Когда я вернулась из кухни, настроение у Марты Уорбартон явно изменилось к лучшему, и хотя вид все еще был довольно воинственный, но "иголки" на время спрятались. Дэвид Уорбартон находился в комнате у Робин, и до меня доносились их приглушенные голоса, пока я выслушивала инструкции доктора Честера.

Я уже знала из опыта работы в госпитале, как проводится длительное лечение при гормональной терапии. Надо тщательно следить за состоянием Марты Уорбартон, делать анализы через определенные интервалы и записывать замечания относительно ее реакции на гормоны. Простейшие тесты и обследования проводятся, чтобы выявить начало нежелательных побочных эффектов, которые иногда вызывает кортизон. Надо следить за весом больного и кровяным давлением, проверять мочу на сахар и расспрашивать о желудочных беспокойствах или болях в животе.

Она, кажется, примирилась и с моим присутствием, и с тем, что мы собираемся делать. Правда, вставляла иронические замечания. Она не была полной идиоткой, чтобы предпочесть моим уколам, сделанным новой острой иглой и моей опытной рукой госпитальной медсестры, неуклюжие манипуляции доктора с его несгибающимися пальцами и его тупыми иглами. Я сразу обнаружила, что он использует иглу практически до тех пор, пока она не становится плоской, и лишь тогда меняет ее на новую. Доктор Честер умел считать свои пенни.

С Дэвидом, как я скоро обнаружила, было легко иметь дело. Пока он находился в "Вороньем Гнезде", я могла не беспокоиться о Робин и ее одиночестве. Он проводил с ней почти все время, каждую свободную минуту.

Когда пришло время первого субботнего ужина, я немного растерялась. Пока я гадала, что мне делать, Молли принесла мой ужин в комнату Робин, как и прошлым вечером. И как вчера, я сменила свою белую форму медсестры на обычное платье, для собственного удовольствия и для Робин. Я наложила немного косметики, тщательнее, чем обычно, причесала волосы, хотя не смогла бы объяснить причину таких приготовлений к ужину. Тем более, что день был нелегкий, не по госпитальным стандартам, но в силу неожиданных стрессовых ситуаций, уносивших нервную энергию.

В присутствии Робин я начала успокаиваться. Мы послали формальное приглашение на ужин двум ее куклам, и Робин как раз весело смеялась, когда в коридоре послышался шум – везли столик на колесиках, потом кто-то постучал в дверь. Вошел Дэвид Уорбартон, за ним улыбающаяся Молли Уотерс вкатила столик с накрытым салфеткой ужином, там же из ведерка со льдом торчало длинное горлышко бутылки, и в воздухе разнеслись вкусные запахи.

– Как вы двое отнесетесь к тому, что я к вам присоединюсь? – веселым голосом спросил Дэвид. – Я не помешал, прервав ваше уединение?

Я улыбнулась ему:

– Конечно нет. Я уверена, Робин будет в восторге... – Я оборвала фразу.

Он как будто споткнулся и замер, глядя на меня странно, так до этого на меня смотрели Клайв и Боб Дженсен. Бледность разлилась под темным загаром. Молли чуть не наехала на него столиком, и тогда он отступил в сторону, не отводя от меня взгляда. Скорбная складка прорезала его лоб.

– Что случилось, мистер Уорбартон? – спросила я с тревогой. – Вы заболели?

Он потряс головой:

– Нет. Со мной все в порядке, мисс Монтроуз. Но... я удивлен... и только.

Я встала и подошла к нему.

– Я понимаю, – мягко произнесла я, – когда вчера я пришла на пляж, бедняга Боб Дженсен испугался больше вашего, кажется, я напугала его до смерти. Он рассказал мне о... том, что я очень похожа на вашу жену... Может быть, хотите поужинать вдвоем с Робин? Я не обижусь. Просто перенесу свои тарелки в свою комнату.

Он медленно приходил в себя. Бледность отступала. Лоб разгладился, и Дэвид удивленно покачал головой.

