После четырех дней и ночей, проведенных на пляже в Россноулаге, Мюйрин чувствовала себя прекрасно, но казалось, что они пролетели как один миг. Слишком уж скоро пришло время возвращаться в Барнакиллу с повозками, нагруженными таким ценным для них грузом.
Собирать деревянные обломки и морские водоросли – это, конечно, тяжелый труд, но, поработав у моря и подышав свежим воздухом, питаясь щедрыми дарами моря, Мюйрин, по крайней мере, приобрела здоровый румянец. На свежем воздухе она спала крепче, чем обычно, и Локлейн с удовольствием отметил, что она избавилась от своих кошмаров.
Мюйрин стояла у кромки воды, прибой лизал ее пятки, а она смотрела, как волны закручиваются в барашки.
– Ты же знаешь, мы всегда сможем сюда вернуться, – с нежностью произнес Локлейн, подошедший сзади, и обнял ее, защищая от пронизывающего ветра своим теплым, сильным телом.
– Знаю. Просто грустно, что все это закончилось, – вздохнула она. – Тэйджу понравился пляж, и было так весело купаться, играть в дюнах и спать под открытым небом, не правда ли?
– Для тебя, может, и да. Ты могла бы учить плавать русалку.
– У тебя получается все лучше и лучше, – откровенно сказала она. – Мы можем продолжить уроки, когда вернемся в Барнакиллу. Но, знаешь, Локлейн, я тут думала…
Локлейн сразу сник. Он заранее знал, что она скажет. Она уходит от него.
Голос его болезненно сорвался, когда он спросил: – Думала о чем, дорогая? – Да вот дела у нас идут неплохо, но, думаю, мне стоит съездить в Дублин, разузнать про этот дом у парка святого Стивена. Сердце заколотилось у него в груди. Она возвращается в город. А потом и в Шотландию.
– Ты хочешь, чтобы я поехал с тобой? – осмелился спросить он, хотя был уверен в ее ответе. Нет. Она не хочет. Больше не хочет его.
– Нет, ведь меня некоторое время не будет, а нужно проконсультироваться с Энтони Лоури по поводу документов, да и другие дела…
– Понятно, – коротко ответил он. Он не мог выслушивать оправдания. Не теперь, не после тех превосходных четырех дней. Это казалось даже более жестоким предательством, чем то, что сделала Тара. – Где ты остановишься?
– Энтони любезно предложил мне поселиться в его доме на Харкорт-стрит.
Локлейн нахмурился. – Он женат?
– Он обручен и собирается жениться. Все вполне пристойно. У него есть домоправительница, которая следит за его домом, так что с нами там будет пожилая женщина.
– Ясно. Похоже, ты четко все обдумала. Наверное, заранее спланировала поездку.
– Не совсем, – возразила она, удивляясь, почему у него вдруг испортилось настроение и он вроде обиделся.
Локлейн громко сглотнул.
– И когда ты уезжаешь?
– Довольно скоро. Думаю, в конце месяца.
– После дня рождения? – спросил Локлейн, позволив забрезжить надежде. Возможно, если бы у него было больше времени, ему удалось бы убедить ее остаться…
– Да, после дня рождения.
– Ты же должна организовать майский праздник. А там приближается и стрижка овец, – напомнил он, стараясь придумать любые причины, чтобы задержать ее подольше.
– Да, конечно, – улыбнулась Мюйрин. Ей и самой не очень-то хотелось уезжать, к тому же она терпеть не могла оставлять незаконченными дела. – Нет никакой, спешки. До середины мая времени как раз хватит, правда?
– Да, я думаю, – ответил он, крепко обнимая ее, довольный тем, что и она не видит больше его расстроенной физиономии. Затем он отпустил ее и взял за руку. – Идем, дорогая. Варнакилла зовет.
Она окинула берег прощальным взглядом и позволила увести себя прочь.
Он усадил ее на сиденье рядом с Патриком и подстегнул коня, разворачивая повозку и направляя ее к дому.
Десять дней спустя Мюйрин торжественно отмечала свой день рождения. Она надела свое любимое черное платье в шотландскую клетку и повязала старую красную ленту для волос вокруг шеи Тэйджа, чтобы напомнить всем, что он – подарок. Локлейн разбудил ее рано утром, чтобы покататься на лошадях, что она редко теперь себе позволяла, и восхитился ее искусством верховой езды.
