Заметив, что его взгляд прикован к ее губам, Эллен догадалась, что он хочет поцеловать ее. Она замерла и почувствовала слабость в коленях. По всему ее телу прошла дрожь. Четыре бесконечных года она ждала, чтобы этот человек поцеловал ее, и теперь, когда этот долгожданный момент наступил и они стояли так близко друг к другу, она наслаждалась каждой секундой этой блаженной, изощренной муки, изумляясь, что ее мечта, которую она уже было похоронила, была сейчас так близка к осуществлению.

Он поднял взгляд от ее губ, и Эллен прочла в его темных глазах страх и растерянность. Он не знал, почему захотел поцеловать ее, он колебался, не мог решиться, и эта нерешительность оказалась сильнее его. Он не смог поцеловать ее. Он отступил на два шага назад и сделал это так быстро, что Эллен почувствовала колебание воздуха.

— Надеюсь, ты сможешь закончить сама. Спокойной ночи, Эллен, — приглушенным голосом проговорил он, подобрал старое белье с пола и выскочил из комнаты.

Эллен рухнула на кровать, с трудом понимая, что произошло. Похоже, он посмотрел на нее по-другому, но то, что он сумел с этим справиться, доказывало, что он панически боится этой перемены. Для нее все это было ярким подтверждением правоты ее выводов, и несостоявшийся поцелуй не мог изменить ее решение уехать. И если для нее эти двадцать секунд, проведенные в ожидании поцелуя, были потрясающим, наполненным смыслом переживанием, то для него это было, вероятно, не более чем проявлением смутного, мимолетного желания.

На следующее утро, войдя в кухню, Эллен застала Кеннета за завтраком. Он поднял на нее глаза, пытаясь выглядеть непринужденно, как-то загладить свою вчерашнюю ошибку, хотя и не был вполне уверен в том, что она догадалась о его внезапном желании поцеловать ее. Его странное поведение вчера в ее комнате оставило ощущение неловкости в его душе, ему было трудно смотреть ей в глаза. Но вдобавок ко всему, прошлой ночью он видел ее во сне, и этот сон усиливал его смущение перед ней.

Эллен приснилась ему одетая в прозрачное и очень сексуальное платье и все время находилась совсем близко от него, но каждый раз, когда он протягивал руку, пытаясь прикоснуться к ней, она неизменно ускользала. Это была лучшая часть сна. Дальше во сне она говорила ему, что уезжает, потому что он не любит ее, и это была худшая часть сна, которая заставила его проснуться с чувством полного потрясения и непонимания. Это было нелепостью, абсолютной нелепостью.

В действительности все это оказалось лишь проекцией его собственного желания. Вчера вечером, когда они разговаривали сначала в ее квартире, а потом в его доме за ужином, он обнаружил, что в этой женщине было нечто гораздо большее, чем привлекательность, нечто такое, что могло заставить любого мужчину ползать у ее ног. Он понимал, почему ему захотелось добиться ее внимания. Любой нормальный мужчина пожелал бы любви этой женщины. Но тот факт, что она уезжала, ясно говорил о том, что она не желает его любви, так что вторая половина его сна могла оказаться пустой игрой воображения.

— Привет, Кеннет, — сказала она, остановившись на пороге кухни.

На ней были симпатичные джинсы и облегающая блузка, волосы были собраны в хвостик, и выглядела она кокетливой и непосредственной. Глядя на нее, Кеннет невольно вообразил ее одетой в то красное прозрачное платье, в котором он видел ее во сне. Он увидел ее грудь, едва прикрытую прозрачным шифоном, он увидел, как под тонкой тканью движутся бедра, видел длинные стройные ноги…

Если бы Эллен знала, о чем он думает, он бы умер от стыда. Но она не знала о его сне, и, безусловно, он ни за что не расскажет ей о нем. Судя по ее веселому приветствию, она не рассердилась на него за тот вчерашний «почти что поцелуй».

