Шаг, другой, третий. Они двинулись по прихожей, потом сместились в комнату Ады, все это время не отрываясь от губ друг друга. Изголодавшееся тело требовало контакта, немедленного и страстного. Мысль в голове билась только одна: «Хочу! Хочу! Очень хо-чу!»

В комнате было темно. Вспышки света от взрывавшихся на улице петард, то и дело озарявшие пространство, вызывали у Ады странные ассоциации. Когда она приоткрывала на секунду глаза, ей казалось, что вокруг нее в воздухе порхают разноцветные бабочки. Она наконец вынырнула из омута поцелуя и, откинув голову назад, мутным взглядом посмотрела на мужчину. «Кто такой? Почему я не знаю?» – мелькнула мысль и исчезла, махнув крылом, как еще одна бабочка.

Ада пальцем провела по губам незнакомца, припухшим и еще влажным, проглотила слюну и хрипло, каким-то голосом, идущим из недр желудка, сказала:

– А ты хорошенький. Лучики такие… веселые.

Она прикоснулась пальцем к морщинкам вокруг его глаз.

– Ты вообще красавица, – выдохнул незнакомец ей в шею.

– Ой! – захохотала Ада. – Щекотно.

Они стояли, обнявшись, и уже не слышали музыку. Ада нырнула ладонями под пуловер мужчины и прошлась легко по крепким мышцам спины, живота. Шаловливая рука спустилась к джинсам и ощутила мощное желание молодого тела. Ада отдернула руку, тяжело задышала, сделала шаг в сторону, а потом рванулась к нему и… стала стягивать с него пуловер. Мужчина не мешал ей, наоборот, трясущимися пальцами расстегивал пуговицы ее блузки.

– Быстрее. Что ты возишься? – торопила его она.

– Сейчас. Прости, – приглушенно отвечал он.

– Ох!

Руки переплелись и запутались в одежде. Ада споткнулась и поняла, что летит вниз. Это было здорово. Удара о пол она не почувствовала, так, мягко стукнулась ягодицами и все. Сверху оказался незнакомец, и он загораживал вращающийся над головой потолок, который уже перестал быть потолком, а превратился в ночное небо, усеянное яркими мерцающими точками. Ада вертела головой, чтобы разглядеть падающую звезду и загадать желание, а мужчина мешал, поэтому она взяла его за щеки, радостно засмеялась, как маленький ребенок, довольный новой игрушкой, и впилась в его рот поцелуем.

Мужчина ответил. Его язык пробежал по внутренней стороне ее губ, коснулся уголков, и Ада вздрогнула: словно током пронзило ее тело. Она подалась навстречу мужчине, растворилась в эмоциях и чувствах, управлявших сейчас ее сознанием.

А дальше было волшебство.

Кожа покрылась мурашками, тело дрожало от страсти и едва сдерживаемого желания. Ада провела руками по рельефной спине незнакомца, сжала его ягодицы, заставив вздрогнуть, Он все еще не мог справиться с ее пуговицами. Ада отодвинула его, рванула блузку и выгнулась дугой, подставляя грудь мужским рукам. Он, не расстегнув, поднял бюстгальтер ей на шею, взял в ладони полные груди, не испорченные кормлением малыша, покачал их, будто проверяя на вес, прикоснулся кончиками пальцев к полукружиям сосков, немного поиграл ими, отчего Ада всхлипнула и сжала бедра, а потом лизнул по очереди упругие узелки.

– Еще, – хрипло выдохнула она.

– Вот так?

– Еще…

Она закрыла глаза и отдалась этому восхитительному моменту. Вдруг этот незримо прекрасный человек поднял ее ноги, снял колготки и трусики, раздвинул бедра и… только прикоснулся, как волна наслаждения накрыла Аду с головой. Такие сильные чувства она еще не испытывала. Она вздрагивала, стонала и всхлипывала, из глаз катились слезы, и кто-то слизывал их языком и шептал:

– Не плачь, моя радость. Не плачь.

– Еще! Хочу еще.

– Иди ко мне, солнышко.

Незнакомец взял ее ягодицы, приподнял над полом и одним движением завершил начатое, наполнив ее целиком. Он мягко двигался, постепенно ускоряясь, и Ада еще не успела успокоиться после первого оргазма, но уже отвечала ему, чувствуя, как снова ее охватывает желание. В этот раз они достигли пика наслаждения вместе. Мужчина тяжело дышал, но не выпускал Аду из рук. Ее голова кружилась, во рту пересохло, горло, будто кто-то сжал тисками.

– Пить, – прохрипела она.

– Я сейчас.

Тяжесть, придавившая ее к полу, исчезла, и Ада вдруг почувствовала, что устала. Она поднялась на ноги, шатаясь, направилась к кровати. Так и упала на нее плашмя, не дождавшись воды.

