй, лисица!

Лиса, увидев их движение и услышав крик, еще больше испугалась и кинулась прочь. В свете солнца она была ярким красивым пятном. После ее бегства дети еще несколько раз повторили формулу возвеличения. Некоторые сделались красными и кашляли от напряжения.

Солнце достигло зенита. Нужно было возвращаться к источнику и к чинарам. Следующим пунктом программы был намаз. Детей опять построили. Путь теперь лежал вниз, извилистый и крутой. Солнце жгло спину горы, раскаляя ее кожу. Камни накалились, и муравьи с сумасшедшей скоростью носились туда и обратно по их поверхности. Лбы и шеи ребят стали мокрыми.

Сверху чинары казались зелеными блестящими куполами, а вода источника — чистым зеркалом, отражающим небо. В жажде поскорее достичь тени и воды, дети быстро спускались с горы. Достигнув цели, они удовлетворили свою жажду прохладной водой. Ниже по течению совершили омовение, вымыли руки, ноги и рядами расселись на чистых подстилках, расстеленных в тени чинар. Вместо мохров из могильной глины Кербелы на подстилках лежали блестящие гладкие камушки.

Джавад вел намаз, остальные сидели позади него ровными рядами. Один из присутствующих произнес азан, и намаз начался. Слышалось шуршание и шелест листвы над головой и журчание источника, ручьем текущего вниз, насколько хватало глаз. После намаза пришло время обеда и обязательного отдыха.

Во второй половине дня они поднялись на другую гору. Это был веселый подъем, окончившийся по достижении намеченных деревьев: ив и тополей. Выше этого места скалы были отвесными. Выше гнездились совы и орлы. У подножья деревьев било несколько маленьких ключей, от которых текли спокойные ручейки. По сторонам росло немного крапивы и луговые травы. Дул прохладный ветерок. Солнце казалось уставшим. Оно клонилось к западу, и уже чувствовалась вечерняя прохлада.

Примерно в середине осени потолок в доме Исмаила начал коробиться, а через несколько недель рухнул. Открылись глинобитные плиты крыши и ее проржавевшие железные балки, меж которых сочилась вниз дождевая вода. Мать скатала к стене ковер и под проломом поставила таз, в который капал с крыши дождь. Требовались новые глинобитные блоки на крышу, штукатурка и побелка. В долг взяли материалов в строительном магазине и за несколько рейсов привезли их на осле. С помощью Джавада замесили глину с соломой во дворе и на следующий день по шаткой деревянной стремянке таскали на крышу и укладывали плиты. Тем не менее, крыша была непрочной и практически временной. Требовались еще материалы и работа. Но денег на это не было, не только для починки крыши, но и на зимние припасы, на уголь для печки, который тоже кончался. Возмещения за работу в кассе взаимопомощи Исмаилу едва хватало, чтобы тянуть день за днем. Никакой крупной разовой траты эти деньги не позволяли.

Исмаил скатал последний оставшийся у них ковер темно-красного цвета, взвалил его на спину и отнес в ломбард, взяв под этот залог деньги с рассрочкой на год. Пока его не было, мать тоже ходила к старьевщику их квартала, который пришел и забрал мельхиоровый самовар и медные котлы и посуду.

Когда Исмаил вернулся, смуглый старьевщик уже расплатился с матерью и унес эти вещи. Вместо них у матери остались горькие рыдания, вцепившиеся в горло и никак не отпускавшие ее. Ей хотелось досыта оплакать образовавшуюся в доме пустоту. То, что старьевщик унес почти даром, было ценным для нее и памятным. Исмаил все понял, и ему было горько. Ведь и он был виноват в горе своей матери. Причиной их бедности было его увольнение из банка. Этим вечером он раньше ушел из библиотеки и отправился бродить по улицам. Шел, куда глаза глядят, без всякой цели. Не для того шел, чтобы куда-то прийти, но и не для того, чтобы никуда не прийти. Он не мог оставаться на старом месте и не желал найти никакого нового. Он шел, и ему приятен был печальный звук его шагов.

Он отошел он очень далеко от своего района и очень устал. Он шел много часов, он был очень зол на себя и хотел избыть горе этим хождением. Он сам не заметил, как очутился в богатом районе Тегерана. Улицы здесь были широкими, с большими, полными воды арыками, с высокими мощными деревьями и роскошными виллами. Он шел, и вдруг рядом с ним замедлился автомобиль и загудел. Это была вишневого цвета машина со сверкающими бамперами. Но рассматривать ее он не стал, отвернулся и, опустив голову, зашагал дальше. Однако и машина поехала за ним и, обогнав его, остановилась. Водитель опустил стекло и позвал его:

— Ваше превосходительство, уважаемый коллега по работе, я обращаюсь к вам, приветствую вас!

