Только когда Синтия оказалась в своей спальне, наступила реакция. У нее дрожали руки, дергалась нижняя губа. Лишь огромным усилием воли ей удавалось сдержать слезы. Шок, который она испытала при новой встрече с Дереком, оказался сильнее, чем она ожидала. Особенно ее потрясло его презрение, такое сильное и глубокое. Его-то она боялась больше всего.

Ну не смешно ли было сомневаться в том, что он ее помнит, думала она. Конечно, он ее помнит. Глупо было убеждать себя, что он наверняка все забыл. Она была введена в заблуждение расхожими рассуждениями о том, что мужчины относятся ко всему по-другому, и потому решила, что их встреча, перевернувшая всю ее жизнь, для него ничего не значит. Видимо, она ошибалась. Она все же была ему небезразлична. Но она его оскорбила, а этого мужчины никогда не забывают.

Слава Богу, что она догадалась поехать ему навстречу.

Она уверила себя, что просто собиралась его предупредить на всякий случай. Однако ее стремление перехватить его, чтобы он собрался с духом и не выдал себя, неожиданно узнав о ее присутствии в доме герцога, на деле было попыткой самой подготовиться. Она не хотела встретиться с ним после стольких лет на глазах других гостей.

Что ж. Она, без сомнения, заслужила такое к себе отношение. Он, видимо, помнил ее так же ясно, как она его. И он презирает ее, как стал бы презирать любой нормальный человек, после того, как она с ним поступила.

Перемена в его поведении была поразительной, и это оказалось для нее невыносимым. Она помнила, какой радостью озарилось его лицо, когда он увидел ее на балу. А теперь ей было больно смотреть, каким оно стало холодным и угрюмым. Он все еще был необыкновенно красив, все так же привлекали его карие глаза, его высокая спортивная фигура и великолепные густые вьющиеся волосы, в которые так и хотелось запустить пальцы. Больше у нее никогда не будет такой возможности. Но больнее всего было сознавать, что он никогда не улыбнется ей так, как это было три года назад. Она своими руками все это уничтожила.

Но тогда она верила, что у нее нет выбора. Но правда ли это? Теперь она уже не была уверена в неотвратимости того, что произошло. В семнадцать лет все кажется таким ясным и понятным. Но чем старше она становилась, тем чаще задавала себе вопросы. С каждым годом ее уверенность в правильности своей жизни таяла, а сомнения все больше одолевали ее. Это было ужасно, но ей казалось, что с этим ничего нельзя поделать.

Она закрыла за собой дверь и прислонилась к ней. Трясущимися руками сняла шляпу. У нее не было сил. Прошлую ночь она почти не спала. Как только она убедилась в том, что Дерек Уиттакер — брат леди Малком, ее стало лихорадить. И почему она не обратила внимания на то, как они похожи? Сразу же после завтрака она оседлала лошадь и поскакала во весь опор, чтобы перехватить его по дороге. Теперь, когда ее цель была достигнута, ее единственным желанием было расслабиться.

Больше всего ей хотелось заползти обратно в кровать и оставаться там всю неделю. Это, конечно, было бы трусостью. Нет, она не позволит страху взять над ней верх. Она немного отдохнет, потом встанет и спустится вниз, чтобы встретиться с Дереком. В конечном счете ей все равно придется это сделать. Расстегивая на ходу жакет, она подошла к кровати. Только ни о чем не думать…

— Синтия, дорогая, это ты? — услышала она из соседней комнаты взволнованный голос матери. — Господи, детка, где ты была? Я чуть с ума не сошла от беспокойства за тебя.

— Прости, мама. У лошади отвалилась подкова, — откликнулась Синтия. — Я только что вернулась.

Опустившись на кровать, она прислонилась головой к гладкой спинке красного дерева, закрыла глаза и тяжело вздохнула. Сейчас надо отдохнуть. Думать будешь потом.

Но после такого сенсационного заявления, которое она только что сделала, ей, конечно же, не позволят отдыхать.

— Боже милостивый! — Синтия услышала торопливые шаги матери. — Лошадь тебя скинула?

— Нет, мама.

Синтия открыла глаза. В дверях смежной с ее спальней комнаты стояла мать в просторном шелковом халате и с непросохшим пером в руке.

