— Очень даже возможно, — сказала Анана. — Он вполне мог создать эту цепь, чтобы ловить в нее своих многочисленных врагов. Не исключено, что он сделал это задолго до того, как мы с тобой появились на сцене. Быть может, нам удалось проскользнуть в аварийный выход, который он устроил для себя лично.

— Все может быть. Как говаривала ваша тоанская мыслительница Манату

Ворсион, “порядок складывается из беспорядка, а в беспорядке есть свой собственный порядок”, что бы ни означало сие выражение. Но в любом случае подозрительно мне все это.

— Да ты всегда был подозрительным, разве нет?

— Когда жил на Земле, не был. Там я был всего лишь осмотрительным. Но события, происходившие здесь после моего появления, заставили меня подозревать всех и каждого, за исключением нескольких человек, и просчитывать ситуацию на несколько ходов вперед. Хочешь долго жить — гляди в оба. Это не паранойя. Параноики не просто подозрительны: они принимают за действительность то, что на самом деле существует лишь в их расстроенном мозгу. Опасности же, которые я подозреваю, реальны или могли быть реальными.

— Почти все властители параноики. Паранойя — одна из глубинных составляющих нашей культуры. Большинство тоанов не доверяют никому, кроме самих себя.

— Ну что ж, давай углубимся в страну Паранойю, — со смехом предложил Кикаха.

Они пошли по равнине, бдительно следя за птицами, то и дело поглядывая в небо, внимательно рассматривая траву впереди и оборачиваясь назад. В траве могли прятаться змеи или большие хищники. В небе тоже мог появиться кто-нибудь опасный. Но в течение первого часа на глаза им попадались только мошки в траве да стада четырехрогих антилоп и слонов с четырьмя бивнями, которые паслись поодаль.

А потом в зеленом небе появилась черная точка. Она возникла сзади, но Анана, постоянно оглядывавшаяся через плечо, заметила ее. Несколько минут спустя точка снизилась и приобрела очертания ворона. Ниже он не опустился, но продолжал лететь в том же направлении, что и путники. Глядя, как он описывает круги и постоянно возвращается, Анана с Кикахой заподозрили, что он их преследует.

— Возможно, это один из тех гигантских говорящих воронов, которых Ваннакс создал в своей лаборатории, чтобы они шпионили и доносили ему, пока он был властителем Многоярусного мира. Мне все больше и больше кажется, что Рыжий Орк следит за нами, — сказал Кикаха.

— А может, кто-то другой.

— Я лично ставлю на Орка.

Они остановились, решив немного передохнуть. Трава здесь была по колено, с голубыми стеблями и малиновыми метелками.

— А может, это и вовсе робот, замаскированный под птицу, — предположил Кикаха. — Правда, тогда им должен управлять властитель, а это маловероятно.

— По-моему, мы только и делаем, что сталкиваемся с маловероятным.

— Похоже на то. Хотя и не всегда.

Кикаха лежал на спине, положив под голову руки, и смотрел в темные загадочные небеса. Анана полулежа облокотилась на одну руку и запрокинула голову, наблюдая за птицей или роботом.

— Восьмерка, которую ворон описывает сейчас в небе, — проговорил Кикаха, — отсюда выглядит лежащей на боку. Похоже на символ бесконечности — одно из немногих воспоминаний, сохранившихся у меня от колледжа, то есть от лекций нашего преподавателя по математике. Который я так и не закончил. Колледж, я имею в виду.

— Тоанский символ бесконечности — это прямая линия со стрелками на обоих концах, — сказала Анана. — А линия, закрученная в штопор, обозначает время.

— Я знаю.

Воспоминания о Земле проносились перед мысленным взором Кикахи, словно разноцветные призраки. В 1946 году, двадцати восьми лет от роду, он, ветеран второй мировой войны, поступил в колледж за счет армии. И оттуда его зашвырнуло в другую вселенную, хотя и не совсем против воли. В этой искусственной вселенной, созданной властителем, была только одна многоярусная планета. Алофметбин.