***

Ада проснулась, сладко потянулась, открыла глаза и тут же их захлопнула: комната сияла, озаренная светом, льющимся из окна. Второй раз она была осторожнее. Постепенно приоткрывая веки и фокусируя взгляд, наконец сумела осмотреться. Она лежала на своей кровати. Тело немного болело, будто ночью она носила кирпичи, но в целом Ада чувствовала себя прекрасно. Какая-то легкость переполняла ее, ощущение чего-то замечательного, что случилось в новогоднюю ночь, но еще оставалось за гранью сознания.

Смутные воспоминания не заставили себя долго ждать. Ада села на кровати, одеяло скатилось, и она с ужасом обнаружила, что на ней нет одежды. Сердце бешено заколотилось.

«Что вчера случилось? Почему я голая?» – запаниковала она и посмотрела на правую сторону кровати, которая всегда оставалась свободной. Увидев пустоту, облегченно вздохнула: никого. Подушка была не смята, простыня тоже. Значит, сама разделась, но это-то и было странно: Ада никогда не ложилась спать без трусиков и пижамы.

– Так, без паники, – пискнула она осевшим голосом и огляделась в поисках одежды.

Обнаружила ее сразу, аккуратно сложенную на стуле. На тумбочке стоял стакан воды. Ада встала, потянулась еще раз и залпом выпила прохладную жидкость. Повертела стакан в руках, не понимая, как он здесь оказался. Она редко испытывала жажду, поэтому никогда не приносила воду в комнату.

– Сколько мы вчера выпили? Почему я ничего не помню?

Она напряглась, пытаясь вызвать в памяти картинку вчерашнего вечера. Вот они с Ксюшей собираются ехать на дачу.

Кстати, а где подруга?

Потом Игорь не приехал, и они накрыли стол и пригласили Серафима. Он пришел. Они открыли шампанское, написали желания, сожгли и выпили. Ада едва успела в последнюю минуту.

А дальше? И где Серафим? Она совершенно не помнила, когда он ушел.

Неизвестность пугала до колик в животе. Тревожный ком появился в груди и не отпускал, мешал дышать. Ада набросила на себя халатик и прислушалась. Ни звона посуды, ни шума воды, ничего не выдавало присутствие в квартире другого человека.

– Ксюша, ты дома?

Ада вышла из комнаты - в коридоре пусто. Она заглянула в кухню – тоже. Стол после новогоднего пиршества убран, посуда вымыта. Она невольно испытала облегчение: значит, она была не одна. Кто-то же навел порядок в кухне. На столе, накрытые крышкой для микроволновой печи, лежали блинчики. Ада потрогала первый сверху – еще теплый, значит, кто-то нажарил блины и ушел. Но кто?

Она пожала плечами, и пошла в душ. Немного постояла под струями теплой воды, приводя мысли в чувство, потом взяла в руки мочалку и стала тщательно смывать с тела ночное приключение, о котором совершенно не помнила. Когда провела губкой по внутренней стороне бедер, вскрикнула: между ног саднило, будто она всю ночь, как заведенная, занималась сексом.

Но с кем? Серафим? Нет, не может быть! Он не позволит себе так подло поступить с ней. Он ни за что не воспользуется беспомощностью дамы в личных интересах. Это не красавчик Алексей.

А что если воспользуется? При этой мысли Ада схватилась за голову. Она же чувствовала его эрекцию, когда танцевала на корпоративном вечере в школе.

– Нет, не может быть. Все хором говорили о болезненной порядочности Симы.

Ответов на вопросы не было. Ада набрала номер Ксении, но приятный женский голос сообщил, что абонент недоступен. Ничего не понимая, она сварила себе кофе, съела блинчик, который оказался невероятно вкусным, поэтому Ада взяла еще второй и третий. Она сидела в кухне и не решалась позвонить Серафиму.

И тут новая мысль буквально сбила ее с ног. А презервативы? Она давно уже не принимала гормональные таблетки за ненадобностью.

Ада бросилась в комнату, обшарила все углы, но не нашла нигде использованных резинок. Тогда она снова прибежала в кухню. Вывалила на пол пакет из мусорного ведра. Но и здесь ничего не нашла.

Так, ничего не придумав, встала и на трясущихся ногах пошла в комнату. Надо собираться: завтра рано утром самолет. Ада перебрала одежду, сложенную на стуле и удивилась: на блузке отсутствовали пуговицы. Она огляделась и сразу обнаружила их сложенных кучкой на рабочем столе.

Аде стало плохо. Она без сил опустилась на стул.

«Господи, что вчера здесь произошло?”

