— Я назову ее Янтаркой, — заявил Бен, усевшись в машину.

Янтарка попятилась от гигантского ящера. Черный язык Имхотепа щелкнул у них над головами, как хлыст. Янтарка потрясенно уставилась на Бена. Она никогда в жизни не видела такой красивой мыши — он был невероятно, головокружительно, идеально прекрасен.

Его ониксовые глаза мерцали бликами света от ультрафиолетовой лампы. Волоски его лоснящейся шубки переливались дивными красками: от золотисто-рыжей у корней до черной на кончиках. Гибкий хвост его был безукоризненно изящен и стремителен в каждом движении. При виде его несравненных усов у Янтарки перехватило дух.

— Что стряслось? — моргая, пробормотал Бен. — Куда подевались мои большие пальцы? И откуда на мне взялась эта норковая шуба?

Он развернулся, волоча за собою длинный хвост. Оглянулся через плечо, пытаясь толком разглядеть, что это у него там сзади… И тут, поняла Янтарка, до него наконец дошло.

— Мама! — взвизгнул Бен и завертелся на месте, ошалев от ужаса. — Мама, спаси меня! Я… Кажется, я превратился в какого-то грызуна!

Гигант Имхотеп шагнул вперед. Его черный язык со свистом рассекал воздух прямо над головой Бена.

— Ты не просто грызун, — с сильным восточным акцентом произнес он. — Ты упитанная, сочная и прыгучая мышь в полном соку, если мой язык меня не обманывает. Крепко сбитая. Отменные мышцы. Окажи мне любезность: когда попадешь внутрь, не пищи! Когда еда в глотке начинает визжать, у меня портится аппетит.

— Но… но… как такое могло со мной случиться? — пролепетал Бен.

— Обычное проклятие, — ответил Имхотеп. — Это все у нас в Египте изобрели: проклятия мумий, фараоны-маги и все такое. Кстати, мой двоюродный брат — ученик джинна.

— Но кто меня проклял? — изумился Бен.

— Вот эта юная волшебница. — Варан дернул подбородком в сторону Янтарки.

У Янтарки подскочило сердце.

— Я? — пискнула она, вытаращив глаза. — Это что, я его заколдовала?! Но я же не умею!..

Но отрицать, что мальчик превратился в мышь, было невозможно, и в глубине души Янтарка уже поняла, что старик Ячменная Борода не ошибся: она действительно обладает волшебной силой.

Бен вздрогнул и обернулся к Янтарке, словно только что ее заметил.

— Да ты же девчонка! — взвизгнул он. — А я совсем голый!

Он торопливо скрестил задние лапы, а передней попытался прикрыть грудь.

— Конечно ты, кто же еще? — невозмутимым басом заверил Имхотеп Янтарку. — Ты пожелала, чтобы он на собственной шкуре узнал, каково это — быть мышью. — Пока варан переводил дыхание, Янтарка сообразила, что и впрямь выкрикнула именно такие слова за секунду до того, как Бен бросил ее в клетку к этому чудовищу. — Ну вот он и превратился в мышь, — заключил Имхотеп. — А теперь перейдем к обеду.

— Мама! — заорал Бен. Крик отразился от стеклянных стенок эхом не громче обычного мышиного писка. — Варан хочет меня съесть!

Голова варана метнулась вперед.

Янтарка нырнула за корягу. Шерсть на ней встала дыбом. Ультрафиолетовая лампа пылала над головой, как огромный костер.

От ужаса Бен на мгновение замер, потом попытался было отступить, но запутался в собственных лапах. Плюхнувшись на живот, он пополз туда же, где укрылась Янтарка, выкрикивая ящеру:

— Подожди! Не ешь меня! Разве я плохо о тебе заботился?

— Заботился?! — проревел Имхотеп. — И ты называешь это заботой? По-твоему, мне нравилось по сто раз смотреть одни и те же дурацкие комиксы? По-твоему, мне приятно было, когда меня совали в ванну с мыльными пузырями?

— Нет, постой! — взмолился Бен. — Как насчет Янтарки? Это же она предназначалась тебе на обед?

— Кто, я? — пискнула Янтарка.

Варан немного помедлил, словно в раздумье, а затем неожиданно попятился. Ему явно стало не по себе.

— Не люблю волшебных мышей, — проворчал он. — Меня от них пучит.

И снова двинулся вперед, изогнув шею и неумолимо оттесняя Бена в угол.

Янтарка вскинула голову и увидела, что Бен оставил крышку приоткрытой. «А что, если…» — подумала она.

