Я услышала звук шагов в коридоре. Задребезжали блюдца, и дверь медленно открылась. Лука придерживал ее, а Десмонд зашел с подносом в руках. Он угрюмо посмотрел на нас и поставил поднос на стол.

— Лука приготовил вам еду.

— После того как вы с нами так скверно обошлись, неужели вы думаете, что мы станем есть? — истерически выкрикнула Анджела.

Я слегка подтолкнула ее коленом. Нет смысла злить Десмонда. Мы уже однажды видели, на что он способен в гневе.

— Мне очень жаль, — сказал он, — но вы сами навлекли это на себя, когда стали шпионить за мной. Я же попросил вас держаться подальше от крепостных стен. — Он смотрел главным образом на меня, а не на Анджелу. — Я думал, что ты умнее, Лиза.

— Мы наблюдали за вами, полагая, что вы охотились на оленя, — поспешно заверила его я. — И это единственная причина. И мне кажется, что вы должны этому радоваться, после того, что случилось в горах.

— Радоваться? — удивленно переспросил Десмонд.

Я кивнула:

— Да, Десмонд. Может ли подобный человек пропасть, не вызвав вопросов своим исчезновением? Он, наверное, сказал кому-то из знакомых о том, что собирается сюда, чтобы поохотиться. Начнутся его поиски, а у вас есть два беспристрастных свидетеля в лице Анджелы и меня, чьим показаниям должны поверить. А мы видели, как он напал на вас обоих. Нам даже показалось, что он убил Луку, а потом выстрелил в тебя. Ты же мог застрелить его тогда, правда?

— Да, — ответил он, изучающе глядя на меня. — Я мог застрелить его тогда.

— Но не сделал этого, не так ли? — поспешно продолжила я. — Вместо этого ты стал его преследовать и попытался схватить, не причинив ему вреда. Я видела, как ты подал Луке сигнал прикрыть тебя, а сам бросился за ним, а он остановился и прицелился. Он собирался тебя убить, правда?

— Возможно, — задумчиво произнес Десмонд. — Кто может знать, что происходит в голове другого человека в такой момент. Даже если этот человек… — Он внезапно замолчал.

— Он убил бы тебя, не сомневаюсь в этом, — поспешно продолжала я. — Но Лука выстрелил первым, и мне показалось, что он сделал это только для того, чтобы предупредить его, а не убить. Я права? Такой сигнал ты передал Луке?

— Да, Лиза, — ответил он и улыбнулся, но улыбка его была горькой. — Именно такое распоряжение я отдал. Я не хотел причинять ему вреда. Я надеялся, что смогу убедить его. — Он прислонился к стене, рядом с дверью, его темные брови были нахмурены. — Ты даже более наблюдательна, чем я думал.

Я ухватилась за то, что казалось мне преимуществом.

— Именно об этом я расскажу полиции, если меня спросят. Или в суде. Я расскажу правду, и Анджела — тоже. Мы станем свидетельницами защиты, а не обвинения.

— Ты могла бы стать хорошим адвокатом, — сказал он. — Ты назвала бы это смягчающими обстоятельствами? В твоем представлении я уже признанный виновным убийца. А тебе не приходило в голову, что в этом замешан не только я?

— Я слышала, что суды в Испании находятся вне политического и бюрократического контроля, — заметила я. — Лука выстрелил, чтобы предупредить того человека, а не для того, чтобы убивать его, хотя твоя жизнь была в опасности. Не могу себе представить, чтобы какой-либо суд мог обвинить Луку.

— А что касается меня, ты ожидаешь, что я отдам себя на милость правосудия?

— Мне кажется, тебе следует нанять хорошего адвоката и пойти в полицию, — с отчаянием сказала я. — Признайся в том, что произошло. Расскажи им правду — о том, что были смягчающие обстоятельства. Ты должен это сделать, Десмонд.

— И вы не станете выдвигать против меня обвинений? — спросил он. — И все произойдет, как в ваших американских фильмах, — раскаявшийся получит легкий приговор. Боюсь, что ты недооцениваешь испанские суды, Лиза. И испанское правосудие.

— Это единственное, что тебе остается сделать, Десмонд. Ты должен…

— Я был бы рад любому средству, которое помогло бы вам избавиться от последствий вашего глупого подсматривания, — медленно произнес он. — Но ты не права, Лиза. Это не единственный путь.

— Десмонд, ты должен, — внезапно вмешалась Анджела. — Ты же не… причинишь нам вреда?

Десмонд задумчиво посмотрел на нее, и его серые глаза вспыхнули гневом.

— Лиза пришла к выводу, что я убийца. Ты ничего не понимаешь, кроме своих собственных эмоций. Как ты думаешь, почему она так старается убедить меня, что вы обе станете свидетельствовать в мою защиту? Сказать тебе, Анджела? Решение, которое должен принять убийца, — оставить ли двух свидетельниц своего преступления или ни одной!

