Вольф сел на траву и попытался отдышаться. Если возбуждение окажется чрезмерным для его шестидесяти шестилетнего сердца, это будет пределом черного юмора, подумал он. Умер по прибытии. УПП! Они — кем бы «они» ни оказались — похоронят его и напишут на надгробной плите: НЕИЗВЕСТНЫЙ ЗЕМЛЯНИН.

Роберт почувствовал себя лучше. Он даже тихо засмеялся, поднимаясь на ноги. Смело и по-хозяйски Вольф осмотрелся вокруг. Воздух был приятным и теплым — около семидесяти градусов по Фаренгейту, прикинул он. Окружающее пространство наполняли незнакомые и очень приятные фруктовые ароматы. Повсюду кричали птицы — и он надеялся, только птицы. Откуда-то издалека доносился тихий грохот, но он не испугался. Без всякого на то основания у него появилась уверенность, что это рокот прибоя, приглушенный расстоянием. Полная и огромная луна превосходила спутницу Земли по меньшей мере в два с половиной раза.

Небо растеряло нежную зелень, которая наполняла его в течение дня. Несмотря на сияние луны, оно казалось таким же черным, как ночное небо покинутого им мира. А там, в вышине, мириады крупных звезд неслись по разным направлениям, и у пришельца закружилась голова от страха и замешательства. Одна из них помчалась к нему, становясь все больше и ярче. Звезда пролетела в нескольких футах над его головой, и в оранжево-желтом зареве, исходившем от ее хвоста, он увидел четыре громадных эллипсоидных крыла, свисавшие тонкие ноги и на долю секунды мелькнувший силуэт головы с длинными усиками.

Всего лишь светлячок с размахом крыльев футов в десять, если не больше.

Вольф наблюдал, как перемещаются, расширяются и сжимаются живые созвездия, пока не привык к этому зрелищу. Он задумался, в каком направлении ему идти, и шум прибоя в конце концов определил его решение. Береговая линия может стать надежной точкой отсчета, куда бы он потом ни пошел. Вольф двигался медленно и осторожно, часто останавливаясь, чтобы прислушаться и присмотреться к теням.

Неподалеку кто-то вздохнул — для такого звука требовалась огромная грудь. Вольф распластался на траве в тени густого куста и затаил дыхание. Раздался шорох, треснула сухая ветка. Он приподнял голову и осмотрел залитую лунным светом поляну. В нескольких ярдах от него вразвалку двигалась огромная, вертикальная и двуногая фигура, покрытая густой темной шерстью.

Гигант остановился, и сердце Вольфа застучало с перебоями. Голова существа повернулась сначала в одну сторону, потом в другую, и Роберт успел разглядеть профиль, как у гориллы. Но то была не горилла — во всяком случае, не земная. Шерсть существа лишь на первый взгляд казалась черной, на самом же деле по всему телу и ногам зигзагами чередовались широкие черные и узкие белые полосы. Его руки были намного короче, чем у земных горилл, а ноги — не только длиннее, но и прямее. Кроме того, скошенный лоб, несмотря на выпиравшую надбровную кость, выглядел необычайно высоким.

Самец тихо заворчал, издавая не рык и не мычание животного, а четкий ряд модулированных звуков. Горилла пришла не одна. За массивным торсом существа зеленоватая луна высвечивала чью-то голую фигуру — фигуру женщины, которая шла рядом с животными, чьи плечи обнимала огромная лапа гориллы.

Вольф не видел ее лица, но хорошо разглядел стройные ноги, круглые ягодицы, изящную ручку и длинные черные волосы. На миг у него появилось желание узнать, так ли она прекрасна и спереди.

Женщина заговорила с гориллой, и звук ее голоса напоминал звон серебряных колокольчиков. Гигант что-то ответил. Затем они вышли из пятна лунного света и исчезли в темноте джунглей.

Вольф встал не сразу, его все еще сотрясала дрожь.