Как он выяснил впоследствии, вселенная была всего лишь одной из тысяч, созданных древними тоанами — людьми, отрицавшими, что они люди. Здесь, в Многоярусном мире, Пол Янус Финнеган, любитель приключений из штата Индиана, стал Кикахой Хитроумным.

И здесь он постоянно то убегал от врагов, то нападал на них, пребывая в вечном движении, если не считать редких периодов перемирия. Зато в эти сравнительно недолгие периоды он, как правило, успевал взять в жены очередную дочь какого-нибудь племенного вождя на своем любимом ярусе — втором, который он называл Америндией.

Или же завязать любовную интрижку с женой либо дочерью какого-нибудь барона с третьего яруса, прозванного им Дракландией.

Он оставил за собой целый шлейф из женщин, которые тосковали по нему, пока не влюблялись в кого-нибудь другого. За ним тянулся также целый шлейф из трупов. Плоды, так сказать, пробуждения Финнегана.

На Землю он вернулся только в 1970 году, и то ненадолго. Родился он в 1918 году, то есть на Земле в семидесятом ему было года пятьдесят два или пятьдесят три. Но, слава всем богам, какие есть на свете, он выглядел и чувствовал себя на двадцать пять. Что было бы, останься он на Земле? Возможно, он получил бы степень доктора антропологии и был бы специалистом по языкам американских индейцев. А может, стал бы преподавателем. Да только разве сумел бы он вынести все эти будни — лекции, публикации, университетские сплетни и дрязги, бесчисленные скучные конференции и стычки с администрацией, не считавшей преподавателей за людей?

Конечно, он мог бы уехать на Аляску, которая была в 1946 году своего рода рубежом, и стать там пилотом. Но и такая жизнь со временем наверняка приелась бы.

Возможно, под старость ему удалось бы обзавестись мастерской по ремонту и продаже мотоциклов где-нибудь в Индианаполисе. Нет, он не вынес бы повседневной рутины, беспокойства о налогах и мертвящей скуки.

Кем бы ни стал он на Земле, там он не мог и мечтать о такой кипучей, хотя и опасной жизни, полной экзотических приключений, какую он прожил за это время в тоанских вселенных.

Прекрасная женщина, лежащая рядом — нет, не женщина, а богиня, как сказал бы поэт, — прожила уже много тысячелетий. Но химические “эликсиры” властителей помогали ей оставаться двадцатипятилетней.

— Мы почему-то сразу решили, что ворон послан нашим врагом, — сказала между тем Анана — Но, возможно, его послал за нами Вольф. Они с Хрисеидой могли убежать из тюрьмы Рыжего Орка и добраться до дворца на верхнем ярусе, а затем послать Око Властителя, чтобы ворон проследил за нами.

— Да, я знаю.

— Сдается мне, мы с тобой слишком часто говорим “я знаю”.

— Возможно, нам пора отдохнуть друг от друга.

— Это не поможет, — сказала она. И, глядя на него искоса, лукаво добавила: — Я знаю.

Она залилась смехом, упала Кикахе на грудь и страстно его поцеловала.

Он ответил на поцелуй не менее страстно. Но не мог отрешиться от мысли о том, что они чересчур долго были изолированы от других людей. Им нужно чье-то общество — хотя бы иногда, чтобы не приходилось постоянно тереться друг о друга.

Замечание Ананы насчет “я знаю” было вызвано, скорее всего, печалью, рожденной предвидением, основанным на предыдущем опыте. Она, прожившая не одно тысячелетие, была куда опытнее Кикахи. Она жила с сотнями властителей, и у нее было несколько детей. Самый долгий срок, проведенный ею с одним и тем же мужчиной, составлял около пятидесяти лет.

— Это почти предел для преданной друг другу пары, если не стареешь, — заметила Анана. — Властители не обладают таким терпением, какое присуще вам, лебляббиям, — и я употребляю это слово вовсе не в уничижительном смысле. Но в некоторых отношениях мы различны.

