Когда Лейф доковылял до больницы Суровой Благости, время близилось к рассвету Сонный уззит-часовой у служебного входа посветил на ламед фонариком и пропустил врача.

Раздумывая над странным отсутствием предосторожностей, Лейф забрался в лифт и поднялся в пентхауз. В холле не было охранника, которого Лейф ожидал увидеть, и, войдя в гостиную, врач понял почему.

Дом был пуст. Ава и Алла Даннто исчезли. Лейф бросился к кубу, чтобы позвонить Рахили. Та подошла к аппарату в ночной рубашке, растрепанная, но при виде доктора вся сонливость слетела с нее мигом.

— Ладно, Рахиль! — взревел Лейф. — Рассказывай, быстро!

Он не прибавил, что хочет получить все сведения до того, как им самим займется Кандельман. Вполне возможно, что уззиты прослушивают его линию.

Рахиль сбивчиво пробормотала, что она считала доктора похищенным; как он, во имя Сигмена, ухитрился сбежать? Лейф заметил, что это неважно и его сейчас интересуют последние события. Рахиль обиделась и заявила, что не имеет понятия, о чем он. Лейф принялся рвать на себе волосы и кричать, что если она, Рахиль, немедленно не сообщит, куда делись госпожа Даннто и Ава, то он, Лейф, залезет в куб и поотрывает ей там руки и ноги.

— А они в Монреале, — спокойно ответила Рахиль. После того как Лейфа похитили (предположительно, Жак Кюз), Кандельман настоял, чтобы Даннто и его супруга отправились в Канаду ракетой. Аву прихватили за компанию в качестве личной медсестры, а также для ее, с точки зрения Кандельмана, безопасности. Ава поначалу отказывалась наотрез, но потом сдалась.

Лейф подумал, что у его супруги должны были быть серьезные причины для такого решения. Что-то заставило ее остаться с Аллой.

По приказу Лейфа Рахиль сходила в кабинет за журналом регистрации входящих. Пока она читала, кто в этот день звонил ему и какие письма пришли, Лейф обратил внимание на одну весьма интересную запись. «Этот тупой 3. Роу», как назвала его Рахиль, звонил дважды, интересуясь, являться ли ему завтра утром на энцефалографию. Оба раза секретарша отвечала «нет».

Так его искал Зак? Вероятно, с приказом: не то предоставить полный отчет о случившемся, не то явиться на импровизированный трибунал. Лейф давно подозревал, что этот старикашка вовсе не так глуп, как кажется, и на самом деле является его начальником. Лейф всегда считал главой парижского подполья себя, но несколько раз его решения отменялись, а кто-то постоянно проверял его — кто-то из своих. В других обстоятельствах можно было бы посмеяться над тем, как пограничники заразились подозрительностью тех, за кем шпионят.

Сейчас Лейфу было не до смеха.

— Звонков от Авы не было? — спросил он.

— Нет, доктор Баркер.

Он глянул на бледное, ненакрашенное лицо Рахили, на растрепанные кудряшки и поразился, как мог считать ее привлекательной.

— Ложись спать, девочка, — мягко сказал он. — До утра. Когда изображение в кубе померкло, Лейф сварил себе кофе. Глотая обжигающую черную жидкость, он принял решение — как можно быстрее связаться с Заком Роу. Но он не успел опорожнить чашку, как услышал звук отпираемой двери. Это не могла быть Ава. Так что Лейф не очень удивился, когда вошел Кандельман.

Лицо уззита было, как всегда; длинным и неподвижным; кости черепа скалами проступали из-под окаменевающей плоти. Тощая его фигура двигалась чуть дергано, напоминая марионетку. Лейфу казалось, что Кандельман и есть марионетка, сам себе кукла и кукловод, что часть его сознания управляет кукольным телом старательно и осторожно, но не может ни скрыть держащих его нитей, ни двигаться с изяществом живого.

Лейф приготовился ко всему, кроме того, что произошло. Он очень удивился, когда Кандельман монотонно вопросил его о впечатлениях о встрече с Жаком Кюзом.

Лейф замешкался. Он мог вообще скрыть существование Джима Крю и его товарищей. Но, возможно, Кандельман знает больше, чем показывает, стремясь спровоцировать его на ложь.