Наконец он поднялся и двинулся сквозь подлесок, который выглядел значительно реже, чем заросли джунглей Земли. Кусты здесь росли на некотором расстоянии друг от друга, и, если бы растительность вокруг не казалась такой экзотической, ему бы и в голову не пришло сравнивать ее с джунглями. Она больше походила на парк, а трава, мягкая и короткая, выглядела как недавно подстриженный газон.

Пройдя лишь несколько шагов, он вздрогнул, услышав громкое фырканье, и на него едва не наскочило какое-то животное. Он мельком разглядел красноватые оленьи рога, белесый нос, огромные тусклые глаза и тело с узором в «горошек». Ломая ветки, зверь бросился в сторону и исчез, но через несколько секунд Вольф услышал позади шаги. Он обернулся и увидел в десяти футах все то же оленеподобное создание. Почувствовав взгляд человека, оно медленно шагнуло вперед и ткнулось влажным носом в протянутую ладонь. Потом замурлыкало и попыталось потереться о незнакомца боком. Но поскольку животное весило не меньше четверти тонны, оно бы просто оттолкнуло Вольфа от себя.

Поэтому Роберт прижался к нему сам. Он погладил его шерстку за большими чашеподобными ушами, почесал ему нос и слегка похлопал по бокам. Невиданный олень лизнул его несколько раз длинным мокрым языком, который оказался таким же шершавым, как у льва. Вольф надеялся, что зверю когда-нибудь надоест проявлять свою привязанность, и вскоре его желание исполнилось — животное исчезло также внезапно, как и появилось.

После встречи с оленем Вольф немного поуспокоился. Разве животное вело бы себя так дружелюбно с совершенно незнакомым существом, если бы здесь водились плотоядные хищники или существа, которых следовало бы опасаться?

Шум прибоя становился все громче и громче. Через десять минут Вольф вышел к берегу моря. Он спрятался за широкой разлапистой елью и начал рассматривать пляж, залитый лунным светом. Берег был покрыт чем-то белым, при ближайшем рассмотрении выяснилось — очень мелким песком. Пляж тянулся в обе стороны, насколько хватало взгляда. Ширина пространства между лесом и морем составляла примерно двести ярдов. Вдали с обеих сторон пылали костры, вокруг которых кружили силуэты мужчин и женщин. Их приглушенные расстоянием крики и смех еще больше убеждали его в том, что он встретил людей.

Вольф осмотрел близлежащую часть пляжа. В трехстах ярдах от себя, наискосок и почти у самой воды, он заметил парочку существ, при виде их у него перехватило дыхание.

Его потрясло не то, чем они занимались. Вольфа поразила конструкция их тел. Выше талии мужчина и женщина выглядели такими же людьми, как и он, но там, где должны были начинаться ноги, их тела переходили в рыбьи хвосты.

Не в силах сдержать любопытство, он спрятал рог в пучках пушистой травы и пополз вдоль края джунглей. Оказавшись напротив странной пары, он остановился и продолжил наблюдение. К тому времени мужчина и женщина уже лежали бок о бок и тихо разговаривали. Вольфу удалось рассмотреть их более обстоятельно. Прежде всего он убедился, что у них нет оружия. Скорость передвижения этих существ по суше исключала возможность агрессивного нападения, поэтому он смело направился к ним. Они выглядели вполне дружелюбно.

В двадцати ярдах от них он остановился и еще раз присмотрелся к ним. Роберт мог бы назвать их водяными людьми, но ни в коем случае не полурыбами. Плавники на концах длинных хвостов располагались в горизонтальной плоскости, а не вертикально, как у рыб. Чешуя на хвостах отсутствовала, гибридные тела сверху донизу покрывала гладкая коричневая кожа.

