Какие-то секунды, словно в тумане, Хэдон сознавал, что его тормошат. Вдруг он почувствовал, что его попросту дергают за волосы. Он недовольно проворчал — отстаньте! — а потом проснулся — шлепок оказался весьма ощутимым. Хэдон сел и посмотрел на Лалилу: “В чем дело?…”
Собачий лай и людские голоса ответили исчерпывающе.
Кривясь от боли в усталых мышцах, Хэдон встал. Потянувшись и овладевая собой, опустился на четвереньки и выглянул из-за края выступа. Далеко внизу виднелась длинная вооруженная процессия — облаченные в стальные доспехи солдаты. И не менее сорока собак. Их лай и рычание, если и не могли пробудить мертвых, то уж встряхнуть самого смертельно усталого — несомненно.
Хэдон отпрянул. Взгляни хоть один солдат вверх…
К нему подползла Лалила. Она хотела было заглянуть через край выступа, но он пригнул ее за плечо.
— Подожди, пока не пройдет последний.
Хэдон отполз — снизу он теперь был невидим — и поднялся. В пещере он извлек из ранца провизию. Протянул Лалиле ее завтрак. Пока они ели, запивая водой из керамической фляги, он говорил Лалиле, что она должна делать.
Наставление было предельно простым: ждать, пока он вернется.
— Я выдержу одиночество, — сказала Лалила. — Но если ты не вернешься через два дня, у меня останется простой выбор: умереть или убить себя. Мне не спуститься отсюда без твоей помощи.
Ответ Хэдона прозвучал не сразу. Он посмотрел на север. Ущелье там было намного шире, чем то, которое они миновали. И горы, стенами сжимавшие его, вздымались выше.
Склон горы, на которой они находились, позволял разглядеть только восточную половину ущелья. Она густо поросла лесом, лишь на западе гладь озера блестела на его дальней границе.
Может, на берегах есть селения, и они тоже не видны из-за склона. Ну и что? Реально ли доверить заботу о Лалиле тамошним жителям? В этом краю преобладали почитавшие Кхо. Здесь, где-то в горах, наверное, есть несколько храмов. Лалила могла бы найти надежное убежище в одном из них, хотя ныне наиболее чтимое, святое, неоскверненное, недоступное даже для самых злонамеренных людей место не могло более полагаться таковым.
Он сказал:
— Возможно, ты права. Попытаюсь доставить тебя вниз, а там тебе придется попытать счастья. Так или иначе я обязан сбить их со следа Авинет и остальных, хотя, не исключено, они уже потеряли его. Но солдат так много, могут разбиться на группы и облазить все ущелье. Ума не приложу, как поступить. Что может один против стольких! Там, внизу, ты окажешься еще в большей опасности, чем здесь.
— Мне необходимо вернуть свою дочь, — сказала Лалила. Я выполню все, что ты скажешь. Полагаю, следует обдумать, что произойдет, если ты не вернешься.
Разговаривая с Лалилой, Хэдон поглядывал налево — в ущелье.
— Смотри, смотри туда! — Хэдон вскочил.
Лалила поползла к нему, но Хэдон поднял ее. Она взглянула вниз…
— Еще солдаты!
— Не думаю. Вроде бы на них нет защитных доспехов. Не иначе — охотники. Или торговцы. Смотри, какие тюки они тащат. Должно быть, знают, что делают, ведь следы множества солдат отчетливо видны. И очень спешат. Уж не намерены ли они нагнать солдат.
Хэдон помолчал.
— Это меняет дело. Я не могу повести тебя вниз, пока солдаты не уйдут. Эти люди окажутся слишком близко за нами. Уж нас они наверняка догонят.
— Я поступлю так, как ты скажешь, Хэдон. Мне не по душе оставаться здесь, но я постараюсь быть осторожной…
Он решился еще раз заглянуть за край. Шум стих — солдаты, похоже, прошли. Да, да, тыловое охранение. Солдаты уже и не оглядывались. Хэдон сказал:
— Мне совсем не хочется оставлять тебя здесь, но выхода нет. И мне надо быстрее уходить. Нужно попасть в лес до того, как солдаты заявятся сюда.
— Хорошо, — смирилась Лалила. — Может, ты скоро вернешься. С Авинет.
— На все воля Кхо.
Он поцеловал Лалилу в зовущие губы — увы! потрескавшиеся и сухие; и пусть она выглядела измученной, а губы оказались обветренными, Хэдон чувствовал, как желание вновь охватывает его. Он выпрямился и улыбнулся:
— Ты способна пробудить в мужчинах страсть даже на смертном одре.
— Что?
— Я люблю тебя, — сказал Хэдон, прощаясь.
