Сквозь шум пробился голос его матери — голос глайфы. Он звучал так, словно доходил издалека, с безумного горизонта, то приближающегося, то отдаляющегося, и потому голос становился то громче, то тише.

— Болг слишком близко, чтобы пытаться ускользнуть от него. Ты можешь сделать только одно. Бежать. Воспользоваться первым из даров Вассрусс.

Рамстан воспринимал слова глайфы краем сознания. Его задний мозг, животное наследие, обитель подсознания, приказывал ему бежать. Но он автоматически запускал мысленные зонды в клетки своего тела, и они тоже приказывали ему бежать. Таков был печальный итог в целом удачного результата — возможности проверить и проанализировать физическое здоровье каждой клетки в теле. Сейчас, даже не думая об этом, он находился в контакте с клетками, со всеми тремя триллионами, и воспринимал общую их реакцию на данную ситуацию.

Бежать!

Если бы им управляло рациональное мышление, возможно, он бы предпринял что-то иное. А может быть, и нет.

Глайфа, которая была рождена — или сконструирована — лишенной подсознания, твердила то же самое:

— Воспользуйся шенгортом, Рамстан!

Но он стоял столбом, и невозможность пошевелиться физически нашла отражение в мыслительных процессах. Вправо или влево? Вверх или вниз? Вперед или назад? Или в каком-либо направлении, среднем между перечисленными?

— Возьми меня с собой! — сказала глайфа голосом матери Рамстана. — Ты должен взять меня в руки прежде, чем положишь сигил в рот. Или прижать меня к себе. Чтобы контакт был тесным, как у зародыша в утробе матери или как у младенца, припавшего к груди.

Рамстан издал животный крик, выражающий ярость, ярость от беспомощности и от непонимания, которое делало его еще более беспомощным.

— Ты дурак! — крикнула глайфа голосом его отца. — Все, что можно было сделать здесь, ты сделал. Уходи! Воспользуйся шенгортом). Но ты должен взять меня с собой. Иначе ты обречен!

— И ты тоже, — ответил Рамстан.

— Это тебя утешит?

Неожиданно свист, «шум перехода», утих. Рамстан почувствовал огромное облегчение, но он по-прежнему был в панике.

Корабль не мог воспользоваться алараф-двигателем прежде, чем подойдет к планете Шаббкорнг достаточно близко, чтобы оказаться в пределах ее «колокола». Но даже если он уйдет в прыжок, волг скоро настигнет его. Если только… если только болг не засечет жизнь на Шаббкорнге и не задержится, чтобы уничтожить ее. Эта мысль была почти непереносимой — на планете было семь миллиардов разумных существ, но, после того как болг истратит свои снаряды, «Аль-Бураг» сможет атаковать его. То есть «Аль-Бураг» сможет атаковать, если болг не оставляет в запасе на период перезарядки некоторое количество снарядов.

Но «Аль-Бураг» не мог оставаться в этой вселенной, ожидая, пока болг опустошит сам себя. Болг мог напасть на корабль первым.

Экран показывал зеленый круг — изображение «Попакапью». Внезапно круг стал белым шаром Белое сияние расползалось по экрану в течение примерно секунды, а потом стало облаком множества мелких бледных точек.

— Аллах! — вскрикнул Рамстан.

Тенно воскликнул что-то по-японски, потом сказал уже на терранском:

— Я ищу убежища у Будды.

Вахтенный перекрестился, пробормотал что-то по-польски, а потом доложил:

— Сэр, «Попакапью» разрушен снарядами болга. Должно быть, взорвались энергонакопители.

Другой экран показывал область космоса, где находится болг; в ее центре сиял маленький оранжевый кружок. Мерцающие оранжевые цифры показывали, что болг движется с такой скоростью и ускорением, что появится в пределах видимости через три часа. Однако до этого его снаряды могут разнести «Аль-Бураг» на части.

Рамстан спросил:

— Тенно, что показывают расчеты: успеет ли корабль в район прыжка раньше, чем окажется в пределах досягаемости снарядов болга?

— Если это нам удастся, то лишь примерно с минутным опережением. Возможно.

Рамстан сунул руку в карман куртки.

— Это верное, решение, — произнес голос его матери. — Но прижми меня к груди прежде, чем положишь шенгорт в рот. Если ты не сделаешь этого, то я останусь здесь.

Пальцы Рамстана отодвинули квадратик и диск и сомкнулись на треугольнике. Он был теплым и скользким на ощупь. Вынув его из кармана, Рамстан подошел к глайфе, включил антигравитационные модули на ее концах и поднял ее одной рукой. Она выскользнула и ударилась о палубу. Его рука тряслась, когда он нагнулся и ухватил глайфу покрепче. Сейчас она весила только десять граммов, но при такой нагрузке батареи АГ-модулей должны были скоро сесть.