— Бен! — крикнула она, указывая вверх, на крышку. — Прыгай!

— До нее метров пятнадцать! — прокричал Бен в ответ. — Я не допрыгну! Вот если бы лестница была… или веревка…

Янтарка взбежала на корягу. В зоомагазинной клетке таких огромных бревен не было. Там ей не на что было залезть, чтобы попытаться допрыгнуть до верха. Но теперь — дело другое. Она взобралась на самую верхушку коряги, оттолкнулась и прыгнула. И всеми силами своей души пожелала, чтобы ей все удалось.

Она уцепилась коготками за край крышки и повисла на самых кончиках лап.

Задрав голову, Бен наткнулся взглядом на ее болтающийся хвост.

— Веревка! — завопил он.

Варан ринулся на него.

Лапы Бена сжались тугими пружинами и вытолкнули его со дна клетки прямо вверх, точно горошину из стручка.

Он повис в воздухе, что было сил цепляясь за хвост Янтарки.

— Мой обе-е-е-е-ед! — заскулил варан, подпрыгивая и щелкая зубами на Бена с Янтаркой. — Мой обе-е-е-е-ед!

— Отпусти мой хвост! — потребовала Янтарка.

— А иначе что? — поинтересовался Бен. — Превратишь меня в слизняка?

— Звучит заманчиво! — заявила Янтарка.

— Ах! — вздохнул Имхотеп. — Какие восхитительные лакомства висят у меня прямо перед глазами! Слаще фиников в саду при храме Амона-Ра!

Он забрался на корягу и громко чавкнул. Бен еще крепче стиснул хвост Янтарки, вереща и раскачиваясь, как Тарзан.

— Я сейчас сорвусь! — пискнула Янтарка.

Ее крохотные коготки уже соскальзывали, не в силах выдержать такую тяжесть.

— Слезай! — крикнул Имхотеп. — Я люблю американцев!

Он подпрыгнул, пытаясь ухватить Бена зубами.

— Янтарка! — крикнул Бен. — Преврати его в клопа!

«Интересно, а у меня получится?» — подумала Янтарка. Но прежде, чем она разрешила свои сомнения, Бен взвизгнул и лягнул ящера в нос. Должно быть, он крепко ему врезал, потому что отдачей от удара самого Бена снова подбросило вверх, как на пружине, и вынесло наружу через щель между крышкой и стенкой. Хвост Янтарки он так и не отпустил — и вытянул ее за собой следом. Перемахнув через крышку, они плюхнулись на пышный ворсистый ковер.

Впервые в жизни Янтарка оказалась на воле и на мгновение забыла обо всех своих страхах. Она стояла на ковре и озиралась по сторонам. Вокруг раскинулась настоящая страна чудес. Рядом с клеткой лежали ботинки, рубашка и брюки — одежда Бена, распростертая на полу, словно поверженный великан. И вся комната была полным-полна всяких интересных штуковин: на стенах — плакаты с драконами, на столике у зеркала — призы за соревнования по карате…

Бену, похоже, передалось ее настроение.

— Ну и комната!.. — изумленно прошептал он, глазея на потолок. — Огромная, как баскетбольная площадка!

Но внезапно он схватился за грудь и захныкал:

— Что у меня с сердцем? Ударов четыреста в минуту, не меньше! Наверное, это сердечный приступ!

— Для мыши это нормально, — заверила его Янтарка.

Сзади донесся скрежет. Янтарка обернулась. Имхотеп встал на дыбы и, вытянувшись во весь рост, скреб когтями стеклянную стену — пытался выбраться из клетки.

— Вернитесь! — взывал он. — Я никого не съем! Поверьте же мне, мои маленькие американские друзья! Это была просто шутка! Безвкусная шутка!

Присев на задние лапы, Бен раскачивался из стороны в сторону и старался перевести дух.

— Ну ладно, — пропыхтел он наконец. — Давай, превращай меня обратно.

Янтарка уставилась на него, не мигая. Бен явно хотел встать на две ноги. Он еще не осознал всех последствий постигшей его перемены. Все, что теперь было в его силах, — это сесть столбиком, и не больше. Несколько секунд Янтарка наблюдала за его тщетными усилиями, а потом дернула усами и негромко фыркнула:

— Я не знаю как.

— Но ты же волшебница! — возмутился Бен.

— Нет, — возразила Янтарка. — Ну, то есть, может быть… Я хочу сказать, я… э-э-э… я не знаю.