Когда они возвратились, он выложил перед ней бекон, яйца и колбасу на завтрак и заставил хорошо поесть. Пока она ела, ей принесли десятки букетов цветов и от самых близких друзей несколько подарков, выполненных своими руками, такие как вышитые носовые платки и новый фартук с ее инициалами. Затем он повел ее на прогулку, обнимал и целовал, наслаждаясь возможностью хоть на какое-то время скрыться от своей бдительной сестры. Похоже, только у нее одной не было праздничного настроения. Он не понимал, почему она всегда с таким осуждением смотрит на них. Но никому не удастся испортить праздник Мюйрин, если он этого не позволит. Он даже достал маленькую гребную шлюпку и повез Мюйрин на маленький островок на озере.
— Надо было устроить пикник, – сказала она, медленно водя рукой по воде, пока он сидел на веслах.
– Хорошая идея, реализуем в следующий раз. Но, боюсь, тебя ждет сюрприз, когда ты вернешься в дом. Хотя пикник можно устроить и не только в день рождения, правда?
– Тогда поскорее, пожалуйста. Ведь так трудно выкроить свободное время.
Он натянуто улыбнулся:
– Если это так важно, дорогая, стоит просто назначить время…
После обеда Присцилла Стивене организовала в кухне небольшой праздник для Мюйрин. Договорились, что он уведет ее куда-нибудь, чтобы в это время можно было все приготовить. Поскольку это был замечательный весенний день, кухонные лавки вынесли на улицу и приготовили разные блюда, мясные пирожки и пирожные, которые испекли Брона и Шерон. Присцилла принесла торт, немного вина, пива и виски, свежевыпеченные лепешки и клубничное варенье для рабочих. Все с удовольствием попробовали угощение и пожелали своей новой землевладелице всего самого лучшего.
Мюйрин, розовая от смущения, поблагодарила Присциллу за внимание:
– Так мило с вашей стороны, что вы сделали все это для меня.
– Это меньшее, что я могу для вас сделать. Вы этого заслуживаете, ведь вы далеко от своего дома, а столько сделали для всех этих людей, – смущенно отвечала Присцилла.
Она безуспешно пыталась утихомирить двух своих сыновей, которые настойчиво тянули Мюйрин за руки, умоляя показать им лошадок и овечек.
– Не стоило, право же. Потому что я и есть дома, – сказала она, выходя под яркие лучи солнца, чтобы показать мальчикам поместье.
Она познакомила мальчиков Стивенсов с их ровесниками в поместье, и дети вместе весело играли в жмурки в поле, устраивали шуточные гонки, придумывали и другие забавы. Кое-кто из рабочих вынес музыкальные инструменты, и начались песни и танцы.
Поскольку следующий день был первое мая, а после такого угощения настроение у всех было приподнятое, Мюйрин объявила для всех работников выходной на полдня в свой день рождения и на весь следующий день.
– Это то немногое, что мы можем сделать для них за то, что они добросовестно помогали мне во всем, – сказала она Локлейну, когда они стояли на лужайке за домом и смотрели, как женщины танцуют шотландский рил.
– Они были счастливы тебе помочь. Ведь теперь ты земле – владелец, да еще самый лучший, какого я знаю, – искренне сказал он.
Она рассмеялась.
– Ну, я определенно не могла сделать хуже, чем некоторые, кого мы можем вспомнить.
– Намного лучше. Большинство землевладельцев безжалостны. А ты дала этим людям дом. Ты обучила их, ты в них поверила. Они никогда этого не забудут, Мюйрин!
– Но я не вполне уверена, что не безжалостна, Локлейн. – она улыбнулась ему, хотя выражение ее глаз было совсем не радостным. – Барнакилла теперь мой родной дом, который я собственными руками превратила в нечто красивое и стоящее. И поскольку я сделала это сама, то должна улучшать его с каждым днем. Я буду бороться до последнего, если понадобится, я сделаю все, чтобы сохранить его, – заверила она.
Локлейн лишь пожал плечами и молил Бога, чтобы ей никогда не пришлось выкладываться из последних сил.
Он попытался взбодриться, предложив ей взять его под руку и закружив в танце, отмечая, как она легка и грациозна. Он подумал, что радость его была чуточку неестественной, хотя в глубине души признавал, что она права. Все идет хорошо, но должно быть еще лучше, чтобы все ее планы и начинания свершились в полной мере.