— И все же многие пары тысячелетиями жили вместе, — возразил он.

— Не беспрерывно.

Анана не наскучила Кикахе, и он не пресытился ею. Как, похоже, и она им. Но, имея за плечами такой богатый опыт, она не могла не принимать его во внимание. Она знала, что настанет время, когда им придется расстаться. Может, не навсегда, но надолго.

Однако Кикаха не хотел сейчас об этом думать. Когда наступит срок, он что-нибудь сообразит. Правда, что именно — он не знал.

Кикаха поднялся, выпил воды из фляги, сделанной из оленьей кожи, и сказал:

— Если бы Око послал Вольф, он велел бы ворону сообщить нам об этом.

А также указал бы нам ближайший путь к нему самому, где бы он ни находился. Так что Вольф его послать никак не мог. — Он помолчал немного и предложил: — Если хочешь, отправимся дальше.

Именно предложил, а не скомандовал. Анана вставала на дыбы при малейшем намеке на командный тон. В конце концов, хоть и более чуткая и чувствительная, нежели большинство ее сородичей, она все-таки была властительницей.

— Пора.

Они надели рюкзаки и колчаны и пошли дальше. Посреди монолита, который вздымался ввысь на многие тысячи миль, очевидно, находился ярус под названием Атлантида. А на вершине монолита, возвышавшегося в центре Атлантиды — куда более узкого и низкого по сравнению с другими монолитами, — стоял дворец, построенный Вольфом.

Часа три они брели по направлению к лесу. До кромки леса оставалось еще около часа ходьбы. Кикаха прибавил шагу. Анана не спрашивала, куда он так торопится. Она знала, что ему не нравится долго находиться на равнине: он чувствовал себя чересчур уязвимым.

Минут через десять Кикаха нарушил молчание:

— У меня такое подозрение, что никто до нас не входил в ту гробницу.

Никаких следов предыдущих вторжений там нет. А существо в гробу или те, кто его туда уложил, наверняка позаботились о надежной охране. Так почему же нам удалось пройти через те врата?

— А ты как думаешь?

— Есть какая-то причина, по которой нам, и только нам позволили войти туда. Ударение на “позволили”. Но почему именно нам?

— Ты же не знаешь, были ли мы там первыми на самом деле. Как не знаешь и того, действительно ли нам “позволили” войти.

— Верно. Но даже если кто-то был там до нас, его посещение не вызвало поднятия крышки куба и — готов поспорить! — воскрешения чешуйчатого человека.

— Этого тоже ты не знаешь наверняка.

— Да, но мне кажется, что в гробницу можно проникнуть только с рогом Шамбаримена.

— Возможно, — улыбнулась Анана. — Хотя чешуйчатый, похоже, улегся в куб за эоны до того, как древний мастер сделал рог. И, лежа в гробу, он не мог знать о том, что рог будет сделан и что семь нот откроют вход в гробницу.

— Почему ты в этом так уверена? А что, если в его время устройства, подобные рогу, были вполне доступны?

Анана рассмеялась:

— Никто не в силах предвидеть будущее. И потом, что особенного вызвало наше вторжение?

— Оно положило начало целой цепи событий — только начало. Что же до предвидения, то оно тут ни при чем. Возможно, все дело в вероятности. Не забудь, что гробница буквально напичкана устройствами, следящими за множеством вселенных. По-моему, какое-то вполне определенное событие должно было поднять чешуйчатого человека из гроба — и этим событием стал наш визит. А что будет дальше — не знаю.

— Вот именно, что не знаешь.

— О'кей, ты, наверное, права! — сказал Кикаха. — Но если прав окажусь я, ты принесешь мне свои извинения, облобызаешь мои ступни — помимо всего прочего — и станешь смиренной и послушной во веки веков, аминь.