— У тебя есть мюсли? — спросила она так непосредственно, как будто они были лучшими друзьями, которые часто оставались друг у друга на ночь.

— Да, в шкафу над плитой. А тарелку возьми на полке возле умывальника.

— Спасибо, — сказала она, пересекая кухню.

Кеннет потер руками лицо, будто пытаясь отогнать видение и проснуться. Трудно было не заметить, насколько прелестна эта девушка. Он считал сейчас, что это те строгие наряды, в которых она приходила на работу в офис, были виноваты в том, что он никогда раньше не замечал ее женской привлекательности. Но и это не могло послужить оправданием для его слепоты, потому что она никогда не скрывала своих чудесных волос и завораживающих глаз, не прятала своей нежной кожи. Он не видел этого, потому что жил, словно в тумане или где-то за облаками. Одному только богу известно, чего еще он не заметил в этой девушке за четыре года. Но больше всего его беспокоило теперь то, что он не мог находиться в ее обществе, не думая о самом непристойном и неуместном. Его мысли вращались вокруг желания обладать ею.

— Итак, в котором часу мы отправимся в офис? — спросила она, подсаживаясь к столу и поставив на него тарелку и коробку с мюсли.

Кеннет нервно подскочил на стуле.

— Как только я приму душ, — запинаясь, проговорил он. — Мне необходимо принять душ. К тому времени, когда ты закончишь завтракать, я буду готов.

— Хорошо, — сказала она. — Я за это время успею посмотреть утренние новости.

— Расскажешь мне потом, если что-то интересное произошло в мире, пока мы спали, — быстро сказал он, неуклюже пятясь из кухни.

По непонятной причине это его замечание показалось ей смешным, и она залилась смехом. Воспользовавшись удобным моментом, Кеннет выскользнул из кухни и по дороге в свою комнату поспешил напомнить себе, что между ними ничего, кроме приятельских отношений, нет. Они были только друзьями и коллегами.

Наверное, поэтому она и не заметила, что он был в одном халате — в обычном домашнем халате, под которым ничего, кроме его голого тела, не было. Она могла, по крайней мере, посмотреть повнимательнее и догадаться, что у него под халатом не было никакой другой одежды. Но, похоже, ее это совершенно не интересовало. Она вела себя так, как будто, окажись он перед ней в чем мать родила, она бы не удивилась.

Он недовольно нахмурился. Эти мысли абсолютно сбили его с толку. Конечно, он намного старше ее, но он все еще довольно привлекательный мужчина… Кеннет начал подозревать, что ее безразличие могло быть поддельным, притворным. Возможно, он нравился ей, но она не подавала виду, потому что думала, что она ему не нравится?

Может, это и правда, но ему от этого было не легче. Он чувствовал, что не на шутку увлекся ею, и ему казалось странным, что она старается не замечать ни его приятной внешности, ни его хороших качеств, ни его сексуальности. Женщины часто говорили ему, что он симпатичный, добрый и сексуальный мужчина.

Наверняка хоть одно из его качеств ее привлекало.

Он принял душ и, надевая джинсы и туфли, решил, что должен проверить ее. Конечно, он не мог просто подойти к ней и спросить напрямую, нравится он ей или нет, поэтому решил намекнуть и посмотреть, как она отреагирует.

Он спустился в гостиную, где она уже ждала его, и они вместе вышли из дома. Он пытался подыскать подходящий момент, чтобы как-нибудь невзначай спросить ее о том, что так волновало и занимало теперь его ум, но такой момент не подворачивался. К тому же он толком не знал, в какой форме это сделать. Они сели в машину, и, как только он вырулил на дорогу, в его уме наконец возник подходящий вопрос.

— Ты хорошо спала прошлую ночь? — неожиданно спросил он, надеясь, что этот вопрос поможет ему приоткрыть дверь в мир ее чувств.

Если она скажет, что спала плохо, и при этом загадочно улыбнется, он сможет смело заключить, что не совсем ей безразличен.

