Он пришел в себя под тем же железным деревом и долго не мог отдышаться и откашляться. Он начал подниматься, но раздался низкий голос:
— Не сметь! Сидите спокойно или я проломлю вам череп вот этим топором!
Сэм огляделся. Лотар сидел под молодой елью в 60 футах от него со связанными за спиной руками и кляпом во рту. Говоривший был очень крупным мужчиной с чрезмерно широкими плечами, огромной грудью и могучими руками. На нем был черный кильт, черная накидка; в руке — средних размеров топор. На поясе висел стальной томагавк и стальной нож — оба в ножнах — и пистолет Марк-1.
— Вы Сэм Клеменс? — спросил гигант.
— Да, — тихо сказал Клеменс. — Но что все это значит? Кто вы?
Мужчина тряхнул густо заросшей головой в сторону Лотара:
— Я убрал его подальше, чтобы он не услышал, о чем мы будем с вами говорить. Меня послал человек, знакомый нам обоим.
Сэм помолчал минуту, а затем сказал:
— Таинственный Незнакомец???
— Да, — кивнул силач. — Именно так, он сказал, вы его называете. Достаточно называть его просто Незнакомцем. Я полагаю, вы догадываетесь, о чем идет речь, поэтому нам нечего об этом говорить. Вам достаточно того, что я беседовал с ним?
— Куда мне деваться? — сказал Сэм. — Ясно, что вы с ним говорили. Вы — один из двенадцати, которых он выбрал. Это был мужчина, не так ли?
— Я его не проверял, — оскалился великан. — Скажу вам, что с самого детства меня не мог напугать ни один человек, будь то белый, негр или краснокожий. Но этот Незнакомец — единственный, кто заставил бы и гризли убежать от одного своего взгляда. Не то, чтобы я испугался его, понимаете, просто у меня возникло какое-то… странное ощущение. Будто я ощипанный петух.
Но хватит об этом. Я — Джонстон. Неплохо бы сразу же рассказать о себе, чтобы не тратить время на разговоры потом. Итак, меня зовут Джон Джонстон. Родился я в Нью-Джерси в 1827 году, умер в госпитале для ветеранов в Лос-Анжелесе в 1900-м. В промежутке между этими годами был охотником в Скалистых горах. До того времени, как попал на эту Реку, убил не одну сотню индейцев, но ни разу мне не приходилось убивать белого человека, даже француза. Пока не попал сюда. После этого я собрал немалую коллекцию белых людей.
Человек встал и вышел на освещенное звездами место. Волосы у него были темные, но казалось, что на свету они будут ярко-красными.
— Что-то я не в меру разговорился, — сказал он. — В этой долине невозможно спрятаться от людей. От них и дурные привычки.
Они подошли к Лотару. По дороге Сэм спросил:
— Как вы очутились здесь? И в такое время?
— Незнакомец сказал мне, где вас можно найти. Он рассказал мне о вас и о вашем большом корабле, о Туманной Башне и обо всем остальном. Вы понимаете, что нет смысла это скрывать. Я согласился разыскать вас и отправиться на вашем судне. А почему бы и нет? Я не люблю сидеть на одном месте. Здесь всюду слишком тесно. Чуть повернешься — и сталкиваешься с кем-нибудь носом. Я находился выше по Реке в 30000 миль отсюда, когда кто-то разбудил меня ночью. Это был ваш Незнакомец. Мы долго беседовали с ним, вернее, говорил, в основном, он. Затем я снялся со своего места и двинулся сюда. По пути я кое-что слышал о том, что здесь происходит. Сюда я пробрался, когда еще шло сражение, и с тех пор разыскиваю вас. Я подслушал, как эти негры говорили, что никак не могут найти ваше тело. Поэтому я стал бродить вокруг, ко всему присматриваясь. Один раз мне пришлось убить одного из арабов, потому что он натолкнулся на меня. К тому же я был голоден.
Они подошли к Лотару, но Сэм распрямился, услышав последние слова великана.
— Голоден? — переспросил он. — Вы имеете в виду?..
Человек ничего не ответил.
— Эге, — произнес Клеменс. — Уж не тот ли вы самый Джонстон, которого называли «Джонстон — пожиратель печени»? Или «убийцей негров»?
Раздался громкий голос:
— Я давно с неграми в мире и стал им братом, а потом я перестал есть человеческую печень. Но надо же человеку есть.