Он тактично покашлял — они приподняли головы. Мужчина вскрикнул, женщина пронзительно завизжала. А потом их движения были так быстры, что он, не разбирая подробностей, лишь смутно уловил, как они в мгновение ока поднялись на кончики хвостов, взвились в воздух и скрылись среди волн. В воде мелькнула темная голова, в свете луны блеснул вскинутый кверху хвост.

Прибой грохотал, разбиваясь о белый песок. Сияла огромная зеленая луна. Ветерок, прилетевший с моря, потрепал вспотевшее лицо Роберта и помчался дальше в джунгли. Из темноты за его спиной донеслось несколько таинственных криков, а со стороны пляжа раздавались звуки шумного веселья.

Он погрузился в размышления. Речь двух представителей водяного народа показалась ему чем-то очень знакомой, впрочем, это же касалось и языка, на котором говорили женщина и зебрилла (его собственное определение для гориллы в полоску). Он не понимал отдельных слов, однако звуки и их ассоциативные связи пробуждали в его памяти какое-то смутное знание. Но о чем? Вне всяких сомнений, он никогда не слышал диалекта, на котором говорили местные жители. Возможно, он напоминает один из существующих языков Земли, который Вольф мог слышать в записях или фильмах?

Чья-то рука сжала его плечо. Вольфа приподняли в воздух и повернули. Распяленный нос и впавшие глаза зебриллы приблизились к его лицу; в ноздри ударил запах винного перегара. Зебрилла что-то сказал, из кустов вышла женщина и медленно приблизилась к ним. В любое другое время у него перехватило бы дыхание при виде такого великолепного тела и прекрасного лица. К сожалению, он и сейчас дышал с трудом, но совсем по другой причине. К тому же гигантская обезьяна в любой момент могла швырнуть его в море с легкостью и быстротой, перед которыми поблекло бы даже внезапное исчезновение водяных людей. Или пальцы огромной руки могли сомкнуться. раздавив плоть и раздробив кости.

Женщина что-то сказала, и зебрилла ответил. Неожиданно для себя Вольф понял несколько слов. Их язык имел родственные связи с микенским диалектом, на котором говорила догомеровская Греция.

Ему хотелось объяснить свои добрые намерения, но слова не шли с языка. Во-первых, он был ошеломлен и не мог собраться с мыслями. Во-вторых, его знание греческого языка той эпохи ограничивалось отсутствием первоисточников и почти во всем основывалось на творчестве слепого певца азолической Ионии.

Ему все же удалось выдавить из себя несколько неуместных фраз, но его интересовало не столько значение слов, сколько стремление выразить свою безобидность. Выслушав его, зебрилла хмыкнул, сказал что-то девушке и опустил Вольфа на песок. Тот облегченно вздохнул, но боль в плече заставила его поморщиться. Огромная лапа монстра обладала невероятной силой, хотя вполне напоминала человеческую руку, только огромную и волосатую.

Женщина дернула Вольфа за рубашку. На ее лице появилось легкое отвращение — позже он понял, что именно ей в нем не понравилось. Она никогда еще не видела толстого старого мужчины. Более того, ее озадачила одежда. Женщина продолжала стягивать с него рубашку. Испугавшись, что она прикажет зебрилле раздеть его, он снял рубашку добровольно. Женщина с любопытством осмотрела ее, понюхала, сказала «Уй!» и сделала рукой неопределенный жест.

Вольф предпочел бы не понять ее, еще меньше он горел желанием подчиняться, но сопротивление было бесполезно. Его отказ мог рассердить женщину и тем самым вызвать гнев зебриллы, поэтому он сбросил одежду и стал ждать дальнейших указаний. Женщина пронзительно захохотала, зебрилла закашлялся и заколотил себя по бедру огромной рукой. Звуки его шлепков напоминали удары топора по дереву. Он и женщина обнялись и, надрываясь от смеха, пьяной походкой побрели по пляжу.