Ответ пришел к нему, не успел уззит докончить речь. Лейф наклонился к уззиту, прищурившись и заговорщицки вытянув губы.

— Вы были правы, Кандельман, — произнес он. И рассказал уззиту то, что тот хотел услышать.

Кандельман вскочил. Глаза его, обычно тусклые, как мышиная шерсть, заблестели, голос обрел силу.

— Так, значит, человек, под дулом пистолета заставивший вас оперировать свою дочь, назвался Джимом Крю? Разве вы не заметили? Нет? Подумайте, доктор! Инициалы!

Лейф стукнул по столу кулаком. Кофе выплеснулся из чашки.

— Конец Времен! — выругался он. — Это они!

— Именно. Вы сказали, что они выглядели иностранцами и говорили не на исландском и не на иврите. Это должен был быть французский! О Сигмен, как бы я хотел знать этот язык!

«Надеюсь, — подумал Лейф, — ты никогда не брался его учить».

Кандельман принялся расхаживать по комнате взад и вперед, машинально помахивая семихвостой плетью.

— Моим первым побуждением, доктор, было созвать всех свободных уззитов и устроить облаву, равной которой еще не видел свет. Но я не стану этого делать. Жак Кюз — это хитрый лис, он наверняка заляжет в свою нору. И я не сомневаюсь, что из описанного вами места он уже убрался...

Его прервал засветившийся куб.

— Вызов из Монреаля, доктор Баркер, — объявил оператор.

Лейф принял вызов. В кубе проявилась комната, где сидели Даннто, Алла и Ава.

— Баркер! — прогремел Даннто. — Кандельман позвонил мне и сказал, что вы вернулись, хвала Сигмену! Нет, ничего не объясняйте. Садитесь оба на экспресс и немедленно сюда. Я забронировал для вас ракету. Вас пускай сменит заместитель. Я хочу, чтобы вы осмотрели Аллу. Она жалуется на боли под ложечкой. Кроме того, я хочу лично выслушать ваш рассказ. А потом мы сможем отправиться в охотничий заказник метатрона Бона, расслабиться немного. Все. Верного вам будущего.

Куб замерцал и померк.

Лейф хотел было запротестовать — он желал спросить об Алле и Аве. Сердце его сжималось от желания, которое возбуждала в нем рыжеволосая красавица. Но было поздно.

— С тех пор как его жена вернулась, — заметил Кандельман, вставая, — Даннто снова стал похож на себя.

— Вернулась?

— Да, они разошлись перед самой аварией, в которую она попала. Подозреваю, она чего-то захотела, а Даннто отказал ей. Так что она переехала на другую квартиру. Так уже случалось. И сандальфон всегда сдавался. — Уззит фыркнул. — Я помню еще времена, когда ни одна баба не осмелилась бы на такое. Ее или отхлестали бы плетьми, либо послали бы к Ч. Но эта женщина... он от нее голову потерял.

— Вы критикуете столпа церкводарства? — осторожно поинтересовался Лейф.

— Записи моих слов у вас нет, — ответил Кандельман.— В любом случае Даннто знает, что я думаю о влиянии на него этой... женщины.

Пока Лейф складывал чемодан, Кандельман не произнес больше ни слова. Они поднялись на крышу больницы. Когда идущий специальным рейсом экспресс опустился рядом с ними, они сели бок о бок. За весь полет Кандельман заговорил только один раз.

— Доктор Баркер, — произнес он, поворачиваясь к Лейфу, — вы очень счастливый, раскованный и спокойный человек. Это потому, что у вас хорошая жена?

Прежде чем пораженный Лейф успел ответить, уззит поднял руку:

— Снимаю вопрос. Прошу простить меня. Это не мое дело. Не служебное, я хочу сказать.

«Что же творится за этим лбом белокурого Данте? — размышлял Лейф. — Если бы я только мог направить на него мыслеприемник...»

