В мозгу у Орка был кто-то еще.

Джим много раз пугался с тех пор, как вошел в молодого властителя. Но то, что некто или нечто делит с ним мозг Орка, привело его в ужас. Так это было. отвратительно и так… жутко. Джиму было так муторно, что его вырвало бы, будь у него желудок и глотка. Присутствие чужака, несомненно угрожающее, не давало ему покоя.

Впрочем, ему была неведома истинная природа пришельца, вселившегося в Орка. Впервые Джим открыл, что рядом живет кто-то еще — Нечто — через два дня после того, как Орк разбил лагерь в устье реки. Джим это чувствовал. Разве могли слова выразить, как он это чувствует? Нет, не могли. Он просто знал, что этого существа не было здесь вплоть до той черной минуты, когда он, Джим, понял, что оно — здесь. Все равно что увидел тень человека-невидимки из книги Герберта Уэллса. Так же, бывало, в детстве он просыпался среди ночи и знал, что в шкафу сидит чудище и смотрит на него в полуоткрытую дверцу. Вся разница в том. что в этом шкафу, где помещался разум Орка, на самом деле что-то было. Джим не вызывал его с помощью воображения из своего подсознания. Оно существовало по-настоящему.

Ну а откуда он знал, что это Нечто таит в себе зло? Да оттуда же, наверно, откуда человек, умирающий от жажды в пустыне, знает, зачем над ним кружит стервятник.

Когда Орку оставались еще сутки пути до моря, он проснулся утром посреди голубой метели. Ее несло ветром с верховьев реки, и состояла она из лазурных снежинок размером в ладонь. От них шел сильный ореховый запах. Несколько минут они падали так густо, что Орк не мог ничего различить в десяти футах от себя. И вдруг метель стала слабеть, а там и совсем прекратилась. Хлопья не таяли, но к вечеру их почти не стало. Из леса нахлынула орда насекомых, птиц и зверей и принялась их пожирать. Уцелевшие хлопья через несколько часов побурели, и животные не трогали их.

Орк, глядя на это, решил тоже принять участие в банкете. На ощупь хлопья напоминали сухие чешуйки лишайника, но на вкус были словно отварная подсахаренная спаржа. Орк объедался ими, но потом ему пришлось выпить много воды. Они поглощали влагу из организма.

Джим предположил, что в хлопьях содержался какой-то вирус, проникающий в тело едока. Потом этот вирус проникает в нервную систему и каким-то образом превращается из дезорганизованной массы в ее копию, то есть сам становится существом, в которое вселился, или копией с него, произведя призрачную реконструкцию мозга и нервов носителя. Вирус отнимает у носителя его индивидуальность и подменяет его сознание своим, скопированным.

У Джима, когда он размышлял об этом, возникла, фигурально говоря, головная боль. Он признался себе, что не может знать, откуда взялось это Нечто и как оно проникло в разум Орка. То, что оно появилось вскоре после того, как Орк поел голубых хлопьев, может быть и совпадением.

Не пытайся ничего объяснить, сказал себе Джим. Думай о том, с чем имеешь дело здесь и сейчас. Найди способ, как побороть это невидимое, безрукое и безликое Нечто. Как бы сообщить о нем Орку? Никак, понял вскоре Джим. Бой, если он будет, произойдет только между ним самим и этим Нечто.

Джиму надоело повторять «Нечто», и он решил дать ему имя. Все должно иметь какое-то имя, какой-то ярлык. Как же его назвать?

Мозг-призрак, решил Джим. Имя не хуже других.

Через пять дней после высадки у моря Орк пошел на охоту добыть себе свежего мяса. Часа через три он увидел лесного оленя и принялся его скрадывать. Стрела уже лежала на тетиве, готовая взвиться и вонзиться в коричневый с черными пятнами бок травоядного, но что-то спугнуло дичь, прежде чем Орк подошел на расстояние выстрела. Олень ускакал, огибая высокие кусты и перепрыгивая через те, что пониже. Беззвучно выругавшись, Орк подошел к тому месту, где только что пасся олень, соблюдая осторожность. Раз животное испугалось, поблизости может быть большой и опасный зверь. Осторожно раздвинув ветви куста, Орк увидел причину тревоги оленя. Виновник, размером и внешностью похожий на скунса, помахивая пушистым черным хвостом, рыл землю своими лопатообразными когтистыми лапами. То, что он ищет, не должно быть глубже, чем в дюйме или двух под землей. Сейчас откопает и начнет есть.

