Звездолет совершал вокруг Земли один виток за другим.

Капитан Питер Стэгг оторвался от смотрового экрана.

— Земля сильно изменилась за 800 лет, не правда ли? Как объяснить то, что мы видим?

Доктор Кальторп почесал длинную седую бороду и повернул маховичок на панели под экраном. Поля, реки, леса приблизились и исчезли. Теперь телескоп показывал город по обеим сторонам реки, некогда называвшейся Потомак. Совсем небольшой, никак не более 10 квадратных миль.

Он был виден настолько отчетливо, словно корабль кружил не выше сотни метров над Землей.

— Что я думаю об этом? — переспросил Кальторп.

— Твои предположения могут быть столь же правильными, как и мои. Как старейший на Земле антрополог, я должен был бы тщательно проанализировать полученные нами данные, возможно даже объяснить, каким образом получилось многое из того, что мы видим. Но не могу. Нет необходимых данных. Я не уверен, что этот город — Вашингтон. Если даже это так, то он перестроен без всякого плана. Больше я ничего не знаю, и ты тоже. Поэтому надо сесть и все выяснить.

— Ничего другого не остается, — пожал плечами Питер Стэгг. — Топливо, считай, на нуле.

Неожиданно он хлопнул огромным кулаком по ладони.

— Ну, сядем, а что дальше? Я не вижу на Земле ни одного здания, внутри которого мог бы располагаться реактор, ни машин. Где техника? Возврат к лошадям и телегам. Только вот лошадей тоже нет. Похоже, они исчезли, хотя появилась замена, эти самые безрогие олени.

— Рога-то есть, — сказал Кальторп, — да только это скорее рога молодого лося. Пожалуй, нынче американцы разводят оленей или лосей, а может быть и тех, и других, не только вместо лошадей, но и вместо рогатого скота. Оленьих пород много: те, что побольше — для грузов и на мясо, которые поменьше — под седло. Но меня беспокоит… Даже не так отсутствие ядерного топлива, как…

— Как что?

— Прием, который ждет нас после посадки. Большая часть Земли превратилась в пустыню. Словно Господь решил побрить свое творение. Погляди: разве это наши старые добрые Штаты? Весь Запад усеян вулканами. Пламя, копоть. То же самое — в Азии, Австралии. Естественно, земной климат изменился. Полярные шапки тают, океан наступает, в Пенсильвании растут пальмы…

Доктор на мгновение умолк.

— Все-таки не верится. Сколько труда ушло, сколько адского труда — и вот Средний Запад перед нами, гигантская чаша выжженной пыли…

— Какое это имеет отношение к тому, как нас примут? — осведомился Стэгг.

— Самое прямое. Судя по всему, Атлантическое побережье понемногу приходит в себя. По крайней мере там — люди. Поэтому я рекомендую приземлиться там. Вот только уровень развития… Организация… То ли рабство, то ли община. Во всяком случае, побережье гудит похлеще улья. Сады, поля, оросительные каналы, дамбы, дороги. Почти вся деятельность, смысл которой нам удалось понять, направлена на восстановление почвы. Да и все эти церемонии, которые мы наблюдали на экране, думаю, связаны с культом плодородия. А отсутствие техники… Какая там техника, когда судя по всему именно науку эти люди обвиняют в катастрофе, постигшей Землю.

— Что же из этого?

— Да то, что эти люди напрочь забыли о космических кораблях. И поиск нетронутых планет для них — пустой звук. На нас они будут смотреть как на дьяволов или чудовищ. Мы для них — исчадие ада. Или еще хуже: представители той самой науки, которая, в их понимании, источник зла. Именно так, капитан. Изображения на стенах их храмов, статуи, некоторые пышные обряды, которые мы видели, отчетливо указывают на ненависть к прошлому.

Стэгг прошелся туда и обратно.

— Восемьсот лет, — пробормотал он. — Ради чего? Наше поколение, наши друзья, враги, жены, любовницы, дети, внуки, правнуки давно погребены и стали травой. И трава эта превратилась в прах. Пыль, которая носится вокруг планеты, это прах десяти миллиардов, живших вместе с нами. И это прах, один Бог знает, скольких еще десятков миллиардов. В том числе девушек, на которых я не женился, потому что хотел принять участие в полете…

— И все-таки ты жив, — заметил Кальторп, — и по земному исчислению тебе 832 года.

— Но только тридцать два года физиологического времени, — отозвался Стэгг. — Как объяснить этим людям, что пока наш корабль полз к звездам, мы спали как рыба во льду? Известна ли им техника замораживания? Сомневаюсь. Как же им понять, что мы выходили из спячки только на время обследования планет земного типа? Что мы нашли десять планет, одна из которых открыта для массового заселения?

— Дай тебе поговорить, так мы никогда не сядем, — сказал Кальторп. Командуй, капитан. От судьбы не уйдешь. Кто знает, возможно внизу тебя ждет женщина, похожая на ту, что осталась в прошлом.

— Женщины! — вскричал Стэгг. Апатию как рукой сняло.

Кальторп поразился внезапной перемене в поведении капитана.

— Женщины! Восемьсот лет не видел ни одной, единственной-разъединственной! Я проглотил 1095 сексоподавляющих пилюль их бы хватило выхолостить слона! Но они уже не действуют! Я привык к ним! Я хочу женщину. Любую! Беззубую, слепую, хромую… собственную прабабку в конце концов!

— Поздравляю, — хмыкнул Кальторп. — Так лучше, Стэгг. Уж очень тебе не к лицу поэтическая меланхолия. Не мучайся. Скоро ты будешь по горло сыт женщинами. Из того, что мы видим на экране, можно заключить, что, скорее всего, женщины верховодят в этом обществе. Ты потерпишь женское превосходство?

Стэгг ударил себя кулаком в грудь, словно рассерженный самец гориллы.

— Не завидую женщине, которая попробует противостоять мне. — Он вдруг невесело улыбнулся. — На самом деле я боюсь этого. Я ведь так давно не разговаривал с женщиной… Кажется, даже забыл как обращаться с ними.

— Не думаю, что природа женщин изменилась. Каменный ли век, космический ли, знатная леди или Джуди О'Греди — они все те же.

Стэгг снова улыбнулся и ласково похлопал Кальторпа по спине. Отдал распоряжение на посадку. Однако во время спуска спросил:

— А может, все-таки, нам устроят славный прием?

Кальторп пожал плечами.

— Все может быть. Может, повесят. А возможно, сделают королями.

Случилось так, что через две недели после их триумфального прибытия в Вашингтон Стэгг был коронован.