Джек отчаянно пытался дотянуться до посоха. Проделать это, не сбросив плаща, никак не удавалось. Паучиха, двигаясь быстрее молнии, проворно собирала яйца Проделывала она это какими-то здоровенными штуковинами по обе стороны от клыков (уж как бы они там ни назывались).

Добравшись до Торгиль, паучиха озадаченно помешкала: форма «яйца» показалась ей несколько странной. Наконец она закинула две лапы куда-то за спину, вытянула длинную шелковую нить, и принялась обматывать ею Торгиль, пока девочка не уподобилась всем прочим яйцам. После чего яростно бранящаяся Торгиль исчезла в мешке.

Удовлетворенная, паучиха потянулась к Джеку. Вот она осторожно пощупала его клыком, а в следующий миг мальчик почувствовал, что стремительно вращается — шелковая нить оплетала и его. Вот его приподняли в воздух и уложили на мягкое ложе из паучьих яиц.

Паучиха бросилась бежать. Джек ощущал каждый ее шаг: мешок с яйцами подпрыгивал и раскачивался. Мальчик задыхался: то небольшое количество воздуха, что проникало внутрь нитяного кокона, насквозь пропиталось резковато-сладким, тошнотворным запахом. Джек попытался вытащить из-за пояса нож. Ясеневый посох больно врезался ему в спину.

Паучиха бежала долго. Неожиданно она словно взмыла в воздух, а затем с резким стуком приземлилась.

Теперь она двигалась гораздо медленнее, тщательно выбирая путь, пока наконец не остановилась и не положила мешок с яйцами на землю. Снаружи завывал ветер. Джек попробовал прорезать ножом дыру, но паучий шелк, на вид такой невесомо-тонкий, оказался прочнее кожи. Мальчик пилил и колол, колол и пилил, пока перед глазами его не поплыли огненные круги. Сердце его билось часто-пречасто, он взмок насквозь.

Сквозь шелковые нити просунулось острие клыка.

— Нет, чтобы хоть помочь немножко, — раздался недовольный голос Торгиль. — А то я тут тружусь в поте лица, а некоторые прохлаждаются.

— Ты просто чудо, — пробормотал Джек. Это был вовсе не клык, а меч Торгиль! Мальчик тут же принялся расширять отверстие. Наконец ему удалось выползти наружу — и от открывшегося зрелища у него захватило дух.

Они находились в кроне гигантского дерева. Ветер трепал ветви, неся долгожданное освобождение от отвратительной паучьей вони. То, на чём дети стояли, колыхалось и раскачивалось на ветру, так что им приходилось цепляться за мешок, чтобы не упасть.

— Что это еще за штука такая? удивилась Торгиль.

Джек прищурился. Все сооружение непрестанно двигалось и изменялось, но наконец ему удалось-таки рассмотреть общие очертания.

— Сдается мне, это гигантская паутина, — сообщил мальчик. Поскольку паучий шелк повторял окраску всего, что было вокруг, часть нитей казалась прозрачной, как воздух, в то время как прочие были темно-зелеными или даже бурыми — под цвет деревьев. Паутина прилепилась к громадной сосне, что словно мачта возвышалась над окружающими ее деревьями.

В одном направлении, насколько хватало глаз, тянулось казавшееся бесконечным зеленое море древесных крон, в другом обзор закрывали хитросплетения переливающейся всеми цветами радуги паутины. Тут и там, растопырив свои косматые лапы, притаились гигантские кремовые пауки. У некоторых сбоку висели мешки с яйцами, у других в сетях бугрились отвратительные комья — это в нитях запуталась добыча. Удачливые охотники с аппетитом обедали.

— И теперь что? — деловито осведомилась Торгиль. Джек вынужден был отдать ей должное: там, где большинство людей завизжали бы и рухнули в обморок, воительница готовилась к битве.

Мальчик посмотрел вниз. Они находились так высоко, что земля терялась во мраке Чтобы спуститься, придется пробираться сквозь паутину. Если она липкая — а скорей всего, так оно и есть — далеко они не уйдут.

— Может, стоит вскарабкаться повыше, — предложил он.

