Он выбросил вверх правую руку, пытаясь ухватиться за край разверзшейся под ним бездны. Кончики пальцев царапнули по каменной стенке шахты. Так это врата, а вовсе не люк в полу, открылись и поглотили его! До чего же типично для Рыжего Орка не предупредить, что пленнику придется падать!

Прижимая мешок к левому боку, Кикаха отчаянно пытался сохранить вертикальное положение. Свет, струившийся сквозь врата, погас. В непроглядной тьме Кикаха тщетно хватался за воздух. Шахта, в которую он падал, сделалась уже. Ее округлые стены, казалось, были всего в дюйме от тела. А затем Кикаха обнаружил, что шахта начинает изгибаться. Стены были скользкие, словно намыленные, и только благодаря этому кожа на спине еще не начала гореть.

К тому времени Кикаха начал считать секунды. Насчитал двадцать. Еще пять наверняка прошло до того, как он начал отсчет. Через четыре секунды шахта плавно изогнулась и стала горизонтальной. Кромешную мглу сменил туманный тусклый свет, разгоравшийся все ярче.

Ну-ну, подумал Кикаха. Похоже, приехали!

Он вылетел из шахты, как из пушки. Над ним была каменная, залитая ярким светом стена. Кикаха развернулся в воздухе, чтобы приземлиться на ноги. Развернувшись, он обнаружил, что находится в каменной пещере футов двадцати в ширину и тридцати в длину. То, что он принял за стену, оказалось потолком. Внизу блестел пруд, и Кикаху несло прямиком в воду. Как ни пытался он войти в нее ступнями, но все-таки плюхнулся боком, да с такой силой, что тут же пошел ко дну. Несмотря на полуобморочное состояние, он судорожно замолотил руками и ногами и всплыл на поверхность, после чего, не выпуская из руки мешок, добрался до берега. Тот возвышался над водой всего на несколько дюймов, так что Кикаха довольно легко выволок свое тело на каменный пол.

— Черт! — громко выругался он.

Голос его эхом отдался от стен. Посидев немного и переведя дух, Кикаха встал. Свет исходил из невидимого источника — впрочем, в этом не было ничего нового. В стенах зияло три входа в туннели. Кикаха развязал мешок и вытащил почти все его содержимое. Натянул на мокрое тело обтягивающие жокейские шорты и рубаху с длинными рукавами. Вытер ноги короткой шотландской юбкой, облачился в нее, потом надел носки и туфли, похожие на тенниски. Быстро опоясался, застегнул ремень, сунул лучемет в кобуру, нож — в ножны и крепко привязал к поясу мешок.

— Пока что довольно занятно, — сказал он вслух.

Только вот мучительную неуверенность по поводу судьбы Ананы никак нельзя было назвать занятной. Тоан, этот чертов сукин сын, зажег на мгновение радость в сердце Кикахи, сказав о том, что Анана жива, — и тут же потушил ее, как свечу, прибавив, что, возможно, он лжет. Прибавил, конечно же, с одной только целью: чтобы Кикаха терзался все время скитаний.

Рыжий Орк левша. Означает ли это, что нужно выбрать левый туннель?

Или любой из них выведет к цели? Это было бы вполне в духе Рыжего Орка.

Кикаха вошел в левый туннель. Он освещался таким же не имеющим источника и не дающим тени светом, как и пещера, только более сумеречным. Кикаха шагал не спеша, оглядываясь в поисках ловушек, хотя, как ему казалось, Рыжий Орк должен был дезактивировать их. Какой ему смысл губить Кикаху в самом начале пути? Даже Рыжий Орк не настолько безумен.

Минут через пятнадцать туннель повернул влево, а еще через десять — вправо. Вскоре Кикаха вышел на финишную прямую и оказался в ярко освещенной комнате. Он рассмеялся.

Как он и ожидал, в комнату вели все три туннеля, и лишь один вел из комнаты. Рыжий Орк специально устроил три выхода из пещеры с прудом, чтобы человек, оказавшийся там, помучился над проблемой выбора. То, что тоан не дал Кикахе инструкций насчет туннелей, означало, что властитель не собирался облегчать ему задачу.

Каменные стены выглядели монолитными, но где-то в них мог скрываться монитор. Тоан наверняка наблюдает за ним сейчас. И глумливо ухмыляется при этом.

Что ж, Кикаха обманул его надежды.

