Настырные мухи разбудили обоих, когда солнце уже на три ладони поднялось над скалами. Ева еще дулась на Раса за случившееся накануне. Если забеременею, сказала она, просто убью.

Рас весело улыбался ей, хотя при свете дня внешний вид женщины оставлял желать лучшего. Вся в грязи, ребра можно сосчитать, точно на его черепаховом гребне, все тело в ссадинах и кровоподтеках — и от грубого обхождения, и от сна на каменных циновках, — нежная кожа в десятках багровых пятен от укусов насекомых и расчесов и жутковатое спросонок лицо с глазами в темно-синих обводах.

Ева и выглядела несчастной, и была несчастлива. Чуть позже ее скрутила такая острая желудочная колика, что она едва успела отбежать в сторону. Начавшись с утра, эти болезненные позывы продолжались весь день напролет и совершенно измучили женщину. Совершенно ослабев, Ева была не в состоянии куда-либо идти, и они провели в укрытии весь день и еще одну ночь. Женщина практически не вставала, но сил время от времени поносить Раса ей еще хватало. Не обращая на ругань внимания, Рас заботился о Еве, подчищал за ней, принес воды, устроил подстилку поудобнее. Сдирая с нее накануне ветхую одежду, Рас изорвал ее окончательно — она годилась теперь лишь на тряпки, которыми он теперь и обтирал ей тело.

Сходив на разведку, Рас убедился, что шарикту нет поблизости и в помине; с прогулки вернулся с травкой, которую Мирьям советовала заваривать от подобных хворей. Приготовив травяной настой, напоил Еву, ей как будто полегчало. Поддерживая за плечи, Рас помог Еве дойти до реки, там искупал ее, как ребенка, вымыл волосы, затем и себя привел в порядок. Ева обругала Раса за то, что его заботами совершенно лишилась одежды, жаловалась, что может замерзнуть ночью до смерти.

— Днем одежда тебе не нужна, — заметил юноша. — А ночью я о тебе позабочусь. Не волнуйся. Путешествие к концу реки отнимет всего лишь несколько дней. Не хотелось бы болтаться здесь еще неделю, откармливая тебя и добывая шкуры. Одна их выделка займет несколько дней. Мы задержимся здесь лишь на день-другой и тронемся в путь. Ты не переживай — все тяготы пути я беру на себя. А когда узнаем от Визузу, как добраться до Игзайбера, я похлопочу об одежде.

Вечером накануне выхода Рас достал из сумки черепаховый гребень — подарок матери — и причесал Еву. Она пыталась сопротивляться, но он был настойчив и нежен и делал это не спеша, с удовольствием. Ева старалась держаться при этом как только можно дальше и постоянно вздрагивала. Длинные золотистые волосы струились водопадом; перебирая их, Рас стал нашептывать ей на ухо нежную чепуху, затем обнял, и, хотя губы Евы говорили «нет!», тело не упиралось.

Позже она призналась, что испытывала оргазм — до сих пор — всего лишь трижды за всю свою жизнь. Однажды, когда напилась допьяна (но больше и на дух вина не переносила); еще раз — накурившись марихуаны; следующая попытка с наркотиком ни к чему не привела; и последний, когда они с мужем впервые заговорили о разводе всерьез.

До сих пор, повторила она. Но все равно она не любит Раса — она ненавидит его за то, что он с ней сделал. И боится забеременеть. Но как могла она, слабая женщина, остановить его?

Рас сказал, что она могла лишь убежать или убить его.

Больше Ева о чувствах не заговаривала, на случайные и не вполне случайные прикосновения Раса как будто бы вовсе не реагировала. Красноречивее, чем ее уста, оказались жестокие царапины, которыми покрылась вся спина юноши и которые приходилось замазывать от мух на день грязью.

Незадолго перед полуднем третьего дня пути берега реки неожиданно сблизились и стали круче, превратились почти в отвесные скалы. Течение усилилось, но для тревоги не было пока оснований. Рас постоянно подыскивал взглядом возможные места стоянки; когда решил, что пора бы сделать привал, оказалось слишком поздно — стены выровнялись и не позволяли пришвартовать челнок.

За поворотом скалы вознеслись на совсем уж недосягаемую высоту — русло глубоко врезалось в камень. Поток сузился, вспенился, лодку понесло — Рас едва управлялся с веслом.

— Я должна была это предвидеть, но прошло так много времени, и с высоты самолета все выглядело иначе, — сказала Ева.

