К концу первого месяца своего пребывания в Барнакилле Мюй­рин начала ощущать, что дела в поместье пошли гораздо лучше. И хотя судебные дела против мистера Блессингтона и мистера Генри все еще рассматривались, ей наконец сообщили оконча­тельную дату заседания – тринадцатое марта. Она надеялась, что поместье станет абсолютно платежеспособным, как только удастся вернуть часть денег Барнакиллы.

Еще больше ее радовал тот факт, что все ее намерения и идеи, похоже, приносили плоды. Промыслы давали им мясо и рыбу в из­бытке, и мясник в течение последних двух недель все повышал свои заказы. Свежая и копченая рыба и мясо хорошо продавались и с при­лавков магазина. Полковник Лоури и мистер Коул тоже решили помочь отважной молодой вдове, а заодно и пополнить свое хозяйство высококачественными продуктами из ее поместья.

Лесной бизнес шел хорошо: дерево рубили, пилили и без особой сложности откатывали к доку, оттуда можно было ор­ганизовать транспортировку в Шотландию или за границу. По­ставки торфа и дерева в город также неуклонно росли, и Мюй­рин вскоре поручила Патрику купить еще две повозки, если удастся найти их по невысокой цене.

Мебель Локлейна была прекрасного качества, и они с Циарой принесли огромную жертву, продав из дома всю сделанную его руками мебель.

– Но, Локлейн, этот шкаф… Он мне так нравится! Пожа­луйста, не продавайте его! – сопротивлялась она с глазами, неизвестно почему полными слез.

– Вы продали все, что у вас было, – напомнил ей Локлейн и распорядился грузить всю мебель.

Не сомневаясь в том, что Локлейн рассердится, когда узнает о ее самоволии, Мюйрин дождалась, пока тот ушел, и попро­сила Патрика вытащить шкаф из повозки и поставить его к ней в комнату. Он был такой красивый, с резными желудями, что она просто не могла расстаться с ним.

Многие женщины буквально нашли себя в домашней работе, в шитье и вязании и обучали друг друга. Вечером после ужина все собирались на кухне и вместе вышивали огромные покры­вала из лоскутков или шили фартуки и детскую одежду. Выпеч­ка у них тоже получалась отменная, и многие жители Эннискил­лена считали, что она лучше, чем у булочника. Мюйрин не могла оценить, насколько это справедливо, потому что им не остава­лось ничего из того, что производилось на ферме.

Локлейн организовал уроки по деревообработке, которые проводил в своем доме, хотя Циара так жаловалась на остаю­щиеся повсюду опилки и стружку, что Мюйрин выделила место в светлой теплой кухне и для мужчин.

Раз в неделю они производили капитальную уборку, зажи­гали свечи и ждали, когда более теплая погода возвестит о при­ходе весны. Коттеджи один за другим ремонтировались, а не­сколько самых опытных строителей тщательно исследовали особняк и составили список того, что больше всего нуждалось в ремонте.

Женщины без особых талантов стирали, мыли посуду, уха­живали за детьми, а также приводили в порядок старый дом, отмывая его от пыли и грязи сантиметр за сантиметром. Ло­клейн удивлялся тому, что Мюйрин вполне устраивает жизнь в практически пустом доме, но она была слишком занята и слишком утомлена, чтобы это ее волновало. По правде говоря, она почти не спала из-за страха перед ночными кошмарами, кото­рые посещали ее, стоило только закрыть глаза. Правда, при­знаться в этом она не решалась даже самой себе.

Локлейн забеспокоился, когда однажды застал ее дремлющей на стуле.

– Простите, – зевая, промолвила она, затуманенным взгля­дом обводя кабинет. – Похоже, мне так и не удалось поспать ночью. Кажется, это весьма странное место, и, когда столько мыслей вертится у меня в голове, я не могу отдохнуть.

– Вас угнетает, что вы одна? – мягко предположил Локлейн. Мюйрин взглянула на его приятное лицо, ей было интересно, помнит ли он проведенные вместе ночи в Дублине так же от­четливо, как она. Теперь это казалось таким далеким. Было бы нелепо предполагать, что он помнит это после всего, что они пережили.

– И это тоже, – нехотя признала она. – Этот дом такой боль­шой, к тому же здесь постоянные сквозняки и очень шумно.

– Может быть, вы хоть на несколько дней переберетесь в кот­тедж ко мне и Циаре? Мы будем вам очень рады. Я уверен, и моя сестра думает так же.

Мюйрин натянуто улыбнулась.

