А солдаты королевской армии спешили по домам на недельный отпуск, чтобы перед ответственной операцией проститься с родной матушкой. Барабанщик Джонни Дженкинсон постучал барабанной палочкой в дверь своей хижины:

Там, та-та-там! Там, та-та-там!..

Услышав знакомый стук, матушка бросилась отворять дверь. Увидев Джонни, она всплеснула руками и кинулась ему на шею.

— Неужели это ты, Джонни? Неужели ты? — словно не могла поверить своим глазам.

— Ясное дело, я, ма, — ответил Джонни. — А что у нас сегодня на ужин?

— Отец, иди-ка сюда! — крикнула миссис Джон Дженкинсон.

Из сада пришёл мистер Джон Дженкинсон и, увидев сына, так и плюхнулся на стул и тут же задымил трубкой, чтобы скрыть своё волнение.

— Какими судьбами ты здесь, Джонни? — спросила матушка. — А мы-то думали, ты в дальних краях.

— У меня недельный отпуск, ма, — сказал Джонни. — Все солдаты получили на неделю отпуск.

— Почему вдруг?

— Гм, — Джонни принял таинственный вид, — об этом нам не сказали. Но догадаться не трудно. Предстоит что-то…

— Неужели война? — прошептал мистер Джон Дженкинсон.

— А что же еще, отец, — ответил Джонни.

— С кем война, Джонни? — спросила миссис Джон Дженкинсон.

— Ну, это держат в строжайшей тайне, ма, — ответил Джонни. — Правда, никто не может запретить нам строить догадки. Некоторые, например, считают, что это будет война с Северным королем, ну а другие — что с Южным. Лично я думаю, что… — Но тут он замолчал, так как не успел еще решить, что же лично он думает.

— Уж не хочешь ли ты сказать, Джонни, что война и с тем и с другим, с двумя сразу? — в страхе проговорила миссис Джон Дженкинсон.

— Гм, отчего же нет, — сказал Джонни и зажмурил один глаз для пущей важности.

— Вот напасть-то! — простонала миссис Джон Дженкинсон. — Обоих вместе нам никогда не одолеть, никогда!

— Положитесь на нас, ма! — гордо Сказал Джонни и дал дробь по барабану. — Нам бы получше набить животы, и тогда любого врага мы разобьём. Так что у нас сегодня на ужин, ма?

Миссис Джон Дженкинсон спрятала лицо в передник и расплакалась.

— Ничего, Джонни, ровным счетом ничего! Все кухарки в королевстве подали в отставку.

— Да ты что, ма? — вскричал Джонни, начиная сердиться. — Когда это мы в доме держали кухарку? Ты же сама всегда стряпала!

— Ну и что! — возразила матушка и, вытирая глаза, гордо посмотрела на сына. — Раз я стряпала, значит, я кухарка и имею право, как и все кухарки, подать в отставку.

— Но зачем, ма?

— А как же иначе! Королевская Кухарка подала третьего дня в отставку, а за ней и все остальные кухарки в королевстве. Не могу же я отстать от них.

Джонни опустился на стул рядом с отцом.

— Так, значит, отпуск у меня испорчен, — проговорил он. — Но что хуже всего, значит, и у всех наших ребят отпуск испорчен. Нет, вы себе не представляете, что значит для солдата еда, когда он приходит домой в отпуск.

— Не только для солдата в отпуске, — заметил мистер Джон Дженкинсон, попыхивая трубочкой, чтобы скрыть свои чувства, — для других тоже.

— А что же ты делаешь, па, когда приходит время обедать? — спросил Джонни.

— Иду в кабачок покурить, — сказал мистер Джон Дженкинсон.

— Ну, пошли вместе, — сказал Джонни.

И отец с сыном, печальные, отправились в соседний кабачок.

А в кабачке собрались все мужчины деревни. Куда им было еще пойти, раз женщины отказались для них готовить? И возмущение их против женщин всё росло. День ото дня мужчины становились всё злее и злее, а женщины всё упрямей и упрямей.

— Где завтрак? Где обед? Где ужин? — сердились мужчины.

— Король же обходится без завтрака, без обеда и без ужина, — возражали женщины. — А чем вы лучше Короля?

Скоро уже по всей стране мужчины собирались в кабачках, чтобы выражать своё возмущение. Наконец они решили: если будет так продолжаться и женщины не начнут готовить, они перестанут работать.

— Только надо действовать дружно! — сказал отец Джонни. — Девайте все перестанем работать Первого Апреля!

И его слово, точно лесной пожар, облетело все города и деревни в королевстве, и все мужчины, до одного, поклялись, если их не начнут кормить, Первого Апреля бросить работу. А все солдаты, которые пришли домой на недельный отпуск, поклялись, что, если их не будут кормить, они не пойдут воевать.