Должен признаться, мне редко случалось видеть самцов такого роста, как он. В высоту он достигал одного метра девяносто сантиметров и должен был весить не менее ста семидесяти – ста восьмидесяти килограммов. Он не настолько походил на гориллу, как те антропоиды, что были описаны моим биографом. (Как я уже объяснял в первом томе моих «Записок», мой биограф написал свой первый роман обо мне до того, как мы с ним лично познакомились. В то время он смог воспользоваться лишь информацией, как правдивой, так и ложной, которую почерпнул в нескольких частных архивах, и рассказом человека, хорошо знающего тех людей, которые первыми обнаружили меня в джунглях, когда мне было восемнадцать лет. Недостающие факты он заменил придуманными, широко использовав свое богатое воображение. Так и получилось, что антропоиды у него стали больше похожими на обезьян, чем на людей. А когда мы познакомились и он узнал всю правду, было уже поздно что-то менять, так как это нарушило бы внутреннюю логику романа.)

Руки самца, почти такие же толстые и мускулистые, как у гориллы, были такими же короткими по отношению к его туловищу, как и у человека. Но ноги, по сравнению с человеком, были значительно короче и сильно искривлены. Тело покрывала жесткая, с рыжеватым отливом шерсть, менее густая, чем у шимпанзе. Кожа была темного, почти черного цвета, как у бушменов. Кости его скелета были приблизительно в два с половиной раза толще, чем соответствующие кости человека, и давали его массивным мышцам достаточно места для их прикрепления. (Мои собственные кости почти в два раза толще костей современного человека. Если бы выставили мой скелет на обозрение, он вполне мог бы сойти за скелет кроманьонца).

На голове, широкой и вытянутой, возвышался продольный гребень, как и у гориллы, к которому крепились могучие мышцы нижней челюсти. Вогнутый приплюснутый нос и выступающие огромные клыки усиливали его внешнее сходство с гориллой. Верхние резцы имели характерные «обезьяньи вдавления», в которые входили выступающие кончики нижних клыков. Антропоиды, в основном, являются вегетарианцами, хотя им довольно часто случается питаться мясом мелких грызунов, а иногда и крупных животных. Подбородок был скошенным и почти не выделялся. Над глазами нависали мощные надбровные дуги, за которыми прятался низкий покатый лоб (средний объем мозга взрослого самца равен 800 сантиметрам в кубе. Я сделал это заключение, изучив в свое время четыре имевшихся у меня черепа).

Глаза глубоко прятались в орбитах и были почти красного, с коричневатым оттенком, цвета, что, в общем-то, не совсем обычно, так как у большинства антропоидов глаза черного или темно-коричневого цвета.

Под его нижней челюстью, на шее, виднелось нечто, напоминающее кожаный мешок, который раздувается, когда самец бросает вызов сопернику, собирается броситься на дичь или просто хочет повыть на луну.

Он потел, но меньше, чем на его месте потел бы человек. Как и у большинства животных, живущих в лесу, у антропоидов гораздо меньше потовых желез, чем у человека.

В сумме он имел вид гигантского зинджантропа и был, может быть, на самом деле потомком того самого знаменитого австралопитека, который, как считалось, давным-давно исчез с лица земли.

Внезапно мне показалось, что поляна будто сверкнула, метнув во все стороны искры света, подобные тем, что видны, если гладить кошку ночью против шерсти. Антропоид взъерошился, и шерсть у него по всему телу стала дыбом. Глаза покраснели еще сильнее. Он открыл рот, обнажив огромные желтые клыки, меж которыми дрожал ярко-красный язык и чернел провал глотки. Кожистый мешок на его шее стал раздуваться.

Я тоже почувствовал, как мои волосы встопорщились на затылке. Не отдавая себе отчета, чисто инстинктивно, я принял боевую стойку: пружинисто согнул ноги в коленях, туловище слегка наклонено вперед. Медленно приближаясь к нему, я наклонялся то влево, то вправо, делая разные обманные движения. Тут до меня дошло, что я собираюсь сделать. Я как бы очнулся; встряхнул головой, расслабился, выпрямился на ногах во весь рост и открыл левую ладонь. Моя правая рука уже была свободной после того, как я вложил в ножны тесак, который нашел в траве. Я не хотел напрасно пугать его человеческим «оружием-которое-блестит», так как надеялся предотвратить назревающую драку.

Самец зарычал, потом невнятно произнес: «Йх-штб-тб», что означало: Меня зовут «Тот-кто-ломает-леопардов».

Я ответил ему на пришептывающем языке антропоидов: «Йх-тлс», что означало: Меня зовут «Земляной-червь».