— Десмонд! — с ужасом вскрикнула она. — Ты не можешь!

— И я должен безоговорочно довериться вам обеим, не так ли? Несмотря на ваше вероломство и слежку с помощью полевого бинокля? Каким я был бы дураком, если бы сделал это.

Он отвернулся от нас, и Лука осторожно приоткрыл дверь.

— Десмонд, подожди!.. — воскликнула я. Он, нахмурившись, оглянулся на меня:

— Ты что-то забыла, Лиза? Может, ты забыла о том, что, увидев в моей комнате фотографию, сочла меня убийцей Изабеллы Дамас. Я имею в виду фотографию, с которой ты в спешке и страхе смахнула разбитое стекло?

Он вышел, и дверь закрылась. Мы услышали, как Лука тщательно запирает за ним дверь.

Анджела посмотрела на меня обезумевшим взглядом и бросилась лицом вниз на кровать.

— Зачем ты завезла меня в это ужасное место, Лиза? — простонала она. — Зачем?

«Но это же ты познакомилась с Десмондом, — подумала я. — Ты захотела провести ночь в испанском замке. И если бы не ты, мы никогда не отстали бы от других студентов на Мальорке, не познакомились с Десмондом и не оказались бы здесь».

Но я ничего не сказала, только обняла ее и удерживала до тех пор, пока она не перестала плакать. Она не обратила внимания на его слова по поводу Изабеллы Дамас и о фотографии. Я содрогнулась при воспоминании об этом, радовало только то, что она не поняла. Убийство было не в новинку для Десмонда. Разве он не признался только что в убийстве Изабеллы Дамас, совершенном в Барселоне, незадолго до того, как он с нами познакомился? Изабелла Дамас — женщина, на которой он был женат.

— Нам нужно что-нибудь поесть, — сказала я, глядя на поднос. — Здесь есть кофе.

Я подняла салфетку. На подносе стояло накрытое блюдо, две тарелки, вилки, но ножей не было, черный хлеб…

— А что там в блюде? — спросила Анджела, чуть приподнявшись.

Я сняла крышку и посмотрела — небольшие зажаренные золотисто-коричневые кусочки мяса. Грибы, фасоль…

Я поспешно опустила крышку, почувствовав дурноту.

— Это что-то… жареное…

Анджела пристально посмотрела на меня.

— Соте? О нет! Лиза, это оленина.

Мы пили кофе и отщипывали маленькие кусочки хлеба, с тревогой ожидая наших тюремщиков. Их возвращение вернуло назад и страх, который было так трудно скрыть. Анджела даже и не пыталась утаить охватившие ее чувства, когда Лука открыл дверь, а Десмонд зашел в комнату. Он приоткрыл блюдо и нахмурился, увидев, что содержимое осталось нетронутым.

— Луке стоило немалого труда приготовить это для вас, — заметил он.

— Мы не смогли есть оленину после того, как увидели, как этот ужасный человек убил оленя.

— Почему вы называете его ужасным?

— Если бы его здесь не оказалось, разве мы попали бы в такую беду?

Десмонд сохранял мрачное выражение лица.

— Я же говорил вам, что намерен разыскать его. Если бы этого не произошло здесь, то я встретил бы его в Мадриде или на севере. Но я непременно нашел бы его. А вы так же были бы со мной. — Он помедлил. — Хотя, может, ваша глупость не завела бы вас так далеко.

— Нужно ли говорить о том, как глубоко мы сожалеем, — с чувством произнесла я.

— Слишком поздно сожалеть.

— Значит, вы собираетесь?.. — Я с ужасом воззрилась на него. Я ощущала, как рядом со мной Анджела замерла от страха.

Он покачал головой, избегая моего взгляда.

— Я еще не знаю, как поступить с вами. Пока у меня не было возможности решить, — сказал он. — Я хотел оставить вас здесь, в Махинас, чтобы вы пересекли границу без меня. Но теперь это… невозможно.

Глядя на него, я не могла не думать о тех приятных первых днях знакомства. Хотя даже тогда его дружелюбие было всего лишь маской убийцы. Уже тогда он пытался избежать последствий другого убийства, используя нас с Анджелой как средство спасения.

— Ты можешь и сейчас поступить так, Десмонд! — дрожащим голосом произнесла Анджела. — Обещаю…

Его холодный взгляд остановил ее.

— Я не доверяю тебе, Анджела, что бы ты ни пообещала, — холодно заявил он.

— Тогда давайте поедем во Францию вместе, — с отчаянием предложила я, — если во Франции для вас безопасно. Возьмите Луку с собой. Вдвоем вы сможете неусыпно за нами наблюдать, и вам не придется полагаться на обещания. Вы сможете обезопасить себя.

— Расстояние слишком велико, — заметил он. — Вам будет легко предать нас.

