Хотя Вольф на несколько мгновений и лишился чувств, он, видимо, даже в бессознательном состоянии продолжал бороться. Вытащив обе руки из-под навалившейся туши, он схватил ласты. Какими бы они ни были скользкими, ему удалось зажать их в ладонях. Способность мыслить ясно вернулась к нему в тот момент, когда он в ярости сдавил ласты так, что Теотормон завопил от боли и приподнялся. Этого оказалось достаточно: Вольф пнул противника в толстый живот и частично освободился.

Поднявшись на ноги, Вольф еще раз ударил ногой в самую чувствительную часть чудовища — в голову. Теотормон схватился за лоб и откинулся назад. Вольф двинул ему по челюсти, потом еще раз пнул в живот. Зеленые, как мох, глаза потускнели, лягушачьи ноги подогнулись, и Теотормон рухнул наземь.

Однако он не потерял сознание, и, когда Вольф приблизился, чтобы завершить дело, Теотормон ударил его своей громадной ступней. Вольф перехватил ступню и таким образом блокировал удар, но все же его отбросило назад. Теотормон вскочил, пригнулся и снова прыгнул вперед. Вольф также бросился на противника, выставив правое колено. Удар пришелся Теотормону в подбородок, и оба снова упали на землю. Вольф поднялся, нащупывая лучемет, и обнаружил, что того нет в кобуре. Его брат тоже поднялся. Противники стояли лицом друг к другу, тяжело дыша и только теперь ощущая боль.

Благодаря особым средствам естественная сила Вольфа была увеличена вдвое и его кости окрепли, не став хрупкими, чтобы соответствовать возросшей мускульной силе. Однако подобный подготовительный курс прошли все Всевышние, так что в борьбе друг против друга они обладали примерно равной мощью.

Теотормон, чье тело переделал Уризен, весил теперь, по меньшей мере, на сто шестьдесят фунтов больше брата. Но Уризен, очевидно, ненамного увеличил силу Теотормона, так как Вольф еще держался в схватке. Хотя вес, конечно, имел большее значение в борьбе, и Вольфу следовало держаться настороже, чтобы не дать братцу воспользоваться этим преимуществом.

Отдышавшись, Теотормон рявкнул:

— Я из тебя еще выколочу дух, Джэдавин! А затем нырну в море, оттащу в пещеру и буду держать там, скармливая своим любимцам.

Вольф огляделся. Вала стояла поодаль, странно улыбаясь. Он не стал тратить силы и время, прося ее о помощи. Подпрыгнув в воздухе, Вольф атаковал Теотормона, ударив его обеими ногами. Урод на мгновение замер от неожиданности, затем присел. Именно на это и рассчитывал Вольф. Он провел хук снизу, но Теотормон оказался весьма проворен. Скользнув ботинками по спине чудовища, Вольф перелетел на другую сторону и мгновенно развернулся. Теотормон уже прыгнул, рассчитывая смять его, но удар в челюсть остановил его.

На этот раз Теотормон не поднялся. Он лежал, шумно сопя размозженным носом. Темный котиковый мех пропитался кровью, сочившейся из разбитых губ и сломанной челюсти. Для большей уверенности Вольф еще пару раз врезал ему по ребрам.

— Хвалю, хвалю, — произнесла Вала. — Недаром я любила такого мужчину... и все еще люблю...

— Почему ты не помогла мне? — поинтересовался он.

— В этом не было нужды. Я знала, что ты и так выбьешь из этого болтливого мешка его жабьи мозги.

Вольф тщетно искал в траве лучемет. Вала продолжала стоять на месте. Потом она спросила:

— Почему ты не воспользовался ножом?

— Не стоило. Мне он нужен живой. Мы возьмем его с собой.

Глаза ее широко раскрылись.

— Во имя Лoca, зачем?

— Нам могут понадобиться кое-какие его способности.

Теотормон застонал и сел. Вольф, не спуская с него глаз, продолжил поиски лучемета. Наконец он повернулся к Вале.

— Ладно, детка. Давай сюда оружие.

