Викинги всё плыли и плыли на север. Похолодало; небо обложили свинцовые облака Туман сгущался всё раньше, а рассеивался всё позже. Берега становились всё круче. Олаф то и дело подгонял гребцов.

— Мы почти дома! — ревел он. — Мы везем великое богатство! Мы покрыли себя неувядаемой славой! Мы — Берсерки Королевы! — Воины грянули песню: ту самую, с припевом «Слава бессмертна!»

— Берсерки Королевы? — удивился Джек. — А мне казалось, вы служите королю…

— Ну, в общем-то да, но с тех пор, как наш король женился, он слегка не в себе, — нехотя признался Олаф.

— Вот поэтому мы и называем его Ивар Бескостный, — встрял Свен.

— Только не в глаза, — уточнил великан. — И до чего же мне не терпится послушать ту песню, что ты про меня сложил! Ты сможешь исполнить ее на пиру в честь нашего приезда — При мысли о том, как он станет похваляться собственным бардом, Олаф заметно повеселел.

Джек же попытался изобразить какой-никакой энтузиазм. Благодаря Руне он уже запасся потрясающей поэмой — вот только разных сложных слов в ней было столько, что Джек ужасно боялся всё перепутать. А это, как не преминул предостеречь мальчика Руна, с его стороны было бы серьезной ошибкой. С ударением на слове «серьезной».

Вскоре над морем нависло белесое марево — не слишком густое, но сырое и промозглое. Теперь-то Джек понял, почему скандинавы не могут выпаривать соль! То и дело волглая завеса расступалась, и взглядам воинов открывалось грозное и величественное зрелище. Волны с грохотом бились об утесы. Сквозь узкие бреши в береговых скалах виднелись мрачные, бесплодные долины. Эти места, верно, пришлись бы по душе драконам.

— Это фьорды, — пояснил Олаф, расплываясь в акульей улыбке: теперь, в предвкушении похвал и пиршеств, он только и делал, что сиял да улыбался.

— А там, в глубине, кто-нибудь живет? — полюбопытствовал Джек, вглядываясь в извилистый заливчик особенно зловещего вида.

— Никого хорошего, — расхохотался великан. — Ну, вообще-то в одном из фьордов живем мы. Но и в нас ничего хорошего нет.

«Что правда, то правда», — согласился про себя Джек.

— В одной из таких долин я сразился со своим первым ётуном, — мечтательно вспоминал Олаф. — Я был совсем юнцом безбородым, да и у тролля еще молочные клычки не выпали. Эх, как время-то летит!

— И ты, конечно же, победил?

— А то! Воин, проигравший битву, достается троллю на обед. Я тебе как-нибудь расскажу о том поединке, а ты стихи сложишь. — И Олаф углубился в воспоминания юности. Здешнее побережье он знал как свои пять пальцев: каждый камень, каждое деревце. Память у него была просто потрясающая; вскорости Джек уже пожалел, что начал расспросы.

Наконец корабль доплыл до места, где земля резко обрывалась. На море заштормило; налетевший ветер разогнал туман. Однако открывшийся вид был на диво безрадостным. Под покровом странного молочно-белого неба с севера катили гигантские волны. Вода отливала зловещей зеленью, в ветре чувствовался явственный запах льда. Разворачиваясь, корабль опасно накренился, а затем поплыл вдоль берега на восток.

— Мы зовем это место Морем Троллей, — сообщил Олаф.

— Они что, тут живут? — испугался Джек.

— Они отсюда пришли. А теперь они живут среди высоких гор, там, где вечный снег.

— Вот уж не думал, что ётуны умеют строить корабли… Джек всегда представлял себе троллей неуклюжими громадинами. Причем абсолютно безмозглыми — во всяком случае, на это очень хотелось надеяться.

— Они прошли пешком, — пояснил Олаф.

— По воде?! — потрясению воскликнул Джек. Отец рассказывал, что ходить по воде аки посуху умеют только самые праведные монахи. Один такой жил на Святом острове, но даже он никогда этого не делал из опасения впасть в грех гордыни. Чтобы грязный тролль — да обладал такой же способностью? Ужас, да и только!

— Не по воде. По льду. В стародавние времена это море было покрыто льдом Никто из смертных этого уже не застал, но ётуны жили здесь гораздо раньше людей. Их исконный дом — на Крайнем Севере, близ горы, изрыгающей пламя.

— Это ты шутишь, да? не поверил Джек.

— Такие горы на свете есть, правда. Вон Руна видел одну такую в Италии Он говорит, внутри горы жил дракон. Как бы то ни было, троллья гора извергла столько огня, что раскололась надвое, и земля ушла под воду. А ётунам пришлось спасаться бегством по льду.

— Может, они всё наврали, — предположил Джек. Ему не верилось, что бескрайнее, неспокойное северное море когда-то было сковано льдом.