Но она в ответ только задумчиво протянула: «Ммм» и даже не взглянула на него.

— Тебя не мучила бессонница? — продолжал он, решив не отступаться и надеясь получить более обстоятельный ответ.

— Нет, — коротко ответила она.

— И тебе не снились дурные сны?

— Дурные сны? — удивленно переспросила она.

— Ну, тебе не снилось, например, что-нибудь странное или необычное? — пояснял он, не теряя надежды, что она поймет его намек.

— Кеннет, я более пяти лет живу одна и, слава богу, за это время научилась не бояться темноты, — совершенно спокойно ответила Эллен.

Итак, теперь ему все было ясно. Ее не мучила бессонница, она спала отлично и дурных снов не видела. Она вообще не видела никаких снов. Значит, она к нему равнодушна.

Сделав такое заключение, он припарковал машину у здания компании Мейер-Бредли Фудс. Она вышла из машины первой и, не дожидаясь, чтобы он открыл для нее входную дверь, уверенно вошла в здание. Ее поведение явно говорило о том, что она не ждала от него галантности. Он по-прежнему был для нее бывшим боссом и просто знакомым.

Ничего страшного. И это он сможет пережить.

Несмотря на то, что утром он вел себя очень необычно, оказавшись в стенах офиса, Кеннет мгновенно преобразился в привычную для него личность крупного босса. Казалось, эта личность никогда и не покидала его. Однако Эллен чувствовала себя очень странно. Ей давно не приходилось работать в выходные, и она забыла, как необычайно тихо и спокойно было в такие дни в этом деловом здании.

— Здесь все кажется таким странным, — сказала она, когда они вошли в лифт и он нажал кнопку третьего этажа.

— Интересно, входя в первый раз в мой дом, ты не почувствовала ничего странного, а вот, придя в офис, где ты проводила все рабочие дни на протяжении четырех лет, ты говоришь, что все кажется тебе странным.

Она легонько кулаком толкнула его в плечо.

— Не притворяйся, что не понимаешь, о чем я говорю.

Она только тут обратила внимание на его одежду. На нем были джинсы и футболка, и он выглядел чертовски хорошо. Все утро она изо всех сил пыталась не обращать на Кеннета внимания — ни в кухне за завтраком, когда он был в одном халате, ни в машине по дороге в офис, — но теперь вдруг заметила, что на нем была повседневная, неофициальная одежда, которая делала его еще привлекательнее. Да, он выглядел чертовски хорошо.

— Я действительно не понимаю, — вполне искренне сказал он.

— Но ведь это так ясно, — пробормотала она и перевела взгляд на свои пальцы, стараясь не смотреть на него, особенно теперь, когда они стояли так близко друг к другу. — Здесь так необыкновенно тихо в выходные дни, а ведь обычно все здание наполнено гулом людских голосов, — пояснила она приглушенным тоном, когда они выходили из лифта. — Похоже, что по выходным здесь обитают только привидения.

— Не бойся, я им тебя не отдам, — ответил он и решительно направился к офису.

Она последовала за ним. Войдя в офис, он включил свет и подошел к своему столу.

— Итак, сегодня тебе придется быть боссом, — заявил он и уселся в свое кресло, — потому что я не знаю и половины того, что знаешь ты, так что приступай к обучению.

Эллен в нерешительности застыла посреди комнаты. Вокруг было непривычно тихо. Все выглядело неузнаваемым.

— Начнем с того, Кеннет, что ты сидишь не на своем месте. Мой рабочий стол находится вон там, за перегородкой.

Как по команде, он подскочил и перешел на ее место. Его покорность еще больше смутила ее.

Она продолжала стоять, не смея шелохнуться или что-либо сказать. Только теперь, спустя двадцать минут, она начинала смутно догадываться, почему он так странно вел себя и на что намекал своими расспросами в машине. В новой, необычной обстановке они не просто воспринимали друг друга по-другому, они узнавали друг о друге что-то, до сих пор не известное, и вся эта новая информация выбивала их из обычной, удобной колеи.