Эта мысль сменилась другой: допрошены или нет Траусти и Палссон. Если их допросили, подозрения Кандельмана относительно странного поведения Лейфа подтвердятся с лихвой. Быть может, Кандельман вывозит его из Парижа ради того, чтобы он не избавился от двоих стукачей? А возможно, уззит уговорил Даннто пригласить его, чтобы поглядеть на поведение Лейфа с Аллой и Авой...

Лейф вспомнил рыжеволосую красавицу, попытался поразмышлять о ее происхождении и обнаружил, что все мысли вытеснила одна: Алла Даннто заворожила его, как никакая другая женщина. Он должен быть с ней.

Как бы он ни возмущался собой, его неудержимо тянуло к ней. Так мотылька тянет к пламени, пусть он и не хочет в нем сгорать.

Вскоре после того как они поднялись на борт ракеты, один из спутников Кандельмана испросил у двоих ламедоносцев разрешения включить куб — начинался выпуск новостей. Диктор проявился на полуфразе. Речь шла о недавнем бунте в Чикаго, когда разъяренная толпа разорвала на куски мужчину. Беднягу угораздило сболтнуть, что Конец Времен не так и близок. Согласно Сигмену, как утверждал несчастный, Предтеча вернется из временных странствий, когда положение в союзе Гайяак будет идеальным. А нынешнее идеальным не назовешь.

— После этих слов, — протрубил диктор, — разгневанная толпа отомстила за оскорбление, нанесенное Союзу, церкводарству и Сигмену, да будет верно имя его. А теперь мы перенесем вас...

Студия растворилась, сменившись панорамой пустой улицы. Несколько уззитов окружали валяющуюся на тротуаре в луже крови ногу.

Лейф присмотрелся и улыбнулся про себя. Его наметанный взгляд сразу определил, что нога не оторвана, а отсечена. Никакого сомнения — очередной пропагандистский трюк.

По мнению Лейфа, вряд ли во всем Союзе нашлась бы толпа, способная линчевать человека. Средний гражданин был слишком замордован постоянным изнурительным трудом ради пропитания и страхом отправиться к Ч, чтобы пальцем шевельнуть без соизволения своего иоаха.

Чтобы не задремать, Лейф спросил Кандельмана, что госпожа Даннто рассказывала об аварии.

— То, чего я и ожидал, — ответил Кандельман, облизнул сухие губы и продолжил: — Она получила вызов по кому. Говоривший заявил, что куб с его стороны не работает — такое случается часто, — и она поверила, а голоса не узнала. Звонивший назвался Джарлом Каверсом, — уззит многозначительно покосился на Лейфа, — моим помощником. Это, конечно, было ложью. Госпоже Даннто следовало проверить, числится ли в наших списках этот Каверс.

Звонивший заявил, что хочет встретиться с ней, чтобы рассказать о заговоре против ее супруга. «Каверс» заявил, что нашел неопровержимые улики, но не может обратиться к своему начальству, поскольку оно тоже замешано в заговоре. Полагаю, он собирался бросить тень на меня. Поскольку сам Даннто находился в Монреале, «Каверс» обратился к его жене. Та, потеряв от ужаса всякий здравый смысл, отправилась на встречу с этим Каверсом в такси. Херувим, которого я отрядил охранять ее в отсутствие супруга, отвечал на другой звонок — вероятно, от сообщника Каверса; во всяком случае, так он рассказывает, сейчас мы его допрашиваем.

Больше мы ничего не знаем.

Лейфу с самого начала было интересно, что наговорит Кандельману Алла. История была хорошая — она подогревала подозрения Кандельмана в адрес Жака Кюза, заставляя его самого терять здравый смысл. Проверить эту историю нельзя было в принципе — звонки в доме сандальфона не фиксировались.

Оставалась только одна тайна. Кто же звонил Алле-первой?

С этой мыслью Лейф и заснул. Проснулся он, когда ракета приземлилась. Кандельман сообщил, что они получили указание следовать в охотничью усадьбу метатрона. Лейф кивнул и задремал было снова, но двери распахнулись, и, зевая и потягиваясь, он вышел под жаркое канадское солнце. Скоростная машина за несколько минут доставила их в летнее обиталище политического главы Североамериканского континента.