Вала пошарила в одежде и вытащила лучемет.

— А я ведь могла бы тебя убить.

— Ну что ж, стреляй. Только не морочь мне голову пустой болтовней. Меня не напугаешь.

— Ах так! Ну, держись! — воскликнула она в ярости и подняла лучемет. На какое-то мгновение Вольф решил, что, пожалуй, чересчур уж раздразнил ее. Ведь, отличаясь болезненным самолюбием и отменной реакцией, Всевышние редко спускают оскорбления. Но Вала нацелила оружие на Теотормона, и белый луч коснулся конца ласта. Заклубился дым, засмердила горящая плоть. Теотормон рухнул наземь, рот его искривился в вопле, глаза выпучились.

Вала с улыбкой опустила лучемет и вручила его Вольфу.

Тот выругался и заметил:

— Для стрельбы не было никакой причины, кроме твоей злобы, Вала. Злобы и глупости. Я же сказал тебе, что он мог бы стать нашим спасением в вопросах жизни и смерти.

Вала медленно прошла по влажной траве и наклонилась осмотреть Теотормона. Подняв ласт с обугленным концом, она заметила:

— Он жив... пока. Его можно спасти, если ты так хочешь. Но ласт придется ампутировать.

Вольф молча повернулся и отправился звать кого-нибудь из абуталов, чтобы они помогли переправить Теотормона на летающий остров.

С помощью четырех пузырей Теотормона подняли через отверстие на остров. Там его оттащили в сторону и уложили на полу «брига». Это была клетка с очень легкими, но крепкими, как сталь, прутьями из расщепленных оболочек пузырей.

Вольф принялся за операцию. Силой влив лекарство, которое дал знахарь-абутал, в горло Теотормона, Вольф осмотрел хирургические инструменты. Они принадлежали колдуну, который заботился как о духовном, так и о физическом благоденствии своего народа.

Воспользовавшись пилой с зубьями акулоподобной рыбы, Вольф отпилил ласт чуть ниже плеча. Плоть расчленялась легко, но вот чтобы перепилить кость, пришлось дважды менять зубья. Затем шаман прижал к культе горящий факел, чтобы закупорить кровоточащие сосуды, и наложил на ожог целебную мазь, уверяя Вольфа, что чудодейственное средство помогало и более обгоревшим.

Вала наблюдала за ампутацией с улыбкой. И когда Вольф, на секунду оторвавшись от работы, встретился с ней взглядом, рассмеялась. Он пожал плечами. Ее прекрасный, чарующий смех напомнил ему звуки гонга, слышанные им некогда при путешествии вниз по реке Гузирит в стране Хамшем на третьем этаже своей Вселенной. В них также звучали золотистые нотки, а это единственное, с чем можно было сравнить ее веселый голосок. Гонг, изготовленный, вероятно, из бронзы, звенел в темной «алитуме» древних развалин храма из нефрита и халцедона. Звук его отдавался в камнях и зарослях джунглей. Гонг был бронзовый, но набат его звучал золотом. И так же звенел смех Валы — бронзово и золотисто, — полный потаенного и темного чувства.

Она сказала:

— Он никогда не сможет отрастить новый ласт, если только не счищать постоянно струпья. Ты же знаешь, конечности не регенерируют, если ткань зарубцуется.

— А вот это уж не твоя забота, — отрезал Вольф. — Все, что могла, ты уже сделала.

Вала фыркнула и поднялась по винтовой лестнице на главную палубу. Вольф выждал некоторое время и, убедившись, что шок Теотормона миновал, последовал за ней.

Там обучали новым обязанностям принятых в племя фрииканов, и Вольф заинтересовался. Он спросил Лугарна, чем питаются огромные газовые растения, ибо ему казалось, что корм должен иметь изрядный вес. А на летающем острове было, по крайней мере, тысячи пузырей, каждый из которых размером с газовую камеру.