Каньон, перестав петлять, выпрямился; ноздреватые черные стены почти сомкнулись в вышине. Даже бросив челнок, они не сумели бы здесь выбраться.

— Впереди должен быть остров, — сообщила Ева. Словно ища защиты перед окружающим мраком, она подсела ближе к Расу и, перекрикивая шум потока, говорила в самое ухо. Река, впрочем, пока лишь просто ворчала. Настоящий рев ждал их где-то дальше.

Впереди поток неожиданно разделялся на два, омывающих невысокую груду валунов шириной не более сорока шагов. Заостренный подобно наконечнику копья навстречу реке, остров черепахой вздымался к самой середине.

Уже недалеко за ним в основании отвесной стены чернела огромная дыра, настоящий грот, куда и стремилась в своем беге река. Похоже, тут и находился конец Мира, о котором так много слышал и так долго помышлял Рас — настолько мрак в этой пещере попахивал концом света.

На макушке острова стояла большая крытая тростником хижина, окруженная множеством деревянных и каменных статуй.

Раса, несмотря на крайнюю занятость выбором места для швартовки, пронзило холодком. Он сумел причалить точно к намеченной точке, загнать челнок в некое подобие крохотного фиорда, обозначенного на входе белыми бурунами. Остановка получилась резковатой; и Рас, и Ева повалились навзничь, но не расшиблись. Спрыгнув в воду, они чуть не надорвались, вырывая из жадных объятий реки свою лодку. Лишь вытащив челнок на пологие камни, перевели дыхание.

Когда Ева снова смогла говорить, она поинтересовалась:

— Интересно, кто в целом мире согласился бы здесь жить?

— Древний кудесник Визузу — так называли его вонсу. Шарикту называют его Виш-шуша, — ответил Рас. — Я уже рассказывал тебе. Вонсу уверяли, что он жил здесь еще до того, как татаму — на языке шарикту датамы — пришли из подземного мира в эту долину.

— Сомневаюсь, чтобы эта лачуга тоже простояла здесь так долго, — многозначительно протянула Ева. — А также, что кто-либо мог пройти здесь. Как, в конце концов, им удалось бы выгрести против течения?

— Гилак говорил, что здесь некогда существовала тропа, выводящая через пещеру в горы. Вела она вдоль реки и кое-где даже над нею. Правда, река тогда была мельче.

— Возможно, — сказала Ева. — Но сейчас-то здесь нет никакого мудрого мага.

— Тогда непонятно, с кем здесь беседовали Вавафа и Гилак — они-то приплывали сюда в юности, с целью разжиться мудростью и силой, — протянул Рас.

— Неужели? Как же им удалось вернуться против течения? — поинтересовалась Ева.

— Не знаю. Но путь существует. Визузу, взяв с них клятву молчания, объяснил, как отсюда выбраться.

— Все это пустые разговоры, — нетерпеливо тряхнула головой женщина. — Пошли лучше посмотрим, что в хижине.

— Ты останешься на месте, пока я не подам знак, — решительно объявил Рас. — Визузу не выносит женщин — они лишают его силы и мудрости. Он уничтожает их, как только учует.

Ева скорчила недовольную гримаску, но послушно уселась на плоский камень. А Рас отправился по тропе, ведущей прямо к хижине. Внизу, в каньоне, заглушая его шаги, шумела река. Ни единой птицы, ни травинки Рас здесь еще не заметил. И хотя солнце в зените щедро заливало каньон лучами, ощущение царящего здесь извечного мрака не оставляло Раса.

Высокие — вдвое выше Раса — скульптуры, вырезанные из целых стволов, изображали лягушек, крокодилов, леопардов и других, неизвестных Расу жутковатых тварей. Большинство имело в чертах человеческие признаки. Встречались и отдельные резные головы на высоких шестах.

Сейчас, когда Рас подошел поближе, он увидел, что обращенная к нему округлая стена хижины сколочена из тонких дощечек. Большой дверной проем в ней был занавешен какой-то необычной тканью, сквозь которую просвечивало нечто темное и массивное.

Гилак рассказывал, что древний маг беседовал с ним через занавеску громоподобным голосом, громче рева Бастмаасы.

И еще он поведал, что его дядя отправился сюда в надежде разжиться силой и хитростью, чтобы убить Гилакова отца, но назад уже не вернулся. Когда Гилак сам добрался до острова, он обнаружил дядины останки — их можно было опознать по вооружению — прямо напротив хижины. Виш-шуша велел Гилаку сбросить и дядины, и прочие кости в воду. Грозный маг не соизволил объяснить Гилаку причину дядиной смерти, а спрашивать юноша не решился.