Они забрали из мешка провизию и мехи с водой. Взбираться было бы совсем не трудно, если бы не пронизывающий насквозь ветер — но, как и следовало ожидать, ветер дул себе и дул. Высота Джека тоже не особо радовала. Продравшись сквозь ветви, дети добрались до удобной развилки у самой вершины и устроились там передохнуть и осмотреться.

Паучиха угнездилась в самой середке паутины. Джек различал ее громадное вспученное брюхо и прядильные органы. В их сторону она не глядела.

— Почему она нас не слопала? — полюбопытствовала Торгиль: чего-чего, а практичности воительнице было не занимать.

— Мы пахли как надо, — объяснил Джек. — Благодаря плащам мы походили на ее детенышей.

— Ну, и что у нас хорошею? — принялась рассуждать Торгиль. — Положение наше, насколько я могу судить, таково. Мы на такой верхотуре, что ежели свалимся, то костей не соберем. Но рано или поздно мы устанем здесь сидеть. Либо паучиха обнаружит нас и сожрет. А ежели мы просидим здесь достаточно долго, из яиц вылупятся паучата, штук этак сто, вскарабкаются сюда, и нас опять-таки сожрут…

— И это называется «что у нас хорошего»? — уточнил Джек.

— Я просто пытаюсь прикинуть, как нам быть, — моментально окрысилась Торгиль. — Может, тебе стоит вызвать огонь с помощью посоха?

Джек послушно отвязал посох. Да уж, спину себе мальчик натер неслабо! Он направил ясеневую палку на паучиху, и та словно загудела в ответ. А повсюду в кронах шуршало: шу-шу-шу.

— Я еще не очень хорошо управляюсь с такими вещами, — признался Джек. — А что, если я подожгу весь лес?.

— А ты поосторожнее, — недовольно буркнула Торгиль.

— Джек вновь направил посох на паучиху.

— Не лежит у меня душа к этому делу, ох, не лежит..

— А ежели из тебя все соки высосут — это твоей душеньке будет по нраву?

— Сдается мне, должен быть и другой выход.

— Ох, мать моя Фрейя! — неожиданно выругалась Торгиль. Джек проследил направление ее взгляда и увидел, что в небе над ними проплыл гигантский орел — вроде того, что атаковал мальчика на ледяном мосту. Вот орел развернулся и облетел дерево кругом. Торгиль выхватила меч. Орел с резким криком изменил направление, выпустив когти, спикировал вниз — и с размаху угодил в паутину. Птица заклекотала, забилась, пытаясь высвободиться, но тщетно: она провалилась в самый центр паутинных зарослей и увязала всё больше и больше.

Паучиха метнулась к добыче и проворно запустила в нее свои страшные клыки. Орел отбивался клювом и когтями, но силы были явно не равны. Очень скоро его уже обмотали с ног до головы, а паучиха уселась ждать, пока подействует яд. Спустя какое-то время птица затихла. Джек с Торгиль, прижавшись друг к другу, прислушивались к отвратительным чавкающим звукам: паучиха пировала вовсю. Наконец, покончив с трапезой, она спихнула оставшуюся от птицы пустую оболочку на землю.

— Ну теперь-то ты вызовешь огонь? — спросила Торгиль.

— Погоди, — отозвался Джек шепотом. Гигантская паучиха подобралась к мешку с яйцами. Джек напрягся и перехватил посох поудобнее — на случай, если та вздумает взбираться вверх по дереву, — но паучиха принялась латать дыру, прорванную в паутине злосчастным орлом. Она мерно двигалась туда-сюда, прядя длинные шелковые нити. Сплетя одну, она критически оглядела плоды своих трудов и выпустила сгусток липкого клея. А затем осторожно дернула за нить когтистой лапой. Клей тотчас же растекся мелкими капельками.

Джек внимательно наблюдал за происходящим. Ага, а вот это по-настоящему интересно! Выходит, не вся паутина липкая. Если аккуратно перешагивать через капельки, то не приклеишься… Паучиха то и дело откидывалась назад и поглядывала наверх, туда, где устроились Джек с Торгиль. Громадную тушу венчала пирамидка из восьми блестящих черных глаз, но детей, затаившихся среди ветвей, хищница, похоже, не замечала.