— Растущий пузырь действительно надо подкармливать, — принялся объяснять Лугарн. — Но когда растение созреет, пузырь отмирает. Его оболочка становится сухой и твердой, ее специально обрабатывают, чтобы сохранить гибкость и способность растягиваться. Внутрь же помещают новые колонии газовырабатывающих бактерий.

Некоторое время спустя Лугарн оставил его, сославшись на занятость. Лунные сумерки кончились, вернулся полный дневной свет. Остров с силой натягивал тросы. Наконец Лугарн решил, что грузоподъемность достаточна и пора отправляться в путь. Каменные якоря подняли.

Медленно поднимаясь, остров проплыл над разрушенной деревней. Некоторое время он оставался на высоте в сто пятьдесят футов. Потом, по мере того как пузыри наполнялись, поднялся до пятисот. Лугарн приказал уменьшить подачу пищи бактериям и отправился на обход острова.

Вольф спустился посмотреть, как чувствует себя Теотормон. Колдун доложил, что самочувствие пациента хорошее. Даже лучше, чем можно было ожидать.

Вольф поднялся по лестнице на вершину стен. Здесь он обнаружил Луваха и одного из кузенов, Паламброна — изящного красавца, самого томного в семье. Его конусообразную шляпу с шестиугольным ободком украшали изумрудно-зеленые совы. Черная мантия со стоячим воротником и эполетами в форме львиной лапы была сделана из зеленой мерцающей ткани с узором трилистника, пронзенного окровавленным копьем. Рубашку цвета «электрик» украшала отделка из канта с белыми черепами. Широкий кожаный пояс был отделан золотом и инкрустирован бриллиантами, изумрудами и топазами. На ногах — мешковатые брюки в белую и черную полоску и ботинки из мягкой светло-красной кожи.

Паламброн был исключительно красив, о чем и сам хорошо знал. Он кивнул в ответ на приветствие Вольфа и ушел. Тот, глядя ему вслед, усмехнулся:

— Паламброн никогда не питал ко мне нежных чувств. Я бы встревожился, если бы он вдруг изменил свое отношение.

— Пока мы на летающем острове, можешь не беспокоиться, — заметил Лувах. — По крайней мере, если поиск не слишком затянется. Хотел бы я знать, сколько он продлится. Так можно вечно летать над морем и никогда не натолкнуться на Врата,

Вольф посмотрел на красное небо, сине-зеленую воду и на островок, который они покинули, — кусочек дрейфующей суши, с высоты кажущийся не больше монетки. Чуть поодаль кружили белые птицы с огромными крыльями, желтыми кривыми клювами и оранжевыми круглыми глазами. Одна из них с резкими криками опустилась рядом с тем местом, где они стояли, подняла голову и уставилась на них немигающими глазами. Вольфу вспомнились вороны собственного мира. Есть ли у этих птиц хоть капля разума? Может быть, они подслушивали для Уризена? У отца наверняка имелись способы наблюдения за ними, иначе он не получил бы полного удовлетворения от этой игры.

— Лугарн сказал мне, что Абута всегда следует одним и тем же курсом. Ветер здесь постоянный, и он гонит ее вокруг этого водного мира по спиральной орбите. Так что в конечном счете полет охватывает всю поверхность планеты.

— Но остров, на котором находятся Врата, так же движется. Что если наши курсы никогда не пересекутся?

Вольф пожал плечами.

— Тогда мы не найдем его.

— Этого-то Уризен и добивается. Вот уж он порадуется, когда мы все тут свихнемся с досады и безделья и перегрызем друг другу глотки.

— Вполне вероятно. Однако курсом Абуты можно управлять. Поиски, конечно, потребуют времени, но шанс есть. Вот только...

Вольф смолк и молчал так долго, что Лувах забеспокоился.

— Что — «только»?

— Наш добрый отец поселил здесь не только людей: я имею в виду рыб, животных, птиц. Так что следует ожидать, что некоторые острова — как водные, так и воздушные — населены весьма злобными существами.