Обойдя склон, он теперь видел большую часть ущелья. Край озера оказался внушительным, овальной формы. Посередине озера — маленький остров, на котором возвышалось строение, светло сверкавшее на солнце, — круглое, увенчанное куполом. Сооружение из известняка — мрамор доставлять сюда по воде слишком трудно. Несомненно, это Храм Кхо или одной из Ее многочисленных дочерей. Из этого следует, что Авинет непременно стремилась сюда. Конечно, если бы группе удалось достичь такой дали. Вполне возможно, они прячутся где-то в ущелье у него за спиной. Но солдаты знали бы об этом. И послали бы несколько пусть небольших отрядов на их розыски, пока остальные продолжали бы преследование. Они этого не сделали. Значит, командиру известно о храме, и Авинет тоже должна была о нем знать. Офицер, как и Хэдон “вычислили”, что храм — цель беглецов.
На западе озеро оборачивалось рекой, петлявшей в лесу. Хэдон скользнул в его безопасную сень, стараясь по прямой добраться до озера. Густой подлесок смыкал проходы меж соснами; продираясь сквозь него вниз, Хэдон вышел к дубовой части леса. Ряды плотно выстроившихся дубов и широкие ветви гигантов подавляли собою слишком смелую растительность внизу. Хэдон шел быстро, то и дело переходя на бег, преодолевая оцепенелость и боль в мышцах. Он продвигался быстрее солдат, хотя труднопроходимая местность отнюдь не способствовала этому. Тропа, по которой шли солдаты, немного уходила к северо-востоку, затем, как он полагал, срезалась обратно к озеру.
Он первым достигнет озера, если ничего не случится.
Дважды Хэдон пересекал ручьи, останавливаясь напиться. Он прикончил хлеб и вяленое мясо. Было голодновато, но и охотиться недосуг. Да и кого он добудет ножом да тену? Ответ стал очевиден, когда Хэдон, не упуская предоставленную возможность, выхватил нож и метнул его в обезьяну. Этот экземпляр был крупнее той маленькой обезьянки, обитавшей на дубах; обезьяна отважилась спуститься на нижнюю ветку и завопить на него. Нож настиг ее как раз в тот момент, когда она повернулась, собираясь отпрыгнуть. Обезьяна упала, глухо ударившись о землю; сотни ее друзей и подруг запрыгали вокруг, свисали с веток, угрожающе вопя.
Хэдон остановился, быстро разделывая тушу. Голова, хвост, внутренности, передние и задние лапы, шкура, — все полетело прочь. Отрезая куски мяса, он теперь жевал на ходу. Приготовленное — оно, конечно, было бы предпочтительнее, однако Хэдон еще мальчиком ел сырое мясо в окрестных джунглях Опара. Хэдон оглянулся — несколько ворон уже копошились в остатках животного. Возможно, Богиня воронов Мадезин отблагодарит его за легкую добычу.
С другой стороны — тут он почти потерял аппетит — обезьяна могла быть священной в этом лесу. Никогда не знаешь, какие существуют местные табу, пока не расспросишь кого-нибудь. А кого попытаешь здесь?
— Если я совершил грех, о Богиня, прости меня! — вскричал Хэдон. — Я совершил это, чтобы завершить свою миссию — спасти высокого представителя Кхо, сражаться за Кхо против Ее врагов.
На самом деле его несравненно больше беспокоила сейчас забота его друзей — Хинокли и Кебивейбеса, — и человечка-уродца Паги, столь любимого Лалилой и ее дочерью Абет. Однако об этом и впрямь не было нужды говорить.
Не стоило высказываться и о том, что Авинет, хотя и главное доверенное лицо могущественной Кхо, была ведьмой.
Отклонившись с пути к ручью, Хэдон умыл лицо и руки, смыл кровь с груди. Он выбросил остаток обезьяньей туши и продолжил путь. Множество оленей паслись между дубами. Но туда, где олени, наведываются и леопарды. Доселе он не видал их признаков, лишь отпечатки лап у ручья.
Наступивший вечер застал Хэдона еще далеко от озера. Он пробирался в темноте, понимая при этом, что вполне может блуждать без толку. Появилась луна, и он продолжал продвигаться — конечно, много медленнее, чем утром. Желанию лечь и уснуть противодействовали два обстоятельства. Первое — он должен попасть в храм прежде солдат. Если офицер поторопит их и запретит привал, они попадут туда первыми. Второе — где-то невдалеке он услышал рычание леопарда. Зверь, по всей видимости, намеревался охотиться на оленя, но вполне может предпочесть его, Хэдона, спящего.
