Вала со смехом приветствовала его в полумраке у круглого отсека. Ее веселье не являлось истерикой, она испытывала истинное наслаждение поворотом событий. Вольф не сомневался, что будь здесь немного светлее, он разглядел бы в ее глазах радостный блеск.

— Рад, что ты находишь это смешным, — произнес он. Его качало от усталости, кровь ничидлоров покрывала его с головы до ног, одежда стала липкой от пота.

— Ты, Вала, всегда была со странностями. Даже ребенком обожала всех дразнить и жестоко подшучивать. А став женщиной, испытывала куда больше удовольствия при виде крови и страданий, чем от любви.

— Не забывай, я — богиня, — сказала она. — Дочь своего отца. И добавлю — сестра своего брата. Ты был точно таким же, дорогой Джэдавин, пока не превратился в сентиментального, человеколюбивого Вольфа — выродка и полуземлянина. — Приблизившись и понизив голос, Вала продолжала:— У меня давно не было мужчины, Джэдавин. И ты не касался женщины с тех пор, как прошел через Врата. А ведь я знаю твою мужскую силу, брат: ты страдаешь, если не переспишь с женщиной хоть день. Отбрось свою непонятную ненависть ко мне! Пойдем! На острове найдется сотня укромных местечек, где тепло и темно и где нам никто не помешает. Смотри, я поступаюсь своей гордостью, я прошу тебя.

Вала говорила правду. Как мужчина он был исключительно силен. И сейчас Вольф почувствовал, как им овладевает желание, которое он день за днем подавлял делами. А по ночам, укладываясь спать, он направлял мысли на составление планов борьбы с отцом, стараясь предвидеть тысячи случайностей и найти способы предостеречься от них.

— Сначала кровавый пир, а на десерт вожделение и страсть, — произнес он. — Не я возбудил тебя, а удары клинков и вид крови.

— И то, и другое, — сказала Вала и протянула ему руку. — Пойдем со мной.

Вольф покачал головой.

— Нет. И давай больше не будем об этом говорить. Между нами все кончено раз и навсегда.

— Как скоро будет кончено и с тобой! — процедила она сквозь зубы. — Еще никто не смел...

Она резко повернулась и ушла. Когда он увидел ее некоторое время спустя, она о чем-то возбужденно беседовала с Паламброном. Потом оба удалились в полумрак переходов.

В первое мгновение он собирался вернуть их. Ведь они, в сущности, дезертировали со своих постов. Опасность нападения, похоже, миновала, но если ртутный ливень усилится, то капли могут серьезно повредить или даже разрушить остров. Но потом он пожал плечами и отвернулся. В конце концов его никто не уполномочивал распоряжаться здесь. Всевышние согласились сотрудничать лишь формально, а о мерах наказания вообще не было сказано ни слова. Кроме того, любую попытку остановить парочку с его стороны расценили бы как проявление ревности. И нельзя сказать, что такое обвинение было бы лишено оснований. Ему действительно было больно, когда Вала ушла с другим мужчиной. Очевидно, она все еще нравилась ему. Получалось так, что чувства, которые он питал к ней более пятисот лет тому назад, все еще сохранились в его сердце, и даже предательство не стерло воспоминаний.

Вольф осведомился у Лугарна:

— Как долго длится такой ливень?

— Около получаса, — ответил вождь, — капли проносятся с черной кометой. Мы называем их Смехом Уризена. Только такой жестокий и кровожадный бог мог создать подобную напасть. Он наслаждается страданиями своего народа.

За многие тысячелетия, которые провели здесь потомки попавших в ловушку Всевышних, имя Уризена стало нарицательным для любого проявления зла.

Послышался грохот, и Вольф на мгновение испугался, решив, что лопнул газовый пузырь в дальнем конце острова. Однако вскоре выяснилось, что взорвалось еще одно гнездо ничидлоров. Оно попало под концентрированный поток капель: несущиеся пузыри стали один за другим выходить из строя. Наконец цепная реакция охватила весь сфероид, и он разлетелся на куски.