Снизу раздался голос Валы, сзывающий всех на обед. Собеседники спустились и расположились за столом вождя. Лугарн рассказывал о своих планах. Он намеревался изменить курс, поскольку где-то на юго-западе дрейфовал еще один летающий остров, которым правил его злейший враг Ваераш. Теперь, когда у абуталов есть Вольф с лучеметом, они могли окончательно разделаться с Ваерашем. Победа в этой битве покроет их славой. А Ваераша навеки похоронят в океане.

Вольф не стал возражать. Он только надеялся, что Ваераша не найдут, поскольку хотел сберечь заряды для более важных дел.

Ярко-красные дни и бледно-розовые ночи тянулись однообразно. Лишь первое время для Вольфа нашлось занятие. Он разузнал все, что смог, об управлении островом. Он тщательно изучил нравы племени и характер каждого его члена. Другие Всевышние, за исключением Валы, практически не интересовались подобными вещами. Большей частью они слонялись по носовой части, высматривали остров с заветными Вратами Уризена. Они вечно сетовали на судьбу, изливая душу то абуталам, то друг другу, и постоянно ссорились, стараясь, правда, не доводить дело до драки.

По мере того как шли дни, Вольф все больше проникался к ним отвращением. Эти слюнтяи явно не стоили того, чтобы спасать их — кроме, пожалуй, Луваха. Высокомерие гостей к тому же раздражало абуталов. Вольф неоднократно напоминал собратьям, что их жизнь зависит от островитян. Стоит разгореться ненависти, и пришельцев выбросят за борт. К его советам прислушивались, но проходило время, и тысячелетняя вера в свою богоподобность вновь овладевала Всевышними.

Вольф целые дни проводил на мостике с Лугарном, считая необходимым хоть как-то разряжать напряженность, бездумно создаваемую его братьями и кузенами. Он также посещал занятия по планеризму, поскольку человек, не владеющий крыльями, не мог рассчитывать на уважение со стороны абуталов. Вольф как-то спросил Лугарна, почему к полетам на планере относятся на острове столь священно, в то время как он сам считал обучение им пустой тратой времени.

Вопрос удивил Лугарна, Вождь внимательно выслушал Вольфа, а потом сказал:

— Почему?.. Просто потому... что так и есть. Ни один мальчик не становится мужчиной, пока не совершит самостоятельные взлет и посадку. А уж говорить, что планеры не стоят хлопот!... Нет, тут вы заблуждаетесь. Вот подождите, придет день, когда мы встретимся с врагом, и вы возьмете свои слова назад.

На следующий день Вольф совершил пробный полет. Они с Лугарном сели в двухместный тренировочный планер, и два пузыря поднимали его до тех пор, пока Абута не превратилась в крошечный коричневый овал, На этой высоте ветер дул сильнее, и они на несколько миль обогнали остров. Лугарн, выступающий в роли инструктора, отцепил подъемный механизм.

Будучи Джэдавином, Вольф имел представление о самых разнообразных типах летательных аппаратов. На Земле он получил лицензию, разрешающую ему пилотировать одномоторные самолеты. Он уже давно не летал, но старые навыки не забылись. Когда планер начал спускаться по спирали, Лугарн передал ему рычаг управления. Потом похлопал Вольфа по плечу, одобрительно кивнул и вновь взялся за штурвал. Машина шла по ветру, слегка отклоняясь в сторону, и в последний момент приземлилась на широкой палубе.

Вольф совершил еще пять тренировочных вылетов, причем два последних с самостоятельной посадкой. На четвертый день он поднялся в воздух один. Лугарн был поражен: ведь большинству новичков требовалось вдвое больше времени. Вольф как-то поинтересовался, что происходит, если выполняющий самостоятельный полет ученик не сможет посадить планер на Абуту. Как островитяне подбирают его?

Лугарн улыбнулся и, подняв руки раскрытыми ладонями кверху, сказал, что неудачника оставляют на волю судьбы. Больше на эту тему не говорили. Но перед первым самостоятельным полетом Лугарн попросил Вольфа оставить лучемет на Абуте. Вольф передал оружие на хранение Луваху, поскольку не думал, что тот употребит его во зло. Во всяком случае вероятность злоупотребления была намного меньше, чем если бы он доверился кому-либо другому.