Сэм вздрогнул. Он нагнулся, развязал фон Рихтгофена и вынул кляп изо рта. Лотар был вне себя от ярости, но его также и раздирало любопытство. И так же, как и Сэму, Джонстон показался ему немного странноватым. Этот человек как бы источал особую необузданную силу. «Должно быть, он страшен в деле», — подумал Сэм.
Они вернулись к плотине. Джонстон почти все время молчал. Один раз он исчез, отчего Сэм странно похолодел. Джонстон был ростом около 6,5 футов и на вид весил куда больше 280 фунтов, причем казалось, что состоял он только из костей и мышц, но вместе с тем двигался бесшумно, как тигр.
Сэм подпрыгнул — Джонстон снова оказался сзади.
— Что случилось? — тихо произнес Сэм. — Почему вы пропали?
— Не обращайте внимания. Вы сказали, что не так уж много разузнали за свою разведку. Я лучше вас знаю положение — я тут все облазил. Многие из ваших людей выбрались через стену к северу и к югу отсюда. Если бы они продолжали сражаться, возможно, они бы и одолели негров. Но и негры недолго будут праздновать победу. Иеясу готов двинуться на них. Я не удивлюсь, если он нападет сегодня ночью. Я рыскал по его территории, прежде чем попал сюда. Он не собирается сидеть, сложа руки, и наблюдать, как негры будут владеть всем этим железом и судном. Наверняка, он отберет у них все это.
Сэм застонал. Если он не сможет вернуть себе корабль, то ему будет уже все равно, кому он достанется, Хаскингу или Иеясу. Но к тому времени, когда они очутились внутри плотины, он почувствовал некоторое облегчение. Возможно, эти две силы уничтожат друг друга, и разбежавшиеся жители Пароландо вернутся и добьют и тех, и других. Еще не все потеряно.
Более того, один только вид этого Геркулеса-Джонстона утешал его. Значит, Таинственный Незнакомец не покинул его. Он все еще готов осуществить свой замысел и послал сюда отличного бойца, если только верить легендам о нем. Джонстон был шестым из тех, кого выбрал Незнакомец, остальные шесть еще, наверное, появятся. Затем один из них затерялся. Да, Одиссей исчез.
Однако он еще мог объявиться. На Реке может случиться все, что угодно. А эти двенадцать кое-кому были опасны. Для соплеменников Незнакомца, для этиков.
Внутри плотины Джонстон был представлен остальным. Джо Миллер поднялся ему навстречу, завернувшись в свое одеяние, и пожал руку Джонстону. И Джонстон с трепетом в голосе произнес:
— Я много видел необычного за свою жизнь. Но никогда не видел такого человека, как вы. А вы не должны уложить мою руку, приятель.
— Надо попробовать, — ответил Джо. — Вы выглядите довольно большим и шильным. Но, к шожалению, я болен.
За полчаса до начала ливня они двинулись в путь. Все вокруг было сравнительно тихо. Участники пиршеств улеглись спать, все, кто сидел вокруг костров, попрятались по хижинам в ожидании дождя. Однако сторожевые вышки и цеха были полны часовых, которые почти не пили. Очевидно, Хаскинг приказал им не увлекаться спиртным.
Когда они пробирались вдоль стены цеха серной кислоты, Джонстон, подобно гигантскому призраку, отделился от них. Через десять минут он так же неожиданно появился.
— Я немного послушал, о чем говорят эти негры. Этот Хаскинг — очень ловкий ниггер. Вся эта пьянка и галдеж прекратились из-за того, что шпионы Хаскинга, засланные к Иеясу, сообщили, что сегодня ночью японцы намереваются напасть. Хаскинг пытается успокоить людей, но они очень обеспокоены тем, что у них совсем мало пороха.
Сэм был удивлен этой новостью и попросил рассказать все, что удалось подслушать Джонстону.
— Я слышал, как несколько негров говорили о том, почему Хаскинг решил напасть на вас. Он знал, что Иеясу собирается сделать это, и решил опередить его. Если бы он этого не сделал, японец завладел бы металлом, вездеходами и всем остальным. После этого он легко овладел бы Соул-сити. Эти шакалы стоят друг друга. Они еще говорили, что это король Джон договорился с Хаскингом о нападении. А Хаскинг взорвал короля Джона в его собственном дворце, потому что не доверял ему. Властитель Соул-сити сказал, что Джон — предатель, и даже если это не так, то все равно он белый и ему нельзя доверять.
— Но зачем Джону понадобилось это предательство? Чего он хотел этим добиться? — спросил Сэм.
