— ...Я знаю, доктор, вы недовольны мной, — говорил Джим Гримсон. — Вы запретили мне возвращаться к Орку, но я ничего не мог с собой поделать. Этот Владыка — наркотик не хуже «ангельской пыльцы». Клянусь, я никогда больше не стану в него входить! Никогда! До тех пор, пока вы сами мне не велите! Да и тогда мне не захочется, не сомневайтесь! Я избавился от этой неодолимой тяги! Рыжий Орк мне противен! Должен признаться, я, как уже рассказывал, испытал очень странное ощущение, когда он впился зубами в яйца своего отца! Это доставило мне удовольствие, хотя лишь на какую-то пару секунд! Это потому, что я настолько глубоко проникся Орком, что чуть ли не стал им! А потом меня едва не вырвало, и тошнота заставила меня в достаточной мере стать самим собой, чтобы выбраться из Орка! Не случись этого, я, наверное, до сих пор находился бы там!

Лицо Порсены было непроницаемо. Джим не сомневался, что доктор по-настоящему зол на него — только виду не подает. Тем более что все слова, которые доктор произнес до этого момента, были столь же остры, как стрелы, и так же глубоко ранили. Теперь психиатр заговорил помягче:

— Тебе было велено обратиться ко мне или к другому врачу, если ты почувствуешь, что желание вернуться становится неодолимым. Так и нужно было поступить. Надеюсь, что впредь ты так и станешь делать. Сейчас ты, с точки зрения психологии, находишься на переломе. Когда человек достигает этой стадии, то может пойти либо вперед, либо назад. Понимаешь?

Джим кивнул.

— Бог свидетель, я пытался! Теперь я знаю, что сам с этим не справлюсь. Теперь буду делать все в точности, как вы говорите.

— Не раньше, чем тебе объяснят причину тех или иных приказов или предложений. Пациент должен полностью осознавать все «почему» и «отчего» своей терапии.

— Знаю. Вы мне это говорите каждый раз, когда мы готовимся перейти в следующую фазу лечения.

— Ты проницателен, — улыбнулся доктор. — Из-за этого, в частности, ты и продвинулся быстрее и несколько иным путем, чем остальные. По моей оценке, ты созрел для фазы избавления.

— Но... — заволновался Джим, — я хочу сказать, ведь есть вещи, которые мне просто необходимо выяснить! Например, как насчет мозга-призрака? И я хотел бы быть с Орком, когда он создаст земную вселенную и ее двойника! Это все равно, что увидеть, как Бог творит мир! Нет — все равно, что самому быть Богом, потому что делать это будет Орк, то есть я! Еще хочу выяснить, как Орк вернул себе вполне человеческое тело! A Лос! Фармер утверждает, что, когда Кикаха явился в миры Владык, Лос был еще жив!

— Возможно, Фармер напишет шестую книгу серии, где все расставит по местам. Но сделает он это или нет, а нам с тобой нужно идти своим путем. Что, если бы ты пристрастился к героину и умолял бы меня позволить тебе и дальше колоться? Улавливаешь параллель?

— Ну, ладно, — медленно произнес Джим. — Только вам легко говорить...

— Это потому что я объективен.

— Да, знаю.

— Вспомни о том периоде, когда Орк попал на остров наркоманов. Хочешь снова перенести «ломку»? Вспоминай об этих муках всякий раз, когда у тебя возникнет искушение вновь попробовать наркотики. — Доктор подался вперед, наклонившись над письменным столом. — Я хочу, чтобы ты подумал над вопросами, которые я сейчас тебе задам. Итак, Орк оказался на Антеме, в Проклятой вселенной. Его поместил туда отец. Что это означает для тебя?

Пауза затягивалась. Наконец Джим ответил:

— Его отправил туда мой отец, в смысле, отец Орка. Полагаю, вы думаете, я назвал Антему Проклятым миром из-за того, что отец без конца проклинал меня? И он отправил туда меня, в смысле Орка, так как относился ко мне соответствующим образом. Все хорошо, да только название «Антема» не я выдумал.

У Джима, непонятно почему, участилось сердцебиение, и на лбу выступила испарина.

