в которой тени сгущаются

Над полуразрушенными домишками возвышалось огромное величественное здание. Это был старинный особняк, когда-то он, наверное, поражал удобством и красотой, но лучшие времена миновали, особняк ветшал, с годами все больше приходя в упадок. И все же, словно вспоминая об утраченном блеске, он с мрачной величественностью взирал запыленными окнами на окружающую его нищету.

Поднявшись по широким, местами осыпавшимся ступеням, наши герои оказались на просторной площадке, обитой потемневшими от времени дубовыми панелями. Подойдя к такой же темной тяжелой двери, Ева-Энн осторожно приотворила ее, и взгляду сэра Мармадьюка открылась роскошно обставленная гостиная, пол которой покрывал великолепный ковер. Сэр Мармадьюк перевел настороженный взгляд с этого неожиданного великолепия на лицо девушки. Ева-Энн, кивнув ему, быстро прошла вперед, откинула шелковый занавес и открыла еще одну дверь.

– Он здесь, Мэриан! – тихо сказала она.

– Проси его, мой ангел, – откликнулся глубокий мелодичный голос.

Ева-Энн посторонилась, и сэр Мармадьюк прошел в комнату. Дверь за ним осторожно притворилась, и он оказался наедине с леди Вэйн-Темперли. Она лежала на широкой кушетке, лениво перелистывая страницы какой-то книги, которую отложила, как только он вошел.

– Ах, Мармадьюк, – с улыбкой сказала миледи, – вы все-таки нас нашли. Я хотела сказать, нашли свою прелестную Еву-Энн. Я знала, что рано или поздно это случится. Полагаю, вы хотите ее забрать у меня?

– Зачем вам эта девушка, мадам? – резко спросил джентльмен.

Густые ресницы миледи дрогнули.

– Ну, ну, Мармадьюк, – голос ее был мягок и проникновенен, – я вижу, вы слишком возбуждены.

– Соблаговолите ответить на мой вопрос!

– С какой стати? – лениво откликнулась она. – Ну хорошо, я отвечу вам, но лишь для того, чтобы вы в припадке ярости не наделали глупостей. Так вот, дорогой мой супруг, эта девушка понадобилась мне по нескольким причинам. Во-первых, я одинока и больна. Во-вторых, тем самым я избавляю вас от искушения. Дождитесь же моей смерти! И в третьих, пока Ева-Энн здесь, я могу быть уверена, что и вы где-то рядом, а значит, есть надежде, что вы бросите прощальный взгляд на мое мертвое лицо прежде, чем меня примет могила. Глупо, конечно, но все-таки я ваша жена, пускай и согрешившая жена. О своей прелестной дриаде не беспокойтесь, рядом со мной она будет в полной безопасности. Если вы сомневаетесь в этом, то забирайте ее! И пускай Бог меня простит за то, что такая как я вынуждена скрывать юную невинность от таких как вы!

– Но почему здесь? Почему вы живете здесь, Мэриан?

– Потому что мое место среди отверженных! Я падшая женщина, Мармадьюк, покинутое всеми существо, я такая же, как и мои несчастные нищие сестры, живущие по соседству. И ради Бога, не надо напускать на себя столь удивленный вид! Мне досталась роль неверной жены, которую я стараюсь играть с тем же усердием, с каким вы играете роль оскорбленного мужа. Вы прекрасный актер, Мармадьюк, вы ведь давно уже сами поверили в свою игру! Но попробуйте хоть раз в жизни снять свою маску, попробуйте стать естественным, живым человеком! Отбросьте же свою напыщенность, свою величественность и сядьте как самый обычный человек, кресло рядом с вами, прошу вас. Кстати, меня здесь знают под именем миссис Бэддели.

Стараясь сохранить бесстрастный вид, сэр Мармадьюк повиновался. Миледи с огромным интересом изучала его суровое лицо, грубое шерстяное пальто, неказистые башмаки.

– Вы носите это пальто даже в июне? – внезапно спросила она.

– Только в Джайлз-Рентс, – ответил он несколько удивленно.

– Наверное, не хотите слишком тесно соприкасаться с людом, что населяет этот район, – понимающе кивнула она. – Мармадьюк, неужели вы и впрямь считаете, что если когда-то я обманула вас, разрушила ваши мальчишеские представления о женщинах, а потом поняла, что ничего исправить нельзя, то я ненавижу вас?!

Голос ее был все так же спокоен, но тонкие пальцы судорожно теребили стеганое одеяло, с головой выдавая состояние миледи. Заметив, как дрожат ее пальцы, он ответил с необычной для себя мягкостью:

– Бедная измученная душа!

– Как, сэр? – взорвалась вдруг она. – Вы осмеливаетесь жалеть меня?!