— Ты считаешь, что каждая женщина, с которой ты знакомишься, способна предать? — спросила я, вспомнив фотографию и надпись на ней: «Amor, amor! Изабелла Дамас». Возможно, Анджела была права. Я понимала это сейчас.

— Такое случалось прежде, — заметил он. Мне стоило большого труда встретиться с ним взглядом, но наконец я решительно посмотрела ему в глаза.

— Мужчина, который верил и убил, наверное, совершил убийство из ревности, или желания отомстить, или из-за того и другого. Здесь должна быть замешана женщина. Он мог потерять ее из-за другого мужчины… Он удержал мой взгляд.

— Могла ли бы ты простить это? Могла бы ты найти оправдание для него, Лиза?

Я содрогнулась. Разговор проходил таким образом, словно мы обсуждали кого-то третьего, не представлявшего большого интереса ни для кого из нас.

— Нет, — прошептала я. — Не могла бы оправдать, но могла бы понять. Если бы я… кого-то сильно полюбила, то тоже могла бы испытывать ревность, если бы этот человек дал мне основание. Говорят, такая любовь может превратиться в ненависть. Люди, которые любят таким образом, должны быть уверены, что их любовь взаимна.

Я почувствовала, как Анджела с изумлением отодвинулась от меня. Я посмотрела на нее и увидела, что она испытывает замешательство и в то же время любопытство.

Десмонд кивнул:

— Да, думаю, что ты могла бы так любить, а Анджела — нет. Он любил именно так. А когда ты любишь таким образом, а тебя предают, любовь превращается в нечто ужасное. Она способна довести человека до безумия. Ты видела, как она была прекрасна.

— Женщине трудно оценивать красоту другой женщины. Думаю, она… привлекала мужчин.

— Ты не находишь ее прекрасной? — прищурившись, спросил он.

— Нет, Десмонд, мне кажется, она была прекрасна, — спокойно сказала я. — Действительно, очень красива, во всяком случае, что касается ее лица и тела.

— Ты считаешь, что в красоте женщины должно присутствовать нечто еще?

— Да, есть и другие качества, представляющие интерес. В лице должен отражаться характер. Верность, понимание, доброта, сострадание… Эти качества проявляются даже на фотографии. Конечно, я никогда не видела ее.

— Ты права, — задумчиво произнес он, словно разговаривая с собой. — Верность, понимание, доброта, сострадание были чужды ей. А для тебя они важны, не так ли?

— Не только для меня. Подобные качества — суть женской натуры.

— Но не ее, — заметил он. — Когда я приехал сюда с вами, ее фотография висела в этой комнате. Я раздавил ее каблуком. Когда-то он считал Изабеллу символом всего самого желанного в женщине. Каким же слепцом он был! И каким глупцом!

— Изабелла? — переспросила Анджела. — Какая Изабелла?

Она со всевозрастающим страхом переводила взгляд с Десмонда на меня.

Он посмотрел на нее, но не ответил и снова обратил свой взор ко мне.

— Любовь окружает ореолом объект своих чувств, — заметила я.

— Верно, — согласился Десмонд. — Он видел только мечту, которую лелеял с юных лет. И эта мечта затмила реальность. Было множество недостатков, но он не видел их. Он сделал Изабеллу Махинас Изабеллой Дамас. Он женился на ней.

— О нет! Вы же говорите о той девушке из Барселоны, — пробормотала Анджела. — О той, которую убили.

— Он видел только ее красоту, — продолжал Десмонд, словно не слышал слов Анджелы. Его слова прозвучали словно оправдание. — Он осознавал только то, что она заставляла его чувствовать. Когда она покинула его, он отказывался в это поверить. Только когда она ушла, до него начали доходить слухи, он стал узнавать такие вещи, которые ему уже давно следовало знать. В течение двух лет их брака у нее были другие мужчины. Многие знали об этом. Она всегда была хорошей танцовщицей, а теперь, когда вновь обрела свободу, то стала использовать свое искусство для того, чтобы привлекать мужчин. Ей не нужны были деньги, но она испытывала ненасытную потребность в мужчинах.

Внезапно я снова ощутила страх. Казалось, снова приближалась смерть.

— Она переехала в Барселону? — спросила я. Десмонд кивнул:

— Он стал читать о ней в газетах. Она танцевала в Мадриде, Валенсии, Толедо, Гранаде. Жила в отелях, квартирах. Никогда не оставалась подолгу одна…

— Но один мужчина задержался дольше, чем другие… — понизив голос, произнесла я.

— Да. Один с самого начала. Она переехала в его квартиру в Барселоне. Этот человек был богат, имел власть у фалангистов.

— Муж нашел ее там?