Вольф подошел к Теотормону, сидящему в углу на корточках, и попытался заговорить с ним. Брат бросил на него взгляд, полный ненависти и страданий, и несколько минут оба молчали. Наконец Теотормон беспокойно заерзал и произнес:

— Отец говорил мне, что его крепость находится на планете Аппирманзум. Вокруг нее вращаются еще четыре планеты, каждая из которых примерно таких же размеров, как эта, и все удалены от Аппирманзума не более чем на двадцать тысяч миль. Планеты не новые, отец создал их как серию примерно пятнадцать тысяч лет назад, но держал закрытыми. Их Врата действовали лишь тогда, когда сквозь них проходил отец, поэтому они и не поддавались обнаружению.

— Так вот почему я видел только три планеты, — сказал Вольф. — Они располагаются квадратом, и одна всегда скрыта Аппирманзумом.

Его не интересовало, каким образом столь большие небесные тела удерживаются в сравнительной близости и тем не менее остаются в стороне от исхоженных путей. (Наука Всевышних была вне его понимания — как, в сущности, и вне разумения любого другого Всевышнего. Они унаследовали и использовали силы, принцип действия которых больше не понимали. Достаточно было того, что они ими владели.)

Недостаток знаний делал Всевышних уязвимыми. У каждого из них имелось множество машин и механизмов, но если что-нибудь ломалось, терялось или было украдено, Всевышнему не оставалось ничего другого, как похитить подобную вещь у соседа, если у того имелся аналог. Поэтому и оборонительные сооружения, какими бы неприступными они не казались, всегда имели бреши. Но обнаружить их можно было только непрестанно нападая. Так что, несмотря на всю беспомощность группы в данный момент, Вольф не терял надежды на победу.

Ожидая, пока прекратится ртутный ливень, он размышлял. Откуда-то всплыла мысль, уже давно беспокоившая его и, вроде бы, не имевшая отношения к происходящим событиям. Подсознательно он продолжал тревожиться о Хрисеиде, помочь которой в данный момент ничем не мог.

Имена его отца, братьев, сестер и кузенов не переставали удивлять Вольфа с тех пор, как он восстановил в памяти всю свою жизнь Джэдавина, Всевышнего Мира Тиерса.

Уризен, Вала, Лувах, Анана, Теотормон, Паламброн, Энион, Аристон, Тармас, Ринтрах — именно под этими именами упоминал Вильям Блейк в своих символических и дидактических произведениях властных и таинственных космогонов. Это не могло быть простым совпадением.

Вольф был убежден в этом. Но как прознал о них английский поэт-мистик? Встретил ли он какого-нибудь из изгнанных Всевышних, скитающихся по Земле, и тот по неизвестной причине поведал землянину о своих собратьях? Может быть. И Блейк, вероятно, использовал некоторые эпизоды из жизни Всевышних как основу для своих апокалипсических стихов. Хотя, конечно, сильно исказил слышанные истории.

Когда-нибудь, если удастся выбраться из этой ловушки, надо будет поискать на Земле, а также пораспрашивать тех собратьев, которые решатся побеседовать с ним.

Ртутный град прекратился. Выждав для большей уверенности еще полчаса, островитяне вернулись на главную палубу. Глазам их предстало печальное зрелище: настил был сожжен и исковеркан, стены испещрены пробоинами настолько, что корни и листья превратились в лохмотья. Особенно сильно пострадала гондола, от нее остались одни обломки. Всю палубу усеивали капли ртути.

Теотормон произнес:

— Ртутный ливень нельзя сравнить с метеоритным. Капли летят со скоростью всего лишь около сотни миль в час, и прежде чем достигнуть поверхности, еще больше снижают скорость и распадаются на брызги. И все же...

Он махнул ластом, указывая на причиненный ущерб.

... Вольф посмотрел вокруг над морем. Уцелевшие гнезда медленно удалялись. У крылатых людей хватало своих забот, им было не до атаки. Лишившиеся крова ничидлоры так перегрузили один из сфероидов, что он заметно терял высоту.

