В десять часов утра, во вторник 12 августа 1983 года, как раз когда я собрался напечатать первое слово этого предисловия, у меня перед глазами проплыло какое-то крохотное существо. Хотя отчетливо разглядеть его, не нагибаясь вперед, я не сумел, но это явно был паучок. Кто же еще мог спуститься ко мне с потолка так медленно и по прямой линии?

Все верно — малюсенький бледный паучок. Он приземлился на бумагу, заправленную в машинку, освободился от своей паутинки, чуть помешкал, а потом побежал прочь. Скрылся за краем листа и теперь живет где-то у меня на столе.

Избери он другое направление, залезь он во внутренности моей «Селектрик-II», я, наверное, выловил бы его и раздавил. Конец пауку — хотя вообще-то мне нравятся эти похожие на марсиан создания. Я позволяю им расти и поедать мух, которых терпеть не могу, пока мои марсиане не становятся слишком назойливыми или не попадутся на глаза жене.

Мне сразу вспомнилась старая история про Брюса и паука. Мораль, которую я извлек из нее в детстве, была такова: не сдавайся, невзирая на обстоятельства. А сбежавший паучок навел меня на мысль о том, что жизнь моя могла сложиться совсем иначе, не реши я принять участие в конкурсе на премию «Шасты» за лучший научно-фантастический роман.

Это решение могло быть не принято мною осенью 1952 года. Тогда я только что ушел с металлургического завода «Кистоун стил энд уайер», где проработал одиннадцать с половиной лет, и стал свободным писателем. Было мне тридцать четыре года, жил я в Пеории, штат Иллинойс, вместе с женой и двумя маленькими детьми, в собственном доме — то есть он был таковым, пока я вносил ежемесячную плату. Я продал свою повесть «Любовники», роман и несколько рассказов в научно-фантастические журналы и пребывал в полной уверенности, рожденной отсутствием опыта, что сумею содержать семью примерно на том уровне, к какому мы привыкли. (Не больно-то высоком: у нас даже не было машины.) Я прочел массу книг самых разных жанров, имел степень бакалавра по английскому языку, но об издательском деле знал не больше, чем кочующий по Сахаре бедуин об акулах. Наивный идеалист, я, сам того не подозревая, был обречен на неприятности.

Идея провести конкурс принадлежала «графу» Мелвину Коршаку, владельцу и президенту «Шасты» — маленького чикагского издательства, специализировавшегося на выпуске научной фантастики и фэнтэзи в твердых обложках. Среди их изданий нередко попадались действительно хорошие книги, за которыми теперь охотятся коллекционеры. (У меня было довольно большое собрание — увы! — погибшее в 1968 году во время наводнения в Лос-Анджелесе.) Вице-президентом «Шасты» был Тед Дикти, муж Джулиан Мэй. Коршак договорился с издательством «Покит букс», что оно добавит к его тысяче долларов еще три, так, чтобы победитель получил четыре тысячи. «Шаста» опубликует роман в твердой обложке, «Покит букс» — в мягкой. А всю организацию конкурса, в том числе решение финансовых, административных и литературных вопросов, Коршак взял на себя.

Четыре тысячи были в то время солидной суммой, да и продажа издания в мягкой обложке сулила немалую прибыль — если, конечно, книга будет раскупаться, — поскольку распространением его собиралась заняться крупная издательская фирма, а не специализированное издательство.

Меня одолевало искушение принять участие в конкурсе. Но окончательное решение я принял лишь тогда, когда до конца отведенного срока остался всего месяц. Это означало, что нужно было придумать основную идею романа, спланировать сюжет, развернуть его, написать черновик, напечатать беловик и отослать рукопись в «Шасту» за тридцать дней.

Времени на разработку детального плана не оставалось. Я погрузился в писание, каждый день без исключения проводя за машинкой по двенадцать-четырнадцать, а то и по шестнадцать часов. Как только очередные десять или двенадцать страниц были готовы, я вносил карандашом правку, а затем их перепечатывал кто-нибудь из троицы моих добровольных помощников. Это были Рэндалл Гаррет, живший в то время у нас, преподобный Джон Блумквист, живший по соседству, и жена моя Бетти. Гарретт, тоже писатель-фантаст, приехал к нам из Цинциннати, штат Огайо, чтобы отпраздновать вместе Рождество, и задержался годика этак на три. Блумквист, бывший священник местной церкви, принужден был оставить приход, поскольку читал слишком много проповедей о летающих тарелках. Позже он стал приверженцем дианетики, а затем науковедом. Бетти тоже вносила свою лепту в перепечатку, когда не была занята стряпней, уборкой, воспитанием детей и переустройством дома.