— Лос любил Орка, когда тот был ребенком, — сказал доктор, — или, во всяком случае, был очень к нему привязан. Тогда он относился к сыну с теплом и заботой, но иной раз бывал очень жесток. Когда же Орк стал подростком и перестал быть милым, очаровательным малышом, отец, казалось, возненавидел его.

— Никаких «казалось», — Джим покачал головой. — Еще как возненавидел!

— И это предполагает?

— ...что мои отношения с отцом в некотором роде такие же, как у Орка с Лосом?

Порсена вместо ответа спросил:

— А как насчет твоих детских видений?

— Вы хотите сказать, галлюцинаций?

— Давай называть их видениями. Стигматы впервые появились у тебя в пятилетнем возрасте. Ты был с матерью в церкви, и статуя распятого Христа заворожила тебя. Ты вдруг увидел живого человека, а не просто прибитую к кресту гвоздями резную деревянную фигуру. И закричал.

— До сих пор не знаю, что меня так напугало.

— Это не так уж важно. У тебя сразу пошла кровь из рук, ног и лба. Ты впал в истерику, твоя мать тоже. А потом...

— Потом был человек, которого я увидел парящим за окном моей спальни, когда мне было шесть лет! — подхватил Джим. — И голый зеленый человек, которого я встретил у нас в саду полгода спустя. Он ел кукурузные початки! Я позвал маму, но, когда она пришла, зеленый человек уже исчез! А отец выпорол меня за вранье! Но я видел того человека! Видел!

— А какие у тебя есть соображения по поводу того видения, которое возникло непосредственно перед тем, как ты потерял сознание в вашем горящем доме? — не отставал от него психиатр. — Нагой, ты был прикован к дереву, и гигантский серп готов был вот-вот кастрировать тебя.

— Здесь все перемешано, но составные элементы вполне верны.

— Я спрашивал тебя не о том, верны ли они на твой взгляд, и не о том, как их объяснить с точки зрения психологии. Что ты чувствуешь, когда думаешь о них?

— Бога ради, доктор! — взорвался Джим. — Да я вообще ничего не чувствую насчет них! Я вижу, к чему вы клоните!

— Я не пытаюсь дискредитировать пережитое тобой. Просто предлагаю определенные параллели. А как их истолковывать — дело твое. Однако позволь мне указать — ты отвечаешь весьма запальчиво. Пока мы не станем больше в это углубляться. Подумай над этим, а потом сообщи мне о своих выводах.

Джим вцепился в подлокотники кресла. Сердце у него билось еще сильнее, чем раньше, и пот заливал ему глаза.

— Послушайте, док! — сказал Джим хрипло, но даже сам расслышал в своем голосе умоляющие нотки. — Где я был, что я видел и делал, то есть что делал Орк — это все не фантазия! Все это правда, и меня не волнует, какие есть параллели между моей жизнью здесь на Земле и там в мирах Владык! Черт, да я могу найти параллели между моей жизнью и тысячью других на нашей планете! Существует еще, знаете ли, и такая вещь, как совпадение! Как бы там безумно я ни фантазировал, я теперь умею и знаю такое, чему не могла научить никакая фантазия! Например, говорить по-тоански. Хотите послушать беглую тоанскую речь?

Самон-ке фатх? Это значит: «Куда я отсюда пойду?» Орк-там Орк ман-ким. Йем татх Орк-тха . Означает: Орка когда-то звали просто Орком. Теперь его зовут Рыжим Орком. Если хотите, я отбарабаню вам длинную историю по-тоански. Да вдобавок грамматические правила объясню!

И потом — рубцы от кнута, которые оказались на моей спине, когда Орка хлестал надсмотрщик! Да, знаю, у меня уже бывали стигматы... Но на этот раз у меня не просто шла кровь из спины! На ней были и рубцы от того кнута! Они чертовски болели, они были настоящие!

Я мог бы продолжать, но у вас уже и так более чем достаточно причин задуматься, а не говорю ли я правду? Неужели вы предполагаете, что если Орк отрезал яйца у своего отца, то и я бы хотел проделать это со своим?

— А это не так? — спросил доктор Порсена.