Услышав звонок в дверь, Ада вскочила и испуганно прижала ладонь к груди, в которой от волнения колотилось сердце. Пытаясь успокоиться, она немного помедлила, прежде чем подошла к двери и посмотрела в глазок. Облегчение накрыло с головой и прошибло спину холодным потом. По ту сторону двери стоял Серафим.

Почему он не ушел? Он был здесь до утра? Ада растерянно обернулась и посмотрела на еще расправленную постель. А что если она с ним? Нет, нет. Не может быть! Ну, не настолько же она сошла с ума, чтобы заниматься сексом с человеком, который ей совершенно не нравится! Наверное, она ошибается.

Звонок еще раз ударил по ушам и по больной от печальных мыслей голове. Она даже представить не могла, что позволила себе… с этим. Слезы навернулись на глаза, и она их сердито смахнула рукой. потом забежала в ванную, схватила полотенце, будто только что умывалась, и вернулась к входу.

«Рано паниковать! Лучше расспрошу Серафима обо всем», – решила она и дрожащими пальцами повернула защелку.

– Ты уже проснулась? – Серафим зашел весь заснеженный, как Дед Мороз, и стал снимать обувь.

Ада удивленно посмотрела на него, на окно. Стена снега колотилась в стекло, наполовину уже засыпав окно. В комнате сразу потемнело. Только что светило солнце, и уже пурга? Ну, и дела!

– Ты что делаешь? – накинулась она на Серафима, и тот застыл с ботинком в руках.

Он изумленно посмотрел на нее сквозь очки, и Ада опять испытала раздражение, глядя в голубые точки глаз, уменьшенных линзами.

– Я з-за сметаной ходил в супермаркет. Б-блины испек, а есть их не с чем. У в-вас в холодильнике пусто.

Серафим снял куртку и шапку, встряхнул их и повесил на крючок, потом повернулся к Аде. Они встретились взглядами, историк наконец-то понял, что его не ждали, и ему совершенно не рады.

– Значит, это ты у нас кошеварил? – продолжила допрос Ада, не приглашая его войти в комнату.

– Ну, д-да. И со стола убрал, п-посуду вот п-помыл, – он повел рукой в сторону кухни.

– А кто тебя просил?

– Н-никто, – Ада заметила, что когда Серафим нервничает, он больше заикается.

А сейчас по его лицу она видела: он не понимает, что происходит и почему его добрые дела она встретила в штыки. Она уже едва сдерживала раздражение. «Зачем я его позвала? Идиотка, точно!»

– А где Ксюра?

– Н-не знаю.

– В смысле?

– Я к-когда проснулся, ее н-не было. А в комнату к ней я не ходил.

– Ты проснулся? А где ты спал? – Ада похолодела в ожидании ответа.

– Как где? Там, – неловкий взмах в сторону ее комнаты.

– На полу?

– Н-нет, на к-кровати, – эти слова Серафим произнес едва слышно.

Он уже догадался, что натворил что-то настолько ужасное, что нет ему прощения.

– Ах, ты! – Ада уже не контролировала себя. – Значит, это ты… там… со мной? Сволочь! Кто тебе разрешил? Как ты посмел?

Ада, уже плохо соображая от отчаяния, размахнулась полотенцем, которое так и держала в руках, и перетянула Серафима по спине. Раз, другой, третий. Пакет со сметаной улетел в одну сторону, очки – в другую.

Он не сопротивлялся, только закрывал от ударов лицо. Дал ей выпустить пар, а потом стиснул ее запястья и прижал к стене. Сила у него оказалась невероятная. Ада извивалась, как разъяренная кошка, готова была вцепиться зубами, если не получалось ногтями, но так и не смогла освободиться и разрыдалась. Серафим осторожно прижал ее голову к своему плечу и стал гладить по спине.

– Тихо, тихо. Ничего страшного не случилось. Ты сама этого хотела так сильно, что я не мог устоять.

– Ты же мужик! Интеллигентный! Ты должен был хотя бы спросить.

– Я не мог, – едва слышно ответил Серафим. – Я не понимал, что случилось, был как одержим.

– Ты тоже ничего не помнишь? – подняла заплаканное лицо Ада и наконец заговорила здраво.

Приступ отчаяния прошел, наступило время разобраться в ситуации, в которой они оказались. Она смотрела в яркие глаза Серафима, и они уже не казались ей точками. Нормальные такие глаза, даже больше, чем у многих. И ресницы красивые, длинные и прямые, не ресницы, а настоящий веер. Особенно их красота была заметна, когда историк взмахивал верхними веками, чтобы посмотреть на нее.

– Отпусти.

– Да, извини. Я тебе не сделал больно? – Серафим коснулся пальцами ее запястий.

– Ничего, нормально.