Он слабо улыбнулся:

— Как хорошо ты все понимаешь, Лиза. Да. Ему пришлось. Она все еще носила его имя. Дамас! Одно из старейших, почтеннейших имен Испании. Втоптала его имя в грязь своей похотью. — Он внезапно замолчал, тяжело дыша. Два огонька пылали в его глазах. — Он пришел к ней. Он не хотел причинять ей вред — только забрать ее домой. Когда он увидел ее в дверях, ему показалось, что ничего не изменилось. Она по-прежнему была прекрасна. Он ощутил порыв желания. Но ее любовник был дома, и она позвала его на помощь. Он пришел, но испугался, этот Нуньес, и думал только о том, чтобы бежать. Он, конечно, мог бы убить Нуньеса, но она стала бороться с ним и удерживала его до тех пор, пока любовник не сбежал. Думаю, его охватило безумие. Он убил ее.

Я в ужасе сказала:

— И твое имя Дамас? Вовсе не О'Нил. Но Дамас?..

Я видела, как пот выступил на его лбу и верхней губе.

— Семья Дамас — одна из старейших, великих семей Испании, — торжественно сказал он, — значительнее, чём семья Махинас. Более благородная и почитаемая. Лука подтвердил бы вам это, если бы мог. Этот брак оказал честь семье Махинас, а не Дамас, но она разрушила его. Теперь ты понимаешь, почему она была убита?

— Я могу понять. Но разве в Испании crimes passionnels не наказываются менее… сурово, чем в остальном западном мире? — осторожно спросила я.

— В некоторых латиноамериканских странах. Здесь, в Испании, мы отошли от старых законов, позволявших мужу убить жену и ее любовника. Говорят, мы стали цивилизованными, — цинично бросил он.

— Но с твоим именем к тебе должны отнестись с сочувствием кортесы. Что, если тебе апеллировать к генералу Франко?

Он направился к двери, Лука открыл ее и стоял, глядя на нас. Десмонд оглянулся и посмотрел на меня.

— Если бы она была такой же, как ты… — Он не закончил фразу. Дверь за ним закрылась, и мы услыхали звук удаляющихся шагов. Рядом со мной стояла, вся дрожа, Анджела.

— Десмонд и есть барселонский убийца, — прошептала она. — Он убил ту танцовщицу, как и того мужчину сегодня. Когда мы познакомились, он уже был убийцей! О, Лиза!

Но я смотрела на закрытую дверь, и мой страх уменьшался, сама не знаю почему.

За окном стемнело, и долина заполнилась пурпурными тенями. Анджела лежала на постели и либо тихо плакала, либо обвиняла меня в своих несчастьях, потом погрузилась в беспокойный сон, от которого с криком, пробудилась, когда Лука втолкнул в дверь наши чемоданы.

Он улыбнулся мне и снова запер дверь. Я зажгла лампы и закурила сигарету. Мой мозг продолжал взвешивать одну возможность за другой, но не находил иного пути бежать из этой комнаты, кроме как расправиться с одним из наших тюремщиков. А если мы попытаемся сделать это, то утратим подобие взаимопонимания, которое установилось у нас с Десмондом.

Но я не могла сидеть без дела и лелеять свой страх, как это делала Анджела. Пошла приняла душ. Вода была почти холодной. Поспешно растираясь полотенцем, я подумала, что Лука, по-видимому, решил, что нам больше не нужна такая роскошь, как горячая вода. Эта мысль заставила меня содрогнуться. Я достала платье из чемодана и тщательно наложила косметику. Анджела скептически наблюдала за мной из своей постели.

— Что ты делаешь? — с некоторой долей раздражения спросила она.

— Освежаюсь, — ответила я. — Надеялась, что это улучшит мое моральное состояние, и действительно помогло. Я чувствую себя лучше. Пожалуй, меньше боюсь. Почему бы и тебе не сделать то же самое?

— Если бы этот… убийца или его глухонемой приятель пришли, когда я была в ванной, я тотчас же умерла бы!

— Я дам тебе знать, если услышу их шаги.

Анджела вздрогнула:

— Не понимаю, как ты можешь оставаться такой хладнокровной. Они могут явиться в любой момент и… — Ее голос пресекся, и она замолчала, снова в глубоком отчаянии погрузив лицо в подушку.

Я закрыла пудреницу, подошла к ней и села рядом.

— Думаю, что теперь Десмонд не причинит нам вреда, — сказала я. — Сначала он, возможно, и хотел нас убить, но не сейчас.

Анджела быстро вскинула голову и посмотрела на меня. Волосы ее были спутаны, никогда еще я не видела ее столь непривлекательной. При свете лампы я увидела, что ее подушка мокра от слез и перепачкана помадой. На ней все еще было разорванное платье.

— Почему? — воскликнула она. — Ты же не думаешь, что, раз ты вела с ним беседы и наврала, будто сочувствуешь ему, он отпустит нас отсюда, чтобы мы навели на него полицию? Или, может, ты надеешься, строя ему глазки, что он возьмет тебя с собой, раз он сказал, будто сожалеет, что не ты была его женой вместо Изабеллы? Ты же знаешь, что он сделал со своей бывшей женой.

Я вспыхнула и в гневе вскочила.