Если Гилак говорил правду, он очистил остров от останков. Но сейчас поперек тропы, шагах в десяти от хижины лежал целый скелет — по всем признакам вонсу. Оружия рядом с ним не наблюдалось.

Рас нерешительно скользнул мимо страшилища из красного дерева, изображавшего лягушку с головой гориллы. Вес такой статуэтки мог составлять целую тонну, это впечатляло, и Рас задумался, как без помощи чар она могла бы попасть на остров.

Оставив ее за спиной, юноша шагнул дальше. Чем ближе он подходил к занавеске и скрытой за нею темной массе, тем больше нервничал. Рас разок оглянулся — убедиться, что Ева не начала чудить и не выкидывает какой-нибудь фортель, а также удостовериться, что в этом таинственном и мрачном месте он не одинок.

Женщина по-прежнему послушно сидела на камне, и Рас сделал еще шаг. И замер. Его пронизал холод, волосы на макушке зашевелились. Взгляд гориллоподобной статуи был обращен к земле, когда Рас проходил мимо. А сейчас она смотрела ему вслед! Туловище статуи осталось на месте, но голова определенно повернулась.

С минуту Рас стоял без движения, затем пошел дальше. Он ожидал, что столкнется здесь с непостижимым, чему же теперь удивляться?

Услышав вопль Евы, резко обернулся. Женщина бежала за ним, на что-то указывая рукой. Рас сердито махнул ей, чтобы возвращалась на место, но она не подчинилась. И с шагов двадцати снова завопила:

— У статуи повернулась голова! Она повернулась, Рас!

— Знаю, — холодно отозвался Рас. — Я видел. А теперь возвращайся на место, пока жива!

— Ты не понимаешь! Это же…

Голос, даже не голос, а гром, который, как показалось Расу, мог бы принадлежать самому Игзайберу, ударил по перепонкам. Он ревел куда громче Бастмаасы. Он мгновенно заполнил собою весь каньон и отдался эхом от скал. Раса пронизал ужас, он оцепенел.

Голос вещал на языке, который Рас распознал не сразу. Он так же отличался от английского, на котором говорил Рас, как Расов от английского Евы.

— Рас Тигр! Убей женщину! Я, Визузу, приказываю тебе сделать это!

Рас вышел из оцепенения — точно вынырнул из глубоких вод озера. Обратившись лицом к хижине и к ее таинственному обитателю за занавеской, крикнул:

— Визузу! Почему я должен убить женщину, которая спасла мне жизнь и которую я люблю?

Голос молчал мгновение. Ева успела вставить:

— Рас, да это же просто…

Голос унес ее слова, как водопад щепки.

— Рас Тигр! Хочешь ли ты увидеться с приемными родителями, с твоей Мирьям и твоим Юсуфу? Я, Визузу, в силах вызвать их тени — ты сможешь видеть их и говорить с ними!

— Это все трюк! — взвизгнула Ева. — Взгляни на верхушку скалы! Там телемачта! В статуе наверняка скрыта телекамера, и должны быть еще другие! А голос — это просто обычный громкоговоритель! Рас!

Рас не знал, что такое телемачта, телекамера и громкоговоритель. Но, взглянув в указанном направлении, действительно увидел странное тонкое дерево без веток, с несколькими голыми прутьями на макушке.

Снова загремел голос:

— Не тяни, Рас! Убей ее сейчас же! Она не для тебя! Другой женщине предназначено стать твоей подругой! Она уже готовится стать твоею, эта прекрасная, достойная тебя непорочная дева! Убей эту суку, этот сосуд греха и нечистот! Убей немедленно!

— Что ты имеешь в виду, великий Визузу, — откликнулся Рас, — когда говоришь, что другой предназначено стать мне подругой и что она уже готовится? И что значит сосуд греха и нечистот? Ева не больна. Я знаю, я лежал с нею. Если вымыть как следует, покормить и дать выспаться, она очень даже ничего, сладенькая! Хотя сердце крокодила при этом и не помеха!

— Не смей больше произносить подобные мерзости, Рас! Иначе тоже умрешь! Выполняй, что я велел! Я знаю, что для тебя лучше! Не пререкайся! Убей эту женщину!

— А если нет? — крикнул Рас.