– Пожалуйста, останьтесь! – быстро заговорил он. – Просто в какой-то момент вы были так похожи на нее, что... Это платье и ваша улыбка... как вы посмотрели и улыбнулись мне... Все это сыграло свою роль. – Он взглянул на дочь и постарался улыбнуться. – И то, что вы вдвоем с Робин, здесь...

– Может быть, я должна была надеть свое форменное платье?

– Нет, – твердо прозвучал ответ, – это платье то, что нужно. И в нем вы... очень красивы, правда, Молли?

– Мы все внизу считаем, что мисс Монтроуз очень красивая, мистер Дэвид, – сказала Молли улыбаясь. Она стала расчищать место на маленьком столике у кровати Робин, где мы устроились с ней ужинать.

– Не возражаете, если я закурю?

– Прошу вас, курите.

Он закурил сигарету и присел на край кровати Робин.

– Я вижу, принцесса, что Сьюзи и Синди тоже пришли на ужин. – Он с улыбкой усадил обратно одну из кукол, упавшую на бок.

– И Диана, – быстро сказала Робин.

– Диана?

– Так зовут мисс Монтроуз, – сообщила она доверительно.

Он посмотрел на меня, и я поняла, что неудержимо краснею.

– Очень красивое имя, – сказал он спокойно, – но ты ведь не зовешь так мисс Монтроуз, дорогая, не правда ли?

Она засмеялась:

– О нет! Я зову ее "мисс Монтроуз", и она очень добрая. Она ужинает со мной, потом читает мне книжку, или мы играем. Она очень, очень милая, папочка. Ее все любят. Даже бабушка.

Он погладил Робин по волосам:

– Что ты имеешь в виду?

– Бабушке сначала она не поправилась, но теперь наоборот. Бабушка сама мне об этом сказала сегодня. Она сказала...

– Ты не должна повторять слова взрослых, принцесса. Ты знаешь.

– Но я так рада! Потому что теперь бабушка не отошлет ее обратно.

Он искоса с улыбкой взглянул на меня из-под темных бровей:

– Ну, я этому рад, а ты?

– Я – очень!

– Но ты не должна отнимать у мисс Монтроуз так много времени.

– Робин здесь ни при чем, – запротестовала я, – это было мое предложение ужинать здесь. Надеюсь, вы не станете возражать?

– Возражать? – Темные брови удивленно приподнялись. – Я не видел Робин такой счастливой и такой здоровой с тех пор, как... – Он оборвал себя, помолчал и спокойно добавил: – Долгое, долгое время. Я вам необычайно благодарен, мисс Монтроуз. – Это не было пустой любезностью. В голосе прозвучала теплота.

Я отвернулась в смущении:

– Мне нравится быть здесь, с Робин.

Он кивнул, внимательно глядя на меня:

– Я этому очень рад. – Он взглянул на служанку: – Готово, Молли? Мы сами справимся, теперь можешь вернуться вниз. Скажи моему дяде и всем остальным, что я ужинаю здесь сегодня. Я присоединюсь к ним позже. Но кофе выпью с мамой.

– Хорошо, мистер Дэвид.

Он подошел и сел напротив меня. Сразу начал непринужденный разговор, подключив к нему и дочь, и даже ее кукол, как будто это было самым естественным делом, как будто мы часто собирались вместе в ее комнате. Ужин оказался замечательно вкусным.

Вино было сухим и легким, и оно согрело меня. Я прочитала Робин, как всегда, немного из ее книжки, потому что он настоял, чтобы все у нас шло как обычно. Потом я поправила постель, уложила ее, а Дэвид молча наблюдал за нами. Легкая морщинка прорезала его лоб.

Я погладила Робин по плечу, она поймала мою руку и сжала.

– Спокойной ночи, Робин. Спокойной ночи, мистер Уорбартон.

Он пошел со мной к двери:

– Вам действительно надо уходить?

Я кивнула:

– Робин необходим отдых. И мне еще надо зайти к миссис Уорбартон. После того как вы выпьете с ней кофе.

Он чуть нахмурился.

