Джим пришел в кабинет психиатра на индивидуальный сеанс. На стене висел новый диплом в рамке, а к семье бюстов со слепыми глазами и пышными бородами — сплошь древнегреческие и древнеримские философы — добавился новый. Изваяние изображало доктора Порсену, но надпись гласила: «НЕИЗВЕСТНОМУ ПСИХИАТРУ».

Хотя Джим был совсем не в смешливом настроении, он не выдержал и прыснул. У этого доктора отменное чувство юмора.

В начале сеанса Порсена кратко изложил, как обстоит дело с историей, в которую попал Джим. Говорил он очень быстро, но четко и без пауз — почти как аукционист. Это была его обычная манера речи, когда ему приходилось разбирался с вопросом, который требовалось решить, прежде чем перейти к главному делу — терапии.

Роджерсу позволили уволиться с работы по собственному желанию, без обвинений в торговле наркотиками. Чтобы заслужить это, ему пришлось полностью во всем признаться и забыть про столкновение с Джимом. Джилмен Шервуд тоже не стал обвинять Джима — доктор ясно дал ему понять, что если он не откажется, то его выгонят из группы и обвинят в торговле наркотиками. Шервуд вернулся к себе в палату, но под строгий надзор. Крэнам и Мак-Донрах тоже получили по заслугам, поскольку доктор Порсена утверждал, что они неправильно действовали в ситуации с Джимом. Хотя они продолжат работу в больничной охране, в психиатрическое отделение их больше направлять не будут.

— Я твердо верю в то, что человеку нужно давать шанс, возможность исправиться, — сказал доктор. — В данном случае тебе он тоже предоставляется. Итак, я говорил о твоем необычайно живом воображении. Оно помогло тебе быстрее продвинуться в лечении, чем многим пациентам из твоей группы. Но я не хочу, чтобы тобой овладела гордыня. Тебе просто повезло родиться с таким даром.

Доктор замолчал. Его голубые глаза наводили на мысли о викингах, про которых рассказывал Джиму дед. Вот такие глаза могли быть у Лейва Счастливого, глядящего на хмурое, полное опасностей море, которому, казалось, нет конца. А где-то там, за каким-то далеким горизонтом, лежала неоткрытая земля. Не слишком ли далека она? Не следует ли повернуть в Гренландию?

Выражение лица Порсены слегка изменилось. Он принял решение.

— Настало время, — сказал он, — начать избавляться от нежелательных черт характера Рыжего Орка.

Джим не ответил.

— Как ты к этому относишся? — спросил доктор.

Джим поерзал на сиденье, поискал что-то на потолке, а затем провел языком по губам.

— Мне... мне, надо признаться, страшно. У меня такое чувство... словно меня постигла... большая утрата. Не знаю...

— Знаешь, — кивнул Порсена.

— Это действительно необходимо? Не торопите ли вы события? Я только-только соединился с Орком. Господи, сколько же дней прошло с тех пор, как это началось?.. На самом деле, не так уж и много!

— Для терапии неважно, сколько дней прошло. У нас не исправительное заведение. Учитываются только темпы продвижения в лечении. И не надо стыдиться, если тебе страшно. На этой стадии все пациенты сильно напуганы. Прореагируй ты равнодушно, у меня возникли бы сильные подозрения. Пришлось бы теряться в догадках, по-настоящему ли глубоко ты проник в образ Орка? Но теперь у меня кет ни малейших сомнений по этому поводу.

— Даже слишком глубоко? — догадался Джим.

— Надо выяснить.

— Какие же у Орка плохие черты? — спросил себя вслух Джим.

— Это ты мне скажи.

— Я бы предпочел сначала поговорить о его хороших чертах.

— Порядок выбираешь сам. Только перед этим скажи мне, каковы в данный момент твои ощущения, эмоциональные и физические? Помимо страха.

— Мне лучше на душе, когда я говорю о хороших чертах Орка. Но сердце все еще сильно колотится. А в кишки точно жира напихали. И помочиться требуется.

— Потерпеть можешь? Или тебе будет слишком неудобно?

— Не знаю, — Джим пожал плечами. — Полагаю, да.

— Итак, каких же черт характера Орка, по-твоему, тебе не хватает, или они слишком слабо развиты?