Хэдон шепотом произнес молитву Кхукхаго, Богине Леопардов. Но его не оставляла мысль, что она может счесть своим первейшим долгом заботу о леопарде.
Эта мысль заставила Хэдона поспешить. И вскоре он вовсе потерял представление о времени — вдали виднелся свет, сначала слабый, прямо впереди, минут через пятнадцать усилился, становясь обширнее. Хэдон вышел на лесную опушку; перед ним простиралось озеро, отделенное лишь узкой грунтовой дорогой и двадцатью футами травы с мелкими колючими волосками. Свет исходил от трех близких костров. Они горели перед белым храмом, который он разглядел с выступа. Крики и вопли разносилось почти на милю в пространстве между берегом и островом, голоса женщин, перекрываемые пронзительными звуками труб, грохотом барабанов и звучанием арфы. Тут и там дробно, ритмично стучала трещотка.
Казалось, поднялись волосы на затылке. Озноб пробежал по шее Хэдона и вниз — по спине.
Жрицы исполняли дикие обряды. И он — мужчина не смел смотреть ни на костры, ни на крошечные фигурки, которые танцевали перед пламенем. Всякий прохожий-мужчина обязан отвернуться и быстро пройти мимо. По всей видимости, на время ритуала мужчинам вовсе запрещалось ходить по этой дороге. Местным жителям, должно быть, надлежало оставаться дома и не сметь появляться до рассвета.
Из-за дерева Хэдон взглянул на дорогу. Ниже, в сотне футов от берега озера, неясно вырисовывалась статуя. Он не сумел рассмотреть ее — и света от полной луны и от отблесков костров оказалось недостаточно.
Не в силах подавить любопытство, оправдывая себя настойчивой необходимостью знать все во имя его миссии, Хэдон направился к статуе вдоль лесной опушки. Подойдя ближе, он рассмотрел статую — вырезанную из дерева фигуру футов тридцать высотой. Она изображала существо — полу-женщину, полу-дерево. Срезанные, покрытые листьями ветви увенчивали голову; широко расставленные руки-ветви оканчивались шишковатыми пальцами. Впечатляли огромные груди; одной вскармливалась белка. Из многочисленных беспорядочных отверстий торчали вырезанные головы птиц и животных: циветт, сервалов, оленей, свиней, ворон, дроф, дубравных обезьян и лемуров.
Самое крупное изображение — ребенок, показавшийся наполовину из чудовищных размеров влагалища.
Хэдон подошел к идолу и произвел осмотр вблизи. Ребенок держал в руке желудь, символизировавший, как Хэдон полагал, дары богини обитателям дубравы.
Это была Карнет, божество дуба. Хэдону мало что было известно о ней — вокруг Опара не рос дубняк.
Несмотря на то, что Опар располагался в горах, он слишком далеко “забрался “ на юг — дуб не любит такого тепла. Итак, храм был посвящен Карнет и жрицы проводили свои тайные церемонии при полной луне.
Авинет и Абет вполне могли находиться сейчас на этом островке. Членам группы — мужчинам, конечно, запретили касаться ногами этой священной земли. Где они?
Он осмотрел берег. Невдалеке виднелся длинный деревянный док, но ни одного судна в нем не было. Их втащили на остров во избежание возможных дурацких, нет — безрассудных выходок мужчин, которые могли возжелать подсматривать за ритуальным действом.
Хэдон опять почувствовал холодок, пробежавший по спине, вспомнив истории с любопытными мужчинами, которых поймали там, где им не следовало быть. Увы, они лишились отнюдь не только носов…
Хэдон присел, обдумывая ситуацию. Если Авинет на острове, она непременно должна присутствовать на ритуале в качестве Верховной Жрицы. Но Абет, как ему сейчас казалось, не должна находиться там. Участвуют в ритуале только взрослые женщины. Абет осталась с мужчинами. По всему берегу не видно ни одного дома, остается предположить, что мужчин вместе с ребенком отослали в рыбацкую деревню на другое озеро.
Но это, конечно, при условии, что группа действительно добралась сюда. Исходя из известного ему, этого не произошло.
Хэдон поднялся, вздыхая. Оставался один способ узнать правду — проделать долгий путь в деревню. Эта дорога наверняка ведет туда, но займет не менее пяти часов. А через пару часов рассветет.
И доплыть до острова — спросить обо всем Авинет — нельзя. Никаких оправданий нарушению неприкосновенности храма никто не пожелает слушать.
И тут справа от себя Хэдон услышал шум и вышел на дорогу посмотреть — что это. Он тяжело застонал. Навстречу ему по дороге двигалась темная масса. Ушей его достигли отдаленные голоса. По мере приближения мрачного силуэта обозначились люди. И собаки. Они молчали, значит, на них намордники.