— Слава Богу, что этого не случилось. Ложись и подними повыше ноги, детка. Я сейчас позвоню горничной и прикажу, чтобы тебе приготовили горячую ванну. Нельзя допустить, чтобы ты заснула за картами сегодня вечером. Я слышала, что ты обещала мистеру Эллсуорту сыграть с ним партию в пикет. И хотя всегда лучше позволить джентльмену выиграть…

— Горячая ванна — это замечательно, — быстро отозвалась Синтия, прежде чем мать успела закончить фразу. Она попыталась смягчить свою резкость послушанием и подложила под ноги подушку. — Но я не так уж и устала. Мне пришлось идти пешком совсем немного. — Она вздохнула и собралась с духом перед тем, как произнести имя Дерека и не выдать при этом своего волнения. — Представляешь, по дороге я встретила мистера Уиттаксра. Ну, ты знаешь — брата миссис Малком.

— Это получилось удачно. — Миссис Баллимер дернула шнурок сонетки, вызывая горничную. — Значит, он помог тебе доехать до дома? Каким он тебе показался?

Синтия снова закрыла глаза, чтобы не встретиться с проницательным взглядом матери.

— Он молод, — неопределенно ответила Синтия. — Очень похож на леди Малком. Такой же высокий, как она.

И у него такие же темные глаза. И такая же улыбка. И цвет волос такой же, как у нее, и они тоже вьются.

— О, мне не нравятся кудрявые мужчины, — слишком поспешно заявила леди Баллимер. — Во вьющихся волосах есть что-то чересчур женственное, тебе не кажется?

— Да, мама, — послушно ответила Синтия, подавив раздражение. Но не преминула добавить:

— Хотя должна сказать, что волосы мистера Уиттаксра не так сильно вьются, как у его сестры.

Леди Баллимер натянуто засмеялась.

— Похоже, ты его очень хорошо разглядела.

Синтия снова почувствовала приступ раздражения, ни опять его подавила.

— Я увидела только то, что увидел бы каждый.

К счастью, в ответ на вызов леди Баллимер в дверь постучалась горничная, так что мать Синтии отвлеклась на несколько минут, приказывая горничной приготовить ванну. К тому времени, как дверь за служанкой закрылась и они с матерью остались одни, Синтия уже овладела собой. Не следует показывать матери, решила она, насколько обнажены ее чувства.

Леди Баллимер в нерешительности потопталась немного в центре комнаты.

— Что ж, пойду закончу письмо твоему отцу. А ты полежи в ванне подольше, любовь моя. Желаю тебе хорошенько расслабиться.

— Спасибо, мама. — Синтия изобразила на лице подобие улыбки.

Леди Баллимер направилась в свою комнату, но остановилась на пороге.

— А он красив?

Синтия притворилась удивленной.

— Кого ты имеешь в виду, мама?

— Молодого мистера Уиттакера, кого же еще?

Синтия сделала вид, будто раздумывает.

— Да, думаю, его можно назвать красивым. Но ты сама сможешь об этом судить сегодня вечером. Полагаю, что он будет обедать вместе со всеми.

— Можно подумать, что мое мнение что-то значит! — Но миссис Баллимер явно успокоилась. Синтии, видимо, удалось убедить ее, что Дерек Уиттакер не произвел на нее особого впечатления. Поэтому она наконец удалилась в свою комнату, оставив ее принимать ванну.

Как же это было утомительно — постоянно находиться под наблюдением! Однако Синтия понимала причину беспокойства матери. Влюбиться означало бы для Синтии катастрофу. Вся семья сплотилась в молчаливом заговоре, только бы предотвратить это неминуемое бедствие. Пока что им это удавалось… Насколько им было известно. Синтию, естественно, раздражали постоянные попытки матери прослеживать ее отношения с любым молодым человеком, с которым она знакомилась, но по крайней мере эти попытки были очевидны. От внимания Синтии не ускользали маленькие уловки и хитрости матери, и поэтому ей удавалось их худо-бедно, но обходить.

Когда-то она чувствовала себя виноватой, когда чуть ли не каждый день обманывала мать, правда, по мелочам, мороча ей голову. Больше этого не будет. С годами борьба за сохранение в неприкосновенности своей личной жизни стала принимать угрожающие размеры. Желание самой решать свою судьбу стало превалировать над правом матери знать о ней все. А в данных обстоятельствах, когда ей приходится скрывать слишком много, она будет отчаянно бороться с постоянным вмешательством матери в ее дела. Могут же у девушки быть свои секреты.