— У тебя даже лицо покраснело! Ты злишься!

— Ты слишком скептична, слишком пресыщенна и слишком испорченна. И до безобразия уверена в себе.

— Посмотрим. Но если ты окажешься не прав, то можешь облобызать мои ступни. Последние мили, отделявшие их от леса, они прошли молча. Однажды им пришлось свернуть в сторону, чтобы обогнуть стадо исполинских бизонов, и дважды они оборачивались назад. Ворон по-прежнему следовал за ними, хотя спустился гораздо ниже.

— Определенно Око Властителя, — заявил Кикаха.

— Я знаю. — Анана засмеялась и добавила: — Пора мне завязывать с этой фразой.

Они вошли под сень тысячефутовых деревьев, похожих на секвойю. Земля под ногами была устлана опавшей листвой. Это было странно, поскольку на планете не существовало смены времен года. Но когда Кикаха заметил несколько листьев, падающих с ветвей, он понял, что дерево сбрасывает старую листву, заменяя ее новой. Некоторые виды растений на Алофметбине так обновляли крону.

Подлесок был редким, хотя порой приходилось обходить колючие кусты. Множество маленьких голубоглазых существ, походивших на мохнатых бескрылых сов, наблюдало за путниками из зарослей ежевики.

Обезьяны, птицы, летающие и бесшумно скользящие млекопитающие кричали, ухали и чирикали в ветвях. Но с приближением людей наступала тишина, которая вновь нарушалась, когда они удалялись прочь.

Однажды горностай размером с горного льва выглянул из-за ствола и уставился на них, но не напал. Путники знали о присутствии хищника еще до его появления — обычный лесной шум и гам здесь стих уже до их приближения.

Кикаха с Ананой держали луки наготове. Невозможно было предвидеть, какой опасный зверь или человек попадется им в этом сумрачном и шумном месте. Они также расстегнули ремни на всех своих ножнах.

Пройдя около мили, они вышли на прогалину шириной футов в шестьдесят. Прогалину образовали две упавшие секвойи. Судя по тому, как сгнила древесина, упали они уже давно. Кикаха взглянул вверх и успел заметить ворона, прежде чем тот уселся на ветку дерева, росшего рядом с прогалиной. Большие листья плюща тут же скрыли птицу из виду.

— О'кей, — пробормотал Кикаха. — Теперь у меня не осталось никаких сомнений. Ворон впереди нас, хотя, возможно, сам об этом пока не знает. Он, наверное, прилетел сюда раньше и подстерегает нас, поскольку мы идем более или менее по прямой. Иначе я не представляю, как бы ему удалось не потерять нас в этой чащобе.

Поскольку ворон был размером с орла, он явно не мог перепархивать с ветки на ветку.

— Возможно, он знает, куда мы идем, — добавил Кикаха.

— Откуда, интересно? Мы сами не знаем, куда идем — вернее, знаем только общее направление. А лес здесь густой. Ворон не мог лететь за нами. А-а, поняла! Ворон следовал за тишиной вокруг нас.

Они отошли на несколько футов в тень.

— Давай посмотрим отсюда, — прошептал Кикаха. Через некоторое время, как он и предполагал, большая черная птица слетела вниз и уселась на ветку лежащей на земле секвойи. Потом ворон спрыгнул на землю и, растопырив крылья, пошел прямо в ту сторону, где стояли Кикаха с Ананой, очевидно, пытаясь выяснить, куда они делись. Если он их не найдет, то спрячется и будет слушать шаги. Но в данный момент ворон не мог ни увидеть их, ни учуять запах, поскольку не было ни ветерка. Кикахе с Ананой повезло, что они засекли птицу до того, как она их заметила.

Приложив палец к губам, Кикаха прошептал в самое ухо Ананы:

— У него зрение не хуже, чем у сокола, а слух как у собаки. Пошли. Не будем скрываться. Пускай следует за нами, а мы попробуем его словить.