Роман, который, насколько мне помнится, я назвал сначала «В долгу за самую плоть», катился вперед, как Река. И порою, точь-в-точь как плывшие по ней герои, я понятия не имел, куда меня вынесет течением. В последний день конкурса я закончил роман объемом в 150000 слов. Едва последние двадцать страниц были перепечатаны, как я рванул на почту (на автобусе или такси, точно не помню), и мне успели-таки поставить штемпель. Я был совершенно измотан. Измотан так сильно, что лишь через неделю приступил к следующему рассказу. (Который был отвергнут Джоном Кэмпбеллом из журнала «Эстаундинг» и Горацием Голдом из «Гэлэкси» — что для меня совсем не ново.) Не помню, сколько времени прошло, прежде чем Коршак позвонил мне и сообщил о том, что я выиграл премию, помню только, что тянулось оно крайне медленно.

Но все-таки я выиграл — я ухватил фортуну за хвост! Фортуна, впрочем, оказалась стеклянной змейкой. Хвост оторвался, а рептилия скрылась в кустах.

Приближался великий день, когда вице-президент «Покит букс» мистер Льюис (и племянник Синклера Льюиса) должен был приехать в Чикаго, чтобы вручить мне чек в присутствии газетчиков, которые запечатлеют это событие. Есть от чего закружиться голове у деревенщины из Пеории.

Однако денег на проезд до Чикаго и обратно у меня не было. Коршак сказал, что чек от «Покит букс» не в его власти, но он одолжит мне деньги на билет, а затем вычтет из суммы премии.

Бетти спросила, почему он не может выдать мне свою часть премии, то есть тысячу долларов. Объяснений Коршака я не помню, но звучали они весьма уклончиво.

Перед торжественной церемонией вручения чека мы с Бетти зашли в контору «Шасты», располагавшуюся в подвале. Встретились с Коршаком, Дикти и Джулиан Мэй. Они держались очень дружелюбно, а я был ужасно польщен знакомством с Мэй. Ее первый рассказ в «Эстаундинг» произвел на меня сильное впечатление. Правда, мне не понравилось небрежное обращение Коршака с Дикти. Издатель вел себя со своим младшим партнером так, словно тот был у него на посылках.

Мы с Льюисом и Коршаком куда-то пошли (уже не упомню куда), и нас сфотографировали в тот момент, когда Коршак вручал мне чек. Который оказался без суммы и подписи. Сказал ли мне Коршак заранее, что чек будет пустым, или я обнаружил это во время церемонии? Убей Бог, не помню. Если бы я писал роман, то сделал бы из этого заключительную сцену. Как бы там ни было, Коршак объяснил мне, что «Покит букс» требует сократить роман. Сто пятьдесят тысяч слов — слишком большой и дорогостоящий том, чтобы предлагать его публике, которая никогда обо мне не слыхала. К тому же это научная фантастика, то есть область для издательства сравнительно малоизведанная. И так далее.

Я был раздосадован, а Бетти пришла в ярость. На обратном пути в Пеорию она заявила мне в поезде, что вся эта афера — сплошное надувательство. Больше того — она не доверяет Коршаку. Слишком он скользкий тип, и глазки у него змеиные. И вообще, с какой стати «Покит букс» сперва приняло роман, а потом предложило его сократить? Почему издательство сразу не сообщило, что примет рукопись только в сокращенном виде? Тогда я мог бы отказаться участвовать в конкурсе… и так далее.

Тем временем я подписал с «Шастой» договор об издании в твердой обложке моей повести «Любовники», опубликованной в журнале «Стартлинг сториз». Правда, повесть следовало расширить. После некоторой задержки я действительно получил от издательства аванс в размере (если не ошибаюсь) ста долларов. За ними последовала еще парочка таких же авансов, выплаченных Коршаком в счет обещанной премии за конкурс, и на эти деньги мы кое-как перебивались. Но переделка повести тормозила работу над другими произведениями, а потом с Бетти случилось несчастье, и она не смогла больше работать. Больничные счета выросли в целую кучу.