Встречали их с помпой. На лужайке перед домом собрались почти все правители союза Гайяак, с женами и любовницами; все — в охотничьих костюмах. Даннто и Алла представили Лейфа собравшимся. Большая часть из них была знакома с ним заочно — Лейф успел приобрести репутацию одного из лучших нейрохирургов.

Лейфу выдали такой же охотничий костюм, винтовку и патроны. Переодеваясь за ширмой, он пересказал сандальфону и всем остальным, кто поместился в комнате, ту же историю, которую скормил Кандельману.

— Вам повезло, что вас самого не убили, — заметил Даннто, когда Лейф закончил. — А вы, — он обернулся к Кандельману, — конечно, скажете, что этот Джим Крю и есть Жак Кюз? И до какой глупости вы еще дойдете? Только маньяк может отрицать, что под его инициалами таится Иуда-Меняла!

Несколько голосов поддержало его — большинство собравшихся принадлежали к уриэлитам. Лицо Кандельмана не дрогнуло, но Лейфу показалось, что уззит несколько оскорбился.

Лейф еще раз оглядел своего противника. Не так давно, подумал он, Гайяаком правили такие люди, как Кандельман — высокие, худые, узколицые и узкогубые, круглосуточно горящие церкводарственным рвением и никоим образом не склонные даже к самому мелкому многоложеству. Ныне же их сменили люди, подобные Даннто — невысокие, кругленькие, болтливые чиновники, много говорившие об абстрактных принципах, но дело иметь предпочитавшие с вещами близкими и понятными. Лейф обратил внимание и на слабый запах хорошего спиртного, и на то, как подбирали уриэлиты своих женщин — не за старомодные добродетели фригидности, детородности и преданности церкводарству, а за алые губы, соблазнительные округлости и преданность своим мужьям.

Лейф вышел на лужайку, чтобы поговорить с Аллой и Авой. Единственным человеком в пределах видимости был дежурный уззит, вряд ли способный подслушать их на таком расстоянии.

— Зак Роу или кто-то из наших не говорили ничего о моих контактах с подпольщиками Крю? — спросил Лейф.

— Нет. — Ава странно усмехнулась. — Никто не знал, где ты.

— Ты же знаешь, я не мог тебе просто позвонить по кубу.

— Не хотела бы я быть на твоем месте, Лейф. А все из-за этой бабы. — Ава ткнула пальцем в сторону Аллы.

— Незачем говорить обо мне с таким презрением, — негромко напомнила Алла.

— В чем дело? — жестко осведомился Лейф.

— Мне тоже стало интересно, — ехидно отозвалась Ава, — так что, пока тебя не было, а она спала, я ее обследовала. И сделала снимки. А когда она проснулась, я заставила ее сказать, что она такое.

— И я рассказала, — быстрым шепотом выпалила Алла. — Ава от меня шарахнулась, как от ядовитого паука. Словно она меня ненавидит, хочет моей смерти. Тогда она и сказала мне, что моя сестра мертва.

— Зачем? — вопросил Лейф, чувствуя, как кровь приливает к лицу, а руки холодеют.

Ава неловко поежилась, но нашла силы глянуть ему в глаза.

— Хотела дать ей возможность выпустить скорбь. Если бы она узнала о настоящей Алле случайно, она могла бы устроить истерику там, где мы не смогли бы этого объяснить. Я дала ей гореутолитель. Ее боль не сдерживали никакие глубинные страхи, она выплакалась за полчаса. Теперь беспокоиться нечего.

— Да ты врешь и не краснеешь! — не выдержала рыжая красавица. — Ты ненавидишь меня из-за того, что я делала — делала для нашей страны! Ты сказала мне о смерти сестры, чтобы причинить боль! Я тебе еще припомню это!

— Тихо, вы! — оборвал ее Лейф. — Кандельман идет.

— При первом же случае, — прошептал он Аве на ухо, — расскажешь все подробно.

Ава кивнула и покосилась на Аллу.

— Когда я объясню, Лейф, ты до нее дотронуться не захочешь. Или, при твоем характере, как раз к ней потянешься.

Алла внезапно отвернулась, но Лейф успел заметить в ее глазах слезы...

А поговорить с Авой он смог только после того, как охотников отвезли за сотню миль на территорию заказника.