Расслабляющее действие горячей ванны только увеличило ее усталость. Она высушила у огня волосы, заползла под одеяло и уснула. Спустя несколько часов она проснулась: леди Баллимер трясла ее за плечо.

— Синтия, любовь моя, ты не заболела? Уже поздно.

Пора одеваться к обеду.

— Уже так поздно? Нет, мама, я не заболела.

Синтия спустила ноги с кровати и зевнула.

Леди Баллимер поглядела на дочь с беспокойством.

— Надеюсь, ты не простудилась. Это так на тебя не похоже — проспать почти целый день.

— Я плохо спала прошлой ночью, — непроизвольно вырвалось у Синтии, которая еще не проснулась окончательно. Она тут же пожалела о сказанном.

— Почему? — насторожилась леди Баллимер.

— Не знаю. — Это было почти ложью, и Синтия пожалела о том, что соврала. Поэтому она поправилась:

— Это не имеет значения. — Но Синтия боялась взглянуть матери в глаза. Она встала и направилась к гардеробу. — Что мне надеть сегодня: желтое платье из крепа или шелковое синее?

Наряды всегда были у леди Баллимер на первом плане.

Ее основным занятием было следить, как одета ее дочь. Надежды Синтии оправдались: мысли матери сразу же заработали в привычном направлении.

— Ты была в синем в прошлую среду.

— Я не имею в виду темно-синее. Я говорю о новом платье. — Она вынула платье из коробки, в котором его доставили от портного. Папиросная бумага шурша упала на пол. Бледно-голубые складки шелка заструились у нее между пальцами. — Я еще ни разу его не надевала.

— Нет, нет, моя дорогая. Это блестящий шелк, и он не подходит для обычного семейного обеда даже в Оулдем-Парке. Это платье мы прибережем для особого случая. Давай я его сверну, а то оно помнется. — Леди Баллимер выхватила платье из рук Синтии и начала ловко складывать его, не скрывая озабоченности. — Ты должна относиться к своим платьям бережно. Ты же знаешь, в каких стесненных обстоятельствах мы находимся. Наши средства весьма ограниченны.

Синтии это было слишком хорошо известно.

Равно как не прошел мимо ее ушей жалобный тон матери. Все обвиняли в том, что средства семьи ограниченны, именно Синтию, хотя она ничего не сделала такого, чтобы их ограничить. Ее считали ответственной за то, что она их не пополняет. Тот факт, что ее помолвка с сэром Джеймсом Файли принесла семье три года назад десять тысяч фунтов, не удовлетворил ее родителей. Наоборот, у них разыгрался аппетит и появилось желание получить еще. И никто, кроме Синтии, не видел ничего дурного в том, чтобы укорять ее в стесненных обстоятельствах семьи. Правда, все соглашались, что это по вине лорда Баллимера — большого любителя лошадей и разгульной жизни — семья оказалась в долгах.

Но поскольку считалось, что Синтия может исправить положение, если захочет, недовольство семьи было направлено именно против нее.

Однако в последнее время Синтия начала понемногу сама возмущаться своей семьей. Это ее настолько беспокоило и тревожило, что она боялась в этом признаться даже себе самой. Тем не менее негодование росло с каждым днем.

Подчиняясь, как обычно, авторитету матери, Синтия надела розовое с перламутровым отливом платье, которое выбрала леди Баллимер. Но в душе она уже ощутила крошечные признаки недовольства. Она, конечно, как всегда, промолчала. Но как же ей хотелось надеть платье из блестящего голубого шелка!

Ей было необходимо почувствовать себя сегодня Снежной королевой. Хотя бы внешне она должна была выглядеть холодной. А в этом платье она была похожа на розовый леденец, хотя оно очень ей шло, делая ее еще более привлекательной. Розовый шелк выгодно оттенял цвет ее лица, а платье облегало все соблазнительные изгибы ее тела. В розовом она выглядела цветущей, обаятельной и доступной. А сегодня ей надо было казаться — да и быть — отчужденной и неприступной, как зимняя луна.