— Ничего страшного. — Бен хотел, чтобы эти слова прозвучали спокойно и рассудительно, но ничего не вышло. — Просто пожелай, чтобы я снова стал человеком.

— С чего бы это? — вдруг рассердилась Янтарка. — С какой стати мне что-то для тебя делать? Сначала носится со мной как с лучшим другом, а потом пытается скормить какой-то мерзкой ящерице!

— Я не виноват! Меня папа заставил!

— Значит, ты всех своих друзей скармливаешь ящерицам, когда папа велит?

— Да пойми же ты, крыса недоделанная, ну не виноват я, не виноват! — рассвирепел Бен. — Ты превратила меня в мышь — так давай превращай обратно! — Бен стиснул кулачки и двинулся на Янтарку: эта вредная мышиная девчонка отняла у него все!

— Ты, клоп вонючий! — взвизгнула она и, бросившись на него, опрокинула на спину. — Ты пытался меня убить, а теперь еще чего-то требуешь, червяк червивый!

Она вцепилась в его роскошные усы и злобно рванула, выдрав пару волосков.

— Ой-ой! — взвыл Бен.

Пока он оплакивал потерю усика, Янтарка успела взобраться на него верхом и теперь пыталась открутить уши. Она была вне себя от ярости. Уши не поддавались — и она укусила Бена за нос.

— Отвяжись! — завопил Бен и лягнул Янтарку в живот, вспомнив, что он — каратист. От удара Янтарка пролетела сантиметров пятнадцать и с глухим стуком приземлилась на ковер. У нее даже слезы навернулись на глаза, так больно он ей двинул. Больше она не нападала — только стояла перед ним и вся тряслась от носа до кончика хвоста.

— Дерешься как девчонка! — проворчал Бен.

— Я дерусь как мышь! — возразила Янтарка. — Это совсем другое дело.

— А ну-ка пожелай, чтобы я опять стал человеком! — потребовал Бен.

Но Янтарка не собиралась его прощать. Он заслуживал наказания. Кроме того, она сильно сомневалась, что у нее что-то получится. Ячменная Борода твердил, что она наделена волшебной силой. Однако сейчас, при виде Бена, Янтарке казалось, что она совершенно бессильна. На самом деле ей было очень страшно. Ее все еще била дрожь от одной мысли о варане.

«И потом, — пришло ей в голову, — если я превращу его обратно в человека, я останусь совсем одна».

— Мне нравится, что ты превратился в мышь! — заявила она сердито. — И если на то будет моя воля, ты останешься мышью навсегда.

Бен взглянул ей в глаза и, почувствовав, как она разъярена, в страхе попятился.

* * *

Надо иметь в виду, что, когда волшебник вершит свои чары, он вкладывает в них много силы (это как электрический разряд при ударе молнии или как тепло, которое выделяет горящий костер). При этом от него исходит волна магической энергии — облако плазмы, ощутить которое могут только самые могущественные чародеи.

Превратив Бена в мышь, Янтарка выплеснула огромный заряд магической силы — все равно что атомная бомба взорвалась.

А между тем где-то в Луизианском болоте на корне кипариса, вздымавшегося чуть ли не прямо из воды на краю обширной заводи, восседал весьма почтенный лягушка-бык мужеска пола по имени Руфус Мухолов и выквакивал очень длинное и сложное заклинание, какое — вот уж что правда, то правда! — было по силам только такому могучему старому лягуху, как он.

Смолистые черные волны мягко шлепали по древесным корням. Небольшой аллигатор тихо бороздил заводь, не отрывая внимательного взгляда от Руфуса, но тот величественно не обращал на него ни малейшего внимания. Несмотря на крайне молодой возраст, аллигатор был достаточно умен, чтобы даже не пытаться напасть на волшебника. Кроме того, к его услугам были миллионы других лягушек болота — по мощности звучания их вечерний хор соперничал с громовыми раскатами.

Пониже Руфуса пятеро юных лягушек — совсем еще практически головастиков — терпеливо слушали его вопли. Разносившееся над болотом заклинание должно было принудить грифовых и каймановых черепах, в изобилии водившихся в здешних местах, утратить интерес к молодой лягушачьей поросли, покинуть насиженные территории и отправиться искать себе добычу куда подальше. Магические формулы как раз только что начали действовать — над болотом поднимался странно мерцающий туман.

И вот посреди этого впечатляющего представления Руфус внезапно ощутил докатившиеся до него издалека отзвуки Янтаркиного волшебства — и сила их потрясла старого колдуна до глубины души. Он окинул аурические горизонты внутренним взором и увидел, как они вспучились, словно ядерный гриб.