Он пошел быстрее, углубившись в единственный выходящий из комнаты туннель. Здесь, как и в прежнем туннеле, было довольно темно. Примерно милю спустя стало светлее. Через сорок шагов перед Кикахой открылся прямой отрезок, в конце которого сиял яркий дневной свет. Шагнув наружу, Кикаха оказался на скальном уступе. Скала отвесно поднималась ввысь, гладкая, точно отполированная, и под уступом точно так же отвесно обрывалась вниз. Если прыгнуть в реку, текущую у подножия горы, то придется пролететь как минимум тысячу футов. Снизу, поднимаясь к вершине, дул холодный ветер.

Но где же врата?

Через несколько секунд Кикаха почувствовал за спиной теплое дуновение. Обернувшись, он увидел мерцание внутри туннеля, футах в десяти от входа. За мерцающей завесо смутно виднелись очертания стульев и столов.

— Играй-играй в свои детские игры, Рыжий Орк, — пробормотал Кикаха.

Он вошел было в туннель, но, сделав несколько шагов, остановился.

Перед зыбкой завесой появилась еще одна мерцающая пелена и затмила первую.

Такое Кикаха видел впервые.

— И что дальше?

Через новые врата сбоку смутно проглядывал ствол какого-то дерева. Больше ничего Кикахе разглядеть не удалось. Он пожал плечами и, сжимая в руке лучемет, прыгнул сквозь врата. Приземлился, сгруппировавшись, и огляделся по сторонам. Не заметив ничего угрожающего, медленно выпрямился.

Его окружали деревья, вдвое превосходящие по величине секвойи. С ветвей там и сям свисали полосатые красно-зеленые растения, похожие на испанский бородатый мох. Их усики то и дело шевелились. Землю покрывал мягкий толстый ковер из бледно-желтого мха. Между стволами росли большие кусты с красноватыми ягодами. Лес оглашали переливчатые птичьи трели. Пестрые пятна мягкого света и прохладный свежий воздух наполнили душу Кикахи ощущением уюта.

Он подождал немного: вдруг кто появится? Но так никого и не дождавшись, углубился в лес, не зная, да и не тревожась о том, выйдет ли он на опушку или, наоборот, забредет в самую чащу. Поскольку Рыжий Орк не дал на сей счет никаких указаний, Кикаха решил идти куда глаза глядят.

Он все еще размышлял об удивительном появлении в туннеле вторых врат, когда из-за гигантского ствола вышел человек. Кикаха остановился и сразу же оглянулся, желая убедиться, что никто не подкрадывается к нему из-за спины. Сзади никого не оказалось. Человек, ростом примерно с Кикаху, был гол и бос. В длинных прямых черных волосах, завязанных позади хвостом, торчало малиновое птичье перо. По щекам разбегались косые параллельные полоски, зеленые, белые и черные. Пенис был обмотан длинной синей лентой, свисающей до самых колен. Оружия у человека не было, и он поднял вверх раскрытые ладони, демонстрируя мирные намерения.

Кикаха подошел к нему поближе. Человек улыбнулся. Высокие скулы, короткий приплюснутый нос и сильно выраженный эпикантус <Эпикантус, или “монгольская складка”, — особая складка у внутреннего уголка глаза, в большей или меньшей степени прикрывающая слезный бугорок.> выдавали его монголоидное происхождение. Но глаза были светло-карими.

— Приветствую тебя, Кикаха! — сказал он по-тоански. У него был ярко выраженный непривычный акцент, но слова звучали вполне понятно.

— Привет и тебе, друг! — ответил Кикаха, вновь насторожившись.

Откуда, черт побери, этому парню известно его имя?

— Меня зовут Лингваллан, — сказал человек. — Оружие тебе не понадобится, хотя, если хочешь, можешь оставить его. Следуй за мной, пожалуйста.

Человек повернулся и зашагал в том же направлении, в каком шел до сих пор Кикаха.

— Что это за мир? — спросил, поравнявшись с ним, Кикаха. — Где мы находимся? Куда мы идем? И кто послал тебя?

— Наберись терпения, скоро ты получишь ответы на все вопросы.

Кикаха решил не противиться. Если парень заманивал его в западню, то делал это довольно необычным способом. Хотя вполне эффективным. Его “гость” был слишком любопытен, чтобы отвергнуть приглашение. А кроме того, интуиция подсказывала Кикахе, что незнакомец не опасен. Впрочем, интуиция подчас подводила его.