В конце концов мы сделали то, что должны были сделать сразу после получения пустого чека. Мы нашли агента. Я запамятовал, как ее звали, но эта дама была агентом Джона Стейнбека. Научную фантастику она считала жанром многообещающим, поэтому хотела поработать с писателем-фантастом. Услыхав нашу историю, она обратилась в «Покит букс» и немедленно выяснила, в чем дело. Коршак не мог не понимать, что рано или поздно мина замедленного действия взорвется — и она таки взорвалась.

Как выяснилось, издательство давно уже выслало Коршаку три тысячи долларов. «Покит букс» не требовало никаких переделок и сокращений. И, до сих пор не получив от Коршака рукопись, не могло понять, в чем причина задержки.

Потом я выяснил, что два других автора, Джон Кэмпбелл и Реймонд Джонс тоже не получили гонорар за свои книги, изданные «Шастой».

Истина бурно выплывала наружу, возмутив спокойные воды бытия, точно пойманная на крючок морская рыба. Коршак присвоил мою премию вместе с деньгами Кэмпбелла и Джонса, вложив их в проект, который, как он считал, будет стопроцентным бестселлером. Судя по тому, что говорили мне люди, бывшие в курсе, Коршак не собирался нас обжулить. Он «позаимствовал» наши денежки для издания большой и богато иллюстрированной книги, написанной (по слухам) знаменитым голливудским художником по гриму. Миллионы несчастных дурнушек должны были расхватать ее на ура, надеясь узнать секреты красоты киношных звезд.

Книга провалилась. Коршак оказался по уши в долгах. Мы с Кэмпбеллом и Джонсом остались с носом. Нам были должны, но мы, три ощипанных цыпленка, не стали подавать иска о возврате своих перышек. Из камня слезы не выжмешь.

Коршак объявил о банкротстве и тут же принялся сколачивать какую-то дурацкую корпорацию для очередной издательской авантюры. Она провалилась. Коршак потерял свой бизнес, свою контору, свою собаку и жену и стал конферансье в каком-то третьеразрядном ночном клубе. Нашел, наконец, свое настоящее место в жизни. Так мы думали некоторое время. А потом у Коршака умер богатый дядюшка, оставив племяннику изрядное наследство. Тот перебрался в Калифорнию, где, как я слышал, провалил экзамен по юриспруденции и не сумел осуществить свое желание заделаться юристом. Впрочем, другие источники уверяли, что он таки стал преуспевающим адвокатом.

Я никогда больше не встречался ни с ним, ни с Дикти, но кое-какие вести о них доходили до меня от агента, который вел мои дела с аргентинским издателем. Коршак продал права на издание «Любовников», хотя наш договор давно уже потерял силу из-за невыплаты обещанной суммы. Но, что еще хуже, Коршак даже не дал себе труда выслать покупателям рукопись.

Мало того: Мел Тернер нарисовал для обложки «Любовников» изумительную иллюстрацию. (Я видал ее во время посещения «Шасты».) Коршак ему не заплатил, однако иллюстрацию не вернул.

Для нас с Бетти наступили тяжелые времена. Насколько тяжелые — в это я углубляться не стану. Мне пришлось распрощаться со званием свободного писателя, и я пошел работать на молочную фабрику. Это поддерживало меня в хорошей физической форме, а кроме того я мог лопать на работе мороженое до отвала. Издательство «Покит букс» было настолько шокировано первым столкновением с миром научной фантастики, что попросту умыло руки. И поскольку роман о Мире Реки оказался никому не нужен, я сунул рукопись в стол.

Году в 1963-м или в начале 1964-го, через одиннадцать лет после создания первой версии романа, я жил в Скоттсдейле, штат Аризона, и писал технические тексты для отдела военной электроники «Моторолы». Рынок научной фантастики в ту пору значительно расширился. Работая по вечерам и выходным, я кардинально переделал первую версию романа о Мире Реки.

Первая версия была объемом в 150 000 слов. Вторая, насколько я помню, — около 70 000. Третья получилась порядка 137 000 слов.