Затем, словно лунатик, он подошел к переборке, возле которой лежал его молитвенный коврик. У него не было разумной причины делать это; он не пользовался этим ковриком с тех пор, как поступил в академию. Нуоли, в те времена когда еще была его любовницей, как-то раз насмешила его, спросив, почему он, атеист, хранит этот коврик. Она тогда сказала, что это его ковер-хранитель. Это уже рассердило его. Но сейчас, придавленный страхом, Рамстан поднял коврик той же рукой, в которой держал шенгорт. Треугольник выскользнул из его пальцев и упал на палубу. Рамстан оставил его там на то время, которое потребовалось ему, чтобы завернуть глайфу в коврик. Потом он поднял треугольный камешек и положил в рот.

В сознании его пронеслось видение — Бранвен, оставшаяся в челноке. Она, должно быть, испугана еще больше, чем остальные — ведь она одна.

— Подожди! Подожди! — закричал кто-то ему. Это был его собственный голос, но исходил он не из его рта, а из его сознания. — Как же команда?!

Он выкрикнул — или думал, что выкрикнул, потому что не слышал собственного голоса — приказ «Аль-Бурагу». Он приказывал освободить Бенагура и повиноваться ему до тех пор, пока он, Рамстан, не возвратится.

Он положил шенгорт в рот правой рукой; в левом кулаке он сжимал концы коврика, левый локоть был согнут — им Рамстан прижимал к груди коврик с завернутой в него глайфой.

Невзирая на неудобство, причиняемое камешком во рту, он начал читать вслух «Стих Света» из Корана: «Бог есть свет Небес и Земли…»

Казалось, камень стал увеличиваться. Он пророс между зубами с правой стороны и уперся в щеку. Он мешал выговаривать слова, но когда Рамстан сунул в рот палец, чтобы вынуть камешек прежде, чем он прорвет его плоть, то обнаружил, что шенгорт сохранил свои прежние размеры.

Перемещение было столь же быстрым, как вспышка света.

Рамстан моргнул, его веки опустились и поднялись. Когда они опускались, он видел свою каюту. Когда они поднялись, он увидел незнакомое помещение. Не было ни малейшего ощущения движения. Вокруг царила тишина. Воздух казался мертвым, тяжелым и застоявшимся. Но через несколько секунд почувствовалось движение воздуха, и он стал свежим.

Рамстан осознал, что обмочил штаны.

Он уронил коврик, и тот упал, мягко ударившись о толстый белый ковер с узором из переплетающихся шестиугольников, светло-алых по краям и синих в середине.

Когда Рамстан поднял руку, чтобы вынуть шенгорт изо рта, голос его матери сказал:

— Сначала отключи АГ-модули. Если они сядут, ты не сможешь поднять меня.

Раскатав коврик, Рамстан произнес кодовое слово, отключающее модули.

Помещение было большим и прямоугольным. В каждой из стен виднелся арочный проход. Потолок был высоким и бледно-голубым, стены — белого цвета. На них висели картины в деревянных рамах, некоторые изображали ландшафты, довольно похожие на земные. Но у разумных существ на портретах были поросшие волосами треугольные лица, большие округлые головы и кошачьи глаза.

Рамстан наконец осознал, что свет, лившийся отовсюду и ниоткуда, не дает тени.

Он обернулся и вздрогнул. В двух метрах от него покоилась на массивном основании пирамида высотой в два его роста, сделанная из какого-то мерцающего серого металла.

— Это тот магнит, который притянул тебя сюда, — произнес голос его отца. — К счастью, никто не стоял возле него, когда ты появился. Иначе вы оба сгорели бы дотла.

— Почему его не поместили в более укромное место?

— Не знаю. Наверное, это невозможно было сделать. Как бы то ни было, все, что имеет хорошие стороны, имеет и плохие. Такова непостижимая скупость Мультивселенной.

— Знаю, — сердито отозвался Рамстан. Глайфа переключилась на голос Хабиба ибн Али О'Райли, преподавателя химии, у которого Рамстан учился в средней школе. Рамстан был слишком занят, чтобы спросить, для чего вдруг такая перемена. Возможно, это вообще не имело объяснения.

— Что это за место? — спросил он.

— Я полагаю, убежище для того, кто воспользуется шенгортом. Я знаю только то немногое, что поведали мне вуордха. Убежище устроено так, что может поддерживать жизнь шестидесяти разумных существ твоего размера в течение многих лет. Оно может быть размещено в другой вселенной, потому что народ, построивший его, много путешествовал. Я думаю, его представители использовали те же методы, что и вуордха. Таким образом, они не вызывали канцерогенных процессов в Мультивселенной. После того как были построены приемные станции, этот народ использовал сигилы для путешествий, хотя и нечасто.

— Во имя Аллаха! — воскликнул Рамстан. — Ведь это же способ путешествовать между вселенными, не причиняя вреда Мультивселенной! Почему им не пользуются все?

— Во-первых, потому, что существуют триллионы вселенных, и в каждой — несчетное количество населенных планет. Невозможно связать между собой все планеты во всех вселенных — только очень малое количество. Во-вторых, производство сигилов требует большого количества времени, материальных затрат и работы. Было сделано очень малое число сигилов. Вуордха говорили, их миллион или около того. В-третьих, по каким-то причинам, неизвестным даже их создателям, каждый отдельно взятый индивидуум может использовать сигилы только один раз.