— Хаскинг и Джон намеревались покорить все земли вдоль Реки на сто миль, а затем поделить их между собой. Джон собирался править белой половиной жителей, а Хаскинг — черной. Оба, имея равные части, были бы равны. Они собирались строить два судна и все остальное поровну каждому.
— А что с Файбрасом? Почему он в клетке?
— Не знаю, но его называли предателем. А этот фриц, как его там, Херинг…
— Геринг!
— Да. Так вот, Хаскинг не виновен в том, что его мучили. Это сделали какие-то арабы. Они охотились на приверженцев Церкви Второго Шанса, схватили его и стали пытать с помощью африканских негров, дагомейцев, у которых был обычай зверски убивать перед завтраком дюжину людей. К тому времени, когда Хаскинг узнал об этом и приказал прекратить пытки, Геринг уже умирал. Но он заговорил с Хаскингом, назвал его братом по духу и сказал, что прощает его. Сказал, что он когда-нибудь еще встретится с ним. Хаскинг был очень потрясен этим, во всяком случае, так говорят его люди.
Сэм с дрожью переваривал новости. Он был так расстроен, что его нисколько не позабавило, что рекордсмен среди мошенников — король Джон — был вчистую надут Хаскингом. Однако он не мог не восхищаться способностями Хаскинга, как руководителя государства, и его пониманием обстановки. Хаскинг понял, что это единственный способ вести дела с Джоном, и, не колеблясь, осуществил свои намерения. Но вот совести Сэма Клеменса у Хаскинга не было.
Эти новости круто изменили все. По-видимому, Иеясу уже был в пути, это означало, что им не удастся, как планировал Сэм, улизнуть отсюда во время дождя. Граждане Соул-сити были настороже.
— В чем дело, Сэм? — спросила Ливи. Она сидела рядом с ним и печально смотрела на него.
— Мне кажется, что все кончено.
— О, Сэм! — воскликнула она. — Где же твое мужество? Для нас еще далеко не все потеряно. Ты всегда впадал в отчаяние, когда события оборачивались не так, как тебе хотелось! Сейчас прекрасная возможность вернуть корабль. Пусть Хаскинг и Иеясу перебьют друг друга, а затем появимся мы. Надо просто сидеть в лесу, пока они не перегрызут друг друга, а затем, когда они будут при последнем издыхании, наброситься на них!
— О чем ты говоришь? — сердито произнес Клеменс. — Пятнадцать мужчин и женщин набросятся на победителей, да?
— Ну и дурак же ты, Сэм! У них только в одном загоне не менее пятисот пленных, и только один Бог знает, сколько таких загонов. И у тебя есть еще тысячи беженцев, скрывшихся у Черского и в Публии.
— А как я с ними свяжусь? — удивился Сэм. — Слишком поздно! Я могу поспорить, что нападение произойдет через несколько часов! Кроме того, беженцев, наверное, тоже держат в загонах. Насколько я могу судить, Черский и Публий, возможно, тоже в сговоре с Хаскингом!
— Ты все такой же бездеятельный пессимист, каким я знала тебя на Земле, — печально сказала она. — О, Сэм, я все еще люблю тебя. Ты все еще нравишься мне… как друг.
— Друг?! — закричал Клеменс так громко, что все собравшиеся подпрыгнули от испуга.
— Заткнитесь! — прошипел Джонстон. — Вы что, хотите, чтобы эти негритосы схватили нас?
— Там, на Земле, мы любили друг друга много лет, — сказал Сэм.
— Если уж по большому счету, то не всегда, — заметила шепотом Ливи. — Но это не место для выяснения наших отношений. Я не намерена обсуждать это. Слишком поздно. Вопрос стоит так — хочешь ты вернуть себе Судно или нет?
— Конечно же, хочу, — со злостью сказал он. — Ты что, думаешь..
— Тогда оторви свою задницу! — воскликнула она.
Если бы это сказал кто-нибудь другой, то, возможно, он оставил бы это незамеченным. Но то, что эти слова произнесла хрупкая Ливи, которая всегда говорила мягко и изысканно — это было немыслимо. Но она произнесла их — и он подумал о том, что бывали на Земле минуты, которые он старался вычеркнуть из памяти, когда…
— Леди мыслит очень здраво! — отметил Джонстон.