— Если ворона послал властитель, значит, сам он находится в замке Вольфа.

— А если он там, то нам желательно не угодить в ловушку здесь.

— И не в одну ловушку.

Кикаха показал пальцем на громадную черную птицу и вновь прижал палец к губам. А потом специально наступил ка сухую ветку. Услышав громкий треск, ворон стремительно развернулся и поспешно заковылял к низкорослому кустарнику, росшему с другой стороны от прогалины. Когда люди пройдут вперед, он, без сомнения, вернется на прогалину, чтобы взмыть с нее в воздух, словно со взлетной полосы. Но если ворон увидит, что люди идут медленно, он, возможно, последует за ними по земле. Хотя вороны не очень-то любят пеший способ передвижения.

Мысль о том, что ему удалось засечь людей, а самому остаться незамеченным, придаст ворону самонадеянности, которой ему и так не занимать. В этой вселенной, как и во многих других, самонадеянность частенько приводила к падению в лужу.

— Мы должны взять его живым, — сказал Кикаха.

— Я знаю.

— Бога ради! — воскликнул он по-английски. И тут же, заметив на ее лице лукавую улыбку, понял, что она просто поддразнивает его.

Путники медленно пересекли прогалину, посматривая по сторонам и то и дело оглядываясь назад. Если они не будут вести себя осторожно, ворон поймет, что его засекли и пытаются обвести вокруг пальца.

Особенно далеко огибать кустарник они тоже не стали, тихо пройдя мимо в нескольких футах. Кикаха мельком бросил в ту сторону взгляд, но ничего не увидел. При желании он мог внезапно броситься к кустам. Анана подбежала бы с другой стороны. Ворону пришлось бы взлететь, но он не успел бы так быстро расправить крылья — и спрятаться бы тоже не успел.

Анана не говорила ни слова. Она ждала, что предпримет Кикаха. Он прошел мимо куста и углубился в лее. Ему не было нужды говорить своей спутнице, чтобы она делала вид, будто они не заметили птицу. Пускай ворон крадется за ними. Со временем они выяснят, почему он преследует их.

Кикаха вдруг остановился, издав изумленное восклицание.

Анана заметила это, но не стала озираться по сторонам в надежде понять, что его так удивило. Глядя прямо перед собой, она тихо спросила:

— Что там?

— Хотел бы я знать, — ответил он. — Там, справа… Я видел только мельком… Что-то вроде человека, но не человек. То есть не совсем человек. Может, у меня галлюцинации? Но он — если это существо мужского пола — похож по очертаниям на очень крупного человека, хотя и сплошь заросшего шерстью. Только…

— Ну же! — не выдержала Анана через несколько секунд.

— Лицо у него какое-то… Не человечье. Что-то в нем было медвежье, клянусь. Я всю эту планету обошел вдоль и поперек, но никогда не встречал ничего подобного. Даже не слыхал о таком. Правда, планета не маленькая, поверхность суши у нее больше, чем у Земли. И все-таки странно, что никто не рассказывал мне о таком существе.

Анана посмотрела налево, потом направо.

— Я никого не вижу.

Кикаха отошел от ствола на полшага, а затем вернулся обратно.

— Давай-ка попробуем как ни в чем не бывало подойти к тому дереву.

Анана пошла в направлении, которое он указал ей кивком головы. Она, естественно, заметила, что гнездившиеся в кроне на высоте пятисот футов древесные животные настороженно затихли. Но, как и Кикаха, она считала, что тишина вызвана их собственным приближением.

Когда они прошли приблизительно сто футов, Кикаха воскликнул:

— Вот оно!

Это было одно из исполинских деревьев типа секвойи. Ствол у него блестел так, словно был выложен из кусочков слюды.

— Надеюсь, он там один, — пробормотал Кикаха. Подняв лук со стрелой, он начал обходить гигантский ствол слева. Анана пошла справа. Если кто-то прятался за стволом, он неизбежно попал бы в клещи.