Они прошли несколько миль, и Кикаха лишь однажды прервал тишину вопросом.

— Ты знаешь Рыжего Орка? — поинтересовался он.

— Нет, — ответил Лингваллан.

Они миновали стадо оленеподобных животных, пасшихся на поросшей мхами лужайке. Животные подняли головы, глянули на них и вернулись к своему занятию. Через какое-то время путники прошли мимо молодой обнаженной парочки — юноши и девушки, которые сидели, прислонясь спинами к стволу. На животе у девушки, между пупком и волосами на лобке, был намалеван зеленый треугольник. Юношу украшала длинная оранжевая лента, обмотанная вокруг пениса. Парень играл на дудочке; девушка аккомпанировала ему, дуя в деревянный резной инструмент гораздо более низкого тона. Они наигрывали веселый мотивчик — возможно, даже эротический, если судить по восставшему члену юноши.

Кикаха сунул лучемет в кобуру. Еще через какое-то время послышались громкие пронзительные голоса и смех играющих детей. А спустя минуту путники подошли к просторной поляне, посреди которой возвышалось дерево размером с три секвойи. Крона его кишела пичугами и красномордыми обезьянками. У дерева девятью концентрическими кругами стояли округлые хижины с коническими крышами из пальмовых ветвей и листьев. Кикаха поискал глазами огороды, обычные для первобытных земных поселений, но не увидел ничего похожего.

Здесь не было также извечных стай кусачих насекомых — непременного атрибута подобных деревень на Земле.

Когда Кикаха с Лингвалланом шагнули из леса на поляну, освещенную солнечными лучами через просветы меж ветвей, там сразу воцарилась тишина. Длилась она всего несколько секунд. Затем взрослые и дети бросились вперед и окружили путников. Многие протягивали руки и касались Кикахи. Он терпел, поскольку их прикосновения явно не были враждебными.

Лингваллан провел Кикаху через проход, образованный домами, стоявшими чуть поодаль друг от дружки. Возле внутреннего круга толпа остановилась, хотя и продолжала оживленно гомонить. Еще до этого Кикаха заметил прорубленные в стволе бробдингнежского дерева окна и большие арки у его подножия. Все арки, за исключением той, что находилась прямо перед Кикахой, были полны любопытных коричневых лиц.

А в арке напротив стояла великанша в одном лишь ожерелье, искрившемся на солнце, да зеленой набедренной повязке. Сбоку в волосах у нее пылал громадный красный цветок. В руке великанша держала длинный деревянный посох с резными змеями, которые, казалось, как живые ползли наверх.

Хоть росту в ней было футов семь, при виде ее тела у любого мужчины затряслись бы от вожделения поджилки. А взглянув на ее лицо, он невольно бухнулся бы перед нею на колени. Кикаха почувствовал жар в своих чреслах. От этой женщины, казалось, исходили почти осязаемые лучи. Ни один мужчина, как бы ни был он груб или возбужден, не посмел бы наброситься на нее без позволения. Она не только выглядела как богиня — ее окружала невидимая божественная аура.

На позолоченном солнцем лице сияли зеленые, словно листья, глаза. “По цвету точь-в-точь как мои, — подумал Кикаха, — хотя моей привлекательности до ее красоты как до неба”.

Лингваллан выбежал вперед и опустился на одно колено у ног великанши.

Она что-то сказала ему, он встал и подбежал к Кикахе.

— Манату Ворсион повелевает тебе подойти к ней. Она говорит, что не ждет от тебя земных поклонов.

— Манату Ворсион! — пробормотал Кикаха. — Как я сразу не догадался?

Почти всех властителей, встречавшихся ему до сих пор, Кикаха считал воплощением зла. На самом деле, и он это прекрасно знал, они были всего лишь людьми, хотя настойчиво подчеркивали превосходство своей расы перед расой гомо сапиенс и жестоко эксплуатировали своих подданных лебляббиев.

Но Манату Ворсион, судя по сказаниям, которые доводилось слышать Кикахе, была исключением. Создав себе вселенную и заселив ее искусственными людьми, она посвятила им свою жизнь, стараясь стать для них доброй и понимающей правительницей. Лебляббии ее планет считались самым счастливым народом среди тысяч и тысяч вселенных. Кикаха не очень-то верил этому, поскольку все встречавшиеся ему властители, за исключением двоих, были невыносимо надменны, эгоистичны и не менее кровожадны, чем Чингисхан, Шака <Шака, или Чака (1787?-1828) — основатель зулусского королевства в Юго-Восточной Африке.> или Гитлер.