В других обстоятельствах Орку стало бы противно. Эта мерзкая тварь питалась в основном падалью, экскрементами и вообще всем, что было дохлым или полудохлым. Но сейчас Орк был слишком поражен, чтобы почувствовать омерзение. Как он и ожидал, зверь откопал кучу фекалий. Но это были свежие человеческие фекалии.

Значит, Орк не один на этой планете.

Он резко обернулся назад, вперив глаза в лес у себя за спиной. Сердце тяжело забилось — не от радости, а потому, что тот, другой, мог следить за ним.

Он успел увидеть, как за кустом скрылось темное лицо и каменный наконечник копья.

Орк подошел к тому кусту и внимательно посмотрел по сторонам. У темнолицего могли быть товарищи. Убедившись, что поблизости больше никого нет, Орк прокричал:

— Я Орк, сын Лоса и Энитармон! Я здесь один! Незачем нам пытаться убить друг друга! Я ищу выход из этого мира! Я никому не враг, кроме своего отца! Давай заключим мир! У каждого из нас будет больше шансов найти врата, если мы объединим свои мозги и усилия!

Орк подождал. Ответа не было, и он решил, что темнолицый ушел из-за куста, когда понял, что его заметили.

Молодой властитель повторил свою речь.

Тогда другой громко ответил откуда-то сзади. Он говорил по-тоански

немного иначе, чем Орк, с другим произношением и интонацией, но Орк его прекрасно понимал.

— Ты говоришь, что у тебя нет врагов, кроме проклятого Лоса?

— Это так!

— Больше здесь с тобой никого нет?

— Нет, насколько мне известно.

— Вложи стрелу обратно в колчан. И встань прямо. Я подойду к тебе, хотя и не очень близко, и буду держать наготове копье. Впрочем, я предпочел бы, чтобы мы стали друзьями.

После недолгих переговоров, в основном с целью убедиться, что ни у одного из них нет преимущества перед другим, человек вышел из-за дерева. Он был ниже Орка, но шире в плечах. Меховая накидка и набедренная повязка ладно сидели на нем. Его пояс был скреплен тонкими ремешками. На нем в кожаных ножнах висели каменный нож и каменный топор. Колчан и лук он оставил лежать на земле. У него была темно-коричневая кожа, широкий приплюснутый нос и толстые вывернутые губы. Из-под меховой шапки выбивались блестящие черные, слегка волнистые волосы.

Подойдя к Орку на двадцать футов, он остановился, настороженно глядя на юношу темно-карими глазами, но показывая при этом в ухмылке крупные белые зубы.

— Ты Орк, сын Лоса и Энитармон, — сказал он. — А я Иаджим, сын Нато и Окалитрон.

— Иаджим из Темных Лесов?

— Да, я властитель мира Темных Лесов — то есть был им.

— Ты мой двоюродный прапрапрадядюшка, — сказал Орк.

— Это еще не означает, что мы друзья. Как говорят во многих мирах, друзей можно выбирать, но родня есть родня, по душе она тебе или нет.

Стоя все на том же расстоянии, Орк рассказал свою историю, не забывая посматривать по сторонам и оглядываться назад. Возможно, Иаджим и не лжет, говоря, что он один — но властитель, который всем доверяет, долго не проживет, как гласит старинная пословица.

— Итак, — сказал Иаджим, — ты сын прекраснейшей Энитармон и Лоса, Пророка Веков, Владетеля Луны! Он носил эти титулы в том мире, которым правил до того, как переселился в свой нынешний, задолго до брака с Энитармон и твоего рождения. А вот тебе моя история.

Некая властительница, женщина по имени Ололон, разгадала хитроумные ловушки, которые Иаджим поставил в вратах, ведущих в его мир. Она чуть было не убила Иаджима, но он бежал. Но, преследуемый через множество врат из одного мира в другой, он вынужден был пройти в одни врата, не зная, куда они ведут. Как он вскоре выяснил, открывались они только в одну сторону — на Антему. Случилось это сорок четыре года назад. С тех пор Иаджим ищет врата, которые вывели бы его из Нежеланного Мира.