— Я не врала ему. И не строила глазки! Если надеешься разжалобить его своим видом, оставайся как есть. Но мы вместе попали в эту историю и только вместе сможем из нее выбраться. Ссоры друг с другом не помогут нам!

— Я не ссорюсь с тобой, Лиза. — Анджела снова уткнулась лицом в подушку. — Я с ума схожу от страха. Я не такая, как ты. — Голос ее был приглушен подушкой. — Я не могу одеваться, не могу наложить на лицо косметику. Я стану снова плакать, и она потечет. В конце концов, какое имеет значение, как мы выглядим. Они все равно убьют нас, как бы привлекательно мы ни выглядели.

— Никто не собирается причинять нам вред, — решительно заявила я, хотя сама не слишком была убеждена в этом. — Я уверена. Если бы они собирались что-то с нами сделать, то давно уже сделали бы. Десмонд не желает нам зла. Я уверена в этом.

— Хотелось бы и мне думать так же, — бесцветным тоном проронила Анджела. — Но не могу. Я просто в ужасе.

Я услышала какой-то звук и воскликнула:

— Слушай!

— Что это? — Анджела села и уставилась на меня широко раскрытыми глазами.

— Кто-то заводит «Долорес».

— Нет! — закричала она. — Это значит, что они собираются уехать без нас.

Мотор неохотно заработал. Звук усилился, затем стал удаляться. Я с облегчением вздохнула, но Анджела не обратила на это внимания.

— Кто-то уехал на «Долорес», — бессмысленно сказала я.

— Они оставили нас здесь! — в ужасе закричала Анджела. — Вот что они сделали. Никто сюда не приходит, кроме Луки. Ты слышала, как он это говорил. Они оставили нас умирать с голода…

— Может, Десмонд просто съездит в деревню, — сказала я, стараясь сохранять спокойствие.

На какое-то мгновение та же пугающая мысль пришла и мне в голову. Я представила, как они готовятся к отъезду, как Десмонд решает не оставлять свидетелей в живых. Я вообразила, что мотор работает вхолостую, а двое мужчин крадучись пробираются по коридору к нашей двери. Нож или веревка, открытое окно, долина внизу…

Я содрогнулась. Все еще пытаясь обрести самообладание, я напряженно прислушивалась. Где-то неподалеку кто-то двигался, зазвенели блюдца. Я снова обрела способность дышать.

— Лука еще здесь. Я слышу его. Успокойся и прислушайся. В конце концов, они не оставили нас на голодную смерть. Не следует воображать нечто худшее, чем наше положение на самом деле.

— А разве может быть что-либо более ужасное? — безнадежно спросила она.

Я подошла к окну и выглянула, Анджела погрузилась в мрачные раздумья. С наступлением ночи долина приобрела какую-то призрачную красоту. Она удерживала меня против воли, и я наблюдала, как меняются цвета, приобретая более темные оттенки.

Тут я вздрогнула — до меня донеслись звуки музыки, очень тихой, но явно различимой.

Глядя на пустую долину, я почувствовала, как волосы у меня встают дыбом. Из пустынной долины, где, как я считала, лежал только мертвец, в мое окно проникала музыка, чуть слышная, но не вызывающая никаких сомнений. Меланхолическое бренчание гитары, такое же, как мы слышали в кафе, где исполнялось фламенко в Барселоне. Давно. Столетия назад, когда мы еще не представляли, что такое ужас.

— Что это, Лиза? — Анджела села, выпрямившись на краю кровати. В звуке было что-то сверхъестественное и жуткое.

— Не знаю точно, — ответила я.

— Это не может быть Лука. Я слышу, что он на кухне. А Десмонд уехал на машине…

Мы замерли. Мужской голос запел под музыку, произнося невыразимо печальные слова, которые я не могла понять:

Para mayor scntimiento Pasa cl Ebro por tu pucrta Y no me das de bebcr Tenicndo el agua tan cerca…[ Пробуждая огромное чувство,

Течет Эбро через твою дверь.

Но ты не даешь мне напиться,

Хотя вода от тебя так близко… (исп.)]

Голос и тихое бренчание инструмента замерли, и наступила тишина.

— Что он пел? — нахмурившись, спросила Анджела. — И кто он? Лиза, голос немного похож на голос Десмонда…

— Десмонд еще не вернулся. И это не может быть Лука. Анджела, ты представляешь, что это значит? Здесь есть кто-то еще. Третий человек. Тот, кто может помочь нам бежать.

Анджела пристально вгляделась мимо меня в темную пустоту за окнами и передернулась.

— Кто-то там?

— Нет, мне уже не кажется, что — там, Анджела, — в одной из комнат. Может, из комнаты Десмонда в конце коридора…

— Позови его, Лиза. Попроси его помочь нам. Кто бы он ни был, он лучше, чем Десмонд.

Она встала с кровати и подошла к окну, где стояла я. В комнате тоже стемнело.