Вольф и Анана — вот двое властителей, которые стали настоящими “людьми”. Но когда-то и они были такими же безжалостными кровопийцами, как их сородичи.

Кикаха подошел к Манату Ворсион. И вдруг, несмотря на свою твердую решимость никогда ни перед кем не склоняться, будь то мужчина или женщина, упал на одно колено. Он ничего не мог с собой поделать; его переполняло ощущение божественности, исходившей от великанши. Тщетно разум твердил ему, что по рождению она не более богиня, чем он сам. Колено подогнулось так естественно, будто он с детства только этим и занимался.

Теперь, оказавшись вблизи от женщины, Кикаха заметил, что ее ожерелье сделано из живых насекомых типа светлячков, связанных вместе.

Прямо у него за спиной раздался громкий голос Лингваллана:

— Манату Ворсион! Великая Праматерь! Владычица наша! Прародительница всего сущего! Позволь представить тебе Кикаху!

— Встань, Кикаха, человек разносторонних талантов и безмерной хитрости, человек, не знающий поражений! — сказала Манату Ворсион. От ее мелодичного и мощного голоса по спине у Кикахи побежали мурашки. — Войди в мой дом как гость!

Ступив под арку, Кикаха с любопытством оглядел большой зал с винтовыми лестницами, вырезанными внутри еще цветущего дерева. Следуя за Лингвалланом, он поднялся по одной из лестниц. Освещались помещения в дереве исключительно солнечным светом, по крайней мере днем, хотя какие устройства проводили сюда свет, Кикаха не понял. Мебель в комнатах, соединенных арочными проходами без дверей, тоже была вырезана из дерева и как бы вырастала из пола. Каждую комнату украшали толстые ковры, живописные полотна, скульптуры и фонтаны.

Но Кикаху снедало желание узнать, зачем Манату Ворсион понадобилось приглашать его сюда, и он не стал терять время на разглядывание произведений искусства. Попав в отведенные ему покои, Кикаха тут же ополоснулся под водопадом, сбегавшим вдоль стены и пропадавшим в маленьких дырочках в полу. Когда он вышел из-под душа, его насухо вытерла молодая женщина, вполне способная на Земле выиграть звание “мисс Америка”. Она же подала ему пару сандалий. Кикаха обулся — похоже, сандалии были здесь общепринятой формой обуви — и спустился по блестящей полированной лестнице. Лингваллан встретил его внизу и провел в трапезную — большую комнату, устланную мягким ковром, но совершенно без мебели. На ковре, скрестив по-турецки ноги, сидела владычица этой вселенной, а рядом с ней — двое громадных, но очень красивых мужчин и две огромные прекрасные женщины. Манату Ворсион представила их гостю, предложила ему сесть и затем сказала:

— С ними я делю свою постель.

“Со всеми сразу?” — подумал Кикаха.

— Они также мои любовники, — добавила Манату Ворсион. — Как ты знаешь, или должен знать, есть большая разница между любовниками и теми, с кем просто делишь постель.

Слуги вместе с Лингвалланом, бывшим, по-видимому, кем-то вроде старшего дворецкого, внесли блюда с овощами и фруктами, в том числе незнакомыми Кикахе, а также жареной свининой, олениной и дичью. Откусив кусок бутерброда, намазанного толстым слоем какого-то джема, Кикаха выпучил глаза, ощущая, как все тело задрожало от блаженства.

Бокалы, выточенные из морских раковин, содержали четыре разных напитка. В одном была вода; в другом — легкое восхитительное вино; в третьем — разбавленное виски; в четвертом оказался напиток, какого Кикахе пробовать еще не доводилось.

Он пил и ел, стараясь не переедать, а лишь насытиться. От мяса почти воздержался, чтобы оставить место еще для одного бутерброда с джемом. Заметив его сдержанность, Манату Ворсион одобрительно кивнула. На самом-то деле Кикахе хотелось не столько есть, сколько расслабиться и словить кайф, но он понимал, что сейчас это совершенно неуместно.