— Клянусь вам, как бы я ни злился на него, такое мне ни разу в голову не приходило. Подвесить его за то самое место — это да. Но отрезать их и съесть — да еще и сырыми — никогда! Если я только вообразил себе Орка и все его поступки, почему он сделал нечто такое, о чем я никогда и не думал?

— Ответь мне сам.

— Ну, разумеется, во всем виновато мое подсознание!

— И...?

— И? Что еще? А, еще воображение. Ведь оно же, как говорил мистер Лам, свободный экстраполятор. Берет основную предпосылку, факт или идею и далее проводит логическое построение. Может, насчет этого вы и правы. Но остальное — знание тоанского языка, сведения из биологии и химии, которые мне неоткуда было получить, кроме как из мозга Орка, — этого нельзя объяснить. — Джим попытался откинуться на спинку кресла и расслабиться. — Послушайте, доктор! Ведь мы же можем это проверить! Воспользуйтесь детектором лжи, спрашивайте, о чем хотите, — и тогда увидите, что я не вру!

— Ты мой пациент, а не преступник. Кроме того, если ты веришь, что действительно побывал во вселенной Орка, то детектор лжи покажет, что ты не лжешь. Но я не инквизитор, и ты не на дыбе. Насколько правдивы или придуманы события, пережитые моим пациентом, меня не касается. Я считаю, что данные события произошли постольку, поскольку они имеют отношение к терапии, способствовали они прогрессу или регрессу. Понятно?

— Разумеется! Но... разве это не важно, не нужно для науки, для всех вообще, знать, что где-то там существуют другие миры? Параллельные вселенные? И, по крайней мере, один человек, я, — ну, может, три, поскольку туда ушли еще Кикаха и Вольф — там побывали! Неужели вам это совсем не интересно? Если я сумел туда проникнуть, и если им это тоже удалось ...

— Да, это верно, если принять твои посылки. Как я уже сказал, меня в данный момент интересует только успешность твоего лечения. И тебя, кстати, тоже должно волновать исключительно это. Так вот, Джим, завтра твои родители придут сюда. На следующий день они уезжают в Техас. Твой отец наконец-то согласился встретиться с тобой. Эта встреча очень важна в качестве проверки твоей реакции на стресс. Охватит ли тебя такой гнев, что ты впадешь в буйство и набросишься на отца? Как поведешь себя, если он сам набросится на тебя? Будешь ли ты избегать провоцирующего поведения? И как будешь реагировать, когда встреча закончится?

Доктор с Джимом поговорили о том, как Джим мог справиться с ситуацией. Психиатр не ждал от Джима, что тот не будет злиться. Он хотел только, чтобы гнев оставался в адекватных пределах.

— Вскоре после твоего поступления к нам я посоветовал твоему отцу и матери тоже пройти курс терапии, — сказал доктор Порсена. — Они отказались, ссылаясь при этом в основном на то, что не могут себе этого позволить. Но...

— Настоящая причина в том, что я, по их мнению, единственный сумасшедший в семье! — выпалил Джим. — А им терапия ни к чему! Ха!

Доктор Порсена взглянул на часы.

— Последний вопрос, Джим. Я тебе его уже задавал некоторое время назад, но хочу услышать, каким будет твой ответ сейчас. Что из узнанного тобой о характере Орка самое главное?

Джим, нахмурясь, поднял плечи. А затем выпрямился.

— Ночь, в которую я совершил все эти путешествия... это была целая жизнь. У Орка множество хороших качеств: смелость, выносливость, изобретательность и желание учиться. Он делал со страстью чуть ли не все, чем занимался. Да, он проявлял страсть, с этим не поспоришь! Но его страсть была разъединена с настоящей любовью. Не думаю, чтобы он по-настоящему любил кого-нибудь, кроме матери и тетки. Да и это его чувство, по-моему, замешано на похоти. А страсть без любви ни к чему хорошему не приведет. Неплохо для восемнадцатилетнего болвана из семьи работяг, а?

— Неплохо, — согласился психиатр. — Не знаю, всерьез ты назвал себя болваном или нет. Но нам предстоит еще много работать над твоей самооценкой.

— И еще одно, — продолжал Джим. — Тоаны — почти боги. Но заняты они лишь войнами, завоеваниями, ревностью, убийствами, пытками и прочей мерзостью. Как в духовном, так и в эмоциональном отношении они нисколько не усовершенствовались за прожитые ими тысячи лет. Они погрязли в этой трясине!