– Да, Мэриан, мне безгранично вас жаль! – ответил он с чувством. – Я никогда и не предполагал, что вы способны на столь глубокие и сильные чувства.

– Неспособна?! Я? О, глупец! Да знайте же, самодовольный вы болван, ничто в этом мире не смогло сравниться с той радостью, которая охватила бы меня, услышь я, что вы умерли, и ваш величественный хладный труп возлежит в древнем склепе рядом с такими же величественными останками ваших напыщенных предков!

– Мэриан, – в его голосе по-прежнему звучала жалость, – вы не в себе…

– Что ж, можете считать меня безумной, это лишь усилит вашу жалость.

– А теперь, мадам, позвольте мне удалиться. – Он поднялся.

Она остановила его жестом одновременно умоляющим и повелительным.

– Постойте! – воскликнула несчастная. – Нам еще нужно поговорить о девушке. Но прежде ответьте мне, Мармадьюк, вы боитесь смерти?

– В пределах разумного.

– О, вы всегда были так отвратительно разумны, даже по отношению к своему бесценному сокровищу, непорочной квакерше! Разве ради этой девушки вам не хочется жить? Молодая, любящая жена, Мармадьюк! Превосходная мать! О, ваши сыновья продолжат величественные традиции Вэйн-Темперли!

Наконец-то броня безмятежности дала трещину. Джентльмен не выдержал безжалостного взгляда миледи и опустил голову.

– Ага! – воскликнула он. – Я вас-таки задела! Вот она брешь в вашу душу! Дети!

Она рассмеялась, затем вдруг нахмурилась, увидев, что сэр Мармадьюк поднял голову, все так же бесстрастно улыбаясь.

– Вовсе нет, мадам, – ответил он, – подобные мечты давно уже канули в прошлое. Я слишком стар, чтобы разыгрывать из себя влюбленного. К тому же она почти покорена более молодым и гораздо более подходящим ей человеком.

– Лжец! – прошептала миледи. – Лжец!

Сэр Мармадьюк выпрямился, взгляд его был исполнен привычного достоинства, и в то же время в нем сквозило сочувствие.

– Мадам, – он поклонился, – я хотел бы попрощаться…

– О! – прошептала она, не сводя с его лица своих прекрасных глаз. – Я ненавижу вас куда больше, чем предполагала.

– И еще, – он взял свою шляпу, – если вам что-нибудь понадобится, помните, вы всегда можете написать Джону Гоббсу…

– Гоббс! – вскричала она и рассмеялась. – О достойный супруг! О, щедрый человек, признайтесь же, что вам не терпится отнять у меня то единственное, что может мне еще принести радость – привязанность Евы-Энн, признайтесь, что вы явились, чтобы увести отсюда это дитя.

Сэр Мармадьюк молча поклонился.

– Тогда забирайте ее! Забирайте, если сможете! – Она повысила голос и позвала: – Энн, Милая Энн!

Тут миледи охватил сильнейший приступ кашля. В дверях появилась Ева-Энн, она подбежала к больной, обняла ее своими сильными и нежными руками. Приступ постепенно стих, девушка прижала миледи к себе, вытерла с ее лба выступившие бисеринки пота и что-то ласково прошептала.

– Милая моя, – проговорила миледи, отдышавшись, – милый мой ангел!

Она открыла глаза, взгляд ее был полон страстной признательности, нетвердой рукой коснулась лица девушки, ласково тронула ее волосы и стиснула ее руки в порыве, таившем в себе одновременно исступление и жалость.

– Энн, милое дитя, – она поцеловала девушке руку, – сэр Мармадьюк пришел, чтобы забрать тебя отсюда, и я хочу, чтобы ты пошла с ним, он прав – здесь для тебя слишком неподходящее место.

– Нет, – твердо ответила девушка, поглаживая все еще прекрасные волосы миледи. – Бог послал меня тебе, Мэриан, ты одинока и нуждаешься во мне. Я никуда не уйду.

– Но сэр Мармадьюк хочет, чтобы ты пошла с ним. Здесь дурной район, населенный дурными людьми.

– Это так! – вздохнула Ева-Энн. – Но все же и здесь есть Бог. И мне кажется, что именно здесь я ближе к нему. К тому же ты ведь не хочешь, чтобы я ушла, Мэриан?

– Да, не хочу! Не хочу, но…

– Значит, я останусь с тобой, – спокойно ответила девушка.

– Вы слышите, Мармадьюк, вы слышите?

Но он уже был в дверях.

Сэр Мармадьюк вышел на лестницу, какое-то мгновение помешкал и начал быстро спускаться, но вскоре заметил человека, поднимавшегося ему навстречу. Джентльмен замедлил ход, внимательно посмотрел на незнакомца, который двигался ему навстречу странной танцующей походкой. Джентльмен замер на месте. Внезапно он почувствовал, что рядом кто-то есть. Сэр Мармадьюк резко обернулся, на него смотрели ясные глаза Евы-Энн.