Лугарн был мрачен. Огромные потери в численности островитян сильно затруднят маневрирование островом и сделают невозможным его защиту в случае нового нападения. Племя останется беззащитным до тех пор, пока не подрастут дети. Однако не было никакой надежды, что весь этот долгий срок им удастся благополучно уклоняться от столкновений.

— Мой народ обречен, — сказал Лугарн.

— Положение серьезное, — согласился Вольф. — Но, в конце концов, вам же не обязательно затевать бой с каждым встреченным островом. Вы как-то говорили, что единственной причиной конфликтов между племенами служит сближение их островов. Так избегайте этого! А ничидлоры встречаются редко. Ведь вы, если не ошибаюсь, последний раз наткнулись на такое же количество гнезд пятнадцать лет назад.

— Что?! Уклоняться от сражений? — воскликнул Лугарн. От удивления у него отвисла челюсть. — Ну, знаете... такое даже в голове не укладывается. Ведь мы прослывем трусами, и имена наши станут оскорбительными словами в устах врага.

— Вздор, — возразил Вольф, — как они разглядят вас, если вы не дадите им приблизиться? Впрочем, это ваше дело. Умирайте, коль вам так уж хочется, если не можете отказаться от своих предрассудков.

И Вольф вместе с другими принялся расчищать остров. Мертвых и раненых ничидлоров выбросили за борт. Павшим в сражении абуталам устроили похоронную церемонию — погребальный обряд свершил Лугарн, так как колдуну разбили в стычке голову. Затем тела погибших столкнули за борт, и их приняло море.

Днем и ночью остров медленно двигался по ветру. Долгими часами Вольф глядел на огромную коричневую сферу Аппирманзума. Планету отделяло от них двадцать тысяч миль — так близко и одновременно так недосягаемо далеко. С таким же успехом она могла находиться и за миллион миль. Неужели нельзя отыскать способ попасть туда? В голове у Вольфа мелькнула идея — столь сумасшедшая, что он сам посмеялся над собой. И все же, будь под рукой необходимые материалы, план можно было бы претворить в жизнь.

Абута пролетела над полярной областью, поверхность которой не отличалась от других районов планеты. Дважды на горизонте появлялись вражеские острова. Но как только они меняли курс на сближение с Абутой, вождь печально приказывал экипажу спасаться бегством. Клапаны газовых пузырей по краям острова регулировались так, чтобы придать ему боковое ускорение и расстояние между островами сохранялось неизменным. Через некоторое время противник прекращал преследование, не рискуя больше тратить газ из пузырей.

Лугарн объяснил, что маневры абуталов при столкновении продолжаются иногда до пяти дней.

— Никогда не встречал людей, которые бы так стремились умереть, — откровенно высказался Вольф.

Однажды, когда всем Всевышним уже казалось, что они вечно будут летать над однообразными водами океана, раздался крик впередсмотрящего. Все сбежались на шум.

— Мать-Всех-Островов! — кричал он. — Мать-Островов!

По сравнению с Матерью Островов ее «дети» выглядели действительно небольшими. С высоты трех тысяч футов Вольф мог окинуть плывущую массу от берега до берега одним взглядом. Остров был около двадцати миль в ширину и около тридцати в длину. Все на свете относительно, и Мать Островов была в этом мире почти континентом.

Побережье изрезали заливы и бухты, в низинах виднелись озера морской воды. Некий катаклизм — возможно, столкновение с другими островами — как бы сморщил часть острова, образовав горы. И именно на одной из вершин Вольф увидел Врата.

Шестиугольных сооружений из светящегося материала было два, и каждое по величине равнялось газовой камере дирижабля.

Вольф поспешил объявить новость Лугарну. Вождь уже знал о Вратах и выкрикивал приказы. Он давно пообещал Вольфу выполнить соглашение, когда найдутся Врата. Вольф с лучеметом и его собратья смогут покинуть остров.

Следовало торопиться и снизить летающий остров так, чтобы он пролетел над Митцой, Матерью Островов, на желаемой высоте, прежде чем отправиться дальше. Поэтому Всевышние, не мешкая, спустились на нижнюю палубу, где для них уже приготовили упряжки для спуска на пузырях. Они застегнули пояса вокруг плеч, груди и ног и прошли к отверстиям. Лугарн и абуталы, пришедшие проводить гостей, столпились вокруг. Прощались они только с Вольфом и Лувахом: расцеловали их и вручили по цветку молодого газового растения.