* * *

Гостиная в Оулдем-Парке была величественной и тем не менее очень уютной. Эффект уюта достигался с помощью расположенного у одной стены гостиной камина, в котором потрескивали дрова, и умелой расстановки мебели, несколько скрадывавшей огромные размеры комнаты. Когда Дерек вошел в гостиную, лакей как раз заканчивал зажигать свечи в люстре, освещавшей центральную часть зала, где обычно располагались гости. Герцог и герцогиня сидели у камина, но при появлении Дерека вежливо встали.

— Мистер Уиттакер, как это замечательно снова видеть вас, — пробормотала герцогиня, протягивая ему руку для поцелуя. — Добро пожаловать в Оулдем-Парк.

Дерек склонился над рукой герцогини и, выразив признательность за разрешение приехать, чтобы составить компанию своей сестре, повернулся и поклонился герцогу. Официальные манеры герцога и герцогини могли бы создать впечатление приверженности холодному светскому этикету, однако Дерек знал, что их гостеприимство искренне. Родители Малкома очень любили своих детей и ради Малкома и Натали были готовы распространить свои теплые чувства и на Дерека.

Герцог предложил Дереку сесть. Дерек опустился на диван рядом с герцогиней, и та спросила его с улыбкой:

— Как вы нашли свою сестру, мистер Уиттакер?

— По-моему, она в добром здравии, ваша светлость. — Он едва заметно подмигнул. — Хотя мне кажется, что сама она этого не понимает.

Герцог одобрительно кивнул:

— Я тоже так думаю. Ей совершенно не о чем беспокоиться. Она так и светится здоровьем.

Однако герцогиня печально вздохнула:

— Бедная девочка. По-моему, она выглядит измученной.

Новы, мужчины, ничего не знаете о том, как страдают женщины.

— А мы и не хотим знать, — согласился Дерек. — Мне рассказывали, что ребенок так сильно толкается в утробе матери, что будит даже Малкома.

— Так это же замечательно! — воскликнул герцог. — Он будет настоящим Чейзом — сильным и энергичным.

Дерека чуть было не передернуло. Натали рассказала ему в отчаянии, что его светлость, говоря о будущем ребенке, неизменно употребляет местоимение мужского рода. Она была в ужасе от того, что доставит семье Чейзов еще одно разочарование. Рождение Пиппы уже было для них ударом.

Сейчас все, конечно, обожали крошку, но, когда девочка появилась на свет, все семейство Чейзов пришло в уныние.

Словно в ответ на мысли Дерека дверь гостиной открылась, и достопочтенная Файлиппа Чейз ворвалась в комнату так стремительно, как только могла. Дерек тут же забыл о формальностях, которые он приберег для приветствия герцога и герцогини, и, опустившись на колено, протянул руки к племяннице и воскликнул:

— Пиппа!

Девчушка подбежала прямо к нему, взвизгнув от радости:

— Дядя Дерек!

Он схватил ее и громко поцеловал в пухлую щечку.

— Ты была хорошей девочкой?

— Холосей девоцкой. — Она так энергично затрясла головой, что ее темные кудряшки подпрыгнули.

Старшая дочь Малкома от первого брака Сара почти всегда была рядом с Пиппой. Но она вошла в гостиную с достоинством, приличествующим старшей сестре, и стала отчитывать сестренку с притворной строгостью:

— Пиппа, разве я не говорила тебе, чтобы ты не бегала?

Как поживаете, дядя Дерек?

— Скучал по моей любимой девочке. Как ты, моя сладенькая? — Одной рукой Дерек поднял Пиппу, а другой обнял Сару. Сара считала себя слишком взрослой и не любила, чтобы с ней обращались как с ребенком, но Дерек подозревал, что девочка, которой совсем недавно исполнилось девять лет, еще достаточно маленькая и нуждается в том, чтобы ее тоже приласкали. Она опустила голову с застенчивым видом, но тем не менее дала себя обнять. При этом ее щеки порозовели от удовольствия.

Дереку всегда доставляло радость видеть Пиппу и Сару вместе. Между сводными сестрами не было внешнего сходства, но это было понятно: обе они были похожи на своих матерей. У краснощекой Пиппы были такие же, как у Натали, темные кудри и огромные карие глаза, в которых всегда плясали чертики. Сара была хрупкой, серьезной девочкой со светлыми волосами и светлой кожей, а сидевшие на курносом носике очки придавали ей еще более серьезный вид.

Но было отрадно наблюдать их взаимную преданность. В этом была, конечно, большая заслуга Натали, сумевшей объединить членов своей небольшой семьи узами любви, которые были крепче уз родства.

