1

Из-за дверей донесся призрачный трубный зов. Семь нот казались слабым и далеким сиянием серебряного фантома, как если бы звуки превратились в вещество, из которого создаются тени.

Роберт Вольф знал, что за раздвижными дверцами не может быть ни рога, ни человека, трубящего в него. Минуту назад он уже осматривал внутренности стенного шкафа. Если не считать цементного пола, белых оштукатуренных стен, вешалок и крючков для одежды, полки и лампочки над головой, шкаф казался абсолютно пустым.

И все же он слышал звуки трубы — слабые, будто бы приходящие из-за неведомой грани нашего мира. Роберт Вольф был один, поэтому никто не мог подтвердить истинность события, которое, по его мнению, выходило за рамки возможного. Комната, в которой он стоял как завороженный, совершенно не годилась для подобного переживания. Но сам он был к нему готов. В последнее время его сны наполняли беспокойные причудливые видения. В течение дня в голове возникали странные мысли и проблески каких-то картин, пусть мимолетные, но очень яркие и даже пугающие — непрошеные, нежданные и неотразимые образы.

Вольф забеспокоился. Было бы нечестно пережить психическое расстройство, едва заработав себе пенсию. Однако, если это уже случалось с другими, то могло произойти и с ним. Ему давно следовало показаться доктору, но он не мог заставить себя прислушаться к голосу рассудка и продолжал выжидать, никому ничего не говоря, даже жене.

Он стоял в комнате отдыха нового дома в районе новостроек «Хохокам Хоумс» и удивленно рассматривал дверцы стенного шкафа. Если рог протрубит еще раз, он раздвинет их и убедится, что внутри никого нет. И тогда, зная, что звуки порождаются его больным воображением, он откажется от покупки дома. Он пропустит мимо ушей истерические протесты жены, отправится к своему доктору, а потом навестит психотерапевта.

— Роберт! — позвала его жена. — Что ты там так задержался? Поднимайся к нам. Я хочу поговорить с тобой и мистером Брессоном!

— Одну минуту, милая, — крикнул он в ответ.

Она еще раз окликнула его и теперь так близко, что он обернулся. Бренда Вольф стояла на верхней площадке лестницы, ведущей в комнату отдыха. Как и ему, ей было шестьдесят шесть лет. Полнота, густо нарумяненные и припудренные морщины, толстые стекла очков и волосы синевато-стального цвета навсегда погребли былою красоту Бренды.

Он вздрогнул, увидев ее, как вздрагивал при каждом взгляде на зеркало, замечая свою лысую голову, глубокие складки от носа до рта и звездочки морщин в уголках покрасневших глаз. Не в этом ли его проблема? А может быть, он до сих пор не смирился с тем, что происходит со всеми людьми, нравится им это или нет? Может быть, причина его неприязни заключена не в физическом угасании, а в понимании того, что и ему, и Бренде не удалось осуществить мечты своей юности? Когти и жернова минувших лет оставили свои следы на плоти, но время сжалилось над ним, разрешив дожить до старости, и он не мог оправдывать отсутствие гармонии в душе словами о недолговечности и бренности существования. Мир не виноват в том, что он превратился в старика. Ответственным за все был он, и только он; по крайней мере, ему хватало мужества признавать этот факт, и Вольф ни в чем не упрекал вселенную или ту ее часть, которая олицетворялась его супругой. Он не кричал, не ворчал и не хныкал, как Бренда.

Хотя бывали времена, когда хотелось и поскулить, и поплакать. Не так уж много на свете людей, потерявших память о первых двадцати годах своей жизни. Он подумал о двадцати годах, так как Вольфы, усыновившие его, говорили, что Роберт был тогда именно в этом возрасте. Его нашел старик Вольф во время своих скитаний по холмам Кентукки около границы штата Индиана. И уже тогда Роберт не знал, откуда и как он попал сюда. «Кентукки» и даже «Соединенные Штаты Америки» казались ему бессмысленными звуками — впрочем, как и весь английский язык.

Вольфы взяли его к себе и оповестили об этом шерифа. В ходе расследования властям так и не удалось установить его личность. В другое время такая история могла бы привлечь внимание широкой общественности, но страна находилась на грани войны с Кайзером, и людей волновали более важные вопросы. Роберт, названный в честь умершего сына Вольфов, начал помогать старикам в работе на ферме. Ему пришлось пойти в школу, так как все воспоминания о предыдущем обучении исчезли без следа.

Его невежество в вопросах поведения оказалось еще большей неприятностью, чем отсутствие номинальных знаний. Он то и дело смущал и обижал других людей. Обитатели холмов изводили его презрительными, а иногда и жестокими насмешками, но он быстро учился — и его готовность к тяжелой работе плюс огромная сила и умение постоять за себя заслужили всеобщее уважение.

За удивительно короткий срок, словно повторяя усвоенное, Роберт закончил начальную и среднюю школы. Скорость обучения и прохождение классов экстерном не помешали ему без труда сдать вступительные экзамены в университет. Здесь у него появилась и сохранилась на всю жизнь любовь к классическим языкам. Больше всего ему нравился греческий, потому что этот язык задевал в нем какую-то струнку души и казался чуть ли не родным.

Получив в чикагском университете степень доктора философии, он преподавал в учебных заведениях восточных и средне-западных штатов. А потом Роберт женился на Бренде — красивой девушке с замечательной душой. Или это ему так казалось вначале. С годами иллюзии рассеялись, но и тогда он был относительно счастлив.

Однако необъяснимая потеря памяти и тайна его происхождения по-прежнему волновали Вольфа. Долгое время это не тревожило его, но теперь, после ухода на пенсию…

— Роберт, — закричала Бренда, — сейчас же поднимайся сюда! У мистера Брессона очень мало времени!

— Я уверен, что мы не первые клиенты мистера Брессона, которым захотелось без спешки осмотреть все помещения, — мягко ответил он. — Или ты уже решила отказаться от дома?

Бренда сердито взглянула на него, с негодованием отвернулась и вперевалку заспешила восвояси. Вольф вздохнул, предчувствуя обвинения в том, что он якобы нарочно выставлял ее в глупом виде перед агентом по продаже недвижимости.

Он снова повернулся к дверцам стенного шкафа. Может быть, набраться смелости и открыть их? Какая нелепость — стоять словно в шоке, переживая приступ невротической нерешительности. Но он не мог сдвинуться с места и лишь вздрогнул, когда охотничий рог вновь протрубил семь нот. Как и раньше, звуки доносились из-за толстой преграды, но теперь они стали значительно громче.

Сердце глухо застучало, словно кто-то изнутри колотил кулаком в грудную кость. Он заставил себя подойти к дверям, протянул руку к покрытой латунью выемке, которая находилась на уровне пояса, и толкнул в сторону одну из створок. Дверца отъехала, заглушив звуки рога тихим урчанием роликов.

Белые оштукатуренные доски стены исчезли. Они превратились в ход на сцену, придумать которую он бы не мог, несмотря на то что, по идее, она являлась порождением его сознания.

Солнечный свет хлынул в проем, размеры которого вполне бы позволили Роберту, чуть пригнувшись, пройти через него. Обзор перекрывали растения, чем-то напоминавшие деревья — но не земные деревья. Сквозь ветви и причудливые листья он увидел ярко-зеленое небо. Его взгляд скользнул вниз и остановился на пятачке земли под деревьями. Шесть или семь кошмарных тварей собрались у подножья гигантского валуна. Скала из красной породы с кварцевыми блестками немного походила по форме на поганку. Мерзкие существа с черными, лохматыми и уродливыми телами, стояли к нему спиной, но одно из них повернулось боком, и его профиль резко выделялся на фоне зеленого неба. Голова монстра вполне могла сойти за человеческую, если бы не грубые, недоразвитые черты и не злобный оскал, исказивший лик. Тело, лицо и голову твари покрывали шишки и наросты, которые придавали ей вид чего-то недоделанного, словно ее создатель забыл завершить свое творение. Две короткие ноги выглядели как задние собачьи лапы. Чудовище тянуло длинные руки к молодому человеку, который стоял на плоской вершине валуна.

Одежду мужчины составляла лишь набедренная повязка из оленьей кожи и мокасины. Он был высокого роста, мускулистый и широкоплечий, его кожу покрывал коричневый загар, длинные густые волосы отливали красновато-бронзовым оттенком, скуластое лицо дышало силой, верхняя губа чуть выдавалась вперед. Человек держал в руках инструмент, который, видимо, и являлся источником услышанных Вольфом звуков.

Ударом ноги мужчина сбросил вниз одну из уродливых тварей, когда та, карабкаясь по скале, добралась до вершины. Он поднял серебряный рог к губам, чтобы еще раз протрубить свой зов, как вдруг заметил стоявшего в проеме Вольфа. Его лицо озарила улыбка, сверкнули белые зубы.

— Так ты, наконец, пришел! — воскликнул он.

Вольф не ответил ни словом, ни жестом. Он только подумал: «Теперь я действительно сошел с ума! К слуховым галлюцинациям прибавились зрительные. А что дальше? Закричать и броситься прочь или тихо уйти, сказав Бренде, что мне необходимо увидеться с доктором? И надо действовать прямо сейчас! Без промедлений и объяснений. Закрой рот, Бренда, я уже ухожу».

Вольф сделал шаг назад. Проем начал закрываться, белые стены вновь обретали материальность. Или, скорее, он с новой силой восстанавливал пошатнувшиеся границы своего мира.

— Эй! — крикнул юноша на вершине валуна. — Лови!

Он бросил рог. Крутясь в воздухе и сверкая серебром в лучах солнечного света, проникавшего сквозь листву, инструмент летел прямо к открытому проему. За секунду до того, как стены сомкнулись, рог проскочил отверстие и ударил Вольфа по коленям.

Он охнул от боли. Резкий удар рассеял его сомнения по поводу реальности происходящего. Сквозь узкую щель он увидел, что человек с рыжими волосами поднял руку, соединив в кольцо большой и указательный пальцы. Он улыбнулся и крикнул:

— Удачи тебе! Надеюсь, мы вскоре увидимся! Я Кикаха!

Отверстие сжималось, словно глаз, закрывающийся в дреме. Свет угасал, и предметы теряли очертания. Но, бросив последний взгляд, Вольф заметил девушку, которая выглядывала из-за ствола дерева.

Ее огромные глаза походили на кошачьи, а полные губы темно-красного цвета создавали приятный контраст с золотисто-коричневой кожей. Густые в черную и рыжую полоску, похожие на шкуру тигра, и когда она выглядывала из-за дерева, слегка вьющиеся пряди почти касались земли.

А потом стены стали белыми, словно закатившиеся белки в глазах покойника. Все вокруг приобрело свой прежний вид. Остались только боль в коленях да рог, который твердым краем упирался в лодыжку Вольфа.

Он поднял инструмент и повернулся, чтобы осмотреть предмет в полосе света из комнаты отдыха. Вольф больше не считал себя безумным, хотя по-прежнему был ошеломлен. Он заглянул в другую вселенную и что-то получил оттуда, но почему и как — Вольф не знал.

Эта вещь, длиною около двух с половиной футов и чуть меньше четверти футов весом, напоминала бы по форме рог африканского буйвола, если бы не широкий раструб. На узком конце плотно сидел мундштук из какого-то золотистого материала, а сам рог был сделан из серебра или покрытого серебром металла. Не обнаружив клапанов, Вольф повертел инструмент в руках и нашел ряд из семи небольших кнопок. Внутри раструба на расстоянии полдюйма находилась сеточка из серебряных нитей. Когда он держал рог под углом к свету лампы над головой, создавалось впечатление, что сеточка находится глубоко в основании.

Тут свет упал на корпус как-то по-особому, и он увидел деталь, пропущенную при первом осмотре: между мундштуком и раструбом виднелся едва заметный иероглиф. Ничего подобного он прежде не встречал, хотя считался экспертом по любым типам алфавитной письменности, идеограммам и пиктографии.

— Роберт! — позвала его жена.

— Уже поднимаюсь, милая.

Он положил рог в правый угол стенного шкафа и закрыл дверь. Выбора у него не осталось, разве что бежать из дома вместе с рогом. Если он сейчас возьмет его с собой, жена и Брессон начнут задавать вопросы. И раз уж Вольф не вносил инструмент в дом, он не мог объявить его своей собственностью. Брессон потребует сдать инструмент ему на хранение, поскольку предмет нашли в доме, принадлежавшем его агентству.

Вольфа терзали сомнения. Неужели ему не удастся вынести рог из дома? А главное, Брессон может принести сюда новых клиентов, причем, вероятно, еще сегодня, и кто-нибудь, открыв дверь стенного шкафа, найдет спрятанный рог. И тогда клиент может отнести его Брессону.

Вольф поднялся по ступеням и вошел в большую гостиную. Бренда встретила его сердитым взглядом. Брессон, круглолицый мужчина в очках, лет тридцати пяти, чувствовал себя неловко, хотя и улыбался.

— Как вам понравились помещения? — спросил он.

— Они великолепны, — ответил Вольф, — и чем-то напоминают мне наш старый дом.

— Мне здесь тоже нравится, — сказал Брессон. — Я родился на Среднем Западе и вполне понимаю ваше нежелание жить в домах, построенных наподобие ранчо. Только не подумайте, что я их критикую. Я и сам живу в таком доме.

Вольф подошел к окну и выглянул на улицу. Полуденное майское солнце ярко светило с голубых небес Аризоны. Лужайку покрывала изумрудная бермудская трава, посаженная три недели назад, — абсолютно новая, как и все дома в этом недавно построенном районе «Хохокам Хоумс».

— Почти все дома одноэтажные, — рассказывал Брессон. — В почве много селитры, поэтому земляные работы обошлись в большую сумму, но дома стоят недорого. Вы получаете их почти даром.

«А если бы эту селитру не выкопали и не создали пространство для комнаты отдыха? — подумал Вольф. — Что бы тогда увидел человек с другой стороны в момент раскрытия прохода? Неужели он увидел бы только землю и навсегда потерял бы шанс избавиться от рога? Да, в этом нет никаких сомнений».

— Вы, наверное, читали, почему нам пришлось отложить строительство этого района? — поинтересовался Брессон. — Во время земляных работ мы наткнулись на древний город хохокамов.

— Хохокамов? — спросила миссис Вольф. — Это еще кто такие?

— Многие люди, приехавшие в Аризону, никогда не слышали о них, — ответил Брессон. — Но, прожив какое-то время в районе Финикса, вы обязательно что-нибудь о них узнаете. Это индейцы, жившие давным-давно в Долине Солнца; они появились в этих местах по крайней мере тысячу двести лет назад. Хохокамы рыли оросительные каналы и строили города; их цивилизация набирала мощь. Но что-то случилось с ними, хотя никто не знает истинных причин. Они просто взяли и исчезли несколько столетий тому назад. Некоторые археологи утверждают, что индейцы племен папаго и пима являются их потомками.

Миссис Вольф фыркнула.

— Видела я этих индейцев. И вряд ли они могут строить что-нибудь еще, кроме тех жалких глинобитных лачуг, которые встречаешь в резервации.

Вольф повернулся к ней и раздраженно оборвал жену:

— Про современных майя тоже не скажешь, что они могли когда-то построить свои храмы и изобрести понятие нуля. Но они это сделали.

Бренда открыла рот. Улыбка мистера Брессона стала еще более натянутой.

— Так или иначе, — сказал он, — мы приостановили выемку грунта, пока археологи не дали нам своего разрешения. Отсрочка работ длилась около трех месяцев, и мы ничего не могли поделать, потому что правительство связало нам руки. — Он помолчал и добавил: — Хотя вам, возможно, это сыграло на руку. Если бы нас не задержали, дома могли быть уже проданы. Поэтому все обернулось к лучшему, не так ли? — Он бодро улыбнулся и взглянул на каждого из клиентов.

Вольф помолчал, тяжело вздохнул, догадываясь, что сейчас услышит от Бренды, и степенно произнес:

— Мы его берем. И давайте подпишем документы прямо сейчас.

— Роберт! — вскричала миссис Вольф. — Ты даже не спрашиваешь меня?

— Прости, моя милая, но я уже принял решение.

— Ах так! Но его еще не приняла я!

— Ну что вы, уважаемые! Не стоит торопиться, — поспешил вмешаться Брессон. — Он отчаянно пытался сохранить на лице улыбку. — Не спешите, обсудите все как следует. Если кто-нибудь приедет и купит этот дом — а такое может случиться еще до конца дня; мы продаем их, как горячие пирожки — найдется множество других домов с точно таким же расположением комнат.

— Но я хочу этот дом.

— Роберт, а не сошел ли ты с ума? — возмутилась Бренда. — Я никогда не видела, чтобы ты вел себя так прежде.

— Я уступал тебе почти во всем, — сказал он. — Я всю жизнь пытался сделать тебя счастливой. Так уступи и мне хотя бы раз. Я не прошу у тебя чего-то особенного. Вспомни, еще утром ты говорила, что хочешь дом именно такого типа, а «Хохокам Хоумс» — единственный район, дома которого нам по карману. Давай оформим купчую, а в качестве залога я могу выписать чек.

Я ничего не буду подписывать, Роберт.

— Почему бы вам не отправиться домой и не обсудить эту проблему наедине? — предложил Брессон. — Как только вы придете к обоюдному согласию, я буду полностью в вашем распоряжении.

— А моей подписи вам недостаточно? — спросил Вольф.

— Я сожалею, но миссис Вольф тоже должна поставить свою подпись, — ответил Брессон, выдавливая из себя напряженную улыбку.

Бренда победоносно усмехнулась.

— Тогда обещайте мне, что вы больше никому не покажете этот дом, — попросил Вольф. — Хотя бы до завтрашнего дня. Если вам нужны гарантии на покупку, я готов уплатить задаток.

— О, в этом нет необходимости. — Брессон направился к двери, и его поспешность выдавала желание как можно скорее выбраться из неловкой ситуации. — Я не буду никому показывать дом, пока не услышу утром от вас окончательного ответа.

На обратном пути в Тэмп, где в мотеле «Пески» супруги снимали комнаты, оба хранили гордое молчание. Застыв в неприступной позе, Бренда смотрела на дорогу через ветровое стекло. Время от времени Вольф поглядывал на жену, отмечая, что ее нос становится все острее, а губы тоньше — еще немного, и она будет выглядеть, как жирный попугай.

И когда ее, наконец, прорвет, крики и брань будут звучать как клекот жирного попугая. Все тот же старый, затасканный, не убывающий со временем поток упреков и угроз извергнется на поверхность, и она будет кричать, что он пренебрегал ею все эти годы. А напоследок, Бог знает, в который раз, она напомнит ему, что он либо сидел, уткнувшись носом в книги, либо стрелял из лука, фехтовал или карабкался по скалам, специально выбирая те виды спорта, в которых она не могла участвовать из-за своего артрита. Она начнет разматывать годы неудач, перечисляя события, которые считала несчастьями, а потом, как обычно, все закончится громкими и горькими рыданиями.

Почему он до сих пор с ней не расстался? Вольф и сам не знал. Может быть, из-за того, что безумно любил в молодости, и из-за того, что в ее обвинениях всегда имелась доля правды. К тому же сама мысль о разводе казалась тягостной ему — еще более тягостной, чем перспектива остаться с Брендой.

Проработав столько лет преподавателем английского и классических языков, он имел право насладиться результатами своего труда. И теперь, скопив небольшую сумму, обладая свободным временем, он мог бы заняться исследованиями, от которых его раньше отвлекали служебные обязанности. Сделав этот дом в Аризоне своим опорным пунктом, он мог бы даже путешествовать. А почему бы и нет? Бренда тоже не откажется сопровождать его — наверное, даже сама навяжется в попутчицы. Но вскоре ей все это так наскучит, что его существование превратится в ад. И ее ни в чем нельзя винить — просто у них нет общих интересов. Но неужели ради ее счастья он должен отказаться от своих занятий и причуд, которые наполняли его жизнь смыслом? Тем более что она все равно не станет от этого счастливой.

Как он и ожидал, после ужина язычок Бренды стал гораздо активнее. Вольф слушал ее, пытался спокойно убеждать, указывая на отсутствие логики, несправедливость и необоснованность обвинений, но это не помогало. Она, как всегда, закончила рыданиями, угрожая оставить его или покончить с собой.

Но на сей раз он не уступил.

— Я хочу этот дом, и я хочу наслаждаться жизнью по своему разумению, — твердо заявил Вольф. — Вот так!

Он накинул на плечи пиджак и направился к выходу.

— Вернусь поздно. Если вообще вернусь.

Она закричала и запустила в него пепельницей. Он пригнулся, и пепельница отскочила от двери, отщепив кусок дерева.

К счастью, Бренда не кинулась за ним следом и не стала устраивать скандал вне дома, как часто делала прежде.

Уже стемнело, но луна еще не взошла, и ему приходилось довольствоваться светом из окон мотеля, уличными фонарями и блеском фар многочисленных машин на Бульваре апачей. Вырулив на шоссе, он поехал на восток, затем свернул на юг, и через несколько минут его машина мчалась по дороге в «Хохокам Хоумс». При мысли о том, что ему предстояло сделать, сердце тревожно забилось, и по спине побежал холодок. Впервые в жизни он всерьез задумал совершить преступление.

«Хохокам Хоумс» освещали фонари, из динамиков звучала громкая музыка, на улицах играли и кричали дети, родители которых в это время осматривали новые дома.

Не сбавляя скорости, он проехал через Месу, сделал разворот, вернулся в Тэмп и по шоссе Ван Бьюрена направился в центр Финикса. Машина неслась на север, потом на восток, пока не показался городок Скоттсдейл. Здесь Вольф сделал остановку и полтора часа просидел в маленькой таверне. Успокоив себя четырьмя рюмочками из «бочонка 69 года», он решил расплатиться. Пить больше не хотелось — вернее, он боялся перебрать, понимая, что при осуществлении плана ему потребуется ясная голова.

Когда Вольф вернулся в «Хохокам Хоумс», фонари уже не горели, и в пустыню вернулась тишина. Оставив машину за домом, который ему хотелось сегодня купить, он надел на правую руку перчатку и выбил кулаком окно комнаты отдыха.

Когда ему, наконец, удалось забраться внутрь, его тело сотрясала нервная дрожь, а сердце билось так, словно он пробежал несколько кварталов. Несмотря на испуг Роберту вдруг стало смешно. Будучи человеком с богатым воображением, он не раз представлял себя в роли взломщика — и не каким-нибудь простым воришкой, а самим Рэффлзом-везунчиком. Но теперь он знал, что огромное уважение к закону никогда бы не позволило ему стать крупным или хотя бы мелким преступником. Совесть терзала Роберта даже за этот незначительный проступок, а ведь он считал его полностью оправданным. Более того, мысль о возможном разоблачении чуть не заставила Вольфа забыть о роге. Если он попадется на краже, вся его тихая, спокойная и респектабельная жизнь будет предана позору. А стоил ли рог всего этого?

Но Вольф решил действовать. Отступив сейчас, он весь остаток жизни будет жалеть об упущенной возможности. Быть может, его ждет величайшее из приключений — приключение, которое еще никто никогда не переживал. И если он сейчас сдастся, будет равносильно самоубийству — он не вынесет потери рога и укоров души за проявленную трусость.

В комнате было так темно, что пришлось пробираться к стенному шкафу вслепую. Нащупав раздвижные дверцы, он сдвинул левую створку в сторону и, избегая резкого шума, начал осторожно подталкивать ее локтем. Время от времени Вольф замирал и прислушивался к звукам на улице.

Когда дверь полностью открылась, он отступил на несколько шагов и, прижав мундштук рога к губам, тихо затрубил. Резкий звук так напугал его, что Роберт выронил инструмент. Обшарив пол, он нашел рог в углу комнаты.

Во второй раз Вольф затрубил в полную силу. Раздался еще один звонкий звук, не намного громче, чем первый. Какая-то деталь механизма — вероятно, серебряная сеточка раструба — регулировала уровень громкости. Постояв несколько минут в нерешительности, он попытался воссоздать в уме точную последовательность услышанных нот. Семь маленьких кнопок на нижней стороне инструмента определяли различные гармоники. Но чтобы найти нужное сочетание звуков, ему потребуется время и несколько попыток. Все это может привлечь внимание охраны.

Вольф пожал плечами и прошептал:

— Подумаешь!

Он снова затрубил, начиная аккорд с первой, ближней к себе кнопки. Прозвучало семь громких нот. Их длительность соответствовала той мелодии, которую он помнил, но последовательность оказалась несколько иной.

А когда замер последний звук, издалека донесся крик. Вольф едва не запаниковал. Он выругался, вновь поднес рог к губам и начал перебирать клавиши в том порядке, который, по его мнению, должен был воспроизвести таинственное «сезам», став музыкальным ключом к другому миру.

В тот же миг луг фонарика пробежал по разбитому стеклу и двинулся в сторону. Но едва Вольф затрубил еще раз, луч света вернулся к окну, и снова послышались крики. Вольф отчаянно пробовал одну комбинацию за другой. Третья попытка завершилась копией той мелодии, которую трубил юноша на вершине валуна-поганки.

Чья-то рука просунула фонарик в окно, и глухой голос прорычал:

— Эй, ты, выходи! Выходи, или я буду стрелять!

Одновременно с этим на стене появилось зеленоватое зарево. Оно вдруг прорвалось сквозь доски дерева и выплавило дыру, через которую заструился лунный свет. Деревья и валун возникли, как темные силуэты на фоне зеленовато-серебряного сияния огромного небесного тела, край которого показался в расширявшемся проеме.

Вольф больше не медлил. Его заметили. На колебания не оставалось времени, и теперь могло помочь только бегство. Другой мир сулил неизвестность и опасность, но здесь его ждал неминуемый позор и жалкое бесславие. Охранник за окном снова закричал, но Вольф оставил за собой и этот грубый голос, и старый знакомый мир. Ему пришлось пригнуть голову и переступить через высокий край дыры, которая начинала сокращаться. А когда он оказался на другой стороне и оглянулся, чтобы бросить прощальный взгляд, отверстие не превышало размеров корабельного иллюминатора. Но через несколько секунд исчезло и оно.

 

2

Вольф сел на траву и попытался отдышаться. Если возбуждение окажется чрезмерным для его шестидесяти шестилетнего сердца, это будет пределом черного юмора, подумал он. Умер по прибытии. УПП! Они — кем бы «они» ни оказались — похоронят его и напишут на надгробной плите: НЕИЗВЕСТНЫЙ ЗЕМЛЯНИН.

Роберт почувствовал себя лучше. Он даже тихо засмеялся, поднимаясь на ноги. Смело и по-хозяйски Вольф осмотрелся вокруг. Воздух был приятным и теплым — около семидесяти градусов по Фаренгейту, прикинул он. Окружающее пространство наполняли незнакомые и очень приятные фруктовые ароматы. Повсюду кричали птицы — и он надеялся, только птицы. Откуда-то издалека доносился тихий грохот, но он не испугался. Без всякого на то основания у него появилась уверенность, что это рокот прибоя, приглушенный расстоянием. Полная и огромная луна превосходила спутницу Земли по меньшей мере в два с половиной раза.

Небо растеряло нежную зелень, которая наполняла его в течение дня. Несмотря на сияние луны, оно казалось таким же черным, как ночное небо покинутого им мира. А там, в вышине, мириады крупных звезд неслись по разным направлениям, и у пришельца закружилась голова от страха и замешательства. Одна из них помчалась к нему, становясь все больше и ярче. Звезда пролетела в нескольких футах над его головой, и в оранжево-желтом зареве, исходившем от ее хвоста, он увидел четыре громадных эллипсоидных крыла, свисавшие тонкие ноги и на долю секунды мелькнувший силуэт головы с длинными усиками.

Всего лишь светлячок с размахом крыльев футов в десять, если не больше.

Вольф наблюдал, как перемещаются, расширяются и сжимаются живые созвездия, пока не привык к этому зрелищу. Он задумался, в каком направлении ему идти, и шум прибоя в конце концов определил его решение. Береговая линия может стать надежной точкой отсчета, куда бы он потом ни пошел. Вольф двигался медленно и осторожно, часто останавливаясь, чтобы прислушаться и присмотреться к теням.

Неподалеку кто-то вздохнул — для такого звука требовалась огромная грудь. Вольф распластался на траве в тени густого куста и затаил дыхание. Раздался шорох, треснула сухая ветка. Он приподнял голову и осмотрел залитую лунным светом поляну. В нескольких ярдах от него вразвалку двигалась огромная, вертикальная и двуногая фигура, покрытая густой темной шерстью.

Гигант остановился, и сердце Вольфа застучало с перебоями. Голова существа повернулась сначала в одну сторону, потом в другую, и Роберт успел разглядеть профиль, как у гориллы. Но то была не горилла — во всяком случае, не земная. Шерсть существа лишь на первый взгляд казалась черной, на самом же деле по всему телу и ногам зигзагами чередовались широкие черные и узкие белые полосы. Его руки были намного короче, чем у земных горилл, а ноги — не только длиннее, но и прямее. Кроме того, скошенный лоб, несмотря на выпиравшую надбровную кость, выглядел необычайно высоким.

Самец тихо заворчал, издавая не рык и не мычание животного, а четкий ряд модулированных звуков. Горилла пришла не одна. За массивным торсом существа зеленоватая луна высвечивала чью-то голую фигуру — фигуру женщины, которая шла рядом с животными, чьи плечи обнимала огромная лапа гориллы.

Вольф не видел ее лица, но хорошо разглядел стройные ноги, круглые ягодицы, изящную ручку и длинные черные волосы. На миг у него появилось желание узнать, так ли она прекрасна и спереди.

Женщина заговорила с гориллой, и звук ее голоса напоминал звон серебряных колокольчиков. Гигант что-то ответил. Затем они вышли из пятна лунного света и исчезли в темноте джунглей.

Вольф встал не сразу, его все еще сотрясала дрожь.

Наконец он поднялся и двинулся сквозь подлесок, который выглядел значительно реже, чем заросли джунглей Земли. Кусты здесь росли на некотором расстоянии друг от друга, и, если бы растительность вокруг не казалась такой экзотической, ему бы и в голову не пришло сравнивать ее с джунглями. Она больше походила на парк, а трава, мягкая и короткая, выглядела как недавно подстриженный газон.

Пройдя лишь несколько шагов, он вздрогнул, услышав громкое фырканье, и на него едва не наскочило какое-то животное. Он мельком разглядел красноватые оленьи рога, белесый нос, огромные тусклые глаза и тело с узором в «горошек». Ломая ветки, зверь бросился в сторону и исчез, но через несколько секунд Вольф услышал позади шаги. Он обернулся и увидел в десяти футах все то же оленеподобное создание. Почувствовав взгляд человека, оно медленно шагнуло вперед и ткнулось влажным носом в протянутую ладонь. Потом замурлыкало и попыталось потереться о незнакомца боком. Но поскольку животное весило не меньше четверти тонны, оно бы просто оттолкнуло Вольфа от себя.

Поэтому Роберт прижался к нему сам. Он погладил его шерстку за большими чашеподобными ушами, почесал ему нос и слегка похлопал по бокам. Невиданный олень лизнул его несколько раз длинным мокрым языком, который оказался таким же шершавым, как у льва. Вольф надеялся, что зверю когда-нибудь надоест проявлять свою привязанность, и вскоре его желание исполнилось — животное исчезло также внезапно, как и появилось.

После встречи с оленем Вольф немного поуспокоился. Разве животное вело бы себя так дружелюбно с совершенно незнакомым существом, если бы здесь водились плотоядные хищники или существа, которых следовало бы опасаться?

Шум прибоя становился все громче и громче. Через десять минут Вольф вышел к берегу моря. Он спрятался за широкой разлапистой елью и начал рассматривать пляж, залитый лунным светом. Берег был покрыт чем-то белым, при ближайшем рассмотрении выяснилось — очень мелким песком. Пляж тянулся в обе стороны, насколько хватало взгляда. Ширина пространства между лесом и морем составляла примерно двести ярдов. Вдали с обеих сторон пылали костры, вокруг которых кружили силуэты мужчин и женщин. Их приглушенные расстоянием крики и смех еще больше убеждали его в том, что он встретил людей.

Вольф осмотрел близлежащую часть пляжа. В трехстах ярдах от себя, наискосок и почти у самой воды, он заметил парочку существ, при виде их у него перехватило дыхание.

Его потрясло не то, чем они занимались. Вольфа поразила конструкция их тел. Выше талии мужчина и женщина выглядели такими же людьми, как и он, но там, где должны были начинаться ноги, их тела переходили в рыбьи хвосты.

Не в силах сдержать любопытство, он спрятал рог в пучках пушистой травы и пополз вдоль края джунглей. Оказавшись напротив странной пары, он остановился и продолжил наблюдение. К тому времени мужчина и женщина уже лежали бок о бок и тихо разговаривали. Вольфу удалось рассмотреть их более обстоятельно. Прежде всего он убедился, что у них нет оружия. Скорость передвижения этих существ по суше исключала возможность агрессивного нападения, поэтому он смело направился к ним. Они выглядели вполне дружелюбно.

В двадцати ярдах от них он остановился и еще раз присмотрелся к ним. Роберт мог бы назвать их водяными людьми, но ни в коем случае не полурыбами. Плавники на концах длинных хвостов располагались в горизонтальной плоскости, а не вертикально, как у рыб. Чешуя на хвостах отсутствовала, гибридные тела сверху донизу покрывала гладкая коричневая кожа.

Он тактично покашлял — они приподняли головы. Мужчина вскрикнул, женщина пронзительно завизжала. А потом их движения были так быстры, что он, не разбирая подробностей, лишь смутно уловил, как они в мгновение ока поднялись на кончики хвостов, взвились в воздух и скрылись среди волн. В воде мелькнула темная голова, в свете луны блеснул вскинутый кверху хвост.

Прибой грохотал, разбиваясь о белый песок. Сияла огромная зеленая луна. Ветерок, прилетевший с моря, потрепал вспотевшее лицо Роберта и помчался дальше в джунгли. Из темноты за его спиной донеслось несколько таинственных криков, а со стороны пляжа раздавались звуки шумного веселья.

Он погрузился в размышления. Речь двух представителей водяного народа показалась ему чем-то очень знакомой, впрочем, это же касалось и языка, на котором говорили женщина и зебрилла (его собственное определение для гориллы в полоску). Он не понимал отдельных слов, однако звуки и их ассоциативные связи пробуждали в его памяти какое-то смутное знание. Но о чем? Вне всяких сомнений, он никогда не слышал диалекта, на котором говорили местные жители. Возможно, он напоминает один из существующих языков Земли, который Вольф мог слышать в записях или фильмах?

Чья-то рука сжала его плечо. Вольфа приподняли в воздух и повернули. Распяленный нос и впавшие глаза зебриллы приблизились к его лицу; в ноздри ударил запах винного перегара. Зебрилла что-то сказал, из кустов вышла женщина и медленно приблизилась к ним. В любое другое время у него перехватило бы дыхание при виде такого великолепного тела и прекрасного лица. К сожалению, он и сейчас дышал с трудом, но совсем по другой причине. К тому же гигантская обезьяна в любой момент могла швырнуть его в море с легкостью и быстротой, перед которыми поблекло бы даже внезапное исчезновение водяных людей. Или пальцы огромной руки могли сомкнуться. раздавив плоть и раздробив кости.

Женщина что-то сказала, и зебрилла ответил. Неожиданно для себя Вольф понял несколько слов. Их язык имел родственные связи с микенским диалектом, на котором говорила догомеровская Греция.

Ему хотелось объяснить свои добрые намерения, но слова не шли с языка. Во-первых, он был ошеломлен и не мог собраться с мыслями. Во-вторых, его знание греческого языка той эпохи ограничивалось отсутствием первоисточников и почти во всем основывалось на творчестве слепого певца азолической Ионии.

Ему все же удалось выдавить из себя несколько неуместных фраз, но его интересовало не столько значение слов, сколько стремление выразить свою безобидность. Выслушав его, зебрилла хмыкнул, сказал что-то девушке и опустил Вольфа на песок. Тот облегченно вздохнул, но боль в плече заставила его поморщиться. Огромная лапа монстра обладала невероятной силой, хотя вполне напоминала человеческую руку, только огромную и волосатую.

Женщина дернула Вольфа за рубашку. На ее лице появилось легкое отвращение — позже он понял, что именно ей в нем не понравилось. Она никогда еще не видела толстого старого мужчины. Более того, ее озадачила одежда. Женщина продолжала стягивать с него рубашку. Испугавшись, что она прикажет зебрилле раздеть его, он снял рубашку добровольно. Женщина с любопытством осмотрела ее, понюхала, сказала «Уй!» и сделала рукой неопределенный жест.

Вольф предпочел бы не понять ее, еще меньше он горел желанием подчиняться, но сопротивление было бесполезно. Его отказ мог рассердить женщину и тем самым вызвать гнев зебриллы, поэтому он сбросил одежду и стал ждать дальнейших указаний. Женщина пронзительно захохотала, зебрилла закашлялся и заколотил себя по бедру огромной рукой. Звуки его шлепков напоминали удары топора по дереву. Он и женщина обнялись и, надрываясь от смеха, пьяной походкой побрели по пляжу.

Взбешенный и униженный, Вольф начал натягивать брюки, благодаря судьбу за то, что остался цел. Подобрав нижнее белье, носки и ботинки. он устало поплелся по песку обратно в джунгли. Вытащив рог из тайника, он сел на землю и долго думал о том, что ему делать дальше. В конце концов его сморил сон.

Он проснулся утром, голодный, томимый жаждой, с затекшими мышцами.

Пляж бурлил своей жизнью. К виденной им ночью парочке водяных прибавилось несколько больших тюленей с ярко-оранжевыми шкурами: шлепая ластами, они гонялись взад и вперед за шарами из янтаря, которые подбрасывали водяные люди. Человек с коротким козлиным хвостом, мохнатыми ногами и бараньими рогами гнался по пляжу за женщиной, которая во многом походила на спутницу зебриллы. Ее отличали лишь желтые волосы. Она бежала до тех пор, пока рогатый мужчина не прыгнул на нее и, смеясь, не повалил на песок. Их дальнейшие забавы убедили Вольфа в том, что эти создания подобно Адаму и Еве, еще не познали значения греха и запретов морали.

Картина выглядела более чем интересно, но вид завтракавшей русалки пробудил у Вольфа другие, более насущные желания. В одной руке она держала большой овальный желтый плод, а в другой — полусферу, похожую на половинку кокосового ореха. Всего лишь в нескольких шагах от Вольфа у костра на песке сидела женщина той же породы, что и мужчина с бараньими рогами. Она жарила рыбу, насаженную на кончик палки, и от аппетитного запаха рот Вольфа наполнился слюной, а в животе громко заурчало.

Но больше всего ему хотелось пить. И поскольку единственным водоемом в поле зрения был океан, он вышел на пляж и зашагал к прибою.

Его встретили так, как он и ожидал — с удивлением, настороженностью и даже с долей опасения. Все прервали свои занятия, какими бы увлекательными они ни казались, и, выпучив глаза и разинув рты, уставились на него. Как только Вольф приближался к кому-нибудь из присутствующих, тот поспешно отступал. Некоторые из мужских особей не желали уступать дорогу, но, судя по их виду, они бы удрали прочь при одном его резком слове. Но он не испытывал желания бросать им вызов, так как даже самый слабый из них мог без труда одолеть его измученное тело.

Он вошел в прибой по пояс и попробовал воду на вкус. Вольф надеялся, что она будет пригодна для питья: он видел, как другие пили ее прямо из океана. Вода оказалась чистой и свежей, хотя и обладала резким, абсолютно незнакомым привкусом. Напившись вдоволь, Роберт почувствовал себя так, словно ему перелили молодую кровь. Он вышел из океана и направился через пляж в сторону джунглей. Прибрежные жители вернулись к еде и развлечениям. Несмотря на то что они провожали его дерзкими прямыми взглядами, никто не сказал ему ни слова. Сначала он улыбался им, но, заметив, что это вызывает у обитателей пляжа испуг, отказался от попыток понравиться. Поиски в джунглях увенчались успехом, он нашел плоды и орехи, которыми лакомилась русалка. Желтый плод напоминал по вкусу персиковый торт, а мякоть внутри псевдококосового ореха походила на нежное мясо, смешанное с мелкими кусочками грецкого ореха.

После еды он мог бы считать себя наверху блаженства, если бы не одно невыполнимое желание — ему не хватало его трубки. Казалось, в этом раю есть все, кроме табака.

Следующие несколько дней он провел в джунглях, лишь изредка подходя к океану и прибрежной полосе. К тому времени обитатели пляжа привыкли к нему и даже посмеивались, когда он по утрам выходил из леса. Однажды несколько мужчин и женщин набросились на Вольфа и, дико хохоча, сорвали с него одежду. Он кинулся в погоню за женщиной, убежавшей с его брюками, но она умчалась в джунгли и вскоре вернулась с пустыми руками. Роберт уже мог изъясняться на вполне понятном для них языке, хотя поначалу с трудом произносил целые фразы. После долгих лет преподавательской работы и самообразования он обладал солидным знанием греческого языка, и ему оставалось лишь овладеть интонациями и словами, которые отсутствовали в его «разговорнике».

— Зачем ты это сделала? — спросил он прекрасную черноглазую нимфу.

— Я хотела посмотреть на то, что ты прятал под этими уродливыми лохмотьями. Голый ты безобразен, но тряпки придавали тебе еще более отвратительный вид.

— А как же приличия? — спросил он, однако она не поняла этого слова.

Вольф пожал плечами и вспомнил пословицу о чужом монастыре и своем уставе, но этот мир больше напоминал ему Сад Эдема. Приятное тепло сохранялось и днем и ночью; разница температур не превышала семи градусов. Здесь каждый мог без труда добыть пищу, никто не заставлял работать или платить за аренду земли. Никакой политики и напряженности, за исключением лекго удовлетворяемого сексуального возбуждения. Здесь не было национальных и расовых конфликтов. Здесь никто не требовал оплаты по счетам. Или все-таки требовали? Основной принцип земного мира гласил, что просто так и комар на нос не сядет. А как с этим делом здесь? С кем-то же надо расплачиваться.

Ночью он спал на куче травы в дупле большого дерева. Он мог бы найти точно такое же дупло в любом из нескольких тысяч деревьев этой особой породы. Но утро никогда не заставало его в постели. В течение нескольких дней он вставал перед рассветом и любовался тем, как появлялось солнце. «Появление» казалось ему более подходящим словом, чем «восход», потому что солнце на самом деле никогда не всходило. По другую сторону моря возвышалась огромная горная гряда. Она тянулась по всему горизонту. и ей не было видно конца. Солнце выползало из-за горы и при этом находилось уже довольно высоко. Оно по прямой пересекало зеленый небосвод и скрывалось, так и не коснувшись воды, за той же грядой, но уже на другой стороне этого мира.

Час спустя появлялась луна. Она выходила из-за горы, проплывала на одном и том же уровне по небесам и исчезала за грядой в другой части горизонта. Каждую вторую ночь в течение часа шел сильный дождь. и Вольф в это время обычно просыпался, потому что воздух становился немного холоднее. Он зарывался в сухие листья и долго дрожал, стараясь заснуть.

С каждой последующей ночью засыпать становилось все труднее. Роберт думал о своем собственном мире, о друзьях, работе и утехах прожитой жизни. Он думал о жене. Как там теперь Бренда? Конечно, горюет о нем. Пусть она часто бывала злой, раздраженной и нудной, но в ее сердце всегда жила любовь. Его исчезновение будет для нее тяжелым ударом и потерей. Хотя она предусмотрела и это. Каждый год Бренда заставляла его страховать жизнь на непомерные суммы, что не раз становилось причиной ссор между ними. Затем ему пришло в голову, что какое-то время, в связи с отсутствием доказательств по факту его смерти, она не получит из страховки ни цента. Но даже если ей придется ждать официального признания его смерти, она спокойно проживет на социальное пособие. Его хватит, чтобы как-то существовать, хотя, конечно, придется сильно затянуть ремешок.

И все же у него не было никакого желания возвращаться. Он начинал заново обретать молодость. Несмотря на хорошее питание, Вольф терял в весе, а его мышцы становились сильнее и крепче. Появилась упругость в ногах. и все чаще возникало чувство радости, утраченное им однажды на третьем десятке лет. На седьмое утро, решив почесать лысый затылок, он обнаружил небольшую щетину, а на десятое — Вольф проснулся от боли в деснах. Потирая опухшие щеки, он гадал о причине недуга. Роберт успел забыть о таком явлении, как болезнь, и чувствовал себя абсолютно здоровым; да и «пляжники», как он их называл, казалось, тоже никогда не болели.

Боль в деснах продолжала изводить его всю неделю, и ему приходилось снимать ее «ореховым пуншем» — напитком из перебродившего сока. Орехи росли крупными гроздями на самой верхушке дерева с короткими, хрупкими розовато-лиловыми ветвями и желтыми листьями, по форме похожими на курительные трубки. Стоило срезать кожистую оболочку кончиком заостренного камня, как тут же чувствовался аромат фруктового пунша. На вкус он напоминал джин с тоником и примесью вишневой настойки, а ударял в голову, как глоток текилы. Это лекарство действовало отлично, успокаивая не только боль в деснах, но и нервы, взвинченные ею до предела.

Через девять дней после того, как возникли осложнения с деснами, у Роберта прорезались десять крошечных белых и крепких зубов. Более того, в процессе естественного восстановления тканей с остальных зубов начали слетать золотые коронки. И его прежде лысую голову уже покрывала густая черная поросль.

Но этим дело не кончилось. Плавание, бег и лазание по деревьям согнали с него весь жир. Выступавшие от старости вены втянулись в гладкую упругую плоть. И теперь он мог пробегать большие расстояния, не чувствуя одышки и не страшась, что сердце разорвется от напряжения. Все это приводило Роберта в восторг, хотя и наводило на размышления о причинах происходящего.

Он расспрашивал некоторых пляжников о повсеместной на первый взгляд молодости. Все отвечали одинаково:

— Такова воля Властителя.

Сначала Вольф думал, что они говорят о Боге, и это казалось ему странным. Насколько он мог судить, у них не было религии. И конечно же, у них не было никаких культов, ритуалов и таинств.

— Кто такой Властитель? — спрашивал Вольф.

Он подумал, что, вероятно, неправильно понял значения слова «ванакс», которое могло иметь слегка иной смысл, чем у Гомера.

Зебрилла Ипсев, самый умный из всех, кого он до сих пор встретил, ответил так:

— Он живет на вершине мира, за пределами Океана. — Ипсев ткнул пальцем в сторону моря, указывая на далекую горную гряду. — Властитель живет в прекрасном неприступном дворце на вершине мира. Он создал этот мир и всех нас. Иногда он спускается вниз, чтобы повеселиться с нами. Мы делаем все, как говорит Властитель, и играем с ним. Но мы всегда испытываем страх. Если Властитель рассердится или будет недоволен, он может убить всех нас. Или сделать что-нибудь похуже.

Вольф улыбнулся и кивнул. Как и люди Земли, Ипсев и его соплеменники не имели разумного объяснения по поводу происхождения или условий функционирования их мира. Но у пляжников имелась особенность, которая напрочь отсутствовала у жителей Земли, — единство мнений. Все, кого бы он ни спрашивал, давали ему тот же ответ, что и зебрилла:

— Такова воля Властителя. Он создал мир, он создал нас.

— Откуда вы знаете? — спрашивал Вольф.

Задавая этот вопрос, он не ждал каких-то особенных отличий от того, что слышал на Земле. Но ему преподнесли сюрприз.

— Так нам сказал сам Властитель, — ответила русалка Пайява. — И еще мне об этом говорила мать. А она-то уж знает. Властитель создал ей тело; она помнит, как он его делал, хотя все было давным-давно.

— Неужели правда? — удивился он.

В глубине души Вольф подозревал, что она морочит ему голову, и отплатить ей той же монетой было бы очень трудно.

— А где твоя мать? Мне бы хотелось поговорить с ней.

Пайява махнула рукой на запад.

— Где-то там.

«Где-то» могло означать тысячи миль, потому что он до сих пор не знал, насколько далеко простирался пляж.

— Я ее уже давно не видела, — добавила Пайява.

— И как давно? — спросил Вольф.

Пайява сморщила прекрасный лоб и поджала губы — губы, созданные для поцелуев, подумал Вольф. А это тело1 Возвращение молодости воскрешало сильное влечение к противоположному полу.

Пайява улыбнулась и сказала:

— Ты начинаешь проявлять ко мне интерес, не так ли?

Он покраснел и ушел бы прочь, но ему хотелось получить ответ на свой вопрос.

— Сколько лет прошло с тех пор, как ты видела свою мать? — спросил он еще раз.

Но Пайява не знала ответа. В ее словарном запасе отсутствовали слова, означавшие года.

Вольф пожал плечами и торопливо ушел, стараясь как можно скорее скрыться в буйно раскрашенной растительности за пляжем. Она звала его, сначала лукаво, а потом сердито, когда ей стало ясно, что возвращаться он не собирается. Она отпустила в адрес Вольфа несколько язвительных замечаний, сравнивая его с другими мужчинами. Он не стал разубеждать ее — это было бы ниже его достоинства, к тому же все, что она говорила, являлось чистой правдой. И хотя тело Роберта вновь наполнилось молодостью и силой, оно по-прежнему не шло в сравнение с окружавшими его почти идеальными эталонами мужской стати.