— Может, он не поймет меня, но ты права, Анджела, — сказала я. — Кто бы ни был этот певец, он менее опасен для нас, чем Десмонд.

Я открыла окно и, высунувшись как можно дальше, повернула голову в сторону услышанных нами звуков. Человек все еще был там. До меня доносилось почти неразличимое бренчание. Звуки столь полные грусти, что они пугали меня.

— Atender! — крикнула я и прислушалась. И затем: — Ayuder mi! Помогите мне!

Раздалась резкая нота, словно ответ на мой призыв, и все звуки замерли. Мы с Анджелой прислушались, сердца наши бешено бились. Никакого ответа. Я снова попыталась окликнуть. И еще, и еще. Потом перешла на английский.

— Бесполезно, — в конце концов сказала Анджела. — Он слишком боится, чтобы ответить нам. Или не слышит тебя!

— Нет. Он должен нас слышать. Мы же слышали его. — Я закричала еще громче: — Помогите нам, кто бы вы ни были! Пожалуйста. Мы здесь, в конце коридора. Мы заперты. Вы должны выпустить нас! Вы должны!

Мой голос отдался вдали тихим эхом, затем замер.

— Он не поможет нам, — сказала Анджела.

— Вполне вероятно, он и не в состоянии помочь, — в отчаянии сказала я. — Может, он тоже пленник. Какой-нибудь сторож или слуга семейства Махинас.

Анджела снова присела на край своей кровати.

— Лиза, мы действительно слышали чей-то голос? Живой голос? Я хочу сказать, в таком старинном замке, как этот, где в прежние времена происходило столько сражений, где людей убивали и мучили самым диким образом… не может ли быть?.. Ведь может?..

Я подавила дрожь. Мне начинало казаться, будто в этом ужасном месте все возможно, но, тем не менее, я решительно заявила:

— Глупости. Мы обе отчетливо слышали: кто-то пел и играл на гитаре. В мире не существует никаких призраков. Ты знаешь это так же хорошо, как и я.

— Да, — согласилась она. — Да, конечно. Я веду себя глупо. Извини, Лиза. И все же Десмонд уехал в деревню и не вернулся. Голос напомнил мне его, так как Десмонд пел в том месте, куда он водил меня в Мадриде, где исполняли фламенко. Но это не Десмонд, просто не может быть он. Так кто же это? Здесь только Лука, и никого больше.

— Здесь есть кто-то еще, — заявила я. — Мы обе слышали его. И я позову его еще раз. Он… — Я оборвала себя на полуслове.

Кто-то шел по коридору к нашей двери. Он передвигался очень тихо, крадучись…

Я подошла и встала рядом с Анджелой. Я тоже испугалась этих крадущихся шагов, как и она. Наша комната погрузилась в полную тьму; ни Десмонд, ни Лука не сочли нужным дать нам лампу, а мой фонарик остался в машине. Многое я отдала бы в тот момент за луч света.

Звук шагов замер у нашей двери. Анджела вцепилась в меня, но я боялась Десмонда больше, чем кого бы то ни было, и, стряхнув ее руки, ощупью направилась к двери.

— Мы заперты здесь, — сказала я. — Выпустите нас, пожалуйста. Nosotros son prisioneros. Librar nosotros!

— Quien es?

Голос был глубоким, как у Десмонда, но отличался от его. В нем отражалась холодность, которой я не замечала у Десмонда даже в худшие моменты.

— Ради бога, выпустите нас отсюда! — закричала я. — Нас заперли здесь, и нам страшно. Единственное, чего мы хотим, — покинуть это место. Пожалуйста, выпустите нас. Мы больше ни о чем вас не просим!

— Ты англичанка. И ты не одна? — Голос его прозвучал скорее удивленно, чем угрожающе. Его акцент был более ярко выраженным, чем у Десмонда.

— Две женщины. Мы американки! — воскликнула я. — Если вы нас не выпустите, сюда явится полиция, разыскивая нас. Это точно. Американское консульство уже наводит о нас справки. К этому времени оно, вероятно, уже связалось с полицией и гражданской гвардией.

— Откройте дверь! — пронзительным голосом закричала подбежавшая к двери Анджела. — Вы должны выпустить нас! Должны. Десмонд Дамас запер нас здесь. Он сумасшедший. Он убийца. Он хочет убить нас. Вы должны помочь нам бежать. Отвезите нас в полицию. Они знают, что мы здесь. Они арестуют вас вместе с остальными, если вы этого не сделаете…

Я оттащила ее, задыхающуюся, от двери.

— Успокойся, Анджела, — прошептала я. — Ты угрожаешь ему. Он может испугаться.

Мужчина не отвечал.