Вслед за Сарой в гостиной появились Малком и Натали. Натали тяжело опиралась на руку мужа. На ней было просторное платье, делавшее ее огромной, но Малком обращался с ней так, словно она была самым хрупким предметом в комнате. Он сначала удобно устроил ее на диване рядом с герцогиней на том месте, где только что сидел Дерек, и только после этого поздоровался за руку со своим шурином.

— Как поживаешь, родственничек? Натали рассказала мне, что ты так спешил поскорее с ней увидеться, что проделал весь путь сюда верхом. Разве ты сомневаешься в том, что я могу позаботиться о собственной жене?

— Не хотелось пропустить главного события, — усмехнулся Дерек. — Судя по всему, я приехал как раз вовремя.

— О, я так надеюсь, что ты окажешься прав, — горячо отозвалась Натали. — У меня уже нет сил ждать, когда это произойдет.

Герцог кашлянул. Разговор, по его строгому мнению, принимал слишком откровенный оборот и не был предназначен для невинных ушей его малолетних внучек.

— Сара, детка, иди сюда. — Герцог похлопал по стулу, стоявшему рядом с ним. — Расскажи дедушке, чем ты сегодня занималась.

Сара послушно отошла от Дерека и села рядом с дедушкой. Дерек, все еще с Пиппой на руках, отозвал в сторону Малкома.

— Я весь день разговаривал с Натали. А теперь я хочу послушать, что скажешь ты. — Он понизил голос, чтобы другие не могли его слышать. — Это правда, что твой брат и его семья явились сюда, чтобы присутствовать при том, когда ребенок появится на свет? Не могли бы мы что-нибудь сделать и уговорить их уехать?

— Вижу, ты решил сразу же взять быка за рога.

— Извини! Я ничего не имею против лорда и леди Графтон, однако, согласись…

Малком махнул рукой:

— Знаю, знаю. Артуру и его семейству нечего здесь делать, тем более ждать, пока моя бедная жена начнет рожать.

Нервы Натали и так напряжены, оттого что все ждут, что она родит мальчика. На меня присутствие брата тоже давит. Но что я могу сделать?

— Только минуту назад его светлость сказал о будущем ребенке — «он».

Губы Малкома сжались.

— Он постоянно это делает. И все семейство переняло у него эту привычку.

— Послушай, Малком… — Дерек запнулся, но потом решил высказаться откровенно. — Они уже считают Натали членом семьи Чейзов, не так ли? Что я хочу сказать, так это…

— Я знаю, что ты хочешь сказать, — прервал его Малком. — Да, это так. Но они приняли ее независимо оттого, родит она мальчика или девочку.

— Тогда все в порядке, — облегченно вздохнул Дерек. — Знаешь, дело в том, что в свое время Натали боялась, что твоя семья не одобряет твой выбор. Я всегда был благодарен твоим родителям за то, что они приняли ее безоговорочно.

Но мне иногда приходит в голову, а возможно, и Натали, не было ли это связано с обстоятельствами твоей женитьбы?

Малком усмехнулся.

— Ты имеешь в виду, что мои родители ничего не знали о Натали до того, как я уже женился на ней?

— Именно так, раз уж ты говоришь об этом так откровенно.

— Если у моих родителей и были какие-либо сомнения по поводу моего выбора невесты, они их ни разу не высказали. Может быть, их и не было вовсе.

— Дело в том, старик, что мы никогда об этом не узнаем, — сухо заметил Дерек. — Поскольку ты поставил их перед свершившимся фактом.

Взгляд Малкома упал на Натали, и выражение его лица смягчилось.

— Признаюсь, что в то время это не приходило мне в голову. Она мне нравилась, и я на ней женился. Наверно, мне надо было притащить ее сюда заранее и представить родителям, хотя бы для того, чтобы она успокоилась. Но Натали обладает врожденной утонченностью — и внешней, и внутренней — и хорошо воспитана. И если бы этого было мало, чтобы завоевать расположение моих чопорных родственников, тот факт, что она сделала меня счастливым, не говоря уже о маленькой Саре, был бы более чем достаточен, чтобы я решил заключить этот союз. Ее все обожают, Дерек, и я с самого начала был в этом уверен.