И тут паучиха проделала нечто еще более любопытное. Она подобралась к мешку с яйцами и потерлась об него клыками — этак по-матерински нежно. Джек был готов голову дать на отсечение, что всё понял правильно. Он слышал шорох паучьих мыслей и едва слышные отклики, доносящиеся изнутри мешка. Да там яиц с сотню, никак не меньше! Паучиха принялась ритмично дергать за нить, на которой висел мешок. Шорох нарастал, звучал всё более умиротворенно и радостно.

— А знаешь- это, по-моему, колыбельная, — пробормотал Джек.

— Это здоровенный, страхолюдный паучище-людоед, — отрезала Торгиль. — Нечего тут умиляться.

— Можно подумать, это я ворковал над «деточками-камушками»!

— Так я ж не знала, кто они такие. Сожги их, и вся недолга Они — наши враги. — Торгиль глядела так свирепо, словно готова была атаковать сотню пауков одновременно.

— Я вот всё приглядываюсь к мамаше. По-моему, она почти слепа. Она глядела прямо на нас — но так и не заметила. Драконица-то подлетела совсем близко, прежде чем паучиха поняла, что ее потомству грозит опасность. А еще она ничего не слышит, иначе сцапала бы тебя за милую душу, пока ты у нее в мешке ругалась.

— Значит, у нее тоже есть свои маленькие слабости. Тем проще будет убить эту тварь.

Но у Джека просто рука не поднималась. Когда мальчик испил из источника Мимира, в памяти его воскресли те мгновения его жизни, когда всё казалось абсолютно правильным. Когда мама пела пчелам или отец строил дом, они делали это с такой любовью и так хорошо, что простейшие действия эти словно озарялись внутренним светом. Наполнялись жизненной силой… Вот и паучиха-мать сейчас вела себя в точности так же.

Для того чтобы прокормить и защитить свою семью, паучихе приходится убивать. Именно так она и поступила с орлом. Если она нападет на Джека или Торгиль, ему придется уничтожить ее. Но Джек отлично понимал, что, если он испепелит паучиху просто так, без особой надобности, он тут же утратит всё свое могущество, и музыка покинет его. Он убрал посох.

— Какой же ты идиот, — бушевала Торгиль. Налетел пронзительный ветер, дети прильнули к стволу дерева, а Торгиль всё честила мальчика на чём свет стоит. — А вот я сейчас как спущусь вниз, да как заколю и паучиху, и все ее яйца!

Джек отлично знал Торгиль только грозится. Отчаянное безумие, что некогда направляло все поступки воительницы, ныне сгинуло бесследно. Девочка по-прежнему способна на деяния великой отваги и доблести, но при этом бездумно рисковать своей жизнью уже не станет.

Едва начало смеркаться, паучиха вернулась к своему бдению в сердце паутины. Ветер стих, и Джек решил, что можно без особого риска распорядиться оставшимися пирожками с мясом и сидром.

— Наша последняя трапеза, — саркастически отметила Торгиль.

— Глянь-ка, — прошептал Джек, указывая пальцем. Вдалеке показалась крохотная точка. Точка стремительно росла., да это же одинокий ворон летает взад-вперед! Джек встал и замахал другу.

Отважное Сердце понесся к дереву. Спикировал на сук и застрекотал взволнованно.

— Я тоже рад тебя видеть, — отозвался Джек — Но, сам видишь, мы влипли, и здорово. Ты смотри, от паутины держись подальше…

— Прикажи Джеку убить мерзкую паучиху, — потребовала Торгиль. Отважное Сердце негодующе каркнул в ответ. — Он говорит — вот бестолочь! — он говорит, что тебе незачем ее убивать. Ты можешь ее просто усыпить. По мне, так стоило бы усыпить ее навечно — но кто меня послушает?!

Ладно, — согласился Джек, гадая про себя, каким образом он это сделает. — Но что потом? Как нам спуститься? — Отважное Сердце защелкал, затараторил, закаркал в ответ — и не умолкал довольно долго.

— Он говорит: «Ждите здесь. Помощь идет», — перевела наконец Торгиль.

— Долго же вы беседовали для такого короткого перевода Держу пари, он сказал куда больше.

— Про то тебе неведомо, — усмехнулась Торгиль, очень довольная собою.