Крикнув «до свидания», Вольф прыгнул в люк и устремился вниз со скоростью летящего к земле парашютиста; за ним последовали остальные. Вольф метил на небольшую полянку, но не принял в расчет направление ветра и врезался в верхушку дерева. Та спружинила, замедлив падение. Остальные также приземлились успешно, хотя и не без ушибов.

Теотормону, весившему четыреста пятьдесят фунтов, выделили дополнительную упряжь, но тем не менее он спустился гораздо быстрее других. Приняв удар на ноги, он упал, перекувырнулся и тут же с воплем подскочил, стукнувшись обо что-то головой.

Дожидаясь пока все придут в себя, Вольф помахал рукой абуталам, выглядывавшим из донных отверстий. Летающий остров удалялся все дальше и дальше и вскоре исчез из виду.

Всевышние начали пробираться через джунгли к горе. Они держались настороже, так как видели с Абуты много туземных деревень. Однако на пути к Вратам никто им не встретился, и вскоре путешественники стояли перед возвышающимися гексагонами.

— Почему два? — осведомился Паламброн.

— Очередная загадка нашего отца, — пожала плечами Вала. — Одни Врата ведут, очевидно, в его дворец на Аппирманзуме. Другие — кто знает?

— Как же нам быть? — спросил Паламброн.

— Тупица! — не сдержалась Вала. — Конечно, придется идти на риск.

Вольф слегка улыбнулся. С тех пор как Вала развлеклась с Паламброном, она обращалась с ним еще с большим презрением и насмешкой, чем другие. Паламброн был сбит этим с толку. Очевидно, он ожидал своего рода благодарности.

Вольф сказал:

— Мы все должны пройти в одни Врата. Было бы неразумно разъединяться, несмотря на наши взаимоотношения.

— Ты прав, брат, — согласился Паламброн. — Кроме того, если мы разделимся и одна группа доберется до Крепости и убьет Уризена, то она захватит власть. И, несомненно, предаст тех, кто пошел во второй группе.

— Призывая держаться вместе, я не это имел в виду, — заметил Вольф. — Но мыслишь ты логично.

— Только неизвестно чем, — буркнула Вала, — из Паламброна такой же никудышный мыслитель, как и любовник.

Паламброн побагровел и схватился за рукоять меча.

— Мне надоело сносить твои оскорбления, мегера! — в гневе воскликнул он. — Еще одно слово и твоя голова покатится с плеч.

— Нам еще представится случай воспользоваться оружием, — вмешался Вольф. — Попридержите свой пыл для того, кто находится по ту сторону Врат.

Тут в сотне ярдов от них, в кустах, он заметил какое-то движение. За ними наблюдал туземец. Вольф не прочь был узнать, пытался ли кто-нибудь из местных жителей пройти через Врата. Если такие попытки предпринимались, то исчезновение людей наверняка напугало аборигенов, и место, возможно, считалось запретным табу.

Он интересовался реакцией туземцев также и потому, что рассчитывал в будущем на их помощь. Однако теперь на расспросы не было времени, он просто не мог позволить себе терять ни одной секунды. Хрисеида томилась в крепости Уризена, и каждое мгновенье, проведенное в застенках, причиняло ей не только моральные, но и физические страдания.

Вольф вздрогнул и постарался выбросить из головы мрачную картину, нарисованную его воображением. Надо сосредоточиться на насущных делах.

Он окинул взглядом Всевышних, наблюдавших за ним. Ясно, что они считали его вожаком, хотя внешне старались этого не показывать. Вольф не был старшим, но когда наступал кризис, он действовал решительно и дальновидно. И у него был лучемет. Однако главная причина крылась в другом, все они бессознательно ощущали в нем некую внутреннюю силу, которой не обладали сами, хотя и это они бы отрицали, если бы их спросили. Его жизненный опыт землянина Роберта Вольфа развил в нем сноровку в делах, которую они считали для себя слишком низменной, чтобы марать себе руки. Избавленные от тяжелого труда, от необходимости заниматься простыми или, на их взгляд, примитивными вещами, они чувствовали себя потерянными. Когда-то Всевышние созидали миры, теперь же стали не лучше дикарей, которых так презирали. Только Джэдавин, или Вольф, как его стали называть, был среди них единственным, знавшим этот варварский мир.