— Слушайте! — выпалил Джим. — Не могу я бросить его! Я ему нужен! Там мозг-призрак... я Должен избавить Орка от него! Если призрак возьмет верх, Орк уже не будет больше самим собой! Я не захочу больше отождествляться с тем человеком, если его разум перестанет принадлежать Орку! Кроме того, какой в этом будет смысл? — Джим остановился, чтобы сглотнуть. Рот и губы у него совсем пересохли. — Думаю, вы и сами мне не позволите!

— Я этого не говорил, — возразил доктор. — Разберись сам, почему у тебя сложилось такое впечатление, скажи мне, почему ты думаешь, что я заставлю тебя бросить Орка. А ты ведь думаешь именно так, не правда ли? Мне хочется, чтобы ты некоторое время не входил в него — какой именно период, это определится твоими успехами в лечении. Потом ты продолжишь свои визиты. Так какие же у него хорошие качества?

— Ну... смелость. Решимость, которую ничто не остановит. Изобретательность — он использует любые материалы, какие окажутся под рукой, для достижения своей цели. Желание научиться всему. Любопытство. Высокая самооценка — вот бы мне такое самоуважение! Он умеет приспособиться к любой ситуации, ладить с людьми и высокого, и низкого звания, если ему это выгодно. Терпение, как у черепахи. Однако в случае необходимости он проворен, как кролик.

— Что еще?

— Его отношение к родным. Он по-настоящему любит свою мать, хотя и злится на нее за то, что она не отличается твердостью и недостаточно часто противостоит отцу. И все-таки она сильная. И еще Орк без ума от своей тетки Валы. Что касается его отношения к туземкам, в особенности к сводным сестрам, то он никогда не был с ними жесток. Конечно, соблазняя этих женщин, он ведет себя не вполне по-христиански. Но Орк никогда их не принуждал, тем более что, по мнению туземцев, родить ребенка от Владыки — большая честь.

— В какой степени тебе удалось перенять положительные качества Орка? Например, удалось ли повысить собственную самооценку?

— Мне кажется, о подобных вещах судить полагается вам!

— А я спрашиваю тебя.

— По-моему, да. Только...

— Только что?

— Моя ли это самооценка? Или я позаимствовал ее у Орка? Возможно, я, находясь на Земле, продолжаю играть роль Орка... Теперь так будет всегда?

— Человека, искренне уважающего себя, не волнует, что о нем думают другие, — заметил доктор. — Такой человек знает, чего он или она стоит. Я бы сказал, что настоящим индикатором твоего истинного самоуважения служит твое поведение, когда ты сталкиваешься с проблемой. Похоже, теперь ты берешь инициативу в собственные руки. Ты не хандришь. Не ограничиваешься только лишь одним желанием изменить ситуацию. Я правильно подметил?

— Да, вроде, — кивнул Джим. — Я не так труслив, как раньше. Во всяком случае, так мне кажется.

— А может, ты никогда и не был таким трусом, каким считал себя? Дрался же ты с тем хулиганом, Фрихоффером, хотя мог и уклониться.

— Ну да, разумеется! — хмыкнул Джим. — Чтобы все подумали, будто я наклал полные штаны от страха?

— Случись это сейчас, из-за чего бы ты дрался: из-за боязни общественного мнения, которое сильнее даже страха перед физическим насилием, или просто потому, что не боялся его? И считал, что хватит терпеть его грубость?

— Ну, полагаю, по второй причине. Но... откуда мне знать, больше же такого не случалось?

— В каком-то смысле это произошло вновь. Как только ты понял, какая сложилась ситуация, то тут же взялся за дело и разрешил ее. Мог бы, конечно, сделать это по-другому и получше. Но суть в том, что ты отреагировал без промедления... А теперь давай обсудим отрицательные качества Орка.

— Легко! Он высокомерен. Но это не его вина — так воспитывают Владыку. А они считают себя избранным народом Бога, хотя в Бога не верят. Фактически людьми они считают только себя. Остальные — не настоящие люди.

— Ты его оправдываешь. Ты считаешь высокомерие нежелательной чертой характера? Для тебя?

— Ну, разумеется.

— Далее?..