– Я бы не хотела доставлять вам неудобство. Уверена, что ваша сестра не придет в восторг от такого незваного гостя, как я.

До сих пор двум женщинам удавалось быть вежливыми друг с другом, но не более того, несмотря на все усилия Локлейна сдружить их.

– Вы бы не хотели покинуть это помещение на пару дней, пока не почувствуете себя более комфортно? – настаивал Ло­клейн, втайне ища возможности снова остаться с Мюйрин на­едине.

– Нет, правда же, это очень мило с вашей стороны, но я взрослая женщина. Глупо чувствовать себя неуютно в собственном доме. В мои годы пора бы перестать бояться ночных кошмаров.

Впервые она заговорила о кошмарах. Он вспомнил ночь, ко­торую она провела в его доме, ворочаясь в постели.

– Ни в отеле, ни в гостинице у вас не было никаких кошмаров.

– Да, но, думаю, не стоит беспокоиться. Я, наверное, просто что-то не то съела перед сном.

Она устало улыбнулась и снова уткнулась в свои расчеты. Локлейн заметил ее нервозность, но решил пока оставить ее в покое.

– В следующий раз, когда буду в городе, попрошу у доктора Фредриксона снотворного для вас.

Мюйрин залилась румянцем.

– Нет, не нужно. Со мной все будет в порядке. Простите, что я вообще об этом упомянула.

Локлейн снова и снова мысленно прокручивал этот разговор, направляясь к сараю, чтобы поработать над столом, который ему заказал полковник Лоури. Когда он решил сделать неболь­шой перерыв, то направился к своему коттеджу и взял с кро­вати несколько одеял и подушку. Прокравшись в кухню и уви­дев, что Мюйрин там нет, он прошагал наверх и открыл дверь соседней с Мюйрин комнаты. Это была большая роскошная спальня с отслоившимися обоями в золотом цвете. Он устроил себе некое подобие постели и попросил Шерон зажечь камин, чтобы спальня немного прогрелась.

Позже он съездил в город за мукой, сахаром, солью и ово­щами. По пути он зашел и к доктору. Там ему удалось достать снотворное, для чего доктору пришлось рассказать, какими напряженными были для Мюйрин последние дни:

– Я знаю, что вообще-то не рекомендуется принимать слишком много лекарств такого рода, но в последнее время она сильно переутомляется. Ей нужен покой. Она плохо ест и спит, а работы при этом выполняет больше, чем любой че­ловек в поместье.

Доктор Фредриксон нахмурился.

– Если она действительно так много работает, странно, по­чему она вечером не падает в постель как убитая.

– Вы правы. Но, возможно, слишком много мыслей мешают ей отдохнуть.

Локлейн принес лекарство домой и умудрился незаметно добавить его ей в пищу.

Он с облегчением увидел, как уже через час ее одолел сон и она уронила голову на стол. Он положил ее на кровать и укрыл одеялами, изо всех сил борясь с желанием лечь рядом, как сде­лал тогда в Дублине. Интересно, что бы она подумала, про­снувшись и обнаружив его рядом с собой?

Он нежно поцеловал ее в бровь и вышел. Затем он поспешил в свою комнату, чтобы подбросить торфа в огонь, и просмотрел несколько документов прямо там, а не внизу – на случай, если он понадобится Мюйрин.

Локлейн слышал вначале постанывание, но через некоторое время Мюйрин успокоилась, и он посчитал излишним заходить к ней. Наконец он сдался подступившему сну, довольный тем, что его план сработал, и крепко уснул до утра.

На следующий день Мюйрин проснулась значительно посве­жевшая и спустилась вниз, едва ли не подпрыгивая, так бодро она себя чувствовала. Локлейн с облегчением заметил, что она выглядит намного лучше, и решил, что в этот вечер снова даст ей снотворное.

Как только она закончила утренний туалет, в кухню вбежал Марк.

– Мюйрин! Мюйрин! Там корабль причаливает!

Накинув шаль поверх темно-синего платья, она побежала к берегу.

Ее двоюродный брат Майкл как раз сходил на берег. Он крепко обнял ее и покружил, когда она буквально впорхнула в его объятия.

– Вижу, ты получил мое письмо, – засмеялась она, заметив загоны для животных, прикрепленные на палубе.

– Конечно, хотя твой отец уже пообещал выслать твоего жеребца и кобылу, как только ты обустроишься как следует, – живо ответил Майкл, разглядывая сестренку. – Мне очень жаль, что у тебя все так вышло.