— Вы еще здесь? — взволнованно спросила я. — У моей подруги началась истерика от страха. Не обращайте на нее внимания. Она сама не знает, что говорит. Мы не собираемся идти в полицию. Все, что мы хотим, — это покинуть это место и отправиться своей дорогой. Во Францию. Куда угодно, только подальше от Испании и от Махинас. Единственное, чего мы хотим, чтобы нам позволили уйти отсюда, не причинив никакого вреда.

Он так долго молчал, что я решила, что он ушел. Но наконец он заговорил:

— Десмонд ничего мне об этом не говорил. — Его голос прозвучал очень тихо. — Кто вы? Ты, которая сейчас говорила, ты его novia? Его женщина?

— Нет, — ответила я. — Мы просто две американские туристки. Он вел нашу машину. Он воспользовался нами, чтобы бежать из Барселоны. Его разыскивает полиция. Его искали там. В Барселоне…

— Итак, полиция преследует Десмонда? Это правда? Тогда они могут последовать за ним сюда.

— Они приезжали в деревню в тот день, когда мы приехали. — Казалось, как давно это было. — Гражданская гвардия…

— Я должен обдумать все это, — тихо произнес он. — Это нехорошо.

— Нет! — воскликнула я. — Вы должны отпустить нас как можно скорее. Это очень важно. Сейчас же! Прежде чем вернется Десмонд или придет Лука.

— У вас есть план побега? — Голос его прозвучал громче, почти взволнованно.

Я заколебалась, ощутив возможность освобождения и желая в этом удостовериться.

— Мы заперты здесь. Прежде всего нам надо выбраться из этой комнаты.

— Возможно, я смогу вам помочь, — произнес он. — Они оставили ключ в замке. Да. Но вы должны пообещать поступать точно так, как я скажу.

— Все, что угодно! — с готовностью согласилась я. — Только выпустите нас отсюда.

Он стал поворачивать ключ. Я ощутила учащенное дыхание Анджелы и положила ладонь ей на руку, сдерживая ее на случай, если она попытается броситься мимо него, как только откроется дверь, и привлечет к нам внимание Луки, а у Луки есть винтовки.

Дверь стала медленно, дюйм за дюймом открываться. Я с трудом подавила импульс самой броситься мимо него на свободу.

— Что это? — Я содрогнулась. Я не видела его, словно мы разговаривали с бесплотным духом во тьме.

— Во-первых, вы должны внимательно выслушать меня, — тихо сказал он. — Похоже, вы глупые, иначе не попали бы сюда. Но вы должны выслушать и попытаться понять то, что я скажу.

Прежде всего вам следует понять одну вещь — я тоже стал пленником Десмонда, хотя и обладаю большей свободой, чем вы.

— Но почему? Он боится, что вы тоже можете пойти в полицию? Вы что-то знаете… о нем?

— Я сказал, что вы должны слушать, а не задавать вопросы. Кажется, я слышу шум приближающейся машины, и Лука вскоре должен принести мне еду. Вы не сможете бежать одни. Когда они обнаружат, что вас нет в комнате, сразу начнут поиски. Куда вы побежите? В лес? Но там волки. В деревню? Но деревенские жители встанут на сторону Десмонда и Луки, а не таких, как вы, иностранок. Даже если вы спрячетесь в лесу, он найдет вас при дневном свете. Он может привлечь к вашим поискам человек двадцать крестьян, и он сделает это, когда обнаружит, что вы исчезли. Он уже приносил вам поесть?

— Да. Лука принес нам еще до того, как Десмонд уехал в деревню.

— Тогда есть шанс, что он не зайдет к вам больше сегодня вечером. Разве что захочет удостовериться, что вы на месте, когда понесет еду мне. Я прав?

— Да.

— Тогда у нас мало времени. Но достаточно для того, чтобы спрятать вас там, где он не сможет найти, так как он подумает, что вы побежите в деревню, и будет искать вас там. Пойдемте. Следуйте за мной не отставая. Мы должны торопиться. Слышите машину?

Теперь все мы отчетливо слышали «Долорес», когда она взбиралась на крутой склон по узкой извивающейся дороге, ведущей от деревни.

Мужчина широко распахнул дверь и шагнул назад.

— Пойдемте со мной, — сказал он.

Я видела его только тенью во тьме; высокий, стройный мужчина поспешно вел нас по направлению к комнате Десмонда. Прошагав мимо нее, он остановился у другой двери, которой я не замечала раньше. Она была не заперта и заскрипела, когда он открывал ее.

— Здесь множество каменных ступеней. Они влажные и скользкие, так что идите за мной осторожно, иначе упадете. Нам нельзя зажигать фонарь — в стене щели, и он может увидеть свет.

Казалось, ступеням не будет конца, и запах сырости и плесени по мере того, как мы спускались, все усиливался. Мы подошли к другому коридору и двинулись по нему, вскоре я увидела ступени впереди и почувствовала у себя на лице прохладный ветерок.

Затем наступила полная тьма, от которой меня бросило в дрожь, но его рука больно сжала мою.