— Все равно их можно было бы исследовать и воспроизвести.

— Они неразрушимы, а следовательно — их нельзя исследовать.

Рамстан прошел в арку слева от себя. Он проходил комнату за комнатой: прямоугольные, семиугольные, девятиугольные и круглые, стены их были увешаны картинами, золотыми и платиновыми щитами, украшенными самоцветами, тут и там стояли статуи, а в огромном зале размещалась библиотека. Вместо книг в ней были хрустальные шары, которые начинали говорить или петь, едва он касался их, и умолкали, когда он отнимал от них пальцы. В некоторых были заключены движущиеся трехмерные изображения. Некоторые, видимо, содержали текст, другие — развлекательные программы. Рамстан не понимал языка, но таинственная музыка очаровала его.

Наконец он подошел к тому, что казалось внешней стеной станции. В ней было окно с очень толстым стеклом. Он посмотрел сквозь него. Местность вокруг была плоской и песчаной. Казалось, за окном чистый и прозрачный воздух, но вот между перистыми ветвями растений проплыли несколько похожих на рыб созданий. Они неслись очень быстро. Короткое время спустя показался и виновник их спешки. Он был длинным и тонким, как игла, и передвигался, взмахивая похожими на крылья плавниками. Зубы его напоминали акульи.

Рамстан направился в другой конец станции, но свернул в помещение, бывшее, очевидно, туалетом. Он выпил воды и обследовал туалет. Писсуаров в нем не было. Либо он предназначался для женщин, как некогда это было на Земле, либо все представители народа, строившего станцию, мочились сидя.

Пройдя в другой конец здания, Рамстан увидел такое же окно и в нем такой же вид. Рыбки словно плавали в воздухе, растения колыхались под напором течения. Свет оставался ярким, но солнца не было видно.

Возвращаясь, Рамстан остановился в помещении, которое, очевидно, было столовой. Он получил еду и питье, нажав кнопку, но после удачного эксперимента пошел дальше. Жуя горячие овощи с тарелки, которую нес в одной руке, он вернулся в центральное помещение.

«Мы под поверхностью чего-то вроде моря или озера, — сказал он сам себе. — Но эта жидкость — не вода».

— Возможно, мы на планете, куда нельзя попасть с Земли посредством алараф-двигателя, — сказал голос Хабиба. — Она находится в «колоколе», связанном с каналами, которые ведут только в системы звезд иного типа, нежели GO. Вероятно, ты немедленно умрешь, если выйдешь наружу.

— Существует единственный способ покинуть это место, — отозвался Рамстан. — Следующий сигил.

— Верно. Но пока ты остаешься здесь, ты в безопасности.

Рамстан подумал было о том, что неплохо бы найти место, где можно отстирать и высушить штаны. Нет. Он может сделать это и на следующей станции. Он поставил тарелку на ковер, потом поднял ее и отнес обратно в столовую. Кинув ее в отверстие, по его предположению предназначавшееся для грязной посуды, Рамстан вернулся в центральную комнату. Голос Хабиба произнес:

— Об этой тарелке мог бы позаботиться следующий посетитель. Если он, конечно, здесь будет.

Рамстан не ответил. Он установил АГ-модули на уменьшение веса глайфы до десяти граммов и поднял ее, завернув в молитвенный коврик. А потом положил в рот пенгратон, квадратный камешек. Тот тоже, казалось, стал увеличиваться, а потом Рамстан оказался в другом месте. Обернувшись, он увидел стоящий на паркетном полу куб из серого металла.

Вынув пенгратон изо рта и положив его в карман, Рамстан опустил глайфу на пол и отключил АГ-модули. Картины и скульптуры изображали строительство этого здания, возведенного разумными существами, похожими на землян. Рамстан бродил, пока не отыскал окно. Здание находилось высоко в горах. Небо было синим и безоблачным, солнце стояло почти в зените. Линия горизонта была видна примерно в полутора сотнях километров. Прямо перед окном тянулись только лишенные растительности склоны гор да обширное и безжизненное желто-коричневое плато, изборожденное разломами.

Слева, довольно близко, оказалось нечто, напоминающее каменную статую. Пьедестал и тело ее были изъязвлены и оплавлены. Голова откатилась от тела примерно на двадцать метров. Хотя голова была отбита, а черты лица искажены многочисленными вмятинами, она определенно походила на изображения урзинтов, виденные Рамстаном на Калафале.

Он вернулся к глайфе и рассказал о том, что увидел.

— Я не мог выйти из первого здания, и я не могу выйти из этого. Полагаю, я мог бы оставаться хоть там, хоть тут до тех пор, пока не умру от старости. Но я очень скоро сойду с ума. Является ли следующая станция ловушкой или нет, но я должен отправиться туда. Но какая польза в сигилах, если они переносят тебя из одного опасного места в другое?

Глайфа сказала:

— В замкнутом круге вселенной тот, кто бежит вперед, бежит назад.

— Иди ты к черту со своими древними банальностями!

Рамстан прижал к себе глайфу и положил в рот диск.