Он испытывал трудности в общении с ней, потому что впервые смотрел на нее, как на женщину. И хотя она-то всегда видела в нем привлекательного, сексуального мужчину, в этой необычной ситуации она тоже увидела в нем новые, интригующие, до сих пор неизвестные ей черты.

Такой поворот событий не только разжигал ее любопытство, но и пугал ее. А что, если он скажет или сделает что-то такое, что заставит ее снова влюбиться в него? Если бы она могла видеть, что скрывалось за его просьбой остаться на работе в офисе. Только ли деловая необходимость? Если бы заглянула глубже в его душу в тот момент, когда он стоял, склонившись над ней и готовый вот-вот поцеловать, или когда он сидел в кухне в одном халате и она пыталась не обращать на него внимания? О, тогда, несомненно, она могла бы увидеть другую, еще неизвестную ей сторону его личности.

— Ну что ж, давай приступим к работе, — предложила она и, глубоко вздохнув, подошла к своему столику. — Вот мой шкаф.

— А я бы никогда не догадался.

— Я говорю серьезно, Кеннет, — заметила она и неожиданно расхохоталась.

Присматриваясь ко всему, что теперь между ними происходило, она должна была признать, что эти приступы смеха были чем-то новым для нее. Оказалось, что неофициальный Кеннет Фонтейн довольно часто отпускал глупые шутки, и, как ни странно, они нравились ей. Это, конечно, не говорило об утонченности ее чувства юмора.

— Если ты не будешь внимательно относиться к тому, что я говорю, я уеду и оставлю тебя полным невежей, — с легким упреком произнесла она.

— Я буду серьезным. Я знаю, что у нас мало времени, и готов выполнять все твои указания, — сказал он и приготовился слушать.

— Итак, как я уже говорила, вот мой шкаф, и здесь у меня находятся все заготовки писем и картотека. Начнем с писем. Здесь, например, те, которые я посылаю всем акционерам компании.

— Значит, здесь находятся все адреса членов семьи Мейер?

— Да, потому что они являются единственными владельцами всех акций, — пояснила она.

— Спасибо, это очень полезно узнать.

— Теперь еще кое-что полезное… — Эллен подошла к пяти шкафам, расположенным вдоль стены рядом с ее столом. — В первом шкафу лежат материалы, касающиеся прессы. Во втором шкафу помещена рекламная информация. В третьем — семейная информация и письма. В четвертом шкафу находятся все особые проекты. Здесь собраны копии и заметки по проектам, которые ты лично составляешь для Эдварда Мейера. В пятом шкафу — отчеты о делах внутри офиса.

— Это все вполне понятно.

— Прежде чем говорить это, давай заглянем в ящики, — сказала Эллен и вытащила верхний ящик первого шкафа. Она показала ему, что все сообщения из печати были рассортированы по категориям и годам и помечены кодовым номером магазина.

— Это тоже понятно, — проговорил он и кивнул.

Она вытащила второй ящик. Там находились фотографии, сделанные для рекламы, для годового отчета или для особых событий. Они тоже все лежали в особом порядке и были обозначены кодовым цветом и номером магазина.

— У нас так много фотографий магазинов? — удивился он, увидев аккуратные стопки.

— Это только годовая коллекция, — ответила она.

— Похоже, что мы действительно зациклены на себе.

— А тебе никогда не приходило в голову узнать, откуда берется фотография каждый раз, когда она нужна тебе?

Он поймал на себе ее пытливый взгляд.

— Я думал, что мне просто везет, — пожал он плечами.

Эллен снова захихикала, но тут же взяла себя в руки.

— Интересно, он думал, что ему просто везет! — с притворным возмущением воскликнула она.

Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, и, казалось, был рад, что снова смог рассмешить ее.

— Я знал, что мы сделали много снимков, я только не знал, что ты все их сохраняешь.