Сорок четыре года! — подумал Джим Гримсон. За это время Иаджим наверняка попробовал голубых хлопьев. Значит, теперь его телом и разумом управляет мозг-призрак. Сейчас с Орком говорит не Иаджим, а Нечто.

Потом Джим решил, что это в общем-то неверно. Ведь мозг-призрак теперь стал Иаджимом, он думает, как Иаджим; в сущности, он и Иаджим — одно и то же. Первый Иаджим умер. Второй ничем не отличается от первого. Следовательно, второй ничуть не опаснее первого. А этот первый, надо полагать, был достаточно опасен по любым меркам.

— Ты верно сказал, племянник, ни один из нас не обладает тем, что может понадобиться другому. Если тебе только не нужна Антема! — Иаджим залился безумным смехом, заставив Орка задуматься, не спятил ли случайно его родич от долгого одиночества. Утерев слезы тыльной стороной руки, Иаджим сказал:

— Бери ее, если хочешь. Хотя я еще нескоро ее покину. Ну, что скажешь, племянничек? Оставим взаимные подозрения и будем действовать бок о бок, как два преданных и любящих товарища?

— Насколько двое тоан на это способны.

— Хорошо! Поцелуемся же в знак вечной дружбы, не отыскивая при этом на спине у другого место, куда бы вогнать нож!

Орку показалось, что дядюшкин поцелуй слишком уж затянулся, и вряд ли Иаджиму стоило так долго держаться за ягодицы племянника. Возможно, Иаджим так стосковался по человеческому обществу, что хочет подольше погреться о человеческую плоть.

А возможно, что раньше Иаджим желал только женщин, поскольку они были легкодоступны, но теперь, после вынужденного сорокачетырехлетнего воздержания, готов довольствоваться тем, что подвернулось.

Они вместе вернулись в лагерь Орка. Иаджим признался, что заметил Орка еще вчера-но, вместо того чтобы кинуться к нему с распростертыми объятиями, остался в укрытии. И решил немного понаблюдать за ним, прежде чем объявиться.

Орк сказал, что это редкое совпадение — то, что они, двое единственных человек на планете, встретились вот так, случайно.

— Не такое уж совпадение, — сказал Иаджим. — Я проник сюда через те же врата, что и ты, — те, что в пещере. Я обследовал пещеру, но врата слишком хорошо укрыты — должно быть, нужен какой-то пароль, чтобы они показались. Проведя сорок четыре года в бесплодных поисках других врат — и живя все это время, словно зверь — я вернулся сюда. Мне подумалось — вдруг врата выхода расположены где-то поблизости от врат входа. Мне, конечно, и раньше приходила в голову эта мысль — сразу же по прибытии сюда. Я обшаривал здешнюю округу так тщательно и так часто, что помню ее и сейчас до мельчайших подробностей. Но вот решил попробовать еще раз. Вреда не будет. И теперь, раз ты носишь на себе ключ — медальон Шамбаримена, удача, возможно, улыбнется нам.

— Не видел ли ты здесь чего-нибудь, что хотя бы отдаленно походило на рог? — спросил Орк. — Не только визуально, но словесно или по аналогии?

— Нет, не видел. Но ведь тогда я не искал примет, которые можно было бы связать с образом рога. Теперь другое дело.

Поговорив, они вместе отправились на охоту и минут через двадцать уже убили похожее на свинью животное с четырьмя клыками. Перед обедом Орк решил поплавать в реке. Ему действительно нужно было помыться, а кроме того, он хотел проверить, можно ли довериться Иаджиму. Он оставил оружие на берегу и вошел в воду, но темнокожий вскоре присоединился к нему. Довольный тем, что Иаджим, по крайней мере пока, показал себя надежным товарищем, Орк вылез из реки, а Иаджим остался. Как только Орк нагнулся за своей одеждой, Иаджим вдруг начал хохотать — похоже было, что он никогда не остановится. Но он все-таки преодолел себя и выговорил:

— Погоди, не одевайся.