– Мне надо поговорить с вами. Могу я рассчитывать?.. Я чувствую себя обязанным объяснить вам все... Я... – Он помедлил и посмотрел на Робин, она наблюдала за ним, натянув одеяло до глаз, и обе куклы лежали рядом.

Я улыбнулась:

– В этом, право же, нет необходимости, мистер Уорбартон. Боб Дженсен все рассказал мне о вашей жене и о несчастном случае. Может быть, было бы лучше, если бы кто-то другой вместо меня...

– Нет, нет, – прервал он меня, – я хочу, чтобы вы остались! – Он помолчал. – Итак, Боб тоже заметил? Бедный Боб. – Он опять посмотрел на Робин, наблюдавшую за нами. – И еще кое-кто, кажется, хочет этого. Я поговорю с вами об этом позже, если вы не очень устали сегодня.

– Это не важно. Если дело касается Робин...

Он кивнул:

– Да. Я буду в библиотеке, когда вы закончите свои дела. Вы спуститесь?

– Хорошо.

– Тогда не прощаюсь. – Он резко повернулся к Робин, а я пошла к двери. Он, кажется, забыл про меня сразу, потому что, когда я обернулась, он уже склонился над дочерью, и она прильнула к нему, обхватив тонкими ручками за шею.

Я тихонько прикрыла дверь и пошла к себе в комнату. Быстро переоделась в свое белое форменное платье и направилась к Марте Уорбартон.

Она подозрительно уставилась на меня.

– Где вы сегодня ужинали, Монтроуз? – требовательно спросила она.

– С Робин, миссис Уорбартон.

– Обычно, когда приезжает Дэвид, он ужинает с ней.

– Да, он пришел. Молли принесла его ужин наверх.

Она насупилась:

– И вы вместе ужинали – он, вы и Робин? Что вы думаете о моем сыне, Монтроуз?

Я улыбнулась, она сказала это так, будто у нее был только один сын.

– Котором, миссис Уорбартон?

– Вы знаете. О Дэвиде.

Я осторожно ответила:

– Если вы считаете возможным сформировать так быстро мнение о незнакомом человеке, я бы сказала, что таким сыном могла бы гордиться любая женщина.

– Я спрашиваю вас, что вы, молодая женщина, думаете о моем сыне как о мужчине?

Я медленно начала краснеть, но поборола вспыхнувшее возмущение. Я не собиралась уступать ей отвоеванный ранее кусок земли из-за мелкой обиды.

– Он красив, безусловно, – ответила я, почему-то волнуясь, – он кажется дружелюбным и мягким, и сразу можно заметить, что он боготворит Робин. Но он несчастлив как мужчина, миссис Уорбартон. Мне кажется, смерть жены наложила печать глубокой печали на его душу. Ему не хватает ее. Наверно, он любил ее очень сильно.

Она наклонила голову, внимательно изучая мое лицо.

– А вы наблюдательная молодая особа, Монтроуз. От вас мало что укроется, верно? Вы находите Дэвида привлекательным?

– Большинство женщин нашли бы его таковым.

Она презрительно фыркнула:

– Вы выглядите молодой нормальной, здоровой женщиной, Монтроуз. И вы красивы. Дэвид мог бы сделать и худший выбор... – выговорила она не без зависти в голосе.

Я засмеялась:

– Ну, знаете ли, миссис Уорбартон! Вы не собираетесь играть роль Купидона? – Это было уже слишком, ситуация меня просто забавляла.

Она сердито хмыкнула и погрузилась в мрачное молчание. Когда я закончила процедуру, уложив ее удобно, она вздохнула с облегчением.

– Вы хорошая медсестра, Монтроуз, – призналась она, – вы сделали для меня больше, чем этот старый осел Честер за многие годы. Почему он не умеет этого?

– Наверное, потому, что эти процедуры являются обязанностью медсестры, а он занятой практикующий врач, миссис Уорбартон. А миссис Рэтбоун не может делать правильно инъекции потому, что ее никто не обучал. Вам нужна квалифицированная медсестра, и вы ее получили на время. Если я покину "Воронье Гнездо", вы должны найти другую. Но только проверьте, чтобы она была дипломированная и имела практику в физиотерапии. Для вас упражнения – единственный способ расслабить и восстановить мышцы. Если вы не станете их делать, перед вами встанет выбор: либо длительный восстановительный период после сложной операции, либо инвалидное кресло.