Вскоре эта тема надоела ему, и он задумался над словами Пайявы. Если бы Вольфу удалось найти ее мать или одну из ровесниц ее матери, он бы многое узнал о Властителе. Роберт не подвергал сомнению рассказ Пайявы, хотя на Земле его бы посчитали просто невероятным. Люди этого мира не знали лжи. Вымысел для них был чужд. Такая правдивость имела свои преимущества, хотя иногда указывала на явную ограниченность воображения. У них почти отсутствовало чувство юмора и понимание острот. Они смеялись часто, но по очевидным и незначительным поводам. Их забавы не поднимались выше дешевого фарса и грубых розыгрышей.

Вольф выругался, так как мысли начали разбегаться в разные стороны. С каждым днем ему все реже удавалось сохранить концентрацию на выбранной теме. Так о чем он думал перед тем, как сбиться на беды, которые возникали из-за его неприспособленности к местному обществу? Ах да, о матери Пайявы! Кто-нибудь из старожилов мог бы просветить его — если только их удастся найти. Но как отличить стариков от молодых, если все взрослое население выглядит на один и тот же возраст? Из нескольких сотен существ, которых он видел, лишь малая часть, а точнее, трое, казались немного моложе других. Более того, среди многих животных и птиц (причем довольно странных на вид) он заметил всего шесть птенцов и детенышей.

При таком малом количестве рождений баланс удерживался отсутствием смертей. Вольф видел только трех мертвых животных; двое погибли в результате несчастного случая, а третий — во время поединка с соперником из-за самки. Но и эту смерть можно списать на несчастный случай, так как потерпевший поражение самец — похожий на антилопу лимонного цвета, с четырьмя изогнутыми в виде восьмерок рогами — бросился бежать и сломал себе шею, перепрыгивая через бревно.

Труп животного даже не успел разложиться и завонять. Несколько вездесущих созданий, этих маленьких двуногих лисиц с белыми носами, обезьяньими лапками и ушами, отвисавшими, как у такс, обглодали его за какой-то час. Лисы очищали джунгли и убирали все — плоды, орехи, ягоды, трупы. Испытывая слабость к любым гнилым продуктам, они отдавали предпочтение побитым плодам и не трогали свежие фрукты. Но и они не вносили грустных нот в симфонию красоты и жизни. Уборщики мусора нужны даже в Саду Эдема.

Временами Вольф смотрел на голубой, с белыми барашками волн океан, и его взгляд уносился к горной гряде, которую все называли Теяфаявозд. Может быть, именно там живет Властитель. И возможно, стоит попытаться пересечь море и взобраться на грозные кручи в надежде раскрыть одну из загадок таинственной вселенной. Но чем больше он прикидывал высоту Теяфаявозда, тем меньше его занимали подобные мысли. Черные скалы поднимались все выше и выше, пока не уставали глаза и не смущался разум. Человеку не выжить на этих вершинах. Там просто нечем дышать.

 

3

Однажды Роберт Вольф достал серебряный рог из тайника в дупле дерева. Пройдя через лес, он направился к валуну, с которого человек, назвавшийся Кикахой, бросил ему этот инструмент. Кикаха и бугристые твари больше не появлялись. Они исчезли, словно их вообще не существовало, и никто из тех, с кем разговаривал Роберт, никогда не видели и не слышали о них. Вольф хотел вернуться в свой родной мир и попробовать начать жизнь сначала. Если преимущества Земли превысят достоинства планеты Сада, он останется там. Или, возможно, будет путешествовать из одного мира в другой, извлекая из обоих самое лучшее. А если ему надоест один из них, он устроит себе каникулы в другом.

По пути, уступив уговорам Эликопиды, он немного задержался, чтобы выпить с ней и поболтать. Эклопида, чье имя означало «ясноглазая», была прекрасной, великолепно сложенной дриадой. Из тех, кого он здесь встречал, она больше всех походила на «нормальную женщину». Если бы ее как следует одеть и перекрасить темно-пурпурные волосы, она бы пользовалась на Земле вниманием, которое обычно воздается там женщинам исключительной красоты.

К тому же она оказалась одной из немногих, кто мог поддерживать интересный разговор. И она отнюдь не считала, что беседа может состоять лишь из безудержной болтовни, громкого беспричинного смеха и наплевательского отношения к словам предполагаемого собеседника. Вольф страшно огорчался и возмущался тем, что большая часть пляжников и жителей леса, какими бы они ни казались страстными и общительными в своих речах, в основном предпочитали только монолог.

Эликопида отличалась от них — возможно, потому, что не принадлежала ни к одной из групп, хотя скорее всего причина заключалась в чем-то другом. Обитатели взморья, уступая в вопросах технологии даже австралийским аборигенам (впрочем, и нисколько не нуждались в ней), проявляли по отношению друг к другу очень сложные социальные отношения. Каждая группа, помимо четко определенных участков пляжа и леса, обладала внутренними уровнями престижа. И каждый ее представитель мог подробно описать (причем с огромной охотой) свое положение на горизонталях и вертикалях шкалы оценок по сравнению с другими членами группы, численность которой обычно не превышала тридцати человек. Они могли без устали перечислять (и перечисляли) доводы и соглашения, недостатки и достоинства характера, атлетическую мощь или отсутствие таковой, ловкость в их многочисленных детских играх и оценку сексуальных способностей друг друга.

Но вдобавок ко всему Эликопида обладала чувством юмора, таким же искрометным, как ее глаза, хотя дриаду выделяла и некоторая чувственность. А сегодня она припасла особую приманку: стеклянное зеркало в золотой оправе, украшенной бриллиантами — один из немногих виденных им здесь предметов материальной культуры.

— Где ты его достала? — спросил Вольф.

— О, мне его подарил Властитель, — ответила Эликопида. — Когда-то, давным-давно, я стала одной из его фавориток. И спускаясь с вершины мира, чтобы навестить нас, он проводил со мной много времени. Меня и Хрисеиду он любил больше всех. И можешь поверить, остальные ненавидят нас за это до сих пор. Вот почему я такая одинокая… хотя их общество мне не очень-то нравится.

— А как выглядел Властитель?

Она засмеялась и сказала:

— От шеи и ниже он выглядел почти так же, как любой высокий, хорошо сложенный мужчина вроде тебя.

Она обняла Вольфа за шею и начала целовать его в щеку. Ее губы не спеша приблизились к уху.

— А его лицо? — спросил Роберт.

— Не знаю. Я могла касаться его, но не видела. Меня ослепляло исходящее от него сияние. Оно казалось таким ярким, что, когда он приближался ко мне, я закрывала глаза.

Эликопида закрыла его рот поцелуем, и вскоре он забыл о своих вопросах. Но позже, когда она лежала рядом с ним в полудреме на мягкой траве, Вольф поднял зеркало и взглянул в него. Сердце сладко затрепетало от восторга. Наверное, он выглядел так в пору своего двадцатипятилетия. Роберт знал, что он здорово изменился, но лишь сейчас убедился в этом полностью.

— А вдруг я состарюсь после возвращения на Землю — состарюсь так же быстро, как обрел свою молодость здесь? — Он вскочил на ноги и погрузился в размышления. — Да кого я пытаюсь обмануть? — в конце концов воскликнул Вольф. — Я же не собираюсь возвращаться.

— Если ты сейчас уйдешь от меня, — сонно забормотала Эликопида, — обязательно разыщи Хрисеиду. С ней что-то случилось; стоит кому-нибудь появиться рядом, как она тут же убегает прочь. Даже мне, ее единственной подруге, не удалось к ней подступиться. Наверное, случилось что-то ужасное, о чем она и говорить не хочет. А тебе она понравится. Хрисеида не похожа на других; она совсем как я.

— Хорошо, — рассеянно ответил Вольф. — Я поищу ее.

Он шел до тех пор, пока не забрел в отдаленный уголок леса. Отбросив мысль о возвращении на Землю через ход, с помощью которого он попал сюда, Вольф просто хотел поэкспериментировать с инструментом. Наверное, есть и другие врата. И возможно, они открываются в любом месте, где прозвучит мелодия.

Дерево, под которым он остановился, оказалось одним из многочисленных «рогов изобилия». Достигая двухсот футов в высоту и тридцати футов в обхвате, оно обладало гладкой, почти маслянистой, лазурной корой. Ветви толщиною с бедро и длиной в добрые шестьдесят футов не имели ни сучков, ни листьев, а на конце каждой из них располагался скрученный в раковину цветок, который достигал в длину восьми футов и идеально походил на рог изобилия.

Из «рогов» на землю стекали прерывистые струйки густой жидкости шоколадного цвета. На вкус продукт напоминал мед с едва ощутимым привкусом табака — довольно странная смесь, но ему нравилось. Ею питались все обитатели леса.

Вот под этим деревом он и протрубил в рог. Никаких «врат» не появилось. Он отошел на сто ярдов и попробовал снова, но с тем же успехом. И тогда Вольф понял, что рог действует лишь в определенных местах или только вблизи валуна, похожего на поганку.

Краем глаза он заметил голову девушки — той самой, которая выглядывала из-за дерева, когда врата открывались в первый раз. То же личико в форме сердечка, огромные глаза, полные малиновые губы, длинные в тигриную полоску темно-каштановые волосы.

Вольф поприветствовал ее, но она бросилась бежать. Его восхитило прекрасное и пропорциональное тело, хотя таких длинных ног он у женщин никогда не видел. Более того, по сравнению с другими слишком фигуристыми и большегрудыми женщинами этого мира, она казалась удивительно стройной.

Вольф помчался за ней. Девушка оглянулась, отчаянно вскрикнула и побежала быстрее. Роберт едва не остановился — подобной реакции у местных жителей он еще не встречал. Они могли поначалу отбежать в сторону, но никогда не впадали в столь явную панику и неподдельный испуг.

Девушка бежала, пока хватало сил. Тяжело дыша, она остановилась у небольшого водопада и прижалась к покрытому мхом валуну. Ее лодыжки утопали в ковре из желтых цветов, похожих на маленькие вопросительные знаки. С вершины камня, прищурив совиные глаза, на непрошеных гостей смотрела птица со спиральными крыльями и длинными, согнутыми вперед ногами. Она издавала тихий клекот — уи-уи-уи!

Медленно приближаясь к девушке, Вольф улыбнулся и сказал:

— Не бойся меня. Я не причиню тебе зла. Мне просто хочется поговорить с тобой.

Девушка указала трясущимся пальцем на рог и дрожащим голосом спросила:

— Где ты взял его?

— Мне дал его человек, которого зовут Кикаха. Ты тоже видела его. Скажи, тебе знаком Кикаха?

Огромные глаза девушки сияли темной зеленью; они казались ему самыми прекрасными из всех, которые он когда-либо видел в жизни. Они нравились ему, несмотря на кошачьи зрачки — а может быть, именно из-за них.

Красавица покачала головой:

— Нет. Я не знаю этого юношу и впервые увидела его, когда те… твари…

Она с трудом сглотнула слюну и внезапно побледнела, словно ее вот-вот стошнит.

— …они загнали его на валун. И я видела, как они стащили его со скалы и увели за собой.

— Так значит, они его не кончили? — спросил Вольф, намеренно избегая слов «убили», «зарезали» или «умертвили», поскольку здесь они считались запретными.

— Нет. Но возможно, эти твари собирались сделать с ним что-то более ужасное… чем просто кончить его.

— Почему ты убегала от меня? — спросил Вольф. — Я же не похож на этих чудовищ.

— Я… я не могу говорить об этом.

Вольф знал, почему она не хотела говорить о неприятном. Привыкнув к легкой жизни, где почти не осталось места для отвратительных и опасных явлений, местные жители не могли справиться даже с неприятной мелочью, которая выпадала на их долю.

— Меня не волнует, хочешь ты или нет, — сказал он. — Ты должна обо всем рассказать. Это очень важно.

Она отвернулась.

— Все равно не буду.

— В какую сторону они направились?

— Кто?

— Чудовища. И Кикаха.

— Я слышала, что он называл их гворлами, — сказала девушка. — Я никогда раньше не слышала этого слова. Они… эти гворлы… пришли откуда-то оттуда…

Она указала в сторону моря и вверх.

— Наверное, они спустились с горы. Откуда-то сверху.

Девушка вдруг повернулась к Вольфу и подошла поближе. Взгляд ее огромных глаз остановился на его лице, и он не мог налюбоваться изысканными чертами лица и гладкой кремовой кожей незнакомки.

— Давай уйдем отсюда! — воскликнула она. — Далеко-далеко! Эти твари все еще здесь. Может быть, некоторые из них и забрали Кикаху, но другие остались! Несколько дней назад я видела двух чудовищ. Они прятались в дупле дерева. Их глаза горели, как у зверей, и от них шел ужасный запах, как от заплесневевшего плода!

Она положила руку на рог.

— Мне кажется, им нужно вот это!

— А я только что трубил в рог, — задумчиво произнес Вольф. — И если гворлы где-то поблизости, то они слышали его!

Роберт осмотрел пространство между деревьями. Примерно в сотне ярдов от них за кустом что-то блеснуло.

Он не сводил глаз с куста и вскоре заметил новый отблеск солнечного света и дрогнувшую ветку. Вольф осторожно сжал маленькую ладонь девушки.

— Пошли, — сказал он. — Но иди так, как будто мы ничего не замечаем. Постарайся казаться беспечной.

Она притянула к себе его руку и спросила:

— Что-нибудь не так?

— Только без истерики. По-моему, я что-то увидел за кустом. Возможно, там никого нет, но мне показалось, что за нами следят гворлы. Не смотри туда! Ты нас выдашь!

Он предупредил ее слишком поздно, и девушка успела обернуться. Охнув, она прижалась к Вольфу.

— Они… они!

Он взглянул туда, куда указывала девушка, и увидел две темные приземистые фигуры, которые неуклюже выходили из-за куста. Каждая из тварей сжимала в руке длинный, широкий изогнутый стальной клинок. Размахивая ножами, они что-то закричали хриплыми, резавшими слух голосами. На их темных мохнатых телах без всяких признаков одежды виднелись лишь широкие ремни с ножнами, из которых торчали рукоятки тесаков.

— Только не паникуй, — сказал Вольф. — Я думаю, на таких кривых ножках они быстро не побегут. Куда бы нам от них удрать, чтобы сбить со следа?

— Только на море, — сказала она дрожащим голосом. — Не думаю, что они найдут нас, если мы на много опередим их. Мы можем уплыть на гистоихтисе.

Она имела в виду одного из огромных моллюсков, которые в большом количестве обитали в море. Их тела покрывали тонкие как бумага, но очень прочные оболочки, напоминавшие по форме корпус гоночной яхты. На спине каждого моллюска выступал удивительно крепкий вертикальный хрящ, и на этой естественной мачте рос треугольный парус из тонкой просвечивающейся плоти. Угол наклона паруса определялся движением мышц, а давление ветра на пленчатое полотно плюс извержение мощных струй воды помогали этим созданиям легко передвигаться в море как в штиль, так и при ветре. Водяной народ и другие обитатели пляжа часто использовали моллюсков для прогулок, управляя ими простым нажатием на обнаженные нервные центры.

— А ты считаешь, что гворлы пользуются лодкой? — спросил он. — В таком случае им придется подождать, пока они не построят новую. Хотя я никогда не видел на море ни лодок, ни кораблей.

Роберт часто оглядывался. Гворлы шли быстрым шагом, их тела при каждом движении раскачивались как у пьяных матросов. Вольф и девушка подбежали к мелкой речке, ширина которой достигала семидесяти футов. Поток в самых глубоких местах доходил им до пояса. Вода оказалась холодной, но не настолько, чтобы вызвать озноб. В чистых струях сновали взад и вперед серебристые рыбы. Выбравшись на другой берег, беглецы спрятались за большим деревом «рогов изобилия». Девушка умоляла Вольфа бежать дальше, но он возразил:

— На середине потока они будут в невыгодном положении.

— Что ты хочешь сказать? — спросила она.

Он не ответил. Положив рог за деревом, Вольф осмотрелся и нашел камень размером в половину человеческой головы, круглый, но достаточно шершавый, чтобы крепко держать его в руке. Он приподнял упавший плод «рога изобилия». Несмотря на огромные размеры, тот оказался полым и весил не больше двадцати фунтов. К тому времени два гворла выбежали на противоположный берег реки. И Роберт тут же обнаружил слабость этих отвратительных существ. Они метались взад и вперед по берегу, яростно размахивая ножами, и даже из своего укрытия Вольф слышал их громкие крики на странном гортанном языке. Наконец один из них сунул в воду широкую, вывернутую наружу ступню. И тут же отдернул ее, затряс ногой, как кошка мокрой лапой, и что-то прорычал второму гворлу. Тот ответил резким, скрежещущим звуком, а потом заорал на него.

Гворл с мокрой ногой огрызнулся, но все-таки полез в воду и неохотно начал переходить реку вброд. Не спуская с него глаз, Роберт заметил, что другой гворл по-прежнему топчется на берегу, ожидая, пока его спутник пройдет середину потока. Вольф схватил одной рукой «рог изобилия», другой — камень и бросился к реке. Девушка за его спиной пронзительно вскрикнула. Он выругался: ее крик предупредил врагов о его приближении.

Тварь остановилась по пояс в воде, зарычала на Вольфа и начала размахивать длинным ножом. Вольф молчал, не считая нужным тратить слова впустую. Он стремительно приближался к реке, тогда как гворл рванулся ему навстречу. Вторая тварь на другом берегу при виде Вольфа замерла, затем бросилась в воду и поспешила на помощь. Это вполне совпадало с планами Роберта, и оставалось надеяться, что ему удастся расправиться с первым гворлом до того, как второй достигнет середины реки.

Ближний гворл метнул нож; Вольф поднял перед собой «рог изобилия». Лезвие с глухим стуком вонзилось в тонкую, но прочную оболочку, и сила удара едва не вырвала цветок из его рук. Гворл потянулся за вторым ножом. Времени, чтобы вытащить из цветка застрявшее оружие, не оставалось. Вольф продолжал бежать. И когда гворл поднял нож, чтобы вонзить широкое лезвие в грудь врага, Роберт высоко поднял огромный колокол «рога изобилия» и нахлобучил его на голову твари.

Чудовище приглушенно завопило под оболочкой. «Рог изобилия» опрокинулся вместе с гворлом, и их начало сносить вниз по течению. Вольф поднял камень, вбежал в поток и схватил гворла за одну из брыкавшихся в воде ног. Он торопливо взглянул на второго противника и увидел, что тот заносит нож для броска. Вольф схватил рукоятку клинка, застрявшего в оболочке цветка, вырвал его и, пригнувшись, спрятался за колоколом. При этом ему пришлось выпустить волосатую ногу гворла, но он уклонился от ножа, и тот, скользнув по краю оболочки, зарылся по рукоятку в прибрежном иле.

В тот же миг из-под «рога изобилия», отплевываясь и рыча, выбрался первый гворл. Вольф ударил его ножом в бок, но лезвие скользнуло по одному из хрящевых наростов. Тварь завизжала и повернулась к нему. Вольф подпрыгнул и нанес удар в брюхо чудовища. Нож вошел по рукоятку. Гворл схватился за нее, Роберт отступил на шаг, но тварь рухнула в воду. «Рог изобилия» унесло по течению, и защищаться было нечем. Нож тоже исчез; в руке остался только камень. Второй гворл приближался к нему, выставив оружие перед собой. Он, видимо, боялся промахнуться и хотел разделаться с Вольфом в ближнем бою.

Преодолевая страх, Роберт выжидал, хотя от твари его отделяло не больше десяти шагов. Он немного присел, и вода, доходя ему до груди, скрывала камень, который Вольф переложил из левой руки в правую. Теперь он мог разглядеть гворла как следует: маленький низкий лоб, двойной выступ надбровной кости, густые лохматые брови, близко посаженные лимонно-желтые глаза, плоский нос с одной ноздрей, тонкие и черные звериные губы, выпирающая челюсть без подбородка, которая загибалась вниз, придавая пасти лягушачий вид, и острые, с широкими промежутками зубы плотоядного животного. Голову, лицо и тело покрывал длинный, густой темный мех. Широкая шея плавно переходила в сутулые плечи. Мокрая шкура воняла, как гнилой заплесневевший плод.

Отвратительная внешность твари испугала его, но он не поддался панике. Если бы Вольф дрогнул и побежал, он бы тут же свалился с ножом в спине.

Когда же гворл, шипя и скрежеща на своем отвратительном языке, оказался на расстоянии шести футов, Вольф выпрямился. Он поднял камень, но гворл, разгадав его намерения, вскинул нож для броска. Камень попал точно в цель, с глухим стуком угодив в нарост на лбу. Чудовище качнулось назад, выронило нож и повалилось спиной в воду. Вольф подошел к нему, на ощупь отыскал в речном иле камень и, выпрямившись, едва не ткнулся в морду гворла. Тварь была оглушена, ее глаза слегка косили, но она и не думала отступать. Гворл сжимал в руке еще один нож.

Вольф поднял камень и опустил его на макушку чудовища. Раздался громкий треск. Гворл снова упал, скрылся под водой и всплыл лицом вниз в нескольких ярдах ниже по течению.

И тут наступила реакция. Сердце колотилось так сильно, что казалось, вот-вот разорвется; Роберта трясло и подташнивало. Но он вспомнил о ноже, застрявшем в илистом берегу, и в конце концов отыскал его.

Девушка по-прежнему стояла за деревом. Она выглядела такой перепуганной, что не могла говорить. Вольф поднял рог, взял девушку за руку и грубо встряхнул.

— Очнись! Лучше подумай о том, как тебе повезло! Если бы они остались живыми, погибла бы ты!

Она пронзительно закричала и начала плакать. Вольф подождал, пока она успокоится, и тихо сказал:

— Я даже не знаю твоего имени.

Ее огромные глаза покраснели, лицо осунулось и как будто постарело. Но даже сейчас, подумал он, с ней не могла бы сравниться ни одна из женщин Земли. Ее красота заставила его забыть об ужасе схватки.

— Я Хрисеида, — сказала она. — Словно гордясь этим, но в то же время робея от своей гордости, она добавила: — Я здесь единственная женщина, которой разрешено носить это имя. Властитель запретил другим называться подобно мне.

— Опять Властитель, — возмутился Вольф. — Везде и всюду ваш Властитель. Кто он такой, черт бы его побрал?

— Ты действительно не знаешь? — недоверчиво спросила она.

— Да, не знаю.

Он помолчал, а затем произнес ее имя, будто пробуя на вкус:

— Так ты Хрисеида? Это имя до сих пор не забыто на Земле, хотя, боюсь, в моем университете нашлось бы немало невежд, которые никогда о нем не слышали. Они знают, что Гомер сочинил «Илиаду», — вот примерно и все. А Хрисеиду, дочь Хриса, жреца Аполлона, при осаде Трои пленили греки, и она досталась Агамемнону. Но чтобы отвратить погибельный мор, насланный Аполлоном, Агамемнона заставили вернуть ее отцу.

Хрисеида молчала, и вскоре Вольф начал терять терпение. Он чувствовал, что им пора уходить, но еще не выбрал направление и не знал, насколько долгим будет их путь.

Хрисеида нахмурила брови.

— Это было так давно, — внезапно произнесла она. — Я уже почти ничего не помню. Все стало каким-то зыбким и смутным.

— О чем ты говоришь?

— О себе. О своем отце и Агамемноне. О войне.

— Да? И что ты о них можешь сказать?

Вольф решил отправиться к подножию горы. Только там он мог получить представление о сложности подъема.

— Я Хрисеида, — сказала девушка. — Та самая, о которой ты говорил. Но твои слова звучат так, словно ты только что с Земли. Скажи мне, это правда?

Он вздохнул. Местные жители не лгали; они слепо верили в правдивость своих рассказов. Но, вдоволь наслушавшись их небылиц, он понял, что они не только плохо знают историю мира, но и часто воссоздают прошлое на собственный лад — и делают это, конечно, со всей искренностью.

— Мне бы не хотелось разрушать твой маленький мир грез, — сказал он, — но та Хрисеида — если она вообще когда-нибудь существовала — умерла, по крайней мере, три тысячи лет назад. Более того, она выглядела, как обычная женщина, и у нее не было кошачьих зрачков и волос в тигровую полоску.

— А я и не выглядела так… тогда. Но Властитель, похитив и забрав меня в свою вселенную, изменил мое тело. И точно так же он похищал остальных, изменяя людей или помещая их мозг в созданные им тела. — Она указала рукой в сторону моря и вверх. — Он живет теперь там, и мы видим его все реже и реже. Некоторые говорят, что он давным-давно исчез и на смену ему пришел новый Властитель.

— Давай уйдем отсюда, — предложил Вольф. — Мы можем поговорить об этом позже.

Не прошли они и четверти мили, как Хрисеида жестом дала понять, что им надо спрятаться за густой куст с пурпурными ветками и золотистыми листьями. Он пригнулся рядом с ней и, слегка раздвинув ветки, увидел тех, кто вызвал ее тревогу. В нескольких ярдах от них стоял мужчина с поросшими длинной шерстью ногами. Макушку его головы украшали тяжелые бараньи рога. А рядом, на низкой ветке, на уровне глаз мужчины, восседал огромный ворон. Он походил размерами на орла и поражал своим высоким лбом. В такой череп мог бы поместиться даже мозг фокстерьера.

Но Вольфа удивили не размеры ворона — он повидал здесь немало огромных существ. Его до глубины души потрясло то, что птица и сатир разговаривали друг с другом.

— Око Властителя, — шепнула Хрисеида. И в ответ на недоуменный взгляд показала пальцем на ворона. — Это один из соглядатаев Властителя. Они летают по всему миру, следят за тем, что происходит, а потом доносят обо всем Властителю.

Вольф вспомнил довольно искреннее замечание Хрисеиды о размещении мозгов в других телах. На его вопрос она ответила:

— Да, но я не знаю, может ли он наделять воронов человеческим разумом. Скорее всего, он вырастил их маленькие мозги по образцу больших человеческих, а затем обучил языку. Или Властитель мог использовать какую-то часть человеческого мозга.

Как они ни напрягали слух, им удалось уловить лишь несколько отдельных слов. Прошло несколько минут. На искаженном, но вполне понятном греческом языке ворон громко прокаркал: «Прощай!» — и сорвался с ветки. Он начал падать вниз, но огромные крылья быстро забились в воздухе и унесли его вверх, прежде чем тело коснулось земли. Через минуту он скрылся за густой листвой деревьев. А чуть позже Вольф еще раз мельком увидел его в просветах между кронами. Гигантская черная птица медленно набирала высоту, направляясь к горе по ту сторону моря.

Роберт заметил, что Хрисеида дрожит, и удивленно спросил:

— Почему ты так напугана, и что такого может рассказать Властителю ворона?

— Я боюсь не столько за себя, сколько за тебя. Если Властитель узнает, что ты здесь, он пожелает убить тебя. Он не любит незваных гостей в своем мире. — Она положила руку на рог и еще раз вздрогнула от страха. — Я знаю, что тебе его дал Кикаха. Ты не мог отказаться, и здесь нет твоей вины. Но Властитель может обо всем не знать. Или, хуже того, может не принять во внимание твою невиновность. Если он решит, что ты как-то связан с похищением рога, гнев его будет страшным. Властитель может сотворить с тобой что-нибудь ужасное; и лучше уж тебе покончить с собой сейчас, чем попасть в его руки.

— Неужели Кикаха похитил рог? Откуда ты знаешь?

— О, поверь мне, я знаю. Рог принадлежит Властителю. Кикаха украл его, иначе как бы он овладел вещью, которую Властитель никогда никому не отдавал?

— Я ничего не понимаю, — сказал Вольф. — Но может быть, когда-нибудь мы проясним этот вопрос. В данный момент меня беспокоит лишь то, где нам найти Кикаху.

Хрисеида указала на горную гряду.

— Гворлы повели его туда. Но прежде чем увели его…

Она закрыла лицо руками, и между пальцами просочились слезы.

— Они с ним что-то сделали? — спросил Вольф.

Она покачала головой:

— Нет, не с ним. Они сделали это с… с…

Вольф мягко опустил ее руки.

— Если ты не в силах говорить об этом, то, может быть, объяснишь жестами?

— Я не могу. Это… слишком ужасно. И мне нехорошо.

— Все равно покажи.

— Я отведу тебя туда. Но не проси меня смотреть на нее… еще раз.

Она двинулась вперед, он последовал за ней. Время от времени девушка останавливалась, но Вольф мягко настаивал, и она продолжала свой путь. Пройдя полмили по извилистой тропе, Хрисеида остановилась. Впереди виднелись заросли кустов, вдвое превосходящие рост человека. Ветви кустов переплетались друг с другом. Широкие светло-зеленые листья с крупными красными прожилками походили на слоновые уши и заканчивались цветами, напоминавшими ирис очень странного ржавого оттенка.

— Она там, — сказала Хрисеида. — Я видела, как гворлы поймали… и затащили ее в кусты. Я пошла следом… И я…

Больше она не могла говорить.

С ножом в руке Вольф раздвинул ветви кустов и оказался на небольшой поляне, в центре которой на тонком ковре травы валялись останки человеческого тела. На серых обглоданных костях виднелись следы мелких зубов, и Роберт понял, что до трупа добрались двуногие лисицы-мусорщики.

Он не испытывал ужаса, но мог себе представить, что почувствовала Хрисеида. Видимо, она стала свидетельницей изнасилования, за которым последовало извращенное убийство. И ее реакция вполне соответствовала стилю жизни обитателей Сада. Смерть считалась здесь чем-то настолько ужасным, что слова, означавшие ее, превратились в запретные, а затем и вообще исчезли из языка. Тут предавались лишь приятным мыслям и занятиям, глухо отгораживаясь от всего остального.

Роберт вернулся к Хрисеиде и по ее огромным глазам понял, как ей хочется услышать, что на поляне ничего нет.

— Теперь там только кости, — сказал Вольф, — и она больше не испытывает страданий.

— Гворлы поплатятся за это! — яростно закричала девушка. — Властитель не позволит причинять вред его созданиям! Это его Сад, и все, кто смеет вторгаться сюда, будут сурово наказаны!

— Вот и хорошо, — сказал он. — А то я уже начал думать, что ты от страха лишилась дара речи. Можешь ненавидеть гворлов сколько угодно; они этого заслуживают. Но тебе нужно освободиться от страха.

С криком бросившись к Вольфу, Хрисеида заколотила по его груди кулачками и потом заплакала. Он заключил ее в объятия, потом приподнял лицо девушки за подбородок и поцеловал. Она ответила ему страстным поцелуем, несмотря на слезы, которые по-прежнему лились из ее глаз.

Чуть позже она поведала свою историю до конца:

— Я побежала на пляж, чтобы рассказать о том, что увидела. Но никто не хотел ничего знать. Они отворачивались от меня и притворялись, что не слышат. Я пыталась заставить их прислушаться к моим словам, но Овисандр — человек с бараньими рогами, который беседовал с вороном, — ударил меня кулаком и велел убираться прочь. А потом они вообще перестали со мной разговаривать. И я… Мне тоже нужны друзья и любовь.

— Ты не добьешься ни любви, ни дружбы, говоря им то, чего они не хотели бы слышать, — сказал он. — Ни здесь, ни на Земле. Но у тебя есть я, Хрисеида, а у меня есть ты. Поэтому я начинаю влюбляться в тебя, если только это не реакция на одиночество и присутствие самой красивой девушки в моей жизни. А может быть, всему виной моя вернувшаяся молодость. — Он сел и показал рукой на горную гряду. — Если гворлы появились здесь впервые, то откуда они пришли? Почему они охотятся за рогом? Зачем они забрали Кикаху с собой? И кто такой Кикаха?

— Он тоже пришел сверху. Но мне кажется, он землянин.

— Что значит «землянин»? Ты же говорила, что родилась на Земле.

— Я хотела сказать, что он появился здесь недавно. Впрочем, я не знаю. Просто мне так кажется.

Он встал и поднял ее за руки.

— Давай отправимся за ним.

Хрисеида отпрянула от него и, судорожно вздохнув, прижала руку к груди.

— Нет!

— Хрисеида, я мог бы остаться с тобой и, наверное, был бы счастлив — какое-то время. Но мне не дают покоя мысли о Властителе и о том, что случилось с Кикахой. Я видел его лишь несколько секунд, но он мне очень понравился. И потом он бросил мне рог потому, что я там оказался. У меня такое предчувствие, что у него была на то веская причина, которую я должен узнать. Я не успокоюсь, пока он будет оставаться в руках этих тварей, гворлов.

Роберт отвел ее руку от груди и поцеловал в ладонь.

— Тебе самое время покинуть этот обманчивый рай. Ты не можешь оставаться здесь вечно — вечным ребенком.

Она покачала головой:

— Я ничем не могу тебе помочь. И в пути стану обузой. Покинув этот мир, я… я могу кончиться.

— Тебе придется научиться новым словам, — сказал он. — Смерть станет одним из немногих понятий, о которых ты вскоре будешь говорить без колебаний и дрожи. И тогда ты превратишься в настоящую женщину. Сама знаешь: сколько бы мы ни закрывали себе рот руками, смерть этим не остановишь. И как бы тебе не хотелось забыть о своей подруге, ее кости лежат в тех кустах.

— Но это ужасно!

— С истиной такое часто случается.

Вольф отвернулся от нее и зашагал к пляжу. Пройдя около сотни ярдов, он остановился и оглянулся. Она бросилась к нему. Роберт дождался ее, обнял, целуя в губы, пообещал:

— Возможно, наш путь покажется тебе трудным, Хрисеида, но скучать ты больше не будешь, и отныне тебе не придется напиваться до потери сознания, чтобы мириться с постылой жизнью.

— Надеюсь, что так оно и будет, — тихо ответила она. — Но я боюсь.

— Я тоже боюсь, но мы все-таки пойдем.

 

4

Взявшись за руки, они пошли к ревущему прибою. Не пройдя и сотни ярдов, Вольф увидел гворла. Тот вышел из-за дерева, и эта встреча удивила его не меньше, чем их. Он взвыл, выхватил нож, а затем, повернувшись, позвал остальных. Через несколько секунд появились еще шестеро гворлов, и каждый держал длинный изогнутый нож.

Роберт и Хрисеида остановились в пятидесяти ярдах от них. Сжав одной рукой ладонь девушки и держа рог в другой, Вольф помчался изо всех сил.

— А что теперь? — на бегу крикнул он.

— Не знаю, — в отчаянии ответила она. — Можно спрятаться в дупле дерева, но если они нас найдут, мы окажемся в ловушке.

Время от времени Вольф оглядывался; густые заросли кустарника скрывали некоторых гворлов, но один или два неотступно маячили сзади.

— Валун! — воскликнул Вольф. — Он как раз впереди. Бежим туда!

Внезапно он понял, как ему не хотелось уходить в свой родной мир. И хотя этот путь означал спасение и временное укрытие, Роберт с радостью отказался бы от него. Перспектива застрять там и потерять надежду на возвращение казалась ему настолько ужасной, что поначалу он даже решил не трубить в рог. Но Вольф знал, что придется это сделать. Куда же им еще идти?

Сомнения отпали сами собой. Когда он и Хрисеида приблизились к валуну, Роберт заметил несколько темных фигур, которые прятались у подножия скалы. Гворлы вскочили; блеснули ножи и длинные белые клыки.

Как только Вольф и девушка свернули в сторону, трое у валуна присоединились к погоне. Они оказались ближе остальных, их отделяло от беглецов каких-то двадцать ярдов.

— Неужели ты не знаешь никакого укрытия? — задыхаясь, прокричал Роберт.

— Только за гранью, — ответила она. — Это единственное место, куда они, возможно, не отважатся пойти. Однажды я спустилась по поверхности скалы и нашла несколько пещер. Но там очень опасно.

Он ничего не сказал, приберегая дыхание для бега. Ноги отяжелели, легкие и горло резало. Хрисеида находилась в лучшей форме — длинные ноги несли ее, как по воздуху; она дышала глубоко и ровно, почти без усилий.

— Еще пара минут, и мы там, — сообщила она.

Две минуты показались вечностью, но каждый раз, когда чудилось, что еще миг — и он свалится на землю, Роберт оглядывался на гворлов, и это придавало ему силы. Твари отставали все больше и больше, но по-прежнему оставались на виду. Они покачивались на коротких кривых ногах; бугристые морды выражали непреклонную решимость.

— Может быть, они оставят нас в покое, если ты от дашь им рог? — спросила Хрисеида. — Мне кажется, им нужен рог, а не мы.

— Я отдам его, когда посчитаю нужным, — ответил он, с трудом переводя дух. — И только в самом крайнем случае.

Им предстояло одолеть крутой склон. Казалось, что на ноги подвесили гири, но к нему пришло второе дыхание, и Роберт почувствовал, что может пробежать еще немного. Вскоре они оказались на вершине холма, одна сторона которого резко обрывалась вниз.

Хрисеида заставила его остановиться. Она быстро подошла к краю обрыва, постояла, осмотрелась и жестом подозвала его. Встав рядом с ней, Вольф взглянул под ноги. Его желудок сжался в комок.

Отвесная стена черной блестящей скалы тянулась вниз на несколько миль. А дальше не было ничего.

Ничего, кроме зеленого неба.

— Так это… край света! — воскликнул он.

Хрисеида не ответила. Она побежала вдоль обрыва, поглядывая в бездну и временами ненадолго останавливаясь, чтобы осмотреть поверхность грани.

— Еще около шестидесяти ярдов, — сказала Хрисеида. — Вон за теми деревьями, которые растут у самого края.

Она побежала быстрее, и Роберт поспешил за ней. Внезапно из кустов, росших недалеко от пропасти, выскочил гворл. Он обернулся и издал призывный крик, уведомляя своих собратьев о том, что настиг беглецов. А затем, не дожидаясь остальных, тварь ринулась в атаку.

Вольф прыгнул навстречу. Заметив, что чудовище поднимает нож для броска, он швырнул рог. Это явилось для гворла полной неожиданностью — или, возможно, рог, вращаясь, ослепил его отблесками солнечного света. Какой бы не оказалась причина, Роберт тут же воспользовался его промедлением и бросился на гворла, когда тот пригнулся и протянул руку к рогу. Огромные волосатые пальцы обхватили инструмент, тварь издала скрежещущий вопль восторга, но рядом оказался Вольф и нанес удар, целясь в выпиравшее брюхо. Но гворл быстро поднял нож, и два клинка с лязгом встретились в воздухе.

Потерпев неудачу, Роберт подумал о бегстве. Вне всяких сомнений, эта тварь владела искусством боя на ножах. Вольф довольно неплохо фехтовал и в прошлой жизни тренировался до самой старости. Но дуэль на рапирах во многом отличалась от грязной поножовщины, и он это хорошо понимал. Тем не менее отступать было поздно. Во-первых, не успеет он сделать и четырех шагов, как гворл вонзит в его спину нож. Во-вторых, в левом кулаке, покрытом шишками, гворл сжимал серебряный рог. И Вольф с этим смириться не мог.

Понимая, что противник оказался в очень невыгодном положении, гворл оскалился, обнажив длинные, острые и желтые верхние клыки. С такими, подумал Вольф, и нож не нужен.

Мимо него пронеслась золотисто-коричневая фигура с развевающимися длинными волосами в черную и каштановую полоску. Глаза гворла расширились, и не успел он повернуться влево, как в его грудь вонзился толстый конец длинной палки. Другой конец держала Хрисеида. Приподняв голый сук, словно шест для прыжков, она разбежалась изо всех сил и нанесла такой удар, что чудовище рухнуло на спину. Рог выпал, но нож по-прежнему оставался в руке гворла.

Вольф прыгнул вперед и воткнул клинок в толстую шею твари, попав между двумя хрящевыми выступами. Мышцы там оказались крепкими и мощными, но не настолько, чтобы остановить лезвие. Оно застряло лишь тогда, когда сталь рассекла дыхательное горло.

Роберт протянул Хрисеиде нож гворла.

— Вот, держи!

Она взяла его, явно будучи в шоке. Вольф сердито дал ей несколько пощечин, и ее взгляд тут же прояснился.

— Ты сделала все, как надо! — сказал он. — Неужели тебе хотелось бы увидеть мертвым меня, а не его?

Роберт снял с трупа пояс и надел на себя. Теперь у него было три ножа. Он сунул окровавленное оружие в ножны, одной рукой схватил рог, другой — сжал ладонь Хрисеиды и снова побежал. Позади раздался свирепый вой, и на вершине холма появились гворлы. Но беглецов отделяло от них около тридцати ярдов, и они удерживали это расстояние до тех пор, пока не достигли небольшой группы деревьев на самом краю пропасти. Хрисеида взяла руководство на себя. Она легла на край обрыва и скользнула вниз. Прежде чем последовать за ней, Вольф глянул вниз и увидел небольшой выступ, который находился примерно в шести футах от него. Хрисеида присела на небольшой площадке, а затем повисла на руках. Спрыгнув вниз, она оказалась на узком карнизе. Но и на этом дело не кончилось: дальше начиналась расщелина, которая под углом в сорок пять градусов сбегала вниз по поверхности скалы. Встав лицом к каменной стене и двигаясь боком, раскинув руки в стороны и прижимаясь к поверхности грани, они могли бы пройти по ней какое-то расстояние.

Вольф засунул рог за пояс и, полагаясь на силу рук, последовал за девушкой.

Сверху раздался вой. Роберт поднял голову и увидел гворла, который спускался на первый выступ. Вольф оглянулся на Хрисеиду и чуть не сорвался вниз от потрясения — девушка исчезла.

Роберт медленно повернул голову и взглянул через плечо в пропасть. Он с ужасом ожидал увидеть, как она падает вдоль скалы и погружается.

— Вольф! — раздался голос Хрисеиды. Ее голова появилась прямо из скалы. — Здесь пещера. Поспеши.

Дрожа и обливаясь потом, он дюйм за дюймом пробирался к ней по узкому карнизу, пока наконец не пролез в широкое отверстие. Свод над головой возвышался на несколько футов; вытянув руки в стороны, он почти касался стен; но внутреннюю часть пещеры скрывала тьма.

— И далеко она уходит?

— Не очень. Но тут есть природный колодец — разлом в скале, ведущий вниз. Он выходит на Дно Мира, ниже которого нет ничего, кроме воздуха и неба.

— Этого не может быть — и тем не менее это так, — озадаченно произнес он. — Мы находимся во вселенной, основанной на совершенно иных принципах, чем земной мир. Плоская планета с отвесными краями. Но я не понимаю, как тогда здесь действует гравитация. И где ее центр?

Хрисеида пожала плечами.

— Кажется, Властитель рассказывал мне об этом давным-давно, но я все забыла. Я даже забыла, что он однажды назвал Землю круглой.

Вольф снял кожаный пояс, выдернул из него ножны и нашел овальный черный камень, который весил примерно десять фунтов. Он просунул ремень через пряжку и положил внутри петли. Проткнув острием ножа новую дырку, Роберт туго затянул петлю и застегнул пряжку. В его руках оказалась плеть с тяжелым камнем на конце.

— Встань позади и чуть сбоку от меня, — сказал он. — Если я промахнусь и какой-нибудь гворл проскочит мимо, сразу же толкай его. Но только не свались сама. Как думаешь, ты справишься с этим?

Она кивнула, но, видимо, не очень верила в себя.

— Тебе потребуется все твое мужество. Я понимаю, ты очень устала. Но в твоих жилах течет кровь великого рода древних эллинов. Им еще и не то приходилось делать, в этом выхолощенном псевдораю, и ты не могла растерять свою былую силу.

— Я принадлежу не к ахейцам, — ответила она, — а к сминфеям. Но в каком-то смысле ты прав. И я чувствую себя не так плохо, как мне казалось прежде. Только…

— Только к этому надо привыкнуть, — подхватил Вольф.

Он обрадовался, потому что ожидал от нее иной реакции. Если ей удастся взять себя в руки, вдвоем они смогут постоять за себя. Но их наверняка убьют, если при нападении гворлов она потеряет голову и ему придется присматривать за истеричной женщиной.

— А вот и те, о ком мы говорили, — прошептал он, увидев, что на краю отверстия показались черные, волосатые и шишковатые пальцы.

Он с силой взмахнул ремнем, и камень в петле раздробил пальцы гворла. Раздался рев удивления и боли, а затем долгий завывающий вопль падающей в бездну твари. Вольф не стал дожидаться следующего противника. Он приблизился к выступу на краю отверстия, высунулся, насколько хватало храбрости, и снова взмахнул ремнем. Камень стукнулся обо что-то мягкое. Послышался еще один вопль, который вскоре замер в пустоте зеленого неба.

— Троих долой, осталось семеро! Если только к ним не присоединились другие. — Вольф повернулся к Хрисеиде. — Возможно, им не удастся ворваться сюда. Но они могут уморить нас голодом.

— А если отдать им рог?

Он рассмеялся.

— Даже если я отдам его, они нас не отпустят. И у меня нет желания отдавать им рог. Лучше я выброшу его в небо.

На фоне отверстия появился силуэт фигуры, спрыгнувшей откуда-то сверху. Гворл влетел, опустился на ноги, за долю секунды восстановил равновесие и бросился вперед. Он прокатился по дну пещеры волосатым шаром и вновь оказался в боевой стойке. Это настолько удивило Вольфа, что он не успел отреагировать. А главное, он не ожидал, что тварям удастся забраться выше пещеры и спуститься вниз. Скала над входом выглядела совершенно гладкой и неприступной. Но гворл пробрался к ним. И теперь стоял перед Робертом, сжимая в руке изогнутый нож.

Вольф раскрутил камень на конце ремня и метнул его в противника. Тварь бросила нож. Вольфу пришлось уворачиваться, и, может быть, поэтому бросок не удался. Нож слегка задел его плечо, и камень пролетел над косматой бугристой головой. Вольф нагнулся за ножом, который лежал на полу, и мельком увидел, как сверху в пещеру прыгнула вторая темная фигура, а у края отверстия появился третий гворл.

Что-то ударило Вольфа по голове. В глазах потемнело, чувства начали угасать — и он рухнул на колени.

Когда Роберт очнулся от боли в левой половине головы, у него возникло пугающее ощущение. Ему показалось, что он плывет вверх тормашками над огромным полированным черным диском. Кто-то связал за спиной его руки, шею стягивала веревка; он висел вверх ногами в пустом пространстве, и все же петля на шее оставалась лишь слегка затянутой.

Откинув голову, он увидел, что веревка тянется вверх и уходит в колодец на поверхности диска. Из неимоверно глубокой щели струился бледный призрачный свет.

Роберт застонал и закрыл глаза, но вскоре снова открыл. Казалось, мир перевернулся. Внезапно он сориентировался. Вольф понял, что висит на веревке, спущенной со дна нижней стороны планеты, а не болтается вверх ногами вопреки всем законам гравитации. И зелень под ним тут же превратилась в небо.

Мне бы полагалось давным-давно задохнуться, подумал он. Но здесь нет гравитации, и тело не натягивает веревку.

Он подрыгал ногами, и реактивная сила понесла его вверх.

Отверстие колодца приблизилось, в него прошла голова, но тут вмешалась какая-то сила. Движение замедлилось и прекратилось, а затем невидимая пружина силового поля медленно отбросила Вольфа вниз. Полет продолжался до тех пор, пока веревка не натянулась до предела.

Такое могли придумать только гворлы. Оглушив Роберта, они спустили тело в колодец или, что более вероятно, просто отнесли его вниз. Ширина колодца позволяла спускаться по нему, упираясь спиной в одну из стен и ногами — в другую. Двигаясь таким манером, человек содрал бы всю кожу, но волосатые шкуры гворлов были настолько прочными, что могли без ущерба выдержать и спуск и подъем. А потом им, наверное, спустили веревку, и они, затянув петлю на его шее, сбросили тело через дыру в днище мире.

Ему никогда не удастся подняться наверх. Он умрет от голода и жажды. Его тело будут раскачивать ветры пространства, пока не сгниет веревка. Но даже тогда он не упадет, а будет дрейфовать в тени диска планеты. Те гворлы, которых он сбросил с карниза, тоже упали вниз, но ускорение относило их все дальше и дальше.

Несмотря на свое отчаянное положение, Вольф не мог не подумать о конфигурации гравитационного поля плоской планеты. По идее центр должен находиться в самом низу: но тяготение действует только на поверхности и в самой массе планеты. На этой стороне гравитация напрочь отсутствовала.

А что произошло с Хрисеидой? Неужели гворлы убили девушку, как и ее подругу?

Вольф знал, что, как бы гворлы ни обошлись с ней, они намеренно не повесили ее рядом с ним. Им хотелось, чтобы частью его мучений стало полное неведение о ее судьбе. И до конца своей жизни на веревочной петле он будет гадать, что с ней произошло. В его уме будут возникать все новые и новые картины, одна ужаснее другой.

Какое-то время Роберт висел, немного отклонившись от перпендикулярной оси. Его отнесло в сторону ветром, а при отсутствии гравитации законы маятника не работали.

Оставаясь в тени черного диска, он мог следить за движением солнца. Светило, скрытое диском планеты, оставалось вне поля зрения, но свет его падал на край огромной дуги. Зеленое небо под солнечными лучами ярко светилось, тогда как неосвещенная часть погружалась во тьму. Чуть позже Вольф заметил, что свечение на краю диска стало слабее, и понял, что на смену солнцу пришла луна.

Должно быть, полночь, подумал он. Если гворлы решили забрать Хрисеиду с собой, они могли проплыть по морю немалое расстояние. Или она могла быть уже мертва, если ее подвергли пыткам. Если же ей уготована более мерзкая участь, оставалось надеяться лишь на то, что она не мучилась долго.