Солдаты приближались даже быстрее, чем Хэдон ожидал.
Луна тускло освещала наконечники копий. Хэдон застыл в полуприседе. Собаки вот-вот учуют его запах. Их неистовый вой и рычание укажут солдатам, что кто-то спрятался неподалеку. Намордники снимут, поводки отстегнут… и псы рванутся к нему.
Он устал — ему не опередить их. Да будь он сейчас и в хорошей форме, вряд ли он был бы способен снова убегать.
Хэдон опять устало вздохнул. Единственный путь к спасению — озеро.
Не теряя ни секунды, пригибаясь, Хэдон вошел в воду позади дока. Вода холодила, но после горного потока — терпимо. Озеро образовалось на ложе ущелья и насыщалось теплом летнего солнца. Но не слишком, увы, не слишком.
Не припрятать ли ему меч под доком? Штука тяжелая, тянет ко дну. Наверное, глупо непременно тащить его с собой и оказаться утопленником лишь потому, что с мечом так трудно расстаться.
Пусть так — глупо. Но он не намерен оказаться на другом берегу без оружия. Кто скажет, как скоро оно позарез понадобится ему?
Хэдон поплыл по-собачьи. Надо заплыть далеко, чтобы солдаты не заметили его. Но и сильные гребки чреваты последствиями — могут привлечь внимание преследователей.
Хэдон плыл ровно, забирая к северо-западу, чтобы течением его не сносило в восточном направлении, к устью. Но сказывались усталость, и меч кое-что весил — все это замедляло движение. Его несло мимо острова.
Не слишком ли далеко он от берега… Хэдон прибавил, активнее заработал ногами. На растревоженной вспененной воде тускло играла луна. Может, солдаты подумают, что добрая рыбина выплывает из воды на поверхность.
Нет! Резкий крик разнесся над озером. Хэдон обернулся и поплыл стоя, пытаясь разглядеть, что происходит на берегу. Солдаты теперь столпились у края дока, высматривая его, некоторые тыкали пальцами в его направлении. Да, они обнаружили человека. В полумраке и на таком расстоянии узнать Хэдона преследователи не могли. Ну, а если опознали — что тогда? У него преимущество перед преследователями, да и устали они, должно быть, изрядно. У них нет лодок, значит, поплыви они за ним, придется скидывать доспехи, оставлять оружие — кроме кинжалов. На все — несколько минут. Но дистанция между ними увеличится. Нет, им не поймать его.
Конечно, солдаты могут обойти озеро и попытаться перехватить его на другом берегу. Но он доберется туда первым.
И тут отчаяние охватило Хэдона. К чертям! Он не поплывет на другой берег. Он слишком измотан. И ноги и руки словно из бронзы, дыхание тяжелое. Меч то и дело пытается воткнуться в него.
Еще продолжая брюзжать, загребая в северо-восточном направлении, он вроде бы вышел по прямой на остров. Но уже через несколько минут понял, что его снова снесло. Но и из этой беды можно было извлечь пользу: если он сумел доплыть сюда — в подветренную сторону, он найдет и более спокойное течение. Хэдон опять прибег к собачьему стилю. Вода доходила до носа, иногда — выше. В итоге течение снесло его мимо острова еще быстрее, но выбора не было: продолжать бороться с течением — значит обессилеть полностью.
Вскоре он оказался ярдах в двадцати от острова. Собрав последние силы, Хэдон продвинулся в северном направлении и оказался на восточной стороне; Хэдон приближался к берегу, и течение уже почти не сопротивлялось. Наконец, в одной из попыток он коснулся дна. Сделал несколько шагов и встал. Вода доходила до подбородка.
Хэдон простоял несколько минут, пока судорожное дыхание не перешло в тяжелое. Затем пошел вперед.
Он сел, ощущая на ягодицах липкую грязь, — вот отдохнет и направится на другую сторону. “Зачем плыть? — думал Хэдон. — Он украдет, нет, позаимствует одну из лодок, стоящих в доке на западном берегу. Нет, он не совершит богохульства, поскольку ногой не ступит на остров, а будет находиться в воде”.
Почувствовав себя немного отдохнувшим, Хэдон, пройдя по травянистому берегу, с трудом протащился несколько футов по воде. Доносились громкие крики, возгласы, музыка и песнопения. Он посматривал по сторонам. Поскольку он не видел приверженцев обрядности, значит и не шпионил за ними, так что Карнет и ее почитатели не имеют оснований гневаться.
Хэдон находился в сотне ярдов от дока; он взглянул через озеро — и замер. Шесть лодок плыли по водной глади. Баркасы — не менее десяти солдат в каждом.