— Укажу еще на одно обстоятельство, — одобрительно кивнул психиатр. — Орк достоин восхищения за изобретательность и остроту ума, благодаря которым он преодолевает множество преград на своем пути и выходит невредимым из множества расставленных на него ловушек. А что под силу Орку, под силу и тебе. На Земле есть множество препятствий и множество ловушек — экономических, социальных и психологических. И ты можешь, подобно Орку, воспользоваться своей изобретательностью и острым умом, чтобы избежать их. Для этого не надо быть занудой-конформистом, как ты выражался на прошлых сеансах. Ты боишься стать частью системы, если будешь вести себя согласно определенным морально-этическим нормам. Но можно сохранить свою индивидуальность, не превращаясь в антиобщественного элемента.

— Да, — согласился Джим, хотя его тон указывал, что он не до конца в этом уверен. — И все-таки есть вещи, которые я хотел бы выяснить. Мозг-призрак, к примеру. Чем он был на самом деле? Полагаю, если он овладеет Орком, это не вызовет больших проблем. Он ведь будет вести себя в точности, как Орк. В каком-то смысле он и будет Орком. По крайней мере, я думал именно так. Вот только...

— Вот только что?

— Перед тем как я расстался с Орком в последний раз, мне было так тошно, что я не обращал большого внимания на мозг-призрак. А он на самом деле стал намного ближе или намного больше — смотря как на это смотреть. Словно гигантская черная амеба, он готовился поглотить меня. Я ошибался, думая, что он как-то связан с голубыми снежинками на Антеме. А что, если он... что, если мозг-призрак вовсе не чужак, угрожающий Орку? Я хочу сказать... возможно, это теневая сторона его мозга, и на самом деле именно мозг Владыки хотел меня поглотить, а я принимал его за какого-то зловещего чужака, пугая себя мыслями, что он опасен для Орка. Но если в мозгу Орка не было никого, кроме меня? Тогда что-то во Владыке почуяло меня и собралось истребить, то есть какой-то механизм в его нервной системе автоматически отреагировал на меня, как на врага. Значит, все-таки у меня был хороший повод для страха. Ведь это мне предстояло стать жертвой, захваченным, или, так сказать, переваренным! Вот только переваривал бы меня не кто иной, как Орк!

— Превосходная гипотеза, — похвалил психиатр. — Вполне возможно, и даже вероятнее всего, что ты прав. Поздравляю тебя с блестящим решением этой задачи.

— Спасибо. Но вы не сказали, правильное ли это решение.

— Да, — кивнул доктор, — Если ты считаешь именно так, значит так и есть. Кому и знать, как не тебе. — Порсена улыбнулся и встал.

— Время вышло, Джим. До следующего сеанса — Он включил интерком. — Винни, пригласите, пожалуйста, Санди Мелтон.

Неохотно, чувствуя, что они далеко не обо всем поговорили, Джим вышел в приемную, кивнул Винни и направился в коридор. В тот момент там никого не было; из-за дальней полуоткрытой двери слышалась музыка. Подойдя поближе к палате Сью Бинкер, он узнал песню Филипа Гласса «Эйнштейн на пляже», выпущенную «Томато Мьюзик», единственной фирмой звукозаписи, не боявшейся нестандартной музыки.

Проходя мимо двери, Джим заглянул в щель. На стенке он увидел мантру Сью Бинкер. Это был крест с петлей наверху, древнеегипетский анкх, сделанный из обложек книг многоярусной серии. Внимание Джима привлекла иллюстрация на обложке английского издания «Личного космоса». Фоном служил некий мрачный пейзаж, а на переднем плане были изображены Кикаха с Рогом Шамбаримена в руках и созданная в лаборатории гарпия, Подарга. Она то ли атаковала Кикаху, то ли намеревалась его трахнуть. Определить было трудно.

Фьють! Джима швырнуло сквозь ушко петли на верхе креста. Он и ахнуть не успел, как очутился в Орке.

Позади, или казалось бы позади, раздался еще один неслышный звук — это с лязгом закрылась железная дверь.