— Тогда я, Визузу, могу убить тебя! Я сурово накажу тебя, можешь не сомневаться! И уж во всяком случае не позволю увидеться и поговорить с духами твоих приемных родителей!

— Что значит твое «увидеться и поговорить с духами»?

Рас, даже в испуге от угроз могущественного мага, обратил внимание, что приемными родителями были названы оба, и Юсуфу, и Мирьям. Но если уже и Мирьям — приемная мать, где же тогда настоящая?

— Ты что, действительно умеешь вызывать мертвых из загробного мира?

— Я слов на ветер не бросаю, — прогремело из хижины.

— Докажи! Если ты сумеешь сделать это, я убью Еву! Краем глаза Рас наблюдал за Евой, пробирающейся по грудь в воде вдоль края острова. Приложив палец к губам, она медленно скользнула мимо. Похоже, женщина собиралась атаковать Визузу с тыла голыми руками. И хоть подобная невероятная отвага заслуживала всяческого восхищения, у Евы, похоже, было не все в порядке с головой.

— О Визузу! Дай мне повидаться с родителями и с Вилидой, тогда и посмотрим, придется мне убивать Еву или нет. Я должен убедиться, что ты можешь сделать это!

Визузу приумолк и молчал долго. Массивная тень за занавеской не сдвинулась ни на дюйм. Ева исчезла из поля зрения Раса. Как ему хотелось бы сейчас вернуть ее к челноку! С Визузу он так или иначе и сам разберется.

В ожидании ответа Рас потел под прямыми лучами полуденного солнца. Белые камни острова и черные стены каньона усиливали, казалось, жару. Слабый ветерок сзади почти не спасал. Когда тишина стала совсем невыносимой, Рас приоткрыл рот, чтобы произнести хоть что-нибудь — лишь бы не молчать. Но не успел.

— Хорошо! — снова загрохотал голос. — Не играет роли, умрет она сейчас или позже, с твоей помощью или без нее! Ты увидишь драгоценных для тебя покойных! Ты убедишься в моем могуществе и поймешь, что никто не в силах противостоять мне!

— Даже Игзайбер?

После короткой паузы Визузу ответил:

— Игзайбер наделил меня мощью и мудростью, чтобы я поступал по собственному разумению. Я представляю здесь Его самого!

— Мне необходимо повидаться с ним! — сказал Рас. — У меня к нему немало вопросов.

— Спросишь у мертвых! — прогрохотал голос. — Смотри же, Рас!

— Куда смотреть?

— На большой валун слева от тебя!

Рас повернулся к ближайшему гранитному валуну. Темный и гладкий, выше человеческого роста, тот казался монолитным, пока в нем не появилась вдруг щель; валун, словно орех, раскрылся пополам, демонстрируя внутри себя валун поменьше, со стоящей на макушке резной каменной чашей в форме птицы. За малым валуном виднелась высокая изогнутая трубка серебристого цвета; из нее еще капнуло что-то в чашу, и, сверкнув напоследок, она исчезла в глубине ниши.

— Испей из чаши, Рас Тигр! — сказал Визузу. — Пей, и вскоре увидишь своих незабвенных родителей.

Рас не колебался ни секунды. Подойдя, схватил птицу за каменные крылья, заглянул в полую спину — там плескалась жидкость, — поднес клювиком к своим губам и осушил до дна.

Юноша ожидал какого-либо необычного вкуса, но жидкость, выглядевшая как вода, и на вкус показалась обычной водой. Осушив чашу, Рас опустил ее на валун и, как велел Визузу, отступил назад. Каменные створки с тихим шелестом повернулись, и взору Раса снова предстал гранитный монолит.

Рас стал ждать. Он не ощущал пока ничего, кроме тревожных предчувствий; через несколько минут его посетило разочарование. Визузу прикрикнул, чтобы Рас набрался терпения и вспоминал тех, кого хочет увидеть, получше — тогда они не замедлят явиться.

Рас терпеливо ждал, пока солнце не начало сползать из зенита к своему ночному ложу. И вдруг заметил за хижиной мага, там, где поверхность острова круто обрывалась к воде, желтое пятнышко. Оно медленно росло, за ним вынырнули сначала лоб, потом серые глаза, а следом и нос Евы. Рас хотел бы подать какой-то предостерегающий знак, заставить Еву вернуться, но не решался. Уверенный, что Визузу вот-вот ее заметит и обрушится всею мощью, юноша был просто в отчаянии. Головы нескольких статуй опять ожили, обратив взоры на этот раз к Еве.