— Тролли никогда не лгут, — коротко ответил Олаф.

— То есть они убивают и едят людей, но при этом слишком добродетельны, чтобы хоть на волосок отступить от правды?

— Я имею в виду, лгать они просто не умеют. Они не разговаривают, как мы, словами, хотя некоторые и освоили нашу речь. Они говорят с нами мыслями.

Джек тут же вспомнил, что рассказывал ему про троллей Бард: «Они умеют проникать в твои мысли и узнавать, о чём ты думаешь. Они знают, когда и где ты нанесешь удар — еще раньше, чем ты сам это поймешь. Не всякий воин способен победить тролля — но лишь тот, кто наделен особым даром».

— Они проникают в твои мысли… прошептал Джек.

— Вот именно! — подхватил Олаф. — Устраивать на них засады бесполезно: ведь тролли заранее знают, что ты затеваешь. Но при этом они не в силах обмануть и тебя. Нельзя же разговаривать лживыми мыслями.

Джек, вцепившись в поручень, лихорадочно обдумывал услышанное. Корабль раскачивался на бледно-зеленых волнах; бедняга Облачногривый, накрепко привязанный к мачте, то и дело оскальзывался и спотыкался. Гряду утесов по правому борту венчали могучие деревья. Тучи морских птиц кружили над пенными реками, что стремительно сбегали по горным склонам.

Но как можно сражаться с врагом, который заранее знает каждый твой ход? — спросил мальчик.

Ага! Вот тут-то в дело и вступаем мы, берсерки, — самодовольно отозвался Олаф. — Мы, когда на нас «находит», понятия не имеем, что сделаем в следующую минуту. Да мы и потом-то практически ничего не помним. Ётуны не в силах прочесть наши мысли, потому что никаких мыслей в наших головах просто нет!

«Так вот каких воинов имел в виду Бард», — подумал про себя Джек. И внимательно посмотрел на Олафа. Тот, статный и горделивый, стоял посреди палубы. Ветер раздувал его русую бороду, ерошил кустистую бровь. Олаф был весь исполнен радостного нетерпения — совсем как ребенок на святки. Щеки его разрумянились от холода, ярко-синие глаза возбужденно блестели.

Однако до чего же непросто ненавидеть Олафа, когда он таков! С трудом заставляешь себя вспомнить, что это он убивает монахов и вырезает целые деревни, вплоть до коров и лошадей. Хотя, быть может, он делает это именно потому, что после не может ничего вспомнить. Есть Добрый Олаф, что мастерит игрушки для Люси, а есть Олаф Злой — тот, что, тяжело дыша, стоит на краю обрыва, глядя сверху вниз на беззащитную деревню Гицура.

Однако не следует забывать и о том что оба Олафа и добрый, и злой — не то слово как опасны.

— Без берсерков люди никогда бы здесь не выжили, — рассказывал между тем великан. — Ты знаешь, как ётуны называли нас, людей, прежде? «Двуногая дичь», вот оно как! Или еще «троллья закуска». На первых здешних поселенцев охотились как на скот. Тех, что покостлявее, откармливали в специальных загонах»

Джек неуютно поежился:

— И что, тролли до сих пор такое… вытворяют?

— Ну, сейчас-то это скорее что-то вроде забавы. Теперь-то тролли знают, что мы — люди, а не животные. Молодому троллю не видать татуировки на надбровных дугах, пока он не добудет своего первого смертного. К слову сказать, ему дозволяется сожрать свой трофей… О, гляди-ка! Вон еще наши!

И Олаф указал на пиратский корабль, стрелой вылетевший из фьорда. Три судна из отряда Олафа потеряли друг друга в ходе долгого плавания.

— Держу пари, Эгиль Длинное Копье думает, что мы враги, и приготовился к битве, — со смехом предположил Олаф. — То-то он покраснеет от стыда, когда поймет свою ошибку!

Впрочем, узнав берсерков, Эгиль Длинное Копье сделался, напротив, белее мела. И поспешно проорал извинения.

— С тебя мех вина! — заорал в ответ Олаф. Похоже, верх сегодня одерживал Добрый Олаф, и Эгиль, нервно теребя в пальцах нашейный амулет, не торгуясь, пообещал великану полный бурдюк.

Дальше корабли поплыли бок о бок. Третий сгинул бесследно. Эгиль прокричал, что, дескать, третий корабль затонул во время шторма. Никто (во всяком случае, среди берсерков) особо не огорчился. Торгиль даже пробурчала, что воинам здорово повезло: пируют, небось, сейчас в чертогах Эгира и Ран.

Хотя я бы предпочла Вальхаллу, — закончила она. — Оно куда почетнее..