Когда они наконец остались вечером одни, Локлейн преподнес ей подарок, который изготовил специально для нее, – маленькую резную шкатулку, инкрустированную шпоном. На шкатулке были изображены фонтан и цапля, сделанные с помощью инкрустации и латуни.
– О Локлейн, она просто совершенна, – у нее захватило дух, а на глазах выступили слезы. – Никогда в жизни не видела ничего прекраснее. Похоже на водопад в Гленкаре. Не то чтобы мне нужно напоминание о нем, но теперь я смогу сохранить дорогие воспоминания навсегда.
– Я рад, что тебе понравилось, – пробормотал Локлейн, целуя ее в лоб.
– Только жаль, что у меня нет ничего ценного, чтобы положить в нее, – вздохнула она.
Локлейн молча смотрел в пол. Он распекал себя за то, что был таким идиотом. Подарок будет только напоминать ей о том, что она потеряла.
– Не стоило так беспокоиться. Тэйдж был прекрасным подарком, и, конечно же, кофе, – она поцеловала его в губы.
– У меня для тебя еще один подарок, – с улыбкой сказал он.
– Да, и где же он может быть? – поддразнила она, лукаво протягивая руки к его карманам.
– Ну, тогда будет два подарка, – все с той же улыбкой ответил он, – но сначала ты должна принять первый, прежде чем получишь второй.
В этот момент в дверь постучали, и Брона с Шерон внесли одну из больших ванн, а другие женщины из кухни – чайники с кипящей водой.
– Личное купание? – воскликнула она. – Нет, право же, это уже слишком.
– Ничуть, – убедила ее Шерон. – С днем рождения, Мюйрин, и всех благ. Наслаждайтесь ванной, ведь вам не придется принимать ее в старой кухне, где вечные сквозняки и десятки женщин кричат, что подошла их очередь.
– О Локлейн, как мило, что ты об этом позаботился, – сказала она, потянувшись к нему, чтобы поцеловать в щеку, когда они снова остались одни. – Ты примешь ее со мной?
– Конечно. Ты даже можешь искупать этого зловонного зверя, раз уж у тебя есть такая возможность, – засмеялся Локлейн, глядя на Тэйджа, который в недоумении переводил взгляд своих больших карих глаз с одного на другого, размышляя, что за интересное деяние он сотворил на сей раз, чем так угодил своим хозяину и хозяйке.
Локлейна привлекла идея забраться в большую ванну вместе с Мюйрин, но он хотел, чтобы она сама насладилась этим удовольствием как можно больше. Сдерживая страстное желание, Локлейн читал Мюйрин стихи из сборника эпохи Возрождения, который она нашла в библиотеке и прихватила с собой, а она тем временем отмокала в ванне, пока кожа ее не покрылась пупырышками.
Мюйрин с удовольствием обнаружила, что их вкусы совпадали, и они живо обсуждали своих любимых авторов, пока она сидела, расслабленно откинувшись в ванне.
Наконец он встал со стула и потянулся за кувшином на маленьком столике у кровати. Он налил в него немного горячей и холодной воды и попросил наклониться, пока он вымоет ей голову.
– Мне всегда было интересно это почувствовать, – нежно сказал он, массируя ее голову медленными, чувственными движениями своих сильных пальцев. Затем предложил: – Сядь.
Его мыльные руки продолжали двигаться вверх и вниз по ее спине, пока она не вздохнула с безудержной страстью. Она буквально чувствовала, как у нее закипает кровь, и от каждого его прикосновения, от каждого поцелуя готова была взлететь. Он тщательно промыл ее волосы, убедившись, что мыло не попало ей в глаза, и по-турецки обмотал полотенцем ее голову.
С дрожащими коленками Мюйрин еще раз ополоснула себя и вылезла из ванны. Она надела платье и добавила в ванну горячей воды.
– Теперь твоя очередь, – сказала она с блеском в аметистовых глазах.
Она намылила его голову и спину, пытаясь повторить то, что делал он, но Локлейн запротестовал:
– Сегодня же твой день рождения. Не стоит так суетиться.
– Нет, стоит. Ты заслуживаешь, чтобы тебя баловали и сейчас, и потом, – прошептала она на ухо, промывая его волосы и начиная натирать ему спину и грудь.
Ее руки погружались в ванну все глубже, дерзко лаская его, пока он не почувствовал, что теряет самообладание.