Вот что было бы уместно, подумал он, так это прекратить светскую беседу и попросить у хозяйки ответа на кое-какие вопросы. Но Великая Праматерь не спешила, что, в общем, вполне естественно для женщины, прожившей более тридцати тысяч лет.

После обеда все вышли на улицу посмотреть церемонию, организованную в честь гостя. Танцы были ярки, живописны и шумны, а песни полны упоминаний о мифах и легендах, не известных Кикахе. Лингваллан, стоя рядом с ним, пытался пояснить гостю их суть, но вскоре сдался, не в силах перекричать шума толпы. Впрочем, мифы Кикаху не волновали. Он хотел услышать хоть что-нибудь о своей судьбе от женщины, знающей толк в таких делах — от “Владычицы нашей” Манату Ворсион.

Усталый, раздраженный, хотя и несколько возбужденный зрелищем, Кикаха улегся спать в своей комнате. Час зевал, вздыхал, ворочался на толстых перинах, лежавших на полу, но в конце концов все же уснул. Пробудило его сновидение: словно наяву он увидел лицо Ананы — совершенно несчастное лицо, появившееся из серых зловещих облаков.

Наутро, приняв душ, позавтракав — словом, проделав все необходимые, но отнимающие время процедуры, — Кикаха спустился по лестнице и вышел из дерева. Там его ждал еще один завтрак, сервированный на улице возле арки. Великанша не появлялась, пока Лингваллан не провел Кикаху по поселку и не показал все достопримечательности, объясняя их историю и значение. Кикаха кипел от злости. В какую вселенную ни попади, нигде не скроешься от назойливых гидов!

Но тем не менее он уяснил для себя, к какого рода властителям принадлежала Манату Ворсион. Она была благожелательным деспотом. То есть единолично решала, в какой окружающей среде должны жить ее лебляббии и какой общественный строй подходит им лучше всего. Почти вся суша на планете была покрыта джунглями, лесами, реками и озерами. Пустынь здесь не существовало вовсе, зато невысоких горных массивов было в изобилии.

По густым плодородным джунглям кочевали отдельные семьи или племена. Охота, рыбная ловля и сбор растительной пищи занимали у них по нескольку часов в день. Земледелие было сведено к маленьким садам и огородам. Досуг туземцы проводили в беседах (местные лебляббии были жутко словоохотливы) и в воспитании молодежи, собирались порой на племенные советы, занимались искусствами, устраивали спортивные состязания и совокуплялись. Последнее занятие представляло собой публичную игру, потому-то мужчины-победители и носили на членах разноцветные ленточки, а женщинам рисовали на животе треугольники. Эти голубые, зеленые и оранжевые знаки отличия означали первое, второе и третье место в очень популярных соревнованиях.

Женщины и мужчины обладали равными правами. Межплеменных войн здесь не бывало — вместо них проводились азартные и подчас очень жесткие спортивные игры с соседними племенами.

Короче говоря, если верить Лингваллану, подданные Манату Ворсион были счастливы, насколько вообще могут быть счастливы люди.

Кикаха, немало живший среди первобытных народов, знал, что безопасное и сплоченное племенное существование требует от людей почти абсолютного единогласия. Инакомыслящие представляли собой угрозу сообществу, и обычно с бунтарями расправлялись без всякой жалости. Если бунтовщик не смирялся и после сурового наказания, его изгоняли или убивали. Как правило, непокорные предпочитали смерть изгнанию. Жизнь вне племенного сообщества была невыносима для его членов.

Кикаха спросил об этом Лингваллана.

— Наша Владычица повелела, чтобы новаторов в области искусства или техники не зажимали. Но взрывчатые вещества и огнестрельное оружие у нас запрещены, как и двигатели, работающие на горючем. Властительница говорит, что железные предметы, за исключением предметов искусства, загрязняют землю, воздух и воды. Она рассказывала нам, что творится на твоей родной планете, Земле-1. — Он помолчал, пожал плечами и добавил: — Да мы этого и не хотим, а если и хотели бы, она бы не позволила.

— Но ведь вашей планете не грозит перенаселение, — заметил Кикаха. — Все тоаны регулируют рождаемость в своих вселенных, за исключением Земли-1 и 2. К примеру, Ядавин, бывший когда-то властителем Многоярусного мира, сократил прирост населения среди своих подданных очень просто — растворил во всех водоемах химикалии, частично препятствующие зачатию.