– Никто не сможет усадить меня в инвалидное кресло! – возмущенно заявила она.

– Тогда делайте упражнения, которые я вам показываю. Используйте каждый шанс для тренировки рук и ног. Обещаете?

И тут я в первый раз увидела ее улыбку, адресованную кому-то еще, кроме Робин.

– Доброй ночи, миссис Уорбартон.

– Монтроуз!

Я остановилась, держась за ручку двери.

– Я попытаюсь. Никогда легко не сдавалась. Благодарю вас, Монтроуз.

В комнате Робин света не было, дверь была плотно закрыта. Я вздохнула облегченно – значит, обязанности на сегодня закончились. Спускаясь вниз, я пыталась подавить в себе подъем радостного волнения, которое, как я подозреваю, появилось от предвкушения встречи с Дэвидом Уорбартоном.

Сидевшие в большой гостиной со стаканами виски Керр Уорбартон и Изабель удивленно подняли на меня глаза. Ни Клайва, ни жены Керра не было поблизости. Керр лениво помахал мне рукой, усмехаясь, будто и не было вчерашнего случая.

– Идите сюда и отдохните с нами, мисс Монтроуз. Выпейте скотч. Это поможет вам расслабиться. Вы работаете слишком много.

– Да, присоединяйтесь к нам, мисс Монтроуз, – позвала Изабель. Лицо ее раскраснелось, и она выглядела опьяневшей. Они сидели слишком близко на диване и поспешно отодвинулись друг от друга, когда увидели меня. При этом вид у них стал виноватый. Я вспомнила, что они кузены, но ведь и Марта вышла за кузена! Родственные связи, кажется, не смущали Уорбартонов.

– Простите, но я еще не закончила дела на сегодня, – отозвалась я, – возможно, позже.

Постучав, я вошла в библиотеку, думая о том, какой всплеск интереса вызвала у этой парочки – ведь они знали, что в библиотеке находится Дэвид.

Он поднял глаза от огромного письменного стола, где перед ним лежала старинная книга с пергаментными страницами. Его густые черные волосы немного растрепались, словно он ерошил их пальцами во время чтения.

– Вот и вы, – сказал он приветливо.

– Ваша мама получила необходимые процедуры, и Робин спит, кажется. Это означает, что мой рабочий день закончен, если только я не понадоблюсь им ночью.

– Моя мать не станет вас беспокоить. У нее слишком независимый характер. Робин говорила, что вы позволили ей звать вас ночью, если ей что-то понадобится или она испугается.

– Брайен провел звонок из ее комнаты в мою. Ей стоит только нажать кнопку, и он зазвенит.

Дэвид улыбнулся:

– Как в госпитале?

– Да.

– А не будет это слишком большим искушением для маленькой девочки? Позвонить просто так, чтобы вы пришли.

Я пожала плечами:

– Возможно. Но если она проснется ночью, на это должна быть причина.

Он кивнул, изучая меня пытливым взглядом:

– Да, вы правы. – Он показал на стул рядом с собой. – Не присядете? Могу предложить вам выпить? Как насчет хайбола?

Я покачала головой и села, чувствуя смущение, потому что в его глазах читалось откровенное восхищение, искреннее и обезоруживающее.

– Вы не пьете совсем, мисс Монтроуз? – удивился он.

– В каких-то случаях. Но никогда на работе, естественно.

– Вы сейчас не на дежурстве. – Он слегка нахмурился.

Я пожала плечами:

– Вы послали за мной. Что вы хотели мне сказать, мистер Уорбартон?

– Я хотел просто кое-что объяснить по поводу Робин. Но это не означает, что вы сейчас на работе. – Он снова улыбнулся. – Давайте я налью вам выпить. Прошу вас!

– Что ж...