Отважное Сердце стрелой унесся прочь, а Джек начал спускаться к мешку с яйцами. Паучиха зловеще маячила в центре паутины. Одного орла ей, надо думать, хватит ненадолго — небось, от десерта хищница тоже не отказалась бы… Джек вытащил посох из петли за спиной — так, на всякий случай! — откашлялся и запел. Слова подбирались с трудом, да и музыка звучала не в лад. Ну как прикажете петь серенады глухой паучихе?!

Джек растерянно умолк. Да это пустая трата времени и только! Паучиха даже внимания на него не обращала, а стихи тем временем иссякли. Где-то неподалеку в чужой паутине запуталась крупная птица; добычу тут же сожрали. «Эти твари, верно, только птицами и питаются», — подумал Джек. Насекомые им, что называется, на один зуб.

Так как же все-таки спеть колыбельную глухой паучихе?

«Так же, как паучиха поет своим малюткам». Ну конечно же! Бард учил Джека играть на арфе, но особо далеко мальчик в этом искусстве не продвинулся. Главным его талантом был голос Но здесь от голоса проку мало. Джек отложил посох. Для того, что он задумал, ему понадобятся обе руки.

«Пауки почитай что слепы и глухи, зато осязание их с лихвой восполняет нехватку зрения и слуха. Они же легчайшую дрожь паутины улавливают», — рассуждал Джек. Вот и чудно! Придется изобразить нечто, что покажется хищнице сладостной песней, а не сигналом к обеду. Мальчик принялся вспоминать, в каком ритме паучиха дергала нити, укачивая своих малюток. Этот ритм Джек приметил чисто машинально: что-что, а на отсутствие музыкального слуха он никогда не жаловался. «Пожалуй, я смогу сыграть так же, — подумал мальчик. — А ежели ошибусь — что ж, выяснится это сразу же. Надо же, а я-то считал, что это скандинавы — публика трудная».

Джек перегнулся через край мешка. Взгляд с трудом различал длинные паутинные нити Если поднапрячь фантазию, то можно вообразить, будто перед тобой — струны арфы. Мальчуган лег на живот и внимательно пригляделся к паутине. Надо дергать за нити между капельками клея — а их поди разгляди! Впрочем, и вся паутина почти неразличима Но что поделать, уж такова ее сущность…

Джек высмотрел две-три толстые темно-зеленые нити, растянутые над купой свежей сосновой хвои. Пожалуй, тут найдется, за что ухватиться. Мальчик протянул руку.

Дзы-ыынннь! Паучиха разом вскочила на все свои восемь лап, словно на цыпочки поднялась. Джек похолодел. Ну что ж, вниманием аудитории он завладел, что есть, то есть.

— Сейчас я спущусь и спасу тебя! — закричала Торгиль.

— Оставайся на месте! Я знаю что делаю! — заорал в ответ Джек. «Хотелось бы верить», — мысленно добавил он. Ну, по крайней мере, на голос его паучиха никак не отреагировала. Хищница и в самом деле глуха как пень. «Главное — действовать быстро, — подумал мальчик — Ни в коем случае не останавливаясь. Моя единственная надежда — это сыграть ей колыбельную. И чтобы в лучшем виде. Без перерывов…»

И Джек заиграл — заиграл, понимая, что от этого выступления зависит — ни много ни мало! — его жизнь. Он выбросил из головы всё, кроме ритма. Он дергал за «струны», он пощипывал их, он переходил от речитатива к славословиям, он орал, и бренчал, и рассыпал трели. Для того чтобы пальцы не сбились, приходилось помогать себе голосом.

Паучиха подобралась так близко, что едва не подмяла музыканта под себя. Что за зловещая тень! Джек едва сознание не терял от ужаса, но останавливаться не останавливался. Он видел, как зловеще поблескивают клыки и ходуном ходят огромные жвалы чудовища Но всё равно не прервался. В какой-то миг мальчик почувствовал, как паучиха задрожала мелкой дрожью — ощущение передалось ему по нитям паутины. В ответ затрепетали и яйца: словно паучата пустились в пляс в своих оболочках.

Внезапно паучиха опрокинулась на бок и так и осталась лежать неопрятной грудой восьми спутанных лап. Нет, она была живехонька — судя по тому, как подрагивали кончики ее когтей. Просто она крепко спала!