Он висел во мраке под Дном Мира и вдруг почувствовал, как веревка на его шее дернулась. Петля затянулась, но не настолько, чтобы задушить. Кто-то подтягивал Вольфа к отверстию. Он выгнул шею, пытаясь увидеть своего спасителя, но взгляд тонул в темноте отверстия. А затем (словно сквозь поверхностное натяжение воды) голова Роберта прорвалась через паутину гравитации, и его вытащили из бездны. Огромные сильные руки обхватили Вольфа и прижали к твердой теплой мохнатой груди. Кто-то дохнул на него винным перегаром, жесткие губы оцарапали щеку. Стиснув Роберта в объятиях, существо дюйм за дюймом поднималось вверх. Мех терся о скалу; ноги гиганта разгибались, рывком поднимаясь, отыскивали точку опоры, и вновь слышалось шуршание меха.

— Ипсев? — спросил Вольф.

— Ипсев, — подтвердил зебрилла. — А теперь замолчи. Мне надо поберечь дыхание. Нелегкое это дело.

Роберт подчинился, с трудом удерживаясь, чтобы не спросить о Хрисеиде. Когда они выползли из колодца, Ипсев снял с шеи пленника веревку и опустил его на пол пещеры.

И только тогда тот отважился задать вопрос:

— Где Хрисеида?

Ипсев мягко опустился рядом, перевернул Вольфа на живот и начал развязывать узлы на его запястьях. Он никак не мог отдышаться после путешествия, но все же ответил:

— Гворлы усадили ее в большую лодку, выдолбленную из дрквы, и поплыли через море. Она кричала, умоляя меня помочь ей. Потом гворл ударил ее, и она, как мне кажется, потеряла сознание. А я сидел, пьяный, как Властитель, и почти ничего не соображал от орехового сока после гулянки с Автонией — ну, ты знаешь, с той большой аковилой… — Но прежде чем Хрисеиду оглушили, — продолжал Ипсев, — она успела крикнуть, что ты висишь под дырой на Дне Мира. Я не понял, о чем она говорила, потому что давно здесь не бывал. И мне даже не хочется говорить, сколько лет с тех пор прошло. Собственно, я и сам не знаю. Теперь уже все в густом тумане — да ты и сам понимаешь.

— Нет, не понимаю. — Вольф поднялся и растер запястья. — Но если мне придется остаться здесь еще на какое-то время, боюсь, я тоже могу оказаться в алкогольном тумане.

— Я хотел подойти к ней, — сказал Ипсев. — Но гворлы бросили в меня несколько длинных ножей и пообещали убить. Я смотрел, как они вытаскивают из кустов лодку, и вдруг подумал: какого черта, ну и что, если они убьют меня? Я не собирался спускать им угроз, и мне было все равно, что они тащат Бог знает куда бедную малышку Хрисеиду. В былые деньки в Троаде мы, сам знаешь, немного дружили с этой девчонкой, хотя здесь я с ней одно время практически не общался. И думаю, довольно долгое время. Но сейчас мне вдруг захотелось какого-то настоящего приключения, какого-то истинного волнения — я и возненавидел этих отвратительных бугристых тварей. Я побежал за ними, — продолжил он, — но они к тому времени спустили лодку на воду и усадили туда Хрисеиду. Я осмотрелся в поисках Гистоихтиса, подумав, что могу протаранить моллюском их лодку. Если бы мне удалось сбросить их в воду — с ножами или без них — то они бы оказались у меня в руках. Поскольку то, как гворлы вели себя в лодке, подсказывало мне, что на море они чувствуют страх и неуверенность. Я даже сомневаюсь, что они умеют плавать.

— Я тоже сомневаюсь, — согласился Вольф.

— Но в пределах досягаемости не оказалось ни одного гистоихтиса. А ветер уносил их лодку все дальше и дальше. Они поставили большой треугольный парус. Я вернулся к Автонии и выпил еще. Я мог бы забыть о тебе точно так же, как пытался забыть о Хрисеиде. Я знал, какие ей предстоят мучения, и не мог вынести мыслей об этом. Мне захотелось напиться до чертиков. Но Автония, будь блажен ее пьяный мозг, вдруг вспомнила, что говорила про тебя Хрисеида. Я бросился сюда и долго осматривался, потому что никак не мог вспомнить, где находятся карнизы, ведущие в пещеру. Я чуть не плюнул и не напился снова. Но что-то удержало меня — наверное, мне захотелось сделать какой-нибудь добрый поступок в этой вечности безделья, где нет ни добра, ни зла.

— Если бы ты не пришел, я бы висел там, пока не умер от жажды. А теперь, если мне удастся найти Хрисеиду, у нее появится шанс на спасение. Я отправляюсь за ней. Хочешь пойти со мной?

Вольф чувствовал, что Ипсев согласится. И все же ему не верилось, что гигант сдержит слово, когда дело дойдет до реального путешествия через море. Однако вскоре Ипсев удивил его еще раз.

Зебрилла отплыл от берега, ухватился за выступ раковины проплывавшего мимо гихтоихтиса и забрался на спину моллюска. Он подвел его к берегу, прижимая рукой нервные окончания, проступавшие темно-пурпурными кляксами на коже сразу же за конусовидной раковиной, которая служила кораблю-моллюску носом.

По указанию Ипсева Вольф надавил на особое пятно рыбы-паруса (буквальный перевод слова «гистоихтис») и так удерживал ее у полосы прибоя. Зебрилла принес несколько охапок плодов и множество пуншевых орехов.

— Нам придется есть и пить. Особенно пить, — проворчал Ипсев. — Путь через океан к подножию горы может оказаться долгим. Хотя, по правде говоря, я этого точно не знаю.

Через несколько минут, уложив припасы в одну из естественных впадин на раковине рыбы-паруса, они отплыли от берега. Тонкий хрящеватый парус поймал ветер, и огромный моллюск, заглотив порцию воды, с силой выпустил ее через задний мускульный клапан.

— Гворлы уплыли вчера вечером, — сказал Ипсев, — но они уступают нам по скорости. И они окажутся на другом берегу не намного раньше нас.

Он вскрыл пуншевый орех и предложил Вольфу. Тот согласился. Несмотря на огромную усталость он был взвинчен до предела, и ему требовалось какое-то сногсшибательное успокоительное, которое позволило бы забыться и уснуть. Изгиб раковины создавал пещерообразную нишу, куда он мог заползти. Роберт лег и прижался к гладкой коже рыбы-паруса, от которой исходило тепло. Вскоре он начал засыпать. Последней в его сознании запечатлелась плечистая фигура Ипсева, который разглядывал пятна моллюска. Полосы на шкуре зебриллы слились в лунном свете; он поднял над головой еще один пуншевый орех и высосал все его содержимое выпяченными губами.

Проснувшись, Вольф обнаружил, что солнце едва появилось из-за горы. Полная луна (которая всегда оставалась полной, так как на нее никогда не падала тень планеты) быстро скользила за другую сторону гряды.

Отдохнувший и голодный, он съел несколько плодов и богатых протеинами орехов. Ипсев показал ему, как можно разнообразить диету «кровавыми ягодами». Эти блестящие шары темно-бордового цвета гроздьями висели на кончиках мясистых стеблей, росших прямо из раковины. Каждая ягода выглядела чуть меньше бейсбольного мяча, а из-под тонкой кожицы проступала жидкость, на вид и вкус напоминавшая кровь. Мякоть внутри походила на сырое мясо в соусе из креветок.

— Созрев, они осыпаются, и большая часть достается рыбам, — сказал Ипсев. — Но некоторые доплывают до берега. И все же, когда срываешь их прямо со стебля, они вкуснее всего.

Роберт присел рядом и, набив рот вкусной едой, с трудом произнес:

— Гистоихтисы очень удобны. Они кажутся мне какими-то слишком уж хорошими.

— Властитель придумал и создал их для нашего и своего удовольствия, — ответил Ипсев.

— Неужели эту вселенную создал Властитель? — спросил Вольф.

С некоторых пор он причислял подобные истории к мифам.

— Тебе лучше поверить в это, — ответил Ипсев, прожевав. — Потому что, если ты не поверишь, Властитель прикончит тебя. Впрочем, мне кажется, в любом случае долго пожить тебе не удастся. Он не любит незваных гостей. — Ипсев поднял орех и произнес: — Пью за то, чтобы ты остался незамеченным. За скорую погибель и вечное проклятие нашего Властителя!

Внезапно он выронил орех и прыгнул на Вольфа. От неожиданности Роберт не оказал никакого сопротивления. Ипсев затолкал его в полость раковины, где тот провел ночь, и прикрыл своим телом.

— Тихо, — приказал зебрилла. — Свернись в комочек и лежи, пока я не скажу, что все в порядке. Над нами Око Властителя.

Вольф прижался к раковине и постарался слиться с тенью внутри углубления. Он успел заметить промелькнувшую тень ворона, а затем и саму птицу. Злобное создание пронеслось над ними, развернулось и начало снижаться, нацеливаясь на корму рыбы-паруса.

— Черт бы его побрал! Он меня обязательно заметит, — тихо прошептал Вольф.

— Без паники! — приказал Ипсев. — Ух, ты!

Послышался глухой удар, всплеск и пронзительный крик, от которого Вольф подскочил и больно ударился головой о раковину. Из глаз посыпались искры, но он увидел, как ворон безвольно повис в двух огромных когтистых лапах. И если Око Властителя по размерам напоминало орла, то его убийца, стрелой упавший с зеленых небес, казался в первые секунды потрясения громадным, как птица Рух. Придя в себя, Роберт увидел орлицу с бледно-красной головой, желтоватым клювом и светло-зелеными перьями. Гигантская птица раз в шесть превосходила размерами ворона, и ее крылья, каждое по меньшей мере футов тридцать в длину, тяжело били по волнам, когда она пыталась подняться из воды, в которой оказалась вместе со своей жертвой после столь стремительной атаки. С каждым мощным взмахом крыльев орлица поднималась вверх на несколько дюймов и вскоре набрала высоту. Но прежде чем исчезнуть вдали, она повернула голову, и Роберт увидел ее глаза. Они показались ему двумя черными щитами, в которых отражалось пламя смерти. Вольф содрогнулся: он никогда не видел такой неприкрытой жажды убийства.

— Да, можешь содрогаться, — сказал Ипсев, просовывая ухмылявшуюся морду в углубление раковины. — Это одна из пташек Подарги. Подарга ненавидит Властителя, и будь у нее возможность, она бы сама напала на него, даже если бы это стоило ей жизни. И поверь мне, стоило бы. Но она не может приблизиться к нему и поэтому приказывает своим птичкам пожирать Очи Властителя. Что они и делают, как ты смог заметить.

Вольф выбрался из своего укрытия и стоял, провожая взглядом удалявшиеся силуэты орлицы и ее добычи.

— Кто такая Подарга?

— Она, как и я, чудовищное создание Властителя. Она тоже когда-то жила на берегу Эгейского моря и была прекрасной юной девой. В те времена властвовал великий царь Приам и жили богоподобный Ахилл и коварный Одиссей. Я знал их всех, и они оплевали бы критянина Ипсева, некогда храброго моряка и копьеносца, если бы увидели меня сейчас в этом виде. Впрочем, я рассказываю о Подарге. Властитель забрал ее в свой мир, создал чудовищное тело и поместил в него мозг. Она живет где-то там, — продолжал Ипсев, — в пещере на склоне горы. Ее сжигает лютая ненависть к Властителю, но Подарга ненавидит и обычных людей. Она пожирает их, если только прежде ими не полакомятся ее пташки. Но больше всех Подарга ненавидит Властителя.

Ипсев, по-видимому, знал о ней очень много, но он вспомнил, что до похищения ее звали иначе и когда-то давно они даже дружили. Вольф принялся расспрашивать дальше. Его интересовало все, что Ипсев мог рассказать об Агамемноне, Ахилле, Одиссее и других героях гомеровского эпоса. Он сообщил зебрилле, что Агамемнон считается историческим персонажем. Но можно ли то же сказать об Ахилле и Одиссее? Неужели они существовали на самом деле?

— Конечно, существовали. — Ипсев хмыкнул. — Я смотрю, тебе не терпится послушать о тех временах. Но рассказывать мне в общем-то нечего. Это было очень давно, и прошло слишком много бесполезных дней. Да разве только дней? Может быть, веков и тысячелетий — один Властитель знает. К тому же столько выпито…

Весь остаток дня и часть ночи Роберт донимал Ипсева вопросами, но его старания были напрасны. Заскучавший Ипсев выпил половину своего запаса орехов и в конце концов захрапел.

Рассвет окрасил гору в зеленые и золотистые тона. Вольф засмотрелся на воду. Она была такой прозрачной, что он мог видеть сотни тысяч рыб, поражавших воображение фантастическими очертаниями и великолепием раскрасок. Держа во рту существо, похожее на живой бриллиант, из глубины всплыл ярко-оранжевый тюлень. Он вспугнул небольшого спрута с пурпурными прожилками, и тот метнулся в сторону. Далеко-далеко внизу на секунду возникло нечто огромное и белое и тут же исчезло в глубине.

Вскоре до слуха Роберта донесся шум прибоя, и у подножия Таяфаявозда показалась тонкая белая полоска пены. Гора, выглядевшая такой гладкой на расстоянии, оказалась испещренной расщелинами, выступами и шипами скал, крупными обрывами и застывшими каменными фонтанами. Таяфаявозд вздымался в небо, ему не было конца, и казалось, он нависает над всем миром.

Вольф толкал Ипсева до тех пор, пока зебрилла, постанывая и бурча, не поднялся на ноги. Он поморгал покрасневшими глазами, почесался, прокашлялся и потянулся за очередным пуншевым орехом. В конце концов, по настоянию Вольфа, он направил рыбу-парус вдоль подножия горы.

— Когда-то я знал эти места, — сказал Ипсев. — Однажды я задумал взлезть на эту гору, чтобы отыскать Властителя и попытаться… — Он помолчал, почесал затылок, сморщился, но все же закончил фразу: — Попытаться прибить его! Вот так! Я знал, что вспомню это слово. Но у меня ничего не получилось. Не хватило духу пойти на это в одиночку.

— А теперь мы вместе — ты и я, — сказал Вольф.

Ипсев покачал головой и отхлебнул из ореха еще раз.

— Теперь — это теперь. Вот если бы ты оказался со мной тогда… Впрочем, что толку болтать? Ты тогда даже и не родился. Даже твой прапрапрапрадедушка еще не родился. А теперь уже слишком поздно.

Он замолчал и занялся проводкой рыбы-паруса через отверстие в горе. Огромный моллюск резко свернул в сторону. Хрящеватый парус сложился и плотно прижался к мачте из жесткого, крепкого, как кость, хряща. Его белое тело взлетело на огромной волне, и путешественники оказались в спокойных водах узкого темного фиорда с невероятно высокими берегами.

Ипсев указал на ряд неровных выступов в скале.

— Залезай туда. По ним ты можешь забраться очень далеко. А вот как далеко — не знаю. Я устал, натерпелся страху и уплываю обратно в Сад. Надеюсь, мне никогда не придется сюда возвращаться вновь.

Вольф долго упрашивал Ипсева. Он говорил, что ему не раз понадобится сила гиганта и что Хрисеида нуждается в его помощи. Но зебрилла лишь мрачно качал массивной головой.

— Я благословляю тебя на все, что бы ты ни предпринял.

— А я благодарю тебя за то, что ты сделал, — сказал Вольф. — Если бы ты не позаботился обо мне, я бы до сих пор болтался на конце веревки. Возможно, мы еще увидимся с тобой. Вместе с Хрисеидой.

— Властитель могуч, — ответил Ипсев. — Неужели ты думаешь, что справишься с существом, которому удалось создать для себя целую вселенную?

— Всегда есть шанс, — сказал Вольф. — Покуда я сражаюсь, шевелю мозгами и держу удачу за хвост, моим возможностям нет предела.

Он спрыгнул с раковины и чуть не поскользнулся на мокром выступе скалы.

— Дурное знамение, друг мой! — воскликнул Ипсев.

Вольф обернулся, улыбнулся и ответил:

— Я не верю в знамения, мой суеверный греческий дружище! Пока!

 

5

Он начал восхождение и в течение часа ни разу не посмотрел вниз и ни разу не остановился. К тому времени огромное белое тело гистоихтиса превратилось в тонкую бледную нить, а Ипсев стал черной точкой на ее оси. Прекрасно зная, что его уже невозможно разглядеть, Вольф все же помахал Ипсеву рукой и продолжил восхождение.

А еще через час, цепляясь за трещины и карабкаясь по скалам, он выбрался из фиорда и оказался на широком карнизе отвесной скалы. Здесь его снова встретил яркий солнечный свет. Гора оказалась такой же высокой, как и снизу, да и путь легче не стал. Впрочем, Роберт не мог бы назвать его слишком трудным, но этому радоваться не приходилось. Руки и колени кровоточили, подъем утомил его. Он даже собирался было провести здесь ночь, но вскоре передумал. Пока светло, он должен этим воспользоваться.

Роберт вновь усомнился в истинности слов Ипсева, который утверждал, что гворлы выбрали именно этот путь. Ипсев говорил, что там, где море врезается в гору, есть и другие проходы внутрь гряды, но они находятся очень далеко. Вольф долго выискивал признаки того, что гворлы прошли этой дорогой, но ничего не нашел. Однако отсутствие следов еще не означало, что гворлы выбрали другую тропу — если только эту потрескавшуюся вертикаль можно назвать тропой.

Через несколько минут он достиг одного из многих деревьев, которые росли прямо из скалы. Под перекрученными серыми ветвями с пестрыми зеленовато-коричневыми листьями валялись пустые ореховые скорлупки и огрызки плодов, которые выглядели довольно свежими. Кто-то недавно останавливался здесь, чтобы перекусить. И этот факт придал ему новые силы. В ореховой скорлупе осталось немного мякоти, которой хватило, чтобы унять чувство голода. А остатки плодов утолили жажду и освежили пересохший рот.

Он карабкался вверх шесть дней, отдыхая по ночам. К его удивлению, жизнь существовала даже на отвесном склоне. На карнизах, из пещер и трещин росли маленькие деревья и большие кусты. Там же обитали всевозможные птицы и множество мелких животных. Они питались ягодами, орехами и друг другом. Вольф наловчился убивать птиц камнями и ел их сырое мясо. Он нашел кремень и смастерил из него грубый, но острый нож, а затем с его помощью сделал короткое копье с деревянным древком и кремневым наконечником. Роберт похудел, ладони, ступни и колени покрылись толстыми мозолями и засохшими ссадинами. У него стала отрастать борода.

На утро седьмого дня он взглянул вниз с карниза и прикинул, что находится, по крайней мере, в двенадцати тысячах футов над уровнем моря. Но дышалось по-прежнему легко, и воздух оставался таким же теплым, как и в начале подъема. Море выглядело как широкая река. А еще дальше находился край мира и Сад, откуда он пустился в погоню за гворлами и Хрисеидой. Полоска земли казалась не шире кошачьего усика, и за ней виднелось лишь зеленое небо.

На восьмой день в полдень Вольф наткнулся на змею, пожиравшую мертвого гворла. Все ее сорокафутовое тело покрывали черные ромбы и темно-красные печати Соломона. Тело, которое по древнему проклятию должно быть безногим, имело по бокам ступни, до омерзения похожие на человеческие. В раскрытой пасти виднелось три ряда акульих зубов. Заметив торчащий посреди нож и сочившуюся кровь, Роберт храбро напал на змею. Она зашипела, развернула спираль своих колец и попыталась скрыться. Вольф ткнул рептилию несколько раз копьем, и она бросилась на него. Он вогнал острие из кремня в большой тускло-зеленый глаз. Змея громко зашипела и взвилась вверх, лягаясь двадцатью пятипалых ступней. Вольф вырвал копье из окровавленного глаза и воткнул его в мертвенно-бледный участок чуть ниже челюсти змеи. Кремень вошел глубоко; змея дернулась так сильно, что вырвала из его рук древко. А затем, тяжело дыша, тварь упала на бок и через некоторое время сдохла.

Сверху раздался пронзительный крик, и над головой Вольфа пронеслась огромная тень. Он слышал этот крик во время плавания на рыбе-парусе. Он отпрыгнул в сторону и кубарем прокатился по небольшому карнизу. Поравнявшись с расщелиной, он юркнул в нее и повернулся, чтобы посмотреть, что ему угрожало. Роберт увидел огромную ширококрылую орлицу с зелеными перьями, красной головой и желтым клювом. Птица нахохлившись сидела на змее и мощным клювом, острым, как акульи зубы поверженной твари, выщипывала куски мяса. Глотая их, она свирепо посматривала на Вольфа, и тот попытался забиться в расщелину как можно дальше.

Он понимал, что ему придется оставаться в расщелине до тех пор, пока птица не насытится. Но прошел день, а орлица все охраняла два трупа. Вольф начал испытывать голод, жажду и прочие неудобства. К утру он рассердился. Птица сидела на трупах, сложив крылья и опустив голову. Спит, подумал Роберт и решил бежать. Но едва он вылез из трещины в скале, морщась от боли в затекших мышцах, орлица вскинула голову, расправила крылья и заклекотала. Вольф снова забился в расщелину.

К полудню орлица по-прежнему не выказывала желания убираться прочь. Она еще немного поела и теперь, казалось, боролась с дремотой. Иногда она выгибала шею и отрыгивала излишки мяса. Солнце застыло над трупами и птицей; все трое нещадно воняли. И Вольф пришел в отчаяние. Он понял, что орлица останется здесь до тех пор, пока не обглодает рептилию и гворла до костей. К тому времени Вольф будет полумертвым от голода и жажды.

Роберт вышел из расщелины и поднял копье. Оно выпало из тела змеи, когда птица раздирала мясо. Он угрожающе ткнул им в сторону орлицы, и та свирепо уставилась на человека. Потом зашипела и издала резкий крик. Вольф крикнул в ответ и стал медленно отступать. Слегка покачиваясь, орлица осторожными короткими шагами двинулась за ним. Роберт остановился, еще раз закричал и прыгнул. Та испуганно отскочила и заклекотала.

Он возобновил свое медленное отступление, но на этот раз птица не стала его преследовать. А когда изгиб горы скрыл хищницу из виду, Вольф продолжил восхождение. Здесь хватало мест, куда бы он мог спрятаться, если бы орлица бросилась в погоню. Но ни одна тень больше не нависала над его головой. Возможно, птица хотела лишь защитить свою добычу.

К середине следующего утра он набрел еще на одного гворла. Тот сидел, прижавшись спиной к стволу небольшого дерева. Раздробленная нога не позволяла ему встать, и он размахивал ножом, отгоняя от себя дюжину красных мускулистых свиноподобных зверей с копытами, как у горных коз. Те разгуливали взад и вперед перед покалеченным гворлом и глухо похрюкивали. Время от времени одно из животных совершало короткий бросок, но останавливалось в нескольких футах от мелькавшего ножа.

Вольф влез на валун и кинул в парнокопытных плотоядных несколько камней. Через минуту он уже ругал себя за то, что привлек их внимание. Звери карабкались по отвесным граням валуна, как по лестнице. И только быстро действуя копьем, ему удавалось сталкивать их обратно на выступ скалы. Кремневый наконечник входил в их жесткие шкуры неглубоко и не мог причинить им серьезных ран.

Они с визгом падали на камни и снова карабкались вверх. Их клыки щелкали так близко, что дважды чуть не поранили ногу. Отбивая атаки, он не мог предпринять решительных действий, но, уловив момент, когда все звери оказались внизу на выступе, Вольф отложил копье, поднял камень раза в два больше человеческой головы и швырнул его на спину одного горного вепря. Зверь завизжал и попытался уползти, волоча задние ноги. Стая набросилась на него и начала объедать неподвижные конечности своего сотоварища. А когда раненое животное попыталось защищаться, ему перегрызли горло. Через минуту мертвое тело разорвали на части.

Вольф подобрал копье, спустился с другой стороны валуна и подошел к гворлу, не сводя глаз с кабанов, но те лишь подняли головы и, убедившись, что на их добычу никто не посягает, продолжили поедать труп.

Гворл зарычал на Вольфа, приподнимая длинный нож. Роберт остановился на безопасном расстоянии. Из ноги гворла чуть ниже колена торчал осколок кости. Глаза твари, глубоко запавшие под низким подбровием, выглядели как стеклянные пуговицы.

Вольф сам не ожидал, что так поступит. Раньше он немедленно без жалости убил бы любого попавшегося гворла, но с этим ему хотелось поговорить. После долгих дней и ночей восхождения Роберт чувствовал себя ужасно одиноким и рад был обмолвиться словечком даже с этим отвратительным существом.

— Могу ли чем-то тебе помочь? — спросил он по-гречески.

Гворл что-то гортанно проговорил и поднял оружие. Вольф стал подходить к нему — но быстро отскочил в сторону, когда над его головой просвистел клинок. Он подобрал нож, затем подошел к гворлу и заговорил с ним еще раз. Тварь что-то проскрежетала в ответ, голос его был очень слабым. Вольф нагнулся, чтобы повторить вопрос, и тут гворл плюнул ему в лицо.

Страх и ненависть человека вырвались наружу. Он всадил нож в толстую шею, тварь несколько раз взбрыкнула ногой и испустила дух. Вольф вытер нож о темный мех гворла и осмотрел содержимое кожаной сумки на поясе мертвеца. Он нашел там сушеное мясо, сухофрукты, немного черствого хлеба и флягу с огненным напитком. Его смутила мысль о происхождении мяса, но он напомнил себе, что голодному выбирать не приходится. Вольф попробовал хлеб: тот оказался твердым как камень. Но смоченные слюной темные комочки сухарей по вкусу не уступали печенью из пшеничной муки.

Вольф продолжал восхождение. Дни и ночи сменяли друг друга, и он больше не встречал никаких следов гворлов. Воздух оставался таким же теплым и чистым, как на уровне моря, хотя, по оценкам Вольфа, он одолел добрые тридцать тысяч футов. Море внизу казалось тонким серебряным поясом на талии мира.

Как-то ночью он проснулся, почувствовав прикосновение дюжины маленьких мохнатых рук. Роберт рванулся, но высвободиться не удалось. Одни маленькие ручки крепко держали Вольфа, в то время как другие связывали его по рукам и ногам какими-то травяными веревками. Затем Вольфа подняли и вынесли на каменный козырек перед пещерой, в которой он остановился на ночлег. В сиянии лунного света Роберт увидел несколько десятков двуногих созданий, каждое из которых не превышало ростом двух с половиной футов. Они были покрыты гладким мышино-серым мехом с белыми воротничками вокруг шеи. Черные острые мордочки напоминали летучих мышей. Голову венчали огромные заостренные уши.

Они молча протащили Вольфа по площадке и внесли в другую трещину. Узкое отверстие переходило в большую пещеру, около тридцати футов в ширину и двадцати в высоту. Лунный свет, проникая сквозь щель в каменном своде, освещал груду костей с остатками гниющего мяса. Похитители уложили Роберта неподалеку от кучи, а сами отступили в угол пещеры и о чем-то заговорили между собой, вернее, зачирикали. Один из них подошел к Роберту, с минуту смотрел на него, затем опустился на колени — и в горло Вольфа впились крохотные, но очень острые зубы. За первым вампиром последовали другие и начали вгрызаться во все его тело.

Все это происходило в мертвой тишине — в буквальном смысле слова. Даже Вольф не издавал ни звука, и лишь когда пытался разорвать веревки, из его груди вырывались хриплые стоны. Острая боль в местах укусов быстро прошла, словно в кровь ввели какое-то слабое анестезирующее средство. Вольф почувствовал, что засыпает, и, несмотря на свой нрав и убеждения, перестал бороться. По его телу расползлось приятное оцепенение. А стоит ли сражаться за жизнь, и не уйти ли в мир иной столь приятным образом? По крайней мере, его смерть не будет бесполезной. Какое благородство — отдать свое тело этим маленьким существам, чтобы они могли набить им животы. Умереть и сделать их на несколько дней сытыми и счастливыми…

В пещеру ворвался луч света. Сквозь теплую мглу Вольф увидел, как вампиры отпрянули от него. Потом отбежали в дальний конец пещеры и сбились в кучу. Свет стал ярче и постепенно превратился в факел из пылающей сосновой ветви. Из мрака возникло лицо старика, которое склонилось над Вольфом. Роберт увидел длинную белую бороду, впалый рот, крючковатый острый нос и огромные, нависшие, косматые брови. Иссохшее тело прикрывал грязный белый балахон. Рука, покрытая сетью крупных вен, сжимала посох, конец которого венчал крупный, с кулак Вольфа, чудесный сапфир в виде гарпии.

Роберт попытался заговорить, но с губ слетали неразборчивые слова, словно он только что начинал выходить из-под наркоза после операции. Старик взмахнул посохом, и от массы серых шерсток отделилось несколько вампиров. Не сводя со старика испуганных раскосых глаз, они бегом прошмыгнули через пещеру и быстро развязали Вольфа. Ему удалось подняться, но ноги не слушались, и старику пришлось поддерживать Роберта до самого выхода из пещеры.

— Скоро ты почувствуешь себя лучше, — заговорил старик на микенском наречии. — Яд долго не действует.

— Кто ты? Куда ты меня ведешь?

— Подальше от опасности, — произнес старик.

Роберт задумался над загадочным ответом. К тому времени, когда он окончательно пришел в себя, старик подвел его ко входу в очередную пещеру. Вольф потерял счет числу каменных залов, через которые они проходили, постепенно поднимаясь все выше и выше. Наконец, после двух миль пути старик остановился перед железной дверью. Он передал факел Вольфу, открыл дверь и жестом пригласил его войти. Роберт вошел в большую пещеру, ярко освещенную светом факелов. Дверь за спиной со скрипом затворилась, и раздался глухой стук задвигаемого в спешке засова.

Прежде всего Вольфа ошеломил удушливый запах. И только потом — вид двух зеленых красноголовых орлиц, которые приблизились к нему. Одна из них голосом гигантского попугая приказала ему идти вперед. Он подчинился, обнаружив вдруг, что существа-вампиры похитили его нож. Хотя оружие здесь вряд ли пригодилось бы. Пещера кишела гигантскими птицами, каждая из которых была больше Вольфа.

У боковой стены стояли две клетки из тонких железных прутьев. В одной из них сидело шесть гворлов. В другой находился высокий, прекрасно сложенный молодой человек в набедренной повязке из оленьей кожи. Он улыбнулся Вольфу и сказал:

— Так, значит, тебе удалось! Но как ты изменился!

И только теперь эти красновато-бронзовые волосы, выпяченная верхняя губа и скуластое веселое лицо показались Вольфу знакомыми. Он узнал человека, который бросил ему рог с валуна, осаждаемого гворлами, — того, кто назвался Кикахой.

 

6

Роберт не успел ответить, потому что в этот миг одна из орлиц открыла дверь клетки, орудуя лапой, как человеческой рукой. Могучая голова с твердым клювом втолкнула его за решетку, и дверь со скрежетом захлопнулась.

— Итак, ты тоже здесь, — сказал Кикаха густым баритоном. — Теперь надо подумать, что делать дальше. Наше пребывание в этой пещере может оказаться коротким и неприятным.

Сквозь прутья Вольф увидел высеченный в скале трон, на котором восседала женщина. Вернее, полуженщина, потому что человеком она была лишь выше пояса, все остальное было птичьим, вместо рук — крылья. По сравнению с обычным земным орлом ее ноги казались непропорционально толстыми. Но им приходится нести большую тяжесть, подумал Роберт. Он уже понял, что видит еще одно чудовищное творение, созданное в лаборатории Властителя. И скорее всего — Подаргу, о которой рассказывал Ипсев.

Выше пояса она была женщиной — видеть такую доводилось лишь немногим мужчинам: молочно-опаловая кожа, роскошная грудь и шея, словно великолепная колонна. Длинные черные прямые волосы обрамляли лицо еще более прекрасное, чем лицо Хрисеиды — до сих пор Вольф считал такое невероятным.

Но эта красота казалась зловещей. Ее взор переполняла лютая ненависть, как у попавшего в клетку сокола, которого задразнили до невыносимого состояния.

Вольф отвел от нее глаза и осмотрел пещеру.

— А где Хрисеида? — шепотом спросил он у Кикахи.

— Кто?

Вольф в двух словах описал ее и рассказал о том, что с ними произошло.

Кикаха покачал головой:

— Я ее не видел.

— А эти гворлы?

— Они шли двумя отрядами. Наверное, рог и Хрисеида находятся у второй группы. Но не очень-то переживай. Если мы не уговорим хозяйку отпустить нас, нам конец. И довольно-таки отвратительный.

Роберт спросил о старике, и Кикаха ответил, что тот когда-то считался любовником Подарги. Он принадлежал к числу первых людей, которых Властитель перенес в свою вселенную сразу после того, как сотворил ее. Гарпия держала старика для черной работы, которая требовала человеческих рук. И именно по ее приказу он избавил Роберта от маленьких вампиров. Фавориты Подарги уже несколько дней подряд докладывали своей хозяйке о каждом шаге Вольфа в ее владениях.

Подарга беспокойно заерзала на троне и расправила крылья со звуком, похожим на далекий раскат грома.

— Эй, вы, двое! — закричала она. — Хватит шептаться! Итак, Кикаха, что ты можешь сказать в свою защиту перед тем, как я спущу на тебя своих птичек?

— Рискуя показаться утомительным, я могу лишь повторить то, о чем уже рассказывал, — громко ответил Кикаха. — Я такой же враг Властителя, как и ты. Он ненавидит меня и с удовольствием бы прикончил. Ему известно, что я украл его рог. Теперь я стал для него опасен. Очи Властителя ищут меня по четырем уровням мира. А ты…

— И где же тот рог, который ты похитил у Властителя? Почему его нет с тобой? Мне кажется, ты лжешь, стараясь спасти свою никчемную тушку.

— Я уже говорил, что мне удалось открыть врата в другой мир. Я бросил рог человеку, который пришел на мой зов. И этот человек теперь перед тобой.

Подарга повернула голову, слегка склонив ее набок, как это делают орлы. Ее взгляд застыл на Вольфе.

— Я не вижу никакого рога. Передо мной лишь жесткий, жилистый кусок мяса с черной бородой.

— Он рассказал мне, что рог у него отобрала другая банда гворлов, — ответил Кикаха. — Он гнался за ними, пытаясь вернуть эту вещь, но твари с мордами летучих мышей поймали его, и вот теперь ты великодушно спасла ему жизнь. Освободи нас, добрая и прекрасная Подарга. Мы вернем рог, и тогда у нас появится возможность сразиться с Властителем. А тирана можно победить. Пусть его мощь велика, но он не всемогущ. Иначе он давно вернул бы свой рог и нашел всех нас.

Подарга встала, расправила крылья и, сойдя со ступеней трона, подошла к клетке. Она не подскакивала при ходьбе, как птицы, а шла твердой прямой походкой.

— О, как мне хочется тебе поверить! Я жду этого годы, века и тысячелетия — так долго, что сердце болит при мысли о пропавшем времени! И если бы я знала, что оружие для ответного удара наконец попало в мои руки… — Пронзив пленников взглядом, она сложила крылья перед собой и горько произнесла:

— Видите! Я говорю «мои руки», но у меня нет рук и нет тела, которое когда-то принадлежало мне. Этот…

Она разразилась неистовой бранью, которая заставила Вольфа поежиться. Но холодок по его спине пополз не от слов, а от ярости, которая граничила либо с гневом богов, либо с безумством умалишенного существа.

— Если бы удалось низвергнуть Властителя — а я думаю, это вполне возможно — ты бы вернула свое человеческое тело, — сказал Кикаха, когда она умолкла.

Едва дыша в тисках бушевавшего гнева, она уставилась на людей с жаждой убийства во взоре. Вольф подумал, что их участь решена, но последующие слова Подарги обнаружили истинный объект ее ярости.

— Прежний Властитель давным-давно пропал; во всяком случае, так утверждают слухи. Я послала одну из своих птиц разузнать, в чем дело, и она принесла мне странную весть. Она сказала, что появился новый Властитель, но ей показалось, что это тот же тиран и мучитель, принявший новый облик. Я отправила птицу обратно к Властителю с просьбой вернуть мне человеческое тело, но он не внял моим мольбам. Так какая разница, тот это Властитель или другой? Он такой же злой и ненавистный, как прежний.

— Но кем бы он ни был, он должен умереть, — продолжала Подарга. — И если прежний тиран покинул эту вселенную, я обыщу все миры и найду его!

— Ты не сделаешь этого без рога, — сказал Кикаха. — Он, и только он открывает врата в другой мир, если только они не оборудованы предохранительными устройствами.

— А что, собственно говоря, я теряю? — внезапно спросила Подарга. — Если ты лжешь и пытаешься меня обмануть, я в конце концов доберусь до тебя, и охота может оказаться забавной. Если же ты говоришь правду, мы посмотрим, как сложится судьба.

Она что-то сказала сопровождавшей ее орлице, и та открыла дверь клетки. Вслед за гарпией Кикаха и Вольф пересекли пещеру и подошли к большому столу, вокруг которого стояли кресла. И лишь теперь Роберт понял, что помещение было сокровищницей, в которой хранились богатства этого мира. Сверкающие драгоценные камни, жемчужные ожерелья, золотые и серебряные чаши изысканных форм переполняли массивные открытые сундуки. Вольф увидел небольшие фигурки, вырезанные из слоновой кости и какого-то блестящего очень твердого черного дерева. На стенах висели великолепные картины. Огромные кучи доспехов и оружия всех видов (за исключением огнестрельного) громоздились на полу.

Подарга приказала пленникам сесть в резные кресла с изогнутыми львиными ножками, после чего взмахнула крылом — и из темной ниши вышел молодой человек. Он нес тяжелый золотой поднос, на котором стояли три прекрасные чаши из кварца в виде изогнутых рыб с открытыми ртами. В чашах плескалось густое темно-красное вино.

— Еще один из ее любовников, — шепнул Кикаха, заметив, что Вольф с любопытством рассматривает статного белокурого юношу. — Он унесен орлицами с уровня, называемого Дракландией, или Тевтонией. Бедный малый! Но это лучше, чем быть заживо съеденным ее птичками. К тому же, пока у него есть надежда сбежать отсюда, жизнь его вполне терпима.

Кикаха выпил густой бодрящий кровь напиток и удовлетворенно вздохнул. Вольф почувствовал, что вино бежит по пищеводу, точно живое.

Подарга подняла чашу кончиками крыльев и поднесла к губам.

— За смерть и вечные муки Властителя! И следовательно, за ваш успех!

Мужчины выпили еще раз. Подарга опустила чашу и слегка ударила Вольфа по лицу кончиком черного крыла.

— Расскажи мне свою историю.

Вольф рассказывал долго. Он пил вино и закусывал жареным мясом горной полусвиньи, светло-коричневым хлебом и фруктами. Голова начала кружиться, но Роберт все рассказывал и рассказывал, прерываясь лишь тогда, когда Подарга его о чем-то спрашивала. Факелы догорели, их заменили новыми — а он все говорил и говорил.

Внезапно он проснулся. Из соседней пещеры лился солнечный свет, освещая пустую чашу и стол, за которым он уснул, уронив голову на руки. Рядом, ухмыляясь, стоял Кикаха.

— Пошли, — сказал он. — Подарга хочет, чтобы мы отправились в путь пораньше. Ей не терпится отомстить. А я хочу убраться отсюда, пока она не передумала. Ты даже не представляешь, как нам повезло. Мы единственные пленники, кому она даровала свободу.

Вольф выпрямился и застонал от боли в плечах и шее. Голова казалась распухшей и немного тяжелой, но он переживал и не такое похмелье.

— Что вы делали, когда я уснул? — спросил Роберт.

Кикаха широко улыбнулся.

— Я заплатил последнюю цену. Это было не так плохо, совсем не плохо. Сначала довольно непривычно, но я парень непривередливый.

Они вошли в соседнюю пещеру, а оттуда выбрались на широкий скальный выступ. Вольф обернулся и увидел орлиц, застывших, как зеленые изваяния, у входа в пещеру. Мелькнула белая кожа и черные крылья — то на негнущихся ногах мимо гигантских птиц прошла сама Подарга.

— Идем же, — произнес Кикаха. — Подарга и ее пташки голодны. Тебе повезло, что ты спал и не видел, как она заставляла гворлов молить о пощаде. Но надо отдать им должное — они не скулили и не кричали. Они лишь плевали в нее.

Вольф невольно вздрогнул, когда из пасти пещеры донесся душераздирающий вопль. Кикаха взял его за руку и быстро повел прочь. Из орлиных клювов вырывались хриплые крики, и алчный клекот сливался с завываниями существ, объятых страхом смерти и болью.

— Такая участь ожидала бы и нас, если бы нам не удалось выкупить свои жизни, — сказал Кикаха.

Путешественники начали восхождение и к ночи одолели еще три тысячи футов. Кикаха развязал свой кожаный мешок и извлек оттуда множество различных вещей. Обнаружив среди них коробок спичек, он разжег костер. Затем из мешка появились хлеб, мясо и небольшая бутылка радамантейского вина. Мешок со всем содержимым им подарила Подарга.

— Нам придется подниматься еще четыре дня, — сообщил Кикаха. — Затем мы выйдем на следующий уровень и окажемся в легендарной Америндии.

Вольф начал было задавать вопросы, но Кикаха заявил, что прежде ему следует уяснить физическую структуру планеты. Роберт терпеливо слушал, и удивительный рассказ не вызывал у него ни насмешек, ни сомнений. Более того, объяснение Кикахи соответствовало его собственным наблюдениям. Вольфу хотелось узнать, как Кикаха, явный уроженец Земли, оказался здесь, но вопросы пришлось отложить. Сославшись на то, что он долго не спал, а вчерашняя ночь оказалась особенно изнурительной, юноша заснул непробудным сном.

Вольф задумчиво смотрел на пламя угасавшего костра. Как много нового он повидал и пережил за такой короткий срок! А что ему еще придется испытать! При условии, что он останется жив.

В глубине каньона раздался призывный клич, и откуда-то с вершины отвесной скалы донесся крик огромной зеленой орлицы.

Роберт задумался. Где теперь Хрисеида? Жива ли она, и если да, то что делает? И где рог? Кикаха сказал, что, прежде чем рассчитывать на какой-то успех, необходимо вернуть инструмент. Без него и удачи не видать.

С такими мыслями он и уснул.

Через четыре дня, когда солнце находилось в зените, они перебрались через грань. Перед ними до самого горизонта на добрых сто шестьдесят миль простиралась равнина. По обеим ее сторонам на расстоянии миль ста возвышались горные хребты. По высоте их можно было бы сравнить с Гималаями, но они казались мышками рядом с монолитом Абхарплунты, которая господствовала в этом секторе многоярусной планеты. Абхарплунта, как утверждал Кикаха, находилась в полутора тысячах миль от грани, но казалось, что до нее не больше пятнадцати миль. Она выглядела такой же высокой, как и гора, которую они только что преодолели.

— Теперь перед тобой наглядный пример, — сказал Кикаха. — Этот мир не похож на грушу. Это планетарная Вавилонская башня. Пирамида, сложенная из высочайших колонн, каждый ярус которых чуть меньше предыдущего. А на вершине этой башни, не уступающей по размерам Земле, находится дворец Властителя. Как видишь, нам предстоит довольно долгий путь. Но жизнь великолепна, если она продолжается! — добавил он. — Время, которое я провел здесь, было бурным и изумительным! И если сейчас меня сразит Властитель, я не буду жаловаться на судьбу. Впрочем, нет — буду. Ведь мы с тобой обычные люди, и жаль погибать в расцвете лет. Да-да, поверь, приятель, я в расцвете лет!

Вольф не мог удержаться от улыбки. Его юный спутник выглядел таким веселым и жизнерадостным, что чем-то напоминал бронзовую статую, которая внезапно ожила и источала бьющую через край радость жизни.

— Ладно! — воскликнул Кикаха. — Прежде всего мы должны достать для тебя какую-нибудь подходящую одежду. Нагота ценится в мире уровнем ниже, но здесь все по-другому. Ты будешь носить набедренную повязку и перо в волосах, иначе туземцы начнут тебя презирать, и ты либо попадешь в рабство, либо погибнешь.

Он зашагал вдоль грани. Вольф поспешил за ним.

— Эй, Боб, взгляни, какая здесь зеленая и сочная трава! Она доходит до колен. Великолепное пастбище! Но тут водятся очень злобные и проворные хищники. Так что будь осторожен! В траве может затаиться равнинная пума или ужасный волк, полосатая охотничья собака или гигантская ласка. Здесь еще водится «фелис атрокс», которого я называю жестоким львом. Когда-то он бродил по юго-западным прериям Северной Америки, но вымер около десяти тысяч лет назад. Здесь же он еще жив, выглядит на треть больше африканского льва и раза в два его опаснее. Эй, посмотри-ка туда! — вдруг закричал он. — Мамонты!

Вольф хотел остановиться и понаблюдать за огромными серыми животными, которые паслись в четверти мили от них. Но Кикаха велел идти дальше.

— Тут этих зверей полным-полно. Наступит час — и тебе захочется, чтобы их поблизости не оказалось. Лучше следи за травой. Если она шевельнется против ветра, тут же предупреди меня.

Они быстро прошли две мили и наткнулись на табун диких лошадей. Жеребцы заржали, подбежали к путешественникам и остановились. Так они стояли, фыркая и роя копытами землю, до тех пор, пока путники не прошли мимо. Это были великолепные животные, высокие и гладкие, черные, глянцево-красные и каурые в черное и белое яблоко.

— Это тебе не какие-нибудь там индийские пони, — заметил Кикаха. — Я думаю, Властитель импортировал сюда лишь самые лучшие породы.

Вскоре он остановился возле кучи камней.

— Это мой ориентир, — сказал Кикаха и двинулся дальше.

Пройдя еще милю по прерии, путешественники достигли высокого дерева. Юноша подпрыгнул, ухватился за нижнюю ветвь и начал взбираться вверх. Добравшись до середины ствола, он залез в дупло и вытащил оттуда большой мешок. Спустившись, Кикаха достал из мешка два лука, два колчана со стрелами, набедренную повязку из оленьей кожи и пояс с длинным стальным ножом в кожаных ножнах.

Вольф надел набедренную повязку и пояс, затем поднял лук и колчан.

— Ты знаешь, как им пользоваться? — спросил Кикаха.

— Всю жизнь тренировался.

— Вот и хорошо. Тебе не раз представится возможность попрактиковаться. Пошли. Нам еще идти и идти.

Они тронулись «волчьим скоком» — сто шагов бегом, сто — шагом. Кикаха показал на горный кряж, который виднелся справа.

— Там живет мое племя. Их зовут хроваками, что означает «медвежий народ». До них восемьдесят миль. Там мы можем передохнуть и подготовиться к долгому путешествию.

— Ты не похож на индейца, — сказал Вольф.

— И ты, мой друг, не похож на шестидесятилетнего старика. Однако здесь мы живем по другим законам. Ладно. Я не рассказывал тебе свою историю, потому что хотел сначала выслушать твою. Но сегодня вечером ты ее узнаешь.

Они почти не разговаривали в этот день. Только Вольф иногда удивленно вскрикивал при виде экзотических животных. Здесь бродили огромные стада бизонов — темных, лохматых, бородатых и куда более крупных, чем их земные сородичи. Встречались все новые и новые табуны лошадей и животных, похожих на верблюдов. Путешественники видели мамонтов и даже семейство степных мастодонтов. Какое-то время спутников сопровождала стая ужасных волков, которые бежали всего в ста ярдах сбоку. В холке их высота доходила Вольфу до плеча.

Заметив тревогу спутника, Кикаха засмеялся.

— Они не нападут на нас, если не голодны. А при таком изобилии дичи вокруг это почти невероятно. Они просто очень любопытны.

Вскоре гигантские волки свернули в сторону и, вспугнув в роще несколько полосатых антилоп, резво помчались за убегавшими животными.

— Это Северная Америка, какой она была задолго до прихода белого человека, — сказал Кикаха. — Дикая, необъятная страна с многочисленными животными и несколькими кочевыми племенами.

Над головами путешественников сотни крякающих уток. С зеленого поднебесья камнем упал ястреб. Он с глухим стуком врезался в клин — и в стае на одну утку стало меньше.

— Страна счастливой охоты! — вскричал Кикаха. — Но иногда она бывает не очень счастливой.

Когда до захода солнца осталось несколько часов, они устроили привал у небольшого озера. Кикаха нашел подходящее дерево и соорудил на нем помост.

— На ночь остановимся здесь. Один будет сторожить, другой — спать, потом поменяемся. На дерево к нам может забраться только гигантская ласка, но и этого вполне достаточно. К тому же здесь шныряют боевые отряды индейцев, а они еще хуже ласки.

Кикаха взял лук, нырнул в траву и через пятнадцать минут вернулся с крупным толстым кроликом. Вольф развел маленький костер из сухих веток, которые почти не дымили. Они зажарили кролика, и во время еды Кикаха объяснил Роберту топографию местности.

— Что бы там ни говорили о Властителе, но, проектируя свой мир, он неплохо потрудился — этого у него не отнимешь. Возьмем, к примеру, наш нынешний уровень, Америндию. На самом деле он не такой плоский, как кажется. Здесь есть цепь легких изгибов, каждый из которых тянется примерно на сто шестьдесят миль. Изгибы ландшафта позволяют воде стекать, образуя ручьи, реки и озера. На этой планете не бывает снегопадов — да это и невозможно без смены сезонов и при довольно однообразном климате. Но дожди идут каждый день, а облака приходят откуда-то из окружающего пространства.