Он посмотрел на того, кто был за рулем — с каштановыми волосами, длинным белым лицом и тонким знакомым голосом.

— Не узнал? Быстро же ты забываешь, парень! Но сядь, пожалуйста, в машину.

Это был Сафар, бывший его коллега по работе в филиале банка на улице Саадат. Исмаил не мог его проигнорировать. Он подошел к машине и сел в нее. В ней пахло одеколоном и новой кожей. Сафар был одет в шерстяной пиджак цвета кофе с молоком, гармонирующий с цветом его лица, волос и бровей. Лицо было чистым, выбритым. Пепельного цвета глаза светились, а тонкие губы, сложенные в ниточку, выражали владение ситуацией сейчас и уверенность в будущем. Поздоровавшись и обменявшись любезностями с Исмаилом, Сафар включил передачу и спросил:

— Какими судьбами, бывший коллега, ты забрел в наш район?

— А у тебя здесь дом?

— Так точно, взял кредит в банке и купил апартаменты вон там, выше по улице.

— Что ж, поздравляю. У наших остальных коллег тоже все в порядке?

— Вообще-то я давно работаю в отделении у базара, о них ничего не знаю.

— Дела твои идут?

— В общем, неплохо, помимо банка еще в нескольких фирмах работаю и участвую. А ты как, что делаешь? Ты ушел — и совсем пропал. Бородищу ты удивительную вырастил, парень! Дервишем стал? На мой взгляд, немного лицо у тебя потертое стало, полинял как-то.

Исмаил рассмеялся.

— Видимо, много бываю под дождем, на солнце, потому и полинял.

Сафар и сам изменился. Кожа стала белой и сочной, похожей на цвет айвы, шея массивной, и, казалось, ей тесно в охвате крахмального воротника рубашки и галстука, брови стали гуще, а глаза увереннее — все говорило о преуспеянии. Он вновь спросил:

— Так ты не сказал, чем занимаешься?

— В данный момент ничем, можно сказать, никакого значительного места не имею.

— Эх, хитрец, я ведь знаю, на что ты нацелен, вы хотите строй поменять. После чего станешь здесь визирем, уполномоченным, еще кем-то, правильно я догадываюсь или нет?

Голос Сафара был чист и звучен, выражал уверенность в себе, от сельского выговора следа не осталось. Он громко говорил и громко смеялся, и пристально смотрел на собеседника, навязывая себя ему. Впечатление оставалось жесткое и неприятное. Исмаил спросил:

— Видимо, женился ты, и удачно?

— Да, друг мой, взял за себя дочь начальника филиала при базаре. Возраст уже диктовал, нельзя было без этого!

— Дети пошли, конечно?

— Есть одна дочь. Обуза не обуза, но чуть подрастет — отправлю ее в Англию к ее теткам: в этой проклятой стране все равно жизни нет!

Потом Сафар сменил тему.

— И все-таки расходы неизбежны, так чем ты покрываешь их? В деньгах нуждаешься?

— Слава Аллаху, выкручиваюсь кое-как.

— Смотри, если что, не церемонься, пока будущее страны не определилось, можешь поработать у меня в магазине. Посторонним доверять не приходится, а я сам по горло в других делах, руки не доходят. Не беспокойся, я после переворота возмещения с тебя не спрошу!

Исмаила передернуло, но он постарался не показать своих чувств. Заставил себя успокоиться.

— Нет, спасибо, я продолжу тренировку для жизни пенсионера.

— А кстати, с этой девушкой твоей к чему все пришло? Насколько я помню, вы собирались пожениться?

— Не получилось это, как говорится, не судьба!

— Что значит «судьба»? Ты сам, парень, не захотел. Схлестнулся ты с этим слугой Аллаха, я ведь в курсе был.

— Может, и так, не знаю. Но не получилось.

Сердце Исмаила сжалось. Воспоминание о Саре удручило его. Эти ищущие глаза и доброе лицо опять ожили в его душе, и знакомый голос зазвучал в его ушах. Он не мог больше.

— Прости, господин Сафар, но я здесь сойду. Большое тебе спасибо!

— Но зачем здесь, отсюда до вашего района очень далеко.

— Благодарю, но здесь будет нормально.

— Ну, друг мой, нельзя так, ты ведь не ценишь нас!

— Помилуй Бог, но у меня просто дело есть. Не хочу тебе докучать!

Сафар притормозил. Остановил машину. Исмаил одной рукой взялся за дверцу, другую протянул Сафару для пожатия.