— Теперь ты знаешь.

Он кивнул, соглашаясь:

— Да, теперь я знаю.

Когда она закончила объяснять ему, что содержится в каждом из ее ящиков, он в упор посмотрел на нее и сказал:

— А ты, оказывается, делала много моей работы.

— Да, а что?

— Знаешь, что я думаю? — спросил он, продолжая смотреть ей в глаза.

— Трудно предположить, — ответила она, в тайне надеясь, что он попросит ее остаться работать в офисе и предложит повышение в должности.

Она знала, что нехорошо так думать, но ей хотелось услышать это, может быть, лишь для того, чтобы удовлетворить свою гордость.

— Я думаю, что обычный секретарь не справится со всей этой работой, так что на ближайший год или два мне придется взять всю эту работу на себя.

Это была хорошая идея, и Эллен ничуть не расстроилась, что он не предложил ей остаться. Кроме того, она и не собиралась оставаться. С чувством собственного достоинства у нее все о'кей. Она не нуждалась в его похвале.

— Я думаю, что мне придется переместить большую часть этих папок в свой офис, — продолжал он.

— Мы можем это сделать сейчас, потому что послезавтра меня уже не будет здесь и я не смогу тебе помочь.

— Хорошо, — согласился он и бросил на нее один из тех странных взглядов, которые она ловила на себе утром во время завтрака.

Его темные глаза напоминали ей глаза грустного щенка, и она чуть было снова не впала в тревогу, думая, что он испытывает чувство потери и каждую минуту может попросить ее остаться. Но не из чисто профессиональных соображений, как он мог это сделать несколько секунд назад, когда они говорили о работе. Эти глаза грустного щенка просили о чем-то глубоко личном, казалось, они говорили, что он будет очень скучать по ней.

Я не останусь, я не останусь, мысленно твердила она себе. Ей и незачем было оставаться, потому что единственным открытием, которое она сделала за это время, проведенное с ним, была его склонность отпускать глупые шутки. Это качество не могло послужить основанием для вечной любви.

— Так, — сказал он, встряхнув головой, как будто стараясь отогнать грусть, — но в моем кабинете остался всего один свободный шкаф, так что сегодня мы сможем перенести только папки с рекламой, а завтра я попрошу, чтобы у меня установили еще два шкафа.

— Хорошая идея, — облегченно вздохнула Эллен.

Они молча перенесли папки в его офис и уложили стопками на столе. Потом он стал передавать их одну за другой в ее руки, а она принялась укладывать их в нужном порядке в шкаф. Молчание затянулось, и они оба почувствовали неловкость.

Наконец Эллен решила разрушить это странное, подавляющее молчание.

— Кеннет, расскажи, как ты получил эту работу, — сказала она, пытаясь завязать с ним разговор.

— Мой дядя Эдвард как-то пришел к нам в дом и заявил, что я ему нужен.

— Неужели?

— Не спеши удивляться. На самом деле все было совсем не так, и он вовсе не нуждался во мне, но я понял это только через год. Все началось с того, что мы с матерью приехали тогда в Финикс на выходные…

— А где вы жили? — с интересом спросила она.

— В Бостоне. Я там работал в одной крупной рекламной компании, но Бостон сводил меня с ума своим ужасным климатом. Мне не хватало солнца, но больше всего я скучал по своим родственникам. Моя мать, как выяснилось позже, поговорила об этом с Эдвардом, и он придумал историю о том, что я нужен ему. Я не знал этого и проглотил эту наживку, как глупый окунь.

— Это было очень мило со стороны Эдварда, — сказала Эллен, беря из его рук очередную стопку папок.

— Он не нуждался во мне, но хотел, чтобы я работал у него. Если бы я знал, что он предложил мне работу из жалости, я бы отказался. Но я работал честно и понимал, что заслуживаю свое жалованье. Он тоже понимал это. Так что все оказалось на своих местах.