Съев кролика, друзья засыпали костер. Вольф вызвался караулить первым, но Кикаха проговорил все дежурство Вольфа, а тот не засыпал всю смену Кикахи, слушая его удивительный рассказ.

Давным-давно, в начале времен, более двадцати тысячелетий назад, Властители обитали во вселенной, которая существовала параллельно земной. И тогда их никто не считал Властителями. В те времена, после победы в тысячелетней битве с другими видами разумных существ, выжили лишь немногие. Их осталось не больше десяти тысяч.

— Но нехватку количества они полностью компенсировали качеством, — рассказывал Кикаха. — Наши земные достижения по сравнению с их наукой и технологией выглядели мудростью аборигенов Тасмании. Они могли создавать свои личные вселенные. И они их создавали. Сначала каждая вселенная являлась своего рода игровой площадкой, — продолжал Кикаха, — этаким микрокосмическим загородным клубом для небольших групп. Но однажды они разругались. Это должно было произойти, потому что люди всегда остаются людьми, как бы они ни походили на богов. Их сердца переполняло чувство собственничества, не менее сильное, чем у нас. Поэтому среди них началась борьба. Я полагаю, что не обошлось без несчастных случаев и самоубийств. Изоляция и одиночество породили у них манию величия. Но это естественно, если учесть, что каждый Властитель разыгрывал из себя маленького бога и со временем входил в свою роль.

Если вкратце описать историю, длившуюся многие века, Властитель, создавший эту вселенную, в конце концов оказался в полном одиночестве. Его звали Ядавином. И у него не было спутницы жизни. Но Властитель не жалел об этом. Зачем делить мир с равной себе, когда он, как Зевс, мог обладать миллионами Европ и самыми прекрасными Ледами планеты?

Он населил свой мир существами, похищенными из других вселенных, но главным образом с Земли. Многих он создал сам в лабораториях дворца на вершине самого верхнего яруса. Он создавал божественных красавиц или, когда ему хотелось, экзотических чудовищ.

Единственная проблема заключалась в том, что Властителей не удовлетворяла власть лишь над одной вселенной. Они домогались миров друг друга, и их борьба не прекращалась ни на минуту. Они воздвигали почти неприступные оборонительные рубежи и изобретали почти неотразимые средства наступления. Битва стала смертельной игрой. И они уже не могли изменить фатальный ход событий, потому что тоска и скука превратились в постоянных спутников и врагов каждого Властителя. Когда ты почти всемогущ, а твои создания слишком жалки и слабы, чтобы вечно занимать тебя, — что еще может быть таким волнующим и трепетным, как риск потерять свое бессмертие в борьбе с другими бессмертными?

— Но как во все это угодил ты? — спросил Вольф.

— Я? На Земле меня звали Пол Янус Финнеган. Второе имя я получил от фамилии матери. Как тебе известно, Янусом звали и латинского бога ворот, бога старого и нового года, обладавшего двумя лицами, одно из которых смотрело вперед, а другое — назад. — Кикаха хитро усмехнулся. — Тебе не кажется, что имя «Янус» мне очень подходит? Я человек двух миров, и мне удалось пройти сквозь врата между ними. Впрочем, я никогда потом не возвращался на Землю, да и не хотел этого. Здесь я пережил такие приключения и добился такого положения, о которых и думать не смел на нашем мрачном старом глобусе. И здесь меня знают не только как Кикаху. Я вождь на этом уровне и такая же большая шишка на других ярусах, в чем ты со временем убедишься.

Вольф задумался над его словами. Он начал подозревать, что уклончивость Кикахи принадлежит второму его лику, о котором тот не собирался говорить.

— Я представляю, о чем ты думаешь, но ведь ты и сам в это не веришь, — произнес Кикаха. — Да, мне часто приходится обманывать, но с тобой я откровенен. А кстати, знаешь, что означает мое имя на языке «медвежьего народа»? Кикаха у них считается мифологическим героем, полубожественным обманщиком. Что-то вроде Старого Койота Прерий, или Нанабожо у оджибве, или Вакджункаги у виннебагов. Когда-нибудь я расскажу тебе, как мне удалось заслужить это имя и стать советником у хроваков. Но сейчас я должен рассказать тебе нечто более важное.

 

7

Пол Финнеган любил лошадей, поэтому в 1945 году в возрасте двадцати трех лет записался добровольцем в кавалерию США. А чуть позже он стал танкистом, служил в Восьмой армии и в конечном счете переправился через Рейн. Однажды, после того как конники помогли пехоте взять небольшой городок, он обнаружил в развалинах местного музея необычный предмет. Это был полумесяц из серебристого металла, который оказался таким прочным, что удары молотком не оставляли на нем следов, а ацетиленовой горелке так и не удалось его расплавить.

— Я расспросил о предмете нескольких горожан. Но они знали только то, что он находился в музее с давних пор. Один профессор химии, проведя с ним кое-какие опыты, пытался заинтересовать им мюнхенский университет, но у него ничего не вышло.

После войны я увез полумесяц с собой вместе с другими трофеями. Вскоре мне удалось восстановиться в университете штата Индиана. Отец отвалил приличную сумму, чтобы как можно реже видеть меня в течение нескольких лет, поэтому денег хватило и на небольшую милую квартирку, и на спортивную машину, и на кое-что другое.

Один из моих приятелей работал газетным репортером. Я рассказал ему о полумесяце, странных свойствах металла и неизвестном составе. Парень настрочил статью, которую напечатали в Блюмингтоне, и эту историю подхватил газетный синдикат. Она не вызвала большого интереса у ученых — фактически, никто и не откликнулся. Но через три дня в моей квартире появился человек, который представился мистером Ваннаксом. Из-за фамилии и иностранного акцента я решил, что он голландец. Ваннакс захотел взглянуть на полумесяц. Я оказал ему такую любезность. Он очень разволновался, хотя и пытался казаться спокойным. А потом он сказал, что хочет купить его у меня. Я спросил о цене, а он заявил, что готов отвалить десять тысяч долларов и ни цента больше.

— Мне кажется, вы могли бы добавить, — сказал я. — В ином случае ничего не получите.

— Как насчет двадцати тысяч? — спросил Ваннакс.

— Накиньте еще, — предложил я.

— Тридцать тысяч?

И тогда Финнеган решил сыграть по-крупному. Он спросил Ваннакса, может ли тот заплатить ему сто тысяч. Ваннакс даже побагровел и раздулся, «будто жаба перед прыжком», как выразился Финнеган-Кикаха. Тем не менее ответил, что в течение суток добудет нужную сумму.

— И тут я понял, что у меня в руках действительно большая ценность. Но вот какая именно? И почему этот тип так хотел заполучить ее? Мне стало интересно, что же он за фрукт такой? Ни один нормальный человек в здравом уме не попался бы так быстро на удочку. Поэтому я решил не спускать с него глаз.

— А как выглядел этот Ваннакс? — спросил Вольф.

— Ну такой, знаешь, здоровяк. Он довольно неплохо сохранился для своих шестидесяти пяти. Я помню его орлиный нос и проницательный взгляд. Он был одет в строгий костюм. Очень сильная личность, хотя он старался этого не демонстрировать и вел себя по-настоящему любезно. Но хорошие манеры давались ему с трудом. Он казался человеком, который не привык к возражениям. «Хорошо, — сказал я, — триста тысяч долларов — и он ваш». Мне и в голову не приходило, что он согласится. Я думал, старик рассердится и уйдет. Мне уже расхотелось продавать полумесяц, дай он хоть миллион.

Ваннакс рассвирепел, но сказал, что согласен заплатить триста тысяч долларов. И попросил Финнегана дать ему двадцать четыре часа.

— Но сначала вам придется рассказать мне, почему вы хотите приобрести полумесяц и что в нем такого хорошего, — заявил я ему.

— Ни за что! — закричал он. — Хватит и того, что ты грабишь меня, свинья продажная, земляной… червяк!

— А ну-ка, выметайтесь, сэр, пока я вас не выбросил вон. Или пока мне не пришлось вызвать полицию.

Ваннакс начал кричать на каком-то иностранном языке. Финнеган пошел в спальню и вернулся с пистолетом сорок пятого калибра. Ваннакс не знал, что оружие не заряжено. Он ушел, ругаясь и что-то бормоча себе под нос, а затем уехал на «роллс-ройсе» образца 1940 года.

Той ночью Финнеган никак не мог заснуть. Около двух часов ночи ему это все же удалось, но он то и дело просыпался. И вот во время одного из таких пробуждений он услышал шум в передней. Финнеган тихо выбрался из постели, достал из-под подушки заряженный пистолет и, выходя из спальни, взял с бюро электрический фонарик.

Луч света настиг Ваннакса, когда тот склонился над чем-то посреди гостиной. В руке его блеснул серебристый полумесяц.

— Затем я увидел на полу второй полумесяц, который Ваннакс принес с собой. И я застал его как раз в тот момент, когда он складывал обе половинки вместе. Из них получился полный круг. Я не знал, зачем он это делал, но через несколько минут все выяснилось само собой.

Я велел ему поднять руки вверх. Ваннакс подчинился, но поднял и ногу, чтобы шагнуть в круг. Я сказал ему, что если он еще раз шевельнется, то тут же получит пулю. И когда он поставил ногу в круг, мне пришлось нажать на курок. Я выстрелил поверх его головы, и пуля улетела в угол комнаты. Мне просто хотелось припугнуть его. Я надеялся, что у него развяжется язык после хорошей встряски. Он испугался, спору нет, и тут же отскочил.

Я шел к нему через гостиную, а он пятился к двери. Ваннакс что-то мямлил, как маньяк, угрожал расправой и тут же предлагал мне полмиллиона. Я решил прижать своего гостя к двери и пощекотать дулом его живот. Тогда бы он точно заговорил и выложил всю правду о полумесяце.

Но, подходя к нему, я ступил в круг, образованный двумя серебряными половинками. Увидев это, Ваннакс закричал, чтобы я остановился. Но он опоздал. Он и моя квартира исчезли, а я по-прежнему стоял в круге, но в каком-то другом. Меня закинуло в другую вселенную, и я оказался во дворце Властителя на самой вершине этого мира.

Кикаха сказал, что мог бы тогда просто сойти с ума. Но с четвертого класса начальной школы он увлекался мистикой и научной фантастикой, поэтому имел представление о параллельных вселенных и устройствах для прохода из одного мира в другой. Он относился к таким идеям довольно спокойно и, в сущности, почти верил в них. Эта гибкость мышления помогла ему не только гнуться, не ломаясь, но и развернуться во всю свою мощь. Несмотря на испуг, его одолевали восторг и любопытство.

— Я понял, почему Ваннакс не последовал за мной через врата. Два полумесяца, сложенные вместе, создавали «контур». Но они не действовали, пока живое существо не входило в излучаемое ими «поле». Затем один полукруг оставался на Земле, а другой переносился через врата в эту вселенную и сцеплялся с поджидавшей его другой половинкой. Иначе говоря, чтобы создать замкнутый контур, требовалось три полумесяца. Первый должен находиться в мире, куда ты отправляешься, а два других — в мире, который ты покидаешь. Когда человек вступает в круг, одна из двух частей переносится к полумесяцу в другой вселенной, а в мире, из которого совершался переход, остается третья половинка.

Скорее всего, Ваннакс явился на Землю с помощью этих устройств. Но он бы туда не попал и просто не мог бы пройти через врата, если бы на Земле к тому времени не оказалось третьего полумесяца. Каким-то образом — и вряд ли мы узнаем каким — он потерял на Земле одну из половинок. Возможно, ее украл человек, который не понимал истинной ценности предмета. Так или иначе, но Ваннакс искал утерянную деталь, и когда в газетах появилась история о моей находке в Германии, он смекнул, о чем идет речь. Переговорив со мной, Ваннакс понял, что я могу и не продать свой полумесяц. Поэтому он проник в мою квартиру и прихватил с собой вторую половинку. Он уже сложил круг и хотел совершить переход, но я остановил его.

Наверное, он застрял на Земле и не может попасть сюда, пока не найдет еще один полумесяц. Насколько мне известно, на Земле их должно быть несколько. И тот, который нашел я в Германии, скорее всего, никогда ему не принадлежал.

Несколько дней Финнеган бродил по дворцу, огромному, потрясающе прекрасному и экзотическому, наполненному сокровищами, драгоценными камнями и странными предметами. В нем были лаборатории, или, вернее сказать, синтезаторы биопроцессов. Финнеган видел в них странные существа, которые медленно создавались в огромных прозрачных цилиндрах. И еще там находилось множество стоек с действовавшими приборами, но он понятия не имел, что они собой представляли. Под клавишами и рычагами стояли незнакомые символы.

— Мне повезло. Дворец был оборудован ловушками, которые предназначались для поимки и ликвидации незваных гостей. Но они почему-то были выключены — не знаю почему. Впрочем, тогда я не знал, что дворец необитаем. Мне посчастливилось там оказаться в период безвластия.

Финнеган покинул великолепные залы и вышел в изысканный сад, который окружал дворец со всех сторон. А затем он приблизился к краю монолита, на котором стояло это удивительное сооружение.

— Ты повидал достаточно, чтобы представить себе мое состояние, когда я выглянул за край. Монолит тянулся вниз на тридцать тысяч футов. А ниже располагался ярус, который Властитель назвал Атлантидой. Не знаю, может быть, именно об этой Атлантиде говорили в земном мифе о пропавшем континенте. Или, возможно, Властитель позаимствовал это название из древней легенды.

Ниже Атлантиды располагался ярус, названный Дракландией. Под ним находилась Америндия. Все это я охватил одним взглядом, точно так же, как космонавт видит из ракеты целое полушарие Земли. Сам понимаешь, никаких подробностей — только огромные облака, большие озера, моря и очертания континентов. Добрая часть каждого нижнего уровня скрывалась за ярусом, который ему предшествовал. Но я разобрался в структуре Вавилонской башни этого мира, хотя в то время и не понимал того, что открылось передо мной. Все казалось мне слишком неожиданным и чуждым. Увиденная картина не складывалась в логическое целое и не имела для меня никакого смысла.

Тем не менее Финнеган понимал, что находится в отчаянном положении. Не имея под рукой никаких средств, он не мог спуститься с вершины, хотя у него по-прежнему оставалась возможность вернуться на Землю с помощью круга из полумесяцев. В отличие от других монолитов, поверхность самого верхнего их них казалась гладкой, как у шарика подшипника. А использовать круг ему не хотелось, потому что Ваннакс, вне всяких сомнений, только этого и ждал.

И хотя ему не угрожала голодная смерть — пищи и воды хватило бы здесь на долгие годы — он не хотел, да и не мог, оставаться во дворце. Финнеган побаивался возвращения хозяина, поскольку у того мог оказаться весьма скверный характер. А некоторые вещи во дворце вызывали у него невольную дрожь. — Но вот пришли гворлы. Мне кажется… Нет, я уверен, что они явились из другой вселенной, пройдя через врата, похожие на те, которые открыли дорогу для меня. В то время я еще не знал, как и почему они оказались во дворце. Но я был рад, что попал туда первым. Стоило бы мне оказаться в их руках… Потом до меня дошло, что гворлов послал другой Властитель. Он отправил их сюда, чтобы они похитили рог. Я видел его во время своих скитаний по дворцу и даже немного потрубил в него. Но откуда мне было знать о звуковых комбинациях, которые заставляли инструмент работать? И прежде всего, я ничего не знал о его истинном предназначении.

И вот гворлы пробрались во дворец — сотни или около того свирепых тварей. К счастью, я увидел их первым. Страсть к убийствам тут же сослужила им недобрую службу. Они попытались убить несколько Очей Властителя — огромных, с орла величиной, ворон, которые жили в саду. До этого я их почти не замечал, и они, очевидно, считали меня гостем или безвредным существом.

Гворлы попытались перерезать горло одному из воронов, и вся стая набросилась на них. Твари отступили во дворец, но крупные птицы последовали за ними. Все то крыло дворца было загажено кровью и перьями, кусками бугристых волосатых шкур и трупами с обеих сторон. Во время битвы я заметил гворла, который вышел из зала с рогом в руках. Он бродил по коридорам и, видимо, что-то искал.

Финнеган прокрался за ним в следующий зал и оказался в помещении размером с пару ангаров для дирижаблей. Там находился плавательный бассейн и множество интересных приспособлений. На мраморном пьедестале возвышалась большая золотая модель планеты, и на каждом из ее уровней мерцало несколько драгоценных камней. Финнеган обнаружил, что алмазы, рубины и сапфиры располагались в форме символов. Они обозначали различные резонансные точки.

— Резонансные точки?

— Да. Символы являлись кодированными записями сочетаний нот, которые требовалось воспроизводить для открытия врат в особых местах. Некоторые врата открывались в другие вселенные, а остальные являлись проходами на различные ярусы этого мира. Они давали Властителю возможность в мгновение ока переходить с одного уровня на другой. Символы, указанные на крохотных макетах, сообщали о характерных особенностях тех мест, где размещались резонансные точки ярусов мира.

Наверное, Властитель чему-то научил того гворла с рогом, и тварь разбиралась в символах. Скорее всего, гворл хотел убедиться в действии рога перед тем, как доложить о нем своему хозяину. Он повернулся к бассейну и протрубил семь нот. Воды раздвинулись, и появился кусочек суши с алыми деревьями и зеленым небом над ними.

Вот таким причудливым образом прежний Властитель проникал на ярус Атлантиды прямо через бассейн. В то время я не знал, куда вели эти врата. Но мне они показались единственной возможностью вырваться из дворца, и я решил ею воспользоваться. Подкравшись к гворлу сзади, я выхватил у него рог и столкнул в бассейн — но не в проход, а в воду.

Ты никогда не слышал таких криков, визга и плеска. Гворлы не знали бы страха, если бы не их умопомрачительная боязнь воды. Тварь погрузилась в воду, вынырнула, крича и отплевываясь, и как ты знаешь, довольно реальные края, несмотря на то, что они меняют свои размеры.

Я услышал позади себя рев и крики. В помещение ворвалась дюжина гворлов с большими окровавленными ножами. Я нырнул в дыру, которая уже начала затягиваться. Она стала такой маленькой, что я содрал кожу с колен, проползая сквозь нее. Но мне это удалось, и дыра закрылась. Ее края обрубили гворлу обе руки, когда он попытался вылезти из воды, чтобы последовать за мной. С тех пор я стал обладателем рога и на какое-то время оказался вне их досягаемости. Кикаха усмехнулся, смакуя свои воспоминания.

— Так значит, Властитель, пославший гворлов в разведку, и есть нынешний тиран, верно? Но кто же он?

— Арвур. Пропавшего без вести Властителя звали Ядавином. Скорее всего, он и есть тот человек, который назвался мне Ваннаксом. Арвур занял его место и теперь изо всех сил старается разыскать меня и рог.

Кикаха вкратце обрисовал свои приключения на ярусе Атлантиды. В течение двадцати лет (по земному времени) он жил то на одном уровне, то на другом, маскируясь и меняя внешность. Но гворлы и вороны, которые перешли на службу Властителю Арвуру, никогда не прекращали поисков похитителя рога. Хотя бывали времена, когда Кикаху не тревожили по два, а то и по три года кряду.

— Подожди, не спеши, — сказал Вольф. — Если врата между уровнями закрыты, как же гворлы спустились вниз, чтобы преследовать тебя?

Кикаха и сам этого не понимал. Но когда гворлы схватили его на уровне Сада, он кое-что узнал от них. Несмотря на свою угрюмость, они ответили на несколько его вопросов. Их спустили на ярус Атлантиды с помощью тросов.

— Но тридцать тысяч футов! — воскликнул Вольф.

— А почему бы и нет? Дворец — это сказочный склад со множеством комнат. Если бы я поискал как следует, то и сам бы наткнулся на них. Во всяком случае, гворлы сказали мне, что Властитель Арвур приказал им не убивать меня. Даже в том случае, если я при этом на какое-то время скроюсь. Поймав меня, он хочет насладиться серией изысканных пыток. Гворлы сказали, что Арвур разрабатывает новые тонкие приемы истязаний и совершенствует некоторые хорошо зарекомендовавшие себя старые методы. Можешь представить, как я потел от страха на обратном пути во дворец.

После пленения в Саду Кикаху переправили через Океан к подножию монолита. Во время восхождения их остановил ворон-Око. Когда он сообщил Властителю о поимке Кикахи, его отослали назад с новым приказом. Гворлам предписывалось разделиться на два отряда. Первой группе полагалось доставить Кикаху во дворец, второй предстояло вернуться к грани Сада. И если человек, овладевший рогом, пройдет через врата, им следовало взять его в плен. Рог же требовалось принести Властителю.

— Я думаю, Арвур хотел, чтобы тебя тоже привели к нему, — сказал Кикаха. — Он, по-видимому, забыл передать этот приказ через ворона или полагал, что гворлы сами догадаются. Арвур не учел, что они абсолютно лишены воображения и все понимают буквально. Вот только зачем они забрали Хрисеиду? Возможно, гворлы хотят преподнести ее Властителю как искупительную жертву. Он недоволен ими, потому что я не раз водил их за нос в этой долгой и порой забавной погоне. Они это знают и, очевидно, надеются укротить его гнев, доставив к нему самый прекрасный шедевр прежнего Властителя.

— Значит, нынешний Властитель не может путешествовать по ярусам через резонансные точки?

— Без рога — нет. И готов поспорить, что сейчас его кидает то в холодный, то в горячий пот. В любую минуту гворлы могут использовать рог для бегства в другую вселенную, где получат за него милость любого Властителя. Впрочем, они не знают мест, в которых находятся резонансные точки. А если бы они отыскали одну из них… Но гворлы не воспользовались такой возможностью у валуна, и я начинаю думать, что они не испытают его и в других местах. Да, твари злобные, но умом не блещут.

— Если Властители такие мастера в сверхнауке, то почему Арвур не путешествует по ярусам на самолете? — спросил Вольф.

Кикаха хохотал до слез.

— В том-то и весь фокус, — ответил он. — Властители владеют наукой и мощью, которые намного превосходят земные. Но их ученые и конструкторы давно погибли. Те, кто живет сейчас, умеют нажимать на кнопки, но они не понимают принципов действия сложной техники и уж тем более не могут ее починить. Тысячелетняя битва за власть уничтожила всех, за исключением немногих. Но, несмотря на огромную мощь, это лишь горстка невежд. Ты можешь называть их бездельниками, живущими в роскоши, или параноиками с манией величия, но только не учеными. Вполне возможно, что Арвур оказался обездоленным Властителем, — продолжал Кикаха. — Скорее всего, он бежал, спасая свою жизнь, и овладел этим миром только потому, что Ядавин по какой-то причине исчез. Но Арвур пришел во дворец с пустыми руками, у него нет доступа к могуществу, которое даруют приборы. Многие из них находятся во дворце, но он не знаком с их управлением. Арвур победил в игре Властителей за обладание музыкальными вселенными, но он по-прежнему находится в невыгодном положении.

Кикаха заснул, и Вольф всматривался в ночь, охраняя его сон. Он не считал эту историю невероятной, но находил в ней все новые и новые сомнительные места. Кикахе придется объяснить еще очень многое. Потом Роберт задумался о Хрисеиде. Он вспомнил желанное прекрасное лицо с тонкими скулами и огромными глазами, в которых сверкали кошачьи зрачки. Где она сейчас? Что с ней? И увидит ли он когда-нибудь свою Хрисеиду снова?

 

8

Во время второго дежурства Вольф заметил, как между двух кустов в лунном свете быстро промелькнуло что-то черное и длинное. Роберт пустил в хищника стрелу. Зверь издал свистящий визг, поднялся на задние лапы и оказался вдвое выше лошади. Вольф вытащил из колчана еще одну стрелу, вставил в тетиву и выпустил ее в белое брюхо. Убить животное ему не удалось: оно убежало, посвистывая и с треском пробираясь сквозь кусты.

Кикаха вскочил и, сжимая в руке нож, встал рядом с Вольфом.

— Тебе повезло, — воскликнул он. — Их не всегда заметишь, а потом — цап! — и они уже терзают твое горло.

— Тут пригодилось бы ружье на слонов, — сказал Вольф, — но я не уверен, что и оно остановило бы его. Кстати, почему гворлы — да и индейцы, о которых ты мне рассказывал, — не пользуются огнестрельным оружием?

— Оно строго запрещено Властителем. Видишь ли, ему кое-что не нравится. Он хочет удерживать свой народ на определенном демографическом и технологическом уровне, внутри особых социальных структур. Властитель жестко управляет планетой. Вот, например, ему нравится чистота. Ты сам видел, что люди Океана — ленивая, беспечная и праздная компания. И все же они всегда убирают за собой. Нигде никакого мусора. То же самое происходит на этом, да и на других уровнях. Индейцы соблюдают такую же личную гигиену, как дракландцы и атланты. Просто так хочет Властитель, и наказанием за неповиновение является смерть.

— А как ему удалось ввести свои правила? — спросил Вольф.

— По большей части, внедрив их в нравы обитателей планеты. Поначалу он поддерживал тесный контакт со жрецами и знахарями. Используя религию и лично выступая в качестве божества, он оформил и утвердил обычаи населения. Властитель любил аккуратность и не любил огнестрельное оружие, впрочем, как и любую форму развитой технологии. Не знаю, возможно, он романтик, но все общества на этой планете в основном законопослушные и статичные.

— То есть он устранил возможность прогресса.

— Ну и что? Разве прогресс всегда хорош? И разве статичное общество так уж нежелательно? Лично я, при всей моей ненависти к высокомерию, жестокости и отсутствию гуманности Властителя, вполне одобряю некоторые из его деяний. За некоторыми исключениями мне этот мир нравится намного больше, чем Земля.

— Тогда ты тоже романтик!

— Может быть. Ты уже знаешь, что этот мир достаточно реален и мрачен, но он свободен от опилок и копоти, здесь нет болезней и мух, москитов и вшей. Юность продолжается до тех пор, пока ты жив. И в целом это не такое уж плохое место для жизни. Во всяком случае, для меня.

Последнее дежурство Вольфа подходило к концу, когда солнце выкатилось из-за угла мира. Звездные светлячки поблекли, и небо превратилось в зеленое вино. Ветер ощупал мужчин холодными пальцами и омыл их бодрящими струями. Они потянулись и, спустившись с помоста, отправились добывать что-нибудь на завтрак. Набив животы жарким из кролика и сочными ягодами, они снова тронулись в путь.

А вечером третьего дня, когда солнце готовилось ускользнуть за монолит и от горы его отделяла полоска шириною в ладонь, путешественники вышли из зоны прерий. Перед ними возвышался холм, за которым, как говорил Кикаха, начинались небольшие леса. Одно из высоких деревьев могло послужить им убежищем на ночь.

Внезапно из-за холма выехало около сорока всадников. Волосы каждого из темнокожих воинов были заплетены в две длинные косы, а лица раскрашены бело-красными полосами и черными крестами. От локтя до запястья их руки прикрывали небольшие круглые щиты; у каждого воина были лук и копье. Некоторых украшали шлемы из медвежьих голов, других — перья, воткнутые в колпаки, третьих — широкополые шляпы с крупными изогнутыми птичьими перьями.

Увидев перед собой двух пеших людей, всадники закричали и пустили лошадей в галоп. Копья со стальными наконечниками грозно опустились, в луки вставляли стрелы, в воздух поднялись тяжелые стальные топоры и утыканные шипами палицы.

— Стой спокойно! — усмехаясь, сказал Кикаха. — Это хроваки, «медвежий народ». Мое племя.

Шагнув вперед и обеими руками подняв лук над головой, Кикаха что-то прокричал приближавшимся всадникам на их языке. Речь его изобиловала резкими остановками, словно он глотал слова, носовыми гласными, быстро восходящими и медленно убывающими интонациями.

Узнав его, они закричали:

— АнгКунгавас ТреКикаха!

Проскакав галопом перед ним, они втыкали копья в землю у самых ног Кикахи, ни разу не задев его; их дубинки и топоры свистели у его лица или над головой; стрелы вонзались в траву у ног или между ними.

С Вольфом обошлись точно так же, и он выдержал это испытание не моргнув глазом. Как и Кикаха, он старался улыбаться, но чувствовал, что улыбка у него получается слегка натянутой.

Хроваки развернули коней и приблизились снова. На этот раз они на всем скаку осадили перед стоящими лошадей; кони взвились на дыбы, заржав и лягаясь передними копытами. Кикаха подпрыгнул и стащил с коня юношу в шляпе с пером. Смеясь и пыхтя, они боролись на земле, пока Кикаха не уложил хровака на лопатки. Он встал и представил Вольфу побежденного противника.

— НгашуТангис — один из моих шуринов.

Двое америндейцев спешились и долго обнимали Кикаху, что-то взволнованно говоря. Кикаха дождался, когда они замолчат, а затем заговорил так же длинно и торжественно, часто тыкая пальцем в сторону Роберта. После пятнадцатиминутной речи, прерываемой изредка краткими вопросами, он с улыбкой повернулся к Вольфу.

— Нам повезло. Они отправляются в набег на ценаквов, которые живут недалеко от Деревьев Множества Теней. Я объяснил им, что мы здесь делаем, хотя кое-что утаил. Они не знают, что мы решили лягнуть самого Властителя, и я не собираюсь им этого рассказывать. Но теперь им известно, что ты мой друг и что мы идем по следу Хрисеиды и гворлов. Я сказал индейцам, что нам помогает Подарга. Они испытывают к ней и ее орлицам огромное уважение и хотели бы по возможности оказать ей какую-нибудь услугу. А еще у них есть несколько свободных лошадей, так что выбирай себе любую. Мне не нравится только то, что ты не войдешь в вигвамы «медвежьего народа», а я не увижу своих двух жен — Гиушовей и Ангванат. Но нельзя иметь все сразу.

Этот и следующий день отряд воинов скакал без передышки, меняя лошадей каждые полчаса. Вольф натер зад о седло — вернее, об одеяло. Но на третье утро он был в такой же форме, как и любой из хроваков, и мог оставаться на лошади целый день, уже не чувствуя боли во всех мышцах тела и даже в некоторых костях.

А утром четвертого дня отряд сделал вынужденную остановку на восемь часов. Путь ему преградило стадо гигантских бородатых бизонов; животные двигались плотной колонной в две мили шириной и десять миль длиной, создав барьер, который не мог преодолеть ни зверь, ни человек. Вольф нервничал, но остальные воины не слишком огорчались, потому что и всадники, и кони одинаково нуждались в отдыхе. Позади колонны бизонов они увидели около сотни охотников из племени шаникоцов, которые копьями и стрелами добивали отставших животных. Хроваки хотели напасть на них и перебить всю группу, но пылкая речь Кикахи удержала их от этого намерения. Как потом Роберт понял из слов Кикахи, люди «медвежьего народа» считали, будто каждый из них равен десятку мужчин любого другого племени.

— Они прекрасные воины, но слишком самоуверенные и надменные. Если бы ты только знал, сколько раз мне приходилось уговаривать их не ввязываться в истории, где они бы потерпели полное поражение!

Отряд хроваков поскакал дальше, но примерно через час их остановил НгашуТангис, бывший в этот день одним из разведчиков. Он мчался к ним, что-то крича и жестикулируя.

После быстрых расспросов Кикаха повернулся к Вольфу:

— Одна из птиц Подарги опустилась на дерево в двух милях отсюда и потребовала, чтобы НгашуТангис привел меня к ней. Сама она к нам прилететь не может: ее заклевала стая воронов, и орлица умирает. Поспешим!

Птица сидела на нижней ветви одинокого дерева. Ее когти обхватили тонкий сук, который согнулся под тяжестью огромного тела. Зеленые перья покрывала красно-черная засохшая кровь, один глаз был вырван. Другим же она грозно осматривала воинов «медвежьего народа», которые остановились на почтительном расстоянии. Она обратилась к Кикахе и Вольфу на микенском наречии:

— Я Аглая. Мы давно знакомы с тобой, Кикаха-обманщик. И я видела тебя, о Вольф, когда ты гостил у великокрылой Подарги, сестры моей и королевы. Именно она отправила многих из нас на поиски дриады Хрисеиды, гворлов и рога Властителя. Но лишь мне одной удалось увидеть, как гворлы подходили к Деревьям Множества Теней по ту сторону прерий. Я налетела на них, надеясь застать врасплох и выхватить рог из волосатых рук. Но они заметили меня и встретили частоколом ножей, о которые я бы только поранилась. Тогда я взлетела на небо так высоко, что они не могли меня больше видеть. Но я, дальнозоркая попирательница небес, видела их по-прежнему прекрасно.

— Эти птицы надменны даже у порога смерти, — по-английски прошептал Кикаха. — И они имеют на это право.

Орлица выпила воду, которую он ей предложил, и продолжила рассказ:

— Когда наступила ночь, они разбили лагерь на краю рощи. Я спустилась на дерево, под которым, завернувшись в плащ из оленьей кожи, спала дриада. Плащ покрывала засохшая кровь, и я думаю, он принадлежал человеку, которого убили гворлы. Они освежевали тело убитого и намеревались зажарить его над своими кострами.

Я слетела на землю по другую сторону дерева и надеялась поговорить с дриадой, а возможно, даже помочь ей бежать. Но сидевший рядом с ней гворл услышал шелест моих крыльев. Он выглянул из-за дерева, и это стало его ошибкой, потому что мои когти вцепились ему в глаза. Гворл выронил нож и попытался отодрать меня от своего лица. И ему это удалось, но в моих когтях остались оба его глаза и часть бугристого лица. Тогда я предложила дриаде бежать, но она приподнялась, и плащ соскользнул с ее тела. Я увидела, что она связана по рукам и ногам.

Я скрылась в кустарнике, оставив гворла скулить и оплакивать свои глаза, а вместе с ними и жизнь, потому что его собратья не станут обременять себя возней с ослепшим воином. Я проскакала по земле через рощу и выбралась в прерию. Там мне удалось взлететь, и я полетела в гнездовье «медвежьего народа», чтобы рассказать вам об этом, о Кикаха, и ты, о Вольф, возлюбленный дриады. Я летела всю ночь и весь день.

Но охотничья стая Очей Властителя заметила меня. Они летели высоко, солнце било мне в глаза, и я их не заметила. Они обрушились на меня, ничтожное подобие ястребов. Они застали меня врасплох. Я начала падать под градом ударов и тяжестью дюжины врагов, вцепившихся в меня когтями. Я падала, переворачиваясь вновь и вновь, истекая кровью, истерзанная их острыми, как кремень, клювами.

И тогда я, Аглая, сестра Подарги, собралась с силами и стала защищаться. Я хватала каркающих воронов, откусывала им головы, вырывала крылья и ноги. Я перебила дюжину тех, кто вцепился в меня, но тут налетела остальная стая. И я сражалась до конца. Они гибли, но, умирая, убивали меня — и только потому, что их оказалось слишком много.

Наступило молчание. Орлица свирепо смотрела на людей уцелевшим глазом, но жизнь, как нить, покидала ее, пока не показалась пустая катушка смерти. Воины «медвежьего народа» притихли, и даже лошади перестали всхрапывать. Шепот ветра в небесах стал самым громким звуком.

Наконец Аглая заговорила снова слабым, но по-прежнему надменным резким голосом:

— Передайте Подарге, что ей не придется стыдиться за меня. И обещай мне, о Кикаха, — обещай без всякого обмана — что Подарге обо всем расскажут.

— Я обещаю, о Аглая, — сказал Кикаха. — Твои сестры прилетят сюда и унесут твое тело далеко за грани ярусов в небеса. Тебя пустят плыть через бездну, где нет ни смерти, ни жизни, и ты будешь парить, пока не упадешь на солнце или не обретешь покой на луне.

— Я полагаюсь на твое слово, отважнейший среди людей, — прошептала она.

Голова птицы опустилась, и она рухнула вниз. Но железные когти вцепились в ветвь мертвой хваткой, и она, повиснув вверх ногами, закачалась взад и вперед. Крылья обвисли и раскрылись, кончики перьев задевали стебли травы.

Кикаха отдал несколько распоряжений. Двух воинов он отправил искать орлиц, чтобы известить их о смерти Аглаи и передать им ее рассказ. Ему пришлось потратить некоторое время на то, чтобы обучить обоих краткой речи на микенском диалекте, но он ни словом не обмолвился о роге. Удостоверившись в том, что посланники запомнили нужные фразы, он отправил их в путь. Но отряд задержался еще на какое-то время, подвешивая тело Аглаи на самую вершину дерева, где его не смогли бы достать плотоядные животные, кроме пумы и стервятников.

Для этого пришлось срубить сук, в который вцепилась орлица, и поднять тяжелое тело на верхние ветви. Там ее поставили на ноги и привязали к стволу сыромятными ремнями.

— Вот так! — произнес Кикаха, когда работа подошла к концу. — Ни одна тварь не приблизится к ней, пока она будет выглядеть живой. Все боятся орлиц Подарги.

На шестой день после встречи с Аглаей в полдень отряд надолго задержался у источника. Лошадям дали отдохнуть и вдоволь набить животы длинной зеленой травой. Кикаха и Вольф сидели бок о бок на вершине высокого холма и ели мясо антилопы. Вольф с интересом разглядывал небольшое стадо мастодонтов, которые паслись всего в четырехстах ярдах от них. Рядом с огромными слонами в траве затаился полосатый лев — девятисотфунтовый экземпляр вида «фелис атрокс». Очевидно, лев выжидал момент, чтобы напасть на одного из детенышей.

— Гворлам чертовски повезло, что они добрались до леса в целости и сохранности, — сказал Кикаха. — К тому же они идут пешком. Между ними и Деревьями Множества Теней обитают ценаквы и другие племена. И еще есть ХингГатаврит.

— Полукони? — спросил Роберт.

За несколько дней общения с хроваками он освоил потрясающее количество словарных единиц и уже начал понимать кое-что из сложного синтаксиса.

— Полукони. Hoi Kentauros. Кентавры. Как и других чудовищ этого мира, их сделал Властитель. Многочисленные племена полуконей обитают во всех уголках прерий Америндии. Некоторые из них говорят на языках скифов и сарматов, так как в качестве исходного материала для кентавров Властитель использовал похищенных им жителей древних степей. Остальные племена переняли языки своих соседей-людей. И все они — с небольшим отклонением — придерживаются племенной структуры прерий.

Вскоре отряд воинов вышел на Великий Торговый путь. Тропа обозначалась в прерии вогнанными в землю столбами, которые устанавливались через милю друг от друга и венчались вырезанными из черного дерева изображениями Ишкветламму — тишкветмоакского бога торговли. Едва они выехали на Торговый путь, Кикаха велел отряду перейти в галоп и не останавливал индейцев до тех пор, пока тропа не осталась далеко позади.

— Если бы Великий Торговый путь вел к лесу, а не шел параллельно ему, нам бы и голову ломать не пришлось, — сказал он Вольфу. — Пока мы находимся на нем, нас никто не потревожит. Путь — священное место, и это признают даже полукони. Все племена покупают тут стальное оружие, одеяла, драгоценности, шоколад, высококачественный табак и тому подобные вещи. Они приобретают их у тишкветмоаков — единственного цивилизованного народа на этом ярусе. Я хотел поскорей пересечь Торговый путь, потому что не мог бы помешать хровакам остановиться на несколько дней для торговли, если бы нам повстречался торговый караван. Заметь, у наших храбрецов на лошадях мехов больше, чем нужно. Они взяли их на всякий случай. Но теперь все идет как нужно.

В течение шести дней отряд не встречал никаких признаков враждебных племен и лишь раз вдали промелькнули вигвамы иреннуиссоиков, раскрашенные в черно-красные полосы. Никто из воинов этого племени не отважился бросить им вызов, но Кикаха не успокоился до тех пор, пока они не проскакали несколько миль. На следующий день прерии начали меняться: ярко-зеленая трава высотой по колено постепенно сменялась голубоватой травкой, поднимавшейся над землей всего на несколько дюймов, и вскоре отряд скакал по холмистой голубой равнине.

— Это исконные земли полуконей, — предупредил Кикаха и выслал разведчиков в дальний дозор. — Не давайся живым, — напомнил он Роберту, — и особенно полуконям. Человеческие племена прерий могут пощадить тебя и принять в свои ряды, если у тебя хватит духу распевать веселые песни и плевать им в рожи, пока твои пятки поджаривают на медленном огне. Но полукони не берут даже в рабство. У них ты будешь неделями выть под пытками.

На четвертый день после этого разговора, поднимаясь на вершину холма, они увидели впереди черную ленту.

— Это деревья, которые растут вдоль реки Виннакакнау, — сказал Кикаха. — Мы проехали почти полпути до деревьев Множества Теней. Будем гнать лошадей, пока не доберемся до реки. У меня такое предчувствие, что запасы нашей удачи подошли к концу.

Внезапно он замолчал, заметив, как и все остальные, отблеск солнца на чем-то белом в нескольких милях справа. А потом белая лошадь их разведчика Свирепого Ножа исчезла в ложбине между холмами, и через несколько секунд на холме появилась черная лавина врагов.

— Полукони! — закричал Кикаха. — Быстрее! К реке! Мы можем дать им отпор только среди деревьев!

 

9

В едином порыве отряд воинов пустился в галоп. Вольф пригнулся к шее коня, великолепного чалого жеребца, погоняя его, хотя тот в этом и не нуждался. Чалый вкладывал в бег всю душу — и равнина превратилась в размытое пятно. Несмотря на огромную скорость, Вольф продолжал поглядывать вправо. Белая кобыла Свирепого Ножа время от времени мелькала на холмах. Разведчик направлял ее под углом к движению отряда. А за ним менее чем в четверти мили, настигая его все больше и больше, мчалась орда полуконей. Их было около ста пятидесяти, а возможно, даже и больше.

Пришпорив золотистого жеребца с хвостом и гривой серебристого цвета, Кикаха подскакал к Вольфу.

— Когда они нас догонят — а они догонят — оставайся рядом со мной! Я построю отряд в колонну по два. Это классический маневр — проверенный и надежный. Таким образом каждый будет защищать бок другого!

Он отстал, чтобы передать приказ остальным. Вольф направил своего чалого следом за Лапами Росомахи и Спит Стоя. А позади, выстраиваясь в ряд, пытались держаться на равном расстоянии от него Белоносый Медведь и Большое Одеяло. Остальной отряд растянулся в полном беспорядке, но Кикаха с помощью младшего вождя Паучьи Ноги выстраивал воинов в линию.

Вскоре все сорок образовали неровную колонну. Кикаха подскакал к Вольфу и закричал, перекрывая стук копыт и свист ветра:

— Хроваки глупы, как дикобразы. Они хотели развернуться и пойти в атаку на кентавров! Но я им втолковал, что к чему!

Слева навстречу скакали два других разведчика — Пьяный Медведь и Слишком Много Жен. Кикаха жестом велел им пристроиться в хвост. Но вместо этого два воина продолжали двигаться под прямым углом к колонне и промчались мимо задних рядов отряда.

— Эти дурни думают, что могут спасти Свирепого Ножа!

Двое разведчиков и Свирепый Нож сблизились. От колонны их отделяло ярдов четыреста, и примерно на таком же расстоянии за ними катилась волна полуконей. С каждой секундой кентавры сокращали разрыв, без труда догоняя лошадей, обремененных всадниками. А когда они приблизились еще больше, Вольф наконец-то понял, что собой представляют полукони.

Они действительно выглядели как кентавры, хотя художники Земли изображали их немного иначе. И неудивительно. Властителю, создавшему полуконей в своих биолабораториях, приходилось подстраиваться к реальности. В основном изменения диктовались потребностью организма в кислороде. Часть тела, взятая от животного, тоже нуждалась в воздухе, и этот факт упускали все традиционные земные изображения. Кислородом требовалось снабжать не только верхнюю, человеческую, часть — торс, но и нижнее звериное тело. Относительно небольшие легкие верхней части не могли бы обеспечить все тело необходимым количеством воздуха.

Вне всяких сомнений, желудок торса задерживал бы поступление продуктов в большое нижнее тело. И если бы к мощным пищеварительным органам последнего присоединили маленький желудок человека, питание превратилось бы в огромную проблему. А человеческие зубы быстро стерлись бы, перетирая траву.

Поэтому гибридные существа, которые теперь так грозно и быстро приближались к людям, не во всем совпадали со своими мифическими прототипами. Большие рты и толстые шеи пропорционально соответствовали огромному количеству потребляемого кислорода. Вместо человеческих легких в груди кентавров находился орган, который походил на кузнечные меха и гнал воздух через горлоподобное отверстие в большие легкие мощного, как у гиппопотама, тела. И так как вертикальный торс увеличивал потребность в кислороде, эти легкие были значительно крупнее лошадиных. Пространство для более мощных легких создавалось после удаления объемных, ориентированных на траву, пищеварительных органов и замены их на сравнительно меньший желудок плотоядного животного. Кентавры питались мясом, включая в свой рацион плоть пойманных америндейцев.

Конская часть достигла размеров земного индейского пони. Шкуры были окрашены в красные, черные, белые, опаловые и пегие тона. Конские волосы покрывали все тело, кроме широких скуластых и большеносых лиц, которые выглядели в два раза крупнее лица обычного человека. Они напоминали увеличенные копии индейцев земных прерий — лица Римского Носа, Сидящего Быка и Бешеной Лошади. Их расцвечивала боевая раскраска, на головах красовались шляпы с перьями и шлемы из шкур буйвола, увенчанные рогами.

Вооружение кентавров ничем не отличалось от оружия хроваков. Исключение составлял один предмет — «бола» — два круглых камня, закрепленных на концах сыромятного ремня. Стоило Вольфу подумать, что он станет делать, если болу бросят в него, как он тут же увидел разрушительную мощь этого оружия. Свирепый Нож, Пьяный Медведь и Слишком Много Жен встретились и скакали бок о бок примерно в двадцати ярдах впереди своих преследователей. Пьяный Медведь обернулся и выпустил стрелу. Она вонзилась чуть ниже человеческой груди одного из кентавров — выпуклый мехоподобный орган. Полуконь рухнул, перевернулся несколько раз и затих. Торс неестественно согнулся, что могло означать лишь перелом позвоночника. И это несмотря на то, что универсальное соединение кости и хряща в зоне слияния человеческого и лошадиного тел делало торс необычайно гибким.

Пьяный Медведь закричал и взмахнул луком. Он совершил свое первое убийство, и его подвиг будут много лет воспевать на совете старейшин непобедимого племени хроваков.

«Если только кто-нибудь из них останется в живых, чтобы рассказать об этом», — подумал Вольф.

Мелькнуло несколько бол, раскрученных с такой скоростью, что камни стали почти не видны. Вращаясь, словно сорвавшиеся с вала пропеллеры самолета, они понеслись к своей цели. Камень на конце одной из них раздробил шею Пьяного Медведя и выбросил юношу из седла, оборвав на середине победную песню. Другая бола обернулась вокруг задней ноги его коня, и животное с шумом рухнуло на землю.

Роберт и несколько хроваков выпустили стрелы. Он не был уверен в точности своего выстрела — трудно прицелиться и метко выпустить стрелу, сидя на скачущей лошади. Но четыре стрелы угодили в цель — и четверо полуконей пали. Вольф тут же вытащил из колчана за спиной новую стрелу и мельком заметил, что Слишком Много Жен и его лошадь повалились наземь. Из спины воина торчала стрела.

Свирепого Ножа догнали. Но вместо того чтобы заколоть хровака копьями, полукони разомкнули строй и начали обходить его с флангов.

— Нет! — закричал Вольф. — Не давайся им!

Однако Свирепый Нож заслужил свое имя не без веских оснований. И если полукони хотели пленить индейца, чтобы подвергнуть пыткам, и потому не убили его, они дорого заплатили за свою ошибку. Он метнул длинный тишкветмоакский нож в лошадиное тело ближайшего к нему полуконя. Кентавр закувыркался колесом. Свирепый Нож вытащил из ножен тесак, но копье врага вонзилось в его лошадь, и он прыгнул на кентавра, нанесшего этот удар.

Вольф едва видел его сквозь массу тел. Свирепый Нож оседлал полуконя. Кентавр чуть не упал при столкновении, но сумел сохранить равновесие и поскакал дальше. Свирепый Нож вонзил тесак в человеческую спину полуконя. Мелькнули копыта, над волной тел взметнулся хвост, а затем круп и задние ноги раненого существа.

Вольф решил, что Свирепый Нож погиб. Но нет, тот каким-то чудом оказался на ногах, а затем вдруг оседлал другого кентавра, и на сей раз его нож сверкнул у самого горла врага. Скорее всего, он угрожал полуконю перерезать яремную вену, если тот не унесет его прочь от остальных.

Но копье, брошенное сзади, пронзило спину Свирепого Ножа. И все же, прежде чем пасть под копыта врагов, он выполнил свою угрозу и перерезал шею кентавра, на котором скакал.

— Я видел это! — закричал Кикаха. — Я видел подвиг Свирепого Ножа! После того, что он сделал, даже беспощадные полукони не посмеют уродовать его тело! Они чтят врага, который дал им сокрушительный отпор. Хотя они, конечно, потом все равно поедают его.

ХингГатаврит приблизился к концу цепочки хроваков. Они разделились надвое и увеличили скорость, обгоняя людей с обеих сторон. Кикаха крикнул Вольфу, что полукони сначала не будут атаковать их всеми силами. Они постараются немного поразвлечься с противником и дадут возможность молодым, не испытанным в бою воинам показать свою ловкость и храбрость.

Полуконь в черно-белое яблоко, чью голову украшала лента с единственным ястребиным пером, отделился от основной колонны слева. Раскручивая болу правой рукой и сжимая в левой оперенное копье, он поскакал, срезая угол, прямо на Кикаху. Камни на концах сыромятного ремня превратились в размытый круг и вырвались из его руки. Кентавр направил болу вниз, в ноги коня.