— Те Врата или эти... — пробормотал Вольф. — На все воля случая... — Он не заметил, что перешел на английский.

— Что это за тарабарщина? — поинтересовалась Вала.

— Один из земных языков. Поскольку Вала здесь единственная женщина...

— Но более мужчина, чем большинство из присутствующих, — съязвила она.

— ... Почему бы нам не позволить ей выбрать, в какие Врата войти? Думаю, что этот метод ничуть не хуже других.

— Эта сукина дочь в жизни не поступила правильно, — негодовал Паламброн. — Но, впрочем, пусть выбирает. Мы войдем не в те Врата, которые она укажет, а в другие, и тогда уж точно не ошибемся.

— Дело ваше, — пожала плечами Вала, — но я говорю: надо идти вон в те Врата. — Она указала на гексагон справа.

— Что ж, прекрасно, — сказал Вольф. — Поскольку у меня лучемет, я войду первым. Не знаю, что нас ждет по ту сторону. Скорее всего, там смерть, и трудно сказать, какую форму она примет. Однако на прощанье мне хотелось бы напомнить вам вот о чем. Было время, кузены и сестры, когда мы любили друг друга. Тогда еще была жива наша мать, и все были счастливы. Мы боялись отца, мрачного, далекого, страшного Уризена. Но не чувствовали к нему ненависти. Потом мать умерла. Как это случилось, никто не знает. Кое-кто — и я в том числе — уверены, что мать погибла от руки Уризена. Ведь не прошло и трех дней после кончины матери, как он взял в жены Арагу, властительницу соседнего мира, и таким образом объединил владения.

Но пусть убийца матери неизвестен, зато мы все знаем о том, что последовало за ее смертью. Уризен пожалел, что имеет детей. Он был одним из немногих, кто воспитывал своих отпрысков как Всевышних. Ведь наша раса вымирает. Мы владеем бессмертием, мы обладаем огромной властью, но род наш постепенно угасает. К тому же мы заплатили за свое могущество еще и тем, что утратили способность любить.

— Ах, любовь! — усмехнулась Вала.

Послышались смешки. Лувах тоже улыбнулся но сдержанно.

— Вы похожи на стаю гиен, — негодующе продолжил Вольф. — Да, на гиен, на этих пожирателей падали — отвратительных и злобных животных, чье зловоние и мерзкие повадки вызывают к ним повсеместную ненависть и презрение. Но даже они выполняют полезную функцию, чего нельзя сказать о вас. Да, любовь, я не боюсь этого слова, хотя оно для вас пустой звук. Ведь прошли тысячелетия с тех пор, как вы в последний раз испытывали это чувство. Да и тогда ваши сердца вряд ли пылали страстью. Впрочем, хватит об этом. Как я уже говорил, мы узнали, что Уризен задумал погубить нас. Или, сохранив нам жизни, заставить отречься, а значит быть сосланными на захудалую планету в одной из своих Вселенных, лишенную Врат, чтобы мы вечно влачили там жалкое существование с аборигенами и никогда не смогли бы нанести ему ответный удар.

— Довольно разглагольствовать, брат, — сказала Вала. — К чему ты клонишь?

Вольф вздохнул. Он понапрасну тратил время и силы.

— Я хотел сказать, что Уризен, сам не зная того, вполне мог оказать нам услугу. Возможно, теперь нам удастся как-то воскресить в себе детскую любовь, вновь вспомнить, что мы кровные братья. Жить, как и подобает...

Вольф запнулся. Лица, обращенные к нему, напоминали лики каменных идолов. Время разгладит их черты, любовь — никогда.

Он повернулся и шагнул в правые Врата.