Взбешенный и униженный, Вольф начал натягивать брюки, благодаря судьбу за то, что остался цел. Подобрав нижнее белье, носки и ботинки. он устало поплелся по песку обратно в джунгли. Вытащив рог из тайника, он сел на землю и долго думал о том, что ему делать дальше. В конце концов его сморил сон.

Он проснулся утром, голодный, томимый жаждой, с затекшими мышцами.

Пляж бурлил своей жизнью. К виденной им ночью парочке водяных прибавилось несколько больших тюленей с ярко-оранжевыми шкурами: шлепая ластами, они гонялись взад и вперед за шарами из янтаря, которые подбрасывали водяные люди. Человек с коротким козлиным хвостом, мохнатыми ногами и бараньими рогами гнался по пляжу за женщиной, которая во многом походила на спутницу зебриллы. Ее отличали лишь желтые волосы. Она бежала до тех пор, пока рогатый мужчина не прыгнул на нее и, смеясь, не повалил на песок. Их дальнейшие забавы убедили Вольфа в том, что эти создания подобно Адаму и Еве, еще не познали значения греха и запретов морали.

Картина выглядела более чем интересно, но вид завтракавшей русалки пробудил у Вольфа другие, более насущные желания. В одной руке она держала большой овальный желтый плод, а в другой — полусферу, похожую на половинку кокосового ореха. Всего лишь в нескольких шагах от Вольфа у костра на песке сидела женщина той же породы, что и мужчина с бараньими рогами. Она жарила рыбу, насаженную на кончик палки, и от аппетитного запаха рот Вольфа наполнился слюной, а в животе громко заурчало.

Но больше всего ему хотелось пить. И поскольку единственным водоемом в поле зрения был океан, он вышел на пляж и зашагал к прибою.

Его встретили так, как он и ожидал — с удивлением, настороженностью и даже с долей опасения. Все прервали свои занятия, какими бы увлекательными они ни казались, и, выпучив глаза и разинув рты, уставились на него. Как только Вольф приближался к кому-нибудь из присутствующих, тот поспешно отступал. Некоторые из мужских особей не желали уступать дорогу, но, судя по их виду, они бы удрали прочь при одном его резком слове. Но он не испытывал желания бросать им вызов, так как даже самый слабый из них мог без труда одолеть его измученное тело.

Он вошел в прибой по пояс и попробовал воду на вкус. Вольф надеялся, что она будет пригодна для питья: он видел, как другие пили ее прямо из океана. Вода оказалась чистой и свежей, хотя и обладала резким, абсолютно незнакомым привкусом. Напившись вдоволь, Роберт почувствовал себя так, словно ему перелили молодую кровь. Он вышел из океана и направился через пляж в сторону джунглей. Прибрежные жители вернулись к еде и развлечениям. Несмотря на то что они провожали его дерзкими прямыми взглядами, никто не сказал ему ни слова. Сначала он улыбался им, но, заметив, что это вызывает у обитателей пляжа испуг, отказался от попыток понравиться. Поиски в джунглях увенчались успехом, он нашел плоды и орехи, которыми лакомилась русалка. Желтый плод напоминал по вкусу персиковый торт, а мякоть внутри псевдококосового ореха походила на нежное мясо, смешанное с мелкими кусочками грецкого ореха.

После еды он мог бы считать себя наверху блаженства, если бы не одно невыполнимое желание — ему не хватало его трубки. Казалось, в этом раю есть все, кроме табака.

Следующие несколько дней он провел в джунглях, лишь изредка подходя к океану и прибрежной полосе. К тому времени обитатели пляжа привыкли к нему и даже посмеивались, когда он по утрам выходил из леса. Однажды несколько мужчин и женщин набросились на Вольфа и, дико хохоча, сорвали с него одежду. Он кинулся в погоню за женщиной, убежавшей с его брюками, но она умчалась в джунгли и вскоре вернулась с пустыми руками. Роберт уже мог изъясняться на вполне понятном для них языке, хотя поначалу с трудом произносил целые фразы. После долгих лет преподавательской работы и самообразования он обладал солидным знанием греческого языка, и ему оставалось лишь овладеть интонациями и словами, которые отсутствовали в его «разговорнике».