Неожиданно из входа в хижину со стороны Евы высунулся ствол пулемета и стал медленно опускаться вниз.

С криком Рас рванулся вперед.

— Назад, Рас! — грянул голос. — Тебе запрещено подходить ближе!

Это не остановило юношу. Тогда в стене по обе стороны от входа открылись небольшие проемы — и из каждого на Раса смотрел ствол пулемета. Невидимая туша за занавеской даже не шелохнулась, но голос стал еще громче, интонации — требовательнее:

— Вернись, Рас, немедленно вернись! Я не хочу убивать тебя! Но ты вынудишь меня это сделать, ты даже не представляешь, что творишь сейчас!

И тут заговорили пулеметы со стороны Евы — их тоже там оказалось два. Из стволов вырвалось пламя, фонтанчики каменных брызг и пыли побежали навстречу Еве, точно по острову зашагал невидимый двуногий монстр с железными когтями на лапах.

Ева успела пригнуться. Ожидавший в любое мгновение огня и со своей стороны хижины, Рас, тем не менее, с пути не свернул. На бегу он метнул в занавеску нож; пронизав зыбкую преграду, тот погрузился в гигантское туловище, сидящее — теперь Рас это видел — на огромном металлическом стуле. Он разглядел наконец и голову мага: черная, раза в четыре больше нормальной человеческой головы, с рогом вместо носа, она злобно щерилась гигантскими, как ножи, клыками.

Вырвав нож из мягкого тряпичного тела, Рас одним прыжком оказался в центре хижины. Здесь пулеметы его больше не пугали — повернувшись за ним до отказа, они уставились стволами друг на друга и огня не открывали.

От воя Визузу у Раса чуть не лопнули перепонки:

— Пошел вон! Вон, говорю! Я убью тебя! Ты что, совсем не боишься смерти?

Голос исходил почему-то не из ужасающей пасти, а из большой металлической болванки, прикрепленной над дверью в серебристого цвета доске.

Неведомый кукловод, кто бы он ни был и где бы сейчас ни находился, бессилен был причинить Расу вред. Впрочем, как и наоборот. Хотя нет, Рас как раз кое-что мог — мог разрушить весь этот иллюзион, устроенный, по-видимому, тою же персоной, что подвигла юношу на сражение с племенем вонсу, и собирался приступить к этому немедля.

Юноша, мало что понимая, осмотрел хижину и нашел ящик кое с чем более знакомым — с инструментами. Захватив лом и кувалду, сокрушил сначала стреляющие по Еве пулеметы, затем опрокинул все остальные — по два с каждой стороны хижины — и разбил все стеклянные глаза в черных коробочках. Первый глаз громко лопнул, забрызгав острыми осколками весь пол, но Рас удачно оказался сбоку; с остальными он уже был осторожнее. Ева, вовремя подоспев, пресекла его попытку перерезать большими ножницами толстый кабель.

— Внутри его прячется молния, — объяснила женщина — Она убивает не хуже небесной.

Ева отыскала дверцу люка, распахнула и спустилась вниз. Присев на корточки, Рас следил за ее действиями, видел, как, щелкнув какой-то кнопкой, Ева залила ярким светом гудящий посреди подвала механизм, чем-то воняющий — как пояснила женщина, соляркой. Еще увидел, как заискрил рычаг на стене, когда Ева рванула его вниз. После этого гул в подвале быстро затих.

Завершили они разгром тем, что, опрокинув чучело Визузу, изодрали в клочья набивку и расплющили хитрое внутреннее устройство.

Рас выскочил наружу, чтобы разобраться со статуями, но дойти до них уже не успел. Жуткий треск, точно звук сломанного ураганом гигантского дерева, остановил его. Подняв взгляд, Рас увидел, что полыхает небо, — солнце померкло на фоне его ослепительно багрового сияния. А над скалами, крупнее полной луны, висела в воздухе огромная старческая голова. Седовласая, длиннобородая, она принадлежала самому Игзайберу — в точности как описывала того Мирьям.

Уверенный, что Игзайбер явился наконец по его душу, юноша ахнул. Всю самоуверенность и гордость как ветром сдуло — что может противостоять такому монстру?

Небесная голова таращилась на Раса недобрым крокодильим взглядом. Гигантская десница, вынырнув из-за скалы, дернула небо за край, точно занавеску — открылось ослепительное мельтешение цветов, невиданное Расом буйство красок. Затем чудовищные пальцы разжались, и полыхающее багрянцем небо пало на место.