— Почему это? — ничего не понимая, спросил Орк.

— Видел бы ты! — снова залился Иаджим.

— Что я должен видеть?

— Ох, этот Лос! Смешную шутку он сыграл с тобой, но и печальную тоже.

Печальную для тебя! К счастью для нас обоих, Лос не предугадал, что ты встретишь здесь другого тоана.

— О чем ты? Объясни же толком!

— Ты этого не видишь! — взвизгнул властитель Темных Лесов. — И не увидел бы никогда, мог бы вечно блуждать по этому страшному миру и не увидеть!

— Ты что, нарочно дразнишь меня, хочешь, чтобы я умер от любопытства?

Или мне потрясти тебя как следует?

— У тебя на спине карта! — выкрикнул Иаджим. — Она начинается между лопатками и спускается до самого копчика!

Скаля зубы, он вылез из воды. Орк подставил ему спину, чтобы он мог изучить карту, если это действительно карта. Орк не был уверен в том, не сыграл ли с ним Лос двойную злобную шутку. Может, эта карта выдумана, чтобы провести его по всей планете к такому месту, где никаких врат нет. С другой стороны, зачем было Лосу рисовать фальшивую карту, раз сыну все равно не видно?

Осушив спину юноши куском замши, Иаджим повернул его к солнцу.

— Что за юмор у твоего отца, да поразят серебряные стрелы Элиниттрии его печень! Черный, конечно, чернее, чем печаль Шамбаримена в тот раз, когда у него впервые украли рог, но ведь умереть можно со смеху! На спине, чтобы ты не видел, ой, ой, не могу-у!

— По мне, хоть сдохни со смеху! — рявкнул Орк. — Но сначала скажи мне, что там, на карте. А еще лучше, нарисуй ее на песке. Потом я перенесу ее на пергамент, когда его сделаю.

Иаджим прыгал вокруг, сгибаясь пополам, фыркая и давясь от хохота.

Потом угомонился и снова зашел за спину Орку.

— На самом верху карты маленькое черное пятнышко, — сказал он. — Из него торчит стрелка. Предполагаю, что это начало, то есть врата, через которые мы с тобой пришли сюда. От начала стрелки идет извилистая голубая линия. По обеим ее сторонам — черные ломаные линии в виде треугольников. Наверное, горы, образующие речную долину, а голубая линия — это река, по которой мы оба поплыли, выйдя из врат. На конце она расширяется — это, должно быть, устье. Мы сейчас как раз здесь. Дальше несколько поперечных синих черточек — это, наверное, море. Погоди-ка… Я искал словесные обозначения, но их тут нет. И сомневаюсь, соблюден ли здесь хоть какой-то масштаб. Карта очень грубая, и руководствоваться ею трудно, но это, конечно, лучше, чем ничего. Так, дальше… Вот ломаная зеленая линия, снабженная стрелкой. Она ведет на север, поскольку дельта смотрит на запад, но вдоль нее нет никаких обозначений. Потом она поворачивает на восток, то есть на сушу. Здесь, на повороте, что-то нарисовано! Дай-ка посмотрю поближе.

Совсем маленький значок. Похоже на осьминога. Что, во имя Энион, это должно обозначать?

— Узнаем, когда доберемся туда, — отрезал Орк. Родич почему-то действовал ему на нервы. Хотя, казалось бы, ему следовало быть на седьмом небе оттого, что он встретил Иаджима и благодаря ему обнаружил карту. Может быть, Орк раздражен оттого, что чувствует себя дураком, а Иаджим над ним смеется, потому что он дурак и есть. Впрочем, Иаджиму палец покажи — и то будет смешно.

В последующие дни, когда они шли на север вдоль побережья, беспрестанный и беспричинный смех Иаджима не переставал бесить Орка. Наконец Орк не выдержал и оборвал спутника посреди его очередного истерического припадка.

— Ты зачем это делаешь? — спросил он резко.

— Что делаю? — заморгал Иаджим.

— Хихикаешь и взвизгиваешь, точно неопытная и застенчивая юная девица, которая нервничает в обществе молодого мужчины.