Кикаха нагнулся и ловко ударил по боле наконечником копья. Удар оказался настолько своевременным, что пришелся как раз на середину ремня. Кикаха поднял копье, а бола все вертелась и вертелась, пока не намоталась на древко. Большую часть энергии поглотило длинное копье, но древко отнесло ударом по дуге в правую сторону, и оно чуть не задело Вольфа, которому даже пришлось пригнуться. Кикаха едва не выпустил копье, которое чуть не выскользнуло из его руки, увлекаемое инерцией болы. Но он удержал его и потряс копьем с болой на конце.

Со стороны двух колонн кентавров раздался рев одобрения и восхищения. Расстроенный полуконь яростно погрозил кулаком и хотел броситься на Кикаху с копьем, но его опередил подскакавший вождь. Он сказал юному воину несколько слов и с позором отправил его в задние ряды колонны. Рослого чалого вождя украшали многочисленные перья на шляпе и несколько пересеченных полосой черных шевронов, нарисованных на боках лошадиного тела.

— Атакующий Лев! — по-английски представил его Кикаха. — Он решил, что я достоин его внимания.

Кикаха что-то прокричал на языке вождя, а затем разразился смехом, когда темная шкура кентавра стала еще темнее. Атакующий Лев взревел и ринулся на обидчика. Правой рукой он нанес колющий удар пикой, но Кикаха отбил его копьем. Два древка отскочили друг от друга, и Кикаха молниеносно сорвал с левой руки небольшой щит из шкуры мамонта. Он парировал копьем еще один удар кентавра, а затем, словно диск, метнул кожаный щит. Тот мелькнул в воздухе и вонзился в правую переднюю ногу Атакующего Льва.

Кентавр споткнулся, упал на колени и заскользил по траве. Пытаясь подняться, он понял, что его передняя нога сломана. Воины его отряда закричали; дюжина вождей в широких шляпах устремилась к Атакующему Льву с копьями наперевес. А тот держался храбро и, сложив руки на груди, гордо ждал смерти, которая подобала великому, но ныне поверженному и раненому полуконю.

— Передайте по цепи: замедлить скачку! — приказал Кикаха. — Лошади долго не выдержат, их бока уже в пене. Возможно, нам удастся их немного поберечь и потянуть время, если полукони захотят опробовать кого-нибудь из своих новобранцев. А если не захотят, какая разница?

— Тогда позабавимся на славу, — ответил Вольф. — По крайней мере перед смертью можно будет сказать, что мы не скучали.

Кикаха подскакал поближе и хлопнул Вольфа по плечу.

— Ты запал в мое сердце, парень. И я счастлив, что познакомился с тобой. Ого! А вот и еще один необстрелянный! И он решил вызвать на бой Лапы Россомахи!

Лапы Россомахи, один из тестей Кикахи, скакал во главе колонны хроваков, как раз перед Вольфом. Он крикнул полуконю что-то обидное, и тот рванулся к нему, раскручивая болу. Хровак метнул копье, но полуконь, увидев летевшее к нему оружие, выпустил болу чуть раньше, чем собирался. Копье пронзило его плечо, а бола обмоталась вокруг Лапы Россомахи. Потеряв сознание от удара камня, он упал с коня.

Лошади Кикахи и Вольфа перепрыгнули через поверженное тело. Кикаха нагнулся вправо и проткнул индейца копьем.

— Они не получат удовольствия, пытая тебя, о Лапы Россомахи! — воскликнул Кикаха. — И ты заставил их заплатить жизнью за свою жизнь.

Наступила пора поединков. Молодые, не бывшие в бою полукони по очереди выскакивали из основной группы и бросали вызов одному из людей. Иногда побеждал человек, иногда — кентавр. И через тридцать кошмарных минут из сорока хроваков в живых осталось двадцать восемь. Когда подошла очередь Роберта, ему достался рослый воин, вооруженный палицей, усаженной стальными шипами. Воспользовавшись маленьким круглым щитом, он попытался повторить трюк Кикахи, но прием ему не удался, так как Вольф отбил смертоносный диск острием копья. Однако человек на секунду замешкался, и этим не замедлил воспользоваться кентавр. Он подскочил к нему так близко, что Вольф уже не мог развернуться и занести копье.

Палица взлетела вверх; на острых кончиках шипов сверкнуло солнце. Огромное, грубо раскрашенное лицо кентавра ощерилось триумфальной ухмылкой. Роберт не успел бы увернуться от удара, а попытайся он перехватить палицу, его рука была бы раздроблена. Совершенно не задумываясь, он совершил поступок, который удивил не только кентавра, но и его самого. Возможно, Роберта вдохновил подвиг Свирепого Ножа. Он прыгнул с коня и, пролетев над палицей, обхватил кентавра за шею. Его враг пронзительно вскрикнул от страха. А потом они рухнули наземь, и сила удара сбила у обоих дыхание. Вольф вскочил на ноги, надеясь, что Кикаха поймает его коня за узду и поможет вновь взобраться в седло. Кикаха действительно держал коня, но он не думал подводить его к Роберту. Хроваки и полукони остановились.

— Закон войны! — крикнул Кикаха. — Кто первый схватит оружие, тот и победит!

Роберт и кентавр, который к тому времени тоже пришел в себя, метнулись к палице, лежавшей примерно в тридцати футах от них. Скорость четвероногого была слишком велика для двуногого, и кентавр добежал до палицы первым, опередив Вольфа на десять футов. На скаку он нагнулся и подхватил оружие, а затем замедлил шаг и, резко развернувшись, встал на дыбы.

Вольф продолжал бежать. Он подскочил к полуконю и прыгнул на него, когда тот взвился на дыбы. Кентавр хотел нанести удар копытом, но Роберт увернулся, и нога лишь слегка задела его. Он с разбегу врезался в верхнюю часть тела полуконя, и они оба снова упали.

Вольф ухватился правой рукой за шею кентавра и повис на ней, пока полуконь упорно пытался подняться на ноги. Кентавр потерял палицу и теперь надеялся одолеть человека голыми руками. Он снова ухмылялся, так как весил больше Вольфа по крайней мере на семьсот фунтов. Его торс, грудь и руки были намного массивнее, чем у Роберта.

Кентавр напирал, но Вольф напряг ноги и не сдвинулся с места ни на шаг. Он все сильнее сжимал огромную шею, и полуконь начал задыхаться.

Кентавр выхватил нож, но Роберт поймал запястье противника другой рукой и вывернул его. Кентавр закричал от боли и выронил оружие.

Со стороны наблюдавших полуконей раздались возгласы удивления. Им никогда не доводилось видеть такую силу у обычного человека.

Вольф напрягся, рванул кентавра на себя и поставил его на передние колени. Потом нанес нижний резаный удар по тяжело вздымающимся мехам, и левый кулак глубоко вошел под ребра. Полуконь громко ухнул. Роберт ослабил захват, отступил на шаг и ударил кентавра справа по челюсти — тот уже был в полуобморочном состоянии. Голова его откинулась назад, полуконь рухнул как подкошенный, и прежде чем к нему вернулось сознание, Вольф раздробил череп противника его же палицей.

Роберт вскочил на коня, и всадники поскакали легким галопом. Какое-то время полукони не нападали на людей. По-видимому, их вожди о чем-то совещались. Но что бы кентавры ни думали предпринять, через минуту они упустили свой шанс.

Отряд всадников перевалил через небольшой холм и спустился в широкую ложбину. Так уж случилось, что никто из воинов не заметил залегший там львиный прайд. Очевидно, двадцать с чем-то представителей вида «фелис атрокс» полакомились прошлой ночью протоверблюдом и, задремав, не обратили внимания на приближающийся стук копыт. Но теперь, когда незваные гости внезапно оказались на их территории, огромные кошки быстро перешли к действию. Ярость зверей увеличивалась желанием защитить своих детенышей.

Вольфу и Кикахе повезло. Несмотря на то что со всех сторон их окружали огромные полосатые тела, на них никто не кинулся. Но Роберта притерли к одному из самцов, и он успел разглядеть внушающие трепет подробности. Человек и зверь почти касались друг друга, а такого, пожалуй, и при желании не сделаешь. Размерами животное уступало лошади, но, несмотря на отсутствие привычной львиной гривы, величия и свирепости ему было не занимать. Он пробежал мимо Вольфа и набросился на ближайшего кентавра, который с воплем упал на землю. Огромные челюсти сомкнулись на горле поверженного. Но вместо того чтобы заняться трупом, как поступил бы лев, самец налетел на другого полуконя и расправился с ним с той же потрясающей легкостью.

Все смешалось: рычали огромные кошки, ржали лошади, кричали люди и полукони. Каждый сражался сам за себя, послав ко всем чертям предыдущую битву.

Вольфу, Кикахе и тем хровакам, которым посчастливилось уцелеть, потребовалось не больше тридцати секунд, чтобы выбраться из ложбины. Им не нужно было подгонять лошадей, наоборот, их приходилось даже сдерживать, чтобы не загнать насмерть перепуганных животных.

Позади на значительном расстоянии из ложбины выбирались ускользнувшие от львов кентавры. Вместо того чтобы броситься в погоню за хроваками, они отбежали от разъяренных кошек на безопасное расстояние и остановились, оценивая урон. В конечном счете они потеряли не больше дюжины воинов, но бойня в ложбине сильно потрясла полуконей.

— Надо воспользоваться их замешательством! — закричал Кикаха. — Но если мы не доберемся до леса прежде, чем они снова догонят нас, нам всем конец! Кентавры больше не будут устраивать поединков. Они пойдут в атаку всем скопом!

Лес, к которому они стремились, по-прежнему казался таким же далеким, как и раньше. Вольф сомневался, что его лошадь, несмотря на ее великолепную стать, преодолеет это расстояние. Шкура жеребца потемнела от пота, дыхание с каждой минутой становилось тяжелее. Но он мчался вперед, словно машина из прекрасно закаленной плоти и духа, которая могла мчаться, пока не разорвется сердце.

Полукони поскакали быстрым галопом, постепенно настигая людей. Через несколько минут они оказались в пределах досягаемости выстрела из лука. Несколько стрел, выпущенных преследователями, вонзились в траву, поэтому кентавры пока воздерживались от стрельбы, понимая, что поразить на скаку удирающую мишень из лука весьма непросто.

Кикаха вдруг издал восторженный вопль.

— Не снижайте скорости! — закричал он остальным. — Да поможет нам дух АкджуаДимиса!

Вольф недоуменно взглянул туда, куда указывал палец Кикахи. Все пространство перед ними покрывали тысячи чуть скрытых в высокой траве земляных холмиков, около каждого из которых сидело существо, похожее на полосатых степных собак.

В следующий миг хроваки ворвались в колонию животных, а за ними следом мчались полукони. Раздались вопли и крики; лошади и кентавры с грохотом падали на землю, попадая ногами в глубокие норы. Рухнувшие животные и полукони лягались, ржали и пронзительно кричали от боли в покалечнных ногах. Кентавры, скакавшие позади первых, взвились на дыбы, пытаясь остановиться, но те, кто бежал следом, врезались в них на всем скаку. В одну минуту на границе поля степных собак образовался клубок переплетенных, брыкавшихся четвероногих тел. Полукони, которым повезло оказаться в задних рядах, остановились и смотрели на своих поверженных соплеменников. Затем они осторожно двинулись вперед, внимательно осматривая землю под ногами. Тем, кто сломал себе ноги и руки, они перерезали горло.

Хорваки, прекрасно понимая, что происходит у них за спиной, не стали медлить и оглядываться. Они мчались вперед, но скорость отряда значительно уменьшилась. У них осталось десять лошадей и двенадцать воинов — лошади Высокой Травы и Жужжит Как Пчела сломали ноги, но всадников подобрали более удачливые спутники.

Увидев это, Кикаха покачал головой. Вольф знал, о чем он подумал. Ему следовало бы приказать Высокой Траве и Жужжит Как Пчела слезть и бежать своим ходом, иначе не только они, но и подобравшие их воины окажутся легкой добычей кентавров. Но Кикаха сказал:

— Да к черту все! Я их не брошу!

Он натянул поводья, быстро переговорил со скакавшими в тандеме воинами и снова поравнялся с Вольфом.

— Пропадать, так всем вместе. Но ты, Боб, не обязан оставаться с нами. Твоя преданность может пригодиться где-нибудь в другом месте. И тебе нет смысла приносить себя в жертву ради нас, рискуя навсегда потерять Хрисеиду и рог.

— Я остаюсь, — ответил Вольф.

Кикаха улыбнулся и хлопнул его по плечу.

— Я надеялся, что нам удастся добраться до леса, но ничего не получилось. А ведь мы почти у цели. До того большого холма впереди осталось полмили, но к тому времени, когда мы доберемся до него, они нас настигнут. Как жаль — от него до леса не больше полумили.

Колония степных собак осталась позади, холмики в траве исчезли столь же внезапно, как и появились. Хроваки пустили лошадей в галоп. А через минуту кентавры тоже миновали поле и изо всех сил бросились в погоню. На вершине холма люди остановились и стали выстраиваться в круг.

Вольф закричал и указал рукой туда, где пологий склон, переходя в луга, спускался к маленькой реке. Вдоль нее рос лес, но не он вызвал возбуждение Роберта. На берегу реки, почти скрытые деревьями, сияли на солнце вигвамы.

Кикаха присмотрелся и сказал:

— Это ценаквы. Смертельные враги «медвежьего народа». Впрочем, кто им не враг?

— Они собираются напасть на нас, — закричал Вольф. — Наверное их предупредили дозорные.

Он указал на беспорядочную группу всадников, внезапно выехавших из леса. Солнце озаряло белых лошадей, белые щиты и белые перья. Его лучи искрились на кончиках поднятых пик.

При виде их один из хроваков затянул высоким голосом печальную песню. Кикаха прикрикнул на него и, насколько понял Вольф, велел ему заткнуться. Не время для песен смерти — они еще обманут и полуконей и ценаквов.

— Я хотел устроить здесь нашу последнюю стоянку, — сказал Кикаха. — Но все изменилось. Мы поскачем к ценаквам, затем срежем угол и уйдем от них к лесу вдоль реки. И наша судьба будет зависеть от того, сойдутся наши противники в бою или нет. Если одна сторона откажется от схватки, другая уничтожит нас. Но если… Вперед!

Пронзительно завопив «Уаи-и!», хроваки пришпорили лошадей и понеслись вниз по склону холма прямо на ценаквов. Роберт оглянулся через плечо и увидел, что полукони мчатся по склону вслед за ними.

— Вот уж не думал, что они попадутся на эту уловку! — закричал Кикаха. — Много женщин будет выть сегодня ночью в вигвамах, и не только среди «медвежьего народа».

Хроваки приблизились к ценаквам настолько, что могли различить узоры на их щитах. Вольф даже не удивился, увидев черные свастики. Крючковатый крест был на Земле древним и широко распространенным символом; его знали троянцы, критяне, римляне, кельты, норвежцы, индийские буддисты и брахманы, китайцы и вся доколумбовская Северная Америка. Он не удивился и тому, что скакавшие им навстречу индейцы оказались рыжеволосыми. Кикаха рассказал ему, что ценаквы специально перекрашивали свои черные волосы.

По-прежнему беспорядочной массой, но сбившись потеснее, ценаквы мчались, грозно опустив пики и издавая боевой клич, который имитировал крик ястреба. Кикаха во главе колонны хроваков поднял руку, подержал ее какое-то время над головой, а затем рубанул ею воздух. Его конь свернул влево и помчался прочь, за ним последовала вся цепочка воинов «медвежьего народа»: он — голова, остальные — тело змеи.

Свернув почти под носом у врага, Кикаха рассчитал время с точностью до секунды. Пока полукони и ценаквы с шумом врезались друг в друга, сплетаясь в рукопашном бою, хроваки, пользуясь суматохой, ускользнули. Они добрались до леса, замедлили ход, пробираясь между деревьями и сквозь подлесок, а затем перешли реку вброд. Кикаха начал спорить с несколькими воинами, которым захотелось незаметно переправиться через реку и совершить набег на вигвамы ценаквов, пока все мужское население отражало атаку полуконей.

— По-моему, есть смысл немного задержаться и прихватить свежих лошадей, — сказал Вольф. — Высокая Трава и Жужжит Как Пчела не могут долго скакать за спинами своих друзей.

Кикаха пожал плечами и отдал распоряжение. Набег занял пять минут. Хроваки вновь перешли реку и, выскочив из леса с громкими криками, рассеялись среди вигвамов. Женщины и дети кричали и прятались в жилищах или среди деревьев. Некоторые хроваки решили взять не только лошадей, но и легкую добычу. Кикаха пригрозил, что убьет каждого, кого поймает на краже чего-нибудь, кроме луков и стрел. Затем он склонился с коня и подарил хорошенькой боевитой женщине долгий поцелуй.

— Передай своим мужчинам, что я охотно завалил бы тебя на шкуры и заставил бы навек позабыть о жалких хлюпиках твоего племени! Но нас ждут дела поважнее!

Кикаха захохотал и отпустил женщину, которая тут же убежала в свой вигвам. Он задержался еще ровно настолько, чтобы помочиться в большой котел для еды посреди лагеря, нанеся врагу смертельное оскорбление, затем приказал отряду отправиться в путь.

 

10

Они ехали две недели и наконец оказались на краю Деревьев Множества Теней. Здесь Кикаха устроил долгое прощание с хроваками. А потом каждый из них подходил к Вольфу и, положив руки на его плечи, произносил прощальную речь. Теперь он стал одним из них. Вернувшись в их племя, он получит дом, жену и будет выезжать с ними на охоту и войну. Роберт стал КвашингДа — силачом; он сражался бок о бок вместе с ними, он поборол самого сильного полуконя, и ему дадут медвежонка, чтобы Роберт вырастил его, как своего детеныша, он отмечен милостью Властителя, у него будет много сыновей и дочерей, и так далее, и так далее.

Вольф степенно ответил, что не знает большей чести, чем быть принятым в племя «медвежьего народа». И он при этом не кривил душой.

Много дней прошло, но Роберт и Кикаха одолели Множество Теней. Однажды ночью их коней уволокло существо, чьи отпечатки четырехпалых ног раз в десять превышали человеческие. Вольф пришел в ярость, потому что успел привязаться к лошади. Он хотел погнаться за ВаГанасси и отомстить ему, но Кикаха при этом предложении лишь вскинул в ужасе руки.

— Будь счастлив, что и тебя не унесли! — воскликнул он. — ВаГанассит покрыт полукремневой чешуей. Твои стрелы отскочат от нее. Забудь о лошадях. Мы можем когда-нибудь вернуться сюда и поохотиться на этих тварей. Их обычно заманивают в ловушку и жгут огнем. Мне бы тоже хотелось наказать его, но давай не будем терять голову. Пошли.

По другую сторону Множества Теней они соорудили каноэ и поплыли вниз по широкой реке, которая пересекала большие и малые озера. Всюду виднелись высокие холмы с крутыми утесами. Местность напоминала Вольфу лесистые долины Висконтина.

— Прекрасные земли, но здесь живут чакопевачи и энваддиты.

В течение тринадцати дней им трижды приходилось яростно грести, спасаясь от быстрых каноэ с грозными воинами. Затем они оставили лодку на берегу, пересекли широкую гряду высоких холмов, пробираясь в основном по ночам, и вышли к большому озеру. Сделав еще одно каноэ, они отправились в долгое плавание. Друзья не выпускали весел из рук и в конце концов через пять дней достигли Абхарплунты. Они начали медленное восхождение, столь же опасное, как и подъем по первому монолиту. К тому времени, когда путники добрались до вершины, весь запас их стрел подошел к концу, и они страдали от нескольких неприятных ран.

— Теперь ты можешь понять, почему сообщение между ярусами такое ограниченное, — сказал Кикаха. — Конечно, прежде всего оно запрещено Властителем. Но только запрет не мог бы удержать торговцев от попыток преодолеть границу. А что тогда говорить о непочтительных и склонных к авантюрам людях? Между гранью и Дракландией на несколько тысяч миль раскинулись джунгли, посреди которых то здесь, то там встречаются большие плоские возвышенности. Всего лишь в ста милях от нас протекает река Газирит. Мы отправимся к ней и попробуем сесть на какое-нибудь речное судно.

Они заготовили кремневые наконечники и древки для стрел. Вольф убил животное, которое напоминало тапира. Мясо оказалось немного жирным, но друзья наелись до отвала. Роберту не терпелось отправиться в путь, и его раздражала медлительность спутника.

Кикаха взглянул на зеленое небо.

— Я надеюсь, что одна из птичек Подарги заметит нас и прилетит, чтобы рассказать свежие новости. Ведь мы не знаем, в каком направлении движутся гворлы. Они идут к горе, и у них есть два пути. Можно пойти напрямик через джунгли, но этот маршрут не рекомендуется, поскольку очень опасен. А можно спуститься на лодке вниз по Газирит. Это тоже опасно, особенно для таких примечательных существ, как гворлы. Но за Хрисеиду здесь дадут большие деньги на рынке рабов.

— Но мы не можем ждать орлиц целую вечность, — нетерпеливо произнес Вольф.

— Да, но нам этого и не придется делать, — ответил Кикаха.

Он указал наверх, и Роберт увидел, как в небе мелькнуло что-то желтое. Пятнышко исчезло, но через миг вновь появилось в поле зрения. Орлица стремительно падала вниз, сложив мощные крылья. Вскоре она приостановила падение и мягко спланировала на землю.

Орлицу звали Фтия. Она тут же заявила, что принесла хорошие новости. Она заметила гворлов и женщину Хрисеиду всего в четырехстах милях впереди. Гворлы сели на торговое судно и плыли по Газирит в страну Людей в Доспехах.

— Ты видела рог? — спросил Кикаха.

— Нет, — ответила Фтия. — Но они, несомненно, прячут его в одной из кожаных сумок, которые несут с собой. Я вырвала одну сумку у гворла, надеясь, что рог может оказаться там. Но мне досталась целая куча барахла, и я чуть не получила стрелу в крыло.

— Разве у гворлов есть луки? — удивленно спросил Вольф.

— Нет. В меня стреляли речники.

Роберт спросил о воронах, и птица ответила, что их очень много. По-видимому, Властитель приказал им постоянно присматривать за гворлами.

— Это плохо, — сказал Кикаха. — Если они заметят нас, нам не поздоровится.

— Они не знают, как вы выглядите, — успокоила его Фтия. — Я подслушала воронов, когда те разговаривали между собой. Мне пришлось спрятаться, хотя я сгорала от желания схватить их и разорвать на части. Но так мне приказала моя госпожа, и я выполняю ее приказы. Гворлы пытались описать вас Очам Властителя. И вороны ищут двух высоких путников, у одного из которых черные волосы, а у другого — бронзовые. Вот и все, что они знают, а под это описание подходит множество людей. Но вороны высматривают двух мужчин, идущих по следу гворлов.

— Я покрашу бороду, и мы достанем хамшемскую одежду, — воскликнул Кикаха.

Фтия засобиралась в обратный путь. Она спешила к Подарге с отчетом об увиденном и задержалась только для того, чтобы найти Кикаху и Вольфа, а в это время ее сестра продолжала наблюдать за гворлами. Кикаха поблагодарил орлицу и попросил выразить Подарге его уважение. После того как гигантская птица скрылась за гранью монолита, люди вошли в джунгли.

— Ступай мягко и говори тихо, — предупредил Кикаха. — Здесь водятся тигры. Эти джунгли ими прямо кишат. И еще здесь обитают топороклювы. Эти бескрылые птицы так велики и свирепы, что от них удирают даже любимцы Подарги. Однажды я видел, как два тигра связались с топороклювом, и им бы пришел конец, если бы они вовремя не смылись.

Несмотря на предупреждение Кикахи, живность почти не встречалась, за исключением огромного числа птиц всех цветов и оттенков, нескольких обезьян и рогатых жуков размером с мышь, для которых у Кикахи нашлось лишь одно слово: «ядовитые». С тех пор перед сном Вольф каждый раз проверял свое ложе.

Прежде чем отправиться к ближайшему населенному пункту, Кикаха взялся за поиски растения губхараш. Он искал его полдня и в конце концов нашел несколько кустиков. После чего истолок волокна, сварил их, отжал черноватую жидкость и выкрасился ею с головы до ног, не забыв волосы и бороду.

— А что касается зеленых глаз, то я буду рассказывать сказку о матери-рабыне, которую якобы вывезли из Тевтонии, — заявил он. — На, держи. Тебе тоже не помешает немного потемнеть.

Они вышли к полуразрушенному каменному городу и зашагали мимо приземистых широкоротых идолов. Горожане оказались невысокими, худощавыми темнокожими людьми, одетыми в темно-бордовые накидки и черные набедренные повязки. Мужчины и женщины смазывали длинные волосы маслом из молока пестрых коз, которые бродили по развалинам и ели траву, проросшую сквозь трещины в каменных плитах. Эти люди, кайдушанги, держали в маленьких клетках кобр и часто выпускали своих любимиц погулять. Еще они жевали дхиз — это растение не только красило зубы в черный цвет и делало взгляд затуманенным, а движения — медлительными. Изъясняясь на х'вайжуме, гибридном жаргоне речных людей, Кикаха затеялся меняться со старейшинами. Он обменял на хамшемскую одежду ногу убитого им с Вольфом зверя, который чем-то напоминал гиппопотама. Оба путника облачились в красный и зеленый тюрбаны, украшенные перьями киггибаша, белые рубашки без рукавов, мешковатые пурпурные шаровары, кушаки, которые следовало несколько раз обматывать вокруг талии, и черные туфли с загнутыми носами.

Несмотря на одуревшие от дхиза мозги, старейшины оказались весьма практичными в вопросах обмена. И лишь когда Кикаха достал из мешка маленький сапфир — одну из драгоценностей, подаренных ему Подаргой — они порылись в своих запасах отыскали кривые сабли, похожие на ятаганы, в инкрустированных жемчугом ножнах.

— Надеюсь, что речное судно не задержится, — сказал Кикаха. — Теперь, когда кайдушанги узнали о моих камешках, нам могут попытаться перерезать глотки. Я сожалею, Боб, но ночью придется дежурить по очереди. Кроме того, они могут напустить на нас своих змей, чтобы те сделали за них грязную работу.

В тот же день из-за изгиба реки выплыл торговый корабль. Завидев двух путников, которые стояли на полуразрушенном пирсе и махали длинными белыми платками, капитан приказал бросить якорь и спустить парус.

Вольф и Кикаха сели в спущенную для них лодку, и их отвезли на «Хридквюз» — судно около сорока футов длиной, с низкой серединой и высокими палубами на носу и корме, с одним косым парусом и кливером. Матросы в основном принадлежали к шибакубской ветви хамшемского народа. Они говорили на наречии, фонологию и структуру которого Кикаха описал Роберту заранее, и тот почти не сомневался, что это архаическая форма семитского языка, подвергшаяся влиянию местных наречий.

Капитан Архюрель вежливо приветствовал гостей на полуюте. Он сидел, скрестив ноги, на куче подушек и богатых ковров и потягивал густое вино из крохотной чаши.

Кикаха, назвавшийся Ишнакрубелем, рассказал специально приготовленную на этот случай историю. Он и его спутник — человек, давший обет молчания до тех пор, пока не вернется к своей жене в далекую страну Шиашту, — провели несколько лет в джунглях, разыскивая легендарный затерянный город Зикуант.

Капитан удивленно поднял косматые черные брови и погладил темно-коричневую бороду, которая доходила ему до пояса. Усадив гостей и угостив их ахаштумским вином, он попросил их рассказать свою историю. Кикаха сверкнул глазами, усмехнулся и стал рассказывать. Вольф не понимал ни слова, но чувствовал, что его друг сам в восторге от своих богатых на подробности и приключения многословных выдумок. Он только боялся, что Кикаха войдет в раж, потеряет бдительность и капитан усомнится в правдивости его рассказа.

Час за часом каравелла плыла вниз по реке. Матрос с синяком под глазом, одетый лишь в алую набедренную повязку, тихо играл на флейте. Гостям принесли еду на серебряных и золотых тарелках — зажаренную обезьяну, фаршированную птицу, черный черствый хлеб и терпкое желе. Мясо показалось Вольфу чересчур приправленным специями, но он съел все до кусочка.

Солнце скатилось за гору. Капитан поднялся и повел гостей в маленькое святилище позади штурвала, где стоял идол Тартартар, вырезанный из зеленого нефрита. Капитан прочитал молитву, посвященную Властителю, опустился на колени перед божком и отдал почтительный поклон. После чего сжег фимиам на крошечном огоньке, который горел в выемке на коленях Тартартара, и по всему кораблю распространилось благовоние. Единоверцы капитана встали на колени и забормотали слова молитвы. После них исполнили свои обряды те члены экипажа, которые поклонялись другим богам.

Гостей положили спать на средней палубе, куда капитан велел принести кучу выделанных шкур.

— Не нравится мне этот Архюрель, — задумчиво произнес Кикаха. — Я рассказал ему, что мы не нашли город Зикуант, зато обнаружили небольшой тайничок с сокровищами. Не Бог весть какое богатство, но достаточно, чтобы прожить без забот, возвратившись в Шиашту. Он не просил меня показать сокровища, хотя я обещал отдать ему за услугу большой рубин. Эти люди делают свои дела без спешки; торопливость в сделке означает оскорбление. Но жадность может победить гостеприимство и этику ремесла, если он решит, что крупный улов оправдает наши перерезанные глотки и брошенные в реку тела. — Кикаха на мгновение умолк. С веток, нависавших над рекой, раздавались крики птиц; время от времени на мелководье и с берега ревели большие ящеры. — Если он задумал какую-нибудь гадость, то сделает ее на следующей тысяче миль. Места здесь уединенные, но дальше города и деревни будут попадаться чаще.

На следующий день, сидя под навесом, сооруженном специально для гостей, Кикаха отдал капитану огромный рубин прекрасной огранки. За этот камень Кикаха мог бы купить у капитана все судно с командой в придачу и надеялся, что Архюрель будет более чем доволен. После такой сделки капитан при желании и сам мог бы удалиться на покой. А потом Кикаха сделал то, чего хотел бы избежать, но понимал, что без этого не обойтись. Он достал остальные камни: алмазы, сапфиры, рубины, гранаты, турмалины и топазы. Архюрель улыбнулся, облизнул губы и стал любовно перебирать драгоценности. Только через три часа он заставил себя вернуть их владельцу.

Ночью перед тем как улечься спать на палубе, Кикаха развернул начертанную на пергаменте карту, которую ему удалось выпросить на время у капитана. Он показал на большой изгиб реки и постучал пальцем по кружку, обозначенному причудливыми завитушками слоговых символов хамшемского письма.

— Город Хотсикш. Люди, построившие его, как и тот город, из которого мы отплыли, давным-давно исчезли. Позже здесь поселилось полудикое племя визвартов. Когда корабль бросит там якорь, мы тихо сойдем ночью на берег, пересечем узкий перешеек и снова выйдем к реке. Возможно, нам удастся выиграть время и перехватить судно, на котором плывут гворлы. Но даже в худшем случае мы на много дней опередим этот корабль и сядем на другое торговое судно. А если ничего не подвернется, мы наймем визвартский долбленый челнок и пару гребцов.

Через двенадцать дней «Хрилквюз» пришвартовался у солидного, но потрескавшегося пирса. На каменном причале толпились визварты и что-то кричали матросам, показывая им кувшин с дхизом и «золотым дождем», певчих птиц в деревянных клетках, обезьян и сервалов на поводках, предметы роскоши из разрушенных и брошенных в джунглях городов, сумки и кошельки, сделанные из пупырчатых шкур речных ящеров, плащи из тигровых и леопардовых шкур. У них был даже детеныш секироспина, за которого, они знали, капитан заплатит хорошие деньги и которого потом продаст королю шибакубов Башишубу.

Но главным товаром были женщины. Одетые с головы до ног в дешевые алые и зеленые хлопчатобумажные халаты, они разгуливали взад и вперед по пирсу. Женщины молниеносно распахивали халаты и тут же прикрывались ими вновь, громко выкрикивая цену найма на ночь и зазывая соскучившихся по женщинам матросов. Мужчины, одетые только в белые тюрбаны и фантастические на вид гульфики, стояли в стороне, жевали дхиз и ухмылялись. Каждый имел духовое ружье шести футов в длину и тонкий изогнутый нож, торчавший в спутанных узлах волос на макушках.

Во время торга между капитаном и визвартами Кикаха и Вольф бродили по циклопическим развалинам города. Внезапно Роберт предложил:

— Камни у тебя с собой. Так почему бы нам не взять проводника-визварта и не уйти прямо сейчас? Зачем нам ждать ночи?

— Мне нравится ход твоих мыслей, — сказал Кикаха. — Ладно. Идем.

Они нашли высокого худого человека по имени Вайвин, который с энтузиазмом принял их предложение, когда Кикаха показал ему топаз. По настоянию двух путников он провел их прямо в джунгли, не предупредив о своем уходе даже жену. Визварт хорошо знал тропы и, сдержав обещание, за два дня довел их до города Киррукшак. В конце пути он потребовал еще один камень, пообещав в этом случае никому ничего о них не рассказывать.

— Этого я тебе не обещал, — сказал Кикаха. — Но мне нравится дух свободного предпринимательства, который ты, друг мой, столь прекрасно проявляешь. Поэтому вот тебе еще один камешек. Но если ты попросишь третий, я тебя убью.

Вайвин улыбнулся, с поклоном взял второй топаз и быстро ушел в джунгли. Глядя ему в след, Кикаха сказал:

— Может быть, мне все же следовало его убить. В лексиконе визвартов нет слова «честь».

Друзья пошли по развалинам. В течение получаса они карабкались по обвалившимся зданиям и протискивались через завалы, пока не оказались в речном районе города. Здесь толпилось множество долинзов, чья народность принадлежала к той же языковой группе, что и визварты. Но мужчины отличались длинными вислыми усами, а женщины красили верхнюю губу в черный цвет и носили в носу медные кольца. С ними находилось несколько торговцев из страны, которая объединяла названием всех людей, говорящих на хамшемском языке.

У пирса не оказалось ни одной речной каравеллы. Увидев это, Кикаха остановился и хотел было повернуть обратно к развалинам. Но он немного запоздал — хамшемы заметили его и подозвали путешественников.

— Веди себя как можно более вызывающе, — шепнул Кикаха Вольфу. — Если я начну кричать, беги как от самого черта! Эти парни торгуют рабами.

Каждый из тридцати хамшемов имел ятаган и кинжал. Их сопровождало около пятидесяти солдат — высоких, широкоплечих, с более светлой кожей. Лица и плечи воинов украшали татуировки из спиральных узоров. Кикаха объяснил, что хамшемы часто пользуются услугами шолкинских наемников — знаменитых копьеносцев из горного племени погонщиков овец, которые превратили своих женщин в рабынь и считали, что те в состоянии лишь вести домашнее хозяйство, работать в поле и воспитывать детей.

— Не давайся им живым, — предупредил напоследок Кикаха и тут же, улыбаясь, поздоровался с предводителем хамшемов.

Этого высокого сильного человека звали Абиру. Его лицо можно было бы назвать красивым, если бы не слишком большой нос, изогнутый, как ятаган. Он ответил Кикахе достаточно вежливо, но большие черные глаза оценивали путников как несколько фунтов пригодной для продажи плоти.

Кикаха рассказал ему историю, которую придумал для Архюреля, но значительно сократил ее, ни слова не сказав о драгоценных камнях. Напоследок он сообщил, что они будут ожидать прихода торгового судна, на котором отправятся в Шиашту. Затем Кикаха поинтересовался, как идут дела у великого Абиру.

(К тому времени навык Роберта в изучении языков помог ему немного разобраться в хамшемском наречии, особенно когда беседа шла в пределах обычного разговора.)

Абиру ответил, что благодаря Властителю и Тартартару его деловое предприятие оказалось очень прибыльным. Кроме обычного ассортимента рабов он захватил в плен группу странных существ и женщину исключительной красоты. Ничего подобного в мире до сих пор не видывали. Во всяком случае не на этом ярусе.

Сердце Вольфа забилось сильнее. Неужели это возможно?

Абиру спросил, не хотят ли они взглянуть на пленников.

Кикаха бросил на Вольфа предостерегающий взгляд и ответил, что ему не терпится посмотреть на странных существ и сказочно красивую женщину. Абиру поманил к себе капитана наемников и велел взять для их сопровождения десять воинов. Тут и Роберт почувствовал опасность, о которой Кикаха предупреждал не раз. Он понимал, что можно попытаться убежать, но вряд ли бы им это удалось. А шолкинам, очевидно, не раз доводилось останавливать беглецов меткими копьями. Ко всему прочему Роберту отчаянно хотелось увидеть Хрисеиду. И поскольку Кикаха не предпринимал никаких действий, он решил последовать его примеру, во всем положившись на опыт друга, который, видимо, лучше знал, как вести себя в подобной ситуации.

Абиру, любезно болтая о прелестях столичной жизни Хамшема, провел их по заросшей кустарником улочке к огромному спиральному зданию с разбитыми статуями на парапетах этажей. Он остановился перед входом, около которого разгуливали еще десять шолкинов. Не успели они войти, как Вольф почувствовал близость гворлов. Перекрывая вонь немытых человеческих тел, вокруг расползался гнилостный запашок бугристого народа.

Внутреннее помещение оказалось огромным, прохладным и едва освещенным. У дальней стены на кучах мусора, усыпавшего каменный пол, сидели в ряд сто мужчин и женщин. Среди них находились тридцать гворлов. Всех пленников соединяли длинные и тонкие цепи, продетые в железные ошейники каждого из рабов.

Вольф поискал глазами Хрисеиду. Ее здесь не было.

Отвечая на невысказанный вопрос, Абиру лукаво произнес:

— Женщину с глазами кошки я держу отдельно. У нее есть служанка и особая охрана. Она как драгоценный камень окружена заботой и вниманием.

— Мне бы хотелось увидеть ее, — воскликнул Вольф, не в силах сдержать чувств.

Абиру взглянул на него.

— У тебя странный акцент. Почему же твой спутник сказал, что ты тоже из страны Шиашту? — Он махнул рукой наемникам, и те тут же двинулись вперед с копьями наперевес. — Не беспокойся. Если ты так хочешь посмотреть на эту женщину, то увидишь ее с другого конца цепи.

Кикаха возмущенно закричал:

— Мы подданные короля Хамшема и свободные люди! Ты не можешь так с нами поступить! Это будет стоить тебе головы после всех пыток, которые предусматривает закон за подобное преступление.

Абиру засмеялся:

— А я не намерен тащить вас обратно в Хамшем, дружок. Мы отправляемся в Тевтонию, где за тебя отвалят хорошие деньги, потому что ты человек сильный, хоть и слишком много говоришь. Но мы можем исправить этот недостаток, подрезав тебе язычок.

У путников отобрали ятаганы и дорожный мешок. Подталкивая копьями, подвели к концу шеренги, усадили рядом с гворлами и надели железные ошейники. Абиру вывалил на пол содержимое их мешка и, увидев горсть драгоценностей, радостно выругался.

— Так значит, вы что-то нашли в затерянных городах! О, как нам повезло. Вы обогатили меня, и мне даже захотелось — правда, лишь на миг — отпустить вас с миром.

— Неужели можно быть таким банальным? — прошептал по-английски Кикаха. — Он говорит, как злодей из второсортного фильма. Черт бы его побрал! Если у меня появится возможность, я отрежу ему вместе с языком и кое-что другое.

Довольный неожиданным богатством, Абиру ушел. Вольф осмотрел цепь, соединявшую ошейники. Ее составляли небольшие звенья, и он мог бы разорвать их, если только железо не слишком высокого качества. На Земле Роберт иногда забавлялся тем, что тайком от всех разрывал такие цепи. Но он решил не испытывать прочность железа до наступления ночи.

За спиной Вольфа раздался голос Кикахи:

— Гворлы не узнали нас в этом гриме, поэтому пусть все так и остается.

— А как насчет рога? — спросил Вольф.

Кикаха попытался вовлечь в разговор сидящих рядом гворлов, обращаясь к ним на тевтонском наречии ранней средневековой Германии. Но, чуть не получив плевок в лицо, он оставил эту затею. Зато ему удалось переговорить с одним из шолкиндских солдат и с несколькими рабами-людьми.

Гворлы плыли на корабле «Какииржиб», которым управлял капитан Ракхамен. Прибыв в этот город, капитан познакомился с Абиру и пригласил его на корабль посидеть за чашей вина. Той же ночью — фактически перед тем, как Вольф и Кикаха появились в городе, — Абиру и его люди захватили судно. Во время схватки капитана и нескольких матросов убили. Остальная команда сидела теперь на цепи. А корабль отправили вниз по реке в одну из многочисленных проток для продажи его речному пирату, о котором проведал Абиру.

Что касается рога, никто из команды «Какииржиба» о нем ничего не слышал. Шолкинский наемник не рассказал ничего нового.

Кикаха шепнул Вольфу, что, по его мнению, Абиру вряд ли позволит кому-нибудь узнать об инструменте. Все слышали легенды о роге Властителя, и он, видимо, узнал его. Предмет являлся святыней универсальной религии мира и описывался во многих духовных текстах.

Наступила ночь. Наемники внесли факелы и еду для рабов. После еды в помещении остались только двое шолкино и наверняка какое-то их количество стояло на страже снаружи. Санитария напрочь отсутствовала; запах стоял удушающий. Очевидно, Абиру не очень-то заботился о соблюдении правил, установленных Властителем. Но некоторые из более религиозных шолкинов начали возмущаться, и к ним на уборку прислали группу долинзов. На каждого раба выплеснули бадью воды, а несколько ведер оставили для питья. Когда водой окатили гворлов, они подняли вой и долго еще после этого ругались и ворчали. Кикаха пополнил запас знаний Вольфа, сообщив ему, что гворлы, подобно сумчатым крысам и многим пустынным животным Земли, совершенно не нуждаются в воде. Особая биологическая система, такая же, как у некоторых обитателей засушливых зон, окисляла их жир, превращая его в необходимую окись водорода.

Взошла луна. Рабы спали, прислонясь к стене или растянувшись на полу. Кикаха и Вольф тоже притворились спящими. Когда луна показалась в дверном проеме, Роберт толкнул приятеля и прошептал:

— Я хочу попробовать разорвать свою цепь. Если у меня не хватит времени разорвать и твою, нам придется действовать как сиамским близнецам.

— Давай, — тихо ответил Кикаха.

Длина цепи между каждой парой ошейников составляла около шести футов. Вольф медленно двигался к ближайшему гворлу, пока цепь между ними не провисла. Кикаха полз вслед за ним. На это ушло около пятнадцати минут: они не хотели, чтобы двое часовых, оставшихся в помещении, заметили их перемещение. Вольф повернулся спиной к охранникам и схватил цепь обеими руками. Он потянул ее, пробуя прочность, и понял, что звенья сделаны на совесть. Медленно натянув цепь, разорвать ее Вольф не смог. Пришлось резко рвануть. Звенья с шумом разорвались.

Двое шолкинов прервали громкую беседу и смех, которыми отгоняли друг от друга дремоту. Вольф не смел обернуться и взглянуть на них. Он ждал, а шолкины гадали, что бы это могло быть. Им даже не приходило в голову, что это звук порванной цепи. Какое-то время, подняв вверх факелы, они разглядывали потрескавшийся потолок, затем один из них отпустил шутку, другой засмеялся, и они возобновили прерванный разговор.

— Не хочешь дернуть и мою? — спросил Кикаха.

— Не хочу, но если я этого не сделаю, мы окажемся в дурацком положении, — ответил Вольф.

Пришлось немного подождать, потому что гворл, с которым его прежде связывали оковы, проснулся от звука лопнувшей цепи. Он поднял голову и что-то проворчал на своем скрежещущем языке. Вольф даже вспотел. Если тварь сядет или попытается встать, обнаружится, что звенья оборваны.

Тревога сжала сердце тисками, но через минуту гворл улегся и вскоре снова захрапел. Роберт немного расслабился. Поведение гворла навело на одну мысль, и он мрачно усмехнулся.

— Сделай вид, что замерз и хочешь погреться, и подползи ко мне поближе, — тихо сказал Вольф.

— Ты, наверное, шутишь? — отозвался шепотом Кикаха. — Тут душно, как в парилке. Ладно. Уже лезу.

Он осторожно придвинулся, и его голова оказалась возле колен Вольфа.

— Когда я порву цепь, не торопись бежать, — сказал Роберт. — Я знаю, как подманить охрану, не потревожив тех, кто снаружи.

— Надеюсь, они не вздумают менять караул, когда мы начнем действовать, — пошутил Кикаха.

— Ну, молись Богу, — прошептал Роберт. — Только нашему, земному.

— На Бога надейся, а сам не плошай, — пробурчал в ответ Кикаха.

Вольф рванул цепь изо всех сил; звенья с шумом лопнули. Охрана снова замолчала, а гворл резко подскочил. Роберт сильно укусил его за палец ноги. Тварь не закричала, но, что-то проворчав, начала подниматься. Один из караульных приказал гворлу сесть, и оба шолкина двинулись к нему. Страшилище не понимало их языка, но его убедили поднятые копья и тон угрожающих голосов. Он поднял ногу и начал растирать ее, осыпая Вольфа проклятиями.

Под ногами охранников захрустел мусор и мелкие камни, свет от факелов заблестел на стене.

— Давай! — рявкнул Вольф.

Он и Кикаха вскочили на ноги, стремительно развернулись и оказались лицом к лицу с растерявшимися шолкинами. Наконечник копья почти касался Роберта. Он быстро схватил древко и дернул на себя. Караульный открыл рот и хотел закричать, но тупой конец копья помешал ему это сделать, захлопнув челюсть резким ударом снизу.

Кикаха оказался менее удачливым. Шолкин отступил назад и занес копье для броска. Кикаха кинулся на него, как защитник на игрока с мячом, и упал караульному в ноги; они покатились кувырком, и копье ударилось в стену.

Тишину разорвали крики одного из охранников. Гворл поднял упавшее рядом копье и метнул его. Наконечник вонзился в глотку шолкина.

Кикаха рывком высвободил копье, вытащил из ножен тесак убитого часового и послал его в цель. Лезвие по рукоятку впилось в солнечное сплетение вбежавшего снаружи шолкина. Увидев его гибель, другие караульные, бежавшие следом, поспешно отступили. Вольф забрал нож убитого им охранника, сунул лезвие за кушак и спросил:

— Куда теперь пойдем?

Кикаха вырвал тесак из груди часового и вытер окровавленную сталь о волосы трупа.

— Только не через эту дверь. Там их слишком много.

Роберт показал на дверь в дальнем конце помещения и бросился к ней. По пути он подобрал выпавший из рук охранника факел. Кикаха сделал то же самое. Дверной проем был завален мусором, и беглецам пришлось пробираться на четвереньках. Вскоре они оказались в зале с обвалившимся потолком. Сквозь дыру в каменных плитах над головой струился свет луны.

— Они наверняка знают об этом выходе, — прокричал Роберт. — Не могли же они быть настолько беззаботными. Нам лучше пока оставаться внутри.

Как только беглецы пересекли пространство под брешью в потолке, наверху замелькали факелы. Друзья побежали изо всех сил, а на краю отверстия зазвучали возбужденные голоса шолкинов. Секунду спустя, едва не попав в ногу Вольфа, в мусор воткнулось копье.

— Теперь они знают, что мы ушли из того большого зала, и бросятся за нами в погоню, — сказал Кикаха.

Они побежали дальше, выбирая ответвления, которые могли вывести их к безопасному выходу. Внезапно пол под ногами Кикахи провалился. Он зацепился за край другого каменного блока и попытался подтянуться, но это ему не удалось. Противоположный конец большой плиты начал подниматься. Кикаха вновь соскользнул вниз, его тело повисло над дырой. Он закричал, выпустил факел и сорвался вниз.

Вольф ошеломленно уставился на поднявшуюся плиту и пролом под ней. Отверстие заполняла темнота. Скорее всего, факел погас при падении, или дыра оказалась настолько глубокой, что свет терялся далеко внизу. Застонав от горя, Роберт пополз к краю и, держа факел в вытянутой руке, заглянул вниз. Шахта, ширина которой достигала десяти футов, а глубина всех пятидесяти, оказалась заваленной мусором и обломками плит. Кикаху он не увидел, как и не увидел никаких следов, отмечавших место его падения.

Вольф окликнул друга по имени, но услышал лишь крики шолкинов, рыскавших по коридорам.

Он еще раз позвал Кикаху, как можно дальше свесился в дыру и осмотрел провал более основательно. Все его попытки осветить темное дно ни к чему не привели, но он разглядел упавший и погасший факел.

Некоторые участки на дне ямы оставались темными, как будто около самых стен были дыры. Возможно, Кикаха свалился в одну из них, подумал Вольф.

Голоса преследователей стали громче, и из-за угла в конце коридора показались первые дрожащие отблески факела. Он не мог больше ждать. Роберт переполз на другую сторону проема, приподнялся на цыпочки и прыгнул. Он почти горизонтально перелетел через пролом, упал на торчащий конец плиты, сбив с торца влажную глину, и, навалившись всем телом, вернул каменный блок на место. Его ноги торчали над краем пролома, но опасность миновала.