Мюйрин отмахнулась от его соболезнований:

– Он умер. Больше не о чем говорить. Мне остается жить дальше. Это поместье будет процветать, как только у нас по­явится новый скот, – сказала она и прошлась вдоль загонов, пересчитывая коров, овец и кур. – Надеюсь, Финтри не оста­лось совсем без живности? – засмеялась она через миг, с вос­хищением глядя на зверинец.

– Не совсем. Мы с Нилом взяли по несколько животных из наших поместий. Ты заплатила за них ценными бумагами, ко­торые Нил мог незаметно перевести для тебя в наличные. Я ни­кому ничего не рассказывал, клянусь. Но кое-какие пожилые тетушки и дядюшки прислали тебе кур и гусей в качестве сва­дебных подарков, а остальные прислали наличные, и им даже ничего не пришлось объяснять.

– А мама, папа и Элис не догадываются, что здесь все не так безоблачно?

– Они, конечно, хотели и сами приехать. Но Элис беремен­на, а твоего отца снова беспокоит подагра, поэтому вопрос от­пал сам собой. Ты прекрасно знаешь, каким бурным бывает море в это время года, хотя, честно говоря, мы удивительно легко добрались. Нил бы тоже приехал, но ему надо разобрать­ся с целой грудой твоих бумаг и с несколькими очень важными судебными делами, находящимися в рассмотрении, из-за чего он не смог вырвать для поездки даже несколько дней. Но он передал привет и обещал связаться с Энтони Лоури в Дублине в связи с судебным процессом тринадцатого марта, – сказал Майкл.

Мюйрин вздохнула:

– Мне ужасно неловко из-за того, что я ввела их в заблуж­дение, будто здесь все прекрасно. Но что мне еще остается? Ты не представляешь себе, каковы они на самом деле.

– Как бы то ни было, я знаю дядюшку Алистера, – горько рассмеялся Майкл. – Он абсолютно нетерпим к неудачам, и у него всегда было свое представление о том, как тебя следует воспитывать и как тебе себя вести. Ему стоило только взглянуть на твое платье, на твои руки – и он бы сразу же настоял на твоем возвращении в Финтри, даже если бы для этого ему при­шлось силой тащить тебя на борт «Андромеды».

– Но я же не настолько ужасно выгляжу? – взволнованно спросила Мюйрин.

– Учитывая все, что с тобой произошло, нет. Но это не руки благородной сестрицы Грехем, – он на миг сжал ее руку в своей, прежде чем предложить ей взять его под руку и пройти на суд­но. – Нил взял на себя обязанность заказать тебе все необхо­димое для начала весенней посевной. Он также решил снабдить вас основными продуктами питания – крупами, мукой, саха­ром и так далее.

– Какая-то странная эта его идея с продуктами, – рассме­ялась она, наткнувшись на несколько ящиков с вином и клуб­ничным вареньем.

– Он просто хочет тебе помочь. Он ведь не может знать, как обстоят здесь дела на самом деле.

Она нахмурилась, разглядывая большой контейнер наверху.

– Что ж, зато у нас есть много кофе, значит, не все так ужасно.

– Нил предупредил, что, если мы пойдем ко дну, это самое главное, что я должен спасти, – пошутил он.

– Это очень мило с его стороны. Он знает, во что я превра­щаюсь, если не выпью хотя бы три чашки кофе в день.

Мюйрин снова засмеялась. Она носилась по палубе со своим старым школьным товарищем, гоняясь за канистрой, которую он раскачивал как раз на расстоянии ее вытянутой руки.

Как раз в этот момент Локлейн вошел на палубу, и она пред­ставила его своему кузену. Она заметила, что Локлейн выглядит особенно угрюмо и разглядывает ее высокого, симпатичного, молодого кареглазого двоюродного брата с долей подозритель­ности.

– Посмотрите, что прислал Нил на мою часть денег. Локлейн смотрел на кофе и варенье и на ее кузена Майкла, такого учтивого и утонченного, в дорогой одежде, и почувство­вал, что Мюйрин вдруг начала ускользать от него.

– Как мило, – уклончиво ответил он.

– Что ж, играя в прятки, работу не сделаешь. Локлейн, по­зовите мужчин, чтобы они перегнали животных в наши загоны, а потом мы подготовим к погрузке лесоматериал. – Она по­вернулась к Майклу: – Как долго ты можешь здесь побыть?