— Не замечал за собой, — надулся Иаджим. — Если я это и делаю, то потому, что был один сорок четыре года и мне не с кем было поговорить. У тебя бы тоже появились чудачества, — заныл он, — если бы ты оказался в таком же одиночестве. Сорок четыре года! Ты только представь себе!

— Наверное, — сказал Орк. — Но если бы я стал таким же глупым и докучливым, то был бы только рад, если бы кто-нибудь вправил мне мозги.

— И этот кто-то ничем бы не рисковал, делая это? Конечно, нет! Он бы так и резал тебе правду-матку! Как будто ты воспринял бы его обидные слова спокойно!

Орк промолчал, и Иаджим заговорил снова:

— Не сердись на меня. Я только что встретил тебя после сорока четырех лет абсолютного одиночества, а ты уже кричишь на меня!

— Я только хочу, чтобы ты перестал смеяться, как полоумный. Смейся только тогда, когда есть над чем, вот и все.

— Постараюсь, — пожал плечами Иаджим. — Но после сорока четырех лет, когда страдаешь ежеминутно, ежесекундно…

— И про сорок четыре года больше не ной! — взревел Орк. — Мне надоело! Теперь-то все хорошо! Прекрати жить прошлым! Ты больше не один!

— Я лучше отойду, — сказал Иаджим обиженно и в то же время с комическим достоинством. После этого разговора он еще долго дулся. Он говорил, только когда Орк к нему обращался, и старался ответить как можно немногословнее. Это злило Орка почти так же, как смех. А дважды, внезапно обернувшись к Иаджиму, он поймал его на том, что тот показывает ему язык и делает неприличные жесты.

— Манату Ворсион! — сказал Орк, впервые заметив это. — Тебе сколько тысяч лет-то? А ведешь себя, точно испорченный мальчишка!

— Ничего не могу с собой поделать. Ты поживи сорок четыре года…

— Замолчи! — завопил Орк. — Скажи это еще хоть раз, и клянусь — я тебя брошу! Живи тогда один еще сорок четыре года! А по мне, хоть целую вечность!

С тех пор Иаджим стал воздерживаться от упоминания о сроке, проведенном им на Антеме. Зато постоянно жаловался на всякие пустяки. Стоило ему ушибить палец на ноге — и он распространялся об этом минут пятнадцать, горько сетуя на то, что жизнь к нему так жестока. Одни лишь препятствия и невзгоды у него на пути. Наконец Орк сказал:

— Со мной тоже обходились несправедливо и жестоко — в основном мой отец. Разве ты слышал от меня хоть слово об этом? Так уж устроена жизнь. Терпи. Но не опускай при этом рук. Старайся изменить то, что тебе не нравится. И прекрати ныть!

— Да, но…

— Никаких «но»!

— Тяжелый ты человек, — сказал Иаджим. Глаза у него увлажнились, и он зашмыгал носом. — Не все такие каменные, как ты. У некоторых имеется и плоть, и кровь, и сердце, способное чувствовать, в то время как твое…

— Да веди же себя как взрослый! Или ты уже никогда не вырастешь?

Джима, слышавшего все это, поразила одна мысль. Буквально поразила. Матерь Божья! Да ведь Орк мог бы с таким же успехом обращаться к нему, Джиму Гримсону! Он тоже почти всю жизнь жалуется на судьбу и жалеет себя. И до самого последнего времени не сделал ничего, чтобы как-то решить свои проблемы — только ныл.

Потом и другая мысль ударила его, словно кастетом. Иаджим! А что, если произнести это имя по-другому? Что тогда получится? Я — Джим. Властитель Темных Лесов сам заявил, что я (он) Джим.

Так, может, Иаджим — а значит, и все остальное — только вымысел?

Не его ли, Джим, подсознание подсказало ему имя и характер Иаджима, чтобы показать ему себя самого?

На миг Джим почти утратил веру в реальность многоярусных вселенных. Ему вдруг стало нехорошо, и он ощутил свою невесомость. Мир, на который он смотрел глазами Орка, заколебался и утратил четкость. Свет померк. Джим почувствовал, что его уносит — уносит обратно на Землю. Но он, хоть у него и не было рук, ухватился за что-то — сам не зная за что — и удержался. Свет снова стал ярким, а все окружающее перестало колебаться и прояснилось.