Их язык состоял в основном из глухих согласных, а также из задненебных, шипящих и гортанных звуков. Из гласных они произносили лишь один звук, приближающийся к носовому "о", и то лишь в исключительных случаях.

«Земляной червь» – это литературный перевод моего прозвища. Мой биограф перевел его, пользуясь эвфемизмом, который хорошо показывает, до какой степени он был пропитан расовыми предрассудками. Но для антропоидов состояние и наличие волосяного покрова значило в тысячу раз больше, чем любой цвет кожи. У меня была масса других прозвищ: «Клюв-птицы», «Большой-член», «Сверкающие-глаза», «Толстые-губы» или «Срань-обезьянья». Но самым распространенным прозвищем, которым меня знали повсюду, было «Тлс» или «Земляной-червяк». В этом прозвище, конечно, мало лестного для слуха человека, но с точки зрения антропоидов земляной червь очень красивое создание и первоклассное лакомство. Я мог бы выбрать себе более звучное и пышное прозвище, когда стал взрослым, особенно после того, как убил вожака моего племени. Но мне нравилось, когда меня звали «Земляным-червем» (надо признать, что я всегда был склонен к парадоксам).

Он вновь прорычал мне:

– Я – «Тот-кто-ломает-леопардов».

– А я «Земляной-червь», – ответил я тем же тоном, – и оставь эту самку в покое, или я убью тебя!

– Что? Какой-то «Земляной червяк» убьет «Того-кто-ломает-леопардов»?

– Я сам убил много леопардов, – сказал я, показав ему несколько раз свои растопыренные пальцы на обеих ладонях. Число, которое он наверняка не мог сосчитать, но долженствующее внушить ему уважение к моим охотничьим победам. – Я убил много великих воинов. Я убил много львов.

В его глазах мелькнуло недоумение, и я догадался, что он не знает последнего слова, которое я узнал и которому научился у его соплеменников на западном побережье. Это означало, что он не имеет ни малейшего представления о том, что собой представляет такое животное, как лев.

– Сейчас я убью тебя, – злобно прохрипел он.

Я решил, что настало время моему ножу подышать свежим воздухом. Увидев его, самец обвел взглядом поляну в поисках дубины, которой он мог бы воспользоваться, чтобы выбить нож из моей руки, как он это проделал с хозяином этого тесака.

Я сказал:

– Останемся друзьями, «Тот-кто-ломает-леопардов». На что он ответил, взвыв во все горло:

– Убей! – и весь воздух, который он собрал в своем мешке под нижней челюстью, со свистом вырвался наружу.

И он бросился на меня.

Я бросил нож, целя ему в живот. Но он именно в этот момент опустил голову вниз. Это была чистая случайность, я в этом уверен, тем не менее нож лишь слегка оцарапал самую верхушку его затылка. Его огромная голова с силой вонзилась в мой живот, и он заключил меня в свои чудовищные объятия.

На этот раз мой новый рефлекс сыграл со мной плохую шутку. Непосредственно перед тем, как бросить нож, я почувствовал, что мой пенис встает, наподобие волос на моем затылке. И когда оружие вырвалось из моей руки, у меня начался оргазм. Это привело меня в замешательство, что сказалось в ошибке расчета скорости его передвижения и в замедленной реакции моих рефлексов, без чего я никогда бы так позорно не промахнулся.

Он оторвал меня от земли, крепко прижав к себе, но не остановился, а продолжал бежать, видимо, решив расплющить меня о ствол дерева. Руки у меня остались свободными. Изогнувшись назад, я изо всей силы ударил его одновременно с двух сторон кулаками прямо под основание гребня на голове. Он взвыл от боли, но даже не замедлил шага. Я ударил снова, целясь теперь по его мускулистому затылку. Он вновь зарычал и немного притормозил. Собрав все свои силы, я ударил в третий раз, и вновь по затылку. Будь на его месте обычный человек, он был бы убит сразу первым же ударом.

Он разжал руки, зашатался и рухнул на меня. Я уперся в его огромное тело и, извиваясь, как червь, с трудом выбрался из-под него. Дерево, о которое он хотел раздавить меня, находилось на расстоянии едва ли тридцати сантиметров от моей спины.

Самец тем временем пришел в себя, и не успел я опомниться, как он нанес мне ужасный удар, даже не повернув головы в мою сторону. Я почувствовал, как ноги мои внезапно стали ватными: правая нога ниже колена задеревенела, будто по ней изо всей силы лягнула зебра. Вместо того, чтобы прыгнуть на меня сверху, что он обязательно должен был бы сделать, пока я был наполовину парализован, антропоид бросился к большой и толстой ветви, лежащей в двух шагах от женщины.