Он вскочил и прошел к маленькому шкафчику. Зазвенели кусочки льда, и вскоре он вернулся с двумя высокими стаканами. Напиток был прохладный и освежающий.

– Вы уже слышали, как моя жена... как мать Робин умерла? – Он откинулся на спинку стула, пристально глядя на меня.

– Да. Мистер Принс упомянул об этом. Боб Дженсен рассказал побольше. Это, наверное, была... такая трагедия для вас обоих. – Я сделала еще маленький глоток, чувствуя, как тепло разливается внутри, и начала успокаиваться. Кажется, выпить мне не мешало. Но надо установить для себя правила по поводу таких возлияний в библиотеке вдвоем с Дэвидом Уорбартоном. В госпитале все было проще. Вы работаете в определенные часы. То есть либо вы на дежурстве, либо свободны. Но в частном доме мне надо установить для себя новые правила поведения.

– Это было ужасно для нас, – заговорил он мрачно, – особенно для Робин. Сказал вам доктор Честер, что Робин не помнит о смерти матери, как не помнит ее вообще?

– Нет! – Я была поражена.

– У Робин был шок физический и нервный после того, как мы нашли... тело Линды. Робин всегда была хрупкой. Ревматическая лихорадка – она и сейчас ею болеет. Но после того, что случилось, Честер послал ее к психиатру. Ребенка восьми лет!

Я сочувственно кивнула:

– Эмоциональный шок?

– Да. Тот назвал это травматическим психозом, последствием эмоционального шока. Она оставалась парализованной несколько месяцев. Но постепенно начала поддаваться лечению, вернулся нормальный контроль над двигательными мышцами. Лечение ее ослабило, конечно, и, когда она вернулась домой в "Воронье Гнездо", возобновилась и ревматическая лихорадка, с осложнениями, в более опасной форме, чем прежде.

– И Робин навсегда закрыла в своем сознании тот кусок памяти, что связан со смертью матери и... тем, что она увидела на берегу?

Он наклонил голову:

– Да, и я считаю, что это к лучшему. Иногда мне кажется, что сама природа найдет способ вылечить эту травму. Как бы я хотел забыть все, как Робин! Они хотели продолжать ее лечение, но я не разрешил. Зачем возвращать память об этом? Зачем?

Он говорил, казалось, забыв о моем присутствии.

Я спокойно ответила:

– Потому что в подобных случаях, мистер Уорбартон, мозг загоняет страшные воспоминания в подсознание, но отнюдь не избавляется от них. Память о происшедшем все еще жива, но она глубоко спрятана, заперта, возможно, изменена, часто происходит замена реальности фантазией.

– Вы хотите сказать, что мозг Робин может заменить в памяти то, что случилось, на другое, воображаемое происшествие? – Он помолчал немного, задумавшись. – Да, мисс Монтроуз, это так и есть. Иногда ей спится, будто что-то произошло со мной, или с ней, или с бабушкой. Она просыпается с плачем. Иногда она кричит, как в эпилептическом припадке. Вероятно, то, что она видит в кошмарах, очень страшно. Но я уверен в одном. Никакой кошмар не может быть ужаснее того, что она видела в действительности, – тело своей матери в воде. Реальность страшнее всех фантазий. Поверьте мне, я знаю это. О, я расскажу ей правду, когда она станет достаточно взрослой, чтобы все понять и выдержать. Но не сейчас. Она слишком мала, чтобы вновь подвергнуться такой пытке. Лучше забыть, пусть в ее памяти останутся воображаемые картины, тем более что они посещают ее только ночью. Вы согласны?

Его глаза умоляюще смотрели на меня, он ждал подтверждения. Я покачала головой и допила свое виски.

– Я только медсестра, мистер Уорбартон, я не психиатр. Но из практики знаю, что не следует прятать в памяти такие вещи, лучше смотреть им в лицо. Так лучше для здоровья человека. Спрятанные, они становятся кошмарнее, чем действительность.

Он изучающе смотрел на меня.

– Если бы Робин была вашим ребенком, что бы вы сделали?

Я нахмурилась. Вопрос показался мне нечестным. Я колебалась.