Фрейдистское толкование имени «Иаджим» уж слишком прозрачно. Это просто совпадение. Он точно знает, что этот мир и все, что в нем, столь же реально, осязаемо и грозно, как его родная вселенная.

Хотя, с другой стороны…

Через тридцать два дня после того, как Джима посетили эти мрачные сомнения, Орк с Иаджимом пришли к месту, обозначенному на карте рисунком осьминога. Они не знали, что это то самое место, пока им не встретилась долина, по которой текла, впадая в море, маленькая речка.

Орк брел вдоль берега по щиколотку в воде. За ним шел Иаджим, молча — для разнообразия; слышно было только, как он шлепает по воде в набегающем приливе. Здесь в море было много больших черных валунов футов десять высотой. Орк, проходя между двух камней, лежавших футах в двенадцати друг от друга, вдруг остановился — и закричал.

Что-то ухватило его из-под воды за правую лодыжку. И рвануло в сторону ближнего валуна. Орк опрокинулся на спину, его волокло по дну, и зеленая мутная вода заливала ему рот и глаза.

— Что с тобой? — крикнул Иаджим. Он сорвал с пояса свой каменный топор и бросился к Орку. Молодой властитель перестал кричать и тщетно боролся с тем. что держало его за ногу. Потом у него снова вырвался крик — часть камня, к которому его тянуло, скользнула вниз, и он увидел в скале два ряда зубов, острых, как у пилы, и покрупнее львиных. Их там была по меньшей мере сотня.

Из воды на миг показалось бурое щупальце в два пальца толщиной. Иаджим, увидев его, издал вопль. Он тоже понял, что камень на самом деле — растение или животное. И что оно намерено съесть Орка.

С новым воплем Иаджим взвился в воздух. Еще одно щупальце с когтем на конце выскочило из воды в том месте, где он только что стоял. Иаджим плюхнулся обратно, широко расставив ноги, и отпрыгнул назад. Щупальце шарило вокруг, ища его.

Орк тем временем тоже сорвал с пояса кремневый топор и рубил щупальце, взявшее его в плен. Это было нелегко делать в полусидячем положении, когда тебя притом волокут по дну.

— Иаджим! — крикнул Орк. — Помоги мне!

Властитель Темных Лесов повернулся и кинулся бежать без оглядки, пока не оказался на безопасном расстоянии.

— Трус! — крикнул Орк, но потом ему стало не до Иаджима. Особенно когда второе щупальце обвилось вокруг бедра другой ноги. Но он все рубил и рубил, пока хватка вокруг лодыжки не ослабла. Всего в нескольких футах от разверстой пасти он отсек второе щупальце. И лишь чудом избежал остальных, пока мчался по мелководью к тому месту, где в отчаянии приплясывал Иаджим.

— Убить тебя мало! — задыхаясь, выговорил Орк. И вскинул топор, с которого стекала вода и густая зеленая жидкость. похожая на кровь. Иаджим отбежал от него на пятьдесят футов и прокричал пронзительным дрожащим голосом:

— Это сильнее меня! Сорок четыре года я только и делал, что спасался бегством! Теперь это превратилось у меня в условный рефлекс! А так я не трус! В следующий раз будет лучше, вот увидишь!

— В следующий раз? — заорал Орк. — Не будет тебе следующего раза!

— Ну так убей меня! Узнаешь тогда, что такое одиночество, когда не с кем словом перемолвиться! В конце концов станешь таким же, как я! Хватишься меня — а меня не будет! Я не подведу тебя больше, клянусь! Если это случится, я сам убью себя! — Он упал на колени и простер к Орку руки.

— Молю тебя, не оставляй меня здесь!

Орк плюнул в его сторону, однако сказал:

— Ладно! Испытаю тебя еще раз! Только не подходи ко мне — долго не подходи!

Он пошел на восток, за много ярдов огибая валуны. Иаджим держался позади и в ту ночь не приближался к лагерю Орка. Орк смутно видел в свете своего костра, как он сидит, прислонившись к дереву. Утром Иаджим пришел, улыбаясь, как ни в чем не бывало, но весь день очень старался ничем не раздражать Орка.