Мой герой, прототипом для которого послужил сэр Ричард Фрэнсис Бертон, именовался в первом варианте Ричардом Блэком. Сэм Клеменс — Сэмом Холли. Настоящие имена я не употреблял по той причине, что боялся, как бы их потомки или родственники не вчинили мне судебный иск. Федор Борбич из первой и второй версий — это, конечно же, Федор Достоевский. Почему меня так волновала перспектива судебных преследований со стороны его возможных потомков — я и сам не пойму. Возможно, мне просто казалось, что исторические личности лучше изображать под вымышленными именами. Хотя нет. «Буйный Билл» Хикок фигурировал у меня под своим именем. Но у него, насколько мне известно, не было детей.

Эверетт Блейлер, бывший в ту пору техническим консультантом «Шасты», сказал мне, что не видит никаких оснований, мешающих мне употреблять настоящие имена Бертона и Клеменса. Во второй версии я изменил фамилию «Холли» на «Клеменс», но Бертона по каким-то соображениям, которых уже не помню, оставил Блэком.

(Примечание. Блейлер понятия не имел о мошеннических планах Коршака. К тому времени, когда истина выплыла наружу, он давно уже порвал все отношения с «Шастой».)

Езекиил Харди появился у меня уже в первой и во второй редакции. Он был когда-то реальной личностью, и его имя можно найти в начальной части «Моби Дика». Вернее, его эпитафию. Но в сериале, опубликованном издательством «Путнам», Харди возникает лишь в книге третьей, «Темные замыслы», и играет куда менее значительную роль, нежели в первых вариантах.

Филлис Макбейн, любовница Бертона (Блэка), — персонаж вымышленный, хотя и списанный с женщины, которую я когда-то знал. Она фигурирует в первых трех версиях. Алиса Харгривз появилась лишь в третьем варианте, как любовница Фрайгейта.

Джо Троглодит, он же Титантроп, стал в третьей версии романа Джо Миллером.

Гольдберг превратился в Льва Руаха.

В третьей редакции я довольно сильно изменил сюжет, выкинул некоторых персонажей и ввел множество новых. Чарбрасс стал Фаербрассом. Пароход, построенный Клеменсом, обзавелся электродвигателем. Почему, в самом деле, не использовать питающие камни — источник энергии куда более мощный, чем дрова, и к тому же легкодоступный?

Пока Рэндалл Гарретт жил вместе с нами, я подбросил ему несколько идеек для рассказов, и он отплатил мне тем же. Именно ему принадлежит идея управляемых паром пулеметов, бывших на борту парохода «Внаем не сдается». Он вообще любил всякие технические штучки. И это опять-таки он в деталях разработал конструкцию заряжаемых с казенной части пороховых пистолетов пятидесятого калибра, стреляющих пластмассовыми пулями.

В первой версии романа Река вытекала из моря на северном полюсе Мира Реки, прочерчивала извивами одно полушарие, огибала южный полюс и текла через другое полушарие обратно в северное море. Во второй редакции география и источник Реки изменились (смотри прилагаемую карту). Не знаю, почему я изменил начальный замысел. Возможно, решил, что так более практично. Тем не менее в третьем варианте я вновь вернул Реке ее извилистый путь по Мидгарду, как это было вначале.

В общем, в этой книге пытливый читатель найдет много такого, что можно сравнить с окончательной версией, вышедшей в издательстве «Путнам».

Мне казалось, что третья редакция романа под названием «В долгу за самую Реку» была лучше первых двух. Я послал рукопись Бетти Бэллэнтайну, который вернул ее, заметив, что это произведение скорее приключенческого жанра. Меня его замечание несколько удивило, поскольку «Зеленая Одиссея», опубликованная издательством «Бэллэнтайн букс», тоже была научной фантастикой приключенческого типа, равно как и некоторые другие книги. Пусть даже роман мой не был столь глубок, как «Критика чистого разума» Иммануила Канта, но в нем определенно было много новых идей и несомненная философская основа.

Разочарованный, однако не павший духом, я послал рукопись Фреду Полу, издателю журналов «Гэлэкси», «Уорлдс оф иф» («Вероятные миры») и «Уорлдс оф томорроу» («Будущие миры»). Пол вернул мне ее, заметив, что она слишком длинна и одновременно слишком сжата. Концепция, мол, чересчур грандиозна для одного романа, а может, даже и для двух. Почему бы мне не переписать ее в виде серии повестей, которая могла бы выйти в одном из его журналов? Это дало бы мне возможность развить громадный потенциал Мира Реки.