Сейчас надо было думать о более важных вещах, но подсознание само определяло эти вещи и оно послало ему следующую мысль: впервые он понял, действительно осознал каждой клеткой своего тела, всем своим мозгом, что Ливи изменилась. Она уже не была его Ливи! Она уже давно изменилась, скорее всего, еще на Земле за последние несколько лет перед смертью.
— Так что же вы скажете на предложение мисс, — спросил человек-великан.
Сэм тяжело вздохнул, будто стараясь выдохнуть последние остатки Оливии Ленгдон Клеменс де Бержерак, и сказал:
— Что ж, так и поступим.
Ливень обрушился на землю, гром и молнии сделали на полчаса все вокруг неузнаваемым. Джонстон тут же исчез и вынырнул из-за дождевой завесы со связкой из двух базук и четырех ракет, неся оружие на своей широкой спине. Затем он снова растворился в струях воды и вернулся через полчаса, швырнув на землю целую груду стальных ножей и томагавков. Его грудь и руки были забрызганы кровью, но было абсолютно ясно, что не его кровью.
Грозовые тучи ушли. Земля серебрилась в свете больших, как яблоки, и многочисленных, как вишни на дереве, звезд, сверкающих, будто драгоценный камень в свете лампы. Затем похолодало, и они дрожали, стоя под железным деревом. В течение пятнадцати минут густой туман окутал Реку, так что не стало видно ни чашных камней, ни высоких стен вдоль берега. Еще через полчаса Иеясу нанес удар. С противоположного берега Реки, оттуда, где раньше жили мирные ольмеки, бушмены и готтентоты, появились переполненные людьми большие и маленькие лодки. Основная масса атакующих была с правого берега Реки, с тех трех земель, где теперь владыкой стал Иеясу. Он нападал в десяти точках вдоль прибрежной стены. Воины устремлялись в проемы, образованные взрывами ракет. В первые же десять минут атаки было выпущено огромное число ракет. Иеясу, по-видимому, очень долго накапливал их. Три вездехода защитников гремели, не умолкая, поливая как из шланга ряды атакующих струями пластиковых путь. Бойня, которую они учинили, была грандиозной, но Иеясу подготовил сюрприз. По вездеходам было выпущено множество ракет с деревянными боеголовками, начиненными желеобразным спиртом (изготовленным из мыла и спирта). В каждый из них попало как минимум две ракеты. Примитивный напалм быстро растекался по броне амфибий, и, хотя горючая жидкость и не проникала внутрь вездеходов, дым сжигал легкие находящихся внутри людей.
Сэм был заворожен зрелищем битвы. И все же он попросил Лотара вспомнить этот сюрприз Иеясу потом, когда все будет позади, если только они останутся в живых.
— Их нужно делать более герметичными и с замкнутой системой воздухообеспечения. Вроде той, которую описывал нам Файбрас.
Джонстон возник так неожиданно, будто вышел из двери, и рядом с ним стоял Файбрас. Похоже, он был предельно измучен и сильно дрожал, но все же ему удалось улыбнуться Сэму.
— Хаскингу сказали, что я предал его, — произнес он. — И он поверил своему осведомителю, которым был, между прочим, наш высокоуважаемый и заслуживающий всякого доверия король Джон. Джон сказал ему, что я выдал все, что знал, для того, чтобы стать командиром авиации. Хаскинг не поверил, что я торгуюсь с вами только для того, чтобы водить вас за нос. Я не могу упрекать его за это. Мне следовало бы раньше уведомить его, что я заигрываю с вами. То, что я не смог убедить его в том, что не собираюсь плутовать, меня не удивило.
— Вы на самом деле просто водили меня за нос? — воскликнул Сэм.
Файбрас улыбнулся.
— Конечно же. Зачем мне было, несмотря на весь соблазн, предавать Хаскинга, если мне было обещано, что я буду главным летчиком после захвата судна Хаскингом. Дело в том, что он хотел верить Джону. Он недолюбливал меня, потому что я не соответствовал его идеалам брата по духу. Его возмущало, что я никогда не жил в гетто и всегда имел те блага, которых он был лишен.
— Должность главного инженера по-прежнему может быть вашей, — заметил Сэм. — И вы сможете летать, если захотите. Однако я испытываю, должен признаться, огромное облегчение, что не обещал вам руководство авиацией.
— Это лучшее предложение из всех, что были мне сделаны после смерти. Я принимаю его.
Он пододвинулся поближе к Сэму и шепнул на ухо:
— Вы все равно должны будете взять меня на борт в любой должности. Потому что я один из двенадцати.