Подобрав все еще горевший факел, Роберт пополз вперед. В конце коридора он нашел проход, полностью засыпанный упавшей с потолка глиной. Дверь накрыло огромной плитой из гладкого обтесанного камня, которая застряла в коридоре под углом в сорок пять градусов. Немного ободрав кожу на груди и спине, Вольф протиснулся в щель между камнем и глиной. За дверью находилось огромное помещение, в несколько раз превышающее по размерам тот зал, где держали рабов.

В противоположном конце валялась груда обвалившихся каменных плит. Роберт поднялся по ним до щели между стеной и потолком, в которую лился лунный свет. Через пролом можно было выбраться наружу. Вольф погасил факел. Свет могли заметить шолкины, рыскавшие на верхних этажах здания. Застыв на узком выступе под щелью, он прижался к стене и какое-то время внимательно прислушивался. Если свет факела заметили, его могут поймать, пока он будет вылезать из дыры, и ему не удастся оказать им никакого сопротивления. Но, услышав далекие крики и понимая, что другого выхода нет, Вольф все-таки полез в отверстие.

Он оказался почти на вершине глиняной насыпи, которая скрывала под собой часть здания. Ниже пылали факелы. В их свете он заметил Абиру, который грозил наемнику кулаком и что-то кричал.

Вольф взглянул на глину под ногами и представил камни и пустоты, которые скрывались в глубине. Он представил шахту, на дне которой Кикихв встретил свою смерть.

Роберт поднял копье и прошептал:

— Ave atque vale, Кикаха!

Ему страстно хотелось отомстить за друга и отнять у шолкинов еще несколько жизней, особеноо жизнь Абиру. Однако он усмирил ярость и нетерпение. Потому что была Хрисеида, и был рог. Но в сердце закралась пустота и слабость, словно он оставил здесь чать своей души.

 

11

Ту ночь Роберт провел недалеко от города, скрываясь в ветвях высокого дерева. Он решил последовать за работорговцами, при первом удобном случае спасти Хрисеиду и забрать рог. Караван должен был пройти по тропе, рядом с которой он затаился. Только она вела в Тевтонию. Наступило утро, а Вольф ждал, страдая от голода и жажды. В полдень он потерял терпение. Вряд ли его до сих пор разыскивают в руинах. Вечером Роберт решил ненадолго отлучиться, чтобы напиться воды. Он спустился с дерева и направился к ближайшему ручью. Но рычание животных заставило его взобраться на другое дерево. Вскоре из кустов появилось семейство леопардов, пришедших на водопой. И когда звери наконец напились и исчезли в кустах, солнце почти укатилось за монолит.

Роберт вернулся к тропе, зная, что на таком небольшом расстоянии он бы не мог не заметить длинный караван рабов и надсмотрщиков. Но никто так и не появился. Тогда он прокрался по развалинам к зданию, из которого бежал прошлым вечером. Там тоже никого не оказалось. Убедившись, что все ушли, Вольф стал бродить по заросшим переулкам и улицам и бродил до тех пор, пока не наткнулся на человека, сидевшего под деревом. Одурманенный дхизом, тот почти ничего не соображал, но Роберт, надавав ему пощечин, быстро привел туземца в чувство. Приставив нож к горлу мужчины, он допросил его. Несмотря на ограниченное знание хамшемского языка и еще меньшие навыки в наречии долинзов, Вольф выяснил все, что хотел: Абиру с отрядом утром уплыли на трех больших боевых каноэ с наемными долинзскими гребцами.

Ударом кулака Вольф свалил человека наземь и зашагал к пирсу. На пристани не оказалось ни души, и у него появилась возможность выбрать для себя судно по вкусу. Роберт взял узкую легкую лодку с парусом и отправился вниз по реке.

Через две тысячи миль он пересек границу между Тевтонией и цивилизованным Хамшемом. Следуя за караваном, Вольф проплыл триста миль по реке Газирит, а затем шел по суше. Он мог бы давно догнать медленно двигавшуюся вереницу людей, но трижды терял след и время от времени скрывался от тигров и топороклювов.

Тропа шла вверх. Неожиданно из джунглей возникло горное плато. Для человека, дважды преодолевшего подъем в тридцать тысяч футов, восхождение на шеститысячник не составило труда. Поднявшись на плоскогорье, Роберт оказался в совершенно другой стране. Правда, температура воздуха оставалась той же, и росли здесь дубы, платаны, тис, самшит, грецкий орех, хлопковое дерево и липа. Только вот животные не соответствовали привычной флоре. Не прошел он и двух миль по сумраку дубового леса, как ему пришлось спрятаться.

Мимо него медленно прошествовал дракон. Увидев человека, он зашипел и двинулся дальше. Чудовище во многом напоминало традиционные западные изображения. Его длина достигала сорока, а высота — десяти футов. Тело покрывали большие чешуйчатые пластины. Но он не дышал огнем. Остановившись в сотне ярдов от дерева, в ветвях которого прятался Вольф, он принялся объедать высокую траву. Так, подумал Вольф, значит, здесь несколько видов драконов. И усомнившись в том, что ему удастся отличить плотоядный тип от травоядного, он решил впредь знакомиться с ними из безопасного и хорошо защищенного места.

Вольф спустился с дерева. Дракон продолжал чавкать, набивая травой желудок, а может быть, и желудки, издавая при этом утробные звуки, которые напоминали слабые раскаты грома.

Теперь Роберт намного осторожнее проходил под ветвями гигантских деревьев и свисавшими с них водопадами зеленого мха. На рассвете следующего дня он вышел из леса. Перед ним простирался пологий спуск. Местность просматривалась на многие мили вперед. Справа в низине протекала река. На противоположной стороне виднелся крохотный замок, венчавший колонну зубчатой скалы. У подножия скалы располагалась небольшая деревня. При виде дымков, тянувшихся из труб, у Роберта перехватило горло. Ему казалось, что на свете нет ничего лучше, чем сидеть за столом и болтать с друзьями ни о чем, наслаждаясь завтраком и чашкой кофе после доброго сна в мягкой постели. О Господи! Как он соскучился по обычным человеческим лицам и голосам, приюте, где бы ему никто не угрожал!

По его щекам сбежало несколько слезинок. Он смахнул их и продолжил путь. Выбор сделан, и ему остается принимать хорошее наряду с плохим — точно так же, как он поступал на отвергнутой им Земле. А этот мир, особенно сейчас, казался не таким уж и плохим — свежий, зеленый, без телефонных линий и рекламных щитов, газет и консервных банок, разбросанных повсюду, без смога и угрозы атомного взрыва. Как бы плохо ему здесь не приходилось, он многое мог бы сказать в пользу этого мира. И Роберт обладал здесь тем, за что многие продали бы душу, — он обрел молодость, сохранив опыт зрелых лет.

Однако уже через час он начал сомневаться, что ему удастся сохранить столь бесценный дар. Вольф вышел на узкую пыльную дорогу и зашагал по ней, как вдруг из-за поворота в сопровождении двух ратников вышел рыцарь. Его огромную черную лошадь частично прикрывали латы. На рыцаре сияли черные пластинчато-кольчужные доспехи, которые напомнили Роберту образцы амуниции германских воинов тринадцатого века. Приподнятое забрало открывало мрачное ястребиное лицо с ярко-голубыми глазами.

Рыцарь натянул поводья и окликнул Вольфа на языке средневековой Германии, с которым тот освоился благодаря Кикахе и своей профессии на Земле. Язык, конечно, кое в чем был видоизмененным и пестрел заимствованными словами из хамшемского и других местных наречий. Тем не менее Вольф разобрал большую часть того, что ему говорил всадник.

— Стой смирно, урод, — закричал рыцарь. — Как ты посмел появиться здесь с луком?

— С позволения вашей августейшей светлости я охотник, — язвительно ответил Роберт, — и потому имею королевское позволение носить свой лук.

— Ты лжец! Я знаю всех законных охотников на много миль вокруг. И ты такой темный, что выглядишь как сарацин или даже идш. Брось лук и сдавайся, или я зарублю тебя, как свинью, которой ты, собственно говоря, и являешься.

— Если тебе нужен мой лук, попробуй забрать его, — ответил Вольф, едва сдерживая закипевшую ярость.

Рыцарь взял копье наперевес и пустил коня галопом.

Роберт подавил желание отпрыгнуть в сторону или отбежать назад, уклоняясь от блестящего наконечника копья. То, чего он ждал, произошло за долю секунды. Он рванулся вперед — копье опустилось, чтобы пронзить его, но прошло в дюйме над ним и воткнулось в землю. Словно прыгун с шестом, рыцарь вылетел из седла и, все еще цепляясь за древко, описал в воздухе дугу. Первой завершила полет его голова в шлеме. Должно быть, при падении он сломал себе шею или позвоночник, поскольку, упав, рыцарь больше не шевелился.

Вольф не стал терять время даром. Он снял с рыцаря меч в ножнах и застегнул пояс на своей талии. Конь убитого, великолепный чалый жеребец, вернулся и остановился рядом с мертвым хозяином. Вольф сел на него и поскакал дальше.

Тевтония получила свое название в честь завоевавшего ее Тевтонского ордена, или тевтонских рыцарей госпиталя святой Марии в Иерусалиме. Орден возник во время третьего крестового похода, но позже отклонился от первоначальной цели. В 1229 году Немецкий орден начал завоевание Пруссии с целью обращения в христианство прибалтийских язычников и подготовки земель к колонизации. Один из отрядов ордена попал на этот ярус планеты либо по случайности, что весьма маловероятно, либо по воле Властителя, который умышленно открыл им врата и хитростью вынудил пройти через них.

Какой бы ни была причина, райтеры тевтонских рыцарей покорили аборигенов и создали общество наподобие того, которое оставили на Земле. В ходе естественной эволюции оно, конечно, изменилось, и Властителю удалось во многом оформить его на свой собственный лад. Первоначально единое королевство, Великий Маршалиат, выродилось во множество независимых государств. Те в свою очередь состояли из мало связанных друг с другом баронатов, многие из которых управлялись самозванцами и разбойниками.

На этом же плоскогорье находилось государство Идше. Его основатели перенеслись через врата почти одновременно с тевтонскими рыцарями. И опять же никто не знает, прошли они через них случайно или по замыслу Властителя. Тем не менее множество говорящих на идше германцев обосновалось на восточном конце плато. И хотя прежде они занимались торговлей, им тоже удалось стать хозяевами туземного населения. Идши переняли феодально-рыцарскую структуру Тевтонского Ордена — видимо, им пришлось так поступить, чтобы сохранить свою независимость. Именно это государство и имел в виду встреченный Вольфом рыцарь, обвиняя его в том, что он идш.

Подумав об этом, Роберт довольно рассмеялся. Итак, немцы попали на уровень, где уже образовался архаично-семитский Ханшем, и их современниками стали столь презираемые ими иудеи. Такое стечение обстоятельств можно было бы объяснить случайностью, но Вольф видел за всем этим ироничное лицо Властителя, с улыбкой наблюдавшего за ситуацией.

На самом деле в Дракландии не существовало ни христиан, ни иудеев. И хотя две веры по-прежнему использовали свои первоначальные названия, обе претерпели огромные изменения. Властитель занял место Яхве и Господа, и к нему обращались, используя эти имена. Потом в теологии произошли другие изменения: в церемонии, ритуалы и заповеди вносились тонкие и незаметные искажения. В обеих странах этого мира вера предков отвергалась потомками как ересь.

Вольф направился к владениям фон Элгерса. Ему хотелось оказаться там как можно быстрее, но приходилось избегать дорог и деревень. После гибели рыцаря он не смел вступать во владения барона фон Лорентиса, как планировал прежде. Пропавшего искали по всей округе, и везде шныряли люди с собаками.

Суровые холмы, отмечавшие границу бароната, стали ближайшей выбранной им целью.

Через два дня Роберт добрался до такого места, где, слезая с коня он не попадал под власть сюзерена фон Лорентиса. Предстояло преодолеть крутой, но не очень-то трудный спуск с холма. За холмом у реки раскинулся широкий луг, и на его противоположных концах располагались два лагеря. В центре каждого из них в окружении множества небольших палаток, походных костров и лошадей стояли нарядные, украшенные флагами и вымпелами шатры. Большинство обитателей лагерей, разделившись на две группы, наблюдали за поединком бойцов, которые атаковали друг друга с копьями наперевес. В тот самый момент, когда Вольф увидел их, противники со страшным лязгом столкнулись на середине поля. Одного из рыцарей от удара отбросило назад; в его щите застряло копье соперника. Но и другой, не удержав равновесия, с грохотом свалился наземь.

Вольф окинул взглядом живописную картину. Сражение не походило на обычный рыцарский турнир. Во-первых, не было крестьян и горожан, которым полагалось толпиться вокруг. Во-вторых, отсутствовал наспех сколоченный помост с рядами, заполненными пышно разодетой знатью и прекрасными дамами. Очевидно, в этом уединенном месте у дороги ставили свои палатки странствующие рыцари, которые вызывали на поединок всех проезжающих рыцарей.

Роберт начал спускаться с холма на виду у всех. Он полагал, что в такой момент вид одинокого странника не вызовет большого интереса. И оказался прав. Никто из обитателей двух лагерей не поспешил к нему с расспросами. Вольф мог подойти к краю луга и не спеша понаблюдать.

Желтый флаг над шатром слева от него украшала звезда Давида. Вольф понял, что там расположил свой лагерь идшский рыцарь. Чуть ниже флага реяло зеленое знамя с серебряной рыбой и ястребом. В другом лагере развевалось несколько государственных и личных вымпелов. Один из них привлек внимание Вольфа, заставив его вскрикнуть от удивления. На белом поле красовалась ослиная голова, а ниже — рука, все пальцы которой, кроме среднего, были сжаты в кулак. Когда Кикаха рассказывал об этом гербе, Роберт хохотал до упаду. Только Кикаха мог носить такой герб на своем щите.

Вольф тут же одернул себя, понимая, что герб скорее всего носит какой-нибудь вассал Кикахи, который присматривает за владениями отсутствующего сюзерена.

Роберту захотелось убедиться в том, что обладатель вымпела действительно другой человек, хотя он прекрасно понимал, что кости его друга давно гниют под кучей глины на дне шахты полуразрушенного города в далеких джунглях.

Роберт поехал к лагерю на западной стороне поля. Его никто не останавливал. Ратники и слуги удивленно посматривали на него, но всякий раз, встретив свирепый взгляд незнакомца, торопливо отворачивались. Кто-то назвал его «идшской собакой», но, когда Роберт обернулся, никто не отважился повторить обидные слова. Он объехал привязанных к столбу лошадей и приблизился к рыцарю с заинтересовавшим его гербом. Облаченный в сверкающие красные доспехи с опущенным забралом, тот ожидал своей очереди драться и высоко держал огромное копье. Чуть ниже наконечника развевался вымпел с изображением красной ослиной головы и человеческой руки.

Роберт остановился около гарцевавшего коня и, едва сдерживая волнение, окликнул по-немецки:

— Барон фон Хорстманн?

Раздалось приглушенное восклицание, последовала пауза, и рука рыцаря откинула забрало. Вольф чуть не зарыдал от радости: из-под шлема на него смотрело веселое, длинногубое лицо Финнегана-Кикахи — фон Хорстманна.

— Ничего не говори, — предостерег его Кикаха. — Я не знаю, как ты, черт возьми, нашел меня, но я, разумеется, этому очень рад. Увидимся через минуту — если, конечно, я останусь в живых. Этот фунем Лейксфалк еще та штучка.

 

12

Заиграли трубы. Кикаха выехал на указанное герольдами место. Бритоголовый священник в длинной рясе благословил его, в то время как на другом конце поля раввин что-то говорил барону фунему Лейксфалку. Идшский паладин был рослым воином в серебряных доспехах и шлеме в виде рыбьей головы. Он гарцевал на огромном могучем черном жеребце. Трубы грянули вновь. Двое соперников склонили копья, салютуя друг другу. Кикаха быстро переложил копье в левую руку и правой осенил себя крестом. (Он всегда строго придерживался религиозных правил того народа, среди которого находился в данный момент.)

После громкого рева длинных труб с большими раструбами раздался мощный стук копыт рыцарских коней и одобрительные крики зрителей. Противники встретились на середине поля, и копья их впились в центры щитов друг друга. Металлический грохот доспехов при падении в который раз за этот день вспугнул птиц с ближайших деревьев. Лошади покатились по земле.

На поле выбежали слуги рыцарей: одни потащили хозяев, другие — коней, сломавших себе шеи. На мгновение Вольфу показалось, что идш и Кикаха мертвы — ни тот ни другой не шевелились. Но когда Кикаху принесли в лагерь, он приподнялся и, слабо улыбнувшись, попросил Вольфа:

— Посмотри, что стало с тем парнем.

Роберт взглянул в сторону другого лагеря.

— С ним все нормально.

— Очень жаль, — произнес Кикаха. — Я надеялся, что он больше не будет путаться у меня под ногами. Этот идш и так уже чересчур задержал меня.

Кикаха велел слугам выйти из шатра и оставить его наедине с Вольфом. Тем, видимо, не хотелось оставлять хозяина с незнакомцем, но они подчинились, подозрительно взглянув на Роберта.

— Я держал путь из своего замка во владения фон Элгерса и повстречал у дороги шатер фунема Лейксфалка. Если бы мы встретились один на один, я бы показал ему нос на его вызов и поспешил бы дальше. Но нас окружали тевтоны, и мне пришлось подумать о вассалах. Я не могу позволить себе обрести репутацию труса, иначе меня забросают тухлой капустой мои же собственные люди, и мне придется сражаться с каждым рыцарем страны, доказывая свою смелость. К тому же я надеялся, что быстренько втолкую этому идшу, кто из нас сильнее, и отправлюсь дальше. Но все вышло по-другому.

Герольды назначили мне третью позицию. А это означало, что в течение трех дней я должен был провести поединки с тремя противниками, прежде чем сыграть по-крупному. Конечно, я протестовал, но безрезультатно. Поэтому мне оставалось лишь выругаться про себя и стойко перенести испытания. Ты видел мою вторую стычку с фунемом Лейксфалком. В первый раз мы тоже вышибли друг друга из седла. Но и это большее, чем сделали другие. Потому они так и кипятятся, что этот идш нанес поражение всем тевтонам, кроме меня. К тому же двух он убил, а одного искалечил на всю жизнь.

Слушая друга, Вольф осторожно снимал с него доспехи. Кикаха попытался сесть, но застонал и сморщился от боли.

— Эй, а как ты, черт возьми, попал сюда? — спросил он.

— В основном на своих двоих. Ведь я думал, что ты погиб.

— Ты был недалек от истины, приятель. Провалившись в шахту, я ударился о какой-то выступ в стене. И после того как я свалился на дно, меня засыпало. Но я скоро пришел в себя. И поскольку засыпало меня не сильно, я не успел задохнуться. Мне пришлось затаиться, потому что как раз в этот момент в яму заглянули шолкины. Они даже бросили вниз копье, и оно вонзилось на волосок от моего тела. А через пару часов я выполз из-под обломков и мусора. Должен тебе сказать, мне здорово пришлось попотеть, чтобы выбраться из ямы. Глина обваливалась, я всякий раз падал на дно. Но через десять часов мне все-таки повезло. Ну а ты-то как сюда попал?

Вольф рассказал свою историю. Кикаха нахмурился.

— Значит, я правильно рассудил, что Абиру по пути заедет к фон Элгерсу. Слушай, мы должны убраться отсюда, да побыстрее. Как ты смотришь на то, чтобы схлестнуться с этим здоровенным идшем?

Вольф сказал, что ничего не смыслит в правилах турнира, а на их усвоение ему потребуется вся жизнь.

— Ты был бы прав, если бы тебе пришлось биться с ним на копьях, — сказал Кикаха. — Но мы вызовем его состязаться на мечах и без щитов. Конечно, бой на мечах — это тебе не дуэль на рапирах или саблях; здесь требуется сила, но тебе ее не занимать!

— Но ведь я не рыцарь. Все видели, что я пришел, как простой бродяга.

— Чепуха! Ты думаешь, что дворяне не разгуливают, переодевшись нищими? Я скажу им, что ты сарацин, хамшем-язычник и мой лучший и верный друг. Я скажу, что спас тебя от дракона, или расскажу какую-нибудь другую сказку про белого бычка. И они ее проглотят, будь спокоен. Придумал! Отныне ты будешь сарацином Вольфом. Тут где-то бродит знаменитый рыцарь с таким именем. И ты путешествовал под видом бродяги в надежде найти меня и отслужить свое спасение. Я слишком изранен и не в силах преломить еще одно копье с фунемом Лейксфалком. И это не ложь — я так оглушен и измят, что вряд ли мог подняться — поэтому ты принимаешь вызов вместо меня.

Роберт спросил, чем ему мотивировать отказ драться на копьях.

— Я придумаю какую-нибудь байку, — пообещал Кикаха. — Скажу, что какой-то вороватый рыцарь похитил твое любимое копье, и ты поклялся не пользоваться этим оружием, пока не вернешь украденную вещь. Они это поймут. Они каждый день дают такие бестолковые обещания. Эти ребята изображают из себя компанию рыцарей Круглого Стола короля Артура. На Земле подобных рыцарей никогда не существовало, но Властителю, по-видимому, нравилось заставлять этих парней вести себя так, словно они только вчера прискакали из Камелота. Что бы они ни говорили, в душе он романтик.

Роберт сказал, что не очень-то хочет драться, но если это ускорит их отъезд к фон Элгерсу, он готов вступить в бой. Доспехи Кикахи оказались ему малы, поэтому для него принесли вооружение идшского рыцаря, которого Кикаха убил за день до этого. Слуги облачили его в голубые латы и кольчугу и подвели к прекрасной лошади опаловой масти, которая тоже прежде принадлежала поверженному Кикахой рыцарю — райтеру рода Ройтфельцеров. Почти не пользуясь помощью, Вольф влез на лошадь. Он думал, доспехи окажутся тяжелыми и его придется поднимать в седло лебедкой. Кикаха подтвердил, что когда-то давно здесь так и делали, но теперь рыцари вернулись к легким латам, а чаще обходились просто кольчугами.

Пришедший секундант объявил, что, несмотря на отсутствие верительных грамот, фунем Лейксфалк принимает вызов сарацина Вольфа. Фунему Лейксфалку вполне достаточно, что за Вольфа ручается доблестный и почтенный разбойник барон Хорст фон Хорстманн. Впрочем, речь вестника представляла собой пустую формальность. Идшский паладин и не подумал бы отвергать брошенный ему вызов.

— Здесь очень важно сохранить лицо, — пояснил Кикаха.

Он, прихрамывая, вышел из палатки и давал другу последние напутствия.

— Эх, парень, как я рад, что ты пришел. Мне не выдержать еще одно падение, но я бы не посмел отказаться.

И вновь затрубили фанфары. Опаловая кобыла и вороной конь рванулись в галоп. Они на всем скаку пронеслись мимо друг друга; всадники взмахнули мечами и с лязгом скрестили их. Вольф почувствовал, что ладонь и рука онемели, как при ударе электрическим током. Но, развернув лошадь, он увидел, что меч противника лежит на земле. Идш быстро спешился, пытаясь добраться до клинка раньше Вольфа. Он так спешил, что поскользнулся и растянулся на земле во весь рост.

Роберт не спеша подскакал к нему и неторопливо слез с лошади, позволив противнику поднять свой меч. При этом рыцарском поступке оба лагеря разразились криками одобрения. По правилам поединка Роберт мог оставаться в седле и убить фунема Лейксфалка, не дав подобрать оружие.

Противники встали друг перед другом. Идшский рыцарь поднял забрало, открывая красивое лицо с густыми усами и бледно-голубыми глазами.

— Умоляю вас позволить мне увидеть ваше лицо, благородный из воинов, — сказал он. — Вы истинный рыцарь, ибо не сразили меня в минуту моей слабости.

Вольф на несколько секунд поднял забрало. После чего они ринулись в бой, и их клинки вновь скрестились. И опять удар Роберта оказался настолько мощным, что меч противника вылетел из рук.

Фунем Лейксфалк вновь поднял забрало.

— Я не могу больше пользоваться правой рукой, — сказал он. — Не разрешите ли вы мне использовать левую руку?

Роберт отсалютовал ему и отступил. Его противник сжал длинную рукоять меча и, шагнув вперед, изо всех сил нанес боковой удар. И снова ответный выпад Вольфа выбил меч могучего идша.

Фунем Лейксфалк поднял забрало в третий раз.

— Вы паладин, какого я до сих пор еще не встречал. Мне очень неприятно признавать это, но вы победили. И я подобных слов не говорил никогда, да и не думал, что когда-нибудь скажу. Вы обладаете силой самого Властителя.

— Вы можете сохранить свою жизнь, свою честь, доспехи и коня, — ответил Вольф. — Я лишь хочу, чтобы мне и моему другу фон Хорстманну позволили отбыть по своим делам без дальнейших вызовов на поединок. Нам назначена неотложная встреча.

Идш обещал, что так оно и будет. Роберт вернулся в лагерь, радостно приветствуемый даже теми, кто про себя называл его хамшемской собакой.

Ликующий Кикаха приказал сворачивать лагерь, но Вольф спросил его, не думает ли он, что без свиты они могли бы передвигаться намного быстрее.

— Разумеется, но так обычно никто не делает, — ответил Кикаха. — Ладно, ты прав. Я отошлю их домой. И мы снимем с себя эти чертовы паровозные трубы.

Не успели они отъехать, как услышали стук копыт. Следом за ними по дороге скакал фунем Лейксфалк, но уже без доспехов.

— Благородные рыцари, — улыбаясь, сказал он. — Я знаю, вы отправляетесь на поиски приключений. Не будет ли слишком бестактным с моей стороны просить вашего позволения присоединиться к вам? Я бы счел это за честь для себя. Мне также кажется, что, лишь помогая вам, я могу искупить свое поражение.

Кикаха взглянул на Вольфа.

— Решать тебе. Но мне нравится его учтивость.

— Согласитесь ли вы помогать нам в чем бы то ни было? Конечно, покуда это не роняет рыцарской чести. Мы можем в любое время освободить вас от данного вами обещания, но вы должны поклясться своей святыней, что никогда не будете помогать нашим врагам.

— Клянусь Господней кровью и бородой Моисея.

Вечером, когда они располагались на ночлег в кустарнике у ручья, Кикаха сказал:

— Появление фунема Лейксфалка может вызвать некоторые осложнения. Мы должны снять краску с твоей кожи, и тебе придется сбрить бороду. Иначе при встрече с Абиру он тут же узнает тебя.

— Одна ложь всегда порождает другую, — проворчал Вольф. — Давай скажем фунему, что я младший сын барона, который прогнал меня, поверив клевете своего завистливого брата. С тех пор я путешествую, приняв облик сарацина. И теперь, после смерти отца, я решил вернуться в родной замок и вызвать на поединок родного дядю.

— Ну просто сказка! Ты скоро станешь вторым Кикахой. А что будет, когда он узнает про Хрисеиду и про рог?

— Что-нибудь придумаем. Возможно, даже скажем правду. Если ему не захочется идти против Властителя, он всегда может отказаться.

Все следующее утро они не слезали с коней, пока не добрались до деревни Этцельбрант. Здесь Кикаха приобрел у местного белого мага какие-то химикалии для удаления краски. Выехав из деревни, маленький отряд остановился у ручья. Фунем Лейксфалк сначала с интересом, затем с изумлением, а потом и с подозрением наблюдал, как у Вольфа исчезает борода и меняется цвет кожи.

— Божьи глаза! Я считал вас хамшемом, а теперь вы сойдете и за идша!

И тогда Кикаха за каких-то три часа поведал ему подробную историю жизни Вольфа — внебрачного сына идшской незамужней дамы и тевтонского странствующего рыцаря. Покрыв себя славой во время турнира, великий воин Роберт фон Вольфрам остановился в идшском замке. Он и дева полюбили друг друга и даже слишком сильно. Дав обет вернуться к любимой женщине по завершении странствий, рыцарь уехал и оставил Райвку беременной. Затем Вольфрам погиб, и дева носила крошку Роберта в бесчестии. Отец избил ее и навечно отправил в маленькую хамшемскую деревушку. При родах она умерла, но старая и верная служанка открыла Роберту тайну его рождения. Внебрачный ребенок поклялся, став большим, отправиться в замок родичей и предъявить права на законное наследство. И вот теперь отец Райвки умер, а замок владеет его брат, злой и мерзкий старик. Роберт хочет вырвать у него баронат, если тот не даст владения по-хорощему.

Выслушав повесть до конца, Фунем Лейксфалк смахнул набежавшие слезы.

— Я поеду с вами, Роберт, и помогу вам в борьбе против злого дяди. И лишь тогда искуплю свое поражение.

Когда они остались одни, Вольф упрекнул Кикаху за то, что тот сочинил такую фантастическую повесть, причем настолько подробную, что он теперь мог легко попасть впросак. К тому же ему ужасно не хотелось обманывать такого человека, как идшский рыцарь.

— Ерунда! Ты не можешь рассказать ему все начистоту, а ложь придумать легче, чем полуправду. Кроме того, посмотри, как он радовался своим скупым слезам! Да, я Кикаха, а «кикаха» — это обманщик, создатель фантазий и реальностей. Я не могу удержаться в границах. Я ускользаю от одних и перехожу к другим. Финнеган тут, Финнеган там. Тебе может показаться, что Кикаха умер, но нет, он появляется вновь и скалит зубы, такой же живой и неуемный. Я быстрее тех, кто сильнее меня, и сильнее тех, кто быстрее. Моя верность для немногих, но она нерушима. Где бы мне ни довелось побывать, женщины сходят с ума от любви, и слезы льются потоками, когда я ускользаю в ночь, словно рыжеголовый призрак. Но ни слезы, ни цепи не держат меня! Я исчезаю, и никому не известно, где мой след объявится снова и каким будет мое новое имя. Меня называют Слепнем Властителя, и он не может спать по ночам, потому что я ускользаю от его Очей-воронов и охотников-гворлов.

Кикаха замолчал и громко засмеялся. Вольф невольно усмехнулся в ответ. Всем своим видом Кикаха давал понять, что просто дурачится. И все же Роберт почти поверил ему. А почему бы и нет? Он не так уж преувеличивал, говоря о себе.

Эта мысль открыла путь цепочке рассуждений, которые окончательно испортили настроение Вольфа. А если под маской Кикахи скрывается сам Властитель? Который развлекает себя, бегая то с зайцем, то с гончими? И разве придумаешь лучшую забаву для Властителя, который на все готов, лишь бы найти что-нибудь новенькое, чем можно было разогнать совою скуку? Не слишком ли много необъяснимых вещей для одного человека?

Взглянув в глаза Кикахи, Роберт попытался найти ответы на вопросы, но почувствовал, что его сомнения исчезают. Конечно же, веселое лицо друга не могло оказаться маской отвратительного холодного существа, игравшего чужими жизнями. А этот хужеровский акцент и идиомы Кикахи? Неужели Властитель способен даже на это?

А почему бы и нет? Кикаха так же хорошо владел другими языками и диалектами.

Эти мысли не покидали Вольфа весь долгий день пути. Но обед, выпивка и веселые шутки друзей рассеяли тревогу, поэтому к вечеру он забыл о своих сомнениях.

Трое спутников остановились в таверне небольшой деревушки Гназельшист и с аппетитом поужинали. Вольф и Кикаха разделались с жареным поросенком. Но фунем Лейксфалк, несмотря на то что брился и придерживался многих либеральных взглядов относительно своей религии, отказался есть запретную свинину. Идшский барон поужинал телятиной, хотя и знал, что теленка вряд ли резали кошерно. Друзья осушили по несколько кружек превосходного местного темного пива, и между делом Вольф в пьяной беседе поведал фунему немного отредактированную историю поисков Хрисеиды — вот уж действительно благородное дело, решили они, а затем, пошатываясь, отправились спать.

Утром небольшой отряд двинулся напрямик через холмы. Эта тропа сокращала путь на три дня — правда, если людям удавалось добираться по ней до цели. А путешествовали по этой дороге редко и обходили ее не зря, потому что здесь часто встречались разбойники и драконы. Трое друзей мчались во весь опор и не видели лесных озорников, да и дракон им попался только один. Чешуйчатое чудовище выползло из канавы в пятидесяти ярдах от них, фыркнуло и исчезло на другой стороне дороги, не меньше их желая уклониться от стычки.

Спускаясь с холма на столбовую дорогу, Вольф шепнул Кикахе:

— За нами следует ворон.

— Да-да, я знаю, не напрягайся. Они кружат повсюду над этой местностью. Но я сомневаюсь, что они нас узнали. Вернее, мне бы хотелось надеяться на это.

К полудню следующего дня они выехали на территорию комтура Трегильна. А еще через двадцать четыре часа перед ними появился замок барона фон Элгерса — его чертоги и средоточие власти. Вольф впервые видел такую большую крепость. Ее построили из черного камня на самой вершине величественного холма в миле от города Трегильна.

Облачившись в доспехи и высоко подняв копья с вымпелами, трое спутников храбро поскакали вперед и остановились около рва, окружавшего огромный замок. Из небольшого блокгауза вышел привратник и вежливо осведомился о причинах их появления.

— Передай благородному господину, что трое рыцарей, пользующихся доброй славой, будут рады стать его гостями, — сказал Кикаха. — Также передай, что его приветствуют барон фон Хорстманн, фон Вольфрам и широко известный идшский барон фунем Лейксфалк. Мы ищем благородного вельможу, который нанял бы нас на службу или отправил в рыцарское странствие.

Сержант окликнул капрала, и тот побежал через подъемный мост. Через несколько минут из ворот выехал один из сыновей фон Элгерса — довольно красивый и роскошно одетый юноша. Когда гости оказались в огромном внутреннем дворе, Вольф увидел людей, вид которых вызвал у него тревогу: там слонялись без дела и играли в кости несколько хамшемов и шолкинов.

— Они нас не узнают, — успокоил его Кикаха. — Веселей, дружище. Если они здесь, значит, Хрисеида и рог тоже в этих стенах.

Удостоверившись, что об их лошадях позаботятся, все трое поднялись в отведенные им покои. Они умылись и надели новые яркие одежды, посланные им хозяином замка. Вольф заметил, что они немного отличаются от нарядов, которые носили в тринадцатом веке. Кикаха сказал, что это, пожалуй, единственное нововведение, возникшее благодаря влиянию аборигенов.

Когда они вошли в огромный пиршественный зал, ужин был в полном разгаре. И слово «разгар» лучше всего описывало происходящее, потому что шум стоял невообразимый. Половина гостей шаталась из стороны в сторону, остальные вообще не шевелились, пройдя стадию пошатывания. Фон Элгерсу удалось приподняться и поприветствовать рыцарей. Он любезно извинился за то, что его застали в столь ранний час в таком непрезентабельном виде.

— Мы несколько дней развлекаем нашего хамшемского гостя. Он подарил нам неожиданное богатство, и мы немного потратили его, отмечая сие чудесное событие.

Барон повернулся, чтобы представить Абиру, но сделал это так быстро, что чуть не упал. Хамшем поднялся и отвесил поклон. Его черные глаза полоснули по незнакомцам, как лезвие меча; улыбка вышла широкой, но неживой. В отличие от других он выглядел абсолютно трезвым. Трое спутников заняли предложенные им места вблизи торговцев рабами. Те, кто сидел здесь раньше, немного перебрали и уже обрели покой под столом. Вольф заметил, что Абиру просто не терпится пообщаться с ними.

— Если вы действительно хотите устроиться на службу к богатому человеку, то я именно тот, кто вам нужен. За деньги барон обещал проводить меня в вглубь страны, но мне могут понадобиться верные мечи. Дорога к моей цели длинна и трудна и сопряжена со многими опасностями.

— И куда же вы держите путь? — спросил Кикаха.

Глядя на него со стороны, никто бы не подумал, что он проявляет к Абиру более чем праздный интерес, поскольку в это время фон Хорстманн с восторгом разглядывал белокурую красавицу, которая скромно сидела напротив.

— Здесь нет никакого секрета, — ответил Абиру. — Говорят, что владыка Кранзелькрахта очень странный человек; а еще говорят, что он богаче самого гроссмаршала Тевтонии.

— Я могу это подтвердить, — заметил Кикаха. — Мне однажды довелось бывать у него и видеть его сокровища. Говорят, много лет назад он дерзнул вызвать недовольство Властителя и поднялся по высокой горе на ярус Атлантиды. Там он ограбил сокровищницу великого Радаманта и унес с собой целый мешок драгоценных камней. С тех пор Кранзелькрахт еще больше увеличил свое богатство, завоевав несколько соседних государств. Ходят слухи, что гроссмаршал обеспокоен этим и объявил его еретиком. Но будь это так, разве Властитель не поразил бы его давным-давно своей молнией?

Абиру склонил голову и коснулся лба кончиками пальцев.

— Пути Властителя неисповедимы. И кто, кроме него, знает истину? Как бы там ни было, я везу Кранзелькрахту рабов и некоторые редкости. Я надеюсь получить огромную прибыль от моего похода, и те рыцари, которые отважатся сопровождать меня, получат немало золота — не говоря уж о славе.

Абиру отвернулся, чтобы отпить из бокала вина, и Кикаха шепнул Вольфу:

— Этот человек такой же большой лжец, как и я. Он хочет с нашей помощью добраться до Кранзелькрахта, который обитает у подножия монолита. Потом он отправит Хрисеиду и рог наверх, к атлантам, и те отвалят ему за них груды золота и алмазов — если, конечно, его замыслы не идут еще дальше, чем я в данный момент могу полагать. — Он поднял кружку и отпил добрую треть или сделал вид, что пьет. Со стуком опустив ее на стол, он тихо зашептал: — Будь я проклят, если Абиру мне незнаком! Когда я его увидел в первый раз, у меня возникло такое же странное ощущение, но в то время ситуация не позволяла задуматься над этим. А теперь я знаю, что где-то видел его раньше.

Вольф ответил, что такое вполне могло быть. Ведь сколько лиц он перевидал за свое двадцатилетнее странствие!

— Возможно, ты и прав, — пробормотал Кикаха. — Хотя не думаю, что наше с ним знакомство было таким поверхностным. У меня руки чешутся содрать его липовую бороду.

Абиру поднялся и извинился, сказав, что наступает час молитвы Властителю и его личному божеству Тартартару. После исполнения обрядов он обещал вернуться. Выслушав хамшема, фон Элгерс жестом подозвал двух ратников и приказал им сопровождать гостя до его покоев, дабы как следует обеспечить безопасность дорогого Абиру. Тот поклонился и поблагодарил хозяина за заботу. От Роберта не ускользнул смысл, стоявший за вежливыми фразами барона. Фон Элгерс не доверял хамшему, и тот об этом знал. Несмотря на свой пьяный вид, барон держал ситуацию под контролем и замечал все, что выходило за рамки привычных вещей.

— Ты прав насчет него, — сказал Кикаха. — Он бы не сидел на своем месте, если бы поворачивался к врагам спиной. Но постарайся скрыть нетерпение, Боб. Нам еще долго придется ждать. Притворись пьяным, помахай ручкой дамам — тебя посчитают гомиком, если ты этого не сделаешь. Только не уходи ни с кем из них. Мы должны оставаться на виду и, когда наступит подходящий момент, уйти все вместе.

 

13

Вольф немного выпил, чтобы расслабиться и избавиться от неловкости и смущения. Он даже заговорил с леди Элисон — женой барона Вензельбрихта Марча. Черноволосая, голубоглазая, величаво красивая женщина была одета в парчовое облегающее платье с таким низким вырезом, что вполне могла бы удовлетвориться тем хмелящим воздействием, которое тот оказывал на мужчин, но она ко всему прочему без конца роняла веер и не спеша поднимала его. В любое другое время Вольф с радостью пофлиртовал бы с ней, и при этом не возникло бы никаких проблем. Баронесса слышала о его победе над Фунемом Лейксфалком, и ей даже польстило бы, что великий рыцарь фон Вольфрам проявил к ней интерес. Но он мог думать лишь о Хрисеиде, которая томилась где-то в стенах этого замка. Никто не говорил о ней ни слова, а он не решался расспрашивать. И все же ему так хотелось узнать о Хрисеиде, что несколько раз вопрос едва не срывался с его языка.

Вскоре — и как раз вовремя, потому что, если бы Роберт и дальше пропускал мимо ушей смелые намеки леди Элисон, это могло бы оскорбить ее чувства — к нему на выручку пришел Кикаха. Он привел с собой барона Вензельбрихта, дав тем самым Вольфу достойный повод для ухода. Позже Кикаха признался, что с трудом оттащил мужа леди Элисон от другой женщины, и то лишь после того, как сказал, что его зовет жена. Кикаха и Вольф ушли, и отупевшему от пива барону предстояло объяснить супруге, что именно ему от нее понадобилось. А так как ни он, ни леди Элисон этого не знали, у них начался интересный, хотя и немного путаный, разговор.

Роберт жестом предложил фунему Лейксфалку присоединиться к ним. Все трое пьяной походкой побрели на поиски уборной. Но едва друзья удалились из поля зрения пирующих в зале людей, они позабыли о своих мелких нуждах и, пробежав по коридору, без помех одолели четыре лестничных пролета. Появление на пиру в доспехах или с мечом считалось оскорблением, поэтому из оружия у них были только кинжалы. Однако перед ужином Вольф успел отвязать от шторы в своих покоях длинный шнур, который предусмотрительно обмотал под рубахой вокруг талии.

— Я подслушал разговор Абиру с его помощником Рамнишем, — сказал идшский рыцарь. — Они говорили на торговом языке х'вайжум, с которым я немного знаком после путешествий в джунглях по реке Газирит. Абиру спросил Рамниша, выяснил ли тот, где фон Элгерс держит Хрисеиду. Рамниш ответил, что потратил немало золота и времени, расспрашивая слуг и часовых. Но ему удалось узнать лишь то, что она находится в восточном крыле замка. Гворлы, кстати, сидят в подземной тюрьме.

— Но почему фон Элгерс забрал Хрисеиду у Абиру? — спросил Вольф. — Разве она считается собственностью торговца?

— Возможно, у барона появились на нее свои виды, — сказал Кикаха. — Если она такая необыкновенная и прекрасная, как ты говоришь…

— Мы должны ее найти!

— Не напрягайся. Мы ее найдем. Ого! В конце коридора часовой. Пошли к нему — и притворяйся пьяным.

Часовой поднял копье, когда гости, покачиваясь, приблизились к нему. Вежливо, но непреклонно он сообщил, что они должны повернуть обратно, так как барон под страхом смерти запретил пропускать сюда посторонних.

— Вот так и надо, — ответил Роберт, едва ворочая языком.

Он начал было поворачиваться — но внезапно прыгнул к часовому и выхватил у него копье. Прежде чем испуганный караульный успел раскрыть рот, его придавили к двери и древком копья пережали ему горло. Роберт надавил на древко — глаза часового выпучились, лицо побагровело, затем начало синеть. Минуту спустя он рухнул замертво.

Идш поволок тело по коридору и втащил в боковую комнату. Возвратившись, он сказал, что спрятал труп за большим сундуком.

— Очень жаль, — беззаботно отозвался Кикаха. — Он мог оказаться неплохим парнем. Но если придется прорываться с боем, у нас на пути одним человеком будет меньше.

У мертвого часового ключей от двери не оказалось.

— Вероятно, фон Элгерс — единственный, у кого они есть, и мы хлопот не оберемся, если попробуем у него их взять, — сказал Кикаха. — Ладно. Пошли в обход.

Он повел их обратно в коридор, а затем в другую комнату. Друзья вылезли в высокое стрельчатое окно. За карнизом находилось несколько выступов и камней, вырезанных в форме драконьих голов, демонов и кабанов.

Размещение украшений совершенно не гарантировало легкий подъем, но храбрый и отчаянный человек мог взобраться по ним почти до самой крыши. В пятидесяти футах под ними в свете факелов на подъемном мосту тускло поблескивала вода, заполнявшая ров. К счастью, луну закрывали густые темные облака, и охрана внизу не замечала людей, карабкавшихся по стене.

Кикаха взглянул на Вольфа, который цеплялся за каменную горгулью, стоя одной ногой на голове змеи.

— Эй, Боб, я забыл тебе сказать, что барон держит во рву водяных драконов. Они не очень крупные, всего около двадцати футов длиной, и у них вообще нет ног. Но они обычно недокормленные.

— Иногда нахожу твой юмор пошлым, — сердито отозвался Роберт. — Двигай дальше.

Кикаха тихо рассмеялся и продолжал подниматься. Вольф взглянул вниз, удостоверился, что с фунемом все в порядке, и полез следом за Кикахой. Но тот остановился и сообщил:

— Здесь окно, но оно зарешеченное. Мне кажется, внутри никого нет. И там темно.

Кикаха снова полез по стене. Вольф остановился и заглянул в окно. Тьма внутри комнаты напоминала черноту в зрачке рыбьего глаза. Он просунул руку через прутья и пошарил. Пальцы нащупали подсвечник. Осторожно вынув из него свечу, он вытащил ее за решетку. Уцепившись рукой за стальной прут, Роберт повис на стене и попытался достать из маленькой сумки на поясе запасной коробок спичек.

— Что ты там застрял? — прошептал сверху Кикаха.

Роберт объяснил, в чем дело.

— Я дважды назвал имя Хрисеиды, — проворчал Кикаха. — Там никого нет. Не теряй напрасно время!

— Мне хочется убедиться в этом самому.

— Ты слишком дотошный парень, и все твое внимание расходится по мелочам. Если срубить дерево, надо откалывать щепу побольше. Лезем дальше.

Роберт не ответил и чиркнул спичкой. Она вспыхнула и чуть не погасла на ветру, но он быстро сунул ее в окно. Язычок пламени осветил пустую спальню.

— Теперь доволен? — донесся тихий голос Кикахи. Он успел забраться довольно высоко.

— У нас осталась последняя надежда. Возможно, она в сторожевой башне. Но если и там никого нет… Тогда я просто на знаю, как… о-оу!

Потом Вольф благодарил судьбу за то, что не хотел расстаться с надеждой увидеть в этой комнате Хрисеиду. Он дал спичке догореть и выпустил ее лишь тогда, когда начало жечь пальцы. И тут, сразу после приглушенного восклицания Кикахи, на него обрушилось его тело. Удар оказался таким сильным, что он едва не вывихнул руку. Роберт охнул и повис на одной руке. Несколько секунд Кикаха, вздрагивая, цеплялся за него, затем глубоко вздохнул и снова стал подниматься. Ни тот ни другой не сказали ни слова, но оба знали: если бы не упрямство Вольфа, им бы пришел конец — Кикаха свалил бы Роберта с каменной химеры. Возможно, упал бы и Фунем Лейксфалк, так как в этот момент находился как раз под Вольфом.

Большая сторожевая башня, высотой примерно в треть стены, поднималась вверх, поблескивая светом крестообразного окна. Ряды украшений заканчивались неподалеку от ее основания.

Внизу раздался громкий шум, ему вторили голоса, доносившиеся из замка. Вольф остановился и взглянул на подъемный мост. Неужели их заметили? На мосту и прилегавшей территории столпилось множество ратников и гостей. Многие держали факелы, но никто не смотрел на взбиравшихся по стене людей. Все искали кого-то в кустах и среди деревьев.

Роберт подумал, что их отсутствие обнаружили и нашли тело часового. Теперь им придется выбираться с боем. Но сначала они должны найти и освободить Хрисеиду. У них еще будет время подумать о драке.

Сверху его окликнул Кикаха:

— Боб, быстрее сюда!

Его голос был взволнован, и Вольф решил, что его друг нашел Хрисеиду. Роберт полез наверх, гораздо быстрее, чем позволял здравый смысл. Пришлось подниматься по боку выступавшей части башни, так как нижняя сторона поднималась под углом вперед. Кикаха отполз от края крыши и растянулся на плоской вершине башни.

— Чтобы заглянуть в окно, тебе придется повиснуть вверх ногами, Боб. Хрисеида там, одна. Но бойница слишком узкая, в нее не пролезть.

Вольф перегнулся через край бордюра башни, и Кикаха схватил его за ноги. Роберт все ниже и ниже свешивался с крыши, прижимаясь к стене. Если бы его не держали, он давно свалился бы в ров. Сквозь узкое окно Вольф увидел лицо Хрисеиды — все такое же прекрасное, хотя и перевернутое вверх ногами. Она улыбалась, но по щекам ее катились слезы.

Потом он не мог вспомнить, о чем они говорили друг с другом, так как лихорадочная экзальтация сменялась холодом отчаяния и безнадежности, вслед за которым вспыхивал жар любви. Он мог бы говорить вечно. Роберт протянул руку и коснулся ладони девушки. Она тщетно тянулась к нему сквозь отверстие в толстой каменной стене.

— Не унывай, Хрисеида, — прошептал он. — И знай, мы здесь. Мы никуда не уйдем без тебя, я клянусь.

— Спроси ее, где рог, — велел Кикаха.

Услышав его голос, Хрисеида ответила:

— Я не знаю, но думаю, что его забрал фон Элгерс.

— А он к тебе не приставал? — свирепо спросил Вольф.

— Пока нет, но, кажется, ему не терпится затащить меня в постель, — ответила она. — Он медлит только потому, что не хочет сбивать цену, которую собирается получить за меня. Барон сказал, что никогда прежде не видел такой женщины, как я.

Роберт выругался, а потом засмеялся. Ну какая другая женщина могла быть настолько откровенной? Впрочем, в мире Сада самовосхищение считалось общепринятой нормой поведения.

— Хватит болтать ерунду, — зашипел Кикаха. — Для этого будет время, когда мы ее оттуда вытащим.

Хрисеида отвечала на вопросы Вольфа по возможности сжато и точно. Ей удалось описать путь в свою комнату, но она не знала, сколько человек стояли за ее дверью и в коридорах.