О'кей. Блестящая идея. И снова переделка, версия четвертая. Теперь моя история начиналась двадцатью годами раньше, чем в трех первых вариантах, — начиналась со смерти Бертона и его последующего воскрешения в числе остальных тридцати пяти миллиардов на берегах Реки.

Повесть под названием «День великого вопля» появилась в журнале «Будущие миры» в январском номере за 1965 год. «Мир Реки», повесть о Томе Миксе и Иисусе Христе, не вошедшая в окончательное издание, вышла в том же журнале ровно через год. А в марте 1966 года появилось продолжение «Вопля» — «Самоубийственный экспресс».

Два следующих рассказа, в которых главным героем был Сэмюэль Клеменс, были опубликованы в журнале «Вероятные миры». «Украденная звезда» — в июльском и августовском номерах 1967 года, а «Сказочный пароход» — в 1971 году, в июне и августе.

Две повести о Бертоне и две о Клеменсе легли в основу романов «В тела свои разбросанные вернитесь» и «Сказочный пароход», опубликованных издательством «Путнам». Я был в отъезде, хотя и не в бегах, и поэтому заключительная книга серии Мира Реки вышла нынче в издании «Фантазия пресс». Дешевое издание «Путнам» должно появиться где-то через месяц. Тридцать один год — с 1952-го по 1983-й — я писал эту серию. Но, конечно, не только ее.

Выходу в свет этой книги, которую вы держите в руках, предшествовала странная история. Несколько лет назад я как-то обмолвился Алексу Берману из «Фантазия пресс», что не прочь увидеть опубликованной самую первую версию романа о Мире Реки. И, возможно, не я один. Однако единственный полный экземпляр первой редакции был продан с аукциона на съезде писателей-фантастов в конце 60-х или начале 70-х годов. К сожалению, фамилия покупателя вылетела у меня из головы. Алекс дал объявление о розыске рукописи, но никто не откликнулся.

Потом мне сказали, что экземпляр находится у Дэна Алдерсона в Калифорнии. Я связался с ним, и он великодушно выслал мне копию. Проглядев ее, я сразу понял, что это копия второй, а не первой редакции. Правда, я был уверен, что вторая версия насчитывала примерно 70000 слов, в присланной же рукописи их было около 137000. Вот и верь своей памяти, подумалось мне.

Мы с Алексом уже начали было вести переговоры о том, чтобы опубликовать эту версию в издании «Фантазии пресс», как вдруг я получил посылку с письмом от Эверетта Блейлера. Разгребая какие-то ящики в своем гараже, он наткнулся на первую редакцию романа. Прослышав о том, что я ее ищу, Блейлер тут же выслал мне рукопись. Однако, взглянув на ее название, обьем и текст, я незамедлительно опознал в ней тот вариант, что я совершенно напрасно писал по требованию Коршака.

Рукопись, принятая за первую версию Дэном Алдерсоном, была на самом деле третьей редакцией романа, которую я посылал Фреду Полу. Что до рукописи, присланной Блейлером, то она оказалась тоже не первой, а второй версией.

Так что книга, которую вы держите в руках, представляет собой вторую версию оригинала под названием «В долгу за самую плоть». Первая, возможно, утеряна безвозвратно. Хотя не исключено, что кто-нибудь найдет ее в своем ящике или на чердаке и пришлет мне. Посылка Блейлера явилась для меня чудом — и чудо может повториться.

Я подавил в себе желание отшлифовать роман и оставил его таким, каким он вышел из-под пера — вернее, пишущей машинки — в 1953 году. Исправил лишь несколько опечаток, которые в любом случае поправил бы в корректуре, дойди тогда роман до типографии.

И последнее примечание. Хотя Коршак не собирался оказывать мне услугу, когда надул желторотого новичка со своим конкурсом, он все же невольно ее оказал. Задержка с изданием и написание разных редакций пошли на пользу саге о Мире Реки, сильно изменив ее к лучшему. Я должен быть благодарен Коршаку — и я действительно ему благодарен в каком-то смысле. Я многому научился. Я отточил свое писательское мастерство. Я обрел опыт и время, необходимые для вызревания Мира Реки.

Для писательской мельницы весь мир — зерно, если только сам он не угодит между жерновами.