Малком повернулся к своему шурину и так широко улыбнулся, что в уголках его губ появились глубокие морщинки.

— Она и сама это знает, просто сейчас, когда беременность подходит к концу, она часто бывает не в настроении.

Говорят, рождение ребенка влияет на сознание женщины.

— Я тоже об этом слышал. Знаешь, о чем я подумал? Если ты не можешь убедить всех уехать, ты мог бы куда-нибудь увезти Натали. Хотя бы в свое имение…

— Исключено. — Малком потер подбородок и нахмурился. — Как бы привлекательно это ни звучало. Мой отец будет в ярости, хотя и виду не подаст. Ты же его знаешь. — Тут Малкому пришла в голову новая мысль. — Мало того, что у нас здесь болтается вся семья, что уже само по себе плохо. Но известно ли тебе, что у нас в доме есть и посторонние? Ужас что такое. Думаю, что ты скоро с ними познакомишься. Это Эллсуорты. Они давние друзья семьи, но сейчас не самый подходящий момент для визитов людей, которых не знает Натали. В довершение всего на нас свалились леди Баллимер и се дочь, совершенно не знакомые ни мне, ни Натали люди, которым мы должны оказывать гостеприимство.

В течение последнего часа Дерек мысленно готовился к тому моменту, когда кто-нибудь наконец упомянет о Синтии. Но внешне он старался выглядеть расслабленным. Никто не должен заметить, как он напряжен.

— А они-то зачем к вам пожаловали? — небрежно спросил он.

— Синтия, очевидно, была приглашена Ханной — одному Богу известно зачем, — пожал плечами Малком. — Ты, должно быть, помнишь Ханну, Дерек. Она средняя дочь моего брата Артура. Две его старшие дочери вышли в прошлом году замуж, а две младшие еще не выезжали в свет, так что сейчас Ханна считается в семье невестой на выданье. И поскольку она пригласила в Оулдем-Парк леди Синтию, пришлось пригласить и ее мать леди Баллимер. А теперь они собираются остаться здесь до тех пор, пока не установятся дороги. Если учесть состояние английских дорог, — ледяным тоном добавил Малком, — неизвестно, как долго продолжится их визит.

— Но дороги сейчас действительно в плачевном состоянии, — подтвердил Дерек. — Я на себе испытал, когда ехал к вам. Но ты прав — даже если они в прекрасном состоянии, они могут стать непроходимыми, случись неожиданный ливень. В чем же заключается их игра?

— Игра?

— В чем настоящая причина их появления у вас? Если тебе, конечно, она известна.

Дерек понял, хотя и поздно, что в тоне его вопроса слишком явственно прозвучала заинтересованность. Малком посмотрел на него с удивлением:

— Что за странный вопрос? Ты считаешь, что у них есть какой-то скрытый мотив?

Ответ Дерека был «да», но он не мог произнести его, чтобы не заронить зерно сомнения в душу Малкома. Пока он раздумывал, как же ему все-таки ответить, Пиппа, которая все еще была у него на руках, начала вертеться.

— Пусти меня, — потребовала она.

Дерек спустил ее на пол, и девочка, подбежав к матери, уцепилась за ее пышные юбки.

Дверь в гостиную снова открылась, и Дерек напрягся, ожидая появления Синтии. Но это был старший брат Малкома Артур Чейз, лорд Графтон, с женой, леди Графтон. За ними гуськом вошли три — из пяти — их дочери. А еще за ними — и вовсе не знакомые Дереку люди. Это, должно быть, были Эллсуорты — несчастные мишени матримониальных замыслов жадной Синтии. Дерек стал с интересом их рассматривать.

Сэр Питер выглядел добродушнейшим человеком. Такой же приятной казалась и леди Эллсуорт. Однако наиболее пристальное внимание Дерека привлек третий член семьи Эллсуортов — их сын. Он оказался моложе, чем предполагал Дерек, и абсолютно ничем не примечательным. Среднего роста, скромно одетый, он держался с известной долей высокомерия, но это ничего не добавляло к его совершенно заурядной внешности.

Дерек почувствовал себя немного уязвленным: его самолюбие было задето. Он надеялся, что Джон Эллсуорт будет необыкновенным человеком — либо вызывающим явное отвращение, каким был Джеймс Файли, либо, наоборот, очень достойным. Но ничего такого в мистере Эллсуорте не было. Он был обыкновенной посредственностью.