— Мне известно то, о чем барон даже не догадывается, — сказала Хрисеида. — Он думает, что Абиру везет меня к фон Кранзелькрахту. Но это не так. Абиру хочет подняться на Дузвилнававу к атлантам. Он собирается продать меня самому Радаманту.

— Абиру никому тебя не продаст, потому что я его убью, — ответил Вольф. — Я должен уйти, Хрисеида, но мы вернемся, и очень скоро. Я приду другим путем. Жди и знай — я люблю тебя.

Хрисеида заплакала.

— Тысячу лет никто из мужчин не говорил мне этих слов! О, Роберт Вольф, я тоже люблю тебя! Но мне страшно! Я…

— Ничего не бойся, — произнес он. — В этом нет нужды, пока я жив. А умирать я не собираюсь.

Он окликнул Кикаху, и тот втащил его на крышу башни. Роберт встал и чуть не упал: от прилива крови у него закружилась голова.

— Идш уже спустился, — сказал Кикаха. — Я велел ему узнать, можем ли мы вернуться тем путем, каким пришли. Он должен выяснить, отчего в замке такой переполох.

— Думаешь, из-за нас?

— По-моему, нет. Тогда охрана поспешила бы к Хрисеиде. А они у нее даже не появились.

Спуск оказался более медленным и трудным, чем подъем, но Роберт и Кикаха спустились без происшествий. Фунем Лейксфалк поджидал их у окна, через которое они выбрались на стену.

— Они нашли убитого часового, — сказал он, — но нас не заподозрили. Из подземной темницы бежали гворлы. Они перебили множество ратников и забрали их оружие. Некоторым удалось с боем вырваться из замка.

Друзья выбежали из комнаты и быстро смешались с людьми, которые разыскивали гворлов. Им не удалось подняться по лестнице в башню, где сидела взаперти Хрисеида. Фон Элгерс лично распорядился, чтобы охрану там увеличили в несколько раз.

Пару часов они бродили по замку, знакомясь с расположением комнат. Друзья заметили, что хотя потрясение от побега гворлов несколько отрезвило тевтонов, те по-прежнему едва стояли на ногах. Вольф предложил вернуться в их покои и обсудить план возможных действий. Возможно, им удастся придумать что-нибудь действительно стоящее.

Их комната находилась на пятом этаже, окно располагалось ниже и наискось от бойницы сторожевой башни, где томилась Хрисеида. По пути им встретилось много мужчин и женщин, от которых разило пивом и вином; гости шатались из стороны в сторону, без удержу болтали и ничего не делали. В комнату трех рыцарей никто не входил, и ее никто не осматривал, потому что ключи были только у них и главного привратника. А тому сейчас и без них забот хватало. Но разве гворлы могли бы пройти через запертую дверь?

И все же, как только Роберт вошел в комнату, он понял, что они как-то пробрались сюда. В ноздри ударило затхлой вонью сгнивших фруктов. Он втолкнул спутников внутрь, быстро прикрыл дверь и обернулся, сжимая в руке кинжал. Кикаха тоже выхватил клинок и начал быстро осматривать комнату; его ноздри тревожно дрожали. Лишь фунем Лейксфалк ничего не понимал, хотя и он почувствовал гадкий, неприятный запах.

Вольф шепотом объяснил причину их беспокойства; идш подскочил к стене, где они оставили свои мечи, — и с удивлением застыл на месте. Подставки оказались пустыми.

Ни слова не говоря, Роберт медленно пошел в другую комнату. Кикаха последовал за ним, освещая дорогу факелом. Пламя затрепетало, по полу поползли горбатые тени. Вольф вздрогнул — показалось, что это гворлы.

Факел осветил комнату: тени растворились и превратились в безобидные контуры предметов.

— Они здесь, — тихо произнес Роберт, — они только что ушли. Но куда они могли деться?

Кикаха показал рукой на высокие шторы, закрывавшие окно. Вольф бросился к ним и несколько раз проткнул кинжалом пурпурную ткань. Но лезвие встречало только пустоту и каменную стену. Кикаха отдернул шторы — за ними никого не оказалось.

— Они забрались через окно, — сказал идш. — Но зачем?

В этот момент Роберт взглянул на потолок и выругался. Он отступил назад, чтобы предупредить друзей, но они уже смотрели вверх. Там, зацепившись ногами за массивный железный карниз для штор, висели вниз головой два гворла. Они держали длинные окровавленные ножи.

Один из них сжимал в руке серебряный рог.

Увидев, что их заметили, обе твари разогнули колени, ловко перекувырнулись в воздухе и мягко приземлились на ноги. Тот, что справа, пнул пяткой Вольфа. Тот прокатился по полу и вскочил, приняв боевую стойку. Кикаха сделал выпад ножом, промахнулся, и гворл почти в упор метнул нож в его руку.

Другая тварь бросила нож в фунема Лейксфалка. Лезвие попало идшу в грудь — рыцарь отлетел назад и согнулся. Но через несколько секунд выпрямился. Сквозь порванную рубашку блеснула сталь легкой кольчуги.

В этот момент гворл с рогом полез в окно. Друзья кинулись за ним, но не успели они сделать и двух шагов, как первый гворл набросился на них. Он снова сбил Роберта с ног, на этот раз кулаком. Как вихрь он налетел на Кикаху и, молотя кулаками, отогнал его назад. Идш с ножом в руке прыгнул на гворла, целясь ему в живот, но тварь перехватила его руку и выкрутила запястье — нож выпал, рыцарь застонал от боли.

Лежа на полу, Кикаха поднял голову и врезал пяткой по голени гворла. Тот упал, но перед тем как коснуться пола, оказался в объятиях Роберта. Они завертелись в странном танце, сжимая друг друга руками. Каждый пытался опрокинуть противника на спину или сбить с ног. Вольфу удалось перебросить тварь через бедро. Оба ударились о стену, но гворлу досталось сильнее: он со всего маху ахнулся затылком о каменную плиту.

Это на долю секунды оглушило его. Роберт успел крепко прижать к себе вонючее бугристое существо. Он изо всех сил сжал гворла, стараясь сломать ему позвоночник. Но тот оказался слишком мускулистым и крепким для подобного приема. В этот миг на него набросились с ножами двое других людей. Они несколько раз вонзили в него клинки и продолжали искать уязвимое место в этой жесткой, уплотненной хрящами шкуре, но Вольф остановил их.

Роберт выпустил гворла, и тот, истекая кровью, упал на пол с остекленевшим взглядом. Вольф переступил через него, выглянул в окно, высматривая убежавшего с рогом гворла. По подъемному мосту проскакал отряд всадников, который направлялся в сторону города. Свет факелов в руках воинов отразился от гладкой черной поверхности воды; отблески осветили стену, но по ней никто не спускался. Вольф повернулся к поверженному гворлу.

— Этого зовут Дискибибол, а второго называли Смилом, — сказал Кикаха.

— Смил, скорее всего, утонул, — произнес Роберт. — Даже если бы он мог плавать, его бы все равно сцапали водяные драконы. А плавать он не умел.

Вольф подумал об инструменте, который сейчас лежал в иле на дне рва.

— Мне кажется, никто не видел, как Смил упал. И значит, какое-то время рог будет в относительно безопасном месте.

В этот момент гворл заговорил. Он говорил по-немецки, но многие звуки произносил неправильно; слова, будто со скрежетом, вылетали из его горла.

— Вы умрете, люди. Властитель победит. Арвур… Властитель. Его не может победить такая мразь, как вы. Но перед смертью вы испытаете на себе самую… самую… — Он закашлялся, разбрызгивая кровь, и кашлял, пока не испустил дух.

— Нам лучше избавиться от тела, — сказал Роберт. — Мы вряд ли потом кому-нибудь объясним, что он у нас делал. А фон Элгерс может связать пропажу рога с появлением гворла в нашей комнате.

Выглянув в окно, он убедился, что поисковый отряд умчался по утоптанной дороге, ведущей в город. И по крайней мере в этот миг на мосту никого не было. Он поднял тяжелый труп и выбросил его из окна. Перевязав рану Кикахе, Вольф и идш уничтожили все следы борьбы.

После того как они закончили уборку, фунем Лейксфалк потребовал объяснений. Его лицо побледнело и стало мрачным.

— Я видел рог Властителя и настаиваю, чтобы вы рассказали мне, как он попал сюда и какова ваша роль в этом… в этом богохульстве.

— Теперь самое время открыть ему правду, — произнес Кикаха. — Рассказывай ты, Боб. На сей раз мне что-то не хочется трепаться языком.

Вольф встревожился, увидев побледневшее лицо Кикахи и кровь, проступившую через толстую повязку. Тем не менее он как можно быстрее ввел идша в курс дела.

Рыцарь внимательно выслушал его, не раз прерывая рассказ вопросами и выкрикивая проклятия, когда Вольф описывал что-нибудь особенно удивительное.

— Клянусь Богом, — вымолвил он наконец. — Эта история о другом мире заставила бы меня назвать вас лжецом, если бы раввины не рассказали мне о предках и древних тевтонах, которые пришли именно оттуда. Книга Второго исхода повествует о тех же событиях и говорит о том, что Властитель явился к нам из другой вселенной.

До сих пор я считал эти легенды грезами безусловно святых, но немного безумных людей. Конечно, мне и не снилось, что я когда-нибудь скажу об этом вслух — меня бы тут же забросали камнями за подобную ересь. Впрочем, я до конца и не верил этим рассказам. Всем известно, что Властитель карает тех, кто не верит в него, и в этом я не сомневаюсь. Вы поставили меня в весьма затруднительное положение. Я знаю вас как самых доблестных рыцарей, которых мне когда-либо выпадало счастье встречать. И такие люди не могут лгать — за это я готов поручиться жизнью. Ваша повесть звенит истиной, как доспехи великого драконоборца фун Зильбербергла. И все же я смущен.

— Он покачал головой.

— Пытаться пробраться в цитадель самого Властителя, чтобы нанести удар владыке мира! Это пугает меня. Первый раз в жизни я, лейб-фунем Лейксфалк, признаю, что мне страшно!

— Вы дали нам клятву, — сказал Вольф. — Теперь мы освобождаем вас от нее, но просим, чтобы ваши поступки соответствовали данному обещанию. Мы просим вас никому не рассказывать ни о нас самих, ни о цели наших странствий.

Идш рассердился.

— Но я не говорил, что собираюсь бросить вас! Я этого не сделаю — по крайней мере, пока. Кое-что заставляет меня верить в правдивость произнесенных слов. Властитель всемогущ, но его святой рог успел побывать и в ваших руках, и в лапах гворлов. И Властитель ничего не сделал. Может быть…

Вольф заявил, что у него нет времени ждать, когда рыцарь примет решение. Рог надо найти немедленно, пока есть такая возможность. А потом, при первом удобном случае, они должны освободить Хрисеиду. Друзья прошлись по комнатам других гостей, которые все еще предавались веселью. Там они взяли три меча взамен своего оружия, выброшенного гворлами в ров. Через несколько минут они выбрались из замка, сказав охране, что они отправляются в лес на поиски сбежавших преступников.

К тому времени большая часть тевтонов вернулась в замок. Трое воинов дождались момента, когда рыскавшие по лесу ратники решили, что гворлов поблизости нет, и как только последние солдаты проехали через мост, Вольф и его друзья погасили факелы. На мосту у ворот замка виднелась пара часовых, но до них было не меньше ста ярдов, и вряд ли они могли заметить в тени деревьев три крадущиеся фигуры. Кроме того, охранники увлеченно обсуждали события этой ночи и настороженно вглядывались во мрак густого леса. Они совсем недавно заступили на пост, так как во время бегства через мост прежних часовых перебили гворлы.

— Рог должен находиться как раз под нашим окном, — прошептал Роберт. — Вот только…

— Водяные драконы, — добавил Кикаха. — Они уволокли тела Смила и Дискибибола в свои норы, но поблизости могут находиться другие чудовища. Я бы нырнул, но кровь из моей раны тут же привлечет их внимание.

— Я просто рассуждаю вслух, — проворчал Вольф и начал стягивать с себя одежду. — Интересно, ров глубокий?

— Нырнешь — узнаешь, — подбодрил его Кикаха.

Вольф вдруг увидел, как свет далеких факелов на мосту отразился красными точками от чего-то темного в кустах. Словно глаза животных, подумал он. И в следующий миг троих друзей накрыла липкая и вяжущая сеть. Какой-то материал закрыл глаза — и Роберт ослеп.

Он боролся яростно, но молча. Кто бы на них ни напал, Вольф не хотел поднимать на ноги обитателей замка. И чем бы ни кончилась стычка, она не имела к тевтонам никакого отношения — это он знал наверняка.

Чем сильнее Роберт сопротивлялся, тем туже стягивала его паутина. В конце концов, задыхаясь, он оказался совершенно беспомощным. И тогда низкий скрипучий голос произнес какую-то команду. Нож рассек паутину, освобождая его лицо. В тусклом свете далеких факелов Вольф увидел две высокие фигуры, обмотанные липким материалом, вокруг которых толпилась дюжина сгорбленных силуэтов. Зловоние сгнивших плодов казалось просто невыносимым.

— Я Гагрилл, здррикх'агх Аббкмунг. Вы же Роберт Вольф, наш заклятый враг Кикаха и третий, которого я знать не желаю.

— Барон фунем Лейксфалк! — представился идшский рыцарь. — Освободи меня, и ты тут же узнаешь, достоин ли я знакомства с тобой, вонючая свинья.

— Молчать! Нам известно, что вам удалось расправиться с двумя моими лучшими убийцами, Смилом и Дискибиболом, хотя какой смысл говорить о их свирепости, если они потерпели поражение от таких, как вы? Скрываясь в чаще, мы видели, как вы выбросили Дискибибола из окна. И мы видели, как Смил сорвался с рогом в ров. — Гагрилл помолчал. — Ты, Вольф, отправишься в эти воды за рогом и принесешь его нам. Если ты добудешь его, то, клянусь честью Властителя, я освобожу всех троих. Властитель приказал привести к нему Кикаху, но рог ему нужнее. К тому же он приказал не убивать его, даже если он попытается бежать. И мы повинуемся Властителю, потому что он — величайший убийца во вселенной.

— А если я откажусь? — спросил Вольф. — Ров кишит драконами, и меня там поджидает почти верная смерть.

— Если откажешься, погибнешь наверняка.

Роберт задумался. Ему пришлось признать, что гворлам не откажешь в логике. Они ничего не знали о доблести идша и его отношении к делу, поэтому не могли позволить ему отправиться за рогом — он мог и не вернуться. Ценность Кикахи уступала лишь рогу. Кроме того, его ранили, и кровь могла привлечь водяных драконов. А Вольф, если ему дорог его друг Кикаха, обязательно вернется. Гворлы, конечно, не могли быть уверены в искренности их дружбы, но считали риск вполне оправданным.

Одно Роберт знал наверняка — ни один гворл не рискнет сунуться в такую глубину, если для этого можно найти кого-то другого.

— Хорошо, — произнес Роберт. — Развяжи меня, и я пойду за рогом. Но дайте мне хотя бы нож для защиты от драконов.

— Нет, — ответил Гагрилл.

Вольф пожал плечами. После того как его освободили из сети-паутины, он разделся, оставив на себе только рубашку. Она прикрывала обмотанный вокруг талии шнур.

— Не делай этого, Боб! — закричал Кикаха. — Гворлам можно доверять не больше, чем их хозяину. Они отберут у тебя рог, а потом сделают с нами все, что захотят. И они будут смеяться над тобой, заставив работать на себя.

— У меня нет выбора, — ответил Роберт. — Если я найду рог, то вернусь. Если мне не удастся вернуться, ты будешь знать, что я погиб.

— Ты погибнешь в любом случае, — возразил Кикаха.

Раздался глухой удар. Кикаха выругался слабым голосом.

— Если ты скажешь еще что-нибудь, Кикаха, — пригрозил Гагрилл, — я отрежу тебе язык. Властитель этого не запрещал.

 

14

Вольф взглянул на окно, по-прежнему освещенное факелами. Он вошел в воду, довольно прохладную, но не ледяную. Ноги погрузились в густой клейкий ил; казалось, гниющая плоть множества трупов стала частью этой грязи. Он подумал о плавающих в глубине ящерах. Ему крепко повезет, если их не окажется рядом. Однако, если они сейчас поглощены трапезой — объедают тела Смита и Дискобибола… Впрочем, лучше на время забыть о драконах и заняться делом.

Ширина рва достигала в этом месте двухсот ярдов. Вольф доплыл до середины и оглянулся, рассматривая берег. С такого расстояния гворлов уже не было видно.

Но, значит, и они не видели Роберта. К тому же Гагрилл не ограничил его во времени. Однако Вольф знал, что если он не вернется до рассвета, то уже не найдет друзей на берегу.

Он нырнул в том месте, куда падал свет из окна. С каждым гребком он опускался все ниже, и вода становилась все холоднее и холоднее. Уши заложило, потом возникла сильная боль. Он выпустил воздух из легких, чтобы ослабить давление, но это почти не помогло. И когда Роберту уже казалось, что барабанные перепонки лопнут, если он спустится ниже, его руки коснулись мягкого ила. Преодолевая желание всплыть на поверхность и избавиться от давления в ушах и глотнуть воздуха, Вольф пошарил руками по дну, но ничего не нашел, кроме ила и чьей-то острой кости. Он заставил себя искать до тех пор, пока не почувствовал, что начинает задыхаться.

Дважды Вольф поднимался на поверхность и снова нырял в глубину. Он понял, что может вообще не найти рог, если даже тот и лежит на дне. Вода была такой мутной, что он мог проплыть в дюйме от него и никогда не узнать об этом. Более того, Смил, видимо, отбросил рог при падении, или водяной дракон мог утащить труп вместе с инструментом в нору и проглотить.

Прежде чем погрузиться в воду в третий раз, Вольф отплыл немного вправо от зоны предыдущих поисков. Он нырнул под прямым углом — вернее, надеялся, что нырнул именно так, поскольку во тьме почти не различал направления. Его руки вспахали ил; он почти касался дна телом, обшаривая пространство вокруг себя, и вдруг его пальцы коснулись холодного металла. Роберт провел ладонью по предмету и нащупал семь маленьких клавиш.

Выбравшись на поверхность, он жадно глотнул воздуха и медленно поплыл назад. Он все больше надеялся на благополучный исход дела: водяные драконы пока не появлялись.

Его удивила полная темнота вокруг, и он забыл об огромных ящерах. Все исчезло — огни факелов на подъемном мосту, слабые проблески луны в гуще облаков, свет из окна над головой.

Вольф заставил себя плыть дальше, размышляя, что произошло. Вместе со светом пропал и ветер; воздух казался застоявшимся, как в склепе. А значит, он мог находиться только в одном месте, и судьба рассудила так, что, вынырнув на поверхность, Роберт оказался именно здесь. Ему повезло, что он поднимался со дна под косым углом.

Некоторое время Вольф не мог понять, где берег и замок, но, сделав еще несколько гребков, он определил направление. Его руки коснулись камня — каменных блоков стены. Двигаясь на ощупь, он обнаружил, что стена изгибается. За плавным изгибом Роберт наткнулся на то, что и надеялся найти. Он нащупал каменные ступени, которые поднимались из воды и вели куда-то наверх.

Роберт медленно поднимался по лестнице, вытянув вперед руку и ощупывая ногой каждый камень. Преодолев двадцать ступеней, он дошел до конца лестницы и увидел коридор, высеченный в скале.

Фон Элгерс или те, кто строил замок, позаботились о потайном ходе. Отверстие в стене ниже уровня воды привело Роберта в небольшую заводь, а затем и в помещения крепости. Теперь он мог пройти незамеченным в замок. Но Вольф не знал, что делать дальше. Может быть, вернуть сначала рог гворлам? А потом он и его спутники проникнут этим путем в обитель барона и разыщут Хрисеиду?

Однако Роберт сомневался, что Гагрилл сдержит слово. Даже если гворлы отпустят пленников, им придется плыть сюда, и кровь из раны Кикахи привлечет водяных драконов. Они погибнут, и у Хрисеиды не останется надежды на спасение. Но оставить Кикаху на берегу и пробираться в замок вдвоем с фунемом тоже нельзя: на рассвете раненого обнаружит стража. Конечно, он может спрятаться в лесу, но там на него могут наткнуться охотники, прочесывающие лес. А этого не миновать, если слуги обнаружат исчезновение трех чужеземных рыцарей.

Вольф решил осмотреть коридор. Ему не хотелось упускать такую возможность. До зари он должен сделать все, что в его силах. Если ничего не получится, он вернется к гворлам с рогом.

А инструмент? Нет смысла брать его с собой. Если Роберта схватят без рога, он может выкупить за него свою жизнь.

Вольф вернулся к лестнице, ступени которой уходили под воду. Он нырнул на дно и оставил рог в иле на глубине около десяти футов.

Вновь выйдя в коридор, Роберт прошел по нему и обнаружил винтовую лестницу, ведущую вверх. Считая ступени, он добрался до пятого этажа. На каждом повороте Вольф ощупывал стену, ища дверь или потайную пружину, но под руку ничего не попадалось.

Где-то в районе седьмого этажа он заметил вырвавшийся из отверстия в стене крошечный лучик света. Нагнувшись, он заглянул в небольшую щелку. В дальнем конце комнаты за столом восседал барон фон Элгерс. Напротив него расположился Абиру.

Лицо барона раскраснелось, но не только от выпитого вина.

— И это все, что ты мне хотел сказать, хамшем? — сердито закричал он на Абиру. — Или ты заберешь рог у гворлов, или я сниму твою голову с плеч! Но сначала тебя бросят в темницу! А там у меня есть любопытные железные устройства, которые могут тебя очень заинтересовать!

Абиру встал. Несмотря на темную кожу, его лицо побледнело так же, как раскраснелось лицо барона.

— Поверьте мне, ваша светлость, если рог захватили действительно гворлы, он будет возвращен. Им не удастся уйти с ним далеко — если он только действительно у них. Мы легко выследим их банду. Сами знаете, за людей они сойти не могут. К тому же они так глупы…

Барон взревел, вскочил на ноги и треснул кулаком по столу.

— Глупы! Они оказались достаточно умны, чтобы вырваться из своей подземной тюрьмы, а я готов был поклясться, что этого никому не удастся сделать! Они нашли мои покои и забрали рог! А ты называешь их глупыми!

— По крайней мере, они не похитили девушку, — сказал Абиру. — И я получу за нее свои деньги. Она принесет мне сказочное богатство.

— Она тебе ничего не принесет! Девушка моя!

Абиру свирепо взглянул на него и закричал:

— Хрисеида принадлежит мне! Я завладел ею с риском для жизни и пошел на огромные расходы, чтобы доставить ее сюда. Я имею полное право. Да кто ты, наконец, — человек чести или вор?

Фон Элгерс ударил его наотмашь и сбил с ног. Потирая щеку, Абиру тут же вскочил и, без страха взглянув на барона, спросил твердым голосом:

— А как насчет моих драгоценностей?

— Они находятся в моем замке! — закричал барон. — А все, что находится в этих стенах, принадлежит фон Элгерсу!

Он пропал из поля зрения Вольфа — очевидно, открыл дверь. Барон кликнул охрану, и ратники, вбежав в комнату, поволокли Абиру под руки в коридор.

— Тебе еще повезло, что я не убил тебя! — В ярости кричал ему вслед барон. — По доброте своей я сохранил тебе жизнь, жалкий пес! Тебе следовало бы пасть на колени и благодарить меня за это! Сейчас же убирайся прочь из моего замка! Если мне донесут, что ты не спешишь покинуть мои владения, я повешу тебя на ближайшем дереве!

Абиру ничего не ответил; дверь закрылась. Какое-то время барон расхаживал взад и вперед по комнате, затем вдруг двинулся к стене, за которой находился Вольф. Роберт отпрянул от щели и отступил на несколько ступеней вниз. Он надеялся, что избрал для отхода верное направление. Барон вздумает спускаться по лестнице, Вольфу придется вернуться к воде и даже, возможно, вновь выплыть в ров. Но ему почему-то казалось, что владелец замка отправится наверх.

На секунду свет пропал. В отверстии показался большой палец барона — и часть стены отъехала в сторону. Факел в руке фон Элгерса осветил винтовую лестницу. Роберт пригнулся в тени за поворотом. Затем свет начал слабеть: барон поднимался по лестнице — и Вольф последовал за ним.

Он не мог следить за фон Элгерсом все время. Ему приходилось прятаться на поворотах лестницы — а вдруг барон надумает оглянуться? И Роберт не увидел, как фон Элгерс покинул лестницу. Лишь оказавшись в полной темноте, он сообразил, что барон исчез.

Вольф быстро спустился в комнату, из которой вышел барон, и остановился у глазка. Просунув в него палец, он приподнял вверх небольшую пластину. Вместе с ней поднялась щеколда, замок щелкнул, и перед Вольфом открылась дверь. Ее внутренняя сторона представляла собой часть стены огромных покоев барона. Вольф шагнул в комнату, взял с подставки для оружия тонкий восьмидюймовый кинжал и снова вернулся на лестницу. Закрыв за собой дверь, он двинулся наверх.

Вокруг царил кромешный мрак, и у Вольфа не было никаких ориентиров. Он даже сомневался, что остановился в том месте, где стоял фон Элгерс. Он наспех прикинул расстояние от себя до хозяина замка, когда тот исчез, и ему не оставалось ничего другого, как только попытаться отыскать на ощупь устройство, с помощью которого барон открыл дверь. Роберт приложил ухо к стене, надеясь услышать голоса, но стены хранили молчание.

Его пальцы скользили по кирпичам и крошившейся от старости известке, пока не наткнулись на деревянную панель. Но то оказалась широкая и высокая дверь, — и никаких признаков потайного замка.

Он поднялся еще на несколько ступеней и снова ощупал стену. На гладкой поверхности кирпичей не оказалось ни рычагов, ни пружин. Вольф вернулся к стене напротив и ощупал каменные блоки. Ничего.

С ума сойти. Вольф знал, барон отправился в комнату Хрисеиды не для того, чтобы поболтать. Роберт сбежал на несколько ступеней вниз, ощупал стены и вновь ничего не нашел.

Он опять исследовал стены вокруг панели, а затем в отчаянии навалился на дверь. Та даже не шелохнулась. На миг ему захотелось заколотить по ней кулаками. И если бы барон отправился выяснять причину шума, то Вольф мог бы напасть на него сверху.

Но Вольф отбросил эту мысль. Барон слишком хитер, чтобы попасться на такой дешевый трюк. Он вряд ли позовет кого-то на помощь — не пожелает никому открыть секрет потайного прохода. Фон Элгерс может воспользоваться обычным выходом. Конечно, часовой, стоящий за дверью покоев Хрисеиды, удивится внезапному появлению барона. Но он, скорее всего, подумает, что хозяин вошел к пленнице до смены караула. А если охрана начнет проявлять любопытство, барон заткнет им рот на веки веков. Вольф навалился на дверь с другой стороны, и та распахнулась. Она не запиралась на замок, просто требовалось нажать на определенную сторону панели.

Он тихо застонал — как он не догадался об этом сразу? Роберт сделал шаг вперед. Внутри оказалось темно — он попал в небольшую комнату, напоминающую чулан. Все стены, кроме одной, были выложены из блоков известняка. В деревянной перегородке торчал металлический прут. Прежде чем взяться за него, Вольф приложил ухо к доскам двери. До него донеслись приглушенные голоса — слишком слабые, чтобы понять, кому они принадлежали.

Потянув на себя прут, Роберт привел дверь в движение. С кинжалом в руке он переступил порог и вошел в большое помещение, построенное из крупных блоков. Здесь стояла большая кровать с четырьмя резными столбиками из черного глянцевого дерева и ярко-розовым балдахином с кисточками. За ней виднелось узкое крестообразное окно, через которое он осматривал эту комнату вечером.

Фон Элгерс стоял к нему спиной. Барон сжимал в объятиях Хрисеиду и тащил ее к кровати. Девушка, закрыв глаза, откинула голову назад, уклоняясь от поцелуев негодяя. Вольф отметил, что оба они были одеты.

Он бросился к барону, схватил его за плечи и рванул. Тот выпустил Хрисеиду и потянулся за кинжалом, но вспомнил, что не принес с собой оружия. Очевидно, он боялся, что Хрисеида заколет его при удобном случае.

Раскрасневшееся лицо барона начало сереть. Рот задергался, но от изумления и страха он не успел позвать на помощь стражников, которые стояли за дверью.

И Вольф не дал ему такой возможности. Он отбросил кинжал и ударил барона кулаком в подбородок. Фон Элгерс повалился на пол и лишился чувств. Роберт не терял времени зря. Пройдя мимо побледневшей и удивленной Хрисеиды, он оторвал от простыни две полоски. Меньшую он затолкал в рот фон Элгерса, а большой связал барону руки. Взвалив обмякшее тело на плечо, он повернулся к Хрисеиде и сказал:

— Пошли. Поговорим потом.

Перед уходом Вольф объяснил Хрисеиде, как закрыть за ними дверь. Ему не хотелось, чтобы о расположении тайного хода стало известно сразу в тот миг, когда слуги, обеспокоенные долгим отсутствием барона, в конце концов ворвутся сюда. Хрисеида шла за ним и несла факел, освещая ступени, ведущие вниз. Когда они подошли к воде, Вольф рассказал ей о своем плане побега. Но сначала он отправился за рогом. Достав инструмент со дна, Роберт зачерпнул воду в ладони и плеснул в лицо барону. Увидев, что пленник открыл глаза, он поведал ему о том, что им предстояло сделать.

Фон Элгерс отрицательно замотал головой.

— Либо вы отправляетесь с нами в качестве заложника, рискуя стать добычей водяных драконов, либо умрете прямо сейчас. Каков ваш выбор?

Барон кивнул. Вольф освободил ему руки, но привязал к лодыжке конец шнура. Все трое вошли в воду. Приблизившись к стене, фон Элгерс нырнул. Хрисеида и Вольф последовали за ним. Беглецы проплыли под стеной, край которой находился в четырех футах ниже уровня воды. Вынырнув на другой стороне, Роберт взглянул на исчезающие тучи. Небо прояснялось, а значит, луна скоро вовсю засияет зеленым светом.

Выполняя указание, барон и Хрисеида поплыли наискось к противоположной стене рва. Вольф плыл последним, держа конец шнура в руке. В такой связке они не могли передвигаться быстро. Через пятнадцать минут луна уйдет за монолит, и с другой стороны появится солнце. У Роберта почти не оставалось времени на осуществление своего плана, но в случае спешки он мог потерять контроль над бароном.

Вольф хотел выбраться на берег в ста ярдах от того места, где его ожидали гворлы и плененные друзья. Еще несколько минут, и они скроются за поворотом замка, и тогда, даже если луна выйдет из-за туч, их не увидят ни гворлы, ни часовые на мосту. Но такой маршрут таил огромную опасность, и каждую секунду их могли обнаружить драконы.

Когда до цели оставалось не больше двадцати ярдов, Роберт вдруг почувствовал какое-то движение в воде. Он обернулся и увидел, что поверхность немного вспучилась и его настигает большая волна. Вольф согнул ноги, изо всех сил ударил ими обо что-то твердое и прочное. Сила удара была такова, что Роберт отскочил в сторону, выпустив конец шнура. Огромная туша проскользнула под ним и Хрисеидой, наткнулась на фон Элгерса — и исчезла в глубине вместе с заложником Вольфа.

Позабыв об уговоре плыть как можно тише, беглецы гребли изо всех сил. И только достигнув берега, взобравшись на небольшой откос и спрятавшись за деревом, Роберт и Хрисеида перевели дух. Жадно хватая воздух ртами, они прильнули к стволу.

Но времени не оставалось, и Вольф не мог ждать, пока отдышится. Через несколько минут из-за Дузвилнававы появится солнце. Роберт велел Хрисеиде спрятаться. Если он не придет после появления солнца, то не придет очень долго, если вообще придет. В этом случае ей придется затаиться на время в лесу, а потом поступить, как подскажет сердце.

Хрисеида умоляла Вольфа не уходить. Мысль о том, что она останется здесь совершенно одна, казалась ей невыносимой.

— Я должен идти, — ответил он, отдавая ей второй кинжал, который хранил за импровизированным поясом — связанными узлом полами рубашки.

— Если тебя убьют, я заколю себя, — прошептала она.

Роберт чувствовал мучительную боль и сожаление оттого, что оставлял ее здесь без помощи, но по-другому он поступить не мог.

— Лучше убей меня, — рыдала Хрисеида. — Я вынесла столько бед — и не выдержу новых.

Вольф коснулся губами ее губ.

— Ты выдержишь и это, — сказал он. — Ты сильнее, чем прежде. Ты даже не подозревала, какой сильной была. Посмотри на себя. Не моргнув глазом, ты произносишь такие слова, как «смерть» и «убивать».

Пригнувшись, Вольф побежал к тому месту, где оставил друзей и гворлов. Когда до цели оставалось около двадцати ярдов, он остановился и затаил дыхание. Но ничего не услышал, кроме крика ночной птицы и приглушенных пьяных воплей из замка. Встав на четвереньки и зажав кинжал в зубах, он пополз к берегу напротив освещенного окна их комнаты. В любую секунду Вольф ждал появления тошнотворного запаха и группы темных теней на фоне бледнеющей ночи.

Но на берегу никого не оказалось. Лишь остатки серой блестящей и клейкой сети говорили о том, что гворлы ждали его именно здесь.

Вольф заметался по берегу. Но когда стало ясно, что больше никаких следов нет и выползающее из-за горы солнце выдаст его охране на мосту, Роберт вернулся к Хрисеиде. Она прильнула к нему и всхлипнула.

— Видишь, я все-таки пришел, — сказал он. — Но сейчас мы должны уходить.

— Ты поведешь меня к Океану?

— Нет, мы отправимся вслед за моими друзьями.

Обойдя замок, они двинулись к монолиту. Отсутствие барона скоро заметят, и тогда на много миль вокруг укрыться будет негде. Да и гворлы, поняв это, сейчас спешат к Дузвилнававе. Конечно, им хотелось заполучить рог, но оставаться около замка они не могли. Скорее всего, гворлы решили, что Вольф утонул и его сожрали драконы. Поэтому они смирились с потерей инструмента, рассчитывая вернуться за ним немного позже.

Вольф неудержимо рвался вперед. Делая в пути лишь короткие остановки для отдыха, они наконец достигли густого леса Раухвальд. Там им пришлось ползком пробираться под спутанными ветвями терновника и преодолевать непролазные кусты. Суставы ныли, колени кровоточили, и в конце концов Хрисеида рухнула без сил. Вольф собрал несколько горстей ягод. Они проспали всю ночь, а утром вновь пустились в путь на четвереньках. К тому времени, когда Роберт и Хрисеида преодолели Раухвальд на их телах не осталось живого места. Но, несмотря на опасения Вольфа, на другой стороне леса их никто не ждал.

Это и еще одно обстоятельство несказанно обрадовали его. Он наткнулся на доказательство того, что гворлы тоже шли этой дорогой. На колючках терновника они находили клочья жесткой шерсти и обрывки ткани. Несомненно, это Кикаха специально отмечал путь на тот случай, если Вольф последует за ними.

 

15

Через месяц Вольф и Хрисеида добрались до подножия монолита Дузвилнававы. Они знали, что находятся на верном пути, так как до них доходили слухи о гворлах. Им даже довелось говорить с людьми, которые видели чудищ издалека.

— Не понимаю, почему гворлы ушли без рога, — недоумевал Вольф. — Может быть, они собираются спрятаться в пещере на склоне горы, а затем вернуться, когда их перестанут искать.

— Или, возможно, они имеют приказ Властителя, — добавила Хрисеида. — Приказ привести к нему сначала Кикаху. Он надоел ему, как насекомое в ухе, и Властитель, наверное, приходит в бешенство при одной лишь мысли о нем. Очевидно, он хочет убрать Кикаху с дороги перед тем, как отправить гворлов за рогом.

Вольф согласился с ней. И может быть, Властитель сам собирался спуститься из дворца по тросам, которыми пользовались гворлы. Хотя это казалось маловероятным — Властитель побоялся бы застрять здесь навсегда. Он не мог доверять своим гворлам. А вдруг они отказались бы поднимать его назад?

Роберт осмотрел величественные вершины Дузвилнававы — на этой горе мог бы уместиться целый континент. По словам Кикахи, ее высота в два раза превышала монолит Абхарплунта, который поддерживал ярус Дракландии. Она тянулась ввысь более чем на шестьдесят тысяч футов, а существа, обитавшие на карнизах, в нишах и пещерах, не уступали в мерзости и кровожадности стражам других монолитов. На поверхности Дузвилнававы, неровной, иссеченной ветрами и дождем, изрезанной трещинами, имелась огромная впадина, похожая на темный зевающий рот — казалось, некий гигант готов проглотить любого, кто осмелится досаждать ему.

Осмотрев дикие скалы и оценив их неописуемую высоту, Хрисеида невольно поежилась. Она ничего не сказала, так как давно перестала жаловаться и выказывать страх.

Может быть, она беспокоилась не за себя, подумал Вольф, а за жизнь, которая зарождалась в ней. Хрисеида не сомневалась в своей беременности.

Он обнял ее и поцеловал.

— Я хотел бы начать подъем немедленно, но нам придется потратить несколько дней на приготовления. Мы не справимся с этим чудовищем, если не отдохнем как следует и не запасем еды.

Три дня спустя, облаченные в прочную одежду из оленьей кожи, заготовив веревки, оружие, крюки для восхождения и меха с водой и едой, они начали подъем. Рог Вольф положил в мягкий кожаный мешок за спиной.

Через девяносто один день они достигли примерно середины пути. Чуть ли не на каждом шагу им приходилось сражаться с гладкой вертикалью, непрочными предательскими скалами и многочисленными хищниками: змеями-многоножками, одну из которых они видели на Таяфаявоэде, волками с огромными цепкими лапами, каменными обезьянами размером со страуса и мелкими, но смертельно опасными глотопадами.

Роберт и Хрисеида добрались до вершины Дузвилнававы. Через сто восемьдесят шесть дней с начала путешествия. Оба они изменились и душой и телом. Вольф еще больше сбросил вес, но в то же время к его силе прибавилась удивительная выносливость. На лице и теле появились шрамы, оставленные глотопадами, каменными обезьянами и топороклювами. Его ненависть к Властителю стала еще сильнее, когда примерно на высоте десяти тысяч футов у Хрисеиды произошел выкидыш. Этого следовало ожидать, но не будь в их жизни Властителя, им бы не пришлось карабкаться вверх по чудовищной скале.

Еще до подъема на монолит испытания, выпавшие на долю Хрисеиды, закалили ее физически и психически, но неприятности, поджидавшие их на Дузвилнававе, превосходили прежние беды, и Роберт боялся, что она может не выдержать. Однако Хрисеида оказалась на редкость мужественной, и Вольф окончательно убедился в том, что у нее сильный характер. Тысячелетнее влияние беззаботной жизни в Саду сошло, как старая кожа. Покорив монолит, Хрисеида вновь превратилась в ту женщину, которую вырвали из жестокой и суровой жизни древних эгейцев. Но теперь она стала намного мудрее.

Добравшись до вершины монолита, Вольф решил несколько дней посвятить отдыху. Он охотился, подтягивал луки, заготавливал стрелы и без устали высматривал в небе орлиц. После разговора с Фтией недалеко от разрушенного города у реки Газирит он больше не встречался с ними. Но ни одна желтоголовая птица с зелеными перьями так и не появилась, и, тяжело вздохнув, Роберт решил пробираться через джунгли. Как и в Дракландии, края грани покрывал тысячемильный пояс непроходимых лесов. За ними начиналась Атлантида. Если не считать площади, занимаемой монолитом в центре яруса, на его территории могли бы разместиться Германия и Франция.

Роберту хотелось рассмотреть колонну, на которой находился дворец Властителя. Кикаха говорил, что его можно увидеть с края грани. Но весь горизонт застилало огромное темное облако, которое кромсали яркие молнии. Идаквиззурхруз скрывала мгла. И сколько бы раз Вольф ни поднимался на высокие холмы или ни забирался на исполинские деревья, он так его и не увидел. Прошла неделя, но грозовые облака продолжали окутывать саваном каменный столп. Это встревожило Роберта: за все три с половиной года, прожитые на этой планете, он не видел такой грозы.

Прошло пятнадцать дней, а на шестнадцатый, пробираясь по узкой заросшей тропе, они нашли обезглавленный труп. В ярде от тела в кустах лежала покрытая тюрбаном голова хамшема.

— Значит, Абиру тоже идет по следу гворлов, — задумчиво произнес Вольф. — Может быть, покинув замок фон Элгерса, гворлы унесли его сокровища. Или он думает, что рог находится у них.

Через полторы мили они наткнулись на хамшема с распоротым животом, из которого торчали внутренности, и человек был еще жив. Вольф попытался расспросить его, но понял, что несчастный уже отходит в мир иной. Он избавил его от мук, заметив, что Хрисеида при этом даже не отвернулась. Роберт заткнул за пояс нож и подобрал кривую хамшемскую саблю. Он чувствовал, что она ему скоро пригодится.

А еще через полчаса Вольф услышал впереди крики. Путешественники поспешили укрыться в кустах. Вскоре на тропу выбежали Абиру и два хамшема, а за ними по пятам вприпрыжку неслась смерть в образе трех приземистых негроидов с разрисованными лицами и длинными курчавыми, выкрашенными в алый цвет бородами. Один из них метнул копье — оно мелькнуло в воздухе и вонзилось в спину хамшема. Тот без звука рухнул наземь и заскользил по мягкой влажной земле, как парусник, уплывающий в вечность, с копьем в спине вместо мачты. Двое его приятелей решили принять бой и остановились.

Вольф был восхищен ловкостью и мужеством, с которыми сражался Абиру. Вскоре его спутник пал с копьем в груди, но Абиру продолжал махать саблей. Он убил двух дикарей, а третий обратился в бегство. Как только негроид исчез, Вольф бесшумно подкрался к хамшему сзади и ударил его ребром ладони по руке. Хамшем выронил ятаган.

Увидев Вольфа, он так испугался и удивился, что потерял дар речи. А при виде вышедшей из кустов Хрисеиды еще больше выпучил глаза. Не дожидаясь, когда Абиру придет в себя, Вольф спросил его, что здесь происходит, и тот, сделав над собой усилие, заговорил. Все произошло так, как Роберт и предполагал. Преследуя гворлов со своими людьми и множеством шолкинов, в нескольких милях отсюда Абиру настиг их. Вернее, гворлы устроили своим преследователям засаду, и в ходе стычки добрая треть хамшемов погибла или была ранена. Гворлы же, которые метали ножи из-за деревьев и кустов, обошлись без потерь. Хамшемы дрогнули и побежали, надеясь сразиться с гворлами в более удобном месте — если таковое попадется на пути. Но внезапно беглецы и преследователи наткнулись на орду черных дикарей.

— И скоро кто-нибудь из них вернется за тобой, — заметил Роберт. — А что произошло с Кикахой и фунемом Лейксфалком?

— О Кикахе я ничего не знаю. С гворлами его нет. А вот идшский рыцарь с ними.

Вольф задумался. Что делать с Абиру? Вольф привык убивать противника в честном бою. К тому же ему хотелось как следует расспросить обо всем. Роберт чувствовал, что работорговец не тот, за кого себя выдает. Подталкивая пленника острием ятагана, Вольф повел его по тропе. Абиру заупрямился и закричал, что их могут убить, но Вольф приказал ему заткнуться. Через несколько минут послышались крики и стоны. Путники перебрались через мелкий ручей и оказались у подножия крутого высокого холма.

Каменистую поверхность изредка разнообразила скудная растительность. Вдоль тропы, вьющейся вверх по холму, валялись мертвые и раненые гворлы, хамшемы, шолкины и дикари. Почти у самой вершины, окруженные кольцом черных тел, прижавшись к скале под двумя нависающими огромными камнями, сражались трое — гворл, хамшем и идшский барон. Не успели Вольф и Хрисеида ступить на тропу, как хамшемский воин пал, пронзенный несколькими копьями, наконечники которых напоминали размерами лопату. Вольф велел Хрисеиде вернуться. В ответ она натянула тетиву и выпустила стрелу. Один из дикарей покатился по склону с древком в спине.

Вольф мрачно усмехнулся и тоже натянул свой лук. Выбирая тех, кто находился с краю толпы, они с Хрисеидой сумели уложить двенадцать дикарей. И тут их заметили: один из дикарей случайно оглянулся и увидел упавшего собрата. Он закричал и начал дергать за руки тех, кто стоял рядом. Дикари завопили и, потрясая копьями, помчались вниз. Большая часть чернокожих продолжала атаковать гворла и идша. Прежде чем дикари добежали до середины склона, четверо из них свалились на землю.

Затем еще трое упали, пронзенные стрелами, и, перелетев через голову, покатились вниз. Оставшиеся шестеро потеряли желание вступать в рукопашный бой. Они остановились и метнули в лучников копья, но расстояние оказалось слишком большим, и те, без труда увернувшись, ловко и хладнокровно подстрелили еще четверых. Двое уцелевших вопя побежали назад. Но добраться до своих им не удалось, хотя один их туземцев получил ранение лишь в ногу.

К тому времени пал гворл. Фунем Лейксфалк остался один против сорока дикарей. Его небольшое преимущество заключалось в том, что негроиды могли нападать на него только по двое. Стены из валунов и баррикада из трупов не позволяли наброситься на него всем сразу. Фунем Лейксфалк проворно орудовал окровавленным ятаганом и громко пел боевую идшскую песню.

Вольф и Хрисеида нашли небольшое укрытие за двумя обломками скалы и возобновили атаку с тыла. Когда пятеро дикарей упало замертво, колчаны стрелков опустели.

— Вытаскивай стрелы из трупов и используй их вновь! — закричал Роберт. — А я пойду ему на помощь.

Он подобрал копье и побежал к вершине, надеясь, что дикари в пылу схватки не заметят его. Обогнув холм, Вольф увидел двух дикарей, затаившихся на валунах. Навес из огромных камней мешал им прыгнуть на спину рыцаря, и они ждали момента, когда он выйдет из-под своей защиты.

Роберт метнул копье и попал одному из них в ягодицу. Дикарь закричал и свалился со скалы, надо полагать, прямо на своих сородичей. Другой вскочил, повернулся — и, получив удар ножом в живот, упал со скалы спиной вниз.

Вольф нашел камень побольше и потащил его к краю скалы. Подняв камень над головой, он подошел к обрыву и, крикнув, бросил глыбу вниз. Услышав крик, туземцы подняли головы — и увидели летящий на них камень. Он проломил головы по крайней мере троим и покатился вниз по холму. Остальные в панике начали разбегаться. Возможно, они решили, что Вольф не один. Или недисциплинированные воины дрогнули, заметив свои огромные потери. Вид перебитых стрелами сородичей усилил общую панику.

Роберт надеялся, что они не вернутся. Чтобы подлить масла в огонь, он спрыгнул вниз, схватил все тот же валун и кинул его вдогонку убегавшим. Тот запрыгал вниз по склону, словно волк за кроликами, и, перед тем как достичь подножия, раздавил одного из беглецов.

Хрисеида, укрывшись за скалой, выпустила вслед дикарям еще две стрелы.

Вольф повернулся к барону — тот лежал на земле с копьем в груди. Его лицо было серым, из раны струилась кровь.

— Это вы! — слабо воскликнул он. — Человек из другого мира! Вы видели, как я сражался?

— Я видел все. Вы бились, как истинный воин Иисуса, мой друг. Мне никогда еще не доводилось присутствовать при столь великом сражении. Наверное, вы убили не меньше двадцати врагов.

— Двадцать пять. Я считал.

Фунем Лейксфалк едва заметно улыбнулся, затем его улыбка стала шире.

— Мы оба чуть-чуть преувеличили истину, как сказал бы наш друг Кикаха. Впрочем, это действительно был великий бой. Я сожалею лишь о том, что пришлось сражаться одному без друзей, почти безоружным, и никто не узнает, как фунем Лейксфалк покрыл свое имя славой — неважно, что ему пришлось биться с ордой вопящих голых дикарей.

— Люди узнают о вас, — ответил Роберт. — Когда-нибудь я расскажу им об этом.

Ему не хотелось давать пустых обещаний. И Вольф, и идш знали, что смерть подстерегает их за любым поворотом, нетерпеливо вынюхивая след.

— Скажите, вам известно, что случилось с Кикахой? — спросил Роберт.

— А-а, с этим ловкачом? Однажды ночью он избавился от своих цепей. Кикаха попытался освободить и меня, но ему это не удалось. И он ушел, пообещав вернуться и выручить меня. Наверное, он так и сделает, но будет слишком поздно.

Вольф окинул взглядом холм. По склону поднималась Хрисеида, неся несколько извлеченных из трупов стрел. Оставшиеся в живых дикари столпились у подножия и оживленно заговорили между собой. Из джунглей показалась еще одна группа чернокожих, спешивших на помощь своим сородичам. Вскоре отряд туземцев снова насчитывал сорок воинов. Главный у них был человек, облаченный в перья и страшную деревянную маску. Он трещал трещоткой, прыгал взад и вперед и, похоже, что-то говорил.

Идш спросил Роберта, что происходит. Тот рассказал ему о том, что видел. Идшский рыцарь что-то тихо зашептал.