Джек вскарабкался по дереву — так проворно, как только смог.

— Где Отважное Сердце? — закричал он. — И где обещанная помощь? Не знаю, сколько она еще там проваляется. Небеса милосердные, ни за что больше такого не повторю! — И мальчик разрыдался.

— Вон они, — промолвила Торгиль, указывая пальцем куда-то в сторону.

Над лесом бесшумно летели четыре гигантские белые птицы и одна совсем крохотная, черная. Джека так трясло, что он боялся, как бы не свалиться с дерева. Зубы выбивали крупную дробь.

— Всё в порядке. Ты справился, — обнимая за плечи, похвалила его Торгиль. — Просто совы сказали, что не прилетят до тех пор, пока паучиха не заснет. Должна признаться, что хуже музыки я в жизни не слышала.

— Т-тебе-т-то от-ткуда знать? Т-ты же н-не пауч-чиха, — с трудом выдавил Джек.

— Слава Фрейе, что нет! — буркнула Торгиль.

Совы опустились на сосну.

— Угу-у! Угу-у! Угу-у! Угу-у, вух-вух-вух, — заухали они. Они тявкали, и клохтали, и пронзительно верещали, и шипели.

— Они говорят, надо удирать немедленно. Сперва они отнесут тебя, — перевела Торгиль.

Джек в упор не понимал, о чём она толкует — но тут совы ухватили его за руки за ноги и понесли прочь. «Я больше не вынесу», — обреченно думал мальчик, глядя, как далеко внизу мелькает лес. Впрочем, скоро совы опустили его на землю, снова взмыли ввысь — и возвратились с Торгиль.

— Клянусь Тором! Отличный способ путешествовать! — воскликнула воительница. — Если бы только можно было обучить птиц переносить нас с места на место! Мы бы тогда нападали на врагов с воздуха!

— Угу-у, вух-вух-вух, — заухала одна из сов.

— Она благодарит тебя за то, что ты спас им жизнь, — удивилась Торгиль. — Первый раз об этом слышу!

— Да это в той долинке было, ну, помнишь, после того, как мы спаслись от драконицы. Совы умирали от голода, так что я вынес их наружу — в скалы, — чтобы они снова смогли охотиться, — объяснил Джек — Всегда пожалуйста, — учтиво поклонился он птицам.

Отважное Сердце, устроившийся на ближайшем кусте, что-то прокаркал в ответ.

— Отважное Сердце говорит, что совы рассказали ему про безопасный путь к фьорду, — перевела Торгиль.

— Угу-у! Угу-у! Гррруфф-гух-гух-гух! — загомонили совы.

— Это они еще о чём? — заволновался Джек.

— Это они про пауков. Думаю, переводить не стоит, — ухмыльнулась воительница.

Джек с Торгиль помахали снежным совам, а затем, следуя за Отважным Сердцем, — тот летел впереди, показывая дорогу, — отыскали лосиную тропку вдоль края страшного поля. По пути они собирали голубику — ягоды были крупные, что твои сливы, — и щелкали гигантские орехи. Так что без обеда путники не остались. Уже к вечеру они дошли до фьорда.

Джек запалил костер — самым что ни на есть обычным способом, с помощью кремня и огнива, потому что ясеневому посоху не доверял: тот, уж наверняка, небольшим огоньком не ограничится. Очень скоро вдали показался корабль. На носу его красовалась громадная и чешуйчатая зеленая голова с зубчатым гребнем и длинными обвислыми усищами. Свен Мстительный проорал приветствие; остальные ликующе загомонили.

«Надо же, — устало подумал Джек. — Кто бы мог подумать, что в один прекрасный день я и впрямь обрадуюсь скандинавам!»

Корабль подошел к берегу, воины выскочили на землю и ловко пришвартовались.

— НУ, ЯВИЛИСЬ НЕ ЗАПЫЛИЛИСЬ! — проревел Эрик Красавчик. — С ПОБЕДОЙ, НЕТ? НАДРАЛИ ТРОЛЛЯМ ЗАДНИЦЫ? ВЫ ТОЛЬКО ГЛЯНЬТЕ, КАКУЮ МОРСКУЮ ЗМЕЮКУ Я СЛОВИЛ!

А Руна спросил:

— Где Олаф?