— А тебе не кажется, что ты до сих пор слишком усердствуешь, пытаясь произвести на него хорошее впечатление?

— Я всегда буду усерден и буду пытаться произвести на него впечатление, потому что знаю свою работу и уверен в своих способностях. Я делаю это не из чувства страха или зависимости. А как насчет тебя? — Он неожиданно перевел разговор на нее.

— Что насчет меня?

— Почему ты сразу не переехала в Калифорнию со своей матерью?

— Моя мать вышла второй раз замуж, а мне страшно захотелось самостоятельной жизни и свободы.

— Свободы? — многозначительно спросил он.

— Не в том смысле. У меня вообще еще не было серьезных отношений с мужчиной.

Странно, за четыре года он ни разу не слышал, чтобы она говорила о том, что у нее кто-то есть. Но ведь он и не спрашивал. Ему и в голову не приходило спросить об этом, и, надо полагать, потому, что это было не его делом.

— У тебя было счастливое детство?

— Да. Я была единственным ребенком, и меня баловали, — отряхивая пыль с рук, ответила она.

Глядя на нее, стоявшую в луче солнца, пробившегося сквозь жалюзи, он снова был потрясен ее естественной красотой. Она была очень хорошо сложена и даже без косметики выглядела чудесно. Он вспомнил, что уже не в первый раз за это утро заглядывается на нее. Она была пределом мечтаний каждого мужчины.

Он удивлялся, почему до сих пор не замечал этого и почему теперь не мог оторвать от нее глаз. Если бы она знала, с какими мыслями он теперь наблюдает за каждым ее движением и наклоном, она наверняка оскорбилась бы.

— Уже половина второго, — сказал он, переведя взгляд на часы, — пора обедать. Где бы ты хотела поесть?

— Мне все равно, — равнодушно ответила она.

— Нет. — Он покачал головой. — Так нельзя. Я должен беречь тебя, как драгоценность, потому что ты так много делаешь для меня, хотя я вовсе этого не заслужил. Я не могу принимать это как должное.

— Спасибо, — тихо поблагодарила она.

К своему великому удивлению, Кеннет заметил, что ее глаза наполнились слезами. Она часто заморгала, пытаясь смахнуть их, но они упрямо застыли в глазах.

У него перехватило дыхание. Эти слезы и ее тихое «спасибо» пробудили в его сердце чувство глубокого сожаления о том, что раньше он так грубо и бестактно обращался с ней. Но, более того, ему снова захотелось поцеловать ее. И до чего трудно было удержать себя от этого!

Он сделал глубокий вдох и отвернулся от нее. Ему казалось, что, глядя на ее ангельское личико и дивные глаза, наполненные слезами, он не устоит и поцелует ее. А этого делать не следовало. Не только потому, что она уезжала, и не только потому, что он был намного старше ее. Нет. Она жила теперь в его доме, она спала в его доме, и если бы он осмелился поцеловать ее, то поставил бы и себя, и ее в неловкое положение.

Он повез ее обедать в тихий и уютный ресторан, где никого не смущала их простая одежда. Эллен оживленно рассказывала ему о своем детстве, о том, как ее баловали, а он, слушая ее истории, удивлялся тому, что испытывает муку. Ему было мучительно находиться в обществе этой очаровательной девушки, которой он не мог обладать.

— Мой двоюродный брат Джон до сих пор напоминает мне, как я закатывала истерики, когда хотела получить добавочную порцию содовой, — продолжала говорить она.

— Забавно, — сказал он без малейшего оттенка веселости.

Его голос прозвучал монотонно и почти печально. Скорее, даже подавленно. И на это были свои причины. Он только сейчас обнаружил, какой веселой и милой она была. Но он понял это слишком поздно, потому что она уезжала.