«Хотелось бы мне, чтобы ты была уже там», подумал про себя Джек. Ведь эта девчонка собирается отдать Люси королеве Фрит, тому самому чудовищу, что разъезжает верхом на Маре. Джек вспомнил кошмарное существо, промчавшееся над домом Барда. «Оно ехало верхом на коне, облаченном в ледяные покровы, — сосульки отламывались и с сухим треском рассыпались по каменному полу. А всадник был темнее неба — его непроглядная чернота словно впитывала, выпивала свет звезд. Его шипастые ноги жестоко стискивали конское брюхо, так, что выступала кровь — белая, сочащаяся жидкость, больше всего похожая на гной».

У Джека даже голова закружилась от ужаса. Он понимал, что верхом на Маре скакала не сама королева, а ее дух. Но если этот дух, даже порастеряв часть своей магической силы по пути из-за моря, кажется настолько устрашающим, то какова же королева вблизи? Джек нашарил на груди охранную руну. Талисман излучал тепло, точно крохотное, но от этого ничуть не менее горячее солнышко.

Может, стоит отдать руну Люси? Если девочка попадет в руки Фрит, руна ей понадобится больше, чем ему, Джеку. Но это означает расстаться с талисманом навеки. Забрать его обратно Джек уже не сможет. Мальчик оглянулся на сестренку: та играла в «детские пряталки» с Эриком Красавчиком Суровый воин закрывал изувеченное лицо похожими на два окорока ручищами. «Куку!» — пищала Люси, едва тот отводил ладонь. «ХО! ХО! ХО!» — рокотал Эрик Красавчик. Сама Люси из этой игры давно уже выросла, но Джек понимал, что для тупоумного скандинава она в самый раз.

Люси слишком мала, значения руны ей всё равно не понять. Девочку заинтересует лишь яркий блеск золота — а ведь стоит передать талисман, и он вновь сделается невидимым.

— Что это у тебя там такое? — раздался голос Торгиль.

Джек поспешно отдернул руку.

— Ты что-то прячешь. А ну-ка, дай сюда! — Торгиль потянулась к его шее, Джек отпихнул ее. Девчонка тотчас же налетела на него с кулаками, визжа и колотя куда попало.

Джек пытался защищаться, но силы были явно неравны. Торгиль прошла гораздо лучшую выучку и, кроме того, дралась словно одержимая, целиком отдаваясь своей ярости. Миг — и вот уже Джек распростерся на палубе; в ушах у него звенело, из носа лилась кровь. Торгиль, упершись коленом мальчику в грудь, снова потянулась к его шее и…

— Аааай! — взвизгнула она, отпрянув. — Он обжег меня! Он меня обжег!

Тут подоспел Олаф. Он поглядел на кровоточащий нос Джека, на искаженное болью лицо Торгиль. Девчонка подняла руку, демонстрируя квадратной формы ожог.

— Брось его за борт! — провизжала она.

— Сдается мне, ты получила по заслугам, — заметил Олаф.

— Он прибег к колдовству! Так нельзя! Так неправильно!

— Я тебя сто раз предупреждал: не задирай моего раба, — напомнил великан. — За это я накажу тебя. На пиру в честь нашего возвращения есть ты будешь не за хозяйским столом, а у двери, вместе с теми рабами, что почище.

— Это нечестно! Я тебя ненавижу! Я тебя убью! — зарыдала Торгиль.

— Еще одно слово, и будешь есть со свиньями, — отрезал Олаф. — Если парень и воспользовался малой толикой магии, чтобы защитить себя, ну так что ж, на то он и скальд. А теперь ступай на корму и сиди там, пока мы не войдем в гавань.

Торгиль, громко плача, побрела на корму. Джек показал ей язык.

— А ты… — Протянув могучую длань, Олаф рывком поднял мальчика в воздух, — хватит дразнить ее. Я не потерплю на своем корабле никакого беспорядка — или вы оба станете зубы с палубы подбирать. — Он отнес Джека к мачте и привязал его за шею рядом с Облачногривым.

Остаток дня Джек хмуро просидел под мачтой с веревкой на шее. То и дело он вытирал рукавом окровавленный нос и ощупывал себя, проверяя, много ли получил синяков. Один из зубов расшатался. Люси запретили с ним разговаривать.

К наказаниям Джек привык. А вот мыкаться на привязи, точно дворовая собака, нет. Мальчик остро ощущал унизительность своего положения.

— Тебе-то что, — говорил он Облачногривому. — У тебя мозгов не хватит оскорбиться. Тебе бы лишь овса давали вволю — а до остального и дела нет…

Облачногривый косил на Джека темным глазом. Ноздри его брезгливо подергивались.

— Вообще-то все здесь неделями не мылись, так что на меня сваливать нечего, — проворчал Джек. А корабль всё плыл да плыл вдоль берега на восток.