Если не считать его денег, было ли что-нибудь в мистере Эллсуорте, что могло бы по-настоящему привлечь женщину? Особенно такую блестящую, как Синтия Фицуильям?

Дерек сгорал от нездорового любопытства. После того как были соблюдены необходимые приличия — он поздоровался с лордом Графтоном и его многочисленным семейством и поклонился сэру Питеру и леди Эллсуорт, — он подошел к Джону Эллсуорту, чтобы пожать ему руку. Он был решительно настроен на то, чтобы разговорить молодого человека.

Дереку было немного стыдно за ту цель, которая им руководила, но он ничего не мог с собой поделать — он должен был понять, что это за человек.

У мистера Эллсуорта было круглое лицо и мягкие руки.

Он был настолько ниже его ростом, что Дерек без труда разглядел, что волосы мистера Эллсуорта, несмотря на его молодость, уже начали редеть на макушке. Все же в целом он производил впечатление достаточно безобидного человека.

Здороваясь, он дружелюбно улыбнулся Дереку.

— Уиттакер? Как поживаете? Мне сказали, что вы брат леди Малком.

— Да, правильно.

— Думаю, она будет довольна, что в такое время рядом с ней будет родной человек.

— Я надеюсь. — Дерек напряженно думал о том, что бы такое еще сказать. — Насколько мне известно, вы живете в Дербишире.

— Да. А вы бывали в Дербишире?

— Нет.

— А-а.

Больше говорить было не о чем. Мистер Эллсуорт засунул большие пальцы за проймы жилета и стал раскачиваться на каблуках, тихо напевая себе что-то под нос.

— Вы занимаетесь спортом, мистер Эллсуорт?

— Что? Ах нет, очень редко. Люблю иногда порыбачить.

Время от времени закинуть удочку в какое-нибудь озерцо или речку. — Он проиллюстрировал свои слова жестом — словно закидывает удочку.

— А в Дербишире хорошая рыбалка?

— Вполне приличная. — Он снова покачался, напевая. — Но мне не удается так часто выбираться, как хотелось бы, — добавил он.

Беседа снова застопорилась. Дерек было открыл рот, чтобы сделать еще одну попытку оживить разговор, но дверь в гостиную в очередной раз открылась, и он сделал ошибку — поднял глаза.

Слова, которые он собирался произнести, застряли у него в горле. Ему показалось, что его мозг отделился от головы, поплыл к потолку, да так и остался там, на недосягаемой высоте. А он сам стоял внизу с открытым ртом.

Синтия. При виде девушки его пронзила неподдельная физическая боль. Как будто над ним витала тень порочного Купидона, который выпускал в него свои отравленные стрелы. Может ли сердце мужчины устоять против такой красоты? Все, что ему остается, — это стоять и принимать один за другим уколы стрел. Дереку казалось, что он даже слышит, как они с тихим звоном впиваются ему в сердце.

Он с трудом отвел глаза от этого неземного видения и заставил себя сосредоточиться, хотя у него все плыло перед глазами, на женщине, вошедшей вместе с Синтией. Это, должно быть, была леди Баллимер. Она была худенькой миловидной женщиной с немного нервной манерой держаться и похожей на норовистую и грациозную чистокровную кобылку.

Войдя в гостиную, она слишком громко и неестественно рассмеялась:

— Боже мой! Кажется, мы всегда приходим последними.

Надеюсь, мы не заставили вас ждать, ваша светлость.

— Вовсе нет, леди Баллимер, — спокойно ответила герцогиня. — У нас еще есть несколько минут до того, как подадут обед. Скажите, вы со всеми знакомы? Возможно, вы не встречались с мистером Уиттакером. Он приехал только сегодня днем.

Леди Баллимер повернулась к Дереку с лучезарной улыбкой:

— Нет, полагаю, мы не знакомы.

Герцогиня протянула руку, показывая Дереку, что он должен сделать шаг навстречу гостье.

— Позвольте мне представить вас. Леди Баллимер, это брат леди Малком, мистер Уиттакер. Мистер Уиттакер, леди Баллимер.

Дереку удалось поклониться, как того требовали приличия, и сказать то, что от него ожидали:

— Для меня это большая честь.

Да будут благословенны светские ритуалы! В трудные минуты им нет цены. Нет необходимости раздумывать. Надо лишь совершить заученные движения и сказать дежурные слова, как ты уже делал сотни раз.