После полета Вольф ходил с обнаженной грудью, как и полагалось мужчине, на груди которого нарисован «нифтарз». Лугарн также выразил желание побрататься с ним. Услышав об этом, другие Всевышние принялись глумиться.

— Неужели Джэдавин, сын великого Уризена, прямой потомок самого Лоса, станет братом раскрашенного дикаря? Неужели у тебя нет гордости, брат?

— Не вам говорить о братстве, — ответил он. — Эти люди, по крайней мере, не пытались меня убить — чего нельзя сказать о вас, исключая Луваха. И не вам презирать их. Ведь они хозяева собственного мира, тогда как вы бездомные скитальцы, попавшие в ловушку, как безмозглые гуси. Так что не спешите кичиться, а лучше постарайтесь подружиться с островитянами. Может случиться так, что их расположение вам очень понадобится.

Прижимая на груди розовый полуотросший ласт, Теотормон сидел на корточках в мелком бассейне. Он воскликнул:

— Проклятье всем вам! Уризен в конце концов захлопнет ловушку и долго будет наслаждаться вашими воплями. Но вот что я скажу о Джэдавине. Он — настоящий мужчина, не то что вы. И я желаю ему удачи! Пусть он доберется до нашего отца и отомстит, а все вы — да умрете ужасной смертью!

— Закрой свой безобразный рот, ты, жаба! — закричал Аристон. — У меня начинаются спазмы в желудке при виде тебя. А уж слушать тебя — не дай Бог! О, как бы мне хотелось очутиться в своем мире и заковать тебя в цепи у своих ног. Я быстро бы заставил тебя молить о пощаде, мерзкое чудовище. А потом скормил бы твою жирную тушу своим любимцам. О, мои прекрасные, маленькие любимцы!..

— Размечтался! — съязвил Теотормон. — Погоди, как- нибудь ночью я сброшу тебя с этого летающего острова. Вот уж я посмеюсь, когда ты будешь молотить кулаками воздух и вопить, летя вниз!

— Довольно детских пререканий, — оборвала их Вала. — Разве вы не знаете, что любая ссора между нами лишь восторгает отца? Он порадуется от души, если вы разорвете друг друга на куски.

— Вала права, — заметил Вольф. — Вы называете себя Всевышними, творцами, правителями всех миров. Однако ведете себя, как избалованные и злые дети. Даже если вы ненавидите друг друга, помните, что тот, кто научил вас этой ужасной ненависти и возвел теперь на эшафот, еще жив. А он должен умереть. Даже если нам самим придется погибнуть, чтобы удостовериться в его смерти. Так что потрудитесь жить, как подобает Богам, и достойно встретить конец.

Неожиданно Аристон рванулся к Вольфу. Лицо его побагровело, рот перекосился. Остановившись перед братом, который явно был сильнее, Аристон с такой яростью махнул рукой, что его шафранового цвета мантия с пурпурной и зеленой вышивкой распахнулась.

— Довольно я натерпелся, ненавистный брат! — вскричал он. — Больше я не намерен сносить твои оскорбления. Он, видите ли, лучше нас, потому что стал ближе к человеку! Говорю тебе: не смей равнять нас с этими скотами! Ненавижу тебя, как ненавидел всегда! Ты — ничто... ты — подкидыш!

С этими словами — надо заметить, что для Всевышнего нет худшего оскорбления, чем обвинение в том, что он не является прямым потомком избранной расы, — Аристон схватился за нож. Вольф согнул колени, готовясь к схватке и до последнего надеясь, что все уладится миром. Престиж Богов сильно упадет, если они начнут ссориться на глазах смертных.

В этот момент с гондолы на носу острова раздался крик. Тотчас забили барабаны, и островитяне побросали свои дела. Вольф перехватил пробегавшего мимо аборигена и поинтересовался, что это за шум.

Мужчина указал на небо. Вольф повернулся и на фоне красного купола небосвода увидел темный неясный силуэт.