— Жестокость. Но, похоже, без нее и нельзя быть Владыкой. Поначалу, когда я только вошел в него, Орк еще проявлял какое-то сочувствие к другим. Он и с отцом поссорился из-за того, что отказался убить своего сводного брата, пусть тот и был леблаббием. И потом — его нестихающая ярость. Он почти всегда зол. Но это потому, что мать не сумела помешать отцу отправить сына на Антему. Почему они так поступили с сыном? Орк просто не желал пресмыкаться перед отцом, все время лизать ему задницу и терпеть от Лoca незаслуженные пинки и оскорбления, вот и все. Я бы из-за такого тоже чертовски разозлился.

— Мы уже говорили с тобой об адекватном и неадекватном гневе, — напомнил ему доктор Порсена. — По твоим словам, Орк хотел применить машину разрушения для того, чтобы уничтожить свой родной мир. А ведь при этом должен погибнуть не только его отец. Смерть постигнет также его мать, братьев, сестер и несколько миллионов туземцев — все живое в том мире. Разве это адекватная месть?

— Да ведь это была только фантазия! — возразил Джим. — Черт возьми, у всех бывают подобные фантазии! Но никто же их не осуществляет! Кроме того, Орк сначала собирался спасти мать и брата!

— И дать погибнуть всем остальным. Что же касается этих обычных фантазий о мести, то те, кто лелеет подобные мечты, в жизнь их, как правило, не воплощают. Орк обязательно воплотит, если сумеет вернуться за машиной разрушения. Пустит ли он ее в ход?

— Надеюсь, что нет. Это было бы ужасно. Но я не узнаю, сделает ли он это, если снова не войду в него.

— Вероятно, у тебя есть соображения на этот счет, — не согласился с ним психиатр. — Только ты не хочешь ими делиться. Однако как поступил бы Орк, если б его подставили так же, как тебя?

— Точно так же, как я, — гордо произнес Джим.

— Напал бы на охранников? Вряд ли — если он в большинстве ситуаций рассуждает так хладнокровно, как явствует из твоих слов. Да, признаю, тебя спровоцировали. Но, по моей оценке, не настолько чтобы так буйно реагировать. Была ли необходимость нападать на Шервуда и Роджерса? Неужели нельзя было разоблачить их как-то иначе?

— Да, разумеется — если б я настучал на них. Но я ничего б не смог доказать, если бы просто донес на них охране или вам. Требовалось поймать их с поличным — никакого иного способа не было!

— Ты их разоблачил. Но при этом разбил лоб Шервуду.

— Он на меня напал!

— Твоя оборона больше походила на нападение. Очень яростное.

— Именно так поступил бы Орк!

— Вот-вот. И это представлялось тебе адекватным действием?

Джим нахмурился и прикусил нижнюю губу. А затем ответил:

— Вы говорите, что действовать подобно Орку было неверным выбором в моей ситуации.

— Я такого не говорил. Ты сам это сказал. И...?

— Ладно, теперь понимаю. Я не разобрался как следует, что в поведении Орка адекватно, а что неадекватно.

— И в твоем тоже.

Психиатр продолжал развивать эту тему. Он принадлежал к числу тех проводников, которые предоставляют своим клиентам самим составлять карту по ходу путешествия. Только путешественник не мог предугадать, в какую сторону его ведет проводник.

Под конец сеанса доктор велел Джиму каждый день заходить в аптеку за прописанной дозой торазина.

— Будешь некоторое время принимать его, но в этот период тебе не следует возвращаться к Орку. Мне хочется, чтобы ты оценил пережитое тобой и свои чувства по отношению к этому опыту. Вот тогда и поговорим о возвращении. Решительно настаиваю — и я знаю, что делаю — на том, чтобы ты не пользовался знатрой, пока я не дам разрешения. Полеты отменяются до улучшения внутреннего климата, договорились?

— Ладно. Вас понял.

Выйдя в коридор, Джим вдруг испытал озарение. Однако он не мог вернуться и сказать доктору, что ему неожиданно открылось. Порсена бы сильно встревожился и принял нежелательные для Джима меры. Хотя, возможно, он и так уже кое-что заподозрил. Джим привык быть Орком, то есть стал оркоманом.