— Мы должны успеть пересечь открытое пространство, до того как оно осветится светом фар, когда он поднимется на холм. — Так что нам следует поторопиться! Давайте!

И он, держа каждую из нас за руку, потащил нас вперед по короткой жесткой траве мимо крошащихся старых стен замка.

Я с тревогой оглядывалась вокруг, стараясь сориентироваться в новой обстановке, и увидела слабый свет фар «Долорес», подскакивавшей на неровной дороге не более чем в полумиле от нас. Я попыталась рассмотреть лицо мужчины, но он слишком быстро увлек нас в тень обвалившейся стены и…

— Сюда! — хрипло крикнул он. — Быстро. Мы миновали рухнувший фрагмент стены. За пустым дверным проемом начинался еще один темный коридор. Меня втолкнули в проем, а Анджела вскрикнула и чуть не упала, последовав за мной. Оп оттащил нас в сторону и сам откинулся назад, когда огни скользнули по дверному проему. Я все еще не могла рассмотреть лицо мужчины, только видела, что у него очень темные волосы, широкие плечи и стройное тело.

Когда свет исчез, он схватил нас за руки и снова потащил.

— Скорее! Он не найдет вас здесь. Но я должен вернуться в комнату, прежде чем он заметит мое отсутствие. Если он обнаружит, что вы бежали, начнутся поиски, Возможно, мне придется помогать им, но я вернусь, как только они откажутся от поисков ночью. Тогда я выпущу вас.

Я инстинктивно отпрянула, но он сжал мою руку еще крепче, принуждая меня спешить вперед.

— Если мы сможем добраться до машины? — отважилась вмешаться Анджела. — До нашей машины…

— Нет, — заявил он. — Они тотчас же хватятся и пустятся в погоню за вами. — Он остановился и открыл дверь слева от меня. Она скрипнула на ржавых петлях. — Я достану для вас машину в деревне. С вашей он, несомненно, примет меры предосторожности.

— Он уже забирал крышку распределителя зажигания, — сказала я. — Иначе он ни за что не схватил бы нас.

— Значит, он сделает это снова, — заметил незнакомец. — Сюда! Здесь не слишком удобно, но вы будете в безопасности. Я уже пользовался этим местом прежде, но им и в голову не придет, что вы знаете о его существовании. Там у стены стоит скамья и одеяло, которое я оставил. Вы не должны шуметь. Помните это! У Десмонда острый слух. Найдите скамью и одеяло сейчас же, пока я не ушел. Но поторапливайтесь. Если он обнаружит мое отсутствие, мы все пропали.

Я шла во тьме ощупью, направляемая его рукой. Споткнувшись, я чуть не упала и вскрикнула.

— Тише! — прошептал он. — Найди скамейку и одеяло! Быстрее. Я должен идти.

Мне казалось, будто меня бросили в тюрьму, приводила в замешательство его грубость.

Мои протянутые руки коснулись холодного камня, колено больно ударилось об угол скамьи. Я услышала, как сзади тяжело упала на пол Анджела.

Я поспешно обернулась:

— Анджела, ты ушиблась?

Я пошла к ней и чуть не упала снова сама.

— Я обо что-то споткнулась, — задыхаясь, произнесла она.

— Моя подруга ушиблась! Вы должны помочь мне, — рассерженно обратилась я к мужчине. — Вы не можете просто оставить нас здесь в темноте. Нам нужен свет. У вас есть спички или что-нибудь?..

Я замолчала. С того места, где он стоял, не доносилось ни звука. Он не отвечал. Я быстро вскочила.

— Подождите! Нам нужен свет! Вы здесь?

Он не ответил. В коридоре — полнейшая тишина. Я в страхе принялась ощупью отыскивать ступень, нашла и начала взбираться вверх, ударилась суставами пальцев о ржавое железо и от боли не сумела подавить крик. Я повернулась направо, потом — налево. Руки отчаянно шарили в полной тьме, но натыкались только на холодное и жесткое ржавое железо.

— Лиза, не покидай меня! — тяжело дыша, взмолилась Анджела. — Лиза!

— Я тут.

Здесь была дверь. Здесь должна быть дверь, а не этот узор из голых полосок металла, словно на стене камеры в каторжной тюрьме.

Наконец я нашла ее! Две перекладины там, где должна быть одна. Я наклонилась, чтобы приподнять ее, и мои пальцы коснулись большого квадратного замка. Он был недавно смазан маслом, ключа не было.

Мне стало дурно. Мы поменяли свою комнату на тюремную камеру намного хуже — этот человек запер нас в крепостной темнице. Здесь мы точно так же были в заточении, как и наверху.

Мы перестали быть пленницами Десмонда, это правда, мы просто поменяли одного тюремщика на другого, возможно даже более жестокого.

— Лиза! — позвала меня Анджела. — Лиза, где ты?

Я подошла к ней, пытаясь найти слова утешения, хотя сама ни на что не надеялась.