– Боюсь, нам надо будет отправляться уже в конце дня. Это одно из судов Филипа Бьюкенена. Нил смог нам его дать толь­ко потому, что его брат оставил их под его присмотром, пока сам в отъезде в Канаде. Мы бы приехали раньше, да суда были заняты – на них перевозили груз на Западные острова. Нам нужно вернуться, чтобы успеть в очередной рейс. Нил просил узнать, что тебе еще нужно, и мы тебе все привезем, когда при­плывем за очередной партией леса. Вот все документы на груз и бумаги с указанием стоимости акций. А вот оставшиеся день­ги, – он вручил ей небольшой кожаный кошелек. – Нил сказал, чтобы ты вела учет лесоматериала, который продаешь, в этой книге, чтобы все было честно и открыто.

Мюйрин открыла книги и какое-то время консультировала по ним Локлейна.

– Все это впечатляет, – заметил Локлейн, не в состоянии оторвать глаз от великолепного домашнего скота, который вы­гружали с корабля.

Жеребец Мюйрин, Бред, был вороной, и, наверное, это был самый большой конь, которого Локлейн видел за тридцать шесть лет своей жизни. Кобыла Мисти была удивительно похожа на жеребца, и Локлейн не удивился, узнав, что это арабские по­лукровки. Были среди них и обычные тягловые лошади, все подтянутые и чрезвычайно хорошо сложенные, с лоснящейся кожей, что свидетельствовало о тщательном уходе.

Коровы были в основном фрезианские, а также по паре симменталов и харолесских, овцы – все лестерские и шевиотские, даже пара коз и большие белкширские кабан и свинья.

Что же касается домашней птицы, она тоже была высочай­шего класса. Локлейн был уверен, что в поместье сразу же удво­ится количество яиц.

– Вы проследите, чтобы обеспечить этим животным хоро­шие места, пока я займусь лесоматериалом? – спросила у Ло­клейна Мюйрин.

– Конечно. Патрик, помогите миссис Колдвелл разобраться с лесоматериалом. А я пойду к конюшням.

Локлейн старался подавить в себе ощущение, будто его оста­вили без внимания, но был расстроен. А что если Майкл убедит Мюйрин вернуться с ним в Шотландию, сдав все дела управля­ющему? У него защемило в груди и перехватило дыхание. Он понимал, что неправ, но ничего не мог с собой поделать. Они с Мюйрин работали бок о бок и днем, и ночью с тех пор как встретились в Дублине. Чем больше он узнавал ее, тем сильнее чувствовал, как страстно желает ощутить хотя бы легкое при­косновение ее руки или поймать взгляд ее аметистовых глаз.

Он давно перестал думать о Таре, разве что иногда с грустью думал о том, как непостоянно большинство женщин. Ведь и Мюйрин может оказаться такой же. Но пока он не мог найти в ней ни единого недостатка, и их взаимное влечение росло, с каждой минутой.

Когда всех животных благополучно разместили в загоны, Локлейн пошел к пристани, чтобы помочь проследить за погруз­кой леса.

Он подошел к Мюйрин и обнял ее за плечи. – Почему бы вам не пойти в дом, чтобы немного согреться? Мюйрин улыбнулась ему и почувствовала удивительное спокойствие и комфорт оттого, что он стоял рядом с ней, высокий и широкоплечий. Она вдохнула его мужской мускатный аромат, и ноги ее чуть не подкосились. Неконтролируемой волной на нее нахлынуло желание, когда она вдруг вспомнила их поцелуй в постели в Вирджинии в то роковое утро, когда она только похоронила Августина и поклялась начать новую жизнь. И вот теперь, спустя месяц или чуть больше, она стояла рядом с этим загадочным мужчиной, который прошел вместе с ней каждый сантиметр этого пути, где-то споря и возражая, но помогая и подбадривая. Он поддерживал каждую ее идею, даже когда ей казалось, что он сомневается в ее замыслах. Какая-то частица ее души тосковала по старой благополучной жизни в Финтри, по красивому, комфортабельному дому, где она выросла. Но другая ее половина подсказывала ей, что, хоть это и трудный путь, она движется в правильном направлении. Разве ей может не повезти, если рядом Локлейн? Однако жизнь не должна ограничиваться лишь тяжелым тру – дом, ведь так? Должно же оставаться время и для любви. Мюйрин слегка напряглась, когда это слово всплыло у нее в голове. Она серьезно задумалась над ним в контексте своих отношений с Локлейном и решила, что, в конце концов, не так уж странно это слово напомнило о себе. Что для нее означало замужество? Ее идеалом были отношения на равных, партнерство, настоящая близость и тепло, разделенные с любимым.