Потом медленно сказала:

– Не уверена, как бы я поступила, мистер Уорбартон. Наверно, постепенно начала бы объяснять, что смерть иногда является освобождением. Спасением, если приходит быстро, без продолжительной болезни и боли. Я думаю, что постаралась бы преодолеть ее страх перед смертью в воде. Тогда у нее в сознании может всплыть на поверхность то, что произошло, и в этом случае ее травма может быть залечена добротой, любовью, временем, наконец. И... вообще, жизнь возьмет свое, она станет взрослеть и жить как все...

– Вы могли бы сделать это, мисс Монтроуз? Могли бы... вытащить воспоминания на поверхность и залечить?

– Нет, – быстро ответила я. – Я не могу! Кто-то другой – да, но он должен быть близким, родным ей человеком; никакая медсестра этого не сможет. Только тот, кому она доверяет безоговорочно. – Я посмотрела на него в упор. – Думаю, это должны сделать вы сами.

Он покачал головой:

– Нет. Я не могу. Все еще жива память. Слишком страшно.

Я встала:

– Спасибо, что рассказали мне. Если Робин ночью увидит кошмар, по крайней мере, я знаю, чего ожидать.

– Я подумал, вам надо знать... – пробормотал он подавленно.

– Доброй ночи, мистер Уорбартон.

– Доброй ночи...

Два пустых стакана и пустая бутылки из-под виски стояли на низком столике около дивана, когда я уходила из библиотеки. Керр и его кузина Изабель исчезли. Из кухни донесся запах кофе. И я пошла туда. Там раздавалось звяканье чашек и слышался голос Молли Уотерс.

Я вошла незаметно. Молли разливала кофе, а Кен Брайен разговаривал за столом с мужчиной, сидевшим спиной ко мне.

– У вас найдется кофе и для меня?

Они быстро повернулись в мою сторону, и Молли с улыбкой сказала:

– Конечно, мисс Монтроуз. Нашли мою записку?

Я уставилась на нее:

– Какую записку?

– Значит, нет? Боб попросил меня найти вас. Он специально пришел. Я сказала, что вы, наверно, у миссис Уорбартон-старшей. Но оставила вам записку под дверью, что Боб ждет на кухне. Надеюсь, вы не возражаете, мисс Монтроуз?

Боб Дженсен развернулся ко мне лицом, неловко поместившись на копчике стула:

– Мне надо было повидаться с вами сегодня вечером.

Я улыбнулась вответ на его извиняющийся тон. Он смотрел на меня выцветшими, но все еще не утратившими остроты взгляда голубыми глазами; песочного цвета волосы тщательно зачесаны назад, чистая белая рубашка, отутюженные складки на брюках – видно было, что он подготовился к визиту.

– Очень хорошо, Боб. Конечно, я не против. О чем вы хотели со мной поговорить?

– Это о том макинтоше, мисс, – он наклонился вперед, глядя на меня с волнением, – ну, что вы видели утром в воде. Кен тоже видел, говорит, просто обыкновенный плащ. Говорит: наверно, упал в воду с чьей-то лодки на причале. Но вы – женщина. А женщины обычно не пропускают мелких деталей, которых мужчины не замечают. Особенно что касается одежды. Вы не заметили в плаще ничего особенного? Ну, чего-нибудь такого, что показалось вам необычным?

Я стала напряженно вспоминать, пытаясь восстановить детали.

– Что у вас на уме, Боб? Почему я должна припоминать?

– Если я вам скажу, мисс, тогда вы можете вообразить, что видели как раз то, о чем я говорю. А мне надо знать, как было на самом деле. Кен уже рассказал, что видел. Теперь вы расскажите.

– Боб этот плащ не мог быть тем самым, о котором вы мне говорили.

Он нахмурился предостерегающе:

– Мисс, пусть тот разговор останется между нами.

– Понимаю. – Я посмотрела на Кена, который мне подмигнул, а Молли улыбнулась. Это не было насмешкой над Бобом – их, по-видимому, забавлял Боб Дженсен, казался чудаковатым, но относились они к нему с дружеским участием.