Однако, обойдя вокруг дерева, они встретили только друг друга. Хотя существо, замеченное Кикахой, вроде было без когтей, Кикаха посмотрел наверх. Но и там никто не прятался, к тому же даже белке не под силу было бы забраться на дерево с такой скоростью. Анана отступила назад, чтобы как следует осмотреть другую сторону ствола. Но дерево было такое огромное, что часть его в любом случае оставалась вне поля зрения обоих. Попросив Анану не сходить с места и наблюдать, Кикаха обежал вокруг дерева, стараясь не упускать из виду верхние ветви. Но не заметил ни единого живого существа.

Вернувшись к Анане, он заметил:

— Вообще-то он слишком тяжелый, чтобы забраться на дерево, даже если у него когти длиною в фут. Но я хотел удостовериться.

Анана показала на кучи опавшей листвы на земле. Кикаха тоже смотрел на них, но листья были разбросаны совершенно беспорядочно, не давая понять, в каком направлении двигалось существо.

Кикаха принюхался. В стоячем воздухе слабо, но отчетливо чувствовался запах мускуса.

— Я тоже его учуяла, — сказала Анана. — Может, попробуем схватить ворона? Он наверняка знает, что это за зверь. Возможно, ворон на него работает. — Она помолчала и добавила: — Или же он работает на ворона.

— Давай отложим предположения на потом, когда поймаем ворона, ладно?

Они прибавили шагу, то и дело оглядываясь назад, но так и не увидели больше ни ворона, ни человека-медведя. Через несколько минут неожиданно потянуло дымком от костра. Они бесшумно двинулись в ту сторону, откуда доносился запах. Перешли вброд узкий ручеек — и услышали голоса. Они замедлили шаг, стараясь не наступать на сухие ветки. Голоса стали громче. Женские голоса — насколько Кикаха мог судить, разговаривали две женщины. Он махнул Анане, чтобы она зашла с противоположной стороны. Если он угодит в беду, она сумеет выручить его. Или наоборот.

Кикаха лег на землю и осторожно пополз вперед, стараясь не шуршать листвой. Оказавшись за большим кустом, росшим между двух массивных деревьев, он остановился. Выглянул из-за нижних ветвей куста и увидел маленькую полянку. Посреди полянки горел маленький костер, а над ним дымился маленький котелок, подвешенный за ручку к горизонтальной перекладине, которая покоилась на развилках двух сучьев, стоймя врытых в землю. Кикаха уловил запах вареного мяса.

Возле костра стояла блондинка — прекрасная, несмотря на растрепанные волосы и грязное лицо. Она говорила по-тоански. С другой стороны костра съежившись сидела рыжеволосая женщина. Она была так же красива, как и блондинка, хотя не менее растрепанна и грязна.

На обеих были одеяния по щиколотку длиной, напомнившие Кикахе иллюстрации с изображениями женщин Древней Греции. Тонкая, облегающая тело ткань казалась почти прозрачной. Когда-то туники были белыми, но теперь их разукрасили пятна крови и грязи, прилипшие колючки и головки чертополоха.

Поодаль от костра лежали два рюкзака и кучка тоанских одеял, тонких, словно бумага, но очень теплых. На одеяла были брошены три легких топорика, три тяжелых ножа и три лучемета, похожих на пистолеты, с круглыми насадками на концах стволов.

На другом краю полянки лежал разделанный олень. Над ним не вились мухи: на планете Алофметбин не водилось мух. Но черви и насекомые-падалееды уже кишели вокруг скелета.

Кикаха покачал головой. Женщины не очень-то осторожны, а следовательно, не очень умны, раз не держат оружие под рукой. Правда, не исключено, что это ловушка.

Он обернулся и посмотрел назад, потом на ветви дерева, но не увидел и не услышал ничего подозрительного. Хотя ворон, конечно, мог спрятаться в кроне над головой. Вновь повернувшись к женщинам, Кикаха замер, прислушиваясь и наблюдая.