Однако Кеннет сделал усилие, пытаясь преодолеть грусть. Он не должен давать волю грусти, потому что может сойти с ума. Однажды он уже позволил чувствам захватить его, и это чуть не разрушило всю его жизнь. Смешно. Эта девушка уезжала, чтобы получше устроить свою жизнь, чтобы жить со своими родными. Он понимал это, потому что сам переехал в Финикс, чтобы быть поближе к родственникам. Он не должен останавливать ее.

Допивая свой кофе, он поклялся себе не выходить за рамки обычного общения с ней, чтобы она ни в коем случае не догадалась, что причиной его странного поведения было сильное влечение к ней. Теперь, когда он признался себе в этом, ему было легче отстраниться от своего влечения и вести себя как подобает. Он должен относиться к ней, не примешивая личного интереса. Так же, как он делал это прежде.

На обратном пути из ресторана, сидя в машине, Эллен начала догадываться, почему Кеннет так странно вел себя. Она вспомнила, как он смотрел на нее. Похоже, ему снова пришла в голову мысль поцеловать ее. Утром он сказал, что ценит ее, а за обедом был необычайно внимателен.

Казалось, что он наконец-то понял, что она ему нравится.

Но она уезжала.

Одна половина ее души кричала от отчаяния, а другая пыталась урезонить и успокоить первую. Да, он понял, что она ему нравится. Да, он мог осознать, что они созданы друг для друга. Но она не могла изменить свои планы, полагаясь только на выражение его лица и на свои догадки.

Она хотела, чтобы он сделал что-то существенное, основательное, что могло бы заставить ее переменить свое решение и остаться. Докажи он, что все ее предположения верны, и тогда она будет полной дурой, если оставит его.

Но для этого он должен что-то сделать. Что-то очень явное, что было бы трудно неправильно истолковать.

Теперь она поймала себя на том, что пытается обнаружить какой-нибудь знак, подтверждающий ее предположения. Это означало, что она снова вела себя так же, как последние четыре года, — ждала какого-нибудь знака от него. И это, само по себе, не предвещало ничего хорошего.

Они вошли в здание компании, так и не обменявшись ни единым словом. В лифте он спросил, не боится ли она привидений, летающих по темному и тихому зданию. Она улыбнулась и сказала «нет».

Она пыталась убедить себя, что проявление внимания с его стороны было вызвано лишь ее притворным равнодушием к нему. Она должна перестать думать о нем, она должна постараться выглядеть равнодушной, чтобы он сам смог решить, чего он хочет от нее.

Когда они вошли в офис и Эллен увидела его заваленный бумагами стол, она всплеснула руками и, нахмурившись, сказала:

— Знаешь, перед отъездом я бы хотела привести в порядок твой рабочий стол.

— Неплохая идея, — согласился он.

Его голос прозвучал неестественно, как будто его мучила физическая боль. Она удивленно посмотрела на него, но он в это время уже перебирал какие-то документы. Опять в его странном голосе не было того, чего она искала.

Они стали перебирать пачки нераспечатанной корреспонденции, прошения и другие бумаги. Кеннет выбирал из пачки какой-нибудь документ, и она показывала ему, в какую папку его положить. Письма, на которые нужно было ответить, помечались номером и вносились в специальную тетрадь. Всю бесполезную информацию они выбрасывали в мусорный ящик.

Кеннет удивлялся, что им удалось так быстро расчистить его стол. В одной стопке бумаг он неожиданно наткнулся на белый конверт, похожий на личное послание.

— А вот приглашение на вечеринку в доме Эдварда, — вздохнув, проговорил он.

— Отметь его в тетради, — посоветовала Эллен, — а затем сделай какую-нибудь памятку, чтобы не забыть.

— Эта вечеринка состоится сегодня вечером.

— Тогда поторопись взять напрокат смокинг.

— У меня есть смокинг.

— Значит, все в порядке.

— Не совсем, — сказал он и посмотрел на нее.

Этот взгляд длился несколько секунд, и наконец он произнес те слова, которых Эллен ждала все эти долгие четыре года.

— Ты бы хотела составить мне компанию?