Джим уже знал (не представляя себе, откуда ему известно), что юного Владыку теперь называют уже Рыжим или Красным, или Кровавым Орком, поскольку тоанское тха в точности соответствовало слову «красный» и могло означать и то, и другое, и третье. Этот титул он заслужил многочисленными убийствами — как Владык, так и леблаббиев. Он стоял на краю горного плато в отблесках мерцающего малинового света, который шел откуда-то из-за горизонта, подкрашивая голубое небо. Его окружали воины-леблаббии, в зеленых доспехах, с алыми перьями и густо татуированными лицами, обстреливая из лучеметов войско внизу. Пурпурные лучи поджигали лес, землю и людей; огромные деревья и человеческие тела летели сквозь черный, пронизанный красным дым.

То обстоятельство, что не-Владыки управляли таким технологически совершенным оружием, означало, что война между Орком и Лосом заставила обе стороны прибегнуть к отчаянным мерам. Раньше леблаббиям никогда не разрешалось пользоваться ничем, кроме самого примитивного оружия.

Рыжего Орка очень беспокоил мерцающий малиновый свет на горизонте. Он думал, что тот вызван давно утраченным, еще дотоанским оружием, которое Лос нашел во время своего долгого бегства от сына. Сейчас молодой Владыка больше чем когда-либо жалел о том, что не убил Лоса сразу после того как кастрировал его в Голгонузе. Пока Орк приводил в чувство мать, Лос скрылся.

Сейчас он видел сквозь дым, как на плато стремительно надвигается стена в малиновых сполохах, похожая на око разгневанного бога. Она уничтожит и Владык-союзников Лоса, и вспомогательные войска солдат-леблаббиев еще прежде, чем доберется до армии Орка. Однако это вряд ли волновало Лоса, который, должно быть, управлял этим апокалиптическим оружием. Если он расколет пополам планету, но убьет сына, то будет счастлив.

Орк повернулся и бросился к вратам, которые установил для бегства на случай, если дела пойдут не слишком хорошо.

Как раз когда Рыжий Орк проскочил в них, Джим сумел вырваться на волю, пропев заклинание сибирского шамана. При этом он почувствовал боль, словно был соединен с Орком пуповиной, которую оторвали от него вместе с мясом.

Боль эта быстро прошла. Джим снова услышал два беззвучных звука: свист, а затем лязг. Он уже как раз достаточно времени находился в переходной фазе, чтобы надеяться на возвращение в собственное тело.

Не тут-то было! Гримсон снова оказался в молодом Владыке правда, произошло это в другое время и в другом месте. Этот мир ранее принадлежал Увете Буре, одной из жестокосердных дочерей Уризена, союзнице Лoca. Орк, после жестоких пыток, убил ее. А сейчас Орк овладел собственной дочерью, Валой, названной в честь его тетки. Оргазм был таким мощным, что казалось, будто его чресла опутывают огненные шелковые нити. Вокруг звучал хор голосов, слишком прекрасных, чтобы быть реальными.

Джим заметил, как мозг-призрак густой тенью медленно надвигался на него. Такой темп наступления, сообразил позднее Джим, объяснялся тем, что Орк был настолько поглощен наслаждением, что оно захватило каждый атом его существа. Огненные шелковые нити опутали и Джима, но тот сделал самое отчаянное усилие в своей жизни — и выскользнул на волю.

Он стоял в больничном коридоре и как раз завершал шаг, который начал, когда мельком взглянул на мантру Сью. Оба визита заняли у него всего полсекунды по земному времени. Джим круто повернулся, закрыв один глаз, чтобы снова не увидеть мантру, и направился обратно к кабинету доктора Порсены. Психиатру сейчас мешать нельзя: у него Санди Мелтон. Но ведь он сам велел Джиму тут же обратиться к нему или к другому врачу, если у него возникнет ретроспекция. Дрожа, весь в поту, с тревогой, сидящей в нем, как черная наседка на черных яйцах, Джим поспешил к доктору Тархуне.

Джим верил теперь, что ад существует. И помещался он в Рыжем Орке, в мирах Владык. Разумеется, там же находился и рай — так как один не мог существовать без другого.

— Господи! — завопил он, со стуком распахивая дверь в кабинет. — Помогите! Помогите!