— Я ничего не знаю про Ядавина или других властителей, — сказал Лингваллан, — но наша мудрая властительница создала наши тела таким образом, что мы крайне редко способны к зачатию.

— И у вас нет ни убийств, ни краж, ни междоусобиц, ни сексуальных преступлений?

Лингваллан снова пожал плечами:

— Все бывает. Великая Праматерь говорит, что это неизбежно между людьми. Но племенные советы выносят вердикты, и приговоренный может апеллировать лишь к самой Манату Ворсион. Очень трудно избежать разоблачения, если ты кого-нибудь убил. Да и редко у нас такое случается. Сексуальных преступлений почти не бывает. За совращение ребенка до двенадцати лет полагается смертная казнь. Люди старше двенадцати могут совокупляться только по взаимному согласию. — Он подумал немного, потом сказал: — Угроза ребенку, как физическая, так и моральная или эмоциональная, карается смертью или изгнанием. Но я о таком отродясь не слыхал, ни в одном из племен. Дети — самое ценное, чем мы владеем, если, конечно, ребенком можно владеть.

Кикаха не стал спрашивать своего гида, не тяготит ли его необходимость подчиняться Великой Праматери. Ничего, кроме сомнений насчет вменяемости гостя, такой вопрос у Лингваллана вызвать не мог.

— Стало быть, все счастливы и кругом сплошная благодать? — сказал Кикаха. — А жизнь — само совершенство без недостатков?

— Разве бывает на свете совершенство? — вопросом на вопрос ответил Лингваллан.

Кикаха понял лишь одно: останься он здесь жить, он бы помер со скуки.

Манату Ворсион встретила его у главного входа в дерево:

— Теперь мы поговорим о Рыжем Орке, о тебе и обо мне. Нам есть о чем потолковать.

Она провела Кикаху по главной лестнице на шестой этаж и дальше, через арку без дверей, в просторную комнату. На одной стене висело зеркало футов в двадцать пять высотой. А на единственном столе стояли серебряный кувшин и три серебряных кубка, украшенных горельефами людей и животных. Один из горельефов привлек внимание Кикахи. Это было изображение чешуйчатого человека.

Манату Ворсион пригласила гостя сесть. В комнате было всего два кресла.

— Эта комната для всех табу, здесь я принимаю лишь избранных гостей.

Нас никто не потревожит. — Усевшись, властительница наполнила два кубка зеленоватой жидкостью. — Ты хочешь спросить меня, зачем и как ты попал сюда из мира Рыжего Орка, верно?

Кикаха кивнул и пригубил напиток. На вкус… похоже на сжиженные лучи солнца, луны и звезд, другого сравнения не подберешь. Сердце у Кикахи забилось быстрее; голова, похоже, слегка разбухла; по телу разлилось приятное тепло.

— Только не пей слишком быстро, — предупредила хозяйка.

Кикаха привык к наготе, но эти громадные, круглые и упругие груди напротив вызывали у него странное чувство. Отчасти сексуальное, но отчасти… как бы это сказать? Кикаха ощущал себя погруженным в материнское чрево, и околоплодные воды качали его, навевая сновидения без слов. Вернее, даже без понятия о словах. Просто мысли, лишенные всяких образов. Он стал бессловесным созданием, в голове не осталось никаких посторонних видений. Его качали и баюкали волны чистых эмоций. Он чувствовал себя сытым, довольным, ему было уютно и покойно, и он не хотел покидать этот мир. Здесь был рай, а снаружи — ад.

Чувство быстро прошло. Околоплодный океан вдруг с глухим ревом обмелел, точно во чреве открылась дыра, и устремился водопадом наружу. Кикаху охватила паника, а через мгновение он снова стал самим собой.

Он потряс головой и тихо поклялся, что не прикоснется больше к зеленому напитку. По крайней мере, в этой комнате и в присутствии Манату Ворсион.

Властительница улыбнулась, точно знала о его ощущениях.

— Я долгое время наблюдала за Рыжим Орком и его планами, — сказала она. — О тебе я узнала не так уж давно. И мне известно довольно много о том, что творится в других вселенных. — Не оборачиваясь, она нажала большим пальцем кнопку возле серебряного зеркала. — С его помощью я наблюдаю за событиями в разных мирах. Зеркало соединено с вратами других властителей, а также с теми вратами, которые я сама установила в стенах между вселенными. Передачи не всегда качественные, да и настройка то и дело сбивается, но все же я могу следить за ключевыми мирами. Так сказать, держу палец на пульсе многих вселенных. Мои подданные считают это зеркало волшебным.