Рас понимал, что трясется от ужаса, но, будучи не вполне в ладах с собственным телом — с ним происходило что-то непонятное, — ощущал ужас этот только лишь как тень чужого кошмара.

Черепаший панцирь острова вдруг точно ожил под ногами, вздыбился на мгновение и опал, обратившись вновь обычной мертвой скалой.

Но земля вокруг вспухала нарывами; они быстро созревали и лопались, являя фигуры людей и животных. И впереди всех — Мирьям, Юсуфу и Вилида. За ними — остальные черные коротышки, знакомые Расу с самого раннего детства. Дальше выстроились все вонсу во главе с Биджагу. И убитые Расом шарикту. И леопарды, и обезьяны, и речные свиньи, и крокодилы, и лани, и виверры — добыча Раса за всю его недолгую жизнь. Точно привязанные невидимыми нитями, носились по кругу бесчисленные убитые им птицы.

Вот, раздвинув ряды зверей и вонсу, выступил вперед Джанхой, величавым шагом подошел к Юсуфу и улегся на землю рядом Его зеленые глаза ярко светились.

Зарыдав от счастья, Рас бросился к ним, но они ускользали, недвижно отступали назад. Ноги, погруженные в землю по щиколотку, не ступали и не шевелились — они, казалось, росли из земли, или, скорее, утопали в ней. Тени близких предпринимали, казалось, отчаянные усилия, чтобы удержаться на поверхности. Точно колыхаемые невидимыми подземными волнами, они медленно погружались и снова всплывали.

— Оставайся там, где стоишь, сынок! — прошелестела Мирьям. Ее крохотное сморщенное личико исказила судорога. — Мы не можем дотронуться до тебя, хотя мечтали бы прижать к груди и расцеловать. Мы мертвы. А ты живой.

— Если я вижу вас, так почему не могу дотронуться? — смешался Рас.

— Расстояние между мертвыми и живыми больше, чем между солнцем и звездами, — вымолвила Мирьям. — Это самый долгий в мире путь.

— Вилида! — крикнул Рас, отчаянно надеясь, что она не подтвердит сказанное матерью. Но и Вилида ускользнула.

— Забудь ее, сынок, — нежно сказала Мирьям. — Она мертва, а ты должен любить живую женщину. Забудь нас всех, поскорее забудь.

— Я не могу! — захлебнулся слезами Рас. — Я тоскую о вас дни и ночи!

— Это не дело, сын мой! — вмешался Юсуфу. — Так ты скоро окажешься среди нас и поймешь тогда, как славно быть живым.

— Но вы хоть что-нибудь мне расскажете? — всхлипнул Рас. — Мы не можем коснуться друг друга, но можем поговорить. Мне кое-что хотелось бы узнать — необходимо узнать. Вы мертвы теперь, вам открылась вся правда мира, перед вами пали завесы — вам ведомы ответы на измучившие меня вопросы. Поделитесь со мной!

Юсуфу улыбнулся тенью своей земной улыбки, в ней мелькнуло на миг нечто демоническое. Вилида, стоявшая до сих пор с очами долу, уставилась на Раса взглядом, полыхающим ненавистью.

За всех ответила Мирьям:

— Увы, сынок! Мертвые не могут поведать живым того, о чем не говорили при жизни.

— И это все, что вправе мы сказать тебе, — добавил Юсуфу.

Рас услыхал зовущий откуда-то издалека голос Евы и обернулся, но никого не увидел. А когда снова обратил взор к теням близких, они безвозвратно уходили под землю. Мирьям по шею, Юсуфу по грудь и Вилида по пояс — они отчаянно цеплялись за поверхность, боролись беззвучно, но сила, призвавшая их к себе, была неодолима. Джанхой попытался встать на дыбы, но вскоре исчез, мелькнув напоследок косматой гривой, и он.

Рас бросился к ним, но безжалостная сила земли действовала куда проворнее — когда юноша пал на ватные колени, пальцы ухватили лишь пустую землю, пыль и камни. Рас стал отчаянно копать руками и, казалось, нащупал жесткие волосы Мирьям, но ошибся. Зарыдав, забился о землю лицом; он призывал тени вернуться, вернуться хоть на мгновение — затем словно впал в забытье.

Тьма, сродни подземной и ее наследница, целиком поглотила Раса.