С громким «бурп!» у Руфуса отвалилась челюсть. Мерцающая дымка у него над головой нерешительно поколебалась и растаяла.

Один подросток, сидевший у ног Руфуса, — столь юный, что еще не вполне утратил хвост, — робко вопросил:

— Что-то случилось, мастер Мухолов?

— Вот это я называю по-настоящему мощной работой! — пробормотал лягух.

Руфус и гадать не решался, что это было за заклинание и кто его сработал, но внутри у него появилось хорошо знакомое не то сосущее, не то щекочущее чувство, словно он только что проглотил крупного паука и тот даже в желудке продолжает извиваться.

— Да я с икриночного возраста такого не видал. Там промышляет воистину могущественный маг!

— Белый маг или черный? — осторожно поинтересовался почти-совсем-еще-головастик.

В волнении Руфус прикусил нижнюю губу. Возмущение ауры пришло с дальнего запада, он был в том уверен. На западе водились в основном черные маги. И в последний раз, когда Мухолову случалось видеть такой выплеск магической энергии, он предвещал начало великой войны, в которой многие белые маги сложили свои головы.

— Нам придется послать волшебника на разведку, — пробормотал старый лягух и тут же погрузился в раздумья о том, кому можно было бы доверить подобную миссию в это время года.

— Единственное, что нам остается, — проквакал он с некоторым запозданием в ответ ученику, — это надеяться на лучшее.

* * *

В это самое время в уединенной пещере близ морского побережья в шестидесяти с лишним милях от Бенова дома еще один колдун в полудреме свисал с каменного потолка, держась за него ногами и эффектно завернувшись в кожаные крылья — хотя на самом деле не эффекта ради, а чтобы сохранить тепло. Имя колдуну было Ночекрыл. В носу его поблескивало потускневшее от времени серебряное колечко, а вдоль края невероятных размеров ушных раковин, затенявших крохотное личико, бежал ряд серебряных «гвоздиков». Мех его обладал роскошным оттенком подернутых пеплом оранжевых угольев умирающего костра, а голые мембраны крыльев и ушей были сплошь зататуированы разными мистическими символами.

Тяжелые пурпурные веки его были прикрыты. Тихо покачиваясь, колдун мурлыкал во сне:

Ворвавшаяся в пещеру взрывная волна от Янтаркиного волшебства чуть не стряхнула его с потолка.

Колдовской разум, что греха таить, был не в лучшей форме после долгой зимней спячки, но ему не понадобилось много времени, чтобы со всей отчетливостью осознать: с такой могучей силой сталкиваешься далеко не каждый день. На самом деле на его памяти такое случилось лишь однажды — когда Жесточайший впервые пробудился в своем могуществе и воссел на трон Ужаса, чтобы править миром.

Ночекрыл распахнул глаза.

Его клевреты валялись вповалку по всей пещере, погрузившись в оцепенение глубокого сна. Это были поистине чудовищные создания, извращенные порождения самых жутких ночных кошмаров. Но лишь один из них почувствовал, что, кажется, что-то не так.

— Что это там стряслось? — спросил фамильяр Ночекрыла, когда волна магической плазмы от заклинания вкатилась в пещеру. Это был клещ, обитавший в районе правого уха. Чтобы сказать эту фразу, ему пришлось вытащить свой острый хоботок из Ночекрыловой плоти. Ощущения у последнего при этом были весьма болезненными.

— То пляска смерти началась, — ответствовал Ночекрыл, навостряя уши. — Безумие, и Грех, и Ужас — один другого краше! — там правят бал.

— Как это По-этично! — вздохнул клещ, которого, кстати сказать, звали Дарвин. — Значит ли это, что я смогу напиться свежей крови? Ты, знаешь ли, уже как-то поизносился.

Ночекрыл от омерзения сморщил нос. Его давно подмывало съесть вредного паразита, а поскольку Ночекрыл был насекомоядным (чему упорно противоречили загадочно возобновлявшиеся время от времени слухи о его родстве с самим графом Дракулой — по материнской линии), жизнь Дарвина висела буквально на волоске. Но, увы, Ночекрыл нуждался в обеспечиваемой фамильяром магической силе не менее, чем тот в его, Ночекрыла, крови.

— Будет тебе кровь, мой милый, — сказал колдун, отцепляясь от потолка, изящным виражом становясь на крыло и беря курс на источник силы. — Крови хватит на всех!