Она достаточно насмотрелась неудачных браков, да и сама приобрела хоть короткий, но ужасный опыт такого замужества, чтобы осознать: ей нужно что-то иное, не то, что у ее родителей или у Элис с Нилом. Элис с восторгом рассказывала Мюйрин, какие невероятные вещи она должна выделывать на брачном ложе. Мюйрин снова вздрогнула, отчего Локлейн покрепче сжал ее руку и предложил свой пиджак.

– Нет, спасибо, я в порядке. Просто мурашки пробежали, – быстро сказала она.

Она попыталась отвлечься от этих мыслей и ринулась по­могать в переноске особо неподатливого бревна, которое вдруг разломилось пополам и с хрустом упало ей на руку. Она под­хватила его и вскрикнула от боли, Локлейн мгновенно под­бежал к ней.

– Дайте-ка я взгляну! – скомандовал он, взяв ее руку и мяг­ко разгибая ее локоть. – У вас тут приличный ушиб, но, думаю, перелома нет.

– Все будет нормально. От такой ерунды у меня следов не остается, – легкомысленно отозвалась Мюйрин.

Локлейн недоуменно нахмурился. Когда он впервые ее встре­тил…

Мюйрин же охватила вспышка ярости, и она гордо проше­ствовала в дом.

– Идемте, поедите чего-нибудь горячего и выпьете, пока совсем здесь не окоченели, Майкл, – бросила она через пле­чо. – И ты, и вся твоя команда.

– Мы подойдем через пару минут, – крикнул ей Майкл.

– Патрик присмотрит за лодкой, чтобы она не уплыла без вас.

Локлейн отметил ее напряженность. Беспокоясь, что она сно­ва переутомляется от работы, он решил, что ей нужно хорощр выспаться хотя бы еще одну ночь, и начал придумывать, как бы вечером снова подсыпать порошок ей в кофе. Если он принесет ей чашечку кофе в кабинет, это будет хорошим поводом остаться с ней наедине.

Команда «Андромеды» и рабочие Барнакиллы вместе тесни­лись на лавках, дружески болтая и поедая сытную мясную по­хлебку с клецками. Закончив обед, Майкл попросил провести для него малень­кую экскурсию по дому и поместью. Когда по ее окончании они вернулись в кухню, чтобы погреться, он сказал:

– – Конечно, ты не должна заниматься такой работой, кузина. Но в то же время я понимаю, ты не можешь сдаться. Ты, на­верное, наслаждаешься каждой минутой, проведенной здесь, даже если тебе приходится все время что-то чистить, мыть и ве­сти такой образ жизни, как будто ты разбила лагерь под от­крытым небом.

– Конечно, это не слишком весело, – согласилась Мюйрин. – Но сейчас, после того, что ты мне столько привез, да еще с помощью Нила, я уже верю в успех. Единственное, что меня беспокоит, – это деньги, которые мы должны банку, а сумма эта немалая. Правда, они согласились ничего не пред­принимать, пока не закончится рассмотрение дела против бух­галтера и юриста. Но все же, если мне не повезет, нам все еще придется нелегко.

– Нил говорит, что купит столько леса, сколько вы можете ему поставить, а Филип, я убежден, не будет возражать против пары рейсов в месяц. Так что мы будем видеться довольно часто.

– Ты хочешь сказать, что так вы все сможете меня подстра­ховать, – отрезала Мюйрин.

– Нет, что ты, – возразил он. – Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы сомневаться в тебе. Я уверен, в конце концов ты убедишься в том, что Локлейн прекрасный человек. Он мне очень нравится.

– Я рада. Он действительно прекрасный человек, – тепло сказала Мюйрин. – Передай от меня горячий привет своим родителям и братьям, и, конечно, Нилу и моим родителям. Я буду очень признательна, если тебе удастся разубедить моих роди­телей ехать сюда.

– Я понимаю, Мюйрин. Не бойся, я представлю все в самом лучшем свете.

– Но не переусердствуй. Если мне придется продать помес­тье в случае отказа банка, они точно узнают, какие мы ужасные вруны – ты, я и Нил.

– У тебя все получится. На что хочешь спорю.

– У меня нет денег, и ставок я не делаю, – резко ответи­ла она.

– Тогда спорю на твой поцелуй, – пошутил Майкл.

– Чтобы я тебя поцеловала, вовсе не обязательно спорить, – рассмеялась Мюйрин и поцеловала двоюродного брата в щеку.

– Береги себя.

– Конечно, ты тоже.

Она проводила его до пристани и смотрела, как отчаливает корабль. Размышляя, почему ей так одиноко, она махала рукой вслед уплывающей «Андромеде», пока та не превратилась в кро­шечную точку на горизонте, а потом и вовсе скрылась из виду на тусклом сумеречном свете.