— Зачем ты это сделала? — спросил он прекрасную черноглазую нимфу.

— Я хотела посмотреть на то, что ты прятал под этими уродливыми лохмотьями. Голый ты безобразен, но тряпки придавали тебе еще более отвратительный вид.

— А как же приличия? — спросил он, однако она не поняла этого слова.

Вольф пожал плечами и вспомнил пословицу о чужом монастыре и своем уставе, но этот мир больше напоминал ему Сад Эдема. Приятное тепло сохранялось и днем и ночью; разница температур не превышала семи градусов. Здесь каждый мог без труда добыть пищу, никто не заставлял работать или платить за аренду земли. Никакой политики и напряженности, за исключением лекго удовлетворяемого сексуального возбуждения. Здесь не было национальных и расовых конфликтов. Здесь никто не требовал оплаты по счетам. Или все-таки требовали? Основной принцип земного мира гласил, что просто так и комар на нос не сядет. А как с этим делом здесь? С кем-то же надо расплачиваться.

Ночью он спал на куче травы в дупле большого дерева. Он мог бы найти точно такое же дупло в любом из нескольких тысяч деревьев этой особой породы. Но утро никогда не заставало его в постели. В течение нескольких дней он вставал перед рассветом и любовался тем, как появлялось солнце. «Появление» казалось ему более подходящим словом, чем «восход», потому что солнце на самом деле никогда не всходило. По другую сторону моря возвышалась огромная горная гряда. Она тянулась по всему горизонту. и ей не было видно конца. Солнце выползало из-за горы и при этом находилось уже довольно высоко. Оно по прямой пересекало зеленый небосвод и скрывалось, так и не коснувшись воды, за той же грядой, но уже на другой стороне этого мира.

Час спустя появлялась луна. Она выходила из-за горы, проплывала на одном и том же уровне по небесам и исчезала за грядой в другой части горизонта. Каждую вторую ночь в течение часа шел сильный дождь. и Вольф в это время обычно просыпался, потому что воздух становился немного холоднее. Он зарывался в сухие листья и долго дрожал, стараясь заснуть.

С каждой последующей ночью засыпать становилось все труднее. Роберт думал о своем собственном мире, о друзьях, работе и утехах прожитой жизни. Он думал о жене. Как там теперь Бренда? Конечно, горюет о нем. Пусть она часто бывала злой, раздраженной и нудной, но в ее сердце всегда жила любовь. Его исчезновение будет для нее тяжелым ударом и потерей. Хотя она предусмотрела и это. Каждый год Бренда заставляла его страховать жизнь на непомерные суммы, что не раз становилось причиной ссор между ними. Затем ему пришло в голову, что какое-то время, в связи с отсутствием доказательств по факту его смерти, она не получит из страховки ни цента. Но даже если ей придется ждать официального признания его смерти, она спокойно проживет на социальное пособие. Его хватит, чтобы как-то существовать, хотя, конечно, придется сильно затянуть ремешок.

И все же у него не было никакого желания возвращаться. Он начинал заново обретать молодость. Несмотря на хорошее питание, Вольф терял в весе, а его мышцы становились сильнее и крепче. Появилась упругость в ногах. и все чаще возникало чувство радости, утраченное им однажды на третьем десятке лет. На седьмое утро, решив почесать лысый затылок, он обнаружил небольшую щетину, а на десятое — Вольф проснулся от боли в деснах. Потирая опухшие щеки, он гадал о причине недуга. Роберт успел забыть о таком явлении, как болезнь, и чувствовал себя абсолютно здоровым; да и «пляжники», как он их называл, казалось, тоже никогда не болели.