Кикаха хотел спросить, досталось ли ей зеркало в наследство от предков или она смастерила его сама. Анана рассказывала ему о Манату Ворсион — в том числе и о том, что это единственный оставшийся среди властителей ученый, за исключением, может быть, Рыжего Орка. Но так или тачв, зеркало принадлежало ей, а остальное сейчас не имело значения.

— Я слыхала о тебе и время от времени видела тебя, — продолжала властительница, — но до сих пор, даже когда ты показывался в глиндглассе, — она махнула рукой в сторону мнимого зеркала, — я не ставила тебе ловушек, чтобы заманить в свой мир. У меня не было на то веских оснований. Но как только они появились, я устроила несколько ловушек — кстати, это не так-то просто сделать, пользуясь дистанционным управлением, — и стала ждать, надеясь, что когданибудь поймаю тебя. Кроме того, я поставила на врата сигнализационные системы, чтобы звонок оповестил меня, когда ты пройдешь через них, причем в одиночестве.

— Но как детекторы распознали меня? — спросил Кикаха.

— Кожа каждого существа имеет уникальное по графике электрическое поле. Глиндгласса улавливает поля и заодно регистрирует массу индивида. В нее встроен визуальный детектор, но я пользуюсь им нечасто, потому что его трудно контролировать. Однако у меня было твое физическое описание, полученное из других источников, и я ввела его в компьютер, где хранятся данные обо всех существах, попадавших в поле зрения глиндглассы. Когда машина обнаружила тебя, на экране появилось твое озвученное изображение вместе с присущим тебе частотным полем.

После этого я и установила ловушки, чтобы они перебросили тебя сюда, как только ты окажешься в зоне действия глиндглассы. Правда, вероятность поймать тебя была ничтожной, ибо существует много тысяч, возможно, сотни тысяч врат, а подключиться я могла лишь к тысяче.

— Почему ты не поймала заодно и Рыжего Орка?

— По-моему, он не знает, что я с удовольствием сделала бы это. Зато он наверняка знает о существовании глиндглассы и, очевидно, носит при себе устройство, поглощающее частоты его поля

— Но разве отсутствие поля наряду с обнаруженной массой не выдаст Рыжего Орка с головой? Ты же можешь в таком случае включить визуальный детектор, разве нет?

— Да, тебя не назовешь простаком, хитроумный убийца властителей, — улыбнулась Манату Ворсион. — Во-первых, поле визуального наблюдения часто отклоняется от поля приемопередатчика. А во-вторых, Рыжий Орк, насколько мне известно, ни разу не попался ни в одну из моих ловушек. Может, у него есть нейтрализатор визуального детектора и фальшивый массоизлучатель. Не ты один способен на хитрости.

— Кстати, а почему ты переместила меня в лес, а не сразу в свое дерево?

— Тебе нужно было время, чтобы привыкнуть к моей вселенной и убедиться в мирных намерениях Лингваллана. Кто знает, что случилось бы, попади ты сразу в толпу незнакомцев? Ты очень проворный. Мне не хотелось, чтобы ты пустил в ход лучемет, не разобравшись в ситуации.

— Только не я.

— Самоуверенности тебе не занимать. Это неплохо для личности — в разумных пределах, конечно.

Кикаха не поверил объяснениям властительницы. Скорее всего, она просто была очень осторожна и не хотела устанавливать врата в непосредственной близости от своего жилища. Человек, прошедший через врата, мог иметь при себе мощную бомбу или другое разрушительное оружие.

Деревья в лесу наверняка были снабжены бесчисленными невидимыми детекторами. И если бы у Кикахи было при себе опасное оружие, властительнице это сразу бы стало известно.

— Сейчас не время для несущественных вопросов, — сказала между тем Манату Ворсион. — Но на один я отвечу. Ты спросишь, почему я не телепортирую сюда всех подряд, кто попался в мои ловушки? Среди них ведь мог бы оказаться и Рыжий Орк, верно? Я долго именно так и поступала — пять столетий, если быть точной. Но перестала, как только поняла, что он способен их избежать.

А теперь прикуси язык и слушай, пока я не позволю тебе говорить.