На вид каждой было не больше двадцати пяти, хотя на самом деле им наверняка уже по нескольку тысячелетий. Они говорили на том же архаичном тоанском, на который переходила порой Анана, когда была взволнованна. Кикаха понимал все, что они говорили, за исключением некоторых слов и фраз.

— Долго нам в этом ужасном месте не протянуть, — сказала блондинка. — Мы должны найти врата.

— Ты уже тысячу раз повторяла это, Элет, — откликнулась рыжая. — Мне обрыдло слушать одно и то же.

— А мне обрыдло то, что я не слышала от тебя ни единого разумного слова, Она, — огрызнулась блондинка. — Ты даже подумать не хочешь о том, как нам найти врата!

— Меня сейчас стошнит от твоих идиотских придирок и воплей, — заявила Она.

— Ну так давай, блевани! — обозлилась Элет. — Все лучше, чем просто сидеть и стенать. От твоей блевотины вони в этой вонючей дыре не прибавится и не убавится. Правда, когда ты пердишь, то смердит даже здесь.

Рыжая встала и заглянула в котелок.

— Похоже, сварилось, хотя готовить я как не умела, так и не умею.

— А кто умеет? — проворчала Элет. — Стряпня — это занятие для рабов.

Мы не обязаны уметь готовить.

— Во имя Шамбаримена! — воскликнула Она и так яростно тряхнула головой, что длинные рыжие локоны окутали плечи плащом — Неужели мы не можем прекратить препираться по пустякам? Ничего себе, славная пара сестричек! Мы все-таки властительницы, не забывай, хотя сейчас ничем не лучше рабынь.

— По крайней мере, нам не нужно теперь волноваться, как бы не прибавить в весе, — сказала Элет и усмехнулась.

Рыжая злобно уставилась на нее.

— Я стараюсь быть беспечной, насколько могу, — заявила Элет. — Мы должны сохранять бодрость духа, иначе тоска совсем придавит нас к земле. И тогда мы умрем или превратимся в лебляббиев. А потом нас сожрет какой-нибудь зверь или, что еще хуже, захватят в плен и изнасилуют лебляббии — и мы сотню лет будем женами тупых, невежественных, грязных, вонючих дикарей, которые вытирают пальцами сопли и бьют своих жен. Они станут нашими властителями.

— Да уж, ты всегда умела поднять мне настроение, — проворчала Она. — Да я лучше покончу с собой, чем покорюсь лебляббию.

— Не стоит отчаиваться. Мы найдем врата, а потом отыщем Рыжего Орка и отомстим ему. Только убьем его не сразу — сначала хорошенечко помучаем. Я все думаю: хорошо бы съесть его яйца, как Рыжий Орк в свое время съел яйца своего отца. Но не сырыми, как это сделал он, — я испеку их и съем с гарниром.

— Кстати, о каннибализме, — сказала Она. — Не исключено, что нам придется прибегнуть к нему, прежде чем мы выберемся из этой передряги. Давай-ка решим заранее, кто будет едоком, а кто едой!

— Прекрати!

И обе сестрицы залились смехом.

Кикаха достаточно хорошо изучил властителей и не сомневался, что в шутке Оны есть изрядная доля правды. Если они начнут голодать, одна из сестричек без колебаний убьет и сожрет другую.

Он послушал их перепалку еще немного, но ничего интересного не услышал. Ему удалось установить лишь одно: что они очутились в бедственном положении из-за Рыжего Орка и что им удалось от него удрать с тем небольшим имуществом, которое лежало на полянке.

Женщины замолчали, сели возле котелка и опустили длинные ложки, грубо вырезанные из коры, в оленье варево.

В этот миг из кустов неожиданно вышла Анана, держа натянутый лук со стрелой.

— Привет, жестокосердые дщери Уризена и Ахании! — сказала она. — Ваша двоюродная сестра Анана пришла к вам с миром! Как вы попали сюда?