– Любовь моя, это чудесно, честное слово, но мне хочется, чтобы у тебя была особенная ночь. А этого не получится, если ты сейчас же не остановишься, – смущенно сказал он, упорно сопротивляясь ей.
Мюйрин одарила его продолжительным поцелуем в губы.
– У меня уже был прекрасный день и прекрасная ночь. Каждая ночь с тобой прекрасна. Тебе следовало бы это знать.
И снова Локлейн, поднимаясь в ванне, когда она подошла, чтобы вытереть его досуха, подумал вдруг, не распутна ли она по натуре. Она за руку отвела его в постель, призывно похлопала его и слегка отодвинулась, чтобы снять халат и повесить его на спинку стула. Он потянулся было, чтобы задуть свечи, но она попросила:
– Нет, я хочу тебя видеть, я хочу попробовать тебя.
Локлейн был слегка шокирован, но скоро погрузился в водоворот собственных желаний, пока Мюйрин повела его по тропинкам, которых они не изведали раньше. Он боролся, чтобы ответить ей поцелуем на поцелуй, лаской на ласку, и каждое прикосновение руки, губ и языка увеличивало его желание так, что его начало лихорадить, пока наконец они не слились в единое целое.
Взаимный всепоглощающий экстаз потряс обоих до глубины их сущности. Они утомленно откинулись на спину и лежали, пока прохладный весенний воздух охлаждал их обнаженные тела. Мюйрин наконец вытянулась, чтобы подтянуть одеяла к их раскаленным телам, и прижала его, так что его голова оказалась у нее на груди.
– Спасибо за сегодня и за вечер. Это было превосходно, – сказала она, нежно поглаживая его густые темные волосы и убирая их с его брови.
Локлейн чувствовал, что погружается в глубокий сон.
– Для меня это тоже было чудесно.
– Я люблю тебя, Локлейн, – мягко сказала Мюйрин.
Однако Локлейн так и не услышал этих слов, о которых мечтал с того самого дня, как впервые ее встретил. Он уже видел десятый сон в ее теплых объятиях.
Стрижка овец началась второго мая, и это оказался каторжный труд для многих, для кого он был в новинку. Мюйрин и Локлейн работали бок о бок, и он начал думать, что она изменила свое решение уезжать.
Но через три дня после окончания стрижки он уже ехал с ней на повозке в Эннискиллен, где она должна была пересесть на коляску до Дублина.
– У тебя есть все необходимое? – тихо спросил он.
– Да, а тебе придется присмотреть за Тэйджем, пока меня не будет. Я буду скучать по этому песику.
– А он по тебе. Мы все будем скучать, – сказал он, выдавив из себя улыбку, хотя глаза его остались серьезными.
Мюйрин нежно погладила его по щеке.
– Со мной все будет в порядке. Не волнуйся так.
– Я знаю. Просто думаю, может быть, стоило поехать с тобой, проследить, чтобы все было хорошо, – сказал он, нервно кусая губы. Он пытался заглушить внутренний голос, подсказывающий ему, что он больше никогда не будет близок с ней. Прошлой ночью он любил ее так страстно, так отчаянно. А сейчас пытался отделаться от назойливой мысли, что никогда больше не увидит ее.
– Нет, Локлейн, в самом деле. Энтони Лоури будет следить за соблюдением всех моих деловых интересов в Дублине. И мне нужно, чтобы то же самое ты делал для меня здесь. Я приеду так скоро, как только смогу, обещаю, – она крепко сжала его руки.
– Я буду считать дни. до твоего возвращения. Ты будешь писать мне?
– Конечно, – в сотый раз обещала она.
Он помог ей подняться в коляску, укутал ее ноги дорожными пледами, так, словно она была самым драгоценным сокровищем. Он крепко сжал ее руку, лежавшую на выступе дверцы, в порыве вскочил на ступеньку и поцеловал ее на прощание через открытое окошко.
Мюйрин зарделась, хотя была почти уверена, что никто ничего не заметил.
– До свидания! До скорой встречи! – крикнула она.
Коляска отъехала.
Он подчеркнуто радостно махал рукой, пока она не скрылась из виду, и нервно вздохнул. Локлейн спрашивал себя, как он будет жить, если рядом больше не будет ее. Он знал, что будет считать часы до того момента, когда она снова вернется в его объятия.
Если вернется.