Я опять сосредоточилась, вспоминая. На меня произвели впечатление его волнение и озабоченность.

– Он был черный, с капюшоном, – начала я.

– И таких полно в Тригони или Портленде, – ухмыльнулся Кен, – вторая половина – желтого цвета.

– Он был большой. Даже очень большой. Конечно, это был мужской, а не женский плащ.

– Женщины редко ходят рыбачить в этих местах, – опять вмешался Кен.

Боб взглянул на него, а Молли сказала:

– О, помолчи, Кен! Пусть Боб говорит.

– Плащ зацепился кромкой за камни, и, когда волны накатывали, его заполняло водой и он раздувался. Кажется, он не был рваным или с заплатами, показался совсем еще хорошим. Но ничего особенного припомнить не могу.

– А пуговицы? – спросил Боб.

– На нем вообще не было пуговиц. Я это помню.

– Тогда какие были застежки? – Он так и подался ко мне. – Скажите, мисс, какие они были?

Я нахмурилась, вспоминая:

– Они выглядели... как деревянные застежки, похожие на те, что носят на флоте моряки. Ну, словно деревянные крючки, будто вырезанные из темного дерева, например из бука. А петли, в которые они должны вставляться, были веревочные. Да, я помню. Из довольно толстого прочного шнура.

– Какого цвета шнур, мисс? – спросил он, сильно волнуясь.

Я покачала головой:

– Боб, я не уверена. Но они были темного цвета тоже.

– Темные, как и плащ, – сказал Кен, – они так обычно шьют плащи. Я видел такие, хотя не в наших краях. У вас действительно хорошее зрение, мисс Монтроуз!

– Они были синие? – спросил Боб Дженсен.

– Нет... Не думаю... И не черные...

– Может быть, желтые, как деревянные крючки?

– Нет. И крючки не были желтыми. Они были коричневыми, я уже говорила, как дерево бука.

– Значит, коричневые, как крючки?

– Нет. Мне кажется, они были красными.

– Красными! – Он уставился на меня как безумный. Загорелое лицо побледнело. – Вы уверены, мисс? Красные?

Я покачала головой:

– Боб, я не могу быть уверена. Я думаю, что они были красными, мне так кажется. Темно-красные, посветлее, чем деревянные крючки.

Но он, похоже, уже не слушал меня.

– Вот оно! – бормотал он. – После всех этих месяцев он опять появился...

Кен Брайен посмотрел на него:

– Боб, этот плащ не может находиться в воде больше суток, ты знаешь. Господи, старик, куда ты клонишь?

Дженсен тупо уставился на него, что-то продолжая шептать себе под нос.

Я быстро сказала:

– Боб, если вы думаете, что это плащ, который вы потеряли, – забудьте! Я знаю, это не тот.

Он медленно поднял на меня глаза:

– Мисс, это тот самый, я уверен. Больше такого здесь ни у кого не было. Я знаю. Потому что сам делал крючки из бука и пришивал петли. Пуговицы не годятся для рыбака. Они все время отрываются. Нужны крючки и веревочные петли. Но как?..

– Боб, – опять перебила я, – этого не может быть Я знаю, чей это плащ. Этот человек сам сказал мне сегодня днем. Он просто проветривал его на окне и...

– Привет, Дженсен. Я услышал твой голос и догадался, что ты здесь.

Мы все разом обернулись. В открытых дверях кухни стоял Клайв Уорбартон, он вошел со двора. Он застыл, переводя взгляд с одного лица на другое.

Дженсен с улыбкой сказал:

– Здравствуйте, мистер Уорбартон. Я принес вам немного лобстеров, только что приготовленных. И еще несколько, которых можно подержать живыми, пока не понадобятся. Я думал, может, мистер Дэвид захочет взять с собой парочку в город в понедельник.

– Молодец! Но я хочу поговорить с тобой не о лобстерах. Я хотел завтра утром взять яхту. Ты ее спустил уже со стапеля?