— Больше всего на свете мне хотелось сражаться рядом с вами, барон Вольф, — услышал Вольф, склонившись к самым губам барона. — О, какой прекрасной была бы пара благородных рыцарей… в доспехах, с могучими мечами… S'iz kalt.

Его губы перестали шевелиться и начали синеть. Роберт встал и огляделся. Со всех сторон к вершине холма двигались дикари, отрезав путь к отступлению. Вольф стал перетаскивать тела и складывать их штабелями. В глубине души он надеялся, что негроиды станут нападать на него по одному или хотя бы по двое. И если он перебьет пару десятков, они поостынут и уберутся восвояси. Эта слабая надежда не имела под собой никаких оснований — слишком уж упорны были дикари, и даже большие потери могли не устрашить их. Кроме того, они могли окружить холм и дождаться, пока голод и жажда выгонят Вольфа и Хрисеиду из убежища. Добравшись до середины холма, туземцы остановились. Человек в деревянной маске что-то прокричал — и они вновь быстро полезли вверх по склону. Роберт и Хрисеида ждали. Наконец брошенные копья зазвенели о края валунов и вонзились в баррикаду из мертвых. Вольф выстрелил дважды, Хрисеида — трижды. И каждая стрела попала точно в цель.

Роберт выпустил последнюю стрелу. Она вонзилась в маску вождя, и тот кубарем покатился вниз. Однако вскоре он вновь стоял на ногах. Не обращая внимания на кровь, струящуюся из-под маски, вождь опять повел своих воинов в атаку.

И вдруг из джунглей донесся жуткий вой. Дикари остановились, обернулись и застыли, всматриваясь в окружавшие холм зеленые заросли. И вновь откуда-то из-за деревьев раздался вой и, постепенно слабея, утих.

Из джунглей выбежал человек с волосами цвета бронзы, одетый в набедренную повязку из леопардовой шкуры. В правой руке он сжимал копье, в другой держал длинный нож. На одном плече у него висело лассо, на другом — лук и колчан со стрелами. И тут из леса хлынула лавина обезьян, громадных, длинноруких, с мощной грудью и острыми клыками.

При виде их дикари закричали и попытались укрыться на другой стороне холма, но оттуда на них неслась другая обезьянья лавина. Точно две волосатые челюсти сомкнулись, пожирая черные тела.

Бой закончился быстро. Несколько обезьян упали с копьями в животах, а большая часть дикарей, покидав оружие, бросилась наутек. Оставшиеся дрожа распластались по земле — их было двенадцать.

Вольф с облегчением рассмеялся.

— Как же тебя зовут на этом ярусе? — прокричал он человеку в леопардовой шкуре.

Кикаха усмехнулся.

— Сам догадайся. Но только с первой попытки.

Увидев барона, он перестал улыбаться.

— Черт! Мне потребовалось слишком много времени, чтобы найти обезьян и привести их сюда! Он был хорошим парнем, этот идш, и мне нравилась его учтивость. Ах, черт! Так или иначе, я обещал ему, если он погибнет, отвезти его прах в замок предков. И я сдержу обещание — правда, не сейчас. Мы еще не закончили свои дела.

Кикаха подозвал несколько обезьян и представил им Роберта.

— Как видишь, они больше похожи на твоего друга Ипсева, чем на обычных обезьян. Ноги у них длиннее, а руки короче. Подобно Ипсеву и в отличие от больших обезьян любимого автора моего детства, у них человеческий мозг. Эти ребята ненавидят Властителя за то, что он сделал с ними. И хотят не только отомстить ему, но и обрести возможность еще раз погулять в человеческих телах.

Только теперь Роберт вспомнил про Абиру. Его нигде не было. Очевидно, он убежал в джунгли, когда Вольф бросился на помощь фунему Лейксфалку.

Ночью, сидя у костра и лакомясь жареным мясом оленя, Роберт и Хрисеида услышали историю о катаклизме, который сотрясал Атлантиду.

Все началось со строительства нового храма, который задумал возвести Радамант, владыка Атлантиды, дабы прославить Властителя. Его решено было построить выше любого известного на планете здания. Строить храм Радамант согнал все население страны. Он возводил этаж за этажом, словно хотел достичь самого неба.

Люди спрашивали друг друга, когда же наступит конец работе. Все жили как рабы, с одной лишь целью — строить. Но никто не смел роптать в открытую. Солдаты Радаманта убивали всякого, кто пытался возражать или не мог трудиться. И вскоре стало ясно, что в безумном мозгу Радаманта крылась не только идея строительства храма. Владыке Атлантиды понадобилось воздвигнуть башню, чтобы взять приступом небесный дворец Властителя.

— Здание высотой в тридцать тысяч футов? — удивленно спросил Вольф.

— Да. Конечно, проект немыслимый, даже с технологией атлантов. Но Радамант совсем потерял голову. Он действительно планировал штурм дворца. Возможно, его поощряло многолетнее отсутствие Властителя, и он решил, что слухи о его исчезновении верны. Вороны отговаривали его, но ему казалось, что они лгут, перестраховываются.

Кикаха сказал, что стихийные бедствия, разрушающие Атлантиду, нечто большее, чем месть Властителя за дерзкое высокомерие Радаманта. По-видимому, Властитель в конце концов раскрыл секреты устройств, которые находились во дворце.

Исчезнувший Властитель принял меры предосторожности, чтобы новый владелец небес не мог манипулировать законами этого мира. Властителю удалось узнать, где находится устройство для вызова бури. И доказательством тому — гигантские ураганы, торнадо и непрерывный ливень, смывавший почву. Разгневанный Властитель решил избавиться от жизни на этом ярусе.

Навстречу путешественникам двигался нарастающий поток беженцев, которые рассказывали об огромных зданиях, разрушенных ветром; о людях, унесенных ураганом; о потопах, смывающих не только деревья и живые существа, но даже большие холмы.

Чем дальше шел отряд Кикахи, тем сильнее становился ветер, и вскоре путешественники с трудом преодолевали его напор. Над ними клубились облака, ливень сек тела, со всех сторон ослепительно сверкали молнии.

Но иногда дождь прекращался и молнии гасли. Энергия устройств, используемых Арвуром, истощалась, и, прежде чем вновь пустить в ход, их приходилось перезаряжать. В периоды сравнительного затишья идти становилось легче, и отряд медленно, но верно продвигался вперед. Они переправлялись через вышедшие из берегов реки, в водах которых останки цивилизации — обломки домов, деревья, мебель, колесницы, тела мужчин, женщин и детей, трупы собак, лошадей, птиц и диких животных. Леса завалило вывороченными с корнем или рассеченными молнией деревьями. Все долины остались под водой; низины заполняли грязные потоки. В воздухе стояла удушливая вонь.

Но когда путешественники прошли добрую половину пути, тучи начали рассеиваться. Они вновь увидели солнце, но лучи его падали на безмолвную мертвую землю. Лишь шум воды и крики чудом уцелевших птиц разбивали могильное надгробие тишины. Иногда по их спинам пробегал холодок от воя сошедших с ума людей.

С неба исчезли последние тучи. Впереди засверкал белый монолит Идаквиззурхруза, до которого нужно было идти еще миль триста по равнине, лишенной горизонта. Город атлантов или то, что от него осталось, виднелся на расстоянии сотни миль. И потребовалось двадцать дней, чтобы добраться до его окраин.

— А Властитель нас может заметить? — как-то спросил Роберт.

— Наверное, может — через какой-нибудь телескоп. Я рад, что ты заговорил об этом — нам действительно лучше идти по ночам. Впрочем, он и так о нас узнает. — И Кикаха показал на пролетавшего ворона.

Проходя через развалины столицы, путешественники оказались неподалеку от императорского зоопарка Радаманта, где чудом уцелело несколько клеток. В одной из них сидела орлица. На загаженном полу валялись кости, перья и черепа: запертым в клетке птицам, обреченным на голодную смерть, пришлось поедать друг друга. Истощенная, слабая и несчастная орлица печально сидела на высоком насесте.

Вольф открыл клетку. И не успели они с Кикахой заговорить с орлицей Армонидой, как та попыталась напасть на них. Но Роберт бросил ей несколько кусков мяса и, пока птица насыщалась, рассказал ей о цели путешествия. Армонида обозвала его лжецом и заявила, что он преследует какую-то свою человеческую, а следовательно, недобрую цель. Но, выслушав Роберта до конца, орлица оставила подозрения — она поверила человеку. И когда Вольф сказал, что у него есть план мести Властителю, ее тусклые глаза засветились: идея проникнуть во дворец владыки мира воодушевила ее больше, чем мясо.

Три дня Армонида оставалась со своими спасителями, отъедалась, набиралась сил и запоминала слова, которые требовалось передать Подарге.

— Ты увидишь гибель Властителя и вернешь себе молодое прекрасное женское тело, — говорил ей Вольф. — Но только в том случае, если Подарга выполнит нашу просьбу.

Армонида прыгнула с утеса и, взмахнув крыльями, начала набирать высоту. Вскоре она превратилась в черную точку и через миг растворилась в зеленом небе.

Роберт и его отряд укрылись в буреломе и с наступлением темноты отправились дальше. Что-то изменилось — и теперь лидером отряда был Вольф. Прежде, с всеобщего молчаливого согласия, бразды правления держал Кикаха. Однако что-то произошло, и теперь решения стал принимать Вольф. Он сам не понимал, как это случилось. Кикаха, по-прежнему шумный и энергичный, безропотно уступил власть Роберту, который отнюдь не стремился к такому положению дел. Ситуация выглядела так, будто Кикаха только и ждал, когда Вольф узнает от него все, что нужно, а затем добровольно уступил ему свое место.

Они продвигались только по ночам и за это время увидели лишь несколько воронов. Очевидно, в такой близости к монолиту путники находились под пристальным наблюдением самого Властителя. А возможно, он просто не ожидал, что кто-то посмеет вторгнуться на эту территорию после того, как его гнев разрешился столь чудовищной катастрофой.

Вскоре отряд подошел к огромной груде развалин башни Радаманта. Здесь они нашли столько металла, что его с лихвой хватило для осуществления плана Роберта. Но возникло две проблемы: где раздобыть достаточное количество еды и как скрыть шум при распилке и ковке металла в их маленьких потаенных кузницах. Обнаружив склад зерна и сушеного мяса, они решили первую проблему. Большую часть запасов уничтожил пожар, а затем потоп, но уцелевших продуктов могло хватить на несколько недель. Со второй проблемой они управились, работая в глубоких подземных мастерских. На рытье туннелей ушло пять дней, но сроки пока не волновали Вольфа. Он понимал, что пройдет немало времени, прежде чем Армонида доберется до Подарги — если только вообще доберется. В пути с ней может случиться все что угодно, не исключая и нападения воронов.

— Что будет, если она не долетит? — спросила как-то раз Хрисеида.

— Тогда мы придумаем что-нибудь еще, — ответил Роберт. Он погладил рог и нажал на семь маленьких клавиш. — Кикаха помнит, где находятся врата, через которые он покинул дворец. Мы можем воспользоваться ими. Хотя из этого, скорее всего, ничего не получится. Нынешний Властитель не так глуп и наверняка выставил там надежную охрану.

Прошло три недели. Еды оставалось так мало, что нескольких обезьян пришлось отправить на охоту. Опасность подстерегала путешественников даже ночью: поблизости всегда мог оказаться какой-нибудь ворон. Кроме того, Вольф догадывался, что у Властителя есть приборы ночного видения.

В конце четвертой недели Роберт решил отказаться от своих расчетов на Подаргу. Либо Армонида не добралась до нее, либо хозяйка орлиц отказалась ее выслушать.

Ночью, сидя под огромной пластиной, согнутой из стали, он задумчиво смотрел на луну и вдруг услышал хлопанье крыльев. Вольф взглянул в темное небо. В лунном свете мелькнула бледная тень — и перед ним опустилась Подарга. За ней виднелось множество крылатых силуэтов, и сияние луны отражалось в желтых клювах и пылавших огнем свирепых глазах.

Вольф провел гостей вниз по туннелю в большое помещение. В свете маленьких костров он вновь взглянул на трагически прекрасное лицо гарпии. Но теперь, готовясь нанести Властителю ответный удар, Подарга светилась счастьем. Ее стая принесла запас еды, и, пока птицы отдыхали, Роберт объяснил гарпии свой план. Когда они обсуждали детали, одна из обезьян, охранявших вход, привела человека. Она поймала его, когда он крался по руинам. Пленником оказался хамшем Абиру.

— Это несчастье для тебя и печальное событие для меня, — произнес Вольф. — Я не могу связать тебя и оставить здесь. Если ты сбежишь и донесешь о нас воронам, Властитель будет предупрежден заранее. Поэтому ты должен умереть — если, конечно, тебе не удастся убедить меня в обратном.

Абиру взглянул ему в глаза и увидел там свою смерть.

— Очень хорошо, — ответил он. — Но я не хочу и не буду говорить перед всеми. Поверь мне, я должен переговорить с тобой наедине. Речь идет не только о моей жизни, но и о твоей.

— Мне нечего скрывать от присутствующих, — ответил Роберт. — Рассказывай.

Кикаха нагнулся к уху Вольфа и прошептал:

— Лучше сделай, как он говорит.

Слова друга удивили Вольфа. К нему вернулись сомнения насчет истинного лица Кикахи. Обе просьбы казались настолько странными и неожиданными, что у него на миг возникло чувство неестественной отстраненности. Он как будто уплывал куда-то от всех.

— Если никто не возражает, я хотел бы выслушать его наедине, — произнес Вольф.

Подарга нахмурилась и открыла рот. Но не успела она ничего сказать, как ее перебил Кикаха:

— О Великая, настало время для доверия. Ты должна поверить нам и положиться на судьбу. Неужели ты хочешь упустить единственную возможность отомстить и вернуть себе человеческое тело? Нам нужна твоя помощь. Но если ты сейчас вмешаешься, все пропало.

— Я не знаю, что здесь затевается, но чувствую, что меня хотят обмануть, — сказала Подарга. — Я сделаю, как ты скажешь, Кикаха, ибо я знаю тебя и верю, что ты злейший враг Властителя. Но не испытывай моего терпения слишком долго.

И тут Кикаха прошептал Вольфу нечто еще более странное:

— Я узнал Абиру. Меня вводила в заблуждение его борода и цвет кожи. К тому же я двадцать лет не слышал его голоса.

Сердце Роберта забилось от смутного и тревожного предчувствия. Он взял ятаган и проводил Абиру, которому связали руки, в маленькую комнату. И здесь он выслушал его.

 

16

Через час Вольф вернулся. Он выглядел совершенно ошеломленным.

— Абиру пойдет с нами, — сказал он. — Он может оказаться очень полезным. А сейчас нам нужны каждые лишние руки. К тому же Абиру многое знает.

— Ты не хотел бы объясниться? — спросила Подарга.

Она сузила глаза, на ее лице застыла маска бешенства.

— Нет, не хочу и не буду, — ответил Вольф. — Я как никогда уверен в себе и в победе. Но не устали ли твои орлицы, Подарга? Они летели сюда всю ночь. Может быть, дать им отдохнуть до завтрашней ночи?

Гарпия ответила, что они готовы хоть сейчас выполнить любое поручение. Она не хотела оставаться здесь ни минуты.

Роберт отдал распоряжения. Кикаха передал их обезьянам, которые подчинялись только ему. Они вынесли наружу большие металлические брусья и веревки, остальные последовали за ними.

В ярком свете луны они скрепили тонкие, но крепкие брусья крест-накрест. Люди и пятьдесят обезьян залезли в плетеные люльки, прикрепленные к крестовинам, и на всякий случай привязались ремнями. Одни орлицы взялись за веревки, продетые в кольца на концах брусьев, другие за канаты, привязанные к перекрестиям. Вольф подал сигнал. И хотя возможности потренироваться не было, все птицы разом захлопали крыльями, оторвались от земли и медленно взлетели. Вольф с Кикахой рассчитали, что для того, чтобы набрать высоту, длина канатов должна составлять не меньше пятидесяти футов, и лишь тогда птицы могли бы поднять конструкции с привязанными к ним пассажирами.

Вольф почувствовал внезапный рывок и оттолкнулся ногами от земли. Крестовина накренилась, несколько люлек едва не врезались в соседние брусы, но Подарга, взлетевшая выше всех, быстро отдала необходимые распоряжения. Орлицы стали подтягивать канаты, и равновесие мало-помалу восстановилось. Через несколько секунд все крестовины оказались на одном уровне.

На земле этот план не удался бы. Птица размером с орлицу могла бы подняться в воздух, лишь спикировав с высокого утеса. Но и тогда ей не хватило бы скорости полета — она бы все больше теряла высоту, пока не рухнула бы на землю. Однако Властитель наделил орлиц мышцами, сила которых соответствовала их весу.

Они поднимались все выше и выше. Бледная поверхность монолита в миле от них мерцала в лунном свете. Роберт вцепился в ремни своей люльки и посмотрел на других. Хрисеида и Кикаха помахали ему. Абиру не пошевелился. Руины великой башни Радаманта становились все меньше и меньше. Поблизости не было видно ни одного ворона, а значит, никто не мог предупредить Властителя. Но чтобы этого не случилось, орлицы, которым не досталось нести живой груз, развернулись в воздухе широкой цепью. Казалось, они заполнили все пространство; от громкого хлопанья крыльев у Вольфа заложило уши, и ему почудилось, что этот шум разносится на много миль вокруг.

Теперь он мог одним взглядом окинуть опустошенную Атлантиду, которая раскинулась внизу. Вскоре стал виден край яруса, под которым лежала Дракландия — огромный темный полудиск. Через несколько часов показался массив Америндии — и снова край яруса. Сад Океана казался таким далеким, что почти не был виден.

Здесь, на этой высоте, монолит был настолько узок, что можно было видеть сразу и луну, и солнце. Пока орлицы летели в тени Идаквиззурхруза. Но это не могло продолжаться долго. Вскоре появится солнце, и первый же ворон увидит их за много миль. Поэтому птицы подлетели к монолиту поближе, и теперь их мог заметить только тот, кто стоял бы на самом краю грани.

Через четыре с лишним часа, как раз в тот момент, когда стаи коснулись первые лучи солнца, они оказались у вершины. Прямо у края яруса начинался сад Властителя неописуемой красоты. За ним возвышались башни, минареты, арочные и кружевные конструкции дворца высотой футов двести, который занимал, по словам Кикахи, больше трехсот акров.

Но путешественники не успели полюбоваться чудесным зрелищем: вороны в саду подняли гвалт. Сотни любимиц Подарги налетели на них и стали рвать в клочья. Другие птицы устремились к многочисленным окнам, намереваясь ворваться внутрь и отыскать Властителя.

Роберт заметил, что многим из них это удалось, — но тут начали действовать ловушки. Пролетая в проемы, птицы с громким треском вспыхивали и, обугленные до костей, падали с карнизов на землю или на крыши беседок и арки переходов.

Люди и обезьяны выбрались из люлек недалеко от ромбовидных ворот из розовых каменных плит, украшенных рубинами. Орлицы выпустили из когтей канаты и собрались возле Подарги, ожидая ее приказаний.

Вольф отвязал канаты от металлических колец на поперечных балках, поднял крестовину над головой и, отойдя на несколько шагов от ромбовидного проема, метнул в него стальной крест. Одна перекладина влетела в проход, а перпендикулярная ей штанга зацепилась за косяк.

Ворота объяло пламя. Грохот оглушил Вольфа. Рядом с ним вспыхнули дуги электрических разрядов. Внезапно из дверей дворца повалил дым, и молнии исчезли. Разрядное устройство либо сгорело от перегрузки, либо временно отключилось.

Роберт быстро осмотрелся. Из всех входов рвалось пламя или валил дым от перегоревших блоков защиты. Орлицы хватали перекладины люлек и бросали их в окна наверху. Вольф перепрыгнул через лужу раскаленной добела жидкости, оставшуюся от металлических балок, и ворвался в здание. К нему присоединились Хрисеида и Кикаха, вбежавшие в другую дверь. За Кикахой ввалилась толпа гигантских обезьян с мечами и боевыми топорами.

— Ты начинаешь вспоминать? — спросил Кикаха.

Вольф кивнул:

— Еще не все, но надеюсь, пока и этого хватит. Где Абиру?

— За ним присматривают Подарга и пара обезьян. Он может воспользоваться ситуацией и навредить нам.

Роберт повел отряд через зал, настенные фрески которого вызвали бы восторг и благоговение даже у самых разборчивых землян. В дальнем конце помещения находился низкий проем, края которого покрывала ажурная сеть из мерцающего голубоватого металла. Не успели путешественники подойти к нему, как под потолком пронесся ворон, пытавшийся скрыться от настигавшей его орлицы.

Птица юркнула в проход — и наткнулась на невидимый экран. В мгновение она превратилась в мелкие кусочки мяса, костей и перьев. Летевшая следом орлица пронзительно закричала и попыталась увернуться, но по инерции проскочила в проем — и ее тоже разрезало на мелкие кусочки.

Вольф осторожно подошел к проходу.

— Теперь все должно быть в порядке, — сказал он. — Хорошо, что ворон первым активировал экран. Я о нем совсем забыл.

На всякий случай Роберт выставил вперед меч, но сообразил, что ловушка, вероятно, настроена на живую материю. Оставалось лишь довериться возвращавшейся памяти. Он шагнул вперед и почувствовал только слабое дуновение ветерка. Остальные последовали за ним.

— Властитель сидит в центре дворца — там, где расположен пульт управления обороной, — сказал Вольф. — Часть охраны рубежей работает автоматически, но остальной аппаратурой он может управлять сам — если, конечно, уже выяснил, как она действует. Впрочем, времени для этого у него было достаточно.

Они прошли не меньше мили по коридорам и комнатам, которые человек со вкусом мог бы рассматривать несколько дней. Время от времени грохот и крики подсказывали им, что где-то во дворце сработала еще одна ловушка.

Раз двенадцать Вольф останавливал отряд. Хмурясь, о чем-то думал, словно вспоминал, и, вспомнив, улыбался. Потом сдвигал какую-нибудь картину под определенным углом или касался какого-нибудь места на фреске: глаза раскрашенного дикаря, рога буйвола на пейзаже Америндии или рукоятки меча в ножнах тевтонского рыцаря на батальной картине. И отряд двигался дальше.

Наконец Вольф подозвал к себе орлицу.

— Приведи Подаргу и остальных, — велел он. — Им больше не надо жертвовать собой. Я знаю дорогу. — Он обернулся к Кикахе: — С каждой минутой мое deja vu становится сильнее. Я почти ничего и не помню — только некоторые детали.

— Но пока они имеют решающее значение, нам больше ничего не нужно, — улыбнулся Кикаха. Его лицо светилось упоением боя. — Теперь ты понимаешь, почему я не смел объявиться здесь раньше? Наглости у меня хоть отбавляй, но не хватало знаний.

— Ничего не понимаю, — сказала Хрисеида.

Роберт привлек ее к себе и сжал в объятиях.

— Скоро ты все узнаешь — если только нам удастся победить. Мне придется многое рассказать, а тебе многое простить.

Внезапно дверная панель перед ними отъехала в сторону и в комнату с лязгом шагнул человек в доспехах. В одной руке он держал огромный топор, размахивая им, словно перышком.

— Это не человек! — закричал Вольф. — Это один из толосов Властителя!

— Робот! — воскликнул Кикаха.

Да, робот, подумал Вольф, но не совсем такой, какого представляет себе Кикаха. Робот состоял не только из стали, пластика и электрических проводов. Наполовину он представлял собой протеиновое существо, созданное в биобанках Властителя. Робот обладал потрясающей жизнеспособностью, недоступной для неодушевленных машин. В этом была его сила и в то же время слабость.

Вольф быстро отдал необходимые распоряжения, и Кикаха приказал стоявшим позади обезьянам подчиниться Роберту. Двенадцать обезьян вышли вперед и, встав бок о бок, одновременно метнули в толоса боевые топоры. Тот попытался уклониться, но несколько топоров попали в цель — и если бы не доспехи, разнесли бы механического человека на части. Робот упал, перекатился и попытался встать. Но Вольф подбежал к нему и ударил ятаганом по шее. Клинок сломался, даже не поцарапав металл. Но толос снова рухнул.

Роберт отбросил оружие, обхватил робота за пояс и поднял. Лишенное толосовых связок, бронированное существо молча отбивалось. Вольф ударил толоса о стену, и чудище в доспехах рухнуло на пол. Когда робот вновь стал подниматься на ноги, Вольф выхватил кинжал и вонзил его в одно из глазных отверстий. Раздался треск, кончик ножа обломился, и бронированный кулак отбросил Роберта в сторону. Но Вольф тут же снова подскочил к противнику, схватил металлическую руку, вывернул ее и перебросил робота через плечо. После чего поднял толоса и, подбежав к окну, бросил с четвертого этажа головой вниз.

Толос несколько раз перевернулся в воздухе и с лязгом грянул о землю. Несколько мгновений он лежал, как сломанная игрушка, и вдруг снова стал подниматься. Роберт позвал орлиц, сидевших на высокой арке. Они вспорхнули, спланировали вниз — две пары когтей вцепились в руки толоса и подняли его в воздух. Но, очевидно, он оказался слишком тяжелым, и птицы спустились вниз, неся робота в нескольких дюймах от земли. Они полетели над травой между арок и замысловатых резных колонн к краю монолита, с которого намеревались сбросить свой груз. Вряд ли доспехи толоса выдержали бы силу удара при падении с высоты тридцати тысяч футов.

Где бы ни прятался Властитель, он видел гибель выпущенного им толоса. Дверь вновь отъехала в сторону, и в комнату вошло еще двадцать роботов с топорами. Вольф велел обезьянам приниматься за дело, и те опять начали метать топоры, сбивая толосов с ног. Обезьяны, каждая размером поболее гориллы, бросались в атаку и наседали на толосов небольшими группами. И хотя андроиды были гораздо сильнее обезьян, но вдвое уступали им в численности. Пока одна обезьяна боролась с роботами, другая хватала голову-шлем и сворачивала ее набок. Металл трещал, шейные соединения лопались с резким звуком, шлемы катились по полу, и из них вытекала жидкость, напоминающая сукровицу. Обезглавленных толосов поднимали, передавали из рук в руки и выбрасывали из окон. А орлицы уносили их за край яруса.

И все же семь обезьян погибли: одни падали под ударами топоров, другим андроиды открутили головы. Быстро обучавшиеся протеиновые мозги полуавтоматов заставляли своих хозяев слепо имитировать действия противников — словно это могло им помочь.

Расправившись с роботами, отряд вышел в коридор. И вдруг спереди и сзади, откуда-то сверху начали опускаться толстые металлические листы. Вольф вспомнил об этой ловушке только тогда, когда перегородки поползли вниз. Они двигались довольно быстро, но Вольф успел опрокинуть мраморную статую вместе с пьедесталом. Конец упавшей колонны угодил прямо под перегородку и помешал ей полностью закрыться. Край металлической пластины начал медленно крошить камень пьедестала. Люди и обезьяны быстро выползли на спинах через сокращавшуюся щель. Коридор начало заливать водой. Если бы перегородка успела закрыться, всех ожидала бы неминуемая гибель.

Бродя по колено в воде, они прошли по другому коридору и поднялись еще на один лестничный марш. Вольф остановился у окна и метнул в него топор. Убедившись, что система защиты обезврежена, он выглянул наружу и подозвал к себе орлиц. После того как скользящие плиты преградили им путь, птицы выбрались наружу и пытались найти другой маршрут.

— Мы приближаемся к центру дворца, — сообщил всем Роберт. — Здесь в одной из комнат находится Властитель. Начиная с этого места, в стенах коридоров установлены дюжины лазерных установок. Лучи создают заслон, через который никто из нас живым не пройдет. — Он помолчал и добавил: — Властитель может сидеть там вечно. Лазеры потребляют очень мало энергии, а еды и питья ему хватит, чтобы выдержать самую долгую осаду. Но есть одно старое военное правило, которое гласит: любую оборону, какой бы внушительной она ни казалась, можно прорвать, если найти правильное направление атаки. — Вольф повернулся к Кикахе. — Когда тебе пришлось отправиться через врата на ярус Атлантиды, ты оставил полумесяц здесь. Может быть, ты помнишь, где он лежит?

Кикаха усмехнулся:

— Конечно! Я сунул его под статую в комнате, которая находится неподалеку от бассейна. А вдруг его нашли гворлы?

— Тогда мне придется придумать что-то еще. Надо посмотреть — может быть, нам удастся найти полумесяц.

— Что ты задумал? — тихо спросил Кикаха.

Роберт объяснил, что у Арвура есть путь к отступлению. Насколько он помнил, в центре управления находится полумесяц, вделанный в пол, и здесь же хранилось несколько запасных половинок. Каждая из них, входя в контакт с неподвижным полумесяцем, открывала врата во вселенную, на которую была наведена. Но ни одна из этих половинок не обеспечивала доступ на другие уровни многоярусной планеты. И только рог мог открывать врата между ними.

— Хорошо, — согласился Кикаха. — Но даже если мы и найдем полумесяц — какая нам от него польза? Его надо совместить с другой половинкой. А где ее взять? И потом — любой, кто воспользуется кругом, тут же окажется на Земле.

Вольф ткнул пальцем в кожаный мешок, который висел у него за спиной.

— У меня есть рог.

Друзья зашагали по коридору. Подарга бросилась за ними.

— Что вы затеваете? — свирепо закричала она.

Вольф ответил, что пытаются найти способ проникнуть в центр управления, и попросил Подаргу остаться за старшую, пока их не будет. Но она не согласилась, сказав, что чем ближе они подходят к Властителю, тем больше ей хочется не спускать с них глаз. И если они задумали пробраться в покои хозяина дворца, им придется взять ее с собой. Гарпия напомнила Вольфу, что когда-то он пообещал отдать ей Властителя, чтобы она могла сделать с ним все, что пожелает. Вольф только пожал плечами и двинулся дальше.

Они отыскали комнату со статуей, под которой Кикаха спрятал полумесяц, но во время битвы обезьян и гворлов ее сбросили с пьедестала. По всей комнате валялись трупы. Вольф замер от удивления. С тех пор как они вступили во дворец, он не видел ни одного гворла и считал, что все они погибли во время боя с дикарями. По-видимому, Властитель отправил за Кикахой только часть свои помощников.

— Полумесяц исчез! — воскликнул Кикаха.

— Удивляться нечему — прошло столько лет, — произнес Вольф. — Но скорее всего половинки забрали после того, как статую свалили. И я, кажется, знаю, кто присвоил полумесяц. Вы видели Абиру?

Воспользовавшись суматохой в начале штурма, Абиру скрылся, и гарпия, которой поручили не спускать с него глаз, больше его не видела.

Кикаха и Роберт помчались к лаборатории. Подарга, растопырив крылья, поспешила следом. Пробежав по коридорам около трех тысяч футов, Вольф остановился у двери лаборатории и с трудом отдышался.

— Ваннакс мог уже добраться до центра управления и уйти, — сказал Роберт. — Но возможно, он еще складывает полумесяцы, и если мы хотим застать его врасплох, нам надо подкрасться незаметно.

— Ваннакс? — переспросила Подарга.

Роберт выругался про себя. Ему не хотелось до поры до времени раскрывать личность Абиру. Подарга так ненавидела Властителя, что тут же убила бы его. А Вольфу он был нужен живым, так как мог оказаться весьма полезным в поисках Властителя. За помощь Роберт обещал отправить его в другой мир, чтобы тот еще раз мог попытать счастье. Ваннакс поведал Вольфу о том, как ему удалось вернуться в эту вселенную.

После того как Кикаха (а тогда Финнеган) по воле случая прошел через круг, забрав с собой полумесяц, Ваннакс, не жалея сил, продолжал поиски другой половинки, и удача улыбнулась ему в скобяной лавке города Пеория, штат Иллинойс. Как он туда попал и какой Властитель потерял его на Земле, никто никогда уже не узнает. Несомненно одно: в разных местах на Земле хранились и другие полумесяцы. С помощью найденной половинки он прошел через врата, расположенные на ярусе Америндии. Затем Ваннакс поднялся по Абхарплунте в Хамшем, и ему повезло еще раз — он захватил в плен гворлов, Хрисеиду и рог. После этого он отправился в Атлантиду, надеясь так или иначе проникнуть во дворец.

— Старая поговорка гласит: нельзя доверять Властителю, — прошептал Вольф.

— Что ты сказал? — вскричала Подарга. — Я еще раз спрашиваю, кто такой Ваннакс?

Вольф облегченно вздохнул — она не знала этого имени.

— Так иногда называли Абиру.

Не желая и не имея больше времени отвечать на другие вопросы, он распахнул дверь и вбежал в лабораторию. Помещение оказалось таким широким, с таким высоким потолком, что, пожалуй, могло вместить дюжину реактивных авиалайнеров. Но почти все свободное место было уставлено шкафами и консолями с различной аппаратурой. В сотне ярдов друзья заметили Ваннакса, который склонился над огромным пультом и нажимал какие-то кнопки.

Все трое молча двинулись к нему. Подойдя поближе, они увидели на пульте два соединенных полумесяца. На широком экране перед Ваннаксом появилось призрачное изображение третьей половинки. По экрану побежали волнистые светлые линии.

Когда рядом с изображением полумесяца появилось другое, Ваннакс ахнул от восторга, быстро нажал на несколько клавиш и сблизил половинки. Они слились в одно кольцо.

Роберт знал, что машина запустила частотный искатель и обнаружила частоту полумесяца, вделанного в пол центра управления. Вслед за этим Ваннакс подверг сцепленные на пульте половинки какому-то воздействию, в результате чего их резонансная частота и полумесяца в центре управления совпала. Где Ваннакс раздобыл вторую половинку, оставалось тайной. Вольф подумал о полумесяце, который Ваннакс пронес через врата в Америндию. Ему как-то удалось скрыть эту вещь при обыске, когда его поймала обезьяна. Очевидно, он прятал полумесяц в каком-то укромном месте.

Ваннакс поднял голову и увидел троих преследователей. Быстро взглянув на экран, он сорвал полумесяцы с пружинных зажимов на пульте. Вольф и Кикаха бросились к нему — но поздно: Ваннакс положил на пол обе половинки, захохотал, сделал непристойный жест и шагнул в круг, сжимая в руке кинжал.

Роберт закричал от отчаяния. Они не успели помешать ему. Внезапно помещение озарила мощная вспышка — Вольф остановился и закрыл лицо руками. Он услышал, как позади вскрикнули Кикаха и Подарга. А затем раздался вопль Ваннакса, и в воздухе запахло паленым мясом и горящими тряпками.

Вольф вслепую сделал несколько шагов, и его ноги коснулись трупа.

— Что происходит, черт возьми? — спросил Кикаха. — Боже мой, я надеюсь, мы не ослепнем навсегда!

— Ваннакс хотел проскочить через врата в центр управления, — сказал Вольф. — Но Арвур расставил там ловушку. Он мог бы просто разрушить аппаратуру, но ему хотелось убить человека, который попытается использовать его.

Роберт стоял и ждал, сознавая, что драгоценное время уходит. Но он ничем не мог помочь ни делу, ни друзьям, пока к нему не вернется зрение.

Наконец, после невыносимо долгого ожидания, зрение начало восстанавливаться.

Ваннакс лежал на спине, обугленный до неузнаваемости. Оба полумесяца по-прежнему составляли круг. С ними ничего не случилось.

Роберт повернулся к Кикахе и тихо шепнул:

— Он предал нас, но сослужил нам добрую службу. Я собирался проделать такой же трюк. И если бы мы нашли полумесяц под статуей, я бы изменил его резонанс, а затем активировал половинку с помощью рога.

Делая вид, что осматривает пульты в поисках других ловушек, Вольф увлек Кикаху подальше от Подарги.

— Я не хотел этого делать, но, видимо, придется, — прошептал он. — Если мы хотим выманить Арвура из центра управления или добраться до него, прежде чем он сбежит через круг из полумесяцев, нам придется воспользоваться рогом.

— Я не понимаю тебя, — сказал Кикаха.

— Во время строительства этого дворца я внедрил термическое вещество в пластиковую оболочку центра управления. Его можно сдетонировать определенной последовательностью звуков рога. Нужно только проделать один небольшой трюк. Мне очень не хочется воспламенять этот материал, потому что тогда пропадет и центр управления. И тогда дворец будет беззащитен перед другими Властителями.

— Тебе виднее, — сказал Кикаха. — А тут есть какая-нибудь штука, которая могла бы помешать Арвуру смыться через полумесяцы?

Вольф улыбнулся и показал на пульт.

— Ему следовало уничтожить это оборудование, вместо того чтобы ублажать свое садистское воображение. Как и всякое оружие, оно обоюдоострое.

Он активировал управление, и на экране снова засияло изображение полумесяца и побежали волнистые светлые линии. Вольф перешел к другой стойке и, распахнув небольшую дверцу наверху консоли, открыл панель приборов управления без поясняющих надписей. Щелкнув двумя переключателями, он нажал на кнопку. Экран погас.

— Резонанс его полумесяца изменен, — сказал Вольф. — Когда он захочет воспользоваться им и соединит его с любой из других своих половинок, ему придется испытать дьявольское потрясение. Хотя и не такое сильное, как Ваннаксу. Ему попросту некуда будет бежать — врата исчезнут.

— Вы, Властители, подлый, изобретательный и коварный народ, — сказал Кикаха. — И все равно мне нравятся твои манеры.

Кикаха вышел из помещения, и через мгновение в коридоре раздался его крик. Подарга бросилась было на помощь, но у двери вдруг остановилась и устремила на Вольфа подозрительный взгляд. Тот поспешно направился к двери. Подарга, убедившись, что он следует за ней, выскочила в коридор. Вольф сразу остановился, быстро вынул из футляра рог, сунул палец в раструб и нащупал небольшое отверстие в паутинообразной сеточке. Потом вытащил сеточку, перевернул, вставил на место, положил рог обратно в чехол и бросился следом за гарпией.

Та уже стояла рядом с Кикахой. Оказалось, что его ввела в заблуждение рыскавшая по коридорам орлица, которую он принял за гворла. Вольф сказал, что им надо вернуться к остальным. Он не стал объяснять, что рог должен находиться на определенном расстоянии от стен центра управления.

Когда они вернулись к проходу в убежище Арвура, Вольф открыл чехол. Кикаха встал позади Подарги. Если она вздумает помешать, он просто оглушит ее. Как тогда справиться с орлицами — другой вопрос. Возможно, на них придется напустить обезьян.

Однако, увидев инструмент, Подарга лишь вскрикнула.

Роберт поднес рог к губам, надеясь, что ему удастся правильно воспроизвести последовательность нот. После случая с Ваннаксом он многое вспомнил, но большая часть сознания по-прежнему дремала.

Но не успел Вольф протрубить, как в коридоре загремел толос. Казалось, что он шел из пола, стен и потолка — отовсюду. Он говорил на языке Властителей. Вольф обрадовался — Подарга не знала этого языка.

— Ядавин! Я увидел рог и узнал тебя. А то все гадал, на кого ты похож. Да, мне следовало бы узнать тебя раньше. Но столько времени прошло! Ты-то сам помнишь?

— Века. А может, тысячелетия. Все зависит от временной шкалы. Итак, мы, два заклятых врага, снова встретились лицом к лицу. Но на сей раз у тебя нет выхода. Ты умрешь, как умер Ваннакс!

— И как же ты доберешься до меня? — проревел голос.

— Я заставлю расплавиться стены твоей, казалось бы, неприступной крепости. А ты либо останешься в ней и зажаришься живым, либо выйдешь ко мне и примешь иную смерть. Но я не думаю, что тебе удастся там усидеть.

Внезапно ему в голову пришла тревожная мысль: а ведь он несправедлив. Если Подарга убьет Арвура, она отомстит не тому, кто виноват в том, что с ней случилось. И неважно, что Арвур сделал бы то же самое, будь он в то время Властителем этого мира.

С другой стороны, Вольф тоже не виноват. Он больше не владыка Ядавин, который создал эту вселенную и так дурно управлял ею и множеством существ, похищенных с Земли. Потеря памяти оказалась полной. Ядавин исчез, и из пустоты возник Роберт Вольф — совершенно новый человек. И он не мог поступить так, как действовал Ядавин и любой другой Властитель.

И несмотря на возвращение памяти о прожитой жизни, он по-прежнему оставался Вольфом. Воспоминания будили в нем боль, раскаяние и стремление исправить ошибки. И сейчас он даст Арвуру погибнуть страшной смертью за преступление, которое тот не совершал, — разве это будет достойным началом?

— Ядавин! — проревел Арвур. — Ты можешь думать, что выиграл этот ход! Но на самом деле победил я! Я могу выложить на стол еще одну монету, и ее цена намного выше цены твоего рога!

— И что же это за монета? — спросил Вольф. У него появилось недоброе предчувствие, что Арвур говорит правду.

— Когда меня выселили из Чиффаенира, я прихватил с собой несколько бомб и одну из них установил под твоим дворцом. Когда мне будет нужно, она взорвется и снесет всю макушку этого монолита. Конечно, я тоже погибну, но прихвачу в могилу своего старого врага. Как жаль, что твою женщину и твоих друзей ожидает смерть! Подумай о них!

Вольф подумал. И ему стало не по себе.

— Каковы твои условия? — спросил он. — Я знаю, что тебе не хочется умирать. Ты жалок, и мне давно следовало бы убить тебя. Все эти десять тысяч лет ты только и делал, что цеплялся за свою никчемную жизнь.

— Довольно оскорблений! Так ты согласен пойти на уступки? Мой палец в дюйме от кнопки! — прокричал Арвур и захохотал. — Даже если я блефую, а это не так, ты же не станешь рисковать?

Вольф передал свой разговор с Арвуром друзьям, которые слушали, но не понимали ни слова. Впрочем, они и так догадывались, что грядет решающий момент. Роберт рассказал все, опустив лишь подробности своей связи с Властителем.

Подарга выглядела разочарованной и взбешенной.

— Спроси, каковы его условия, — злобно прошипела она. Потом придвинулась к Вольфу и тихо добавила: — После того как все кончится, тебе, о Вольф, придется объяснить мне очень многое.

В ответ на вопрос Арвур злорадно расхохотался.

— Ты должен отдать мне серебряный рог — самую драгоценную и уникальную работу мастера Илмарволкина. Я открою им врата на дне бассейна и спущусь на ярус Атлантиды. Это все, чего я хочу. И ты должен пообещать мне, что никто не последует за мной, пока не закроются врата.

Вольф несколько секунд обдумывал предложение.

— Прекрасно. Можешь выходить. Как Вольф я клянусь тебе рукой Детьюва. Я клянусь, что отдам тебе рог и не пошлю за тобой никого, пока не закроются врата.

Арвур засмеялся.

— Я выхожу.

Дверь в конце коридора распахнулась. Зная, что Арвур теперь его не слышит, Вольф быстро объяснил Подарге свой план.

— Арвур считает, что мы у него в руках и, по-видимому, вполне в этом уверен. Он выйдет через врата неподалеку от Иквеквы, пригорода столицы Атлантиды. Он бы достался тебе и твоим орлицам, не будь в десяти милях оттуда другой резонансной точки. Когда он протрубит в рог, там откроется проход, через который Арвур войдет в другую вселенную. Я покажу тебе, где находится это место, когда он уйдет через бассейн.

Арвур уверенно приближался. Это был широкоплечий и красивый мужчина с волнистыми белокурыми волосами и голубыми глазами. Он взял у Вольфа рог, отвесил иронический поклон и зашагал дальше по коридору. Подарга смотрела ему вслед с таким бешенством, что Роберт испугался, как бы она не бросилась на врага. Пришлось напомнить гарпии, что он дал слово не только ей, но и Арвуру.

Арвур шел мимо притихших и грозных бойцов с таким равнодушием, словно прогуливался среди мраморных статуй. Роберт не стал дожидаться, когда он доберется до бассейна, и тут же направился к центру управления. Окинув взглядом приборы, он понял, что Арвур включил временной таймер взрывателя бомбы. И конечно же, оставил какой-то запас времени, чтобы успеть уйти. Отсоединяя устройство взрывателя, Вольф взмок от волнения. Вернулся Кикаха, который следил за Арвуром до самых врат в бассейне.

— Он ушел, это точно, — сказал Кикаха, — но переход оказался не таким легким, как он думал. Место выхода было под водой. Он нырнул и поплыл. Когда врата закрывались, он все еще плыл.

Вольф отвел Подаргу в огромный зал с картами на стенах и показал городок, вблизи которого располагались врата. Затем показал этот же район на экране вблизи. Подарга с минуту изучала карту и экран. Потом велела орлицам следовать за собой и стремительно вылетела в окно. Даже обезьян ужаснули глаза птиц, горящих жаждой смерти.

Арвур уже находился в сорока милях от монолита, но ему предстояло преодолеть еще десять миль. А гарпия и ее птицы покинули ярус на высоте тридцати тысяч футов. Они так рассчитали спуск, что сумели набрать огромную скорость. Подарга начала свою долгожданную охоту.

Отойдя от экрана, Роберт задумался. Когда-нибудь он расскажет Хрисеиде о своей прежней жизни и странном превращении в Вольфа. Он расскажет ей, как однажды отправился в другую вселенную, чтобы навестить одного из друзей-Властителей. Порою всемогущим владыкам становилось одиноко и время от времени хотелось пообщаться с равными. Возвращаясь в свою вселенную, он попал в ловушку, расставленную Ваннаксом — одним из лишенных владений Властителем. Ядавина перенесло на Землю, но он прихватил с собой и своего врага. После жестокой схватки на склоне холма Ваннакс скрылся, унося с собой полумесяц. Что случилось с другой половиной, Вольф не знал. Но и Ваннаксу она не досталась, это уж точно.

А потом Ядавин потерял память. По сути дела он стал младенцем. Некогда грозного Властителя нашли и приютили Вольфы, и с тех пор началось его земное существование.

Роберт мог только догадываться о причинах амнезии. Возможно, она наступила после того, как во время схватки Ваннакс ударил его по голове, или всему виной был ужас, охвативший его, когда он оказался на совершенно незнакомой планете. Властители настолько привыкли пользоваться достижениями науки, что, лишаясь этой возможности, становились совершенно беспомощными.

А может быть, потерю памяти вызвал долгий спор с собственной совестью. До того как его насильно вытолкали в другой мир, он долгие годы мучился угрызениями совести, испытывая отвращение к делам своим и терзаясь печалью одиночества и боязнью потерять положение. Никто не мог превзойти Властителей в могуществе, но и не было людей более одиноких, чем они. Каждая минута жизни могла стать последней. Против Ядавина ополчились другие Властители, и ему все время приходилось быть начеку.

Как бы там ни было, он стал Вольфом. Но оказалось — это заметил даже Кикаха — что между ним, рогом и точками резонанса существовало некое притяжение. И он не случайно оказался в подвале дома в Аризоне, когда протрубил рог. Кикаха давно подозревал, что Вольф — изгнанный Властитель, который по каким-то причинам потерял память.

Теперь Роберт понял, почему ему так легко давались местные языки. Он их попросту вспоминал. И это неожиданное влечение к Хрисеиде тоже возникло неспроста. Она была его любимой фавориткой, и он даже подумывал поселить ее во дворце, чтобы сделать своей госпожой. Встретив Вольфа, Хрисеида не узнала в нем своего прежнего владыку. Она никогда не видела лица Властителя. Дешевый фокус с ослепительным сиянием всегда скрывал его черты. Что же касается голоса, то он использовал прибор, который усиливал и искажал звуки. Это внушало еще большее благоговение поклонявшимся ему жителям мира. И даже его огромная сила объяснялась не естественным развитием, а использованием биопроцессов, с помощью которых он нарастил свои мышцы.

Ему предстояло ответить за жестокость и надменность Ядавина, который теперь был лишь малой частью его естества. Он создаст в биоцилиндрах новые человеческие тела и вложит в них мозги Подарги, ее сестер, обезьян Кикахи, Ипсева и всех тех, кто захочет новых изменений. Он поможет народу Атлантиды отстроить город и больше не будет для них тираном. Он перестанет вмешиваться в дела многоярусного мира без крайней необходимости.

Кикаха позвал Вольфа к экрану. Арвуру каким-то образом удалось найти в этой опустошенной стране полуживую клячу, и теперь он яростно погонял ее.

— Везет же дьяволу, — сказал Кикаха и тяжело вздохнул.

— Нет, я думаю, дьявол гонится за ним по пятам, — ответил Роберт.

Арвур обернулся, взглянул на небо и начал колотить лошадь палкой.

— А ведь он доберется! — воскликнул Кикаха. — Храм Властителя всего в полумиле от него!

Вольф посмотрел на огромное белокаменное строение, венчавшее вершину высокого холма. Там находилось тайное помещение, которым он не раз пользовался в ту пору, когда его называли Ядавином.

Он покачал головой:

— Нет, не успеет!

На экране появилась Подарга. Хлопая крыльями и вытянув хищное лицо, которое на фоне зеленого неба казалось смертельно белым, она снижалась на огромной скорости. За ней летела стая орлиц.

Арвур гнал лошадь по склону холма. Внезапно ноги кобылы подкосились, и она упала. Арвур бросился бежать. За ним по пятам летела Подарга. Он запетлял, как удирающий от ястреба кролик. Гарпия следовала за ним. Когда Арвур в очередной раз метнулся в сторону, она изловчилась и вцепилась когтями в спину Властителя. Тот вскинул руки вверх и в ужасе завопил, но люди, следившие за ним у экрана, не слышали крика.

Арвур упал. Сверху на него опустилась Подарга. Со всех сторон к месту происшествия слетались орлицы. Им хотелось посмотреть, что будет дальше.