– Может, кофе выпьем?

– Давай.

Ада направилась в комнату к подруге, чтобы позвать ее на завтрак, но сразу повернула обратно: надо поговорить с Симой без свидетелей. Она взяла тарелку с блинчиками и поставила ее в микроволновку, пока он варил кофе. Как-то получалось, что они совершенно не мешали друг другу.

– Где турка?

– В шкафчике.

– А кофе.

– Там же.

– Лучше холодную воду налить или кипяток?

– Как знаешь. Я пью и так, и так.

Наконец они накрыли на стол и сели друг напротив друга.

– Рассказывай, – попросила Ада и внутренне сжалась: неприятно узнать о своем позоре с чужих слов.

– Да, особо нечего. Вечером выпил шампанского, пригласил Ксению, потом тебя на танец. С Ксюрой танцевал, ничего еще не чувствовал, а как ты рядом встала, – Серафим замолчал и уставился в окно.

– А я что?

– А то! Меня будто волной накрыло. Все как в тумане, ничего не помню.

– Я тоже.

– Когда проснулся рядом с тобой, испугался, – Серафим тоже немного успокоился, речь стала более гладкой. – Выскочил из комнаты, на пуговицы наступил. Смотрел на них и не мог сообразить, почему на полу рассыпаны. А потом и блузку заметил. Ада, прости, но я не способен на женщине одежду рвать. Я не знаю, как так получилось.

– Ладно, проехали. Я не думаю, что было насилие.

– Господи! Ты о чем?

Серафим сидел с потрясенным лицом и раскрывал, как рыба, вытащенная на сушу рот. Зато Ада чувствовала, что успокоилась. Она не понимала, как они могли с одной бутылки шампанского оба так захмелеть, что ничего не помнили. Нехорошие подозрения закрались в душу.

– Слушай, а ты где шампанское покупал?

– В ближайшем универсаме. А что?

– Может, оно паленое было?

– Кто его знает. Ксюха вроде бы нормально себя чувствовала.

– Ксюха? Кстати, почему она не просыпается? Я тебя так лупила полотенцем, что, наверное, всех соседей уже подняла.

– А вдруг она отравилась?

– О боже!

Ада и Серафим переглянулись и бросились вон из кухни. Ада с разбегу настежь распахнула дверь в комнату подруги.

– Ксюха, вставай…

Но крик застрял в горле: кровать была тщательно застелена, и признаков подруги они не обнаружили.

– Как это понимать? Сима, ты, точно ее не видел?

– Нет.

Ада кинулась в прихожую. Верхняя одежда Ксении висела на крючках, обувь стояла на полочке. Исчезли только домашние тапочки.

– А она к соседям не могла пойти?

– Не знаю, – Ада растерянно пожала плечами. – Мы ни с кем не общаемся. Погоди, проверю.

Они вышла на лестничную площадку. Позвонив соседям напротив, долго ждала, пока откроют. От нетерпения готова была колотить изо всех сил по двери. Наконец в щели показался полупьяный, взлохмаченный мужик, от которого за версту несло перегаром.

– Чо надо?

– Слава, к вам Ксюха не заходила?

– Эта прошмандовка? Не-а.

Дверь захлопнулась, оставив Аду в полном недоумении. Больше вариантов она не знала. Они вернулись в квартиру.

– Может, ты внимательнее в комнате посмотришь?

– Ты думаешь?

– Попробуй. Чем черт не шутит.

Они снова пошли в комнату Ксении. Собственные проблемы вылетели из головы, вытесненные новой загадкой. Смотреть, в целом, было не на что. В съемной квартире стояла старая мебель по минимуму. Раскладной диван, стол, стул, шкаф. На столе – раскрытый ноутбук.

– Ксения всегда его оставляет раскрытым? – Серафим показал на стол.

– Если честно, я даже не помню.

Серафим тронул мышку, и экран засветился. Ада охнула и сунула в рот кулак, чтобы остановить рвущийся из глотки визг. Там в безмолвном крике дергался рот подруги. Из ее глаз катились слезы, из носа – сопли. На одной скуле краснел огромный синяк. Ксюша сидела, привязанная к стулу, и смотрела умоляющими глазами на кого-то вне пределов видимости. Она повторяла одни и те же действия раз за разом, а Ада никак не могла сообразить, что сейчас видит.

– Это запись, поставленная на повтор. Как гифка, – шепотом пояснил Серафим.

– З-звук. Включи з-звук, – простонала она трясущимися губами.

Зубы выбивали чечетку, ее руки дрожали. На кулаке остались следы укуса. Серафим был также шокирован. Он пошарил курсором по экрану, и громкий истеричный плач, прерываемый страшными словами, оглушил их.

– Ада, миленькая, спаси меня!