– "Мистраль"? – У Дженсена был виноватый вид. – Окраска л салоне еще не закопчена, мистер Клайв. Никто уже давно не выходил на ней, никому она не требовалась, вот я и не торопился.

– Да, я уже это заметил. Она на стапеле стоит педелями. Дерево совсем пересохнет, если еще продержишь ее на суше. Когда ты в последний раз выходил на ней в море?

– Ну... кажется... на той неделе. Я конопатил и смолил ялик, мистер Клайв. А миссис Керр послала Кена сказать, чтобы я наловил побольше лобстеров, рыбы и крабов, она хотела отослать родителям в Портленд. И миссис Рэтбоун требовала, чтобы была свежая рыба, и...

– Итак, целую педелю ты не подходил к "Мистрали", да?

– Никто ни разу не пожелал выйти в море на "Мистрали" с тех пор, как мистер Дэвид уехал жить в Нью-Йорк, – сказал Боб Дженсен, защищаясь. – Откуда мне было знать, что кто-то захочет выйти на ней в следующий уик-энд?

Клайв Уорбартон с негодованием покачал головой:

– Иногда я удивляюсь, за что мы тебе платим, Боб Дженсен. Я пойду с тобой сейчас, взгляну, и, если "Мистраль" в порядке, я завтра на рассвете выйду в море. Мы спустим ее на воду сегодня же ночью и испытаем двигатели. По крайней мере, краска высохла, раз ты не притрагивался к кисти уже неделю.

Дженсен встал, лицо его было хмурым.

– Вы хотите спускать ее на воду ночью?

Тонкие губы Клайва Уорбартона скривились в недоброй усмешке.

– А у тебя есть идея получше? Я же сказал, что хочу выйти на ней в море на рассвете. Я слышал, что твой отец когда-то ходил на "Мистрали" через пролив Корсара ночью. Я думал, ты такой же хороший рыбак, как твой отец. Что с тобой стряслось, Дженсен? Ты боишься спустить яхту на воду, поднять якорь и запустить двигатели?

– Я моря не боюсь, – проворчал Боб Дженсен, глядя на меня, – вот только...

– Тогда давай действуй, старина, – прервал его нетерпеливо Клайв Уорбартон, – я давно твержу Дэвиду, что "Мистраль" лучше пришвартовать в Тригони, чем на нашем берегу. Тогда она будет всегда готова к отплытию, как только кто-то из пас захочет покататься. Ты идешь или нет? Я не собираюсь ждать тебя всю проклятую ночь. Я лучше позову Дэвида, и мы вдвоем спустим ее на воду.

– Иду! – В голосе Дженсена звучал едва сдерживаемый гнев.

Клайв резко развернулся на каблуках и вышел, Боб Дженсен следовал за ним, его загорелое лицо пылало, глаза были опущены.

Дверь за ними закрылась, и я взглянула на Кена Бранена:

– Ну и тип!

Он кивнул:

– Удивляюсь, почему старина Боб не послал его подальше... в море... Я бы так и сделал.

– Боб забыл свой пирог, – со слезами на глазах сказала Молли. Она взяла пирог, и вид у нее был такой, словно она сейчас бросится вслед за ними.

– Оставь, – буркнул Кен. – Я ему отнесу завтра утром. После того как его друг "адмирал" выйдет в море. Если выйдет. Никогда раньше не слышал, чтобы он ходил на "Мистрали". А ты, Молли?

– Нет, разве что с мистером Дэвидом. Он передумает завтра утром. Боб не сказал ему, что надвигается шторм, было предупреждение со станции берегового патруля.

Кен нахмурился:

– Да, верно. Предупреждение было. Ручаюсь, у Боба вылетело из головы, так он обозлился. Тут он дал осечку. Ну что ж, вот и решение проблемы – Клайв завтра никуда не пойдет на "Мистрали". Хуже его нет моряка у нас в доме, даже если включить в список мисс Изабель, которую укачивает уже в гавани Тригони...

Мой кофе остыл, да и пить его расхотелось. Я вышла, оставив Кена и Молли, которые продолжали тихо переговариваться, и направилась к себе наверх...