Боль в деснах продолжала изводить его всю неделю, и ему приходилось снимать ее «ореховым пуншем» — напитком из перебродившего сока. Орехи росли крупными гроздями на самой верхушке дерева с короткими, хрупкими розовато-лиловыми ветвями и желтыми листьями, по форме похожими на курительные трубки. Стоило срезать кожистую оболочку кончиком заостренного камня, как тут же чувствовался аромат фруктового пунша. На вкус он напоминал джин с тоником и примесью вишневой настойки, а ударял в голову, как глоток текилы. Это лекарство действовало отлично, успокаивая не только боль в деснах, но и нервы, взвинченные ею до предела.

Через девять дней после того, как возникли осложнения с деснами, у Роберта прорезались десять крошечных белых и крепких зубов. Более того, в процессе естественного восстановления тканей с остальных зубов начали слетать золотые коронки. И его прежде лысую голову уже покрывала густая черная поросль.

Но этим дело не кончилось. Плавание, бег и лазание по деревьям согнали с него весь жир. Выступавшие от старости вены втянулись в гладкую упругую плоть. И теперь он мог пробегать большие расстояния, не чувствуя одышки и не страшась, что сердце разорвется от напряжения. Все это приводило Роберта в восторг, хотя и наводило на размышления о причинах происходящего.

Он расспрашивал некоторых пляжников о повсеместной на первый взгляд молодости. Все отвечали одинаково:

— Такова воля Властителя.

Сначала Вольф думал, что они говорят о Боге, и это казалось ему странным. Насколько он мог судить, у них не было религии. И конечно же, у них не было никаких культов, ритуалов и таинств.

— Кто такой Властитель? — спрашивал Вольф.

Он подумал, что, вероятно, неправильно понял значения слова «ванакс», которое могло иметь слегка иной смысл, чем у Гомера.

Зебрилла Ипсев, самый умный из всех, кого он до сих пор встретил, ответил так:

— Он живет на вершине мира, за пределами Океана. — Ипсев ткнул пальцем в сторону моря, указывая на далекую горную гряду. — Властитель живет в прекрасном неприступном дворце на вершине мира. Он создал этот мир и всех нас. Иногда он спускается вниз, чтобы повеселиться с нами. Мы делаем все, как говорит Властитель, и играем с ним. Но мы всегда испытываем страх. Если Властитель рассердится или будет недоволен, он может убить всех нас. Или сделать что-нибудь похуже.

Вольф улыбнулся и кивнул. Как и люди Земли, Ипсев и его соплеменники не имели разумного объяснения по поводу происхождения или условий функционирования их мира. Но у пляжников имелась особенность, которая напрочь отсутствовала у жителей Земли, — единство мнений. Все, кого бы он ни спрашивал, давали ему тот же ответ, что и зебрилла:

— Такова воля Властителя. Он создал мир, он создал нас.

— Откуда вы знаете? — спрашивал Вольф.

Задавая этот вопрос, он не ждал каких-то особенных отличий от того, что слышал на Земле. Но ему преподнесли сюрприз.

— Так нам сказал сам Властитель, — ответила русалка Пайява. — И еще мне об этом говорила мать. А она-то уж знает. Властитель создал ей тело; она помнит, как он его делал, хотя все было давным-давно.

— Неужели правда? — удивился он.

В глубине души Вольф подозревал, что она морочит ему голову, и отплатить ей той же монетой было бы очень трудно.

— А где твоя мать? Мне бы хотелось поговорить с ней.

Пайява махнула рукой на запад.

— Где-то там.

«Где-то» могло означать тысячи миль, потому что он до сих пор не знал, насколько далеко простирался пляж.

— Я ее уже давно не видела, — добавила Пайява.

— И как давно? — спросил Вольф.

Пайява сморщила прекрасный лоб и поджала губы — губы, созданные для поцелуев, подумал Вольф. А это тело1 Возвращение молодости воскрешало сильное влечение к противоположному полу.