В тот момент, как он наклонялся, чтобы схватить се, женщина внезапно согнула ноги в коленях и резким движением выбросила их ему навстречу. Ее пятки угодили ему прямо в нижнюю челюсть. Подобный удар, угоди он в человека, наверняка сломал бы ему ее. Самец же рухнул лицом на землю, даже не вскрикнув.

Я, хромая, побежал к Штб-тб, но он уже встал и повернулся, ожидая моего приближения. Женщина тоже одним резким движением оказалась на ногах – кстати, длинных, и весьма красивой формы ногах, проявивших к тому же недюжинную силу – и вновь сильно ударила его ногой по щиколотке. Но она забыла о веревке, привязанной к ее ноге. Во время удара та соскользнула, со щиколотки и поднялась до икры, резко сдавив ее так, что женщина не выдержала и вскрикнула от боли.

Антропоид вновь согнулся от боли, но удержался на ногах. Он все еще рычал, хотя уже не так сильно, как раньше. И снова, не давая ему опомниться, женщина нанесла ему удар обеими ногами по челюсти, и когда он упал на землю, она ударом пятки превратила его нос в кровавое месиво.

Держа тесак наготове, я все ближе подходил к Штб-тб. Из носа его ручьем текла кровь, и глаза страшно косили в разные стороны. Его рот был открыт, и нижняя челюсть беспомощно свисала вниз, будто вывихнутая последним ударом.

– Кгхд? – спросил я.

Он не ответил. Вместо этого его огромная волосатая ручища внезапно метнулась вперед и обхватила лодыжку стоящей рядом женщины. Резким прыжком, будто пойманная антилопа, она попыталась освободиться, но самец держал крепко. Он сел и притянул женщину к себе. Веревка не выдержала натяжения и лопнула. Штб-тб не сводил с меня глаз, по крайней мере его лицо смотрело на меня, в то время как определить, куда смотрят его глаза, было невозможно, так как они продолжали глядеть в разные стороны. Он действовал так быстро, что я ничего не успел сделать. Всего на несколько секунд я замешкался и нарушил собственные правила и теперь должен был заплатить за мою неосторожность. Вернее, за нее придется расплачиваться этой бедной женщине, потому что я забыл об осторожности, приближаясь к врагу, лежащему на земле.

Теперь, если я сделаю вид, что собираюсь напасть на него сверху, он успеет свернуть ей шею прежде, чем я окажусь рядом и смогу помешать ему. Если же сделаю вид, что бросаю нож, он наверняка убьет ее.

И все же я бросил его. Это все, что я мог сделать. Самец убил бы ее в любом случае.

Увидев летящий в него нож, он на мгновение растерялся, так как думал, что я все же не решусь на это. Реакция женщины изумила меня: она перестала вырываться, нагнула голову вниз и укусила антропоида за пенис. Тот взревел от боли и неожиданности и вскинул обе руки вверх. С сухим чмокающим звуком мой нож по самую рукоятку вонзился ему в солнечное сплетение. Его косоглазие мгновенно исчезли. Глаза широко открылись, и в них в последний раз вспыхнуло пламя. Потом веки его опустились, он зашатался и рухнул на спину. Огромные кулаки несколько раз судорожно сжались и разжались, и он затих навсегда.

И в тот же миг я потерял всякий контроль над собой. Я стоял на коленях, упираясь в землю руками. Все мое тело потрясали чудовищные спазмы. В траве подо мной образовалась маленькая лужица сероватой семенной жидкости. С тех пор, как у меня впервые проявился этот странный порок, никакое другое убийство, совершенное мной, не вызывало еще столь божественного экстаза. Он был сравним лишь с тем ощущением, что я испытывал, занимаясь любовью с Клио.

Думаю, что ощущение удовольствия было десятикратно усиленно осознанием того, что я убил взрослого огромного самца антропоида. Я всегда любил этих созданий, которых долгое время считал моей собственной большой семьей. Но в то же время я глубоко ненавидел взрослых самцов. В течение всего моего детства они терроризировали меня. Убить одного из них для меня самого было гораздо более почетнее, чем убить какого-нибудь человека. К тому же, я понимал, что только что убил последнего мужского представителя исчезнувшей расы, что усиливало мою гордость (но в глубине души я оплакивал ее исчезновение). Я расквитался наконец-то за все придирки и приставания, за все шлепки и издевательства, которые мне когда-то пришлось перенести от них.