Леди Баллимер окинула Дерека изучающим взглядом. Ее и без того натянутая улыбка стала еще фальшивее.

— Как поживаете? — холодно произнесла она.

Это было так странно, что Дерек, хотя и был сбит с толку, насторожился. Похоже, леди Баллимер невзлюбила его с первого взгляда. Ему даже представить себе было трудно, чем он мог ее обидеть. Да ничем. Ведь до сего момента он ни разу с ней не встречался.

Так вот от кого, подумал Дерек, Синтия научилась своим манерам. Циничная улыбка скривила его губы.

Герцогиня, очевидно, почувствовав витавшую в воздухе враждебность, обернулась к Синтии:

— Леди Синтия, разрешите представить вам мистера Уиттакера.

Синтия стояла в тени около двери. Теперь она вышла на свет.

— Благодарю вас, ваша светлость, но мы с мистером Уиттакером уже встречались. — Она помолчала. Интересно, признается она в том, что они познакомились в Лондоне, подумал Дерек. Скорее всего не признается. А Синтия между тем продолжила:

— Он весьма любезно проводил меня до дома сегодня утром, после того как моя лошадь потеряла подкову и захромала.

— Вот как? — Герцогиня посмотрела сначала на Дерека, потом на Синтию.

Дерек почувствовал, как предательски дернулся мускул на его подбородке, хотя он очень надеялся, что удачно имитировал безразличие. Синтия стояла с опущенными глазами, старательно изучая рисунок ковра. Дерек позавидовал ее хладнокровию.

— Что ж, это вышло удачно, — с обычным спокойствием сказала герцогиня. — Мне жаль, что ваша лошадь захромала. Это так неприятно! Я пошлю на конюшню и прикажу, чтобы конюхи были более внимательны. Я рада, что вы не ушиблись, моя дорогая.

— Спасибо, ваша светлость.

Леди Баллимер все еще пристально наблюдала за Дереком.

— С вашей стороны было крайне любезно подвезти мою дочь в своей карете, мистер Уиттакер.

Никакой благодарности за его любезность в ее голосе он не услышал. Дерек разозлился, но учтиво ей улыбнулся:

— Это было еще более любезно, чем вы думаете, леди Баллимер, потому что я приехал не в карете. Нам пришлось ехать вместе на одной лошади.

Он очень надеялся — и не без злорадства, — что его слова разозлят ее. Но эффект был совершенно не тем, на который он рассчитывал. Он мог бы поспорить, что леди Баллимер была не только шокирована, но — и это показалось ему особенно странным — напугана его заявлением. Она бросила быстрый взгляд на Синтию, а потом повернулась к нему.

— Надеюсь, моя дочь не доставила вам неудобства? — Леди Баллимер неодобрительно поджала губы.

Что с ней происходит, недоумевал Дерек. Он постарался улыбнуться как можно более убедительно.

— Абсолютно никакого. — В его намерения входило уверить миссис Баллимер, что ей не о чем беспокоиться, но он не мог удержаться, чтобы не добавить:

— Неудобство испытывала моя лошадь. Что до меня, мне показалось, что сидеть вдвоем в одном седле все же тесновато.

Леди Баллимер явно не понравилась картина, которую нарисовал Дерек. Ее губы сжались еще больше.

— Тесновато? Понятно. Но я полагаю, что можно было бы избежать тесноты, если бы вы шли рядом и вели лошадь под уздцы.

— Разумеется, — согласился Дерек. — Лошади так было бы легче. Но я не получил бы такого удовольствия.

Джон Эллсуорт приглушенно хохотнул, а все три дочери лорда Графтона прыснули. Однако герцогу и герцогине замечание Дерека не показалось смешным, а леди Баллимер и подавно.

Ледяное спокойствие Синтии, казалось, было не нарушено, но Дерек остро ощущал ее присутствие. Он скорее почувствовал, чем увидел, в какое смятение ее привело его замечание. Однако она немедленно вмешалась в ход разговора, с безмятежным видом выступив вперед и сказав скучающим тоном:

— Лошадь была очень большая, мама, а до дома оставалось совсем немного. Полагаю, мистер Уиттакер просто шутит.

— Неужели? — бесстрастно отозвалась леди Баллимер. — Очень смешно.