– Ты сердишься на меня, Джон? – тихо спросила девушка.

Но сэр Мармадьюк не слышал ее вопроса, полностью поглощенный наблюдением за странным посетителем, который все так же подпрыгивая, скользнул мимо них, чуть приподняв потрепанную шляпу и что-то неразборчиво пробормотав.

– Этот человек знает тебя, – отрывисто сказал джентльмен. – Кто он такой?

– Он иногда заходит поговорить с Мэриан. Она называет его Джимми.

Сэр Мармадьюк нахмурился.

– Он тебя не угрожал?

– Никогда, Джон! Здесь все относятся ко мне очень почтительно. Мне кажется, они побаиваются Мэриан, что довольно странно…

– Очень странно! – задумчиво кивнул сэр Мармадьюк и оглядел широкую лестницу. – И, думаю, опасно! – пробормотал он про себя. Затем повинуясь внезапному порыву, он крепко стиснул руку девушки. – Мэриан очень скрытное и загадочное существо, дитя мое, и она тебе не компания!

– Я не дитя, Джон! В Джайлз-Рентс нет детей! Здесь все взрослеют слишком быстро. Мэриан нуждается во мне, она так одинока, временами ее охватывает отчаяние, переходящее в настоящее безумие. Я думаю, вопреки всему, она все еще любит тебя, Джон.

– Довольно! – оборвал он ее. – Такая любовь несет с собой лишь ненависть и несчастье! Она получила то, чего заслуживает. Что посеешь, то и пожнешь.

– Джон, ты слишком суров и безжалостен!

– Пусть Бог простит меня!

– Аминь! – промолвила Ева. – Она твоя жена, Джон, еще и поэтому я не могу оставить ее.

Он собрался было продолжить спуск, но ее рука остановила его.

– Не сердись на меня, Джон, – умоляюще сказала Ева-Энн, – я бы так хотела оказаться сейчас в моей милой палатке, слушать пение птиц по утрам, и, просыпаясь каждое утро, осознавать, что ты рядом со мной!

– Я по-прежнему рядом, дитя мое, и всегда буду рядом!

– И ты простишь мое непослушание?

Подчинясь внезапному порыву, столь нехарактерному для прежнего сэра Мармадьюка, он наклонился и быстро поцеловал руку девушки.

– Это такое утешение для меня – знать, что ты рядом, Джон! – голос ее дрогнул.

– Я остановился у одного актера и его жены, их фамилия Посингби, они живут в Яблоневом Подворье, дом номер шесть. Кстати, дитя мое, ты не нашла свою сестру Табиту, которая вышла замуж за актера?

– Нет, Джон. У меня не было времени.

– Почему?

– Дети! – она огорченно покачала головой. – Здесь столько больных детей! Лондон – жестокое место для малышей.

– Совершенно верно, мэм! – согласился веселый голос. Они подняли головы и обнаружили мистера Шрига, который, сияя как медный грош, взирал на них, перегнувшись через перила. – Детям не место в Джайлз-Рентс, и обычно они здесь долго не заживаются. Появляются на свет, и вскоре уже отправляются в мир иной. Сегодня здесь, а завтра уже там!

С этими словами мистер Шриг спустился вниз. Девушка сердечно поздоровалась с ним.

– Дорогой друг, – спросила она, когда он оказался рядом, – как дела у малышки миссис Каспер?

– Лучше, мэм.

– Она принимает лекарство?

– Конечно, мэм, я сам ей даже давал пару раз.

– Вы? – изумленно воскликнул сэр Мармадьюк.

– Да, старина, я, а почему бы и нет? Я ведь не всегда гоняюсь за убийцами. А сейчас, если вы согласны пойти со мной, то я согласен пойти с вами.

Сэр Мармадьюк надменно взглянул на мистера Шрига, тогда как мистер Шриг, просиял и медленно прикрыл один глаз. Ева приотворила дверь.

– Мне кажется, Мэриан зовет меня. Я должна идти, Джон.

– Должна? – нахмурившись переспросил он, – Дитя мое, не надо превращать себя в рабыню.

В ответ она лишь печально улыбнулась и покачала головой.

– Дорогой друг Шриг, если ты увидишь старую миссис Стоут, что живет в подвале напротив, передай ей, что я завтра занесу лекарство. Храни тебя Господь.

Мистер Шриг приподнял шляпу и кивнул.

– Джон, – тихо спросила Ева-Энн, – ты ведь скоро придешь?

– Я буду приходить каждый день! – воскликнул он.

Тяжелая дубовая дверь медленно закрылась.