Пайява улыбнулась и сказала:

— Ты начинаешь проявлять ко мне интерес, не так ли?

Он покраснел и ушел бы прочь, но ему хотелось получить ответ на свой вопрос.

— Сколько лет прошло с тех пор, как ты видела свою мать? — спросил он еще раз.

Но Пайява не знала ответа. В ее словарном запасе отсутствовали слова, означавшие года.

Вольф пожал плечами и торопливо ушел, стараясь как можно скорее скрыться в буйно раскрашенной растительности за пляжем. Она звала его, сначала лукаво, а потом сердито, когда ей стало ясно, что возвращаться он не собирается. Она отпустила в адрес Вольфа несколько язвительных замечаний, сравнивая его с другими мужчинами. Он не стал разубеждать ее — это было бы ниже его достоинства, к тому же все, что она говорила, являлось чистой правдой. И хотя тело Роберта вновь наполнилось молодостью и силой, оно по-прежнему не шло в сравнение с окружавшими его почти идеальными эталонами мужской стати.

Вскоре эта тема надоела ему, и он задумался над словами Пайявы. Если бы Вольфу удалось найти ее мать или одну из ровесниц ее матери, он бы многое узнал о Властителе. Роберт не подвергал сомнению рассказ Пайявы, хотя на Земле его бы посчитали просто невероятным. Люди этого мира не знали лжи. Вымысел для них был чужд. Такая правдивость имела свои преимущества, хотя иногда указывала на явную ограниченность воображения. У них почти отсутствовало чувство юмора и понимание острот. Они смеялись часто, но по очевидным и незначительным поводам. Их забавы не поднимались выше дешевого фарса и грубых розыгрышей.

Вольф выругался, так как мысли начали разбегаться в разные стороны. С каждым днем ему все реже удавалось сохранить концентрацию на выбранной теме. Так о чем он думал перед тем, как сбиться на беды, которые возникали из-за его неприспособленности к местному обществу? Ах да, о матери Пайявы! Кто-нибудь из старожилов мог бы просветить его — если только их удастся найти. Но как отличить стариков от молодых, если все взрослое население выглядит на один и тот же возраст? Из нескольких сотен существ, которых он видел, лишь малая часть, а точнее, трое, казались немного моложе других. Более того, среди многих животных и птиц (причем довольно странных на вид) он заметил всего шесть птенцов и детенышей.

При таком малом количестве рождений баланс удерживался отсутствием смертей. Вольф видел только трех мертвых животных; двое погибли в результате несчастного случая, а третий — во время поединка с соперником из-за самки. Но и эту смерть можно списать на несчастный случай, так как потерпевший поражение самец — похожий на антилопу лимонного цвета, с четырьмя изогнутыми в виде восьмерок рогами — бросился бежать и сломал себе шею, перепрыгивая через бревно.

Труп животного даже не успел разложиться и завонять. Несколько вездесущих созданий, этих маленьких двуногих лисиц с белыми носами, обезьяньими лапками и ушами, отвисавшими, как у такс, обглодали его за какой-то час. Лисы очищали джунгли и убирали все — плоды, орехи, ягоды, трупы. Испытывая слабость к любым гнилым продуктам, они отдавали предпочтение побитым плодам и не трогали свежие фрукты. Но и они не вносили грустных нот в симфонию красоты и жизни. Уборщики мусора нужны даже в Саду Эдема.

Временами Вольф смотрел на голубой, с белыми барашками волн океан, и его взгляд уносился к горной гряде, которую все называли Теяфаявозд. Может быть, именно там живет Властитель. И возможно, стоит попытаться пересечь море и взобраться на грозные кручи в надежде раскрыть одну из загадок таинственной вселенной. Но чем больше он прикидывал высоту Теяфаявозда, тем меньше его занимали подобные мысли. Черные скалы поднимались все выше и выше, пока не уставали глаза и не смущался разум. Человеку не выжить на этих вершинах. Там просто нечем дышать.